Его преподобию, д-ру Траслеру

Геркулес билдингс, Ламбет. 16 августа 1799

Преподобный Сэр,

Я всё больше нахожу свой изобразительный стиль явлением, стоящим особняком. И в работе, которую я посылаю Вам^[1], я вынужден был следовать за своим Гением или Ангелом туда, куда он вёл меня. Если бы я поступил иначе, то не была бы достигнута та цель, единственно ради которой я живу: в союзе с такими людьми, как мой друг Камберленд, возродить утраченное искусство древних греков.

Каждое утро в течение двух недель я пытался руководствоваться Вашими указаниями, но когда понял, что все мои попытки ни к чему не ведут, я решил проявить независимость, которая, как я знаю, радует человека литературы больше, чем рабское следование по тропе, проложенной другим, пусть даже эта тропа достойна восхищения. Во всяком случае моим оправданием служит невозможность поступить иначе, это не в моей власти!

Я знаю, что сам просил Вас поделиться со мной Вашими идеями и обещал, что буду основываться на них, но тут я просчитался и теперь вижу свою ошибку.

Я послал Вам свой рисунок. На нём:

Отец прощается с женой и ребёнком. За ним следят два воплощённых злодея, намереваясь, как только он отправится в путь, убить мать и её дитя. Если это не Злоба в полном смысле слова, то что же это такое вообще! И если Вы это одобряете, то можете не сомневаться, что я преподнесу Вам с таким же пылом «Благожелательность», а также «Гордость» и «Смирение». Однако я не смогу предварительно описать словами то, что собираюсь изобразить, опасаясь как бы не испарился дух моего изобретения. При этом я надеюсь, что ни в одном из моих рисунков не будет недостатка в бесконечных деталях, которые сами представят себя зрителю. И хотя я называю их Моими, я знаю, что они не Мои: будучи одного мнения с Мильтоном, который писал, что Муза, посещающая его сновидения, пробуждает и направляет его Песнь, когда Утро окрашивает пурпуром Восток; а также будучи в том затруднительном положении, в котором оказался пророк, сказавший, что не может преступить повеления Господня, чтобы говорить что-либо доброе или худое.^[2]

Если Вы одобряете мою манеру и это Вам подходит, я бы лучше стал писать картины маслом, чем делать эти рисунки — таких же размеров и на тех же условиях. Таким образом у Вас была бы целая серия картин кабинетного формата, которые я льщу себя надеждой, будут достойны последователя Рембрандта и Тенирса, которых я изучал не менее чем Рафаэля и Микеланджело — пожалуйста дайте мне Ваши указания в этом отношении, и я обещаю в моей будущей работе выказать больше расторопности.

За сим остаюсь, Преподобный Сэр,

Ваш покорнейший слуга

УИЛЛ-м Блейк

1. Речь идёт об акварельной работе «Злоба», («Malevolence», 1799).
2. Имеется в виду пророк Валаам. См. Числа 22:13: «хотя бы давал мне Валак полный свой дом серебра и золота, не могу преступить повеления Господня, чтобы сделать что-либо доброе или худое по своему произволу: что скажет Господь, то и буду говорить»?

Его преподобию, д-ру Траслеру

Геркулес билдингс, Ламбет. 23 августа 1799

[штамп на конверте 28 августа]

Преподобный Сэр,

Мне, в самом деле, очень жаль, что вы не в ладах с духовным миром и, если вы нуждаетесь в моём объяснении, мне особенно жаль, что ваши идеи о картинах на темы морали так разительно отличаются от моих, а также, что мой метод анализа вызывает ваше негодование. И если я неправ, я неправ в хорошей компании. Я надеялся, что ваш план охватывает все виды этого искусства, и особенно надеялся, что вы не станете отвергать те его виды, которые дают жизнь всем остальным — те, что мы называем Видениями Вечности, о которых вы сказали, что нужен кто-то, кто объяснил бы мои идеи. Но вы должны знать, что великое непременно туманно для слабых людей. То что ясно каждому идиоту, не стоит моего внимания. Мудрейшие из древних считали не вполне ясное наиболее подходящим для поучения, поскольку оно развивает способность к действию. Я говорю о Моисее, Соломоне,Эзопе, Гомере и Платоне.

Но, поскольку вы почтили меня своими замечаниями по поводу моего рисунка, позвольте мне защитить себя от ошибочного мнения, которым они являются — мнения, что я якобы изобразил злобу без причины. Разве не достоинство одного становится причиной зависти другого, и разве не безмятежность, счастье и красота являются причинами злобы? Но желание денег и бедность вора нельзя считать причиной его воровства, ибо многие честные люди переносят с достоинством и гораздо большие беды. Поэтому мы должны искать причину в другом, так как желание денег — это страсть скупцов, но не воров.

Поэтому я считаю, что ваши доводы малопригодны для верного суждения о фигурах моих персонажей. Они такие же, как у Микеланджело, Рафаэля и античных мастеров, или тех, что были написаны с лучших живых моделей. Я замечаю, что ваш глаз испорчен карикатурами, которые гораздо более популярны, чем они того заслуживают. Я люблю забавное, но слишком много забавного вызывает тошноту. Радость лучше, чем веселье, и счастье лучше, чем радость — а я чувствую, что человек может быть счастлив в этом мире. И я знаю, что этот мир есть мир воображения и видений. Для меня все предметы, которые я вижу и изображаю, находятся в этом мире, но каждый видит по-своему. Глазам скряги гинея кажется прекрасней солнца, а мешок с монетами совершенней по своим пропорциям, чем сочная гроздь винограда. Дерево, вызывающее слёзы радости у одного, в глазах другого всего лишь какая-то зелёная штуковина, стоящая на его пути. Кто-то находит в природе всевозможные странности и уродства, но я не буду регулировать пропорции в рисунке этими качествами. Другие же вообще не следуют природе, однако для глаз человека с воображением, природа и есть само воображение. Каков человек, так он и видит. Как глаз устроен, таковы и его возможности. Вы, конечно, ошибаетесь, когда говорите, что в этом мире нельзя найти фантастических видений. Для меня этот мир есть единое непрекращающееся видение фантазии и воображения, так что я чувствую себя польщённым, когда мне говорят такое. Что поднимает искусство Гомера, Вергилия и Мильтона на такой высокий уровень? Почему Библия более занимательна и поучительна, чем другие книги? Разве это не потому, что они апеллируют к воображению, которое является духовным чувством и, только опосредованно, к пониманию или разуму? Такова подлинная живопись, единственная имеющая цену, будь то искусство древних греков или современных художников. Помните, что лорд Бэкон сказал: «Чувство обращается к воображению прежде, чем разум формирует суждение, и разум обращается к воображению прежде, чем приводит в действие закон». См. «Прогресс обучения», часть 2 с. 47, первое издание.

Но к счастью я убеждаюсь, что большинство смертных в состоянии объяснить мои видения, и особенно хорошо объясняют их дети, которые с бо́льшим удовольствием рассматривают мои картины, чем я предполагал. Ни юность, ни детство не означают глупости или бездарности. Некоторые дети глупы, но то же самое и с некоторыми стариками. Но большинство всё же стоит на стороне воображения и духовного чувства.

Делать гравюры по картинам других художников — бесконечно более трудоёмкий процесс, чем гравировать собственные изобретения. И за гравюру такого размера, который Вам требуется моя цена тридцать гиней и я не могу позволить себе сбавить цену. Я получил двенадцать гиней за портрет, который я послал Вам в качестве образца, но гравируя по своим собственным рисункам я могу делать в шесть раз больше за то же самое время, и это отражается на разнице в цене, в то время как меловая гравюра^[1] в шесть раз более трудоёмка, чем акватинта^[2] У меня нет возражений против гравировки по работам других художников. Гравировка это профессия, которой я был обучен, и я никогда бы не пытался зарабатывать себе на жизнь чем-либо другим, если бы не заказы на мои рисунки и картины, которых, как я имею удовольствие Вам сообщить, изо дня в день становится всё больше и больше. Таким образом, я являюсь художником, что не следует трактовать как стремление стать им. И я довольствуюсь этим, зарабатывая на жизнь либо живописью, либо гравюрой.

Вашего преподобия покорный слуга,

УИЛЬЯМ БЛЕЙК.

1. Меловая гравюра — тип точечной гравюры, служившей для репрезентации рисунков, сделанных мелом.
2. Акватинта (итал. aqua) — вода, итал. tinta — оттенок) разновидность офорта, собственно одна из основных его манер, приёмов, позволяющих создавать тональные плоскости большого диапазона и разнообразия силы, формы и фактуры — самый распространённый способ «гравирования» тона в офорте.

М-ру [Джорджу] Камберленду, Бишопсгейт, Большой Виндзорский парк^[1]

Геркулес билдингс, Ламбет. 26 августа 1799

Дорогой Камберленд,

Мне следовало бы давно написать Вам, чтобы поблагодарить Вас за Ваше любезные рекомендации д-ру Траслеру, которые, хотя и не имели успеха, тем не менее, я должен вспоминать с благодарностью —

Я выполнил для него рисунок в своей наилучшей манере^[2], и он отослал мне его обратно с письмом, полным критики, в котором заявил, что это не согласуется с его намерением изъять из своей работы любую Фантазию. Чего он ожидает и до какой степени можно ему угодить, я не могу сказать. Но, поскольку я не могу рисовать грязное тряпьё и изношенные башмаки там, где должен изобразить обнажённую красоту или простой орнамент, я отчаиваюсь когда-либо угодить такому классу людей — к сожалению, к этому классу относятся наши писатели, и я не могу пророчествовать как скоро это изменится к лучшему. Др. Траслер пишет:

«Ваши фантазии, которые относятся к тем, что я уже видел, а я видел их немало у м-ра Камберленда, кажутся мне явлениями из иного мира, или мира духов, что не соответствует моим намерениям, поскольку мы живём в этом мире и я желаю следовать его природе». Я не мог сдержать улыбки, заметив разницу между доктринами д-ра Траслера и Христа. Но однако, ради него самого, я сожалею, что человек может быть так очарован карикатурами Роулендсона^[3], чтобы называть их копиями из жизни и нравов, или считать, что писать об этом предмете достойно человека, облачённого духовным саном.

Пожалуйста, умоляю Вас, продолжайте упорно трудиться над Вашими проектами, это единственный источник радости, и все другие удовольствия зависят от него. Это плоды с Вашего Древа Наслаждений. Ваши изобретения и интеллектуальные видения — основа всего, что для Вас имеет ценность. Продолжайте, если не ради себя, то ради нас, кто любит и восхищается Вашими трудами, и прежде всего ради искусства. Не откладывайте в долгий ящик возложенную на вас Природой честь — возродить мастерство древних греков. Я изучаю Ваши «Контуры»^[4], как всегда с тем же чувством, как если бы они были творениями античных мастеров.

Что касается меня, кем вы так любезно интересуетесь, я живу чудом. Рисую небольшие иллюстрации к Библии. Ибо как гравёра, хотя я не могу ни в чём упрекнуть своё искусство, меня задвинули в дальний угол, будто меня вовсе не существует, и с тех пор, как были опубликованы «Ночные мысли» Юнга, даже Джонсон и Фюзели пренебрегают моими услугами. Но я знаю, что тот, кто работает и здоров, не может голодать. Я смеюсь над Фортуной, и продолжаю трудиться. Мне кажется, я предвижу лучшие времена, чем те, которые когда-либо мне доводилось видеть. Моя работа нравится моему заказчику, и я получил заказ на 50 картин с максимумом оплаты по гинее за каждую, что всё же лучше, чем просто копировать работы других художников. Но, кроме того, я чувствую себя счастливым и с удовлетворением жду, что из этого получится. Вот уже ровно двадцать лет, как я нахожусь в океане бизнеса, и хотя посмеиваюсь над Фортуной, я склоняюсь к тому, что она единственная управительница земных богатств и, когда ей понадобится, она призовёт меня, а до той поры я буду терпеливо ждать, надеясь, что она даёт работу моим друзьям.

С наилучшими пожеланиями миссис Камберленд от меня и моей жены, остаюсь

Искренне Ваш

УИЛЛ-м БЛЕЙК

1. Джордж Камберленд (1754—1848), писатель, поэт, художник, коллекционер искусства, один из основателей Национальной Галереи, поклонник работ Блейка.
2. Речь идёт об акварели «Злоба» («Malevolence», 1799).
3. Томас Роулендсон (англ. Thomas Rowlandson; 1756—1827) — английский художник, карикатурист, книжный иллюстратор.
4. Имеется в виду книга Камберленда «Мысли о контуре» («Thoughts on Outline», 1796), с 24 иллюстрациями автора, 16 из которых Камберленд награвировал сам, а 8 заказал Блейку.

Джону Линнеллу, март 1825

Дорогой Сэр,

Этим утром, как только я проснулся, вернулся мой старый озноб, и я вновь в постели — мне стало лучше или, как мне кажется, почти хорошо. Если я буду в состоянии, я пойду к м-ру Лахи завтра утром.^[1] эти приступы слишком серьёзны, чтобы я мог покинуть постель, но когда я отдохну, болезнь пройдёт, и это, кажется, единственное, чего я желаю. — Я посылаю «Пилигримов»^[2], предлагая их вашему вниманию, вместе с двумя гравюрами «Иова».

Искренне Ваш,‎

Уил-м Блейк

1. Джеймс Лахи (Jamеs Lahee) — специалист по печатанью с награвированных медных пластин. Он изготавливал оттиски блейковских гравюр, в частности его иллюстраций к книге Иова.
2. Блейк выполнил одну гравюру и 29 акварельных иллюстраций к «Путешествию Пилигрима в Небесную Страну» Джона Баньяна. Рэймонд Листер (Raymond Lister. The Paintings of William Blake. Cambridge University Press, 1986 ISBN 0-521-30538-1) пишет о них: «Неизвестно для кого Блейк выполнил эти 29 акварелей…* но очень может быть, что они предназначались для Джона Линнелла. Если это так, то Линнелл, по-видимому, был ими недоволен, и отверг их — поэтому они оказались в собственности миссис Блейк. И после её смерти они перешли в руки Фредерика Тейтема, продавшего их на аукционе Сотбис в апреле 1862 года.»

Джону Линнеллу, 7 июня 1825

Дорогой Сэр,

Благодарю Вас за те два фунта, которые Вы только что прислали мне. Что касается сэра Т. Лоренса^[1], я ещё ничего от него слыхал, но, надеюсь, у него составилось хорошее мнение о моей готовности предстать перед ним с благодарностью, хотя я и не в состоянии сделать этого из-за этой отвратительной лихорадки или чего-то в таком роде. Я в постели и за работой. Моё здоровье не стоит упоминания, и если бы не такая холодная погода, то мне кажется, я вскоре начал бы снова выходить из дома. Великие дюди умирают так же, как и маленькие. Мне жаль Л-да. Он был человеком необычайных способностей, так же как и Д[екан] К[ентерберийский], но возможно, и я действительно верю в то, что каждая смерть является улучшением для Государства Мёртвых. Я могу рисовать так же хорошо и даже лучше, сидя в постели, но не могу гравировать. Я продолжаю трудиться над Данте к своему удовольствию.

Остаюсь, дор. Сэр, искренне Ваш,‎

Уильям Блейк‎

[Втор]ник, ночь [7 июня 1825]

1. Успешный живописец Томас Лоренс (1769—1830) в возрасте 22 лет был избран членом-корреспондентом Королевской академии, а в 25 стал полным академиком. Он обратил внимание на талант Блейка ещё в 1803 году, когда тот выполнил гравюру по его портрету Уильяма Купера для биографии, написанной Хейли. В 1820 году он возглавил Академию и вскоре после этого приобрёл у Блейка целый ряд его рисунков, щедро заплатив за них.

Мэри Энн Линнелл, жене Джона Линнелла 11 октября 1825^[1]

Дорогая Мадам,

Я имел удовольствие видеть как м-р Линнелл благополучно отправился в путь в очень удобной карете и должен признаться, что я сопровождал его его некоторую часть пути в этой карете, так как мы оба сели в неё вместе с ещё одним пассажиром, вступившим в разговор, пока, в конце концов, все трое мы не обнаружили, что находимся в пути, но так как я не заплатил, и не хотел платить, а также продолжать этот путь, мы с некоторыми трудностями дали понять кучеру, что один из его пассажиров не желает ехать, и тогда к моей большой радости он услужливо позволил мне выйти, следовательно, это позволяет мне сказать Вам, что я надеюсь увидеть вас в воскресенье утром, как обычно, чего я не мог бы сделать, если бы они увезли меня в Глостер,

Вторник‎11 октября 1825

Остаюсь, дор. Мадам, искренне Ваш,

‎Уильям Блейк

1. В марте 1824 года Линнелл с семьёй переехал в Коллинз-Фарм в Хампстеде, в северном пригороде Лондона. Блейк регулярно, как правило по воскресеньям, навещал их, иногда давая уроки рисования жене Линнелла Мэри Энн, играя с их детьми, развлекая их чтением и пением своих «Песен Невинности». Но, начиная с осени 1824 года, Блейк много болел и подолгу проводил в постели. В таких случаях он писал им письма.

Джону Линнеллу, 10 ноября 1825

Дорогой Сэр,

Мне кажется, я сделал почти всё о чём мы договаривались и т. д., если вы добавите к этому Ваши серьёзные соображения, как вы это сделали в нашу последнюю встречу, я не сомневаюсь, что гравюры от этого только выиграют. Я никак не могу поправиться и теперь нахожусь в постели, но если завтра мне станет получше, то это благодаря отдыху. Пожалуйста, сообщите как вы себя чувствуете в такую сырую погоду и, хотя я пишу <, что желаю Вас видеть>, не предпринимайте прогулок в такие дни как сегодня. Я надеюсь, что еще несколько дней, и наша работа придёт к завершению.^[1]

Остаюсь, дорогой Сэр,‎

искренне Ваш,

Уильям Блейк

Вторник, вечер [7 июня 1825]

10 Ноя. 1825

1. В письме речь идёт завершении работы над гравюрами иллюстрациями к Книге Иова, заказанными Блейку Джоном Линнеллом.

Джону Линнеллу 31 января 1826

Дорогой Сэр, Я вынужден Вам писать… ибо я опять лежу с простудой в животе. Воздух Хампстеда, как обычно, этому причина. И я боюсь, так будет всегда… Я верю, что у меня здоровый организм, но в нём есть много странностей, о которых никто, кроме меня, не знает. Когда в молодости я бывал в Хампстеде, Хайгейте, Хорнси, Масуэлл-Хилле, и даже Ислингтоне — в любом месте на Севере от Лондона, это всегда укладывало меня в постель на день, а иногда на два или три с теми же Симптомами и такой же болью в животе. Это скоро проходит, но мучительно, пока длится, а потом в течение некоторого времени продолжается слабость. Сэр Фрэнсис Бэкон сказал бы о необходимости Дисциплины в Гористых Местностях. Сэр Фрэнсис Бэкон — Лжец. Никакая Дисциплина не превратит одного Человека в другого, даже на самую малость. И такую Дисциплину я называю Самонадеянностью и Глупостью… (1 февраля 1826 [почтовый штемпель: Вечер 31 января 1826])

Джону Линнеллу 31 марта 1826

Дорогой Сэр, Я был очень болен с тех пор, как виделся с Вами, но теперь я достаточно здоров, чтобы продолжать работу, хотя недостаточно здоров, чтобы выходить на улицу. Из-за холодной погоды мой озноб сразу же возвращается и не прекращается, пока холод не минует… Однако, если потеплеет, я постараюсь навестить Вас до Вторника, но сильно боюсь, что моё шаткое здоровье пока не позволит мне этого. (31 марта 1826)

Джону Линнеллу, 19 мая 1826

Дорогой Сэр,

У меня снова ужасный озноб, который возник вчера днём, а утром всё было хорошо, как обычно. Это началось с терзающей боли в животе, и вскоре смертельное ощущение распространилось по всем членам и перешло в озноб. Тогда я был вынужден лечь в постель, где я немного пропотел, и приступ совершенно прошёл. Ночью, когда дрожь прекратилась, я не вставал, но только я собирался встать этим утром, как приступ дрожи атаковал меня снова и вернулась боль вместе со смертельным ощущением. Я снова покрылся потом, и мне стало хорошо, но я так ослаб, что по-прежнему в постели. Это полностью лишило меня удовольствия видеть Вас в воскресенье Хампстеде, так как я боюсь нового приступа, если выйду из дома.

Остаюсь, дор. Сэр, ‎

искренне Ваш, ‎

Уильям Блейк

Пятница вечером

Май 19 1826

Джону Линнеллу 2 июля 1826

Мой дражайший Друг, Эта внезапная холодная погода обрезала под корень все мои надежды. Все, кто знает о нашем пылком желании устремиться в вашу прекрасную Деревню, твердят в один голос «Не стоит Рисковать, пока лето на вернётся». Я слабее, чем я думал, и не в состоянии бодрствовать более 6 часов кряду, и кроме того я слишком Простужен, чтобы отважится выйти за пределы моего нынешнего пространства… Я собирался привезти с собой кроме необходимой смены нашего белья, только Мой Альбом Рисунков для Данте и одну Гравюру… [Почтовый штемпель: 2 июля 1826]

Джону Линнеллу, 5 июля 1826

Дорогой Сэр,

Благодарю за пять фунтов, которые я получил этим утром и поздравляю с «получением» ещё одного чудесного мальчика; я рад, что миссис Линнелл в добром здравии и безопасности. Мне становится лучше с каждым часом. Я рассчитываю только на диету, и если она подействует на мой «механизм», старик ещё поживёт: я продолжаю работать, как будто я совершенно здоров, это и в самом деле так, за исключением тех пароксизмов, которые, как я теперь надеюсь, никогда больше не вернутся. Пожалуйста, сообщите как ваше здоровье и дела, и оставьте все Ваши хлопоты обо мне. У Вас есть семья, у меня — нет, и нет никакого сравнения между Вашими и моими заботами.

Верьте мне, что я остаюсь, дор. Сэр, ‎

искренне Ваш, ‎

Уильям Блейк

Джону Линнеллу, 27 января 1827

Дорогой Сэр,

Если моё уведомление запоздало и Вам это неудобно, дайте мне знать. Но будучи достаточно здоровым для того, чтобы навестить Вас, я предполагаю выехать в четверг утром после десяти, сразу, как только мы будем готовы. Мы возьмём кабриолет, так как, хотя я поправляюсь и крепну, всё же не могу ездить в дилижансе и боюсь, что ещё некоторое время буду представлять собой только кости и жилы — нитки да катушки, как в ткацком станке. Забираться в почтовую карету и выбираться из неё было бы для меня невыносимо, хотя я выгляжу здоровым и нет ни боли, ни недуга, которому нет названия. Слава Богу, я больше не чувствую его и очень надеюсь, что болезнь оставила меня.

Остаюсь, дорогой Сэр, искренне Ваш,

Уильям Блейк

Авг. 1, 1826.

Джону Линнеллу, 27 января 1827

Дорогой Сэр,

Я должен был послать Вам уведомление о получении от Вас пяти фунтов 16 янв. 1827. Ту часть Вашего письма, где Вы выражаете желание, чтобы я послал Вам такое уведомление, я не видел до следующего утра, поскольку оно было написано на другой стороне листа. Тем не менее, я должен был послать Вам его, и должен теперь просить прощение за такие ошибки, за которые я достаточно пристыжён и надеюсь исправиться, что я и делаю в настоящий момент, признавая свою оплошность.

Остаюсь, дорогой Сэр, искренне Ваш,

Уильям Блейк

Суббота, ночь

Янв. 27, 1827.

Джону Линнеллу, февраль 1827

Дорогой Сэр,

Благодарю вас за пять фунтов, которые я получил сегодня. Каждое утро мне становится всё лучше, но медленно, так как я всё ещё слаб и неустойчив, хотя все симптомы моего недуга, кажется, прошли. Прекрасная погода очень целебна и утешительна для меня. Я продолжаю, как мне кажется, всё более совершенствовать мои гравюры к Данте и скоро сделаю пробные оттиски этих четырёх. Я прошу вас об одолжении прислать мне те две гравюры к Данте которые находятся у вас, чтобы я мог привести их в должный вид, и придать им тон и интенсивность.

Я думаю снова и снова о переселении, и не могу вырвать свой дух из состояния ужасного страха перед таким шагом. Чем больше я размышляю, тем больше чувствую ужас перед тем, чего я прежде желал, и о чём думал как о благодеянии и добре. Надеюсь, вы поймёте это правильно — как странную особенность моего мышления, которую должно держать про себя, запереть в себе или сократить до ничто. Я мог бы рассказать Вам о видениях и снах на эту тему. Я просил и умолял о Божественной помощи, но страх не оставляет меня, так что я должен отказаться от того шага, который хотел, и всё ещё хочу, предпринять, но тщетно.

Ваш Профессиональный успех меня радует более всего, и пусть он достигнет того Совершенства, которое вы желаете и даже большего, — чего желает Вам

Так же искренне Ваш,

Уильям Блейк

Джону Линнеллу, ? февраля 1827

Дорогой Сэр,

Я вышел этим утром на прогулку и захватил с собой [награвированные] пластины, чтобы избавить Вас от беспокойства заходить к мне из любопытства посмотреть на то, насколько я продвинулся с 4 гравюрами; и мне стало лучше, в противном случае я не пришёл бы вообще. Ваш Уильям Блейк

Джону Линнеллу 15 марта 1827

Дорогой Сэр,

Пишу, чтобы поблагодарить Вас за два фунта, которые только что были получены на мой счёт. Я получил письмо от м-ра Камберленда, в котором он пишет, что он возьмёт один экземпляр Иова^[1] для себя, но пока не может найти клиентов для другого, хотя надеется это сделать, приложив некоторые усилия. Он сказал мне, что это слишком отделано или переработано по мнению его бристольских друзей. Я вчера видел м-ра Тейтема старшего^[2], который просидел со мной больше часа и разглядывал Данте^[3], выражая своё большое удовольствие от рисунков, а также гравюр. Я продолжаю работать над гравюрами и надеюсь вскоре получить пробные оттиски того, что я делаю.

Остаюсь, дорогой Сэр, искренне Ваш,

Уильям Блейк

15 марта 17827

1. Серия гравюр по библейской «Книге Иова». См. Иллюстрации Уильяма Блейка к Книге Иова.
2. Чарльз Тейтем (Charles Heathcote Tatham, 1772-1842), архитектор, отец художника Фредерика Тейтема.
3. Серия иллюстраций к «Божественной комедии» Данте.

Джорджу Камберленду 12 апреля 1827^[1]

Дорогой Сэр,

Я был у самых врат смерти и вернулся очень ослабленным и старым, немощным и расшатанным, но не духом и жизнью, не подлинной человеческой сущностью, не воображением, которое живёт вечно. В этом я становлюсь всё сильнее и сильнее по мере того как неразумная плоть приходит в упадок. Я благодарю Вас за усилия, предпринятые Вами для бедного «Иова».^[2] Я слишком хорошо знаю, что англичане в подавляющем большинстве любят всё неопределённое, которое они измеряют согласно ньютоновскому учению флюксиями атома,^[3]явлениями, которых не существует. Это политиканы, считающие, что республиканское искусство враждебно их «атому». Ибо линия или контур не формируется как результат случайности, линия остаётся линией в своих мельчайших отрезках: прямая или изогнутая она существует сама по себе и не соизмерима ни с чем или чем-либо иным. Такой же Иов. Но со времени французской революции все англичане стали соизмеримы друг с другом — несомненно, счастливое состояние единомыслия, с которым, однако, со своей стороны, я не согласен — упаси меня Бог от Божественного «Да» или «Нет», от «Да» и «Нет» ханжеской религии, от предположения, что «Верх» и «Низ» одно и то же, с чем все экспериментаторы обязаны согласиться.

Я знаю, Вы желаете распорядиться некоторыми из моих работ, чтобы привлечь к ним внимание. Я обязан Вам и всем, кто делает это. Но поскольку у меня не осталось ничего из того, что я уже напечатал, я не могу печатать больше, не вводя себя в серьёзные убытки, ибо в то время, когда я печатал эти вещи, я имел в своём распоряжении целый дом, а теперь я загнан в угол и потому вынужден запросить такую цену, которую едва ли могу рассчитывать получить от незнакомца. Сейчас я печатаю собрание «Песен невинности и опыта» для друга за десять гиней, и я не могу закончить это уже в течение шести месяцев из-за другой моей работы, так что у меня мало надежды, что я могу делать что-то ещё в таком роде. Последняя моя работа — это поэма, которая называется «Иерусалим, эманация гиганта Альбиона». Но я считаю, чтобы напечатать её, мне потребуется время, оцениваемое в двадцать гиней. Одну копию я закончил, она содержит 100 листов, но вряд ли я найду для неё покупателя.

Поскольку Вы хотите, чтобы я прислал Вам список цен на эти работы, они таковы:

ф.,	ш.,	п.
Америка	6.	6.	0
Европа	6.	6.	0
Видения и т. д	5.	5.	0
Тэль	3.	3.	0
Песни нев. и оп.	10.	10.	0
Уризен	6.	6.	0

Карточку^[4] я сделаю сразу как только смогу, но если Вы примете во внимание, что я превратился в скелет, состояние из которого я постепенно восстанавливаюсь, надеюсь, Вы будете более терпеливы по отношению ко мне.

Флаксмана не стало^[5], и вскоре все мы должны за ним последовать –—каждый в свой собственный вечный дом, оставив обманчивую богиню Природу и её законы, чтобы обрести свободу, уйдя от всех законов членов^[6] в рассудок, где каждый становится королём и пастырем в собственном доме. Бог ниспослал это на Землю, сделав так, как это есть на Небесах.

Остаюсь, дорогой Сэр, признательный Вам,

Уильям Блейк

12 апреля 1827

№ 3 Фаунтин-Корт, Стрэнд

—

[Заметка Камберленда и карточка Блейка]

Он умер на 12 августа 1827 в задней комнате на первом этаже дома № 3 на Фаунтин-Корт, Стрэнд, и был похоронен на кладбище Банхилл-Филдс 17 августа в 25 футах от Северной стены № 80..

Т. Смит, говорит, что его болезнью было смешение желчи с кровью — в своей беспорядочно написанной скандальной биографии Ноллекенса^[7]Смит, к счастью, не не говорит о нем плохо.

Моя маленькая памятная карточка последняя работа, выполненная Блейком, была подписана так:

1. Blake inv & sc.^[8]

Æ 70 1827.

Вдова взяла с меня 3,3 фунта за это и 3,3 фунта за «Иова».

1. Джордж Камберленд (1754—1848), писатель, поэт, художник, коллекционер искусства, один из основателей Национальной Галереи, поклонник работ Блейка.
2. Имеется в виду серия гравюр Блейка с иллюстрациями к библейской «Книге Иова».
3. Флюксия (лат. fluxio — истечение) — термин Ньютона, используемый в математике при дифференциальном и интегральном исчислении; первоначально обозначалась точкой над величиной.
4. Памятная (или визитная) карточка, награвированная на меди, с рисунком вокруг надписи «м-р Камберденд»
5. Джон Флаксман умер 7 декабря 1826 года.
6. “The Members” — может означать «члены тела» или «конечности» точно так же как «члены общества».
7. Джозеф Ноллекенс (Joseph Nollekens A., 1737—1823) — английский скульптор.
8. & sc. сокращение лат. «invenit & sculpsit» — «изобретено и выполнено».

Джону Линнеллу 25 апреля 1827

Дорогой Сэр,

С каждым днём моё здоровье, так же как и моя работа, становятся всё лучше. Спасибо за десять фунтов полученных мной сегодня, которые собираюсь потратить наилучшим образом, а также за перспективу выгодного знакомства с м-ром Оттли^[1]. Я продолжаю работать, не отваживаясь рассчитывать на будущее, что невозможно делать без сомнения и страха, которые разрушают работоспособность и наносят огромный вред художнику, такому как я. Что касается Уголино и другого^[2], я никогда не предполагал, что буду этим торговать; моя жена одна ответственна за то, что эти вещи приведены в сколько-нибудь законченный вид. Я полностью посвятил себя Данте, нет сил думать о чём-то ещё. Я сделал пробные оттиски шести гравюр и уменьшил «Сражающихся дьяволов», которые теперь готовы для перенесения на медь.^[3] Я считаю себя достаточно вознаграждённым, если буду жить так, как сейчас, и только боюсь, что могу приносить огорчения моим друзьям и, в особенности, Вам.

Искренне Ваш,

Уильям Блейк

25 апреля 1827

1. Уильям Янг Оттли (William Young Ottley, 1771-1836) коллекционер и художник-любитель, хранитель департамента гравюр и рисунков Британского музея, купивший у Блейка несколько работ. / William Young Ottley was an English collector of and writer on art, amateur artist, and Keeper of the Department of Prints and Drawings at the British Museum.
2. Имеются в виду акварели и картины (выполненные темперой) Блейка на сюжеты из Данте. Граф Уголино делла Герардеска, граф Доноратико (итал. Ugolino della Gherardesca; ок. 1220 — март 1289) — свергнутый правитель Пизы, глава гвельфской партии города. Выведен в «Божественной комедии» Данте («Ад» 32:124-33:90), где рассказывается о его смерти вместе с сыновьями от голода.
3. В письме идёт речь о следующих работах Блейка: Уголино с сыновьями в заточении. Темпера, 1826; Борьба Дьяволов. Рисунок (карандаш, акварель); Борьба Дьяволов. Гравюра, 1827, отпечатана Линнеллом не ранее 1838 г.

Джону Линнеллу 3 июля 1827

Дорогой Сэр,

Спасибо за десять фунтов, которые Вы так любезно прислали мне в этот раз. Моя воскресная поездка в Хампстед вызвала новый рецидив, который продолжается до сих пор. Я оказался не таким здоровым, как ожидал. Мне не следует продолжать в стиле молодости. Однако моя рука лучше сегодня, и надеюсь, что я скоро буду выглядеть, как раньше; ибо я был совсем жёлтым, что сопровождалось всеми старыми симптомами.

Остаюсь, дорогой Сэр, ‎

Искренне Ваш ‎

3 июля 1827

Уильям Блейк