Прежде чем мы обратимся к Операции Священной Магии Абрамелина, к которой P[erdurabo] приступил осенью 1899 года, следует, во-первых, хотя бы вкратце ответить на вопрос, что такое церемониальная магия и зачем она нужна, а во-вторых, вернуться на шаг назад и разъяснить читателю те методы и практики, которые P[erdurabo] опробовал в качестве подготовки к этой наивысшей из всех работ.

К этому времени он уже больше года жил инкогнито в центре Лондона, предаваясь усердным изысканиям в различных областях тайного знания, к которым приобщился благодаря посвящениям, полученным в Ордене Золотой Зари. Мы уже поведали читателю и об этих посвящениях, и о методах восхождения на планы и путешествий при помощи духовного зрения, которыми пользовался P[erdurabo], но до сих пор так и не коснулись методов церемониальной магии; однако прежде, чем перейти к частным методам, обратимся к первому пункту нашей программы и постараемся ответить на вопрос о сути и значении церемониальной магии как таковой.

Церемониальная магия как путь духовного достижения в конечном счете преследует ту же самую цель, что и все прочие методики, как восточные, так и западные, а именно — отождествление с Божеством. Кем бы ни был при этом соискатель — теистом или атеистом, пантеистом или аутотеистом, христианином или иудеем, — и каким бы именем — «Бог», «Зевс», «Христос», «Материя», «Природа», «Дух», «Небеса», «Разум», «Нирвана», «Асгард», «Небытие» или «Отсутствие Бога» — он ни называл цель своих устремлений, всё это не имеет значения, если цель у него действительно есть и он действительно стремится ее достичь. Без цели он — всего лишь утлое судно, носящееся по волнам жизни без руля и ветрил, во всем покорное порывам безумия, швыряющим его с рифа на риф, и обреченное в конце концов скрыться в черной пучине помешательства и смерти.

Поэтому можно смело утверждать, что те из нас, о ком не плачет лечебница для душевнобольных (да, все до единого!) так или иначе — усердно или спустя рукава, добровольно или невольно, сознательно или бессознательно, неторопливо или стремительно — но неизбежно продвигаются к той или иной цели, которую поставили перед собой как некий идеал. И тот, кто пройдет до конца дорогу, ведущую к этой цели, и преодолеет все препятствия, непременно обнаружит, что цель его — в чем бы она ни заключалась, — на деле и есть единственная величайшая ЦЕЛЬ, а дорога, по которой он шел, — всего лишь один из бесчисленных капилляров огромной кровеносной системы, ведущей к Сердцу Всеединства.

Значит, все пути ведут к одной цели? Несомненно, да. Но значит ли это, что все пути одинаково хороши? Конечно, нет! Из того, что все дороги ведут в Рим, отнюдь не следует, что все они одинаково коротки, удобны и безопасны. Путешественник, вознамерившийся добраться до Рима, прежде всего должен положиться на силу собственных ног — своей ВОЛИ, заключающейся в том, чтобы достичь указанной цели. Но если он решит, что этого достаточно; если он отвергнет советы опытных людей, уже исходивших многие дороги и побывавших в искомом городе; если он заявит, что не нуждается в картах других стран, через которые пролегает его путь, — что ж, значит, он просто дурак, уступающий в глупости разве только тому, кто пробует все дороги по очереди, но не проходит ни одну до конца. Точно так же обстоит дело и с Соискателем: начав свой путь с пылкого возгласа «Воля моя — в том, чтобы достичь моей цели!» — он должен с готовностью использовать все средства, какие только могут помочь ему в этом начинании. Осмысляя предстоящую ему Великую Работу и все способы, ведущие к ее исполнению, он мало-помалу научится извлекать из накопленных Знаний тонкую суть Понимания, которое, в свою очередь, позволит ему создавать такие символы силы, находить для них такие точки приложения и направлять свою Волю и Воображение таким образом, что, при условии уравновешенного, сдержанного и здравого их применения, он НЕПРЕМЕННО преуспеет, если на то будет его ВОЛЯ.

Итак, в сущности, неважно, что именно провозглашает Соискатель — «Да!» или «Нет!»; важно только, чтобы он вложил в этот возглас волю — ту самую волю, с которой начинается всякое Волшебство. Вспомним слова Элифаса Леви: «Разум, отрицающий что-либо, неизбежно что-то утверждает, ибо даже в отрицании он заявляет о своей свободе»1.

Попытаемся же дать ответ на вопрос, что такое эта «свобода», о которой он говорит; но не будем забывать о важнейшем предостережении, которое дает тот же автор своим читателям: «Не довольствуйтесь тем, что мы вам говорим: действуйте по своему усмотрению»2. И если вы будете действовать решительно и отважно, вы воистину превзойдете обычные возможности человека, и станете сильным среди сильных, так что даже «если скажете горе сей: поднимись и ввергнись в море, — сбудется по словам вашим»3. Ибо страна, в которую вы вступаете, непосвященному взору покажется сказочным краем волшебств и чудес. Однако знайте, что нет такого чуда, кое человек мог бы помыслить в уме своем, но не смог бы сотворить; нет такого волшебства, кое могло бы свершиться в его Воображении, но не могло бы исполниться въяве. Воистину солнце стояло над Гаваоном и луна над долиною Аиалонскою4; и воистину звезды небесные пали на землю, как смоковница, потрясаемая сильным ветром, роняет незрелые смоквы свои5. Ибо что суть солнца, луны и звезды, как не сны тех детей, что дремлют в колыбели бездны своего сонного разуменья? Для слепого червя солнце подобно трепету теплых крыльев во внешней тьме, а звезд для него и вовсе не существует; для дикаря солнце — как благодатный огненный шар, а звезды — как очи диких зверей, что блещут во мраке; для нас же и то, и другое — гигантские сферы, состоящие из тех же элементов, что и наша Земля, и удаленные от нас на многие сотни миль. Чем они будут для человека, каким тот станет через десять тысяч лет? Кто знает. А через сто миллионов лет? Кому какое дело! Физические чувства — дело наживное; сейчас у человека их пять, но когда-нибудь, быть может, их станет десять или десять раз по двадцать, так что люди этих дальних сумерек грядущего будут отличаться от нас еще больше, чем мы — от земляных червей или от водорослей в морской пучине. Но что за беда! Стань НЕИЗМЕННЫМ — и ты одолеешь пропасть в сто и сто сот миллионов лет во мгновение ока! И даже больше того: Время лопнет, как мыльный пузырь, под перстом твоим, и Пространство растает каплею пота, скатившись с чела твоего!

Дерзай желать и желай знать — и ты станешь велик, как Аполонний, Фламель или Луллий, и превзойдешь их; но знай, как хранить молчанье6, а не то падешь, как Люцифер, и ослепнут совиные очи людей от блеска знаний твоих; и из великого света родится великая тьма, и в ней сохранится лишь образ, но воображенье угаснет; и кумиры заменят богов; и место таинств лесов и гор, и место экстазов, что обвивают сердца человеков кольцом изумрудного света, займут церкви из кирпича и камня.

Мы не замечаем тех великих мнимых чудес, что каждый миг творит сама жизнь. Глупцы смеются над Рожденьем и Продолжением Рода, а между тем даже мудрейший из мудрых не мог бы нам объяснить, как травинка выходит на свет из черной земли и как превращается эта земля в зелень листвы и во все щедроты лесов. Люди же топчут ногами полевые цветы. Они способны только пускать слюни в своих дворцах наслаждений при виде нагих танцовщиц, ибо рядом с ними они ближе к познанию тайн Творенья, чем в духоте своих чопорных кабинетов. Дивясь фокусам какого-нибудь эстрадного шарлатана, «читающего мысли», они толкуют о сверхъестественном и невероятном, неземном, сверхчеловеческом и о прочих набивших оскомину банальностях, как будто этот ничтожный трюкач — и впрямь какой-нибудь маг, способный выудить из их твердокаменных черепов их жалкое содержимое, а не обычный мошенник, ведущий старую, как мир, игру и пекущийся только о содержимом их засаленных карманов.

Чудеса — это лишь облака, застилающие сонный взор невежды. Провозгласим же раз и навсегда во всеуслышанье: для тех, кто бодрствует, никаких чудес не бывает; чудеса — это для сновидцев, готовых таращить на них глаза, как нищие ребятишки таращатся на банку с изюмом в булочной. Для Адепта же существует лишь Красота. Для него прекрасно всё: и маковый цветок, и навозная куча, на которой тот расцвел; и мраморный дворец, и прилепившиеся у стен его бедняцкие хижины из грязи, обожженной на солнце. Лесные поляны полны для него радости и смеха точно так же, как и выгребные ямы трущоб. Упиваясь Красотой всего сущего, он мчит в своих пламенеющих сандалиях сквозь огонь и воздух, не касаясь земли и воды, и сплетает сети ветров в образ великого Града, где никто не ведает сна и забылось само пробужденье.

Но для того, чтобы творить чудеса, мы должны выйти за пределы условностей, ограничивающих обычного человека; мы должны либо отрешиться от них посредством мудрости, либо вознестись над ними на крыльях безумия, — стать выше всех страстей человеческих или же разорвать их оковы в исступленье или экстазе. Это первое и самое необходимое условие подготовки к магическому действу. Так, волею провидения или судьбы, полнота возможностей мага оказывается в обратной пропорции к его материальной заинтересованности; алхимик произведет тем больше золота, чем более он смирился с уготованными ему лишениями и чем выше ценит ту бедность, которая оберегает тайны magnum opus7 от профанов. Только адепт, чье сердце освободилось от страстей, сможет распоряжаться любовью и ненавистью тех, кого он вознамерился превратить в орудия познания; миф о Сотворении Мира — вечная истина, и Господь дозволяет приблизиться к древу познания лишь тем, кто достаточно силен и самоотвержен, чтобы не алкать его плодов. О да, если ты ищешь знания, чтоб утолить свои страсти, остановись на этом роковом пути, ибо ты не найдешь ничего, кроме безумья и смерти. В этом смысл простонародных легенд о том, что дьявол рано или поздно удушает колдуна. Поэтому маг должен быть бесстрастен, хладнокровен и чист, отрешен, неприступен и не подвержен никаким предрассудкам и страхам. В теле его не должно быть изъянов; он не должен быть связан никакими ограничениями и не испытывать никаких материальных затруднений. Первая и наиважнейшая из магических операций — достижение подобного редчайшего превосходства над другими людьми.8

Via mystica9, ведущая к этому превосходству, подобна окружности. В какой бы точке Соискатель ни вступил на нее, он обнаружит два пути: один — направо, другой — налево. Цель, что лежит по правую руку, — всё сущее, цель по левую руку — ничто. Но на поверку это не два пути, а единый путь, не две различные цели, а единая цель. Соискатель, только вступивший на эту окружность, должен выбрать, куда он пойдет — налево или направо, и следовать избранной дорогой без оглядки; если он обернется, то превратится в соляной столп, в обиталище духов земных; «Тварям земным свой сосуд обиталищем станет», как говорил Зороастр10. Но Маг идет обоими путями одновременно, ибо он постиг тайну, гласящую: «Прямая есть окружность, радиус которой бесконечен»; для сознания Неофита эта прямая бесконечно длинна, но для сознания Мага — бесконечно коротка, если к ней вообще применимы такие понятия, как конечность или бесконечность.

Если разомкнуть эту окружность, то линии, очерчивавшей ее, можно придать любую форму. Если будет на то воля Мага, линия эта превратится в треугольник, квадрат или снова в окружность, и по слову его вспыхнет пред ним пентаграммой или гексаграммой, а быть может и звездой об одиннадцати лучах.

Так Соискатель научиться создавать из единицы солнца, и луны, и все сонмы небес. Но сперва он должен обойти окружность; и когда он мистическим образом поймет, что цель его странствий — начальная точка пути, и в этой начальной точке круг разомкнется и развернется, как свод, над святилищем центра, тогда Соискатель воистину станет достоин имени Мага.

Замковый камень этого свода одни называют Богом, другие — Брахмой, третьи — Зевсом, иные — Аллахом; иные зовут его IAO, звучным именем Божьим. Но на деле это — ТЫ САМ, о Соискатель! Это — то высшее измерение, в котором внутреннее становится внешним и в котором единое Око зрит трепещущее сердце, Владыку всех хитросплетений артерий и вен.

Назовем ради примера это достижение привычным именем «Бог» (подразумевая под ним «Я» как противоположность «я»). Как мы уже видели, путь к единению с богом, или целью наших странствий, двояк:
I. Достижение всего сущего.
II. Уничтожение всего сущего.

И в какую бы сторону мы ни направились от исходной точки — вправо или влево, — метод продвижения также будет двояким, или двуединым:
I. Восхождение посредством безумия.
II. Восхождение посредством мудрости.

В первом случае нас пробуждает от сна иллюзии мгновенная вспышка ослепительного света; во втором мы пробуждаемся постепенно — по мере того, как на смену ночи приходит рассвет.

В первом случае свет знания, пусть и тусклый в сравнении со всей суммой Знания, как огарок свечи — в сравнении с солнцем, может вспыхнуть столь внезапно, что вслед за мгновенным прозрением нас постигнет слепота11. Во втором свет всеобъемлющ, как само солнце Знания, но разгорается неторопливо; поначалу он лишь согревает нас своими нежными лучами, затем мягко пробуждает ото сна и, наконец, неспешно проводит сквозь все утренние часы к полудню. Как счастливые дети, мы покидаем свои постели и пускаемся в пляс на росных полянах, средь кружащихся бабочек и пламенеющих цветов, — о, блаженный восторг! В первом случае мы одним прыжком перелетаем из тьмы на свет, от повседневной рутины — к экстазу; во втором — уверенным шагом движемся вперед, покидая закатный край страстей и вступая в земли вечного Рассвета.

Сказать о первом методе нам почти нечего, так как этим путем просветления обычно достигают люди слабые. Многие из них добиваются тех скромных успехов, какие припасла для них жизнь, не потому, что пытаются бороться, но благодаря самой своей слабости: враг не тратит сил на то, чтобы помешать им, не считая их достойными противниками. Сильному же приходится отвоевывать себе место под солнцем: меч — залог его права на жизнь; мечом он пролагает себе дорогу к цели; и, добившись своего, правит мечом. Воин становится грозным царем в железной короне; скипетр его — как острый клинок из сверкающей стали. Тот же, кто слаб, остается рабом и жертвой ночных видений, над которыми он не властен. Верно, что подчас гонку выигрывает слабый колесничий; но зачастую он не может сдержать тех самых коней, что принесли ему победу. Промчавшись мимо финишного столба, они сокрушают колесницу о стены арены; сильный же соперник, проехав перед судьями и развернув свою колесницу крепкой рукой, принимает победный венок — а если и нет, он всегда готов к новой гонке.

Научиться изъявлять свою ВОЛЮ — значит, обрести ключ к царствию, к той самой двери, коя, как уже было сказано, заперта на два замка или, точнее, на замок с двумя засовами, один из которых открывается направо, а другой — налево. Либо громозди в своем воображении образ на образ до тех пор, пока не возьмешь царствие Божие силою; либо изымай символ за символом до тех пор, пока стены этого царствия не зашатаются и «башни, увенчанные тучами»12 не рухнут к твоим ногам. И в том, и в другом случае цель будет достигнута — город взят. Впрочем, есть и третий путь: если ты — великий Полководец, и под началом у тебя — подлинные воины, и в твоем распоряжении — все орудия, пригодные для этой воистину прометеевой борьбы, то бери бастионы штурмом, в то же самое время подрывая крепостные валы, дабы то, что было сверху, обрушилось вниз, а то, что было внизу, вознеслось наверх, и город пал пред тобою, подобно стреле, что, слетев с тетивы, разломилась на две половины. Такая война пристала только великим — нет, величайшим! И, как мы увидим, P[erdurabo] в конце концов отважился действовать именно так. А где прошел сильный, там может посметь пройти вслед за ним и слабый.

Этот путь неизбежно труден; тот, кто вступил на него, должен приготовиться к наваждениям и иллюзиям, хранить невозмутимость перед лицом искушений и поражений и бестрепетно встречать любые угрозы и страхи. Подвиги Геракла — хороший пример тех невзгод и тягот, с которыми неминуемо столкнется Соискатель, желающий стать Адептом. Для подробного разбора всех двенадцати мистических деяний этого человека, ставшего Богом, здесь не место, но упомянем особо о трех последних: десятом — убийстве Гериона, трехголового и трехтелого чудовища преисподней; одиннадцатом — похищении яблок из сада Гесперид, который охраняли три дочери Геспера; и двенадцатом — изведении из Аида на землю трехглавого пса Кербера, вследствие чего врата загробного мира остались без стража. Схожим образом, последняя задача Адепта — уничтожить ужасы преисподней, низвести на землю Горнюю триаду и утвердить Шин13 в средоточии Йод-Хе-Шин-Вав-Хе.

Нами должен владеть один-единственный замысел, и все наши силы должны сосредоточиться на нем. Человек, желающий разбогатеть, должен поклоняться богатству и понимать, что такое бедность; человек, желающий стать сильным, должен поклоняться силе и понимать, что такое слабость; и точно так же человек, желающий стать Богом, должен поклоняться божественности и понимать, что такое дьявольщина; образно говоря, он должен напитаться отражениями Кетер в Малкут до такой степени, чтобы земля взошла, как от закваски, и два ока стали одним. Воистину, он должен возводить свою башню — камень за камнем, — до тех пор, пока вершина ее не исчезнет меж звезд, а сам он не затеряется в стране, сокрытой за рубежами дня и ночи, по ту сторону огней и теней.

Чтобы достичь подобного Экстаза, необходимо выполнять все, даже самые примитивные по природе своей, упражнения и операции, если они хотя бы отдаленно соотносятся с этим единственным замыслом.

У вас нет ни гроша, но вы желаете изготовить золото? Беритесь же за работу и не прекращайте трудов своих ни на миг! Клянусь вам именем науки: вы обретете все сокровища Фламеля и Раймонда Луллия. «С чего начать?» Поверьте в свои силы — и беритесь за дело. «Но что мне делать?» Ежедневно вставайте в один и тот же час, ранним утром; омывайтесь в реке до рассвета, и так в любое время года; никогда не носите грязных одежд и стирайте их собственноручно, как только придет в том нужда; приучайте себя к добровольным лишениям, дабы стойко перенести те беды, которые могут прийти незваными; и, наконец, заглушите в себе все желания, не связанные с Великим Деланием.
«Что?! Ежедневные купания в реке помогут мне изготовить золото?» Вам надлежит потрудиться, чтобы добыть его. «Это какая-то шутка!» Нет, это тайна. «Что мне проку от тайны, которая мне непонятна?» Верьте и делайте, как я сказал; со временем вы поймете14.

Итак, Леви ставит во главу угла веру мага в свои силы. По-своему он, безусловно, прав; однако для обычного человека подобная вера — тяжкий груз, который ему не по силам не то что нести, а даже просто поднять. Разумеется, если школьник будет достаточно долго корпеть над учебником по тригонометрии, в конце концов он усвоит теорию и практику логарифмирования; но к чему тратить время? не лучше ли найти учителя? Само собой, когда он вытвердит все, что написано в учебниках и чему может научить учитель, дальше ему придется продвигаться самостоятельно, но пока этого не произошло, он чувствует потребность полагаться на кого-то другого. Так же и обычному Соискателю необходим некий гуру15; и единственная опасность для непосвященного здесь заключается в том, что он может довериться шарлатану вместо адепта. Да, опасность велика; но со временем даже самому невежественному ученику становится понятно, как отличить адепта от шарлатана, подобно тому как слепец обучается отличать день от ночи. Более того, для настоящего Искателя Истины всё это в конечном счете не имеет значения. Причастие остается действенным, даже будучи воспринято из рук недостойного священника; и точно так же любовь к Истине помогает Соискателю обращать во благо даже дурные советы проходимца.

Но вернемся к вопросу о том, как заглушить в себе все разнообразные посторонние желания. Как сосредоточиться на одном-единственном замысле и добиться того, чтобы он поглотил собою все остальные? На этот вопрос у нас есть только один ответ: необходимо направить все пять чувств на единую цель, дабы пятиугольник их преобразился в пирамиду и исчез в единственной точке. Основание этой пирамиды должно быть устойчивым, правильным и ровным; ибо каково основание, такова и вершина. Иными словами, все пять чувств должны быть хорошо развитыми и пребывать в добром здравии. Не подобает проводить магические операции во время болезни; если же человек склонен к истерии, занятия магией с большой вероятностью доведут его до падения в Клипот или до Бедлама. Слепец не сможет привести в гармонию свое зрение, а глухой человек — слух, в отличие от человека, способного и видеть, и слышать; но, если уж на то пошло, даже полное отсутствие какого-либо из физических чувств далеко не так опасно, как слабость духа в отношении того или иного чувства.

В работе должны участвовать все чувства и способности человека — таково, по крайней мере, непререкаемое правило западной церемониальной магии. Так, опираясь на все, чем он владеет, маг закладывает камень за камнем в здание своего Храма — иными словами, возлагает пантакль на пантакль, оберегая чистоту своего единственного замысла при помощи мечей, кинжалов, жезлов, колец, благовоний, воскурений, облачений, талисманов, венцов, магических квадратов, астрологических карт и прочих бесчисленных символов вещей, идей и состояний, отражающих это единое устремление. Он возводит могучую насыпь, с вершины которой в конце концов сможет преодолеть одним прыжком высящуюся перед ним великую стену — водораздел двух миров.

Все способности и все чувства должны принимать участие в работе; ничто в жреце Гермеса не может оставаться праздным; знаки должны взращивать разумное понимание, обретающее форму в символах или пантаклях; слова должны определять волю, воплощающую каждое слово в дело; магический замысел должен претворяться в свет для зрения, в гармонию для слуха, в благовония для обоняния, во вкусы для языка, в предметы для осязания; одним словом, оператору надлежит заполнить всю свою жизнь тем, чего он желает добиться во внешнем мире; он должен превратиться в «магнит», притягивающий желанную цель, а затем, наполнившись магнетизмом в достаточной степени, твердо уверовать, что об искомом больше не следует думать, ибо оно свершится само по себе16.

В этом отрывке всё изложено достаточно ясно, и все же мы позволим себе привести еще более внятное объяснение этого наиважнейшего принципа, которое г-н Алистер Кроули дает в предисловии к своему изданию «Книги Гоэтии царя Соломона»:

Я не собираюсь [пишет г-н Кроули] отрицать объективную реальность «магических» явлений: если это и иллюзии, то ничуть не менее реальные, чем многие факты обыденной жизни, не вызывающие у нас сомнений; и, по примеру Герберта Спенсера17, мы вправе утверждать, что по крайней мере какая-то причина у них имеется.
Итак, положим этот факт в основу нашего рассуждения. В чем причина моей иллюзии, заключающейся в том, что я вижу духа в треугольнике Искусства?
И дилетант, и компетентный психолог ответят одно и то же: «Причина — в вашем мозге».
<…>
В известной нам Вселенной все чувственные впечатления зависят от мозговых процессов; следовательно, иллюзии — которые, в конечном счете, являются такими же чувственными впечатлениями, как и «реальные вещи», — приходится включить в ту же категорию «явлений, зависящих от мозговых процессов».
Однако магические явления выделяются в особый подкласс, поскольку они не спонтанны, а обусловлены волей и возникают вследствие неких «реальных» явлений, составляющих так называемые операции церемониальной магии.
Последние затрагивают:
1) Зрение.
Круг, квадрат, треугольник, сосуды, светильники, облачения, орудия и т.д.
2) Слух.
Инвокации.
3) Обоняние.
Благовония.
4) Вкус.
Святые Дары.
5) Осязание.
См. пункт 1.
6) Сознание.
Все вышеупомянутые предметы и размышления об их значении.
Необычные впечатления (1—5) вызывают необычные мозговые процессы, поскольку совокупный итог их (6) также необычен. Следовательно, необычным оказывается и обратный перенос последнего в мир так называемых реальных явлений.
В этом и состоит реальность операций церемониальной магии и их результатов, и данное оправдание я считаю вполне достаточным, при условии что под «результатами» здесь понимаются только явления, воспринимаемые самим магом: явление духа, беседа с ним, возможные неприятные последствия неосторожности и так далее, вплоть до экстаза, с одной стороны, и смерти или безумия — с другой18.

Итак, Соискатель должен превратиться в магнит, притягивающий к себе всё желаемое до тех пор, пока вне его не останется ничего, что можно было бы притянуть, или, наоборот, отталкивающий от себя всё, пока не останется ничего, что можно было бы оттолкнуть.

На Востоке пять чувств рассматриваются как единый комплекс, в результате чего магическая операция становится чисто ментальной и во многих отношениях гораздо более рациональной и менее эмоциональной. Воля, так сказать, сосредоточивается на самой себе с помощью некой точки созерцания (каковой может служить, к примеру, кончик носа, пупок, лотос) или даже более абстрактным образом — посредством концентрации на вдохах и выдохах, на некоей мысли или ощущении. Йог отвергает созидательный путь: он не выстраивает, а, напротив, разрушает свое сознание, и орудием в этом ему служит чистая интроспекция — способность обратить свою волю как духовное око на себя самого и в конечном счете увидеть свое «я» как «Я».

Однако в обеих системах, и в западной, и в восточной, как метод, так и результат основаны на одном и том же — на равновесии. Западный маг желает превратить тьму в свет, землю — в золото, порок — в добродетель. Он стремится к очищению; поэтому все вокруг него должно быть чистым, дабы главный замысел его не забывался ни мгновение. Грубо говоря, на тот же принцип опирается реклама. Хороший рекламщик умеет так разместить свои объявления, что марка рекламируемого товара будет преследовать вас повсюду, куда бы вы ни направились, куда бы ни повернули. Если, к примеру, он рекламирует порошок от насекомых «Китинг», это название въестся в вашу плоть и кровь так глубоко, что слово «Китинг» будет возникать у вас в сознании непроизвольно при одном только виде или упоминании блохи.

Волю мага можно уподобить светильнику, горящему в темной грязной комнате. Прежде всего маг наводит чистоту в самой этой комнате, затем вешает на одну стену отполированное до блеска зеркало, чтобы оно отражало одно из чувств, затем, на другую стену, — другое, и так далее, до тех пор пока повсюду, куда бы он ни бросил взгляд — вверх или вниз, налево или направо, вперед или назад, — перед глазами его не будет сиять только его единственная воля; и в конце концов этот блеск бесчисленных отражений превращается в один огромный костер, заполняющий все восприятие мага. Йог, напротив, последовательно избавляется от всех зеркал, а затем прикручивает фитиль в светильнике до тех пор, пока комната не погрузится в полную тьму и не исчезнет все, кроме «Я».

Тот, кому доведется пройти обоими этими мистическими путями, увидит, что расход энергии в обоих случаях одинаков. Сосредоточение — тяжелейший труд; для того, чтобы просто сидеть неподвижно, медитируя на одну-единственную мысль и уничтожая все прочие мысли одну за другой, между тем как они возрождаются снова и снова, подобно головам бессмертной Гидры, требуется такое невероятное терпение, что из всех, кто берется за эту задачу, цели достигают лишь немногие. Но и церемониальная магия сопряжена с колоссальной затратой сил, а зачастую еще и требует денежных расходов; кроме того, обеспечить себе необходимое уединение в наше суетное время весьма и весьма непросто. P[erdurabo], как уже было сказано, в конце концов объединил две эти системы в своей работе. Но следует иметь в виду, что в церемониальной магии, как и в йоге, дилетантский подход чреват опасностями не меньше, чем в игре на бирже. Магия, как и биржевые спекуляции, во многом зависит от случая, хотя и в том, и в другом деле случай всегда подводит тех, кто полагается лишь на него, пытаясь избежать серьезной работы.

Есть, однако, практика, пренебрегать которой не следует никому, за исключением разве что самых слабых, не достойных даже попытать в ней свои силы, — практика скептического отбора.

Элифас Леви приводит следующий пример:

Один человек как-то сказал мне: «Я хотел бы стать настоящим католиком, но я вольтерьянец. Чего бы я только ни отдал, чтобы обрести веру!» Я ответил: «Перестаньте говорить “бы”, скажите себе — “я уверую”, и, обещаю вам, так и случится. Вы говорите, что вы вольтерьянец; значит, изо всех возможных обличий веры отвратительнее всего вам должна быть вера иезуитов, но она же должна казаться самой мощной и желанной. Выполняйте упражнения святого Игнатия19 снова и снова, не позволяя себе разочароваться и отступить, — и вы обретете веру иезуита. Этот результат неизбежен, и если вам достанет простодушия назвать его чудом, то вы сейчас заблуждаетесь, называя себя вольтерьянцем»20.

Но на деле все это сгодится разве что для миссис Эдди21. Позаимствовать меч у одного из противников Вольтера и ударить того в спину, когда он отвернется, — это, конечно, вполне действенный способ избавиться от Вольтера. Но негоже рыцарю интеллекта уподобляться христианским головорезам. Не в пример достойнее — загнать Вольтера в западню, опираясь на собственные его аргументы. Для этого нужно вобрать в себя всего Вольтера без остатка — все восемь томов, или сколько он там написал, — и каждое звено вольтеровых доспехов испытать клыками пирронова Змея22; те звенья, что не устоят, надлежит отбросить, а те, против которых зубы окажутся бессильны, — сохранить. Точно такому же испытанию следует подвергнуть и святого Игнатия, а затем, выбрав самые крепкие звенья из доспехов обоих этих мыслителей, сковать себе из них неуязвимую кольчугу, которую не сможет пронзить никто. Вместо того чтобы прятать свой здравый смысл в песок веры, подобно страусу, вы восстанете, как феникс, из пепла обоих подходов — Вольнодумства и Догматики. Это и есть самая суть философии Научного Иллюминизма.

---

1. Элифас Леви. Учение и ритуал высшей магии, том II, введение. Здесь и далее цитаты из работ Элифаса Леви приводятся в переводе с английского перевода А.Э. Уэйта (1896), которым пользовались авторы настоящей книги.
2. Там же, том II, глава 1.
3. Парафраз Мк. 11:23: «…имейте веру Божию, ибо истинно говорю вам, если кто скажет горе сей: поднимись и ввергнись в море, и не усомнится в сердце своем, но поверит, что сбудется по словам его, — будет ему, что ни скажет».
4. Иис.Н. 10:12—13.
5. Откр. 6:13.
6. Отсылка к знаменитому утверждению из «Учения и ритуала высшей магии» Элифаса Леви: «ЗНАТЬ, ЖЕЛАТЬ, ДЕРЗАТЬ, МОЛЧАТЬ — таковы четыре слова Мага».
7. «Великого Делания» (лат.).
8. Элифас Леви. Учение и ритуал высшей магии, [том II, глава 1], стр. 192. — Примеч. авт.
9. «Мистическая дорога» (лат.).
10. «Халдейские оракулы», §95.
11. Чем глубже тьма нашего невежества, тем более ярким кажется этот свет. — Примеч. авт.
12. Цитируется «Буря» У. Шекспира (акт IV, сцена 1, рус. пер. Т.Л. Щепкиной-Куперник).
13. Обратите внимание, что Шин состоит из трех Йод и что ее числовое значение — 300. — Примеч. авт.
14. Элифас Леви. Учение и ритуал высшей магии, [том II, глава 1], стр. 194—195. — Примеч. авт.
15. Наставник. — Примеч. авт.
16. Элифас Леви. Учение и ритуал высшей магии, [том II, глава 1], стр. 196. — Примеч. авт.
17. В главном философском труде Герберта Спенсера (1820—1903) «Основные начала» содержится тезис о том, что наличие Непознаваемого есть свидетельство существования первопричин всего происходящего, недоступных интеллекту.
18. «Гоэтия», стр. 1—3. — Примеч. авт.
    В рус. пер. цит. по: Гоэтия. С предисловием и комментариями Алистера Кроули. М.: Ганга, Телема, 2009, стр. 56—57.
19. Игнатий де Лойола (ок. 1491 — 1556) — католический святой, основатель Общества Иисуса (ордена иезуитов), создатель системы духовных упражнений, направленных на достижение мистического единения с Богом.
20. Элифас Леви. Учение и ритуал высшей магии, [том II, глава 1], стр. 195. — Примеч. авт.
21. Эдди, Мэри Бейкер (1821—1910) — американская религиозная деятельница, основательница движения «Христианская наука», основанного на Библии и практиках «врачевания верой».
22. Т.е., скептического анализа.

© Перевод: Анна Блейз, 2010