Агония в восьми приступах

Приступ первый. Высадка на берег

«Вот место для поисков Снарка», — изрек
Их Кормчий и всех хлопотливо
За волосы взяв, перенес на песок
При высшей отметке прилива.

«Вот Снарка обитель! Готов повторить!
Вам смелость придаст эта фраза.
Вот логово Снарка, да что говорить —
Верь в то, что сказал я три раза»!

Все члены команды построились в ряд —
Вот Шляпник, Лакей из Айовы,
Для записей споров седой Адвокат
И скарба Оценщик суровый.

Биллиардный маркер — он в два счета бы мог
Команду оставить без пенни,
Но мудрый Банкир положил под замок
Всю сумму доверенных денег.

Бобер им на баке канаты сплетал.
Говаривал Кормчий украдкой,
Что этим нередко он судно спасал,
Но как — оставалось загадкой.

Один джентльмен среди них знаменит
Был тем, что оставил в отеле
Капканы, ружье, патронташ, динамит
И две для зарядки гантели.

Сто сорок пакетов привез на причал
Он с бирками в полном порядке,
Но все путешествие стойко молчал,
Что груз позабыл при посадке.

Под мышкою нес он пятнадцать кальсон
Когда поднимался по трапу,
Но вскоре заметил, издав тихий стон,
Что имя забыл как и шляпу.

Он мог отзываться на окрик любой,
На «Тип!» и «Немытые уши»,
На «Что за растяпа, клянусь головой»!
И даже на «Так твою душу»!

Без имени вовсе на свете нельзя,
А прозвища — ох, не подарок!
Ведь ласково «Шкварочка» звали друзья,
А недруги «Старый огарок».

За чаркой друзьям он подчас говорил,
Шампанского хлопнувши пробкой:
«За гризли не раз по пятам я ходил,
Чтоб дух поддержать его робкий»!

Храбрей! Он не смыслил ни в чем ни рожна,
Но Кормчий настаивал жарко,
Что смелость одна лишь в походе нужна
Когда все преследуют Снарка.

Он Пекарем взят был, но делать умел
Лишь свадебный торт, в чем божился,
И Кормчий, как прочие, быстро худел
Поскольку никто не женился.

В последнюю очередь взяли на барк
Матроса, который невольно
Раз в сутки отчаянно вскрикивал: «Снарк»!
Им этого было довольно.

Служить Мясником он был честно готов,
Но вскоре всем слезно признался,
Что может разделывать только бобров,
И Кормчий слегка растерялся.

«Один лишь бобер на баркасе у нас»! —
Ему он доказывал с жаром,
«И гибель его в неположенный час
Для всех будет тяжким ударом»!

Бобер зарыдал, услыхав эту речь,
И всхлипнув, промолвил: «Что толку
Гоняться за Снарком и силы беречь,
Коль завтра вас схватят за холку?

Не лучше ли всех палачей отсадить
Нам скопом на новое судно
И впредь без опаски по морю ходить?»
Но Кормчий ответил: «Так трудно

Одним кораблем управлять на волнах,
Над властью стихий я не волен,
И обе команды надежно в руках
Держать буду вряд ли способен».

«Ты противубойную шкуру надень!» —
Бобру посоветовал повар,
И будут тебе не страшны ночь и день
Ни нож, ни клыки и ни сговор!»

Банкир же добавил: «Прими от меня
Спасенье от бед и недоли —
Для шкуры страховки — одну от огня,
Другую от бед и от моли».

Но с этого дня их Бобер загрустил.
Узрев Мясника, он пугался,
Намеренно взор от него отводил,
Мочился и нервно чесался.

Приступ второй. Речь Кормчего

Их Кормчий самим провидением был
Поставлен над бравой ватагой.
В глазах его дерзкий начальственный пыл
Светился умом и отвагой.

Он карту морскую для всех начертал
Рукой по цветному картону,
И каждый моряк океан узнавал
В ней сразу по синему тону.

«К чему координаты, экватора нить
Нам здесь в океане без края?
Ведь если, друзья, философски судить —
Все это условность людская»!

Изрезанный контур фиордов страшит,
Но Кормчий спасет божьи души —
На карте его нет коварной на вид
Таящей опасности суши!

Одно лишь желание в сердце взрастить
У них он мечтал — чтоб хотели
Все весело в медную рынду лупить
О верном движении к цели.

Вот только с командами Кормчий чудил.
Ну как же тут действовать здраво,
Когда рулевому приказ выходил
«Левей заворачивать вправо!»

При этом бушприт задевал за штурвал,
А тот за канаты цеплялся,
И барк на волнах извиваясь скакал,
Как раненый Снарк бесновался.

А Кормчий вздыхал: «Я наивно считал,
Что ветер попутный нам в спину
(Как правил вождения пункт утверждал)
Вперед устремит бригантину!»

Но все позади, и на берег багаж
Спустили под ругань и крики.
Однако унылый вокруг пейзаж —
Повсюду разломы и пики.

Заметив, что дух у команды упал,
И всеми владеет отчаянье,
Избитые шутки их кэп повторял.
В ответ раздавалось ворчанье.

Тогда он плеснул, вдохновеньем горя,
Всем в кружки горячего грогу
И выступил с речью, ведь Кормчий не зря
Великий политик, ей Богу!

Он начал с цитаты: «О, римляне! Я…»
(Ведь спикеры чтут сей обычай),
Но все уже пили. Их Кормчий ни дня
Не мог без торжественных спичей.

«Мы несколько месяцев плыли на лов,
А в них по четыре недели!» —
Затем он продолжил — «Но Снарка следов
К несчастию, не углядели.

Мы столько недель бороздили моря,
А в каждой семь дней, вы поверьте!
Но прятался монстр от огней корабля,
Охоты, погони и смерти.

Но в чем же причина, и где взять ответ?
Себе на носу зарубите —
Вот пять безошибочных Снарка примет,
Повсюду, всегда их ищите:

Начнем по порядку. Во-первых, на вкус
Снарк детской пустышке подобен.
К тому же скрипит на зубах, я клянусь!
И, может, вообще несъедобен.

Снарк спит, во-вторых, допоздна и без бед.
Казалось бы роскошь, но где там!
Ведь завтрак приходится греть на обед,
А ужинать только с рассветом!

Вот третья примета — он важен как слон.
В движеньях ленив, осторожен.
Поскольку же юмора чувства лишен,
То к шуткам он не расположен.

В четвертых, матросы, я должен сказать,
Что Снарк прилагает старанье
И летом и в холод повсюду таскать
Кабинку свою для купанья.

И в пятых, друзья, честолюбия грех
Чудовища сердце снедает.
Средь снарков вообще различаем мы тех,
Кто плавает, роет, летает.

«Те снарки не очень опасны, но есть
Ужасный Буджим!…», — он прервался.
У ног его Пекарь, узнав эту весть,
От страха без чувств распластался.

Приступ третий. Рассказ Пекаря

Все дружно его приводили в себя
Советами, льдом и корицей,
Загадками сумрачный ум теребя,
А бренное тело — горчицей.

Очнувшись же, Пекарь шепнул: «Рассказать
Хочу, как я в жизни мытарил».
А Кормчий воскликнул: «Внимайте! Молчать!»
И в медную рынду ударил.

По барку великая тишь разлилась —
Ни вздоха, ни писка, ни стона.
Он начал о жизни печальный рассказ
Торжественным вычурным тоном:

«Отец мой и мать, благородны, бедны…»,
Но Кормчий одернул: «Короче!
Смеркается, первые звезды видны,
А время нам дорого очень!».

«Короче. Опустим тогда сорок лет,
Не будем вдаваться в детали.
Я нанялся честно на этот корвет —
Отсюда продолжу я далее.

Мой дядя немало исследовал стран,
Но плакал, прощаясь он в голос».
«При чем тут твой дядя?!», — прервал капитан
И в рынду ударил еще раз.

«При чем? Я усвоил из дяди речей —
Коль Снарк будет Снарком — ловите!
Из жира натопите сальных свечей,
А тушку с горошком съедите.

Ловите его на горох и долги,
На случай, на грех, наудачу.
Падением акций поймайте в силки,
Опутав рекламой впридачу!».

«Воистину так!», — вновь о дяде рассказ
Прервал предводитель их строгий.
«Вот способ для ловли! Об этом не раз
Я вам говорил по дороге!».

«Но вдруг, светозарный мой мальчик, Буджим
К вам в сети на грех попадется,
Ты просто исчезнешь, растаешь как дым,
Нам встретиться вряд ли придется!

Вот это, вот это печалит меня.
Напутствия те не забылись.
Трясется душа как желе у меня
С тех пор как мы с дядей простились!».

«Вот это! Вот это! Что ж раньше молчал?!», —
Насупился Кормчий грозою.
А Пекарь в слезах без конца причитал:
«Окончится это бедою!

О битве со Снарком мечтать я люблю
И в грезах ловлю его где-то,
Из сала пудовые свечи топлю
И жарю с горошком котлеты.

Но если нам встретится страшный Буджим
Весною, зимою иль летом,
Я сразу исчезну, растаю как дым.
Как тяжко мне думать об этом!».

Приступ четвертый. Охота

В злогневности крикнул на это их кэп:
«Не к месту все эти признанья,
Когда до чудовища волей судеб
Такие прошли расстоянья!

Тебя потерять мне обидно до слез,
Команда скорбеть будет в горе,
Но что же ты думал, мой храбрый матрос,
Когда собирались мы в море?

Не к месту все это!», а Пекарь в ответ
(Как имя его не дознались):
«Опасность я кликал когда на корвет
В порту мы к вам, сэр, нанимались.

Уж лучше вы все обвините меня
В пороках, убийстве случайном,
Но я не повинен, поверьте, друзья,
В злом умысле тайномолчанья.

Испанский, немецкий, японский, фарси
Использовал я в разговоре,
Но все на родном языке довести
До вас позабыл как на горе!»

«Печальный рассказ!», — проворчал капитан,
Лицо его было ужасно,
«С признаньями ты опоздал, мальчуган,
И каяться нынче напрасно!

Все прочее я доскажу вам, когда
Тенета повесим на сушку,
Теперь же мы выполним долг, господа,
И монстра поймаем в ловушку!

Ловить будем мы на горох и долги,
На случай, на грех, наудачу,
Падением акций на мыла куски,
Опутав рекламой впридачу!

В сравненьи с другими зверями Земли
Снарк ловится так непохоже,
Так делайте все, что вы можете и
Чего вы не можете — тоже!

Британия ждет! Впрочем, вместо строки
Цитаты избитой и громкой
Я вам говорю — доставай рундуки,
Доспехи тащи из котомки!»

Тотчас же Банкир себе выписал чек,
Сменяв серебро на банкноты,
А Пекарь расправил усы, вынул стек,
Почистил костюм для охоты.

Лакей и Оценщик точили вдвоем
Лопаты до острого края,
А Бобр игнорировал этот содом,
По-прежнему что-то сплетая.

Его вразумить поспешил Адвокат
Примерами, в коих законность
Нередко страдала от рук или лап,
К плетенью имеющих склонность.

Портной в суету свою лепту привнес,
Весь скарб переставив умело,
А Маркер биллиардный поспешно свой нос
До кончика вымазал мелом.

Мясник разоделся как будто на бал,
Напялил перчатки из лайки.
Узрев его брыжи, их кэп повторял:
«Все это пижонство зазнайки!»

Представиться Снарку пред битвой желал
Сей юный приверженец моды,
«Но все на морях — ему Кормчий сказал —
Зависит порой от погоды!»

Бобер галумфировал, тайный порок
Врага наконец обнаружив,
И даже их Пекарь, хоть был простачек,
Хихикал по поводу кружев.

«Мужчиною будь! — капитан Мяснику
Советовал. — Побоку шутки!
Для схватки с Джабджабом всегда начеку
Ты должен быть круглые сутки!»

Приступ пятый. Наставления Бобру

Коварного монстра ловили они
На случай, горох, наудачу,
Падением акций манили в силки,
Чаруя рекламой впридачу.

Прочесывать местность Мясник предложил —
Чащобу, овраги, трясину.
И первым обследовать твердо решил
Угрюмую с виду равнину.

Бобер промолчал, хоть несчастье и тут
Его потрепало за холку —
Давно он замыслил такой же маршрут
Один совершить втихомолку.

Мечтали и тот и другой в эти дни
На поиски выступить срочно,
Стремясь не заметить, что в этом они
Друг друга копируют точно.

И вот они долго в потемках кружат,
Крадутся и прячутся оба,
Невольно прижавшись плечами дрожат
От страха, а может, озноба.

Вдруг бешеный визг над долиной взлетел.
Возник, прозвучал и распался.
Бобер от усов до хвоста побледнел,
И даже Мясник растерялся.

Ему он напомнил о детстве. Тогда
Как нынче от звуков мурашки
Ползли по спине при скрипеньи пера
Шуршаньи сухой промокашки.

«То голос Джабджаба! — Мясник прошептал
Впервые Бобру — по порядку
Считай, сколько раз я тебе указал
На страшную эту догадку.

То голос нам подал ни гад и ни зверь,
То птица Джабджаб завывает!
Коль я повторю это трижды, поверь,
Что все оно так и бывает…

То голос Джабджаба!», — Бобер задрожал,
Предчувствуя близкое горе,
И нервно от ужаса захрюкотал
При этом последнем повторе.

Поскольку вдруг понял — три фразы в мозгах
Тасует без всякого смысла.
Бобра доконал перед будущим страх —
Забыл он как складывать числа.

«Один да один…» без конца повторял
Он пальцы на лапе сгибая.
«Но где же тут сумма? Я в детстве считал
До ста, осложнений не зная!»

«Ты можешь, ты должен, ты будешь считать!
Запомни, что знание — сила!», —
Мясник поучал, «но придется достать
Бумагу, перо и чернила».

Бобер вмиг достал канцелярский прибор,
Чернила в объемистой таре…
Следили за ним удивленно из нор
Ползучие скальные твари.

Но грубый Мясник, повернувшись к Бобру,
Заметил их, право, едва ли —
Он в обе руки захватив по перу,
Шумел, объясняя в запале:

«Возьмем за предмет рассмотрения три,
Прибавим семерку и десять,
Умножим на тысячу без девяти,
Чтоб все нам проверить и взвесить.

И на девятьсот девяносто один
Разделим все вмиг без остатка,
Отбросим семнадцать, тревогу и сплин —
Вот всех вычислений разгадка!

Систему расчетов охотно готов
Тотчас объяснить я для друга,
Когда б ты имел хоть крупицу мозгов,
А я хоть минуту досуга.

Я многие тайны поведать бы мог,
И, лишнюю мзду не взимая,
Хочу преподать я пространный урок
О фауне здешнего края».

Мясник говорил, но большой лексикон
Пристойным речам не замена,
И дерзкий его назидательный тон
Шокировать мог джентльмена.

«Джабджаб! Эта птица страстями живет,
К возвышенным чувствам стремленьем,
И даст сто очков всем франтихам вперед
Крикливым своим опереньем.

Всех знает в лицо. Неподкупна, честна.
Всегда собирает без лени
На сборищах взносы для бедных она,
Сама же не платит ни пенни.

На вкус она лучше бифштекса, мозгов,
Яичницы с луком, кальмаров,
Пикантнее устриц, икры, языков,
Плодов дуриана, омаров.

Одни утверждают, что лучше хранить
Дичину в особом горшочке,
Другие советуют мясо солить
Под гнетом в сандаловой бочке.

Для этого надо сперва обвалять
В опилках всю тушку умело,
При этом, однако, стремясь не менять
Симметрию птичьего тела».

Мясник разглагольствовать мог до утра,
Но было со временем туго,
И он прослезился, закончив: «Бобра
Всегда почитал я за друга!»

Бобер же признался: «Учение — свет!
Ты мне стал понятней и ближе.
Я столько узнал, что за семьдесят лет
Не вычтешь из тысячи книжек!»

Обнявшись, вернулись они на баркас,
И Кормчий промолвил: «Не спорю —
Союз этот славный окупит для нас
Мытарства по бурному морю!»

С тех пор эта дружба тверда словно сталь
Клинка безупречной заточки.
В жару или стужу вы, право, едва ль
Их встретите поодиночке!

А если вдруг ссора — ведь издавна слаб
Спокойствия дух в человеке,
В их памяти снова завоет Джабджаб
И дружбу спаяет навеки!

Приступ шестой. Сон Адвоката

Ловили его на горох и долги,
На случай, на грех, наудачу,
Падением акций манили в силки,
Опутав рекламой впридачу.

Но тут Адвокат повторять подустав,
Что Бобр со сплетеньем чудесил,
Прилег, задремал, в сновиденьи узнав,
Того, о ком бредил и грезил.

С моноклем, парик белоснежный надев,
В Суде Снарк выслушивал пренья.
Свинья самовольно покинула хлев —
Таков был состав преступленья.

Свидетели дружно клялись, что был пуст
Тот хлев при осмотре загона,
И мерно лилось бормотанье из уст
Судьи при трактовке Закона.

Виновность Свиньи оставалась темна,
И Снарк разглагольствовал втуне
Три битых часа повторив что она
Свершила в хлеву накануне.

Присяжные хором затем изрекли
Заведомо разные мненья,
И можно понять было лишь, что они
Составлены до преступленья.

«Закон предписует…», — Судья начал речь,
Но Снарк перебил его: «Бредни!
Нам к этому случаю надо привлечь
Свод прав феодальной деревни!

Участие в этой измене? О, да!
Но нашу Свинью подстрекали!
А что же до Дерзости, тут, господа
De jure мы правы едва ли…

Свинью упрекать в Дезертирстве должны,
На Алиби вовсе не жажду —
Зависит, известно ведь, степень вины
От суммы расходов на тяжбу.

Свою подопечную вам отдаю
На суд компетентного мненья
И я подвести попросил бы Судью
Немедля итог обсужденья.

Судья перепутал и это, и то,
Все лишь головами качали.
Тут Снарк все подвел вдруг, да так, как никто
Не мог и подумать вначале!

О том, чтоб Присяжным вердикт огласить
И быть не могло разговора —
Хотели со Снарком они разделить
Всю тяжесть сего приговора.

Снарк крикнул: «Виновна!» И в зал каждый слог
Расплавленным оловом капал.
Подобное вынести кто-то не смог
И сполз без сознания на пол.

Судья вдруг вскочил. Ничего не сказал.
И сел. Только скрипнула лавка.
В глухой тишине, переполнившей зал,
Со стуком упала булавка.

«До гроба Свинью в каземат заточить,
А после взять денежный штраф!»
По логике Снарк, судья мог заключить,
Тут кажется в чем-то не прав!

Тюремщик слезливо взмолился: «Друзья!
Вы верно, случайно забыли,
Что выполнить все это просто нельзя —
Свинья уж семь лет как в могиле!»

Судья загрустил среди папок и дел.
Не ждал он такого финала.
А Снарк (как защитник) с досады взревел
И в ярости вышел из зала.

Во сне Адвоката тот рев нарастал,
Будил для работы и дела.
То Кормчий трезвонил, чтоб спящий восстал,
То рында безумно гремела!

Приступ седьмой. Судьба Банкира

Ловили его на горох и долги,
На случай, на грех, наудачу,
Падением акций манили в силки,
Чаруя рекламой впридачу.

Банкир, ощутив непочатый запас
Отважности — редкое свойство! —
За Снарком отправился, скрывшись из глаз
В безумном порыве геройства.

Когда же на грех он раскидывал сеть
Его Брандашмыг чуть не сцапал!
Банкир завизжал — улизнуть, улететь
Не мог он и в страхе заплакал.

Он вексель, проценты и чек предлагал
На двадцать четыре гинеи.
В ответ Брандашмыг зашипел, зарычал,
Зубами заклацав сильнее.

Едва увильнув от злопаственных жвал,
Банкир заметался, завился,
Запрыгал, кружа, запетлял, побежал
И, рухнув на землю, свалился.

Все кинулись разом — и гад убежал,
Визжа от простертого тела.
А Кормчий заметил: «Я этого ждал!»
И траурно рында запела.

Банкира друзья распознали не вдруг
В помятом поверженном теле —
Ведь — странное дело — жилет и сюртук
От страха на нем побелели.

И как напугалась отважная рать,
Когда, на себя непохожий,
В бесплодных попытках им что-то сказать
От строил гримасы и рожи!

Вскочив, он себя за волосья хватал,
Трещал кастаньетами, или
Взобравшись на стул, голосил, хрюкотал…
Банкир нездоров — все решили.

А Кормчий страшился: «Оставшимся днем
Возиться с Банкиром нет мочи!
Оставьте беднягу, а то не найдем
Мы Снарка сегодня до ночи.»

Приступ восьмой. Исчезновение

Ловили его на горох и долги,
На случай, на грех, наудачу,
Падением акций манили в силки,
Чаруя рекламой впридачу.

Могло все сорваться. Бобер неспроста
Все чаще вставал при народе
Внезапно и нервно на кончик хвоста —
Ведь день уже был на исходе.

Тут Кормчий заметил: «Кричит Ктототам!
Топорщится, прыгает нервно,
Трясет головою, шустрит по кустам —
Он Снарка увидел, наверно!»

Все вперились взглядом, столпившись гурьбой,
И не было мысли в помине,
Что Пекарь — герой, безымянный герой,
Возникнет на ближней вершине!

Сначала он выглядел как часовой,
Но словно смертельное жало
Пронзило конвульсией, и головой
Он ринулся в бездну провала.

«О! Снарк!», донеслось, но злодейку-судьбу
Обманывать — хитрое дело!
И вслед за отчаянным хохотом «Бу…»
Зловеще до них долетело.

Ни звука вослед, лишь казалось иным —
Из мрачного зева провала
Блуждающим эхом печальное «…джим!»
Как ветра порыв вылетало.

Они обыскали все щелки земли
И лазали в скалах весь вечер,
Но все ж не нашли, где столкнуться могли
Охотник и жертва при встрече.

Ведь Пекарь не зря повторял — пропадет
При встрече, развеется дымом,
Исчезнет как иней, растает как лед —
Их Снарк оказался Буджимом!

 Пер. М. Пухова