МИСТЕРИЯ САТУРНА
Служители Храма
МАСТЕР ХРАМА, представитель Бины, Сатурн[1].
НЕБЕСНАЯ МАТЬ, Венера в Весах — знаке экзальтации Сатурна[2].
БРАТ ВОДОЛЕЙ, обитель Сатурна; пребывает в Хесед, поскольку Рыбы суть вода[3]; «Надежда».
БРАТ КОЗЕРОГ, на престоле Козерога, обители Сатурна; пребывает в Гебуре, поскольку в этом знаке экзальтирует Марс. Он — Марс в Козероге[4].
БРАТ ВЕСТНИК КОЗЕРОГА[5].
ПРЕДВОДИТЕЛЬ ХОРА, или КОРИФЕЙ.
Сцена
На востоке располагается святилище, укрытое завесой и заключающее в себе алтарь[6]. По отношению к нему Хокма, Бина, Хесед и Гебура суть Мастер Храма, Небесная Мать, Брат Водолей и Брат Козерог соответственно[7]. Брат Вестник Козерога скрывается под облачением простого стражника.
ЧАСТЬ I
БРАТ КОЗЕРОГ входит и гасит синий свет[8]. БРАТ КОЗЕРОГ и ПРЕДВОДИТЕЛЬ ХОРА вносят красные светильники.
Первоначально Храм освещен двумя красными светильниками[9]. ПОСЛУШНИКИ читают нараспев разделы Козерога и Водолея из «Книги 963»[10]:
[Козерог. Глава, известная как Двенадцать Смирений пред Богом и Единство оныхп]Поклоняюсь Тебе Двенадцатью Смирениями и Единством оных!
1. О, мой Бог! Узри меня всего, как я есть, и будь милосерд ко мне, простертому пред Тобою в смирении; ибо все мои поиски — как нетопырь, что ищет ложбину ночи в пустыне, выжженной солнцем.
2. О, мой Бог! Наставь меня на праведный путь и будь милосерд ко мне, простертому пред Тобою в смирении; ибо все мои помыслы — змей полдневного ветра, одетый прахом, пляшущий на пепельной траве закона.
3. О, мой Бог! Покори любовью меня и будь милосерд ко мне, простертому пред Тобою в смирении; ибо все боренья духа моего — лишь поцелуй ребенка, что тщится прильнуть к щеке сквозь спутанное облако волос.
4. О, мой Бог! Вскорми меня истиной и будь милосерд ко мне, простертому пред Тобою в смирении; ибо все томленья муки моей — перепел, бьющийся в пасти голодного волка.
5. О, мой Бог! Даруй облегчение мне и будь милосерд ко мне, простертому пред Тобою в смирении; ибо все труды моей жизни — крошечный белый мышонок, плывущий через великое море карминной крови[11].
6. О, мой Бог! Обратись ко мне с кротким словом и будь милосерд ко мне, простертому пред Тобою в смирении; ибо все труды мои — словно стальной челнок, мечущийся без нити на черном ткацком станке ночей.
7. О, мой Бог! Обласкай меня поцелуями и будь милосерд ко мне, простертому пред Тобою в смирении; ибо все желанья мои — словно капли росы, льющиеся из серебряных лилий в горло юного бога.
8. О, мой Бог! Возвеличь меня кровью и будь милосерд ко мне, простертому пред Тобою в смирении; ибо вся моя смелость — лишь клык гадюки, вонзенный в розовую пяту зари.
9. О, мой Бог! Научи терпенью меня и будь милосерд ко мне, простертому пред Тобою в смирении; ибо все мои знанья — как сухая солома, сметенная во тьму пустоты.
10. О, мой Бог! Измерь меня без ошибки и будь милосерд ко мне, простертому пред Тобою в смирении; ибо все восхваленья мои — лишь единая буква свинца в позлащенных письменах на камне.
11. О, мой Бог! Наполни дремотой меня и будь милосерд ко мне, простертому пред Тобою в смирении; ибо вся моя бодрость — лишь облако на закате, что подобно скользящей в росах змее.
12. О, мой Бог! Распали меня радостью и будь милосерд ко мне, простертому пред Тобою в смирении; ибо вся сила ума моего — как шелковые сети между млечными сосцами звезд.
13. О, мой Бог! Поглоти меня огнем и будь милосерд ко мне, простертому пред Тобою в смирении; ибо все разуменье мое — как тонкая нить, которую тянет паук за собой от звезды до звезды в галактике новорождённой.
О, Слава Тебе во всех Временах и во всем бесконечном Пространстве; Слава, и Слава превыше Славы, во веки веков! Аминь, и Аминь, и Аминь.
[Водолей. Глава, известная как Двенадцать Причитаний пред Богом и Единство оных]Поклоняюсь Тебе Двенадцатью Причитаниями и Единством оных!
1. Горе мне, о, мой Бог, горе мне! Ибо все песнопенья мои — плач морского прибоя над трупом, плещущего в великой скорби о мертвый берег во тьме. Но в рыдании ветра я слышу имя Твое, вдыхающее жизнь в холодные губы смерти.
2. Горе мне, о, мой Бог, горе мне! Ибо все славословья мои — песня птицы, уловленной в силки ветров и ввергнутой в глухую пропасть ночи. Но в зыбких нотах музыки моей я различаю мелодию всеобщей истины.
3. Горе мне, о, мой Бог, горе мне! Ибо все деянья мои подобны тому, кто спит, свернувшись клубком, и не чует дня и самого рассвета, ястребом парящего над бездной. Но во мраке пробужденья вижу я твой смутный образ, простершийся на персях ночи.
4. Горе мне, о, мой Бог, горе мне! Ибо все труды мои — усталые, тяжелые волы, изъязвленные стрекалом, ведущие черную борозду чрез белое поле света. Но в ничтожном следе их медлительной работы я провижу золотой урожай Твоего сияния.
5. Горе мне, о, мой Бог, горе мне! Ибо вся надежда сердца моего растерзана, как тело девы, угодившей в лапы буйных разбойников. Но в попрании невинности моей я открываю светлую манну Твоей чистоты.
6. Горе мне, о, мой Бог, горе мне! Ибо вся страсть любви моей смущена, как очи юноши, который, пробудившись, видит, что возлюбленная его бежала прочь. Но на смятом ложе сладострастия я созерцаю запечатленный знак имени Твоего.
7. Горе мне, о, мой Бог, горе мне! Ибо вся радость дней моих лежит оскверненная, как Дева ночи в звездном уборе, смятая и растоптанная жеребцами Зари под солнечным бичом. Но в неистовстве их соитий трепещут пред взором моим жемчужные росы вдохновенного света.
8. Горе мне, о, мой Бог, горе мне! Ибо все стремленья сердца моего сокрушены, как в содроганиях земли рушится жалкая лачуга, построенная отшельником для молитвы. Но, покинув башню разума моего, разбитую молнией, я вступаю в дом Твой, что воздвигнул Ты для меня .
9. Горе мне, о, мой Бог, горе мне! Ибо вся моя радость — лишь облако пыли, застилающее память слёз, гонимое ветром по бестенному челу пустыни. Но с груди рабыни я срываю благовонный цветок Твоего Карминного Великолепия.
10. Горе мне, о, мой Бог, горе мне! Ибо все пиршества плоти моей — лишь глад гробового червя в корчах медлительного распада. Но в червоточинах тления моего я прозреваю озаренные солнцем воинства венценосных орлов.
11. Горе мне, о, мой Бог, горе мне! Ибо все искусство мое — как негодная стрела, бесперая и кривая, сорвавшаяся с тетивы в руках младенца. Но в неверном ее полете я постигаю неколебимые пути премудрости Твоей.
12. Горе мне, о, мой Бог, горе мне! Ибо вся моя вера — как грязная лужа в гибельной чаще лесной, расплесканная ногой бесшабашного юного гнома. Но как ночной пожар, бушующий в деревьях, мне сияет дальний светоч Ока Твоего.
13. Горе мне, о мой Бог, горе мне! Ибо вся моя жизнь клонится к закату, как солнце на западе, что бьется в удушливых объятьях Ночи, испещреное звездной пеной ее поцелуев. Но в самой полночи души моей я всё ж несу, подобно скарабею, перстень имени Твоего.
О, Слава Тебе во всех Временах и во всем бесконечном Пространстве; Слава, и Слава превыше Славы, во веки веков! Аминь, и Аминь, и Аминь.
Остальные ждут в темноте. После этого красные светильники убирают за завесу. БРАТ КОЗЕРОГ включает синий свет.
Храм погружен во мрак; помощники расселись по местам. БРАТ КОЗЕРОГ встает со своего престола и трижды ударяет в пол тупым концом копья. МАСТЕР ХРАМА и НЕБЕСНАЯ МАТЬ укрыты в святилище.
КОЗЕРОГ. Procul, O procul este profane![12]
Совершает Ритуал изгоняющей пентаграммы. Затем зажигает адское варево[13] и читает[14]:
Как шипящий тайный звук
Перехватит горло вдруг
И предателя удавит без веревки и без рук;
Как нечистая рука
Горсть священного песка
Зачерпнувши, навлекает смертный огнь на дурака;
Как богами ослеплен
Соглядатай и шпион,
Если взором дерзновенным ход мистерий осквернен;
Как забывший божий дом
Жрец на пиршестве святом
Силой пищи освященной обращается скотом;
Как слепые духи зла
Перед волею жезла
Возопив, бегут в смятенье и трепещут по углам;
Как владыка адских врат,
Словом мудрости заклят,
Бьется в путах чар незримых, жарким пламенем объят;
Так и ты, непосвященный,
Отпрыск бури беззаконной,
Испытаешь гнев заклятий, ярость стали раскаленной!
Образумься — прочь, о, прочь!
Оку бренному невмочь
Созерцать огонь безвидный, деву, канувшую в ночь!
Прочь! А ты, о тайный пламень,
Озари позорный камень,
Дабы Имя вечных бдений зазвучало пред богами!
Славим мужа трисвятого
Дома, солнцем обвитого,
На челе его премудром — знак божественного слова!..
… Как шипящий тайный звук
Перехватит горло вдруг
И предателя удавит без веревки и без рук…
КОЗЕРОГ. Братья! Разбудим Мастера Храма!
ПРЕДВОДИТЕЛЬ ХОРА бьет в тамтам, остальные братья топают ногами и бьют в ладоши. Все тщетно.
КОЗЕРОГ. Умолкните, Братья! Все тщетно. Призовем на помощь Небесную Мать!
КОЗЕРОГ подходит к святилищу и простирает руки за завесу.
НЕБЕСНАЯ МАТЬ (проходит мимо престола МАСТЕРА ХРАМА и выходит из-за завесы). Чего вы хотите от меня, дети?
КОЗЕРОГ. О, Небесная Мать! Умоляем тебя: разбуди Мастера!
НЕБЕСНАЯ МАТЬ. Который нынче час?
КОЗЕРОГ. Четверть часа до полуночи, о Небесная Мать!
НЕБЕСНАЯ МАТЬ. Будь по-вашему!
НЕБЕСНАЯ МАТЬ играет на скрипкеП. Закончив, опускается на колени. Завеса медленно раздвигается, и зрителям становится виден МАСТЕР ХРАМА, стоящий в святилище. Он медленно выходит из-за завесы, благословляет НЕБЕСНУЮ МАТЬ и помогает ей подняться. НЕБЕСНАЯ МАТЬ возвращается на престол.
МАСТЕР ХРАМА. О, Мать Небесная, возлюбленная Звезд! Зачем ты пробудила Древнее Зло, Обитателя Вечности?
НЕБЕСНАЯ МАТЬ. Шаббатаи[15].
МАСТЕР ХРАМА подходит к адскому вареву и читает «Глаза Фараона»[16]:
В чертогах мрака, саваном одетый,
Сидел на троне мертвый фараон;
Рубины глаз его, как две планеты,
Горели злобой сквозь могильный сон.
Безмолвен и недвижен, точно камень,
Он восседал в узилище пелён,
И только глаз его свирепый пламень
Метался, отражаясь от колонн.
Как гаруспиций, ужасом объятый,
В крови закланной жертвы зрит, дрожа,
Крушенье судеб, рок царей проклятых,
И мор, и трус, и глад, и адский жар,
Так и в глазницах избранного Сетом
Пылала злоба против света дня,
Снедающая в вечности клевретов
Владыки преисподнего огня.
Да! некое чудовищное знанье
Таилось в пламенах его лица,
Как змеи, что клубятся в ожиданье
На ступенях подземного дворца,
И, озаренный призрачным свеченьем,
Белел во мгле его надбровный свод:
Так лунный лик ответом на моленье
Перед ливанским друзом восстает.
И повторяли гулкие колонны
Зловещую музыку адских сил —
Как потусветных систров перезвоны
В руках жрецов, восставших из могил.
И рвался черный воздух, рассеченный
Зловоньем смерти в злате опахал:
Так турок ятаганом золоченым
Живот нубийской девы распахал.
И, бесами воздушными развеян,
Ложился на язык тончайший прах
Порочных и изысканных царевен,
Почивших в незапамятных веках.
И, сверх всего, терзали осязанье
Безумной сарабандой ласк и мук
Незримых губ манящие лобзанья
И влажные касанья хладных рук.
И неофит, узревший лишь однажды
В очах царя чудовищную весть,
Пылал с тех пор неутолимой жаждой
На место посвященного воссесть.
Высоко вознеся свое стремленье,
Меж мудрецов и воинов один,
Увенчан этой думой, шел в сраженье,
Спускался в склеп, на башню восходил,
И, прах несметных воинств отрясая,
Взметнул кровавый факел до небес,
И огненные чары заплясали
Вкруг пирамиды — чуда из чудес,
Где царственный пришелец из-за гроба
Во тьму глаза горящие вперил,
Сверкающие ужасом и злобой,
Как трупные гнилушки из могил, —
И, се! ревущим пламенем одеты,
В агонии последнего суда
Его глаза — две алые планеты —
В бездонной тьме угасли навсегда.
Пауза.
Свет догорает[17], и всё погружается во тьму.
ПРЕДВОДИТЕЛЬ ХОРА незаметно уносит сосуд с адским варевом.
ЧАСТЬ II
Храм во Тьме.
МАСТЕР ХРАМА (1 удар). Брат Водолей! Который нынче час? ВОДОЛЕЙ. Полночь.
МАСТЕР ХРАМА (1 удар). Брат Козерог! Что это за место? КОЗЕРОГ. Крепость на Границе Бездны.
МАСТЕР ХРАМА (1 удар). Братья Водолей и Козерог! С нами ли Возлюбленная? ВОДОЛЕЙ и КОЗЕРОГ. Небесная Мать на престоле. МАСТЕР ХРАМА. О Небесная Мать! Восплачем!
НЕБЕСНАЯ МАТЬ играет на скрипке[18]. МАСТЕР ХРАМА читает «Ilicet» Суинберна:
Настал конец печалям и веселью:
Весь день, всю ночь безмолвие объемлет,
Не прозвучат в тиши ни смех, ни стон.
Конец тому, что было нам отрадой,
И ласковым речам, и нежным взглядам,
Конец всему, всему, дурманный сон.
Не место здесь мечтам и упованьям,
Не время — запоздалым причитаньям:
Ни губ — для смеха, ни для плача — вежд.
Чреда прожитых лет ушла в забвенье,
Отныне — ни скорбей, ни наслажденья,
Ни страхов не осталось, ни надежд.
За гранью всех столетий и вселенных
Убийца чист от крови убиенных,
Глупец неотличим от мудреца,
И грешник искушенью неподвластен,
И праведник ко благу безучастен:
В покое без начала и конца
Распались все союзы, все объятья;
Лишь Зло Добру твердит: «О, брат мой, брат мой!
Услышь меня, ведь мы с тобой — одно!»
Но остальным — ни встреч, ни расставанья,
Ни веры, ни борьбы, ни покаянья,
Ни выбора отныне не дано.
Навеки опочивших не разбудят
И те ветра, что звезды в небе студят
И сотрясают горы и моря.
Нет, не поднять им гробовые плиты!
Единой тенью лица их укрыты,
Единой слепотою взор незряч.
Не тот ли сон и нам смежает очи
Рукою нежной с наступленьем ночи
И в добрый путь уводит, в край чудес?
Но пасть могилы щерится с презреньем
На наши страсти, страхи и виденья,
И муки ада, и восторг небес.
Ни памятника, ни воспоминанья
О племенах без счета и названья
Ушедших за столетия во тьму. «Бог весть»?
Но кто промолвит это слово,
Коль нету ни святого, ни мирского,
Когда настал конец, конец всему?
Что ж, доброй ночи им! Отдохновенья
От всех забот в покое и забвенье!
Да будут боги милостивы к ним!
Но если смерть не знает снисхожденья,
Быть может, сами боги — наважденье,
Что в смертный час рассеется, как дым?
Все глубже урна черпает во прахе,
По обод погружаясь в каждом взмахе,
Но голод бледных уст не утолить.
Неужто снова плотью обратится
Сей жалкий тлен? И что нам — веселиться
При виде мертвецов иль слезы лить?
Да все равно! Они уже далёко,
И сколько ты ни плачь, не будет прока,
И как ни смейся, горя не уймешь.
Кричи, рыдай — никто не отзовется;
Вздыхай, покуда грудь не разорвется;
Хоть расшибись, а мертвых не вернешь.
Шипит вино, и пряности сверкают,
Уста огня со вздохами ласкают
Сухие капли благовонных смол,
Вокруг цветы печали пламенеют —
Подобие огня, но холоднее:
Дары тому, кто навсегда ушел.
О, да! тому, что было нам отрадой,
Вослед мы шлем отраду уст и взгляда:
Плоды земли, цветы, и фимиам,
И то, что вин и пряностей дороже, —
Никто из нас цены назвать не сможет
Ветвей и лоз не ведавшим плодам.
Да! горло юноши и грудь отроковицы
Цветут под лезвиём; в огонь струится
Густой, соленый, темный, томный ток:
Он оросит угасшие поленья,
Он окропит цветы и подношенья,
Он окровавит каждый лепесток.
И розы опаленные воспрянут,
И будут пить, и, влагою багряной
Насытившись, раскроют ложесна;
И те цветы, что дарят наважденья,
Забудутся в пурпурном наслажденье
На ложе нег, а не в пучине сна.
Что ж горевать над перстию земною,
Когда всему, что живо под луною,
Пескам пустыни и пескам времен,
И розам дней, и маковым виденьям,
Вину, цветам, и крови, и поленьям
Всему, всему один конец сужден?
Для мертвеца равны любовь и злоба;
Ушедший не ответит из-за гроба,
Не возгорится нашею мечтой;
Он глух и нем, как каменные плиты,
Его запястья смертью перевиты,
Его чело укрыто слепотой.
Ни молния, ни ветр, ни гром небесный
Его не вырвут из могилы тесной;
Что отнято, не воротится вспять,
Что сломано, уж не срастется снова,
Что сковано, не разорвет оковы,
Что умерло, тому уж не восстать.
Наш срок измерен той же мерой пыльной,
Которой уделяет необильно
Судьба нам то усладу, то беду;
Родятся наши дети с криком боли,
И будут жить в страданьях и неволе,
И в смертных корчах мукой изойдут.
И, присягнув на верность сюзерену
(Кому-то, чей родитель — груда тлена,
А мать — бессильный червь во прахе том),
Мы трудимся и служим — но напрасно!
За гробом всё, что свято и прекрасно,
Смешается с уродством и грехом.
В тенистой древней роще у колодца
Медовой сластью новый плод нальется,
Но там, куда умершие ушли,
Июльский полдень соком не наполнит,
И не сожжет дотла, и не напомнит
Ни лет минувших, ни даров земли.
За них за всех, покинутых, несчастных,
Окованных, бездвижных и безгласных,
Молись и бди, не спи ночей и дней —
Но не проникнут все твои моленья
За ту завесу вечного забвенья,
Что покрывает и любовь, и гнев.
Пусть изотрет бока свои стальные
Усталый мир, и времена иные
Настанут, и сойдут с былых кругов
Планеты и года, — но эти тени
Уже ничто на свете не изменит:
Ни плач людей, ни вечный смех богов.
Превыше всех времен и поколений
В недвижности венцов и облачений,
Бессмертие влача, как смертный сон,
Свидетельствуют боги о незримом,
Над миром возвышаясь, как над ними —
Самой Судьбы незыблемый закон.
Судьба не дрогнет пред улыбкой бога,
И нам богов мольбою не растрогать;
Из гроба не поднимется мертвец
По слову их: сильнее слёз и страсти,
Сильнее жизни в горе или счастье —
Дурманный сон, всему, всему конец.
МАСТЕР ХРАМА (1 удар). Брат Водолей! С какой целью мы собрались?
ВОДОЛЕЙ (поднимается и шепчет ему на ухо). Шаббатаи.
ВСЕ (вслух). Шаббатаи.
МАСТЕР ХРАМА (1 удар). Утолили ли братья голод?
ВОДОЛЕЙ. Телами детей своих.
МАСТЕР ХРАМА (1 удар). Утолили ли братья жажду?
ВОДОЛЕЙ. Маком, напитанным кровью.
МАСТЕР ХРАМА. Каркнул ворон.
ВОДОЛЕЙ. Ухнула сова.
КОЗЕРОГ. Нетопырь захлопал крыльями.
МАСТЕР ХРАМА. Итак… свет!
КОЗЕРОГ включает синий свет.
МАСТЕР ХРАМА (1 удар). Брат Водолей, я чую беду!
ВОДОЛЕЙ (1 удар). Мастер, зло грядет. (КОЗЕРОГУ:) Стражу сюда!
КОЗЕРОГ. К оружию, братья!
Все ПОСЛУШНИКИ встают и следуют за ним. КОЗЕРОГ касается всех помощников своим копьем, осматривает двери и т. д.
КОЗЕРОГ. Все часовые на постах, о Мастер! Отбой тревоги.
МАСТЕР ХРАМА (1 удар). Брат Водолей, я чую беду!
ВОДОЛЕЙ (1 удар). О Мастер! Предатель среди нас! (КОЗЕРОГУ:) Провести смотр! КОЗЕРОГ. Братья, очистите ваши сердца!
КОЗЕРОГ встает и заглядывает каждому в глаза. Дойдя до ВЕСТНИКА КОЗЕРОГА, хватает его за волосы, тащит к алтарюи пронзает копьем. Продолжает и завершает смотр. Возвращается на свое место и кланяется МАСТЕРУ ХРАМА.
КОЗЕРОГ. О Мастер! Правосудие свершилось над предателем. Остались лишь те, кто верен.
МАСТЕР ХРАМА. Такова участь всех предателей!
КОЗЕРОГ гасит свет.
Пауза.
ЧАСТЬ III
Темнота.
ВОДОЛЕЙ (выступает вперед и преклоняет колени перед МАСТЕРОМ ХРАМА). О Мастер! Молим тебя, дозволь нам продолжить обряд!
МАСТЕР ХРАМА. Не было хруста в сухой листве.
КОЗЕРОГ преклоняет колени, подобно ВОДОЛЕЮ.
ВОДОЛЕЙ и КОЗЕРОГ. О Мастер! Молим тебя, дозволь нам продолжить обряд!
МАСТЕР ХРАМА. Не было сердца у черного агнца.
Все ПОСЛУШНИКИ преклоняют колени, подобно ВОДОЛЕЮ и КОЗЕРОГУ.
ВСЕ. О Мастер! Молим тебя, дозволь нам продолжить обряд!
МАСТЕР ХРАМА. Найден мертвым священный змей.
НЕБЕСНАЯ МАТЬ выступает вперед и преклоняет колени перед МАСТЕРОМ ХРАМА, оказываясь таким образом в вершине пирамиды просителей. Затем она поднимается и выражает свою просьбу в музыке[19], после чего вновь опускается на колени.
МАСТЕР ХРАМА. Да продолжится церемония.
НЕБЕСНАЯ МАТЬ возвращается на свой престол. ВОДОЛЕЙ поднимается, а КОЗЕРОГ возвращается на свой пост и зажигает светильник.
ВОДОЛЕЙ и все присутствующие выражают свою радость в буйном танце под звуки тамтама.
Среди всеобщей суеты ВЕСТНИК КОЗЕРОГА проскальзывает в святилище и прячется за завесой, где меняет облачение стражника на танцевальный наряд.
МАСТЕР ХРАМА. Тишина!
Пауза.
МАСТЕР ХРАМА (1 удар).
ВОДОЛЕЙ (1 удар).
МАСТЕР ХРАМА (1 удар). Да святятся Светочи Радости!
ВОДОЛЕЙ. Да святятся Светочи Скорби!
МАСТЕР ХРАМА. Войдем в ковчег Возросшего Знанья!
КОЗЕРОГ. Здравствуй, сидящий в Городе Пирамид!
ВОДОЛЕЙ. Здравствуй, разбивший свой стан у Великого Моря!
МАСТЕР ХРАМА. Здравствуйте, братья!
КОЗЕРОГ. О Мастер, что есть Возросшее Знанье?
МАСТЕР ХРАМА. Смерть.
ВОДОЛЕЙ. О Мастер, что есть Ковчег его?
МАСТЕР ХРАМА. Могила.
ВОДОЛЕЙ и КОЗЕРОГ. Как нам войти в нее, Мастер?
МАСТЕР ХРАМА. Встаньте! Идите за мной!
МАСТЕР ХРАМА встает и обходит святилище противосолонь. КОЗЕРОГ выбирает каждого третьего из присутствующих[20] и ведет за собой, продолжая таким образом, пока не останется только один. МАСТЕР ХРАМА выводит этого последнего вперед и обращается к нему.
МАСТЕР ХРАМА. Ты тоже должен умереть.
МАСТЕР ХРАМА останавливается на востоке.
МАСТЕР ХРАМА. Братья! Смиренно войдем за завесу, взыскуя помощи.
МАСТЕР ХРАМА раскрывает завесу. За ней обнаруживается пустое святилище. ВЕСТНИК КОЗЕРОГА хорошо скрылся — его не видно. МАСТЕР ХРАМА закрывает завесу. КОЗЕРОГ гасит свет.
МАСТЕР ХРАМА. Увы! Бога нет!
МАСТЕР ХРАМА возвращается на свой престол. Остальные бродят вокруг в беспорядке, громко рыдая.
МАСТЕР ХРАМА (1 удар). Тишина.
Все садятся.
МАСТЕР ХРАМА. Я возвещал вам беду, а вы мне не верили!
ЧАСТЬ IV
Темнота.
ВОДОЛЕЙ. И впрямь, о мастер, продолжать обряд невозможно. В святилище нет
Бога.
МАСТЕР ХРАМА. Брат Водолей! Пусть приступят к поискам. ВОДОЛЕЙ. Брат Козерог! Пусть приступят к поискам.
Зажигается свет. КОЗЕРОГ входит в святилище за завесу, проходит вперед и назад. Возвращается. Свет гаснет.
ВОДОЛЕЙ. Брат Козерог! Что ты нашел?
КОЗЕРОГ. Мастер, там нет ничего, кроме пригоршни праха.
ВОДОЛЕЙ. Ни единой живой души?
КОЗЕРОГ. Ни единой живой души.
МАСТЕР ХРАМА читает стихотворение «Чувствительная беседа»[21]:
В саду, где стужей веет от земли,
Два привиденья только что прошли,
Глаза мертвы, давно уста увяли.
Расслышать можно шепот их едва ли.
Двум призракам напомнил старый сад
О том, что было много лет назад.
— Ты помнишь наши прежние свиданья?
— Помилуйте, к чему воспоминанья?
— Тебе я снюсь? Трепещешь ты в ответ,
Когда мое раздастся имя? — Нет.
— Блаженство наше было столь безмерно.
Мы целовались… Помнишь? — Да, наверно.
— Надежда, как лазурь, была светла.
— Надежда в черном небе умерла.
В полях туманных призраки пропали.
Их слышал только мрак… И то едва ли.
ВОДОЛЕЙ. О Мастер, это невыносимо!
МАСТЕР ХРАМА. О Небесная Мать! Восплачем!
НЕБЕСНАЯ МАТЬ играет на скрипке[22]. МАСТЕР ХРАМА читает «Сад Прозерпины» Суинберна[23]:
Здесь мир покоем длится;
Здесь вся напасть извне
Умолкшей бурей мнится
В безбрежном смутном сне;
Я вижу: колос зреет
Для тех, кто жнет и сеет,
Коса над полем реет
В дремотной тишине.
Постыло все, что в счастье
Иль в горести живет;
Грядущее ненастье,
Что сеющий пожнет;
Приелась жизни проза,
Цветов бесплодных поза,
Стихия, жажда, греза,
И только сон — не в счет.
Здесь жизнь живет со смертью;
Далече, неслышны,
Волна и ветер вертят
И души, и челны;
Они дрейфуют всуе,
Земли отвне не чуя,
Но здесь ветра не дуют:
Ни всплеска, ни волны,
Ни рощицы, ни тины,
Ни вереска цветов —
В саду у Прозерпины
Лишь мак бесплотных снов,
И в цвет багряно-медный
Окрасится победно
Напиток заповедный —
Вино для мертвецов.
Неплодных пашен маки
Бессчетны и бледны,
К земле припав, во мраке
Они рождают сны;
И как душа, что бродит,
Ни в ад, ни в рай не входит,
В туман одет, нисходит
Зачахший свет из тьмы.
Кто был сильнее сильных,
Познает смерти плен
Без пыток замогильных
Иль райских крыл взамен;
Как роза будь прекрасна —
Краса твоя напрасна,
В любви почиешь ясно,
Но эта ясность — тлен.
Бледна, в безмолвье сада
Она царит окрест —
Сгоняет смертных в стадо
Бессмертный хладный перст;
Ее лобзанья слаще
Любви, пред ней дрожащей,
Для тварей, с нею спящих,
Любых эпох и мест.
В ее объятьях будет
Любой, рожденный здесь;
Он землю-мать забудет
И хлеб, что дан нам днесь;
Зерну, ростку и птице
Туда прибыть случится,
Где рок цветов — глумиться,
Где тщетна лета песнь.
Любовь, объята хладом,
В увядший сад спешит;
И мора год, и глада
Туда же путь вершит;
Мираж, тщетой сраженный,
Бутон, тепла лишенный,
И мертвый лист червленый,
Что на ветру дрожит.
Печаль, мы знаем, минет,
А счастье прочь бежит,
«Теперь» назавтра сгинет,
Нас время победит;
Любовь — слаба, ранима, —
Вздохнет с укором мнимым,
Всплакнет, тоской томима:
Ничто любовь не длит.
От страха, веры, страсти
Свободны на века,
Мы благодарны власти
Богов, чья тень зыбка,
За то, что жизнь прервется,
И мертвый не проснется,
И с морем вновь сольется
Уставшая река.
Нас не смутят светила
Иль проблеск в темноте,
Ни вод взбурливших сила,
Ни звук, ни вид, ни тень,
Ни ветхий лист, ни вешний,
Ни дым напрасный здешний;
Нам вечность — сон кромешный
В кромешной пустоте.
КОЗЕРОГ. О Мастер, это невыносимо!
МАСТЕР ХРАМА. О Небесная Мать! Свершим наш труд!
НЕБЕСНАЯ МАТЬ. Узри служанок твоих!
МАСТЕР ХРАМА и НЕБЕСНАЯ МАТЬ рука об руку удаляются за завесу. КОЗЕРОГ зажигает свет.
НЕБЕСНАЯ МАТЬ играет песнь отчаяния[24].
МАСТЕР ХРАМА приоткрывает завесу. Видно, что он стоит на алтаре.
О братие! Изгнанники ковчега,
Во тьме глухой не чающие брега,
О, призрачные странники во мгле!
Не слёзы — кровь души моей болящей
За годом год я лью о вас, пропащих,
Не знающих отрады на земле.
Я вашей болью болен, я недужен
Недугом вашим, страждущие души!
Я стражду вашей смертною тоской!
Вселенную от края и до края
Обшарил я, напрасно уповая
Найти вам утешенье и покой.
И вот — нашел доподлинное слово
На радость вам! Среди всего живого
И неживого разнеслась молва,
Что нету Бога! Нету негодяя,
Кто создал вас и мучит; и, страдая,
Не тешите вы злобы Божества!
То был лишь сон о некой Силе темной,
Живой, разумной, олицетворенной,
Что прокляла нас жизнью — и о ком
Мы тщетные проклятья возносили,
От жизни той не чая ни в могиле
Укрыться, ни отделаться клинком.
Отныне же известно без сомнений:
Покой могилы свят и неизменен,
А все мученья жизни — краткий миг,
Покуда наша плоть, разъята тленьем,
Не обернется воздухом, растеньем,
Водой, землей и новыми людьми.
Таков конец наш; так сойдет со сцены
Весь род людской, которому на смену
Придет иной — и канет, как и он,
В эонах без числа в земной утробе,
Где человек последний, как во гробе,
С последним мастодонтом погребен.
Закон природы правит человеком,
Как всякой тварью; ни о ком вовеки
Ни мягче он, ни строже не судил:
Не от любви его сияет силой
Красавец-тигр, а жабы нам постылы
Не от того, что он их невзлюбил.
Все сущее в обличьях несчислимых
Воюет меж собою, но незримо
Единой сетью связано в одно;
И коль судьба рожденье предрешила —
О том сошлись все знаменья и силы,
И отменить того не суждено.
Нет ни добра, ни зла во всей Вселенной —
Не проклятой и не благословенной:
Лишь Неизбежность царствует над ней;
И бездна бесконечной, темной Тайны
Не озарится искрою случайной
Для нас, теней летучих в зыбком сне.
О, братие! Дотерпим до могилы,
Влача свой крест — дыханья труд унылый!
Тосклив и темен, но недолог путь!
А если уж невмочь — теперь без страха
Покончить можно всё единым махом
И навсегда без просыпа уснуть[25].
МАСТЕР ХРАМА задувает красные огни.
ВЕСТНИК КОЗЕРОГА выбегает с тамтамом и танцует буйный танец. В заключение ВОДОЛЕЙ и КОЗЕРОГ подбегают к завесе и рывком раздвигают ее. ВЕСТНИК КОЗЕРОГА бросается к алтарю и падает ниц перед ним.
ПРЕДВОДИТЕЛЬ ХОРА вновь зажигает яркий свет. Обнаруживается, что МАСТЕР ХРАМА лежит замертво. НЕБЕСНАЯ МАТЬ плачет, поддерживая его голову. КОЗЕРОГ гасит свет. ВОДОЛЕЙ закрывает завесу. НЕБЕСНАЯ МАТЬ исполняет на скрипке последний безнадежный плач[26].
Тишина.
ВОДОЛЕЙ. Брат Козерог! Который нынче час?
КОЗЕРОГ. Полдень.
ВОДОЛЕЙ. Разойдемся. Совершилось!
КОЗЕРОГ обнажает меч и становится перед завесой. Остальные выводят публику из зала.
© Перевод: Анна Блейз, www.oto.ru
[1] Бина («Понимание») — третья сефира Древа Жизни; ей соответствует планета Сатурн. В постановке 1910 года роль Мастера Храма исполнял Алистер Кроули. — Примеч. перев.
[2] В постановке 1910 года роль Небесной Матери исполняла Лейла Уоддел. — Примеч. перев.
[3] Зодиакальный знак Рыб — знак стихии Воды и ночная обитель Юпитера, соответствующего сефире Хесед («Милосердие»); вода, в свою очередь, символически связана как с сефирой Хесед, так и с Водолеем — дневной обителью Сатурна. — Примеч. перев.
[4] Козерог — ночная обитель Сатурна; сефира Гебура («Сила») соответствует Марсу. — Примеч. перев.
[5] Эту роль в постанове 1910 года исполнял Виктор Нойберг. — Примеч. перев.
[6] Символическое местоположение сефиры Кетер. — Примеч. перев.
[7] Таким образом, пост Мастера Храма (Хокма) находится на юго-востоке, пост Небесной Матери (Бина) — на северо-востоке, пост Водолея (Хесед) — на юго-западе, а пост Козерога (Гебура) — на северо-западе. — Примеч. перев.
[8] В постановке 1910 года использовалась электрическая синяя лампа. Выключатель располагался у входа в зал. — Примеч. перев.
[9] В постановке 1910 года использовались небольшие свечи, помещенные в шарообразные фонари из красного стекла. Один светильник в начале действия держал Козерог, другой — Предводитель хора. — Примеч. перев.
[10] «Книга 963» — произведение Дж.Ф.Ч. Фуллера, известное также под названием «Сокровищница образов». Собрание экстатических гимнов, сгруппированных в соответствии с двенадцатью знаками зодиака. — Примеч. перев.
[11] Великое море — символ сефиры Бина, соответствия которой — «кровь Святых» и малиновый (карминный) цвет. — Примеч. перев.
[12] «Прочь, о прочь, непосвященные» (лат.). Классическая латинская формула (известная также в греческом варианте — «Hekas, hekas, este bebeloi»), возвещающая о начале церемонии и, в то же время, предостерегающая посторонних о том, что доступ в освященное пространство Храма им закрыт. Формула эта восходит к словам, которыми Кумская Сивилла в «Энеиде» Вергилия отгоняет псов, приблизившихся к жертвенным животным у святищища: «И тут воскликнула жрица: «Ступайте, // Чуждые таинствам, прочь!»» (VI, 258—259, пер. С. Ошерова). Уже в древности данная формула была неотъемлемым элементом многих мистерий и магических церемоний, а со временем вошла и в обиходную речь в качестве известного афоризма (к примеру, А. С. Пушкин использовал ее в сокращенном виде как эпиграф к стихотворению «Поэт и толпа»). — Примеч. перев.
[13] Подразумеваются воскурения на углях в сосуде. В постановке 1910 года в качестве сосуда для «адского варева» использовался большой котел с широким горлом. — Примеч. перев.
[14] Следующие далее стихи — хор из пьесы Кроули «Роковая сила» (1899). Здесь и далее используемые в тексте ритуала стихотворения приводятся в переводе Анны Блейз, если не указано иначе. — Примеч. перев.
[15] Шаббатаи — древнееврейское название планеты Сатурн. — Примеч. перев.
[16] Стихотворение из поэтического сборника Кроули «Горгульи» (1905). — Примеч. перев.
[17] Подразумевается, что угли в сосуде с благовониями должны догореть сами по себе. — Примеч. перев.
[18] Арию соль мажор [И.С.] Баха, аранжированную для струнных. — Примеч. А. Кроули.
[19] «Вечерняя песня» [Роберта] Шумана [1819—1896]. — Примеч. А. Кроули.
[20] Имеются в виду Послушники, а не зрители. — Примеч. перев.
[21] Стихотворение Поля Верлена; далее приведено в переводе Владимира Микушевича. — Примеч. перев.
[22] «Легенду» Венявского. — Примеч. А. Кроули.
[23] Стихотворение Суинберна «Сад Прозерпины» далее приведено в переводе Николая Караева. — Примеч. перев.
[24] «Колыбельную» [Франца] Хаузера [1794—1870]. — Примеч. А. Кроули. В постановке 1910 года Лейла Уоддел исполняла эту пьесу, стоя за завесой. — Примеч. перев.
[25] Из поэмы Джеймса Томсона [1834—1882] «Город ужасной ночи» (James Thomson. The City of Dreadful Night. Reeves and Turner, London, 1888). Приведенные стихи представляют собой отрывок из XIV части поэмы. — Примеч. А. Кроули.
[26] «Похоронный марш» [Лейлы] Уоддел. — Примеч. А. Кроули.
11 Каждая глава «Книги 963» состоит из тринадцати параграфов; число 13 — гематрическое соответствие еврейского слова ахад (Алеф=1, Хет=8, Далет=4, 1+8+4=13), означающего «единство». — Примеч. перев.
13 Башня, разбитая молнией, и Дом Божий — символы XVI аркана Таро. — Примеч. перев.
17 «Куявяк» [Генрика] Венявского [1835—1880]. — Примеч. А. Кроули.
Мистерия Венеры
Служители:
ВЕНЕРА: голубая мантия.
ТЕЛЕЦ: оранжевая мантия.
ВЕСЫ: зеленая мантия.
РЫБЫ: багряная мантия.
ЛУНА В ТЕЛЬЦЕ: серебристая мантия.
САТУРН В ВЕСАХ: черная мантия.
Служители предстают без орудий. Венера восседает на троне; по правую руку от нее — Весы и Сатурн в Весах, по левую — Телец и Луна в Тельце; Рыбы — у ее ног. Трон Венеры подобен раковине, как на картине Боттичелли. Перед троном — завеса; перед нею — алтарь, а за границей храма — еще одна завеса.
Прелюдия
(Полный свет. ВЕНЕРА восседает перед алтарем. ВЕСЫ и ТЕЛЕЦ стоят по обе стороны от алтаря.)
ВЕНЕРА: 7777777.
ВЕСЫ: 7777777.
ТЕЛЕЦ: 7777777.
ВЕНЕРА: Брат Весы! Повелеваю тебе: возвести Тайну Венеры.
ВЕСЫ (читает «Герту» Суинберна):
Я — начало всему, исток:
От меня — миры, времена;
От меня — человек и Бог;
Я — во всем и всему равна;
Все меняется: Бог, человек и обличия плоти; но я — их душа: я прочна.
Не вскипел еще океан,
Не взнеслась земля на волне,
Не раскинуло древо стан,
Не проснулась трава по весне,
Не поспела плодов моих плоть, но уже я была, и душа твоя зрела во мне.
Первородная жизнь миров
От истоков моих взошла,
От меня для нее — добро,
От меня же — и силы зла;
От меня — зверь и птица, и муж, и жена; прежде Бога я есмь и была.
Надо мною и вне меня —
Ничего: только я одна;
Полюби ль, невзлюби меня,
Не познай меня иль познай, —
Я и есть то, что любит меня и не любит; я — плеть и под плетью спина.
Я — стрела, что ушла во прах,
И олень, что ушел от стрел,
Я — уста на твоих устах
И огонь, что в устах созрел,
Я — искатель, искомый и поиск, я — тело души, я — душа и дыхание тел.
Я сама благодати дань
Посылаю себе с высот,
Я — нетварного духа длань,
Под которой мой дух поёт,
Я — бесплотная плоть: покрывало судьбы, что себя же из вечности ткет.
Для чего же, о раб тщеты,
Божество зовешь, вопия:
«Ты возвышен, и ты есть ты,
Я ничтожен, и я есмь я»?
Я есмь ты, кого жаждешь найти ты; найди же себя, ибо ты — это я.
Я — соха, что разъемлет дерн,
И укрывшая луг трава,
Я и стебель, и плод, и терн,
Я и пахарь, и сев, и жнитва,
Я творец, и творенье, и бог, снизошедший во прах, и сосуд божества.
Сознавало ли ты, дитя,
Как в моей непроглядной мгле
Я трудилась, тебя растя,
И томила тебя в земле,
И сквозь темные воды вела, и ковала железом, огонь раздувая в золе?
Ты не ведал в сердце своем
И не видел воочью ты,
Чья рука и каким теслом
Изваяла твои черты,
Что за сила слепила тебя и под своды небес извела из моей тесноты.
От кого и какой ценой
Ты узнал и постиг меня?
Голос ветра в тиши лесной,
Рокот моря иль шум огня —
Кто открыл тебе тайну мою? Полуночная тьма иль сияние дня?
Иль сама я звезду зажгла
На высоком твоем челе,
И, расправив души крыла,
Ты увидел меня во мгле,
Горным кряжам и солнцу собрат и соравный всему на земле?
Не откроет ответ
На загадку времен
Ни пророк, ни поэт,
Ни треножник, ни трон,
Ни душа и ни тело, но та лишь одна, от кого ты рожден.
Все живое на свете —
Порожденья мои:
Все — заблудшие дети,
Что поют литии
Божеству своих страхов и грез, позабыв о моем Бытии.
Вера — тьмы торжество
И ярмо для скота;
Только в том Божество,
Только в том красота,
Чтобы шествовал в силе своей человек и во свете взрастал.
Я — дыханье твое и кровь,
Я — спасенье твое, исход:
Будь как я: расточай любовь,
Раздари земле от щедрот
Изумрудные листья деяний, и белый цветок помышлений, и смерти рубиновый плод.
Будь как я: пламеней, гори!
Будь свободен, и щедр, и яр,
Принимай и в ответ дари
Этой жизни восторг и жар:
Подношение мне — не хозяину дань, не награда слуге, но от равного равному дар.
(Все присутствующие ложатся и погружаются в сон.)
ВЕНЕРА: Они имеют уши, но не слышат. Братья Телец и Весы! Да будет открыта завеса!
(ТЕЛЕЦ и ВЕСЫ открывают завесу.)
Часть I
(Полумрак. ВЕНЕРА восседает на высоком троне, окутанная облаками рыжих волос и осыпанная розами. Алтарь тоже покрыт розами, среди которых горит неяркий огонь.
ТЕЛЕЦ и ВЕСЫ открывают внутреннюю завесу. ВЕСЫ возвращается на прежнее место и преклоняет колени.)
1. О мой Бог, о могучий, о Ты, Создатель всего на свете! Я отрекаюсь ради Тебя от поцелуев любимой моей, от шепота уст ее и от трепета юных, упругих ее грудей, дабы обвили меня Твои огневые объятья и я растворился в Твоем несказанном и вечном блаженстве.
2. О мой Бог, о могучий, о Ты, Создатель всего на свете! Я отрекаюсь ради Тебя от нежноустых радостей жизни, от медовых мирских услад и от всех ухищрений плоти, дабы вкусил я от пламени страсти Твоей и растворился в Твоем несказанном и вечном блаженстве.
3. О мой Бог, о могучий, о Ты, Создатель всего на свете! Я отрекаюсь ради Тебя от немолчного грохота моря, от ярости бури и от неистовой пляски волн на ветру, дабы из уст Твоих испил я пурпурную пену и растворился в Твоем несказанном и вечном блаженстве.
4. О мой Бог, о могучий, о Ты, Создатель всего на свете! Я отрекаюсь ради Тебя от дыханья пустыни, от стонов самума и от всей тишины необъятного моря праха, дабы я затерялся бесследно средь песчинок Славы Твоей и растворился в Твоем несказанном и вечном блаженстве.
5. О мой Бог, о могучий, о Ты, Создатель всего на свете! Я отрекаюсь ради Тебя от зеленых полей долин, и от роз, сатиров лесных, и от лилий, озерных нимф, дабы вошел я в сады Твоего драгоценного блеска и растворился в Твоем несказанном и вечном блаженстве.
6. О мой Бог, о могучий, о Ты, Создатель всего на свете! Я отрекаюсь ради Тебя от материнского горя, от очага моего и от всех отцовских трудов, дабы достиг я Чертогов Твоих, исполненных Света, и растворился в Твоем несказанном и вечном блаженстве.
7. О мой Бог, о могучий, о Ты, Создатель всего на свете! Я отрекаюсь ради Тебя от томленья по раю, от темного страха пред адом и от празднества тлена во гробе, дабы, как малый ребенок, вступил я в Царство Твое и растворился в Твоем несказанном и вечном блаженстве.
8. О мой Бог, о могучий, о Ты, Создатель всего на свете! Я отрекаюсь ради Тебя от горных вершин, озаренных луною, от елей, пронзающих стрелами небо, и от всех терзаний ветров, дабы взошел я на пик высочайшей Славы Твоей и растворился в Твоем несказанном и вечном блаженстве.
9. О мой Бог, о могучий, о Ты, Создатель всего на свете! Я отрекаюсь ради Тебя от старческих болей и смрада, и от таинственных книг, и от всего величья в них погребенных слов, дабы я заблудился в лесах Твоей Мудрости, чуждой слов, и растворился в Твоем несказанном и вечном блаженстве.
10. О мой Бог, о могучий, о Ты, Создатель всего на свете! Я отрекаюсь ради Тебя от винных кубков веселья, от взоров распутных кравчих и от всего соблазна их нежных рук, дабы я опьянился вином Твоего экстаза и растворился в Твоем несказанном и вечном блаженстве.
11. О мой Бог, о могучий, о Ты, Создатель всего на свете! Я отрекаюсь ради Тебя от шипенья безумных вод, и от трубного гласа громов, и от всех языков Твоего пляшущего огня, дабы меня вознесло дыханье Твоих ноздрей и я растворился в Твоем несказанном и вечном блаженстве.
12. О мой Бог, о могучий, о Ты, Создатель всего на свете! Я отрекаюсь ради Тебя от багрового жара погони, и от меди военных рогов, и от сверкания копий, дабы загнали меня, как оленя, в объятья Твои и я растворился в Твоем несказанном и вечном блаженстве.
13. О мой Бог, о могучий, о Ты, Создатель всего на свете! Я отрекаюсь ради Тебя от всего того «Я», что есть я, от черного солнца «Я», что светит в полдневный час, затмевая Твое Сиянье, дабы стал я как солнечный зайчик в покоях Твоих и растворился в Твоем несказанном и вечном блаженстве.
О, слава Тебе во всех временах и во всем бесконечном пространстве! Слава, и слава превыше славы — во веки веков. Аминь, и аминь, и аминь.
ВЕСЫ: Поклоняюсь тебе двенадцатью Наслаждениями и единством оных!
1. О менада на сносях в зеленом плаще, Ты таишь под свинцовым своим кушаком урожай поцелуев; освободи же меня из мрака утробы Твоей, дабы сбросил я детский свивальник и вышел на свет как воин в стальном доспехе!
2. О змея, туманная ликом, косы Твои — словно млечный рассвет восторженных дев; гони же меня по небу, как свирепого дикого вепря, дабы Твой пламенный дрот окрасил небесную синь вскипающей алой кровью моего исступленья!
3. О Дева Мира под пеленой облаков, перси Твои — как лепестки алых лилий, побледневших пред солнцем; укачай же меня в колыбели Твоих объятий, дабы я погрузился в сон, как жемчужина — в недра безмолвного моря!
4. О винногласый смех тающей мглы, Ты — как обнаженный фавн, раздавленный насмерть жерновами громов; опьяни же меня восторгом песни Твоей, дабы в трупных объятиях страсти сорвал я покров облаков с Твоей замирающей груди!
5. О распутный кравчий безумья, уста Твои — радость тысяч и тысяч искусных лобзаний; зачаруй же меня Твоей красотой, дабы взыграло веселье Твое серебром и белыми перлами лун на моем языке!
6. О Белизна, затопившая взор в полуночный час, губы Твои — как юные розы, отворившие лоно ущербной луне; взлелей же меня, словно каплю росы на персях Твоих, дабы дракон прожорливой злобы Твоей сокрушил мои члены своей адамантовой пастью!
7. О лучезарность жгучей любви, Ты гонишь рассвет пред собой, словно юноша — деву, чьи губы — как юные розы; разорви же меня на части ярым лобзаньем, дабы в сражении уст Твоих и моих оросили меня белоснежные токи Твоего наслажденья!
8. О черный бык в объятиях белых дев, испарина лядвий твоих — как звездная ночь в свирепых объятиях полдня; вознеси же пурпурный рог страсти моей, дабы я растворился короной огня в колдовстве Твоего экстаза!
9. О грозный судья над людьми, расшитый подол Твоих облачений обагряет белые стены цитадели Пространства; обнажи свой звездный сосец, дабы млеко Твоей любви вспоило во мне вожделенье к Твоей чистоте!
10. О колесничий Времен, пылающий жаждой, чаша Твоя — как ложбина ночи, полная пеной дневного вина; ороси же меня ливнем страсти Твоей, дабы я трепетал в объятьях Твоих, как молнийный взблеск на пурпурных персях ночи!
11. О Царица-Змея в переливах несметных цветов, уста Твои — как закат, окровавленный гибелью дня; обвей же меня багровым огнем объятий, дабы в Твоих поцелуях я растаял как пенный вздох на Твоих лучезарных губах.
12. Одалиска земного дворца, одеянья твои полны аромата и страсти, как сонмы весенних цветов на залитых солнцем полянах; омой же меня благовонной волною Твоих кудрей, дабы медом несметных роз умастило меня их злато.
13. О зрелый, могучий воин среди юнцов, руки твои — как огневые клинки, закаленные в горне войны; прильни же к горящим моим устам прохладным Твоим поцелуем, дабы безумье страсти вплело Тебя и меня в Венец негасимого Света!
О, слава Тебе во всех временах и во всем бесконечном пространстве! Слава, и слава превыше славы — во веки веков. Аминь, и аминь, и аминь.]
ВЕСЫ:
Светлая Дочь, рожденная
Кроткой земной Дионою
От Всеотца, от Венценосца, Эгидодержца!
Дочь, супруга и мать
Бога! Тебе — сиять
В роскоши Кипра, в радости утра, в пламенном сердце!
Во славу сестры моей
Стяг песнопенья, рей!
Вместе с тобою я возликую, роза морей!
Щебетом воробьиным,
Лепетом голубиным,
Лебедя негой, ласточки резвой вечным смятеньем,
Тайною вертишейки
На колесе ворожейки
Входишь, богиня, в душу и тело чудом цветенья,
Средь изумрудных чащ
В самый лазурный час
С нежной улыбкой из поднебесья глядя на нас.
Так, до глубин бездонных,
До тайников Персефоны,
Толщу земную взором пронзая, в небе пылает
Лик твой извечный,
Россыпью млечной,
Пламенной сетью, следом кометы свод застилая:
Слепнет от слёз земля,
Бдит тишина, внемля,
Как ты проходишь легкой стопою в звездных полях.
В облаке благовоний,
В розовом и зеленом,
В золоте царском, в райской лазури блещешь вполсвета,
Словно в тумане, —
Мучит и манит
Очерк неясный, скрытый завесой, тенью одетый.
И тишина поет,
Ибо мечты полет —
Сладостней речи Пановой флейты, льющей блаженный мед.
(ВЕСЫ встает.)
ВЕНЕРА: 7777777.
САТУРН: Аминь.
ВЕНЕРА: 333-1-333.
САТУРН: Аминь.
ВЕНЕРА: 1-55555-1
ВЕСЫ и РЫБЫ: Аминь.
ВЕНЕРА: Брат Сатурн, который нынче час?
САТУРН: Сумерки.
ВЕНЕРА: Сестра Рыбы, откуда мы пришли?
РЫБЫ: Из Дома Смерти.
ВЕНЕРА: Брат Телец, что сильнее смерти?
ТЕЛЕЦ: Любовь.
ВЕНЕРА: Брат Весы, что это за место?
ВЕСЫ: Гора Венеры, что подвешена к центру Вселенной над Великою Бездной.
ВЕНЕРА: Исполним Обряд Венеры!
(ЛУНА играет вальс. ПОСЛУШНИКИ танцуют друг с другом.)
ВЕНЕРА: Дети Любви, который нынче час?
ВСЕ (вразнобой, полушепотом): Час любви.
(ВСЕ опускаются на пол и ложатся. Свет гаснет. Долгая пауза.)
Часть II
ВЕНЕРА (пробуждаясь): 333-1-333.
(Венера ярко освещена; прочие остаются в темноте.)
ВЕНЕРА: Братец мой, который нынче час?
РЫБЫ: Близится утро.
ВЕНЕРА: Братец мой, что это за место?
ТЕЛЕЦ: Святая гора Владычицы нашей, Венеры.
ВЕНЕРА: Пробудитесь и наслаждайтесь, о дети!
РЫБЫ: Как наслаждаться нам?
ТЕЛЕЦ: Как назначит Владычица наша.
ВЕСЫ: Как вам будет угодно.
РЫБЫ: Чем наслаждаться нам?
ТЕЛЕЦ: Владычицей нашей, Венерой.
ВЕСЫ: Тем, на что ваша воля.
ТЕЛЕЦ: Да будет воля твоя, а не наша, о Госпожа!
РЫБЫ: О Госпожа! Да совершится обряд поклоненья!
ВЕНЕРА: Дети мои! Встаньте передо мною и насладитесь хвалами моей красоте!
(ВСЕ выстраиваются перед Венерой попарно. ВЕСЫ скрывается за завесой. ТЕЛЕЦ читает инвокацию.)
ТЕЛЕЦ:
Слава Хатхор, священной корове на пастбищах Вечера!
Слава Хатхор, Закатной Горе в земле совершенного Мира! Слава!
Душа твоя — огнь поядающий; дыханье твое воспламеняет и мертвое тело.
Слава тебе, Хатхор, дочь Исиды и дочь Нефтиды!
Слава тебе, Хатхор, невеста Быка, Аписа, на языке коего — жук-скарабей!
Душа твоя — огнь поядающий; дыханье твое воспламеняет и мертвое тело.
Слава тебе, Хатхор! Ожерелье твое — души блаженных в Аменти.
Слава тебе, Хатхор! Твой пояс — души блаженных на теле Геба.
Слава тебе, Хатхор! Подошвы сандалий твоих — души блаженных в пучине Нуна!
Душа твоя — огнь поядающий; дыханье твое воспламеняет и мертвое тело.
(ТЕЛЕЦ возвращается на свой трон.)
ВЕНЕРА: Брат Весы, что ты молчишь?
(Пауза.)
ВЕНЕРА: Брат Весы, где же ты?
(ВЕСЫ, все еще скрываясь за завесой, читает отрывок из «Аталанты» Суинберна:)
Мы узрели тебя, о Любовь: ты прекрасна, Любовь, ты светла;
Словно крылья голубки, твои невесомы крыла,
Веет ветер от стоп, рассекая равнины морей,
Вся земля — облаченье твое и прибежище славы твоей.
Ты проворна, легка и слепа, как огня полыханье;
Пред тобою — веселье и смех, позади тебя — слезы желанья,
Рядом шествуют дева и муж, неотступная свита твоя,
Как невеста, потупилась дева, пред ласками ужас тая,
И дыханье ее — словно ветер, колышущий брачный венок,
Но зовут ее Смертью, а муж ее — сумрачный Рок.
Ибо скорбный цветок возрос
Из крови и пены морской,
Плод его горек и ал,
В листьях — безумья стон;
От семени смеха и слез,
Напитан горькой тоской,
Без корней из пучины встал,
Без привоя — из тьмы времен.
Только начал челнок ночей
Между нитями дней сновать,
И седин не знала глава,
И не знали сердца мечей,
Как богиня в час торжества
Воссияла в венце лучей.
И распались пред ней моря,
И прильнула земная роса
К вожделенным стопам устами,
И в полмира взошла заря
До краев объяв небеса,
И во льдах отразилось пламя.
И воздушные стаи пернатых,
И людские стада земли
Разделились для сладких объятий,
И безгласный народ океана,
И ползучие твари в пыли
Ликовали в ее благодати
И не чуяли сердцем обмана.
Все сказали: она хороша,
Как голубка, бела и прекрасна,
В ней — исток и начало начал,
И душа ее — мира душа.
Все узнали в тебе матерь страсти,
Матерь смерти никто не узнал.
Словно вешний цвет полевой,
Словно пены морской цветок,
Расцвела ты, о матерь войн, —
И восстал закат на восток,
Ибо ты горька от начала,
Афродита, о распри мать!
Всё живое земля качала
В колыбели и всем дарила
Утешенье и благодать,
Дабы вечно, от года к году,
Плодоносной и нежной силой
В порожденьях своих взрастать.
Вожделенье не знало жала,
И не знала терний природа,
Так зачем, огнем обвитa,
Ты над миром из недр восстала,
Взбунтовав небеса и воды,
Опаляя земли уста?
Как из семени — колос златой,
Как из пламени — факел алый,
Как рассвет, в небесах разлитой,
Ты из бездны взошла, красота,
Чтобы душу язвить стрекалом, —
И природа раздор познала.
Разве мало страданья и зла
От рождения смертным дано?
Против них — иссушающий зной,
И свирепая стужа, и мгла,
И чудовища чащи лесной,
И враги парусов и весла —
Буйство волн и безумство ветров,
Грозный риф и коварная мель,
И огни погребальных костров,
И стенанья бесплодных земель.
Ты, любовь, как голубка бела,
Что же тяжкою страстью земной
Ты невзгодам иным заодно
Человеку на сердце легла?
Нет, не так войти в этот мир
Ты должна была, матерь бед,
Не в обличье, манящем взор,
Но открыто — как зримый страх,
И червя гробового пир,
И навеки угасший свет,
Гибель мужей и жен позор
И проклятье на всех устах;
Как воителей смертный хрип,
И невольниц нестройный стон,
И рыдания вдов и дев,
Ураганом взметенный прах
И свирепой стихии гнев,
Где во имя твое погиб,
Кто обманом твоим пленен.
О богиня, твой истинный лик —
В разъяренных тобой морях
И в обломках судов на мели,
В мертвой стуже полярных льдов,
В волчьем вое ветров и вод,
В поединке волны с волной
Под бичами бурлящей тьмы,
В каждом звере во мгле ночной,
В каждом чреве, исторгшем плод,
И в извечной тщете трудов,
И в дыханье слепой чумы.
В каждой смуте и безначалье
Ты сокрыта, о мать печали!
(ВЕСЫ выходит из-за завесы и предстает перед ВЕНЕРОЙ лицом к лицу:)
Все мы знаем и боль, и горе,
Но тебя узнаём ли в них?
В дальней дали горит над морем
Твой нетленный, блаженный лик;
Как огонь, пламенеет лоно,
Вторя солнцу в златом сиянье
Ярче всех надлунных пламен.
Так ужель до конца времен
Не сойдешь ты с вечного круга,
Не устанешь лить с небосклона
То отчаянье, то желанье,
Не устанешь плодить утраты,
Дом на дом поднимая в битве,
Отрывая друга от друга,
Ополчая брата на брата,
Воздвигая за ратью рать,
И не внемлешь земной молитве?
Пощади нас, о мать!
ВЕНЕРА: Воистину, о брат, ты — высший среди избранных моих!
ВЕСЫ: Увы мне!
ВЕНЕРА: Да, брат! Ибо в конце концов каждый ко мне обратится и каждый вернется ко мне.
Исида я, и только мною живы
И жизни влажный жар, и смерти хлад,
И звезды, и моря, и лунные приливы,
И таинства страданий и услад.
Я — мать! Я — плоть земли, расцветшей по весне!
Я — нежный плеск волны, клонящейся к волне!
Вернется всё: и жизнь, и смерть, и страсть, и месть, и свет, и тьма — ко мне!
Ко мне!
Хатхор я, и своею красотой
Я затмеваю и зари горенье,
И плод, осенним златом налитой,
И женщину саму — венец творенья.
Я — жертва, жрец и храм в едином бытии,
Я — милость и любовь, я — сила судии,
И всё, что есть: и жизнь, и смерть, и страсть, и месть, и свет, и тьма — мои!
Мои!
Венера я, любовь и свет земли,
Я — щедрость уст и слёз благословенье,
Бесплодных ласк томительный разлив
И жажда, что не знает утоленья.
Я — храм, в котором долго жаждал ты,
Горя огнем надежды и тщеты;
Я — тот огонь! Я — лиры стон; я — зов, и песнь, и страсть, и смерть мечты!
Мечты!
Я — сам Грааль, и Рай, сокрытый в нем:
Души твоей расцветшая пустыня,
Звезда рассвета на челе твоем,
Твоя царица и твоя рабыня.
О сладостный поток, усни на дне
Моих бескрайних вод! Прильни ко мне,
Вернись, о жизнь и смерть, о страсть и месть, о свет и тьма, — ко мне!
Ко мне!
(РЫБЫ в одиночестве исполняет сонный волнообразный танец и возвращается к трону ВЕНЕРЫ, опускаясь к ее ногам, как в изнеможении.)
ВЕНЕРА:
Восстань, мой рыцарь! Мой король! Довольно видеть сны!
Укрылся мглою райский сад: печальны и темны
Аллеи лиственниц седых, и сосен скорбный ряд
От вздохов клонится моих, и кедры смерть сулят.
(Воссев между тем на свой трон, ЛУНА перебивает ее речь звуками скрипки. Льется неизреченная музыка . РЫБЫ выражает отчаяние.)
ВЕНЕРА: Брат Весы, что это за песнь?
ВЕСЫ:
Моя душа — челнок завороженный,
Плывущий по волне осеребренной,
Как лебедь, в полудрему погружен,
Твоя же, словно ангел у кормила,
Музыкою ладью заворожила
И правит вдаль под ветров перезвон.
И мнится — мы плывем века, века;
И длится бесконечная река,
Извивами, напевами играя
Меж гор, и бездн, и чащ земного рая,
Пока не канет, грезами объят,
Мой челн в моря неведомых отрад,
Где от начала мира звуки спят.
Твой дух летит сквозь миражи и тени
В обитель безмятежных песнопений,
Ловя крылом ветра страны иной,
И мы плывем в объятиях истомы,
Не картами, не звездами ведомы,
А только зовом песни неземной, —
Пока над зыбью безымянных волн,
Где не скользил вовеки смертный челн,
Ладья моих желаний не причалит
К садам Блаженных, и, забыв печали,
Войдем — о дивный кормчий! — мы с тобою
В бессмертный мир, ветрами и прибоем
Колеблемый и дышащий любовью.
Оставив позади немые льдины
Преклонных лет, и Зрелости стремнины,
И Юности коварный океан,
Идем мы вспять лагуною зеркальной
Младенчества и грезы предначальной
В безвременье иных, надмирных стран,
Где высится тенистый павильон,
Мерцаньем звезд и в полдень озарен
И лозами увит, как кружевами,
И вьются тропы рек меж островами,
И те, кто сбросил темной плоти спуд, —
Как ты, мой ангел! — обрели приют,
И шествуют по морю, и поют.
(ВЕНЕРА выражает отчаяние. РЫБЫ незаметно переходит со своего места к трону ЛУНЫ. ЛУНА играет свою победительную песнь.)
ВЕНЕРА: О! О!
ВЕСЫ: Боль священней услады; воздержание выше потворства; от нераденья и веры мы обратимся к трудам и верному знанью; от пресных триумфов плоти — к исступленным победам ума!
ВЕНЕРА: Рушится храм!
ВЕСЫ: Ты изрекаешь лишь Слово о Настоящем; но о Будущем ты молчишь.
ВЕНЕРА: Чего же ты хочешь?
ВЕСЫ: Слова о том, что грядет.
(САТУРН выходит вперед, танцует свой танец и падает, хватаясь за подол облачения ВЕСОВ.)
ВЕНЕРА: Кто это? Эти танцы — не от меня! Эта поступь чужда моим ритмам! Не меня восхваляют звуки этих шагов и безмолвие между шагами!
(ЛУНА играет дикую и ужасную песнь . САТУРН оттаскивает ВЕСЫ назад, в полумрак. ПОСЛУШНИКИ разделяются на пары: МАРС с МАРСОМ и ВЕНЕРА с ВЕНЕРОЙ; некоторые, впрочем, остаются стоять в одиночестве.)
ВЕНЕРА: Брат Телец! Остался ли ты мне верен, один из всех?
ТЕЛЕЦ (соблазнительно, но иронично): Тебе ли не знать меня?
ВЕНЕРА: О да, мой любимый, Господин всех моих голубей!
ТЕЛЕЦ: Венера, Владычица наша!
ВЕНЕРА: Иди же ко мне!
ТЕЛЕЦ: Во святилище за завесой?
ВЕНЕРА: Перед моим святилищем нет завесы!
(Расстегивает пряжку его мантии. Мантия падает; ТЕЛЕЦ предстает в образе МЕРКУРИЯ с Кадуцеем и попирает ВЕНЕРУ ногами.)
ТЕЛЕЦ: В Начале было Слово; и Слово было у Бога; и Слово было Бог!
(Все выходят вперед; САТУРН и ВЕСЫ держатся за руки; ЛУНА и РЫБЫ держатся за руки; все склоняются перед ТЕЛЬЦОМ.)
ЛУНА: Предательство совершилось.
РЫБЫ: Ум благороднее тела.
САТУРН: Дружба священней любви.
ВЕСЫ: Мысль побеждает природу.
РЫБЫ: Как нам поклониться тебе?
ТЕЛЕЦ. Как вам будет угодно.
САТУРН: Что принести тебе в жертву?
ТЕЛЕЦ: То, на что ваша воля.
(ЛУНА играет moto perpetuo; ВСЕ благоговейно склоняются перед МЕРКУРИЕМ.)
ВЕСЫ: Брат, который нынче час?
РЫБЫ: Рассвет.
ВЕСЫ: Вернемся к дневным трудам.
ВСЕ: Аминь.
Перевод © Анна Блейз, 2012 e.v.
Мистерия Солнца
Служители
Солнце. Леопардовая шкура. Белый с золотом немес. Мантия с белыми рукавами. Копье.
Овен. Белая мантия. Копье.
Лев. Красная мантия. Копье.
Сатана-Тифон. Фиолетовая мантия.
Скорпион-Апофис. Зеленая мантия.
Бэс. Черная мантия.
Четверо послушников.
Солнце восседает на троне на востоке; позади него — черная завеса, за которой скрыт большой алый крест. Перед ним — вторая завеса. Справа от него восседает на своем престоле Овен, слева — Лев. Остальные служители ожидают вне храма. Если обряд проводится в присутствии зрителей, храм отделяет от прихожан третья завеса.
Лев раздвигает внешнюю завесу и, выступив вперед, декламирует «Хор» из «Аталанты в Калидоне»:
До начала веков и дней
Сошлись человека творить
Время с слезами очей,
Грусть, чей сосуд разбит,
Радость, дитя страданья,
Лето, чья жизнь отцвела,
Память, небес даянье,
Безумье, исчадие зла,
Сила без рук для ответа,
Любовь, что живет только день;
И ночь, тень света,
И жизнь, смерти тень.
И взяли великие боги
Огонь и слез жгучий след,
Песок, где скользили ноги
Быстро бегущих лет;
И моря прибой и громы,
И прах создающей земли,
И формы вещей, чтоб в домы
Рожденье и смерть вошли.
Трудились, смеясь и рыдая,
Творили, кляня и любя,
От жизни к жизни кидая
Меж смертью и смертью скорбя,
Весь день и всю ночь и все утро,
Чтобы силы огонь не потух,
С печалью глубокой и мудрой
Человека священный дух.
От юга и севера встав,
Сходились они как на бой, —
Дыханьем овеять уста,
Наполнить водою живой.
Сотворили и речь и зренье
Для желаний его души,
И время для мысли и бденья,
И время служить и грешить.
Дали свет, чтобы путь был ясней,
Любовь, наслажденья ключи,
Красоту, и длительность дней,
И ночь, и сон в ночи.
Он в муках рождает слово, —
Палящий огонь в устах,
Луч в сердце желанья слепого,
Предвиденье смерти в глазах.
Он ткет, но одеждой — презренье,
Посев не взойдет зерном,
Его жизнь — мимолетное бденье
Меж прошлым и будущим сном[1].
Возвращается на свое место. Пауза.
Овен. 333—333.
Лев. 333—333.
Овен. Брат Лев, что это за место?
Лев. Храм Солнца на горе Абиегнус!
Овен. Брат Лев, который нынче час?
Лев. Закат!
Овен. Это час жертвы!
Лев. Что будет жертвой, Брат Овен?
Овен. Это неведомо мне.
Солнце. 1—22—22—1
Овен. Слушайте! Это Призыв Короля!
Лев. Это Владыка Небес, пробуждающий Детей Света!
Лев раздвигает завесу.
Полный свет.
Лев преклоняет колени.
Овен. Поклонимся Великому!
О, Жизни Жизнь! любовью пламенеет
От жарких уст дыхание твое;
И воздух пред улыбкою твоею
Лучится зноем; так сокрой ее
В тенетах взора светлого, любому
Несущего блаженную истому.
О, Света Сын! бессильны облаченья:
Твой стан огнем сияет сквозь покров;
Так луч зари, презревший заточенье,
Пронзает темный полог облаков;
И озаряет дивный ореол
Тебя везде, куда бы ты ни шел.
Есть и другие, и они прекрасны;
Но голос твой так нежен и глубок,
Что меркнет все пред ним; волною властной
Тебя объемлет он; незримый бог,
Ты скрыт от глаз, но пред тобою каждый —
И я, как все! — томится вечной жаждой.
О, Свет Земли! ночная мгла робеет,
Пред заревом твоим, и день грядет;
На крыльях ветра в поднебесье реет
Избранник твой, покуда не падет —
Как я! — к твоим ногам, в ошеломленье,
Без сил, без жизни, но — без сожаленья![2]
Овен. Привет Тебе — о ты, кто возвышен в силе своей, кто странствует по Небесам в Ладье Своей в Сиянье Полдня!
Овен и Лев возвращаются на свои престолы.
Послушник «А» декламирует «12 восхвалений Бога» из «Книги 963»[3]:
[Лев.
Глава, известная как Двенадцать Восхвалений Бога и Единство оных[4]]
Поклоняюсь Тебе Двенадцатью Восхваленьями и Единством оных!
1. Слава Тебе, о Боже мой, Боже! Ибо я вижу Тебя в яростном Льве Зари; Ты покорил Себе робкую Львицу Ночи, дабы рыком своим она восславляла Имя Твое!
2. Слава Тебе, о Боже мой, Боже! Ибо я вижу Тебя на лоне плодоносных долин; Ты украсил могучий стан их покровом пшеницы и маков, дабы смехом своим они восславляли Имя Твое!
3. Слава Тебе, о Боже мой, Боже! Ибо я вижу Тебя на пестром собранье танцовщиц; Ты увил обнаженные их пояса венками душистых цветов, дабы шагом своим они восславляли Имя Твое!
4. Слава Тебе, о Боже мой, Боже! Ибо я вижу Тебя в мятежной радости бури: Ты отряс золотую пыльцу с разметавшихся кос холмов, дабы песней своей они восславляли Имя Твое!
5. Слава Тебе, о Боже мой, Боже! Ибо я вижу Тебя в метеорах и звездах Ночи: серых ее жеребцов Ты осыпал жемчугом лун, дабы скачкой своей они восславляли Имя Твое!
6. Слава Тебе, о Боже мой, Боже! Ибо я вижу Тебя в драгоценных камнях черной Земли: Ты подарил ей сонмы волшебных очей, дабы мерцаньем своим она восславляла Имя Твое!
7. Слава Тебе, о Боже мой, Боже! Ибо я вижу Тебя в искрах росы на полянах: Ты нарядил леса, как для великого пира, дабы игрою своей они восславляли Имя Твое!
8. Слава Тебе, о Боже мой, Боже! Ибо я вижу Тебя в неподвижности зимних озер: Ты сделал их лица светлей серебра зеркал, дабы сияньем своим они восславляли Имя Твое!
9. Слава Тебе, о Боже мой, Боже! Ибо я вижу Тебя в дымном огне вулканов: Ты воспламенил их, как львов, почуявших запах оленя, дабы гневом своим они восславляли Имя Твое!
10. Слава Тебе, о Боже мой, Боже! Ибо я вижу Тебя в лике моей любимой: снял Ты с нее покров белых лилий и алых роз, дабы стыдливым румянцем своим она восславляла Имя Твое!
11. Слава Тебе, о Боже мой, Боже! Ибо я вижу Тебя в слезах облаков летучих: Ты напитал голубые сосцы их млечной рекою, дабы своим излияньем они восславляли Имя Твое!
12. Слава Тебе, о Боже мой, Боже! Ибо я вижу Тебя в янтарных гребнях грозы: простер Ты Свой бич на сфинксов воды, дабы громами своими они восславляли Имя Твое!
13. Слава Тебе, о Боже мой, Боже! Ибо я вижу Тебя в средоточии лотоса в сердце моем: Ты украсил мой горн знаменем льва, дабы трубным гласом своим восславлял я Имя Твое!
О, Слава Тебе во всех Временах и во всем бесконечном Пространстве; Слава, и Слава превыше Славы, во веки веков! Аминь, и Аминь, и Аминь.
Входит Скорпион-Апофис. Она облачена в прозрачную белую ризу; волосы ее не убраны.
Овен и Лев встают и приветствуют ее поклоном.
Овен. Привет тебе! Откуда ты пришла?
Скорпион-Апофис. Из Дома Божьего.
Овен. Что принесла ты в жертву Нашему Владыке?
Скорпион-Апофис. Дом Божий пал. Ничего не осталось в нем. И нет у меня ничего, кроме самой себя.
Лев. Сожжем ее на жертвеннике всесожжений!
Скорпион-Апофис. Но в огне иссохнут мои слезы; а эти слезы — мое подношенье Владыке.
Овен. Отдадим ее священному крокодилу!
Скорпион-Апофис. Но в воде остынет мое сердце; а это сердце — мое подношенье Владыке.
Лев. Бросим ее ветрам с Дозорных Башен Молчанья!
Скорпион-Апофис. Но на ветру не будут слышны мои гимны; а эти гимны — мое подношенье Владыке.
Овен. Зароем ее живьем на освященной горе!
Скорпион-Апофис. Но черви земные пожрут мое тело; а это тело — мое подношенье Владыке. О, Владыка! Пусть слуги твои вернутся на троны свои, дабы я поклонилась Тебе — так, как желаю.
Солнце. 22—1—1—22.
Овен и Лев возвращаются на свои престолы. Скорпион-Апофис играет страстную мелодию, музыку сирены, полную отчаяния песнь Венеры из «Тангейзера»[5].
Затем она склоняется перед Солнцем и обнимает его стопы и колени, но тот не подает признаков жизни. Овен и Лев встают. Пауза.
Овен (громко). 333—333.
Лев (громко). 333—333.
Овен. Час жертвы прошел.
Скорпион-Апофис. Час жертвы грядет.
Лев. Жертва не принята.
Скорпион-Апофис. Жертва принята.
Овен. Изыди, нечистая тварь!
Овен и Лев поднимают ее выводят из храма (Овен ведет ее за собой, Лев следует за ней).
Овен и Лев возвращаются на свои престолы. Пауза.
Овен. 333—333.
Лев. 333—333.
Овен. Брат Лев, это дурной знак.
Лев. Воистину, Брат Овен, дурной знак.
Овен. Никаких больше жертв сегодня.
Лев. Никаких больше жертв сегодня.
Овен. Солнце уже садится.
Лев. Ночные птицы проснулись.
Овен. Скоро станет очень темно.
Лев. Тропа крута и опасна: ни один паломник уже не придет сюда.
Овен. Нынче ночью луны не будет.
Лев. Думаю, будет дождь.
Овен. Закроем святилище!
Лев. Солнце еще не скрылось.
Овен. Но сегодня паломников больше не будет.
Лев. Сегодня паломников больше не будет. Но правило храма гласит: святилище должно оставаться открытым, пока не угаснет последняя искра солнца.
Овен. Молю тебя, Брат Лев, закроем святилище!
Лев. Нет, невозможно.
Овен. Я знаю закон, Брат Лев. Но из-за этого нас постигнет великое зло.
Лев. Мы не можем нарушить Закон, Брат Овен.
Овен. Брат Лев, закон устроен так, чтобы мудрый мог нарушить его, если придет в том нужда.
Лев. Брат Овен, в сердце моем — верность… верность… верность…
Овен. Брат Лев, некий бог шепнул мне на ухо: это глупость… глупость… глупость.
Лев. Солнце скроется через миг; и нынче паломников больше не будет.
Овен. Паломников больше не будет.
Лев. И никаких больше жертв.
Овен. И никаких больше жертв.
Безмолвной процессией входят Сатана-Тифон, Скорпион-Апофис и Бэс. Сразу же становится темнее.
Овен. Привет вам, братья! Вы пришли поклониться величию солнца?
Сатана-Тифон. Мы пришли принести жертву.
Овен. Какие у вас подношения?
Бэс. Танец.
Скорпион-Апофис. Музыка.
Сатана-Тифон. Безмолвие и недвижность.
Сатана-Тифон простирается ниц и далее остается неподвижным. Скорпион-Апофис склоняется перед Солнцем, а затем начинает играть музыку поклонения[6]. Бэс танцует трехдольный танец поклонения. Затем Сатана-Тифон поднимается и кланяется.
Овен. Откуда вы пришли, о братья?
Сатана-Тифон. Из обители солнца.
Овен. Кто вы, о братья?
Сатана-Тифон. Я — брат-близнец солнца.
Скорпион-Апофис. Я — возлюбленная солнца.
Овен (Бэсу). А ты кто такой, о брат?
Бэс неразборчиво бормочет.
Лев. Кто ты?
Овен и Лев грозят Бэсу копьями. Бэс в ужасе приседает и, скорчившись, отползает на запад.
Сатана-Тифон. Я хочу говорить с моим братом Солнцем.
Овен. Что ж, говори.
Лев. Нет, нельзя! Моему господину грозит опасность.
Преграждает путь.
Овен. Наш Владыка не боится слов.
Лев. О, брат, если ты истинно брат нам, что ты желаешь сказать?
Сатана-Тифон. О Солнце, брат мой! Дозволишь ли мне говорить с тобою? Девять месяцев мы провели с тобою бок о бок во чреве матери нашей; мы любили друг друга, как не любил никто; мы связаны крепче друг с другом, чем тьма — со светом, а жизнь — со смертью!
Солнце. 22—1—1—22.
Лев отступает и возвращается на свой трон в глубокой печали. Сатана-Тифон приближается к Солнцу. Овен закрывает за ними завесу. Бэс подпрыгивает и, согнувшись, убегает прочь. Свет гаснет. Скорпион-Апофис играет змеиную песнь[7]. Лев декламирует:
Тщетны старые преданья:
Мы не помним, мы не ждем,
Что в минуту ликованья
Над героем иль вождем
Соберутся издалека
Тени смерти, тучи рока.
Ежечасно мы твердим,
Что опасность позади,
Повторяем: «Всё прошло,
Не вернется это зло!»,
«Побежден последний страх!»,
«Покорен заклятый враг!»
Кто заметит, кто постигнет, кто измерит и сочтет
Совпадений тайный ход?
Терпеливо и прилежно Провиденье сети ткет
Рокового мига ждет,
Все, что мы забыть решили, помнит, копит, бережет —
И в конце предъявит счет.
Зажигается тусклый красный свет. Бэс возвращается, ведя за собой четырех Послушников, несущих Пастос. Они ставят Пастос перед алтарем.
Овен. Что это за подношение?
Бэс. Мое имя — Пожиратель Плоти.
Овен. О, Владыка наш, Владыка наш! Восстань в силе своей, и да рассеются враги твои!
Овен и Лев раздвигают завесу. Трон повергнут. Черная завеса позади трона открыта; за ней — алый крест, на котором распято Солнце. Перед ним стоит Сатана-Тифон в знаке Апофиса и Тифона. Овен и Лев падают замертво. Скорпион-Апофис играет песнь смерти[8].
Тем временем Послушники приближаются к кресту и под руководством Тифона (который должным образом пронзает Солнце его же копьем) снимают Солнце с креста и кладут его в Пастос. Затем Пастос накрывают крышкой. Бэс отплясывает свирепый демонический танец на крышке гроба.
Все, кроме Солнца, уходят. Зал погружается в полную тьму. Тишина. Затем — вспышка света, при которой становится видно, что сцена пуста. Вновь воцаряется темнота, озаряемая лишь слабым мерцанием. Скорпион-Апофис украдкой пробирается на сцену и тихо начинает играть тайную песнь[9]. Красный свет становится ярче. Скорпион-Апофис снимает крышку с Пастоса и обнимает труп, затем вновь закрывает гроб, идет к трону Солнца и восседает на него. Зажигается зеленый свет. Постепенно он разгорается все ярче и ярче, а красные огни медленно угасают.
Скорпион-Апофис. 7777777.
Послушники и остальные служители возвращаются и останавливаются. Все стоят прямо, с высоко поднятой головой.
Скорпион-Апофис. Дети мои, встаньте передо мною и склонитесь к моим ногам.
Овен. Наш господин убит. Кто ты такая, что посмела занять Его Трон?
Лев. Наш господин убит. Кто ты такая, что посмела занять Его Трон?
Скорпион-Апофис. Я — Мать Богов, Сестра Времени, Дочь Пространства. Я — Природа, что царствует там, где бессильны труды человека. Брат Лев! Я — богиня, что едет верхом на Льве! Смотри! Я касаюсь тебя жезлом, пробуждая в тебе вдохновенье. Повелеваю тебе: возвести обо мне этим толпам!
Лев.
Межзвездные просторы, тьмой одеты,
Томятся, как великие пустыни,
Перед зарею божества и света;
В бесстрастии сокрытой благостыни
Бледнеют лики звезд-анахоретов;
И черепашьи грузные пластины
Щитом смыкает небо для стрелы,
Что рассечет алмазный пояс мглы.
Всхожу я в блеске, сотканном из пены;
Цветок морей раскрылся колесницей,
На свет из перламутрового плена
Меня влекущей; рушится темница
Пучины вековечной; тают стены,
И вся земля передо мной искрится
Огнями рос, и пламень неба ал.
Всхожу я с кличем: «Новый день настал!»
Покров моих ресниц — лучи и тени
Бездонной тьмы; чрез них на мир взирают
Луна и солнце; жаром наслажденья
Сквозь сумерки рассветные сияет
Небесный лик мой; дольние владенья
Объяв собой от края и до края,
Дарю свой пыл всему я, и вдвойне —
Тому, кто духом воспарил ко мне.
Рассвет срывает сполохи желанья
С моих кудрей, усыпанных цветами;
Закат, испив до дна мое сиянье,
Его сплетает нежными перстами
С печалью всех миров; но там, за гранью
Беззвездной мглы, за грозными вратами
Клубящегося мрака, ждут в тиши
Мой образ и алтарь моей души.
Я — Природа и Бог; мне дана совершенная власть.
Без меня никому не прожить; гибнут все,
Растворяясь во мне, в естестве моем, вечно растущем.
Кроме этого лона, нигде не взрасти, не питаться, не жить
Никому; под моим кушаком синевы с золотыми звездами
Ярко-алое сердце всего мирозданья лелеет
Жизнь, которой жива я сама, — а иной не бывать:
Ибо я есмь Природа, и Бог, и тебя породившая Мать.
Я есмь тысячегрудая жена,
И я же — дева; Тартара и Геи
Двойное чрево; мной побеждена
Моя сестра, что вечности древнее, —
Эреба мать и Ночи, пламена
И тьму в себе смешавшая; за нею,
Смиряя мрак, с огнем переплетенный,
Пришла я в мир теплом и тенью лона.
Я есмь: та тьма родная и чужая,
Что дышит розой и сулит зарю;
Узилище вина и урожая,
Детей и звезд, незримо я горю
Лампадою, что, свет приумножая
Самою тенью света, к алтарю
Нисходит, как огонь непобедимый,
С лучами солнца слитый воедино.
Я есмь: я сердцем пламенным вбираю
Всё сущее в себя, чтоб напитать
Огонь его страстей сияньем рая,
Чтоб реки жизни повернули вспять —
В извечный океан любви без края,
Чтоб суть людская стала мне под стать
И, растворясь в пылу моих объятий,
Воскресла для бессмертной благодати.
Я есмь во всем: и в малом, и в великом,
Для каждого своя, одна для всех;
Стволы дерев в полночной чаще дикой —
Мои власы; разлив могучих рек —
Одна слеза в моей тысячеликой
Игре страстей, и горестей, и нег;
И, от себя самой себя рождая,
Вселенную я криком пробуждаю.
Я есмь во всем: в великом я и в малом;
Зовет меня царицей и женой
Рачок, живущий в скважине коралла;
Морские травы млеют предо мной;
И силу, что моей противустала,
Во всякой твари водной иль земной,
Я — муж и воин — в страстном исступленье
Веду чрез боль к вершине наслажденья.
Скорпион-Апофис привлекает Льва к себе. Остальные преклоняют колени перед нею. Скорпион-Апофис играет нежную и сладострастную песнь[10].
Овен. Брат Лев, который нынче час?
Лев. Вечерняя звезда взошла.
Овен. Жертва принесена.
Лев. Что за жертва?
Овен. Мужчина.
Лев. Кто жрица?
Овен. Женщина.
Лев. Какому богу?
Овен. Это неведомо мне.
Лев. Пусть разойдутся все по своим домам.
Овен. 1-333-1-1.
Лев. 1-333-1-1.
Скорпион-Апофис. 1-1-333-1
Перевод © Анна Блейз, 2010 e.v.
