Эрик Мулер называет себя телемитом-атеистом: «я не вступаю ни в какие организации, — пишет он, — не читаю книг по магии и ни во что особо не “верю”. Я предпочитаю прямые и непосредственные духовные практики, не подчиненные никаким жестким правилам и определениям, неписаные, не требующие тщательного изучения, бессодержательные, свободные от обрядовости, безмолвные, личные и такие, рассказывать о которых я готов только по особой личной просьбе. Мой личный путь и моя страсть — музыка. Все, что обо мне нужно знать, можно почерпнуть из долго и тщательного анализа моей музыки. Заниматься инструментальной музыкой — это один из относительно простых способов прожить жизнь не зря». Далее следует его рассказ, опубликованный на одном из телемитских форумов.

В 1974 году я поехал во Францию, чтобы познакомиться со своей таинственной бабушкой Нинетт. Мне было 23 года.

Мы встретились в холле католического дома для престарелых, где она, несмотря на страшную ненависть ко всему католическому, доживала свой век и благополучно дожила до 94 лет.

Она пригласила меня в свою комнату, выпить кофе с печеньем. Пока мы шли туда по длинному коридору, она спросила: «Ты, наверное, хочешь расспросить меня о своем дедушке Кроули?»

«Да», — ответил я.

«Это был один из величайших гениев, каких только носила земля, — начала она. — Он был мастером спорта по шахматам и мог победить почти любого из лондонского мастеров. Он был выдающимся альпинистом: он первым в истории покорил сотни вершин, в том числе гималайских. Он был поэтом, эссеистом и романистом и как писатель отличался необыкновенной глубиной и широчайшим диапазоном. Он был магом, оккультистом, и во всех своих занятиях блистал умом и эрудицией. Это был настоящий богочеловек вроде Иисуса Христа, Будды или Лао-цзы, но я в жизни еще не встречала такого паршивого сукина сына, как он!»

В тот вечер Нинетт рассказала мне множество историй о гашишных и опиумных праздниках, которые они устраивали в Чефалу, и добавила, что даже тем, кто еще был в своем уме (как она сама), когда туда приехал (а большинство — не были), не понадобилось много времени, чтобы совершенно съехать с катушек, и тогда все начало рассыпаться. Тем не менее, она по-прежнему была убеждена, что «Книга Закона» — «священный» текст, и знала ее наизусть от корки до корки. Она ежедневно вела магический дневник и каждый год его сжигала. Я умолял ее сохранить эти записи и оставить нам, чтобы мы смогли их прочесть после ее смерти, но она отказалась и уничтожила их все.

В сущности, все ее рассказы составляли одну большую повесть о том, как регулярный прием гашишных «палочек» и курение опиума во время магических ритуалов и церемоний довели ее до сумасшествия; и в разговоре она упоминала и довольно ярко описывала «других участников», которые, по ее впечатлениям, сошли с ума еще до того, как туда приехали. Имен она не называла, и о магической работе как таковой не рассказывала. У меня сложилось впечатление, что она пытается предостеречь меня от употребления наркотиков (а в те времена было заметно, что я сам ими слишком увлекся), а также что сильнодействующее сочетание наркотиков, общения с безумцами, оккультных практик, голода, лишений и необходимости заботиться о четырех малолетних детях не прошло для нее даром: она была вынуждена расстаться со всеми своими детьми и лечь в швейцарскую клинику для поправки расшатанных нервов. «Ритуалами» она больше не занималась никогда — только продолжала вести дневник.

Выздоровев, Нинетт поселилась у своего старшего брата Гюстава Фро в Бретани, стала его экономкой и ухаживала за ним вплоть до самой его смерти. Она унаследовала его дом и жила там одна, пока ее дочь Жанетт не поместила ее в вышеупомянутый дом для престарелых в Монтредоне. Там Нинетт и скончалась в начале 90-х, но в 1988 году мне удалось повидаться с ней еще раз.

В 1988 году, во время моего медового месяца во Франции, я провел с Нинетт целый день. Мы замечательно съездили на машине в ее родной городок Кранзак и сходили посмотреть на огромный угольный карьер неподалеку от города. В этом путешествии нас сопровождала моя тетя Жанетт, бывшая католическая монахиня (еще одна ухмылка фортуны, с которой пришлось смириться бедной Нинетт!) (а то, как нацисты в свое время загнали бедняжку Жанетт в монастырь, — это отдельная история!), так что на сей раз Нинетт рассказывала о Кроули не так уж много. Сама Жанетт почти ничего не помнила о Чефалу: когда они уехали оттуда во Францию, она была совсем крохой, двух или трех лет от роду, страшно истощенной, полусумасшедшей, босой и дикой, как зверек. Родилась она не от Кроули, а от хозяина дома, в котором располагалось Телемское аббатство (и это, опять-таки, отдельная история); и если бы она узнала, в каких условиях там жила ее мать, она перепугалась бы до смерти. Она, конечно, знала, что там было плохо, но не представляла себе, НАСКОЛЬКО!

© Составила и перевела Анна Блейз, 2012