АННОТАЦИЯ

Элифас Леви (Альфонс Луи Констант, 1810 1875) несостоявшийся католический священник, некогда фанатичный сектант, затем разочаровавшийся революционер, наконец, трезвомыслящий писатель-оккультист, снискавший себе на этом поприще мировую известность, благодаря своим знаниям, опыту и писательскому таланту. «Ключ к великим тайнам» третья и, пожалуй, главная книга среди его работ по Высшей Магии, которая обобщает и завершает две предыдущие книги его Трилогии, каковыми являются «Догмат и ритуал высшей магии» и «История магии». Эти две книги известны русскоязычному читателю, но их переводы выполнены столь скверно, что едва ли по ним можно составить правильное представление о той Высшей Магии, которой учил Элифас. Перевод настоящей книги, за которым вскоре последуют и остальные, призван исправить эту ситуацию.

Абсолютный ключ к оккультным наукам, данный Гийомом Постелем и завершённый Элифасом Леви

ПРЕДИСЛОВИЕ ПЕРЕВОДЧИКА

Предлагаемый русскому читателю перевод третьей книги одного из самых выдающихся писателей-оккультистов XIX века, Элифаса Леви, в рождении Альфонса Луи Константа, оказавшего неизгладимое влияние на всю дальнейшую оккультную жизнь Франции, да и всей Западной Европы, является первым в моём замысле перевести все сочинения Элифаса. Настоящая книга, согласно словам автора «завершает и объясняет» две предыдущие его книги по магии, а именно «Догмат и ритуал высшей магии» и «История магии». Эти две книги уже издавались на русском языке и именно с них я начал своё знакомство с оккультизмом. Тогда эти книги произвели на меня смешанное впечатление, так как среди вполне ясно изложенных идей содержались такие фрагменты текста, а часто и целые главы, осмыслить которые было невозможно. Причина этого выяснилась спустя некоторое время, когда я, улучшая свой французский чтением разнообразной литературы, решил почитать и Элифаса Леви. Уже с первых страниц стало ясно, что переводчик совсем не заботился о точности перевода, передавая одни и те же термины различными русскими словами, сокращая предложения, опуская предложения, а часто и целые абзацы, и даже страницы. Иногда абсурдность перевода вызывала смех; например, когда «жрица Юнона» переведена «папой Иоанном» или, приводится цитата из Библии, которую переводчик переводит своими словами, и вместо «сказано в книге Иова» пишет «говорится в книге Трудов». Но что по-настоящему меня удивило, так это явное искажение смысла. Чтобы не быть голословным приведу несколько выдержек.

Из книги «Ритуал трансцендентальной магии» (Dogme et rituel de la haute magie, t.2):

как есть	как должно быть
…следуют двое маленьких детей с улыбками на устах — воплощение жизненной силы, разума и любви наступающего столетия, двойственный гений обновленного человечества.	…следуют двое маленьких детей, излучающих радость и жизнь, это ведение и любовь грядущего века, двуликий дух нарождающегося нового человечества.
…еврейская буква Бет и латинская Б, по мнению папы Иоанна, …	…еврейская буква Бет и латинская В, соответствующая жрице, или Юноне [карте Таро],…
Для того чтобы ослабить активность разума, необходимо пропорционально увеличить силу неразумной страсти.	Насколько ослабляется ум, настолько же усиливаются безумные страсти.
…прекрасное доказательство того, какое воздействие воля и воображение одного человека могут оказать на волю и воображение другого, и доказательством странных способностей сомнамбул и людей, впавших в состояние экстаза, которые, не понимая обращенных к ним слов, все же понимают 0 чем идет речь.	…доказывает лучше любых слов то всемогущество действующих друг на друга воли и воображения и то странное ясновидение экстатичных и сомнамбул, при котором они понимают речь, читая её по мыслям, а не по словам языка, которого они не знают.

Из книги «Великий аркан или разоблачённый оккультизм» (Le grand arcane ou occultisme dévoilé):

Страдание это зло. Страдание это следствие и почти всегда, орудие зла.	Страдание это не зло, это следствие зла и почти всегда лекарство от него.
…догму, которую им представляют в абсурдной форме, то, что им нравится, они понимают в еще более абсурдном виде…	…догмат, который им преподносят в абсурдном виде, чтобы угодить им, они всегда понимают ещё более абсурдным образом…

К ущербности существующих переводов добавляется ещё и то, что 10 15% текста оригинала в них вообще отсутствует. Всё это вместе не позволяет следить за мыслью автора. То и дело возникает впечатление недоговорок, противоречий, косноязычия, тогда как на самом деле книги Элифаса Леви своим красноречием и доходчивостью изложения затмевают книги всех остальных, известных мне французских оккультных писателей. Так что не удивительно, что труды Элифаса Леви не вызвали к себе должного внимания русскоязычных читателей. Надеюсь, что настоящий перевод, который я старался делать дословным везде, где позволял русский язык, и последующие, которые я намерен сделать, исправят это положение.

И.Х.

ПРЕДИСЛОВИЕ

Тайна будоражит умы. Тайна это бездна, непрестанно притягивающая наше неугомонное любопытство своими неизведанными глубинами.

Величайшая тайна бесконечности это существование Того, единственно для Кого нет ничего тайного.

Вмещающий в себя бесконечность, которая в принципе невмещаема, Он сам оказывается бесконечной и никогда не постижимой тайной; иначе говоря, Он и есть тот абсурд, в который верил Тертуллиан[1].

Неизбежно абсурдный, ибо разум навсегда должен отказаться Его постичь; неизбежно веруемый, ибо наука и разум, будучи не в состоянии доказать, что Его нет, обречены верить, что Он есть, и слепо Ему поклоняться.

Вот почему этот абсурд является бесконечным источником разума, вечно исходящим светом из вечной тьмы; наука, эта вавилонская башня ума, может извиваться и прирастать своими витками, всегда поднимаясь; она сможет расшатать землю, но она никогда не коснётся неба.

Бог это то, для познания чего надо учиться всегда. Следовательно, это то, чего мы не познаем никогда.

Итак, область тайны это поле, всегда открытое для завоеваний ума. По нему можно смело шагать, протяженность его никогда не уменьшиться, лишь отодвинутся горизонты. Знать всё несбыточная мечта, но горе тому, кто не решается познать всё и тому, кто не знает, что для того чтобы знать хоть что-нибудь, надо быть готовым учиться всегда!

Говорят, для того чтобы что-нибудь хорошо выучить, надо это несколько раз забыть. Мир следует этому правилу. Всё, над чем думают в наши дни, уже было решено древними; предшествующие нашим историческим летописям, их решения, записанные иероглифами, больше не несут для нас смысла; один человек нашёл к ним ключ, он вскрыл некрополь древней науки, и дал в своё время всему миру забытые теоремы, простые и величественные как сама природа обобщения, всегда исходящие из единицы и умножающиеся как числа в таких точных пропорциях, что известное открывает и доказывает неизвестное. Усвоить эту науку это увидеть Бога. Автор настоящей книги, завершая свой труд, надеется, что доказал это.

Но когда вы увидите Бога, жрец скажет вам: «Обернись!», и в тени, что вы отбрасываете в присутствии этого солнца умов, вам покажется дьявол чёрный призрак, которого вы будете видеть, когда не будете смотреть на Бога; и тогда вам покажется, что вы заелонили своей тенью всё небо, ибо поднимающиеся испарения земли, кажется, увеличивают её.

Согласовать познание с откровением и разум с верой в области религии; показать абсолютные начала, которые примиряют все противоречия в философии; наконец, раскрыть универсальное равновесие природных сил такова тройная цель этого труда, который, поэтому, будет разделён на три части.

Итак, мы покажем истинную религию в таком свете, что каждый, верующий или нет, не сможет понять её неправильно, и это будет абсолютом в области религии. В философии мы установим незыблемые черты той ИСТИНЫ, которая, для науки, является РЕАЛЬНОСТЬЮ, для рассудка СМЫСЛОМ [разумом], для сердца-I—г О ПРАВДОЙ. Наконец, мы поведаем о тех законах природы, равновесие которой они поддерживают, и мы покажем насколько бесплодны домыслы нашего воображения перед плодородными реальностями движения и жизни. Итак, мы призываем великих поэтов будущего переделать божественную комедию[2], но не по человеческому воображению, а по божественной математике.

Тайны иных миров, скрытые силы, необычайные откровения, таинственные болезни, редкие способности, духи, привидения, магические парадоксы, герметические арканы мы обо всём расскажем и всё объясним. Но что же наделило нас таким могуществом? Мы и это не побоимся раскрыть нашим читателям.

Существует одна тайная и священная азбука, создание которой евреи приписывали Еноху, египтяне — Тоту или Гермесу [Меркурию] Трисмегисту, греки Кадму и Паламеду. Эта азбука, известная пифагорейцам, состоит из абсолютных идей, соотнесённых со знаками и числами, сочетаниями которых реализуется математическое мышление. Соломон представил эту азбуку в виде семидесяти двух имён, написанных на тридцати шести талисманах, и именно это посвящённые Востока ещё называют маленькими ключами или ключиками Соломона. Эти ключи описаны, а их употребление объяснено в одной книге, которую предание возводит к патриарху Аврааму; это Сефер-Иецира [книга творения], и с ведением Сефер-Иециры проникают в скрытый смысл книги Зогар великой догматической книги Каббалы евреев. Ключики Соломона, со временем забытые, говорят даже, потерянные, мы их отыскали и без труда отворили все врата древних святилищ, где, кажется, дремала абсолютная истина, вечно молодая и всегда прекрасная, как та принцесса из детской сказки, которая целый век ждала во сне своего жениха, который должен был её разбудить.

После нашей книги, всё ещё будут тайны, но выше и дальше в бесконечных глубинах. Это издание луч света, или безумие; мистификация, или памятник. Читайте, думайте и судите.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ТАЙНЫ РЕЛИГИИ.

РЕШАЕМЫЕ ВОПРОСЫ:

1.       Доказать, однозначно и абсолютно, существование Бога, и предложить такое понимание Его, которое бы удовлетворило каждого.

2.       Установить существование истинной религии таким образом, чтобы оно было неоспоримым.

3.       Указать на значение и на смысл всех тайн единой, истинной и универсальной религии.

4.       Обратить возражения философии за истинную религию.

5.       Обозначить границу между религией и суеверием, и обосновать чудеса и дива.

ПРЕДВАРИТЕЛЬНЫЕ РАССУЖДЕНИЯ

Когда граф Жозеф де Местр[3], этот великий страстный логик, сказал с отчаяньем: «Мир без религии», он уподобился тем, кто безрассудно говорят: «Нет Бога».

Мир, и в самом деле, без религии графа Жозефа Местра, так же как, вероятно, и Бога, как его понимают большинство атеистов, не существует.

Религия опирается на незыблемый и универсальный факт:религия неизбежно имеет абсолютный смысл. Сама природа освящает понятие, обозначаемое этим словом, и возводит его на высоту начала [принципа].

Потребность верить тесно связана с потребностью любить вот почему души имеют нужду разделять одни и те же надежды и одну и ту же любовь. Обособленные верования не что иное, как сомнения; узы взаимодоверия вот что делает религию[4], создавая веру.

Вера не изобретается, не навязывается, не учреждается посредством политического соглашения; она проявляется как и жизнь с какой-то неотвратимостью. Та же самая сила, которая управляет явлениями природы, простирает и ограничивает, вне всякого человеческого предвидения, сверхъестественную область веры. Откровения не измышляют, им подчиняются и в них верят. Напрасно ум протестует против тёмности догматов, ведь именно эти тёмности и влекут его к себе, и часто, даже самый непримиримый мыслитель стыдится принять на себя прозвище «человек без религии».

Религия занимает настолько важное место среди реалий жизни, что те, которые обходятся без религии (точнее, которые считают, что обходятся без неё), и представить себе даже не могут. Всё, что возвышает человека над животными, как то: любовь, самопожертвование, честь по своей сути является религиозными чувствами. Культ родины и семьи, святость присяги и памяти вот то, от чего человечество никогда не отречётся, если только оно полностью не деградирует; вот то, что не будет существовать без веры в нечто большее, чем бренная жизнь со всеми её злоключениями, её невежеством и её бедами.

Если бы результатом всех наших устремлений к вещам возвышенным, кажущихся нам вечными, была бы вечная погибель, то единственными нашими обязанностями были бы наслаждение настоящим, забвение прошлого и беспечность о будущем; и было бы совершенно справедливо сказать в один голос с одним известным софистом, что думающий человек это деградированное животное.

Итак, из всех страстей человека, религиозная страсть самая могучая и самая живучая. Она с равным фанатизмом порождается как через утверждение, так и через отрицание; одни с упорством утверждают бога, которого они создали по своему образу, другие с безрассудством его отрицают, как если бы они могли понять или разрушить одной только мыслью всю бесконечность, связанную с этим великим именем.

Философы не достаточно размышляли над физиологической стороной религии у человечества; религия, по сути, существует вне всяких догматических споров. Она одна из способностей души человека, как рассуждение или любовь. Пока будет человек, будет существовать и религия. С этой точки зрения, она не что иное, как потребность в абсолютном [бесконечном] идеализме; потребность, которая оправдывает все надежды на развитие, которая воодушевляет на самопожертвование, которая единственная не допускает добродетели и чести быть пустыми словами, служащими для обольщения слабых и простаков на выгоду сильных и хитрецов.

Именно этой врождённой потребности верить и можно дать имя природной [естественной] религии, а всё, что стремится уменьшить или ограничить порыв этой веры, находится, с точки зрения религии, в противостоянии с природой. Сущность религии тайна, ибо вера начинается с неизвестного, всё остальное она оставляет исследованиям науки. Сомнение же смертельно для веры; она чувствует, что вмешательство 60жественной сущности необходимо, чтобы заполнить пропасть, которая отделяет конечное от бесконечного, и она утверждает это вмешательство со всей ревностью своего сердца, со всей кротостью своего ума. Вне этого акта веры [т.е. утверждения божественного вмешательства], религиозная потребность не находит удовлетворения и сменяется скептицизмом и отчаяньем. Но чтобы этот акт веры не стал актом глупости, разум желает, чтобы он был управляемым и упорядоченным. Но чем? Наукой? Мы увидели, что наука здесь ничего не может. Светской властью? Но это абсурд. Жандармы будут надзирать над священниками!

Остаётся только духовная [моральная] власть, которая только одна может учредить догматы и установить порядок культа, на этот раз сообща со светской властью, но не по её приказам; одним словом, надо, чтобы вера доставляла религиозной потребности ощутимое, полное, постоянное, не вызывающее сомнений удовлетворение. Для этого нужно утверждение какого-нибудь абсолютного, неизменного догмата, хранимого уполномоченной иерархией. Нужен действенный культ, который, вместе с абсолютной верой, давал бы субстанциональное осуществление символам вероисповедания.

Религия, понимаемая таким образом, будучи единственной, удовлетворяющей естественную религиозную потребность, должна называться единственной истинно естественной. И мы приходим к такому двоякому определению: истинная естественная религия это религия откровения; истинная религия откровения это религия иерархическая и основанная на предании, которая утверждается абсолютно, несмотря на человеческие споры, через причастие к вере, надежде и любви.

Представляя духовную власть и осуществляя её через действенность своего служения, священничество свято и непогрешимо, тогда как человечество подвержено порокам и заблуждениям. Священник, действующий как священник, всегда является представителем Бога. Ошибки или даже преступления человека не в счёт. Когда Александр VI осуществлял рукоположение, это не отравитель налагал руки на епископов, но папа. Итак, папа Александр VI никогда ни искажал и ни подменял догматы, которые его осуждали; таинства, которые в его руках спасали других, не оправдывали его самого. Всегда и везде есть лжецы и преступники, но в иерархической и божественно уполномоченной Церкви никогда не было и никогда не будет ни плохих пап, ни плохих священников. Плохой и священник слова несовместимые.

Мы упомянули Александра VI и думаем, что этого имени будет достаточно, чтобы нам не противополагали другие напоминания, справедливо ненавистные. Великие преступники бесчестили себя вдвойне по причине священного сана, в который они были возведены; но не в их власти обесчестить этот сан, всегда остающийся лучезарным и сияющим над падшим человечеством.

Мы уже сказали, что нет религии без тайн; добавим, что нет и тайн без символов. Символ, являясь формулой или выражением тайны, выражает её неизведанную глубину не иначе как через парадоксальные образы, заимствованные у изведанного. Символическая форма, должная характеризовать то, что выше научного смысла, неизбежно должна находиться вне этого смысла вот откуда взялись те знаменитые и совершенно правильные слова одного из Отцов Церкви: credo quia absurdum [верую, ибо абсурдно].

Если наука утверждает то, чего не знает, она саморазрушается. Итак, наука не должна заниматься делами веры, равно как и вера не может принимать решения по вопросам науки. Любой постулат веры, которым наука имеет наглость заниматься, не может для неё не быть абсурдом, так же как и любой научный постулат, который предлагают нам в качестве предмета веры, будет абсурдом в области религии. Верить и знать это два понятия, которые никогда нельзя смешивать.

Их также нельзя и противопоставлять друг другу. В самом деле, невозможно верить в противоположное тому, что знаешь наверняка, просто потому что знаешь это, и равно невозможно узнать противоположное тому, во что веришь, тотчас же не перестав верить.

Отрицать или же оспаривать решения веры от имени науки это доказывать, что не понимаешь ни науки, ни веры; ведь тайна Бога в трёх лицах это не математическая задача; воплощение Слова это явление, не относящееся к медицине; искупление ускользает от критики историков. Наука совершенно неспособна решить такой вопрос: ошибочно или разумно верить или не верить в догмат; она может только констатировать результаты вероисповедания, и если вера явно делает людей лучшими, и если, к тому же, сама вера, как физиологическая потребность, является необходимостью и силою, то науке надлежало бы её принять и с нею считаться.

Теперь осмелимся утверждать, что существует нечто огромное, равно ценимое и верой и наукой, нечто, что делает Бога некоторым образом видимым на земле; нечто бесспорное и всем доступное; это нечто это проявление в мире, начиная с эпохи христианского откровения, духа, неизвестного древним; духа, явно божественного, более достоверного, чем наука в своих трудах, 60лее величественного идеала в своих надеждах, чем самая высокая поэзия; духа, для которого потребовалось создать новое имя, никогда раньше неслышимое в святилищах древнего мира. Итак, имя было создано, и мы докажем, что это имя как для науки, так и для веры является выражением абсолюта, и слово это ЛЮБОВЬ, а дух, о котором мы говорим, нарицается духом любви[5].

Перед любовью вера падает ниц, а побеждённая наука склоняется. Здесь явно есть нечто большее, чем просто человечность; любовь доказывает своими делами, что она не есть плод воображения. Она сильнее всех страстей; она торжествует над страданиями и смертью; она даёт понять Бога всем сердцам и, кажется, заполняет даже саму вечность через начатую реализацию своих законных надежд.

Какой Прудон осмелится богохульствовать перед живой и деятельной любовью? Какой Вольтер посмеет смеяться?

Свалите один на другой все софизмы Дидро, критические аргументы Штрауса[6], «Руины» Вольнея[7] (очень меткое название, ибо этот человек не мог делать ничего, кроме руин), богохульства той революции, чей голос уже один раз потонул в крови, а другой раз в презрительном молчании; прибавьте туда те ужасы и бредни, что готовит для нас будущее; затем пусть придёт самая смиренная и самая простая из всех сестёр милосердия и мир оставит все свои глупости, все свои преступления, все свои нездоровые бредни, чтобы склониться перед этой высшей реальностью.

Любовь! Вот божественное слово; единственное слово, которое позволяет понять Бога; слово, которое содержит в себе всё откровение целиком! Дух любви, союз двух слов, вот всё решение и весь ответ! В самом деле, на какой вопрос не могут ответить эти два слова?

Что такое для нас Бог, если не дух любви? Что такое православие? Не дух ли это любви, который не спорит о вере, чтобы не пошатнуть доверие малых, и чтобы не нарушить мира причастия? Итак, является ли вселенекая Церковь чем-то иным, чем причастием в духе любви? Именно благодаря духу любви Церковь является непогрешимой. Именно дух любви является божественной добродетелью священства.

Обязанность человека, гарантия его прав, свидетельство его бессмертия, вечность блаженства, начатого для него на земле, славный конец его существования, результат и орудие его усилий, совершенствование его личной, светской и религиозной нравственности дух любви включает в себя всё, прилагается ко всему, может на всё надеяться, за всё взяться и всё исполнить.

Это духом любви Иисус, умирая на кресте, дал своей матери сына в лице святого Иоанна и, торжествуя над муками ужасной казни, испустил вопль избавления и спасения, возгласив: «Отче! в руки Твои предаю дух Мой».

Это любовью двенадцать мастеров из Галилеи завоевали мир; они любили истину больше жизни, и они сами ходили её проповедовать народам и царям; пройдя испытание пытками, они остались верными. Они многим показали бессмертие, живущее в их смерти, и они окропили землю кровью, тепло которой не остынет, ибо все они пылали жаром любви.

Это духом любви апостолы учредили их символ. Они сказали, что лучше верить совместно, чем сомневаться по отдельности; они основали иерархию на послушании, ставшим таким благородным, и таким величественным благодаря духу любви, и сказали, что так прислуживать это властвовать; они сформулировали веру всех и надежду всех, и заключили этот символ под стражу любви всех. Горе эгоисту, который присваивает себе лишь одно слово из этого наследия Слова, ибо это богоубийца, который хочет расчленить тело Господа.

Этот символ это святой ковчег любви, кто коснётся его умрёт смертью вечной, ибо от него отвернётся любовь. Это священное наследство наших детей, это цена крови наших отцов!

Это любовью мученики умиротворялись в темницах цезарей и обращали в свою веру своих тюремщиков и палачей.

Это во имя любви св. Мартин Турский возражал против казни присциллиан и отделился от причастия с тираном, который хотел насадить веру мечом.

Это любовью столькие святые дали утешение миру преступлений, совершённых во имя самой религии!

Это любовью святой Винсент де Поль и Фенелон заставили себе поклоняться века, даже самые безбожные, и заранее ниспровергли смех детей Вольтера перед внушительной серьезностью своих добродетелей.

И наконец, благодаря любви, безумие креста стало мудростью народов, поскольку все благородные сердца понимают, что гораздо лучше верить с теми, кто любит и жертвует собой, чем сомневаться с эгоистами и рабами страстей!

СЛОВО ПЕРВОЕ. РЕШЕНИЕ ПЕРВОГО ВОПРОСА ИСТИННЫЙ БОГ

Бога можно определить только через веру; наука не может ни отрицать, ни утверждать его существование.

Бог это абсолютный объект человеческой веры. В бесконечном это верховный ум и творец порядка. В миру это дух любви.

Вселенский Сущий[8], кто Он? роковая машина, вечно перемалывающая разумных существ по воле случая, или прозорливый Ум, направляющий силы на возделывание умов.

Первая гипотеза противна разуму, она отвратительна и аморальна.

Следовательно, наука и разум должны склонится ко второй.

Да, Прудон, Бог это гипотеза; но эта гипотеза столь необходима, что без неё все теоремы становятся нелепыми и сомнительными.

Для посвящённых в каббалу, Бог это абсолютное единство, которое творит и одушевляет числа.

Единство человеческого ума доказывает единство Бога.

Ключ к числам это ключ к символам, поскольку символы это аналоговые фигуры гармонии, происходящие из чисел.

Математика не знает как доказать слепой рок, поскольку она является выражением точности, которая является особенностью высшего разума [логики].

Единица доказывает аналогию противоположностей; она есть начало, равновесие и конец всех чисел. Акт веры исходит из единства и возвращается к единству.

Мы собираемся дать краткое объяснение Библии через числа, поскольку Библия это книга образов Бога.

Мы спросим у чисел о смысле догматов вечной религии, и числа нам ответят на все вопросы, объединяясь в синтезе единства.

Следующие несколько страниц это всего лишь замечания относительно каббалистических гипотез; они в стороне от веры, и мы указываем на них только как на занимательные исследования. Не наше дело вводить новшества в области догматов, и наши утверждения как посвященного всецело подчинены нашей покорности как христианина.

ОЧЕРК ПРОРОЧЕСКОГО БОГОСЛОВИЯ ЧИСЕЛ

I. ЕДИНИЦА

Единица есть начало и конец [синтез] чисел, она идея Бога и человека, она союз разума и веры.

Вера не может быть противопоставлена разуму, она обусловлена любовью, она тождественна надежде. Любить это верить и надеяться, и этот тройной порыв души называется добродетелью, так как чтобы её делать нужна добрая воля [мужество]. Но откуда взялась бы добрая воля, если бы не было возможно сомнение? Итак, мочь сомневаться это сомневаться. Сомнение есть сила, уравновешивающая веру, и оно придаёт ей всё достоинство.

Сама природа побуждает нас верить, но формулы веры являются общественными установлениями наклонностей веры в данную эпоху. Именно это составляет непогрешимость церкви, непогрешимость свидетельства и дела.

Бог необходимо является самым неизвестным из всех существ, потому что он определяется только через обратный смысл наших выражений, он есть всё то, чем не есть мы, это бесконечное, противопоставленное конечному гипотезой от противного.

Вера и, следовательно, надежда и любовь такие же свободные как и человек, их невозможно наложить на других, не наложив их на себя.

Это благодати, говорит религия. Итак, постижимо ли навязывать благодать, т.е. хотеть подчинить людей тому, что приходит свободно и даром с небес? Её надо им жаждать.

Рассуждать о вере это бредить, ибо предмет веры вне рассудка. Если меня спросят: Есть ли Бог? Я отвечу: Я в Него верю. Но знаете ли вы это наверняка? О, если бы я это знал, то я в Него бы не верил, но знал бы Его.

Сформулировать веру это согласовать терминологию общепринятой гипотезы.

Вера начинается там, где заканчиваются знания. Может показаться, что прибавлять знания это отнимать у веры, но в действительности, это равно увеличивает их область, ибо это расширяет их основание.

Невозможно разгадать неизвестное, разве только через его предположенные и предполагаемые отношения с известным.

Аналогия была единственным догматом древних магов. Догмат действительно является посредником, ибо он наполовину научен, наполовину гипотетичен, наполовину разумен и наполовину поэтичен. Этот догмат был и всегда будет источником всех других.

Что такое Богочеловек? Это тот, кто осуществил в наиболее человеческой жизни наиболее божественный идеал.

Вера это божественная интуиция [divination] ума и сердца [вёдения и любви], направляемая указаниями природы и разума [логики].

Таким образом, в самой сущности веры заложена недоступность для науки, сомнение для философии и неопределимость для определения.

Вера гипотетичное осуществление и условное определение конечной надежды. Это прилепление к видимому знаку невидимых вещей.

Sperandarum substantia rerum

Argumentum non apparentium.

Чтобы утверждать, без безумия, что Бог есть или его нет, надо исходить от разумного или неразумного определения Бога. Итак, это определение, чтобы быть разумным должно быть гипотетичным, аналоговым и в меру отрицательным. Можно отрицать какого-то одного бога, но абсолютный Бог отрицается не больше, чем доказывается; его разумно предполагают и в него верят.

Блаженны чистые сердцем, ибо тии Бога узрят сказал Учитель; видеть сердцем это верить, и, если эта вера относиться к истинному благу, она не может заблуждаться, при условии, что она не стремиться к чрезмерному определению, следуя опасным побуждениям личного невежества. Наши суждения в вопросах веры прилагаются к нам самим, они сделают нас такими, какими мы будем верить. Т.е., мы сделаем себя по подобию нашего идеала.

Те, кто создают богов, становятся подобны им, говорит псалмист, также как и все те, кто в них верит.

Божественный идеал древнего мира создал цивилизацию, которая подходит к концу, и не надо отчаиваться при виде того, как бог наших отцов-варваров становится дьяволом наших более просвещённых детей. Дьяволов создают из свергнутых богов, и Сатана является таким противоречивым и таким безобразным только потому, что сделан из обрывков древних теогоний. Это сфинкс без отгадки, это загадка без разгадки, это тайна без истины, это абсолют без реальности и без света.

Человек это сын Бога, потому что Бог проявился, осуществился и воплотился на земле, назвавшись Сыном человеческим.

Только создав Бога в своём уме и в своём сердце [в своей любви], человечество поняло высшее Слово, которое сказало: Да будет свет!

Человек это форма божественной мысли, а Бог это идеал человеческой мысли.

Итак, Слово Бога есть свидетельство человека, а Слово человека есть свидетельство Бога.

Человек это Бог мира, а Бог это человек неба.

Прежде чем сказать: «Бог хочет», захотел человек.

Чтобы понять и прославить всемогущего Бога, человеку надо быть свободным.

Слушаясь и воздерживаясь от плода познания из-за страха, человек был бы невинным и глупым как ягнёнок; будучи же любопытным и мятежным как ангел света, он сам отрезал свою пуповину и, ниспав свободным на землю, он увлёк за собой в своём падении Бога.

И вот почему со дна этого высокого падения, он поднимается во славе с великим осуждённым Голгофы и входит с ним в царствие небесное.

Так как царствие небесное принадлежит уму и сердцу [ведению и любви], то они оба дети свободы!

Бог показал человеку свободу как его возлюбленную и, дабы испытать его сердце, он послал между ней и ним призрак смерти.

Человек [её] возлюбил, и он чувствует себя Богом; он дал для неё то, что Бог пришёл дать ему: вечную надежду.

Он устремляется к своей невесте сквозь мрак смерти и сей призрак исчезает.

Человек обладает свободой; он обнимает жизнь.

Искупляй же теперь свою славу, Прометей!

Твоё без конца пожираемое сердце[9] не может умереть; умрёт твой ворон и Юпитер.

Придёт день и мы, наконец, проснёмся от болезненных сновидений мучительной жизни; наше испытание будет завершено, мы будем достаточно сильны против боли, дабы быть бессмертными.

Тогда мы будем жить в Боге более полной жизнью, и мы снизойдём в его творения со светом его мысли, мы будем унесены в бесконечность дыханием его любви.

Нет сомнений, мы будем старшими новой расы; ангелами грядущих людей.

Как небесные посланники, мы будем бороздить бескрайние просторы, и звёзды будут нашими белыми корабликами.

Мы преобразимся в кротких видениях, чтобы дать отдохновение слезящимся глазам; мы соберём лучезарные лилии на неизвестных лугах, и мы стряхнём с них росу на землю.

Мы прикоснёмся к векам засыпающего ребёнка, и мы кротко развеселим сердце его матери зрелищем красоты её любимого сына.

II. ДВОИЦА

Двоица, в первую очередь, это число женщины, супруги мужа и матери общества.

Мужчина это любовь в ведении, женщина ведение в любви.

Женщина улыбка Творца, довольного собой; лишь сделав дело, он ушёл почивать, говорит небесная притча.

Женщина прежде мужчины, поскольку она мать и ей заранее всё прощается, поскольку она рождает в муках.

Женщина первой посвящена в бессмертие через смерть; тогда муж увидел в ней такую красоту и осознал в ней такое благородство, что захотел[10] последовать за нею, и он полюбил её больше жизни, больше своего вечного блаженства.

Блаженны изгнанные! Ибо она им дана спутницей в их изгнании!

Но дети Каина взбунтовались против матери Авеля и они поработили свою мать.

Красота женщины стала добычей дикости мужчин без любви.

Тогда женщина закрыла своё сердце, как закрывают святилище, которым пренебрегают, и сказала недостойным её мужчинам: «Я дева, но я желаю быть матерью, и мой сын научит вас любить меня».

О Ева! Будь спасенна и обожаема в твоём падении!

О Мария! Будь благословенна и обожаема в твоих муках и в твоей славе!

Святой Распятый, который пережил твоего Бога, дабы погрести твоего сына, будь для нас последним еловом божественного откровения!

Моисей называл Бога Господом, Иисус своим отцом, а мы, думая о тебе, скажем Провидению[11]: «Ты наша мать!»

Дети женщины, простим же падшей женщине.

Дети женщины, поклонимся обновлённой женщине.

Дети женщины, спавшие на её груди, убаюкиваемые на её руках и утешаемые её ласками, возлюбим же её и друг друга!

III. ТРОИЦА

Троица число творения.

Бог творит себя вечно, и бесконечность, которую он заполняет своими трудами, есть непрестанное и нескончаемое творение.

Высшая любовь любуется красотой как в зеркале, и она примеряет все формы, как наряды, ибо она невеста жизни.

Человек также утверждает и создаёт себя сам: он украшает себя своими победами, он освещает себя своими замыслами, он облачается в свои труды, как в брачные одежды.

Великая неделя творения была скопирована гением человека, обожествляющего формы природы.

Каждый день предоставляет новое откровение, каждый новый прогрессивный царь мира был на один день образом воплощённого Бога! Высшая мечта, объясняющая тайны Индии и оправдывающая весь её символизм!

Высокое понятие Богочеловек соответствует творению Адама, и христианство, в первые дни подобное обычному человеку в земном раю, было всего лишь надеждой и вдовством.

Мы ожидаем культа супруги и матери, мы надеемся на брак нового союза.

Тогда бедные, слепые, все изгнанники старого мира будут приглашены на пир и получат брачные одежды; и они будут смотреть друг на друга с великой кротостью и неизгладимой улыбкой, ибо они долго плакали.

IV. ЧЕТВЁРКА

Четвёрка число силы. Это троица, дополненная ׳ своим произведением, это взбунтовавшаяся еди’ ница, умиротворённая верховной троицей.

В первом порыве жизни, человек, забыв свою мать, понимал Бога только как ревнивого и непреклонного отца.

Угрюмый Сатурн, вооружённый своей детоубийственной косой, приступил к пожиранию своих детей.

Юпитер имел брови, которые сотрясали Олимп, а Иегова громы, которые оглушали Синайскую пустынь.

Однако отец людей, бывая часто пьяным, как Ной, допустил миру воспринять тайны жизни.

Психея, обожествившаяся через свои страдания, стала невестой Амура; воскресший Адонис обрёл Венеру на Олимпе; Иов, победивший зло, обрёл больше, чем потерял.

Закон это испытание мужества.

Любить жизнь больше, чем бояться угроз смерти это удостоиться жизни.

Избранны те, кто смеют; горе тёплым!

Итак, рабы закона, сделавшиеся тиранами совести, и прислужниками страха, и скупыми на надежду, и фарисеями всех синагог и всех церквей, вот кто отвержен и проклят Отцом!

Разве Христос не был отлучён и распят синагогой?

Разве Савонарола не был сожжён по приказу верховного понтифика христианской религии?

Разве сегодня нет таких фарисеев, какие были во времена Каиафы?

Если кто-то говорит им от имени ума и сердца [любви], разве они его слушают?

Только вырвав детей свободы из тирании фараонов, Моисей положил начало царству Отца.

Только сбросив невыносимое иго моисейского фарисейства, Иисус призвал всех людей к братству с единородным сыном Бога.

Когда падут последние идолы, когда разорвутся последние материальные цепи совести, когда последние убийцы пророков, когда последние душители Слова будут разоблачены, только тогда настанет царство Святого Духа.

Слава Отцу, похоронившему армию фараона в Красном море!

Слава Сыну, сорвавшему занавес с храма, и чей слишком тяжёлый крест, возложенный на короны Кесарей, разбил о землю лбы Кесарей!

Слава Святому Духу, который должен смести с земли своим ужасным дыханием всех разбойников и всех палачей, чтобы очистить место для пира детей Бога!

Слава Святому Духу, который пообещал завоевание земли и неба ангелу свободы!

Ангел свободы рождён до восхода первого дня, до пробуждения самого ума, и Бог назвал его утренней звездой.

О, Люцифер! Ты добровольно и горделиво отпал от неба, где солнце ласкало тебя своим светом, чтобы своими собственными лучами вспахать целинную ночь.

Ты сверкаешь, когда солнце почивает, и твой блестящий взгляд предшествует восходу дня.

Ты заходишь, чтобы взойти; ты вкушаешь смерть, чтобы лучше познать жизнь.

Ради славы древнего мира ты являешься вечерней звездой; ради возрождающейся истины прекрасной утренней звездой!

Свобода не предоставляется по разрешению, ибо разрешение это тирания.

Свобода стоит на страже обязанностей, ибо она предъявляет права.

Люцифер, кого век тьмы сделал духом зла, воистину станет ангелом света, когда, завоевав свободу ценой осуждения, он воспользуется ею, дабы подчиниться вечному порядку, прославя тем самым добровольное послушание.

Право это не что иное, как корень обязанности; чтобы давать надо иметь.

Итак, вот как одна высокая и глубокая поэзия объясняет падение ангелов.

Бог дал духам свет и жизнь, затем он им сказал: «Любите».

— Что такое «любить»? спросили духи.

— Любить это давать себя другим, ответил Бог. Те, кто будут любить, будут страдать, но они будут любимы.

— Мы имеем право ничего не давать, и мы не желаем ни от чего страдать, сказали духи, враждебные любви.

— Пользуйте ваше право, ответил Бог, и отойдите от нас. Я и те, что со мною, мы желаем страдать и даже умирать ради любви. Это наш долг [обязанность]!

Итак, падший ангел это тот, который с самого начала отказался любить; он не любит и в этом всё его наказание; он не даёт, и в этом его нищета; он не страдает, и в этом его небытие; он не умирает, и в этом его изгнание.

Падший ангел это не Люцифер-Светоносец, это Сатана, клеветник любви.

Быть богатым означает давать; ничего не давать означает быть бедным; жить означает любить; ничего не любить означает быть мёртвым; быть счастливым означает отдавать себя; существовать только для себя означает осуждать себя и уединяться в аду.

Небеса это гармония благородных чувств; ад это соперничество трусливых инстинктов.

Человек права это Каин, который убивает Авеля из зависти; человек долга это Авель, который умирает за Каина из любви.

Таковой была и миссия Христа великого Авеля человечества.

Не ради права мы должны быть готовы на всё, но ради долга.

Именно долг есть расширение и радость свободы; обособленное право есть начало рабства.

Долг это самоотречение, право это самолюбие.

Долг это жертвование, право это грабёж и воровство.

Долг это любовь, право это ненависть.

Долг это бесконечная жизнь, право это вечная смерть.

За права надо бороться разве лишь ради того, чтобы стяжать силу обязанностей; и зачем ещё нам быть свободными, если не затем, чтобы любить, жертвовать собою и, тем самым, приближаться к Богу!

Если и нужно нарушить закон, то лишь тогда, когда он порабощает любовь страхом.

Кто хочет душу свою сберечь, тот потеряет её, говорит святая книга, а кто потеряет душу свою [ради

Меня], тот обретёт её.[12]

Долг в том, чтобы любить; уничтожьте всё, что стойт препятствием любви! Да умолкнут уста ненависти! Долой ложных богов эгоизма и страха! Позор рабам, скупым на любовь!

Бог любит блудных детей!

Вера это не глупая доверчивость очарованного невежества.

Вера это познание любви и уверенность в ней.

Вера это крик разума, который продолжает отрицать абсурд, даже перед неизвестным.

Вера это чувство, необходимое душе, как дыхание необходимо жизни: это достоинство сердца, это реальность воодушевления.

Вера состоит не в утверждении того или иного символа, но в искреннем и постоянном устремлении к истинам, скрытым под покровом всех символов.

V. ПЯТЁРКА

Пятерка есть число религии, ибо оно есть число Бога, соединённое с числом женщины.

Человек отторгает недостойную идею божества, он разбивает её ложные образы, он бунтует против мерзкого идолопоклонства, и вы говорите, что он атеист?

Римские гонители времён упадка также называли первых христиан атеистами, потому что те не поклонялись идолам Калигулы и Нерона.

Лучше отрицать всю религию, и даже все религии, чем принимать их формулы, которые отвергает сознание вот мужественный и высший акт веры.

Всякий человек, который страдает за свои убеждения мученик веры.

Возможно, он плохо выражается, но он всему предпочитает правду и истину; не осуждайте его, не выслушав.

Верить в высшую истину не означает определять её; а заявлять, что в неё веришь означает признавать, что её не знаешь.

Апостол Павел всю веру сводил к двум вещам: Верить, что Бог есть, и что он воздаёт тем, кто его ищут.

Вера гораздо больше, чем религии, поскольку она устанавливает меньше пунктов вероисповедания.

Какой-либо догмат устанавливает одно только верование и принадлежит только к одному особому вероисповеданию; вера же это общее для всего человечества чувство.

Чем больше рассуждают, чтобы уточнить, тем меньше верят; ещё один догмат это ещё одно верование, которое себе присваивает какая-то секта и, таким образом, забирает у всемирной веры.

Пусть сектанты устанавливают и переустанавливают свои догматы, пусть суеверные уточняют и выражают свои суеверия, пусть мёртвые погребают своих мертвецов, как сказал Учитель, мы же будем верить в невыразимую истину, в абсолют, который разум принимает, не понимая его; в то, что мы предчувствуем, не зная того.

Будем же верить в высший разум.

Будем же верить в бесконечную любовь, и будем сочувствовать школьным глупостям и дикостям ложной религии.

О человек! Скажи мне, на что ты надеешься, и я скажу тебе, чего ты хочешь.

Ты молишься, ты постишься, ты бдишь и ты веришь, что ты один или почти один избежишь этим погибели, уготованной людям ревнивым Богом? ты лицемер и безбожник.

Ты сделал из жизни оргию, и ты надеешься на небытие во сне, ты болен или безумен.

Ты готов страдать как другие и ради других, и ты надеешься на спасение всех ты мудр и праведен.

Надеются без страха.

Страшиться Бога! какое богохульство!

Акт надежды это молитва.

Молитва это излияние души в вечные мудрость и любовь.

Это взгляд ума в сторону истины, и воздыхание

сердца о высшей красоте.

Это улыбка ребёнка к своей матери.

Это шёпот влюблённого, наклонившегося с поцелуем к своей возлюбленной.

Это кроткая радость любящей души, которая растворяется в океане любви.

Это грусть невесты из-за отсутствия жениха

Это воздыхание путешественника, который думает о своей родине.

Это мысль бедного, который работает, чтобы накормить свою жену и своих детей.

Будем молиться в тишине, и поднимем к нашему неведомому Отцу взгляд, полный доверия и любви; примем же с верою и смирением ту долю, что он даёт нам в горестях жизни, и пусть каждый удар нашего сердца будет словом молитвы.

Разве нам нужно учить Бога, что нам от Него нужно; разве Он сам не знает, в чём мы имеем нужду?

Если мы плачем поднесём Ему наши слёзы; если мы радуемся покажем Ему нашу улыбку; если Он нас ударит склоним голову; если Он нас приласкает заснём на Его руках!

Наша молитва будет совершенной тогда, когда мы будем молиться, даже не зная, что мы молимся.[13]

Молитва это не шум, стучащий в уши, но тишина, проникающая в сердце.

И появляются нежные слёзы, чтобы увлажнить глаза, и вырываются вздохи, как дым ладана.

Тогда чувствуют себя охваченным неизречённой любовью ко всему прекрасному, истинному и справедливому; чувствуют биение новой жизни и больше не бояться умереть. Ибо молитва это вечная жизнь ведения и любви [ума и сердца]; это жизнь Бога на земле.

Любите друг друга вот закон и пророки! Поразмыслите и поймите эти слова.

А когда вы поймёте, не читайте более, не ищите 60лее, не сомневайтесь более, любите!

Больше не будьте мудрыми, больше не будьте учёными, любите! В этом всё учение истинной религии; религия подразумевает любовь, и сам Бог есть не что иное, как любовь.

Я уже вам сказал: любить это давать.

Безбожником есть тот, кто поглощает других.

Набожным есть тот, кто изливается в человечество.

Если сердце человека сосредоточит в себе тот огонь, что вдохнул в него Бог, оно создаст себе ад, который поглотит всё и заполниться пеплом; если же заставить его сиять во вне, оно станет кротким солнцем любви.

Долг мужчины перед его семьёй, долг семьи перед её родиной, долг родины перед человечеством.

Эгоистичный человек заслуживает изоляции и отчаянья, эгоистичная семья заслуживает распада и изгнания, эгоистичная страна заслуживает войны и завоевания.

Человек, который изолирует себя от всякой человеческой любви, говоря: «Я служу Богу», обманывает себя. Ибо, сказал апостол Иоанн, кто не любит своего ближнего, которого он видит, как полюбит он Бога, которого не видит?

Надо отдать Богу Богово, но не надо отказывать и Кесарю в Кесаревом.

Бог есть тот, кто даёт жизнь, Кесарь это тот, кто может дать смерть.

Надо любить Бога и не бояться Кесаря, ибо сказано в священной книге: кто мечом убивает, тому самому надлежит быть у биту мечом.

Хотите быть добрыми, будьте праведными; хотите быть праведными, будьте свободными!

Посмотрите на пьяницу и скажите мне, может ли это грязное животное быть свободным!

Скупой проклинает жизнь своего отца и, как ворон, он жаждет трупов.

Тщеславный хочет разрухи, это завистник в бреду; развратник плюёт на грудь своей матери и заполняет выкидышами утробу смерти.

Все эти сердца без любви наказаны самым жестоким наказанием ненавистью.

Ибо, знайте же, что искупление заключено в грехе.

Человек, творящий зло как тот неудавшийся глиняный горшок, он разобьётся так хочет рок.

Из обломков миров Бог сделал звёзды, из обломков душ он сделал ангелов.

VI. ШЕСТЁРКА

Шестёрка это число посвящения через испытание; это число равновесия; это иероглиф познания добра и зла.

Тот, кто ищет источник зла ищет, откуда произошло то, чего нет.

Зло это неупорядоченный позыв к добру, это бесплодная попытка неумелой воли.

Каждый пожинает плоды своих трудов, и бедность есть не что иное, как стимул к работе.

Для людского стада, страдание это как пёс пастуха, который кусает овец за шерсть, чтобы направить их на дорогу.

Благодаря тени мы можем видеть свет; благодаря холоду мы чувствуем тепло; благодаря боли мы чувствительны к удовольствиям.

Итак, зло для нас это повод к добру и начало его.

Но в грёзах нашего несовершенного ведения, мы обвиняем работу провидения, не понимая её.

Мы похожи на невежду, который судит о ещё незаконченной картине по её виду и, когда нарисована только голова, он говорит: «У этой фигуры нет тела?»

Природа остаётся спокойной и делает своё дело.

Соха не жестока, когда она разрезает лоно земли, и великие революции мира это пахота Бога.

Всё хорошо в своё время: диким народам жестокие правители; скотам мясники; людям судьи и отцы.

Если бы время могло превратить баранов во львов, они бы съели мясников и пастухов.

Бараны никогда не изменяться, потому что они не обучаемы, но люди обучаемы.

Пастухи и мясники людей! у вас есть причина смотреть на тех, кто говорит к вашему стаду, как на своих врагов.

Стадо! знающее только своих пастухов, и не желающее замечать их коммерцию с мясниками, вам простительно побивать камнями тех, кто вас оскорбляет, и кто вас раздражает, говоря вам о ваших правах.

Христе! великие Тебя осудили, Твои ученики от Тебя отреклись, народ Тебя проклял и одобрил Твою казнь, одна только Твоя мать плакала, Бог Тебя оставил!

Элои! Элои! ламма савахфани!

Боже Мой! Боже Мой! для чего Ты Меня оставил?

Библия это не история, это сборник поэм, это книга иносказаний и образов.

Адам и Ева не что иное, как прообраз человечества; змий искуситель это испытание временем; древо познания это право; искупление трудом это обязанность [долг].

Каин и Авель представляют собой плоть и дух, силу и знание, насилие и гармонию.

Исполины это древние узурпаторы земли; потоп был великой революцией.

VII СЕДМИЦА

Седмица великое библейское число. Оно ключ к творению Моисея и символ религии. Моисей оставил пять книг, и закон заключается в двух заветах.

Ковчег это предание, сохранённое одной семьёй; религия той эпохи стала тайной и достоянием одной расы. Хам проклят за то, что открыл её.

Немврод и Вавилон это две древние аллегории о самодержце и мировой империи, с тех пор всегда мечтавмой; последовательно предпринимаемой Ассирийцами, Мидийцами, Персами, Александром Македонским, Римом, Наполеоном, последователями Петра Великого, и всегда не достижимой по причине рассеивания интересов, изображённых смешением языков.

Мировая империя не может быть построена силой, но ведением и любовью [умом и сердцем]. Так, Немвроду, человеку дикого права, Библия противопоставляет Авраама, человека долга, который уходит, чтобы найти свободу, и борется за неё на чужой земле, которой он овладевает мыслью.

У него бесплодная супруга его мысль, и плодоносная рабыня его сила; но когда сила рождает свой плод, его мысль становиться плодоносной, и сын ведения изгоняет дитя силы. Человек вёдения подвергается жестоким испытаниям; он должен подтверждать свои завоевания жертвами. Бог хочет, чтобы он принёс в жертву своего сына, что означает, что сомнение должно испытать догмат, и что человек ведения должен быть готов всё принести в жертву верховному разуму. Тогда вмешивается Бог мировой разум уступает усилиям труда, он показывается знанию, и лишь материальная сторона догмата приноситься в жертву. Именно это означает овен, запутавшийся в чаще своими рогами. Так что история Авраама есть символ в древней манере, который содержит в себе высокое откровение о предназначении души человека. Понимаемый буквально, этот рассказ абсурден и вызывает возмущение. Но святой Августин, разве он не понял буквально золотого осла Апулея! О, несчастные великие люди!

История Исаака ещё одна легенда. Ревекка типичная восточная женщина: трудолюбивая, гостеприимная, страстная, хитрая. Иаков и Исав вот ещё два персонажа, воспроизводящих Каина и Авеля; но здесь Авель мстит: раскрепощённый ум торжествует над хитростью. Весь еврейский гений заключён в характере Иакова, терпеливый и трудолюбивый человек, вытесняющий другого, поддаётся гневу Исава, становиться богатым, и покупает прощение у своего брата. Когда древние хотели философствовать, они рассказывали байки, не надо об этом забывать.

История или легенда о Иосифе содержит в зародыше весь дух Евангелия, и Христос, непризнанный своим народом, должен был плакать больше одного раза, перечитывая ту сцену, где наместник Египта бросается на шею Вениамина, издавая громкий крик и говоря: «Я Иосиф!»

Израиль стал народом Бога, т.е. хранителем идеи и владетелем слова. Эта идея это идея человеческой независимости и царствия, достигаемых трудом, но её тщательно спрятали, как драгоценный камень. Горестный и неизгладимый знак несут на себе посвящённые, любой образ истины запрещён, и дети Иакова с саблей в руках стоят на страже скинии. Гемор и Сихем хотели ввести силу в святую семью и погибли со своим народом в результате мнимого посвящения. Чтобы господствовать над народами, святилище должно быть окружено жертвами и страхом.

Служение детей Иакова подготовило их освобождение: ибо у них была идея, и они не заковали эту идею; у них была религия, и они не чинили насилие над религией; наконец, они были народом, и они не поработили истинный народ. Преследование порождает мстителей, идея воплощается в человеке, Моисей поднялся, Фараон ниспал, и столп облачный и огненный, который предшествовал освобождённому народу, величественно двигался в пустыни.

Христос это священник и царь по ведению и по любви [по уму и сердцу].

Он получил святое помазание, помазание духом, помазание верой, помазание истиной, которая есть сила.

Он пришёл, когда исчерпалось священство, когда старые символы не имели больше добродетели, когда родина ведения угасла.

Он пришёл, чтобы призвать Израиль к жизни, и еели он не смог гальванизировать Израиль, убитый фарисеями, он воскресит мир, преданный мёртвому культу идолов!

Христос это право долга.

Человек имеет право исполнять свой долг и другого права у него нет.

Человече, ты имеешь право сопротивляться до смерти всему, что мешает тебе исполнить твой долг!

Мать, твоё дитя тонет; один человек мешает тебе спасти его; ты убиваешь этого человека и бежишь спасать своего сына! Кто посмеет осудить тебя за это?

Христос пришёл противопоставить право долга долгу права.

У евреев право было учением фарисеев. В самом деле, они, кажется, обрели привилегию учреждать законы [догматы]; не были ли они законными наследниками синагоги?

Они имели право осудить Спасителя, и Спаситель знал, что его долг им противостоять.

Христос это живой протест.

Но протест чего? плоти против ума? Нет!

Права против долга? Нет!

Влечения физического против влечения духовного? Нет, нет!

Воображения против мирового разума? Безумия против мудрости? Нет, тысячу раз нет, и ещё один раз!

Христос это подлинный долг, который вечно протестует против воображаемого права.

Это раскрепощение духа, который разбивает оковы плоти.

Это самоотречение, взбунтовавшееся против самолюбия.

Это высшая скромность, отвечающая гордости: Я не подчинюсь тебе!

Христос вдовец, Христос одинок, Христос печален, почему?

Потому что женщина блудодействует.

Потому что общество обвинено в воровстве.

Потому что эгоистичная радость нечестива!

Христос осужден, он приговорён, он казнён и ему поклоняются!

Это произошло в мире, быть может настолько же серьёзном, как и наш.

Судьи мира, в котором мы живём, будьте внимательны и думайте о тех, кого осуждают ваши приговоры.

Но прежде чем умереть, Спаситель завещал своим детям бессметный знак спасения причастие.

Причастие [communion]! Общий союз [union commune]! последнее слово Спасителя мира.

Хлеб и вино, разделяемое между вами, сказал он, это моя плоть и моя кровь!

Он отдал свою плоть палачам, свою кровь земле, которая пожелала её испить почему?

Чтобы все разделили хлеб ведения и вино любви.

О! знак союза людей! О! общий стол, о! пир братства и равенства, когда же ты будешь лучше понято?

Мученики человечества, все вы, кто отдали ваши жизни, дабы все имели хлеб, который кормит, и вино, которое укрепляет, не говорите ли вы также, налагая руки на эти знаки мирового причастия: это наша плоть и наша кровь!

А вы, люди всего мира, вы, кого Учитель назвал своими братьями, о! разве не чувствуете вы, что мировой хлеб, братский хлеб, хлеб причастия это Бог!

Вы, торговцы распятым, все, которые не готовы дать человечеству свою кровь, свою плоть и свою жизнь, вы не достойны причастия Сына Бога! Не проливайте его кровь на себя, ибо она оставит вам пятна на лбу!

Не приближайте ваши губы к сердцу Бога, он почувствует ваш укус.

Не пейте крови Христа, она обожжёт вам внутренности; достаточно и той, что напрасно пролилась ради вас!

VIII. ЧИСЛО ВОСЕМЬ

Восьмёрка это число противодействия и уравновешивающей справедливости.

Всякое действие вызывает противодействие.

Это универсальный закон мира.

Христианство должно было вызвать антихристианство.

Антихрист это тень, это клин [выколотка], это доказательство Христа.

Антихрист возник в Церкви ещё в эпоху апостолов. «Ибо тайна беззакония уже в действии, говорит апостол Павел, только не совершится до тех пор, пока не будет взят от среды удерживающий теперь. И тогда откроется беззаконник.»[14]

Протестанты сказали: Антихрист это папа.

Папа ответил: Всякий еретик антихрист.

Папа не больший антихрист, чем Лютер; антихрист это дух, противный духу Христа.

Это узурпация права ради права; это гордость господства и деспотизм мысли.

Это эгоизм протестантов, выдаваемый за религиозность, точно так же, как и суеверное и крайнее невежество плохих католиков.

Антихрист это тот, кто разделяет людей, вместо того чтобы объединять; это дух спора, упрямства богословов и сектантов, нечестивое желание присвоить себе истину и отлучить от неё других, или силой заставить весь мир подчиниться узости своих суждений.

Антихрист это священник, который осуждает вместо того, чтобы благословлять, кто удаляет вместо того, чтобы приближать, кто вводит в искушение вместо того, чтобы наставлять, кто проклинает вместо того, чтобы спасать.

Это яростный фанатизм, который подавляет добрую волю.

Это культ смерти, печали и уродства.

Какое будущее приготовим мы нашему сыну? вопрошают безрассудные родители, он слаб духом и телом, и его сердце ещё не показало признаков жизни: мы отдадим его на священника, чтобы он жил с алтаря. Они не понимают, что алтарь не кормушка для ленивых животных.

Итак, взгляните на недостойных священников, посмотрите на этих притворных служителей алтаря. Что говорят вашему сердцу эти тучные или похожие на труп люди своими глазами без взгляда, своими сжатыми или оттопыренными губами?

Послушайте как они говорят; чему поучает вас этот неприятный и монотонный шум?

Они молятся так же как и спят, и они приносят жертву так же как и едят.

Это мехи для хлеба, мяса, вина, и пустых бессмысленных слов.

И когда они радуются, как олух солнцу, не имея ни мышления, ни любви, они говорят, что у них в душе мир.

У них мир скотов, но для человека лучше мир могилы; это священники глупости и невежества, это служители антихриста.

Истинный священник Христов это человек, который живёт, который страдает, который любит, и который сражается за правду. Он не спорит, не осуждает, он раздаёт прощение, ведение и любовь.

Истинный христианин чужд духу сектантства; он для всех и каждого, и смотрит на всех людей, как на детей общего отца, которых всех хочет спасти; весь символ [веры] имеет для него лишь смысл кротости и любви: он оставляет Богу секреты правосудия и понимает лишь любовь.

Он смотрит на злых, как на больных, которых надо жалеть и лечить; мир для него, со своими заблуждениями и своими пороками, больница Бога, и он хочет в ней быть медбратом.

Он не считает себя лучшим других; он просто говорит: Пока я буду чувствовать себя хорошо, будем служить другим, а когда придётся слечь и умереть, другие, быть может, займут моё место и будут служить нам.

IX. ЧИСЛО ДЕВЯТЬ

Вот отшельник [карт] таро; вот число посвященных и пророков.

Пророки одиноки, ибо их судьба в том, чтобы не быть услышанными.

Они видят иначе, чем другие; они предчувствуют грядущие несчастья. Поэтому их заключают в темницы, их убивают, их осмеивают, их отталкивают как прокажённых и оставляют помирать с голоду.

Затем, когда настают предсказываемые события, люди говорят: Это те люди принесли нам несчастье.

Теперь, как и всегда накануне великих потрясений, наши улицы полны пророков.

Я встречал их в тюрьмах; я видел, как они умирали в забвении на чердаках.

Каждый большой город видел одного из них, чьё молчаливое пророчество беспрестанно вращалось и постоянно шествовало, покрытое лохмотьями, в дворце роскоши и богатства.

Я видел одного из них, чьё лицо сияло как лицо Христа: руки его мозолистые и одежда его одежда рабочего, и он замешивал эпопеи на глине. Он скрутил воедино меч права и жезл долга, и на этот золотой и железный столп он водрузил созидательный знак любви.

Однажды, на большом собрании народа, он спустился на улицу, держа буханку хлеба, которую он разламывал и раздавал, говоря: Божий хлеб, делай хлеб для всех!

Знал я и другого, который написал: Я не желаю больше поклоняться Богу дьявола; я не желаю палача для моего Бога! И люди считали, что он богохульствует.

Нет, но рвение его веры изливалось словами неточными и безрассудными.

Ещё он говорил в безумии своей раненой любви:

Все люди единодушны, и они искупляют друг друга, равно как и получают воздаяние друг за друга.

Наказание за грех смерть.

Впрочем, грех и сам по себе есть наказание, и самое из больших наказаний. Большое преступление не что иное, как большое несчастье.

Самый злой из людей это тот, кто считает себя лучшим других.

Люди страстей [passionnés] извенительны, поскольку они страстны [passifs пассивны]. Страсть означает страдание и искупление болью.

То, что мы называем свободой не что иное, как всемогущество божественного влечения. Мученики говорят: Уж лучше подчиняться Богу, чем людям.

Самый несовершенный акт любви стоит больше, чем тысячи набожных слов.

Не судите, ничего не говорите, любите и действуйте.

Пришёл другой и сказал: Протестуйте против плохих учений добрыми делами, но никого не отлучайте.

Поднимайте все алтари, очищайте все храмы, и готовьтесь к приходу духа любви.

Пусть каждый молиться по своему обычаю и причащается со своими, но не осуждайте других.

Никакая религиозная практика никогда не является презренной, ибо она знак великой и святой мысли.

Молиться вместе это причащаться к одной надежде, к одной вере и одной любви.

Сам по себе знак ничто, его освящает вера.

Религия это связь[15] самая священная и самая сильная, связывающая людей в объединении, и совершать акт религии это совершать акт человечности.

Тогда когда люди, в конце концов, поймут, что нельзя спорить о том, чего не знают;

Когда они почувствуют, что немножко любви стоит больше, чем много влияния и господства;

Когда все будут уважать то, что сам Бог уважает в самом малом из своих творений стихийность послушания и свободу долга;

Тогда не будет в мире религий, кроме одной, христианской и вселенской, истинно кафолической религии, которая больше не будет отрицать сама себя через ограничения местом и людьми.

Жено, сказал Спаситель Самаритянке, поверь Мне, что наступает время, когда и не на горе сей, и не в Иерусалиме будете поклоняться Богу, ибо Бог есть дух, и поклоняющиеся Ему должны поклоняться в духе и истине.

X. АБСОЛЮТНОЕ ЧИСЛО КАББАЛЫ

Ключ сефирот (см. Догмат и ритуал высшей магии).

XI. ЧИСЛО ОДИННАДЦАТЬ

Одиннадцать число силы; это число борьбы и мученичества.

Всякий человек, умирающий за идею мученик, ибо в нём устремления духа восторжествовали над страхами животного.

Всякий человек, который погибает на войне мученик, ибо он умирает за других.

Всякий человек, который умирает от нищеты мученик, ибо он подобен солдату, убитому в битве жизни.

Умирающие за право также святы в своей жертве, как и жертвы долга, и в великих сражениях революции против власти мученики погибают равно с двух сторон.

Право корень долга, наш долг защищать наши права.

Что такое преступление? Это превышение права. Убийство и грабёж отвергаются обществом; это изолированный деспотизм одного, который узурпировал царскую власть и ведёт войну на свой страх и риск.

Несомненно, преступление надо пресекать, и общество должно защищаться; но кто же достаточно праведен, достаточно велик, достаточно чист, чтобы иметь дерзость наказывать?

Мир же всем тем, кто погибает на войне, даже на незаконной войне; ибо они рисковали своей головой и потеряли её, и раз они заплатили, чего же ещё мы можем требовать!

Честь всем тем, кто храбро и честно сражались! Позор только предателям и трусам!

Христос умер меж двух разбойников, и он увлёк одного с собой на небо.

Царствие небесное для борцов, и оно силою берётся.

Бог дал своё всемогущество любви. Он любит побеждать ненависть, но его тошнит от тёплых.

Долг в том, чтобы жить, даже одно мгновенье!

Хорошо царствовать один день, даже один час! Как то было под мечом Дамокла, или за щитом Сарданапала!

Но ещё лучше увидеть у своих ног все короны мира и сказать: Я буду царём нищих, и мой трон будет на Голгофе.

Есть человек сильнее того, кто убивает, и это тот, кто умирает, чтобы спасти.

Нет самостоятельных преступлений, как и нет одиноких искуплений.

Нет личных заслуг, как и нет потерянных самоотречений.

Даже самый безупречный причастен всему злу, и даже самый извращённый может причаститься ко всему добру.

Именно поэтому казнь это всегда гуманное искупление, и каждой голове, которую поднимают под эшафотом, можно кланяться и приветствовать, как голову мученика.

Именно поэтому также самый благородный и самый святой из мучеников смог, придя в сознание, оказаться достойным казни, которой ему предстояло подвергнуться, и сказал, приветствуя меч, готовый поразить его: Да свершиться правосудие!

Чистые жертвы римских катакомб, евреи и протестанты, зарезанные недостойными христианами;

Священники Аббатства и Кармеза, гильотинированные в эпоху террора, закланные роялисты, принесённые в жертву в свою очередь революционеры, солдаты наших великих армий, которые рассеяли свои кости по миру, все вы, умершие, не завершив своих трудов, работники, борцы, смельчаки всех мастей, храбрые дети Прометея, которые не убоялись ни молнии, ни ворона, слава вашему рассеянному праху! Мир и честь вашей памяти! Вы герои прогресса, мученики человечества!

XII. ЧИСЛО ДВЕНАДЦАТЬ

12 — число круговое; это число универсального символа.

Вот стихотворный перевод магического и в полном смысле кафолического символа [веры]:[16]

Верую во единого всемогущего Бога, нашего отца, Неба и земли вечного творца.

Верую в Царя Спасителя, человечества руководителя, Сына, слово и славу Бога.

Вечной любви живое зачатие, Видимое божество и света сияние.

От начала мира ожидаемого, Бога, но от Бога не отделяемого.

К нам спустившегося для освобождения земли, Освятившего женщину в лице своей матери.

Небесного человека, мудрого и кроткого,

Чтобы пострадать родившегося, и как мы умершего.

Невежеством изгнанного, завистью обвинённого, На кресте умершего, чтобы жизнь нам даровать.

Все за учителя и наставника принявшие его, Как и он богом стать могут через учение его.

Он воскрес, чтобы над ангелами царствовать; Он пришёл, чтобы с невежества тучи прогнать.

Заповеди его, в известный день, Станут приговором живым и мёртвым.

Верую в Духа Святого, которого выразителями Есть дух и сердце пророков и святителей.

Дыхание жизни и плодородия, Исходящее от Отца и человечества.

Верую в единую и всегда святую семью праведных, Которых небо объединило в своём страхе.

Верую в единство символа, места, Патриарха и культа во славу единого Бога.

Верую, что смерть обновит нас, И что, как и у Бога жизнь вечна у нас.

XIII. ЧИСЛО ТРИНАДЦАТЬ

Тринадцать число смерти и рождения; это число собственности и наследства, общества и семьи, войны и договоров.

В основе общества лежат обмены правами, обязанностями и взаимной верой.

Право это собственность; обмен это необходимость; добрая вера это обязанность.

Тот, кто хочет получить больше, чем дать, или кто хочет получить, не давая, тот вор.

Собственность это право одной стороны раздавать общее достояние; это не право уничтожать, и не право изымать.

Уничтожать или изымать общественное добро это не владеть, это воровать.

Я сказал общественное добро, потому что истинный владелец всего Бог, который хочет, чтобы всё было всех. Что бы вы ни делали, вы не возьмёте на тот свет ничего из добра этого мира. Итак, всё то что будет от вас когда-то отнято, не является вашим по-настоящему. Это вам было только одолжено.

Что до права пользования это результат работы; но сама работа ещё не надёжная гарантия обладания; может придти война, и через опустошение и пожар, переместить собственность.

Воспользуйтесь же гибнущими вещами, вы, погибнущие прежде них!

Задумайтесь о том, что эгоизм вызывает эгоизм, и что на аморальность богатого отвечают преступления бедных.

Чего хочет бедный, если он честный?

Он хочет трудиться. Используйте ваше право, но исполняйте ваш долг: долг богатого распределять 60гатство; добро, что не перетекает, мертво; не накапливайте смерть.

Один софист сказал: Собственность это воровство. И он, несомненно, говорил о захваченной собственности, избавленной от обмена, похищенной у общей пользы.

Если таковой была его мысль, он мог бы пойти дальше и сказать, что такое подавление общественной жизни это настоящее убийство.

Именно преступление захвата, общественный инстинкт рассматривает как преступление оскорбления величества человека.

Семья это природный союз, происходящий от супружества.

Супружество это союз двух человек, любовь которых объединилась, и которые пообещали себе взаимное самоотречение ради интересов детей, которые могут родиться.

Супруги, у которых есть ребёнок, и которые разводятся это безбожники. Хотят ли они исполнить решение Соломона и разделить также и ребёнка?

Обещать друг другу вечную любовь это наивность: любовь полов, несомненно, божественная эмоция, но стихийная, непроизвольная и преходящая; но обещание взаимного самоотречения вот сущность брака и начало семьи.

Одобрением и гарантией этого обещания должно быть абсолютное доверие.

Любая ревность есть подозрение, а любое подозрение это оскорбление.

Настоящее прелюбодеяние это измена доверию. Жена, которая жалуется на своего мужа в присутствии другого мужчины; муж, который доверяет радости и горечи своего сердца другой женщине вот кто действительно предают супружескую веру.

Случайные порывы чувств являются изменами только по причине увлечений сердца, которое более-менее предаётся удовольствиям. Помимо этого, есть человеческие ошибки, от которых надо краснеть и должно скрывать; есть неприличия, которые надо не допускать, устраняя повод к ним, но которых никогда не надо пытаться застать врасплох: нравы это запрещение скандала.

Любой скандал это мерзость. Человек неприличен не потому, что у него есть органы, которые стыд не позволяет назвать; но неприличен тогда, когда он их показывает.

Мужья, прячьте ваши семейные раны; не выставляйте ваших жён раздетыми на всеобщее осмеяние!

Жёны, не выставляйте напоказ недостатки супружеского ложа; в глазах общественности, это всё равно что назваться блудницей.

Нужно иметь достоинство в сердце, чтобы соблюдать супружескую веру; это героическое обязательство, глубину которого могут понять только великие души.

Браки, которые разрушаются, не есть браки; это совокупления.

Жена, которая бросает своего мужа, кем она может стать? Она больше не супруга, она не вдова; кто же она? Это честеотступница, которая вынуждена быть распутной, потому что она ни дева, ни свободная.

Муж, который бросает свою жену, делает её блудницей и заслуживает того позорного имени, которое дают любовникам падших женщин.

Итак, брак священен, нерушим, когда он существует на самом деле.

Но он может существовать на самом деле только для людей широкого ума и благородного сердца.

Животные не женятся, и люди, которые живут как животные подчиняются фатальностям своей природы.

Они непрестанно совершают неудачные попытки, пытаясь действовать разумно. Их обещания это попытки и подобия обещаний; их браки попытки и подобие брака; их любовь попытки и подобия любви. Им всегда хочется, но они никогда не желают; они за всё берутся, но ничего не доводят до конца. К таким людям, применимы только репрессивные законы.

У таких родителей может быть только выводок, но у них никогда нет семьи; брак, семья это права человека совершенного, раскрепощённого, сознательного и свободного.

Итак, обратитесь к хроникам трибуналов и прочтите историю отцеубийц.

Приподнимите чёрную вуаль со всех отрезанных голов и спросите их о том, что они думали о браке и семье; какое молоко они сосали, какими ласками их одаряли… Затем содрогнитесь, все вы, не дающие своим детям хлеба ведения и любви, все вы, не поддерживающие родительский авторитет хорошим примером…

Эти несчастные были сиротами по уму и сердцу, и они отомстили за своё рождение!…

Мы живём в век, когда более чем когда-либо в семье не видят того, что в ней есть возвышенного и священного: материальная выгода убивает ведение и любовь; уроками жизни пренебрегают, божественным торгуют. Плоть нападает на дух, обман смеётся в лицо верности. Нет больше идеалов, нет больше правды: человеческая жизнь сделалась круглой сиротой.

Мужество и терпение! Этот век пойдёт туда, куда должны идти великие преступники. Смотрите, какой он грустный! Скука это чёрная вуаль, покрывающая его [отрубленную] голову… повозка катиться, и за ней с дрожью следует толпа…

Вскоре ещё один век будет рассужен историей, и на великой могиле руин напишут:

Здесь скончался век отцеубийц! Век палач своего Бога и своего Христа!

На войне имеют право убивать, чтобы не умереть; но в битве жизни, самым высоким правом есть право умереть, чтобы не убивать.

Ведение и любовь должны сопротивляться угнетению до смерти, но никогда до убийства.

Великодушный человек! жизнь оскорбившего тебя в твоих руках, ибо тот является хозяином жизни других, кто не держится за свою… Раздави его твоим величием сделай ему милость!

Но разве нельзя убить тигра, который нам угрожает?

— Если это тигр с человеческим лицом, то гораздо лучше позволить себя сожрать, однако мораль здесь ничего не предписывает.

— Но если такой тигр угрожает моим детям?…

— Пусть сама природа ответит вам.

В честь Гармодия и Аристогитона в древней Греции были установлены праздники и статуи. Библия освятила имена Иегудифы и Иудии, и одной из самых великих фигур святой книги есть фигура слепого и закованного в цепи Самсона, сотрясающего столбы храма, с криком: «Умри, душа моя, с Филистимлянами!»

Думаете ли вы, что если бы Иисус, прежде чем умереть, пошёл бы в Рим заколоть Тиберия, то он спас бы мир, как он это сделал, прощая своих палачей и умирая даже за самого Тиберия?

Брут, убив Цезаря, разве он спас римскую свободу? Убив Калигулу, разве Херея не приготовил, тем самым, место для Клода и Нерона. Отвечать против насилия насилием это его оправдывать и вынуждать его повторяться.

Но победить зло добром, эгоизм самоотречением, беспощадность прощением: вот секрет христианства и вечной победы.

Я видел место, где земля ещё кровоточит из-за убийства Авеля, и на этом месте протекает ручей слёз.

Тысячи человек, ведомые веками, проходили мимо, проливая слёзы в этот ручей.

И сгорбленная и мрачная вечность смотрела на падающие слёзы, она считала их, одну за другой, и никогда их там не было достаточно, чтобы смыть пятно крови.

Но меж двух толп и двух веков пришёл Христос бледная и лучезарная фигура.

И на земле крови и слёз он насадил виноградник братства, и слёзы и кровь, впитанные корнями божественного дерева, превратились в восхитительный виноградный сок, который должен опьянить любовью сынов будущего.

XIV. ЧИСЛО ЧЕТЫРНАДЦАТЬ

Четырнадцать число слияния, союза и мирового ־ единства, и во имя того, что это число представляет, мы обращаемся здесь к народам, начиная с самого древнего и самого святого.

Дети Израиля, почему среди движения народов, остаётесь вы неподвижными, как если бы вы охраняли могилы отцов ваших?

Ваши отцы не там, они воскресли: ибо Бог Авраама, Исаака и Иакова не есть Бог мёртвых!

Почему вы всегда оставляете на своих детях кровавый знак ножа?[17]

Бог не хочет больше отделять вас от других людей; будьте нашими братьями, и ешьте с нами примиряющие просвиры на алтарях, на которых никогда не проливалась кровь.

Закон Моисея исполнился: читайте ваши книги и поймите, что вы были слепым и упрямым народом, как то говорили все ваши пророки.

Но вы также были народом смелым и настойчивым в борьбе.

Дети Израиля, станьте детьми Бога: поймите и любите!

Бог изгладил с вашего лба знак Каина, и люди, видя вас проходящими больше не скажут: «Вот жиды!» Они воскликнут: «Место нашим братьям! Место нашим старшим братьям в вере!»

И мы будем ходить с вами каждый год вкушать пасху в новом Иерусалиме.

И мы будем отдыхать под вашим виноградником и под вашей смоковницей; ибо вы ещё будете друзьями странников, в память Авраама, Товии и ангелов, что их посещали.

И в память того, кто сказал: «Тот, кто принял одного из сих меньших, тот принял Меня самого».

Ибо отныне вы больше не откажете в приюте в вашем доме и в вашем сердце вашему брату Иосифу, которого вы продали народам[18].

Ведь он приобрёл власть в земле египетской, в которой вы искали хлеба, во дни голода.

И он вспомнил о своём отце Иакове и Вениамине, младшем брате своём; и он вам прощает вашу зависть, и он вас обнимает с плачем.

Дети правоверных! мы будем петь с вами: «Нет Вога кроме Бога и Магомет пророк Его».

Скажем вместе с детьми Израиля: «Нет Бога кроме Бога и Моисей пророк Его!»

Скажем вместе с христианами: «Нет Бога кроме Бога и Иисус Христос пророк Его!»

Магомет это тень Моисея. Моисей это предтеча Иисуса.

Кто таков пророк? Это представитель человечества, который ищет Бога. Бог есть Бог; человек тогда является пророком Бога, когда он сделает так, что мы уверуем в Бога.

Библия, Коран и Евангелие это три перевода одной и той же книги. Есть только один закон, как есть только один Бог.

О идеальная женщина, о награда избранным, разве ты красивее Марии?

О Мария, дочь Востока, целомудренная как чистая любовь, великая как материнские чаяния, приди научить детей Ислама тайнам небес и секретам красоты.

Пригласим их на пир в честь нового союза, где на трёх тронах, сверкающих драгоценными камнями, будут восседать три пророка.

Дерево туба[19] сделает из своих изогнутых ветвей свод над небесным столом.

Невеста будет белой как луна, и румяной как улыбка утренней зари.

Все народы прибегут, чтобы увидеть её, и они больше не будут бояться переправиться через АльКяусар[20], ибо на этом мосту, тонком как лезвие бритвы, Спаситель распрострёт свой крест и придёт протянуть руку шатающимся, а падающим невеста протянет свою благоуханную вуаль и притянет их к себе.

Люди! Рукоплещите и приветствуйте окончательную победу любви! Лишь одна смерть останется мёртвой, и лишь один ад будет гореть.

Народы Европы, которым Восток протягивает руки, объединяйтесь, чтобы оттолкнуть медведей Севера![21] Пусть последняя война приведёт к торжеству ведения и любви, пусть торговля переплетёт руки мира и пусть новая цивилизация выйдет, вооружённая Евангелием, чтобы воссоединить все племена земли под посохом одного .28пастыря!

Таковыми будут завоевания прогресса; такова цель, к которой нас толкает мир всем своим движением.

Прогресс это движение; а движение это жизнь.

Отрицать прогресс это утверждать небытие и обожествлять смерть.

Прогресс является единственным ответом, который разум может противопоставить возражениям относительно существования зла.

Не всё хорошо, но всё будет хорошо когда-то. Бог начал, и Он закончит своё дело.

Без прогресса, зло было бы неподвижным, как Бог!

Прогресс объясняет разрушения и утешает плачущего Иеремию.

Народы сменяют друг друга, как и люди, и нет ничего устойчивого, потому что всё движется к совершенству.

Великий человек, умерев, завещает своей родине плоды своих трудов; великий народ, исчезающий с лица земли, преображается в звезду, дабы освещать тёмные стороны истории.

То, что он написал своими действиями, остаётся начертанным в вечной книге; он добавил одну страницу к библии рода человеческого.

Не говорите, что цивилизация плохая; ибо она подобна влажной теплоте, которая позволяет созревать урожаю, она быстро развивает начала жизни и смерти, она убивает и животворит.

Она как судный ангел, отделяющий злых из среды добрых.

Цивилизация преобразует в ангелов света людей доброй воли, и опускает эгоиста ниже животного; это разложение тел и раскрепощение душ.

Безбожный мир исполинов поднял на небо душу Еноха; над вакханалиями первобытной Греции возвысился гармоничный дух Орфея.

Сократ и Пифагор, Платон и Аристотель сжато изложили и объяснили все чаяния и всё, что было славного в древнем мире; сказки Гомера остаются более правдивыми, чем история, и величия Рима оставили нам только бессмертные писания, созданные в эпоху Августа.

Так что Рим, быть может, лишь для того потрясал мир войнами, чтобы породить своего Вергилия.

Христианство является плодом размышлений всех мудрецов Востока, которые ожили в Иисусе Христе.

Так что свет умов восходит там, где восходит солнце мира; Христос завоевал Запад и два луча солнца Азии прикоснулись ко льдам Севера.

Расшевеленные этой неведомой теплотой, новые муравейники людей распространились по утомлённому миру; души умерших людей светят на молодые народы и увеличивают в них дух жизни.

Есть в мире один народ, который называет себя вольным [franchise] и свободным, ибо эти два слова есть синонимами имени Франция.

Этот народ всегда был, в некотором роде, более католическим, чем папа и более протестантским, чем Лютер.

Франция крестовых походов, Франция трубадуров и песен, Франция Рабле и Вольтера, Франция Боссюэ и Паскаля, это она синтез этих людей; это она освящает союз разума и веры, революции и власти, самой нежной веры и самого яростного человеческого достоинства.

Так что сморите, как она ступает, как она переживает, как она борется, как она растёт!

Часто заблуждающаяся и ранимая, никогда не побитая, воодушевлённая своими победами, смелая своими мечтами, она смеётся, она поёт, она умирает, и она учит мир вере в бессмертие.

Старая гвардия не сдаётся, но она также и не умирает: верьте в рвение наших детей, которые хотят однажды стать солдатами старой гвардии!

Наполеон больше не просто человек, это сам дух Франции, это второй спаситель мира, и он также дал в качестве знака своим апостолам крест!

Остров Святой Елены и Голгофа это вехи новой цивилизации; это две стойки огромной арки [ковчега], что образует радугу последнего потопа и которая перебросит мост меж двух миров.

И вы можете верить, что какое-то прошлое без нимба и славы могло захватить и поглотить столько будущего?

И вы думаете, что шпора какого-то татарина разорвёт когда-то пакт наших славных дел, завет наших свобод!

Скорее мы снова станем детьми и войдём в лоно наших матерей!

Иди себе! говорит божественный голос Аазаверусу [вечный жид]. Вперёд, вперёд! кричит Франции судьба мира!… И куда же мы идём? В неизвестность; быть может, в пропасть, неважно! Но в прошлое, к кладбищам забвения, к пелёнкам, которые само наше детство разорвало, к тупости и невежеству первых веков… никогда!

XV. ЧИСЛО ПЯТНАДЦАТЬ

Пятнадцать число противоборства и католичества.

Сейчас христианство разделено на две церкви: Церковь цивилизирующую и Церковь варварскую, Церковь прогрессивную и Церковь застоя.

Одна активна, другая пассивна; одна всегда приказывает народам и управляет ими, поскольку короли её боятся; другая подчиняется всем деспотиям и является лишь орудием порабощения.

Активная Церковь выполняет для людей функции Бога и единственная верит в божественность человеческого Слова, переводящего слово Бога.

Что же такое, в конце концов, непогрешимость папы, если не самовластие ведения, подтверждённое всеобщим голосом веры?

На этом основании, говорят, папа должен быть

первым гением своего века. Почему? На самом деле, было бы лучше, чтобы он был обыкновенным человеком. Тогда его превосходство было бы только божественнее, потому что оно, в некотором роде, было бы более человеческим.

Разве дела не говорят громче злословия и атеистического невежества? Разве вы не видите, что католическая Франция поддерживает одной рукой слабеющее папство, а в другой держит меч, чтобы сражаться во главе армии прогресса?

Католики, израильтяне, турки, протестанты уже сражаются под одним знаменем ; соединив полумесяц с латинским крестом, все вместе мы боремся против нашествия варваров и против их дикого православия.

Это навсегда свершившийся факт. Приняв новые догматы, престол святого Петра торжественно объявил себя прогрессивным.

Родина католического христианства является родиной наук и искусств, и вечное Слово живого и воплощённого в видимых властях Евангелия есть ещё и свет мира.

Так пусть же замолчат фарисеи новой синагоги! Пусть замолчат ненавистные традиции этой Школы, спесивое пресвитерианство, абсурдный янсенизм, и все те позорные и суеверные толкования вечного учения, так справедливо заклеймённые безжалостным гением Вольтера!

Вольтер и Наполеон умерли католиками . А знаете ли вы, чем должен быть католицизм будущего?

Это будет евангельское учение, очищенное как 30лото растворяющей критикой Вольтера, и осуществлённое в управлении миром гением Наполеона-христианина!

Те, кто не желают идти сами, тех потянут или по ним пройдутся события!

Великие бедствия ещё могут нависнуть над миром. Армии Апокалипсиса, быть может, придут однажды спустить с цепей четыре бича. Святилище будет очищено. Святая и жестокая бедность пошлёт своих апостолов, дабы поддержать всех шатающихся, поднять побитых и смазать святым елеем все раны.

Деспотизм и анархия вот два жаждущих крови чудовища, которые, после непродолжительной взаимоподдержки, раздерут и уничтожат друг друга в самих объятиях своей борьбы.

И правительство будущего будет правительством, образец которого показан нам в природе семьи, в религиозном идеале иерархией пастырей. Избранные должны будут царствовать с Иисусом Христом в течение тысячи лет, говорит апостольское предание, что означает, что в течение веков, ведение и любовь избранных людей, взявших на себя бремя власти, учредят интересы и блага мировой семьи.

И тогда, по обещанию Евангелия, будет одно стадо и один Пастырь.

XVI. ЧИСЛО ШЕСТНАДЦАТЬ

Шестнадцать число храма. Скажем же, чем будет храм будущего.

Когда дух ведения и любви проснётся, вся троица проявится в своей истине и в своей славе.

Человечество, ставшее царём и как бы воскресшее, будет иметь благодать детства в своей поэзии, энергию молодости в своём разуме и мудрость зрелости в своих делах.

Все формы, в которые последовательно облачалась божественная мысль, возродятся бессмертными и совершенными.

Все черты, которые последовательно принимало искусство народов, объединятся и сформируют совершенный образ Бога.

Иерусалим восстановит храм Господа по образцу, о котором пророчествовал Иезекииль; и Христос, новый и вечный Соломон, воспоёт, под убранством кедров и кипарисов, свой брак со святой свободой, молодой невестой из Песни Песней!

И Господь отложит в сторону свои молнии, чтобы благословить обеими руками жениха и невесту; он явится с улыбкой меж двух новобрачных и возрадуется, услышав, что его называют отцом.

Однако поэзия Востока в своих магических воспоминаниях и дальше будет называть его Брахманом и Юпитером. Индия научит наши волшебные края чудесным сказкам Вишну, и мы примерим к ещё кровоточащему челу нашего возлюбленного Христа тройной жемчужный венец мистического Тримурти. Очищенная Венера под вуалью Марии больше не будет оплакивать своего Адониса.

Жених воскрес, чтобы больше не умирать, а пекельный вепрь нашёл смерть в своей кратковременной победе.

Восстаньте же, храмы Дельф и Эфеса! Бог света и искусств стал богом мира, и слово Бога желает называться Аполлоном! Диана больше не будет царствовать вдовой в пустынных полях ночи; её серебряный полумесяц теперь лежит под ногами невесты.

Но Диана не покорена Венерой; её Эндимион проснулся, и девство собирается возгордиться материнством!

Выйди из гроба, о Фидий, и возрадуйся о низложении твоего первого Зевса: именно теперь ты собираешься породить Бога!

О Рим! Пусть твои храмы восстанут рядом с твоими базиликами; стань ещё раз царём мира и пантеоном народов; пусть Вергилий будет коронован на Капитолии рукою святого Петра; и пусть Олимп и Кармил объединят свои божественности под кистью Рафаэля!

Преобразитесь, древние соборы наших отцов; запустите до самых туч ваши чеканные и живые стрелы, и пусть камень расскажет ожившими образами мрачные легенды Севера радостными, золотистыми и чудесными притчами Корана!

Пусть Восток поклоняется Иисусу Христу в своих мечетях, и пусть, под минаретами новой Святой Софии, возвысится крест посреди полумесяца!

Пусть Магомет раскрепостит женщину, чтобы дать правоверным красавиц, о которых они так мечтают, и пусть мученики Спасителя научат добрых ангелов Магомета целомудренным ласкам.

Вся земля одетая богатыми нарядами, которыми её украшают все искусства, будет великолепным храмом, вечным священником которого будет человек!

Всё, что было истинного, всё, что было прекрасного, всё, что было нежного в прошедших веках, славно оживёт в этом преображении мира.

И красивая форма будет неотделимой от истинной идеи, как тело, когда-то, станет неотделимым от души, когда душа, обретя всю свою власть, сделает себя телом своего образа.

Именно тогда настанет царствие небесное на земле, и тела станут храмами души, как и возрождённая вселенная станет храмом Бога.

И тела и души, и форма и мысль, и вся вселенная станут светом, словом и постоянным и видимым откровением Бога. Аминь! Да будет так!

XVII. ЧИСЛО СЕМНАДЦАТЬ

Семнадцать число светила [звезды]; это число ведения и любви.

Воинственное, отважное ведение, сообщник божественного Прометея, старшее дитя Люцифера, слава тебе в твоей отваге! Ты захотело знать, чтобы иметь, ты не побоялось никаких громов и пренебрегло всеми безднами!

Ведение, ты, которого бедные грешники возлюбили до безумия, до бесчинства, до осуждения! Ты, божественное право человека, сущность и душа свободы, елава тебе! Ибо люди, домогаясь тебя, ради тебя топчут ногами самые дорогие мечты своего воображения, самые любимые иллюзии своих сердец!

Тебя ради, они отвержены и осуждены; тебя ради, они терпят тяготы заточения, лишения, голод, жажду, оставление теми, кого они любят, и горькие искушения отчаяньем! Ты было их правом, и они тобой овладели! Теперь они могут плакать и верить, они могут скориться и молиться!

Раскаявшийся Каин был бы больше Авеля, так как именно законная удовлетворённая гордость имеет право стать смиренной!

Я верю потому, что я знаю, зачем и как надо верить; я верю потому, что я люблю и потому что я больше ничего не боюсь.

Любовь! Любовь! Высшая искупительница и исправительница; ты, что доставляешь столько счастья столькими мучениями, ты, жертвоприносительница крови и слёз, ты, сама добродетель и вознаграждение за добродетель; сила смирения, свобода подчинения, радость мук, жизнь смерти, часть тебе и хвала! Если ведение светильник, то ты его пламень; если оно право, то ты обязанность; если оно достоинство, ты счастье! Любовь, полная благородства и стыдливости в своих тайнах, любовь божественная, любовь тайная, любовь безумная и высокая, Титан, двумя руками удерживающий небо, которое силиться его опустить, последний и неизречённый секрет христианского вдовства, вечная любовь, любовь бесконечная, идеал, страдающий ради творения миров, любовь! Любовь! Будь благословенна и славна! Слава ведению, покрывающему себя вуалью, дабы не повредить больные глаза! Слава праву, целиком и полностью преобразившемуся в обязанность и ставшему самоотречением! вдовьим душам, любящим и увядающим без ответной любви! тем, кто страдают и не причиняют страдания другим, тем, кто прощают неблагодарных, тем, кто любят своих врагов! Блаженны всегда, блаженны больше чем когда-либо те, кто обедняются сами, и кто исчерпываются отдавая! Блаженны души, всегда приносящие мир! Блаженны сердца чистые и простые, не считающие себя лучшими других! Человечность моя мать, человечность дочь и мать Бога, человечность, зачатая без греха, мировая Церковь, Мария! Блажен тот, кто готов на всё, чтобы познать тебя и понять тебя, и кто готов также всё вытерпеть ради того, чтобы служить тебе и любить тебя!

XVIII. ЧИСЛО ВОСЕМНАДЦАТЬ

Это число число религиозного учения, которое есть чистая поэзия и сама тайна.

Евангелие говорит, что со смертью Спасителя разорвалась завеса храма, потому что эта смерть проявила торжество самоотречения, чудо любви, могущество Бога в человеке, божественную человечность и человеческую божественность, последний и самый высокий из арканов, последнее слово всех посвящений.

Но Спаситель знал, что его не поймут вначале, и он сказал: «Вы теперь не можете вместить весь свет моего учения; когда же приидет Он, Дух истины, то наставит вас на всякую истину, и он вам возвестит смысл того, что я вам сказал» .

Итак, дух истины это дух знания и ведения, дух силы и совета;

Этот дух торжественно пришёл в римскую Церковь, когда она объявила в четырёх словах своё постановление от 12 декабря 1845 года:

1.     Что если вера выше разума, разум должен опереться на вдохновение веры;

2.     Что вера и знание имеют каждый свою отдельную область, и что одно не должно узурпировать функции другого;

3.     Что присущим вере и благодати свойством есть не ослабление, но, наоборот, укрепление и развитие разума;

4.     Что соперничество разума, проверяющего не решения веры, но природные и рациональные основы власти, принимающей эти решения, не может повредить вере, а может быть ей только полезным; иначе говоря, что совершенно разумная в своих началах вера не должна опасаться, но должна, наоборот, желать искренней проверки разумом.

Подобное постановление это свершившаяся религиозная революция, это венчание на царство Духа Святого на земле.

XIX. ЧИСЛО ДЕВЯТНАДЦАТЬ

Это число света.

Это существование Бога, доказанное самой идеей Бога.

Либо надо сказать, что необъятное Существо есть всемирный гроб, где мечется самоподдерживаемым движением некая форма, всегда мёртвая и трупная, либо надо принять абсолютное начало ведения и жизни.

Всемирный [универсальный] свет, мёртв он, или жив? Обречён ли на дело разрушения, или направляем провидением на рождение в бессмертие?

Если нет Бога, ведение оказывается лишь обманом, ибо ему недостаёт абсолюта и его идеал есть ложь.

Без Бога, бытие есть самоутверждающееся небытие, а жизнь замаскированная смерть. Свет ночь, постоянно вводимая в заблуждение иллюзиями снов.

Итак, первый и самый существенный из актов веры таков:

Бытие есть, а бытие бытия, истина бытия это Бог.

Бытие есть житие с ведением, а живое ведение абсолютного Бытия это Бог.

Слово мирового разума есть утверждение, а не отрицание.

Слепы те, кто не видят, что свет физический есть не что иное, как орудие мышления!

Только одно мышление видит свет и творит его, употребляя его в своих целях.

Утверждение атеизма это догмат вечной ночи; утверждение Бога это догмат света!

Мы останавливаемся здесь на девятнадцатом числе, хотя священная азбука имеет двадцать две буквы; но девятнадцать первых являются ключами оккультного богословия. Другие являются ключами природы; мы вернёмся к ним в третьей части этой книги.

* * *

Подведём итог всему тому, что мы сказали о Боге, процитировав одно прекрасное воззвание, взятое из еврейской литургии. Это одна страница из Кетер-Малхут[22], кабалистической поэмы раввина Соломона, сына Габироля.

«Вы один, начало всех чисел, и основа всех зданий; вы один, и в секрете вашего единства теряются учёнейшие мужи, ибо они его не понимают. Вы один, и ваше единство никогда не умаляется, ни увеличивается, ни терпит никакого изменения. Вы один, но не так, как в счёте, ибо ваше единство не допускает ни умножения, ни перестановки, ни формы. Вы один, кого не может ни одно из моих представлений ограничить и определить; вот почему я блюду за своим поведением, храня себя от ошибок моего языка. Вы один, наконец, чьё превосходство так велико, что оно никак не может упасть, и не как тот один, кто может престать быть.

Вы сущий; однако рассудок и зрение смертных не может добраться до вашего существования, ни поставить о вас вопросы где, как и почему. Вы сущий, но в самом себе, поскольку никто другой не может существовать с вами. Вы сущий, до начала времён, и без места. Вы сущий, наконец, и ваше существование так скрыто и так глубоко, что никто не может его открыть, ни проникнуть в его секрет.

Вы живущий, но не начиная с какого-то времени; вы живущий, но не духом или душой; ибо вы душа всех душ. Вы живущий, но не так, как жизни смертных, сравнимых с дыханием, и чьим концом будет стать пищей червям. Вы живущий, и тот, кто может постичь ваши тайны, возрадуется вечными наслаждениями, и будет жить в вечности.

Вы великий, и пред вашим величием склоняются все величия, и всё самое превосходное становиться ущербным. Вы великий, выше всякого представления, и вы возвышаетесь над всей небесной иерархией. Вы великий, выше всякого величия, и вы возвышенны выше всех похвал.

Вы сильный, и ни одно из ваших творений не может совершить ваши дела, ни его сила не сравниться с вашею. Вы сильный, и вам принадлежит та непобедимая сила, что никогда ни изменяется. Вы сильный, и вашим великодушием вы прощаете в своё время ваш самый жестокий гнев, и вы показываете терпение к грешникам. Вы сильный, и ваше милосердие, существующее во все времена, распространяется на все ваши творения.

Вы вечный свет, который видят чистые души, и который туча грехов скрывает от глаз грешников. Вы свет, что скрыт от этого мира, и видимый в мире ином, где явится слава Господня.

Вы самодержец, и желающие видеть вас очи ума удивляются от того, что могут охватить только часть, и никогда не целое. Вы Бог богов, свидетель всех ваших творений; и в честь этого великого имени, они все должны служить культ. Вы Бог, и всё сотворённое служит вам и поклоняется; ваша слава не потускнеет, хотя бы они поклонялись и другим, ибо их намерение направлено на вас; они как слепые, чья задача следовать широкой дорогой, и они заблуждаются; один утопает в колодце, а другой падает в яму; все вместе верят в достижение своих желаний и, однако, они истощают себя напрасно. Но ваши рабы как прозорливые, шагающие по верной дороге, и никогда не отклоняющиеся ни направо, ни налево, пока они не вступят на паперть царского дворца. Вы Бог, поддерживающий вашей божественностью всех существ и помогающий вашим единством всем творениям. Вы Бог, и нет разницы между вашей божественностью, вашим единством, вашей вечностью, вашим существованием; ибо всё одна тайна; и каково бы ни было имя всё сводиться к одному. Вы сведущий, и то знание, что является источником жизни, исходит от вас; и в сравнении с вашим знанием, самые сведущие люди глупцы. Вы сведущий, и древний из древних, и наука всегда питается после вас. Вы сведущий, и вы не получили знание ни от кого, ни приобрели ни от кого другого, кроме вас. Вы сведущий, и вы, как работник и архитектор, взявшего из своего знания божественную волю в заданное время, чтобы притянуть бытие из ничего; точно так же, как свет, исходящий из глаз, притягивается к своему собственному центру без единого инструмента или орудия. Эта божественная воля выкопала, начертила, очистила и отлила; она приказала ничему открыться, бытию углубиться, и миру растянуться. Она измерила небо ладонью, со своею властью собрала сферы, шнурками своей власти связала ткани творений вселенной, и коснувшись с силою края ткани творения соединила высшую часть с низшей.»

(Выдержка из молитв йом-киппур [еврейский праздник «ДеньИскупления» литургия Судного дня]).

* * *

Мы придали этим дерзким каббалистическим спекуляциям единственно подобающий им вид поэтический или вдохновение сердца.

Верующие души не имеют нужды в рациональных гипотезах, содержащихся в этом новом объяснении библейских образов, но искренние сердца, томимые сомнением и мучимые критикой восемнадцатого века, поймут, прочитав это, что даже разум без веры может найти в священной книге кое-что, а не только камни преткновения; если покрывала, которыми покрыты божественные тексты отбрасывают большую тень, то эта тень чудесно вырисованная контрастами света, и она становиться единственным умопостигаемым образом божественного идеала.

Идеал непостижим как бесконечность, и необходим как сама сущность тайны.

Великий пантакль из видения св. Иоанна

СЛОВО ВТОРОЕ. РЕШЕНИЕ ВТОРОГО ВОПРОСА. ИСТИННАЯ РЕЛИГИЯ

Религия в человечестве существует, как существует и любовь.

Религия единственна в своём роде, как и она.

Как и она, она либо существует, либо нет в такойто душе; но принимают ли её, или отрицают неважно она есть в человечестве, она есть даже в жизни, она есть в природе, её существование неоспоримо перед лицом науки и даже перед разумом.

Истинная религия это та, что всегда существовала, существует, и всегда будет существовать.

Нам могут сказать, что религия такая или эдакая; но религия есть таковой, каковой она есть. Религия это религия, и ложные религии это имитирующие её суеверия, у неё заимствующие, обманчивые тени её самой.

О религии можно сказать то же что и об истинном искусстве. Рисунки или истуканы дикарей это попытки невежества добраться до истины. Искусство говорит само за себя, оно сияет своим собственным сиянием, оно единственно в своём роде и вечно, как и красота.

Истинная религия прекрасна, и именно этим божественным характером она заставляет науку уважать себя и получает одобрение от разума.

Наука не может без безрассудства утверждать или отрицать те гипотезы догмата, которые являются истинами для веры; но она может распознать по определённым признакам единственно истинную религию, т.е. религию, которая единственно заслуживает носить это имя35, соединяющую всех людей, которые разделяют это великое и универсальное устремление человеческой души.

Нечто очевидно божественное проявлено в мире.

Это любовь.

Дело истинной религии в том, чтобы создавать, сохранять и распространять дух любви.

Для достижения этой цели, надо чтобы она сама содержала в себе все черты любви, так чтобы можно было её вполне определить, назвав её саму организованнойлюбовью.

Итак, каковы черты любви.

Этому нас учит святой Павел:

Любовь терпелива.

Терпелива как Бог, ибо она вечна как Он. Она терпит преследования и никого не преследует.

Она доброжелательна и снисходительна, призывает к себе малых и не отталкивает старых.

Она не завидует. С чего бы и для чего бы стала она завидовать, разве она не есть та лучшая часть, которая никогда не отнимется?

Она ни суетится, ни строит козни.

Она не гордиться, не превозноситься, не ищет своего, не раздражается.

Она никогда не замышляет зла и не радуется неправде, ибо вся её радость в истине.

Она переносит всё, никогда не смиряясь со злом.

Она всему верит; её вера проста, покорна, иерархична и универсальна.

Она всё выдерживает, и никогда не налагает бремя, которое она не испытала первой.

Религия терпелива, это религия великих работников ума; это религия мучеников.

Она доброжелательна как Христос и апостолы, как Винсент де Поль и Фенелон .

Она не завидует ни земным достоинствам, ни земному добру. Это религия отцов пустынь, святого Франциска Ассизского и святого Бруно, сестёр милосердия и братьев Святого Иоанна Божьего.

Она ни суетится, ни строит козни, она молится, она творит добро и она ждёт.

Она скромна, она кротка, она вдохновляет только на самоотречение и самопожертвование. Она, наконец, содержит в себе все черты любви, ибо она сама любовь.

Люди, наоборот, нетерпеливы, преследующи, завистливы, жестоки, горделивы, несправедливы, и они показывают себя такими даже во имя той религии, на которую они клевещут, но которую они никогда не опровергнут. Люди проходят, истина остаётся.

Дщерь любви и, в свою очередь, создательница любви истинная религия является осуществляющей по сути; она верит в чудеса веры, потому что она совершает их каждый день, когда она творит любовь. Итак, религия, творящая любовь, может надеяться на осуществление всех мечтаний божественной любви. Также и вера иерархической Церкви, разве она не преображает мистицизм в реализм через действенность своих таинств. Больше никаких знаков, больше никаких образов, что не черпают свою силу в благодати, и которые не дают в реальности то, что они обещают. Вера всё одушевляет, делает всё некоторым образом видимым и осязаемым; даже притчи Иисуса Христа принимают тело и душу.

Иерусалиму показывают дом плохого богача. Разрозненный символизм древних религий, брошенный наукой и лишённый жизни веры, напоминает те выцветшие кости, которые покрывали поле Иезекииля. Дух Спасителя, дух веры, дух любви подули на этот прах и все бывшие мёртвыми восстали к жизни такой реальной, что больше не видели в этих сегодня живущих вчерашних трупов. И почему их отличать, ведь мир обновился, ведь святой Павел сжёг в Эфесе книги иерофантов. Так был ли святой Павел дикарём, и не совершил ли он преступление против науки? Нет, но он сжёг плащаницы воскресших, чтобы заставить их забыть смерть. Почему же мы сегодня вспоминаем истоки каббалистического учения? Почему связываем мы библейские образы с аллегориями Гермеса? Для того ли чтобы осудить святого Павла, чтобы посеять сомнение в души верующих? Нет, конечно же, ибо верующие не имеют нужды читать нашу книгу, они не будут её читать, да и не пожелают её понять. Но мы хотим показать несметному множеству тех, кто сомневаются, то, что вера связана с разумом всех времен, со знанием всех мудрецов. Мы хотим заставить свободу человека уважать власть Бога, разум распознать основы веры, чтобы эти вера и власть, в свою очередь, не запрещали больше никогда ни свободу, ни разум.

Вера, дабы сформулировать свои устремления, вынуждена заимствовать сравнения и образы у известного.

Но она специализирует употребление этих форм, располагая их способом, невозможным для известного порядка. В этом вся причина кажущейся абсурдности символизма.

Приведём пример.

СЛОВО ТРЕТЬЕ. РЕШЕНИЕ ТРЕТЬЕГО ВОПРОСА. СМЫСЛ ТАЙН

Вера является устремлением к неизвестному, так что объект веры это безусловно и необходимо тайна.

Если бы вера сказала, что Бог безличен, то можно было бы заключить, что Бог не более чем слово или, самое большее, вещь.

Если бы она сказала, что Бог личность, то можно было бы представить себе мыслящую бесконечность в необходимо ограниченном виде индивидуума.

Она говорит: Бог один в трёх лицах, дабы выразить, что в Боге надо понимать единицу и число.

Формула тайны необходимо исключает логичность даже из себя, когда она заимствует у Слова нечто известное, ибо если её будут понимать, она будет выражать известное, а не неизвестное.

Тогда она принадлежала бы к науке, а не к религии, т.е. вере.

Предмет веры математическая задача, чьё неизвестное ускользает от алгоритмов нашей алгебры.

Абсолютная математика лишь доказывает её необходимость, и как следствие, существование этого неизвестного, обозначаемого необъяснимым иксом.

Итак, что бы наука ни делала в своём бесконечном, но всегда относительно конечном развитии, она никогда не найдет в конечном языке полное выражение бесконечного. Тайна, таким образом, вечна.

Вместить в рамки логики известного термины какого-либо вероисповедания это выйти из веры, основой которой является алогизм, т.е. невозможность логического объяснения неизвестного.

У иудеев, Бог отделён от человечества, он не живёт в творениях, это бесконечный эгоизм.

У мусульман, Бог есть слово, перед которым падают ниц по вере Магомета.

У христиан, Бог открылся в человечестве, он доказывает себя любовью, он царствует благодаря порядку, устанавливающем иерархию.

Иерархия страж догмата, букву и дух которого она хочет, чтобы уважали. Сектанты, именем своего разума или, скорее, их личного неразумия, посягнули на догмат и тем самым утратили дух любви, они отлучили себя сами.

Догмат католический, т.е. вселенский [универсальный], заслуживает это прекрасное имя тем, что заключает в себе все религиозные устремления мира; он утверждает единство Бога с Моисеем и Магометом, он признаёт в Нём бесконечную троицу вечного рождения вместе с Зороастром, Гермесом и Плотином, он примиряет со Словом святого Иоанна живые числа Пифагора, вот что могут констатировать наука и разум. Таким образом, ещё прежде самого разума и прежде науки, самый совершенный, т.е. самый полный, догмат пришёл в мир. Пусть наука и разум согласуют это, большего от них мы и не требуем.

Бог существует, есть только один Бог, и он наказывает тех, кто творит зло, сказал Моисей.

Бог повсюду, Он в нас, и что мы делаем доброго людям, то мы делаем Богу, сказал Иисус.

Страшитесь таков итог учения Моисея.

Любите вот итог учения Иисуса.

Характерный идеал Божественной жизни в человечестве это воплощение.

Воплощение необходимо влечёт искупление и действует во имя обратимости солидарности, другими еловами, во имя всеобщего [универсального] причастия догматического начала духа любви.

Заменить произвол человека узаконенным деспотизмом закона, иначе говоря, поставить тиранию на место власти вот дела всех протестантов и всех демократий. То, что люди называют свободой это одобрение незаконной власти или, скорее, подражание силе, не одобренной властью.

Жан Кальвин протестовал против костров Рима, чтобы присвоить себе право сжечь Мишеля Сервенто. Все люди, освободившиеся от Карла Первого или от Луи XVI-го, попали в рабство Робеспьера или Кромвеля, и после всякого протеста против законного папства появляется более-менее абсурдный антипапа.

Божественность Иисуса Христа существует только в кафолической Церкви, которой Он иерархически передал свою жизнь и свою божественную власть. Эта божественность жреческая и царская по причастию, но, вне этого причастия, любое утверждение божественности Иисуса Христа есть идолопоклонство, ибо Иисус Христос не может быть отдельным Богом.

Для католической истины не имеет значения число протестантов.

Если бы все люди были слепы, разве был бы смысл отрицать существование Солнца?

Разум, протестуя против догмата, доказывает тем самым, что не он его изобрёл, но он вынужден почитать мораль, вытекающую из этого догмата. Итак, если мораль это свет, то догмат должен быть солнцем; свет не исходит из тьмы.

Между двух бездн многобожия и деизма, абсурдного и ограниченного, есть только одна возможная середина тайна пресвятой Троицы.

Между спекулятивным атеизмом и антропоморфизмом, есть только одна возможная середина тайна воплощения.

Между аморальным роком и драконовской ответственностью, ведущей к проклятию всех существ, есть только одна возможная середина тайна искупления.

Троица это вера.

Воплощение это надежда.

Искупление это любовь.

Троица это иерархия.

Воплощение это божественная власть Церкви.

Искупление это единственное, непогрешимое, нерушимое и католическое духовенство.

Католическая Церковь одна обладает неизменным учением и находиться, в силу самого своего устроения, вне морального развращения; она не обновляет, она объясняет. Так, например, догмат о непорочном зачатии не нов, он целиком содержался в теотоконе Эфесского собора, и теотокон есть прямое следствие из католического догмата о воплощении.

Точно так же, католическая Церковь не отлучает от церкви, она это только объявляет и может лишь объявлять, потому что она единственный страж единства.

Вне корабля Петра только пропасть. Протестанты подобны людям, которые, устав от качки, бросаются в воду, чтобы избавиться от морской болезни.

Это о католичестве, таком, каким оно учреждено в римской Церкви, надо сказать то, что сказал Вольтер о Боге с такой дерзостью:

Если бы её не существовало, её надо было бы изобрести.

Но если бы человек был способен изобрести дух любви, то он изобрёл бы и Бога. Любовь не изобретается, она обнаруживается своими делами, и именно тогда можно закричать вместе со Спасителем мира: «Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят!»

Понять дух любви это иметь ведение всех тайн.

СЛОВО ЧЕТВЁРТОЕ. РЕШЕНИЕ ЧЕТВЁРТОГО ВОПРОСА. РЕЛИГИЯ, ДОКАЗАННАЯ ЧЕРЕЗ ВОЗРАЖЕНИЯ, ЕЙ ПРОТИВОПОСТАВЛЯЕМЫЕ

Возражения, которые могут выдвигать против религии, могут быть либо от имени науки, либо от имени разума, либо от имени веры.

Наука не может отрицать фактов существования религии, её становления и её влияния на исторические события. Ей нельзя касаться догматов; догматы целиком относятся к вере.

Как правило, наука ополчается против религии рядом фактов, которым она имеет право давать оценку, которые она действительно оценивает строго, но которые и религия осуждает ещё более рьяно, чем наука.

Поступая так, наука оправдывает религию, и обвиняет саму себя; ей недостаёт логики, чтобы обличить беспорядок, который привносит всякая греховная страсть в умы людей, и то что ум нуждается в непрестанном исправлении и руководстве духом любви.

Разум, со своей стороны, исследует догматы и находит их абсурдными.

Но если бы это было не так, то разум понял бы их; если бы он их понял, они не были бы более выражениями [формулами] неизвестного.

Это было бы математическое доказательство бесконечного.

Это было бы конечное бесконечное, известное неизвестное, измеренное неизмеримое, выраженное невыражаемое.

То есть, догматы не перестали бы быть абсурдными перед разумом, но стали бы самыми чудовищными и самыми невозможными из всех абсурдностей перед верой, наукой и разумом и здравым смыслом вместе взятыми.

Остаются возражения раскольнической веры.

Иудеи, наши отцы в религии, укоряют нас в посягательстве на единство Бога, в изменении неизменного и вечного закона, в поклонении творению вместо творца.

Эти столь тяжкие упрёки основываются на одном совершенно ложном понимании христианства.

Наш Бог это Бог Моисея, Бог единственный, нематериальный, бесконечный, единственно достойный поклонения и всегда один и тот же.

Как и иудеи, мы верим в то, что Он присутствует везде, но как следовало бы и им делать, мы верим, что Он живёт в человечестве, думает о нём и любит его, и мы поклоняемся Ему в Его делах.

Мы не изменили Его закон, ибо десять заповедей иудеев являются также и законом для христиан.

Закон неизменен, потому что он основывается на вечных началах природы; но культ, обусловленный нуждами людей, может изменяться и преобразовываться у людей.

То, что культ символизирует неизменно, но сам культ видоизменяется, подобно языкам.

Культ это обучение, это язык, его нужно перевести, когда народы перестают его понимать.

Мы перевели, а не упразднили культ Моисея и пророков.

Поклоняясь Богу в творении, мы не поклоняемся самому творению.

Поклоняясь Богу в Иисусе Христе, мы поклоняемся самому Богу, но Богу, соединившемуся с человечеством.

Обожествив человечество, христианство открыло человеческую божественность.

Бог иудеев был нечеловечен, потому что они не понимали Его в Его делах.

Таким образом, мы являемся большими иудеями, чем сами иудеи. В то, во что верят они, мы верим вместе с ними и лучше, чем они. Они нас упрекают в отделении от них, но это как раз они захотели отделиться от нас.

Мы ждём их с открытым сердцем и распростёртыми объятьями.

Мы, как и они, ученики Моисея.

Как и они, мы вышли из Египта и нам ненавистно его рабство. Но мы вошли в землю обетованную, а они заупрямились и решили остаться и умереть в пустыни.

Мусульмане это внебрачные иудеи, или, скорее, они их братья, лишённые наследства как Исав.

Их верования алогичны, ибо они признают, что Иисус великий пророк, но при этом считают христиан неверными.

Они признают божественное вдохновение Моисея, но они не считают евреев своими братьями.

Они слепо верят своему слепому пророку фаталистичному Магомету, врагу прогресса и свободы.

Но не лишим Магомета славы провозгласить единство Бога среди арабских идолопоклонников.

В Коране находятся чистые и возвышенные страницы.

Читая эти страницы, можно сказать вместе с детьми Измаила: «Нет Бога кроме Бога, и Магомет пророк Его».

Есть на небесах три престола для трёх пророков народов; но к скончанию времён Магомета сместит Илия37.

Мусульмане не упрекают христиан ни в чём, они их оскорбляют.

Они называют их неверными и гяурами, т.е. собаками. Нам нечего им ответить.

Не надо отвергать турок и арабов, их надо обучать и цивилизовывать.

Оставайтесь христианами-раскольниками, т.е. теми, кто, разорвав узы единства, объявляют себя чуждыми любви Церкви.

Православие, эта копия римской Церкви, которая не расширилась со времени своего отделения, которая не числится в религиозных летописях, которая, со времён Фотия, не осенилась ни одним красноречием; Церковь, ставшая совершенно мирской, и чьё духовенство лишь исполняет функции, установленные имперской политикой царя всея Руси; забавная мумия древней Церкви, всё ещё разукрашенной и позолоченной всеми своими легендами и всеми своими обрядами, которые папы больше не понимают; тень живой Церкви, которая захотела остановиться, когда та Церковь пошла, и которая представляет собой лишь выцветший и безглавый силуэт.

Затем протестанты, эти вечные регуляторы анархии, которые разбили догматы и которые всегда пытаются восполнить их рассуждениями как [бездонную] бочку Данаида; эти религиозные фантазёры, все новшества которых носят отрицательный характер, которые сформулировали для своего пользования неизвестное как лучше известное, лучше объяснённые тайны, более определённое бесконечное, более ограниченную неизмеримость, более сомнительную веру, являющуюся квинтэссенцией абсурда, которая расщепила любовь, и деяния анархии взяла за начала иерархии навсегда невозможной; это люди, что хотят осуществить спасение одной лишь верой, потому что их покинула любовь, и которые больше ничего не могут осуществить, даже на земле, ибо их так называемые таинства больше не что иное, как аллегорическое притворство, они больше не дают благодати, они больше не дают увидеть Бога и коснуться Его, одним словом, это больше не символы всемогущества веры, но вынужденные свидетельства вечной беспомощности сомнения.

Таким образом, именно против самой веры направлена их реформа. Протестанты были правы только в своём сопротивлении необдуманному и преследовательскому рвению, которое чинило насилие над совестью. Они провозгласили право сомневаться, право иметь меньше религии или не иметь её вообще; они проливали свою кровь за эту жалкую привилегию; они её добились, они ею владеют, но они не лишили нас привилегии их оплакивать и их любить. Когда нужда верить вновь овладеет ими, когда их сердца, в свой черёд, взбунтуются против тирании ложного разума, когда им надоедят сухие абстракции их произвольных догматов, бесполезные правила их бездейственного культа, когда их причастие, без настоящего присутствия, когда их церкви без благодати и их мораль без прощения, наконец, ужаснёт их, когда они заболеют тоской по Богу, не поднимутся ли они, как блудные дети, и не бросятся ли они в ноги правопреемников Петра с такими словами: «Отче, мы согрешили против неба и против тебя, уже и сыном твоим мы не достойны называться, но прими нас хотя бы среди самых покорных из твоих рабов.»

Мы не будем говорить о критике Вольтера. Над этим великим умом господствовала пылкая любовь к истине и правде, но ей не хватало той прямоты сердца, которая приводит к ведению веры. Вольтер не мог принять веру, потому что он не умел любить. Дух любви не открылся этой душе, лишённой нежности, и он с жёлчью критиковал очаг, тепло которого он не чувствовал, и светильник, свет от которого он не видел. Если бы религия была таковой, какой он её видел, он был бы тысячу раз прав, нападая на неё, и перед героизмом его мужества надо было бы склониться на колени. Вольтер был бы мессией здравого смысла, Гераклом, разрушителем фанатизма… Но этот человек слишком много смеялся, чтобы понять того, кто сказал: «Блаженны плачущие», и философия смеха никогда не будет иметь ничего общего с религией слёз.

Вольтер спародировал Библию, догматы, культ, затем он насмехался, глумился, издевался над своей пародией.

Только те могут обижаться на это, кто в пародии Вольтера видят религию. Вольтерианцы напоминают лягушек из басни, которые запрыгивали на пень и затем осмеивали «его королевское величество». Они вольны принимать пень за трон короля, они вольны переделать ту римскую карикатуру, над которой смеялся Тертуллиан, и которая представляла Бога христиан под видом человека с ослиной головой. Христиане только пожмут плечами, увидев эту шалость, и будут молиться Богу за несчастных невежд, которые думают, что они их оскорбляют.

Граф Жозеф де Местр в одном из своих красноречивых парадоксов, после того как представил палача, как священное лицо, и как постоянное воплощение божественной справедливости на земле, захотел, чтобы старику из Фернея [т.е. Вольтеру] воздвигли памятник рукой палача. В этой мысли есть глубина. Вольтер и в самом деле был в мире человеком в одночасье управляемым и провидением, и роком, наделённым нечувствительностью, для того чтобы исполнять свои ужасные функции. В области мышления он был палачом, истребителем, вооружённым самой правдой Бога.

Бог послал Вольтера между веками Боссюэ и Наполеона, чтобы уничтожить всё, что отделяло этих двух гениев, и воссоединить их воедино.

Это был Самсон ума, всегда готовый сокрушить столбы храма; но чтобы заставить его, против его воли, вращать жернова религиозного прогресса, Провидение, кажется, ослепило его сердце.

СЛОВО ПЯТОЕ. РЕШЕНИЕ ПОСЛЕДНЕГО ВОПРОСА. ОТДЕЛЕНИЕ РЕЛИГИИ ОТ СУЕВЕРИЙ И ФАНАТИЗМА

Суеверие [superstition] происходит от латинского слова superstes пережиток, это символ, переживший идею; это когда предпочтение отдают образу, это смех без причины, это вера, ставшая безумием, от того что она обособилась. Это, следовательно, труп религии, это смерть жизни, это отупение, заместившее вдохновение.

Фанатизм это суеверие со страстью, имя его происходит от слова fanum, что означает храм; это храм вместо Бога, это мирской интерес священника, заместивший честь священства, это жалкая страсть человека, эксплуатирующего веру верующих.

В басне про осла, навьюченного мощами, Лафонтен говорит нам, что это животное думает, что это ему поклоняются, но он не говорит нам, что некоторые люди и в самом деле поклоняются животному. Люди эти это суеверные.

Если кто-нибудь посмеётся над их звериным пониманием, они его, быть может, убьют, ибо от суеверия до фанатизма один шаг.

Суеверие это религия, в понимании зверей; фанатизм это религия, служащая предлогом для ярости.

Те, кто преднамеренно и предвзято смешивают собственно религию с суеверием и фанатизмом, заимствуют свои слепые предубеждения у зверей, и позаимствовали бы даже у фанатизма его несправедливости и его гнев.

Инквизиторы и септембризадисты[23], имена не имеют значения! Религия Иисуса Христа осуждает, и всегда осуждала убийц.

ИТОГ ПЕРВОЙ ЧАСТИ В ФОРМЕ ДИАЛОГА

ВЕРА, НАУКА, РАЗУМ

НАУКА:

Никогда вы меня не заставите поверить в существование Бога.

ВЕРА:

У вас нет дара веры, но вы никогда не сможете мне доказать, что Бог не существует.

НАУКА.

Чтобы вам это доказать, сначала мне надо узнать, что такое Бог.

ВЕРА.

Вы этого никогда не узнаете. Если бы вы это знали, вы могли бы меня научить, а когда я бы узнала, то больше бы не верила.

НАУКА.

Итак, вы верите, не зная того, во что верите?

ВЕРА.

О! не играйте словами. Это вы не знаете того, во что я верю, но я верю в это именно потому, что вы этого не знаете. Не претендуете ли вы быть бесконечной? Не останавливаетесь ли вы каждый раз, встречая тайну? Тайна для вас это бесконечное невежество, которое свело бы на ничто конечность вашего знания, если б я её не освещала своей горячей надеждой, и когда вы бы сказали: «Я больше не знаю», если б я не воскликнула: «А я, я начинаю верить».

НАУКА.

Но ваши надежды и их предмет не есть, да и не может быть для меня больше, чем гипотезы.

ВЕРА.

Несомненно, но для меня это аксиомы, ибо без этих гипотез я сомневалась бы даже в ваших аксиомах.

НАУКА.

Но если вы начинаете там, где я останавливаюсь, вы явно начинаете слишком рано и безрассудно. Моё развитие свидетельствует о том, что я всегда иду вперёд.

ВЕРА.

Какое значение имеет ваше развитие, если я иду всегда перед вами?

НАУКА.

Ты идёшь? Вечная мечтательница, ты слишком пренебрегала землей, твои ноги отяжелели.

ВЕРА.

Меня носят мои дети.

НАУКА.

Это слепцы, которые, ведя других, падают в пропасть!

ВЕРА.

Нет, мои дети не слепы, совсем наоборот, у них двойное зрение, они смотрят твоими глазами на то, что ты можешь им показать на земле, и созерцают моими то, что я им показываю на небе.

НАУКА.

А что думает разум?

РАЗУМ.

Я думаю, мои дорогие педагоги, что вы могли бы сыграть одну трогательную притчу, о калеке и слепом. Наука упрекает веру в том, что та не умеет ходить по земле, а вера говорит, что наука совсем не видит в небе надежды и вечности. Вместо того чтобы ссориться, науке и вере следует объединиться; пусть наука ведет веру, и пусть вера утешает науку, научая её надеяться и любить.

НАУКА.

Эта идея хороша, но это утопия. Вера будет говорить мне абсурдности, да и мне захочется идти без неё.

ВЕРА.

Что ты называешь абсурдом? НАУКА.

Я называю абсурдом утверждения, противоречащие моим доказательствам, как например, что три составляют одно, что Бог сделался человеком, то есть, что бесконечное сделалось конечным. Что Всевышний умер, что Бог наказал своего неповинного сына за грехи повинных людей…

ВЕРА.

Не торопись с выводами. В твоём изложении, эти утверждения действительно являются абсурдными. Но знаешь ли ты, что такое число в Боге, ты, которая не знает Бога? Можешь ли ты рассуждать о действиях неизвестного, можешь ли ты понимать тайны любви? Я навсегда должна оставаться глупостью для тебя, ибо, еели бы ты их поняла, то мои утверждения поглотили бы твои теоремы; я стала бы тобою, а ты мною, иначе говоря, я прекратила бы существовать, а разум, пред лицом бесконечного, оставался бы всегда слепым из-за твоих сомнений, таких же бесконечных как само пространство.

НАУКА.

По меньшей мере, никогда не покушайся на мои права, не делайте опровержений в моих владениях.

ВЕРА.

Я этого никогда не делала и никогда не смогу еделать.

НАУКА.

То есть, ты никогда не верила, например, что дева может стать матерью и остаться девой, и это в смысле физическом, естественном, фактическом, вопреки законам природы; разве ты не утверждаешь, что кусок хлеба это не только Бог, но настоящее человеческое тело с его костями и жилами, его органами, его кровью, так что ты превращаешь своих детей, которые едят этот хлеб в людоедов.

ВЕРА.

Нет такого христианина, который бы не возмутился тому, что ты сказала. И это вполне доказывает, что они не понимают моих учений таким позитивистским и грубым образом. Сверхъестественное, о котором я утверждаю, выше природы и, следовательно, не может ей противоречить; слова веры могут быть поняты только верой; всё что ни повторит наука она исказит. Я употребляю твои слова, за неимением других; но поскольку мои рассуждения кажутся тебе абсурдными, тебе следует заключить, что я придаю этим словам иное значение, которое от тебя ускользает. Спаситель, открыв догмат пресуществления, разве не сказал: «[Дух животворит] плоть не пользует нимало. Слова, которые говорю Я вам, суть дух и жизнь». Я не предлагаю тебе принимать тайну воплощения как предмет анатомии, ни тайну пресуществления как химический опыт. По какому праву кричишь ты об абсурде? Я не рассуждаю ни о чём из того, что ты знаешь; по какому праву ты говоришь, что я безрассудствую?

НАУКА.

Я начинаю тебя понимать, или, скорее, я вижу, что никогда тебя не понимала. В таком случае, будем держаться отдельно, у меня никогда не будет в тебе нужды.

ВЕРА.

Я не такая гордая, и я признаю, что ты можешь быть мне полезной. Также, быть может, без меня ты бы слишком грустила и слишком отчаивалась, и я не хочу держаться от тебя отдельно, если только разум того не посоветует.

РАЗУМ.

Остерегайтесь делать это. Я необходим вам обеим. И я, что я делал бы без вас? Мне потребно знать и верить, чтобы быть справедливым. Но я никогда не должен смешивать то, что я знаю с тем, во что я верю. Знать означает больше не верить, верить ещё не знать. Предметом науки является известное, вера же этим не занимается, предоставляя это науке. Предметом веры является неизвестное, наука может его искать, но не сможет его определить; так что она вынуждена, по крайней мере, временно, принять определения веры, которые даже невозможно критиковать. Но как только наука отказывается от веры, она отказывается от надежды и любви, существование и необходимость которых также очевидно для науки, как и для веры. Вера, как психическое явление, относится к области науки, а наука, как проявление божественного света в человеческом уме к области веры. Так что наука и вера должны друг друга признавать, уважать, даже поддерживать и оказывать взаимопомощь, но никогда друг на друга не покушаться. Чтобы их объединить, никогда не надо их смешивать. Никогда между ними не может быть противоречия, ибо хотя они и используют одни и те же слова, говорят они на разных языках.

ВЕРА.

Ну что ж! Что скажете на это вы, сестра моя наука?

НАУКА.

Я скажу, что нас разделяло прискорбное недоразумение, и что отныне мы можем идти вместе. Но какой из твоих многочисленных символов ты мне присвоишь? Буду ли я иудейской, католической, мусульманской, или протестантской?

ВЕРА.

Ты останешься наукой, и ты будешь вселенской [универсальной].

НАУКА.

То есть католической, если я правильно понимаю. Но что же мне думать о различных религиях?

ВЕРА.

По делам их суди о них. Ищи истинной любви, а когда найдешь её, спроси: какому культу она принадлежит.

НАУКА.

Определённо она не принадлежит инквизиторам и палачам Святого Варфоломея.

ВЕРА.

Она принадлежит св. Жанну Омоньеру, св. Франсуа-де-Салю, св. Винсенту де Полю, Фенелону и другим.

НАУКА.

Признайтесь, что если религия и принесла немного добра, она также совершила и доброе количество зла.

ВЕРА.

Когда убивают во имя Бога, который сказал: Не убий; когда преследуют во имя того, кто хочет, чтобы прощали своих врагов; когда распространяют тьму во имя того, кто не желает, чтобы светильник ставили под сосуд, справедливо ли приписывать преступление самому закону, который это осуждает? Скажи, если хочешь быть справедливой, сколько зла было сделано на земле вопреки религии. Но также, сколько добродетелей она породила, сколько неведомых самоотречений и самопожертвований? Сосчитала ли ты те благородные сердца обеих полов, что отказались от всех радостей, ради служения всем горестям? Эти души посвятили себя труду и молитве, которые прошли, делая добро? А кто основывал приюты для сирот и стариков, богадельни для больных, пристанища для раскаявшихся? Эти заведения, будучи настолько славными, насколько и скромными, являются настоящими делами, заполняющими летописи Церкви; религиозные войны и преступления фанатиков принадлежат политике варварских веков. К тому же, фанатики сами были убийцами. Забыли ли вы костёр Мишеля Сервенто и резню, устроенную во имя человечества и разума нашими отцами-революционерами, врагами инквизиции и Святого Варфоломея? Люди всегда жестоки тогда, когда они забывают религию, которая благословляет и прощает.

НАУКА.

О, вера! Прости же мне, если я не смогу поверить, но теперь я знаю, почему веришь ты. Я уважаю твои надежды, и разделяю твои желания. Но я нахожу в процессе поиска и мне надо сомневаться, чтобы найти.

РАЗУМ.

Трудись же и ищи, наука! но уважай пророчества веры. Когда твои сомнения оставят лакуну в универсальном учении, позволь её заполнить вере. Идите же порознь, но опирайтесь друг на друга и вы никогда не собьетесь с пути.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ТАЙНЫ. ФИЛОСОФСКИЕ ПРЕДВАРИТЕЛЬНЫЕ РАССУЖДЕНИЯ

Говорят, что прекрасное это отблеск истинного.

Итак, духовная красота это доброта. Прекрасно быть добрым.

Чтобы быть добрым с рассудительностью, надо быть справедливым.

Чтобы быть справедливым, надо действовать с разумом.

Чтобы действовать с разумом, надо знать действительность.

Чтобы знать действительность, надо познать истину.

Чтобы познать истину, надо иметь точное понятие о бытии.

Бытие, истина, разум и правда являются общими предметами как изысканий науки, так и чаяний веры. Концепция верховной власти, будь то действительной, или гипотетической, преобразует справедливость в Провидение, и понятие божества, с этой точки зрения, становиться доступным даже для науки.

Наука изучает бытие в его частных проявлениях, вера его предполагает, или скорее, a priori признаёт во всей его полноте.

Наука ищет истину во всём, вера сводит всё к одной всемирной и абсолютной истине.

Наука устанавливает реальности частного, вера их объясняет через общую реальность, которую наука не может установить, но само существование частного которой, кажется, заставляет её узнать и признать.

Наука подчиняет разум людей и смысл вещей всемирному математическому разуму; вера ищет, или скорее предполагает в самой математике и над нею всеведущий и абсолютный разум.

Наука доказывает правду правильностью (точностью); вера даёт абсолютную правильность (точность) правде, подчиняя её Провидению.

Здесь видно всё, что вера заимствует у науки и всё, чем наука, в свою очередь, обязана вере.

Без веры наука ограничена абсолютным сомнением и вечно пребывает в загоне случайного эмпиризма словоблудного скептицизма; без науки вера строит свои гипотезы случайно и может только слепо судить о причинах следствий, которые она не знает.

Великая цепь, которая соединяет науку с верой это аналогия.

Наука вынуждена уважать веру, гипотезы которой аналогичны доказанным истинам. Вера, которая всё приписывает Богу, вынуждена признать науку, как природное откровение, которое через частичное проявление законов вечного разума даёт шкалу пропорций всем устремлениям и всем порывам души в область неизвестного.

Итак, только вера может дать решение тайн науки, и наоборот, только наука показывает смысл тайн веры.

Вне союза и соревнования этих двух живых сил ума, науке остаётся только скептицизм и отчаянье, вере же неумеренность и фанатизм.

Если вера нападает на науку она богохульствует; если наука презирает веру она низлагается.

Послушаем же теперь, как они говорят заодно.

Бытие везде, говорит наука, оно множественно и разнообразно в своих формах, единственно в своей сущности и неизменно в своих законах. Относительное доказывает существование абсолютного. В бытии существует дух [разум]. Дух ведения одушевляет и преображает материю.

— Дух ведения везде, говорит вера. Никакая часть жизни не является фатальной, поскольку она управляема. Правило это выражение премудрости. Абсолют в духе ведения, верховный управитель форм, живой идеал умов это Бог.

— В своей тождественности с идеей, бытие есть истина, говорит наука.

— В своей тождественности с идеальным, истина есть Бог, отвечает вера.

— В своей тождественности с моими открытиями, бытие есть реальность, говорит наука.

— В своей тождественности с моими законными чаяниями, реальность это мой догмат, говорит вера.

— В своей тождественности слову, бытие есть дух ведения, говорит наука.

— В своей тождественности духу любви, наивысшее ведение [что наиболее разумно] это моё послушание, говорит вера.

— В своей тождественности мотиву разумного поведения, бытие есть правда, говорит наука.

— В своей тождественности началу любви, правда это Провидение, отвечает вера.

Высшее согласие всех уверенностей со всеми надеждами, абсолютного в ведении и абсолютного в любви. Святой Дух, дух любви также должен всё примирить и всё преобразить в своём собственном свете. Разве он не является духом ведения, духом науки, духом совета, духом силы? Он должен прийти, говорит католическая литургия, и это будет как новое творение и он изменит лицо земли.

«Насмехаться с философии это уже философствовать», сказал Паскаль, намекая на ту скептическую и сомневающуюся философию, которая совершенно не признаёт веры. И если существует вера, которая попирает ногами науку, мы не скажем, что насмехаться над подобной верой было бы актом настоящей религии, ибо религия, являющаяся всецело любовью, не терпит насмешек, но есть смысл обвинять эту любовь за её невежество и сказать этой безрассудной вере: Раз ты не признаёшь свою сестру, ты не дочь Бога!

Истина, реальность, разум, правда, провидение таковы пять лучей огненной звезды, в центре которой наука вписала слово Бытие, к которому вера прибавила нестираемое имя Бога.

РЕШЕНИЕ ФИЛОСОФСКИХ ПРОБЛЕМ

ПЕРВАЯ СЕРИЯ

Вопрос: Что есть истина?

Ответ: Это идея, тождественная бытию.

В. Что есть реальность?

О. Это знание, тождественное бытию.

В. Что есть разум?

О. Это слово, тождественное бытию.

В. Что есть правда?

О. Это повод к действиям, тождественный бытию.

В. Что есть абсолют?

О. Это бытие.

В. Понимается ли что-то за бытием?

О. Нет, но даже в бытии понимается нечто превосходное и трансцендентное.

В. Что же это?

О. Высший смысл [разум] бытия.

В. Вы его знаете и можете определить?

О. Только вера его утверждает и именует Богом.

В. Есть ли что-то за истиной?

О. За известной истиной есть неизвестная истина.

В. Как можно разумно предполагать эту истину?

О. По аналогии и масштабу.

В. Как можно её определить?

О. Через символы веры.

В. Можно ли сказать о реальности то же самое, что и об истине?

О. В точности то же самое.

В. Есть ли что-либо за разумом?

О. За конечным разумом есть бесконечный разум?

В. Что такое бесконечный разум?

О. Это тот высший разум [смысл] бытия, которого вера называет Богом.

В. Есть ли что-либо за правдой?

О. Да, согласно вере, у Бога есть провидение, а у человека жертва.

В. Что есть жертва?

О. Это добровольный и самопроизвольный отказ от прав.

В. Жертва, это разумно?

О. Нет, это вид безумия, более великого, чем разум, ибо разум вынужден им восхищаться.

В. Как называют человека, который действует по истине, реальности, разуму и правде?

О. Это нравственный человек.

В. А если ради правды он жертвует своими желаниями?

О. Это человек чести.

В. А если, ради подражания величию и благу Провидения, он делает сверх своих обязанностей и жертвует своими правами ради блага других?

О. Это герой.

В. Каково начало истинного героизма?

О. Вера.

В. Что её поддерживает?

О. Надежда.

В. Что ею руководит?

О. Любовь.

В. Что есть добро?

О. Порядок.

В. Что есть зло?

О. Беспорядок.

В. Какие удовольствия позволены?

О. Радость порядку.

В. Какие удовольствия запрещены?

О. Радость беспорядку.

В. Каковы следствия от одного и другого?

О. Нравственная жизнь и смерть.

В. То есть ад со всеми его ужасами имеет своё право на существование в религиозных догматах?

О. Да, это неизбежное следствие одного начала.

В. И что же это за начало?

О. Свобода.

В. Что есть свобода?

О. Это право исполнять свой долг с возможностью его не исполнять.

В. Что означает не исполнить свой долг?

О. Это значит потерять своё право. А так как право вечно, потерять его означает вечную потерю.

В. Можно ли исправить ошибку?

О. Да, искуплением.

В. Что есть искупление?

О. Чрезмерный труд. Так, если вчера я поленился, сегодня я должен потрудиться вдвойне.

В. Что думать о тех, кто намеренно подвергает себя страданиям?

О. Если это для исцеления от скотских страстей, они мудры; если речь идёт о страдании за других они великодушны; но если они делают это без ума и без меры они безрассудны.

В. Итак, перед лицом истинной философии, религия мудра во всём, что она предписывает?

О. Вы это увидите.

В. Но если мы, всё-таки, обманемся в наших вечных надеждах?

О. Вера не допускает такого сомнения. Но сама философия должна ответить, что все земные удовольствия не стоят и одного дня мудрости, и что все торжества тщеславия не стоят и одного мгновенья героизма и любви.

ВТОРАЯ СЕРИЯ

В. Что есть человек?

О. Человек есть духовное и телесное существо, еделанное по образу Бога и мира, единый по сущности, тройственный по субстанции, бессмертный и смертный.

В. Вы говорите тройственный по субстанции. Разве человек имеет две души или два тела?

О. Нет, в нём есть одна духовная душа, одно материальное тело и один пластичный посредник.

В. Какова субстанция этого посредника?

О. Она есть свет, частично летучий и частично осаждённый.

В. Что такое летучая часть этого света?

О. Магнетический флюид.

В. А осаждённая часть?

О. Флюидное или аромальное [aromal] тело.

В. Существование этого тела доказано?

О. Да, самыми любопытными и самыми неопровержимыми экспериментами. Мы поговорим о них в третьей части этого труда.

В. Эти эксперименты требуют веры?

О. Нет, они принадлежат науке.

В. Но будет ли заниматься ими наука?

О. Она уже ими занимается, поскольку мы написали эту книгу и поскольку вы её читаете.

В. Дайте нам некоторое понятие об этом пластичном посреднике.

О. Он образован астральным или земным светом и передаёт человеческому телу двоякое намагничивание. Душа, воздействуя на этот свет своими актами воли, может его растворять или сгущать, отталкивать или притягивать. Он является зеркалом воображения и сновидений. Он воздействует на нервную систему и таким обра30м производит движения тела. Этот свет может расширяться безгранично и передавать свои образы на значительные расстояния, он намагничивает тела, подвергшиеся действию человека, и может, стягиваясь, притягивать их к нему. Оно может принимать любые формы, вызванные мыслью и, мимолётными сгущениями своей лучистой части являться зрению и даже оказывать некоторое сопротивление прикосновению. Но такие проявления и такие употребления пластичного посредника, будучи неестественными, тонкий световой инструмент не может производить, не повреждаясь, и они необходимо вызывают либо повседневные галлюцинации, либо безумие.

В. Что такое животный магнетизм?

О. Действие одного пластичного посредника на другого, сводящееся к растворению или сгущению. Увеличивая эластичность жизненного света и его силу проекции, его посылают так далеко как желают, и его возвращают заряженного образами; но надо, чтобы эта операция была облагоприятствована сном субъекта, который вызывают сгустив сперва осаждённую часть его посредника.

В. Противоречит ли магнетизм морали и религии?

О. Да, когда им злоупотребляют.

В. Что означает злоупотреблять им?

О. Использовать его беспорядочным образом или для беспорядочной цели.

В. Что такое беспорядочный магнетизм?

О. Это нездоровое флюидическое излучение, совершаемое с дурным намерением, например, чтобы выведать секреты других, или чтобы достичь неправедных целей.

В. Каков в таком случае результат?

О. Порча у магнетизёра и магнетизируемого тонкого флюидического инструмента. Именно этой причине следует приписать аморальности и безумия большого

числа людей, занимающихся магнетизмом.

В. Каковы требуемые условия для того, чтобы правильно магнетизировать?

О. Здоровый дух и тело; правильное намерение и сдержанная практика.

В. Какие результаты можно получить правильно управляемым магнетизмом?

О. Излечение нервных болезней, анализ предчувствий, установление флюидических гармоний, открытие некоторых секретов природы.

В. Объясните нам всё это более полным образом.

О. Мы сделаем это в третьей части этого труда, который специально будет толковать о тайнах природы.

Десятый ключ Таро

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. ТАЙНЫ ПРИРОДЫ. ВЕЛИКОЕ МАГИЧЕСКОЕ ДЕЙСТВУЮЩЕЕ НАЧАЛО

Мы уже говорили об одной субстанции, разлитой в бесконечности.

Эта субстанция одна как на небе, так и на земле, т.е. она и летучая, и осаждённая, в зависимости от её степени поляризации.

Это та самая субстанция, которую Гермес Трисмегист называет великой Тепэсмой. Когда она производит сияние, она именуется светом.

Именно эту субстанцию сотворил Бог прежде всякой вещи, когда сказал: Да будет свет.

Она в одночасье является и веществом [субстанцией], и движением.

Она флюид и непрестанная вибрация.

Сила, приводящая её в действие и от неё неотделимая, именуется магнетизмом.

В бесконечном, эта единственная в своём роде субстанция является эфиром или же эфирным светом.

В звёздах, которые она намагничивает, она становится астральным светом.

В живых существах магнетическим светом или флюидом.

В человеке, она образует астральное тело, или пластичный посредник.

Воля наделённых умом существ действует на этот свет непосредственно, а через него и на всю природу, подчинённую преобразованиям ума.

Этот свет это общее зеркало, в котором отражаются все мысли и все формы; он хранит в себе образы всего того, что было и будет: отражения ушедших миров и, в силу аналогии, эскизы миров грядущих. Этот свет орудие чудотворчества и прозорливости, как то нам осталось объяснить в этой третьей и последней части нашего труда.

КНИГА ПЕРВАЯ. МАГНЕТИЧЕСКИЕ ТАЙНЫ

ГЛАВА 1. КЛЮЧ К МЕСМЕРИЗМУ

Месмер лишь отыскал тайную науку природы, а отнюдь не изобрёл её.

Та первичная, единственная и простейшая субстанция, существование которой он провозгласил в своих афоризмах, была известна со времён Гермеса и Пифагора.

Вот как Синезий воспел её в своих гимнах, отыскав упоминание о ней среди памяток платоников Александрийской школы:

Μία παγά, μία ῥίδα, Τπιθαὴρ ἔλαμτε μοπθά. ………………………………….. πεπὶ γᾶν, ζπαπεῖζα πνοιά, σθονὸρ ἐδώυζε μοίπαρ πολςδαιδάλοιζι μοπθαῖρ.	Ключ один — единый корень Просиял тройным сияньем Там, рождаясь, дух нисходит, Растворяясь над землею, Оживлять земные судьбы Mногохитрых форм и видов.

(Гимны Синезия, гимн 2)[24]Месмер увидел в простейшей материи субстанцию,

безразличную как к движению, так и к покою. Подчинённая движению она летучая, ниспавшая в покой она осаждённая; и он не понял, что движение неотъемлемо от первой субстанции; что оно проистекает не из её безразличия [к движению и покою], но из её двоякой предрасположенности как к движению, так и к покою, уравновешенных друг другом; что абсолютного покоя нет нигде в живой материи Вселенной, но что осаждённое притягивает летучее, чтобы его осадить, а летучее разъедает осаждённое, чтобы его улетучить. Что кажущийся покой осаждённых частиц это только ожесточённейшая борьба и огромнейшее напряжение их текучих [флюидных] сил, обездвиживающих себя самонейтрализацией. Так, согласно Гермесу, то что вверху как то что внизу; та же сила, что расширяет пар, сжимает и делает твёрдым лёд; всё подчиняется законам жизни, присущим этой первой субстанции; эта субстанция притягивает и отталкивает, и осаждается и растворяется в постоянной гармонии; она двоякая; она двуполая; она обнимается и оплодотворяется; она борется, она торжествует, она разрушается, она возобновляется, но она никогда не поддаётся инертности, ибо инертность была бы для неё смертью.

Это та самая первая субстанция, на которую указывает священное писание книги Бытия, когда слово Элоимов создаёт свет, приказав ему быть.

И сказал Бог [Элоим]: Да будет свет. И стал свет.

Этот свет, еврейское имя которого אור (аур) это жидкое [флюидное] и живое золото герметических философов. Его положительное начало это их сера, его отрицательное начало их ртуть, а его равновесные начала составляют то, что они называют солью.

Итак, вместо шестого афоризма Месмера, звучащего: «Материя безразлична к тому, чтобы быть в движении или быть в покое», нужно установить такой:

Универсальная материя понуждает»! к движению своей двоякой намагниченностью, и обречённо ищет равновесия.

Из которого выводится следующий:

Постоянство и изменчивость в деижении ח рои стекаег из различных сочетаний равновесия.

Всесторонне уравновешенная точка пребывает неподвижной именно потому, что она наделена движением.

Флюид это материя в сильном движении, всегда взбалтываемая изменчивостью равновесий.

Твёрдое тело та же материя в слабом движении или в кажущемся покое, поскольку она более или менее твёрдо уравновешена.

Нет такого твёрдого тела, которое не могло бы немедленно распылиться, рассеяться в дым и стать невидимым, если бы внезапно нарушилось равновесие его молекул.

Нет такого текучего [флюидного] тела, которое не могло бы в мгновенье стать твёрже алмаза, если бы удалось моментально уравновесить составляющие его молекулы.

Итак, управлять магнитами это разрушать или создавать формы, это заставлять появляться или исчезать тела, это практиковать всемогущество природы.

Наш пластичный посредник является магнитом, который притягивает или отталкивает астральный свет под давлением воли. Это светящееся тело, которое с величайшей лёгкостью воспроизводит формы, соответствующие идеям.

Это зеркало воображения. Тело это питается астральным светом, точно так же, как органическое тело питается плодами земли. Во время сна, оно поглощает астральный свет путём погружения [в него], а во время бодрствования путём особого поверхностного [медленного] дыхания. Явления естественного сомнамбулизма происходят тогда, когда пластичный посредник переполнен плохоперевариваемой пищей. Тогда воля, хотя и связанная оковами сна, инстинктивно толкает посредника к органам, чтобы высвободить их, и возникает ответная реакция, в некотором роде механическая, которая уравновешивает движением тела свет посредника. Вот почему так опасно внезапно будить человека, находящегося в сомнамбулизме, потому что тогда застрявший посредник может внезапно вернуться к своему общему вместилищу и полностью покинуть органы, которые окажутся отделёнными от души, а это вызывает смерть.

Таким образом, сомнамбулическое состояние, естественное или искусственное, чрезвычайно опасно, потому что, соединяя в себе явления бодрствования с явлениями сна, оно представляет нечто вроде шпагата меж двух миров. Душа, приводя в движение пружины частной жизни, купаясь при этом в жизни общей, испытывает невыразимое блаженство и добровольно отпускает нервные нити, которые удерживают её над потоком. Такая же ситуация имеет место во всех видах исступления [экстаза].

Если же воля погружается туда [в астральный свет] с пристрастием или даже отдаётся вся целиком, такой человек [после внезапного пробуждения] может навсегда остаться идиотом, парализованным или даже умереть.

Галлюцинации и видения происходят от ран, наносимых пластичному посреднику и от его частичного паралича. То он прекращает излучать, и замещает показываемую светом реальность образами, некоторым образом сгущёнными, то он излучает с излишней силой, и сгущается снаружи, около какого-нибудь случайного очага, подобно тому, как кровь сгущается в наростах плоти, и тогда химеры нашего мозга обзаводятся телом и, кажется, душой, и мы кажемся себе лучезарными или безобразными, в зависимости от идеалов наших желаний или наших страхов.

Галлюцинации, будучи сновидениями бодрствующего человека, всегда предполагают состояние аналогичное сомнамбулизму, только наоборот: сомнамбулизм это сон, заимствующий свои явления у бдения; галлюцинации же это бдение, частично подверженное астральному опьянению сном.

Наши текучие [флюидные] тела притягиваются друг к другу и отталкиваются друг от друга, в соответствии с законами, согласующимися с законами электричества. Вот что порождает инстинктивные симпатии или антипатии. Вот как они уравновешиваются друг другом, и именно поэтому галлюцинации так часто являются заразительными; ненормальные проекции меняют световые потоки; расстройство одного больного захватывает самые чувствительные натуры, устанавливается круг иллюзий, в который легко вовлекаются целые толпы. Вот как объясняются истории о странных привидениях и простонародных чудесах. Так объясняются чудеса американских медиумов и умопомрачения столовращателей [спиритистов], которые воспроизводят в наши дни состояния исступления вертящихся дервишей. Лапландские шаманы со своими магическими бубнами и колдуны дикарей приходят к подобным результатам подобными же методами; их боги, или их дьявол, здесь ни при чём.

Сумасшедшие или полоумные более чувствительны к магнетизму, чем люди здравого ума; причину этого легко понять совсем мало надо для того, чтобы вскружить голову пьяному, и болезнь подхватывают легче, когда все органы заранее предрасположены к её воздействию и к проявлению её расстройств.

Флюидические болезни имеют свои неизбежные кризисы. Всякое неестественное напряжение нервного аппарата приводит к противоположному напряжению, в соответствии с непреложными законами равновесия. Так, чрезмерная любовь переменяется на отвращение, и всякая доведённая до предела ненависть граничит с любовью; реакция приходит внезапно со скоростью и силой молнии. Тогда невежество сетует или негодует; знание смиряется и молчит.

Есть две любви любовь сердца и любовь рассудка; любовь сердца никогда не бывает исступлённой [экзальтированной], она медленно обретается и медленно возрастает, по мере прохождения через испытания и жертвы; любовь рассудка чисто нервная и страстная, живёт только энтузиазмом, спотыкается обо все обязанности, смотрит на объект любви как на нечто, что надо завоевать; она эгоистична, требовательна, нетерпелива, деспотична, и неизбежно влечёт за собой самоубийство, как окончательную развязку, или прелюбодеяние, как лекарство. Эти явления постоянны как сама природа, неумолимы как рок.

Одна молодая артистка, полная смелости и подающая большие надежды, имела мужем одного порядочного человека, исследователя науки, поэта, которого она могла упрекнуть разве что в чрезмерной к себе любви; она его бросила, оскорбив его, и с тех пор стала его ненавидеть. И хотя она также была порядочной женщиной, но безжалостный мир осудил её и проклял. Однако это не означает, что она виновата. Её единственная ошибка, в которой её и можно упрекнуть, в том, что она сначала безумно и страстно любила своего мужа.

Но, скажут, разве душа человека не свободна? Нет, как только она отдалась умопомрачению страстей, она больше не свободна. Только мудрость является свободной, необузданные страсти относятся к области безумия, а безумие это рок.

То, что мы сказали о любви, можно сказать также и о религии, которая более могущественна, но также и 60лее пьяняща, чем любовь. Религиозные страсти также имеют свои чрезмерности и свои роковые реакции. Можно иметь исступления и стигматы, как святой Франциск Ассизский, а затем упасть в пропасть разврата и святотатства.

Страстные натуры это воспалённые магниты, они с силой притягивают или отталкивают.

Магнетизировать можно двумя способами: вопервых, действуя волей на пластичного посредника другого человека, воля и поступки которого, тем самым, окажутся подчинёнными этому действию.

Во-вторых, подействовав на волю человека, либо запугиванием, либо убеждением, так что впечатлённая воля видоизменит, по нашему желанию, пластичного посредника и поступки этого человека.

Магнетизируют излучением, прикосновением, взглядом и словом.

Вибрации голоса видоизменяют движение астрального света, и являются могучим носителем магнетизма.

Тёплое дыхание магнетизирует положительно, а холодное отрицательно.

Тёплое и продолжительное дыхание на позвоночник под мозжечком, может вызвать эротические явления.

Если положить правую руку на голову, а левую под ступни человека, закутанного в шерсть или шёлк, то через всего него проскочит магнетическая искра, и в его организме можно будет вызвать нервный переворот со скоростью молнии.

Магнетические пассы служат не чему иному, как направлению воли магнетизёра, подтверждаемой действиями. Это лишь знаки и ничего более. Действие воли выражается, а не совершается этими знаками.

Угольная пыль поглощает и удерживает астральный свет. Это объясняет действие магических зеркал Дюпоте.

Фигуры, начертанные углём, замагнетизированному человеку кажутся светящимися, и принимают для него прекраснейшие или устрашающие формы, следуя направлению, данному волей магнетизёра.

Астральный или, скорее, животворящий свет пластичного посредника, поглощённый углём, весь становится отрицательным; вот почему животные, которым досаждает [статическое] электричество, как например кошки, любят валяться в угле. Когда-нибудь медицина воспользуется этим свойством, и люди, страдающие неврозами, найдут в нём великое облегчение.

ГЛАВА 2. ЖИЗНЬ И СМЕРТЬ. БДЕНИЕ И СОН.

Сон это неполная смерть; смерть это совершенный сон.

Природа подвергает нас сну, чтобы привить нам

мысль о смерти, и чтобы через сновидения предупредить нас о продолжении существования другой жизнью.

Астральный свет, в который нас окунает сон, подобен океану, в котором плавают бесчисленные образы, обломки кораблекрушений, миражи и отражения прошедшего, предчувствия нарождающегося.

Предрасположенность нашей нервной системы притягивает к нам те из тамошних образов, которые соответствуют нашим волнениям, нашим особым томлениям, как некий магнит, проходя через металлическую стружку, избирательно притягивает железные опилки.

Сновидения открывают нам недуг или здравие, спокойствие или волнение нашего пластичного посредника, и, как следствие, нашего нервного аппарата.

Они формулируют наши предчувствия через аналогию образов. Ибо все идеи имеют для нас двоякое значение, соответственно нашей двоякой жизни.

Существует некий язык снов, который невозможно понять в состоянии бдения и даже подобрать для него слова.

Язык снов это язык природы, иероглифический в своих знаках и ритмический лишь в своих звуках.

Сон может быть умопомрачённым или осознанным .

Безумие это постоянное состояние умопомрачённого сомнамбулизма.

Сильное потрясение может как разбудить безумного, так и убить его.

Галлюцинации, когда они приводят к заторможенности мышления, являются проходящими приступами безумия.

Всякая усталость ума причиняет сон; но если усталость сопровождается нервным раздражением, сон может быть неполным и принять характер сомнамбулизма.

Иногда засыпают, не понимая этого, прямо на ходу, и тогда, вместо того, чтобы размышлять, грезят [сновидят].

Почему у нас есть воспоминания о событиях, которые никогда с нами не случались? Да потому, что мы их сновидели бодрствуя.

Эти явления непроизвольного и незаметного сна, внезапно вторгающегося в реальную жизнь, часто происходят со всеми теми, кто перевозбуждают свою нервную систему чрезмерностями, будь то работой, бдениями, напитками, или какой-либо повышенной возбудимостью [раздражительностью].

Когда мономаны [психические больные] погружены в безрассудные действия они спят, и по пробуждении ничего не помнят.

Когда Папавуан был задержан жандармами, он ответствовал им такими примечательными словами:

Вы обознались.

Это было сказано всё ещё сомнамбулом.

Эдгар По, этот несчастный гениальный, опьянявший себя человек, ужасающе точно описал сомнамбулизм мономанов. Это может быть убийца, который слышит, и думает, что все другие тоже слышат, как из могилы доносится стук сердца его жертвы; это может быть отравитель, который говорит себе: «Я в безопасности, при условии, что я сам себя не выдам», а заканчивает тем, что ему сниться, как он себя выдаёт и этот сон оказывается явью. Сам Эдгар По не изобретал ни персонажей, ни событий своих странных романов, он их сновидел наяву, и именно поэтому он наделял их такими яркими цветами страшной реальности.

Доктор Бриер-де-Буамон, в своей замечательной книге о Галлюцинациях[25], рассказывает историю одного англичанина, в остальном вполне здравомыслящего, которому казалось, что он повстречался с одним человеком, с которым завёл знакомство, и который пригласил его в таверну пообедать, а затем, пригласив его посетить с ним церковь Святого Павла, попытался сбросить его с колокольни, куда они вместе взобрались.

С этого момента этот англичанин стал одержим этим неизвестным, которого мог видеть только он один, и которого он всегда встречал после плотного обеда, когда был один.

Бездна притягивает; опьянение вызывает опьянение; безумие испытывает непреодолимое влечение к безумию. Когда человек впадает в сон, он страшится всего, что может его разбудить. То же самое происходит и с подверженными галлюцинациям, постоянными сомнамбулами, маньяками, эпилептиками и со всеми теми, которые забываются в бреду какой-либо страсти. Они слышат роковую музыку, они вовлечены в пляску смерти, и они чувствуют себя вовлечёнными в водоворот умопомрачения. Вы обращаетесь к ним, но они вас больше не слышат, вы их предостерегаете, но они вас больше не понимают, ваш голос им докучает; им снится сон смерти.

Смерть это всевовлекающий поток, всепоглощающая пропасть, но, будучи на дне, малейшее движение может вас поднять. Сила отталкивания, будучи равной силе притяжения, приводит к тому, что зачастую именно в самый момент кончины человек неистово цепляется за жизнь; также, в силу того же закона равновесия часто переходят ото сна к смерти, из любезности ко сну.

Возле берега озера покачивается лодочка. В неё вступает дитя; сверкающая тысячью отражениями, вода танцует вокруг него и зовёт его; цепь, что держит лодку, натягивается и, кажется, вот-вот разорвется; затем, с берега взлетает чудесная птица и, напеваючи, парит над весёлыми волнами; дитя хочет последовать за нею, оно протягивает руку к цепи, оно отцепляет кольцо.

Древние разгадали тайну пленительной смерти и представили её в мифе о Гиласе. Утомлённый длинным плаванием, Гилас причалил к одному цветущему острову, он приблизился к роднику, чтобы набрать воды, и вот ему улыбнулся какой-то прекрасный мираж; он увидел нимфу, протягивающую ему руки, его руки ослабли и не смогли поднять отяжелевший кувшин; свежесть источника усыпила его, аромат берега опьянил его, и вот он, склонённый над водой, как тот нарцисс, которому повредил стебель какой-то ребёнок, играючи с ним; полный кувшин падает на дно и за ним следует Гилас; он умирает, видя во сне ласкающих его нимф, и не слышит более голоса Геракла, который его призывает к труду этой жизни, и который обходит весь берег, тысячу раз вопия: Гилас! Гилас!

Другой миф, не менее трогательный, который вышел из под сени орфического посвящения, это миф об Эвридике, призванной к жизни чудесами гармонии и любви. Эвридика, эта чувствительность, сражённая в самый день своей свадьбы, что укрылась в могиле, вся дрожа от стыда! Вскоре она услышит лиру Орфея и медленно начнёт подниматься к свету; ужасные божества Эреба не посмеют заградить ей путь. Она следует за поэтом, или, скорее, поэзией, которую она обожает… Но горе влюблённому, если он изменит магнетический поток и если он хоть раз уронит свой взгляд на ту, которую он должен только притягивать! Сакральная, девственная любовь, любовь, что сильнее за смерть, ищет только самопожертвования и теряется перед эгоизмом желания. Орфей знал это, но на мгновенье забыл. Эвридика, в своём белом наряде невесты, лежала на брачном ложе, он в своих одеждах верховного жреца стоял, с арфой в руке, с венком из священного лавра на голове, со взором обращенным на Восток; он пел. Он пел, как сверкающие стрелы любви пронзают тени древнего хаоса, как потоки мягкого света изливаются из чёрной груди матери богов, за которую уцепились два дитя, Эрос и Антэрос. Как Адонис возвращается к жизни, чтобы послушать жалобные стоны Афродиты и оживает, как цветок под блестящей росой её слёз; как Кастор и Поллукс, которых смерть не смогла разлучить, любят друг друга попеременно то в аду, то на земле… Затем он нежно призвал Эвридику, свою дорогую Эвридику, свою так сильно любимую Эвридику:

Ah! miseram Eurydicen anima fugiente vocabat,

Eurydicen toto referebant flumine ripae.[26]

Пока он пел, эта соделанная смертью бледная статуя зарумянилась румянцем жизни, её бледные губы начали краснеть как утренний рассвет… Орфей это видит, он дрожит, он шепчет; стихла песнь на его устах, и вот, она снова бледнеет; тогда верховный жрец извлекает из своей арфы душераздирающие и прекраснейшие звуки, он больше не смотрит ни на что, кроме неба, он плачет, он умоляет, и Эвридика открывает глаза… Несчастный, не смотри на неё, играй ещё, не спугни бабочку Психеи, что хочет закрепится на этом цветке!… Но безумец проронил взгляд на воскресшую, верховный жрец поддался опьянению любовника, его арфа выпала из его рук, он взглянул на Эвридику и бросился к ней… Он схватил её за руки, но они оказались ледяными, её глаза закрылись, её губы стали бледными и холодными как никогда, чувственность вздрогнула, и хрупкая связь между телом и душой разорвалась вновь, и теперь навеки… Эвридика мертва, и песни Орфея больше не призовут её к жизни.

В нашей книге «Догмат и ритуал высшей магии», мы осмелились сказать, что воскресение мёртвых явление не невозможное даже в рамках законов природы, и что этим, мы никоим образом ни отрицаем и ни противоречим неумолимому закону смерти. Смерть, которую можно прервать, не что иное, как летаргия и сон, но именно с летаргии и сна всегда начинается смерть. Состояние глубокой умиротворённости, которое наступает вслед за душевными волнениями, уносит тогда расслабленную и уснувшую душу; её можно разбудить, заставить заново погрузиться в тело, только неистово возбудив все её страсти и все её желания. Когда Иисус, Спаситель мира, был на земле, земля была прекраснее и желаннее неба, и, однако, и Иисусу понадобился вопль и толчок, чтобы разбудить дочь Иаиры. Только силою сокрушений и слёз он вызвал своего друга Лазаря из гроба вот как трудно прервать сон изнурённой души, которая заснула своим первым сном!

Однако лицо смерти не имеет одно и то же светлое выражение для всех смотрящих в него душ; когда ещё не исполнили цели своей жизни, когда уносят с собою необузданные вожделения или неутолённые ненависти, вечность выглядит в глазах такой невежественной или преступной души в таких ужасающих пропорциях горестей, что она иногда пытается вернуться к тленной жизни. Сколько душ, взволнованных кошмарами ада, пытаются укрыться в своих окоченевших телах и уже придавленных гробовою плитою! Иногда находят перевёрнутые, скорченные, согнутые скелеты, и тогда говорят: «Вот люди, которых похоронили заживо». Но люди часто заблуждаются, и это почти всегда выброшенные обломки смерти, воскресшие из могил, которые, пытаясь избавиться от агоний порога вечности, входят туда два раза.

Один знаменитый магнетизёр, барон Дюпотэ, в своей секретной книге по магии , учит, что магнетизмом можно убить так же как и электричеством. Это откровение ничуть не странно для того, кто хорошо знает аналогии природы. Не вызывает сомнений, что чрезмерно расширяя или внезапно сжимая [сгущая] пластичный посредник человека, можно отделить его душу от его тела. Иногда достаточно возбудить в человеке неистовый гнев или чрезмерный страх, чтобы мгновенно убить его.

Привычное употребление магнетизма, обычно отдаёт человека, ему подвергающегося, на милость магнетизёра. Когда связь хорошо установлена, когда магнетизёр может по своей воле произвести сон, нечувствительность, каталепсию и т.п., ему не составит дополнительного труда вызвать также и смерть.

Как-то нам рассказали одну якобы правдивую историю, хотя мы не поручимся за её достоверность. Тем не менее, мы её расскажем, поскольку она вполне правдоподобна и могла бы быть.

Несколько человек, сомневающихся как в религии, так и в магнетизме, склонные ко всякому суеверию и фанатизму, решили подвергнуть своим опытам одну бедную девушку за денежное вознаграждение. Она была впечатлительной и нервной натурой, и к тому же, утомлённой от излишеств жизни, которая была более чем просто распутной, и уже потерявшая вкус к существованию. Её усыпили; ей приказали видеть; она плакала и сопротивлялась. Ей сказали увидеть Бога…, по её телу пробежала дрожь.

— Нет, сказала она, нет, мне страшно; я не хочу смотреть на него.

— Смотрите на него, я так хочу.

Тогда она открыла глаза; её зрачки расширились; её охватил страх.

— Что вы видите?

— Я не знаю, как сказать… Ах! Ради бога, умоляю, разбудите меня!

— Нет, смотрите и скажите, что вы видите.

— Я вижу тёмную ночь, в которой клубятся искры всех цветов вокруг двух огромных не престающих вращаться глаз. Из этих глаз исходят лучи, которые вращаются штопором и заполняют всё пространство… Ах! Мне плохо! Разбудите же меня!

— Нет, смотрите.

— Куда хотите вы, чтобы я ещё смотрела?

— Смотрите в рай.

— Нет, я не могу туда подняться; непроглядная тьма отталкивает меня, и я всё время падаю.

— Ну, хорошо! Смотрите в ад.

Здесь, сомнамбула судорожно вздрогнула.

— Нет! Нет! Прокричала она, рыдая, я не хочу; у меня помрачается ум; я падаю. Ах! Держите меня, держите!

— Нет, спускайтесь.

— Куда вы хотите, чтобы я спустилась?

— В ад.

— Но это ужасно! Нет, нет, я не хочу туда идти!

— Идите туда!

— Смилуйтесь!

— Идите туда, я так хочу.

На лицо сомнамбулы стало страшно смотреть; на её голове волосы встали дыбом; её широко открытые глаза закатились кверху; её грудь поднялась и испустила пронзительный хрип.

— Идите туда, я так хочу, повторил магнетизёр.

— Я уже там, процедила сквозь зубы несчастная, падая в изнеможении. Она больше не отвечала; её инертная голова свесилась на её плечо; руки повисли вдоль её тела. К ней подошли и прикоснулись. Будить её было уже слишком поздно; свершилось преступление; женщина была мертва, а авторов этого кощунственного опыта, благодаря всеобщему неверию в магнетические явления, так и не преследовали. Судебный врач констатировал смерть, причину которой связали с разрывом сосудов. К тому же тело не имело никаких следов насилия; её похоронили и на том конец.

Вот другая история, рассказанная нам участниками «Тур де Франс».

Два участника соревнований поселились в одной гостинице и разделили одну комнату. У одного из них была привычка разговаривать во сне и отвечать на вопросы, которые обращал к нему его товарищ. Как-то ночью, он, вдруг, издал приглушённый крик, другой проснулся и спросил его, что случилось.

— Разве ты не видишь, сказал спящий, не видишь этого громадного камня… он сорвался с горы… он падает на меня, и сейчас меня раздавит.

— Так спасайся!

— Не могу, мои ноги запутались в зарослях ежевики, они всё сильнее затягиваются… Ай-я-яй! Спасите! Помогите! Вот он… вот он, огромный камень, что падает на меня.

А вот и он! сказал, смеясь, его сосед, бросая ему в голову свою подушку, чтобы разбудить.

Внезапно он издал ужасный крик, судорожно дёрнулся, застонал и больше ничего. Неудачный шутник поднялся, взял своего товарища за руку, окликнул его и, испугавшись, в свою очередь, закричал; на крик сбежались соседи, зажгли свет… несчастный сомнамбул был мёртв.

ГЛАВА 3. ТАЙНЫ ГАЛЛЮЦИНАЦИЙ И ВЫЗЫВАНИЙ ДУХОВ

Галлюцинация это иллюзия, вызванная неправильным движением астрального света.

Это, как мы уже сказали ранее, смешение явлений сна с явлениями бдения.

Нашастральный свет, или живую душу земли, как наше тело вдыхает и выдыхает земную атмосферу. И точно так же, как в определённых местах воздух нечист и не пригоден для дыхания, точно так же некоторые исключительные обстоятельства могут сделать астральный свет вредным и неусваиваемым.

Но такой воздух также может быть и слишком животворным для одних людей, и идеально подходить другим; то же самое имеет место и с магнетическим светом.

Пластичный посредник походит на металлическую статую в плавильной печи. Если отливная матрица с изъянами, он также будет искажён; если матрица разобьется он вытечет.

Матрица пластичного посредника это жизненная сила, уравновешенная и поляризованная. Наше тело, посредством нервной системы, притягивает и отталкивает эту неустойчивую форму особого света; но местная усталость или частичное перевозбуждение этого аппарата может произвести флюидические искажения.

Эти искажения частично искривляют зеркало воображения и производят обыкновенные галлюцинации, свойственные экстатичным] видящим.

Пластичный посредник, сделанный по образу и подобию нашего тела, чьи органы чувств он светосильно изображает, имеет свойственное ему зрение, осязание, слух, обоняние и вкус; он может, когда пребывает в перевозбуждённом состоянии, сообщить их посредством вибраций нервному аппарату, тем самым вызвав галлюцинации. Тогда, кажется, воображение торжествует над самой природой, и производит поистине странные явления. Материальное тело, залитое флюидом, KcLÎKGTCil 1 приобретает качество текучести [флюидности]; оно ускользает от законов тяготения, оно мгновенно становиться неуязвимым и даже невидимым в кругу заражённых галлюцинирующих. Известно, что конвульсивные из Сен-Медара мучили, избивали, терзали себя, распинались, не испытывая при этом никакой боли; они приподнимались над землёй, ходили вниз головой, глотали закрученные булавки и переваривали их.

Мы считаем себя обязанными сообщить здесь то, что уже опубликовали в журнале «Эстафетт» о чудесах американского медиума Хоума и о многих явлениях такого же рода.

Сами мы никогда не были свидетелем чудес г-на Хоума, но наши сведения взяты из лучших источников; мы получили их в доме, в котором этот американский медиум был принят радушно, когда был несчастен, и снисходительно, когда он принял свою болезнь за счастье и удачу. Это было у одной дамы[27], уроженки Польши, но трижды француженки по благородству своего сердца, по несказанному очарованию своего ума и европейской знаменитости своего имени.

Публикация этих сведений в «Эстафетт» навлекла на нас тогда, хотя мы и не знали почему, оскорбления некого г-на Депена, ставшего впоследствии известным своей несчастной дуэлью. Тогда нам вспомнилась басня Лафонтена о безумце, бросающем камни в мудреца. Г-н Депен говорил о нас, как об отлучённом священнике и плохом католике. Но, по крайней мере, мы показали себя хорошим христианином, жалея его и прощая, и так как невозможно быть отлучённым священником тому, кто никогда не был священником, то мы позволяем кануть в воду оскорблению, которое нас не достигло.

ПРИЗРАКИ В ПАРИЖЕ

Г-н Хоум на минувшей неделе хотел ещё раз покинуть Париж, этот Париж, где сами ангелы и демоны, еели они и появляются в какой-либо форме, не долго принимаются за чудесных существ, и им не остается ничего лучшего, как поскорее возвратиться на небеса или в ад, во избежание людского пренебрежения и забвения.

Г-н Хоум, с печальным и разочарованным видом, откланялся перед благородной дамой, чей радушный приём стал для него одним из первых везений во Франции. Мадам де Б. была добра с ним тем днём, как и всегда, и хотела задержать его до обеда; таинственный персонаж уже хотел было согласиться, как кто-то сказал, что они ждут одного каббалиста, известного в оккультных кругах публикацией книги, озаглавленной «Догмат и ритуал высшей магии». Внезапно у г-на Хоума изменилось выражение лица, и он заявил, заикаясь и с видимым замешательством, что не может остаться, и что присутствие этого учителя магии вызывает в нём непреодолимый страх. Никакими уговорами не удалось его разубедить. «Я не осуждаю этого человека, сказал он, я не утверждаю, хороший он или плохой, я этого не знаю, но от его атмосферы мне становится дурно, около него я чувствую себя лишённым силы и как бы жизни». После этого объяснения, г-н Хоум поспешил попрощаться и уйти.

Этот страх, который испытывают обольстители в присутствии истинных посвящённых в науку, не является чем-то новым для анналов оккультизма. У Филострата можно прочитать историю о ведьме, которая впала в дрожь, услышав только о приходе Аполлония Тианского. Наш замечательный рассказчик Александр Дюма драматически изложил эту магическую историю, как резюме всех легенд, которая должна послужить предисловием к его великой романтической эпопее «Вечный Жид»[28]. Сцена разворачивается в Коринфе; это античная свадьба с её молодыми, увенчанными цветами, держащими брачные факелы и поющими прекрасные свадебные песни, и всё разукрашено сладострастными образами, как поэзия Катулла. Невеста в своих целомудренных нарядах прекрасна, как античная Полигимния48; она влюблена и выглядит восхитительно вызывающей в своём целомудрии, как Венера Коррежа или Грация Канова. Её жених, Клиний ученик знаменитого Аполлония Тианского. Учитель обещал придти на свадьбу своего ученика, но он не пришёл, и прекрасная невеста вздохнула с облегчением, ибо она боялась Аполлония. Однако день ещё не закончился. Пришёл час брачного ложа, и вдруг Мероэ вздрогнула, побледнела, её взор остановился на дверях, в ужасе она протянула руку и задыхающимся голосом произнесла: «Вот там! Это он!» Это и в самом деле был Аполлоний. Вот маг, вот учитель; действие чар прошло, прелесть низвергнута перед лицом истинной науки. Все ищут прекрасную супругу, белую Мероэ, но видят только старуху, колдунью Канидию, пожирательницу маленьких детей. С Клиния спали чары, он благодарит своего учителя, он спасён.

Обыватели всегда заблуждаются относительно магии и путают адептов с чародеями. Истинная магия, т.е. традиционная наука магов смертельный враг всяких чар; она препятствует или прекращает ложные чудеса врагов света и очарователей малого числа специально подготовленных или легковерных свидетелей. Видимое нарушение порядка в естественных законах это обман; это не чудо. Истинное чудо, настоящее диво, всегда поражающее глаза всех, это постоянная гармония следствий и причин, это сияние вечного порядка!

Мы не можем сказать, смог бы Калиостро совершать чудеса перед Сведенборгом, но он определённо боялся бы присутствия Парацельса и Генриха Кунрата, если бы эти великие люди были его современниками.

Однако мы далеки от мысли объявить г-на Хоума колдуном низшего разряда, т.е. шарлатаном. Знаменитый американский медиум кроток и наивен как дитя. Это бедное, чрезмерно чувствительное существо, не плетущий интриги; он игрушка страшной силы, которую он не знает, и первый из обманутых им это, определённо, он сам.

Изучение тех странных явлений, которые происходят вокруг этого молодого человека, является делом очень важным. Следует держаться подальше от слишком легкомысленных отрицаний восемнадцатого века, и открыть перед наукой и перед разумом горизонты более широкие, чем горизонты обывательской критики, отрицающей всё то, что она не может ещё объяснить. Факты непреклонны, и настоящая здоровая вера никогда не должна бояться их исследовать.

Объяснение этих фактов, о которых упорно твердят все предания, и которые разворачиваются перед нами с назойливой публичностью; объяснение, древнее как сами факты, строгое как сама математика, но впервые выведенное из тени, где его прятали жрецы всех времён, станет великим научным событием, если оно сможет получить достаточно света и публичности. Это событие мы, быть может, только приготавливаем, ибо мы не смеем надеяться его исполнить.

Итак, вот для начала факты во всей их необычности. Мы их приводим и восстанавливаем со строгой точностью, воздерживаясь поначалу от каких бы то ни было объяснений и комментариев.

Г-н Хоум подвержен исступлениям [экстазам], которые, согласно ему, устанавливают прямую связь между ним и душой его матери и, при её посредничестве, со всем миром духов. Он описывает, подобно сомнамбулам Кахагнэ[29], людей, которых он никогда не видел и которые узнаются теми, кто их вызывает; он назовёт вам даже их имена и ответит от их имени на вопросы, которые могут быть только известны вызываемым душам и вам самим.

Когда он находится в квартире, слышатся необъяснимые звуки. В мебели и стенах раздаются громкие стуки; иногда отворяются двери и окна, как при урагане; с улицы даже доносятся звуки ветра и дождя, но выйдя из дома, небо оказывается без облачка и не чувствуется даже малейшего дуновения ветерка.

Мебель приподнимается и смещается, но никто к ней не прикасается.

Карандаши пишут сами собой. Их почерк принадлежит г-ну Хоуму, и они делают те же грамматические ошибки, что и он.

Присутствующие чувствуют прикосновения и хватания от невидимых рук. Эти касания, которые, кажется, предпочитают дам, лишены серьезности и иногда даже приличия, в отношении мест прикосновения. Думаю, нас вполне понимают.

Видимые и осязаемые руки выходят или кажутся выходящими из стола, но для этого надо, чтобы стол был накрыт скатертью. Невидимому действующему началу необходимы определённые грунтовки, также как то необходимо самым ловким последователям Роберта Гудини.

Эти руки показываются главным образом в темноте; они тёплые и мерцающие, или же холодные и чёрные. Они пишут нелепости, или прикасаются к пианино; и когда они коснуться пианино, необходимо будет приглашать настройщика их контакт всегда фатален для настроя инструмента.

Наиболее достойный доверия человек в Англии, сэр Эдвард Бульвер-Литтон[30], видел и касался ладонь этих рук; мы читали свидетельство, написанное и подписанное им. Он даже заявляет, что схватил и потянул её к себе со всей силы, чтобы заставить выйти из своего инкогнито целую руку, к которой она, естественно, должна крепиться. Но нечто невидимое оказалось более сильным, чем английский романист, и эти руки ускользнули от него.

Один знатный русский дворянин, являющийся покровителем г-на Хоума, и чей характер и здоровая вера не вызывают ни у кого сомнения, граф А. Б., также видел и крепко хватал эти таинственные руки. Они были, говорил он, совершенно человеческой формы, тёплыми и живыми; только не чувствовалось костей. Попав в неосвободимый захват, эти руки не боролись, чтобы ускользнуть, но сокращались, некоторым образом таяли, так что графу нечего было больше удерживать.

Другие видевшие и касавшиеся этих рук говорят, что их пальцы одутловатые и жёсткие, и сравнивают их с резиновой перчаткой, надутой мерцающим и тёплым воздухом. Иногда, вместо рук, появляются ноги, но никогда не непокрытые. Дух, которому вероятно недостаёт обуви, по крайней мере, уважает стыдливость дам, и всегда показывает свои ноги только под сукном или бельём.

Появления этих ног весьма утомляет и истощает гна Хоума. Тогда он старается приблизиться к комунибудь с хорошим здоровьем; он хватается за него, как если бы боялся утонуть; а человек, таким образом схваченный медиумом, сразу же чувствует себя в состоянии особого телесного и умственного истощения.

Один польский дворянин, присутствовавший на одном из сеансов г-на Хоума, положил на землю, у себя под ногами, карандаш на лист бумаги. В течение нескольких мгновений ничего не двигалось. Но внезапно карандаш швырнуло в другой конец комнаты. Дворянин наклонился, взял бумагу и увидел на ней три каббалистических знака, которые никто не смог понять. Только г-н Хоум, глядя на них, кажется, испытал сильное неприятное чувство и показал некоторый ужас, но он отказался объясниться относительно природы и значения этих знаков. Однако их сохранили и принесли тому самому учителю высшей магии, приближения которого так боялся наш медиум. Мы их посмотрели, и вот их точное описание.

Они были начертаны с силой, так что карандаш почти прорезал бумагу.

Они были разбросаны на листе без порядка и выравнивания.

Первым был знак, который египетские посвященные помещали обычно на руке Тифона, Тау, в виде открытой вертикальной двойной черты в форме циркуля, Т-крест с кольцом на верху; под кольцом двойная горизонтальная черта, под двойной горизонтальной чертой двойная наклонная черта в форме перевёрнутой V.

Второй знак представлял собой крест верховного жреца с тремя жреческими поперечинами. Этот символ, который восходит к самой глубокой древности, является ещё и принадлежностью наших понтификов и им завершается верхний конец их пасторского посоха. Но знак, начертанный карандашом, имел ту особенность, что верхняя ветка, голова креста, была раздвоенной и снова образовывала ужасную V тифона знак противоборства и разделения, символ ненависти и вечной битвы.

Третий знак являлся тем, который Масоны именуют философским крестом, крестом с четырьмя равными ветками с одной точкой в каждом из углов. Но, вместо четырёх точек, было только две, находящихся в двух прямых углах, снова знак разделения и отрицания.

Учитель, да позволят здесь нам отличать его от рассказчика и называть в третьем лице, чтобы не утомлять наших читателей, говоря им о нас; так вот, этот учитель, Элифас Леви, дал собравшимся в салоне мадам де Б. научное объяснение этих трёх знаков, и вот, что он сказал:

«Эти три знака принадлежат к разряду сакральных и первичных иероглифов, известных лишь посвящённым первого ранга; первый это знак Тифона. Он выражает кощунство этого духа зла, вводя дуализм в творческое начало, и вот почему. Т-крест Осириса является перевёрнутым лингамом и представляет собой отцовскую и активную силу Бога (вертикальна линия, исходящая из круга), оплодотворяющую пассивную природу (горизонтальная линия). Раздвоить вертикальную линию это утверждать, что у природы два отца; это заменить прелюбодеянием божественное материнство, это утверждать, вместо первого разумного начала, слепой рок, имеющий результатом вечный конфликт видимостей в небытии; таким образом, это самый древний, самый аутентичный и самый ужасный из всех знаков ада. Он обозначает атеиоптического бога, это знак Сатаны.

Этот первый знак является жреческим и относится к оккультным знакам божественного мира.

Второй принадлежит к иероглифам философским, он представляет меру восхождения мысли и постепенное расширение формы.

Это перевёрнутое тройное тау, это человеческая мысль, утверждающая по очереди абсолют в трёх мирах, и этот абсолют завершается здесь вилкой, т.е. знаком сомнения и противоборства. Так что, если первый знак хочет сказать:Иерархическая истина не существует.

Третий, или философский крест, является, во всех посвящениях, символом природы и её четырёх стихийных форм; четыре точки представляют четыре невыразимые и непередаваемые буквы оккультной тетраграммы, этой вечной формулы великого аркана G.’. А.’.

Две точки справа представляют силу, точки слева изображают любовь и четыре буквы должно читать спра-

ва налево, начиная с вершины направо и переходя оттуда к букве снизу налево, и так далее, совершая крест Святого Андрея.

Отсутствие двух точек слева выражает, таким обра30м, отрицание креста, отрицание милосердия и любви.

Это утверждение абсолютного царства силы и его вечного противоборства, от верха до низа и от низа до верха.

Это прославление тирании и бунта.

Это иероглифический знак нечистого порока, который, ошибочно или нет, приписывали Храмовникам, это знак нарушения порядка и вечного отчаяния.

Таковы первые откровения скрываемой магами науки относительно сверхъестественных проявлений. Теперь, да позволят нам сопоставить эти странные начертания с другими современными проявлениями письмён, ибо это настоящее судебное дело, которое наука должна рассмотреть, прежде чем выносить его на суд общественного разума. Не надо пренебрегать никакими расследованиями и никакими уликами.

В окрестностях Кан, в Тилли-на-Селле [Tilly-surSeulles], несколько лет назад произошёл ряд необъяснимых событий, связанных с одним медиумом или экстатичным, по имени Евгений Винтра.

Некоторые нелепые обстоятельства и судебный процесс по делу о мошенничестве вскоре предали забвению и даже презрению этого чудотворца, к тому же подвергшегося диким нападкам в памфлетах, авторы которых были бывшими почитателями его доктрины, ибо медиум Винтра брался за догматизацию. Однако в этих поношениях, объектом которых он был, есть нечто замечательное; это то, что его противники, изо всех сил стараясь его заклеймить, признают реальность его чудес, но приписывают их бесам.

Что же это за такие подлинные чудеса Винтры? Мы более чем кто бы то ни было осведомлены по этому поводу, как вы вскоре то увидите. Нам были переданы протоколы, подписанные порядочными свидетелями, художниками, врачами, священниками, безукоризненными в других отношениях; нами были опрошены очевидцы и, сверх того, мы видели сами. Кое-что заслуживает быть рассказанным с некоторыми подробностями.

Есть в Париже один немножко эксцентричный писатель по имени Мадроль. Это старик, семья и родня которого вполне порядочные люди. Вначале он писал в очень возвышенном духе католицизма, и получал самые лестные одобрения от церковных властей и даже короткие листовки от святого престола, но затем он познакомилея с Винтрой и, захваченный прелестью его чудес, превратился в ярого сектанта и непримиримого врага иерархии и духовенства.

В то время, когда Элифас Леви публиковал свой «Догмат и ритуал высшей магии», он получил одну брошюру от г-на Мадроля, которая его крайне удивила. Её автор самым категоричным образом отстаивал самые неслыханные нелепости в бессвязном стиле экстатичных. Жизни для него было достаточно для того, чтобы искупить самые страшные преступления, поскольку она является следствием остановки смерти. Самые грешные люди, будучи самыми несчастными из всех, казались ему приносящими Богу самое великое искупление. Он воеставал против любых наказаний и любых проклятий. «Религия, что проклинает, писал он, проклятая религия!» Затем он проповедовал полнейшую распущенность под предлогом любви, и договорился до того, что сказал, что самый несовершенный и предосудительный на вид акт любви стоит больше, чем лучшие молитвы. Да уж! Маркиз де Сад стал проповедником. Затем он отрицал дьявола с одержимостью иногда полной красноречия.

«Представьте себе, говорит он, дьявола, которого Бог терпит, которого Бог наделяет полномочиями! Представьте себе сперва Бога, создавшего дьявола и позволившего ему ожесточиться на его творения, такие слабые, и которых так легко можно обмануть! Наконец, Бога дьявола, приспешника, предвосхитившего и едва ли не превзошедшего в своей мстительности дьявола Бога!..» Остаток брошюры написан с такой же силой. Учитель магии почти что ужаснулся и решил отыскать г-на Мадроля. Не без труда ему удалось разыскать этого странного памфлетиста, и вот приблизительно какой была их беседа.

Э. JL: Месье, я получил от вас брошюру. Покорнейше вас благодарю за такую посылку и в то же время хочу вам засвидетельствовать своё удивление и огорчение.

Г-н Мадроль: Ваше огорчение, месье! Извольте объяснить, я вас не понимаю.

— Мне искренне жаль, месье, видеть, как вы совершаете те же ошибки, в которые и я сам когда-то впадал. Но мне тогда, по крайней мере, можно было простить по неопытности и молодости. Вашей брошюре недостает силы убеждения, поскольку ей недостает меры. Вашим намерением, несомненно, был протест против заблуждений веры, против злоупотреблений духовенства; но оказывается, что именно саму веру и духовенство вы и подвергаете нападкам. Экзальтация, переливающаяся через край в вашем маленьком опусе, должно быть заставила вас совершить самую серьёзную ошибку, и некоторые из ваших лучших друзей должно быть испытывают беспокойство по поводу вашего здоровья…

— Да, несомненно! Многие говорили и продолжают говорить, что я безумен. Но давно не ново, что верующие должны подвергаться безумию креста. Я воспалён, месье, но вы и сами были бы таковым на моём месте, поскольку невозможно оставаться холодным в присутствии чудес…

— О! Вы говорите о чудесах, это интересно. Ну же, между нами, правды ради, о каких чудесах идёт речь?

— А! О каких чудесах, как не о чудесах великого пророка Ильи, вернувшегося на землю под именем Пьерра-Мишеля.

— А, всё ясно. Вы говорите о Евгении Винтре. Мне говорили о его деяниях. Но действительно ли он творит чудеса?

(Здесь г-н Мадроль вскочил со своего кресла, вознёс свой взгляд и руки к небу, и завершил снисходительной улыбкой, напоминающей глубокое сожаление.)

— Творит ли он чудеса, месье!

— Величайшие!…

— Поразительнейшие!…

— Неоспоримейшие!…

— Самые настоящие чудеса, когда либо совершавшиеся на земле со времён Иисуса Христа!… Как?! Тысячи просвир появляются на алтарях, где не было ни одной, пустые чаши наполняются вином и это не иллюзия, это вино, прекрасное вино… раздаётся небесная музыка, распространяются благоухания иного мира… и, наконец, кровь… настоящая человеческая кровь (исследованная врачами!), настоящая кровь, говорю я вам, сочиться и иногда струиться из просвир! Я говорю вам то, что видел, что слышал, то к чему прикасался, то что вкушал! И вы хотите, чтобы я оставался холодным перед лицом церковных властей, для которых удобнее всё отрицать, чем исследовать хоть что-нибудь!..

— Но позвольте, месье; именно в вопросах религии церковные власти никогда не могут ошибаться… Для религии, добро это иерархия, а зло это анархия; ведь, в самом деле, к чему сведётся влияние священничества, если вы возводите в ранг аксиом то, что надо верить свидетельству своих чувств, а не решениям Церкви? Церковь, разве она не более видима, чем все ваши чудеса? Те, кто видят чудеса и не видят Церкви, достойны большего сожаления, чем слепые, ибо они не оставляют себе даже возможности быть ведомыми…

— Месье, я, как и вы, знаю эти вещи. Но Бог не может быть в разногласии с самим собою. Он не может допустить, чтобы искренняя вера обманывалась, да и сама Церковь не вправе решать, что я слеп, когда у меня есть глаза… Послушайте, вот что можно прочесть в письмах Яна Гуса[31]; письмо сорок третье, ближе к концу:

«Один богослов мне сказал: Я во всём подчиняюсь решениям Собора, каковы бы ни были его решения, они хороши и законны для меня. Ещё он добавил: Если бы Собор сказал, что у вас один глаз, хотя их у вас два, то и тогда следовало бы сказать, что Собор не ошибся. Тогда я ответил: Даже если бы весь мир утверждал нечто подобное, то пока я могу пользоваться своим разумом, я не смог бы этого понять, не повредив своё сознание.» И я скажу вам, как и Ян Гус: прежде Церкви и её Соборов, есть истина и разум.

— Я вас перебью, дорогой мой месье. Когда-то вы были католиком, больше вы им не являетесь; совесть свободна. Я вам только покажу, что институты иерархической непогрешимости в вопросах догматов являются куда более разумными и более истинными, чем все чудеса мира. К тому же, чего не сделаешь ради сохранения мира! Как вы думаете, не был бы Ян Гус более великим человеком, если бы пожертвовал одним из своих глаз ради всеобщего согласия, а не залил бы Европу кровью! О, месье, пусть Церковь решит, когда захочет, что я слеп на один глаз; я попрошу её только об одной милости: сказать мне на какой именно, дабы я мог его закрыть и смотреть другим безупречным православным взглядом!

— Должен вам признаться, что я не являюсь православным в вашем понимании.

— Я это уже понял. Но вернёмся к чудесам! Вы же их видели, осязали, ощущали, вкушали; но, оставив в стороне исступление, не будете ли вы столь любезны, чтобы рассказать мне о них в подробностях, обстоятельно, и в особенности о тех из них, что претендуют на очевидное чудо. Не нескромно ли с моей стороны, просить вас об этом?

— Отнюдь; но какое же чудо мне выбрать? Их столько!

— Ну, хорошо, добавил г-н Мадроль, после недолгого размышления и с лёгкой эмоциональной дрожью в голосе, сейчас наш пророк в Лондоне, а мы здесь. Итак, если вы одной только мыслью попросите пророка послать вам сей же час причастие, и если, в назначенном вами месте, у вас дома, на такой-то полке, в такой-то книге, вы, вернувшись, обнаружите просвиру, что вы скажете?

— Я объявлю это событие необъяснимым обычными средствами рассудка.

А! месье, закричал тогда г-н Мадроль торжественно, но ведь со мной это происходит всегда, когда я того пожелаю, то есть когда я готов и когда я надеюсь оказаться достойным! Да, месье, я нахожу просвиру, когда я её прошу; я самым настоящим образом нахожу её, осязаемой, и часто украшенной маленькими чудными сердечками, которые, как считают, нарисованы Рафаэлем.

Элифас Леви, чувствуя себя неудобно от того, что приходится обсуждать вещи, которые некоторым образом оскверняют святыню, откланявшись бывшему католическому писателю, удалился, размышляя над странным влиянием этого Винтры, который так заморочил старую голову этого учёного.

Несколько дней спустя, каббалист Элифас был разбужен ранним утром неизвестным посетителем. Это был беловолосый человек, весь в чёрном, с лицом священника, погружённого в молитву, одним словом, почтенного вида.

Этот духовник имел при себе рекомендательное письмо с таким содержанием:

«Дорогой учитель,

Направляю к вам одного старого учёного, который хотел бы переговорить с вами об использовании еврейского письма в колдовстве. Примите его так, как я сам (я хочу сказать, примите так, как я сам его принял), избавившись от него как можно скорее.

Искренне ваш, во имя сакрально святой Каббалы.

А. Дебарроль»

— Месье аббат, улыбаясь, сказал Элифас, прочитав письмо, я весь к вашим услугам и я ни в чём не могу отказать написавшему мне другу, ведь вы видели моего прекрасного ученика Дебарроля?

— Да, месье, и я увидел в нём человека весьма любезного и весьма учёного. Вы и он, думаю, вы оба достойны истины, которая вновь проявилась в поразительных чудесах и в достоверных откровениях святого архангела Михаила.

— Месье, вы оказываете нам честь. Уважаемый Дебарроль[32], он что, поразил вас своими знаниями?

— О да! Он владеет секретами хиромантии в удивительной мере; обследовав лишь мою руку, он рассказал мне почти всю историю моей жизни.

— Да, он на это способен. Но углублялся ли он в подробности?

— Вполне, месье, чтобы убедить меня в своих чрезвычайных познаниях.

— Говорил ли он вам, что вы бывший приходской священник из Монт-Луи, что в епархии Туры? Что вы самый ревностный последователь экстатичного Евгения Винтры? И что вас,… вас зовут … Шарвоз?

Пока я это говорил, разыгралось настоящее театральное представление: старый священник, после каждого из этих трёх предложений, подскакивал в своём кресле. Когда же он услышал своё имя, он побледнел и подпрыгнул как пружина, которая выпрямляется, будучи отпущенной.

— Воистину, вы волшебник! закричал он. Шарвоз, это действительно моё имя, но я ношу другое; я называюсь Ла Параз…

— Я знаю. Ла-Параз имя вашей матери. Вы оставили, месье, достаточно завидную должность, должность приходского священника и весьма уютный дом, ради того чтобы разделить суетное существование одного сектанта…

— Вы хотите сказать, великого пророка!

— Месье, я вполне верю в вашу искреннюю веру. Но позвольте мне ещё немного исследовать миссию и характер вашего пророка.

— Да, месье, исследование, ясность, свет науки, вот о чём мы просим. Приезжайте в Лондон, месье, и вы увидите! Чудеса там в изобилии.

— Не дадите ли мне, месье, сперва, некоторые точные и достоверные подробности об этих чудесах?

— О! Сколько вам будет угодно.

И вот, старый священник стал рассказывать такие вещи, какие весь мир находит невозможными, но которые не заставили и глазом моргнуть учителя высшей магии.

Вот, например:

Однажды, Винтра, с избытком рвения, проповедовал перед инославным алтарём; при этой проповеди присутствовало двадцать пять человек. На алтаре находилась пустая чаша, хорошо известная отцу Шарвозу; он сам принёс её из своей церкви в Монт-Луи, и он был совершенно уверен, что этот священный сосуд не имел ни тайных каналов, ни двойного дна.

— Чтобы доказать вам, сказал Винтра, что это сам Бог входит в меня, он дал мне знать, что эта чаша сейчас наполнится каплями его крови под видом вина, и каждый из вас сможет вкусить виноградный напиток грядущего, вино, которое мы будем пить со Спасителем в царстве его отца…

— Охваченный удивлением и страхом, продолжал отец Шарвоз, я поднимаюсь к алтарю, беру чашу, смотрю на её дно: она совершенно пустая. Я переворачиваю её перед всеми, затем я встаю на колени у подножия алтаря, держа чашу обеими руками… Внезапно раздаётся лёгкий шум, отчётливо слышится шум капли, падающей с потолка в чашу, и на дне сосуда появляется капля вина.

Все глаза обращаются ко мне, все смотрят на потолок, поскольку наша часовенка располагается в убогой комнате; на потолке нет ни отверстия, ни трещины, видно, что ничего не падает, и, однако же, шум от падения капель умножается всё быстрее и плотнее…

Когда чаша наполнилась, я медленно подношу её перед взоры собравшихся, затем пророк пригубляется к ней, и все, друг за другом, вкушают чудесного вина. Никакой изысканный вкус чего бы то ни было, не может передать его вкус…

И вот что я вам скажу, добавил отец Шарвоз, об этих чудесах с кровью, которые нас удивляют каждый день. Тысячи окровавленных просвир появляются на наших алтарях. Священные стигматы появляются перед всяким желающим их видеть. Просвиры, сперва белые, медленно покрываются окровавленными знаками и сердечками… Следует ли верить, что Бог отдал в прелесть демона самые святые вещи? Или же, скорее, не следует ли поклонятся и верить, что пришёл час наивысшего и последнего откровения.

Отец Шарвоз, говоря всё это, имел в голосе особую нервную дрожь, которую Элифас Леви уже замечал у гна Мадроля. Маг задумчиво покачал головой; затем внезапно:

— Месье, обратился он к этому отцу, у вас есть с собой одна, или несколько тех чудесный просвир. Будьте так добры, показать мне их.

— Месье…

— Они у вас есть, я знаю; почему вы пытаетесь это отрицать?

— Я это не отрицаю, сказал отец Шарвоз, но позвольте мне не представлять на исследование неверия предметы самой искренней и самой беззаветной веры.

— Месье, строго сказал Элифас, неверие это недоверие невежества, готового обмануться. Наука это не неверие. Для начала, я верю в вашу убежденность, поскольку вы приняли на себя жизнь полную лишений и даже порицания ради этой несчастной веры. Покажите же мне ваши чудесные просвиры и поверьте в моё полное уважение к предметам искреннего почитания.

— Ну, хорошо, сказал отец Шарвоз после недолгих колебаний, я покажу их вам.

Затем он расстегнул вверху свою чёрную жилетку и достал из-под неё маленький серебряный ковчежец, перед которым он стал на колени со слезами на глазах и молитвой на устах; Элифас стал на колени подле него и он открыл ковчежец.

В ковчежце находилось три просвиры, одна целая, две другие смятые и как бы замешанные на крови.

Цельная просвира имела в середине выдавленное сердечко с обеих сторон; в сердечко был влеплен сгусток крови, который, казалось, образовался в самой просвире необъяснимым образом. Кровь не могла быть приложена извне, поскольку закрашивание через смачивание оставило бы белые прилегающие точки с внешней стороны. Обе стороны выглядели одинаково. Учителя магии охватила непроизвольная дрожь.

Эта эмоция не избежала и старого священника, который, ещё раз поклонившись и сжав свой ковчежец, достал из своего кармана какой-то альбом и вручил его Элифасу, ничего не говоря. Там были изображения всех кровавых знаков, наблюдаемых на просвирах с самого начала экстазов и чудес Винтры.

Там были сердечка всех видов, эмблемы всех родов. Но три из них в особенности возбудили любопытство Элифаса, доведя его до высшей степени…

— Месье, сказал он Шарвозу, знаете ли вы эти три знака?

— Нет, простодушно ответил тот, но пророк уверяет, что они обладают первостепенной важностью, и что их скрытое значение должно стать известно вскоре, т.е. к концу времён.

— Ну что ж, месье, торжественно сказал учитель магии, ещё прежде скончания времён я вам их объясню: эти три каббалистических знака знаки дьявола!

— Это невозможно! прокричал старый священник.

— Это так, с силой повторил Элифас.

Итак, вот каковы эти знаки:

1. Звезда микрокосма, или магическая пентаграмма. Это пятиконечная звезда оккультного масонства, звезда, в которую Агриппа вписывал фигуру человека, с головой в верхнем конце и четырьмя конечностями в четырёх других концах. Огненная звезда, которая в перевёрнутом виде является иероглифическим знаком козла чёрной магии, чья голова может быть вписана в звезду с двумя рогами вверху, с ушами по правую и левую стороны, и 60родой внизу. Это знак противоборства и рока. Это похотливый козёл, бодающий небеса своими рогами. Этого знака гнушаются даже на шабаше посвящённые высшего порядка.

2. Две герметические змеи, но с головами и хвостами, которые вместо того чтобы сближаться по двум «параллельным» полуокружностям, направлены во вне, и совершенно отсутствует срединная линия, олицетворяющая кадуцей. Над головами змей виднеется роковое V, тифоническая вилка, знак ада. Справа и слева священные числа III и VII, отодвинутые к горизонтальной линии, которая представляет нечто пассивное и второстепенное. Итак, смысл знака таков:

Противоборство вечно.

Бог это борьба роковых сил, которые постоянно творят, разрушая.

Религиозные вещи являются пассивным и проходящим.

Дерзость ими пользуется, война извлекает выгоду, и через них вечно продолжается разногласие.

3. Наконец, каббалистическая монограмма Иеговы, буквы йод и хе, но перевёрнутые, что образовывает, согласно докторам оккультной науки, самое отвратительное из всех богохульств, и обозначает, в некотором роде следующее: «Есть только рок; Бога и духа нет. Материя повсюду, а дух не более чем выдумка этой самой материи в состоянии слабоумия. Форма больше идеи, женщина больше мужа, наслаждение больше мышления, страсть больше добродетели, толпа больше своих вождей, дети своих родителей, безумие разума!»

Вот что написано кровавыми знаками на якобы чудесных просвирах Винтры!

Мы удостоверяем, что всё происшедшее было таким как мы и описали, и что мы сами видели и объяснили эти знаки согласно истинной магической науке и истинным ключам каббалы.

Ученик Винтры сообщил нам также описание и рисунок патриаршего облачения, данного, как он сказал, самим Иисусом Христом так называемому пророку во время одного из своих экстатических снов. Винтра изготовил это одеяние, и наряжался в него, чтобы совершать свои чудеса. Они красного цвета. Он должен носить на лбу крест в форме лингама, иметь пасторский посох, возвышающийся над рукой, пальцы которой сжаты, за исключением большого и мизинца.

Итак, всё это является в высшей степени дьявольским, и разве это воистину не чудно, эта интуиция знаков потерянной науки? Ибо именно высшая магия, которая опирает Вселенную на два столпа Гермеса и Соломона, разделяет метафизический мир на две умопостигаемые области, одну белую и светлую, заключающую положительные идеи, другую чёрную и тёмную, содержащую отрицательные идеи, и которая дала синтетическому понятию первого имя Бог, синтезу другого имя дьявол или Сатана.

Знак лингама, носимый на лбу, является, в Индии, отличительным знаком почитателей Шивы Разрушителя; ибо этот знак, будучи знаком великого магического аркана, принадлежит к тайне вселенского рождения, носить его на лбу это исповедовать догматическую наглость. Итак, говорят на Востоке, в день, когда больше не будет стыдливости в мире, мир впадёт в разврат, который, будучи бесплодным, вскоре довершит ошибку матерей. Стыдливость это приятие материнства.

Рука с тремя сжатыми пальцами выражает отрицание триады и утверждение одних природных сил.

Древние жрецы, как объясняет наш учёный и духовный друг Дебарроль в своей прекрасной книге акт самой несовершенной и самой виновной на вид любви стоит больше, чем лучшие молитвы. И вы ещё спрашиваете, что это за сила, которая, независимо от воли, и более-менее от человеческих знаний (ибо Винтра является человеком безграмотным и необразованным), формулирует свои догматы знаками, погребёнными под руинами древнего мира, восстанавливает тайны Фив и Элевсин, и пишет нам учёнейшие выдумки Индии с помощью оккультной азбуки Гермеса.

Что это за сила? Я вам скажу. Но у меня для вас есть ещё и другие чудеса, и это, говорю я вам, подобно судебному следствию. Прежде всего, мы должны его закончить.

Однако позвольте нам, прежде чем перейти к другим повествованиям, перевести здесь одну страницу одного немецкого просветлённого [иллюмината], Людвига Тика [Ludwig Tieck],

«Если, например, как сообщает одно древнее предание, одна часть сотворённых ангелов не замедлила с падением, и если это точно были, как говорят, самые светлые из ангелов, то под этим падением можно понять просто то, что они искали новый путь, иную деятельность, иные занятия и иную жизнь, чем те православные духи или более пассивные, которые остались в области им назначенной и совсем не воспользовались свободой, их общим уделом. Их падение создало ту тяжесть формы, которую мы сейчас называем реальностью, и которая является протестом обособленного существования против поглощения в бездне мирового духа. Вот почему смерть сохраняет и воспроизводит жизнь, вот почему жизнь является невестой смерти… Понимаете ли вы теперь, что такое Люцифер? Не сам ли это дух древнего Прометея, та сила, что дала толчок миру, жизни, самому движению и которая управляет ходом последовательных форм? Эта сила, своим сопротивлением, уравновесила творческое начало. Вот почему элоимы породили мир. Когда затем на землю Господом были помещены люди, как промежуточные духи, они, в своём рвении, которое их заставило исследовать природу и её глубины, отдались влиянию этого надменного и могущественного духа, и когда с приятнейшим восхищением они бросились в смерть, чтобы найти там жизнь, только тогда они начали существовать настоящим, естественным способом, как то подобает творениям.»

Этот отрывок не нуждается в комментариях, и достаточно объясняет тенденции того, что называют спиритизмом или спиритической доктриной.

Уже давно эта доктрина или же антидоктрина обрабатывает мир, чтобы ввергнуть его во всеобщую анархию. Но закон равновесия спасёт нас, и уже начинается великое реакционное движение.

Но продолжим повествование об интересующих нас явлениях.

Однажды к Элифасу Леви пришёл один рабочий. Это был человек лет пятидесяти, высокого роста, смотрящий прямо в лицо и весьма разумно рассуждающий. Поинтересовавшись о причинах его визита, он ответил: «Вам должно быть это хорошо известно, я пришёл просить и умолять вас вернуть мне то, что я потерял».

Чтобы быть искренним, мы должны сказать, что Элифас не знал ничего ни об этом гостье, ни о том что он потерял. Он ему ответил так: «Вы считаете меня куда большим колдуном, чем я являюсь; я не знаю ни кто вы, ни что вы ищете; так что, если вы считаете, что я могу быть вам чем-то полезен, вам следует объяснить и уточнить вашу просьбу».

Ну хорошо, раз уж вы не желаете понять меня, то по крайней мере вы узнаете это, сказал незнакомец, доставая из своего кармана маленькую чёрную и потрёпанную книжицу.

Это был гримуар папы Гонориуса.

Скажем одно слово об этой столь порицаемой книжице.

Гримуар Гонориуса состоит из апокрифического свода Гонориуса II, предназначенного для вызывания и повелевания духами; и ещё из нескольких суеверных повествований… Это руководство для нечистых священников, практиковавших чёрную магию в самые мрачные времена средневековья. Там находятся кровавые обряды, смешанные с осквернением мессы и святых таинств, колдовские и зловредительские формулы, далее, практики, которые лишь глупость может допустить и коварство советовать. Наконец, эта книга в своём роде совершенная; она стала очень редкой у книготорговцев, а спекулянты правят за неё очень дорого на публичных торжищах.

— Уважаемый месье, вздыхая, сказал рабочий, вот уже с десятилетнего возраста, ни разу ещё не было, чтобы мне не удалась моя служба. Эта книга не покидает меня, и я строго следую всем предписаниям, в ней содержащимся. Почему же те, кто посещали меня, покинули меня? Элои, Элои, Ламма[34]…

— Остановитесь, сказал Элифас, и не перекривляйте самые страшные слова агонии, которые когда-либо слышал мир! Что за существа посещали вас силою этой ужасной книги? Вы их знаете? Обещали ли вы им чтонибудь? Подписывали ли какой-нибудь пакт?

— Нет, перебил владелец гримуара, я их не знаю и не заключал с ними никаких договоров. Я лишь знаю, что среди них есть начальники, которые добры, промежуточные духи бывают то добрыми, то злыми, а низшие злые, потому что они не могут делать добро.

Те, которых я вызывал, и которые часто являлись мне, принадлежали самому высокому рангу, ибо были приятной наружности, хорошо одеты и всегда давали приятные ответы. Но я потерял одну страницу своего гримуара, первую, самую важную, ту, что носит личную подпись духа, и с тех пор, он больше не появляется, когда я его призываю.

Я пропащий человек. Я голый как Иов, у меня больше нет ни силы, ни мужества. О, учитель, заклинаю вас, вас, кому достаточно сказать одно слово, сделать один знак, и духи подчинятся, сжальтесь надо мною и верните мне то, что я потерял!

— Дайте-ка мне ваш гримуар, сказал Элифас.

— Как вы величали духа, который являлся вам?

— Я называл его Адонай.

— И на каком языке была подпись?

— Я не знаю, но думаю, что на еврейском.

— Держите, сказал учитель высшей магии, после того как начертил два еврейских слова в начале и в конце книги, вот две подписи, какие никогда не подделают духи тьмы. Ступайте с миром, спите спокойно и больше не вызывайте призраков.

Рабочий удалился.

Восемь дней спустя, он вернулся, чтобы повидаться с человеком знания.

— Вы вернули мне надежду и даже жизнь, сказал он ему, моя сила частично ко мне вернулась, я могу, при помощи надписей, которые вы мне дали, облегчать муки страждущих и избавлять одержимых, но еэо, я не могу увидеть вновь, и пока я его не увижу вновь, я буду в печали до самой смерти. Прежде, он всегда пребывал возле меня, иногда он прикасался ко мне и будил ночью, чтобы сказать всё, в чём я имел нужду знать. Учитель, умоляю вас, сделайте так, чтобы я вновь его увидел…

— Кого же?

— Адоная.

— Знаете ли вы, кто такой Адонай?

— Нет, но я хотел бы его увидеть.

— Адонай невидим.

— Я видел его.

— У него нет формы.

— Я касался его.

— Он бесконечен.

— Он примерно моего роста.

— Пророки говорят о нём, что края его одежды простираются с Востока на Запад, сметая утренние звезды.

— У него чистое пальто из чистой белой ткани.

— Святое писание говорит ещё, что его невозможно увидеть, чтобы не умереть.

— У него добрый и весёлый вид.

— Но как вы действовали, чтобы добиться таких видений?

— Я делал всё, что обозначено в великом гримуаре.

— Как? Даже кровавые жертвоприношения? -AKctKж6׳.

— О, несчастный! Но кем же были ваши жертвы?

При этом вопросе, рабочий содрогнулся, он побледнел и его взгляд смутился.

— Учитель, вам лучше знать каковы они, сказал он смиренно тихим голосом. Да, это стоило мне многого; в особенности первый раз, перерезать горло одним взмахом магическим ножом тому невинному созданию! Той ночью я решился совершить зловещий обряд; я сидел в круге, на внутреннем пороге моих дверей, а жертва догорала в большом костре из ольхи и кипариса… Внезапно, возле меня… я увидел его, или скорее, я почувствовал его приход… В моих ушах раздался душераздирающий стон… можно сказать это был её плач, и с тех пор, мне кажется, я слышу его всегда.

Элифас поднялся и пристально посмотрел на своего собеседника. Был ли перед ним опасный безумец, способный возобновить зверства барона Рейского[35]? Однако внешне этот человек выглядел кротким и порядочным. Нет, это невозможно.

— Но всё-таки, эта жертва… скажите же мне точно, кем она была. Вы думаете, что я это и так знаю, да, я знаю это, быть может, но у меня есть основания просить вас сказать мне это.

— Это, согласно магическому ритуалу, молодой годовалый козлёнок, девственный и без изъяна.

— Настоящий козлёнок?

— Ну да. Будьте уверены, это не была ни кукла ребёнка, ни чучело животного.

Элифас облегчённо вздохнул.

Ну, слава богу, подумал он, этот человек не является колдуном, заслуживающим костра. Он не знает, что те мерзавцы, авторы гримуаров, когда говорят девственный козлёнок, подразумевают маленький ребёнок.

— Ну, хорошо, сказал он тогда пришедшему за разъяснениями, расскажите мне подробно о своих видениях. То, что вы мне рассказываете, интересно мне в высшей степени.

Колдун, ибо так и надлежит его называть, рассказал ему тогда о целом ряде странных явлений, свидетелями которых были две семьи, и эти явления в точности совпадали с явлениями в случае г-на Хоума, а именно: выходящие из стен руки, дрожание мебели, мерцающие призраки. Однажды, этот безрассудный ученик магии осмелился вызвать Астарота, и увидел, как появилось некое огромное чудовище с телом свиньи и головой в виде черепа огромного быка. Но всё это было рассказано правдивым тоном, с уверенностью очевидца, что исключало всякие сомнения в искренности и полной убежденности рассказчика. Элифас, будучи в магии мастером, был очарован такой находкой. В девятнадцатом-то веке, настоящий средневековый колдун, простодушный и убеждённый! Колдун, видевший Сатану под именем Адоная, Сатану, в одежде мещанина и Астарота в своем настоящем дьявольском обличим! Какая находка! Какой памятник археологии!

— Друг мой, сказал он своему новому ученику, я хочу вам помочь вернуть то, что, по вашим словам, вы утратили. Возьмите мою книгу, следуйте предписаниям ритуала и зайдите ко мне через восемь дней.

Восемь дней спустя, состоялась новая встреча, на которой рабочий заявил, что он изобрёл спасательный механизм величайшего значения для моряков. Механизм совершенен; только есть одна проблема… он не работает: какой-то неуловимый изъян в его работе. Что это за изъян? Только злой дух может сказать. Таким образом, его надо вызвать во что бы то ни стало!…

— Поостерегитесь, сказал Элифас, лучше читайте в течение девяти дней вот это каббалистическое вызывание (и он вручил ему рукописный лист). Начните сегодня вечером, и завтра придёте сказать мне, что вы увидели, ибо этой ночью у вас будет видение.

Завтра, наш человек не заставил себя ждать.

— Я проснулся внезапно, сказал он, в ранний час. Перед своей кроватью, я увидел величественное сияние, а в нём тень руки, двигающаяся передо мною, как если бы меня магнетизировала. Затем, я снова задремал, и, несколько мгновений спустя, проснулся вновь; я вновь увидел то же сияние, но оно изменило своё местоположение. Оно прошло слева направо, и в светящейся глубине я различил силуэт какого-то человека, со окрещёнными руками, смотрящего на меня.

— Каким был этот человек?

— Примерно вашего роста и вашего телосложения.

— Это хорошо. Ступайте и продолжайте делать то, что я вам сказал.

Прошло девять дней; по истечении этого времени, новое посещение адепта; но на этот раз, он был полон радости и впечатлений. Едва завидев Элифаса, он прокричал:

— Благодарю, учитель; механизм работает, незнакомые мне люди предоставили в моё распоряжение средства, которые были мне необходимы для осуществления моего предприятия, я обрёл спокойный сон, и всё это благодаря вашему могуществу.

— Скажите лучше спасибо своей вере и своему послушанию, а теперь, прощайте, мне надо работать… Ну что ещё? Что значит этот ваш умоляющий вид, чего ещё вы хотите от меня?

— О, если ваша милость…

— Чего же? Разве вы не получили всё чего просили и даже больше того, ибо вы не говорили мне о деньгах.

— Да, конечно, сказал он со вздохом, но я хотел бы увидеть его вновь!

— Неисправимый! сказал Элифас.

Несколько недель спустя, учитель высшей магии был разбужен в два часа утра острой головной болью. Несколько мгновений он опасался кровоизлияния в мозг; он встал, зажёг лампу, открыл окно, прошёлся по своему рабочему кабинету, затем, успокоившись свежим утренним воздухом, вернулся в кровать и заснул глубоким сном, тогда случился кошмар: он увидел, с ужасающей реальностью, гиганта с бычьей головой, лишённой мяса, о котором ему рассказывал рабочий-механик. Это чудовище преследовало и нападало на него. Когда он проснулся, был ясный день, и кто-то стучался в дверь. Элифас встал, набросил на себя одежду и пошёл отпирать; это был тот самый рабочий.

— Учитель, сказал он, входя с впечатлённым и встревоженным видом, как вы себя чувствуете?

— Хорошо, ответил Элифас.

— Но разве этой ночью, в два часа утра, вам не угрожала опасность?

Элифас был не в курсе, и ещё не вспомнил о своём недомогания этой ночью.

— Опасности? сказал он, нет, насколько я знаю.

— Разве вы не подверглись нападению чудовищного призрака, который хотел вас проглотить! Вы не пострадали?

Элифас вспомнил.

— Да, сказал он, конечно, у меня чуть было не случилось кровоизлияние, и был ужасный сон. Но как вы узнали об этом?

— В тот самый час, невидимая рука жёстко похлопала меня по плечу, внезапно разбудив. Тогда мне снилось, что я видел вас борющимся с Астаротом. Я приподнялся, и некий голос мне сказал прямо в ухо: «Вставай и поспеши на помощь к своему учителю, он в опасности». Я поспешно встал. Но куда бежать? Что за опасность вам грозит? У вас ли дома, или где-то в другом месте? Голос ничего об этом не сказал. Я решил ждать до утра, и как только рассвело, я побежал, и вот я здесь.

Спасибо, друг, сказал маг, подавая ему руку, Астарот злой шутник, но этой ночью мне только немного ударила кровь в голову. Сейчас я чувствую себя совершенно здоровым. Так что можете не волноваться и отправляться к вашим делам.

Каковыми бы странными ни были рассказанные нами события, нам остаётся раскрыть ещё одну зловещую драму, ещё более необычную.

Речь идёт о кровавом событии, которое произошло вначале этого года и повергло в печаль и оцепенение весь Париж и всё христианство; событие, в котором никто не заподозрил присутствие чёрной магии.

Вот что произошло.

Зимой, в начале прошлого года, один книготорговец сообщил автору «Догмата и ритуала высшей магии», что один священнослужитель пытается узнать его адрес и засвидетельствовал большое желание увидеть его. Элифас Леви не почувствовал доверия к этому незнакомцу, чтобы предоставить себя его визитам без предосторожности; так что он сообщил адрес дома своего друга, где он будет находиться со своим верным учеником Дебарролем. В назначенный час и день он отправился к мадам А., и обнаружил священнослужителя, который вот уже несколько минут их ждал.

Это был молодой человек, весьма худощавый, с заострённым орлиным носом и мутными голубыми глазами. Его костистый и выступающий лоб был шире, чем выше; голова была вытянута назад, волосы гладкие и короткие, разделённые полосой сбоку, были светло-серого цвета, переходящего в светло-каштановый, но с особенным неприятным оттенком. Его уста уста сладострастца и забияки; впрочем, его манеры были любезными, голос кротким и немного закрепощённым. Будучи спрошен Элифасом Леви о цели своего визита, он ответил, что находиться в поисках гримуара Гонориуса, и пришёл, чтобы разузнать у учителя оккультных наук о способе добыть эту чёрную книжицу, ставшую почти ненаходимой.

— Я не пожалел бы и ста франков за экземпляр этого гримуара, сказал он.

— Эта книга сама по себе не стоит ничего, сказал Элифас. Это свод, приписываемый Гонориусу II, который вы можете найти цитированным несколькими собирателями апокрифических сводов; вы можете поискать в библиотеке.

— Я это делал, так как провожу в Париже почти всё своё время в публичных библиотеках.

— Не занимаете ли вы должность на церковной кафедре Парижа?

— Нет, не сейчас. Некоторое время я занимал должность в приходе Сен-Жермен-л’Оксеррва.

— А сейчас вы погружены, как я вижу, в любопытнейшие исследования в области оккультных наук.

— Не совсем; но я стремлюсь осуществить одну идею… мне надо кое-что сделать.

Я думаю это не операция чёрной магии; вы сами знаете, как и я, месье аббат, что Церковь всегда проклинала и продолжает жестоко проклинает всё, что относится к этим запрещённым практикам.

Бледная улыбка, отпечаток некой язвительной иронии, вот и весь ответ аббата; разговор окончен.

Тем временем хиромант Дебарроль внимательно рассматривал руку священника; тот это заметил, после чего последовало вполне естественное объяснение; тогда аббат сам любезно предложил свою руку для эксперимента. Дебарроль нахмурил брови и выглядел в замешательстве. Рука была влажной и холодной, пальцы гладкими и сплющенными; холм Венеры, или же часть ладони руки, прилегающая к большому пальцу, был заметно развит, линия жизни короткая и обрывистая, крест в середине руки, звёзды на холме Луны.

Месье аббат, сказал Дебарроль, если у вас нет прочных религиозных взглядов, вы легко станете опасным сектантом, так как с одной стороны, вы склонны к самому воспламенённому мистицизму, а с другой к максимально сосредоточенному и минимально разглашаемому упрямству, когда-либо бывшему в мире. Вы много ищите, но ещё больше воображаете, а так как вы никому не исповедуете объекты вашего воображения, они могут достичь таких пропорций, что сделаются вашими настоящими врагами. Ваши привычки созерцательны и изнеженны, но именно сонливость и боится пробуждения. Вы находитесь во власти одной страсти, ваше состояние… Но, простите, месье аббат, боюсь я перейду за границы вежливости.

— Говорите всё, месье, я готов выслушать всё и я желаю знать всё.

— Ну хорошо, если вы, в чём я не сомневаюсь, повернёте на пользу милосердия всю вашу озабоченную деятельность, которую вы уделяете страстям сердца, вас часто будут благословлять за ваши добрые дела.

Аббат ещё раз неоднозначно и зловеще улыбнулся улыбкой, которая придала его бледному лицу крайне необычное выражение.

Он встал и откланялся, так и не назвав своего имени, и так никто и не подумал спросить его о том.

Элифас и Дебарроль проводили его до лестницы изза уважения к его сану священника.

Возле лестницы, он обернулся и медленно произнёс:

— Пройдет немного времени, и вы услышите коечто… Вы услышите обо мне, добавил он, подчёркивая каждое слово. Затем он сделал прощальный жест головой и рукой, развернулся, не говоря ни слова, и спустился по лестнице.

Двое друзей возвратились к мадам А…

— Крайне странный тип, сказал Элифас. Мне кажется, я видел Пьера Фунамбуля [Pierrot Funambules] в роли предателя. То, что он нам сказал, уходя, очень похоже на угрозу.

— Вы его напугали, сказала мадам А., до вашего прихода, он уже начал было рассказывать о своих намерениях, но вы ему напомнили о совести и законах Церкви, так что он не осмелился признаться вам в том, чего он хотел.

— Ах вот оно что! И чего же он хотел?

— Увидеть дьявола.

— Не думал ли он, что он у меня в кармане?

— Нет, но он знал, что вы даёте уроки каббалы и магии; он надеялся, что вы поможете ему в его предприятии. Он рассказал нам, мне и моей дочери, что в своём доме, в селе, он одним вечером как-то совершал вызывание с помощью одного деревенского гримуара. Тогда, сказал он, появился вихрь, который потряс его дом, заскрипели балки, затрещали доски, захлопали двери, с грохотом отворились окна, и во всех углах дома послышалея свист. Тогда он приготовился к страшному видению, но так ничего и не увидел, чудовище не явилось, одним словом, дьявол не захотел появиться. Вот почему он ищет гримуар Гонориуса, в нём он надеется отыскать самые сильные заклинания и самые действенные ритуалы.

— Воистину, этот человек чудовище… или просто безумец.

— Должно быть, он безнадёжно влюблён, сказал Дебарроль. Он одержим какой-то нелепой страстью, и совершенно ни на что не надеется без участия дьявола.

— Но как же тогда мы услышим о нём?

— Кто знает. Возможно, он рассчитывает свергнуть английскую королеву или султаншу Валидэ.

На этом беседа закончилась. Минул целый год, в течение которого ни мадам А., ни Дебарроль, ни Элифас ничего не слышали о молодом неизвестном священнике.

В ночь с первого на второе января 1857 года, Элифас Леви судорожно проснулся от эмоций, вызванных запутанным и зловещим сновидением. Ему казалось, что он был в обветшалой комнате в готическом стиле, очень похожей на заброшенную часовню старого замка. Скрытая за чёрной ширмой дверь вела в эту комнату, за ширмой виднелось слабое красноватое сияние от свечей, и Элифасу показалось, что он, подталкиваемый полным страха любопытством, приблизился к чёрной ширме… Затем ширма приоткрылась, вытянулась рука и схватила руку Элифаса. Он никого не видел, но слышал низкий голос, говоривший ему в ухо:

— Иди, повидайся со своим умирающим отцом!

Маг проснулся с клокочущим сердцем и покрытым потом лбом.

Что значит это сновидение? раздумывал он. Уже давно как мой отец мёртв; почему мне сказали, что он умирающий, и почему эта весть так взволновала моё сердце?

Следующей ночью сновидение повторилось с теми же обстоятельствами, и Элифас Леви ещё раз пробудился, услышав у себя в ушах:

— Иди, повидайся со своим умирающим отцом!

Это повторение кошмара произвело мучительное впечатление на Элифаса. На третье января он был приглашён отужинать в одном весёлом обществе, но он написал извинительную, что он не расположен к веселью пиршества артистов. Итак, он остался в своём рабочем кабинете; было пасмурно; в полдень его посетил один из его учеников в магии, г-н виконт де М. Тогда лил такой ливень, что Элифас предложил виконту свой зонтик, который тот отказался принять. Затем последовали препирательства учтивости, результатом которых стало то, что Элифас вышел, чтобы проводить виконта. Пока они были на улице, дождь прекратился, виконт нанял экипаж, а Элифас, вместо того, чтобы вернуться к себе, машинально пересёк улицу Люксембург, вышел через ворота, которые выходили на улицу Энфер [Ад], и оказался лицом к Пантеону.

Двойной ряд лавок, временно поставленных на девятерицу святой Женевьевы, указывал паломникам дорогу на Сент-Этьенн-дю-Монт. Элифас, чьё сердце было печально и, следовательно, расположено к молитве, последовал этим путём и зашёл в церковь. Возможно, в это время, было четыре часа по полудню.

Церковь была полна верующих, и служба проходила с особой рачительностью и необычайной торжественностью. Хоругви приходских церквей города и пригорода свидетельствовали о народном почитании этой девы, спасшей Париж от голода и завоевания. Внутри церкви находилась гробница Святой Женевьевы, освещённая светом. Пелись ектеньи, и из хора вышла процессия.

Вслед за крестом, сопровождаемым его прислужниками, за которыми следовали дети из клироса, несли хоругвь святой Женевьевы; затем двумя рядами пошли сёстры из ордена Женевьевы, одетые в чёрное, с белой вуалью на голове, с синей лентой и медальоном на шее, в руке свеча, накрытая маленьким фонариком в готическом стиле, как предписывает предание образам святых. Ибо, в житиях, святая Женевьева всегда предстаёт с медальоном на шее, тем, который ей дал святой Жермен д’Осёр, и держит свечу, которую покушается загасить бес, но которая защищена от дыхания нечистого духа маленькой чудесной скинией.

Вслед за женевьевскими сёстрами вышло духовенство, затем, наконец, появился преподобный архиепископ Парижа, в белой митре, облачённый в мантию, которую с каждой стороны поднимали два его главных викария; прелат, опираясь на крест, медленно шёл и благословлял направо и налево толпу, падающую на колени при его прохождении. Элифас видел этого архиепископа впервые и разглядел черты его лица. Они выражали добродушие и кротость; но можно было заметить и выражение огромной усталости и даже душевного страдания с трудом скрываемого.

Процессия спустилась до подножия церкви, пересекая неф, затем поднялась по боковому нефу слева от входа, и возвратились к подножию гробницы святой Женевьевы; затем снова пошла по боковому нефу справа, продолжая петь ектеньи.

Группа верующих следовала за процессией и шла непосредственно позади архиепископа.

Элифас смешался с этой группой, чтобы легко пройти сквозь толпу, которая собиралась перестроиться, дабы вернуться ко входу в церковь, задумчивый и умилённый этой набожной торжественностью.

Голова процессии уже было вошла в клирос, а архиепископ достиг ограды нефа: там был слишком узкий проход, чтобы могли пройти три человека одновременно; так что архиепископ вышел вперёд, а два главных викария стали позади него, не выпуская из рук краёв его мантии, которая оказалась таким образом оттянутой назад, так что грудь прелата оказалась раскрытой и защищенной только вышитой крестиком епитрахилью.

Затем, те, кто находились позади архиепископа, увидели как он вздрогнул, и можно было услышать громкий возглас, однако без надрыва голоса и крика. Что же было сказано? Кажется, это было: «Долой богинь!» Но думается, это было услышано неправильно, настолько эти слова были неуместны и бессмысленны. Однако воеклицание повторилось два или три раза, и затем кто-то закричал: «Помогите архиепископу!» Другой голос ответил: «К оружию!» Тогда толпа отпрянула, опрокинув стулья и ограждения, и с криком ринулась к выходам. Раздались детский плач, женские вопли, и Элифас, увлекаемый толпой, был вынесен из церкви; но последние взгляды, которые он смог туда бросить, произвели ужасное и неизгладимое впечатление.

Посреди расступившихся от страха окружающих, стоял прелат, один, опираясь на свой крест-посох и поддерживаемый жёсткостью своей мантии, которую главные викарии бросили, и которая свесилась на землю.

Голова у архиепископа была несколько запрокинутой, его глаза и одна из его рук та что не держала крест были обращены к небу. Его поза была такой, какую придал Эжен Делакруа епископу Льежскому, убитому разбойниками из Сангльер де Арденн; в его жесте была отражена вся эпопея мученика, это было принятие и жертва, молитва за свой народ и прощение своему палачу.

День близился к закату, церковь стала погружаться во мрак. Архиепископ, с поднятыми к небу руками, освещенный последним лучом, идущим от окна нефа, выделялся на мрачном фоне, где уже с трудом можно было разглядеть постамент без статуи, на котором были написаны те два слова страстей Христовых: ЕССЕ HOMO[36], и дальше, в глубине, апокалиптическая картина, изображающая четыре бича, готовые поразить мир, и адские вихри, следующие за пыльными следами бледного коня смерти.

Возле архиепископа, поднятая рука, просматривающаяся в тени, как адский силуэт, держала и размахивала ножом. Полицейские пробирались со шпагами в руках.

И пока происходила вся эта суматоха у подножия церкви, пение ектений продолжалось в сердце, как всегда продолжает звучать гармония небесных сфер, внимательная к нашим революциям и нашим агониям.

Элифас Леви был вынесен толпой из храма. Он вышел через правую дверь. Почти в то же самое время, с грохотом открылась левая дверь, и из церкви вырвалась группа разъярённых людей.

Эта группа вертелась вокруг одного человека, которого, кажется, держали пятьдесят рук, а сотня вытянутых кулаков рвалась его бить.

Позже, этот человек жаловался, что полицейские с ним плохо обращались; однако насколько можно было разглядеть в этой сумятице, полицейские его как раз-то и защищали от ожесточения толпы.

Женщины бежали за ним с криком: «Убейте его!»

— Но что он сделал? раздавались другие голоса.

— Несчастный! Он ударил архиепископа кулаком, говорили женщины.

Затем из церкви вышли и другие люди, и начались споры.

— Архиепископ был напуган и почувствовал себя дурно, говорили одни.

— Он мёртв, отвечали другие.

— Вы видели нож? добавил новый собеседник. Он длинный как сабля, и его лезвие всё в крови.

— О, Его Преосвященство! Он потерял свой туфель, заметила одна старая женщина, всплеснув руками.

— Ничего не было! Ничего не было! закричала займодательница стульев. Вы можете вернуться в церковь; Его Преосвященство не пострадал, это только что объявили с кафедры.

Толпа ринулась ко входу в церковь.

— Выходите! Выходите! раздался в этот момент низкий унылый голос одного священника, служба не может быть продолжена. Церковь закрывается; она осквернена.

— Что с архиепископом? спросил тогда один.

— Господа, ответствовал священник, архиепископ умирает, и быть может в этот самый момент, когда я говорю, он уже мёртв!

Подавленная толпа рассеялась, чтобы разнести эту зловещую новость по всему Парижу.

В это время с Элифасом случилось странное событие, которое как-то отвлекло его от глубокого горя, вызванного только что произошедшим.

В момент смятения, одна пожилая и почтительной наружности женщина взяла его за руку, демонстрируя свою защиту.

Он почувствовал себя должным ответить на этот вызов, и тогда он вышел из толпы с этой дамой.

— Как я счастлива, сказала она ему, встретить человека, который скорбит об этом великом преступлении, тогда как столько несчастных радуются в этот момент!

— Что вы такое говорите, мадам, и как могут быть существа настолько испорченные, чтобы радоваться такому великому несчастью?

— Тише! сказала старая дама, нас могут услышать… Да, добавила она, понижая голос, есть люди, которые рады происходящему, и вот что я вам скажу, в тот самый час, один человек со злорадным выражением лица, сказал взволнованной толпе, когда его спрашивали о том, что произошло: «О! Ничего страшного! Просто упал паук!»

— Нет, мадам, вам послышалось. Толпа не стерпела бы таких ужасных слов, и такого человека немедленно бы задержали.

— Дай Бог, чтобы вся общественность думала как вы, сказала дама.

Затем она добавила.

— Вверяю себя вашим молитвам, ибо я хорошо вижу, что вы божий человек.

— Это не может быть мнением всей общественности, ответил Элифас.

— Какое нам дело до общественности? резко отрезала дама, они лжецы, они клеветники, они святотатцы! Возможно, они отзываются зло и о вас. Я этому не удивлюсь, и если бы вы знали, что они говорят обо мне, то поняли бы, почему я презираю их мнение.

— Общественность зло говорит о вас? Мадам.

— Да, определённо, и самое великое зло, какое только можно сказать.

— Это как же?

— Они обвиняют меня в осквернении.

— Вы меня пугаете. Но в каком-таком осквернении, прошу вас объяснить?

— В недостойной комедии, что я разыграла, чтобы обмануть двух детей на горе Ла-Салетт.[37]

— Как? Вы должно быть…

— Да, я мадмуазель Мерльер [Merlière].

— Я слышал о вашем судебном разбирательстве, мадмуазель, и вызванном им скандале, но мне кажется, что ваш возраст и ваша почтенность должны бы уберечь вас от подобных обвинений.

— Зайдите ко мне, месье, и я познакомлю вас с моим адвокатом, г-ном Фавром, это человек большого таланта, который и я хотела бы снискать у Бога.

Так разговаривая, два собеседника дошли до улицы Вьё-Колобьер [Старая Голубятня]. Дама поблагодарила своего скороспелого кавалера и повторила своё приглашение навестить её.

— Я польщён, сказал Элифас, но, если я приду, я должен буду спросить у привратника мадмуазель Мерльер?

— Поостерегитесь, сказала она, меня не знают под этим именем; спросите мадам Дютрюк.

— Дютрюк, пусть будет так; моё почтение, мадам.

И они расстались.

Начался судебный процесс над убийцей, и Элифас, читая в газетах, что этот человек был священником, что он принадлежал к духовенству из Сент-Жерменл’Осеруа, что он был сельским священником, что выглядел воспламенённым до ярости, вспомнил о бледном священнике, который годом ранее искал гримуар Гонориуса. Но приметы, которые давала об этом преступнике публичная печать запутали воспоминания учителя магии. Так, большинство газет наделили его чёрными волосами… Это не он, подумал Элифас. Однако у меня в ушах и в памяти продолжали звучать слова, теперь для меня ясные, этого великого преступника: «Вы не замедлите кое-что узнать. Вскоре вы услышите обо мне.»

Процесс проходил со всеми ужасными подробностями, о которых знали все, и обвиняемый был приговорён к смерти.

Назавтра, Элифас прочёл в одной судебной газете отчёт об этой неслыханной сцене; и с его глаз спала пелена, когда он дочитал до того места, где приводились приметы обвиняемого: «Он блондин».

— Это должен быть он, сказал учитель магии.

Несколько дней спустя, человек, набросавший портрет приговорённого для общественности, представил его Элифасу.

— Позвольте мне снять копию рисунка, сказал он с волнением.

Он снял копию и отнёс её своему другу Дебарролю, которого спросил без всяких пояснений:

— Узнаёте это лицо?

— Да, отрезал Дебарроль, постойте-ка, ведь это тот самый таинственный священник, которого мы видели у мадам А., и который желал совершить магические вызывания.

— Да, мой друг, вы подкрепили мою уверенность. Человек, которого мы видели, мы больше не увидим, руку, которую вы исследовали, покрылась кровью. Мы услышали о нём, как он нам и объявил; ведь этот бледный священник, знаете, как его зовут?

— О, Боже! сказал Дебарроль, меняясь в цвете, мне страшно это знать.

— Да, вы знаете, этот несчастный Луи Верже!

Несколько недель спустя после только что рассказанных событий, Элифас Леви беседовал с одним книготорговцем, специализировавшимся на собирании старых книг, посвященных оккультным наукам.

Разговор зашёл о гримуаре Гонориуса.

— Сейчас эта книга недоступна, сказал продавец. Последнюю, что я держал в руках, я уступил одному молодому священнику, предложившему мне за неё сто франков.

— Молодому священнику! И вы запомнили, как он выглядел.

— О, в совершенстве. Но вы должны знать его лучше, ведь он мне сказал, что видел вас, и что это вы его направили ко мне.

Итак, больше никаких сомнений, несчастный священник нашёл роковой гримуар, осуществил вызывание и подготовился к убийству серией святотатств, ведь вот в чём состоит адское вызывание, согласно гримуару Гонориуса.

«Возьмите чёрного петуха и нареките его именем духа тьмы, которого желаете вызвать.

Убейте петуха, взяв от него язык, сердце и первое перо с левого крыла.

Высушите язык и сердце и сотрите их в порошок.

В этот день не ешьте мяса и не пейте вина.

Во вторник, на рассвете дня, отслужите мессу ангелов .

Начертите на самом алтаре тем пером петуха, смоченным в освящённом вине, дьявольские подписи (подписи, начертанные карандашом г-на Хоума, и изображённые на кровавых просвирах Винтры).

В среду, приготовьте свечу из жёлтого воска; встаньте в полночь и, один в церкви, начните заупокойную службу.

Вставьте в эту службу адские воззвания.

Совершите службу при свете одной свечи, которая затем должна угаснуть, и оставайтесь в таким образом осквернённой церкви до восхода солнца.

В четверг, перемешайте со святой водой порошок из языка и сердца чёрного петуха, и заставьте проглотить всё это девятидневного ягнёнка (самца)…»

Рука отказывается писать остальное. Это смесь зверских практик и возмутительных преступлений, способных навсегда убить рассудок и совесть.

Но чтобы общаться с призраком абсолютного зла, чтобы воплотить этот призрак до такой степени, чтобы его увидеть и коснуться, не нужно ли обязательно быть без совести и рассудка?

Вот, несомненно, секрет той невероятной извращённости, той ярости убийц, той болезненной ненависти против всякого порядка, всякого государственного устройства, всякой иерархии, ярости, направленной в первую очередь, против догмата, освящающего мир, против послушания, кротости и чистоты в столь трогательном образе матери.

Этот несчастный был уверен, что не умрёт. Император, думал он, будет вынужден помиловать его, его ждёт почётное изгнание, его преступление сделает его знаменитым, его фантазии будут покупаться книготорговцами на вес золота. Он станет непомерно богатым, привлечёт внимание какой-нибудь знатной дамы, и жениться за морями. Некогда подобными обещаниями призрак демона подтолкнул и заставил идти от преступления к преступлению Жиля де Лаваля, барона Рейского. Человек, способный вызвать дьявола, следуя ритуалам гримуара Гонориуса, становиться на дорогу зла, и отдаётся во власть всяким галлюцинациям и всякой лжи. Так, Верже усыпил себя кровью, чтобы сновидеть не знаю какой отвратительный Пантеон; и он проснулся на эшафоте.

Но заблуждения извращённости не обусловлены одним только безумием; казнь этого несчастного это доказала.

Известно, какое отчаянное сопротивление он оказывал палачам. Это измена, предательство, говорил он, я не могу так умереть! Только один час, один час, чтобы написать Императору! Император должен меня спасти.

Кто же его предал?

И кто обещал ему жизнь?

Кто прежде убеждал его в невозможной к нему милости, из-за возмущения общественной совести?

Спросите всё это у гримуара Гонориуса!

Две вещи из этой столь трагичной истории относятся к явлениям, производимым г-ном Хоумом: шум урагана, слышимый нечистым священником с самых первых его вызываний, и смущение, помешавшее ему раскрыть свои мысли в присутствии Элифаса Леви.

Можно также отметить видение какого-то ухмыляющегося человека, радующегося общему горю и держащего поистине адское слово среди раздавленной горем толпы, видение, замеченное только экстатичной из ЛаСалетт, этой знаменитой мадмуазелью де Ла Мерльер, которая, впрочем, производила впечатление порядочной и уважаемой личности, но была слишком экзальтированная и, быть может, способная действовать и говорить без своего ведома под влиянием определённого аскетического сомнамбулизма.

Это слово сомнамбулизм возвращает нас к г-ну Хоуму, и наши повествования не заставляют нас забыть то, что обещало заглавие нашей работы нашим читателям.

Мы должны были им сказать, кто же такой этот г-н Хоум.

Мы держим наше обещание. Г-нХоум это больной заразным сомнамбулизмом.

Пока что, это лишь предположение.

Нам остаётся привести объяснение и доказательство.

Такое объяснение и такое доказательство, чтобы быть полными, потребовали бы работы, способной вместиться в целую книгу.

Такая книга написана, и мы её вскоре опубликуем.

Вот её название:

«Смысл чудес, или дьявол перед лицом науки»[38].

Почему дьявол?

Потому что мы доказали на деле то, что г-н де Мирвилль неполно предчувствовал прежде нас.

Мы говорим неполно, потому что дьявол, для г-на де Мирвилля, является вымышленным персонажем, тогда как для нас это злоупотребление одной естественной силой.

Один медиум сказал: «Ад это не место, это состояние».

Мы можем добавить: Дьявол это ни личность, ни сила, это порок и, следовательно, слабость.

Но вернёмся на мгновенье к изучению наших явлений.

Медиумы, в своём большинстве, существа больные и ограниченные.

Они ничего не могут сделать необычайного перед людьми спокойными и образованными.

Надо привыкнуть к их контакту, чтобы что-то увидеть и почувствовать.

Происходящие явления не одни и те же для всех присутствующих. Так, когда один видит руку, другой воспринимает только белую дымку.

Лица, восприимчивые к магнетизму г-на Хоума, испытывают определённое недомогание; им кажется, что комната поворачивается, а температура быстро падает.

Чудеса или прелесть[39] лучше осуществляются перед небольшим количеством отобранных самим медиумом свидетелей.

В группе лиц, которые видят прелести, может найтись один, который не видит совершенно ничего.

Среди лиц, которые видят, не все видят одно и то же.

Так, например, одним вечером, у мадам де Б., медиум заставил появиться ребёнка, которого эта дама потеряла. Мадам де Б. была единственной, кто видел ребёнка, граф де М. видел маленькое облачко дыма в форме пирамиды, другие не видели ничего.

Всем известно, что некоторые вещества, например гашиш, опьяняют, но не отключают рассудок, и заставляют видеть с поразительной реалистичностью несуществующие вещи.

Большая часть явлений, производимых г-ном Хоумом, обусловлена неким естественным воздействием, подобным воздействию гашиша.

Вот почему медиум не желает действовать, кроме как перед небольшим числом людей, которых он отбирает сам.

Остальные из этих явлений должно отнести на счёт магнетической силы.

Видеть что-нибудь на сеансах г-на Хоума не является убедительным указанием на плохое здоровье того, кто видит.

И даже когда здоровье превосходное, эти видения, всё же, свидетельствуют о временном расстройстве нервного аппарата, в части воображения и световосприятия.

Если такое расстройство часто повторять, человек серьёзно заболеет.

Кто знает, сколько уже произвело каталепсий, столбняков, умопомешательств и насильственных смертей пристрастие к столоверчению [спиритизму]?

Эти явления становятся в особенности страшными, когда к ним добавляется извращённость.

Именно тогда могут по-настоящему утверждать о вторжении и присутствии духа зла.

Извращённость и фатальность [рок] вот две силы, от которых зависят ложные чудеса.

Что касается каббалистических начертаний и тайных подписей, мы скажем, что они воспроизводятся с помощью магнетической интуиции миражей мыслей в мировом жизненном флюиде.

Эти инстинктивные отражения могут воспроизводиться, если в магическом Слове нет ничего произвольного, и если знаки оккультного святилища являются естественным выражением абсолютных идей.

Это мы и докажем в нашей следующей книге.

Но чтобы не отсылать наших читателей от неизвестного к будущему, мы заранее извлечём две главы этого неизданного труда, одну о каббалистическом Слове, другую о секретах каббалы, и мы выведем из них заключения, которые завершат удовлетворительным обра30м всё объяснение, что мы обещали о явлениях г-на Хоума.

Итак, существует сила, порождающая формы; эта сила это свет.

Свет творит формы, следуя вечным математическим законам, через мировое равновесие дня и ночи.

Первичные знаки мысли чертятся сами собой в свете, являющимся материальным орудием мысли.

Бог это душа света. Мировой и бесконечный свет является для нас, как бы телом Бога.

Каббала или высшая магия это наука света.

Свет соответствует жизни.

Царство тьмы это смерть.

Все догматы истинной религии записаны в каббале знаками света на странице тени.

Страница тени это слепые верования.

Свет это великий пластичный посредник.

Союз души с телом это свадьба света и тени.

Свет это орудие Слова, это белое письмо Бога на страницах великой книги ночи.

Свет это источник мыслей, и именно в нём надо искать начало всех религиозных догматов. Но есть только один истинный догмат, как есть один чистый свет; только тень бесконечно изменчива.

Свет, тень и их согласование, являющееся видением существ, таково аналогическое начало великих догматов Троицы, Воплощения и Искупления.

Таковы также и тайны креста.

Вот что нам будет легко доказать через религиозные памятники, через знаки первичного Слова, через посвящённые каббале книги и, наконец, через разумное объяснение всех тайн посредством ключей каббалистической магии.

И в самом деле, во всех символизмах мы находим идеи противоборства и гармонии, производящие понятие троичности в божественном понимании, затем мифологическая персонификация четырёх сторон неба завершает священную седмицу, основу всех догматов и всех обрядов. Чтобы убедиться в этом, достаточно перечитать и размыслить над учёным трудом Дюпюи, который был бы великим каббалистом, если бы увидел гармонию истины там, где его негативные занятия позволили ему увидеть только ансамбль заблуждений.

Мы здесь не намерены переделывать его работу, известную всем; но что стоит доказать, так это то, что

религиозное преобразование Моисея было всецело каббалистическим, и что христианство, учредившее новый догмат, всего лишь приблизилось к первичным источникам учения Моисея, и что Евангелие не что иное, как прозрачная вуаль восточного посвящения, накинутая на тайны мира и природы.

Один выдающийся учёный, хотя и малоизвестный, г-н П. Лакур, в своей книге об Элоимах или богах Моисея, пролил много света на этот вопрос и отыскал в египетском символизме все аллегорические образы книги Бытия. Совсем недавно, другой смелый исследователь, широкой эрудиции, г-н Винсент (де л’Ионн), опубликовал один трактат об идолопоклонстве у древних и современных, где он приподнял вуаль с мировой мифологии.

Мы призываем серьёзных людей прочесть эти труды; мы же, здесь, ограничимся лишь частным изучением каббалы евреев.

Слово, согласно посвященным в эту науку, являет собой всё откровение, а это значит, что начала высшей каббалы должны оказаться в самих знаках, составляющих первичную азбуку.

Итак, вот что мы находим во всех еврейских грамматиках.

Имеется изначальная и универсальная буква, порождающая все другие. Это йод י.

Имеются две другие буквы-матери, противоположные и аналогичные между собой: алеф א и мем ם, или, согласно другим, шин ש.

Имеется семь двоичных букв: бет ב, гимель ג, далет ד, кап כ, ne פ, реш ר и тау ת.

Наконец, имеется двенадцать простых, оставшихся букв; всего двадцать две.

Единица представлена относительным способом через алеф, троица изображена либо через йод, мем, шин, либо через алеф, мем, шин.

Седмица через бет, гимель, далет, кап, пе, реш, тау.

Дюжина остальными буквами.

Дюжина это троица, умноженная на четыре; и так она входит в символизм седмицы.

Каждая буква представляет число.

Каждая группа букв ряд чисел.

Числа представляют абсолютные философские идеи.

Буквы являются сокращёнными иероглифами.

Теперь посмотрим на иероглифические и философические значения каждой из двадцати двух букв. (См. книги Беллармина, Рейхлина, Сен-Жерома; Каббала денудата, Сифер Иецира, Любопытная Техника отца Шотта, Пико-де-ла-Мирандоля и других, в особенности из Коллекции Писториуса.)

Матери.

• Иод. Абсолютное начало, производящее бытие;
• Мем. Дух, или столп Иахим Соломона;
• Шин. Материя, или столп Воаз.

Двоичные.

• Бет: Отражение, мысль, луна, ангел Габриэль, князь тайн;
• Гимель: Любовь, воля, Венера, ангел Анаэль, князь жизни и смерти;
• Далет: Сила, могущество, Юпитер, Сашиэль Meлех, царь царей;
• Кап: Насилие, борьба, труд, Марс, Самаэль Зебаот, князь войск;
• Пе: Красноречие, ум, Меркурий, Рафаэль, князь наук;
• Реш: Разрушение и перерождение, Время, Сатурн, Кассиэль, царь могил и уединения;
• Тау: Истина, свет, Солнце, Михаэль, царь Элоимов.

Простые.

Простые подразделяются на четыре троицы, имеющие в качестве названий четыре буквы божественной тетраграммы ЙХВХ.

В божественной тетраграмме, йод, как мы уже сказали, изображает активное производящее начало. Хе, ה, представляет пассивное производящее начало, ктеис. Вау, ו, изображает союз двух или лингам, и конечное Хе образ вторичного производящего начала, т.е. пассивное воспроизводство в мире следствий и форм.

Двенадцать простых букв קצע סנל יטת זוח, разделённых на четыре группы по три, воспроизводят понятие первичного треугольника, с его толкованием и под влиянием каждой буквы из тетраграммы.

Итак, теперь видно, что философия и религиозный догмат каббалы обозначены здесь совершенным образом, но завуалированным способом.

Теперь исследуем аллегории книги Бытия.

«В начале (йод, единица бытия), Элоимы, уравновешивающие силы (Иахим и Воаз) сотворили небо (дух) и землю (материю), иными словами добро и зло, утверждение и отрицание.» Вот как начинается рассказ Моисея.

Затем, когда речь заходит о том, чтобы дать место человеку и первое святилище его союзу с божеством, Моисей говорит о саде, посреди которого единственный источник разделяется на четыре реки (Иод и Тетраграмма), затем, о двух древах, одно жизни, другое смерти, посаженых возле реки. Там помещены мужчина и женщина, активное и пассивное; женщина состоит в симпатии со смертью и увлекает Адама с собой в свою погибель, итак, они изгоняются из святилища истины и херувим (сфинкс с головой быка, см. иероглифы Ассирии, Индии и Египта) помещается у врат сада истины, чтобы воспрепятствовать осквернителям уничтожить древо жизни. Таков таинственный догмат со всеми его аллегориями и его страхами, которые сопровождают простую истину. Идол заместил собой Бога, и падшее человечество не замедлило погрузиться в культ золотого тельца.

Тайна неизбежных и последующих реакций двух начал друг на друга обозначается далее аллегорией Каина и Авеля. Сила через угнетение мстит искушениям слабости; мученическая слабость искупает и заступается за силу, заклеймённую в результате преступления клеймом и угрызениями совести. Так открывается равновесие нравственного [духовного] мира, так учреждается основа всех пророчеств и точка опоры всякой разумной политики. Покинуть силу на её собственное злоупотребление это обречь её на самоубийство.

Чего и недоставало Дюпюи[40], чтобы понять универсальный религиозный догмат каббалы, так это знания этой прекрасной гипотезы, частично доказываемой и реализуемой изо дня в день открытиями науки, гипотезы об универсальной аналогии.

Лишённый этого ключа к трансцендентальному догмату, он смог увидеть во всех богах лишь солнце, семь планет и двенадцать знаков зодиака, но он не увидел в солнце образ лоэоса Платона, в семи планетах семь нот небесной гаммы, а в зодиаке квадратуру троичного круга всех посвящений.

Император Юлиан, этот непонятый духовидец, этот посвящённый, язычество которого было менее идолопоклонническим, чем вера некоторых христиан, император Юлиан, говорим мы, понимал лучше, чем Дюпюи и чем Вольней символический культ солнца. В своём гимне царю Гелиосу, он показывает, что дневное светило это не что иное, как отображение и материальная тень солнца истины, которое освещает мир разума, и которое само является не чем иным, как слабым сиянием, заимствованным у абсолюта.

Удивительно, Юлиан имел о всевышнем Боге, которому, как думали христиане, они одни поклоняются, идеи куда более высокие и более справедливые, чем большинство отцов Церкви, противников и современников этого императора.

Вот как он выражается в своей защите эллинизма:

«Не достаточно написать в книге: Бог сказал и вещи сделались. Надо видеть, не противоречат ли вещи, приписываемые Богу, самим законам Бытия. Ибо, если это так, Бог не мог их сделать, ему невозможно опровергнуть природу, не опровергнув самого себя… Для вечности Бога неизбежно требуется, чтобы Его порядки являлись нерушимыми, как и Он сам.»

Вот как говорил этот отступник и этот нечестивец, и гораздо позже один христианский богослов, ставший рупором богословских школ, вынужден был, возможно, вдохновлённый прекрасными речами этого безбожника, остановить все суеверия, написав прекрасную и смелую максиму, которая так хорошо резюмирует мысль великого императора:

«Не потому это справедливо, что этого хочет Бог; но Бог этого хочет, потому что это справедливо.»63

Идея совершенного и незыблемого порядка в природе, понятие восходящей иерархии и нисходящего влияния во всех существах позволило древним жрецам составить первую классификацию всей естественной истории. Минералы, растения, животные изучались методом аналогии, и их происхождение и свойства относили либо к началу пассивному, либо к началу активному, либо к тьме, либо к свету. Знак их избрания или их порицания, начертанный на их форме, стал иероглифическим знаком порока или добродетели; затем, в результате принятия знака за вещь, и выражения вещи знаком, они пришли к путанице, и таково происхождение той сказочной естественной истории, где львы оказывались побитыми петухами, где дельфины умирали от болей, после того как получили неблагодарность среди людей, где разговаривают мандрагоры и где поют звёзды. Этот зачарованный мир воистину является поэтичной областью магии; но у него нет другой реальности, кроме того значения иероглифов, которые дали ему рождение. Для мудреца, понимающего аналогии высшей каббалы и точные соотношения идей со знаками, эта сказочная страна фей является ещё богатым на открытия краем, ибо слишком прекрасные или слишком простые истины, чтобы нравиться людям без вуали, все были сокрыты под замысловатыми тенями.

Да, петух может напугать льва и стать его хозяином, поскольку бдительность часто восполняет недостаток в силе и ей удаётся укротить ярость. Другие сказки якобы естественной истории древних объясняются таким же способом, и в таком же аллегорическом употреблении аналогий можно понять возможные злоупотребления и предчувствовать заблуждения, порождённые каббалой.

Закон аналогий, на самом деле, был для каббалистов второго ранга предметом слепой и фанатичной веры. Именно к этим верованиям, должно относить все позорные суеверия адептов оккультных наук. Вот как они рассуждали.

Знак выражает вещь.

Вещь качество знака.

Существует аналогическое соответствие между знаком и обозначаемой им вещью.

Чем совершеннее знак, тем полнее соответствие.

Произнести слово это вызвать мысль и дать ей бытие. Назвать Бога, например, это явить Бога.

Произнесённое слово действует на души, а души воздействуют на тела; так, можно напугать, утешить, сделать больным, излечить, даже убить и оживить еловом.

Произносить имя это творить или призывать существо.

В имени содержится словесная или же духовная доктрина самого существа.

Когда душа вызывает мысль, знак этой мысли сам собой пишется в [астральном] свете.

Вызывать это заклинать, т.е. клясться именем: это совершать акт веры в это имя и причаститься качеству, которое оно олицетворяет.

Таким образом, произносимые слова сами по себе являются добрыми или злыми, ядовитыми или спасительными.

Самыми опасными словами являются слова пустые и произносимые налегке, поскольку это произвольные выкидыши мышления.

Бесполезное слово преступление против духа разума. Это умственное детоубийство.

Вещи являются для каждого тем, чем их делают, называя их. Слово каждого является привычным проклятием или привычной молитвой.

Хорошо говорить это хорошо жить.

Красивый стиль [речи] это нимб святости.

Именно из этих принципов, одни из которых истинны, другие гипотетичны, и выводимых из них болееменее преувеличенных следствий, проистекает та абсолютная вера в заклятья, вызывания, заклинания и тайнственные молитвы, разделяемая суеверными каббалистами. Итак, поскольку чудеса всегда исполняет вера, то видений, предсказаний, чудесных исцелений, внезапных и странных болезней всегда будет предостаточно.

Вот как простая и возвышенная философия превратилась в секретную науку чёрной магии. Именно с этой точки зрения, каббала может ещё возбуждать любопытство великого множества людей в нашем столь недоверчивом и легковерном веке. Однако, как мы только что объяснили, истинная наука не там.

Люди редко ищут истину ради неё самой; всегда скрытым мотивом их усилий является желание удовлетворить некую страсть или утолить некую алчность. Среди секретов каббалы, в первую очередь, есть один, который всегда мучает искателей: это секрет претворения металлов и превращения всех земных субстанций в золото.

Алхимия, и в самом деле, позаимствовала все свои знаки у каббалы, и именно на законах аналогии, вытекающих из гармонии противоположностей, она основала свои операции. Впрочем, один большой физический секрет был-таки спрятан под параболами древних каббалистов. Этот секрет нам удалось расшифровать, и мы отдаём его на исследование деятелей золота. Вот он:

1.       Четыре невесомых флюида не что иное, как различные проявления одного и того же универсального действующего начала, который есть свет.

2.        Свет это огонь, служащий великому деланию под видом электричества.

3.       Человеческая воля управляет жизненным светом посредством нервного аппарата. В наши дни это называется магнетизировать.

4.        Секретное действующее начало великого дела, азотъ мудрецов, живое и животворящее золото философов, универсальное металлическое производящее действующее начало, это МАГНЕТИЗИРОВАННОЕ ЭЛЕКТРИЧЕСТВО.

Сочетание этих двух слов ещё не говорит нам ничего великого и, тем не менее, они заключают в себе, быть может, силу, способную перевернуть мир. Мы говорим быть мож ет ради философского приличия, но, что касается нас, мы ничуть не сомневаемся в высшей важности этого великого герметического аркана.

Мы уже сказали, что алхимия это дочь каббалы, и чтобы в этом убедиться, достаточно обратиться к символам Фламеля, Василия Валентина, к страницам Авраама Еврея и к более-менее апокрифическим изречениям изумрудной скрижали Гермеса. Везде обнаруживаются еледы той десятицы Пифагора, так величественно приложенной в Сефер Иецира к абсолютному и полному понятию вещей божественных, той самой десятицы, составленной из единицы и тройной триады, что раввины назвали берешит и меркава, сияющее древо Сфирот и ключ к Семамфора.

Мы уже довольно пространно говорили в нашей книге, озаглавленной «Догмат и ритуал высшей магии», об иероглифическом памятнике, сохранившемся до наших дней под ничтожным предлогом, который один и объясняет все тайные писания высшего посвящения. Этот памятник это цыганское таро, породившее нашу карточную игру. Оно состоит из двадцати двух аллегорических букв и четырёх серий, в каждой по десять иероглифов, относящихся к четырём буквам имени Иеговы. Различные сочетания этих знаков и чисел, им соответствующих, образуют столько каббалистических изречений, что вся наука содержится в этой таинственной книге. Эта философская машина совершенно проста, но она поражает глубиной и правдивостью своих результатов.

Аббат Тритемий, один из наших великих учителей магии, составил, на основании каббалистической азбуки, крайне искусный труд, который он назвал полиграфия. Это серия сочетаний последовательных азбук, где каждая буква представляет одно слово, слова соотносятся и заполняются от одной азбуки к другой, и нет сомнений, что Тритемий был незнаком с таро, и не смог им воспользоваться, чтобы расположить в логическом порядке свои замысловатые сочетания.

Джироламо Кардано[41] знал символическую азбуку посвященных, как то можно видеть из числа и расположения глав его труда «О тонких материях». Этот труд, на самом деле, составлен из двадцати двух глав, и тема каждой главы аналогична числу и аллегории соответствующей карты таро. Такие же наблюдения мы сделали и в отношении книги Сен-Мартена, озаглавленной «Естественная скрижаль отношений, существующих между Богом, человеком и вселенной». Передача этого секрета, таким образом, не прерывалась с первых веков каббалы, вплоть до наших дней.

Столовращатели и те, что заставляют говорить духов с помощью азбучных дисков, отстали на много веков и не знают, что существует инструмент для предсказаний, предсказывающий всегда ясно и совершенно разумно, посредством которого можно общаться с семью духами планет и заставлять говорить семьдесят два колеса Асии, Иециры и Брии. Для этого достаточно знать систему универсальных аналогий, такую как изложил Сведенборг в «Иероглифическом ключе», затем перемешать все карты вместе и вытащить наугад, всегда их сочетая по числам, соответствующим идеям, которые желают прояснить, затем прочитать изречения, как должно читать каббалистические письмена, т.е. начиная с середины и идя справа налево для нечётных чисел, начиная направо для чётных и толкуя последовательно число, соответствующей ему буквой, группу букв через сложение их чисел и все последовательные изречения через их численный порядок и их иероглифические отношения.

Эта процедура мудрецов-каббалистов, вместо того, чтобы найти строгое развитие абсолютных идей, выродилась в суеверия у невежественных священнослужителей и кочевых предков цыган, которые обладали таро в средние века, не зная его истинного назначения и пользуясь им исключительно для гадания.

Шахматная игра, приписываемая Паламеду, происходит из того же источника, что и таро, и в ней находятся такие же сочетания и те же символы: король, королева, офицер, пехотинец, дурак, башня, затем клетки, представляющие числа. Древние игроки в шахматы искали на свих шахматных досках решение философских и религиозных вопросов, и аргументировали друг с другом в тишине, совершая маневры иероглифическими фигурами по числам. Наша народная игра таро, в котором находитсятора, само выражает, как то показал Гийом Постель, это первичное расположение в форме колеса.

Иероглифы игры гусёк более просты, чем иероглифы таро, но в нём находятся те же символы: фокусник, король, королева, башня, дьявол или тифон, смерть и т.д. Случайные удачи этой игры представляют удачи жизни и скрывают в себе философский смысл, достаточно глубокий, чтобы над ним размышляли мудрецы и достаточно простой, чтобы быть понятым детьми.

Аллегорический персонаж Паламед, впрочем, тождественен Еноху, Гермесу и Кадму, которым приписывают изобретение букв в различных мифологиях. Но в мысли Гомера, Паламед разоблачитель и жертва Одиссея представляет посвященного или человека гения, вечная судьба которого быть убитым тем, кого он посвящает. Ученик не становиться живой реализацией мыслей учителя иначе, чем после испития крови и поедания плоти, согласно сильному и аллегорическому выражению великого посвященного столь плохо понятого христианами.

Замыслом первичной азбуки была, как можно видеть, идея универсального языка, и заключающая в своих сочетаниях и самих своих знаках резюме закона эволюции всех божественных и человеческих наук. По нашему мнению, ничего более прекрасного и более великого с тех пор не было измышлено гением человека, и мы признаём, что раскрытие этого секрета древнего мира в полной мере нам возмещает столькие годы бесплодных поисков и неблагодарных работ в склепах потерянных наук и в некрополях прошлого.

Одним из первых результатов этого открытия будет новое направление, данное изучению иероглифических писаний, так несовершенно ещё расшифровываемых соперниками и последователями Шампольона .

Так как система письма учеников Гермеса является аналоговой и синтетической, как и все знаки каббалы, то разве не нужно для того, чтобы прочесть страницы, выгравированные на камнях древних храмов, разве не нужно поставить эти камни на их места и сосчитать число их букв, сравнив с числами других камней?

Обелиск Луксор, например, не был ли он одной из двух колонн при входе в храм? Был ли он справа или слева? Если он был справа, то его знаки относятся к активному началу; если слева, то именно пассивным началом надо толковать его начертания. Но должно иметься точное соответствие одного обелиска с другим, и каждый знак должен получить свой полный смысл из аналогии противоположностей. Шампольон нашёл в иероглифах коптский язык, другой учёный нашёл в них, быть может, гораздо проще и успешнее, еврейский, но что скажут, если это ни еврейский, ни коптский? Если это, например, первичный универсальный язык? Итак, этот язык, являющийся языком высшей каббалы, определённо существовал, он существует в основании еврейского и всех восточных языков из него произошедших, этот язык язык святилища, и колонны у входа в храмы обыкновенно резюмируют все его символы. Интуиция экстатичных лучше приближается к истине об этих первичных знаках, чем сама наука учёных. Поскольку, как мы уже сказали, мировой жизненный флюид, астральный свет, будучи посредническим началом между идеями и формами, подчиняется необычайным порывам душ тех, кто ищут неизвестное, и предоставляет им естественным образом уже найденные, но забытые знаки великих откровений оккультизма. Так формируются так званые подписи духов, так создавались таинственные писания Габлидона, посещавшего доктора Лаватера[42], призраков Шрёпфера, «святого» Михаила Винтры и духов г-на Хоума.

Если электричество может привести в движение лёгкое тело, или даже тяжёлое, не касаясь его, то разве невозможно, с помощью магнетизма, задать электричеству направление и произвести, таким образом, естественно знаки и писания? Несомненно, это возможно, поскольку это есть.

Итак, тем, кто нас спрашивает, что является самым великим действующим началом чудес, мы отвечаем:

— Это первоматерия великого делания.

— Это намагнетизированное электричество.

* * *

Всё сотворено через свет.

Именно в свете хранятся формы.

Именно через свет формы воспроизводятся.

Вибрации света это начало мирового движения.

Через свет, звёзды [солнца] связываются друг с другом и переплетают свои лучи, как электрические цепи.

Люди и вещи намагничены светом как звёзды, и могут, посредством электромагнитных цепей, натянутых симпатией и сродством, общаться друг с другом, будучи на разных краях мира, ласкать друг друга или поражать, исцелять или ранить способом несомненно естественным, но чудесным и невидимым.

В этом секрет магии.

Магии, этой науки, пришедшей к нам от магов.

Магии, этой первейшей из наук.

Наиболее святой из всех, поскольку она устанавливает самым возвышенным способом великие религиозные истины.

Наиболее оклеветанной из всех, поскольку простонародье упорно смешивает магию с суеверным колдовством, отвратительные практики которого мы изобличили.

Только лишь с помощью магии можно ответить на загадочные вопросы Сфинкса из Фив, и разрешить те кажущиеся нелепости, что рассеяны в рассказах Библии.

Даже священные историки признают существование и могущество магии, составившей высшую конкуренцию магии Моисея.

Библия рассказывает нам, что Яннес и Ямбрес маги фараона поначалу совершали те же чудеса, что и Моисей, и что они объявили невозможными для человеческого знания те из чудес, которым они не смогли подражать. Конечно, самолюбию шарлатана куда более льстит признать чудо, чем объявить себя побеждённым знанием или умением собрата, тем более, когда этот собрат является политическим врагом или религиозным противником.

Где же начинается и где заканчивается возможное в кругу магических чудес? Вот серьезный и важный вопрос. Определённым является существование явлений, которые обычно принимаются за чудеса. Магнетизёры и сомнамбулы совершают их ежедневно; сестра Роза Тамизье делала их, иллюминат Винтра делал их также; 60лее чем пятнадцать тысяч очевидцев недавно засвидетельствовали чудеса американских медиумов, десять тысяч крестьян из Берри и Солоньи засвидетельствуют, еели понадобиться, чудеса бога Шенб (бывший торговец пуговицами, мнящий себя вдохновенным Богом). Все эти люди, галлюцинирующие или обманщики? Галлюцинирующие? Да, быть может, но разве сам факт их одинаковой галлюцинации, будь-то порознь или совместно, не является ли достаточно великим чудом со стороны того, кто всегда его может воспроизвести в назначенное время и в назначенном месте?

Совершать чудеса или убеждать толпу, что они совершаются, это почти одно и то же, особенно в такой легкомысленный и такой насмешливый век, как наш. Итак, мир полон чудотворцев, и наука часто отрицает их дела или отказывается их видеть, чтобы ей не довелось их исследовать и назначить им причину.

Вся Европа помнит чудеса Калиостро в прошлом веке. Кто не знает, какие силы приписывали его египетскому вину и его эликсиру? Что можем мы добавить ко всему тому, что рассказывают о его ужинах, где он заставлял появляться в плоти и крови знаменитых персонажей из прошлого? Однако Калиостро был далёк от того, чтобы быть посвящённым первого ранга, поскольку великая ассоциация адептов предала его римской инквизиции, перед которой он, если верить отрывкам из протокола, привёл такое смешное и гнусное объяснение масонской триграммы L. ‘ .Р. ‘ .D. ‘.

Но чудеса не являются исключительным уделом посвящённых первого ранга и часто совершаются людьми необразованными и недобродетельными. Естественные законы находят в организме, чьи необычайные качества ускользают от нас, возможность осуществиться, и они делают своё дело, как всегда с точностью и спокойствием. Лишь самые утончённые гурманы могут оценить трюфеля и правильно их употребить, но отрывают их свиньи. Аналогично с вещами менее материальными и менее гастрономичными: инстинкты ищут и предчувствуют, но по-настоящему находит только наука.

Настоящий прогресс человеческих знаний значительно убавил шансы чудес, но остаётся ещё большое число их, поскольку не известна ни сила воображения, ни сущность и сила магнетизма. Наблюдением за универсальными аналогиями пренебрегают, и именно поэтому больше не верят в прорицание.

Мудрый каббалист, таким образом, ещё может поразить толпу и смутить даже людей образованных: 1) прорицая о спрятанных вещах, 2) много предсказывая о вещах грядущих, 3) господствуя над волей других так, что мешает делать им то, чего они хотят, а заставляет их делать то, чего они не хотят, 4) произвольно вызывая привидения и сновидения, 5) излечивая великое множество болезней, 6) возвращая жизнь телам, в которых проявляются все симптомы смерти, 7) наконец, показывая, ради примера, реальность философского камня и претворения металлов, согласно секретам Авраама Еврея, Фламеля и Раймонда Луллия.

Все эти чудеса осуществляются посредством одного единого действующего начала, которое евреи называли ОД, как и барон Райхенбах, которое мы называем астральным светом вместе со школой Мартинеца Паскуалиса, которое г-н де Мирвилль называет дьяволом, которое древние алхимики именовали Азотъ. Это жизненный элемент, проявляющийся в явлениях теплоты, света, электричества и магнетизма, который намагничивает весь земной шар и все живые существа. В этом самом действующем начале проявляются доказательства каббадиетической доктрины о равновесии и о движение через двойную полярность, одна из которой притягивает, тогда как другая отталкивает, одна производит тепло, другая холод, одна, наконец, даёт синий и зеленоватый свет, другая жёлтый и красноватый свет.

Это действующее начало, через свои различные способы магнитизирования, притягивает нас друг к другу, или же удаляет нас друг от друга, подчиняет одного воле другого, заставляя его войти в свой круг притяжения, устанавливает или расстраивает равновесие в животной экономии через свои претворения и свои попеременные потоки, получает и передаёт отпечатки воображаемой силы, которая является в человеке образом и подобием творческого слова, производя таким образом предчувствия и определяя сновидения. Наука чудес является, таким образом, познанием этой чудесной силы, и искусство творить чудеса это всего лишь намагничивать или просвещать существа, согласно неизменным законам магнетизма или астрального света.

Мы предпочитаем слово свет слову магнетизм, поскольку оно более традиционное в оккультизме, и оно выражает более полным и совершенным образом природу скрытого действующего начала. Это воистину жидкое и питьевое золото мастеров алхимии, слово золото [фр. аурум] происходит от еврейского аур, которое означает свет. Чего желаете? спрашивают у соискателей на всех посвящениях. Увидеть свет, должен быть их ответ. Имя Просветлённый просто означает знатока и обладателя [астральным] светом, будь то через знание великого магического действующего начала, или через рациональное и онтологическое понятие абсолюта.

Универсальное действующее начало это жизненная сила, подчинённая уму. Предоставленный самому себе, он, как Молох, быстро поглощает всё что порождает, и превращает в руины изобилие жизни. Тогда он тот пекельный змий древних мифов, Тифон египтян и Молох финикийцев; но если мудрость, мать Элоимов, поставит ему на голову пяту, она истощит все языки пламени, что он изрыгает, и обильно прольет на землю животворящий свет. Так, в Зогаре сказано, что вначале нашего земного периода, когда стихии оспаривали поверхность мира, огонь, подобно громадному змию, был весь обмотан своими кольцами и собирался поглотить всех существ, когда божественная милость поднимала вокруг себя потоки моря, как одежду из облаков, положила ногу на голову змию и заставила его вернуться в бездну. Кто не видит в этой аллегории первую мысль и самое разумное объяснение одного из самых дорогих образов католического символизма, торжества Богоматери?

Каббалисты говорят, что оккультное имя дьявола, его настоящее имя, есть само имя Иегова, написанное в обратном порядке. Это полное откровение для посвящённых в тайны тетраграммы. В самом деле, порядок букв этого великого имени указывает на превосходство идеи над формой, активного над пассивным, причины над следствием. Изменив порядок букв на обратный, получим противоположное. Иегова тот, кто укрощает природу, как спесивого коня и заставляет его идти туда, куда он желает, шавайот (демон) это конь без уздечки, подобный коням египтян в гимнах Моисея, опрокидывается на своего всадника и устремляет его в бездну.

Таким образом, для каббалистов, дьявол существует вполне реально, но это ни личность, ни могущество, отличное от самих сил природы. Дьявол это бред или сон ума. Это безумие и ложь.

Так объясняются все кошмары средневековья, так объясняются также странные символы некоторых посвящённых, например, храмовников, которые не столько виновны в поклонении Бафомету, сколько в позволении созерцать этот образ невеждам. Бафомет пантеистичеекая фигура универсального действующего начала не что иное, как бородатый демон алхимиков. Известно, что самые высокие в степенях в древнем герметическом масонстве относили выполнение великого делания к бородатому демону. Простой народ при этом слове креститься и закрывает глаза, но посвященные в культ ГермесаПана понимают аллегорию и остерегаются объяснять её невеждам.

Г-н де Мирвилль, в одной почти забытой сейчас книге, но которая наделала достаточно шума несколько месяцев назад, потрудился объединить некоторые истории о колдовстве вроде тех, которыми заполнены сборники Деланкра, Делрио и Бодена. У него получилось даже лучшее, чем это было в истории. Не говоря о столь отъявленных чудесах янсенистов из Порт-Рояля и дьякона Пари, что может быть более чудесным, чем великая мания мученичества, которая обрекала на казнь, как на пир, детей и женщин в течение трёхсот лет? Что более грандиозно, чем та ревностная вера, согласованная столькими веками с самыми непостижимыми и, иначе говоря, с самыми возмутительными тайнами? В этом случае, скажете вы, чудеса происходят от Бога, и они служат доказательством для установления истины религии. Но как же! Еретики также убивают себя ради догматов, на этот раз более искренне и действительно абсурдно, они также жертвуют своим разумом и жизнью в пользу своей веры? А! Что касается еретиков, то очевидно, что здесь в игре дьявол. Бедные люди, принимающие дьявола за Бога, а Бога за дьявола! Да не обмануться в попытке познать истинного Бога в любви, знании, правде и, в особенности, в милосердии его священнослужителей!

Чернокнижники, заставляющие появиться дьявола после утомительной и почти невозможной серии самых возмутительных вызываний, не более чем дети в сравнении со святым Антонием из легенды, который вытаскивал их из ада тысячами и всегда таскал за собою, подобно тому, как рассказывают об Орфее, который привязывал к себе цепи, камни и самых диких животных.

Один только Калло, посвященный во время своего детства бродячими цыганами в тайны чёрного колдовства, смог понять и воспроизвести вызывания первого отшельника. И вы верите, что рассказывая эти жуткие сновидения, вызванные умерщвлением плоти и постами, авторы этих сказаний их выдумали? Нет, они ниже реальности [реальность ещё более устрашающа]. На самом деле, монастыри всегда кишели безымянными призраками, и стены мерцали тенями и адскими лярвами. Святая Катерина из Сьенны провела как-то восемь дней среди непристойной оргии, которая бы погасила даже пыл Пьетро Аретино; святая Тереза чувствовала себя перенесённой в ад и страдала там между всегда сходящимися стенами, в агонии, которую могут понять только истеричные женщины… Всё это, говорят, происходит в воображении пациентов. Но где же вы хотите, чтобы происходили явления сверхъестественного порядка? Определённым есть то, что все эти видящие видели, прикасались, имели острое чувство страшной реальности. Мы говорим об этом по нашему собственному опыту, в котором имеются такие видения нашей молодости, проведённой в уединении и в аскетизме, воспоминания о чём и сейчас вкидают нас в дрожь.

Бог и дьявол являются абсолютными идеалами добра и зла. Но человек никогда не поймёт абсолютное зло иначе как через ложную идею добра. Одно только добро может быть абсолютным, а зло является исключительно относительным к нашему невежеству и нашим заблуждениям. Всякий человек сначала делает из себя дьявола, чтобы быть богом; но так как закон солидарности универсален, то иерархия существует в аде так же, как и на небе. Негодяй всегда найдёт ещё большего негодяя, чтобы причинить ему зло; и когда зло находиться на своей вершине, надо чтобы оно прекратилось, ибо дальше нет возможности продолжать, не уничтожив бытие, что невозможно. Тогда люди-дьяволы, исчерпав все возможности, подпадают под власть людей-Богов и спасаются через тех, кого они считали своими жертвами; но люди, которые изо всех сил стараются жить, творя зло, отдают дань уважения добру всем тем умом и энергией, что они развивают в себе. Именно поэтому великий посвятитель говорил своим образным языком: Будьте холодными или горячимы, но если вы теплы: меня тошнит от вас.

Великий учитель, в одной из своих притч, проклинает лишь ленивого, который закопал свою долю, из страха потерять её в случайных операциях того банка, что именуется жизнью. Ни о чём не думать, ничего не любить, ничего не желать, ничего не делать, вот настоящий грех. Природа не признаёт и не воздаёт, кроме как трудящимся.

Человеческая воля развивается и возрастает через деятельность. Чтобы по-настоящему желать, надо действовать. Действие всегда господствует над инертностью, и приводит её в движение. Таков секрет влияния якобы злодеев на якобы честных людей. Сколько малодушных и трусливых считают себя добродетельными, потому что они боятся! Сколько уважаемых женщин смотрят на блудниц завистливым глазом! Ещё недолго и в моде будут каторжники на галерах. Почему? Думаете, что общественное мнение никогда не сможет дать дань уважения пороку? Нет, но оно даёт справедливость деятельности и смелости, и это в порядке вещей, что трусливые плуты ценят отважных разбойников.

Отважность, объединённая с умом, является матерью всякого успеха в этом мире. Чтобы предпринять, надо знать; чтобы исполнять, надо желать; чтобы желать по-настоящему, надо решиться; и чтобы мирно собрать плоды своей решимости, надо молчать.

ЗНАТЬ, РЕШИТЬСЯ, ЖЕЛАТЬ, МОЛЧАТЬ, как мы уже сказали в другом месте, вот четыре каббалистических слова, соответствующих четырём буквам тетраграммы и четырём иероглифическим формам Сфинкса. Знать это человеческая голова; решиться это когти льва; желать это рабочие бока тельца; молчать это таинственные крылья орла. Только тот держится над другими людьми, кто не предаёт их комментариям и их насмешкам секреты своего ума.

Все по-настоящему сильные люди являются магнетизёрами и универсальное действующее начало подчиняется их воле. Именно так они совершают чудеса. Они заставляют в себя верить, за собой следовать, и когда они говорят: «Это так», природа некоторым образом изменяется перед глазами простецов и становиться тем, чем пожелает великий человек. Это моя плоть и моя кровь, сказал один человек, сделавшийся Богом через свои добродетели, и восемнадцать веков, в присутствии куска хлеба и чаши вина, люди видят, прикасаются, вкушают, обожают плоть и кровь, обожествлённую этим мучеником! Теперь скажите мне, что человеческая воля никогда не совершала чудес!

Не говорите нам здесь о Вольтере, Вольтер не был чудотворцем, он был духовным и красноречивым толкователем тех, над которыми чудеса больше не свершались. В его работе всё было отрицательным; и совсем наоборот, всё было утвердительным в работе галилеянина, как его называл один знаменитый и слишком несчастный император.

Итак, Юлиан, в своё время, попытался совершить большее, чем мог Вольтер, он хотел противопоставить обольщение обольщению, жестокость силы силе протеста, добродетель добродетели, чудеса чудесам; христиане никогда не имели более опасного врага, и они хорошо это чувствовали, поскольку Юлиан был убит, и 30лотая легенда свидетельствует ещё об одном святом мученике, разбуженном в могиле воплем Церкви, поднявшего руки и поразившего отступника в тени, среди его армии и его побед. Несчастные мученики, которые воекресли, дабы стать палачами! Слишком доверчивый император, исповедовавший своих богов и добродетели древних веков!

Когда короли Франции были окружены почитанием своего народа, когда на них смотрели как на помазанииков Божиих и старших сынов Церкви, они исцеляли 30лотуху. Почитаемый человек всегда будет совершать чудеса, когда он пожелает. Калиостро был не более чем шарлатаном; но как только общественное мнение сделало из него божественного Калиостро, он был обязан совершать чудеса, что и случилось.

Когда Кифа Барйона [арамейское Симон, сын Ионии, т.е. Пётр, апостол Христа] был всего лишь евреем, изгнанным Нероном, который сбывал женщинам какое-то снадобье для вечной жизни, Кифа Барйона, для всех образованных людей Рима, был не более чем шарлатаном; но общественное мнение из знахаря-духовидца сделало апостола; и последователи апостола Петра, будь то Александр VI или даже Иоанн XXII, являются непогрешимыми для любого воспитанного человека, который не желает напрасно быть изгнанным из общества. Таков мир.

Шарлатанство, когда оно удаётся, является, таким образом, (как в магии, так и во всём) великим орудием силы. Искусно очаровывать простаков, разве это не есть господство над ними? Бедные дьяволы колдунов, которые в средневековье глупо отправляли себя живьём на костёр, разве они не имели, как то можно видеть, огромную власть над другими. Жанна д’Арк была волшебницей во главе армии, но в Руене, бедная девушка стала колдуньей. Она не знала ничего кроме как молиться и сражаться, и прелесть, которая её окружала, прекратилась, как только её заковали в железо. Разве в истории о ней говориться, что король Франции ходатайствовал за неё? Разве французское дворянство, разве народ, армия противились вынесенному ей приговору? Папа, старшим сыном которого был король Франции, отлучил от Церкви палачей девы? Нет, ничего подобного. Жанна д’Арк стала для всех колдуньей, как только перестала быть волшебницей, и к её сожжению причастны не только англичане. Когда проявляют кажущуюся сверхчеловеческой силу, её надо проявлять всегда или смириться с гибелью. Люди всегда трусливо мстят за то, во что слишком верили, чем слишком восхищались и, в особенности, чему слишком повиновались.

Мы понимаем магическую силу только в её приложении к великим вещам, и если истинный практический маг не становиться хозяином мира, то это потому, что он им пренебрегает; но тогда на что он желает обратить своё личное могущество? Я дам тебе все царства мира, если ты упадёшь к моим ногам и поклонишься мне, сказал Иисусу Сатана из притчи. Отойди от Меня, сказал ему Господь, ибо написано: Господу Богу твоему поклоняйся и Ему одному служи Элои! Элои! ламма савахфани! закричал позже этот верховный и божественный служитель Бога. Если бы он ответил Сатане: Я не поклонюсь тебе, но ты сам упадёшь к моим ногам, ибо я повелеваю тебе именем ума и вечного разума! Он не обрёк бы свою святую и благородную жизнь на самую страшную из всех казней. Сатана с горы был бы жестоко отмщён.

Древние называли практическую магию жреческим искусством и царским искусством; и они помнили, что маги были хозяевами первой цивилизации, поскольку они были хозяевами всех наук своего времени.

Знать это мочь, когда решаешься возжелать.

Первая наука практикующего каббалиста или мага это познание человека. Френология, психология, хиромантия, наблюдение вкусов и движений, звука голоса и симпатических или антипатических впечатлений вот отрасли этого искусства, и древним они были известны. Галль [Франц Иосиф] и Шпурцгейм [Иоганн Каспар] открыли в наши дни френологию; Лаватер после Порты, Кардано, [Жана] Теснье, Жана Бело и некоторых других, скорее, заново разгадали, чем отыскали науку психологии ; хиромантия по-прежнему остается оккультной, и с трудом можно отыскать некоторые следы в совсем недавнем и, к тому же, крайне интересном труде [Казимира Станислава] д’Арпантиньй. Чтобы получить о ней достаточное понятие, надо дойти до самих каббалистических истоков, из которых черпал Корнелиус Агриппа. Будет уместно сказать несколько слов сейчас, ожидая труда нашего друга Дебарроля.

Рука это орудие деятельности человека; она есть, как и лицо, неким нервным синтезом, и также должна иметь свои черты и своё лицо. Характер человека начертан на ней неизгладимыми знаками. Так, среди рук, одни являются рабочими, другие ленивыми; одни неуклюжими и квадратными, другие проворные и ловкие. Грубые и сухие руки предназначены для борьбы и работы, нежные и влажные руки говорят о сластолюбии. Острые пальцы принадлежат людям проницательным и мистичным, квадратные пальцы математикам, плоские пальцы упрямым и мнительным.

Большой палец, палец силы и могущества, соответствует (согласно каббалистическому символизму) первой букве имени Иегова. Так что этот палец сам по себе является синтезом всей руки: если он сильный человек сильный духовно, если он слабый человек слаб умом. У него имеется три фаланги, первая из которых спрятана в ладони, как воображаемая ось мира пересекает толщу земли. Эта первая фаланга соответствует жизни физической, вторая уму, последняя воли. Грубая и толстая ладонь руки свидетельствует о чувственных вкусах и великой силе физической жизни; длинный большой палец, в особенности в своей последней фаланге, обнаруживает сильную волю, могущую дойти до деспотизма; короткие большие пальцы, наоборот, являются признаками кротости и лёгкости к подчинению.

Привычные складки руки определяют на ней линии. Эти линии, таким образом, являются следами привычек, и терпеливый наблюдатель сможет их узнать и по ним судить. Человек, рука [кисть] которого сгибается плохо, неловкий или невезучий. У руки три главные функции: брать, держать и ощупывать. Более гибкие руки берут и ощупывают лучше; грубые и сильные руки удерживают дольше. Даже самые слабые морщины свидетельствуют о привычных ощущениях этого органа. Каждый палец, к тому же, имеет особую функцию, по которой ему и дали имя. Мы уже говорили о большом пальце; указательный палец указывает, он отвечает за слово и пророчество; средний господствует над всей рукой, он отвечает за судьбу; безымянный [обручальный] отвечает за союзы и почести: хироманты посвятили его солнцу; мизинец ловкость и красноречие, по крайней мере, по словам добрых людей и кормилец, которым их мизинец рассказывает столько всего. На руке имеется семь бугров, которые каббалисты, следуя природным аналогиям, соотносят с семью планетами: бугор большого пальца с Венерой; указательного с Юпитером; среднего с Сатурном; безымянного с Солнцем; мизинца с Меркурием; два других с Марсом и Луной. Исходя из их форм и преобладаний, можно судить о влечениях, склонностях и, как следствие, о вероятной судьбе человека, подчинённому их определению.

Нет такого порока, который бы не оставил следа, как нет и добродетели, не имеющей своего знака. Таким образом, перед искушённым взором наблюдателя, лицемерие невозможно. Можно понять, что подобная наука уже сама по себе является настоящим жреческим и царским могуществом.

Предсказание главных событий жизни уже возможно на основании многочисленных аналоговых вероятностей такого наблюдения, но существует одна способность, которую называют предчувствием илисенситивы заранее видят следствия в причинах, и перед всеми великими событиями существовали самые поразительные предсказания. Во времена Луи-Филиппа, мы слышали, как сомнамбулы и экстатичные провозглашали возвращение империи и называли точную дату её прихода. Республика 1848 года была ясно провозглашена в пророчестве Орваля, которое относится, по крайней мере, к 1830 году, и в котором мы сильно сомневались, так как оно приписывалось Оливариусу, труд под псевдонимом мадмуазель Ленорман. Впрочем, для нас это маловажно.

Этот магнетический свет, который позволяет предвидеть будущее, также позволяет находить вещи настоящие, но спрятанные; так как он есть всемирная жизнь, он также является и действующим началом чувствительности человека, передающим одним болезнь или здоровье других, согласно роковому влиянию контактов или законов воли. Как раз это объясняет силу благословений и проклятий, в столь высокой степени признаваемую великими адептами и, в особенности, удивительным Парацельсом. Один рассудительный и проницательный критик, г-н Ш. Фовети, в одной статье, опубликованной в журнале «Философское и религиозное обозрение», замечательным образом оценивает опередившие своё время работы Парацельса, [Пьетро] Помпонацци, [Рудольфа] Гоклениуса, [Освальда] Кролла и Роберта Флудда по магнетизму. Но то, что наш учёный друг и соратник изучал лишь как занимательную философию, Парацельс и иже с ним это практиковали, не слишком беспокоясь о том, чтобы сделать это понятным миру, ибо для них это был один из традиционных секретов, тайна которого обязательна, и тем, кто знает, достаточно лишь намекнуть, всегда оставляя вуаль на истине, чтобы запутать невежд.

Итак, вот что Парацельс сохранил только для посвященных, и что мы поняли, расшифровав каббалистические знаки и аллегории, которые он использовал в собрании своих трудов:

Человеческая душа материальна, ей дарован божественный /D6sr?s[43], чтобы обессмертить её и дать ей духовную и отдельную жизнь, но её природная субстанция текучая и коллективная.

Таким образом, у человека имеется две жизни: жизнь отдельная или разумная, и жизнь общая или инстинктивная. Именно этой последней жизнью можно жить друг в друге, поскольку мировая душа, каждый нервный организм которой имеет отдельное сознание, одна на всех.

Мы живём общей и всемирной жизнью, когда находимся в состоянии эмбриона, в экстазе и во сне. Во сне, вообще-то, разум не действует, а логика, когда она и оказывается в наших снах, оказывается там неожиданно и в соответствии со случайными чисто физическими воепоминаниями.

Во снах, мы имеем сознание всемирной жизни; мы соединяемся с водой, огнём, воздухом и землёй; мы летаем как птицы; мы карабкаемся как белки; мы ползаем как змеи; мы опьянены астральным светом; мы окунаемся в общий очаг, что случиться в момент смерти более полным образом; но тогда (именно так Парацельс объяснял тайны иной жизни), тогда негодяи, т.е. те, кто позволяют господствовать над собой скотским инстинктам во вред человеческому разуму, будут тонуть в океане общей жизни со всеми агониями вечной смерти; другие будут плавать и вовеки радоваться богатству того текучего 30лота, которое им удалось подчинить.

Эта тождественность физической жизни позволяет более сильным волям овладеть существованием других и сделать их своими помощниками, объяснить симпатические потоки, близкие или дальние, и раскрыть все секреты оккультной медицины, поскольку эта медицина имеет в качестве принципа великую гипотезу о всемирных аналогиях и, соотнося все явления физической жизни с универсальным действующим началом, учит, что надо действовать на астральное тело, чтобы оказать воздействие на материально видимое тело; она также учит, что сущностью астрального тела является двойное движение притяжения и проецирования; так же как человеческие тела притягиваются и отталкиваются друг от друга, они могут также поглощаться, растворяться друг в друге и обмениваться; идеи или воображения одного могут воздействовать на форму другого и затем оказать воздействие на внешнее тело.

Так происходят явления столь странного влияния взглядов на беременность; так соседство злых людей приносит дурные сны; так душа вдыхает нечто злое в компании безумцев и злодеев.

Можно заметить, что в детских домах дети приобретают черты лиц друг друга; каждая школа имеет, так сказать, свойственную ей семейную атмосферу. В школах для сирот, руководимых церковниками, все девушки похожи друг на друга и все принимают послушное и безличное выражение лица, характерное для аскетического образования. В школах славы люди становятся красивыми; они становятся уродливыми на каторге, и с мрачными фигурами в семинариях и в монастырях.

Здесь мы покидаем Парацельса, чтобы перейти к следствиям и применениям его идей, которые являются идеями древних магов и элементами той физической каббалы, которую мы называем магией.

Согласно каббалистическим началам, сформулированными школой Парацельса, смерть это не более чем сон, уходящий всё глубже и глубже и бесповоротно, который возможно остановить только в его начале, и только оказывая могучее действие воли на отделяющееся астральное тело и призывая его к жизни через какойнибудь сильный интерес или какую-нибудь господствующую страсть. Иисус выразил ту же мысль, когда сказал дочери Иаиры: девица не умерла, но спит; и Лазарю: Друг наш уснул, но Я иду разбудить его. Чтобы выразить эту систему воскрешения таким способом, чтобы не оскорбить здравый смысл, т.е. общепринятое мнение, скажем, что смерти, когда нет серьёзных повреждений или ухудшения органов, всегда предшествует более-менее продолжительная летаргия. (Воскрешение Лазаря, если это можно принять за научный факт, доказывает, что это состояние длилось четыре дня)[44].

Теперь вернёмся к секрету великого делания, который мы только привели на еврейском и без знаков препинания в «Ритуале высшей магии». Вот полный текст на латыни, такой, каким его находят на странице 144 Сефер Иециры, с комментариями алхимика Авраама (Амстердам, 1642):

SEMI ТА XXXI

Vocatur intelligentia perpetua; et quare vocatur ita? Eo quod ducit motum solis et lunae juxta constitutionem eorum; utrumque i n orbe si bi conveni ente.

Rabbi Abraham F. . D. . dicit

Semita trigesima prima vocatur intelligentia perpetua et illa ducit solem et lunam et reliquas stellas et figuras, unum quodque in orbe suo, et impartit omnibus creatis juxta dispositionem ad signa et figuras.

Вот французский перевод еврейского текста, который мы привели в нашем «Ритуале»:

«Тридцать первый путь называется вечным умом и он управляет солнцем и луною и иными звёздами и фигурами, каждой на своей орбите. И он распределяет то что подобает всякой тварной вещи, согласно их расположению в знаках и фигурах.»

Этот текст, как видно, ещё совершенно туманный для того, кто не знает характерного значения каждого из тридцати двух путей. Тридцать два пути это десять чисел и двадцать две иероглифические буквы Каббалы. Тридцать первый соотноситься с буквой ש, представляющей магическую лампу или свет между рогами Бафомета. Это каббалистический знак ОД’а или астрального света со своими двумя полюсами и своим уравновешенным центром. Известно, что на языке алхимиков, солнце обозначает золото, луна серебро, и другие звёзды или планеты соотносятся с другими металлами. Теперь должны понять мысль еврея Авраама.

Секретным огнём мастеров алхимии было, таким образом, электричество, и именно в этом большая половина их великого аркана; но они знали, как уравновесить его силу магнетическим влиянием, какое они сосредотачивали в своём атаноре. Именно это следует из туманных догматов Василия Валентина, Бернарда Тревизана и Генриха Кунрата, которые, все, претендовали на осуществлении претворения, как и Раймонд Луллий, как Арно де Вилланов и как Николай Фламель.

Всемирный свет, когда он намагничивает миры, называется астральным светом; когда он формирует металлы, его именуют азотом, или меркурием мудрецов; когда же он даёт жизнь животным, он должен называться животным магнетизмом.

Скотина подчиняется фатальности этого света; человек может им управлять.

Это ум, приспособив знак к мысли, творит формы и образы.

Всемирный свет как божественное воображение; а этот мир, который непрестанно изменяется, всегда пребывая одинаковым в своих законах конфигурации, как безмерное сновидение Бога.

Человек оформляет свет своим воображением; он притягивает к себе достаточно света, чтобы придать приемлемые формы своим мыслям и даже своим сновидениям; если этот свет им овладеет, если он утопит свой рассудок в вызванных им формах, он безумец. Но флюидная атмосфера безумных часто является ядом для неустойчивого разума и для воспалённого воображения.

Формы, которые производит воспалённое воображение, чтобы запутать рассудок, также реальны, как и отпечатки фотографии. Нельзя увидеть то, чего не существует. Призраки сновидений, и даже грёзы бодрствующих людей являются, таким образом, реальными образами, существующими в свете.

Впрочем, существуют и заразные галлюцинации. Но мы здесь говорим о чём-то большем, чем обычные галлюцинации.

Если образы, притянутые больным мозгом, имеют что-то реальное, разве нельзя их спроецировать вовне, также реально, как их получили?

Эти образы, проецируемые всей нервной системой медиума, разве не могут они подействовать на нервную систему тех, кто, добровольно или нет, входит в нервную симпатию с медиумом?

Явления, совершаемые г-ном Хоумом, доказывают, что всё это возможно.

Теперь, ответим тем, кто видит в этих явлениях проявления иного мира и явления некромантии.

Мы заимствуем наш ответ из священной книги каббалистов, и наша доктрина в этом вопросе есть доктрина раввинов, составителей книги Зогар.

Аксиома.

Дух облачается, чтобы опуститься и обнажается, чтобы подняться.

В самом деле:

Почему сотворенные духи облачены в тела?

Потому что они должны быть ограничены, чтобы иметь возможное существование. Обнажённые, лишённые какого-либо тела и, следовательно, ставшие безграничными, сотворённые духи затеряются в бесконечности и, не имея силы сосредоточиться где-нибудь, они были бы мёртвыми и беспомощными везде, потерянными в безмерности Бога.

Все сотворённые духи имеют, таким образом, тела, одни более тонкие, другие более плотные, согласно среде, в которой они призваны жить.

Душа умершего не может, таким образом, больше жить в атмосфере живых, как и мы не можем жить в земле или в воде.

Какому-нибудь воздушному или скорее эфирному духу необходимо настоящее тело, подобное костюмам наших водолазов, чтобы они могли добраться до нас.

Всё, что мы можем видеть в умерших, это отражения, которые они оставили в атмосферном свете, свете, отпечатки которого мы вызываем симпатией наших воепоминаний.

Души умерших находятся над нашей атмосферой. Наш дыхательный воздух становиться для них землёй. Именно это Спаситель объявил в своём Евангелии, когда вложил в уста души одного праведника [Авраама] такие слова:

Теперь же великий хаос утвердился между нами, и те, кто вверху не могут больше спуститься к тем, что внизу.

Руки, которые заставляет появиться г-н Хоум, являются, таким образом, воздухом, окрашенным отражениями, которые притягивает и проецирует его больное воображение.[45]

Их осязают так же, как и их видят: наполовину иллюзорными, наполовину с магнетической и нервной силой.

Вот, нам кажется, вполне точное и вполне ясное объяснение.

Порассуждаем немного со сторонниками потустороннего происхождения привидений:

Либо эти руки имеют реальные тела,

Либо это иллюзии.

Если это тела, то, таким образом, это не духи.

Если это иллюзии, вызванные миражами, в нас ли, или вне нас, то они удовлетворяют моим требованиям.

Теперь, одно замечание:

Все больные светоизлиянием или заразным сомнамбулизмом погибают насильственной, или, по крайней мере, внезапной смертью.

Именно поэтому, иногда приписывают дьяволу силу задушить колдуна.

Добряк Лаватер обыкновенно вызывал «дух» Габлидона.

Он был убит.

Один продавец прохладительных напитков из Лейпцига, Шрёпфер, вызывал ожившие образы мёртвых.

Он пустил себе пулю в голову.

Известно, каким был конец несчастного Калиостро.

Только несчастье, большее за саму смерть, может спасти жизнь этим безрассудным экспериментаторам.

Они могут стать полоумными или безумцами, и тогда они не умирают, если за ними тщательно присматривают, не давая им покончить с жизнью.

Магнетические болезни сами по себе являются дорогой к безумию, и они всегда порождают гипертрофию или атрофию нервной системы.

Они подобны истерии, которая есть одна из их разновидностей, и она часто вызывается либо чрезмерным целибатом, либо чрезмерными действиями противоположного характера.

Известно, в каком отношении с мозгом находятся органы предназначенные природой для осуществления её самых благородных дел: тех, что имеют целью воспроизводство сущностей.

В чертог природы безнаказанно не вторгаются.

Никто не может сорвать вуаль с великой Исиды, без риска для собственной жизни.

Природа целомудренна и именно целомудрию она даёт ключи к жизни.

Отдаться нечистой любви всё равно что обручиться со смертью.

Свобода, являющаяся жизнью души, может сохраняться только в порядке природы. Любой произвольный беспорядок её ранит, длительная чрезмерность её убивает.

Тогда, вместо того чтобы быть ведомым и хранимым разумом, отдаются фатальностям приливов и отливов магнетического света.

Итак, магнетический свет пожирает непрестанно, поскольку он всегда творит, а чтобы непрерывно производить, надо вечно поглощать.

Отсюда происходят мании убийств и искушения самоубийств.

Отсюда происходит этот дух извращения, который Эдгар По описал таким захватывающим и таким достоверным образом, и который г-н де Мирвилль имел право называть дьяволом.

Дьявол это помрачение ума, оглушённого качаниями сердца.

Это мания небытия, это притяжение пропасти, независимо от того чем это может быть, согласно решениям католической, апостольской и римской веры, касаться которой у нас нет дерзости.

Что до воспроизводства знаков и начертаний этим всемирным флюидом, называемым нами астральным светом, то отрицать их возможность означало бы не учитывать самые обыкновенные явления природы.

Миражи в степях России, дворцы феи Морганы, фигуры, естественно запёчатлённые в сердцевинах камней, которые Гаффарель называл гамахеями, уродливое строение некоторых детей, являющееся результатом взглядов или кошмаров их матерей, все эти явления и многие другие доказывают, что свет полон отражений и образов, которые он проецирует и воспроизводит, следуя вызываниям воображения, воспоминания или желания. Галлюцинации не всегда являются бесцельными грёзами; как только все нечто видят, оно определённо видимо, но если это нечто абсурдно, неизбежно надо признать, что все подверглись обману или галлюцинации, вызванной каким-нибудь реальным явлением.

Так, например, на магнетических вечерах г-на Хоума из столов выходят реальные и живые руки, настоящие руки, которых одни видят, другие касаются, и ещё другие чувствуют от них прикосновение, не видя их; но сказать, что эти руки по-настоящему телесны, что это руки духов это говорить как дети или как безумцы, это внедрять противоречие в терминологию. Но признавать, что произошли такие-то видения, такие-то ощущения это означает быть просто искренним и насмехаться с насмешек безукоризненно честных людей, даже когда эти люди имели бы остроумие, как какой-то редактор какогото юмористического журнала.

Эти световые явления, производящие привидения, всегда проявляются в трудные для человечества эпохи. Это призраки лихорадки мира, это истерия истосковавшегося общества. Вергилий повествует нам в хороших стихах, что во времена Цезаря, Рим был полон призраков; врата Иерусалимского Храма открылись сами собой при Веспасиане, и был слышен крик: «Боги ушли». Итак, когда боги ушли, пришли дьяволы. Религиозное чувство превратилось в суеверие, когда вера была утрачена; ибо души имеют нужду верить, поскольку они жаждут надеяться. Как может быть утрачена вера? Как может наука сомневаться в бесконечности и в гармонии? Да потому что святилище абсолюта всегда закрыто для огромнейшего числа людей. Но царство истины, которое есть царством Бога, терпит насилие и должно завоёвываться сильными. Существует один догмат, существует один ключ, существует одно верховное предание; и этот догмат, этот ключ, это предание это высшая магия. Только там находиться абсолют науки и вечное основание закона, предохранителя против всякого безумия, всякого суеверия и всякого заблуждения, этот Эдем ума, отдых сердца и спокойствие души. Мы это не говорим в надежде убедить насмехающихся, но только чтобы уведомить ищущих. Мужества им и надежды; они обязательно найдут, мы ведь нашли.

Магический догмат не есть догмат медиумов. Медиумы, измышляющие догматы, могут научить только анархии, поскольку их вдохновение происходит из необузданной экзальтации. Они всегда предсказывают бедствия, они отрицают авторитет иерархии, они мнят себя верховными патриархами, как Винтра. Посвященный же, наоборот, прежде всего, уважает иерархию, он любит и хранит порядок, он склоняется перед искренними вероисповеданиями, он любит в вере, прежде всего, знаки бессмертия, и искупления через любовь, которыми, прежде всего, являются подчинение и послушание. Мы недавно прочли книгу, опубликованную под влиянием астрального и магнетического умопомрачения, и мы были поражены анархическими устремлениями, которыми она наполнена под пышным видом доброжелательства и религии. Во главе этого труда видим знак, или, как говорят маги, подпись доктрин, которым она учит. Вместо христианского креста, символа гармонии, союза и закономерности, видим извилистую виноградную лозу с её закрученными усиками образами галлюцинаций и опьянения.

Первые идеи, передаваемые этой книгой, являются верхом абсурда. Души мёртвых, говорит она, повсюду, их больше ничто не ограничивает. Вот бесконечность, вся населённая богами, проникающими друг в друга. Души могут и желают сообщаться с нами посредством столов и шляп. Итак, больше не нужно упорядоченное образование, не нужно священничество, не нужна Церковь; бред, воздвигнутый на кафедру истины; прорицания, которые пишут для спасения человеческого рода слова, приписываемые Камбронну; великие люди, которые покинули вечную безмятежность лишь для того, чтобы заставить танцевать нашу мебель и вести с нами беседы, подобные тем, которым потворствовал Бероальд де Вервиль в своей книге «Способ добиться успеха». Всё это очень прискорбно, однако, в Америке, всё это распространяется как умственная зараза. Молодая Америка бредит, у неё лихорадка, у неё, быть может, прорезаются зубы. Но Франция! Франция принимает подобные вещи! Нет, этого не может быть, и этого нет. Но отказываясь от доктрин, серьёзные люди не должны отказываться от наблюдения явлений; нужно оставаться спокойными среди волнений всевозможных видов фанатизма (ибо неверию также свойственен свой фанатизм), и судить только после исследования.

Сохранить свой разум среди безумцев, свою веру среди суеверий, свою честь среди бесчестных, и свою независимость среди баранов Панурга, это самое редкое из всех чудес, самое прекрасное и, к тому же, самое трудное.

ГЛАВА 4. ФЛЮИДНЫЕ ПРИЗРАКИ И ИХ ТАЙНЫ

Древние давали им разные имена. Их называли лярвами, лемурами, эмпузами. Они любили испарения пролитой крови, и избегали лезвия меча.

Их вызывали с помощью теургии, и в каббале они известны под именем стихийных духов.

Однако это не были духи, ибо они были смертны.

Это флюидные сгущения, которые можно разрушить, разрезая их.

Это виды оживших миражей, несовершенных эманаций человеческой жизни; предания чёрной магии относят их рождение к целибату Адама. Парацельс говорил, что испарения [менструальной] крови истеричных женщин заселяет воздух призраками; и эти идеи настолько древние, что мы находим их следы даже у Гесиода, который недвусмысленно запрещал просушивать на огне одежду, загрязнённую поллюциями.

Люди, одержимые призраками, как правило, воепламенены слишком строгим половым воздержанием, или ослаблены чрезмерностями разврата.

Флюидные призраки являются выкидышами жизненного света; это пластичные посредники без тела и духа, порождённые злоупотреблениями духа и разнузданностями тела.

Эти блуждающие посредники могут быть притянуты некоторыми больными, которые являются им фатально симпатичными, и которые им предоставляют за свой счёт более-менее длительное искусственное существование. Тогда они служат дополнительными орудиями инстинктивной воли этих больных, только это никогда не способствует их излечению, но всегда ведёт их к самообману и далее к галлюцинациям.

Если телесные эмбрионы имеют способность принимать формы, какие придаёт им воображение матерей, то блуждающие флюидные эмбрионы и подавно должны быть невероятно разнообразными и преображаться с поразительной лёгкостью. Их склонность придавать себе тело, чтобы притянуть душу, делает так, что они сгущаются и естественно усваивают материальные молекулы, плавающие в атмосфере.

Итак, сгустив испарения крови, они воссоздают кровь, и эту кровь галлюцинирующие маньяки видят сочащейся на столах и статуях. Но не одни они её видят. Винтра и Роза Тамизье не были ни мошенниками, ни страдающими приступами помрачения зрения; кровь действительно сочилась; врачи её исследовали, анализировали; это кровь, настоящая человеческая кровь, но откуда она? Могла ли она образоваться в атмосфере внезапно? Могла ли она естественным образом выйти из мрамора, из холста или из просвиры? Конечно же нет; эта кровь струилась в венах, затем она пролилась, испарилась, высохла, сыворотка стала паром, кровяные тельца неосязаемым прахом, всё разлилось и развеялось в атмосфере, затем было захвачено особым электромагнитным потоком. Сыворотка вновь стала жидкостью, она заново взяла и смочила кровяные тельца, которые окрасил астральный свет, и кровь потекла.

Фотография достаточно нам доказывает, что образы являются настоящими видоизменениями света. Итак, существует случайная и стихийная фотография, которая производит, из блуждающих в атмосфере миражей, долго сохраняющиеся отпечатки на листьях деревьев, в стволах деревьев и даже внутри камней: так образовываются те естественные фигуры, которым Гаффарель посвятил многочисленные страницы в своей книге «Неслыханные диковинки», те камни, которым он приписывал оккультные качества, и которые называл гамахеями; так чертятся те письмена и те рисунки, которые в высшей степени поражают наблюдателей флюидных явлений. Это есть астральные фотографии, начертанные воображением медиума при соучастии или без соучастия флюидных лярв.

Существование этих лярв нам было доказано решительным образом через достаточно любопытный опыт. Многие, чтобы испытать магическую силу американца Хоума, просили его вызвать родственников, которых они якобы потеряли, но которых в действительности никогда и не было. Недостатка в призраках на этот призыв не было, и явления, обычно следующие за вызыванием медиума, проявлялись во всей своей полноте.

Одного только этого опыта достаточно, чтобы изобличить глупое легковерие и явное заблуждение тех, кто верит в причастность духов умерших к этим странным явлениям. Чтобы вернуть мёртвых, надо, прежде всего, чтобы они существовали, а демоны так легко не сделались бы дураками наших мистификаций.

Как и все католики, мы верим в существование духов тьмы; но мы также знаем, что божественная сила дала им тьму в качестве вечной тюрьмы, и что Искупитель видел Сатану, падающего с неба, как молнию. Если демоны нас искушают, то только по добровольному согласию наших дурных страстей, и им не позволено покушаться на власть Бога и возмущать глупыми и бесполезными проявлениями вечный порядок природы.

Демонические знаки и подписи, появляющиеся без ведома медиума, очевидно, не являются доказательствами негласного или явного пакта между больными и духами преисподней. Эти знаки во все времена служили выражением астрального умопомрачения, и остаются в состоянии миража в отражениях заблудившегося света. Природа также имеет свои воспоминания и посылает нам одни и те же знаки в связи с одними и теми же идеями. Во всём этом нет ничего ни сверхъестественного, ни адского.

«Как можете вы требовать от меня, чтобы я признал, говорил нам кюре Шарвоз, первый викарий Винтры, что Сатана осмелился отпечатлеть свои нечистые знаки на освященных и ставшими самим телом Иисуса Христа просвирах?»

Мы, в свою очередь, заявили, что для нас равно невозможно высказываться в пользу подобного богохульства; и хотя, как мы уже показали в нашем фельетоне в журнале «Эстафетт», знаки, отпечатленные кровавыми начертаниями на просвирах Винтры, регулярно освящаемыми Шарвозом, были теми, которые, в чёрной магии, однозначно признаются подписями демонов.

Астральные письмена зачастую нелепы или непристойные. Так называемые духи, будучи спрашиваемы о самых великих тайнах природы, часто отвечают неуклюжими словами, становящимися, как говорят, героическими, как только оказываются на воинственных устах Камбронна. Рисунки, которые чертят предоставленные самим себе карандаши, также зачастую воспроизводят безобразные непристойности, подобно тому как уличный хулиган, если воспользоваться красочным выражением Августа Барбье, рисует, насвистывая, на стенах Парижа, новое доказательство того, о чём мы уже высказались, т.е. что дух не принимает в этих проявлениях никакого участия, и было бы совершенно абсурдно видеть в этом вмешательство духов, лишённых материи.

Иезуит Пол Софидиус, описавший обычаи и порядки японцев, рассказал одну замечательную историю. Группа японских паломников, пересекая однажды пустынную местность, увидела, как к ним приближается банда призраков, число которых равнялось числу паломников, и шагали они тем же шагом. Эти призраки, сначала уродливые и подобные лярвам, с приближением принимали внешность людей. Вскоре они встретились с паломниками и смешались с ними, молчаливо втиснувшись в их ряды: тогда японцы удвоились, каждый призрак принял совершенный образ, как бы мираж, каждого паломника. Напуганные японцы пали ниц, а бонза, сопровождавший их, начал молиться за них с великими преклонениями и великими криками. Когда паломники поднялись, призраки уже исчезли, и группа набожных смогла свободно продолжить свой путь. Это явление, которое мы не подвергаем сомнению, свидетельствует о двойственном характере миража и внезапной проекции астральных лярв, причинённых атмосферным теплом и фанатичным истощением паломников.

Доктор Бриер-де-Буамон, в своём интересном «Трактате о галлюцинациях», рассказывает, как один совершенно здравомыслящий человек, никогда не имевший видений, был мучим одним утром очень страшным кошмаром. Он увидел в своей комнате чудовищную обезьяну, на которую было страшно смотреть, которая скалила зубы и отвратительно корчилась. Он проснулся внезапно; был день; он спрыгнул с кровати и в ужасе застыл теперь он по-настоящему увидел ужасный объект своего сновидения. Обезьяна была совершенно такая же, как и в кошмарном сне, такая же нелепая, такая же пугающая, и точно также гримасничала. Человек, о котором идёт речь, не мог поверить своим глазам; почти полчаса он оставался неподвижен, наблюдая за этим исключительным явлением и спрашивая себя: не белая ли у него горячка, или он сходит с ума. Наконец, он приблизился к фантастическому животному, чтобы прикоснуться к нему, и привидение исчезло.

Корнелиус Гемма в своей книге «Всемирная критическая история» рассказывает, что в 454 г., на острове Канди, на берегу моря, перед евреями явился призрак

Моисея; на лбу у него были светящиеся рога, в руке его поражающий жезл, и он их приглашал следовать за собой, показывая им пальцем горизонт в сторону святой Земли. Новость об этом чуде быстро распространилась, и израильтяне толпами повалили на побережье. Все видели или говорили, что видели чудесное явление; по словам хроникёра их было двадцать тысяч, в чём мы подозреваем небольшое преувеличение. Вскоре головы разгорячились, воображение воспалилось; они верили в чудо, поразительней которого не было со времён перехода через Красное море. Евреи образовали плотную колонну и взяли курс на море; задние с безумием подталкивали передних: они верили, что видят Моисея, идущего по воде. Это было страшное бедствие: почти вся эта толпа утонула, а галлюцинации угасли вмести с жизнями великого числа этих несчастных духовидцев.

Человеческая мысль творит то, что она воображает; призраки суеверия проецируют искажения реальности в астральный свет и живут за счёт страхов тех, кто их породил. Это чёрный гигант, простёрший свои крылья с востока на запад, чтобы заслонить свет миру; это чудовище, пожирающее души; это пугающее божество невежества и страха, одним словом, дьявол, для огромного множества детей всех времён, по-прежнему остаётся пугающей реальностью. В нашей книге «Догмат и ритуал высшей магии» мы изобразили его как тень Бога и, сказав это, мы всё-таки утаили половину нашей мысли, ибо Бог есть свет без тени. Так что дьявол не что иное, как тень призрака Бога!

Призрак Бога! Этот последний идол земли; это человекоподобное привидение, которое лукаво делается невидимым; эта конечная персонификация бесконечного; это невидимое, которого не могут увидеть не умерев, по крайней мере, не умерев умом и разумом, ибо, чтобы видеть невидимое, надо быть безумцем; призрак тела того, у кого нет тела; смутная форма того, кто без форм и без границ вот чему поклоняется, не ведая того, наибольшее число верующих. Как трудно вообразить того, кто есть сущностно, чисто, духовно, не будучи ни абсолютной, ни абстрактной сущностью, ни собранием сущностей, одним словом, мыслящую бесконечность! Таким образом, всякое воображение по этому поводу есть идолопоклонство; надо его не воображать, а в него верить и ему поклоняться. Наш ум должен умолкнуть пред ним, и только наше сердце имеет право дать ему имя: Отец Наш!

КНИГА II. МАГИЧЕСКИЕ ТАЙНЫ

ГЛАВА 1. ТЕОРИЯ ВОЛИ

Человеческая жизнь и её неисчислимые трудности имеют целью, в порядке вечной мудрости, воспитание воли человека.

Достоинство человека состоит в том, чтобы делать то, чего он желает, и желать добра, в соответствии со знанием истины.

Добро, соответствующее истине, это правда.

Правда это применение разума.

Разум это дееслово[46] реальности.

Реальность это знание истины.

Истина это идея, тождественная с бытием.

Человек приходит к абсолютной идее бытия двумя путями опытом и гипотезой.

Гипотеза является достоверной тогда, когда она основывается на изучении и опыте; и она недостоверна или абсурдна, когда она отвергается изучением.

Опыт это знание, а гипотеза это вера.

Истинное знание неизбежно признаёт веру; истинная вера неизбежно считается со знанием.

Паскаль клеветал на знание, когда он сказал, что разумом человек не может прийти к познанию никакой истины.

Вот почему Паскаль умер безумным.

Но и Вольтер клеветал не меньше на знание, когда он объявлял абсурдной всякую гипотезу веры, и не принимал в качестве руководства разума ничего, кроме свидетельства чувств.

Вот почему последнее слово Вольтера выразилось в такой противоречивой формуле:

БОГ И СВОБОДА.

Бог, можно сказать, есть верховный хозяин, а это исключает всякую идею свободы, о которой учила школа Вольтера.

А свобода, можно сказать, есть абсолютная независимость от всякого хозяина, и это исключает всякую идею Бога.

Слово БОГ выражает верховную персонификацию закона и, как следствие, долга; и если под словом СВОБОДА захотят понять вместе с нами ПРАВО ИСПОЛНЯТЬ СВОИ ДОЛГ, мы, в нашу очередь, возьмём в качестве лозунга, и повторим уже без противоречия и без заблуждения:

БОГ И СВОБОДА.

Как для человека нет свободы, кроме как в порядке, происходящем из истины и добра, то можно сказать, что завоевание свободы это великое дело человеческой души. Человек, освобождаясь от дурных страстей и служению им, в некотором смысле, творит себя во второй раз сам. Природа дала ему жизнь и страдания; он даёт себе счастье и бессмертие: так он становиться представителем божества на земле и практикует, в своём масштабе, всемогущество.

АКСИОМА I

Ничто не противиться воле человека, когда он знает истину и желает добра.

АКСИОМА II

Желать зла это желать смерти. Извращённая воля начало самоубийства.

АКСИОМА III

Желать добра с яростью это желать зла; ибо ярость вёдет к беспорядку, а беспорядок ко злу.

АКСИОМА IV

Можно и должно принимать зло, как средство добра; но никогда не надо ни желать его, ни творить его, иначе будете разрушать одной рукой то, что строите

другой. Добрая вера никогда не оправдывает дурных средств; она их исправляет, когда их претерпевают, и проклинает, когда их предпринимают.

АКСИОМА V

Чтобы иметь право владеть вечно, надо желать терпеливо и долго.

АКСИОМА VI

Провести свою жизнь в желании того, чем невозможно владеть вечно, это отречься от жизни и принять вечность смерти.

АКСИОМА VII

Чем больше препятствий преодолевает воля, тем сильней она становиться. Именно поэтому Христос прославил нищету и страдания.

АКСИОМА VIII

Когда воля предаётся абсурду, она отвергается вечным разумом.

Воля праведника это воля самого Бога, таков закон природы.

АКСИОМА X

Ум видит благодаря воле. Если воля здорова зрение правильно. Бог сказал: Да будет свет! И стал свет; воля говорит: Да будет мир таким, каким я желаю его видеть! И ум его видит таким, каким пожелала воля. Именно это означает слово да будет так, которое подтверждает действия веры.

АКСИОМА XI

Когда себе создают призраков приводят в мир вампиров, тогда приходиться кормить этих детей преднамеренного кошмара своей кровью, своей жизнью, своими умом и разумом, не имея возможности их насытить когда-либо.

АКСИОМА XII

Утверждать и желать то, что должно быть это творить; утверждать и желать то, чего быть не должно это разрушать.

АКСИОМА XIII

Свет это электрический огонь, поставленный природой на службу воле: он просвещает тех, кто знает его употребить, но обжигает тех, кто им злоупотребляет.

АКСИОМА XIV

Власть мира это власть света.

АКСИОМА XV

Великие умы, воля которых плохо уравновешена, напоминают кометы, являющиеся несостоявшимися солнцами.

АКСИОМА XVI

Ничего не делать также пагубно, как и делать зло, только это более подло. Самый непростительный из смертных грехов это бездействие.

АКСИОМА XVII

Страдать это трудиться. Перестрадать великую боль это совершить великий шаг. Те, кто много страдают, живы больше, чем те, кто не страдают.

АКСИОМА XVIII

Добровольная смерть через самопожертвование не самоубийство, но апофеоз воли.

АКСИОМА XIX

Боязливость это не что иное, как леность воли, и именно поэтому общественное мнение клеймит трусов.

АКСИОМА XX

Научитесь не бояться льва, и лев будет бояться вас. Скажите боли: Я желаю, чтобы ты стала наслаждением, и она станет наслаждением, даже больше наслаждения она станет счастьем.

АКСИОМА XXI Цепь из железа разорвать легче, чем цепь из цветов.

АКСИОМА XXII

Прежде чем объявить какого-то человека счастливым или несчастным, выясните, что из него сделало направление его воли. Тиберий ежедневно умирал в Капрее, тогда как Иисус доказывал своё бессмертие и свою божественность даже на Голгофе и на кресте.

ГЛАВА 2. СИЛА СЛОВА

Именно дееслово73 творит формы, а формы, в свою очередь, воздействуют на дееслово, видоизменяя его и завершая.

Всякое слово истины есть начало действия правды.

Спрашивают: может ли человек иногда, по необходимости, впадать во зло. Да, когда у него ошибочное суждение и, следовательно, неправедное дееслово.

Но он ответственен за ошибочное суждение, как и за дурное действие.

То, что делает ошибочным суждение это неправедное тщеславие себялюбия.

Неправедное дееслово, будучи не в состоянии реализоваться через творение, реализуется через разрушение. Ему надо убивать или быть убитому.

Если бы оно могло оставаться без действия, это был бы самый великий из всех беспорядков, вечная хула против истины.

Таково то праздное слово, о котором Христос сказал, что оно зачтётся на всеобщем суде. Шутейное, нелепое слово, которое заставляет смеяться, не есть праздное слово.

Красота слова это сияние истины. Истинное елово всегда красиво, красивое слово всегда истинно.

Какое мне дело до того, что Анакреонт воспевал Батилла, если в его стихах я слышу ноты той божественной гармонии, являющейся вечным гимном красоты? Поэзия чиста, как солнце: она расстилает свою вуаль из света на заблуждения человечества. Горе тем, кто хочет приподнять вуаль, чтобы увидеть уродство!

Тридентский собор сказал, что мудрым и благоразумным людям разрешено читать книги древних, даже непристойные, по причине красоты формы.

Статуя Нерона или Элагабала, как шедевр Фидия, не была ли она работой абсолютно красивой и абсолютно доброй? И разве она не заслуживает возгласов неодобрения всего мира, хотевшего её разрушить, потому что она представляла чудовище?

Скандальные статуи это плохо сделанные статуи; и Венера Милосская была бы осквернена, если бы её поставили возле Дев, как осмелились выставить в некоторых церквях.

Злу учатся из бестолково написанных нравоучительных книг, а не из поэзии Катулла или из гениальных аллегорий Апулея.

Нет плохих книг, кроме книг плохо задуманных или плохо составленных.

Всякое красивое слово слово истины. Это свет, сформулированный в словах.

Но даже самому яркому свету, чтобы выйти и стать видимым, нужна тень; и творческое слово, чтобы стать действенным, имеет нужду в соперниках. Надо, чтобы оно подверглось испытанию отрицанием, насмешкой, затем ещё более жестоким испытанием безразличия и забвения. «Нужно, сказал Учитель, чтобы зерно, пав в землю, умерло, чтобы прорости.»

Дееслово утверждающее и слово отрицающее должны заключить брак, и из их союза родиться практическая истина, реальное и развивающееся слово. Именно необходимость должна заставить тружеников выбрать в качестве краеугольного камня тот, который сначала не узнали и выбросили. Пусть же никогда противоречие не обескураживает инициативных людей. Плугу нужна земля, и земля сопротивляется, потому что он трудиться. Она защищается как всякая дева, она медленно зачинает и порождает, как всякая мать. Вы же, желающие сеять новое растение на поле ума, понимайте и уважайте целомудренное сопротивление ограниченного опыта и медлительного разума.

Когда новое слово выходит в мир, ему нужны подвязки и пелёнки; его порождает гений, но вскармливать его предстоит опыту. Не бойтесь, что его покидают и что оно умирает; забвение для него благоприятный отдых, а противоречия только возделывают его. Когда солнце зажигается в пространстве, оно порождает или притягивает миры. Единая искра осаждённого света предвещает в пространстве вселенную.

Вся магия заключена в одном слове, и это слово, произнесённое каббалистически, сильнее, чем все силы небес, земли и ада. Именем Адонай, а оккультные силы, составляющие власть Гермеса, все разом подчиняются тому, кто знает произнести со знанием дела непередаваемое имя Агпа.

Чтобы произносить со знанием дела великие слова Каббалы, их надо произносить всем умом, с такой волей, которую ничто не может остановить, с таким пылом, который ничто не может охладить. В магии, сказать это сделать; слово начинается буквами, а завершается делами. По-настоящему чего-либо желать, это когда желаешь этого всем сердцем, вплоть до того, чтобы разбить об это свои самые дорогие страсти; изо всех своих сил, вплоть до того, чтобы подвергнуть опасности своё здоровье, благосостояние и свою жизнь.

Именно через абсолютное самоотречение доказывается и устанавливается вера. И человек, вооружённый подобной верой, сможет свернуть горы.

Самый фатальный враг наших душ это лень. Бездеятельность обладает опьянением, нас усыпляющим; но сон бездеятельности это разложение и смерть. Способности человеческой души подобны волнам в Океане: для сохранения им необходима соль и горечь слёз; им необходимы муки неба и волнения бурь.

Когда, вместо того чтобы шествовать на ристалище прогресса, нам хочется чтобы нас несли мы спим на руках смерти; это нам сказано, как параличному из Евангелия: «Встань, возьми постель твою, и иди!» Это нам надо взять смерть, чтобы поспешить в жизнь.

Согласно величественному и страшному выражению святого Иоанна: ад это спящий огонь. Это жизнь без деятельности и развития; это сера в застое: stagnum ignis et sulphuris.

Спящая жизнь подобна праздному слову, и об этом люди дадут отчёт в день последнего суда.

Разум говорит, и материя волнуется; она не успокоиться пока не примет форму, заданную словом. Смотрите, как христианское слово вот уже на девятнадцать веков погрузило мир в труд! Какая битва титанов! Сколько ошибок совершено и отброшено! Что за обманутое и раздражённое христианство в основании протеста, с шестнадцатого до восемнадцатого веков! Человеческий эгоизм, отчаявшийся от своих поражений, приводит в смятение все свои глупости по очереди. Они нарядили Спасителя мира во все лохмотья и во все смехотворные мантии: после Иисуса-инквизитора, они сделали Иисуса без подштанников. Измерьте, если можете, сколько пролилось слёз и крови, осмельтесь предвидеть сколько ещё прольётся до прихода мессианского царства Богочеловека, кто одним махом подчинит все страсти силам, а все силы правде!

ДА ПРИИДЕТ ЦАРСТВИЕ ТВОЕ! Вот что повторяют семьсот миллионов голосов каждым вечером и утром на всём лице земли вот уж девятнадцать столетий, в то время как израильтяне всё ждут Мессию. Он сказал, и он пришёл; он пришёл, чтобы умереть, и он обещал вернуться, чтобы жить.

НЕБЕСА ЭТО ГАРМОНИЯ БЛАГОРОДНЫХ ЧУВСТВ.

АД ЭТО ВРАЖДА ТРУСЛИВЫХ ИНСТИНКТОВ.

Когда человечество, силою кровавых и мучительных опытов, хорошо поймёт эту двоякую истину, оно отречётся от ада эгоизма, ради того, чтобы взойти на небеса самоотверженности и христианской любви.

Арфа Орфея вспахала дикую Грецию, а арфа Амфиона воздвигла таинственные Фивы. Это потому, что гармония есть истина. Вся природа это гармония, но Евангелие это не арфа это книга вечных начал, которые должны управлять и которые управляют всеми арфами и всеми живыми гармониями Вселенной.

Пока мир не поймёт эти три слова: долг, иерархия, общество, то революционный призыв: свобода, равенство, братство, будет лишь троекратной ложью.

ГЛАВА 3. ТАИНСТВЕННЫЕ ВЛИЯНИЯ

Середина невозможна. Каждый человек либо добрый, либо плохой. Безразличные, тепловатые не есть добрые, следовательно, они плохие и самые худшие из всех плохих, ибо они слабоумные и трусы. Битва жизни напоминает гражданскую войну, те, кто остаются нейтральными равно предают обе стороны и отказываются от права считаться детьми родины.

Все мы вдыхаем жизнь других и выдыхаем им, в некотором роде, часть нашего существования. Люди мудрые и добрые являются, сами того не зная, лекарями человечества, люди же глупые и злые являются народными отравителями.

Есть такие люди, возле которых себя чувствуют лучше. Посмотрите на молодую даму из высшего света, она беседует, она смеётся, она одевается как все остальные, почему же в ней всё это лучше и совершеннее? Нет ничего естественнее, чем её манеры, ничего открытее и непринуждённее, чем её беседа. Возле неё всё происходит с лёгкостью, кроме дурных чувств они невозможны в её присутствии. Она не смущает сердца она их скрепляет и поднимает, она не опьяняет она очаровывает. Всё, что проповедует эта особа, кажется самим совершенством, любимее, чем сама истина; она добрее, чем сама доброта, её действия легки и неподражаемы, как прекрасная музыка и хорошие стихи. Это о ней сказала одна очаровательная светская дама, слишком дружелюбная, чтобы быть соперницей, после бала: Мне показалось, что я видела танцующей святую Библию. А теперь, наоборот, посмотрите на другую женщину: она демонстрирует притворную набожность, самую строгую, и возмутилась бы даже услышав песнь ангелов; её слово недоброжелательно, её взгляд надменный и презрительный, когда она говорит о добродетели, она заставляет любить порок. Бог для неё является ревнивым супругом, и она ставит себе в заслугу то, что не обманывает Его; её речи невыносимы, её действия больше надменны, чем милосердны и, встретив её в церкви, можно сказать: Я видел дьявола, молящегося Богу.

Расставаясь с первой, чувствуешь себя преисполненным любви ко всему прекрасному, ко всему доброму и благородному. Чувствуешь себя счастливым от того, что рассказал ей всё то хорошее, на что она вдохновила, и от того, что она одобрила сказанное; говоришь себе, что жизнь прекрасна, поскольку Бог даёт её подобным душам; чувствуешь себя преисполненным мужества и надежды. Другая оставляет вас ослабленным, обескураженным или, быть может и того хуже, готовым на злой поступок; она заставляет вас усомниться в благочестии, набожности и долге; возле неё избавляются от тоски только предавшись дурным желаниям. Злословят, чтобы угодить ей, унижаются, чтобы польстить её гордыне, остаются недовольными и ею и собою.

Острое и отчётливое ощущение этих различных влияний удел людей с правильным умом и с чуткой совестью, и именно это древние писатели-подвижники называли даром различения духов.

Жалкие утешители все вы! говорил Иов своим так званым друзьям. Действительно, порочные люди всегда лишь удручают, вместо того, чтобы утешать. У них имеется некое поразительное чутьё находить и высказывать банальности, приводящие в полное отчаянье. Вы плачете о разбитых чувствах, какой же вы наивный! С вами играли, вас не любили. Вы с горечью говорите, что ваш ребёнок хромой, вам любезно замечают, что он ещё и горбатый. Он кашляет и это вас беспокоит, вам заботливо советуют, присматривать за ним, возможно у него чахотка. Ваша жена уже долго болеет, утешьтесь, она скоро умрёт.

Надеяться и трудиться вот что говорят нам небеса голосом всех добрых душ; отчаяться и умереть вот что нам кричит ад всеми словами, всеми движениями, даже всеми знаками дружбы и всеми ласками людей несовершенных или деградированных.

Каковой бы ни была репутация человека и каковыми бы ни были свидетельства дружбы, которые он вам даёт, если, покинув вас, вы чувствуете себя менее добрым и менее сильным, то он для вас вреден, избегайте его.

Наша двоякая намагниченность производит в нас два рода симпатий. Мы имеем нужду попеременно то поглощать, то излучать. Наше сердце любит контрасты, и мало найдётся женщин, которые последовательно любили двух гениальных мужчин.

Изнеможением отдыхают от восхищения таков закон равновесия; но иногда также и возвышенные натуры ловят себя на пошлых мыслях. Человек, сказал отец Жербе, тень Бога в теле животного; есть друзья ангелов и угодники скотов. Ангел притягивает нас, но если мы не стоим на страже, то нас увлекает скотина; она должна неизбежно нас увлечь, когда речь идёт о скотстве, т.е. удовлетворении той жизни, кормилице смерти, что на языке скотов называют настоящей жизнью. Евангелие надёжный путеводитель в религии, но не в мирских делах, и большинство людей, когда речь идет об управлении временной преемственностью Иисуса Христа, скорее нашли бы общий язык с Иудой Искариотом, чем со святым Петром.

Честностью восхищаются, сказал Ювенал, и оставляют её умирать от холода. Если такой-то знаменитый человек, например, не приобрёл бы скандально 60гатство, разве когда-либо подумали бы одарить его старую музу? Разве на него свалилось бы наследство? Добродетель вызывает у нас восхищение, но наш кошелёк не должен ей ничего, эта знатная дама достаточно богата и без нас. Больше любят одарять порок, ведь он такой бедный!

Я не люблю попрошаек, и подаю только стыдливым нищим [стыдящимся своей нищеты], сказал однажды умный человек. Но как же вы им дадите, ведь вы их не знаете? Я дам им своё восхищение и своё уважение, и для этого мне нет нужды знать их. Зачем вам деньги, спросил другой, у вас нет ни детей, ни расходов? У меня есть свои стыдливые нищие, и я не могу не дать им много. Познакомьте меня с ними, быть может, и я дам им. О! Вы, несомненно, уже знаете некоторых из них. У меня их семь, которые едят без меры, и восьмой, который ест больше семи других; семь это семь главных грехов; восьмой это игра.

— Месье, дайте мне пять франков, я умираю с голоду. Болван! Ты умираешь с голоду и хочешь, чтобы я поощрял тебя на этом дурном пути! Ты умираешь с голоду и у тебя хватает наглости в этом признаться! Ты хочешь сделать меня пособником твоей немощи, кормильцем твоего самоубийства! Ты хочешь премии за нищету? За кого ты меня принимаешь? Разве я такая же сволочь как и ты?..

— Друг мой, мне нужно тысячу экю, чтобы соблазнить одну порядочную женщину. А! Это не хорошо; но я не могу отказать другу. Возьми, и если тебе это удастся, дашь мне адресок этой особы. Вот, что называется в Англии, да и у других, поступать как джентльмен.

— Человек чести, у которого нет работы, ворует, а не просит подаяния! ответил однажды Картуш одному перехожему, попросившему у него милостыню. Это высокопарно, как слова, приписываемые Камбронну; возможно знаменитый вор и великий генерал и в самом деле ответили бы оба таким же образом.

Этот же Картуш в другой раз предложил от самого себя, не дожидаясь, чтобы его попросили, двадцать тысяч ливров одному банкроту. Надо уметь себя вести в кругу своих собратьев.

Взаимопомощь закон природы. Помогать себеподобным это помогать самим себе. Но над взаимопомощью возвышается другой закон, более святой и более великий: это универсальная помощь милосердие [любовь].

Все мы восхищаемся и любим святого Винсента де Поля, но почти все мы также питаем одну скрытую елабость к ловкости, силе духа и в особенности к отваге Картуша.

Явные соучастники наших страстей могут нас досаждать, ущемляя нас; мы умеем, на свой страх и риск, сопротивляться им гордостью. Но что опаснее для нас, так это наши лицемерные и скрытые соучастники! Они следуют за нами как тень, они подстерегают нас как бездна, они окружают нас как умопомрачение. Мы извиняем их, чтобы извинить себя, мы защищаем их, чтобы защититься, мы оправдываем их, чтобы оправдаться, и затем мы их терпим, потому что так надо, потому что у нас нет сил сопротивляться нашим склонностям, потому что мы этого не хотим.

Они завладели нашим асцендентом, как сказал Парацельс, и куда они захотят нас повести, туда мы и пойдём.

Это наши злые ангелы, мы знаем их в глубинах нашего сознания; но мы их пестуем, ибо мы стали их рабами, чтобы и они также стали нашими.

Наши страсти, пестуемые и потакаемые, из слуг превратились в господ; и угодники наших страстей есть слуги, которые есть наши господа.

Мы выдыхаем наши мысли и вдыхаем мысли других, отпечатанные в астральном свете, ставшем их электромагнетической атмосферой: так что атмосфера злодеев менее пагубна для добрых людей, чем атмосфера людей грубых, трусливых и тепловатых. Сильная антипатия с лёгкостью нас предупреждает и спасает от контакта с грубыми пороками; таким образом, нет прикрытых пороков, каким-то образом приуменьшенных и ставших почти любимыми. Порядочная женщина не испытает ничего, кроме отвращения в обществе падшей женщины; но она боится соблазнов кокетки.

Известно, что безумие заразно; но безумцы особенно опасны, когда они любимы и симпатичны. Люди входят, мало-помалу, в их круг идей, начинают понимать их преувеличения, разделяя их рвение, привыкают к их исключительной и свихнутой логике, начинают находить, что они не такие уж и безумцы, какими казались вначале. Затем, уже не далеко до того, чтобы поверить, что только они одни разумны. Их начинают любить, их одобряют, теперь и они безумны.

Чувства свободны и могут быть разумными; но симпатии фатальны, и чаще всего безрассудны; они зависят от более или менее уравновешенных притяжений магнетического света, и действуют на людей тем же образом, что и на животных. Можно хорошо чувствовать себя с человеком, в ком нет ничего любезного, просто потому что он таинственно притягивает вас и господствует над вами. Часто эти странные симпатии начинаются с сильных антипатий; сперва, флюиды отталкиваются, затем уравновешиваются.

Уравновешивающая характеристика пластичного посредника каждого человека есть то, что Парацельс называл фпагум особому отражению привычных идей каждого в мировом свете.

К познанию фпагума, а через постоянное направление воли поворачивают активную сторону своего собственного асцендента к пассивной стороне асцендента другого, когда желают завладеть этим другим и взять над ним верх.

Об астральном асценденте догадывались и другие магисты, которые назвали его вихрем.

Это, говорили они, поток характерного света, всегда воспроизводящий тот же круг образов и, как следствие, определённых и определяющих впечатлений. Эти вихри существуют как для людей, так и для звёзд. «Светила, говорит Парацельс, выдыхают свою светящуюся душу и притягивают излучение друг друга. Душа земли, пленница фатальных законов тяготения, высвобождается характеризуясь, и проходит инстинктами животных, чтобы добраться до разума человека. Пленённая часть этой души безмолвна, но она хранит написанными секреты природы. Свободная часть больше не может прочесть эти фатальные письмена, не потеряв немедленно свою свободу. Не переходят от безмолвного и растительного взирания к свободной и живой мысли, иначе как изменяя среду и организмы. Отсюда происходит забвение, сопровождающее рождение и смутные воспоминания наших болезненных интуиций, всегда аналогичных видениям наших экстазов и наших сновидений.»

Это откровение великого мастера оккультной медицины проливает яснейший свет на все явления сомнамбулизма и прорицания там, для тех, кто умеет искать, находиться настоящий ключ вызываний и сношений с флюидной душой земли.

Люди, чьё опасное влияние чувствуется с одного касания, это те, кто составляют часть флюидной ассоциации, или кто располагают, вольно или невольно, потоком заблудшего астрального света. Эти, например, кто живут в изоляции и лишены любых сношений с людьми, и кто ежедневно находятся в флюидическом раппорте со стадами животных, как обычно бывает с пастухами, вот эти-то и одержимы демоном, имя которому легион, и правят, в свою очередь, деспотично над флюидными душами стад, вверенными на их попечение: также их благосклонность или их злосклонность заставляет процветать или чахнуть скотов; и это влияние животной симпатии, они могут его применить к пластичным посредникам людей, плохо защищённых слабой волей, или ограниченным умом.

Так объясняются чары, обычно насылаемые пастухами и совсем недавние явления в доме священника в Сидвилле.

Сидвилль маленькое село в Нормандии, где, несколько лет назад, произошли явления, подобные тем, что происходили впоследствии под влиянием г-на Хоума. Г-н де Мирвилль тщательно их изучил, а г-н Гугенот де Муссо привёл все их подробности в книге, опубликованной в 1854 г., озаглавленной: «Нравы и повадки демонов». Замечательным у этого последнего автора является то, что он, кажется, угадывает существование пластичного посредника или текучего тела. «У нас определённо нет двух душ, говорит он, но у нас, возможно, есть два тела.» Всё, что он рассказывает, и в самом деле, кажется, доказывает это предположение. Речь идёт о пастухе, чья текучая форма разоряла дом одного священника, и в котором [пастух] получил рану от удара, нанесённого его астральной лярве.

Мы здесь спросим г-на де Мирвилля и Гугенота-деМуссо, принимают ли они этого пастуха за дьявола и может ли, непосредственно или опосредованно, этот дьявол, таким как они его понимают, быть поцарапан или ранен. Вряд ли тогда, в Нормандии, знали о магнетических болезнях медиумов, и с этим несчастным сомнамбулом, за которым следовало бы ухаживать и лечить, обходились грубо и даже, говорят, его бил, но не в его текучей призрачной форме, а в собственной персоне сам приходской священник. Это, согласимся, исключительный способ изгнания дьявола! Если и в самом деле это насилие имело место, и если это вменяется в вину священнослужителю, который, как говорят, что вполне возможно, добропорядочный и уважаемый, признаемся, что такие писатели как г-да де Мирвилль и Гугенот де Муссо еделали себя немного соучастниками.

Законы физической жизни неумолимы и человек, по своей животной природе, рождается рабом рока; только в борьбе против инстинктов он может завоевать духовную свободу. Таким образом, для нас возможны два отличных существования на земле: одно роковое, другое свободное. Существо [т.е. человек] рока является игрушкой или орудием силы, которой оно не управляет; итак, когда орудия рока встречаются и сталкиваются, самое сильное разбивает или овладевает самым слабым; по-настоящему же освобождённые существа не боятся ни чар, ни тайнственных влияний.

Нам скажут, что встреча Каина может быть роковой для Авеля. Несомненно, но подобный рок является счастьем для чистой и святой жертвы, несчастьем же он является только для убийцы.

Точно так же, как между праведными существует великая общность добродетелей и достоинств, между злодеями существует абсолютная солидарность роковой виновности и необходимого наказания. Преступление в предрасположенностях сердца. Обстоятельства, почти всегда независимые от воли, только отягощают деяния. Если бы рок сделал из Нерона раба, он стал бы гистрионом или гладиатором, и не сжёг бы Рима: следовало ли бы ему быть благодарным за это?

Нерон был соучастником всего римского народа, и только они в ответе за бешенство этого чудовища, которому они должны были помешать. Сенека, Бурр, Тразея, Корбулон вот истинные виновники этого страшного правления: великие эгоисты или ни на что не способные! Они не знали ничего кроме смерти!

Если бы один из медведей зоопарка вырвался из клетки и сожрал бы нескольких человек, то с кого потребовали бы ответа: с него, или с его охранников?

Кто бы ни освободился от общественных заблуждений, должен заплатить выкуп пропорциональный сумме этих заблуждений: Сократ ответил за Анита, а Иисус должен был подвергнуться мукам равным по ужасам всему иудейскому предательству.

Именно так, заплатив дань року, завоёванная свобода покупает власть над миром; это её удел связывать и разрешать: Бог ей вручил ключи от неба и ада.

Люди, предоставляющие зверям быть самими собой, вы хотите, чтобы они вас пожрали!

Толпы людей, рабов рока, не могут причаститься свободе иначе, чем через абсолютное подчинение воле людей свободных; они должны работать на них [свободных], потому что они [свободные] отвечают за них.

Но когда зверь управляет зверьми, когда слепой ведёт слепых, когда роковой человек управляет роковыми массами, чего следует ждать? чудовищной катастрофы, и она никогда не заставляет себя ждать.

Допустив анархические догматы в 1789 году, Луи XVI толкнул Государство на роковой склон. С этого момента, все преступления Революции повисли на нём одном; он один не исполнил свой долг. Робеспьер и Марат сделали только то, что должны были сделать. Жирондисты и монтаньяры, ведомые слепым роком, перебили друг друга, и их насильственные смерти были неизбежными катастрофами; в ту эпоху была только одна великая и законная казнь, воистину священная, воистину искупительная казнь короля. Сам принцип королевской власти был бы низвергнут, если бы этот слишком слабый князь не был бы наказан. Но сделка между порядком и беспорядком невозможна. Тех, кого убивают не наследуют, их грабят, и Революция, убив Луи XVI, реабилитировала его. После стольких уступок, после стольких слабостей, после стольких недостойных унижений, этот человек, коронованный во второй раз мучением, всё же сумел произнести, восходя на эшафот: Революция вынесла решение, и я навсегда король Франции!

Быть праведным это страдать за тех, кто таковыми не являются, но это жить; быть злым это страдать за себя, не покорив жизнь, это обманываться, поступать дурно и умирать вечно.

Подведём итог, роковые влияния это влияния смерти, спасительные влияния влияния жизни. В зависимости от того слабые мы или сильные в жизни, мы притягиваем или отталкиваем порчу. Эта оккультная сила слишком реальная; но ум и добродетель всегда будут иметь средство уклоняться от её наваждений и её ударов.

ГЛАВА 4. ТАЙНЫ ИЗВРАЩЁННОСТИ

Человеческое равновесие состоит из двух влечений: одного к смерти, другого к жизни. Рок это умопомрачение, которое нас влечёт в бездну; свобода это умственное усилие, которое нас поднимает над роковыми притяжениями смерти.

Что такое смертный грех? Это отступничество нашей свободы; это предание себя материальным законам тяготения; несправедливый акт это пакт с несправедливостью; итак, всякая несправедливость является отречением от разума. Тогда мы подпадаем под власть силы, чьи реакции всегда раздавливают всё то, что отклоняется от равновесия.

Любовь ко злу и категоричное прилепление воли к несправедливости это последние усилия угасающей воли. Человек, что бы он ни сделал, больше чем скотина, и он не умеет так предаться року, как она. Надо чтобы он выбирал, чтобы он любил. Отчаявшаяся душа, которая считает себя влюблённой в смерть, всё ешё больше жива, чем душа без любви. Деятельность, направленная на зло, может и должна навернуть человека на добро через отдачу и через реакцию. Настоящее неизлечимое зло это бездеятельность.

Безднам извращения соответствуют бездны благодати. Бог часто делает святых из злодеев; но он никогда не делает их из тепловатых и трусливых.

Под страхом осуждения, надо трудиться, надо действовать. Впрочем, природа об этом позаботилась, и если мы не желаем изо всех наших сил идти к жизни, она изо всех своих сил толкает нас к смерти. Тех, кто не желает идти, она тащат.

Человек, которого можно назвать великим пророком опьянённых, Эдгар По, этот великий галлюцинант, этот гений сознательного сумасбродства, изобразил с пугающей реалистичностью кошмары извращённости…

«Я убил этого старика, потому что он косо смотрел. Я потому сделал это, что этого нельзя было делать.»

Вот ужасная противо-копия слов Тертуллиана: Верую, ибо абсурдно.

Не бояться Бога и хулить на Него вот последний акт веры. «Ни мёртвые восхвалят Господа»[47], сказал Псалмист; а мы можем добавить, если осмелимся: «Ни мёртвые похулят Тебя».

«О, сын мой! говорит отец, склонившись над ложем своего чада, впавшего в летаргию после дикого приступа бреда, оскорби меня снова, побей меня, врежь мне и я почувствую, что ты ещё жив… Но не оставайся навсегда в этом ужасном гробовом молчании!»

Великое преступление это всегда протест против великой тёплости. Сто тысяч честных священников смогли бы, через активнейшую любовь, предупредить покушение того несчастного Верже. Церковь должна судить, проклинать, наказывать соблазнившегося священнослужителя; но у неё нет права покидать его одного в его бешенстве отчаяния и искушениях нищетой и голодом.

Ничто так не пугает как небытие; и если бы когданибудь смогли сформулировать его концепцию, если бы было возможным его допустить, то ад был бы надеждой.

Вот почему сама природа ищет и налагает искупление в качестве лекарства; вот почему наказание очищает, как это хорошо понимал один великий католик, которого звали граф Жозеф де Мастер; вот почему смертная казнь является природным правом и никогда не исчезнет из людских законов. Грех убийства был бы неизгладимым, если бы Бог не оправдал эшафот; божественная власть, отвергнутая обществом и узурпированная злодеями, бесспорно будет им принадлежать. Убийство тогда превратится в добродетель, когда оно отомстит за оскорблённую природу. Частная месть протестует против отсутствия общественного искупления, и из обломков сломанного меча правосудия, анархия вытачивает себе кинжалы.

«Если бы Бог упразднил ад, люди сделали бы другой, чтобы не бояться Его», сказал нам однажды один добрый священник. Он прав; именно поэтому ад так стремиться быть упразднённым. Свободу! таков крик всех пороков. Свободу убивать через отмену смертной казни; свободу проституции и детоубийства через отмену брака; свободу лени и грабежа через отмену собственности… Так вращается вихрь извращённости, доходя до высшей и секретной формулы: Свободу смерти через отмену жизни!

Только через победы труда можно избежать рока и горя. То, что мы называем смертью, не что иное, как вечные роды природы. Непрестанно она вновь поглощает и забирает в свои недра всё то, что не родило дух. Сама по себе инертная материя может существовать только через вечное движение, а по природе летучий дух может сохраниться только осадившись. Освобождение от роковых законов через свободное прилепление духа к истине и добру это то, что Евангелие называет духовным рождением; поглощение же в вечном очаге природы это вторая смерть.

Не освобождённые существа притягиваются к этой второй смерти роковой силой тяготения, они увлекают друг друга, как дивный Микеланджело так прекрасно нам показал своей великой картиной последнего суда; они хватаются и цепляются, как люди, которые тонут, и свободные души должны энергично сражаться против них, чтобы не быть задержанными ими в своём подъёме, и чтобы не спуститься в ад.

Эта война так же стара как мир; греки изображали её символами Эроса и Антэроса, а евреи противоборством Каина и Авеля. Это война титанов и богов. Эти две армии невидимы, но дисциплинированны и всегда готовы к нападению или обороне. Наивные люди с обеих сторон, удивлённые внезапным и единодушным сопротивлением, с которым они сталкиваются, верят в великие разумно организованные заговоры, в тайные и всемогущие общества. Эжен Су выдумал Родена; церковные люди говорят об иллюминатах и франкмасонах; Вронский грезил о своих мистических группах, но в основе всего этого истинным и серьезным есть только неизбежная борьба порядка с беспорядком, инстинктов с мыслью; результат этой борьбы равновесие в развитии, и дьявол всегда делает свой вклад, вопреки себе, во славу святого Михаила.

Плотская любовь является самой извращённой из всех роковых страстей. Это анархист по определению; она не знает ни законов, ни долга, ни истины, ни правды. Она заставляет шествовать девушку по трупам своих родителей. Это непреодолимое опьянение; это дикое безумие; это умопомрачение рока, который ищет новых жертв; это людоедское опьянение Сатурна, который хочет стать отцом, чтобы пожрать своих детей. Победить эту любовь это восторжествовать над всей природой. Подчинить её правде это реабилитировать жизнь, призвав её к бессмертию; итак, самые великие дела христианского откровения это создание добровольной девственности и освящение супружества.

Пока любовь является только желанием и наелаждением, она смертельна. Чтобы увековечить себя, ей надо стать жертвой, ибо тогда она становиться силой и добродетелью. Это борьба Эроса и Антэроса, составляющая равновесие мира.

Всё, что перевозбуждает чувствительность, ведёт к развращённости и преступлению. Слёзы взывают о крови. С великими эмоциями, как с крепкими напитками, сделать их привычными это злоупотреблять ими. Итак, все злоупотребления эмоциями развращают совесть [нравственное чувство]; их ищут ради них самих, всем жертвуют, чтобы их добиться. Романтическая женщина легко станет героиней суда присяжных, возможно даже она дойдёт до той печальной и неисправимой абсурдности самоубийства, чтобы восхищаться и жалеть себя, видя себя умирающей.

Романтические привычки приводят женщин к истерии, а мужчин к унынию. Манфред , Ренэ , Лелия являются примерами развращённости настолько глубокой, что об их болезненной гордости рассуждают, а их умопомешательство поэтизируют. Можно с ужасом себя спросить, какое чудовище могло бы родиться от связи Манфреда с Лелией!

Потеря совести [нравственного чувства] это настоящее сумасшествие; человек, который не подчиняется правде прежде всего, более не принадлежит себе, он идёт без света в ночи своего существования, он действует, как в сновидении, в тисках кошмара своих страстей.

Бурные потоки инстинктивной жизни и слабые сопротивления воли образуют настолько отчётливое противоборство, что каббалисты верили в эмбрионат душ, т.е. в присутствии в одном теле многих борющихся душ, стремящихся уничтожить друг друга, почти так же, как потерпевшие кораблекрушение Медузы, когда они боролись за слишком узкий спасательный плот, стремясь потопить его.

Определённо, делая себя слугой какого-нибудь потока инстинктов или даже идей, человек отчуждает свою личность, и становиться рабом этого духа множеств, которого Евангелие называет Легионом.

Актёры хорошо знают одну вещь. Их частые вызывания всемирного света их истощают. Они становятся медиумами, т.е. больными. Чем больше их успех возвеличивает их в общественном мнении, тем больше уменьшается их личность; они становятся капризными, нелепыми, завистливыми, гневливыми; они считают, что никакие заслуги, даже из другой области, не могут сравниться с их; и как только они становятся несправедливыми, они не утруждают себя больше вежливостью. Чтобы избежать этой фатальности, воистину великие люди изолируются от всякого общества, губительного для свободы, и спасаются гордой непопулярностью от трений подлой толпы: если бы Бальзак, при своей жизни, принадлежал каким-нибудь кружкам или партиям, он не остался бы, после своей смерти, великим мировым гением нашей эпохи.

Свет не освещает ни вещи нечувственные, ни закрытые глаза, или, по крайней мере, он их освещает, но только за счёт тех, кто видит. Слово книги Бытия: Да будет свет! это крик победы торжествующего ума над тьмой. Это слово и в самом деле возвышенно, потому что с простотой выражает нечто самое великое и самое чудесное, что есть в мире: творение ума самим собой, когда, собирая свои силы, уравновешивая свои способности, он сказал: Я желаю обессмертить себя, увидев вечную истину, да будет свет! И стал свет. Вечный свет, как Бог, начинается каждый день для глаз, что открываются. Истина вечно будет изобретением и как бы творением гения; он кричит: Да будет свет! И он сам есть, потому что свет есть. Он бессмертен, потому что он понимает его вечно. Он созерцает истину, как плод своего труда, потому что она есть его завоевание, и бессмертие, как своё торжество, потому что оно будет его воздаянием и его венцом.

Но не все умы видят правильно, потому что не все сердца желают праведно. Есть души, для которых истинный свет, кажется, никогда не должен существовать. Они довольствуются мерцающими видениями, выкидышами света, галлюцинациями мысли и, влюблённые в эти призраки, они боятся дня, который обратит их в бегство, потому что они хорошо чувствуют, что день не создан для их глаз, они ввергнуться в глубокий мрак. Вот почему безумцы сперва бояться, затем клевещут, оскорбляют, преследуют и судят мудрецов. Надо их жалеть и им прощать, ибо они не ведают, что творят.

Истинный свет даёт отдых и удовлетворение душе, галлюцинации, наоборот, усталость и мучение. Удовлетворения безумия напоминают те гастрономические сновидения голодных, которые только усиливают их голод, никогда не насыщая. Отсюда происходят раздражение и тревога, уныние и отчаянье. Жизнь всегда нас обманывает, говорят ученики Вертера, вот почему мы хотим умереть! Бедные дети, не в смерти вы нуждаетесь, но в жизни. С тех пор, как вы в мире, вы умираете каждый день, разве от ожесточённой страсти к небытию вы должны испрашивать лекарства от небытия ваших страстей? Нет, жизнь вас никогда не обманывала, ибо вы ещё не жили. То, что вы принимаете за жизнь это галлюцинации и сновидения первого сна смерти!

Все великие преступники являются добровольными галлюцинирующими, и все добровольно галлюцинирующие могут быть фатально ведомы к тому, чтобы стать великими преступниками. Наш характерный личный свет, порождённый, определённый нашей господствующей страстью, является зародышем нашего рая или нашего ада. Каждый из нас в некотором роде зачинает, выпускает в мир и вскармливает своего доброго ангела или злого беса. Зачатие истины даёт в нас рождение доброму духу; нарочное приятие лжи наседка и цыплятник кошмаров и вампиров. Каждый должен кормить своих детей, и наша жизнь расходуется в пользу наших мыслей. Счастливы те, кто обретают бессмертие в творениях своей души! Несчастны те, кто исчерпываются, чтобы кормить ложь и откармливать смерть, ибо каждый пожнёт плоды трудов своих.

Есть особые неспокойные и терзаемые люди, чьё влияние является турбулентным, а беседа с ними фатальной. Возле них себя чувствуют раздражёнными и покидают их рассерженными; однако, в силу какой-то скрытой извращённости, их ищут, чтобы столкнуться с тревогой и испытать эмоции злорадства, которые они нам предоставляют. Такие люди являются больными, заражёнными духом извращения.

Дух извращения всегда имеет секретным движителем жажду к разрушению, и конечной целью самоубийство. Убийца Элисабид [Éliçabide], согласно собственным признаниям, не только испытывал дикую нужду убить своих родителей и своих друзей, но он даже хотел, если бы это было возможным, что он и сказал перед судом присяжных собственными словами: заставить подскочить земной шар, как жареный каштан. Ласнер [Lacenaire], проводивший свои дни в замышлении убийств, чтобы иметь средства проводить ночи в гнусных оргиях или в безумствах игры, надменно хвастался пережитым. Он называл это жить! И он напевал песнь гильотине, которую он называл своей прекрасной невестой! И мир был полон полоумных, которые восхищались этим мерзавцем! Альфред де Мюссе, прежде чем утонуть в пьянстве, расточил один из первых талантов своего столетия на злошуточные и отвратительные песенки; несчастный был околдованизвраи&нец.

Вот тайна, в которой развратники не сомневаются: Невозможно пользоваться радостями жизни, даже материальными, иначе, чем через совесть [нравственное чувство]. Радость это музыка внутренних гармоний; чувства не более чем их инструменты, инструменты, которые звучат плохо при контакте с деградированной душой. Злодеи не могут ничего чувствовать, потому что они не могут ничего любить: чтобы любить, надо быть добрым. Для них же всё пустота, и им кажется, что природа беспомощна, потому что они сами таковы; они во всём сомневаются, потому что они ничего не знают; они всё хулят, потому что они ничего не вкусили; если они и ласкали, то чтобы иссушить, если они и пили, то чтобы опьянеть, если они и спали, то чтобы забыться, если они и пробуждались, то чтобы смертельно томиться: так будут жить, или скорее, так будут умирать каждый день те, кто освободились от всех законов и всех обязанностей, чтобы сделаться рабами своих фантазий. Сами мир и вечность становятся бесполезными для тех, кто сделались бесполезными миру и вечности.

Наша воля, действуя прямо на нашастральный посредник, этот внутренний архитектор нашего телесного здания, непрестанно его видоизменяет, следуя нашим подлинным или фальшивым нуждам. Он увеличивает брюхо и челюсти чревоугодникам, утончает губы жадным, делает бесстыдными взгляды нечистой женщины и ядовитыми взгляды завистливых и злорадных. Когда эгоизм преобладает в душе, взгляд становиться холодным, черты суровыми; гармония форм исчезает и, в зависимости от поглощающей или излучающей характеристики этого эгоизма, конечности иссыхают или полнеют. Природа, делает из нашего тела портрет нашей души, гарантируя сходство пожизненно, и неустанно его переделывает. Хорошенькие женщины, не являющиеся добрыми, могут быть уверены, что долго они не останутся красивыми. Красота это аванс, который природа предоставляет добродетели: если добродетель не готова к сроку платежа, займодательница безжалостно забирает обратно свой вклад.

Извращённость, видоизменяя организм, равновесие которого она нарушает, создаёт в то же время эту фатальность нужд, которая толкает сам организм к разрушению и смерти. Чем больше[48] извращенец наслаждается, тем больше он жаждет наслаждения. Вино для пьяницы как вода, золото тает в руках игрока; Мессалина пресытилась, так и не удовлетворившись. Страсть, ускользающая от неё, сменилась для неё долгим раздражающим желанием. Чем более их эксцессы человекоубийственны, тем более им мерещится приближение высшего блаженства… Ещё один стакан крепкого напитка, ещё одна судорога, ещё одно насилие над природой… А! Наконец, вот оно наслаждение! Вот она жизнь… и их желание, в припадке своего ненасытного голода, навсегда угасает в смерти!

ЧАСТЬ ЧЕТВЁРТАЯ. ВЕЛИКИЕ ПРАКТИЧЕСКИЕ СЕКРЕТЫ ИЛИ РЕАЛИЗАЦИИ ЗНАНИЯ

ВВЕДЕНИЕ

Высшие науки Каббалы и магии обещают человеку исключительную, реальную, действенную, реализуемую силу, и если они не дают её ему, то на них надо смотреть как на пустые и лживые.

Судите о докторах по их делам, говорит нам верховный владыка, и это правило о суждении безошибочно.

Если вы желаете, чтобы я поверил в то, что вы знаете, покажите мне то, что вы делаете?

Бог, чтобы поднять человека до духовного освобождения, прячется от него и некоторым образом уступает ему управление миром. Он позволяет себя угадывать в величии и гармонии природы, чтобы человек постепенно совершенствовался, постоянно увеличивая идею, которую он себе создаёт о своём авторе.

Человек познаёт Бога только через имена, которые он даёт этому Существу существ и различает его только по тем его образам, которые он пытается начертить.

Итак, в некотором роде, он является творцом того, кто сотворил его самого. Он считает себя зеркалом Бога и, неограниченно увеличивая своё собственное отражение, он думает, что может изобразить в бесконечном пространстве тень того, у кого нет тела, тени и протяжения.

Творить Богаэто творить самого себя, делать себя независимым, бесстрастным и бессмертным: вот уждействительно задача куда более дерзкая, чем мечта Прометея. Вот выражение, доходящее до кощунства, мысль честолюбивая до безумия. И всё же, эта задача парадоксальна только по форме, которая даёт повод для ошибочного и святотатственного толкования. В определённом смысле она совершенно разумна, и наука адептов обещает её осуществить и в совершенстве исполнить.

В действительности, человек творит себе Бога, соответствующего своему собственному разуму и своему собственному благу, он не может вознести свой идеал выше, чем ему позволяет его духовное развитие. Бог, которому он поклоняется, всегда является его собственным отражением, только преувеличенным. Чтобы понять, что такое абсолютное добро и справедливость, надо самому быть справедливым и добрым.

Качества ума, духовные качества вот богатства, и самые великие из всех богатств. Они обретаются борьбой и трудом. Нам возразят неравенством способностей, и детьми, рождёнными с более совершенной организацией. Но мы должны верить, что такие организации являются результатом опережающего труда природы, и что дети, наделённые ею, приобрели их, если и не своими собственными усилиями, то, по крайней мере, общими делами людей, с которыми связано их существование. Секрет природы в том, что она ничего не делает случайно; право собственности на более развитые умственные способности, как и право собственности на деньги и землю, составляет неотъемлемое право передачи наследства.

Да, человек призван завершить дело своего Творца, и каждое его мгновенье, используемое им для своего улучшения или для своего падения, является определяющим для всей вечности. Через завоевание навеки прямого [правого] ума и справедливой воли, человек делает себя живым для жизни вечной, поскольку ничто не переживает несправедливость и заблуждение, кроме боли их беспорядка. Понимать добро это желать его, а в области права, желать это делать. Вот почему Евангелие говорит нам, что люди будет судимы по их делам.

Наши дела делают нас такими, какими мы есть, так что даже наши тела подвергаются, как мы уже сказали, в силу наших привычек, небольшим изменениям, а иногда и изменению всей своей формы.

Завоёванная или подчинённая форма становиться для всего существования провидением или роком. Те странные фигуры, которые египтяне давали человеческим символам божества, представляют собой роковые формы. Тифон, из-за своего крокодильего хвоста, обречён непрестанно пожирать, чтобы набить своё бегемотье брюхо. Так что он обречён, из-за своей прожорливости и своего уродства, на вечное разрушение.

Человек может убить или оживить свои способности пренебрежением или злоупотреблением. Он может создать у себя новые способности добрым употреблением тех, которые он получил от природы. Часто говорят, что чувства не управляемы, что вера не возможна для всех, что переделать свой характер невозможно, но все эти утверждения истинны только для ленивых или извращённых. Можно сделать себя верующим, набожным, любящим, преданным, когда искренне захочется быть таким. Можно дать своему уму спокойствие справедливости, как и своей воле всемогущество правды. Можно царствовать на небесах верою, а на земле знанием. Человек, который умеет собой управлять царь всей природы.

Мы собираемся показать, в этой последней книге, какими средствами истинные посвященные сделались хозяевами жизни, повелевая муками и смертью; как они проделывали над собой и над другими трансформации Протея; как они практиковали прорицание Аполлония; как они делали золото Раймонда Луллия и Фламеля; как они владели, чтобы возобновлять свою молодость, секретами Постеля Воскресшего и легендарного Калиостро. Мы собираемся сказать, наконец, последнее слово магии.

ГЛАВА 1

Библия рассказывает, что царь Навуходоносор, на пике своего могущества и своей гордости, был внезапно превращен в зверя.

Он убежал в дикие места, стал пасти траву, прекратил стричь себе бороду и волосы, равно как и ногти, и пребывал в таком состоянии в течение семи лет.

В нашей книге «Догмат и ритуал высшей магии» мы уже сказали, что думаем о тайнах ликантропии, или превращении человека в волка-оборотня.

Все знают миф о Цирцее и понимают его аллегорический смысл.

Фатальное превосходство [асцендент] одного человека над другим и есть настоящая палочка Цирцеи.

Известно, что почти каждое человеческое лицо носит на себе некое подобие животному, так сказать, знак характерного инстинкта.

Итак, инстинкты уравновешены противоположными инстинктами, а господствуют над ними более сильные инстинкты.

Чтобы господствовать над баранами, пёс пользуется их страхом перед волками.

Если вы собака, и если вы желаете, чтобы вас любила милая кошечка, у вас есть только один способ: превратиться в кота.

Но как? наблюдением, подражанием и воображением. Мы полагаем, что читатель здесь понимает наш образный язык, и мы советуем это открытие всем магнетизёрам; в этом заключается глубочайший из всех секретов их искусства.

Вот его формула в технических терминах:

Поляризуйте свой собственный животный свет в антагонизм, уравновешенный противоположным полюсом. »

Или же:

Сосредоточьте в себе поглощающие характеристики, чтобы направить излучения к поглощающему фокусу; и наоборот.

Это управление нашей магнетической поляризацией можно осуществить при помощи животных форм, о которых мы говорили, и которые служат для того, чтобы закрепить воображение.

Приведём пример.

Вы желаете оказать магнетическое воздействие на человека, поляризованного так же как и вы, о чём вы можете узнать при первом же контакте, если вы магнетизёр, но только он немножко слабее вас: он мышь, а вы крыса. Станьте котом, и вы её поймаете.

В одной из восхитительных сказок Шарля Перро, которые он не изобрёл, а просто рассказал лучше, чем кто бы то ни было, он выводит на сцену кота, который, своими хитростями, побеждает людоеда, обратившегося в мышь; ведь нет ничего проще, чем мышь, съеденная котом. «Сказки матушки гусыни», разве они не есть, как и «Золотой осёл» Апулея, настоящими магическими легендами, и разве они не скрывают под своим ребяческим видом страшные секреты науки?

Известно, что магнетизёры придают чистой воде, посредством одного только наложения рук (т.е. посредством своей воли, выраженной знаком), свойства и вкус вина, разных напитков и всевозможных лекарств.

Известно также, что укротители диких зверей подчиняют львов тем, что сами делаются ментально и магнетически более сильными и более яростными, чем сами львы.

Жюль Жерар, отважный охотник на африканских львов, был бы сожран, если бы испытал страх. Но, чтобы не бояться льва, надо, посредством воображения и воли, сделаться сильнее и свирепее самого этого зверя; надо сказать себе: Это я лев, а эта тварь передо мною всего лишь пёс, который должен бояться.

Фурье [Шарль] грезил об антильвах; Жюль Жерар осуществил эту химеру фаланстерского[49] мечтателя.

Но, скажут, чтобы не бояться львов, достаточно иметь смелое сердце и оружие.

Нет, этого не достаточно. Надо знать своего льва сердцем, так сказать, вычислять прыжки зверя, разгадывать его хитрости, помешать его когтям, предвидеть его движения, одним словом, быть профессионалом в профессии льва, как сказал старик Лафонтен.

Животные это живые символы инстинктов и страстей людей. Если вы станете пугливым, вы превратитесь в зайца; если, наоборот, вы впадёте в ярость, вы сделавтесь тигром.

Палочка Цирцеи это сила очарования женщины; и товарищи Одиссея, обращённые в свиней, это история, не принадлежащая исключительно тому времени.

Но никакие превращения не происходят без разрушения. Чтобы превратить ястреба в голубя, сначала его понадобиться убить, затем разрезать на части, таким образом, чтобы уничтожить малейший признак его первичной формы, затем прокипятить его в магическом котле Медеи.

Посмотрите как действуют современные иерофанты для того, чтобы исполнить обновление человека; как, например, принимают в лоно католической церкви болееменее слабого и подверженного страстям человека, чтобы превратить его в миссионера-стоика из братства Иисуса [т.е. иезуитов].

В этом заключается великий секрет этого почётного и ужасного ордена, всегда неизвестного, часто оклеветываемого и всегда властного.

Внимательно читайте книгу озаглавленную «Упражнения святого Игнатия» и смотрите с каким магическим могуществом этот гениальный человек осуществлял веру.

Он приказывал своим ученикам видеть, касаться, обонять, вкушать незримые вещи; он хотел, чтоб чувства поднялись в молитве вплоть до намеренных галлюцинаций. Вы размышляете над тайной веры, святой Игнатий прежде всего хочет, чтобы вы построили место, чтобы вы его грезили, чтобы вы его видели, чтобы вы его осязали. Если это ад, он даёт вам пощупать раскалённые камни, он окунает вас в густую тьму, как в смолу, он кладёт вам на язык расплавленную серу, он заполняет ваши ноздри ужасным зловонием; он вам показывает ужасные муки, он заставляет вас слушать нечеловеческие стоны; он говорит вашей воле создать всё это упорными упражнениями. Каждый это делает своим способом, но способом всегда самым поразительным. Это не опьянение гашишем, служащее обманом Старой Горы; это сновидение без сна, галлюцинация без безумия, разумное и намеренное видение, настоящее творение ума и веры. Отныне, проповедуя, иезуит может сказать: Мы это видели своими глазами, мы это слышали своими ушами; наши руки к этому прикасались, именно об этом мы вам проповедуем. Образованный таким образом иезуит причащается к кругу из воль, практикуемых как и его: так что каждый отец силён как всё сообщество, а сообщество сильнее, чем мир.

продлении старости мало толку и человек имеет право требовать от науки, которую мы исповедуем, других привилегий и других секретов.

Быть всегда молодым, или же вернуть себе молодость вот что не без основания кажется желанным и ценным большинству людей. Возможно ли это? Вот что мы собираемся выяснить.

ГЛАВА 2

Известно, что трезвая, в меру трудящая и в совершенстве размеренная жизнь обычно продлевает существование. Но по-нашему мнению, в

Знаменитый граф Сен-Жермен умер, мы в том не сомневаемся; но его никогда не видели стариком. Он всегда выглядел лет на сорок, а на пике своей знаменитости он говорил, что ему за восемьдесят.

Нинон де Ланкло[50], достигнув почтенного возраста, по-прежнему оставалась молодой, весёлой и соблазнительной. Она умерла, не состарившись.

Дебарроль, знаменитый хиромант, долго оставался для всех человеком лет тридцати пяти. Его свидетельство о рождении сказало бы совсем иначе, если бы в него заглянули; но никто в это бы не поверил.

Калиостро всегда выглядел на один возраст и претендовал на обладание не только эликсиром, который возвращал старикам в одночасье всю бодрость молодости, но он также хвастался, что оказывает физическое обновление способом, который мы уже подробно рассмотрели и проанализировали в нашей «Истории магии».

Калиостро и граф Сен-Жермен приписывали сохранение своей молодости наличию и употреблению универсального лекарства, тщетно искомого столькими суфлёрами и алхимиками.

Один посвящённый XVI-oro века, учёный Гийом Постель, не претендовал на обладание великой тайной герметической философии; и тем не менее, после того как его видели старым и согбенным, он вновь предстал с румянцем на лице и без морщин, с чёрными волосами бородой и головы, с грациозным и крепким телом. Его враги говорили, что он румянится и красит волосы; так как насмешникам и лживым учёным подойдёт любое простое объяснение явлений, которые они не понимают.

Великое магическое средство сохранения молодости тела состоит в том, чтобы помешать стареть душе, тщательно сохраняя в ней ту первичную свежесть ощущений и мыслей, что испорченный мир именует иллюзиями, а мы назовём первобытными отражениями вечной истины.

Верить в счастье на земле, верить в дружбу, верить в любовь, верить в материнское Провидение, которое считает каждый наш шаг и воздаёт за каждую нашу елезу, значит быть совершенным дураком, скажет испорченный мир; и он не видит ничего кроме дурака, он, который считает себя сильным тем, что лишает себя всех душевных радостей.

Верить в добро духовного порядка это обладать добром; именно поэтому Спаситель мира обещал царствие небесное тем, кто станут как дети. Что такое детство? Это время веры. Дитя ещё ничего не знает в жизни; и поэтому он светится доверчивым бессмертием. Разве оно может сомневаться в преданности, нежности, дружбе, любви, в Провидении, когда оно находиться на руках матери?

Будьте детьми сердцем, и вы останетесь молодыми телами.

Реальности Бога и природы бесконечно превосходят по красоте и доброте любое воображение человека. Итак, скептики это люди, которые никогда не знали счастья; а разочарованные доказывают своим отвращением, что они пили только из грязных источников. Даже чтобы наслаждаться чувственными удовольствиями жизни, надо иметь нравственное чувство [совесть]; а те, кто клевещут на его существование, определённо им злоупотребили.

Высшая магия, как мы уже доказали, приводит человека к самым чистым духовным законам. Vel sanctum invenit, vel sanctum facit[51], сказал один адепт; ибо она даёт нам понять, чтобы быть счастливым даже в этом мире, надо быть святым.

Быть святым! легко сказать; но откуда взять веру, когда больше не веришь? Как вернуть вкус истины сердцу, очерствевшему от порока?

Надо прибегнуть к помощи четырёх дееслов науки: знать, решиться, желать и молчать.

Надо наложить безмолвие на отвращения, познать долг и начать его исполнять, как если бы его любили.

Например, вы неверующий, и вы желаете стать христианином.

Исполняйте упражнения христианина. Регулярно молитесь, используя христианские молитвы; принимайте таинства, предполагая веру, и вера придёт. В этом секрет иезуитов, содержащийся в духовных упражнениях святого Игнатия.

Благодаря аналогичным упражнениям даже глупец, если он желает настойчиво, станет умным.

Изменяя привычки души, человек обязательно изменяет привычки тела; мы об этом уже говорили и объяснили, как это происходит.

Главный вклад в процесс нашего старения, уродующий нас, делают помыслы ненависти и язвительности, недоброжелательные суждения, которые мы выносим относительно других, гнев ущемлённой гордости и неудовлетворённых страстей. Философия благожелательства и смирения избавит нас от всех этих зол.

Если мы будем закрывать глаза на недостатки ближних, и учитывать только их добрые качества, мы повсюду будим встречать добро и доброжелательство. Даже самый извращённый человек имеет свои добрые стороны, и он смягчается, когда его в этом уличают. Еели вы не имеете ничего общего с пороками людей, то вы их даже не будете замечать. Дружба и преданность, на которую она вдохновляет, существуют даже в тюрьмах и на каторгах. Ужасный Ласенер [Пьер-Франсуа] искренне отдавал деньги, предназначенные ему, и многократно совершал щедрые и добродетельные поступки. Я не сомневаюсь, что в преступной жизни Картуша и Мандрина [Луи] были добродетельные поступки, от которых на глазах наворачиваются слёзы. Никогда не было никого абсолютно плохого, ни абсолютно хорошего. «Никто не благ, как только один Бог», сказал лучший из учителей.

То, что мы принимаем у себя за ревность добродетели часто не что иное, как скрытое себялюбие, замаскированная зависть и горделивый инстинкт пререкательства. «Когда мы видим явные нарушения порядка и возмутительных грешников, говорят авторы мистического богословия, верьте, что Бог подвергает их испытаниям куда большим чем нас, что, наверняка, или, по крайней мере, очень вероятно, мы их не достойны, и что на их месте мы были бы ещё хуже.»

Мир! Мир! вот высшее благо души, и нам дано то благо, что Христос пришёл в мир.

Слава Богу на небесах, и мир людям на земле, которые желают блага! восклицали духи небес, когда родился Спаситель.

Древние отцы христианства насчитывали восемь главных грехов [страстей], восьмым был уныние.

В самом деле, для настоящего христианина даже раскаяние не является унынием, но умиротворением, радостью и торжеством. «Я желал зла и больше его не желаю, я был мёртв, а теперь жив.» Отец блудного сына заклал тучного быка по поводу возвращения своего сына; что может сделать блудный сын? Плакать, смущаться, но прежде всего радоваться!

Есть только одна прискорбная [унылая] вещь в мире это глупость и грех. Как только мы от неё избавимся, будем веселиться и кричать от радости, ибо мы спасены и все, кого мы любили, воссоединяться на небесах!

Все мы носим в себе начало смерти и начало бессмертия. Смерть это животное, а глупое животное всегда делает глупости. Бог не любит глупцов, ибо его 60жественный дух называется духом премудрости. Глупость искупляется муками и рабством. Палка сделана для глупых животных.

Страдание это всегда предупреждение, горе тем, кто этого не понимают. Когда природа дёргает за верёвочку значит мы криво идём, когда она ударяет опасность близко. Горе же тому, кто не задумывается!

Когда мы созрели для смерти, мы оставляем жизнь без сожаления и ничто не может нам её вернуть; но когда смерть преждевременная, душа сожалеет о жизни, и искусный кудесник может призвать её в тело. Священные книги указывают нам на процедуру, какую надо применить в таких случаях. Пророк Илия и апостол Павел применяли её с успехом. Речь идёт о магнетизировании покойного возложением ног на ноги, рук на руки, уст на уста, затем собрать всю свою волю и долго мысленно призывать отошедшую душу со всей благосклонностью и всей духовной лаской, на какую только способен. Если оператор вдохнёт в усопшую душу сильную любовь или великое уважение, если в помысле, который он ей магнетически передаёт, он сможет убедить её, что ей ещё необходима жизнь и что ей ещё обещаны здесь счастливые дни, она непременно возвратиться, а для простого учёного такая видимая смерть будет ни чем иным как летаргией.

Именно после подобной летаргии Гийом Постель, вызванный к жизни заботой матушки Жанны, появился с новой молодостью и назывался с тех пор Постель Воекресший, Postellus restitutus.

В году 1799 в пригороде Сен-Антуан Парижа появился кузнец, выдававший себя за адепта герметической науки, называл он себя Лерихом [Leriche] и ходил, чтобы осуществлять с помощью универсального лекарства чудесные исцеления, даже воскрешения. Одна оперная танцовщица, верившая в него, пришла однажды вся в слезах и сказала ему, что её возлюбленный умер. Господин Лерих вышел с ней и пришёл в дом умершего. Когда он туда вошёл, выходивший человек сказал ему: Зря подниметесь, он мёртв вот уже шестой час. Неважно, сказал кузнец, раз уж я пришёл, я посмотрю его. Он поднялся, увидел труп, холодный везде, кроме поджелудочной ямки, где он ещё чувствовал немного тепла. Он разжег большой огонь, начал делать растирания всего тела тёплыми полотенцами, натирать универсальным лекарством, разведённым на винном спирте (его якобы универсальное лекарство, должно быть, было ртутным порошком, аналогичным кермесу аптекарей), тем временем хозяйка покойного плакала и призывала его к жизни самыми нежными словами. После полутора часов таких процедур, Лерих представил перед лицом пациента зеркало и обнаружил, что стекло слегка потускнело. Процедуры удвоились и вскоре появились отчётливые признаки жизни; тогда его уложили в тёплую постель и спустя немного времени он полностью возвратился к жизни. Этого воскресшего звали Канди, с тех пор они жил, никогда не болея. В 1845 он был ещё жив, и проживал в доме №6 на площади Шевалье-дю-Гуэ [Chevalier-du-Guet]. Он рассказывал о своём воскрешении каждому, кто хотел его послушать, чем давал повод посмеяться врачам и обывателям своего квартала. Но этот человек смирялся подобно Галилею, и отвечал им: «О! смейтесь, сколько вам будет угодно. Но я знаю, что пришёл бы врач констатирующий смерть, было бы получено разрешение на погребение, спустя восемнадцать часов меня бы закопали, на том и конец.»

ГЛАВА 3. ВЕЛИКАЯ ТАЙНА СМЕРТИ

Мы часто огорчаемся, когда думаем, что самая прекрасная жизнь должна закончиться, и приближение к тому ужасному неизвестному, что зовётся смертью, вызывает у нас отвращение к радостям существования.

Зачем же рождаться, если так мало жить? Зачем с такими трудами воспитывать детей, которые умрут? Вот что вопрошает человеческое невежество в своих самых частых и самых унылых сомненьях.

Вот также что может смутно вопрошать человеческий эмбрион с приближением своего рождения, которое выбросит его в неизвестный ему мир, лишив его предохранительной оболочки. Исследуем же тайну рождения, и у нас будет ключ к великой тайне смерти.

Вброшенный законами природы в лоно женщины, воплощённый дух там медленно пробуждается и создаёт себе с усилием необходимые впоследствии органы, но которые, по мере своего роста, увеличивают его недомогание в его настоящей ситуации. Самым счастливым временем жизни эмбриона является то, когда под простой формой куколки, он окружён мембраной, которая служит ему приютом и которая плавает с ним в питательной и предохранительной жидкости. Тогда он является свободным и бесстрастным, он живёт всемирной жизнью и получает впечатления от воспоминаний природы, которые позже определят форму его тела и черты его лица. Это счастливое время можно назвать детством эмбрионата.

Затем следует юность, человеческая форма приобретает очертания и определяется пол, в материнском яйце происходит движение подобное смутным грёзам того возраста, что следует за детством. Плацента, являющаяся настоящим внешним телом зародыша, чувствует, что в ней прорастает нечто неизвестное, что уже стремится вырваться, разорвав её. Тогда дитя ещё более отчетливее входит в жизнь сновидений, его перевёрнутый мозг, как зеркало мозга его матери, с такой силой воспроизводит мыслеобразы, что он придаёт ими форму своим собственным членам. Его мать тогда для него является тем, кем Бог для нас, т.е. неизвестным провидением, незримым, на которую он надеется до такой степени, что отождествляется со всем, чем она восхищается. Он цепляется за неё, он живёт ею и он не видит её, он даже не может понять её, и если бы он мог философствовать, то быть может, он отрицал бы личное существование и разум такой матери, которая является для него лишь роковой темницей и предохранительным аппаратом. Однако, мало-помалу, это рабство начинает его стеснять, он волнуется, он терзается, он страдает, он чувствует, что его жизнь подходит к концу. Близок час агонии и конвульсий, его связи разрываются, он чувствует, что вот-вот упадёт в пропасть неизвестности. И это случается; он падает, его сжимает болезненное ощущение, его охватывает странный холод, он делает последний вздох, который превращается в первый крик; он мёртв для эмбриональной жизни, он рождён для жизни человека!

В эмбриональной жизни, ему кажется, что плацента является его телом, и это и в самом деле его особое эмбрионарное тело, бесполезное для другой жизни, и которое должно быть отброшено как мусор в момент рождения.

Наше тело человеческой жизни это вторая бесполезная оболочка в отношении третьей жизни, и поэтому мы её сбрасываем в момент нашего второго рождения.

Человеческая жизнь по сравнению с жизнью небесной воистину является эмбрионатом. Когда злые страсти нас убивают, природа производит выкидыш, и мы рождаемся для вечности преждевременно, что нас подвергает тому ужасному уничтожению, которое святой Иоанн называл второй смертью.

Согласно неизменной традиции экстатичных, выкидыши человеческой жизни остаются плавать в земной атмосфере, которую они не могут преодолеть и которая, мало-помалу, их поглощает и топит. Они носят человеческую форму, но всегда несовершенную и неполноценную: одному недостаёт руки, другому плеча, у этого есть только туловище, у того только бледная голова, что катиться. А подняться на небо им мешает рана, полученная во время человеческой жизни, душевная рана, которая причинила физическое уродство, и из-за этой раны, мало-помалу, всё его существование сходит на нет.

Вскоре их бессмертная душа остаётся нагой и, чтобы скрыть свой стыд, она, стремясь любой ценой создать себе новое облачение, неизбежно будет увлечена во тьму внешнюю и будет вынуждена медленно пересечь мёртвое море, т.е. спящие воды древнего хаоса.

Эти изувеченные души являются лярвами второго эмбрионата, они питают свои воздушные тела испарениями пролитой крови и бояться острия меча. Зачастую они прилепляются к порочным людям и живут за счёт их жизни, как эмбрион живёт в лоне матери; тогда они могут принимать самые устрашающие формы, представляющие необузданные желания своих кормильцев, и это они появляются под видом демонов несчастным операторам практик, именуемых чёрной магией.

Лярвы бояться света, в особенности света ума. Одной вспышки благоразумия достаточно, чтобы поразить их и заставить их броситься в то мёртвое море, которое не надо путать с озером Асфальтит в Палестине. Всё что мы здесь открыли принадлежит гипотетической традиции видящих и может быть утверждено перед наукой только именем той исключительной философии, которую Парацельс называл философией мудрости, philosophia sagax.

— «Когда вы съедите плод с этого дерева, вы будете, как боги», говорит змий.

— «Если вы съедите его, вы умрёте», отвечает 60жественная премудрость.

Итак, добро и зло плодоносят на одном и том же дереве и произрастают из одного и того же корня.

Персонифицированное добро это Бог.

Персонифицированное зло это дьявол.

Знать секрет или познать Бога это быть Богом.

Знать секрет или познать дьявола это быть дьяволом.

ГЛАВА 4. ВЕЛИКАЯ ТАЙНА ТАЙН

Великая тайна, т.е. несказанный и необъяснимый секрет, это абсолютное знание добра и зла.

Желать быть одновременно и Богом, и дьяволом это впитать в себя самую абсолютную антиномию, две самые натянутые противоположные силы; это желать заключить в себе бесконечный антагонизм.

Это выпить яд, который погасит солнца и сожжёт миры.

Это надеть пожирающее платье Дежаниры83.

Это обречь себя на самую быструю и самую ужасную из всех смертей.

Горе тому, кто желает слишком много знать! Ибо если избыточные и чрезмерные знания его не убьют, то они лишат его ума!

Съесть плод древа познания добра и зла это сочетать зло с добром и поглотить одно другим.

Это одеть маску Тифона на сияющее лицо Осириса.

Это сорвать священную вуаль с лица Исиды, это осквернить святилище.

Безрассудный, который осмелится посмотреть на солнце без тени, ослепнет и тогда солнце будет для него ночью!

Нам запрещено говорить об этом заранее, поэтому мы завершим наше откровение символом из трёх пантаклей:

Первый пантакль, белая звезда

Звезда трёх магов

Второй пантакль, чёрная звезда

Звезда зла

Третий пантакль, красная звезда

Пентаграмма удивительного Парацельса

Эти три звезды говорят об этом достаточно, их можно сопоставить с той, которую мы изобразили на обложке нашей «Истории магии» и, объединив все четыре, мы сможем взглянуть на великую тайну тайн.

Теперь, чтобы завершить наш труд, нам остаётся дать великий ключ Гийома Постеля.

Этот ключ это ключ таро. Здесь мы видим четыре цвета, жезлы, чаши, мечи, щиты или круги, соответствующие четырём сторонам света и четырём животным, или символьным знакам, числам и буквам, расположенными по кругу, затем семь планетарных знаков с указанием их тройного повторения, обозначаемого тремя цветами, чтобы обозначить мир природный, мир человеческий и мир божественный, чьи иероглифические эмблемы составляют двадцать один козырь нашей настоящей игры таро.

В центре кольца виден двойной треугольник, образующий звезду или печать Соломона, это религиозная и метафизическая троица, аналогичная природной троице всемирного порождения в уравновешенной субстанции.

Вокруг треугольника крест, который делит круг на четыре равные части, также символы религии, объединяющиеся с линиями геометрии, вера, дополняющая знание и знание, наделяющее веру смыслом.

С помощью этого ключа можно сравнивать всемирный символизм древнего мира и установить поразительные аналогии с нашими догматами. Также узнаётся, что божественное откровение является постоянным в природе и в человечестве; почувствуется, что христианство привнесло во всемирный храм только свет и тепло, заставив спуститься туда дух любви, который является жизнью самого Бога.

ЭПИЛОГ

Слава тебе Боже, ибо ты призвал меня к этому великолепному свету. Ты есть верховный разум и абсолютная жизнь тех чисел и сил, что тебе повинуются, чтобы наполнить бесконечность неуничтожимым творением. Математика тебя доказала, гармония тебя воспевает, формы проходят и тебе поклоняются!

Авраам знал тебя, Гермес тебя предвидел, Пифагор вычислил твои движения, Платон воздыхал о тебе всеми грёзами своего гения; но только один посвятитель, один мудрец заставил тебя презреть на детей земли, только один смог сказать о тебе: «Отец мой и я одно»; слава же ему, ибо вся его слава тебе!

Отче, знаешь, тот кто пишет эти строки много 60ролся и много страдал; он перенёс бедность, клевету, осуждение, тюрьму, оставленность теми, кого он любил, и, однако, никогда он не был несчастным, ибо с ним оставались, для умиротворения, истина и правда!

Ты один свят, Бог истинных сердец и праведных душ, и ты знаешь, считал ли я когда-либо себя чистым пред тобою; я был, как и все люди, игрушкой человеческий страстей, потом я их победил, или, скорее, ты их победил во мне, и ты мне дал, чтобы мне отдохнуть, глубокий мир тех, кто ищут и домогаются только тебя.

Я люблю человечество, потому что люди, пока они не безумны, никогда не бывают злыми, кроме как по заблуждению или по слабости. Они по природе любят добро и этой любовью, которую ты им дал как поддержку среди их испытаний, они должны прийти, рано или поздно, к культу правды через любовь к истине.

Пусть теперь мои книги идут туда, куда твоё Провидение их направит. Если они содержат слова твоей мудрости, они будут сильнее забвения, если же наоборот, они содержат только заблуждения, то я по крайней мере знаю, что моя любовь к правде и истине их переживёт, и что, таким образом, бессмертие сможет собрать устремления и желания моей души, которую ты создал бессмертною!

Элифас Леви.

ПРИЛОЖЕНИЕ

ЗАМЕТКИ О КАББАЛЕ, которые были опубликованы или должны были быть опубликованы в Философском или Религиозном Обозрении

В середине XVII века, в городе Севилья, жил один врач по имени дон Бальтазар Оробио[52]. Это был добросовестный человек с несгибаемой логикой; слушая проповеди против ересей и размышляя над главным доводом католических богословов единственность откровения, авторитет древней веры, кощунственная дерзость новаторов он, вопреки себе, стал ловить себя на мысли, что и иудаизм может потребовать для себя и применить в свою пользу всю силу подобных рассуждений. Тогда он со всей серьёзностью изучил иудейские догматы и был поражён, найдя там столько простоты и величия. Он слышал о силе мученичества. Надо верить, говорили ему, людям, которые гонимы и которые убиваемы за свою веру; и он подумал, а сколько евреев в средних веках было ограблено, замучено, убито, сожжено. Он почувствовал себя покорённым и растроганным упорством и мужеством этого работящего и непобедимого народа; он не смог скрыть чувств, которыми восхищалась его совесть; на него донесли инквизиции и его заключили в темницу. Истязания, которым он подвергался на протяжении трёх лет заключения были таковы, что у него помутилась память и часто он спрашивал себя: «Я ли дон Бальтазар Оробио?» Однако он сохранил достаточно силы воли, чтобы хранить полное молчание относительно своих религиозных убеждений: «Я рождён в лоне католической религии, говорил он, и я всегда исполнял свои обязанности. Мне нечего больше вам сказать». Наконец, он вышел из тюрьмы, больным, искалеченным, но евреем в сердце, евреем со спокойным и глубоким убеждением, евреем как пророк и мученик ветхого закона. Как только он смог усыпить бдительность своих преследователей, он отправился в Амстердам, где принял, вместе с обрезанием, имя Исаак; затем он описал с великой тактичностью и приличием о мотивах своего обращения в религию наших отцов.

Книга Оробио является одной из самых интересных, к которой могут обратиться те, кто занимаются религией не с предвзятой точки зрения или из корыстных побуждений; она была издана на латыни в 1687 году, вместе с богословским опровержением Филиппа Лимборша под заглавием: Philippi a Limborch arnica collatio сит erudito Judoeo; французский перевод под заглавием «Отмщённый Израиль» был выполнен одним евреем по имени Генрикез с испанской версии и был издан в Париже лет десять назад. Аргументы Оробио имеют большую силу. «Как, говорит он, Бог Моисея, который превыше всего предупреждал свой народ от идолопоклонства, и не позволял евреям делать человеческие изваяния, как этот Бог может сделать их ответственными за то, что они не поклонились ему, когда Он явился в образе и со всеми немощами человека? Моисей ясно сказал: Придёт пророк подобный мне; но разве не было бы богохульством на свой собственный закон, если бы он сказал: Придёт пророк, но не подобный мне, а подобный Богу? Человек, который будет Богом! Только Бог есть Богом, ответил Израиль в один голос, и никто не подобен ему! Как премудрость могла спуститься до игры слов и до загадочных обещаний осуществить их в смысле совершено противоположном естественному значению её слов? Как! Царь Спаситель, обещанный нашему народу, стал рецидивистом, отправленным на смерть, чтобы оспорить предписания, что дал нам Моисей, как неизменные и вечные? Неужели обещанный Израилю Спаситель стал тем, во имя которого Израиль был рассеян среди народов и ввергнут в агонию, продолжающуюся семнадцать или восемнадцать веков, и всё это потому что Израиль не догадался о том, что его религия, кажется, сделала всё для того, чтобы его скрыть? Разве этот Мессия должен был нас предать нашим врагам, и разве именем того, кого вы называете Спасителем, мы были обречены на гонения, которые, рано или поздно, приведут к бунту всего человечества. Но вы сами, разве он вас освободил, когда, из-за разногласий в толковании его закона, который вы пытаетесь сделать более понятным, вы режете друг друга? Вы говорите, что Христос пришёл низвергнуть царство дьявола и основать на земле духовное царство любви; именно таким образом вы толкуете обещанные пророками победы и царство вашего Мессии. Но кто же, как не вы основали царство дьявола? Разве сказано у Моисея об этом нечистом, тираничном и богохульствующем призраке? Сатана, упоминаемый в книге Иова, появляется там в кругу сынов Бога, и даже получает от Бога задание испытать Его раба[53]. Где ещё можно найти, кроме как не в христианстве этот страшный догмат о необъятном царстве тьмы и зла, об аде, который, определённо, поглотит подавляющее большинство людей, после тех условий, что вы на них наложили? Какова же среди вас, при последнем анализе, религия большинства, т.е. главенствующая религия, т.е. истинная и единственная религия? Спросите об этом у вечного эха отчаянья вашего ада, полного скрежета зубов и плача! Как! И это после того, как ваш Спаситель разрушил царство дьявола! Кажется, согласно вам, смысл слов в вашем богословии, как и вашем толковании наших пророчеств, что разрушать означает на самом деле основать или сотворить, как и спасать означает потерять, как прощать и любить означает проклинать и отправлять на костёр. Таким образом, мы никогда не прислушиваемся друг к другу, и используя одни и те же слова на самом деле мы говорим на разных языках.

Что касается царства любви, где оно на земле? Пусть покажут нам его. Может оно в Риме, откуда ежедневно исходят отлучения и анафемы? Может оно было в противоположных лагерях православия и сект во время долгих ужасов ваших религиозных войн? Может оно было в сердцах тех крестоносцев, которые, прежде чем вступить на Святую Землю, принесли в дома евреев убийство, разорение и грабёж? Может оно в казематах инквизиции? Любовь! Но где находиться в вашей истории то место, чтобы вписать её имя между кровавыми пятнами, которыми вы покрыли её страницы? Ибо не только против нас одних вы были убийцами и палачами: несчастные безумцы! Вы резали и сжигали друг друга во имя Бога мира, и это под предлогом религии, целиком состоящей из прощенья грехов и любви! О, не рассуждайте больше над нашими пророками! Скажите прямо, что вам нравиться верить безрассудно в то, во что вам хочется верить, и что вы убиваете или бросаете в тюрьмы тех, кто верит иначе, чем вы. Будьте последовательны и непротиворечивы самим себе, распространяйте или защищайте свой догмат об отлучении и об аде под страхом; но не говорите больше о любви».

Филипп де Лимборш ответил или думал, что ответил на страстные аргументы Оробио нескончаемыми хитросплетениями схоластического богословия; достаточно будет сказать, что его ответ вызывает скуку и ничего не доказывает. Дабы опровергнуть этого пылкого и слишком справедливого противника христианства, надо было бы занять его тактику и сразиться с ним его собственным оружием. Чем языки пламени в комнате тайной вечери менее правдоподобны, чем громы и молнии Синая? Чем истязания евреев были более жестокими, чем избиение камнями пророков? Разве христианское крещение не предпочтительнее вашему болезненному и нелепому обрезанию? И если мы должны оплакивать наши преступления против любви, то разве наши ошибки делают вас лучшими? Вот что можно было бы ответить всем евреям вообще; но Оробио в частности, можно было бы сказать: Уверены ли вы, что вы взошли к истинной материнской религии, к той вере, которая навсегда примиряет разум с верой? Разве догматы Моисея такие простые, как вы в то верите, и разве не скрывается в них ни нелепостей, ни тайн? По крайней мере, уверены ли вы, что проникли всю их глубину? Какова же та непередаваемая и невыразимая Шема[54], что является ключом к своду вашего святилища? Что означают эти странные сосуды, эти причудливые светильники, эти чудовищные фигуры херувимов или сфинксов с телом быка и головой орла или человека? Что за философия скрывается за восточными сказками книги Бытия? Что это за женщина, привлечённая к дереву соблазнами змея? Иероглифы Египта и символические рисунки Индии, разве они не учат нас чемуто? Пророк с Синая, разве не был он посвящённым Мемфиса? И если бы волей случая ваш верховный учитель не стал бы перебежчиком из древних храмов и сектантом, отделившимся от древней и первичной мировой религии, чем стали бы ваши Шамеш, Тефилин[55], Мезуза[56] и Шема? Чем стал бы ваш якобы священный символ, ваше кровавое и достойное сожаления обрезание? Вот вопросы, которые, несомненно, потревожили бы сознание Оробио в его мирном вероисповедании иудаизма; но время ещё не пришло, чтобы их задать и их понять.

Ещё за столетие до Оробио, один человек горячей веры и большой учёности нашёл ключ ко всем религиозным тайнам, и опубликовал одну книжицу, озаглавленную: Clavis absconditorum a constitutione mundi Ключ к вещам, сокрытым от сотворения мира. Этот человек был просвещённым гебраистом и каббалистом; его звали Гийомом Постелем. Он верил, что нашёл истинное значение тетраграммы в иероглифической книге, предшествующей Библии, и которую он называл книгой Бытия Еноха, чтобы, несомненно, скрыть её настоящее имя от невежд; ибо на кольце символического ключа, изображение которого он дал, в качестве оккультного объяснения своего уникального труда, он также начертил его тайную четверицу:

образующую таким образом одно слово, которое, будучи прочитано слева направо[57], начиная снизу, даёт РОТА, начиная сверху ТАРО, и даже тарот, если повторить на конце начальную букву, чтобы чётко обозначить круг, и которое, будучи прочитано справа налево, т.е. как принято в еврейском, даёт ТОРА, тайное имя, которое евреи дали их священной книге.

Сопоставим с этой загадкой Постеля замысловатые наблюдения Курта Гебелина, представленные в шестом томе его «Monde primitive» [первобытный мир], относительно одной книги древних Египтян, сохранившейся до наших дней под видом пустой игры в карты: исследуем таинственные фигуры этих карт, первые двадцать две из которых, очевидно, являются иероглифической азбукой, в которой символы объясняются числами, вся колода которых разделяется на четыре десятка, каждый из которых сопровождается четырьмя фигурами четырёх цветов и четырёх различных символов, и у нас есть полное право спросить себя, не является ли цыганское таро книгой Бытия Еноха, таром или ротой или торой Гийома Постеля и его посвятителей, истинных еврейских каббалистов! Если, сомневаясь в этом, мы посмотрим на замысловатые неясности Зогара, великой священной книги высшей Каббалы, то наши догадки вскоре превратятся в определённость, когда мы поймём, что йод, десятая и главная буква еврейского алфавита, всегда рассматривалась мудрыми каббалистами как символ начала вещей, изображаемый египетским фаллосом и жезлом Моисея; что хе, вторая буква словаיהרה и пятая азбуки, есть изображение пассивного и демонстративного активного начала, и соответствует чаши или ктеису древних священных иероглифов; что вау, третья буква тетраграммы и шестая азбуки, означает крюк, сплетение, притяжение, и соответствует иероглифическим знакам меча, креста и лингама; наконец, что хе, повторенное на конце тетраграммы, может быть изображено кругом, получающимся из наложения двух чаш, прямой и перевернутой[58]. Таким образом, мы имеем ключ к четырём символам нашего таро, первый из которых представляет пустившую почки палку, второй царскую чашу, третий меч пронзающий корону, и, наконец, четвёртый круг, заключающий в себе цветок лотоса.

Нам остаётся, дабы полностью посвятиться в тайны книги бытия Постеля, хорошенько узнать и понять ряд абсолютный богословских и философских идей, которые древние связывали с десятью первыми числами. Здесь Пифагор созвучен с хранителями секретов Моисея, ибо они оба черпали из одних источников; и мы нашли, что в четвёрке секретных символов высшей Каббалы выражаются точно те же доктрины, что и в иероглифах Египта и в священных символах Индии. Фаллос, ктеис, лингам и жизнь; скипетр Осириса, чаша или цветок Исиды, лингам Гора и колесо Гермеса; процветший жезл Аарона, гомор манны, жертвенный меч и сосуд подношений, патриарший посох, комната причастия, крест и божественная просвира, все религиозные символы соответствуют четырём иероглифическим символам таро, которые являются иератическим объяснением четырёх букв великой божественной тетраграммы.

Что больше всего привлекло внимание Курта Гебелина, когда он сделал своё открытие в отношении таро, так это иероглифы двадцать первого листа, который носит в качестве заглавия слово Мир. Эта карта, которая не что иное, как тот самый ключ Гийома Постеля, представляет голую истину и торжествующую посреди короны, разделённой на четыре части четырьмя цветками лотоса. В четырёх углах карты можно видеть четырёх символичных животных, которые есть анализ [разложение] сфинкса, и которые святой Иоанн позаимствовал у пророка Иезекииля, как и Иезекииль сам позаимствовал их у буцифального сфинкса Египта и Ассирии. Эти четыре фигуры, которые наше предание, непонятое даже Церковью, дало также в качестве атрибутов нашим четырём евангелистам, представляющим четыре элементарные формы каббалы, четыре сезона, четыре металла, и, наконец, также четыре таинственные буквы ТОРЫ евреев, колеса Иезекииля РОТЫ и ТАРОТа, что, согласно Постелю, есть ключ к вещам сокрытым со времён сотворения мира. Следует также заметить, что слово тарот состоит из священных букв монограммы Константина: греческое ро, пересечённое тау между альфой и омегой, выражающими начало и конец. Расположенные таким обра30м, это слово аналогично INRI франкмасонов, два I которого выражают равно начало и конец, поскольку в каббале йод и все его производные являются символами фаллоса и творения; начало и конец выраженные таким образом одной и той же буквой, дают идею вечного начала божественного цикла, и этим INRI есть более значимым и более высшим посвящением, чем ТАРОТ.

Если сопоставить с этими открытиями иероглифическую форму креста древней Церкви, можно поразиться другим аналогиям. Первые христиане намеренно составляли кресты из четырёх секторов круга: я видел один такой, у которого было десять ветвей, исходящих одна из другой, и четыре реки у его корня; его копию можно найти в латинском труде Босиуса о торжестве креста. Первые кресты были без Христа, и имели на себе порою изображение голубя с надписью INRI, чтобы дать понять, что в этой надписи имеется скрытый смысл, и что искать его надо в Святом Духе. Часто также по четырём сторонам креста располагались четыре каббалистических животных, являющихся, таким образом, философским знаком четвёрки. В то время, знание любой тайны называли гнозисом, но её секрет должно было хранить нерушимо, и её профанация несколькими гностикамиотступниками привела к тому, что официальная Церковь утратила каббалистические ключи к своему собственному святилищу.

Те, кто сомневаются в том, что мы здесь выдвигаем, могут прочитать гностические и, в то же время, православные писания святого Дионисия Ареопагита, святого

Иринея [Лионского], Синезия и Клемента Александрии־ ского. Но, даже не выходя за рамки святого писания, они найдут в Апокалипсисе совершенный магический и каббалистический ключик, который, кажется, был построен на числах, символах и иероглифических фигурах таро.

Там действительно можно найти скипетры, чаши, мечи и короны, расположенные точным числом и соответствующие друг другу священными дюжинами и седмицами; там можно найти четыре царя четырёх сторон света и четыре всадника, фигурирующих в наших картах; там можно увидеть окрылённую женщину, Слово в царских одеждах, затем в облачении понтифика с многочисленными диадемами на тиаре. Наконец, ключ Апокалипсиса, который есть видение неба, тождественен с числом таро двадцать один и представляет нам престол, окружённый двойной радугой, а по четырём углам этой короны четыре священных животных каббалы. Эти совпадения, если это совпадения, слишком уж уникальные, и предоставляют много пищи для размышления.

Воодушевлённый своей работой, Постель наивно полагал, что его открытие примирит религии и даст в будущем спокойствие мира. Тогда он написал свой «Трактат о всеобщем согласии», свою книгу «Разумное основание Святого Духа», и обратился к отцам собравшегося в то время церковного собора в Тренте со своим «Ключом к вещам сокрытым от сотворения мира». Послание, что он им направил, любопытное: он откровенно позиционирует себя пророком, и заявляет своим епископам и своим богословам, что их анафемы уже не в моде, поскольку все люди должны быть спасены (ибо такой вывод он сделал из единства и вечности аналогического и рационального откровения в мире).

«Я вам пишу, говорит он, эту истину, отцы мои, дабы вы перестали терять своими анафемами тех, которых ради Христос принял смерть; ибо Он сам действует во всех и каждом, обучая их светом их совести, так чтобы, прославив истину, они сами служили закону. Откройте глаза, отцы мои, братья мои, дети мои; и смотрите как, из-за вашего неблагоразумия, вы превратили искупление Спасителя в бойню человеческой природы![59] Святое Письмо никогда не оглашало анафемы против тех, которые удалялись от него. Оно обещало, и это правда, посвящение всем, но оно также и говорило: «во всяком народе творящий добро приятен Богу»[60]. Так не видите ли вы что вы наложили на христианство условие более нетерпимое, чем в иудаизме?»

Отцы собора даже не оказали Постелю чести своим ему осуждением. Его книга и его письмо сочли за труд сумасшедшего и оставили без ответа. Только гораздо позже, наш богослов, сделав несколько предложений по поводу искупления рода человеческого, кажущегося инославным, был заключён в монастырь. Постель умер с убеждением, что он воскрес для того чтобы заставить понять людей его великое открытие ключей к оккультному миру и к тайнам тетраграммы; ибо ему казалось невозможным, чтобы такое откровение полностью было потеряно для будущего.

Постелю повезло, он не поплатился за своё открытие, как поплатился за своё один более великий шестнадцатью веками ранее. Нет сомнений в том, что секреты высшей каббалы были утеряны Синагогой, когда Иисус Христос их нашёл, как то признаёт еврейский автор «Sepher Toldos Jeschu». Католическое учение целиком вышло из каббалы, но под каким количеством покрывал и в каких странных модификациях! Множественность лиц в едином Боге вышла из трёх первых букв тетраграммы, только в качестве Сына взята буква хе, дабы не обожествить матерь, которая должна оставаться человеческой, и которая позже, согласно предвидениям Постеля[61], кажется, поглотила в себя всю славу других лиц. В Зогаре, мы видим божественную мать, второй замысел Элоимов, соучаствующей в творении, которое было бы невозможно без неё. Это она успокаивает и усмиряет суровость отцовского йода; это она противополагает воду огню, и милость гневу. «Огонь, говорят авторы Зогара, вырвался из божественного йода, как змей, и он собрался было поглотить землю в своё лоно, когда божественная мать (да будет благословенно имя её) навела воды и заставила шествовать освободительные волны по горящей земле змея». Здесь, мы вспоминаем, что Мария, на еврейском, означает море или соль моря, и мы понимаем почему её изображают с полумесяцем под ногами; ибо каббалисты говорят, что луна это образ божественной ктеис, тетраграмматической хе, материнской силы Элоимов, и мы больше не удивляемся той необъятной славе, приписываемой простой смертной, которая своим непорочным зачатием, поднялась по ту сторону начала времён. Сын отдал честь своей матери своим рождением, и мать Сына вечного должна быть вечной, как и Он. Всё в нашем культе напоминает числа Пифагора, тройка божественных лиц, четвёрка евангелий, семёрка даров Духа Святого и таинств, священная десятка заповедей. Двенадцать патриархов и апостолов, отвратительное создание манихеев ад, как противовесо небу не что иное, как чрезмерное осуществление уравновешивающейся двоицы Зороастра, изображённой в каббале Зогара двумя стариками, один из которых является тенью другого, Макропрозоп и Микропрозоп[62], тень человечества, окутывающая Бога, и свет Бога, просвещающий человечество, так что Бог кажется нам небесным человеком, тогда как человек земным богом. Таким образом, за всеми кажущимися нелепостями догматов скрываются высшие и древние откровения мудрости всех времён, и именно поэтому христианство, обогащённое столькими трофеями, превалирует над иссохнувшим и обеднённым иудаизмом, который больше не понимает аллегорический смысл даже своего ковчега и своего золотого подсвечника. Но насколько прекрасны и драгоценны сокровенные богатства всеобщего и каббалистического учения, настолько жалки материалистические толкования, даваемые в наши дни этим тайнам. Отрицать древнее учение легко; но оно отвергает это отрицание самим фактом своего существования. Так что же нужно сделать, чтобы победить этого сфинкса современности? Надо объяснить его загадку и разоблачить его ему самому; надо вернуть науке тот дух, что наделяет смыслом даже заблуждения веры, и вернуть чувствам единственное, постоянное и всеобщее откровение в человечестве. Это откровение это аналогия, объяснённая Словом, это природа, непрестанно разговаривающая с разумом, это математическая гармония вещей, доказывающая нам, что часть пропорциональна целому, и что целое, необходимо неограниченное в абсолюте, нуждается, не объясняя её, в гипотезе бесконечного.

Именно на необъятном поле этой гипотезы человечество непрестанно расширяет круг своих познаний и отодвигает, через завоевание знания, границы царства веры. Итак, чем становиться вера перед этой всегда захватнической отвагой? Вера это та уверенность, что толкала Христофора Колумба вперёд, когда Америка убегала от него; это вера в неизвестные части целого, существование которого нам доказывают известные части; ясно видно, что это не может быть отрицанием разума; ясно видно также, что предмет веры необходимо гипотетичен по своей форме, поскольку одно только знание может формулировать, определения же веры есть путаница знания и веры. Настоящее дело веры состоит, таким образом, лишь в соединении нашего ведения с нерушимым и всеобщим разумом, который исключает из империи первопричин всякую чудовищность и всякую ложь. Быть разумным необходимо предполагает разумное основание, это основание это абсолют, это закон; он есть потому, что он есть. Сам Бог, некоторым образом как его предполагают, не может существовать без разумного основания; только безумие может дать в качестве причины нерушимого закона самодержавие личное, произвольное и необъяснимое. Бесстрастное, незаслуженное и безответственное верховенство Бога было бы самой высшей несправедливостью и самой возмутительной нелепостью; так что такое Бог для нас? Бог это неопределённое понятие верховной личности. Для догматических религий это нечто другое, а именно, для них Бог это первое и последнее определённое гипотетического мира; но всякий раз как Бог становится определённым, он становиться конечным, и над его культом и его проявленными алтарями, всегда для неустанных устремлений человечества, ещё грядёт культовый алтарь без формы, и надпись без имени, которую афиняне поместили на самом божественном и самом философском храме: «Неведомому Богу».

О РЕЛИГИИ С КАББАЛИСТИЧЕСКОЙ ТОЧКИ ЗРЕНИЯ

Религиозное чувство существует в человеке.

Природа ничего не делает без цели и не создаёт потребности без надобности.

Религия, таким образом, есть нечто реальное. БЫТИЕ ЕСТЬ БЫТИЕ.

Слово Бог выражает неизвестный сам по себе идеал, но слишком известный через различные идеи, которые люди о нём составляют. Над всеми этими идеями, 60лее-менее мудрыми, господствует одна о верховном уме и первичной власти. Абстрактная идея о существовании математических законов, которые управляют мировым движением, опечаливает великое число умов, которые, видя ,что человеческая воля некоторым образом участвует в необъятном механизме, составляющем вселенную, находят этот механизм, каким бы великим он ни был, ниже человека, если он сам не имеет сознания. Здесь останавливается наше универсальное чувство [религиозное], остальное делает воображение. Одни делают Бога безличным, другие многоличным; науке остаётся принять, что Бог это вероятно крайне необходимая гипотеза о верховном сознании в математике бесконечностей.

Мы сказали вероятно крайне необходимая, чтобы уважить свободу сознания искренних атеистов; но каббала, матерь точных наук, не допускает сомнения, когда она уполномочивает какую-либо гипотезу; и отталкиваясь от самого существования религиозного чувства и от имени, выражающего для всех народов и для всех людей это незримое и бесконечное бытие; каббала, говорим мы, сделала чёткий вывод о его необходимом существовании, потому что Слово свидетельствует о его бытии, как отражение [в зеркале] свидетельствует о теле.

Человек не может понять Бога иначе как бесконечного или, скорее, неопределённого человека; ибо где он возьмёт термины сравнения для другого образа божества? Поэтому, все, кто пытаются определить и персонифицировать Бога, впадают неизбежно в антропоморфизм и, как следствие, в идолопоклонство.

Вот почему каббалисты отличают реальное бытие Бога от его идеи у человека, и лишь этой человеческой идее они дают имя Иегова или Адонай. Что же касается верховной реальности, то она для нихnon ens,непостижимая, неизречённая, неопределённая. Впрочем, оценивая, как мы сказали, божественные реальности по их отражениям или по их теням в человеческом уме, они думают, что эта тень или это отражение предоставляет нам все божественные понятия в противоположном смысле, но что знание должно их исправить, чтобы прийти к гармонии, проистекающей из аналогии противоположностей.

Такое суждение о низменных вещах, через антитезис, является одним из великих секретов каббалы и одним из оккультных ключей экзегетики. Этот ключ представлен двумя треугольниками, один правильный и другой перевёрнутый, образующими шестиконечную звезду таинственной печати Соломона. Каждый из этих двух треугольников, взятый отдельно, представляет неполную и, как следствие, в корне лживую идею об абсолюте; только союз двух являет истину.

Применим это к ведению Библии. Откроем, например, первую главу книги Бытия. Мы находит там историю творения мира за шесть дней. Перевернём смысл, возьмём антитезы; мы получим творение Бога за шесть ночей. Это требует объяснения. Бог, говорит нам книга Бытия, создал человека по своему образу, а философия показывает нам, что человек также создал Бога по своему подобию. Итак, этот философский факт послужил основой теургическому утверждению прямо пропорционально аналогии противоположностей. Прогресс, наблюдаемый в человеческом духе, попыток сформулировать Бога открыл Моисею, через антитезу и через аналогию противоположностей, последовательные периоды творения. В двух словах: не имея возможности судить о Боге иначе как по его образу в человеческом уме, Моисей последовал всем контурам этого образа и перерисовал его мысленно. Именно так он дошёл до своей космогонии, через изучение всеобщей теогонии.

Первая глава книги Бытия, каббалистически обращённая, даёт краткое ясное изложение всеобщей теогонии и её постепенного рождения в человеческом уме. Само по себе, это изложение выглядело бы нерелигиозным и представляло бы божество как выдумку человека. Текст Моисея, взятый отдельно, походит на сказку и смущает разум. Но, когда объединить две противоположности, когда образовать из двух треугольников звезду, можно поразиться находимой там истине и свету. Каждый может прочесть этот текст в Библии, и вот его инверсия, точнее, первой его главы.

ОККУЛЬТНАЯ КНИГА БЫТИЯ.

Глава первая.

«Извечно необъятность неба и протяжённость земли создавали в человеке идею о Боге.

Но эта идея была неопределённой и неясной, она была маской тьмы на необъятном призраке; и дух человека бороздил по своим концепциям, как по водам.

И сказал человек: Да будет верховный ум! И стал верховный ум. И человек увидел, что эта идея была прекрасной и он отделил дух света от духа тьмы; он назвал дух света Богом; дух тьмы дьяволом, и он создал царство добра и царство зла. Была первая ночь.

И сказал человек также: Да будет непреодолимое разделение между мечтами неба и реалиями земли! И человек сделал разделение, и он отделил вещи вверху от вещей внизу, и стало так. И человек назвал своё воображаемое разделение небом; и был вечер и было утро: вторая ночь.

И сказал человек: Отделим в нашем культе массы туч от сухого понимания неба. Он дал небу без вод имя отца; а массам туч имя матери. И увидел человек, что это прекрасно, и он сказал: Да прорастёт на небе всякая растительность символов, где догматы выходят один из другого, как семя из травы, и трава из семени.

Насадим яблочный сад с плодами тайными и всегда восстанавливающимися. И небо произрастило символы, как траву, и тайные деревья заплодоносили. И увидел человек, что это прекрасно. И был вечер, и было утро: третья ночь.

Сказал также человек: Да будут таинственные светила на моём небе, и да разделяют они знание от невежества, день от ночи! И стало так; и человек сделал два 60жества великолепных: одно большое для посвящённых, другое меньшее для простаков, и маленьких богов, многочисленных как звезды. И он поместил их на задворках своего неба, чтобы быть царями земли и создать различие между знанием и невежеством, между днём и ночью. И увидел человек, что это прекрасно, и был вечер и утро. Это была четвёртая ночь.

Сказал также человек: Да породят тучи драконов летучих и зверей фантастичных. И породили тучи чудовищ, дабы пугать детей, и дьяволов крылатых; и благословил их человек, сказав: Растите и умножайтесь, и наполняйте небо и землю; и человек помещал по очереди на алтари всех животных земли. И был вечер, было утро, и была пятая ночь.

Так, поклонялся человек животным и пресмыкающимся всех родов; и увидев, что это ему удаётся, он сказал: Сотворим Бога по образу нашему, по подобию нашему, и да будет он царём левиафанов мифических, чудовищ небесных и великанов пекельных. И сотворил человек Бога по своему образу и подобию. Сотворил он его по подобию человека, и он благословил его, говоря: Расти и умножай свои образы; я даю тебе царство неба и обитель земли. И было так; и увидел человек всё, что он создал, и вот, великолепно. И был вечер, и было утро: шестая ночь.»

Об этом оккультном Бытии думал Моисей до того, как написать своё, и вот как он должен был рассуждать.

Материя есть внешняя форма духа. Ум действует на неё, и она действует на ум. Возникает гармония из аналогии этих двух противоположностей.

В духе человека, борющегося против материи, законы прогресса аналогичны законам движения и прогресса в самой материи.

Таким образом, сотворение мира вне Бога должно быть аналогичным сотворению идеи о Боге в человеке.

Так например, взяв в качестве основания счисления священную тройку и её удвоение, которое выражает её мираж, Моисей написал свою космогонию шести дней, аналогичную шести великим ночам человеческого посвящения во все религиозные тайны.

Этот ключ к откровению есть также ключом ко всем религиозным культам и к их влиянию на цивилизации и на человеческие судьбы.

Мы собираемся разъяснить:

Признав действие мысли на форму и, в силу реакции по аналогии, формы на мысль, должно заключить, что внешние объекты действуют на человека или воздействуют на него настолько, насколько он может действовать на них. Человек построил храм согласно своему 60жественному идеалу; затем сделанный им храм впечатлил его так, что он не смог войти в него, не воззвав к своему Богу. Неопределимый идеал обрёл тело, форму, и он стал видимой реальностью, осязаемой для человека. Можно ли сказать, что он обманул себя? Да, несомненно, во всём том искажённом, что форма выражает в его идеале, но не в том, что она осуществила из совершенства и истины.

Именно так религия создавала культы, а культы создают почитание [набожность], являющееся силой религии.

Религиозные церемонии есть практики высшей каббалы, и магия запрещается не столько из-за её опасности, сколько из-за власти, которую она может дать практикующим её.

Практика это Слово в действии. Практикующий человек становиться, волей-неволей, преданным доктрине, ритуалы которой он практикует.

Если Юлиан смог отказаться от христианства, так это потому, что он никогда не практиковал его добровольно, и по этой же причине он отдался во власть эллинских церемоний. Церковь хорошо знает эту силу, и поэтому внутренними чувствами она занимается, как кажется, меньше, чем внешними практиками. Исповедуйтесь, говорит она, и ходите на богослужения, остальное придёт само.

Известно, что сектанты чёрной магии вызывали и видели дьявола, давая тем самым тело и реальность даже абсурдному идеалу. Достоверные дела многочисленных судебных процессов по магии не позволяют нам в этом усомниться.

Экзальтация, производящая видения, заразна и передаётся со скоростью электричества всем тем, чья сила разума не стоит на страже против этого природного влияния. Вот как объясняются явления так называемых духов Америки. Также серьёзные богословы, разве все они согласны, чтобы объявить, что видения ничего не доказывают в области доктрины. Это заявление учителей должно было бы заставить простых людей быть на страже против надприродных откровений и пророчеств, основанных на видениях.

Великий и неудачливый император Юлиан имел несчастье серьёзно верить в своих богов, основываясь на вере в видения, которые ему обеспечивал Ямвлих и Максим Эфесский. Это полностью еврейское или христианское легковерие отдало его на милость новых рвений, 60лее сильных и более универсальных, чем его: он был увлечён и опрокинут этим потоком.

О святом короле Луи рассказывают нечто, что даёт ему много чести. Однажды его спешно искали, чтобы пригласить стать свидетелем чуда, случившегося в его часовне. На просвире появился лик Христа, и Он явил себя множеству свидетелей. «Зачем мне идти? сказал святой Луи. Я верю в реальное присутствие Иисуса Христа в просвире, потому что я Его там не вижу, но еели бы я Его там увидел, я больше бы не верил».

Публичное чудо есть свидетельство исступления и, как следствие, коллективного безумия; оно вызывает веру точно так же, как чума вызывает чуму. Безумие креста (это слова святого Павла) было только гомеопатическим лекарством от безумия оргий и любострастий века Калигулы и Нерона. Посты столпников были всего лишь рационально безумной реакцией на ужины Клода и пиры Тримальхиона. Святой Антоний выступал против Петрона, а то нечистое животное, которое служило ему псом, было живым сатиром римских обычаев периода упадка.

Так, Сенека на пирах Нерона, разве он не восхвалял и не завидовал сверх меры строгости Диогена, и святой Антоний в своей пустыни, разве он не грезил эпопеи опьянения и разврата, затмевающие фантазии Тигеллина[63]. Гармония является результатом аналогии противоположностей.

Исступление вызывается физическими средствами, каковыми являются: 1) продолжительное и регулярное напряжение ума; 2) пост; 3) представления и воображения; 4) музыка и песни, аналогичные объекту исступления; 5) окуривания и благовония. Пусть удивляются теперь тому, что набожные люди подвержены откровениям и экстазам. Но можно также сказать, что такими же средствами можно прийти к интуитивному видению Кишатана [Kichatan], Пимпоко [Pimpocau] или Парабавасту [Parabavastu], увидеть даже мерзкий призрак, резюмирующий собой всех ложных богов, Сатану!

Отсюда следует:

Что все культы по своей сути магические;

Что они сами собой совершают религиозное дело, т.е. творческую экзальтацию интуиций веры видений как небесных, так и адских;

Что они, в зависимости от их большей или меньшей нравственности, являются лекарством или ядом для духа.

Отсюда также следует:

Что религии без церемоний являются культами сухими и недейственными;

Что протестантство, например, может возбудить рвение лишь редко и поодиноко;

Что оно есть скорее религиозное отрицание, чем утверждение;

Что оно не обладает ни ключом к пророчествам, ни источником вдохновений, ни волшебной палочкой;

Что оно неспособно создать Бога, и, как следствие, что оно никогда не произведёт великих святых.

Отсюда видно, насколько обманываются те, кто мечтают о рациональных религиях без тайн, без мифологии и без жертвоприношений.

Они мечтают о религиях без религии.

Религия это магическое творение фантастического мира, сделанного чувственным для веры.

Это видимое осуществление ультрарациональных гипотез; это удовлетворение одной чудной потребности, общей для женщин, детей и всех тех, кто им подобен.

Если католическая религия чем-то больна, то потому, что она задалеко пошла на уступки разуму в восемнадцатом веке, и она видит лишь то, что он ей ещё оставил из чувства нетерпимости.

Те, кто хотят её очеловечить хотят её убить, и она хорошо это чувствует.

Если после неё должна прийти другая религия, она неизбежно будет более неразумной религией, и, следовательно, более сильной, как религия.

Религиозное утверждение есть антитезис утверждению разумному, и философская гармония происходит от аналогии двух противоположных утверждений.

Христианин, принимающий небо за свою единственную родину, идёт нравственно ногами кверху, а головой книзу; и именно поэтому небо становиться отражением земли.

Союз религии и философии должен свершиться именно через их отличие, которое им позволит соединиться как два треугольника звезды Соломона, как нож с ножнами, как полнота с пустотой.

Именно поэтому, духовное должно быть отрицанием мирского, и царская власть и богатство всегда будет смертью для власти жреческой, разрушая чудесное в её миссии и возбуждая недоверие и зависть у материальных инстинктов.

Именно поэтому также, светская власть покрывается насмешками, когда она вмешивается во власть духовную, поскольку она всегда будет подозреваться в корыстных мотивах. Всегда будут смеяться над учителем, который скажет: «Бог хочет, чтобы вы мне подчинялись». Но когда один человек, по-настоящему независимый от Цезаря, сказал миру: «Подчиняйтесь Цезарю!», то этому человеку поверили, в особенности, когда очевидно, что он ничего не принимал от Цезаря.

По этой же причине священники не могут жениться и оставаться священниками. Никто не пророк у себя дома, и ревнивые жёны требуют от своих мужей учитывать исповеди их соседей.

Древние маги практиковали половое воздержание. Пифагор и Аполлоний воздерживались от женщин. Даже язычество имело весталок. Именно то ненормальное и, в некотором роде, неразумное в половом воздержании, делает его религиозным по сути; мир хорошо это чувствует, ибо он хулит против полового воздержания священников, но в то же время он презирает женатых священников.

Нечто странное! Религия самый человечный из всех институтов, а философия это то, что есть действительно божественного в умственной жизни человека. Религия есть синтез страстей: алчность к бесконечному добру, тщеславие, доходящее до бреда в обожествлённом устремлении, отчаянье от пресыщения в сладострастии или от его неутоления, которое находит убежище в экстазе; особенно гордость, необъятная гордость, которая считает себя смирением перед Богом! Гордость, которая обвиняет себя в оскорблении Бога и возмущает гармонию миров! Философия, наоборот, смелая в своём сомнении, скромная в своей ярости, верит лишь опыту и не желает ничего, кроме работы. Но, мы это уже почувствовали, религия сама по себе и философия сама по себе есть два заблуждения. В основе одной лежит аскетичное самоубийство и все преступления фанатизма; в основе другой отчаянье скептицизма и отупение от абсолютного безразличия. Религия и наука, как эрос и антэрос древней мифологии, борются друг с другом, чтобы взаимно поддерживать друг друга. Понадобился успех Вольтера, чтобы побудить гордость Шатобриана, и без окончательно объяснённой Библии, мы никогда не преклонялись бы перед Гением христианства.

Движение это жизнь, и закон движения всегда толкает мнение к крайностям; но одна пословица говорит, что концы соприкасаются, и преувеличения графа Местра мало отличаются от преувеличений Марата. Ещё раздираются между Маратом и графом Местром, и смешивают, между этими двумя лагерями, в одной и той же оценке и в одном и том же безразличии, Фенелона, Винсента Поля и Вольнея. Слишком добрые и слишком сильные люди вне битвы. На истину объявлен конкурс; но все те, кто её находят, обречены на молчание, иначе всему придёт конец.

«Именно поэтому, говорил Христос, говорю притчами, дабы видя не видели, и слыша не разумели; иначе все обратятся и будут спасены.»

Таким образом, нельзя чтобы все обратились, или, переводя лучше, свернули в одно и то же время со своего пути. Нельзя, чтобы все были спасены, т.е. были вырваны, через посвящение, из борьбы противоположностей. Однако, все званные, но избранные всегда в малом числе; т.е. условия посвящения таковы, что они могут быть выполнены лишь малым числом соискателей в великом конкурсе, возобновляемом из века в век, и продолжающимся вплоть до избрания и приветствия каждого.

Ни религия сама по себе, ни наука не делают посвященных; но только союз этих двух светил, ставших единим целым. Затем посвященные создают, по своей воле, религию и науку для простых людей. С одной стороны мифы, с другой неумеренные рассуждения, посередине находиться знание веры и вера знания, обнимающиеся и объединяющиеся, чтобы управлять миром. Религия это женщина, и она господствует через поэзию и любовь. Научный прогресс это мужчина, и он должен править и защищать женщину в случае необходимости свой силой и разумом.

Те, кто занимают крайнюю и абсолютную точку зрения Вольтера в суждении о религии, должны удивляться и негодовать от того, что видят её ещё защищавмой и господствующей. В их глазах, и в самом деле, это всего лишь грубый ряд корыстной лжи и тупых практик; но они судят об этом так же плохо, как и Мария Алакок [Alacoque], если бы она ещё жила, могла бы судить о чём-то касательно науки, прогресса и свободы. Во всяком деле, надо учитывать то, что есть.

Пусть строгое пуританство философии полового воздержания не содержит в себе ничего, кроме сказок детям или приятных маленьких обманов для утоления их любопытства, пусть она негодует против кормилиц и против матерей, природа не принимает в расчёт гнев философии; но мудрец, отдав всю свою волю женскому жречеству, будет следить за выбором сказок, будет противополагать ужасным выдумкам, отрицать существование оборотней и страшилищ, и также будет тем самым препятствовать им расслабить зарождающийся разума ребёнка. Обманывать людей, чтобы их эксплуатировать, порабощать их и замедлять их прогресс, мешать, даже если это невозможно вот преступление чёрной магии; но обучать их постепенно через притчи догматов и поэзию мучеников, поднимать их души величием надежд, приводить их к мудрости посредством высоких и искренних безумий это жреческое искусство во всей своей чистоте, это магия света, это каббалистический секрет истинной религии.

Великое зло случилось с христианством. Разглашение тайн гностиками извергло гнозис, люди выбрали себе невежд в качестве поводырей; они провозгласили равенство перед верой, и слепые стали поводырями слепых, чего, не без основания, опасался Учитель. Что же случилось? То, что добродетели внизу почти невозможны вверху, вожди жречества оказались без знаний и без добродетелей, необходимых их высокому достоинству. Тогда они установили касту, чтобы поднимать исключительно друг друга, и попытались учредить древние испытания, но без последовательного посвящения; так чтобы подчинить навсегда волю посвящаемого, клерикальное образование иссушает сердца и притупляет ум. Отсюда происходят все зла религии, а затем и зла общества. Именно поэтому проповедники такие сухие и такие недейственные. Как хотите вы, чтобы они заставили любить закон, который сами они носят как иго с самого своего детства? Как будут говорить они к сердцам, они, чьи сердца обречены на вечное молчание?

Впрочем, нынешнее духовенство делает отчаянные усилия, чтобы сохранить такими, какими они когда-то были, догматы, которые восемнадцатый век разоблачил. Они не штопают платье Исиды, и божества в штопаных одеждах не вызывают доверия. Что необходимо, так это новая вуаль, и народная поэзия уже над этим трудится, ибо мир не остаётся долго без религии.

Мы говорили, что религиозные практики есть средство вызывать экстаз, и именно естественные явления экстаза простые люди принимают обычно за чудеса. Вот эти явления:

1)Нечувствительность к каким бы то ни было повреждениям и к какой бы то ни было боли;

2)Видения или более-менее сознательный сомнамбулизм;

3)Спонтанное красноречие и наитие из-за возбуждения, и установления прямой связи с общим местом мыслей других;

4)Избыток флюида, способный оказывать необычные воздействия, подобные той непосредственной передаче экстаза и всех связанных с ним явлений, как то: мгновенное излечение определённых заболеваний, кажущаяся отмена некоторых законов природы, например, тяготения, как то происходит ежедневно в Америке и в других местах, когда видят, как приподнимаются и зависают в воздухе столы, при этом их никто не касается. Известно, что подобные явления происходили во время конвульсий на погосте Сен-Медарда. Экстатичные женщины поднимались над землёй; это засвидетельствовали даже янсенисты, но они приписывали это чудо дьяволу, и в качестве доказательства приводили непристойности в этих вознесениях в воздух, когда одежды женщин, как они видели, приподнимались и снимались сами вопреки всем законам физики, при восходящем движении тела конвульсивной. Эта сложность чуда, разве не доказывает присутствие некого природного действующего начала, некой движущей силы, пущенной в ход сверхвозбуждением не только одного человека, но всего круга ревнителей? И если эта движущая сила действительно существует, если она может, при определённых обстоятельствах, уравновешивать законы тяготения, почему бы тогда экстатичные и сомнамбулы не добились бы того, чтобы естественно ходить по воде? Чудеса всегда творит только природа; фанатизм их эксплуатирует, наука их объясняет. Мудрости надлежит ими воспользоваться, чтобы привести к победе разума и прогресса.

КЛАССИКИ КАББАЛЫ. ТАЛМУДИСТЫ И ТАЛМУД.

Важность Талмуда, отрицаемая с неразумием невежеством христиан и слепо поддерживаемая простыми суевериями евреев, целиком и полностью зиждется на великих и неизменных истинах святой Каббалы.

Талмуд, чьё имя состоит из священной буквы Тау [ת] и еврейского имени [למד], означающего обучение, содержит семь отдельных частей, которые ни в коем случае нельзя смешивать: Мишна или Талмуд Иерусалимский, две Гемара или Талмуд Вавилонский, Тосефта или добавления, Барайта или приложения, Марашим[64] или аллегорические комментарии, и Аггада или традиционные рассказы.

Талмудисты, составители этого смешанного труда, принадлежали к трём классам раввинов, чей сменяющий друг друга авторитет сохранил, растолковал и прокомментировал первичные тексты. Ими были: Тенаимы или посвященные, Амораимы или простые ученики Тенаимов; затем пришли Масореты и Хахамимы, слепые сохранители текстов, систематические вычислители знаков, абсолютное значение которых они не знали, богословы, видевшие Каббалу лишь в некоторых математических играх плохо понятой Гематрии и недостаточной Темуры.

У евреев, как и у христиан, склонности официальной церкви или синагоги всегда были направлены на материализацию знаков, чтобы заместить иерархией мирских влияний иерархию знаний и добродетелей. Вот почему до прихода Христа, пророки, представляющие собой посвящение и прогресс, всегда были в открытой борьбе или в молчаливой вражде с духовенством; вот почему фарисейство времён Иисуса преследовало новую школу ессеев, основателем которой он был[65], а значительно позже противостояло учениям учеников Гилеля и Шамая. Ещё позже, Коганимы также были враждебны посвящённым иудеям Александрийской школы, и синагога Хахамимов и Масоретов не оставляла в покое Коганимов или превосходных учителей, что благодаря оккультизму, который несомненно был одним из секретных корней масонских учреждений в тёмное время средних веков. Таким образом, не у официальной синагоги нужно спрашивать ключи к высшей Каббале и скрытому смыслу Талмуда; нынешние представители древнего библейского богословия скажут вам, что Маймонид, этот великий светоч Израиля, не только не был каббалистом, но считал бесполезным или даже опасным изучение Каббалы. Маймонид, однако, почитал Талмуд и походил на тех утопистов мистиков, которые отвергают христианство, обожая Евангелие. Никогда, ни в какое время, непоследовательность не пугала человеческий ум.

Если бы Талмуд не был первоначально великим каббалистическим ключом иудаизма, то было бы непонятным ни его существование, ни традиционное почитание, предметом которого он является. В действительности, мы цитировали текст иудейского катехизиса, который должен заставить всех верующих евреев посмотреть на Талмуд, как на классическое и подлинное собрание секретных законов Иеговы, сохранённых мудростью Моисея для традиционного обучения колена [рода] священников. К тому же мы знаем, что тело этого оккультного богословия явно есть то, что все серьёзные посвящённые считают системой Каббалы. Итак, ключ к этому знанию, который один только открывает все потайные двери и позволяет проникнуть во все глубины Библии, должен равно подходить ко всем тайнам Талмуда, другой условной библии, придуманной лишь для того, чтобы испытать библейские ключи. Именно поэтому талмудисты, желавшие сделать понятным мудрецам аллегорический смысл некоторых явно нелепых высказываний священных книг, превзошли в этой самой нелепости и дали для объяснения невероятного текста совершенно невозможный комментарий. Вот один пример этого метода:

Автор аллегорической Книги Иова изображает грубую силу под образами двух чудовищ, одного земного и другого морского, одного из которых он называет Бегемотом, а другого Левиафаном. Несомненно, это не без каббалистического умысла он употребляет здесь число два или двоицу, ибо грубая сила всегда составляет самой себе конкуренцию по роковым или ниспосланным провидением законам равновесия, и точно так же, как при вечном рождении вещей гармоничных, являющихся результатом аналогии противоположностей, так и в титанических излишествах силы, гармония сохраняется или устанавливается через противоборство равных. Вот что хотел сказать автор Книги Иова, вот как талмудисты развивают эту сказку:

«Элоим позволил морю отдаться видимому хозяину, а земле отдаться царю». Это нам напоминает басню о лягушках и журавле.

«Море породило Левиафана и земля извергла из своего потрясённого лона Бегемота. Левиафан был большим змеем морским. Бегемот был быком [херувимом] с огромными рогами». Отсюда произошёл наш дьявол.

«Но вскоре Левиафан так заполнил море, что воды возопили к Элоиму, не зная где укрыться.

Земля со своей стороны восплакала от того, что стала растоптана под ногами Бегемота и лишённая им всей зелени.

Элоим сжалился и забрал Левиафана морского и Бегемота земного.

И он засолил их, чтобы сохранить [законсервировать] их аж до пиршества последнего дня.

Тогда избранные будут есть плоть Левиафана и Бегемота и найдут её вкусной, потому что это сам Господь законсервировал её и приготовил.» Где же Вольтер, чтобы посмеяться над этой чудовищной солониной, над Богом-поваром и над этим поеданием отвратительных мумий! Сначала мы согласимся с ним, что аллегории раввинов часто оскорбляют здоровый французский вкус и тот тонкий аромат литературной вежливости, который они не могут ни понять, ни догадаться. Но что скажут смеющиеся, если, в басне о Левиафане и Бегемоте, им дадут понять решение загадки о зле? Что они ответят, если им скажут, например: Дьявол христианства изображает собой слепые излишества жизненной силы, но природа сохраняет и поддерживает равновесие, даже чудовищность имеет свой смысл и рано или поздно послужит питанием мировой гармонии. Так не бойтесь же призраков. Всё, что над человеком должно быть более прекрасным и лучшим, чем человек; ниже скоты, и скотина, какой бы она ни была, должна быть помощником или пищей человеку! Малодушные дети, так не бойтесь же больше того, что дьявол вас не съест! Будьте людьми, и тогда вы съедите дьявола, ибо дьявол, т.е. дух нелепости и невежества, не может подняться выше скота. Вот что надо понимать под окончательным и каббалистическим пиром Бегемотом и Левиафаном!

Теперь представьте себе, как какой-нибудь комментатор Коганим или Масорет, буквально принимает аллегории талмуда за факты, серьёзно рассуждает о буквальной реальности, доказывает реальное существование Левиафана и Бегемота, устанавливает, например, что луна является посолочным чаном Вечного Отца, что Он может поместить туда Левиафана и Бегемота после того, как углубит её и заполнит солью и т.д. и т.п., и у вас будет представление о всём Талмуде, об этих прикрытых светильниках и наивных заблуждениях.

Первый Талмуд, единственный истинно каббалистический Мишна был отредактирован во втором веке от Р.Х. последним главой Танаимов Рабби Иехудой ха-Насси ха-Кадошем, т.е. Иудой пресвятым князем. Имена кадош и князь давались великим посвящённым в Каббалу и были сохранены среди адептов оккультного масонства и розенкрейцеров. Рабби Иехуда составил свою книгу следуя всем правилам высшего посвящения, написав её внутрь и наружу, как говорили Иезекииль и святой Иоанн, и указав трансцендентальный смысл священными буквами и числами, соответствующими Берешиту первых шести Сфирот. Мишна состоит из шести книг, именуемых Седер, порядок и содержание которых соответствует абсолютным знакам каббалистической философии, как мы сейчас то объясним.

Сфироты с божественными именами Ключ к теологическим понятия согласно евреям.

Мы уже сказали, что каббалисты не определяют Бога, но поклоняются Ему в Его проявлениях, каковыми есть идея и форма, ведение и любовь[66]; они предполагают верховную власть, опирающуюся на два закона, каковые есть спокойная мудрость и активная любовь, иначе говоря, необходимость и свобода. Вот почему они образуют первый треугольник так:

Кетер венец.
Вина ведение.	Хохма мудрость

Гдула Любовь.		Гвура Правда.
	Тиферет Красота.

Объединив эти два треугольника и скрестив их, они образовывают то, что называют огненной звездой или печатью Соломона, т.е. полным выражением богословской философии Берешит или мирового Бытия.

Именно на этой основе Рабби Иехуда установил деление своего труда. Первая книга, или Седер, соответствующая понятию Кетер, озаглавлена Зраим [זרעים] семя потому что в идее верховной короны содержится понятие оплодотворяющего начала и мирового порождения.

Вторая книга соответствует сфире Хохма; онаозаглавлена Моэд [מועד] и в ней ведётся речь о вещах священных, которые нельзя изменить, потому что они представляют собой вечный порядок.

Третья книга относится к Вина, свободе или творческой власти, она толкует о женщинах, семье и носит имя Нашйм [נשים].

Четвёртая книга, вдохновённая идеей Гвура или Правды, толкует о беззакониях и их наказаниях: её заглавие Незикин [נזיקין].

Пятая книга, соответствующая Гдула, т.е. милости и любви, имеет своим заглавием Кодашим [קדשים], и толкует о утешительных верованиях и о святом.

Наконец, шестая книга, аналогична сфире Тиферет, содержит самые сокровенные секреты жизни и касающейся её морали; в ней идёт речь об очищениях, т.е. о врачевании души, и она носит таинственное имя Техарот» [טהרות], выражающее само по себе весь скрытый смысл символических колёс Иезекииля и имени Тора, данное также в наши дни раввинами всему Писанию.

Во главу Мишны, Рабби Иехуда ха-Наси ха-Кадош положил предание древних мудрецов иудаизма. Это были пословицы и поговорки последователей Соломона,касающиеся изучения самодержавной мудрости:

«Тремя вещами, говорит Симон Праведный, поддерживается мир:

Обучением закону,

Обязанностями культа,

Делами любви.»

Вот ещё каббалистический треугольник: устойчивый закон, прогрессивный культ и любовь, которая есть общая жизнь и разум культа и закона.

Антигон сказал: «Не будьте как слуги, повинующиеся за жалование. Пусть вашей наградой будет само ваше повиновение, и пусть вам будет присуще уважение вещам высшим.»

В этом нет ничего суеверного и над этим может размышлять большое число католиков.

«День короток, говорит Равви Тарфон, работы много, а работники ленивы; они не заработают щедро цену их дня, ибо хозяин ответит за них и возместит своей активностью их безделье».[67] Обещание спасения всем; жёсткое отрицание греха и зла, ответственность

Провидения, которое исключает идею наказания во временной необходимости страдания, рассматриваемого только как стимул медлительности людей.

Акабия говорил: «Хорошенько запомни три вещи и ты никогда не согрешишь:

Откуда ты пришёл,

Куда ты идёшь,

И кому ты должен отдать отчёт».[68] Вот три вещи, которые надо знать, чтобы никогда больше не совершить преднамеренного зла.

Тот, кто хорошо знает эти три вещи, не хочет больше грешить, иначе он был бы безумен.

Тот, кто их ещё не знает, ещё не может грешить; в самом деле, как можно не исполнить долга, о котором не знаешь?

Таковы изречения, собранные учителем Иудой Святым Князем, стоят во главе книги семян или мировых начал. Он следует затем от фигурального к положительному, и ведёт речь о сельском хозяйстве. Здесь Вольней и Дюпюи в самых высоких тайнах иудейской религии отыскали календарь. И почему, в самом деле, не быть этому календарём? Разве венец Кетер не соответствует венцу года, а религиозные праздники не есть ли они видимыми виньетками этой диадемы высших верований? Но трансцендентальная философия Талмуда оставляет далеко в стороне все материализованные суеверия и верования. «Тот, кто говорит: Я хочу грешить, ведь придёт прощенный день, чтобы отпустить мне грехи, тот делает бесполезным прощенный день, и ему не будут отпущены его произвольные беззакония.»

«Грехи, ещё говорят талмудисты, когда они между людьми и Богом, Бог может отпустить им их в прощенный день; но когда они между человеком и человеком, т.е. когда они затрагивают справедливость между братьями, только человек может их отпустить, заявив перед законом, что ущерб возмещён».

Это великолепно и не нуждается в комментариях.

Такова мудрость, председательствующая на праздниках Израиля, описанная во второй книге Иерусалимского Талмуда, так тесно связанной с первой, поскольку одна ведёт речь о возделывании полей и душ, другая о культе Бога и символическом календаре.

Третья книга, или Седер, посвящена в особенности женщинам и главному началу семьи. Талмудическое право не отличает женщину от мужчины, и не пытается, через раздражительные вопросы равенства или относительного превосходства, установить в любви противоборство, которое будет отрицать и разрушать любовь; для каббалистов женщина ни равна, ни служанка, ни хозяйка, ни спутница человека; она сама человек, выражение его любящей и материнской стороны; женщина обладает всеми правами мужчины в мужчине, мужчина уважается в женщине. «Пусть же никогда человеческая глупость не разделяет того, что божественная мудрость пожелала соединить! И горе тем, кто живут одни!!!»

Вопросы раскрепощения женщины и гражданского равенства, на самом деле, являются мечтами девствующих женщин, а перед законом природы, безбрачие это чудовищность.

«О душа моей души, сердце моего сердца и плоть моей плоти, говорил со всем своим восточным красноречием один посвященный в тайны Мишны, ты говоришь о равенстве со мною! Ты желаешь стать кем-то другим, чем я сам! Ты желаешь вырвать своё сердце из моего сердца, ты желаешь сделать два из того, что было единицей; и, точно также как Бог образовал тебя из моей плоти и из кости моей груди, ты желаешь вырвать из себя без меня нечто чудовищное, чтобы тебя созерцать и меня заменить в твоём бытии! Но когда ты сделаешься моим соперником в любви, сможешь ли ты когда-либо стать мне равной в горе и в сожалениях?»

«Алтарь плачет, говорил один раввинталмудист, когда жених отделяется от своей невесты».

Четвёртая книга Мишны о несправедливостях и убытках есть сборник гражданских законов, стоящих гораздо выше всех средневековых кодексов, и именно этому секретному законодательству надо приписать сохранность Израиля на протяжении стольких гонений, и его освобождение благодаря индустрии, которая является последним материальным словом цивилизации и охране всех политических прав так болезненно и так полно отвоёванных в наши дни реабилитированными детьми древних изгоев Израиля.

Книги, озаглавленные Кодашим и Техарот, завершают своими подробностями, совокупность высших еврейских традиций, и величественно закрывают круг откровений Равви Иехуды. Далеко отстоят от этого прекрасного посвятительного труда комментарии двух Гемар и толкование в аристотелевском духе Моше Маймонида.

Этот Маймонид, однако, был учёным богословом и вообще великим человеком; но он настроен против каббалистических ключей Талмуда из-за ужаса суеверия и реакции против мистицизма. В своём «Морэ Невухим» (Путеводитель заблудших)[69] и в своих восьми главах, он сводит предания Талмуда к вульгарным законам природы и рассудка, затем в «Яд Хазака» (Сильная рука) он объединяет еврейские верования в одном символе[70] из тринадцати пунктов, что является шедевром простоты и рассудительности, но что, вопреки самому Маймониду, относится так к началам самой чистой каббалы, что тринадцать первых ключей Таро, этого великого каббалистического колеса, точно соответствуют в своих иероглифических знаках тринадцати главным пунктам символа Маймонида.

Затем образуются масонские сообщества и соберут предание, потерянное евреями и осуждённое христианами, ибо само имя и атрибуты масонства относятся к построению храма, этой универсальной мечты каббалы. «Царство Мессии придёт, сказал один из отцов синагоги, когда люди навсегда освободятся от гнёта воспоминаний земли».

«Тот не есть истинный израильтянин, сказал другой учитель, для кого храм не есть немедленно реализуемое построение, ибо он его строит в своём сердце.»

Храм, таким образом, был социальной утопией и символом совершенного правления, основанного на уравнительной иерархии ведения и заслуг. Храмовники, посвящённые на Востоке в это учение, таким образом, были истинными и страшными конспираторами, которых папы и короли должны были уничтожить, чтобы сохранить своё собственное существование. Затем пришла французская революция, которая смешала в один мировой хаос воспоминания о Амораиме, надежды Иоаннитов и посвящения франкмасонов. Повеял дух руин, и строители Храма бросили свои планы, свои мастерки и циркули в развалины.

Однако Храм должен быть построен, и он будет построен, ибо человеческое ведение рано или поздно придёт к этому, и никогда совершенное и разумное слово не высказывалось и не повторялось на протяжении веков без того, чтобы рано или поздно сотворить себе реализацию, пропорциональную своим большим ожиданиям и с точностью своих вычислений.

Вышедшие из каббалы, мистицизм и иллюминизм также стары как мир, ибо они являются тенью и контрастом света ведения. Абсолютное отрицание истины не составляет сущности зла само по себе, ибо ничто ничего не может породить, так же как и дезорганизационные действия; зло это утверждение лжи, это извращённое и осквернённое добро, это слово, растолкованное фальсификаторами, это разврат, проникший в идеи и законы рождения, переставленные в интеллектуальном и моральном порядке.

Дьявол, таким образом, не есть отрицающий дух; всё отрицать это ничему не учить, это, следовательно, ничего не делать. Но что более активно, как не дух зла? Дьявол есть дух, который утверждает, но который лжёт.

Эта ложь имеет себе вечным наказанием истину, которая, не имея возможности её просветить, её сжигает и разрушает.

Вот философский смысл ада:

Истина подобна тому живому ребёнку, которого оспаривали две женщины перед судом Соломона. Разум, подчиняющийся порядку это настоящая мать; бунтующий разум это лгунья, которая задушила своего сына и которая хочет завладеть тем, кто ей не принадлежит. То, что её мучит это не столько желание иметь ребёнка, сколько зависть лишить свою соперницу того, что она имеет. «Нет! кричит она, пусть он никому не достанется, пусть его разделят», т.е. пусть его убьют! Ибо, при предельном анализе, всякое слово лжи переводится словом смерть.

Вера, последовавшая за смелыми мечтами древнего посвящения, была, для человечества, как добровольное ослепление того царя Фив, который, разгадав загадку Сфинкса, надругался над тайнами своего рождения. Эдип нашего времени взбунтовался против искупления преступления, которое он перестал понимать; он хотел вновь открыть глаза, но чудовищный призрак Сфинкса снова появился перед ним, более грозный и более ужасный. Власть человечества ещё один раз была предложена тому, кто разгадает загадку; надо было бы ответить голове человека и побороться когтями льва: впредь ведение было бы неотделимо от силы.

Она всегда была, но мир её ещё не знает. Мудрецы Индии одни взглянули на эту тайну, когда, в последовательных периодах творения, они сделали из животной царствующей формы каждой новой эпохи воплощение Вишну. На самом деле, там где царствуют слепые и чисто природные силы, там Бог управляет ими; но лишь высший ум может царствовать над умами.

Нечто странное! Весь мир, во время рождения Иисуса Христа, предчувствовал, желал, звал громким воплем спасителя, и христианство было встречено всеобщей враждой. Сначала против рождающейся истины направили молчание, затем презрение, наконец клевету и гонение. Судьба истины в том, чтобы всегда побеждать, сопротивление точка приложения силы; Бог не худший математик, чем Архимед, но куда более сильный, чем этот великий человек, когда он хочет задать миру новое движение, он знает, где приложить свой рычаг.

Неверие, или скорее современное невежество, может смеяться со слова Мессии и противоречить с первых же слов всему тому, что мы здесь говорим. На самом деле, скажет оно, человечество сейчас в агонии и больше не надеется; земля истощилась в потугах и больше не рождает; только Шарантон может пообещать нам Мессий. Какой спаситель заставит в себя поверить, после того, как люди усомнились в христианстве?

Люди усомнились в христианстве, ответят нам, потому что они не видели его шагающим с наукой. Они его оставили, чтобы следовать за этой последней; но что смогут они сказать, увидев, что они обе идут по двум половинам одного и того же круга, и что наука ведёт нас к вере?

Христианство по-прежнему остаётся для мира только большим обещанием, скорого исполнения которого перестали ожидать. Что вы хотите сделать для этого? Бог, к большому счастью, никогда не утомляется и не отрекается: он будет готов по истечении срока.

Вера это приложение к бесконечности воли конечной, но совершенствуемой. Верить это желать знания, которым ещё не обладаешь. Аминь! Я желаю, чтобы это было так. Таковы слова, выражающие веру. Кажущиеся нелепости догматов являются необходимым сопротивлением, которое делает из вероисповедания силу. Признавать то, что очевидно это не верить, это соглашаться.

Воля у воинов прогресса, как и у всех мыслимых воинов, сильна только тогда, когда ум пассивен.

Вот почему вожди католического движения сформировали воинство, которого до сих пор боится неверующий мир.

Люди видят, что мы не верим в призрак иезуитизма больше чем в призрак тирании; человечество никогда не имело угнетателей, и их не терпело. Стада имеют мясников, звери охотников, народы царей, свободные люди отцов, согласно непреложному закону прогресса, тираны были воплощениями пороков народа. Так римекая чернь, не поклонялась ли Нерону.

Александр Север[71] и Целестин V[72] были праведниками, которые не смогли добиться управления, один Империей, другой Церковью своего времени; одному не доставало народа и армии; другому духовенства и верующих.

Вот что объясняет, почему Спаситель не хотел, чтобы сеяли жемчуг перед свиньями: сильное выражение, которое мы можем хорошо повторить после него. Вот почему установились догматы.

Догмат это знак, промежуточный между светом знания и множеством слабых взглядов, или, если хотите, слабым взглядом множества.

Вот почему, по мере того, как взгляд людей становиться сильнее, они изменяют догмат, как сменяют очки.

Вот почему буква убивает, тогда как один дух животворит.

Эзотеризм побуждает дух человека к поиску истины. Вуаль стыдливости сделана для того, чтобы возбуждать желание.

Желать показать публике нагую истину это желать её обесчестить.

Красивая женщина, которая скрывается и которая отказывает, окружена поклонниками; как только она опустится и станет вести себя вызывающе и бесстыдно, на неё больше даже не посмотрят.

Оставьте религии её тайны, не касайтесь вуали Исиды! Не раскрывайте секреты Элевсин, помните о проклятии Хама!

Если Церковь, ваша мать, кажется, спит в растрёпанных одеждах, держите над ней ваше пальто, когда подходите, если понадобиться, спиной; так отступать это идти вперёд.

Когда философия хорошо поймёт всё это, она станет самой крепкой опорой религии; и религия, в свою очередь, сможет не только её терпеть, но защищать её и благословлять.

Именно так гражданская власть полюбит и будет защищать свободу, когда она найдёт в самой свободе свою главную силу и свою единственную точку приложения.

Далеко ли это время? Нет, ибо сила интеллектуального движения и поток событий ускоряет его приход.

Всякое действие, которое не поддерживается противодействием, есть удар, нанесённый в пустоту. Апостолам понадобился мученик, и мировой Церкви грядущего понадобиться восстание человеческого духа. В доктрине, в политике и даже в счастье, как и в механике, опереться можно только на то, что оказывает сопротивление.

Достаточно сказано, что мы не желаем упразднить антиномию, но только вывернуть её, если нам позволят ещё раз воспользоваться этим выражение, которое мы уже объяснили ранее, и которое правильно передаёт нашу мысль.

Обнявшись, чтобы перевернуться, борцы поддерживают друг друга. Мы верим, что будущее сделает животворящее объятие из того, что было до настоящего времени войной.

Философия есть поиск или отрицание религии, подобно тому, как республика есть поиск или отрицание правительства. Философская республика была бы для масс организацией хаоса, порождённой тьмой. Революционное и философское восстание имеет, таким образом, силу только во власти, которая его отталкивает и которая на него опирается. Ибо революция не может быть правительством, как и философия не может быть религией.

Философия и республика, бытие и апокалипсис религий и империй, именно вам была оставлена возможность закалить в сомнении и в крови власть, отныне объединённую, папы и императора!

В рамках религии, совершенно справедливо говорить, что сопротивление есть грех; грех отрицает религию и, однако, это он делает её необходимой; то же самое имеет место и в политике революции и власти.

Говоря философски, грех это приложение воли человека к абсурду, это сомнамбулизм разума.

Добродетель это воля, приложенная к истине. Злодей желает зла, потому что он зло [т.е. плохо, неправильно] видит. Не надо проклинать слепых; но надо, волей-неволей, мешать им причинить себе или нам вред.

Патриархи были святыми благодаря настойчивой воле, направленной на предмет обетований божиих, т.е. на религиозный и социальный идеал, который начал проявляться в их эпоху.

Апостолы желали царствия Христа, и они были сильнее, чем римская империя.

Дело в том, что истина в сфере прогресса есть начало силы. Учиться желать того, что есть истинным в сфере движения, что есть жизнь такова обязанность, наложенная на человечество на земле.

Вот почему сильным всегда предназначено управлять, а слабым подчиняться. Позор слабым, так как жизнь есть школа, где сила объявила соревнование.

Избранные всегда будут в меньшинстве, потому что они, в порядке очереди, первыми взобрались на вершину прогресса; но другие доберутся в свою очередь и станут избранными. Чтобы добраться туда, есть только один способ для тех, кто ещё не является главой следовать за главами движения.

Христианство было планом нового мира, и Христос, жрец и царь грядущего, был его краеугольным камнем. Итак, вот уже почти две тысячи лет древний мир завершает разрушаться, но кроме основного камня, заложенного христианством, ничего не построено. Доказывает ли это, что евангельский план оказался плохим? Впервые в своей жизни, состоящей уже из стольких столетий, но которая, быть может, едва лишь началась, человечество нуждается в Мессии, но больше не ждёт его; разве это не доказательство, что его Мессия пришёл и нужно, чтобы оно повернулось к нему?

Повернуться, сказали мы, нет, это слово звучит плохо; человечество никогда не возвращается вспять; ему надо продвигаться до исполнения евангельских обетований. То, что прошло это отчаянные интерпретации тех, кто мешали Богу иметь царство на земле; то, что прошло это суеверный мистицизм, парализующий разум и заставляющий замолчать в человеке образ божественного Слова. Человек не желает верить наобум: интуиция Бога, т.е. знание Абсолюта, было обещано чистым сердцам, т.е. правым волям. Человек нуждается в том, чтобы видеть осуществление обетований Бога.

Неужели творящее Слово задержалось в мире только для того чтобы предостеречь палачей и разбудить мёртвого? Неужели воплощённая истина навсегда разбила свою силу о препятствия плоти, неужели избавителю навсегда пригвоздили руки и он никогда не оторвал своих ног от креста, чтобы идти во главе своего народа? Неужели он сказал расспрашивающим о его царстве: «Именно для этого я пришел в мир», и у него никогда не будет ничего, кроме венца скорби с насмешнической мантией и скипетром? Нет, так не будет. Иудеи, всё ещё ждущие своего Мессию, потому что они хотят видеть в нём объединение мировой царской и духовной власти, придут к Иисусу Христу не раньше чем тогда, по обещанию апостолов, когда Евангелие исполнит в буквальном смысле заветы пророков, осуществив в идеях и в формах царство Абсолюта. Вот надежда, вот желание, вот, почти с уверенностью я могу сказать, вероисповедание воистину просвещённых нашей эпохи; и мы знаем, что это не просто мечта, ибо, после строго определённых предпосылок следует строгий вывод, и мы ожидаем выводов из предпосылок Евангелия.

Таково религиозное предчувствие, которое мучает и поддерживает, среди наших руин, великие умы и благородные сердца. Этот необходимо истинный идеал свершенного христианства многие поэты уже смутно воспели, хотя толпа не прислушалась к их песням.

Царствие Божие, которое мы носим внутри себя, согласно словам Христа, есть царство ведения и разума, поскольку Бог есть верховное ведение и последний смысл[разум] всего. Бог это абсолют, который властвует, не разделяя; и сказать, что мы имеем царствие Божие в себе это открыть в человеке присутствие творческой и управляющей силы абсолюта. Человек был создан по образу и подобию Бога, и именно поэтому царь-пророк, обращаясь к детям человеческим, сказал им: «Вы боги».

Наука религии ведёт к религии науки, и решения властей одобряют постановления разума, поскольку власти ни что иное, как коллективный разум. Суеверие, желающее быть обслуживаемым властями, чтобы сражаться с разумом, толкает, тем самым, власти к самоубийству. Именно поэтому возник протест; но в порочном кругу власти без разума, революционный гений захотел противопоставить парадокс разума без власти. Пусть противники объединятся, поскольку они не могут уничтожить друг друга и тогда у нас будут разумные власти. Нет в мире ничего более возможного, чем это. Итак, в лабиринте с одним выходом, нужно ли быть великим пророком, чтобы предсказать, что все, кто выпутаются, выйдут оттуда?

«И познаете истину, и истина сделает вас свободными»[73]. Таково великое обещание, данное Христом роду человеческому в том Евангелии, которое вот уже восемнадцать с половиной веков так и остаётся не понятым. В самом деле, свобода принадлежит лишь ведению, подчинённому порядку и не может проявиться во внешней жизни, если внутренняя жизнь не построена на незыблемой основе абсолюта. Итак, дабы быть так укреплённым, понадобиться, чтобы человечество причастилось к божественному Слову через познание своего собственного Слова; понадобиться, выражаясь яснее, чтобы человек доверенное лицо плана Бога в деле творения действовал в своём малом мире, каковым он сам и есть, как Бог действует в великом мире, каковой есть видимая тень и форма Бога.

И пусть нам не говорят, что официальная Церковь отвергает или, по крайней мере, не освящает наши надежды; мы думаем, что на неё клевещут или, по крайней мере, ей не дают достаточно свободы в объяснении этого вопроса. С первых же веков, мессианизм имел своих апостолов, и царство Спасителя на земле было однозначно оглашено голосом более чем одного пророка. Церковь, осуждая мечты тысячелетий, никогда не пыталась ограничить важность высших предвидений и чудных учений евангелиста святого Иоанна.

Престол мира никогда не был не занятым: там всегда восседало самодержавное ведение. Пусть же это ведение, усталое от философского эмпиризма, станет искренне христианским и увидит то, чему надлежит быть, и тогда царствие Иисуса Христа будет создано на земле.

Почему сейчас в мире имеем мы религию, которая, кажется, никого больше не спасает, и науку, которая больше не просвещает или, скорее, никогда ещё не просвещала? Да потому, что религия и наука идут одна без другой. Если б так было всегда, то религия уже не знала бы ни одного из своих догматов, которые она принимала бы за нелепости, противоположные всем теоремам трансцендентальной философии, а философия больше не верила бы в себя, потому что она не имела бы больше веры. Мы шагаем в полной умственной анархии и мы без конца говорим о наших правах, как если бы они существовали неоспоримо, тогда как сама основа обязанностей оспаривается. Скажем же, на какой основе нынешние люди соглашаются. Они всё потеряли и они хотят, чтобы им позволили искать свободно. Вот и всё, что можно сказать самого сильного в защиту либеральных или республиканских доктрин. Ибо республика сама по себе не есть правление, как и эклектизм [плюрализм] не есть догмат. Республики это детство или дряхлость монархий: это Бытие[74] или Апокалипсис империй. Режим парламентаризма не есть режим установленного порядка; когда имеют принципы, тогда не дискутируют; дискутировать это пытаться прийти к общему знаменателю [общему смыслу], а это значит, что его ещё нет или уже нет. Дискуссии с трибуны это взаимное обучение ещё не освобождённых людей, или же болтовня старых аристократов, впавших в детство.

Абсолют это единство; абсолют в философии это просвещённая религия; абсолют в идее это человеческое Слово, ставшее творцом через своё единение со Словом божиим; абсолют в науке это единство в аналогии творческих законов; абсолют в политике это единство общественного тела, над которым властвует одна голова.

На самом деле, два противоположных начала допустимы в философии не больше, чем две противоположные истины. В механике понимают противоположность двух сил; но эти две силы, когда они существуют, нейтрализуются или поддерживают друг друга благодаря одному единственному закону закону равновесия.

Противоположности цветов, которые, кажется, разделяют свет, являются делом среды, которая его преломляет; ошибка есть не что иное, как вид преломления истины и существует лишь в виде полу-луча, отклонённого оптической иллюзией от своего направления и своего пути; препятствие, которое наши грубые и земные чувства оказывают проявлению божьего света, не может принять вид ясности иначе как через отражение, позаимствованное у этого света. Таким образом, заблуждение всегда является лишь временным и относительным. Абсолютное утверждение заблуждения, в теории, это абсурд; на практике это разрушение и смерть.

Итак, точно так же, как и в явлении преломления расходящиеся лучи не могут исходить из общего центра без того чтобы не угаснуть и исчезнуть за последним препятствием, в философии и в морали, заблуждения человеческого разума делают его бессильным и тёмным, как только он абсолютно отделяется от Слова начала всякой истины. Пока это отделение не произошло, расходящиеся лучи, кажется, протестуют против середины, от которой они отделяются и борются, чтобы объединиться.

Таким образом, заблуждение это то, что разделяет; и Бог, который даже не соизволил противопоставить истину лжи, потому что в присутствии истины, ложь существует не больше, чем тьма в присутствии света, Бог позволяет заблуждениям противопоставлятся друг другу и взаимоуничтожаться: вот что означают бури в атмосфере ведения. Бог не воюет с человеческими страстями, иначе он уничтожил бы их одним взглядом; но он позволяет им сталкиваться друг с другом, и вот почему, всегда разбивается, через смешение языков, исполинский призрак Слова, противоположного Слову Бога.

Таким образом, истина не вовлечена в битву, которая, из века в век, разделяет и смущает подверженные страстям умы, подобные тучам, которые разбиваются одна о другую.

Истина это мир, это порядок, это вечная и абсолютная искренность. Она совершенно не пытается пробиться сквозь тучи, которые заслоняют её от нас: она светит на них и ждёт, когда они пройдут.

Слово человеческое не может быть противопоставлено Слову божию, не опровергнув самого себя, поскольку оно отказалось бы тем самым от самого источника своего бытия и своей силы; но мы также должны признать, что Слово божие не может поглотить и уничтожить Слово человеческое, не дав самому себе категоричное опровержение и разрушив свою собственную творческую силу. Как же тогда, в области фактов, возникают два утверждения противоположных Слов? Как же тогда

Бог и человек кажутся разделяющимися и становящимися врагами в этой войне, начатой, говорят неверующие философы, фанатизмом инквизиторов и продолжающейся, как все мы то знаем, фанатизмом революционным?

Здесь сами слова этого вопроса отвечают на него. С одной и другой сторон фанатизм, каким бы способом он не возникал и в какой бы мере не проявлялся, является заблуждением, к которому должны оставаться чуждыми непогрешимость догмата и правота разума. Платон и Фенелон, Фосион и святой Винсент Поль протягивают друг другу руки сквозь века.

Одно заблуждение стоит не больше, чем другое.

Вот следствие этих страшных доказательств. Делаемая во имя человечества, революция сделалась бесчеловечной, потому что проводимый во имя божественности гнёт, будь то религиозный, или политический был безбожным.

Философия имеет нужду быть божественной в своих верованиях, чтобы быть человечной в своей морали; и именно благодаря человечеству истинная религия доказывает миру саму божественность своего начала.

Сделаем здесь только следующее замечание в пользу религиозного начала. Религия без явной философии создала святого Винсента Поля, а философия без положительной религии произвела лишь Жан Жака Руссо.

Но сам Жан Жак Руссо надеялся, как он сам говорил, быть слугой Фенелона, настолько сильно он чувствовал себя под этой философией, которую архиепископ из Камбре [т.е. Фенелон] соединил с такой мудрой набожностью.

Революции и войны, которые, кажется, противопоставляют Бога людям и людей Богу, есть, таким образом, всего лишь столкновение заблуждений, над которыми сияет истина власти и разума неразделимо единых. Церковь остаётся святой, несмотря на ложных мистиков; власть остаётся необходимой, несмотря на плохих властителей с одной стороны, а с другой стороны, начало свободы и достоинства человека остаётся нерушимым, несмотря на неистовство Марата и богохульства Прудона.

Итак, есть ли нужда в религии и власти, которые бы протестовали против злоупотребления полномочиями, то ли духовными, то ли светскими, против суеверия и тирании, тогда когда есть крик разума и восставшей человечности, который поднимает религиозных и социальных консерваторов против скандалов атеизма и беспорядков анархии.

Человек порядка и человек свободы, когда они благоразумные и честные, должны, таким образом, особенно в наше время, для того чтобы понять друг друга, сблизиться и оказать взаимоподдержку.

В этом, религия и философия согласны.

Повторим ещё раз: в умственном и духовном [моральном] мире идёт война между страстями, которые вызывают у людей заблуждения; но из этой войны, от которой уже устали все сражающиеся, можно выйти со елавой только заключив прочный союз истин и гармонию начал, которые смешаются в единстве Слова и сойдутся в абсолюте.

Граф Жозеф де Местр, чей авторитет не будет оспорен католиками, является, быть может, из всех выдающихся писателей наших дней тем, который продвинулся дальше всех на этом пути. Его книга «О Папе» ясно показывает человеческую необходимость в духовном абсолютизме, чтобы основать и построить на твёрдой основе светские власти; и самое поразительное в том, что он представляет этот абсолютизм, как единственно возможную защиту свободы. Это во имя свободы Местр изо всех сил старается восхвалять папское всемогущество, и вот как он выражает свою мысль:

«Мы видели, говорит он, что римский папа является естественным главой, наимогущественнейшим попечителем, великим Демиургом мировой цивилизации; его силы в этом смысле ограничены только слепотой или дурной волей князей. Папы имеют не меньше человеческого достоинства через упразднение рабства, с которым они без устали боролись, и которое они неминуемо упразднят без потрясений, без раздоров и без опасности, везде, где им позволят это сделать».

Немного ниже он добавляет:

«Итак, род людской большей частью является естественно крепостным, и не может быть вырван из этого состояния иначе как сверхъестественно. С рабством никакой духовности в полном смысле слова; без христианства никакой общей свободы; но и без папы никакого истинного христианства, т.е. никакого действующего, могущественного, обращающего, обновляющего, завоёвывающего, совершенствующего христианства. Таким образом, именно верховному понтифику надлежало провозгласить мировую свободу; он сделал это, и его голос прогремел на весь мир. Он один сделал эту свободу возможной своим качеством единого главы этой единственной религии, способной умягчать воли, и который мог задействовать всё своё могущество через себя».

Затем, заканчивая свою книгу, он приводит один из самых великолепных текстов и одну из самых сильных мыслей, которой может прославится наша эпоха; он пишет, обращаясь к Риму:

«Я приветствую тебя, бессмертная мать науки и святости! Salve, magna parens! [Здравствуй, великая мать!] Это ты распространила свет до пределов земли, всюду, где слепые власти не останавливали твоего влияния, и часто даже наперекор им. Это ты прекратила человеческие жертвоприношения, варварские и мерзкие обычаи, пагубные предрассудки, ночь невежества; и везде, где твои посланники не могли проникнуть, цивилизации чего-то не хватает. Тебе принадлежат великие люди. Magna virum! [Великие мужи!] Твои доктрины очищают науку от той ядовитой гордыни, которая всегда делает её опасной и часто губительной. Вскоре понтифики будут всем миром провозглашены верховными действующими началами цивилизации, творцами монархии и европейского единства, хранителями науки и искусств, основателями, врождёнными защитниками гражданской свободы, разрушителями рабства, врагами деспотизма, неутомимыми поддерживателями верховной власти, благодетелями рода человеческого».

Вот какая великолепная идея делается из обязанностей верховного понтифика неутомимым защитником папства.

Скажем теперь, что папство должно либо погибнуть, либо точно исполнить эту программу.

Оно её осуществит, когда догмат, вернувшись к своему источнику, просветиться сиянием Каббалы.

Иудеи, наши отцы, этот народ тружеников и мучеников, это дом Израиля, ждущий своего часа; оккультные книги истинной науки также ждут часа народов. Израиль нас спасёт, нас, кто распяли его, как он распял нашего Спасителя.

Одна страсть искупит другую; ибо угнетение одного народа есть нечто вроде богоубийства.

Тогда мы вспомним, что Иисус Христос родился, жил, умер евреем, и если бы иудеи его не оттолкнули и не непризнали, то не было бы на земле и места христианам, кроме как израильтянам.

ДОКУМЕНТАЛЬНЫЕ СВИДЕТЕЛЬСТВА И ЛЮБОПЫТНЫЕ ВЫДЕРЖКИ

ОДНО ПРОРОЧЕСТВО и РАЗЛИЧНЫЕ МЫСЛИ ПАРАЦЕЛЬСА

ПРЕДИСЛОВИЕ К ПРОГНОСТИКОНУ ДОКТОРА ТЕОФРАСТА ПАРАЦЕЛЬСА

Пророчество Парацельса, перевод предисловия к которому мы здесь представляем, состоит из тридцати двух глав с аллегорическими знаками.

Это самый удивительный памятник и самое неопровержимое доказательство реальности и существования природного пророческого дара.

Сократ, рассуждая однажды об очень любопытных исследованиях вещей небесных, когда забывают человеческие реальности и землю, которой касаются наши ноги, воскликнул: «То, что над нами, не существует для нас!» желая сказать этим, что робкое и суеверное рассмотрение неба тщетно, бесполезно и опасно. Это может, на самом деле, быть предупреждением опасности своего разума, чтобы мудрец отворачивался от подобных исследований. Однако, впрочем, мы видим Сократа, в диалогах Платона, расхваливающего умеренность и равновесие во всём. Вот как надо понимать слова этого великого философа; ибо невозможно[75] предполагать, что он клеветал на астрологию, сам будучи, согласно свидетельству Платона, чудесным астрологом! Я совсем не хочу здесь восхвалять одну науку, прославленную столькими учёными мужами; скажу только несколько слов: что не существует никакого иного искусства, какое можно было называть таким же справедливо божественным в своём источнике, в своей традиции и в своей теории. Читайте Моисея и он вам скажет, почему Бог поместил на тверди солнце, луну и звёзды, управлять и отмерять дни, времена и годы: это то, что вдохновило святого Павла на похвалу тех мудрецов мира, которые нашли и узнали в вещах видимых их невидимого Творца. Это верно, что затем он их бранил, чтобы они не славили их больше, чем их творца. Бог хочет, на самом деле, чтобы мы были внимательными к законам стихий, дабы мы поднялись от творения к его творцу, чтобы понять его и поклонятся ему; ибо все явления и все материальные формы всего лишь маски и обёртки, которые позволяют угадывать самые сокровенные секреты природы. Так были найдены эти великолепные науки, так родились эти чудесные искусства, которые позволили нам открыть в корнях, в камнях и даже в людях силы, скрытые от невежд и раскрытые только для мудрости тех учёных, названных Гесиодом и Гомером AXcptaxaC и MspôirYjÇ, т.е. великими искателями.

Всё-таки, не будем ничего заранее приписывать человеческому вёдению. Есть божественная мудрость, спустившаяся от Отца светил, согласно тексту святого Иакова. Бог дал нам знаки, которые образовали буквы; с ними связаны выражения всех чувств души. С их помощью мы можем говорить; и с их помощью, как божественным инструментом, она [душа] нам передаёт и научает нас каждый день секретам всех наук.

Бог, приспособив так к употреблению человека чудеса творения, установил с самого начала школу посвящения в эту мудрость, которую не все должны понять. Там, мы с рачительностью учимся вещам, скрытым от толпы. Так грешник вытягивает со дна моря свои сети, полные рыбы, которые он никогда не видел; так металлурги и рудокопы извлекают массы золота и серебра из глубин земли, куда глаз никогда не проникал. Вот как, в школе природы, Бог нас учит и показывает глазам нашим вещи, совершенно неизвестные. Так он ничего не сокрыл, что не должно быть открыто и поднято на свет, будь то под твердью небесной, или в море, или в земле; всё должно быть выведено на свет этими великими искателями, о которых я говорил. Теперь эти люди, знаменитые своей наукой заставили перелетать из уст в уста свои имена, ставшие бессмертными; ибо они просветили в некотором роде природу. Муза никогда не уступает смерти наследие славы. Именно духом живут; всё остальное удел смерти. Так, следуя нашим силам и дару Провидения, мы захотели подобрать остатки после этих достойных жнецов, и объяснить миру угрозы от природы и звёзд, для грядущего периода, который должен продлиться сорок лет, дабы люди, будучи предупреждены, научились страху Божию и подготовились к будущему наказанию от великих преступлений. Невозможно выразить до какой степени всякая плоть извратила сейчас свой путь. Повсюду анархия, земля и небо перемешались, и если Бог не сократит дни своего гнева, никакая плоть не сможет спастись. Беспорядочная жизнь людей моего времени вот что особенно подвигло меня на тщательное изучение светил. Итак, существуют знаки в солнце, луне и звёздах, которые оглашают скорый приход суда Божия. Секира при корне дерева, кровь льётся на кровь, и, как сказал пророк, нет ни кого, кто бы беспокоился о Боге среди людей, нет ни одного, кто бы его искал. Но пророки и евангелисты теперь имеют миссию призвать нас к любви, к согласию и единству; единство есть в божественной троице, и троица сводиться к единству: вот почему в человеческих обществах, единство, мир и спокойствие должны возникнуть. Когда единство раскалывается, множество сил немедленно порождают раздор и войну; мнений столько, сколько голов, каждый хочет, чтобы победило его: отсюда гармония не возможна; в единстве есть покой с изобилием мира. О! как хорошо, как приятно братьям пребывать в единстве! закричал пророк Давид. Единство есть счастье всех творений. Небеса не что иное, как один закон движения и гармонии; земля имеет лишь один закон, чтобы породить закон любви, и она всегда даёт свой плод своему времени. Все подчинены единству, кроме Сатаны и человека. Человек, однако, достаточно предупреждён знаками неба, солнца, луны, звёзд… Но что ему сделали эти предупреждения? По-прежнему ему угрожает быстрый конец. Блаженны те, кто не восседают на плоти, отравленной ложью, и которые не шагают, следуя совету безбожия! Приход Бога близок. Карающая рука нависла над нами; каждый чувствует приход несчастий, которых он не сможет избежать.

Кто же сразиться с Богом! Не противятся безнаказанно против палки погонщика. Бог воинства сильный Бог, Бог ревнивый, который перекладывает беззакония отцов на детей аж до третьего и четвёртого поколений. Противостоять Богу, какое безумие! Дерзкие исполины, захотевшие свергнуть Юпитера, сами были низвергнуты громом и молнией! Пришло время показать людям нависшую над ними угрозу, и именно это мы сделаем с помощью тридцати двух вразумительных рисунков для небольшого числа избранных. Мы видели, как беззаконие, совершённое Аморреями, несёт своё богохульство аж до неба; но когда что-нибудь доходит до края, слишком натянутый лук ломается, и людей увлекает фатальный закон к противоположному краю, затем устанавливается равновесие, когда движение замедляется. Так, от преступления к преступлению развращение стирает себя само, и кто сможет от этого опечалиться? Вот приходит спасение множеств и искупление победит царство зла. Кому же не терпится увидеть лучшие дни, когда к нам единство вернётся, и когда мы заживём в мире, под руководством единого пастыря! Тогда больше не будет мучений, не будет несправедливости, бальзам опуститься на почтенные бороды первосвященников; благословение, свет, благодарность направиться к небу, изливаясь сама собой на детей единства!

Гордыня сделалась отвратительной даже на небе, и верные ангелы не оплакивали падение Люцифера; они подписали божий приговор. Не будем же печалиться от того, если Бог сегодня разверзает свой ад под ногами гордецов. Лучше возрадуемся, ибо суд начался в доме самого Бога, и он распространяется оттуда на все виды неправедной гордыни. Наше предсказание не имеет иной цели, кроме откровения, как мы уже сказали, угроз неба, грозящим заносчивым головам. Бог хочет, в конце концов, освободить и отомстить сам за своих детей, которых угнетают, он хочет увлечь вниз властительных, и возвысить смиренных… Но это только начало мук. Вся величина зла ещё не обнаружилась, она обнаружиться и с ней явится сила, которая помешает праведнику быть соблазняему, и увлечёт в руины развратных.

Мы говорим, что никто не будет назван в нашем пророчестве по имени. Бог знает тех, кого он решил наказать, люди этого не знают, но они вскоре почувствуют правду их настигающую, которую мы не можем с нашей человеческой мудростью искать и угадывать. Всё от нас сокрыто и, однако, всё обнаруживается в нас. Каббала, всегда под вуалью, никогда не изрекает пророчеств без тайн, и именно от неё, уверяю тебя, к нам пришла астрология. Бог ослепляет глаза и отвердевает сердца тем, которым он обещал свою месть, ибо он не хочет больше их спасти.

Заканчивая это предисловие, я молю всех тех, кто будут читать меня, понимать мои слова просто и не искать под моими символами персоналии.

Пусть держат они свой ум свободным от всякой мысли ненависти, страха или зависти. Событие произойдёт точно, и тогда узнается, что хочется.

Я знаю, что многие другие трудились в этом же направлении, я не пренебрегаю ни их знаниями, ни их усилиями, я, наоборот, их ободряю. Я вижу, как над многими монашескими заведениями кружит смерть; но если люди хотят быть мудры и обратиться к Богу, Он милосерден и благ и смягчается настойчивостью молитв.

Мы не приписываем светилам фатальную силу, они толкают нас своим влиянием, но если мастер хочет, он один может всё повернуть и все изменить. Иисус Навин молился и солнце остановилось, чтобы позволить ему достичь победы. Езекия молился и тень остановилась на его солнечном циферблате[76]. Илия молился и небо закрылось. Непрестанная молитва праведника всемогуща. Таким образом, те, кто захотят отвратить угрозу, должны будут лишь раскаяться, молиться, жить мудро и трезво. Бог, отец наш, послал нам благодать своим Сыном

возлюбленным и в своём Духе Святом. Аминь.

* * *

Вслед за этим предисловием идёт ряд рисунков.

На первом изображены два жернова мельницы, две силы Государства, народная и аристократическая; но народный жернов пересечён змеем, который держит в пасти пучок прутьев, из облака выходит рука, вооружённая мечём, и она, кажется, направляет этого змея, который

опрокидывает жёрнов и сбрасывает его на другой.

На втором рисунке изображено дерево смерти, плодами которого являются цветки лилии, и текст объявляет изгнание роду, чьим гербом является лилия.

Затем народный жёрнов падает на корону и ломает её.

Затем видим епископа, погружённого в воду и окружённого копьями, которые мешают ему выбраться на берег. В тексте читаем:

«Ты вышел за свои границы, теперь ты требуешь землю и она не будет тебе возвращена».

Затем видим орла, парящего над Босфором, в котором, кажется, тонет султан, и этот орёл не о двух головах, и он не чёрный, что исключает Россию и Австрию.

Будет неблагоразумным, быть может, сейчас публиковать остальное. Любопытные смогут прочитать книгу на латыни, напечатанную под заглавием «Prognosticatio eximii doctoris Theophrasti Paracelsi», которую можно найти в публичных библиотеках.

У нас есть два экземпляра, один в виде рукописи и второй в виде фотографической копии, снятой с экземпляра, напечатанного в XVI-ом веке.

ПОРОЖДЕНИЕ ДУХОВ ВОЗДУХА[77]

Lemures gignuntur per deperditiones aestaticas spermatis et sanguinis menstrualis.

Sunt ephemeri et maximi mortales. Constant aere соagulato in vapore sanguinius vel spermatis, et quasi bulla quae si ferro frangatur périt anima imperfecta lemurum.

Quaerunt simplices et credulos, fugiunt autem et doctos et ineptos insolentes ebriosos, etc.

Timidi sunt et fugitive sicut aves coeli et semper mori reformidant, quia bulla aeris est vita eorum et statu facile corrumpitur.

Парацельс.

ЗВЁЗДНОЕ ДЫХАНИЕ

Звёзды дышат своими душами и притягивают дыхание друг друга; душа Земли освобождается в нас и, тем самым, формулирует мысль и слово человечества. Пленённая часть этой души немая, но ей известны секреты природы. Свободная часть [души] их больше не знает, но она говорит и должна завоевать знание.

Звёзды часто обманываются во внешнем проявлении их жизни; никогда во внутреннем чувстве, которое они об этом имеют; не переходят от скованного и растительного блаженства к блаженству свободному и живому иначе как сменив среду и органы: отсюда происходит забвение, предшествующее рождению и смутные воспоминания, которые образуют интуиции.

(Парацельс)

* * *

Всякий человек находится под господством звёздного асцендента, чьё направление указано линиями жизни и смерти. Действуя на этот звёздный асцендент можно наводить чары; церемонии всего лишь средство создать астральный симпатический контакт.

Звёздный асцендент есть двойной вихрь, который производит фатальные притяжения и определяет форму астрального тела. Лиходеи делают их асценденты агрессивными и используют их, чтобы возмутить асценденты других.

(Парацельс)

* * *

Об асценденте догадывались и другие магисты, которые называли его вихрем. Это поток астрального света, производящий круг образов и, как следствие, определённое и определяющее впечатление. Асцендент одного сдержан и ограничен асцендентом другого настолько, насколько один не поглощает другого и не увлекает его в свой вихрь. Знать асцендент какого-то человека это полностью над ним господствовать, и это знание можно стяжать через умственное замещение нас самих человеком, секреты которого мы желаем знать.

Парацельс даёт имя флагум отражению идей в асцендентом свете.

* * *

Ад это матрица макрокосма.

(Парацельс)

Что такое дьявол, рассматриваемый как палач, который один несёт ответственность в правительстве Бога?

— Это воплощённый идеал трусости и страха. Что такое страх?

— Это боязнь невежества перед неизвестным. Страх, достоин ли он уважения?

— Да, когда он рождает угрызения совести. Что такое угрызения совести?

— Это муки страха, которые наказывают слабость, попытавшуюся взяться за дела силы.

КРАТКОЕ ИЗЛОЖЕНИЕ КАББАЛИСТИЧЕСКОЙ ПНЕВМАТОЛОГИИ

Душа есть облачённый свет; этот свет тройственен:

Нешама чистый дух;

Руах душа или дух;

Нефеш пластичный посредник.

Облачение [одежда] души это корка [кора, скорлупа] образа.

Этот образ двойственный, потому что он отражает доброго и злого ангелов.

ОККУЛЬТНАЯ ПНЕВМАТОЛОГИЯ

Нефеш бессмертна, обновляясь через разрушение форм;

Руах прогрессивен благодаря эволюции идей;

Нешама прогрессивна без забвения и без разрушения.

Есть три обиталища для душ: Очаг живых, Эдем высший, И Эдем низший.

Образ есть сфинкс, который загадывает загадку рождения.

Фатальный образ обязан Нефеш своими склонностями; но Руах может заменить его образом завоёванным после вдохновений Нешамы.

* * *

Тело есть матрица Нефеш, Нефеш матрица Руах, Руах матрица облачения Нешамы.

Свет персонифицируется, облачаясь, и личность стабильна только тогда, когда облачение совершенно.

Это совершенство на земле относительно к мировой душе земли.

Есть три атмосферы для душ.

Третья атмосфера заканчивается там, где начинается планетарное притяжение других миров.

Души достигшие совершенства на Земле отправляются затем на другую стоянку.

После прохождения планет, они летят на Солнце.

Затем они поднимаются в другой мир и начинают свою планетарную эволюцию из мира в мир и из солнца в солнце.

На солнцах они вспоминают себя, а на планетах они забываются.

Солнечные жизни являются днями этого вечного существования, а планетарные жизни являются ночами со сновидениями.

Ангелы являются световыми эманациями, персонифицированными, но не испытанием и облачением, а отражением и божественным влиянием.

Ангелы надеются сделаться людьми; совершенный человек, богочеловек стоит выше всех ангелов.

* * *

Планетарные жизни состоят из десяти сновидений, каждое по сто лет, и каждая солярная жизнь из тысячи лет; вот почему сказано, что тысяча лет перед Богом, как один день.

Все недели, т.е. все четырнадцать тысяч лет, душа погружается и отдыхает в високосном сне забвения.

По своём пробуждении, она забывает зло и вспоминает добро; это для неё новое рождение, она снова начинает неделю.

Духи [возможно, человеческие умы] бывают двух видов: крепостные и раскрепощённые.

Крепостные есть несовершеннолетние человечества; они священны, потому что они неответственны. Раскрепощённые обязаны за ними присматривать и отвечать за них.

Безответственные страдают, одни только праведные искупляют.

Убить злодея это убить дурака: вот почему убийство Каина является в семь раз более великим преступлением, чем убийство Авеля.

Когда дитя разбивает стекло, расплачивается отец.

Одни только ответственные свободны, безответственные не могут быть свободными.

Ответственные имеют в своём распоряжении все средства принуждения, чтобы помешать безответственным творить зло.

Наказания к исправлению. Смерть не есть наказание: это верховное прощенье и окончательное раскрепощение неисправимых.

* * *

Всё есть субстанция и движение; субстанция есть свет, положительный и отрицательный.

Виновные не искупляют, они претерпевают; чтобы искуплять, надо быть невинным. Piaculum expiatio это дело любви.

Движение двойное и уравновешенное.

Тень отрицательный свет.

Свет является эфирным, газообразным, текучим, солёным, серным, ртутным, металлическим и стеклянным, в зависимости от сочетаний движения, производящего тепло, воспламенение, плавление, металлизацию и кристаллизацию.

У природы два полюса на её оси, один серы, другой стекла.

* * *

Быть с… 4־	יПровидением
	Бога.
	Светом.
	Движением.
	Творением.
Знать… י	י׳ Истину
	тайны,
	жизни,
	в видимом духе
	^ через мировое тяготение.
Желать…י	י Правды
	через жертву
	ради гармонии
	и прогресса
	^ свободы.
Решиться.	Пропорционально
	слепой вере
	к равновесию
	тела изменяемого
	^ уравновешиванием.
Молчать. .1	‘ О реальности
	догмата,
	действия
	души совершенствуемой
	антагонизмом.

 СФИНКС СООТВЕТСТВИЕ ЕГО ФОРМ

Быть	Ведение	Человек
Побеждать	Борьба	Лев
Творить	Труд	Телец
Властвовать	Религия	Орёл

Как замечает Парацельс:

Когда сжатый воздух резко переходит от тепла к холоду, влажная часть воздуха немедленно сгущается в туман.

Когда воздух сжат электрическим прессованием, и когда переливают электричество посредством металлической точки, возникает живая искра, затем следуют все явления густого дыма. Для этого достаточно чтобы точка была разделена узлом астрального света, сгущённого какой-нибудь лярвой. (Это явление недавно было вызвано в доме священника Сидвилля.)

ФРАГМЕНТЫ, ОТНОСЯЩИЕСЯ К ЧЁРНОЙ МАГИИ.

МОЛИТВЫ И ЗАКЛИНАНИЯ

Извлечённые из одной рукописи, озаглавленной: Гримуар Пастухов[78]

[Далее на девяти страницах приводятся молитвы (в стихах) под следующими названиями:

• УТРЕННЯЯ МОЛИТВА
• БЕЛЫЙ ОТЧЕ НАШ
• ВЕЧЕРНЯЯ МОЛИТВА
• ТАЙНОЕ МОЛЕНИЕ
• ЧАРЫ ЧЁРНОГО ПСА
• МОЛИТВА СОЛИ
• ЗАМОК КРЕПОСТИ
• К БОГОРОДИЦЕ
• МОЛЕНИЕ ДЕВ

вместе со следующими тремя рисунками:]

Искусство побеждать демонов или злых духов дня

МАТЕРИАЛЫ О ВЕЛИКИХ ТАЙНАХ ГЕРМЕТИЧЕСКОЙ ФИЛОСОФИИ

Мы даём нашим читателям эти фрагменты одной из самых важных книг науки, дабы они знали от каких неприятностей и каких трудностей мы их

избавили нашим трудом, и дабы они могли лучше понять добросовестность и серьёзность наших исследований, пытаясь расшифровать сами часть документов, которые мы расшифровали и перевели. (Элифас Леви)

ФРАГМЕНТЫ ИЗ КНИГИ «ОГОНЬ ОЧИСТИТЕЛЬ» АВРААМА ЕВРЕЯ И АНАЛИЗ СЕМИ КАББАЛИСТИЧЕСКИХ ГЛАВ ГЕРМЕСА.

ОГОНЬ ОЧИСТИТЕЛЬ [ASCH MEZAREPH]

א 1

Quisnam est dives? Qui gaudet in portione sua. Sic legitur in sepher. (pirki Abhoth, c. iv).

[Кто богат? Тот, кто доволен своей участью, как сказано в книге. (Пиркей Авот, Гл. 4)][79]

Вот почему пророкאלישע [Елисей] изображается в виде мудреца Исиды и Гермеса, когда он даром возвращает здоровье Нееману (4 Книга Царств, Глава 5), и отказывается от богатств этого военачальника, показывая этим, что он богаче его. И в самом деле, тот, кому богатство не может заплатить, разве он не богаче самого 60гатства. Вот почему мудрый каббалист, универсальный лекарь природы, который умеет лечить проказу нечистых металлов, не впечатляется внешним блеском богатства тленного и болезненного. Он остаётся в простоте первой природыתהו, и вот почему это слово (тоху), которое выражает первичный корень всякого добра, приравнивается Гематрией к имени пророка Елисея. Число каждого из этих двух слов равно 411, которое можно сократить до числа 6, числа Берешит [Книга Бытия], т.е. равновесие Зогар и мирового порождения.

Итак, вы, жаждущие выполнить великое дело, будьте велики и просты как Елисей. Желать надо царствия, а не разбоя. Вы должны исцелять, а не присваивать богатство.

Хорошенько же узнайте этого Неемана, прокажённого, пришедшего с Севера Сирии, чтобы омыться семь раз в Иордане, этой реке, текущей с Юга. Это холод Севера сгустил кровь прокажённого, это тепло Юга возвращает ему его текучесть.

Материальное богатство приходит с Севера, благосостояние ума приходит с Юга. Но не отправляйтесь на Север в надежде получить благосостояние. Оставайтесь на Юге, ибо тепло притягивает холод, знание притягивает богатство. Если ты врач, будь уверен, больной придёт.

В книге царяשלפה Соломона [притчи Соломона, 3:16] читаем, что долгоденствие в правой руке её, а богатство в её левой. Не употребляй левую руку прежде правой, ибо ты ничего не сделаешь со справедливостью. То, что делают левой рукой в ущерб правой руке, будет сделано плохо.

Знайте же теперь, что тайны святой каббалы являются также и тайнами природы, и что секреты, заимствованные из Египта Моисеем не отличаются от таковых Гермеса. Откуда, ты думаешь, Моисей взял горы золота для того, чтобы расплавить и бросить в матрицу: херувимов ковчега, великий подсвечник о семи ветвях, лезвия святилища и все священные сосуды? И что, ты думаешь, он окружил огнями и молниями в пещерах Синая?

Святая каббала является иерархичным секретом природы. То, что вверху как то, что внизу, и Малхут всегда создаётся по образу и подобию Кетер. Золото есть сынאור (аур или ор) свет. Итак, если ты желаешь, чтобы золото умножалось в твоих руках, сделай так, чтобы свет умножался и распространялся в твоей душе.

Знай же теперь, что sanctum regnum Соломона разделено на три мира, как природа на три царства.

Животное царство, управляемое душою живою, называемое свободой, соответствует небесному Ацилут, которое есть царство Асия.

Растительное царство, которое питает животных соками земли, и которое привязывает к земной неподвижности подвижные цветки и ветви, соответствует рабочему и научному миру Иецира.

Наконец, минеральное царство, которое работает в недрах земли, осаждённый свет и летучая соль, соответствует земному и физическому миру Брия.

Но в каждом из трёх миров воспроизводятся три степени святой лестницы.

В небе обитает чистый дух, посредник и чувственная душа.

В науке находится синтез, анализ и согласование.

В природе летучее, смешанное и осаждённое.

В животном царстве дух, душа и тело.

В растительном царстве растительность, сок и дерево.

В минеральном царстве сера, ртуть и соль.

Итак, дух формирует тело по своему образу при посредстве души.

Растительность формирует дерево согласно своей силе при посредстве сока.

Сера формирует соль согласно своей степени обжига и теплоты при посредстве ртути.

Для исцеления животных, нужно очистить влиянием универсального духа силы души и установить его действие на тело.

Для исцеления растений, нужно усовершенствовать растительность, очищая, умножая и лучше направляя сок.

Для исцеления металлов, нужно возгнать серу и дать ей достаточно огня, чтобы она оживотворила ртуть и прекратила болезненный застой солей.

Первоматерия существ это корень о трёх ветвях. Она исходит из Кетер, и это еёאלהים [Элоим] назвали, когда сказали:

יאי אור [да будет свет!]

Будь же, о Трисмегист, руководителем тройного аур [света], если ты желаешь сделать универсальное лекарство.

Металлические Сфироты.

ב 2

Универсальный металлический корень соответствует Кетер, он скрыт во всех металлах и о нём свидетельствуют его различные формы.

*> чёрный метал, последний и первый из металлов, соответствует Хохме, по причине своего веса и своей непрозрачной и земной природы; он называется отцом, который пожирает своих детей; но есть среди них один, которого он не пожрёт, когда ему дадут вместо него красно-зелёный камень, который есть настоящий Абадир, философский 6 33.

Олово ־?г с белыми волосами соответствует Юпитеру и Бине. Он свергает своего отца и овладевает молниями неба. Это жестокое иго, и когда он говорит, то пронзительным голосом.

Луна С соответствует Хесед, по причине своей белесости и своих употреблений.

Железо есть микропрозоп [малое лицо] металлов, это Зеир Анпин металлической каббалы. Оно соответствует Тиферет, по причине своего блеска, своей прочности и своих побед; оно сильно, оно прекрасно как Марс. Это о нём сказал псалмист в XI псалме, последнем стихе.

Нецах и Од представлены красной латунью и белой латунью, это бронза и медь, обоеполый металл, который есть два в одном, и который изображён столпами Иахин и Воаз храма Соломона. Также эти два столпа, один из белого мрамора, другой из чёрного, были полностью окованы медью.

Йесод это , который является производителем и как бы семенем металлов.

Малхут это С мудрецов, философская v,а О, жена красного слуги.

Четвёртый рисунок Фламеля.

ג 3

Теперь я возьму тебя за волосы головы твоей, как ангел взял пророка Аввакума, и я заставлю увидеть тебя Даниила во рве львином[80].

Во рве находятся три льва: зелёный лев, чёрный лев и красный лев.

Обычное имя льваאדיה находиться в словах Якова (Бытие 49:9)יוד אדיה, число которых 209, и прибавляяא

о

сфиры Иециры, т.е. сознательное единство, вы получите число Неемана,נעמב Сириец, ç, прокажённый природы, которого 4 должна очищать семь раз, в его зародыше, изображаемом волком, этой дикой собакой Германубиса.

Но как ты совсем не должен останавливаться на грубом «ф», который есть изверженное семя и смерть металлического царства, возьми наименьшее число Ария и Неемана

210 1

__________________________ 2

3

и наименьшее число Кетер, которое сокращается к числу

21 2 1 3

И ты тогда будешь тем, кем является наш лев.

(!Смотри третий путь сфиры Йециры и третью букву таро).

Словаכםיו־ (львёнок) иידק (молодецкая сила) имеют одно и то же число 310, которое даёт 4, т.е. четвёртый путь сфиры Иециры и четвёртый знак священной азбуки.

Молодой лев зелёный, когда он вот-вот превратиться в воду, затем он становиться чёрным львом или, скорее, он исчезает, и чёрный лев уступает своё место, чтобы исчезнуть в свою очередь среди густого цветника, который вскоре превращается в долину покрытую снегом, из которой выходит красный лев.

Теперь собери всё своё внимание, чтобы понять словоליש, которое означает разъярённого льва, льва со взъерошенной гривой, льва победителя львов: в книге Притч (30:30) он именуетсяלביא, и число этих двух имён 43, которое, разложенное и сложенное, даёт 7, как и число 106 словаפרד металл или центральный металлоид, который является магнитом металлического 30лота, слуга с красной гривой, имя которого фед или пломбая, и которого ты должен узнать по этому знаку 6.

Ещё даётся другое имя льву, согласно богословам, в Санхедрине (с. 11. фол. 9, кол. 5), а именно שהצ, которое также находится в Таргуме (17, 12); число этого имени 398, малейшее которого = 2:

3 9 8 20 0 2 2

Такое же слово получается также из слова халдейский,צרידא (Вторая Царств 3:20), где вместо словаפרדупотреблено имя 6.

Каббалистический лев, первичное имя которого даёт 110, число, которое резюмируется 2.

6 есть, таким образом, первый лев, который обнаруживается двойкой, т.е. философским С-ом, поскольку в естественных приложениях науки, этот металл является промежуточной линией, простирающейся от одного края до другого.

Вот почему философы обозначали его двойной линией, заканчивающейся двумя кругами, и давали ему имя мышьяк.

Это он, муж и супруг, без которого дева не смогла бы забеременеть.

Здесь это G.’.O.’. солнца мудрецов, без которого луна всегда была бы покрыта тьмой; тот, кто знает как извлечь лучи, работает в её свете; другие идут на ощупь в ночи.

Это дети, которые насмехаются с Елисея, потому что он лысый; ибо они не видят оккультных лучей Кетер, которые являются венцом на его голове.

Таким образом, они становятся кормом двух медведей, Харибды и Сциллы науки, и 42 пожираются, т.е. их работа и их умственное поколение, изображённое 6-кой.

Но Елисей приказывает таинственному зверю и он собирает кровь детей, которых он пожрал, дабы сделать из неё оккультное лекарство от проказы.

Именно этот кровожадный зверь двоицы, был охарактеризован Даниилом, когда он сказал:

«И вот ещё зверь, второй, похожий на медведя и три клыка во рту у него, между зубами его.» (Книга пророка Даниила 7:5)

Клыки этого зверя это клыки дракона Марса, который пожрал попутчиков или молодых слуг pueros Кадма, и зубы которого нужно посеять в лоно девственной земли.

Три окалины образуются между е-ом d-a. Откройте же рот железу, и когда он будет в тигле, возьмите белесые зубы и скормите им כשד (плоть), чьё число 7, и много плоти, ибо d[81] должен относиться к pused 6, как 106 к 239.

Шестой рисунок Фламеля

Итак, плоть, которая должна быть пожрана есть плоть первого льва, льва символического, льва крылатого, крылья которого разделены зубами медведя, т.е. то, что есть самое летучее. Но пожирая его, медведь разделяет также землю или окалину, и тогда свободную со стороны неба и со стороны земли.

Он стоит и ходит на своих ногах, и его видят стоящим на ногах в тигле, как человека, с поднятым лицом и лучезарным!

И сердце d минерального человека ему будет дано. «Aufer ab еоcor lapideum et cor carneum da illi.»[82] Оно станет Тиферет, т.е.אדאם, Адам, который равноценен красной земле.

Именно тогда появляется третье животное видения Даниила барс или £, изображённый Иорданом мудрецов, ибо Иордан и барс, в малейшем числе, дают 12, которое даёт 3.

Но эта триада умножена четверицей: «Et ессе alae quatour avis super dorsum ejus.» [И четыре птичьих крыла на спине у него].

Четыре крыла составляют также две птицы, которые являются голубями Дианы, и они побуждают барса сразиться с медведем и драконом.

Барс Даниила также имеет четыре головы, под которыми следует понимать четыре цвета или элементарных проявлений, которые суть: синий, жёлтый, белый и красный.

«Et potestas data est ei super caeteras bestias» [и власть дана была этому четыреглавому зверю] над львом и над медведем, дабы победить их, пронзить их и пролить их клейкую и ртутную кровь.

И затем, как синтез трёх других, рождается четвёртое животное, чьё рождение громадное, ибо тогда поднимется дым, способный принести вам смерть. Этот четвёртый зверь с железными зубами и десятью рогами, ибо он обладает силами всех чисел, приложенных к металлам, и промеж этих рогов выходит другой, небольшой рог, которые говорит и открывает великие вещи. Что тот их поймёт, кому дано ведение.

Пятый рисунок Фламеля

ד 4

О помещено в Гвура через перестановку, и царство Тиферет относиться к d, поскольку одно завоёвывает другое и поскольку Марс это воин Солнца. Но каждая сфира имеет свою декаду, и Кетер золота есть тот драгоценный כותמ, который Песнь Песней (5:11) сопоставляет голове Хохмы. Итак, тайный и сокрытый, имя которого объясняется через Хесед; ибо золото приходит с Севера и принимает свою форму на Юге. Его Тиферет это золото трона, и его Малхут это трон из золота; он также зовётся золотой чашей (Иов, 28:17); золотой короной (Пс. 21:4); золотым сосудом (Песнь 5:15); заключённое золото (1 Царств 6), и т.д.

5 ה

Гиезий (ציהזי) слуга Елисея пример невежественного испытателя природы, который роет долины и никогда не поднимается на холмы, так работают они в пустую и навсегда остаются рабами; они кишат в обществах, чтобы порабощать и продавать Иосифа наследного сына Иакова рождение которого было чудом природы; но чтобы совершить такое чудо, нужны добродетели Израиля или Елисея; а такие слепцы ничего не могут оживить, сами будучи мёртвыми.

Это обманщики, скупцы и лжецы, рассказчики того, что делают другие (Четвёртая книга Царств 8:4-5), и вместо богатства, они обретают проказу, презрение и нищету (Четвёртая книга Царств 5:27); ибо имя Гиезий и словоחל, означающее невежду, имеют одно и то же число.

6 ד

נפרית $ в науке минералов.

Это начало относиться к Бине по причине своей теплоты, а в десятице Бины, оно представлено гвурой или О, под именем Харуз, сокращённое число которого равно 7 6.

Арканом этой науки должен быть Харуз, иначе говоря, вырытое О перед своей совершенной варкой. Эта последняя есть £, которая придаёт огненно-яркий цвет и превращает нечистые металлы, такие как 6 с О[83](Второзаконие 29:23)[84] $ с а дождём проливая на нечестивых, иначе говоря на грязные металлы (Псалом 10:6)[85].

Ты должен откопать эту $ ; откапывай же её из v и ты получишь А-ь v ы.

Если твоя стезя правая перед Господом, тоd всплывёт над (Четвёртая книга Царств 6:6)[86]. Иди Иордану с Елисеем.

Но что встречает Гвура Господа? (Псалом 55:2)[87]. Многие ищут другую $, но та, что вошла в ограду стезей хранимых (Псалом 5:2)[88] возымеют истинный разум, ибо «ф» Од’а и 6, экстракции которого обучали многие, легко; также и О d-a ç иб, которые после громов собираются щёлоком посредством 4, превращённой в красный *.’, смесью влажного живого серебра.

Они являются подлинными тинктурами луны:

«Вожделенное сокровище и тук в доме мудрого» (Притчи Соломона 21:20).[89]

Металлический истукан, согласно пророку Даниилу.

Тайны храма Соломона

7 ז

В природной каббале,הוד (од) это царство бронзы меди латуни.

Её цвет почти цвет золота, но вынимается скорее с одной стороны на огне, с другой на зелёном, но ей не хватает синтетического света.

Имя медь и имя змей имеют одно число. Вот почему медный змей Моисея является знаком двуполого царства Q, орудия гармонии и сосуды освящённой паперти являются медными, имя змеяנהש служит корнем имениנהשיםчары. Если же ты желаешь проникнуть в тайны, смоги понять сфиротическую десятицу Од, ибо каждый металл имеет своё вместо каждой сфиры.

У пророка Даниила[90], во сне Навуходоносора, он видит металлического истукана, голова которого из 30лотой венец.

Это то тетраграмматическое золото великого священника Аарона, то литое золото, которое должно быть превращено в прах и вброшено в воды (Исход 32:220). Затем ты увидишь другие виды золота, следующие друг за другом. Сначала простое золото, и так сказать голое (ל(ךהב т-е• © ещё не полностью вышло из своего влажного колчедана и не просохло от жара огня, выходя живым из вод, цвета то чёрного, то жёлтого, часто даже цвета мака, затем обратно и погружаясь в баню своего рождения: его можно назватьזהבשבא, т.е. золото из плена, поскольку оно ещё удерживается в своей темнице, где оно зреет в течение сорока дней и ночей, так что ты не знаешь то, чем оно стало (Исход 30:1). Тогда оно кажется инертным и безразличным к внешним операциям, но настанет момент, когда оно есть как бы раненное и убитое; оно умирает, как если бы было заклано, затем разложено и ставше чёрным трупом; там оно подвергается испытаниям, и корки, т.е. демоны или шлаки, довлеют над ним. Оно проходит по всему кругу из 42 букв, затем оно приобретает пепельный цвет во время, которое определяют 22 буквы; оно сделалосьזהבארפיד, ибо оно может уже производить тинктуру, ещё не золото, но серебро. Как затем серебро превращается, как золото обнаруживает себя своим красным одеянием, ты сможешь увидеть у Иова (22:24)[91].

Оставь же багрянец распространяться поצפד, который есть философский Ь, т.е. белое золото; ибо из этого ты получишь серебро, если ты оставишь его в его белизне; используйגתלים громов воды металлической и ты получишьאופיד; ты уже имеешь священное число имени אהיה (реализации); после двадцати и одного дня работы, ты заполучишь плод своего труда. Если ты хочешь открыть свою сокровищницу, открой её, она даст тебе серебро как камни (Третья книга Царств 10:27)[92]. Но еели ты подождешь ещё немного, и позволишь умереть Ь в огне, то ты получишь совершенное золото Офирское.

Золото собирается в океане мудрецов, и Самсон убил и раздел тридцать филистимлян во время их сна, чтобы отдать их одежды своим нечестным спутникам[93], т.е. несовершенным металлам.

Тогда образуется та острая и проникновенная сила, которая, согласно Иову, должна простираться на глину со всею силою золота: «Et fervere faciet veluti ollam profundam»[94], ванна густых и вязких металлических вод, «ponet ut vas pigmenti, post illud kucere faciet semitam.»

* * *

Да будет благословенно славное имя вечного царства! И ныне и во веки веков!

Я написал эти вещи в меру своего разумения, так как, ища снадобий от болезней человеческих, я нашёл секрет исцеления всех тварей.

А привёл меня к этому один текст Зогар по обязанностям одного врача, где он кажется видеть мне порядок для меня не останавливаться в моих поисках, пока я не найду совершенное лекарство. Вот притчи. Во Второзаконии написано (32:10): «Causas applicabit et intelligere faciet eum». Так что в порядке вещей, что человек достигает истины, когда он её ищет, и даже корки ошибок служат на пользу его работе и его доброй воле.

* * *

Здесь заканчивается рукопись лекаря Картана. Кем был этот лекарь? Мы ничего не смогли о нём узнать до сего дня.

Лишь когда-то давно один еврейский торговец рассказал мне, что слышал от своего отца, что в его время жил один лекарь, который, по одному только виду больного, тотчас же объявлял выживет он или умрёт. Он снискал себе репутацию человека правды, истины, боящегося греха. Когда один из его пациентов не мог достать необходимых лекарств, то он сам предложил ему деньги, и не было тогда больше в мире человека более сведущего. Торговец добавил: Он написал одну книгу о чём-то сокровенном, и эта книга у меня в руках, так как я получил её в наследство от моего отца. Все слова этой книги сокрыты в тайнах закона, и их дано понять только тому, у кого нет греха.

Равви Элеазар ответил: Если эта книга с тобой, одолжи мне её. И он ответил: Я дам её, при условии, что ты покажешь мне книгу святой лампады. И мы договорились, сказал равви Элеазар.

Эта книга была в наших руках на протяжении двенадцати месяцев, и мы отыскали в ней высочайшие светила. Да будет благословен Бог милосердия, дающий разумным людям высшую мудрость!

* * *

Эта книга, которая, кажется, здесь кончается, была раздроблена на части переписчиками. Один за одним мы отыскали многочисленные отрывки этого труда. И вот, для начала, один, который мы считаем самым важным:

עפרת

Ь, в природной каббале, относиться к мудрости, ибо на этом свинце покоится металлическая земля, которая есть золотоносная пудра.

Этот Ь называется таинственным именем כל (всё), потому что в нём сокрыт зародыш всех вещей. Его рисунок в низу круг, а над ним четыре буквы далет, углы которых сходятся в одну точку.

ЛЮБОПЫТНЫЙ ОТРЫВОК ИЗ КНИГИ ВАСИЛИЯ ВАЛЕНТИНА.

По истине, сокровище мудрецов не есть ни мирское золото, ни серебро.

Это ни меркурий, ни солнце, ни сурьма, селитра, сера, ни что-либо подобное.

Но это дух золота, меркурий, по прозвищу философский, первая и вторая материя как таковая, и только своей природы и собственности. Чистейшее восточное золото, не почувствовавшее силу огня, особенно превосходное, более мягкое и ковкое, чем мирское золото.

Оно есть настоящий меркурий золота и сурьмы.

ДОПОЛНЕНИЕ К ВОСЬМИ ГЛАВАМ «ОГНЯ ОЧИСТИТЕЛЯ»

N. В. Переписчики этой фундаментальной научной книги разделили, покромсали и перемешали её главы, дабы сделать её неудобочитаемой. Вот фрагменты, которые мы из неё извлекли, и которые дополняют восемь первичных глав этого труда.

* * *

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Эта глава озаглавлена Елисей. В ней содержится то, что мы разбили на два параграфаאиב, плюс объяснение имени Гиезий, которое мы поместили в параграфе ה.

К параграфу 2ב, стр. 2, прибавьте нижеследующее, по поводу олова.

* * *

בדיל, олово. Этот металл не имел широкого употребления в естественной науке вплоть до настоящего времени, в виду того, что он получается отделением; поэтому его материя остаётся отделённой от универсального лекарства. Zedech дал его в качестве атрибута среди планет, тех блуждающих и белых светил, а язычники дали ему простое имя, которое Иудей не должен никогда произносить (Исход, 23:13), имя, которое должно быть стёрто (Осия, 2:17; Захария, 13:2). Среди животных нет ни одного, чьё изображение соотносилось с ним лучше, по причине его хрюканья, чем то, которое называется Aper de silva (Пс. 80:4), чьё число 545, которое не только составлено из 109 пятёрок, но и его наименьший делитель также пятёрка, как и число 194 ,צדק, которое даёт 14, будучи сложено:

1

9

_______________________ 4_

14

И 14 таким же способом даёт 5, которое, будучи удвоено, даёт 10.

Итак, 10 число, аналогичное числу 46, которое есть число олова, ибо 5 десятков соотносятся с 50 вратами Вины и первой буквой Сфиры Нецах, которые есть сфиротические классы, которым соответствует этот металл. В частных претворениях его серная природа одна не выходит, но присоединяется к трём серам, прежде всего к таковым красных металлов, она восстанавливает до О-а липкую v-y надлежащим образом обожжённую, так что С, если она введена ?, утончённой в природе тонкой v -ой, что происходит в данном случае, между другими посредством .

Поскольку её вязкая и водная природа может быть ещё улучшена, если она распылена теплом О -а, проходящим по всем степеням А-я и брошенная понемногу в О в поток в виде пилюли, что я научился делать с серебром. Но «non est sapiens nisi dominus experientiae»[95]. Вот почему я не добавляю его далее. Тот, кто работает может приготовить материи и их исправлять своими повторными опытами, когда они окажутся с изъянами.

ПРОДОЛЖЕНИЕ ПЕРВОЙ ГЛАВЫ

До сих пор мы говорили о белых материях, теперь переходим к красным. На первом месте, под [именем] Гвура, согласно обычным высказываниям каббалистов, стоит золото. Это также соотноситься к полночи [северу] (Иов, 36:22)[96], не только по причине его цвета, но также и по причине его тепла и его серы.

Железо отнесено к Тиферет, ибо оно по природе «vir belli» (Исход 15:3)[97], и оно носит имя Зеир Анпин лишь по причине своего скорого гнева (Псалом 2)[98].

Нецах и Од двойная середина тела и влагалища семян соответствуют двуполым природам меди.

Иесод это живое серебро; прозвище «живое» дано ему, чтобы его охарактеризовать; ибо основание и субстанция металлического искусства в живой природе.

К Малхуту отнесено истинное лекарство металлов по многим причинам, и поскольку здесь представлены другие природы справа или слева от О или от С и их постепенные метаморфозы. Мы поговорим об этом полнее в другом месте.

Итак, я дал тебе ключи, чтобы открыть многие закрытые двери. Я открою тебе дверь ко многим сокрытым стезям природы. Если же кто-то расположит их иначе, я не стану препираться с ним, ибо всё идёт к одному концу-

Я говорю:

Что три высших источника аналогичны трём началам металлического царства:

Липкая v, Кетер £.

е или О, Хокма *>.

ф Бина, по названным причинам.

Также семь низших источников представляют собой:

Гдула С.

Гвура О.

Тиферет d.

Нецах ־?г. Од 6.

Иесод Ь.

И Малхут будет металлической женщиной, серебром мудрецов, полем, в которое они должны вбросить свои семена, семена оккультных минералов, иначе говоря, золотую воду, так как это имя находиться в Бытии (36:39). Но знай, сыне мой, что эти вещи содержат такие тайны, что никакой человеческий язык не может их раскрыть. Я же отныне «non peccabo lingua теа, sed custodiam os meum clausura» (Псалом 39:2)[99].

золото имеет свою Кетер или свой тенистый металлический корень, свою Хохму, иначе говоря, своё сатурианское начало, и так далее.

Именно к Кетер золота нужно отнести то золото, которое сэр Гаширим [sir Haschirim] поставил на главу женихаכתס.

К Хохме нужно отнести то золото, спрятанное среди военных припасовבצד (Иов 22:24 и 25; 34:19).[100]

К Вине относиться золото раскопок, выкопанное золото (הדוע) .

К Хесед собранное и прокатанное золото (Вторая книга паралипоменон 9:5), потому что милость Господа держит нас подвешенными, как на золотой нити над пропастью вечной смерти.

К Гвуре זהב, потому что золото приходит от севера (Иов 37 и 22).

ГЛАВА II אול ЗОЛОТО

В металлической природе, Гвура это класс, к которому относиться золото, и там начинается новая сфиротическая декада. В том смысле, что

К Тиферет פז (Вторая Царств 10:18; Четвёртая Царств 19 и 21; Даниила 10:1).

Ибо так Тиферет и Малхут составляют золотой престол.

Вот почему О названо:

Золотым сосудом (Иов 28:17);

Золотым венцом (Псалом 20:4);

Золотой чашею (Песнь 5:15).

К Нецах относиться имя золота закрытого, т.е. приготовленного для посева (Первая Царств 6:10:21; Иов 28:16[101]).

К Од подходит имя красное золото (Вторая книга паралипоменон З:6[102]; Первая Царств 6:20), из-за его сходства с кровью молодых тельцов. Вот почему это 30лото краснеет с левой стороны сфиротического древа.

К Йесод имя хорошее золото (Бытие 2:12)[103], ибо здесь добро совпадает с правдою.

К Малхут подходит секретное имя философской Vы, синонимом которой является прах, и дом этого металла великолепен, ибо он состоит из 6×6 ячеек, дабы из всех частей возродить восхитительные качества буквыו, которая есть буква Тиферет, всеми столбцами и всеми строками во всех направлениях. Заметь ту особенность, что их наименьшее число есть седмица, четверица или девятерица, т.е. 3, 6, 9 числа, о которых я мог бы отрыть тебе тысячу тайн.

Добавлю лишь, что их сумма представляет число 216 (אדיא) нашего восхитительного льва (10:14), которое является числом имениזהב(«supputa et ditesce»).

ГЛАВА III С СЕРЕБРО

Хесед, в металлическом царстве, неоспоримо есть серебро. Наименьшее число Хесед является таковым же слов, которые обозначают этот металл (Притчи 16:16, 17:3; Псалом 12:7; Иов 28:1). С также имеет свою сфиротическую десятерицу. Так, в Исходе (38:17, 19)[104], серебряная капитель колонн названа Кетер; в Притчах (2:4) мудрость (Хохма) сравнена с серебром. Вина [разум] С выражена в Притчах (16:16). Гдула появляется в истории Авраама, когда всегда предлагается серебро, чтобы смягчить гнев (Бытие 13:2).

Гвура обозначена, когда серебро испытывается огнём (Притчи 17:3; Числа 31:22; Псалом 65:10; Притчи 27:21; Иисус Навин 48:40; Иезекииль 22:22; Захария 13:9; Малахия 3:3)[105]

Тиферет серебряная утроба истукана Даниила;

Нецах жила С (Иов 28:1)[106];

Од это серебряные трубы (Числа Ю:2)[107];

Иесод находиться в книге Притчей (10:20) ;

И Малхут в Псалме 16.

Обитель этого металла представлена квадратом 9×9, который даёт одну и ту же сумму по всем направлениям. Эта сумма 369, а её наименьшее число 9, которое всегда появляется и никогда не изменяется, «quoniam in aeternum misericordia ejus».

ПРОДОЛЖЕНИЕ ГЛАВЫ III

Рассуждая о металлической материи, вот как Равви Мордехай говорит о серебре:

«Возьми из красного рудника живого золота; тщательно его растолки; смешай с 6 унциями этого У2 унции извести 6 ; положи в запаянную колбу. К песку, добавляй туда пресной д-ы в течение восьми первых дней, опасаясь, чтобы её коренная влажность не сгорела; добавь один градус на второй неделе, и ещё увеличь на третий и четвёртый, так чтобы песок не побелел, но дабы он произвёл шипение, когда в него брызнуть воды, и так, в верху сосуда, ты получишь белую материю, которая и есть первоматерия мышьяк, красящий живую v-y металлов которую все философы называют сухой v -ой и их -)-. Вот как она очищается.

возгоняется белым, кристалличным, истолки его на мраморе с равной частью извести С[108], положи его разогревать в запаянную колбу на песок; в первую пару часов используй слабый огонь, в два следующих сильнее; увеличивай его силу в третий, и, наконец, используй такой, какой вызывает шипение в песке, и снова наш 0=0 будет возгоняться отбрасывая лучи сияния. Так как ты нуждаешься в определённом количестве, то вот как ты будешь его добавлять:

Возьми его 6 унций 1/2, т.е. из этой эмали самого чистого С сделай амальгаму, как ты знаешь, и ты её положишь на переваривание в запаянную колбу на тёплую золу, доколе вся С не раствориться и превратиться в v 0=0 cale.

Возьми У2 унции так приготовленного спирта; положи его запаянную колбу на тёплую золу, и будет появляться и опускаться голубь. Нужно продолжать поддерживать такое тепло, доколе не поднимется больше влаги, и она не осядет на дно и не примет цвет золы. Вот как эта материя растворяется и разлагается.

Возьми одну часть этой золы и вышеназванной Vы, пол части; смешай их вместе и положи их в склянку, дабы они были там как и прежде, что делается за восемь дней или около того. Когда озолевшая земля начнёт белеть, извлеки её и ороси её 5-ю омовениями своей лунной v-ой и провари её как и прежде. Смочи её в третий раз 5-ю унциями этой воды и она снова будет оседать восемь дней. Четвёртое смачивание потребует 7-и унций лунной воды, и когда эта материя закончит потеть эта подготовительная операция закончена.

Для белого дела, ты возьмёшь 21 драхму этой белой земли, 14 лунной v-ы и 10 извести самого чистого С-а; положи это на мрамор, и пусть оно оседает, доколе не затвердеет. Смачивай эту материю 3-мя частями своей v-ы, доколе она не выпьет эту часть, и повтори это столько раз, сколько понадобиться, чтобы она потекла не дымясь по накалённой докрасна пластинке ç-и. Тогда ты получишь белую тинктуру, которую ты сможешь преумножить вышеописанной процедурой.

Для красной, тебе понадобиться известь О-а[109] на очень сильном д-е, и всё дело займёт около четырёх месяцев.

До сих пор автор сличал и согласовывал эти инструкции с указаниями арабского мудреца (без сомнения Гебера) в тех местах, где он долго толкует о мышьяковой материи.

ГЛАВА IV

144יוהב

Иоав Голубь.

Среди загадок вещей природных, имя Голубь никогда не прилагалось к самим металлам, но к природам управляющим и подготовительным.

Тот, кто хорошо понимает природу всесожжения, ни в коем случае не должен использовать горлицу, но пусть возьмёт двух сынов Голубя (Левит 1:14, 12:8, 14:22).[110]

Сосчитай словоבנו (бени, 62) и двоицу Голубей, откуда получается словоנוגה(noga, 64), которое есть имя пятой планеты, и ты будешь шагать правильной стезею. Иначе не работай зря в надежде на обогащение; остановка, по причине недостатка твоего ведения. Бойся же ты, кто слеп умом, потерять также и глаза тела, разогрев себя этой работой. Что ты ищешь с таким трудом, ты не

найдёшь. Но мудрец сделает себе крылья и он взлетит на небо, как орёл, и именно это также делают звёзды земли (Притчи 23:4).[111]

ГЛАВА Y КОПЬЁ,רומח

Победы копья объясняют историю металлических природ. Именно к этому нужно отнести удар копья Финееса, который пронзил обоих в момент их соития иin locis genitalibusИзраильтянина О и Мадианитянку С (Числа, 25)[112]; зуб или сила железа, действуя на материю, очищает её от всякой грязи. Израильское О, здесь, не что иное, как мужская 4-а 0=0 cal,а под Мадианитским С-ом нужно понимать сухую v-y, надлежаще смешанную в руднике, или красный колчедан.

Копьём Финееса убивается не только мужская 4, но умертвляется даже его самка и они умирают, смешивая свою кровь в одном потомстве. Тогда совершаются чудеса Финееса (см. Таргум H, L), ибо природа железа восхитительна, изучи её в обители, как вот:[113]

Его число пятерица, и его квадрат לה символизирует женскую природу, которая должна быть исправлена металлом, ибо в самом укладе животной жизни, d, присоединяясь к лимфе крови, придаёт ей мужскую крепость и препятствует её истощению. Таким образом,dподдерживает мужское родительное начало и успешно соработает зачатию существ.

Марс сообщается с Венерой, среди планет נהפת, которая соответствует меди, из которой делают музыкальные инструменты, потому что она является инструментом металлического блеска. Но она любит исполнять скорее мужскую роль, нежели женскую. Не ошибись, думая, что блеск Венеры даст тебе когда-либо то, что тебе обещает имя Noga.

Од должен воспринять гвуратическое влияние! Запомни это, ибо это одна из великих тайн! Научись же поднимать вверх змея, названного Нехуштан [Mechastau] (Четвёртая книга царств, 18:4)[114], если ты желаешь исцелить болезненные натуры по примеру Моисея [Moscheh],

ГЛАВА VI

צפדת

Этот Ь назван ВСЁ; его рисунок круг и 4 далет, дабы ты знал, что в нём находиться всякая четверичность и четверицы четвериц, то ли стихий,

י САТУРН

то ли корок [скорлуп], то ли букв, то ли миров.

И в этом Ь мудрецов есть 4 стихии, а именно: А или 4 философов, воздух, разделитель вод, сухая вода и земля чудесного О; также в нём находиться 4 корки, описанные у Иезекииля (1:4)[115]; ибо, при подготовке, на тебя обрушаться бурные ветры и великие облака, и клубящийся огонь, доколе, наконец, из него не произойдёт желаемое сияние.

ГЛАВА VII ЖИВОЕ СЕРЕБРО,כפפהי

В сфере природы, Иесод управляет живым серебром, которое является основанием или порождающим началом всякого искусства претворения, и его имя указывает на природу С-а, поскольку оба происходят из сфиры Хесед (только С нужно соотнести с Хесед нижней, по отношению к Иесод, сфиры, т.е. с Хесед Малхута.)

Итак, имя אלהי, согласно гематрии почти такое же как и имя במפהי, также как и имя כוכב (кокаб), которое является планетарным именем меркурия благородных. Его число 49.

Лишь помни, что простой и природный «ф» не подойдёт для твоего дела, и что он так отличается от ? , как лён отличается от виссона или от шёлка. Ты можешь великолепно очистить, обработать, накрахмалить и налощить лён, но ты никогда не сделаешь из него шёлк или виссон.

Некоторые полагали, что нашли знак этой v-ы; это, думали они, когда, смешав с О, она тут же закипает; но раствор обычного живого серебра [ртути], осаждённого +-и, приводит к такому же результату. Итак, чему же может служить этот раствор?

Я говорю, что ? обозначает ни что другое, как следующее:

Знать, что при соответствующей теплоте, он покрывается воистину очень тонкой плёнкой, которая уже и есть чистое и законное О, и всё это за совсем короткое время, хватит даже продолжительности одной ночи.

Это именно тот золотой цветок, который не без скрытого смысла назван кокаб звезда потому что, согласно естественной каббале (Часла 24:17): «Восходит звезда от Иакова», и если её искать на равнине, то её увидят восходящей под видом девы и ветви, и от этой земной звезды истекает влияние, о котором мы говорим.

Живое серебро, согласно гематрии, есть pr.’. Giltin, гл. VII, f.69, 6, называемое אמפדיכא, что как бы означает сферическая вода, потому что она истекает из сферы мира.

А в Книге Бытия (36:39) она названа, в силу перестановки букв, водами погружения, потому что царь погружается в них, чтобы очиститься, или согласно подобному учению v El Boni, ибо жизнь и добро стоят друг к другу в такой аналоги, как смерть и зло.

Вот как говорит девушка по имени מטרדי (матреди) дочь золотых дел мастера, как тому учит Таргум; золотых дел мастер, который работает без отдыха и который не даёт угаснуть своим печам. Ибо не видят этой воды, бьющей из земли, ни просачивающейся, прокладывающей свой ручей в рудниках. Её извлекают и совершенствуют с великим трудом и прилежанием. Жена этого действующего начала называется מיוהב золотой водой т.е. v-ой, производящей О.

Если мастер соединит её с этой, то она родит дочь, которая будет v-ой царской красоты, хотя другие заявляют, что эта супруга означает воды, извлечённые из 30лота. Как бы то ни было, эта супруга не предназначена для любви мужланов, и нищие должны оставить её мудрым и сильным, которые могут её облагородить, применить в деле и дать ей имя.

Супруг, ей предназначенный, именуется металл (Mehetabel), царь Эдема и краснота, названная הרד, украшение металлического царства (Даниил, 11:20). Это молодое О, но по отношению к Тиферет, ибо הרד представляет 209, которое содержит также тетраграмма, умноженная на 8, которое есть число обрезания.

Наконец, он станет Иесод, если к нему прибавить число всех слов. Но, дабы научить тебя, что Тиферет 30лота есть таковой Гвуры, ты должен заметить, что прибавленное число в своей полноте также содержится в צתק, которое также принадлежит к классу золота.

Столица этого царя зовётся פעו по причине её сияния (Второзаконие, 33:2)[116], имя, которое равняется имени יצף которым обозначен Иесод, ибо их числа одинаковы и равны 159, дабы ты познал живое серебро, необходимое для этого дела, и дабы было невозможно вне этого блистательного града найти царское сокровище. На вратах этого святого града начертано имя תיים אלהים , которое хочет сказать живое золото, потому что Элоим и золото отмечены одною мерою. Также и эта v называется так, потому что она есть матерь и начало живого 30лота. Ибо любой другой вид золота считается мёртвым, только этот живой, и ты не обманись, давая ему прозвище, которое ему обычно свойственно: источник вод живых. Ибо этими водами цари оживлены, дабы они могли дать жизнь трём царствам природы.

Квадратный дом этой воды великолепен и показывает, числом סס, обозначающим жизнь, восемнадцать раз одну и ту же сумму в квадрате из 64 чисел, которая есть сумма слова מיזהד (золотая вода), которая повторяется до бесконечности таким образом.[117]

Здесь ты найдёшь сумму 260 во всех направлениях, сумму, наименьшем числом которой является 8.

Символом первой суммы есть רטת(vassit), потому что, постоянно продвигаясь, сумма сводиться к своим различным вариациям; например, если ты начнёшь с 2, то сумма будет 268, которая должна сократиться к 7. Начиная с 3, сумма будет 276, которая сократиться к 6, и так и с другими, ибо таким же способом и в таком же отношении твояvприрастает по мере увеличения числа очисток.

ГЛАВА VIII БЕЛАЯ ВОДА[118],ירדנ

Иордан выбрал чистую минеральную воду для очищения металлов и прокажённых минералов. Эта v истекает из двуустьего источника, имя которому ראהו־(Jeor), и обозначает полу-флюид, имеющий осаждённую природу справа от себя. Мягкая вода с одной стороны, а с другой רז (жесткая вода), названная так по причине своей тёрпкости. Она протекает сквозь солёное море. Хорошенько запомни эту особенность, и, наконец, ей запрещено смешиваться и теряться в красном море, которое есть мужская серная материя, известная всем истинным мастерам.

Знай также, что имя ופו (чистота), умноженное на 8, которое является числом Иесод, даёт число סח־ или 264, которое находиться также в слове П־Р, дабы ты помнил, что требуется по крайней мере 8 порядков очищений, прежде чем ты достигнешь совершенной чистоты или белизны.

В порядке применений к естественным наукам белая тинктура [la médecine au blanc] или белая вода есть название, даваемое g-e, потому что она получает от солнца белесый блеск, который сверкает подражательным сиянием и превращает в свою природу всякую землю, т.е. нечистые металлы, и, быть может, на неё тайно указывает вот это место из Книги Иисуса Навина (10:12):

Иисус воззвал к Господу в тот день, в который предал Господь Аморрея в руки Израилю, когда побил их в Гаваоне, и они побиты были пред лицем сынов Израилевых, и сказал пред Израильтянами: стой, солнце, над Гаваоном, и луна, над долиною Аиалонскою! И остановилось солнце, и луна стояла, доколе народ мстил врагам своим, иначе говоря, доколе мудрецы не завершат своего дела и доколе луна, осаждённая осаждённостью солнца, полностью не превратиться в золото.

Это о ней также написано в Песне Песней: Кто эта, блистающая, как заря, прекрасная, как луна, светлая, как солнце, грозная, как полки со знаменами’•

Имя, даваемое ей, обозначает природу дела, и это потому так, что при её образовании, она как g растущая, и как полная луна, когда она достигает своего совершенства своего конечного состоянии текучести и чистоты; ибо согласно гематрии, слова יד (луна) и ף1יא (тайны) имеют одинаковое число, такое же как у רבוי (множество), потому что в этой материи содержатся все тайны и умножение.

ГИПОТЕТИЧЕСКАЯ РЕКОНСТРУКЦИЯ ОЧИСТИТЕЛЬНОГО ОГНЯ

Оригинал «Очистительного Огня» содержит восемь глав, т.е. введение и семь глав.

Каждая из семи глав разделена на три части, соотносящиеся друг с другом, и части были расположены так:

Семи следующим буквам соответствовали семь вторых частей.

Семи последним семь последних.

Книга содержала лишь семь рисунков, не считая сфиротических древ и магических квадратов.

Вместе с сфиротическими древами и магическими квадратами книга содержала двадцать два рисунка.

Сфиротические древа были во главе семи первых частей, каждое из которых заполняло целую страницу книги Фламеля.

Магические квадраты были рисунками из второй седмицы.

Семеро других рисунков были расположены так: по одному во главе каждой седмицы, а четыре последних в конце.

Три первых рисунка Фламеля.

Вот как четыре ветра небесных

борются на великом море.

ОТРЫВКИ ИЗ ДАНИИЛА, НА КОТОРЫЕ ССЫЛАЮТСЯ В ОГНЕ-ОЧИСТИТЕЛЕ

ЧЕТЫРЕ ТАИНСТВЕННЫХ ЖИВОТНЫХ (Книга пророка Даниила Гл. 7)

И четыре больших зверя вышли из моря, непохожие один на другого.

Первый как лев, но у него крылья орлиные.

Море и два льва, зелёное и красное; материя осаждённая и летучая; первая субстанция киновари философов; с телом Меркурия и с крыльями серы.

Я смотрел, доколе не вырваны были у него крылья, [и он поднят был от земли] и стал на ноги, как человек.

Возгонка и осаждение материи; ртутная вода, извлечённая из философской киновари становиться летучей жидкостью [флюидом], каковой она и была сначала.

И сердце человеческое дано ему воздействием скрытого огня, взятого из царства Марса.

Четыре животных Даниила, соответствующих тетраграмме, выражают мировое движение вещей. Даниил, относя их к властям, определяет их значение в области Малхут. Они должны, поэтому, представлять круговое равновесие, противоборство и эволюцию форм, и в природе, и в человеческой жизни, и в общественной жизни. Образованию совершенного человека в природе и мессианского царства в истории соответствуют осуществление сфинкса в животном царстве, роман розы в растительном царстве и образование золота в металлическом царстве.

И вот ещё зверь, второй, похожий на медведя, стоял с одной стороны.

Тогда создаётся новая форма в материи. Именно тогда нужно его насыщать той субстанцией, названной адептом pused и изображённой этим знаком:

И три клыка во рту у него, между зубами его; ему сказано так: «встань, ешь мяса много!»[119]

Три ряда зубов представляют тройной философский огонь.

Затем видел я, вот еще зверь, как барс; на спине у него четыре птичьих крыла, и четыре головы были у зверя сего, и власть дана была ему.

Красная материя должна быть возогнана, затем пропитана своей водой. Это то, что называют голубями Дианы; затем она проявляется четырьмя головами, иначе говоря, четырьмя последовательными видами или цветами: голова ворона или чёрный цвет, голова лебедя или белый цвет, голова павлина или радужный цвет, и голова феникса или красный цвет.

После сего [видел я в ночных видениях], и вот зверь четвертый, страшный и ужасный и весьма сильный; у него большие железные зубы; он пожирает и сокрушает, остатки же попирает ногами; он отличен был от всех прежних зверей, и десять рогов было у него. [Я смотрел на эти рога] и вот, вышел между ними еще небольшой рог, [и три из прежних рогов с корнем исторгнуты были перед ним, и вот] в этом роге были глаза, как глаза человеческие, и уста, говорящие высокомерно.

Этот четвёртый зверь это живое О или универсальный растворитель, имеющий силу всех металлов и объединяющий все металлические сфироты. Он открывается тому, кто обладает всеми тайнами природы.

МЕТАЛЛИЧЕСКИЙ ЧЕЛОВЕК

Ты видишь, о царю, великого истукана; этот истукан огромен и высочайшего роста, он возвышается пред тобою и вид его страшен:

Голова этого истукана из золота наилучшего О ;

Грудь и руки из серебра С ;

Чрево и бёдра из меди ç;

Ноги из железа d ;

Ступни напополам из железа и глины д ;

Душа головы Нешама;

Душа груди и плеч Руах;

Душа низших частей Нефеш.

И вот, сорвавшийся камень с горы сейчас поразит ступни из железа и глины, и истукан весь целиком будет превращён в пыль.

Этот камень это великий философский символ веков: краеугольный камень, философский камень, огненный камень, кровавый камень, киноварь мудрецов, универсальное лекарство; в божественном мире истинная религия; в человеческом мире истинная универсальная наука; квадратный в основании, твёрдый как труба, абсолютный как математика; в мире природном истинная физика, та, которая должна сделать возможным для человека царствование и духовенство природы, делая его царём и жрецом света, который совершенствует душу, завершает формы, превращает скотов в людей, шипы в розы и свинец в золото.

Голова этого истукана Даниила золото. Эта голова соответствует Кетер, который есть свинец, согласно «огню очистителю», но следует заметить, что свинец должен быть превращен в золото, и что из самого его царства берёт источник О. Между головой Кетер и сердцем Тиферет есть взаимно-однозначное соответствие, как и между макропрозопом и микропрозопом Зогар.

Итак, микропрозоп, Арих Анпин, не представляется каббалистическим золотом, но скорее железом. Таким образом, имеется вторая транспозиция в угольнике Тиферет к Гвура, один и другой выражают сменяющие друг друга царства золота и железа.

Четыре металлические части истукана соответствуют четырём векам поэтов и четырём великим периодам универсального исторического цикла. Это царство золота, основанного на железе и глине, т.е. на насилии и слабости, должно быть разрушено откровением кубического камня, т.е. царства истины и правды.

Четыре животных Даниила соответствуют металлам истукана: лев глина с железными крыльями, медведь медь, леопард серебро и сфинкс золото.

Лев соответствует первобытным временам, векам войны и кочевой жизни.

Крылья льва обрезаны, человечество делается оседлым и великие империи грубой силы обозначены медведем, республики и дробление Государств представлено леопардом с четырьмя головами, затем идёт финансовый и индустриальный феодализм, который есть империя Антихриста; на этом кончается история мира.

Но нет такой песчинки, которая не могла бы стать семенем мира, и природа живёт в малых вещах, как и в больших. Порождение золота совершается, как и порождение цивилизаций и света.

Там основа вечного догмата Гермеса.

Первоматерия О -а; это как к субстанции земля и как к форме свет.

Свет это душа земли.

Это единственная в своём роде субстанция, имеющая все свойства простых тел. Это даже само простое тело с четырьмя элементарными формами.

Кислород это свет, перешедший в газовое состояние.

Это симметричное расположение молекул, которое делает тела прозрачными.

Движение луча прямо пропорционально живости цветов. Чёрно-синий цвет абсолютного покоя, белый уравновешенного движения, красный абсолютного движения.

Свет пребывает в телах, как теплота.

Он может быть там невидимым и латентным.

Кислород это положительное отелесивание света; водород его негативная форма.

Супружество этих двух газов производит воду, и газообразное состояние превращается в жидкое.

Вода имеет два свойства: она возгоняется теплотой и сгущается холодом.

Она превращается в сок растений, в кровь животных, в ртуть металлов, затем через сгорание, в золу и землю.

Вода это оксид, т.е. отрицательный остаток горения.

Вода голубая и огонь красный.

Переокисление воды производит кислоты. «Согрога non agunt nisi soluta.»

Ковкие металлы имеют свои молекулы определёнными количеством кислорода, которое они поглощают.

Молекулы окисляемых металлов составлены из малого числа равной теплоемкости.

Сплав ковких металлов и окисляемых производит магниты, которые притягивают положительный свет.

Металличное начало находиться в глинистых землях и в особенности в глинозёме. Открытие алюминия явилось выкидышем великого дела. Марганец это d Ph.; он образует три оксида: один зелёно-чёрный, один серый и один коричнево-красный. Иод, который осаждает свет это хлористый пероксид марганца.

Марганец разлагает воду с выделением запаха вонючей камеди.

Нагретая сурьма соединяется с кислородом; она поднимается белым дымом, который даёт белый оксид.

Есть три оксида сурьмы: серая закись, белая окись и пероксид лимонного цвета.

Пероксид получается действием калиевой селитры.

Пероксид О получается доливанием одной части азотной кислоты и четырёх частей соляной кислоты. Это порошок красновато-серого цвета без запаха, нерастворимый в воде и легко растворимый в соляной кислоте.

Всё это имеет значение лишь как познания, которые можно применить на пути великого дела.

АНАЛИЗ СЕМИ ГЛАВ ГЕРМЕСА

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Один только Бог может дать ключ к великому делу, потому что Бог это душа истины и правды; взвешивать по истине и измерять по правде — это действовать по вдохновению Бога.

Сила действовать, таким образом, не даётся, она приобретается.

Тот, кто хочет разоблачить великое дело, показывает, что он его не познал.

Начало ведения великого дела есть ведение четырёх философических стихий.

Эти четыре стихии являются, в первую очередь, умственными; Слово их называет и их осуществляет.

Слово есть высшая формула разума.

Философическая вода есть разделённая субстанция и сама разделяющая, или растворяющая, сила.

Философическая земля есть разделяемое, которое сгущается, выходя из разделителя.

Огонь есть движение.

Воздух есть матрица огня.

Огонь относится к воде, как один к трём.

Воздух относится к воде, как половина к восьми.

Вода есть корневая влага мудрецов.

Огонь есть душа солнца и жизненность золота.

Воздух есть лимонная краска земли, окрашенная солнцем.

Земля есть сернистый мышьяк мудрецов.

Луна растёт и убывает за тридцать дней.

Это движение является тем самым, которое выражают слова coagula [осаждать] и solve [растворять].

Универсальная ртуть повсюду.

Горный стервятник кричит: Я белый чёрного, жёлтый белого и красный жёлтого.

Заполучите землю воздухом посредством влажного огня.

Голова ворона исчезает в ночи; нынче птица летит без крыльев, она изрыгает радугу, её тело краснеет, и на её спине выступает чистая вода.

В металлических полостях существует сверкающая субстанция, которая содержит море, и чей дух возгоняется.

Не называйте её имени невеждам.

Я называю эту субстанцию камнем; но ей давали и другие имена: женская магнезия, белая слюна, зола или несгораемая киноварь.

Все цвета сокрыты в этом камне, но вы их обнаружите окутанными одним единственным цветом. Отделите его и сохраните его хорошенько!

Не делай ничего, если не знаешь зачем, и знай сперва, что противоположности исправляются, когда они не разрушены противоположностями.

Наука есть познание равновесия.

Сделай осязаемым летучее, чтобы овладеть им, погрузите летучий металл, отделите его от ржавчины, которая его убивает, заключите её в темницу не летучую из летучего, который ты освободишь волей, он будет служить тебе и ты будешь хозяином хаоса.[120]

Извлеки, когда захочешь луч из его тени,

Заставь сиянию выйти из его тёмной тучи;

Солнце скрыто в тёмном румянце,

Брось эту вуаль на разъедающую жидкость;

Как скрытый огонь спит в живой золе,

Так дремлет и убегает Меркурий, твой гость;

Ты его разбуди, возьми и поработи,

И на сиденье, наконец, его мягко посади.

ГЛАВА ВТОРАЯ

ב

Действуйте в Боге, т.е. с истиной и правдой. Мудрец находит в Боге силу всех мудрецов.

Когда у тебя погаснет уголь жизни, снова его смочи его водой в течение тридцати дней, как ты знаешь, и вот ты коронованный царь.

Ты знаешь, что вода идёт от воздуха к земле, и от земли к воздуху. Так приготовь твою философическую воду, отдели её мягко от её красной земли посредством упаривания и сделай смачивание осторожно и не спеша.

Жир нашей земли есть свет или огонь, земля или селитра, сера или воздух, и ртуть или вода. Из него извлекают каменное масло и мозговую субстанцию, содержащую две ртути, которые притягивают два света, и которые содержат творческую добродетель всех тел.[121]

Ртуть осаждает философическую серу, т.е. астральный свет, и превращает его в тинктуру; две силы действуют друг на друга и делаются порождающей матрицей,отталкиваясь.

Философический сосуд единственный и всегда одинаков это яйцо, совершенно отличное от куриного, но частично сделанное по его образцу. Четыре стихийные силы должны в нём соединиться и действовать одновременно.

Огонь двойственный, небесный и земной. Мы называем небом активное порождающее начало, а землёй пассивное начало.

— Что сильнее из этих двух?

— Третье, которое является их результатом.

Вода вверху, ил в середине, земля внизу.

Дракон проходит сквозь эти три среды; он поднимается от чёрной земли и серого ила в белую воду.

Осади дым воды, отбели ил и оживи мёртвую землю посредством огня-посредника, который является универсальным растворителем.

Все науки и все искусства берут свои начала в том, что я только что сказал, но нужна великая точность ведения, и, как следствие, воли, чтобы понять меня.

Умерщвлять или разлагать, вызывать рождение, оживлять духов, очищать материю, оплодотворять астральный свет вот и всё дело.

Есть в нашем камне четыре стихии, которые надо поставить друг против друга, оплодотворить друг другом, возжечь землю, сгустить воду, осадить огонь в сосуде, который ему подходит.

Наш инструмент есть возгнанная вода, душа воды, которая растворяет стихии и даёт нам истинную серу или истинный огонь; тогда чернота уступит, смерть уйдёт и бессмертие начнётся с мудростью.[122]

ג

Надо отстирать материю и внедрить дух, чтобы заставить материю сопротивляться действию огня.

Так делается серебро, которое оживляет мёртвых и окрашивает металлы, изменяя их.

Эта материя присоединяет то, что есть самого ценного к тому, что есть самым ничтожным: живую душу к трупной материи, западную ртуть земли и восточную ртуть намагниченного света, которая есть наша магнезия.

Природа, дочь света, взаимодействует со светом. Яйцо света это ночь.

Женить коронованного царя на его румяной невесте, они дадут миру сына, которого мать будет кормить огнём.

Пусть огонь высиживает серу, пусть он её стирает и пусть он её румянит, как кровь.

Дракон убегает от солнца, но если ты откроешь тропу к его пещере, ртуть оживёт, скрытая ещё в семени, подобном девственному молоку.

Возрадуемся, ибо наш сын жив, он запеленай в красное, его купают в кермесе .

ד

План этого трактата азбучный и объясняется числами семи первых букв священного алфавита.

Эти семь букв объясняются двумя

Эта азбука великий аркан.

Ищите же, и если вы хорошенько поищете, вы найдёте.

Природа порождает природу, природа следует за природой; плоды винограда растут только на виноградной лозе, они рождаются из побегов гроздей их естественным соком и никак иначе.

Если ты желаешь делать искусственный виноград, найди лозу, сок и гроздь, возобладай над природными стихиями и природа подчиниться тебе.

Всё делается через рождение.

Одна только Венера не породила совершенного света; но если бы она соединилась с Марсом сетями Вулкана, её сила увеличилась бы и её свет исправился бы.

Она тогда становиться способной разжижаться, размягчиться и сбросить с себя субстанцию металлов. (Венера здесь взята не как медь, а как философическая самка.)

Золото есть результат металлического, совершенного и универсального порождения.

Вот что сказал коронованный император, каббалистический Юпитер, который также есть наш Аполлон, на четвертичном троне.

ה

Возьми то, что от ворона, т.е. материю высвобожденную его чернотой, положи её во чрево коня четырнадцати или двадцати одного дня, ты по-

лучишь дракона, который пожирает свой хвост и свои крылья; перенеси и положи в печь, с этих пор материя будет оставаться в яйце, которое само будет оставаться закрытым вплоть до момента смачивания.

Вот каковым должно быть первое приготовление, после разжижения и сгорания, ты возьмёшь ртутный мозг, и ты его истолчёшь с очень едким уксусом, тогда сделается очищение, и поднимется густой дым. Мёртвая ртуть станет живой, и надо, чтобы она ещё умерла, чтобы ожить.

Чтобы дать ей смерть или жизнь мы употребляем духов; в их присутствии она живёт, в их отсутствии, она умирает.

Признак её жизни это когда она держится осаждённой.

ו

Агент дела это универсальный дух, который нужно притягивать, а не рассеивать теплом.

Надо его извлечь и не сжечь; посредством него мы извлечём воду из камня, из этой воды мы сделаем золото, и из этого золота ещё более совершенное золото.

Для этого нам нужна вода без дыма, ил без черноты и живая земля; здесь весь секрет дела.

ז

Наложите на дело царскую печать и оживите вашу материю квинтэссенцией золота.

Ваша материя вся целиком есть луна, которая ждёт своего оплодотворения солнцем.

Первая часть дела есть один из видов вегетации.

Вторая инкубация, в некотором виде животная, как в курином яйце.

Третья минеральное совершенствование и оживление золота самой душой природы.

Ртуть должна быть разрушена как ртуть, а сера как сера. Надо, чтобы сплав этих двух субстанций произвёл из них третью, которая есть соль.[123]

Вся подготовительная работа сводиться к тому, чтобы воспрепятствовать ртутному семени ортутиться, ибо превратившись раз в ртуть, оно мертво.

Надо это же сказать и о сере.

Сера и ртуть, в семенном состоянии, есть семя 30лота. Вот почему мудрецы говорят, что нужно брать 30лото.

Философский камень является солью света; свет в металлах является квинтэссенцией золота.

Субстанция эта является кристаллической и хрупкой; вот почему Василий Валентин называл её купоросом. Купорос означает стёклышко[124].

Надо хорошо отличать от первоматерии вспомогательную подготовительную материю.

Свинец, железо, сурьма, селитра, да и само золото могут служить для подготовки, но не должно вводить в материю ни единой молекулы этих субстанций.

Ещё нужно хорошо отличать сурьму [stibium] древних от сурьмы [antimoine] Василия Валентина.

Сурьма является философским магнитом, и ничем больше.

Нума Помпилиус таким образом разделил и охарактеризовал часы дня, солнца.

Этот рисунок представляет металлическую прогрессию и антитезу.

Все секреты природы находятся здесь указанными по аналогии.

Крайние антитезы где магнитными полюсами являютсяdи ç, Ь и О.

Антитезы средние есть С и .

Всё заполнено, пустота нигде не существует.

Всё заполнено одной и той же субстанцией, бесконечно разнообразной по формам.

Движение форм это жизнь.

Субстанция жизни это свет.

Жизнь света это тепло.

Бог вечно творит свет.

Да будет свет есть вечное Слово.

Солнца не являются очагами света, но теплоты.

Это теплота делает свет видимым.

Огонь изменяет формы.

Металлургия есть наука огня, сочетаемого с землёй.

Свет есть универсальная ртуть. Сера есть склеенный огонь. Соль это земля.

Сурьма древних является, кажется, рудой красной сурьмы, которая находится в естественном состоянии в землях Венгрии. Сплав там минерализован мышьяком и серой. Вот почему древние назвали его красным мышьяком (см. Филострат. Жизнь Аполлония). Эта руда напоминает железную руду, её различают по её большой плавкости, которая такая, что её можно расплавить в пламени свечи.

Бекхер и другие современные химики признают существование некой ртутной земли, чьё начало существует в некоторых металлах и в кислоте морской соли. Это та ртутная земля, которая содержит первоматерию великого делания в состоянии малой луны или белой женщины.

Кунрат описал эту землю, она красная пока не будет отстирана в философском ф, она жирная из-за содержащейся в ней £, её плотность мала, её вкус острый; когда она отстирана, она белеет, и именно тогда это есть философская латунь.

В эту материю не входит ни мышьяк, ни сурьма, ни мышьяковая или сурьмовая настойка, ни купорос, ни морская соль, ни селитра или нитратная соль, ни грубая ртуть ни обычная сера. Эта материя не есть метал, это сильно очищенная ртутно-серная соль, это астрометаллический сгущённый свет.

Однако, истинные философы не зря дали этой материи имя этих обычных субстанций, которые служат для её приготовления. Самой важной из всех является сурьма Василия Валентина или сурьма Еврея Авраама.

Есть два пути: путь влажный и путь сухой. Эти пути чередующиеся.

Герметический сосуд должен быть запечатан, совсем не содержать влаги, иначе пар разорвёт сосуд.

Наша вода сухая и смачивает руки. То, что помещают в герметическое яйцо это чистое семья металлов без других стихийных примесей.

Цвета делания возникают два раза, один раз во время подготовительных работ, второй раз в философическом яйце.

При первой очистке получают голову ворона, которую надо отрезать, согласно Фламелю.

Затем следует белая лиственная земля, которую надо тщательно собрать, чтобы сделать из неё, смачиванием в её менструации, девственную воду делания.

Затем следует красное масло мудрецов, т.е. элементарное О-о 4־ы, которое надо поженить с С-ом я.

Эти первые цвета предваряют и подготавливают вторые.

В яйце появляется nigrum nigro nigrius [чёрное чернее чёрного], которое не только поверхность, но затемнение всякой материи. Это уже больше не голова ворона, но омут философической жабы. Материя в этом состоянии является свинцом мудрецов.

Затем она становиться сверкающей белизной и принимает качество луны.

Затем она доходит до самого сверкающего багрянца, и философическое солнце достигнуто.

Бекхер следовал физике древних, когда он разделил землю на

Воспламеняющуюся,

Ртутную,

Купоросную.

Ртутная земля, являясь наиболее предрасположенной к поглощению, никогда не находится чистой в естественном состоянии и не может извлекаться из совершенных сплавов, поскольку тогда она полностью изменила бы природу. Некоторые алхимики верили, что нашли её в красноватой мергели, которая, будучи помещённой в пористые и гладкие глиняные сосуды, выталкивает белесую растительность.

Герметическая проблема образовать сущностную земляную соль, остекловывающую смесь ртутной и воепламеняющейся земли.

Согласно разделению Потта, земля подразделяется на:

Землю стеклопревращающуюся,

Землю кальцинированную,

Землю глинистую,

И землю гипсовую.

Мергели являются в одночасье и кальцинированными и глинистыми.

Древние, помимо семи металлов, допускали пять полуметаллов, которые мы теперь называем:

Сурьмовый баббит,

Висмут,

Цинк,

Мышьяковый баббит,

Кобальтовый баббит (но древние не знали этот последний).

Металлы состоят из остеклённой земли и флогистона, согласно некоторым химикам.

Флогистон это скрытый свет, который болееменее легко извлекает тепловой поток.

Философский камень это сконцентрированный флогистон посредством промежуточного начала, которое есть ртутная квинтэссенция.

Бекхер и Сталь признали существование и необходимость этой квинтэссенции для образования металлов.

Бекхер является автором открытия, которое он назвал minera arenaria perpetua, и предложил извлекать золото из какого-то песка.

Можно извлекать минерал из растения через ежигание. Растительная зола даёт поташ, а поташ даёт калий, который является разновидностью ? . Калий является магнитом кислорода, как сурьма является магнитом металлического красящего света; надо сказать, что натрий, литий, барий, стронций и кальций ртутные выкидыши, извлеченные из солей, которые являются смесями ртутной земли Бекхера.

Чтобы извлечь ^ и ^ из электромагнетического 5-ino ф-reo oxydule v-ы о-истой с известью, или порошком, металлоидного 5-ino, к ним добавляют доспехи d -а.

ОККУЛЬТНЫЕ УЧЕНИЯ ИНДИИ О ДУХАХ

Вот краткое изложение того, что сказал г-н Холвелл[125] о происхождении «Священного свода брахманов». Г-н Доу, который с ним не согласен, начинает с предупреждения насчёт того, что называют Ведами, слово, означающее знание, четыре книги или трактата, которые составляют Свод религии Индостана. Веды, или божественные законы были открыты людям, сразу же после сотворения Брахмы; затем один мудрец по имени Вьяса Муни [Шри Вьяса Двайпаяна] или Вьяса Озарённый записал их в той форме, в которой они дошли до нашего времени примерно 4886 лет назад, или за 3118 лет до христианской эры. Он замечает, что мусульмане, как и христиане, заблуждаются, принимая Брахмана, это аллегорическое существо, о котором мы уже говорили, за одного философа Индостана, которого никогда не было, и которого называли, искажая первичное имя Брама и Брахма. Историк Феришта искренне говорит, что Брахман жил во время правления Критны первого монарха Индостана но брахманы полностью отрицают его существование. Народы Индостана, однако, следуют двум различным Сводам или Шастрам слово, также означающее Свод учения; первый общепринято в Европе обозначать под именем Веды, но г-н Доу требует называть Веданга слово, составленное из Веда и Анг, т.е. корпус учения или науки. Именно этот Свод был составлен Вьясом Муни. Жители областей Коромандель, Малабар и Деан чтут этот Свод. Его также называют Веданга Шастра; это последнее добавленное слово означает также «учение» или «свод учения». Жители Бенгали и те, что обитают на берегах Ганга чтут другой Свод, который они называют Ньяядаршана Шастра. Слово Ньяядаршана составлено, говорит он, из Ньяя, что значит истина, правда; и даршана, что значит объяснять; а всё вместе объяснение истины. Этот Свод, говорит он, на 900 лет моложе, чем Веданга, и был написан приблизительно 4000 лет назад одним мудрецом по имени Гаутама. Один и другой из этих Сводов написаны на языке санскрит, который он пишет как шанскрита.

Вот что сказал г-н Доу о древности и авторах священных книг народов Индостана.

Что касается содержащегося в этих Сводах учения, то вот краткое изложение, которое нам дал г-н Голвелл о «Четырёх Ведах»[126]:

«Бог один, вечен, всемогущ, всеведущ, за исключением предвидения действий свободных существ. Бог, движением своей благодати и своей любви к тварям, сотворил три существа или небесных духа высшего порядка: Брахму, Вишну и Шиву. Затем он сотворил сонм ангелов, или небесных духов, которым он дал в качестве вождя Брахму, которому он дал в качестве заместителей Вишну и Шиву; Бог наделил всех этих ангелов свободой выбора, и предписал им в качестве закона лишь одно славить их Творца и отправлять ему религиозный культ, как и трём высшим духам или существам. После некоторого периода времени, случилось, из-за злых советов и соблазна ангела Майясуру и некоторых других, что великая часть небесного воинства покинула послушание и поклонение их Творцу. Бог наказал их, навсегда изгнав их из небесных областей и со своего лица, и осудил их на вечную тьму и страдания. Но после другого периода времени, три существа Брахма, Вишну и Шива вступились за них и Предвечный, тронутый милосердием, приказал, чтобы эти восставшие ангелы, отбыв определённый период наказания и раскаяния, вернулись к их первоначальному состоянию благодати. Затем Бог создал в одно мгновенье мир существ видимых и невидимых, чтобы он был местопребыванием этих восставших ангелов. Этот мир состоит из пятнадцати сфер, при этом земная сфера является срединной. Семь низших предназначены для наказания и раскаяния, а семь высших для очищения раскаявшихся ангелов. Затем Бог создал и поместил на сфере земли смертные тела, чтобы их оживили эти духи, которые стали бы подвержены физическим и душевным болезням, пропорционально степени их прошлого непослушания. Бог создал шестьдесят девять этих смертных форм, из которых две последние были формами Гойи и Мурд, или корова и человек. Те из небесных духов, которые под этой последней формой сохранились в их непослушании и пренебрегли раскаянием, были помещены на самую низшую сферу, чтобы начать новую карьеры наказания. Те же из ангелов, наоборот, которые прошли все пятнадцать сфер, раскаявшись и слушаясь божественных заповедей, должны вернуться к своему прежнему состоянию блаженства и к лицу Бога. Верные ангелы добились разрешения спускаться в эти самые области раскаяния, чтобы служить руководителями и стражами их раскаявшихся братьев, и уберечь их от сетей Майясуры и других восставших князей. Тогда также Бог послал одного из ангелов, по имени Брахма, на восток земной сферы; он им открыл через Брахмана, божественное учение о спасение, которое он переложил затем на язык санскрит, известный тогда среди людей..»

Автор добавляет, что брахманы говорят о четырёх эпохах мира, в которые Бог заключил весь ход раскаяния и очищения духов. Эти эпохи называются Юга. Первая называется Сатья Юга, её продолжительность 100000 лет; вторая Трета Юга и она заключает 10000 лет. Именно во время Трета Юга, согласно традиции брахманов, в мир пришёл полубог Рама, чтобы покровительствовать и защищать раскаявшихся ангелов от сетей и нападений Майясуры и его сторонников. Третья эпоха называется Двапара Юга, 1000 лет; последняя длиться 100 лет и называется Кали Юга, что означает эпоха разложения. Эта эпоха, говорят брахманы, породит огромное число преступлений. Наш автор вспоминает, что часто слышал, когда председательствовал в гражданском суде города Калькутты, об индусах, которые извиняли все виды правонарушений и преступлений перед судьями, говоря, что настала эпоха Кали. Он замечает по поводу этих четырёх эпох, что именно от индусов это предание перешло в греческую мифологию, из которой поэт Овидий позаимствовал то, что он сказал в первой книге Метаморфоз о четырёх веках мира.[127] Вот вкратце что нам рассказал г-н Голвелл об учении Свода «Четырёх Вед», перевод пяти первых частей которого он предоставил, извиняясь, что не был в состоянии передать мощь и возвышенность оригинала, но заверяя нас, что его перевод почти дословный. Несмотря на то что книга г-на Голвелла сегодня переведена на французский, этот фрагмент просмотрят с удовольствием, таким как я его перевёл с английского, тем более что пятая часть покажет в чём собственно состоит учение о чистилище индусов, как оно записано в их священных книгах.

[Далее следует семь страниц текста, перевод пяти первых частей так называемых «четырёх вед», содержание которого не имеет совершенно ничего общего ни с какими из Вед. Эти пять частей озаглавлены так: «О Воге и его аватарах», «О сотворении ангелов», «О падении ангелов», «Наказание восставших ангелов», «Смягчение приговора Бога восставшим ангелам»] расположен остров, кстати, страшно знаменитый среди католиков, так как согласно поверью там находится вход в чистилище. Этот остров называется Редлис или

ДОСТОПРИМЕЧАТЕЛЬНОСТИ ВЕЛИКОБРИТАНИИ

(Выдержки из Беверелла, том VIII)[128]ЧИСТИЛИЩЕ СВЯТОГО ПАТРИКА

В двух лье на восток от Донегола находится, как рассказывают, маленькое озеро, называемое Дирг или Дерг, раньше Лиффер, посреди которого

Раглес , и ирландцы называют его Ellanu purgadory, т.е. остров чистилища. Монахи соорудили там возле глубокой пещеры келью и пустили по миру слух, что у кого хватит смелости туда войти, входит в чистилище, где он увидит и услышит нечто чрезвычайное. Для поддержания этой фантазии, рассказывают, что св. Патрик, молясь на этом острове за неверующих и упрямых ирландцев, добился от Бога по своим молитвам того, что земля разверзлась в этом месте аж до чистилища, дабы слушающие его убедились своими собственными глазами в истине его проповедей, касающихся бессмертия души и страданий грешников после этой жизни. Но определённо известно, что во времена св. Патрика ничего этого не знали, и только спустя много веков после его смерти стали об этом говорить. Этот обман был открыт только лишь в последнем столетии, в конце правления Жака Первого. Два дворянина, а именно: Ричард Бойль, граф де Корк и Адам Лостус, канцлер Ирландии, побуждаемые справедливым любопытством выяснить истину этого дела, распорядились провести точное расследование на том месте верными им людьми. Было обнаружено, что эта пещера, которую принимали за дорогу в чистилище, это всего лишь маленькая келья в скале, такая низкая, что человек большого роста не сможет стоять там не сгибаясь, и такая узкая, что в ней одновременно может находиться лишь шесть-семь человек. Когда кто-то прибывает на остров, чтобы совершить путешествие в чистилище, то несколько монахов, обитающих возле этой пещеры, заставляют такого человека усиленно поститься и бдеть, поддерживая его при этом разговорами о чудесных видениях, которые ему предстоят. Все те страшные представления о дьяволах, огнях, призраках, проклятых производят сильное впечатление на ослабленный постами и бдениями мозг. Подготовив таким образом человека к необыкновенным сновидениям, они закрывают его в этой тёмной пещере и оставляют его там на несколько часов. Несчастный путешественник «видит» всё то, о чём ему рассказывали, а ещё быть может он привирает, чтобы не показаться, что они были одурачены и чтобы помочь дурачить других. Упомянутые мною господа раскрыли эти подлые обманы, которые обесчестили религию, вынудили монахов убраться; и, чтобы помешать и в будущем их плутовству, они разрушили их обители и разбили пещеру, которая с тех пор была выставлена на всеобщее обозрение. Вот что об этом рассказал Беверелл:

«Так как легенда о святом Патрике, ту, что можно прочитать в нашей рукописи, вне всякого сомнения навевает тоску и слишком длинная для такого нетерпеливого века как наш, то я предпочёл привести здесь одну выдержку из Acta sanctorum; там можно найти главное из этой легенды, и ещё некоторые детали церемоний, практиковавшихся среди кающихся, собирающихся войти в эту чудесную пещеру, которые не приводятся в нашей легенде. Вот суть того, что написано в Acta sanctorum на 18 марта.

В провинции Ультон, в Ирландии, есть небольшое озеро, называемое Лиффер или Дерг, которое окружает небольшой остров, на котором располагается чистилище, или пещера Св. Патрика, которому Бог открыл это место, чтобы он мог показать там неверующим, которых он желал обратить в веру, видения страданий загробной жизни, которая их ожидала, и тем самым отпускались грехи тем, кто входили в пещеру Св. Патрика с действительно кающимся сердцем. Благодать этого святого места храниться со времён святого Патрика, хотя не все, кто входят в эту пещеру, выходят из неё одинаково. В 1153 году, по свидетельству Матфея Вестмонастерьенсиса, английского историка, и одного монаха, по имени Генрих Салтерьенсис Моначус, на этот остров прибыл один дворянин, по имени Энус, и вошёл в эту пещеру, в которой он увидел нечто настолько чудесное, что наш монах попросил его рассказать. Эта последняя история связана с монахами-августинцами, вновь прибывшими в Англию, а оттуда перебравшимися в Ирландию, благодаря завоеваниям англичан, и основавшимся в монастыре, который уже существовал на небольшом острове озера Дерг. Энус, движимый святой ревностью, подвергся церемониям, налагаемым на кающегося, желающего войти в святую пещеру. Сначала необходимо было предстать перед епископом, чтобы получить разрешение. Прелат [т.е. епископ] всячески старался отговорить кандидата от его намерения и рассказывал ему об опасностях этого предприятия, и о том, сколько людей, входивших в эту пещеру, так никогда больше не вернулись. Если же каюшуйся настаивал, то епископ отправлял его к настоятелю монастыря, который в свою очередь повторял те же самые предостережения. Если его ничего не пугало, то его отводили в церковь, где он проводил пятнадцать дней в посте и молитве. Затем настоятель причащал его святых тайн Христовых и святой воды, и проводил его с процессией поющих литании монахов до дверей в пещеру. Там, он снова повторял предостережения и, если кающийся настаивал на входе, то ему давалось благословление всеми монахами; и вверив себя их молитвам и осенив себя крестным знамением, он входил в пещеру. Настоятель закрывал за ним дверь и возвращался с процессией в монастырь. На завтра, в тот же час, процессия возвращалась, они открывали дверь и, если кающийся там оказывался, то его отводили в церковь, где он проводил следующие пятнадцать дней в посте и молитвах; но если, открыв дверь, кающегося не оказывалось в этой пещере на следующий день, то его считали пропавшим и дверь закрывали.»

Епископ Оффройский, Давид Рот, который также написал трактат об этом чистилище Св. Патрика, описал с ещё большими подробностями все церемонии, используемые для этого опасного путешествия, которые он выведал у одного заслуживающего доверия монаха из этого монастыря. Он замечает, что христианские читатели не должны находить ничего странного в этих святых рассказах, которые, говорит он, согласны с теми строгими практиками, что были в ранней Церкви. Каюшуйся добирался на остров Чистилище на лодке, представлявшей из себя бревно; этот остров располагался среди стоячих вод, или озера; в двухстах или трёхстах шагах от которого виднелся другой островок, на котором возвышался монастырь монахов ордена Св. Августина; кающийся проводил на острове Чистилище девять дней, в течение которых он питался только хлебом без соли, специально испечённым для этой цели, смоченным в воде озера; эта же вода служила ему питием; принимать эту пищу он должен был только раз в день; но утолять свою жажду ему позволялось чаще. Воды этого озера имели особые свойства никогда не отягощать желудок, сколько бы её ни выпить. Паломник должен был трижды в день обходить святое место, а ночь проводить, уложившись на солому и покрывшись одним только плащом. Прежде чем пройти по этим разным этапам, он предстаёт перед духовным отцом, назначенным по этому поводу. Разувшись, он 60сиком входит в церковь Св. Патрика и, прочитав там свои молитвы, он делает семь обходов внутри храма и семь обходов снаружи на кладбище. Затем он отправляется в кельи, которые называют покаянными ложами, и которые расположены вокруг церкви, и обходит их семь раз внутри босиком и семь раз снаружи на коленях. Затем он семь раз обходит вокруг креста, расположенного на кладбище и столько же раз вокруг другого креста, расположенного на куче камней. После всех этих утомительных хождений по земле, усеянной острыми камнями, он идёт омыть стопы своих ног в воде озера, ставая ими на мраморную плиту, на которой, говорят, святой Патрик стоял когда-то, читая свои молитвы, и на которой, утверждают, можно увидеть отпечатки стоп святого. Паломник читает в этом положении Oraison Domonicale, Salutation Angelique и Апостольский Символ, только поеле чего он даёт послабление своим ногам; эти церемонии он повторяет семь дней подряд. На восьмой день он удваивает все эти хождения, так как он отдохнёт на девятый, который есть время вхождения в пещеру. Но прежде чем он сделает сей опасный шаг, духовный отец красочно изображает ему все те опасности, через которые ему предстоит пройти, и приводит ему страшные примеры многих паломников, которые погибли до него. Если он смело настаивает, духовный отец готовит его через исповедь и причащение святых тайн против сил тьмы и нападений демонов. Получив отпущение грехов, духовный отец, держа хоругвь, проводит его ко входу в пещеру, где, принеся искреннее покаяние во всех своих греховных помыслах и пообещав Богу впредь вести святую и религиозную жизнь, его окропляют святой водой; он прощается со своими помощниками, как если бы он собирался оставить этот мир и, с их молитвами, изливая потоки слёз, он входит в пещеру и за ним закрывают дверь; затем эта погребальная процессия возвращается. Пещера имеет вид небольшого молитвенного домика; вход в неё такой низкий, что человек среднего роста не может туда войти не согнувшись. Внутри содержится ровно столько пространства, сколько занимает лежачий человек; на полу находится огромный камень, который закрывает вход в бездну, которую Бог открывает для кающегося, и в которой тот видит ужасные зрелища мучений загробной жизни. Проведя двадцать четыре часа в этой страшной обители, не принимая никакой пищи, кроме небольшого количества воды, к нему возвращается духовный отец и проводит его к озеру, в котором он совершенно нагой купается и после такого омовения и очищения, как бы став новым воином Христовым, его проводят в церковь, где он благодарит Бога за помощь в таком опасном странствии и даёт обет нести крест Спасителя остаток своих дней. Вот какие подробности привёл епископ Оффройский, который добавляет, что в его время охрана этого святого места была вверена монахамканоникам [августинцам]. Мы не знаем точно в какое время она была передана меньшим братьям св. Франциска.

Подробности зрелищ, видимых паломником в святой пещере, которые приводятся в нашей рукописи, устрашающи. Представьте себе все те ужасы, что может вообразить разгорячённый или больной мозг:

Non mihi si linguacentum sint oraquecentum, Ferreavox, omnes comprendere formas Omni a poenarum percurrere nomi na possi m.

[Если бы сто языков и столько же уст я имела, Если бы голос мой был из железа, я и тогда бы Все преступленья назвать не могла и кары исчислить!] [Вергилий. Энеида. Кн.6:625; перевод Ошерова]

Реки ада там не забыты; паломник в конце попадает в небесные обители и видит также радости блаженных. Есть ли необходимость после этого повторять, насколько это похоже на Мистерии Цереры и на шестую книгу Энеиды! Однако, чтобы удовлетворить любопытство некоторых читателей, я добавлю один фрагмент из этой легенды.

ИЗВЛЕЧЕНИЕ ИЗ «ЧИСТИЛИЩА СВЯТОГО ПАТРИКА», ИЗ РУКОПИСИ №208 БЕРНСКОЙ БИБЛИОТЕКИ

Анонимный автор, изложив историю откровения святого Патрика, такую, как вы только что прочли, и историю об основании на острове Дерг монахов-каноников, переходит к рассказу о паломничестве и схождению [в чистилище], которое совершил шевалье Энус, которого он называет Эланс. Вот часть его видения [далее идёт семь страниц текста на старофранцузском; приведу вольный перевод только первого абзаца]:

«Из этой обители шевалье был перенесён демонами на гору, которая была полна людей разных возрастов, и ему сказали, что всё, что он видел до сих пор, практически ничто по сравнению с этим видением, а люди эти находились здесь под тяжестью своих грехов, и казалось, что они находятся в ожидании смерти, и затем демон сказал ему: тебе интересно, почему эти люди здесь имеют такой великий страх и что их ждёт, но если ты не хочешь вернуться, то ты это сейчас узнаешь. Едва кончил демон эту речь, как вдруг внезапно поднялся сильный ветер и увлёк и его и демонов, и бросил их в холодный и очень зловонный поток далеко от этой горы, там был горький плачь и сетование, ибо там умирали от холода и страха, и когда они силились выбраться оттуда, демоны погружали их обратно, но шевалье воззвал к имени нашего Господа, и тотчас же был избавлен от этих мучений…»

КОНЕЦ