Ничто, вероятно, так не удивляет иностранца в нашей стране, как та полная свобода, с которой мы можем сообщать общественности все, что нам заблагорассудится, и открыто критиковать любой шаг, сделанный королем или его министрами. Если правительство принимает решение о войне, то утверждают, что оно умышленно или неумышленно понимает интересы страны неправильным образом и что мир при данном состоянии дел несравненно предпочтительнее. Если же министры склонны к миру, то наши писатели, трактующие политические вопросы, жаждут войны и разрушения и изображают мирное поведение правительства низким и малодушным. Поскольку эта свобода не предоставляется ни при какой другой системе правления (government), ни при республиканской, ни при монархической, в Голландии или Венеции не больше, чем во Франции или Испании, то вполне естественно может возникнуть вопрос: как получается, что только Великобритания пользуется указанной привилегией?6

Причина того, что законы балуют нас такой свободой, кроется, как мне кажется, в смешанной форме нашего правления, которое не является ни полностью монархическим, ни полностью республиканским. Если я не ошибаюсь, будет признано справедливым наблюдением относительно политики то, что две крайности в правлении, свобода и рабство, обычно в высшей степени близки друг к другу; что, если отойти от крайностей и примешать немного монархии к свободе, правление всегда становится более свободным; и что, с другой стороны, если примешать немного свободы к монархии, иго последней становится еще более 1яжелым и нетерпимым. При такой системе правления, какая существует во Франции, — правлении абсолютистском, при котором право, обычай и религия все сообща способствуют тому, чтобы люди сочли себя удовлетворенными своим положением, монарх не может испытывать никакой зависти к своим подданным и поэтому может предоставить им большую свободу слова и поступков. При системе правления полностью республиканской, такой, какая существует в Голландии, где нет столь возвышающегося надо всеми правителя, который вызывал бы зависть в государстве, можно совершенно безопасно доверять правителям неограниченную власть, и, хотя из такой власти проистекают многие преимущества для сохранения мира и порядка, все же она налагает значительные ограничения на действия людей и заставляет каждого отдельного гражданина оказывать большое уважение режиму. Таким образом, кажется очевидным, что две крайности — абсолютная монархия и республика — приближаются друг к другу в некоторых существенных обстоятельствах. В первой правитель имеет доверие к народу; во второй народ — к правителям; это отсутствие подозрений порождает взаимную веру и доверие в обоих случаях и приводит к своего рода свободе в монархиях и своего рода деспотической власти в республиках.

Чтобы оправдать вторую часть ранее высказанного утверждения о том, что ври каждой системе правления используются совершенно различные методы и что смесь монархии и свободы делает иго более легким или более тяжелым, я должен обратиться к высказыванию Тацита, согласно которому римляне при императорах не могли вынести ни полного рабства, ни полной свободы. «Nec totain servitutem, пес totain libertatem pati possunt» 7 — это высказывание перевел один известный поэт, который применил его к англичанам в своем ярком описании политики и правления королевы Елизаветы: Et fit aimer son joug a 1’Anglois indompte, Qui no peut ni servir, ni vivre en liberte Henriade, liv. 1 a.

В соответствии с приведенными высказываниями мы должны рассматривать систему правления в Римском государстве при императорах как смесь деспотизма и свободы, в которой преобладал деспотизм; а английскую систему правления — как аналогичную смесь, в которой господствует свобода. Последствия в данном случае соответствуют моему предшествующему утверждению; они таковы, как этого можно ожидать при тех смешанных формах правления, которые порождают взаимную настороженность и зависть. Многие из римских императоров были самыми жестокими тиранами, которые когда-либо позорили человеческую природу; и очевидно, что их жестокость в основном возбуждалась их завистью и тем наблюдавшимся ими фактом, что все великие люди Рима с трудом выносили господство над ними семьи, которая совсем незадолго до этого нисколько не возвышалась над их семьями. С другой стороны, поскольку в Англии преобладает республиканская часть системы правления, хотя и со значительной примесью монархии, она обязана ради собственного сохранения постоянно проявлять бдительность по отношению к правителям, устранять всякую неограниченную власть и охранять жизнь и состояние каждого при помощи всеобщих и обязательных законов. Ни один поступок не должен считаться преступлением, кроме тех, которые закон ясно определил как таковые; ни одно преступление не должно вменяться в вину человеку иначе как путем предоставления судьям юридического доказательства его совершения; и даже сами эти судьи должны быть его согражданами, обязанными, исходя из собственных интересов, бдительным оком следить за злоупотреблениями и произволом министров. Из данных положений следует, что в Великобритании существует свобода и даже, возможно, вольность в такой же мере, в какой в Риме раньше процветали рабство и тирания.

Эти принципы объясняют большую свободу печати в наших королевствах, превосходящую все то, что допускается при любых других системах правления. Мы понимаем, что деспотическая власть незаметно подкралась бы к нам, если бы мы не заботились о том, чтобы помешать ее развитию, и если бы не существовало легкого способа поднять тревогу во всем королевстве от одного конца до другого. Необходимо часто возбуждать дух народа, чтобы обуздать честолюбие двора; а боязнь возбудить этот дух нужно использовать, чтобы не допустить возникновения указанного честолюбия. Нет более эффективного средства для достижения данной цели, чем свобода печати, благодаря которой все знания, ум и гений нации могут быть использованы на стороне свободы и каждого можно поднять на ее защиту. Поэтому, до тех пор пока республиканская часть нашей системы правления может противостоять монархической, она, естественно, будет заботиться о том, чтобы сохранить свободу печати как имеющую большое значение для своего собственного сохранения.

Однако необходимо признать, хотя трудно и почти невозможно предложить какое-либо подходящее средство для исправления положения, что неограниченная свобода печати является одним из зол, сопутствующих нашим смешанным формам правления 9.