Герберт Спенсер как последний западноевропейский философ-энциклопедист

Знание низшего порядка есть знание необъединенное.
Наука есть знание отчасти объединенное, философия есть знание вполне объединенной.
Г. Спенсер. Основные начала. 5 37

Многие, кто читал Джека Лондона, очевидно, помнят, как Мартин Иден, герой одноименного романа, занимаясь самообразованием, с восторгом постигал философию Герберта Спенсера. Этот английский философ, «столп истины» викторианской Англии, «объединил, сделап выводы и представил изумленному взору Мартина конкретный и упорядоченный мир во всех деталях и с полной наглядностью, как те маленькие модели кораблей в стек­лянных банках, которые мастерят на досуге матросы. Не было тут ни не­ожиданностей, ни случайностей. Во всем был закон».

Этим духом Англии благополучных времен длительного царствования королевы Виктории (1837-1901) — Англии, гордой своими успехами в экономике и обустройстве общественной жизни, построении мировой ко­лониальной империи и распространении основ просвещения среди все 60лее широких кругов населения, смягчением нравов и неукоснительным соблюдением правопорядка, — и пронизана философия Г. Спенсера (1820-1903). В этом он близок по духу своим великим современникам и соотечественникам — Ч. Дарвину и Э. Тейлору, своим друзьям ученым — Т. Гексли, Дж. Тиндаллу и Дж.С. Милпю.

И не зря его часто называют первым философом викторианской Анг­лии — при том, что и после того, как к нему пришла заслуженная слава, он неизменно отклонял все официальные почести. Он в интеллектуально׳си־ стематической форме выразил викторианскую эпоху так же, как, скажем, Ч. Диккенс в литературно-художественной, однако, в отличие от великого романиста, не проходившего мимо язв и острых проблем своего времени, Г. Спенсер, нисколько не закрывая на них глаза, считал, что развитие зна­ний, успехи философии, науки и техники в конечном счете обеспечат по­беду над трудностями настоящего.

Сегодня мы, имеющие за спиной катастрофический опыт XX в. с его мировыми войнами и тоталитарными режимами, стоящие на пороге новых испытаний, связанных с нарастающими экономическими трудностями в странах третьего мира и на постсоветском пространстве, с прогр;сирующим экологическим кризисом, ростом терроризма и многим другим, что трудно было представить себе столетие назад, не можем смотреть в буду­щее с такой незамутненной сомнениями уверенностью в его лучшем исходе. Однако и у нас теплится надежда, что у человечества все же найдутся муд­рость и силы для того, чтобы преодолеть встающие перед ним трудности глобального порядка.

И совершенно понятно, что это невозможно без знаний, причем не разрозненных и фрагментарных, сколь бы глубокими они не были ם каждой отдельной предметной области, а обобщенных, интегрированных и синтези­рованных, образующих в полном смысле слова целостную Систему Науки. Над построением такой системы и трудился всю свою жизнь Г. Спенсер.

Г. Спенсер родился в семье учителя в городке Дерби (Средняя Англия). Слабое здоровье не позволяло ему систематически посещать школу, и учил­ся он преимущественно дома, сперва под руководством отца и дяди, а за­тем и самостоятельно. Это приучило его с юных лет к самообразованию и самостоятельному постижению, через обобщение и систематизацию, дан­ных различных наук. Впоследствии Г. Спенсер не без основания гордился тем, что одним из образованнейших людей своего времени он стал факти­чески благодаря собственным усилиям.

Его семья была небогатой, и потому с семнадцатилетнего возраста он, продопжая углублять свои познания в области математики и естествен­ных наук, с 1837 по 1841 г. работал техником, а затем и инженером на железной дороге, соединяющей Лондон и Бирмингем. Параллельно он открывает для себя британскую философскую традицию (в частности, Д. Юма и шотландскую школу «здравого смысла», а также своего старшего современника Дж.С, Милля, с которым затем сблизился и лично), работы Т.Р. Мальтуса и классическую политэкономию А.Смита, более бегло знако­мится с немецкой философией — кантианством и шелленгианством.

В начале 40-х годов Г. Спенсер начинает публиковаться в британской периодике и вскоре полностью переходит на занятие журналистикой и пуб­лицистикой, сотрудничая, в частности, в 1848-1853 гг. с солидным журна­лом «Economist». Однако журналистика не становится основным делом его жизни. Жанр статьи не позволял до конца раскрыть открывавшуюся перед его мысленным взором обобщаемую им систему научного знания. Поэтому в 1853 г., получив после смерти дяди наследство, достаточное для незави­симости от повседневного заработка, Г. Спенсер начинает скромную жизнь свободного кабинетного ученого. Тогда же он разрабатывает грандиозный план систематизации научно-философского знания, который последова­тельно реализовывал на протяжении всей последующей жизни.

К тому времени, когда у Г. Спенсера уже вполне сложилось свое фи­лософское миропонимание, он знакомится с гремевшей в те годы в Европе (в России его ярым поклонником и пропагандистом вскоре стал Д.И. Пись рев) «позитивной философией» французского мыслителя-систематизато­ра, основателя социологии как науки 0. Конта (пришедшего в философию, как и Г. Спенсер, после знакомства с точными науками).

Сам позитивистский, основанный на фактах и их обобщении контовский метод молодым английским мыслителем был полностью принят. Одна­ко в его сознании уже сформировалось учение об эволюции в качестве генеральной идеи всей его последующей творческой деятельности, в це­лом чуждое (при всем его «прогрессизме») 0. Конту.

Такая двойственность в отношении к учению 0. Конта нашла свое вы­ражение уже в первой, опубликованной в 1851 г., книге «Социальная ста­тика» (натчание, явно навеянное контовской терминологией). Воздавая французскому исследователю должное в части его способа понимания со­циальных явлений, он четко противопоставляет ему собственную мировоз­зренческую конструкцию:

«Какова цель, провозглашенная Контом? Дать связный отчет о прогрессе человеческах понятий. Какова моя цель? Дать связный отчет о прогрессе внешнего мира. Конт предлагает описывать необходимую и реальную филиацию идей. Я предлагаю опи­сывать необходимую и реальную филиацию вещей. Конт претендует на то, чтобы обьяснить генезис наших знаний о природе. Моя цепь — объяснить … генезис явлений, составляющих природу Одно субъективно, другое объективно».

Из приведенного отрывка видно, что, вопреки широко распростра­ненному в советских изданиях мнению, «позитивная философия» Г. Спен­сера, будучи во многом близкой контовской, принципиально отличается от нее по духу, прежде всего своим объективизмом и эволюционизмом. Ан­глийского мыслителя интересует внешний мир (в особенности биологический и социальный) в его эволюционном развитии, а развитие понятий, описы­вающих этот меняющийся мир, является подчиненным, хотя от того и не менее существенным, объектом исследования.

Однако после трудов Дж. Беркли, Д. Юма и особенно И. Канта наивно и даже просто абсурдно было бы утверждать, что видимый нами мир и есть копия того, что существует вне нас «на самом деле», что он, в качестве материи, как спустя полвека писал В.И. Ленин, «копируется, фотографиру­ется, отображается нашими ощущениями». Г. Спенсер, при всем его от­страненном отношении к великой традиции немецкой философии, все же прекрасно понимал, что об адекватности нашего понимания (тем более — чувственного восприятия) первооснов бытия говорить не приходится.

Поэтому английский философ исходил, во многом следуя здесь не­сколько упрощенно понятой кантианской традиции, из деления мира на «познаваемое» и «Непознаваемое» (приблизительно соответствующие «миру явлений», «феноменов» и «миру вещей в себе», «ноуменов» канти­анства). Наука способна познавать лишь сходства, различия и прочие от­ношения между чувственно воспринимаемыми явлениями. Однако она не в состоянии проникнуть в их сущность, обобщенно характеризуемую как Непостижимое.

В таком случае «материя, движение и сила лишь символы Неведомой Реальности». При этом Г. Спенсер иногда считал возможным характеризовать это трансцендентное, непостижимое в его адекватном виде бытие поно^тиями «Сила», или «Мощь» («Power»), которая проявляется перед нашими взорами во Вселенной. Такое суждение имеет многочисленные аналоги, начиная с библейских параллелей, и, в частности, перекликается с кон­цепцией трансцендентного бытия как «Мировой Воли» у А. Шопенгауэра (труды которого остались Г. Спенсеру, судя по всему, неизвестными).

Признание тайны Непостижимого, стоящего за миром и раскрываю­щегося в нем,— последний вывод науки и первая интуиция религии. Не­постижимое, или Непознаваемое, выступает той первопричиной, в призна­нии которой сходятся наука и религия (ибо, как отмечали еще мудрецы древности, малое знание уводит от Бога, а большое — приближает к Нему).

Поэтому, как видим, спенсеровская философия, при всем ее сциен­тизме, не только не является атеистической, но и прямо разграничивает компетенции научного и религиозного опыта. Подобные взгляды широко представлены в интеллектуальной истории человечества. Их разделяли, к примеру, такие не похожие друг на друга мыслители, как И. Кант и А. Эйн­штейн, А.Дж. Тойнби и Р. Тагор.

Но вернемся к системе Г. Спенсера. Разграничив сферы компетенции религиозной веры, с одной стороны, и научно-философского познания, с другой, и понимая философию как максимально обобщенное знание зако­нов явлений природной и социальной жизни («философия — вполне объ­единенное знание»), английский мыслитель сосредоточивается на сфере «познаваемого». И здесь главным его прозрением, пронизывающим и обьединяющим всю предлагаемую им научную картину мира, оказывается уче­ние об эволюции. Не претендуя на конечное объяснение причин эволюции, он пытается раскрыть ее универсальные формы и закономерности проте­кания, в своих наиболее общих чертах присущие развитию неживой и жи­вой природы, общества и человеческого индивидуума.

Главным в спенсеровской трактовке эволюции является понимание ее как единства дифференционных и интеграционных процессов, протекающих при количественном возрастании элементов некой системы («агрегата») и усложнения ее структуры. По его убеждению:

«Эволюция есть интеграция (приведение к членораздельному единству) материи, сопровождаемая рассеянием движения, во время которой материя переходит от состоя­ния неопределенности, несвязной однородности к состоянию определенной и связной разнородности и во время которой неизрасходованное движение претерпевает анало­гичное же превращение»

Данное понимание эволюции стало, в сущности, классическим. Оно уже во времена Г. Спенсера было применено в биологии и социально-ис­торическом знании. Интересно, что Ч. Дарвин, самостоятельно разрабо­тавший свою эволюционную теорию происхождения видов, признавал, что в кон­цептуальном плане Г. Спенсер опередил его на семь лет. Г. Спенсер, в свою очередь, был одним из первых, кто приветствовал дарвиновскую концепцию.

В данном, весьма кратком, предисловии к публикации суммарного изложения спенсеровской научно-философской системы нет надобности останавливаться на обзоре его понимания основ биологии, психологии, социологии и этики. Все это читатель найдет сам в ясном и популярном изложении. Многое здесь, естественно, не соответствует современному уровню научных знаний.

Во времена Г.Спенсера еще только назревала революция в физике, так что положившая ей начало статья А. Эйнштейна, излагавшая основы специальной теории относительности, появилась через два года после смерти философа. Открытие чешским естествоиспытателем Г. Менделем еще в 1865 г. основных законов генетики не получило признания при жиз­ни ученого и оставалось практически не известным ученым и философам Европы вплоть до 1900 г., когда законы наследования признаков были вто­рично открыты X. де Фризом, К. Корренсом и Э. Чермаком. Аналогичным образом не мог Г. Спенсер оценить и того грандиозного переворота, кото­рый в последние годы его жизни произвела в психологии концепция бессо­знательного 3. Фрейда. В этих областях знания он остался сыном своего времени, положившим все силы для систематизации и обобщения имев­шихся ко второй половине XIX в. данных естественных наук.

Гораздо большее значение для всего XX в. имела спенсеровская трак­товка структуры и развития общества. Во всех изданиях по истории социо­логии учение Г. Спенсера об обществе занимает почетное место. Его эво­люционистский подход удачно сочетался со структурным анализом, из которого затем вырос системный подход. Уже Э. Дюркгейм увидел в его трудах предвестие функционализма, а при опросе, проведенном в 1927 г. среди американских социологов, абсолютное большинство из них признало Г. Спенсера крупнейшим европейским социологом. И поэтому не удиви­тельно, что он оказал огромное влияние на развитие социологии США в XX в. Можно констатировать также, что влияние Г. Спенсера с середины 60-х годов (с появления статьи Ю.И. Семенова о методологической роли катего­рии «социальных организмов» в историческом познании) возрастало и в СССР. Однако здесь, во многом используя идеи британского мыслителя, в положительном плане на него ссылались редко.

Особо следует отметить ключевое для социологии Г. Спенсера пони­мание отдельного автономного общества по некоторой метафорической аналогии с живым организмом. Такое сравнение старо как мир, и его можно найти еще у Платона. Однако недоброжелательные критики, придираясь к та­кой аналогии, поспешили обвинить Г. Спенсера в «органицизме», в непонима­нии различий между функционированием биологической и социальной систем.

Такого рода упреки были предвосхищены и отметены Г.Спенсером в его труде «Основания социологии». Зорко подмечая сходства между био­логическими и социальными организмами, он усматривает их в следующем:

1) общество, как и биологический организм, в отличие от неорганиче­ской материи, на протяжении большей части своего существования растет, увеличивается в объеме;

2)    по мере роста общества усложняется его структура так же, как ус­ложняется структура организма в процессе биологической эволюции;

3)    как в биологическом, так и в социальном организме дифференциация структуры сопровождается аналогичной дифференциацией функций;

4)    в процессе эволюции дифференциация структуры и функций биоло­гического и социального организмов сопровождается развитием их взаи­модействия;

5} как общество, так и биологический организм состоят из элементов (индивидов и клеточек), связанных между собой определенными системами отношений;

6) в обществе, как и в организме, даже когда жизнь целого расстроена, отдельные составные части, по крайней мере некоторое время, могут су­ществовать автономно.

Однако тот же Г.Спенсер, проводит непреодолимую грань между био­логическим и социальным организмами. Перечисляя ряд параметров их несходства, 8 частности то, что в первом случае элементы жестко рядоположены и сопряжены, а сознание есть достояние организма как целого, тогда как во втором они пространственно разделены и самостоятельны в движении, обладают индивидуальным сознанием, философ подчеркивает, что основное различие между этими двумя родами организмов состоит в следующем:

«Общество существует для блата своих членов, а не члены его существуют для блага общества. Следует всегда помнить, что как бы ни были велики усилия, направ­ленные на благосостояние политического агрегата, все притязания этого политического агрегата сами по себе суть ничто и что они становятся чем-нибудь лишь в той мере, в какой воппощают в себе притязания составляющего этот агрегат единиц».

В контексте опыта жизни при тоталитарных режимах, как и ввиду раз­дающихся и 8 наше время призывов жить ради государства, это предуп­реждение выглядит особенно актуальным. Следует подчеркнуть, что в со­знании Г.Спенсера индивидуальная свобода всегда оставалась высшей ценностью. Он писал:

«Все остальные требования не важны в сравнении с этим главным требованием — чтобы каждый жил, не обременяя других и не принося им вреда».

Или в другой работе:

«Каждому человеку должна быть предоставлена полная свобода деятельности, с тем чтобы он не нарушал такой же свободы всякого другого человека».

С учетом таких высказываний (которые можно было бы легко умно­жить) вполне правомерно было бы сказать, что Г.Спенсер, наряду со своими предшественниками — Дж. Локком или Д. Юмом, Ш. Монтескье или Воль­тером, является одним из ведущих представителей классического запад­ноевропейского либерализма — системы взглядов, которых так не хватало в нашей истории.

И опыт XX в. лишь подтвердил, какое огромное значение в общест­венной жизни принадлежит наличию в общественном сознании (английском, американском и пр.) укорененной ценности личной свободы. В этом смысле творчество Г. Спенсера имеет непреходящее значение.

Но не меньшее значение в наши дни имеет и попытка Г.Спенсера (в этом смысле его предшественниками можно назвать Аристотеля, Авиценну и Фому Аквинского) построить целостную систему знаний на основе пред­варительно продуманных и сформулированных базовых теоретико-мето­дологических принципов.

Конечно, как отмечалось, спенсеровская система (хотя и не во всех своих частях одинаково успешно) подводила итоги классической новоев­ропейской науки (как аристотелевская — классической науки Греции, а томистская — средневекового западноевропейского схоластичвского зна­ния). Однако труд такого масштаба не может не вызывать восхищения. И сегодня мы, к сожалению, не имеем подобной научно-философской систе­мы, подытоживающей научный опыт уходящего века. Сможет ли ее кто-то создать в наши дни?

На этот вопрос пока ответа нет. И потому мы можем оценивать Г. Спен­сера как последнего философа-энциклопедиста, подведшего столетие назад интеллектуальный итог нескольким векам западноевропейской науч­ной мысли.

д-р филос. наук, канд. ист. наук Ю.В. Павленко

ПРЕДИСЛОВИЕ ГЕРБЕРТА СПЕНСЕРА

Потратив несколько лет на добровольно избранный им труд по составле! ию указателя к моим книгам (за удачное исполнение которого я весьма благодарен), г. ф. Говард Коллинс решил предпринять гораздо большую и намного более трудную работу. Он выразил желание сделать сокращенное изложение «Синтетической философии» и спросил меня, дам ли я свое согласие на издание этой книги, если она будет составлена удо­влетворительно. После некоторого размышления я дал утвердительный ответ.

Перед путешествием по незнакомой стране полезно изучить ее карту; при этом гораздо легче получить ясное предварительное понятие по неболь­шой упрощенной карте, чем по большой карте, переполненной подробно­стями. Подобным же образом, перед чтением ряда томов, хоть и проникну­тых известными организующими идеями, но трактующих о разнообразных предметах, предварительное обозрение, предлагающее эти организующие идеи в книге меньшего объема и свободной от Выработки подробностей, едва ли кажется неспособным облегчить понимание предмета. «Изложе­ние», над составлением которого г. Коллинс трудился пять лет,» выполняет это назначение.

Плохое состояние моего здоровья лишило меня возможности прочи­тать эту книгу целиком, но я читал отрывки, взятые наудачу там и сям, и нашел, что они исполнены очень хорошо. Сокращенное изложение сдела­но точно и ясно. Действительно, я был даже несколько удивлен возмож­ностью сказать так много при таком небольшом обьеме, не жертвуя при этом понятностью. Конечно, эти извлечения из глав и отделов, будучи ли­шены всех пояснительных примеров, не могут привести ко вполне ясному и определенному пониманию, но то не совсем полное понимание, к кото­рому они приводят, готовит читателя к полному пониманию, которое можно вынести из чтения самих этих глав и отделов.

Писать введение к введению покажется странным, но и самому сокра­щенному изложению в одном томе, составленном г. Коллинсом из материала, наполняющего десять томов, можно предпослать сокращенное извлечение в трех страницах; конечно, это придется сделать в форме самых общих, отвлеченных положений.

Лет восемнадцать или более тому назад один американский друг про­сил меня дать ему в сжатом виде основные положения, развитые мною в последовательном ряде работ, как уже опубликованных мной, так и тех, которые я еще намеревался опубликовать. Я написал для него эти поло­жения и они затем появились в Англии, но в такой форме, которая не поз­воляла им получить большое распространение; теперь я воспроизведу их здесь, чтобы приготовить путь для работы г. Коллинса.

«1. Повсюду во вселенной, как в общем, так и в частном, происходит беспрерывное перераспределение материи и движения.

1. Это перераспределение явдяется эволюцией, когда в нем преобла­дает интеграция материи и рассеивание движения, но оно является разло­жением, когда в нем преобладает движение и дезинтеграция материи.
2. Эволюция будет простой, если процесс интеграции или образования связанного агрегата не осложняется другими процессами.
3. Эволюция будет сложной, если рядом с первичным изменением от бессвязного состояния к состоянию связному происходят вторичные изме­нения, вызванные несходством в положениях различных частей агрегата.
4. Эти вторичные изменения совершают превращение однородного в разнородное, — превращение, которое, подобно первичному изменению, обнаруживается и во вселенной как в целом, так и во всех (или почти всех) ее частях: в агрегатах звезд и туманностей; в солнечной системе; в земле как неорганической массе; в каждом организме, животном и растительном (закон Бэра); в собрании организмов в течение геологического периода; в духе; в обществе; во всех продуктах общественной деятельности.
5. Процесс интеграции как в частном, так и в общем проявлении со­единяется с процессом дифференциации, чтобы сделать это изменение не простым переходом от однородности к разнородности, но переходом от неопределенной однородности к определенной разнородности; и эта воз­растающая определенность, сопровождающая возрастающую разнород­ность, проявляется, подобно последней, как в общей совокупности вещей, так и во всех ее деяниях и подразделениях, до самых мельчайших.
6. Рядом с перераспределением материи, составляющей какой-нибудь развивающийся агрегат, происходит перераспределение сохраненного дви­жения его составных частей в отношении друг к другу: оно тоже становится, шаг за шагом, более определенным и более разнородным.
7. Из-за отсутствия бесконечной и абсолютной однородности это перераспределение, одну из фаз которого составляет эволюция, является неизбежным. Причины, делающие его неизбежным, таковы:
8. Неустойчивость однородного, которая есть следствие того свойства всякого ограниченного агрегата, различные части которого подвергаются неодинаковому действию внешних сил. Превращения, отсюда возникающие осложняются:
9. Размножением следствий. Каждая масса и часть массы, на которую действует сила, подразделяет и дифференцирует эту силу, которая, таким образом, производит разнообразные перемены, а каждая эта перемена дает начало новым переменам, множащимся подобным же образом: их размно­жение становится тем большим, чем разнороднее становится агрегат. Этим двум причинам возрастающей дифференциации способствует:
10. Разделение: процесс, стремящийся разъединить разнородные единицы и соединить единицы однородные и таким образом постоянно обостряющий или делающий более определенной дифференциацию, про­изведенную другими причинами.
11. Равновесия является конечным результатом превращений, испы­тываемых развивающимся агрегатом. Эти изменения совершаются до тех пор, пока не будет достигнуто равновесие между силами, действию кото­рых подвержены все части агрегата, и силами, им противопоставляемыми этими частями агрегата. По пути к окончательному равновесию процесс может пройти через переходное состояние уравновешенных движений (как в планетной системе) и уравновешенных отправлений (как в живом теле), но состояние покоя для неорганических тел и смерть в органическом мире есть необходимый предел всех перемен, составляющих эволюцию.
12. Разложение есть процесс обратных изменений, которому, рано иг1 поздно, подвергается всякий развивающийся агрегат. Подверженный влиянию окружающих неуравновешенных сил, каждый агрегат постоянно может быть рассеян благодаря постепенному или внезапному возраста­нию заключенного в нем движения; и этому рассеянию, быстро претерпе­ваемому телами, которые еще недавно жили, и медленно совершаемому среди неодушевленных масс, подвергнется, в неопределенно отдаленный период, каждая планетная и звездная масса, которая в неопределенно отда­ленный прошедший период начала постепенно развиваться: таким образом закончится цикл превращений.
13. Этот ритм эволюции и разложения (завершающийся среди малых агрегатов в короткие периоды, а среди больших агрегатов требующий пери­одов, не измеримых человеческим умом), насколько мы можем судить, вечен и всеобщ — каждая из чередующих фаз процесса господствует в известный момент в одном месте, в известной — в другом, смотря по местные условиям.
14. Все эти явления, от самых крупных до самых мельчайших, суть неизбежные последствия сохранения (постоянства) силы в ее формах ма­терии и движения. Твк как они даны в пространстве и их количество не может изменяться — ни увеличиваться, ни уменьшаться, то неизбежным следствием этого будет постоянное перераспределение, характеризуемое как эволюция и разложение, со всеми его вышеупомянутыми характерными особенностями.
15. То, что остается количественно неизменным, но вечно меняет свою форму под чувственными проявлениями, представляемыми нам вселенной, — то превосходит человеческое познание и понимание и есть незнаемая и непознаваемая сила, которую мы должны считать не имеющей пределов в пространстве и не имеющей ни начала, ни конца во времени».

Возвращаясь теперь к сокращенному изложению, сделанному г. Коллинсом, я считаю нужным только заметить, что его нельзя с пользой читать большими отрывками и сразу. Длинный ряд отвлеченных положений, дан­ных без наглядных пояснений, вероятно, окажется утомительным и оставит только слабое впечатление. Для изучающего будет лучше прочитать сразу только один параграф и поискать самому пояснительных примеров, прежде чем приниматься за следующий.

Герберт Спенсер

В сокращённом изложении Говарда Коллинза

ГЛАВА I. НЕПОЗНАВАЕМОЕ

Делается шаг вперед в развитии учения, сформулированного Гамильтоном и Манселем; указываются различные пути, по которым наука приводит к тем же заключениям; показывается, что только вера в Абсолютное, превосходящее не только человеческое познание, но и человеческое понимание, может привести к согласию Религии и Науки.

I. Религия и наука

§ 1־. Какими бы ошибочными ни казались верования многих людей, мы имеем право принять, что они возникли из действительного опыта и что первоначально они содержали, а быть может и теперь еще содержат, небольшую долю истины. Мы должны предположить это особенно относительно тех верований, которые получили всеобщее или почти всеобщее распространение.

§ 2. То, что самые противоположные верования имеют всегда нечто общее, можно видеть хотя бы на примерах тех разнообразных мнений относительно происхождения власти и деятельности (функции) правительства, которые существовали в разное время, начиная с мнений самых первобытных до мнений обществ новейших и цивилизованных. Мы не можеи сказать, что только одно какое-нибудь из этих мнений (начиная с верований дикаря, что монарх есть бог, и кончая современным взглядом на правительство как на фактор, заведывающий нравственными принципами, лежащими в основе общества) вполне справедливо, а все остальные совершенно ошибочны. Тщательное исследование покажет, что каждое из этих верований содержит долю истины; все они поддерживают принцип подчинения индивидуальной деятельности потребностям общества; в этом они обнаруживают полное единогласие, хотя и расходятся сильно друг с другом в вопросах о происхождении, основании и объеме правящей силы. Постулат, заключающийся таким образом бессознательно в убеждениях различных обществ, которые в других отношениях расходятся между собой по бесчисленным направлениям и различным степеням, может, по своей достоверности, быть поставлен наряду с постулатами точных наук. Наш метод отыскивания этого постулата заключался: в сравнении всех мнений одного рода; в отбрасывании частных и конкретных элементов, в которых они друг другу противоречат; и в нахождении, в качестве остатка, того абстрактного выражения, которое пригодно для всех этих разнообразных мнений.

§ 3. Открытое признание этого основного правила и следование по указываемому им пути значительно облегчит нам рассмотрение вопроса о постоянном антагонизме между Религией и Наукой. Мы не будем считать, что суждения одних людей вполне хороши, а суждения других — вполне дур­ны; но лучше скажем, что никого нельзя считать вполне правым и никого — вполне заблуждающимся.

§ 4. Таким образом, как бы несостоятельны ни были некоторые из существующих верований, как бы ни были нелепы доводы, приводимые в их защиту, мы не должны забывать истины, которая, по всей вероятности, скрыта в них. Общее предположение, что широко-распространенные веро­вания не вполне лишены основания, в данном случае поддерживается еще вероятностью, основанной на вездесущности этих верований. В существо­вании религиозного чувства, каково бы ни было его происхождение, мы имеем второй факт, имеющий большое значение. А третий факт, приводя­щий к тому же выводу, мы находим, когда замечаем, что знание не может монополизировать сознание и что таким образом для нашего ума остается постоянная возможность заниматься тем, что лежит за пределами знания. Поэтому всегда должно найтись место для какой-нибудь Религии, Ибо Религия во всех своих формах отличалась от всего остального тем, что предметом ее было то, что лежит вне опыта.

§ 5. Что такое Наука? Чтобы показать всю бессмысленность предрас­судка, направленного против нее, мы должны только заметить, что Наука есть не что иное, как высшее развитие обыкновенного знания, что, отвер­гая Науку, нужно отвергнуть вместе с нею и все знание. Нельзя сказать, где кончаются указания здравого смысла и начинаются обобщения Науки. Ежедневная проверка ее предсказаний, рост и твердое положение таких больших ее разделов, как математика, физика и астрономия, и вечно про­должающийся успех тех искусств, которыми она руководит, — вот убеди­тельное свидетельство ее истинности.

§ 6. Если обе, и Религия и Наука, имеют основания в действительном положений вещей, то между ними должно существовать основное согла­сие. Не может существовать абсолютного и вечного противоречия между двумя порядками истины. Нашей задачей является понять, каким образом Наука и Религия выражают противоположные стороны одного и того же факта: одна — ближайшую или видимую сторону, другая — сторону от­даленную или невидимую. Как отыскать эту гармонию — как согласовать Религию и Науку, вот вопрос, на который нужно найти ответ. Мы должны отыскать конечную истину, которую обе стороны признают открыто и совершенно искренне.

§ 7. Мы не можем не прийти к выводу, что наиболее отвлеченная истина, заключающаяся в Религии, и наиболее отвлеченная истина, заклю­чающаяся в Науке, должны быть тем, в чем обе стороны согласны. Это должен быть конечный факт нашего познания.

§ 8. Теперь нужно немного запастись терпением: людям, незнакомым с метафизикой, три следующих раздела покажутся несколько трудными. Впрочем важность рассматриваемого вопроса могла бы оправдать и более трудное требование, предьявляемое вниманию читателя.

II. Конечные религиозные идеи

§ 9. Мы можем сказать о понятиях вообще, что они полны только тогда, когда предметы, охватываемые ими, обладают свойствами в таком коли­честве и такого рода, что эти свойства могут быть представлены сознанием в моменты, достаточно близкие друг к другу, чтобы считаться одновре­менными; когда величина, сложность или разобщенность предметов ста­новятся очень большими, тогда только небольшая часть свойав может быть мыслима одновременно, и понятия становятся настолько неполными, что являются простыми символами; тем не менее подобные символические понятия, необходимые для мышления, вполне законны, лишь бы мы могли убедиться, что они являются представителями действительности, чего мы можем достигнуть некоторыми косвенными приемами мышления или бла­годаря исполнению предсказаний, основанных на них; но когда наши сим­волические понятия таковы, что никакой косвенный процесс мысли не мо­жет дать нам удостоверения в том, что они соответствуют действительности, и не может быть сделано никакое предсказание, исполнение которого дало бы это удостоверение, тогда они становятся совершенно несостоятельными, иллюзорными и ничем не отличаются от чистых фикций.

§ 10. Приложение этой общей истины к вопросу о Вселенной покажет не только то, что все существующие гипотезы об этом несостоятельны, но еще и то, что состоятельная гипотеза и не может быть создана.

§11. Относительно происхождения Вселенной можно сделать три на словах понятных предположения. Мы можем считать ее или самосущест­вующей, или самосозданной, или созданной посторонней силой. Мыслимо ли[1] хоть одно из этих трех предположений? Нет. Ибо опыт показывает, что элементы этих гипотез не могут быть даже соединены в сознании. Или воз­вращаясь к первоначальной постановке вопроса, мы скажем, что они исхо­дят из незаконных и иллюзорных символических понятий. Нельзя избежать предположения самосуществования чего-либо; но будет ли это предполо­жение сделано открыто или оно будет тщательно замаскировано, оно всегда останется немыслимым. Ибо концепция самосуществования может быть образована только через присоединение понятия о безграничной продол­жительности в течение прошлого времени. А так как безграничная продол­жительность немыслима, то и все те идеи, в которые она входит, немысли­мы, и даже, если так можно выразиться, они тем более немыслимы, чем неопределеннее остальные элементы, входящие в них. Таким образом, как ни невозможно представить себе Вселенную самосуществующей, все-таки мы только увеличим число невозможных идей, когда попытаемся объяснить ее существование.

§ 12. Если от происхождения Вселенной мы перейдем к ее природе, то те же самые затруднения, хотя и в другом виде, возникнут перец нами. Окружающие нас предметы и деятельность так же, как и явления нашего сознания, принуждают нас искать причины, а это приводит нас к гипотезе Первой Причины, на которую мы непременно должны смотреть как на Бес­конечную и Абсолютную. Противоречия, заключающиеся в этой гипотезе, хорошо показаны Манселем в его Limits of Religious Tought, когда он говорит:

§ 13. «Понятие Абсолютного и Бесконечного, с какой бы стороны мы ни взглянули на него, окажется окруженным противоречиями. Предположе­ние, что нечто подобное существует, одно ли или в соединении с другими, заключает в себе противоречие; но и предположение, что оно не сущест­вует, тоже заключает в себе противоречие. Мы впадем в противоречие, если будем считать его единым; но допустим такое же противоречие, если будем считать его множественным. Нельзя считать его личным, но нельзя считать и безличным. Нельзя, не впадая в противоречие, представить его деятельным; но из-за опасения такого же противоречия нельзя предста­вить его и недеятельным. Нельзя рассматривать его как сумму всего бытия; но нельзя и смотреть на него как на часть этой суммы» (1858, р. 58-59).

§ 14. Какое значение имеют эти выводы для нашего вопроса? Они показывают, что Религии, будучи диаметрально противоположными в своих открыто исповедуемых догматах, все-таки совершенно согласны между собой в молчаливом признании того, что существование мира со всем его содержа­нием есть тайна, вечно требующая объяснения. Но разбор решений, предла­гаемых каждой из них отдельно, обнаруживает неудовлетворительность их ответов. И таким образом тайна, признаваемая всеми Религиями, оказыва­ется гораздо более трансцендентной, чем кто-нибудь из них подозревает׳ оказывается не относительной тайной, но тайной абсолютной. Если Религия и Наука должны быть согласованы, то основанием для соглашения должен по­служить тот глубочайший, обширнейший и достовернейший из всех фактов, что сила, проявляемая нам во Вселенной, совершенно непознаваема.

III. Конечные научные идеи

§ 15. Что такое Пространство и Время? Относительно этого существу­ют две гипотезы: одна считает их объективными, другая — субъективными; одна утверждает, что они находятся вне нас и независимы от нас, другая считает их внутренними, принадлежащими нашему собственному созна­нию. Но мы не можем постигнуть Пространство и Время как сущности, и, с другой стороны, мы одинаково не можем постигнуть их ни как атрибуты сущностей, ни как нечто не существующее. Мы принуждены мыслить о них как о существующих; и однако не можем подвести их под те условия, при которых существования представляются в уме. Утверждать, что они суть субъ­ективные реальности, значит только умножить несообразности. Таким обра30м из этого следует, что Пространство и Время совершенно непостижимы.

§ 16. Материя или делима до бесконечности, или нет: никакое третье предположение невозможно. Какую же из этих двух альтернатив мы при­мем? Если мы скажем, что Материя делима до бесконечности, мы приве­дем себя к предположению, которого нельзя реализовать в мысли. Ибо действительно постигнуть бесконечную делимость Материи значит умственно следовать за ее делениями до бесконечности, а для этого потребовалось бы бесконечное время. С другой стороны, утверждать, что Материя не бес­конечно делима, значит утверждать, что ее можно свести к частицам, которых никакая мыслимая сила не может разделить; а это словесное предположение также не может быть реализовано в мысли, как и предыдущее. Следова­тельно, Материя, по всей конечной природе, также абсолютно непостижи­ма, как и Пространство и Время. Какие бы предположения мы ни делали, мы увидим, при исследовании выводов из них, что они не дают нам ничего, кроме возможности выбора между противоположными нелепостями.

§ 17. Абсолютное Движение не может быть даже представлено в во­ображении, не только познано. Чтобы понять, какая иллюзия связана с дви­жением, достаточно вспомнить, что человек, находящийся в покое, всетаки движется по 1000 миль в час на восток и по 6Θ000 миль в час на запад. Движение, происходящее вне тех ограничений пространства, кото­рые мы обыкновенно с ним соединяем, совершенно немыслимо. То же нуж­но сказать и о передаче движения, т. е. о способности движущегося тела порождать движение тела, находящегося в покое. Подобным же образом переход от Покоя к Движению и от Движения к Покою есть изменение, которое не может быть представлено в сознании. Таким образом, Движение не может быть действительно познано, будем ли его рассматривать в связи с Пространством, Материей или Покоем. Все усилия познать его внутреннюю природу приводят нас только к выбору между двумя невозможными идеями.

§ 18. Едва ли нужно упоминать о том, что тяжесть стула вызывает у нас различные ощущения, смотря по тому, будем ли мы держать этот стул одним пальцем, всей рукой или ногой; а отсюда спедует, что так как она не может походить на все эти ощущения, то и нет вообще основания считать ее подоб­ной какому-нибудь из них. Для этого достаточно заметить, что так как сила, насколько она известна нам, есть впечатление сознания, то мы не можем представить под той же формой силы, существующей в стуле, не наделяя его сознанием. Таким образом, нелепо считать Силу самой-в-себе похожей на наше ощущение ее, и однако необходимо смотреть на нее таким образом, если только мы вообще реализуем ее в сознании. Невозможно составить себе какую-нибудь идею о Силе самой-в-себе или попять способ ее действия.

§ 19. Перейдем теперь от внешнего мира к внутреннему; от деятельностей, которым мы приписываем наши субъективные изменения, к самим этим субъективным изменениям. Не подлежит никакому сомнению, что наши состояния сознания возникают в последовательном ряде. Конечна или бесконечна эта цепь состояний сознания? Мы не можем дать ответа, ибо хотя мы не можем ни поверить, ни постигнуть бесконечной про­должительности сознания, мы равным образом не способны ни познать его конечным, ни мыслить его таковым.

§ 20. Не больший успех ожидает нас и тогда, когда, вместо вопроса о продолжительности сознания, мы займемся вопросом о его существе. Вопрос: что мыслит? — не допускает лучшего решения, чем тот вопрос, на который мы только что нашли одни немыслимые ответы. Таким образом, личность, сознание о которой находится у каждого человека и существо­вание которой есть для каждого самый достовернейший из фактов, эта са­мая личность есть нечто, чего на самом деле мы вовсе не можем познать; познание ее воспрещено самой природой мысли.

§ 21. Итак, конечные научные идеи соответствуют реальностям, которые не могут быть постигнуты. Объяснение того, что может быть объяснено, только показывает еще яснее необъяснимость того, что лежит позади объяснимого.

IV. Относительность всякого знания

§ 22. Таким образом, с какой точки зрения мы ни взглянем, мы придем к одному и тому же выводу. Теперь нам нужно показать, каким образом можно поддержать рациональными соображениями, также как и эмпири­ческими доказательствами веру в то, что действительность, лежащая позади всякой видимости, должна вечно оставаться непознаваемой.

§ 23. То последовательно все более и более глубокое объяснение при­роды, которое составляет прогресс науки, состоит только 8 последователь­ном включении специальных истин в истины общие, а этих последних — в еще более общие истины; но из этого очевидно следует, что самая общая истина, неспособная быть включенной в какую-нибудь другую истину, не может и быть истолкована. Очевидно, что так как самое общее познание, к которому мы приходим, не может быть сведено к еще более общему, то оно и не может быть понято. Таким образом объяснение необходимо приво­дит нас к необъяснимому. Для того чтобы конечный факт был понят, нужно, чтобы понимание сделалось чем-нибудь другим, а не пониманием.

§ 24. Вывод, к которому мы вынуждены прийти при анализе продуктов мышления, обнаруживающихся объективно в форме научных обобщений, одинаково неизбежен для нас и при анализе процесса мышления, обнару­живающегося субъективно в сознании. Для того чтобы Первая Причина, Бесконечное, Абсолютное были познаны, нужно, чтобы они были мыслимы принадлежащими к тому или иному роду. Но могут ли они иметь родовое сходство с чем-нибудь, данным в чувственном опыте? Конечно, нет. Различие между создающим и созданным должно превосходить всякие различия, существующие между разными подразделениями созданного. Но нельзя ли сказать, что Действительное, будучи немыслимым, если классифицировать его с Видимым, все-таки мыслимо благодаря классификации с самим со­бой? Это предположение также нелепо. Оно заключает в себе признание множественности Первой Причины, Бесконечного, Абсолютного, что заклю­чает в себе противоречие. Не может существовать более одной Первой Причины, ибо существование нескольких причин предполагало бы сущест­вование чего-то, обусловливающего эту множественность, а в таком случае это «что-то» и было бы истинной Первой Причиной. Насколько самоуничтожающе предположение о двух или более бесконечных, видно из того, что подобные Бесконечные, ограничивая друг друга, сделались бы конеч­ными. Подобным же образом Абсолютное, существующее наряду с други­ми Абсолютными, было бы уже не абсолютное, но относительное. Таким образом, Безусловное не может быть классифицировано с какой бы то ни было формой условного, ни с другим Безусловным; следовательно, оно вообще не может быть классифицировано. А предположение, что оно не может быть познано принадлежащим к тому или иному роду, равносильно предположению, что оно вообще непознаваемо. Всякая мысль предпола­гает отношение, различие, сходство. Поэтому мы можем сказать, что Без­условное, не допуская ничего подобного, не может быть и мыслимо.

§ 25. Наши простейшие знания состоят в установлении между субьективными состояниями известного соотношения, соответствующего извест­ному соотношению между объективными деятелями; каждое последова­тельно все более сложное знание есть установление некоторого более сложного соотношения между этими субъективными состояниями, соотно­шения, соответствующего некоторому более сложному соотношению меж­ду объективными деятелями. Отсюда ясно, что этот процесс, как бы далеко он ни шел, никогда не сделает доступным для ума ни самих субъективных состояний, ни самих внешних деятелей. Если каждый акт познания есть образование в сознании отношения, параллельного отношению в окружа­ющей среде, то относительность знания очевидна и становится трюизмом. Так как мышление есть установление отношений, то никакая мысль не мо­жет выразить ничего, кроме отношений. В глубине самой природы Жизни можно заметить относительность нашего знания. Анализ жизненных деятельностей не только приводит нас к заключению, что вещи-в-себе не могут быть нами познаны, но еще показывает, что подобное знание, если бы оно и было возможно, было бы бесполезно.

§ 26. Остается еще конечный вопрос. Что должны мы сказать о том, что переходит за пределы знания? Должны ли мы остаться всецело среди сознаваемых явлений? Должно ли исследование привести к полному из­гнанию из наших умов всего, кроме относительного? Или мы должны также верить в нечто, лежащее за относительным? Мы должны иметь положи­тельное, хотя и неопределенное сознание того, что лежит за пределами определенного сознания. Так как наше сознание безусловного есть в сущ­ности необусловленное сознание, или сырой материал мысли, которому в мышлении мы придаем определенные формы, то, следовательно, вечно присутствующее чувство реального существования есть истинное основа­ние нашего ума. Так как мы можем, в последовательных умственных актах, отделываться от всяких частных условий и заменять их другими, но не можем отделаться от того недифференцированного предмета сознания, который снова обусловливается в каждом акте мышления, то у нас всегда остается чувство того, что существует неизменно и независимо от условий. В то самое время, как законы мысли решительно предотвращают возможность образо­вания у нас понятия 06 абсолютном существовании, эти же самые законы мысли не дозволяют нам совершенно отделаться от сознания абсолютного существования, ибо это сознание есть оборотная сторона нашего самозна­ния. А так как единственная возможная мера относительной действительности наших верований есть степень их сопротивления усилиям изменить их, то, следовательно, то верование, которое существует во все времена, при всех обстоятельствах и не может исчезнуть, разве только с прекращением самого сознания, имеет наибольшую из всех действительностей. Говоря кратко, сушествование Неотносительного вытекает из следующих фактов: все наше знание относительно; Относительное само по себе немыслимо иначе, как относящееся к реальному Неотносительному; если Неотносительное или Абсолютное не будет постулировано, то само относительное станет Абсо­лютным; наконец существование Неотносительного вытекает из процесса мышления. Отсюда наша неуничтожимая вера в эту действительность.

V. Согласование

§ 27. Таким образом, мы вынуждены рассматривать каждое явление как проявление безграничной и непостижимой силы. Этим выводом Рели­гия согласуется с Наукой. Чтобы понять, насколько действительно согла­шение, достигнутое подобным образом, нужно рассмотреть относительные положения, которые Религия и Наука постоянно сохраняли касательно этого заключения.

§ 28. Что касается Религии, мы должны всегда помнить, что среди всех своих многочисленных ошибок и извращений она утверждала и рас­пространяла высшую истину, что все вещи суть проявления силы, лежа­щей за пределами нашего знания. Признание этой высшей истины, хотя бы в самой несовершенной форме, было с самого начала ее жизненным эле­ментом; и все ее недостатки (которые первоначально были очень велики, но постепенно уменьшались) происходили вследствие непризнания в це­лом того, что она признавала в частности. Истинно религиозный элемент Религии всегда был хорош, а то, что оказывалось несостоятельным в до­ктрине и вредным на практике, было ее иррелигиозным элементом; но от этою последнего она постоянно все более очищалась.

§ 29. Деятель, совершавший это очищение, есть Наука. Прогресс На­уки в группировании частных отношений явлений в законы, а этих специ­альных законов в законы все бопее и более общие, есть по необходимости движения по направлению к причинам все более и более абстрактным — все менее и менее понятным. Следовательно, самая абстрактная концепция, к которой Наука постоянно и постепенно приближается, есть та, которая погружается в непостижимое и немыслимое. И таким образом оправдыва­ется утверждение, что верования, к принятию которых Наука принудила Религию, были по внутреннему своему смыслу более религиозными, чем те, которые они заместили. Однако во всех фазах своего прогресса Наука допускала поверхностные решения. И эти ненаучные элементы Науки были всегда одной из причин ее столкновений с Религией.

§ 30. Итак, мы видим, что с самого начала ошибки Религии и Науки были ошибками неполного развития. Обе они были первоначально в зача­точном состоянии, обе достигли более полного развития; недостатки их обеих всегда заключались в их неполноте; разногласие между ними всегда было только последствием их неполноты, и по мере того как они прибли­жаются к конечной форме, между ними устанавливается полная гармония.

§ 31. Некоторые утверждают, что хотя Конечная Причина всех вещей не может быть мыслима нами обладающей определенными атрибутами, мы все-таки обязаны придавать ей эти атрибуты. Едва ли нужно говорить, что не этот вывод признается нами. Наш долг — подчиниться со всем смире­нием установленным пределам нашего ума, а не возмущаться против него. Весьма вероятно, что мы всегда должны будем рассматривать Конечную Причину как некоторый вид бытия, т. е. будем представлять себе ее в не­которой, хотя бы весьма неопределенной, форме мысли. И это не приведет нас к заблуждению, если только мы будем рассматривать каждое понятие, которое мы таким образом создадим, как простой символ, совершенно лишенный сходства с тем, что он представляет. Беспрестанное создание идей, требующих крайнего напряжения наших способностей, и беспрестанное признание, что эти идеи должны быть отброшены, как пустые призраки, этот процесс, более чем какой-либо другой, может показать нам величие того, что мы тщетно стремимся охватить. Подобные усилия и неудачи могут служить для поддержания в наших умах чувства несоизмеримого различия между Условным и Безусловным.

§ 32. Огромное большинство людей отвергнут, с большим или мень­шим негодованием, верование, представляющееся столь неуловимым и не­определенным. Так как они постоянно воплощали Конечную Причину на­столько, насколько это было им нужно для представления ее в уме, то они необходимо не признают такой Первой Причины, которая вовсе не может быть реализована в уме. Это сопротивление перемене в теологических воз­зрениях в значительной мере полезно, ибо при этом изменении неизбежно возмущаются сильные и глубоко укоренившиеся чувствования, а высшие нравственные чувства присоединяются к осуждению перемены, которая, по-видимому, подрывает их авторитет; нужно еще принять во внимание, что существует действительное приспособление между установившимся ве­рованием и природой тех, которые его защищают, и что упорство в защите пропорционально полноте приспособления. Формы религии, подобно фор­мам правительства, должны быть пригодными для тех, кто живет под ними; и как в одном случае, так и в другом пригоднейшая форма есть та, которой отдается инстинктивное предпочтение. Как достоверно то, что варварское племя нуждается в суровом земном правительстве и обыкновенно обнару­живает привязанность к деспотизму, способному на необходимую стро­гость, так же достоверно, что подобное племя нуждается в вере в столь же суровое небесное правительство и обыкновенно обнаруживает привязан­ность к такой вере. Таким образом, теологический консерватизм, подобно консерватизму политическому, имеет весьма важное значение. Он не до­пускает, чтобы постоянное движение вперед сделалось слишком быстрым.

§ 33. Чтобы наш дух терпимости был возможно более широким, мы должны постоянно помнить следующие три основных факта.

Существование основной истины во всех формах религии, как бы эта религия не была испорчена.

Конкретные элементы, в которые каждое верование воплощало эту истину, были относительно, хотя и не абсолютно, хороши.

Эти различные верования были необходимыми частями установленного порядка вещей; они были необходимой принадлежностью человеческой жизни, принадлежностью, особенно приспособленной к тем обществам, которые сами их выработали.

§ 34. Приведенные допущения не предполагают пассивного признания господствующей теологии. Хотя существующие религиозные идеи и учреж­дения достаточно приспособлены к характеру народа, среди которого они существуют, однако, так как этот характер вечно изменяется, то и приспо­собление постоянно становится недостаточным; поэтому идеи и учреждекия требуют изменений, частота которых должна быть пропорциональна быстроте изменений характера народа. Поэтому, хотя консервативным мыслям и действиям должна быть предоставлена свобода, но такая же сво­бода должна быть предоставлена и прогрессивным мыслям и действиям. Без взаимодействия обоих факторов не может существовать то постоянное переприспособление, которое необходимо для правильного прогресса.

ГЛАВА II. ПОЗНАВАЕМОЕ

Изложение конечных принципов, которые могут быть распознаны во всех проявлениях Абсолютного — тех высших обобщений, указанных наукой, которые истинны не для одного только класса явлений, но для всех классов и которые поэтому служат для объяснения явлений всех родов.

I. Определение философии

§ 35. Что было сказано о религиозных верованиях (§ 1—8), приложимо и к различным взглядам на природу философии. Ни один из них не ошибочен вполне; истина же заключается в том, в чем все они между собой согласны.

§ 36. Хоть существовало и до сих пор существует разногласие отно­сительно сферы, подчиненной ведению Философии, однако в действитель­ности существует хоть и молчаливое, но всеобщее соглашение называть этим именем знание, переходящее за пределы обыкновенного знания, во всех разнообразных воззрениях на философию, после исключения из них разногласящих элементов, остается общим признание, что философия есть знание наивысшей общности. Это молчаливо признается разделением философии как целой на Теологическую, Физическую, Этическую и т. д. Ибо то, что характеризует род, видами которого являются эти разделы, должно быть чем-то более общим, чем то, что отличает какой бы то ни было вид.

§ 37. Истины Философии относятся к высшим научным истинам так, как эти последние относятся к низшим научным истинам. Как каждое 60лее обширное научное обобщение охватывает и соединяет более узкие обобщения своего раздела, так обобщения философии охватывают и со­единяют самые обширные обобщения Науки. Это есть конечный продукт того процесса, который начинается простым собиранием сырых наблюдений, продолжается установлением положений, имеющих большую общность и более свободных от частностей, и кончается всеобщими положениями. Зна­ние в своей низшей форме есть необъединенное знание; Наука есть отчзсти-обьединенное знание; философия есть вполне-обьединенное знание.

§ 38. С этой точки зрения можно различить две формы философии и заниматься ими отдельно.

Это будут: Общая философия, в которой частные истины служат для уяснения истин всеобщих, и Частная философия, в которой признанные всеобщие истины служат для истолкования истин частных. Эта глава по­свящается философии первого рода.

II. Данные философии

§ 39. Всякая мысль предполагает целую систему мыслей и перестает существовать, лишь только будет отделена от своих разнообразных соот­ношений. Как мы не можем выделить один орган живого тела и рассматри­вать его, как будто он имеет существование, независимое от остального, так мы не можем и выделить из организованной системы нашего познания одну какую-нибудь мысль и считать ее сохранившей свою жизнь после этого отделения. Поэтому основные интуиции, необходимые для самого процесса мышления, должны быть временно признаны не подлежащими сомнению: это признание их несомненными должно быть оправдано результатами.

§ 40. Таким образом, задачей философии является: доказать спра­ведливость или несправедливость временно принятого нами положения о совпадении этих основных интуиций со всеми остальными данными сознания. И полное установление совпадения будет в то же время полным объедине­нием знания, в чем Философия и достигнет своей цели.

§ 41. Каково же это данное или, вернее, каковы эти данные, без которых философия не может обойтись? Это — признание, что подобия и неподобия существуют и могут быть нами познаны. Постоянство сознания сходства и несходства есть последнее оправдание веры в существование сходства и несходства. Сказать, что известное подобие или неподобие существует, значит, только утверждать, что сознание сравниваемых вещей постоянно сопровождается у нас сознанием этого подобия или этого неподобия. О са­мом существовании мы знаем только как о постоянном проявлении.

§ 42. Мы должны признать не только основной процесс мысли, но и основной продукт ее. Если знание есть соединение сходного и разъединение несходного, то его объединение должно указать антитезу между двумя крайни׳ ми классами опыта, от которых происходят все остальные. Какие это классы?

§ 43. Исходя из достигнутого уже нами положения, что все известное нам есть проявления Непознаваемого, мы находим, что эти проявления, как таковые, можно разделить на два больших класса: Живые и Слабые. Явления первого класса, имеющие место во время перцепции, суть ориги­налы. Явления второго класса, имеющие место при рефлексии, памяти, во­ображении, суть копии. Первые образуют ряд, или гетерогенное течение, которое никогда не прерывается; вторые также образуют параллельный ряд, или течение, которое никогда не прерывается, или, лучше сказать, никакой разрыв которого не может стать известным непосредственно. Меж­ду проявлениями живого класса существует неразрывная связь как в про­дольном направлении, так и в поперечном; подобная же связь в слабых проявлениях обыкновенно легко может быть разрушена. Между тем как члены каждого ряда так соединены друг с другом, что течение не может быть прервано, оба течения, хотя и существуют рядом друг с другом, имеют между собой только слабую связь; члены живого ряда совершенно неза­висимы от членов слабого ряда, а эти последние могут почти совершенно отделиться от живых. Условия, при которых возникают проявления каждого класса, принадлежат сами к этому классу; но в то время как в слабом классе эти условия имеются всегда налицо, в живом классе подобные условия часто лежат вне ряда.

§ 44. Очевидно, это деление соответствует делению на объект и субьект, на я и не-я. Силу, проявляющуюся в слабом ряде, мы называем sr, а силу в живом ряде мы зовем не-я. Это первичное деление на я и не-я есть накопленный результат пребывающего сознания сходства и различия меж­ду проявлениями. Вследствие того обстоятельства, что условия возникно­вения некоторых живых проявлений лежат вне течения живых проявлений, у нас образуется смутное сознание неопределенно обширной области силы или бытия, которая не только не имеет связи с течением слабых проявлений, образующих я, но даже лежит за течением живых проявлений, образующих непосредственно данную часть не-я.

§ 45. Говоря кратко, наши постулаты суть: Непознаваемая Сила; су­ществование познаваемых сходств и несходств между проявлениями этой Силы; возникающее отсюда разделение проявлений на проявления субъекта и объекта. В «Конечных научных идеях» было показано, что ничего нельзя узнать относительно некоторых наиболее общих форм проявлений Непозкаваемого, если рассматривать их самих в себе. Однако, так как мы всетаки должны будем употреблять слова, обозначающие их, то нужно указать, какой смысл следует придавать этим словам.

III. Пространство, Время, Материя, Движение и Сила

§ 46. Так как для нас реальность есть не что иное, как пребывание в сознании, то результат получится один и тот же, будет ли то, что мы воепринимаем, само Непознаваемое или только действие, неизменно произ­водимое в нас Непознаваемым. Раз пребывающие впечатления суть пре­бывающие последствия пребывающей причины, то практически они для нас то же самое, что и сама причина, и обыкновенно могут быть рассматриваемы как ее эквивалент. Наши зрительные восприятия, будучи только символами осязательных восприятий, все-таки до такой степени отожествляются с этими последними, что нам действительно кажется, будто мы видим твер­дость и плотность, о существовании которых на самом деле мы только за­ключаем; благодаря этому мы считаем предметами то, что есть только их знаки. Подобным же образом мы обращаемся с этими относительными ре­альностями так, как будто бы это были абсолютные реальности, а не одни действия абсолютной реальности. Теперь нам остается истолковать это общее заключение специально в приложении к каждой из наших конечных научных идей.

§ 47. Было уже показано (гл. I), что отношение есть всеобщая форма мысли. Отношения бывают двух родов: отношения последовательности, в которых термины не могут быть перемещены, абстрактно это — Время; отношения сосуществования, в которых термины могут быть перемещены, абстрактно это — Пространство. Наше сознание последнего возникает из накопленных опытов силы, опытов, частью лично наших, но главным образом переданных нам от предков, Мы можем утверждать только, что Простран­ство есть относительная реальность; что наше сознание этой неизменной относительной реальности предлагает равным образом неизменную абсо­лютную реальность, и что относительная реальность может быть без коле­бания принята как законный базис для умозаключений, которые, если они будут вестись правильно, приведут нас к истинам, имеющим такую же от­носительную реальность, истинам, которые одни только могут быть познаны нами. Подобное же рассуждение приведет к подобным же заключениям и относительно Времени, как относительного, так и абсолютного.

§ 48. Наше понятие Материи, сведенное к своей простейшей форме, есть понятие сосуществующих положений, обнаруживающих сопротивле­ние; этим последним оно отличается от понятия Пространства, в котором сосуществующие положения не обнаруживают сопротивления. Таким об­разом, опыты силы лежат в основе идеи Материи. Таково наше понимание относительной реальности; что же следует сказать об абсолютной реально­сти? Мы можем сказать только, что это есть особенный вид Непознаваемого, относящийся к известной нам Материи, как причина к следствию.

§ 49. Понятие Движения предполагает понятия Пространства, Време­ни и Материи и, следовательно, выработано из опытов силы. Нужно ли еще говорить, что эта относительная реальность соответствует некоторой аб­солютной реальности?

§ 50. Мы приходим, наконец, к Силе, конечному из конечных. Все ос­тальные виды сознания могут быть выведены из опытов Силы; но сами эти опыты Силы не могут ни из чего быть выведены. Отбрасывая все осложнения и рассматривая чистую Силу, мы неизбежно приходим, благодаря относи­тельности мысли, к неопределенному понятно некоторой неведомой силы, соотносительной известной нам силе. Нумен и феномен представляются здесь в своем первичном отношении как две стороны одной и той же пе­ремены, причем мы должны считать вторую сторону столь же реальной, как и первую.

§ 51. Неведомая Причина известных нам следствий, называемых фе­номенами (явлениями), сходство и несходство между этими явлениями и разделение явлений на субъект и объект — таковы постулаты, без которых мы не можем мыслить. Но то же самое основание, которое дозволяет нам утверждать, что субъект и объект сосуществуют, позволяет также и утверждать, что живые проявления, которые мы называем объективными, подчинены известным постоянным условиям, которые символизированы постоянными условиями, данными для проявлений, называемых субъективными.

IV. Неуничтожаемое™» Материи

§ 52. Если бы можно было показать, что Материя, в своих агрегатах или в своих единицах, когда-нибудь перестает существовать, тогда нужно было бы или указать, при каких обстоятельствах она перестает существо­вать, или признать, что Наука и философия невозможны. Ибо, если бы мы должны были иметь дело с количествами и тяжестями, которые были бы способны уничтожаться, то был бы введен элемент, не поддающийся ис­числению, гибельный для всякого положительного вывода.

§ 53. В возможность уничтожения материи легко верят люди, которые неспособны отличить исчезновение из сферы восприятия от совершенного исчезновения из пространства. Эта вера держится также до тех пор, пока сила интроспекции недостаточно велика, чтобы показать, что Материя не может быть уничтожена в мысли. Наша неспособность мыслить Материю несуществующей есть непосредственное следствие природы мысли. Мыш­ление состоит в установлении отношений. По никакое отношение не может быть установлено, и, следовательно, никакая мысль не может быть обра­зована, когда в сознании отсутствует один из относящихся терминов. Позтому невозможно думать о чем-нибудь, делающемся ничем, или ни о чем, делающемся чем-нибудь, ибо «ничто» не может сделаться предметом со­знания. Никакое опытное доказательство той истины, что Материя неуничтожаема, невозможно без молчаливого принятия этой самой истины.

§ 54. Под неуничтожаемостъю Материи мы, на самом деле, понимаем неуничтожаемость Силы, посредством которой Материя действует на нас. Подобно тому, как мы сознаем Материю только благодаря сопротивлению, оказываемому ею нашей мускульной энергии, мы сознаем постоянство Материи только благодаря постоянству сопротивления, доказанному нам опосредованно или непосредственно.

V. Непрерывность Движения

§ 55. Непрерывность Движения, или, говоря точнее, того, что обнару­живается в Движении как в одной из своих чувственных форм, лежит в основании возможности точной Науки и философии. Ибо, если бы движение, видимое или невидимое, массовое или молекулярное, могло начинаться из ничего или обращаться в ничто, тогда никакое научное его истолкование не было бы возможно.

§ 56. Говоря о непрерывности Движения, мы должны думать не об одном только перемещении в пространстве, ибо колебание маятника пока­зывает нам, что потеря видимой деятельности на высшей точке подъема сопровождается образованием невидимой и скрытой деятельности, порож­дающей последующее движение вниз. Прекращение Движения, рассмат­риваемого просто как перемещение, не есть прекращение существования, а только исчезновение известного закона существования, знака, появля­ющегося при известных условиях.

§ 57. Элемент-пространство в Движении сам в себе не есть вещь. Перемена положения не есть существование, но проявление существования. Это существование может перестать проявлять себя в форме перемеще­ния, но оно может сделать это, только проявив себя в форме напряжения. И только этот принцип деятельности, обнаруживающийся то в перемещении, то в напряжении, то часто в обеих формах одновременно, только он один составляет то, что можно назвать непрерывным в Движении.

§ 58. Проявляющийся то в форме перемены положения, то в форме неперемещающегося напряжения, этот принцип деятельности мыслится нами единственно в форме эквивалентного ему мускульного усилия. Таким образом, Непрерывность Движения так же как и Неуничтожаемость Материи, познается нами в терминах силы.

§ 59. Все доказательства непрерывности Движения заключают в себе следующий постулат: количество силы постоянно. Мы можем мысленно уменьшить скорость или элемент-пространство движения, распределяя ко­личество движения, или элемент-силу на большую массу материи; но ко­личество этого элемента силы, который мы рассматриваем как причину движения, неизменяемо в мысли.

Замечание. Нужно сказать, что некоторые слова, как, например, напряжение, употребляемые в этом разделе, взяты в несколько более ши­роком смысле, чем обыкновенно.

VI. Постоянство Силы

§ 60. Опыт приводит нас к различению двух видов силы: одного — не производящего перемены, и другого — производящего перемену, как дей­ствительную, так и потенциальную. Первый вид силы — вид, служащий при­чиной занятия пространства — не имеет специального названия. Второму же виду обыкновенно дается теперь название «Энергия». Это общее на­звание силы, проявляющейся как в движении масс, так и в движении моле­кул. Хотя мы и признаем основное различие внутренней силы, благодаря которой тела проявляются как занимающие пространства, и внешней силы, отличаемой как энергия, но обе они могут быть рассматриваемы вместе как постоянные.

§ 61. Постоянство какого-нибудь из этих видов силы не может быть доказано, ибо оно предполагалось бы во всяком опыте и наблюдении, по­средством которых вздумали бы его доказывать. Как уже было показано (§ 23), производные истины не могут быть включаемы во все более и 60лее обширные истины, из которых они выводятся, без того чтобы наконец не дошли до самой обширной истины, которая не может быть включена ни в какую другую, не может быть выведена из другой. Рассматривая отношение этой истины к научным истинам вообще, мы легко увидим, что истина, не допускающая доказательства, это — Сохранение (Постоянство) Силы.

§ 62. Но какой силе придаем мы предикат постоянства? Той Абсолютной Силе, которую мы неопределенно сознаем как необходимый коррелят извест­ной нам силы. И, таким образом, мы приходим еще раз к той конечной истине, в которой, как мы видели, Наука и Религия согласуются, к непрерывному сушествованию Непознаваемого как неизбежного коррелятива Познаваемого.

1. Постоянство отношений между Силами

§ 63. Первый вывод, который нужно сделать из всеобщей конечной истины постоянства силы, есть тот, что отношения между силами постоянны.

§ 64. Даны заряды пороха, равные количеством и качеством, зажжен­ные в одинаковых стволах и выбрасывающие снаряды, одинаково распо­ложенные и равные по весу, форме и объему; при этих обстоятельствах всякое различие в результатах было бы беспричинным — явилось бы след­ствием создания или уничтожения силы. И то, что имеет место здесь между сравнительно простыми антецедентами и следствиями, должно иметь место всегда, как бы ни были сложны антецеденты и следствия.

§ 65. Таким образом, то, что называется однообразием закона и сво­дится на постоянство отношений между силами, есть непосредственный королларий постоянства силы.

1. Превращение и Эквивалентность Сил

§ 66. Рассмотрим сначала факты, могущие служить примером пре­вращений физических сил. Остановка движения может породить: теплоту, как например, при трении; электричество, как например, при натирании сургуча; магнетизм, как например, при постукивании по железу; или свет, как например, при ударе кремня и стали. Теплота может быть превращена: в движение, как например, в паровой машине; в электричество, как например, в термоэлектрическом столбе; в свет, как например, в кислородно-водо­родном фонаре; наконец косвенно, через электричество, и в магнетизм. Превращение электричества в магнетизм, теплоту и свет известны всем. Существование магнетизма обыкновенно обнаруживается производимым им движением; электромагнитные машины показывают его связь с элек■ тричеством; а фарадей доказал его влияние на поляризованный свет. Зна׳ чительное количество веществ, простых и сложных, заметно изменяются под влиянием света. Наконец едва ли нужно указывать на происхождение всех остальных форм силы из химического взаимодействия. При всякой перемене сила испытывает превращение; а из новой формы, или новы> форм, которые она принимает, может получиться или старая форма, или какая-нибудь другая, в бесконечном разнообразии порядка и комбинации. Таким образом, очевидно, что физические силы количественно, как и ка­чественно, соотносительны.

§ 67. Чтобы понять точный смысл великого факта, что вечно превраща­ющиеся силы нигде не возрастают и не убывают, рассмотрим по порядку явления конкретных наук.

§ 68. Антецеденты тех сил, которыми располагает теперь Солнечная система, принадлежат к такому прошлому, о котором мы никогда не будем иметь непосредственных данных. Однако, если мы предположим, что ве­щество, составляющее Солнечную систему, существовало некогда в рас­сеянном состоянии, тогда тяготение его частей дает силу, достаточную для порождения имеющихся теперь движений.

§ 69. Геологические изменения происходят под влиянием неизрасхо­дованной теплоты, образовавшейся вследствие сгущения туманности. Это мы наблюдаем косвенно на спаивании осадочных отложений, на нагревании источников и на проникновении металлов в щели, где они и отыскиваются в качестве руды. Непосредственно же мы наблюдаем на поднятии воды ε форме пара, который сгустившись образует дожди, а следовательно, и реки. Таково же происхождение и местных различий в температуре, вызывающи» ветры, волны и океанические течения.

§ 70. Таково же происхождение сил, обнаруживаемых живыми деяте­лями. Жизнь растений всецело зависит от теплоты и света солнца, а жизне животных — от жизни растений. Сверх указания на качественное соотно­шение между органическими деятельностями животных и растений так же как между ними обеими и неорганическими агентами, мы можем отметить еще и количественное соотношение. Где изобильна растительная жизнь там обыкновенно изобильна и животная жизнь; переходя от жаркого кли׳ мата к умеренному и холодному, мы видим, что обе жизни одновременнс убывают. Говоря вообще, животные всех классов достигают больших раз­меров там, где растительность изобильна, чем там, где она скудна.

§ 71. Многие будут смущены утверждением, что силы, называемые нами психическими, подлежат тому же обобщению. Но совокупность раз׳ нообразных фактов показывает, что закон превращения, обнаруживающий׳ ся среди физических сил, имеет место также и в соотношениях сил физи׳ ческих с силами психическими. Те виды Непознаваемого, которые мь называем движением, теплотой, светом, химическим сродством и т. п., пре вращаются друг в друга, а также и в те виды Непознаваемого, которые мь называем ощущением, эмоцией, мыслью; а эти последние, в свою очередь могут быть превращены опосредованно или непосредственно в первона чальные формы. Что никакая идея или чувство не возникает, не будучи ре­зультатом какой-нибудь физической силы, потраченной на ее создание, это факт, сделавшийся в науке общим местом. Как происходит это превращение, каким образом сила, существующая в форме движения, тепла или света, может сделаться видом сознания, каким образом воздушные колебания порождают ощущение, называемое звуком, а силы, освобождаемые химиче­ским взаимодействием в мозгу, дают начало эмоции — все это тайны, в кото­рые нельзя проникнуть. Но эти тайны не глубже тайн превращения физи­ческих сил друг в друга. Они не более недоступны нашему пониманию, чем вопросы о природе Духа и Материи. Они просто представляют ту же нераз­решимость, как и все другие конечные вопросы. Мы можем только узнать, что здесь имеется одно из однообразий, принадлежащих к классу явлений.

§ 72. Соотносительность сил социальных с силами физическими, при посредстве сил жизненных, весьма ясно обнаруживается изменениями в количестве деятельности одного и того же общества, вызываемыми колебакиями в снабжении членов этого общества силами, взятыми из внешне­го мира. Это соотношение ежегодно иллюстрируется влиянием, обнаружи­ваемым хорошим и плохим урожаем. Значительный недород пшеницы быстро вызывает уменьшение дел, наоборот, необычайно обильная жатва способствует развитию уже существующих производительных и распреде­ляющих деятельностей и вызывает новые. Если мы спросим, откуда возника­ют эти физические силы, из которых развиваются силы социальные, ответ будет прежний: из солнечного лучеиспускания.

§ 73. Нам остается только указать, что всеобщая истина, иллюстри­рованная выше с различных точек зрения, есть необходимый коралларий постоянства силы. Исходя из положения, что сила не может ни появиться, ни исчезнуть, мы неизбежно придем к выше приведенным заключениям.

IX. Направление Движения

§ 74. Хотя мы и вынуждены принять, что силы притяжения и отталки­вания всюду сосуществуют, однако мы не должны считать их реальностями, но только нашими символами реальности. Это суть формы, под которыми действия Непознаваемого постижимы нами; виды Безусловного, представ­ленные под условием нашего сознания. Но, зная, что идеи, возникшие в нас подобным образом, не абсолютно истинны, мы можем без колебания довериться им как относительным истинам и сделать из них целый ряд вы­водов, которые будут иметь такую же относительную истинность.

§ 75. Из всемирного сосуществования сил притяжения и отталкива­ния вытекают некоторые общие законы движения. Мы должны теперь от­метить эти законы во всех разнообразных изменениях Космоса. Мы долж­ны показать, каким образом каждое движение происходит по линии наибольшего притяжения, наименьшего сопротивления или по равнодей­ствующей обеих; каким образом это установление движения по известной линии является причиной продолжения его по тай же линии; каким обра­зом изменение в отношениях ко внешним силам делает все-таки эту линию непрямой; и каким образом степень ее отклонения возрастает при всяком увеличении числа явлений.

§ 76. Равнодействующей центробежной и тангенциальной сил, управ­ляющих всякой планетой и всяким спутником, является та кривая, которую каждое это тело описывает; эта кривая, очевидно, образуется вследствие несимметрического распределения сил вокруг пути тела. Пертурбации поназывают, каким образом линия движения есть равнодействующая введен­ных в действие сил и каким образом она делается более сложной по мере увеличения числа сил.

§ 77. Смывание земли и отложение унесенных осадков, очевидно, обусловлено движением воды к центру Земли: путь определяется линиями наибольшего притяжения и наименьшего сопротивления. Что землетрясения постоянно повторяются в одних и тех же местностях; что вулканы распре­делены по известным линиям; что извержения происходят из одних и тех же отверстий — все это показывает, что надломанная часть земной коры первая уступает давлению.

§ 78. «Образование корня (растений) дает прекрасный пример закона наименьшего сопротивления, ибо корень растет, проникая, клеточка за кле­точкой, сквозь отверстия почвы» (J. Hiriton. Life in Nature, p. 104-105). Что сосуды, по которым движутся кровь, лимфа, желчь и все выделения, суть каналы наименьшего сопротивления, этот факт является почти черес­чур очевидным для того, чтобы служить иллюстрацией. С динамической точки зрения «естественный отбор» предполагает изменения строения по линиям наименьшего сопротивления. Размножение в благоприятных мест­ностях какого-нибудь животного или растительного рода есть рост в том направлении, в котором противодействующие силы слабее.’И сохранение разновидностей, которые лучше своих сородичей преуспевают в борьбе с окружающими условиями, есть продолжение жизненного движения в тех направлениях, в которых препятствия наиболее устранены.

§ 79. Этот закон не так легко установить относительно явлений духа. Однако уже один пример смеха (который состоит в самопроизвольном раз­ряжении чувства, причем нервный ток направляется сначала на мускулы рта, затем на мускулы голосового и дыхательного аппарата, потом на му­скулы конечностей и наконец на мускулы спинного хребта) достаточен для доказательства того, что сила, образовавшаяся в нервных центрах и не имеющая специально открытого для нее пути, порождает движение по ка­налам, представляющим наименьшее сопротивление; а если она чересчур велика, чтобы вылиться через них, то она порождает движение по капалам, представляющим последовательно большее сопротивление. Переход от специальных желаний к специальным мускульным актам согласуется с тем же принципом. Ибо воля сама по себе есть начинающееся разряжение по линии, которую предыдущие опыты сделали линией наименьшего со­противления. И переход хотения в действие есть самый акт разряжения.

§ 60. Если рассматривать общество как организм, то мы увидим, что его рост происходит в том направлении, которому, в среднем, силы лротиводействуют наименее. Сводя дело к конечным терминам, мы можем сказать, что социальные единицы должны соединенными и разрозненными усилия­ми оберегать себя и своих потомков от тех органических и неорганических сил, которые постоянно стремятся их уничтожить (опосредованно вследст­вие окисления и ненормального отнятия теплоты или непосредственно вследствие телесных повреждений); что эти силы или уравновешиваются другими, употребляемыми в форме пищи, одежды, жилища и орудий защиты, или же, насколько это возможно, устраняются; что население распростра­няется во всех направлениях, в которых оно легче всего избегает этих сил, или легче всего достигает возможности сопротивления им, или находит оба эти преимущества. Не менее очевиден этот закон и в ежедневных функционапьных изменениях. Прилив капитала к занятиям, дающим наибопьший доход; покупка на более дешевых рынках и продажа на более дорогих; нако­нец все изменения в направлении торговли, отмечаемые газетами, — все это примеры движения по направлениям, на которых встречается наименьшая сумма противодействующих сил.

§ 81. Общая истина, изложенная в этом разделе, есть необходимый вывод из постоянства силы. Если мы станем искать доказательства того утверждения, что из двух сталкивающихся сил та будет большей, в направ­лении которой произойдет движение, то мы не найдем другого основания, кроме сознания, что та часть большей силы, которая не была нейтрализо­вана меньшей силой, должна обнаружить свое действие, т. е. сознания того, что эта остаточная сила не может исчезнуть, но должна обнаружиться в какой-нибудь эквивалентной перемене, т. е. сознания постоянства силы. Мы не можем даже обнаружить существования движения в каком-нибудь другом направлении, кроме направления наибольшей силы, ибо наша един­ственная мера относительной величины сил заключается в их относитель­ном могуществе при порождении движения.

X. Ритм Движения

§ 82. Листья, ветки и сами деревья, дрожащие от порывов ветра; во­лнообразное движение травы и хлебных полей; отложения в русле реки и ее волнообразное, извилистое течение; дрожание парохода, вызванное движением винта; звуки, производимые струной скрипки; волнообразные колебания эфира при свете, теплоте и электричестве — все это примеры простого ритмического движения. Сложный ритм — вторичный ритм, вы­званный противодействием и совпадением первичных ритмов, — можно наблюдать на «ударении» музыкальных нот, интерференции света и двух­недельных убываниях и нарастаниях ежедневных приливов и отливов, что происходит вследствие попеременных совпадений и противодействий со­лнечного и лунного притяжений. Ритм возникает всюду, где происходит столкновение неуравновешенных сил. Ибо движущаяся материя не может сохранить неизменных отношений к источникам сил, помогающим и проти­водействующим ее движению: всякое перемещение в пространстве иэменяет отношение между этими силами. Существует бесконечно большая ве­роятность против возможности вполне прямолинейного движения или совершенно кругового ритма. Нет никогда полного возвращения к пред­шествовавшему состоянию.

§ 83. В астрономических явлениях ритм обнаруживается: спиральным расположением, столь обыденным среди туманностей; сменой увеличения блеска у переменных звезд; периодичностью планет, спутников и комет; колебанием количества света и теплоты, получаемого от солнца каждой частью земли.

§ 84. Те земные процессы, которые непосредственно зависят от сол­нечной теплоты, представляют, конечно, ритм, соответствующий периоди­ческому изменению количества теплоты, получаемого каждой частью зем­ли. Изменения количества осадка, отлагаемого реками, которые периодически разливаются и спадают, вызывают изменения в образуемых наслоениях — смену цвета или толщины последовательных пластов. Гряды, образуемые из остатков берегов, разрушенных и выброшенных волнами, должны также представлять периодические различия, соответствующие периодичности местных ветров. Мы имеем очевидные доказательства того, что изменения, производимые огнем в земной коре, представляют также известную периодичность.

§ 85. У растений обнаруживается периодичность, обусловленная вре­менами года и сменой дня и ночи. У животных мы встречаем: перистальти­ческие движения кишок, кровообращение в форме пульсаций, ритмические движения при передвижении, периодическую потребность в пище и отдыхе, смену большей и меньшей энергий, наконец перемежающийся характер некоторых болезней. Агрегаты живых организмов иллюстрируют эту общую истину иным образом. Палеонтология показывает, что виды появлялись, делались многочисленными и затем исчезали. Очевидные данные говорят, что жизнь на земле прогрессировала не однообразно, но с громадными колебаниями.

§ 86. Нет очевидных примеров того, чтобы изменения сознания были в каком бы то ни было смысле ритмическими. Однако и здесь анализ обна­руживает, что умственные состояния каждого данного момента не однооб­разны, но могут быть разложены на быстрые колебания, и что эти умствен׳ ные колебания проходят через долгие периоды увеличения и уменьшения интенсивности. Ток умственной энергии, проявляющийся в таких видах деятельности, как танцы, поэзия и музыка, не постоянен, но имеет пульси­рующий характер. Более длинные колебания можно наблюдать на примерах крайнего удовольствия или крайнего страдания. В течение тех часов, когда физическая боль в действительности ни на минуту не прекращается, она все-таки обнаруживает разнообразную интенсивность.

§ 67. В обществе номадов передвижения периодичны, так как они обыкновенно вызываются истощением или недостаточностью съестных при­пасов; весьма часто эта периодичность соответствует периодичности времен года. В торговле — в обмене, производстве и потреблении, спросе и пред­ложении, а также в диаграммах цен, рождений, браков, смертей, болезней, преступлений и пауперизма всегда обнаруживается волнообразное движение. Неправильность, происходящая вследствие комбинации многих причин, прекрасно иллюстрируется на примере социальных ритмов. В самом деле, хотя такое простое явление, как цена, и может повториться, но в более сложных явлениях никогда этого не бывает: политическая реакция никогда не приводит совершенно точно к старому порядку вещей.

§ 88. Единственные условия, под которыми было бы возможно отсут­ствие ритма, т. е. единственные условия, под которыми было бы возможно вечное непрерывное прямолинейное движение, — это бесконечность и бесконечность совершенно пустая, не заключающая ничего, кроме движу­щегося тела. Ко ни одно из этих условий не может быть представлено в мысли. Бесконечность немыслима; так же немыслимо и движение, которое не имело бы начала в каком-нибудь предсуществовавшем источнике силы. Таким образом, ритм есть необходимая характеристика всякого движения. Раз дано повсеместное сосуществование антагонистических сил (а это постулируется формой нашего опыта), то ритм есть необходимый королларий постоянства силы.

XI. Краткий обзор

§ 89. Положения, описанные и поясненные на примерах в предшестшжппших параграфах, шире всех подразделений науки. Это истины, которые оГн-пдиимкн конкретные явления, принадлежащие всем подразделениям природы, и полому должны сделаться составными частями той полной ашной концепции вещей, которую отыскивает философия.

§ 90. Но может ли какая-нибудь из них отдельно, или все они вместе, выразить идею Космоса — совокупность проявлений Непознаваемого? Нет. Ибо, будучи все аналитическими, они не могут создать того синтеза мысли, который один может истолковать синтез вещей.

§ 91. Конечное истолкование, которого должна достигнуть философия, есть всеобщий синтез, охватывающий и консолидирующий специальные синтезы наук. Вопрос, на который нужно ответить, таков: каков общий эле­мент всех конкретных процессов?

§ 92. Закон, отыскиваемый нами, должен быть законом непрерывного перераспределения материи и движения. Каждый предмет, не менее чем и агрегат всех предметов, испытывает время от времени некоторую перемену состояния. Поэтому наш вопрос таков: какой динамический при­нцип, истинный для всего превращения (как в целом, так и в его частно­стях), выражает эти вечно меняющиеся отношения? Изыскания, к которым мы сейчас приступим, начнутся с новой постановки вопроса, что приведет к ясному пониманию того, что философия, достойная этого имени, может возникнуть только после разрешения этого вопроса.

XII. Эволюция и Разложение

§ 93. Полная история чего-нибудь должна начинаться с появления его из неощутимого состояния и продолжаться до перехода его в неощутимое состояние. Каша теория вещей, рассматриваемых отдельно или в их сово­купности, будет очевидно неполной, пока какая бы то ни было часть их ощутимого состояния останется необьясненной. философия должна формупировать этот переход от неощутимого к ощутимому и обратно — от ощутимого к неощутимому.

§ 94. 8есь ряд перемен заключается в следующем: потеря движения и следующая за ней интеграция, после чего обыкновенно начинается приоб­ретение движения и следующая за ним дезинтеграция.

§ 95. Каков бы ни был специальный характер перераспределения (будет ли это поверхностное нарастание или отделение, общее расширение или сокращение, или перестройка), всегда это — шаг вперед процесса интег­рации или дезинтеграции. Это всегда так, хотя одновременно оно может быть и чем-нибудь иным.

§ 96. Всюду и всегда изменение, происходящее в какой-нибудь мо­мент, образует часть одного из этих двух процессов. В то время как общую историю каждого агрегата можно представить как переход от разреженно­го, неощутимого состояния к сгущенному, ощутимому состоянию, а затем опять к разреженному, неощутимому состоянию, каждую подробность этой истории можно определить как составную часть того или другого перехода. Таким образом, этот общий закон перераспределения Материи и Движения служит для обьединения как видимо различных групп изменений, так и всего хода каждой группы.

§ 97. Процессы, находящиеся повсюду в антагонизме, суть Эволюция и Разложение. Под последним мы всегда будем подразумевать поглощение Движения и дезинтеграцию Материи, а под первым — процесс, состоящий всегда в интеграции Материи и рассеянии Движения, но часто заключаю­щий в себе еще многое другое, как это мы сейчас увидим.

XIII. Эволюция простая и сложная

§ 98. Эволюция может быть двух родов: простая, когда она состоит только в интеграции, и сложная, когда сверх того происходят дополнительные изменения.

§ 99. Агрегат значительно разреженный, или мало интегрированный, включает в себя много движения; агрегат вполне интегрированный, или сгущенный, включает сравнительно мало движения. Но, при прочих равных условиях, количество вторичных изменений, сопутствующих первичному перераспределению, будет пропорционально величине движения и времени, в течение которого оно сохраняется.

§ 100. Вопрос о том, в какой форме существует присущее агрегату движение, не имеет значения; все равно, существует ли оно в форме чисто механической деятельности или такой механической вибрации, как звук, будет ли оно молекулярным движением некоторой жидкости. Посторонние силы производят вторичные перераспределения легче тогда, когда движение, заключающееся в агрегате, велико; затем они производят эти вторичные перераспределения тем труднее, чем более уменьшается движение, прису­щее агрегату.

§101. Химическая устойчивость подчинена тому же общему принци., Говоря вообще, устойчивые соединения обладают сравнительно небольшим молекулярным движением; по мере увеличения молекулярного движения неустойчивость возрастает. Подобно тем агрегатам, которые из них обра­зуются, сами конечные молекулярные агрегаты становятся более или ме­нее интегрированными, смотря по тому, теряют ли они ипи приобретают движение; и способность их претерпевать вторичные перераспределения наряду с первичным перераспределением зависит от того, много или мало содержат они движения.

S 1 Г)2. Теперь можно видеть, во-первых, каковы условия, при которых эволюции перестает быть простой и становится сложной; во-вторых, каким образом усложнение ее может произойти только при специальных условиях. Ибо, с одной стороны, большое количество вторичных перераспределений возможно только тогда, когда агрегат включает в себя много движения, а с другой стороны, эти перераспределения могут получить устойчивость только тогда, когда присущее агрегату движение станет небольшим. Таковы про­тивоположные условия, которые, по-видимому, уничтожают возможность многочисленных и прочных перераспределений.

§ 103. Можно, однако, примирить эти, по-видимому, противоречивые условия, благодаря чему громадные и прочные вторичные перераспределения становятся возможными. Характерной чертой живой органической материи, в которой эволюция достигает высокой сложности, является то, что она соединяет значительное количество внутреннего движения с такой степенью сцепления, которая делает возможной временную прочность распределения.

§ 104. Исследование показывает: во-первых, органические агрегаты отличаются от остальных агрегатов одновременно и количеством прису­щего им движения и величиной перераспределения частей, которое сопро­вождает их прогрессивную интеграцию; во-вторых, между самими органи­ческими агрегатами различие в количестве присущего им движения сопровождается различием в величине перераспределений. Существует множество доказательств, общих и частных, которые показывают, что жи­вые агрегаты отличаются одновременно как тем, что во время интеграции они претерпевают весьма замечательные вторичные изменения, чего не случается с другими агрегатами, по крайней мере в значительном масштабе, так и тем, что они обладают (при одинаковой величине с другими агрегатами) безмерно большим количеством движения, скрытого различными способами.

§ 105. Читатель достаточно теперь подготовлен, чтобы видеть, что первичное перераспределение, когда оно быстро, оканчивается обраэованием простых агрегатов и что эти агрегаты становятся сложными по мере того, как медленность этого перераспределения способствует накоплению вторичных перераспределений.

§ 106. Следующий отдел будет посвящен обзору эволюции в ее пер­вичной форме, причем вторичные формы будут молчаливо предполагаться лишь в той мере, в какой это будет необходимо для изложения.

XIV. Закон Эволюции

§ 107. Теперь дедукция должна быть проверена индукцией. Мы должны изобразить переход ныне существующих единиц от рассеянного состояния к состоянию более сгущенному, и сопутствующий переход каждой их части, получившей явственно индивидуальное состояние; затем мы отметим од­новременное возрастание сложности среди подобных индивидуализиро­ванных частей.

§ 108. Эволюция, в ее первичной форме, иллюстрируется яснее всего и проще всего переходом Солнечной системы от сильно рассеянного, бес­связного состояния к состоянию связному и плотному.

§ 109. История земли, воспроизведенная на основании строения ее коры, указывает на существование периода, когда земля была, в расплавлен­ном состоянии, что предполагается также и небулярной гипотезой. Изме­нения, называемые огненными, были спутниками прогрессирующего уплот­нения вещества земли и связанной с этим потери присущего ему движения.

§ 110. Далее мы только напомним читателю, что всякое растение растет благодаря тому, что концентрирует в себе элементы, бывшие до тех пор, в качестве газов, разреженными, и что всякое животное растет благо­даря вторичной концентрации элементов, входивших в состав окружаю­щих его животных и растений. Насколько организмы вообще зависят друг от друга и в этом смысле интегрированы, очевидно из следующего: вопервых, в то время как все животные живут опосредованно или непосред­ственно за счет растений, сами растения живут за счет углекислоты, выде­ляемой животными; во-вторых, среди самих животных плотоядные не могут существовать без травоядных; в-третьих, значительное число־растений не могут поддерживать своего вида без помощи насекомых, и весьма часто известные растения требуют известных насекомых. Флора и Фауна каждой местности образуют настолько интегрированный агрегат, что многие виды вымирают, будучи перенесены в среду растений и животных другой мест­ности. Нужно еще заметить, что эта интеграция возрастает с прогрессом органической эволюции.

§ 111. Социальный организм дает нам множество ясных примеров интеграции. Процесс, вследствие которого маленькие владения соединились в более крупные феодальные владения, эти последние — в провинции, провинции — в королевства и, наконец, смежные королевства — в большие империи, постепенно пополняется еще уничтожением первоначальных по­граничных линий. Существуют еще интеграции другого рода, происходящие: вследствие роста — как слитие Манчестера со своими предместьями; вследствие монополизации производства — как гончарное дело Стаффор­дшира; вследствие концентрации торговцев — как скопление издателей в Paternoster Row; вследствие установления общих центров — как ликвида­ционная контора.

§ 112. В интеграциях прогрессирующего языка отражаются известные интеграции прогрессирующего человеческого строения, индивидуального и социального. История нашего языка показывает, что при образовании высших языков из низших происходит прогрессивная интеграция, сводя׳ щая многосложные слова к двусложным и односложным: например, фраза «God be with you» (Да будет Господь с вами = Прощайте) сократилась в «Good bye». Многие фразы современных авторов представляют такую сте­пень интеграции, какой нельзя найти у прежних авторов; это достигается: известным числом придаточных предложений, сопровождающих главное; различными добавлениями к подлежащему и сказуемому; множеством вводных речений.

§ 113. История Науки представляет на каждом шагу подобные же факты. Наука стала высоко интегрированной не только в том смысле, что ее разделы состоят из взаимно зависимых положений, но еще и в том смысле, что самые эти разделы зависят друг от друга: они не могут предлагать своих истолкований, не прибегая ко взаимной помощи.

§ 114. Промышленные и изящные искусства не представляют исклю­чений в этом отношении. Мы видим прогресс интеграции в следующем: в переходе от грубых, простых и малых инструментов к совершенным, слож­ным и большим машинам; в контрасте, наблюдаемом между стенными ук­рашениями египтян и ассирийцев и современной исторической живописью; в переходе от простого каданса к оратории; в различии, наблюдаемом между простыми первобытными сказаниями востока и лучшими произведениями современной беллетристики.

§ 115. Таким образом, эволюция в своем первичном виде есть переход от менее связной формы к форме более связной, сопутствуемой рассеяни­ем движения и интеграцией вещества. Это — всеобщий процесс, которому подчинены все ощутимые существа, как индивидуально, так и во всей их совокупности, во время восходящего периода их истории.

XV. Закон Эволюции

(Продолжение)

§ 116. Было сказано, что интеграция каждого целого происходит одно­временно с интеграцией каждой его части. Но каким образом каждое целое приходит к разделению на части? Это — вторая точка зрения, с которой эво­люция должна быть изучена. Мы должны рассмотреть существование всех порядков с точки зрения обнаружения ими прогрессивной дифференциации.

§ 117. Припоминая, что планеты различаются наклоном своих орбит и своих осей, удельным весом, физическим строением, мы видим, как несо­мненна сложность, созданная в Солнечной системе теми вторичными пере­распределениями, которые сопутствовали первичному перераспределению.

§118. Если мы сравним землю в теперешнем ее состоянии, когда она имеет такую сложную кору, которую не могли еще описать ни географы, ни геологи, ни минералоги, если сравним мы ее с тем расплавленным шаром, из которого она развилась, то контраст в степени разнородности будет в достаточной мере поразителен. Одновременно происходила и постепенная дифференциация климатов, так что теперь каждая обширная область имеет свои метеорологические условия.

§ 119. В каждом животном и растении очевидные вторичные перерас­пределения сопровождают первичное перераспределение. Начинается раз­личием между двумя частями; затем с такой же ясностью обнаруживаются в каждой из этих частей новые отличия; и подобное возрастание отличий идет в геометрической прогрессии до тех пор, пока не достигнется полная степень сложности, характеризующая взрослую особь. Это — история всех живых существ. Развивая мысль, высказанную Гарвеем, Вольф и Бэр показа­ли, что всякий организм во время своей эволюции переходит от состояния однородности к состоянию разнородности. Уже прошло одно поколение с тех пор, как биологи приняли эту истину.

§ 120. Перейдем от индивидуальной жизни к жизни вообще и спросим, обнаруживается ли тот же самый закон в общем (ensemble) ее проявле­нии, т. е. обладают ли современные животные и растения более разнород­ным строением, чем древние, и являются ли современные флора и фауна более сложными, чем флора и фауна прежнего времени. Ответ будет та­ков: хотя наши данные относительно прежней жизни на земле слишком недостаточны, чтобы вполне оправдать утверждение о существовании эволю­ции от простого к сложному, однако то знание, которым мы обладаем, не только не противоречит подобному утверждению, но еще и поддерживает его.

§ 121. Переход от однородного к разнородному достаточно хорошо обнаруживается в прогрессе самого позднего и самого разнородного со­здания — человека. Не только человеческий организм сделался более разно­родным у цивилизованных членов вида, но даже сам вид как целое сделал­ся более разнородным благодаря размножению рас и их дифференциации.

§ 122. Переходя к человечеству как социальному телу, мы встречаем еще более разнообразные примеры этого общего закона. Переход от однеродного к разнородному обнаруживается равным образом и в прогрессе цивилизации как целого, и в прогрессе каждого племени; мало того, он еще совершается со все возрастающей быстротой. Начавшись с варвар­ского племени, почти, если не вполне, однородного по функциям своих членов, прогресс всегда стремился и теперь еще стремится к экономической агрегации человеческого рода, который становится все более разнород­ным вследствие несходства в функциях различных наций, вследствие мест­ных разнообразий в каждой нации и вследствие несходства в функциях каждого из работников, соединяемых для производства каждой полезности.

§ 123. С одинаковой ясностью этот закон обнаруживается и в эволюции всех продуктов человеческой мысли и деятельности, конкретных и абстракт­ных, реальных и идеальных. То же самое рассеяние по поверхности земли, которое привело к дифференциации расы, привело одновременно и к диф­ференциации языка. Прогресс языка согласуется с общим законом как в эволюции различных языков, так и в эволюции групп слав и частей речи.

§ 124. В то время как письменная речь проходила свои первые стадии развития, стенные украшения, давшие ей начало, дифференцировались в живопись и скульптуру. Как это ни странно, но это верно, что все формы письменной речи, живописи и скульптуры имели общий корень в полити­ко-религиозных украшениях древних храмов и дворцов. Изображения на наших монетах, вывески над лавками, цифры, наполняющие каждую счетную книгу, гербы на дверцах карет и объявления внутри омнибусов, а также куклы и бумажные обои — все это прямые потомки грубых скульптурноживописных фигур, служивших египтянам для изображения триумфов и чествования своих царей-богов. Быть может, нельзя найти другого примера, который яснее иллюстрировал бы множественность и разнородность про­дуктов, возникающих с течением времени, благодаря последовательным дифференциациям, из общего корня.

§ 125. В одинаковом происхождении и постепенной дифференциации Поэзии, Музыки и Танцев мы имеем другой ряд иллюстраций. Ритм в речи, ри1м в звуках и ритм в движении были вначале частями одного и того же явления; и только со временем они стали различными предметами. Переход от однородного к разнородному обнаруживается не только в отделении этих искусств друг от друга и от религии, но также и в многочисленных диффе­ренциациях, претерпеваемых каждым из них впоследствии. Взяв для при­мера музыку и не отмечая даже в подробностях возрастания сложности, происшедшего вследствие введения нот различной длины, вследствие умно­жения ключей, разнообразия темпов, модуляций и т. п., мы можем только сравнить современную музыку с музыкой прошлого, чтобы увидеть, как безмерно было возрастание разнородности.

§ 12В. Развитие Литературы, Науки, Архитектуры, Драмы, Одежды — все это единогласно показывает, что. начиная с самого отдаленного поошлого, какое только известно науке, и до самых последних новостей, всюду ха­рактерной чертой эволюции было превращение однородного в разнородное.

§ 127. Итак, Эволюцию, как мы ее теперь понимаем, можно опреде­лить как переход от бессвязной однородности к связной разнородности, сопутствующий рассеянию движения и интеграции материи.

XVI. Закон Эволюции

(Продолжение)

§ 128. Выражает ли это обобщение всю истину? Охватывает ли оно все существенные характерные черты Эволюции и исключает ли оно все остальные? Критическое исследование фактов покажет, что оно не депает ни того, ни другого. Следовательно, нужно отыскать еще другие отличия.

§ 129. Эволюция, будучи изменением однородного в разнородное, есть вместе с тем и изменение неопределенного в определенное. Вместе с переходом от простоты к сложности происходит также и переход от беспо­рядка к порядку — от неопределенного распределения к распределению определенному. Это и есть искомое отличие. Обнаруживается ли всюду этот переход от неопределенного к определенному?

5 130. Начнем, как и в предыдущем разделе, с гипотетического слу­чая. Мы можем отметить, что каждый шаг в эволюции Солнечной системы (предполагая, что она произошла из рассеянной материи) был шагом впе­ред к более определенному строению.

§131. Также совершенно очевидно, что переход от первобытного рас­плавленного состояния земли к теперешнему ее состоянию совершился через ступени, в которых характерные черты делались все более определен­ными; что различие климатов и времен года стало сравнительно более опре­деленным с того времени, как теплота солнца перестала смешиваться с тепло­той самой земли, и что образованию специфических условий каждой местности помогало возрастающее постоянство в распределении земель и морей.

§ 132. Вместо дедуктивных иллюстраций, вроде предыдущих, органи­ческие тела представляют многочисленные примеры, установленные индуктиеным путем и поэтому менее подверженные критике. Процесс разви­тия млекопитающих показывает, что изменения, благодаря которым общее строение проявляется с постоянно возрастающей определенностью, со­провождаются параллельными явлениями в эволюции каждого органа, как в его общих очертаниях, так и в частностях строения.

§ 133. Относительно возрастающей определенности Флоры и фауны земли нужно сказать то же, что и относительно возрастающей их разно­родности: недостаток фактов препятствует доказательству. Однако, если мы будем исходить из гипотезы, которая с каждым днем делается все 60лее вероятной, что виды произошли через изменения, то получится вывод, что должен был произойти прогресс от неопределенного к определенному.

§ 134. Бродячее племя дикарей, неустойчивое ни в своем местопре­бывании, ни во внутреннем устройстве, обладает гораздо меньшей опре­деленностью в относительном положении своих членов, чем нация. В по­добном племени социальные отношения одновременно и смутны, и неустойчивы. Политическая власть и не установлена хорошо, и неопределен­на. И, за исключением различия в занятиях мужчин и женщин,־ нет полного промышленного разделения.

§ 135. Все организованные результаты социальной деятельности прохо­дят через параллельные фазы. Будучи объективными продуктами субъектив­ных процессов, они должны обнаруживать соответствующие изменения. Что это так и есть, ясно видно на примерах Языка, Науки и Искусства.

§ 136. Утверждение, что существенной характерной чертой прогресса науки является возрастание определенности, покажется почти трюизмом, если мы вспомним, что наука может быть охарактеризована как определен­ное знание в противовес тому неопределенному знанию, которым обладают необразованные. Если же мы примем то бесспорное положение, что наука развилась с течением времени из этого неопределенного знания необразо­ванных людей, тогда постепенное приобретение той великой определенности, которая теперь ее характеризует, станет руководящей чертой ее развития.

§ 137. Быть может, еще более поразительные примеры встречаем мы в промышленных и изящных искусствах. Эта истина овладевает нами после того, как мы вспомним о переходах: от кремневого орудия к микроскопу, от грубого идола к современной статуе, от волшебных восточных сказок к правдивости хорошей беллетристики.

§ 138. Идея Эволюции, к которой мы теперь пришли, такова: Эволю­ция есть переход от неопределенной, бессвязной однородности к опреде­ленной, связной разнородности, сопровождающий рассеяние движения и интеграцию материи.

XVII. Закон Эволюции

(Окончание)

§ 139. До сих пор мы следили только за перераспределением материи и не обращали внимания на сопутствующее перераспределение движения. Хотя время от времени мы и говорили о движении, которое рассеивается, но мы ничего не говорили о движении, которое остается. Ритмическое движение, имеющее место во всяком агрегате, должно дифференцироваться и интегри­роваться одновременно со строением. Поэтому, чтобы дополнить нашу кон­цепцию Эволюции, мы должны рассмотреть во всем Космосе метаморфо­зы сохраненного движения, сопровождающие метаморфозы материи. Для сохранения места будем рассматривать одновременно различные виды ме­таморфоз.

§140. Материя в своем первоначальном рассеянном состоянии обла­дала беспорядочным, неопределенным движением, не имевшим строгой отчетливости; во время же Эволюции Солнечной системы она приобрела определенно-разнородные движения.

§ 141. То же нужно сказать и о движениях самой земной коры. Пока эта кора была тонка, ее поднятия и опускания были незначительны, много­численны, местны и сходны; но когда кора сделалась более толстой, они стали происходить на больших пространствах, продолжаться дальше в од­ном и том же направлении и должны были сделаться более несходными в различных областях вследствие местных несходств в строении коры.

§ 142. В организмах увеличение интеграции, разнородности и опре­деленности в распределении сохраненного движения составляет главным образом то, что мы понимаем под развитием функций. Что функции во время Эволюции становятся, подобно строениям, индивидуально более сплоченкыми, а также более скомбинированными друг с другом и, в то же время, более разнообразными и более определенными, все это станет очевидным, если мы вспомним, например, то, как дифференцируются и интегрируются движения, сопутствующие структурным дифференциациям и интеграциям пищеварительного канала.

§ 143. Явления, известные субъективно как перемена в состоянии сознания, известны объективно как первые побуждения и разряжения, рас­сматриваемые теперь наукой как виды движения. Поэтому можно ожидать, что прогресс сохраненного движения в интеграции, разнородности и опре­деленности обнаружится одновременно и в видимых нервно-мускульных действиях, и в соответствующих умственных изменениях; это в действи­тельности и происходит.

§ 144. После всего, что было сказано в предыдущих разделах, едва ли стоит указывать на то, каким образом в обществах движения или функции, порождаемые соединением индивидуальных деяний, возрастают в количест­ве, многообразии, точности и сложности.

§ 145. Следовательно, наша формула нуждается в дополнении, столь же важном, как и предыдущее. Несколько изменяя, ради удобства, порядок выражений, мы дадим ей такой окончательный вид: !Эволюция есть интегра­ция материи и сопутствующее ей рассеяние движения, причем материя переходит от состояния неопределенной, бессвязной однородности к состоянию определенной, связной разнородности, а сохраненное дви­жение претерпевает параллельные изменения.

XVIII. Истолкование Эволюции

§ 146. Мы должны теперь показать, что законы перераспределения материи и силы имеют тесную связь с раньше доказанными законами на­правления движения и ритма движения.

§ 147. Нам предстоит дать синтетическое объяснение явлениям Эво­люции. Другими словами, эти явления Эволюции должны быть выведены из постоянства Сипы.

§ 148. Рассмотрим различные виды разложения силы, сопровождающие перераспределение материи и силы. При этом мы должны помнить следу­ющее: из всей посторонней силы, влияющей на агрегат, действующей бу­дет та, которая останется после вычитания недействующей; величины сил, временно действующих и постоянно действующих, изменяются в обратном отношении; массовые и молекулярные изменения, произведенные посто­янно действующей силой, также изменяются в обратном отношении.

XIX. Неустойчивость Однородного.

§ 149. Хотя процесс перераспределения, испытываемого каждым раз­вивающимся агрегатом, по своему происхождению един, однако наш ум различает в нем несколько факторов. Эти факторы могут быть рассмотре­ны отдельно. Мы прежде всего останавливаемся на предположении, что некоторое перераспределение должно произойти, и именно, что состояние однородности есть состояние неустойчивого равновесия. Неустойчивость однородного (иллюстрируемая примерами вроде того, что равномерно до красна накаленное тело не может оставаться равномерно нагретым или что вполне уравновешенные весы не сохранят своего равновесия), оче­видно, есть следствие того обстоятельства, что различные части всякого однородного агрегата необходимо подвергаются влиянию различных сил и, по необходимости, изменяются различным образом. То обстоятельство, что есть стороны внутренние и внешние и что есть части, лежащие сравни­тельно ближе к источнику сил, предполагает существование воздействий, не одинаковых в качественном отношении, или в количественном отношении, или в обоих этих отношениях. Очевидно, что части, на которые производятся такие несходные воздействия, будут изменяться неодинаковым образом.

§ 150. Обращаясь к Солнечной системе, какова она теперь, мы заме­тим, что хотя, с первого взгляда, система Сатурна и противоречит тому положению, что состояние однородности есть состояние неустойчивого равновесия, однако, в конце концов, она весьма любопытным образом под­тверждает его. Ибо Сатурн не вполне концентричен своим кольцам; и мате­матический анализ показал, что если бы Сатурн и его кольца были распо­ложены концентрически, они не сохранили бы этого положения: так как однородное отношение неустойчиво, то оно стремилось бы перейти в раз­нородное. Это наводит на мысль, что подобные же факты встречаются во всей Солнечной системе. Орбиты всех планет и спутников более или менее эксцентричны — ни одна из них не имеет формы совершенного круга; а если бы им придали эту форму, они скоро все-таки превратились бы в эллип­сы. Взаимные возмущения неизбежно вызвали бы эксцентричность. Дру­гими словами, однородные отношения превратились бы в разнородные.

§ 151. В охлаждении и отвердении накаленной поверхности земли мы имеем самый простой и самый важный пример перехода от однообразия к многообразию, совершающегося в массе вследствие того, что различные ее части поставлены в неодинаковые условия. Дальнейшую иллюстрацию дают метеорологические процессы, возникающие в атмосфере земли. Они также показывают, как разрушается однородное состояние вследствие не­одинакового отношения посторонних сил.

§ 152. Самый общий факт, который можно утверждать относительно строения животных и растений, есть тот, что как бы ни были вначале сходны по форме и строению различные части внешней поверхности, они скоро становятся несходными под влиянием несходства в отношениях к окружа­ющим воздействиям. Покрытый ресничками зародыш зоофита в течение всего своего подвижного периода состоит только из внутренней и внешней ткани; он становится неподвижным только тогда, когда его нижний конец приобретает иное строение, чем верхний. Дисковые почечки (gemmulae) Marchantia, первоначально сходные с обеих сторон и обращающиеся чис­то случайно одной из этих сторон вверх, сейчас же начинают развивать на нижней поверхности корешки, а на верхней stomata; этот факт ставит вне сомнения, что подобная первичная дифференциация вызвана основным различием условий. Остается только заметить, что указанный нами прин­цип можно легко демонстрировать и на совокупности организмов, образую­щей вид. Переход вида от состояния однородности к состоянию разнород­ности является следствием того, что различные его части подвержены различным агрегатам сил.

§ 153. Чтобы показать удовлетворительно, каким образом состояния сознания, бывшие первоначально однородными, становятся разнородными силами, нам пришлось бы тщательно изобразить организацию первоначаль­ных опытов. Если бы это было сделано, то стало бы ясно, что развитие ума, с одной из главных своих сторон, есть разрешение некогда смутного агрегата познаваемых обьектов в такой агрегат, который соединяет край­нюю разнородность своих размножившихся групп с полной однородностью членов каждой из этих групп.

§ 154. Массы людей, подобно всем другим массам, обнаруживают такие же наклонности, обусловленные такими же причинами. Вследствие различия почвы и климата занятия сельских обитателей различных частей государства специализируются: они обращаются главным образом на произво дет во то рогатого скота, то овец, то пшеницы, то хмеля. Народ, живущий в местности, в которой открыты угольные копи, превращается в углекопов. Корнваллиец становится рудокопом, потому что Корнваллис богат рудами. А железное производство господствует там, где железная руда изобильна.

§ 155. То, что неустойчивость однородного есть коропларий постоян­ства силы, мы уже молчаливо утверждали, говоря, что однородная масса теряет свою однородность вследствие того, что ее части неодинаково под­вержены влиянию окружающих воздействий. К заключению, что измене­ния, благодаря которым Эволюция начинается, были вызваны именно так, нам нужно еще прибавить утверждение, что эти изменения должны про­должиться. Абсолютно однородное должно потерять свое равновесие, от­носительно однородное должно превращаться в относительно менее одно­родное. Что истинно для всякой целой массы, истинно и для всякой из частей, на которые она распадается. Однообразие каждой подобной части должно превратиться в многообразие так же неизбежно и на таких же основаниях, как и однообразие первоначального целого.

XX. Размножение следствий

§ 156. К только что указанной причине возрастания сложности мы должны прибавить еще одну. Так как действие и противодействие равны и противоположны, то, следовательно, внешняя сила, дифференцирующая части, на которые она влияет неодинаковым образом, должна при этом и сама соответственно дифференцироваться. Так, когда одно тело ударяется о другое, то, кроме механического результата, получаются еще: звук, воз­душные течения, взлом, нагревание и химическое соединение. Когда таким образом внешняя сипа разложена вследствие реакции тела на группу не­сходных сил (т. е. однообразная сила превращена в многообразную), то они становятся причиной возрастания многообразия в разложившем ее теле. Размножение следствий должно происходить в геометрической про­грессии. Каждая ступень Эволюции является прологом высшей ступени,

§157. Размножение следствий среди явлений Солнечной системы легко видеть при рассмотрении влияния одного из членов этой системы на осталь­ных членов. Сила, присущая всякой планете, вызывает неодинаковые послед­ствия в каждом члене системы; а эти несходные следствия в свою очередь влияют из каждого члена, как из центра, на всех остальных членов, вызы­вая у них меньшие несходные следствия, и т.д.; процесс распространяется по всей системе в форме все усложняющихся, но и все ослабевающих волн.

§ 158. Размножение изменений, возникающих вследствие беспрерыв­ного продолжения одной причины (уменьшения теплоты), легко показать на примере земной поверхности. Земля с понижением температуры должна сокращаться. Поэтому твердая кора, существующая в какой-нибудь дан­ный момент, становится слишком большой для сократившегося ядра; а так как она не в состоянии поддержать самое себя, то она и следует за ядром, что заставляет ее складываться в кряжи, подобно тому, как сморщивается кожица яблока, когда оно уменьшается вследствие испарения. По мере того как остывание усиливается, а кора толстеет, кряжи превращаются в холмы и горы. При этом более поздние цепи гор будут самыми высокими и длин­ными. Таким образом, даже оставляя без внимания другие изменения силы, мы видим, какая громадная разнородность поверхности возникает из од­ной причины — потери тепла. Телескоп показывает нам, что параллельная разнородность существует и на Луне, хотя там и отсутствовало влияние воды и атмосферы.

§ 159. Теперь мы поищем среди органической материи влияние этого всеобщего принципа. Заметим прежде всего, как многочисленны измене­ния, производимые каждым стимулом, например в человеке. Возбуждаю­щий тревогу вид или звук может вызвать усиленную деятельность сердца, прилив крови к мозгу, а у слабого человека и нездоровье с его длинным рядом сложных симптомов. Как на пример размножения следствий можно указать на влияния лекарств, хорошего воздуха и специального питания. Если мы вспомним, что многие изменения, производимые одной силой во взрослом организме, должны отчасти иметь параллельные явления в эмбриоорганиэме, то мы поймем, каким образом и здесь появление многих следствий под влиянием одной причины есть источник возрастания разно­родности. Внешняя теплота и другие факторы, обусловливающие первые усложнения зародыша, продолжая влиять на них, вызывают сначала дальней­шие усложнения, затем — еще более высокие и многочисленные изменения и т. д., беспрерывно, причем каждый орган, наскопько он развит, служит благодаря действию и взаимодействию с остальными органами источни­ком новых усложнений. Рост всякой ткани сопровождается извлечением из крови элементов в известной пропорции; это изменяет состав крови, а таким образом — и питание всех остальных тканей. Такое явление проис­ходит при образовании всякой новой части и при всяком изменении отно­шения между частями.

§ 160. Ощущение не расходуется возбуждением единичного состояния сознания. Возникшее состояние сознания образуется различными воспроиз­веденными ощущениями, связанными с данным ощущением сосуществова­нием или последовательностью. И легко показать, что число возникающих при этом идей будет пропорционально высоте умственного развития. Это по­казывает, что каждая перемена есть причина многих перемен, и усложнение возрастает по мере того, как объект воздействия делается более сложным.

§161. Если переход человека к более разнородному состоянию, как в телесном, так и в духовном отношении, можно отчасти приписать образо­ванию многих следствий одной причиной, то еще легче можно объяснить подобным образом переход общества к большей разнородности. Возьмем для примера локомотив. Первым же следствием работы железнодорожной сети стало изменение поверхности страны, течения торговли и привычек народа. Пропуская все многочисленные перемены, предшествующие со­зданию всякой железнодорожной линии и сопровождающие ее построе­ние, обратим внимание только на еще более многочисленные и сложные изменения, производимые в обществе действующей железной дорогой. Орга­низация всех дел более или менее изменяется. Быстрота и незначительная стоимость перевозки приводит к большей, чем когда-либо специализации производства различных округов: ограничивает каждое производство той частью, в которой, по местным условиям, оно может более всего преус­петь. Экономическое распределение уравнивает и понижает цены, а благо­даря этому оно делает различные товары доступными людям, не имевшим возможности прежде покупать их, и таким образом увеличивает комфорт этих людей и улучшает их привычки. Вместе с этим привычка путешествовать сильно увеличивается.

§ 162. Что одна из причин Эволюции есть размножение следствий и что это размножение возрастает в геометрической пропорции, по мере того как разнородность становится большей, это заключение не только установле­но индуктивным путем, но еще и может быть выведено из самой глубочайшей истины. Размножение следствий есть королларий постоянства силы.

XXI. Разделение

§ 163. Общее истолкование Эволюции еще далеко не закончено в предыдущих разделах. До сих пор еще ничего не сказано, почему Эволюция обнаруживает определенную разнородность, а не хаотическую, неопреде­ленную разнородность. Нам нужно еще отыскать причину той интеграции, которая сопровождает дифференциацию, т. е. причину постепенно выполня­емого разделения сходных единиц по группам, ясно отличающимся от сосед­них групп, образованных единицами другого рода. Возьмем горсть какогонибудь вещества, раздробленного на кусочки разной величины, и бросим его на землю, когда дует легонький ветерок. Большие куски упадут на землю почти под самой рукой; несколько меньшие куски будут отнесены немного дальше по направленно ветра; еще меньшие будут отнесены еще дальше; а частицы пыли пролетят далеко, прежде чем упадут на землю. Следовательно, посто­ронняя сила сообщает различным единицам неодинаковое движение, пропорци­ональное их собственному несходству, и таким образом стремится поме­стить их, соответственно этому несходству, в различных местах. Можно указать еще и на другую причину разделения. Если различные единицы од­ного и того же рода должны приобретать неодинаковое движение под вли­янием неодинаковых сил, то и единицы одного и того же рода должны при­обретать неодинаковое движение под влиянием неодинаковых сил. Укажем еще на следующую дополнительную истину; неоднородные силы отделяются друг от друга вследствие реакции однородной материи таким же образом, как неоднородные материи разъединяются действием однородных сил.

§ 164. Образование и отделение туманного кольца иллюстрирует этот общий принцип. Это — проявление того закона, что среди подобных единиц, находящихся под влиянием несходных сил, те, которые подчинены сходным условиям, отделяются от тех, которые подчинены несходным условиям.

§ 165. Если мы проследим историю какого-нибудь геологического от­ложения, то мы сейчас же увидим, что смесь различных кусков вещества, несходных по объему и весу, будучи подвергнута напору и трению воды, а также влиянию тяготения к земле, претерпевает своего рода сортировку, причем образуются группы сравнительно сходных кусков. И мы заметим, что, при прочих равных условиях, разделение совершается тем решительнее, чем различие между единицами более выражено.

§ 166. Подобно тому как осенью ветер вырывает пожелтевшие листья из среды окружающих их зеленых листьев, так и всякая внешняя однооб­разная сила влияет на отдельных членов какой-нибудь группы организмов сходно, насколько они сами сходны между собой, и несходно, насколько они сами несходны, и таким образом она отделяет сходные единицы, удаляя от них несходные. В данном случае для нас безразлично, уничтожаются ли эти удаленные члены, что обыкновенно и случается, или они продолжают существовать и развиваться как отдельная разновидность, вследствие их приспособленности к известным отчасти несходным условиям. Первый слу­чай соответствует тому закону, что несходные единицы агрегата соединя­ются в отдельную группу и удаляются, когда на агрегат действуют однооб­разно одни и те же силы; второй случай соответствует обратному закону״ сходные единицы агрегата разъединяются и распределяются различным образом, когда на них влияют несходные силы.

§ 167. Мы уже установили (§ 153), что умственное развитие, с одной из своих главных сторон, состоит 8 образовании групп сходных предметов и сходных отношений — в дифференциации разнообразных предметов, первоначально смешанных в общую массу, и интеграции каждого отдельного рода вещей в отдельную группу. Здесь мы должны только добавить, что если несходство внешних сил есть причина подобных дифференциаций, то сходство этих сил есть причина интеграций.

5 168. При той сложности, которую обнаруживают единицы, образую­щие общество, и силы, двигающие их, подбор и разделение должны быть гораздо более запутанными и менее определенными, чем в вышеприведенных случаях. Мо, хотя можно указать на многие аномалии, которые, с первого взгляда, противоречат указанному нами закону, однако более близкое изу­чение покажет, что это только более тонкие иллюстрации этого закона. Ибо сходства среди людей бывают разнообразных родов, поэтому и про­цесс разделения совершается по разным типам. Стоит только вспомнить о кастах, ассоциациях филантропических, научных и артистических, религи­озных и социальных партиях, и мы увидим, что единение их членов вызвано сходством какого-нибудь рода. Разделения, совершающиеся в обществе, подчинены тому же принципу, как и все другие виды разделения.

§ 169. Описанная общая истина, которую мы так разнообразно ил­люстрировали, может быть выведена из закона постоянства силы. Ибо, давая абстрактное выражение этому закону, мы можем сказать: во взаимодей­ствиях материи и силы несходство одного из факторов обусловливает не­сходство результатов, а при отсутствии несходства в обоих факторах резуль­таты должны быть сходны. Непосредственная зависимость этих положений от закона постоянства силы становится, таким образом, очевидной.

XXII. Равновесие

§ 170. К чему стремятся различные изменения? Возьмем ли мы коккретный пример или будем рассматривать вопрос абстрактно, мы все рав­но увидим, что Эволюция имеет предел. Всюду это — движение по направ­лению к равновесию. Всеобщее сосуществование антагонистических сил, обусловливающее повсеместное существование ритма и разложение каж­дой силы на расходящиеся (divergent) силы, в то же самое время приводит и к конечному равновесию. Эволюция каждого агрегата должна продол­жаться до тех пор, пока не установится подвижное равновесие; ибо имею­щийся в агрегате избыток силы, действующей в известном направлении, должен в конце концов израсходоваться на преодоление сопротивлений изменениям в этом направлении, после чего остаются только те движения, которые уравновешивают друг друга и образуют таким образом подвижное равновесие. Что касается строения, приобретаемого в это время агрега­том, то очевидно нужно, чтобы оно представляло такое распределение сил, при котором уравновешивались бы все силы, действующие на агрегат. Пока существует избыток силы в каком бы то ни было направлении (будет ли это избыток силы, направляемой агрегатом на окружающую среду, или же из­быток воздействия окружающей среды на агрегат), равновесие не может существовать, и поэтому перераспределение материи должно продолжаться. Отсюда следует, что пределом разнородности, к которому стремится вся­кий агрегат, есть образование такой специализации и комбинаций частей, которая соответствовала бы специализации и комбинации сил, подлежащих уравновешиванию.

§ 171. Последовательно изменяющиеся формы, которые, по учению небулярной гипотезы, возникали в продолжение Эволюции Солнечной сис­темы, были временными видами подвижного равновесия; они уступали место более устойчивым видам, находящимся на пути к окончательному равнове­сию. Так, принятие сгущающейся туманностью сплющенной сфероидальной формы было установлением временного и частичного подвижного равно­весия между составными частями, такого равновесия, которое постепенно делается все более прочным, по мере того как местные антагонистические движения рассеиваются. Таким образом, закон равновесия иллюстрируется движением масс, возникающим во время развития и постепенно вновь рас­сеивающимся в молекулярном движении эфирной среды. Как ни невообрази­мо отдаленно то время, когда все массовые движения будут превращены в молекулярные и эти молекулярные движения будут уравновешены, однако таково состояние полной интеграции и полного равновесия, к которому неиз­бежно стремятся все изменения, происходящие повсюду в Солнечной системе.

§ 172. С высшей точки зрения все земные изменения суть частные случаи космического равновесия. Ибо те из постоянных изменений, пре­терпеваемых корой и атмосферой земли, которые возникают не вследст­вие все еще продолжающегося движения вещества земли к ее центру тя­жести, обязаны своим происхождением до сих пор продолжающемуся движению вещества солнца к его центру тяжести; а этот процесс интеграции есть процесс превращения ощутимого движения в неощутимое, который кончается равновесием.

§173. Исследуемый нами процесс обнаруживается в живых организмах четырьмя способами: ежемгновенно — в уравновешивании механических сил; ежечасно — в уравновешивании функций; ежегодно — в изменении состояния, компенсирующем изменения условий; наконец, в полной оста­новке жизненных движений при смерти. Группы организмов обнаруживают очень явственно это всеобщее стремление к уравновешиванию. Ибо кажцый вид животных и растений постоянно претерпевает ритмическое коле­бание в численной величине, которая то возрастает выше среднего уровня благодаря обилию пищи и отсутствию врагов, то падает ниже этого уровня из-за возникающего затем недостатка пищи и обилия врагов. Между этими крайними величинами лежит та средняя численная величина вида, при ко­торой его стремление к распространению уравновешивается противодей­ствующим влиянием окружающей среды.

§ 174. Уравновешивания в нервных деягельностях, из которых обра­зуется духовная жизнь, могут быть классифицированы подобно тем, которые служат выражением телесной жизни. Быть может, некоторые будут со­мневаться в возможности классифицировать эти равновесия подобно предыдущим. Однако эти равновесия суть столь же истинно физические, как и всякие другие. Существование в индивиде эмоционального стимула, находящегося в равновесии с известными внешними требованиями, есть обычное проявление известной специализированной части нервной энер­гии, эквивалентное тем внешним сопротивлениям, с которыми ему обык­новенно приходится иметь дело. Таким образом, конечное состояние, яв­ляющееся пределом, к которому ведет нас Эволюция, есть такое состояние, при котором виды и величины умственной энергии, постоянно возникаю­щей и превращаемой в движение, будут эквивалентны, или будут уравно­вешивать разнообразные виды и степени окружающих сил, противодей­ствующих этим движениям.

§ 175. β обществе процесс уравновешивания можно видеть на примере борьбы Консерватизма (защищающего господство общества над индиви­дом) и Реформаторства (защищающего свободу индивида относительно общества), борьбы, которая постепенно входит во все более узкие пред­елы. Уже теперь этот процесс вошел у нас в такой период, когда колебания сравнительно невелики; но он будет продолжаться до тех пор, пока равно­весие между борющимися силами не сделается почти полным. Ибо при­способление человеческого строения условиям существования не может прекратиться, пока внутренние силы, известные нам в форме чувствова­ний, не придут в равновесие с внешними силами. Установление подобного равновесия равносильно созданию такой человеческой организации и та­кого общественного устройства, когда человек не имеет других желаний, кроме тех, которые могут быть им удовлетворены в рамках свойственной ему сферы деятельности, и когда общество не налагает других ограничений, кроме тех, которые индивид добровольно признает. Конечное уничтоже­ние всех ограничений свободы индивида, кроме тех ограничений, которые вытекают из подобной же свободы других индивидов, будет следствием полного равновесия между желаниями людей и поведением, налагаемым окружающими условиями.

§ 176. Из постоянства силы вытекают не только те разнообразные прямые и непрямые уравновешивания, которые всюду встречаются, не только то космическое равновесие, которое положит конец всем видам раз­вития, но также и те менее заметные уравновешивания, которые обнару­живаются в восприспособлении нарушенных подвижных равновесий. Пос­тоянство силы дает основание утверждению, что существует постепенное приближение к гармонии между духовной природой человека и условиями его существования. После того как мы нашли, что разнообразные харак­терные черты Эволюции вытекают из этого принципа, мы достигаем уве­ренности, что Эволюция может закончиться только установлением вели­чайшего совершенства и самого полного счастья.

XXIII. Разложение

§ 177. И после того как агрегат достиг равновесия, при котором его изменения оканчиваются, он остается подверженным влиянию всего окру­жающего, благодаря чему содержащееся в нем движение может возрасти; случится это либо внезапно, либо постепенно, но случится непременно так, что его части получат избыток движения, чем и вызовется дезинтеграция. Так как ход изменений при Разложении обратен ходу Эволюции, то мы будем иллюстрировать его в обратном порядке.

§ 17В. Очевидно, что разложение общества, следующее за нападени­ем на него другого народа, может быть изображено, если рассматривать дело с самой широкой точки зрения, как внесение нового постороннего движения; а если, как это иногда случается, завоеванное общество рассе­ивается, то его разложение есть в буквальном смысле прекращение тех движений, которыми обладало общество в лице своей армии и промыш­ленных организаций, и превращение их в индивидуальные или некомбини­рованные движения — движение единиц замещает здесь движение масс.

§ 179. При органическом разложении происходит превращение дви­жения агрегатов в движение единиц. Смерть кладет конец всем интегриро­ванным движениям Эволюции; процесс разрушения сопровождается воз­растанием неощутимого движения: газы, возникающие вследствие разложения, обладают большим движением, чем то вещество, из которого они развились. Что при разложении поглощается движение, это станет оче­видным, если мы вспомним, что без теплоты, без движения никакое орга­ническое разложение не может возникнуть.

§ 180. Волны катят небольшие обломки подточенной ими скалы, а во время бури опрокидывают и сталкивают друг с другом и большие глыбы, превращая их сначала в голыши, а затем в песок и ил. На примере многих берегов видно, что и самые конгломераты рано или поздно подвергаются тому же процессу: их цементированная масса разнородных элементов, лежа­щая на берегу, разбивается и растирается ударами и трением, т. е. внешним механическим движением.

§181. Земля как целое должна, подобно меньшим агрегатам, по окон­чании своей эволюции оставаться подверженной случайным влияниям ок­ружающей среды. В течение бесчисленных изменений, совершающихся во Вселенной, все части которой движутся, Земля должна в известный мо­мент подпасть под влияние сил, достаточных для ее полной дезинтеграции.

§ 182. Если читатель сделает крайний вывод из того положения, что Эволюция должна окончиться полным равновесием или покоем, и пред­положит отсюда, что наступившая таким образом смерть Вселенной будет продолжаться неопределенно долго, то мы будем иметь право показать, каким образом, продолжая вывод еще дальше, мы придем к предположению возобновления жизни Вселенной. Очевидно, что повсеместно существующие антагонистические силы притяжения и отталкивания, обусловливающие, как мы видели, ритмичность всех изменений во Вселенной, вызывают также и ритмичность всей совокупности ее изменений: приводят то к неизмери­мому периоду, в течение которого господствуют силы притяжения и происхо­дит концентрация вселенной, то затем к неизмеримому периоду, в течение которого господствуют силы отталкивания и происходит разрежение все­ленной, т. е. приводять к смене эр Эволюции и Разложения. Таким обра­зом, мы приходим к принятию концепции прошедшего, в течение которого были последовательные Эволюции, аналогичные той, которая совершается теперь, и — будущего, в течение которого должны последовательно про­исходить такие же процессы Эволюции, процессы — вечно тождественные по принципу и вечно различные по конкретным результатам.

§ 183. Итак, мы пришли к заключению, что совокупный ход вещей, каким он обнаруживается в агрегате видимой Вселенной, аналогичен со­вокупному ходу вещей, проявляющемуся в самомалейших агрегатах.

XXIV. Обзор и заключение

§ 184. Сделаем теперь обзор, чтобы видеть общий характер наших заключений и единство достигнутых нами общих истин. Таким образом, мы еще раз дадим пример интеграции при Эволюции.

§ 185. Признав положение, что интегрированная форма знания есть высшая форма и что цель философии — завершение этой формы, мы при­шли к рассмотрению данных философии: свойств Материи и Движения и той конечной истины, из которой вытекают все остальные. Мы увидели, что ее следствиями являются: однообразие Закона, соотношение Сил, Закон и Ритм Движения.

§186. Затем мы увидели, что философия может формулировать весь ряд изменений, испытываемых каждым видом существования при переходе из неощутимого состояния в ощутимое и обратно — из ощутимого в неощути­мое. Этот закон полного цикла изменений, претерпеваемых каждым видом существования, оказался таким: потеря движения и следующая за этим ин­теграция, затем — приобретение движения и дезинтеграция. Изменения первого рода мы назвали Эволюцией, которую впоследствии разделили на простую и сложную, а изменениям второго рода дали название Разложения.

§ 187. Затем мы рассмотрели проявление закона Эволюции среди всех видов существования, как в общем, так и в частном. Соединяя различные точки зрения, с которых рассматривался трансформизм, в единую концеп­цию, мы нашли, что перераспределение Материи и сохраненного ею Дви­жения состояло в переходе от разреженного, однообразного и неопреде­ленного состояния к состоянию концентрированному, многообразному и определенному.

§ 188. Здесь мы можем сделать добавление к нашему общему прин­ципу, резюмируя его в то же время. Мы многократно наблюдали, что при эво­люции какого-нибудь целого его части развиваются; но мы никогда не указы­вали, что этот процесс приложим и ко всей совокупности вещей, включаю­щей в себя все части — от самой большой до самой малой. Это уже не многие метаморфозы, совершающиеся одновременно, а единая всемирная мета­морфоза, совершающаяся всюду, где не началась обратная метаморфоза.

§ 189. Затем нам нужно было показать, каким образом из постоянст­ва силы необходимо вытекают те изменения, которые обнаруживаются при Эволюции. Мы увидели, что возрастание многообразия обусловливалось прежде всего неустойчивостью однородного, а затем размножением след­ствий; возрастание же определенности было следствием разделения сме­шанных единиц. На вопрос, имеет ли этот процесс предел, получился ответ, что он должен кончиться равновесием. Но здесь мы должны помнить главным образом то, что все эти законы перераспределения Материи и Движения могут быть выведены из закона Постоянства силы.

§ 190. Наконец, мы обратились к рассмотрению процесса разложения, составляющего дополнение к Эволюции и, рано или поздно, неизбежно уничтожающего то, что сделано Эволюцией. И этот процесс тоже вытекает из Постоянства Силы.

§ 191. Таким образом, мы пришли к выводу, совершенно согласному с заключением, достигнутым нами 6 главе 1, где, независимо от исследо­ваний, подобных предыдущему, мы рассматривали отношение между По­знаваемым и Непознаваемым.

§ 192. Пусть никто не предполагает, будто истинность учения об Эволю­ции зависит от истинности менее общих положений, которыми мы пользова­лись как иллюстрациями. Это учение основано на самых общих началах, и пока они не опровергнуты, оно имеет право претендовать на высшую истинность.

§ 193. Развитие знания в организованный агрегат выводов из Посто­янства Силы может быть выполнено только в отдаленном будущем, и даже тогда оно не может быть вполне закончено. Задачей следующих частей этой книги будет известного рода координация ныне накопленных уже фактов. Они будут подразделены соответственно указанным ранее подразделам Специальной философии.

§ 194, Прежде чем мы приступим к истолкованию подробностей явле­ний Жизни, Духа и Общества в терминах Материи, Движения и Силы, будет не лишним резюмировать вышеизложенное философско-религиозное учение. Истолкование всех явлений в терминах Материи, Движения и Силы есть не что иное, как сведение наших сложных символов мысли к простейшим сим­волам и не к чему иному, как к символам. Все предшествовавшие рассуж­дения не дают поддержки ни Материализму, ни Спиритуализму при решении вопроса о конечной природе вещей. Кто правильно поймет эту книгу, тот увидит, что хотя отношение субьекта и объекта делает необходимой анти­тезу концепций Духа и Материи, однако как тот, так и другая должны быть рассматриваемы как знаки лежащей под ними Неведомой Реальности.

[1] Слова: «мыслимо» и «немыслимо» следует понимать здесь (как и вообще во всей этой книге) не в смысле: «вероятно, возможно» и «невероятно, невозможно״, а в более строгом смысле — в смысле того, что можно или чего нельзя представить себе в сознании. (Прим. пер.}

Полный текст

Перевел Л. Алексеев.

Предисловие переводчика.

Книга Спенсера не нуждается в рекомендации и потому нашему предисловию быть длинным незачем. Русской публике Спенсер не безызвестен: большинство его сочинений переведено на русский язык и некоторые из них—давно уже, о нем писалось в наших журналах, на его основные положения часто делались ссылки, его цитировали. Рекомендовать настоящую книгу, указывая, что автор де великий мыслитель, один из тех, которые составляют гордость и красу человечества, что в современной западноевропейской научно-философской литературе он занимает одно из первых мест, что предлагаемая книга отличается серьезными научными достоинствами и глубиной философской мысли, что аргументация Спенсера обладает мощной силой и логической красотой— все это было бы повторением истин, ставших банальными. Дать же более или менее полную оценку значения Спенсера в современном движении мысли, оценку, которая невозможна без критики его идей и тех предшествовавших и современных учений, с которыми они связаны генетически,—дело не предисловия, а отдельного трактата. Подобный трактат был бы не неуместен в приложении к настоящей книге, но вовсе не необходим при ней, тем больше, что в нашей оригинальной литературе если и не часты, то все же попадаются статьи, посвященные критике идей Спенсера; укажем на статью г. Н. Михайловского: «Что такое прогресс».

Предисловие автора к первому изданию.

Познаваемое. Изложение последних выводов, которые могут быть познаны в проявлениях абсолютного, т. е. высшие обобщения новейшей науки, истинные не только для одного порядка явлений, но и для всех порядков и могущие, поэтому, служить для объяснения всех порядков явлений.

Логика рассуждений требует приложения этих основных принципов к природе неорганической. Но я счел уместным не касаться этого обширного предмета, во-первых потому, что и по устранении его, мой план остается слишком широким, и во вторых потому, что объяснение органической природы по установленным мною началам гораздо важнее.

ПОЗНАВАЕМОЕ.

ПЕРВАЯ ГЛАВА. Определение философии.

§ 1. Мы убедились, что не можем знать скрытой сущности окружающего нас. Теперь представляется три вопроса: что ,есть предмет нашего знания? Как мы знаем его? В чем состоит высшая степень доступного нам знания? Мы признали невозможной философию, берущуюся определять бытие отдельно от того, чем оно представляется нам и поэтому должны сказать в чем состоит истинный предмет философии; наша задача не ограничивается определением его границ, но необходимо также обозначить все, заключенное в этих границах. В области, в которой безвыходно замкнут человеческий интёллект, мы должны определить продукты его, могущие носить имя философии.

Для достижения этой цели мы можем удобно пользоваться методом, какой употребляли раньше, выделяя элемент истины из Понятий, частью или почти совершенно ложных. В главе, посвященной Религии и Науке мы видели, что религиозные верования, как бы ложны не были они в частностях, тем не менее содержат в себе существенную истину и что по наибольшей вероятности истина эта обща всем им; здесь мы намерены показать. что ни одно. из понятий о философии, отвергнутых или еще живущих, не вполне ложно и что пункт, в котором все они истинны—есть тот самый, в котором все они согласны. Так что в этой второй части нам предстоит тоже самое, что и в первой. Мы должны сравнить все мнения одного порядка. отбросить в сторону, как взаимно уничтожающиеся, частные и конкретные элементы, производящие несогласие мнений. и рассмотреть то, что остается после исключения дисгармонирующих элементов; наконец—найти для этого остатка отвлеченное выражение, которое оставалось бы истинным во всех расходящихся видоизменениях.

§ 2. Оставим в стороне первобытные умозаключения. У греков, прежде чем понятие философии вообще выделилось из частных систем, учения были лишь гипотезами о всемирном принципе, составляющего сущность конкретных вещей. На вопрос: «каково это неизменное бытие, которого конкретные вещи суть лишь изменяющиеся состояния —с различных сторон отвечали:. <Вода, Воздух, Огонь». После того. как были предложены эти гипотезы, предназначавшиеся для объяснения всего сущего. мог Пифагор определить Философию как знание, не имеющее практического приложения, как <знание вещей нематериальных и вечных». Для него причиной материального бытия вещей было число. Затем мыслители потребовали от философии законченного истолкования вселенной, которое они считали возможным, все равно достигали ли они его действительно или нет. Позднее умозрение приняло другое направление; скептики пошатнули веру людей, считавших возможным приобрести это знание трансцендентного. Последствием было гораздо более скромное определение философии. У Сократа и, особенно. у стоиков она была лишь теорией справедливости; задачей её было давать правила частного и общественного поведения. Это не значит, что правила поведения, составлявшие для последних греческих философов предмет философии, соответствовали тому, что понималось под поведением массой. Предписания Зенона имели очень мало общего с теми, которые управляли людьми с древнейших времен в их поступках, жертвах и обычаях и более или менее санкционировались религией; это были правила действия без всякого приложения к времени, людям и обстоятельствам. В чем же общий элемент различных несходных понятий древних о философии? Ясно, что черта, общая первому и второму из этих понятий в том, что в области своих изысканий философия преследует широкие и крупные истины, которые она отличает от бесчисленных частных истин, открывающихся в видимости вещей и действий.

Сравнивая между собой понятия о Философии в новейшие времена, мы приходим к тону же результату. Ученики Шеллинга.

Фихте и Гегеля единогласно поднимают на смех доктрину, носящую этот титул в Англии. Не без основания смеются, они со слов «философские орудия» и отказываются признать за философскими умозрениями право на это название. В ответ англичане могли бы опровергнуть фантастическую философию немецких школ; они утверждают, что раз мы не можем подняться выше сознания, то подтверждает ли сознание существование чего-то вне его или не подтверждает, все равно—оно не может никаким образом познать этого чего-то и следовательно, раз философия выдает себя за онтологию—она ложна. Эти две системы разрушают друг друга в большей своей части. Критикуя немцев, англичане вычеркивают из философии все, что считают абсолютным знанием. Критикуя англичан, немцы молчаливо предполагают, что, если философия сводится к относительному, ей нечего делать с тем изображением относительного, которое показывают дам математические формулы, объяснения физика, анализы химика, описания вида и отчеты о физиологических опытах. Что же есть общего между слишком широким понятием немцев и тем, какое принимается английскими учеными; понятие последних, без сомнения, узко и грубо, но не настолько узко и грубо, как то можно предположить на основании смысла, какой они придают философским терминам. Общего в этих двух понятиях то, что ни англичане ни немцы не прилагают слова философия к знанию, лишенному всякой систематической связи, не координированному с другими. Ученый, отдавшийся самой узенькой специальности, не назовет философским такого исследования, которое, исключительно ограничившись подробностями, показывает, что автор его чужд мысли об отношении этих подробностей к более широким истинам.

Можно придать большую точность неопределенной еще идее этой общей почвы, на которой сходятся различные понятия о философии. сравнивши систему, носящую в Англии имя естественной философии с развитой её формой, известной под именем положительной философии. Хотя Огюст Конт и допускает, что обе эти системы состоят из знаний в сущности тождественных. тем не менее ему достаточно было придать этим знаниям более связную форму, чтобы придать его системе более философский характер. Не касаясь вопроса об истинности предложенной им системы координаций, необходимо признать, что уже одним тем, что создал эту систему, он дал сорганизованному им знанию больше прав на имя философии, чем имеет на него группа знания, сравнительна лишенная организации, которую называют естественной философией.

Указанный выше вывод получается, если противопоставить друг другу или общему, составляемому ими, каждое из подразделений или частных форм философии. Нравственная философия и философия политическая сходствуют с философией вообще по широте их рассуждений и заключений. Хотя в нравственной философии мы рассматриваем человеческие действия как худые или хорошие, тем не менее мы не включаем сюда частных правил поведения с детьми или за столом или в делах; хотя политическая философия имеет предметом поведение людей в их отношениях к обществу, тем не менее она не занимается ни способами избирательства, ни подробностями администрации. Та и другая рассматривают частные случаи лишь как примеры, объясняющие более широкие истины.

§ 3. Таким образом каждое из этих понятий о философии включает в себе предположение, что есть способ познавать вещи более полно, чем они познаются путем простых опытов, механически нагромождаемых в памяти или собираемых в энциклопедиях. Если расходились и до сих пор еще сильно расходятся в определении величины той сферы, которую должна заполнить философия, то все согласны, хоть и не открыто все, давать имя философии лишь знанию превосходящему обыденное. По исключении из этих понятий всех дисгармонирующих элементов, остается общий им всем элемент, состоящий в признании, что философия есть знание наивысшей общности. Это именно выражается тем, что вводят в область философии Бога, Природу, Человека или тем, что разделяют философию на теологию, физику, этику и пр. Ибо то, что составляет характерную черту рода, заключающего в себе названные подроды, должно быть более обще чем то. что отличает подроды между собою.

Какие формы дадим мы этому понятию? Разум познает лишь относительное. Сохраняя сознание о чем-то, скрытом за явлениями, мы отвергли, как ребячество, всякую мысль узнать что либо об чем-то и, таким образом, изгнали философию из большей половины той области, которую прежде считали принадлежащей ей. То, что остается ей, занято наукой. Наука имеет предметом сосуществования и смены явлений; она группирует их для образования, сначала, простых обобщений первой степени и постепенно подымается к наивысшим и наиширочайшим. Но что же в таком случае остается для философии?

Вот что: имя философии может быть дано знанию самой высшей общности, Наукой обозначается просто группа частных наук; она есть ничто иное, как сумма знаний, сложенных вместе и ничего не говорит нам о знании, вытекающем из слияния частных наук в одно целое. В общепринятом определении наука состоит из истин более или менее изолированных и не подразумевает их интеграции. Пример объяснит в чем тут разница.

Когда мы относим течение воды в реке к той же причине, которая заставляет камень падать на землю, мы формулируем положение верное для целого ряда фактов, принадлежащего известному отделу науки. Далее, если для объяснения движения в направлении почти горизонтальном, мы ссылаемся на закон, гласящий, что жидкости под влиянием механических сил, оказывают равное давление во все стороны, мы формулируем факт более широкий, содержащий в себе научное толкование большого числа явлений, как то—фонтана, гидравлического пресса, паровой машины, пневматической. Далее, когда это положение, касающееся лишь динамики жидкостей, поглощается понятием общей динамики, заключающей в себе законы движения как твердых, так и жидких тел, мы приходим к высшему принципу, но все еще целиком принадлежащему науке. Когда мы знаем лишь птиц и млекопитающих — мы предполагаем, что все животные, дышащие воздухом, теплокровны; потом, познакомившись с гадами, дышащими также воздухом, но температура крови которых немного выше окружающей, мы с большей близостью к истине утверждаем, что животные, при равенстве объемов, имеют температуру крови пропорциональную количествам вдыхаемого воздуха. И, наконец, вспомнивши о некоторых больших рыбах, сохраняющих в себе температуру выше температуры воды, в которой плавают, подправляем наше обобщение и говорим что температура варьирует сообразно степени окисления крови. Позже, изменяя наше положение в ответ на новые возражения, мы в конце кондов приходим к утверждению, что искомое отношение существует между количеством теплоты и количеством молекулярных изменений. Мы прошли ряд научных истин все более и более широких и в конце пришли к истине чисто-научной. Если, руководимые коммерческим опытом, мы придем к заключению, что цены подымаются когда спрос превышает предложение, что продукты вывозятся из мест, в которых они изобилуют в места, скудные ими и что производства различных стран первее всего определяются выгодностью их; если, рассматривая эти обобщения политической экономии мы отнесем их к принципу, что каждый человек ищет удовлетворения своим желаниям средствами, требующими наименьших усилий, принципу, управляющему индивидуальными действиями, по отношению к которым все великие общественные явления, ценность, торговля, промышленность—лишь производные, устанавливая все эти положения—мы имеем дело лишь с научными истинами.

Когда же мы придем к философии? Сделавши еще шаг дальше. Покуда известны научные истины в отдельности, покуда на них смотрят, как на независимые, нельзя, не нарушая строгого смысла слова, назвать философской самую широкую из них. Но когда, сведши их одну к простой механической аксиоме, другую—к принципу молекулярной физики, третью—к социологическому закону, мы станем все их рассматривать, как соотносящиеся части одной конечной истины, то придем к такому знанию, которое будет философским в строгом смысле этого слова.

Истины философии так же относятся к высшим научным истинам, как эти последние—к научным истинам низшего порядка. Таким же образом, как каждое из высших обобщений обнимает и утверждает низшие обобщения своего отдела, обобщения философии обнимают и утверждают обобщения науки. Философия, следовательно, есть знание диаметрально противоположное тому, какое дает нам опыт, собирающий факты. Это конечный продукт действия, начинающегося простым собиранием сухих наблюдений, продолжающегося выработкой более широких и свободных от частностей положений и приводящего к положениям всеобщим. Давая определению философии самую простую и ясную форму, мы скажем: знание низшего порядка есть знание необъединенное; наука—знание отчасти объединенное; философия—знание вполне объединенное.

§ 4. Такой смысл должны мы дать слову философия, если хотим употреблять его. Принимая это определение—мы принимаем все, что есть общего в понятиях о философии древних и новых мыслителей и отбрасываем все элементы, производящие разногласие этих понятий или выходящие из границ человеческого знания. Коротко говоря, мы ограничиваемся приданием слову этому точного смысла, выяснявшегося постепенно.

С этой точки зрения философия является в двух различных формах, которыми можно заниматься в отдельности каждой. Она может иметь предметом всеобщие истины: частные истины, на которые она ссылается, служат лишь для подтверждения и уяснения всеобщих. Она может также, исходя из всеобщих истин, как из установленных начал, прилагаться к истолкованию частных истин при помощи всеобщих. В обоих случаях мы имеем дело со всеобщими истинами; но в одном из них— они играют роль пассивную, в другом же—активную; в одном—-они суть продукты, в другом—-орудия знания. Мы можем различать философию общую и философию частную.

Вторая часть этой книги посвящена общей философии. Частная же, разделенная на отделы соответственно характеру явлений, составляющих её объект, будет предметом следующих томов (т. е. «Биологии*, «Психологии*, «Социологии» и т. д.).

ГЛАВА ВТОРАЯ. Данные философии.

§ 5. Каждая мысль предполагает систему мыслей и, будучи отделена от своих соотносительных, перестает существовать. Точно так же, как мы не можем выделить один какой либо орган из тела и рассматривать его, как имеющий независимое существование, не можем мы выделить из системы наших мыслей одну какую-нибудь и изучать ее, как отдельно существующую. Развитие организма из аморфной бластемы зародыша есть специализация частей, различие между которыми увеличивается по мере увеличения их сложности. Каждая из них становится органом, обладающим известными отличиями не иначе, как под условием связи с другими, которые превращаются в различные органы единовременно с нею. Точно так же развитой интеллект может образоваться из бесформенного материала сознания не иначе, как способом, при котором мысли, приобретая законченную форму, соединяются между собою связью зависимости, известными соотношениями, разрушение которых ведет к уничтожению их. Вследствие незнания этой важной истины мыслители брали, обыкновенно, за исходную точку одно какое либо данное или несколько, якобы простых данных, думали, что не допускают ничего. кроме этих данных и пользовались ими для доказательства или опровержения положений, которые скрытым образом и бессознательно были уже признаны в то время, как другие признавались сознательно.

Такое рассуждение, идущее по собственным следам, производится неверным употреблением слов. но не тем, о котором столько говорилось. не изменением смысла слов или приложением их к чуждым понятиям, что является источником стольких заблуждений—но вследствие другого, более важного и менее очевидного порока. Он состоит в том, что рассматривается лишь идея, прямо указываемая словом, и упускаются из виду многочисленные идеи, непрямо указываемые этим словом. На том основании, что сказанное или написанное слово может быть отделено от других слов, ошибочно предполагается, что и вещь, обозначаемая этим словом может отделяться от других вещей, обозначаемых другими словами. Это заблуждение более глубоко и открыть его труднее; оно подобно заблуждению, сбивавшему с пути греческих мыслителей, признававших внутреннюю связь между символом и символизируемой вещью. Хотя теперь и не допускают, чтобы связь эта шла так далеко, как думали некогда, но все еще допускают, что так как символ отделим от других символов и может быть рассматриваем, как отдельно и независимо существующий, то и символизируемое понятие может быть так же точно отделено и так же рассматриваемо. Одного примера достаточно, чтоб показать до какой степени заблуждение это способно вредить выводам человека, страдающего им. Скептический метафизик, желающий придать своему рассуждению возможную силу, говорит себе «я признаю вот это—и больше ничего». Но не существует ли молчаливых предположений, нераздельных от высказываемых? Самым определением своим метафизик утверждает, что есть еще нечто, что он мог бы признать. В самом деле, нельзя мыслить единственное, не мысля соотносительного двойственного или множественного. В то самое время, когда он полагает себе границы, он допускает вокруг себя много вещей, о которых думает —будто отвергает их. Более того, прежде чем приступить к делу, он уже дает определение того, что предполагает. Нет ли чего то невыражаемого в мысли о какой либо вещи? Есть понятие чего-то, не допускающее определения; как и раньше, есть понятие другого существования. Но это не все. Определять вещь, обозначать её границы—это предполагает понятие границы, а нельзя мыслит границы, не мысля количества, протяжения, продолжительности или степени. Кроме того, определение невозможно если в него не входит понятие различия; а различие не только немыслимо без двух различествующих вещей, но и включает в себе понятие еще других различий, ибо иначе общее понятие различия было невозможно. И это еще не все. Как я уже показал раньше, всякая идея включает в себе повяге сходства: признаваемая вещь абсолютно не может быть познана, как единая; она может быть познана в своей иринадлежности к тому иди другому роду, как скассифицированная с другими вещами на основании их общих признаков. Таким обраэом. рядом с единственным признанным данным мы тайно допустили много других —кроме признапнаго—другое бытге, количесмво, чи• сло, ираницу, различие, сходство, род, признакь. Не говоря о многих других данных, которые мог бы открыть нам подробный анализ, в полученных непризнанных постулатах мы видим начертание общей теории, которой аргумент метафизика не может ни доказать, ни опровергнуть. Добавьте к этому, что он будет истолковывать свой символ на каждом шагу. придавая ему полное его значение, со всеми дополнительными понятиями, какие он включает в себе—и вы увидите, что уже в самых посылках признается принцип, который должев быть признан, или отвергнут в заключении.

Какой же путь возможен для философии? Развитой интеллект состоит из организованных и связанных понятий, отделаться от которых не может и без которых так же не может двинуться с места, как тело, лииииенное членов. Каким образом философствующий интеллект может дать себе отчет об этих понятиях и определить их верность яли неверность. Есть один только путь. Необходимо допустить как времеино истинные, такие из этих понятий, которые существенны и не могут быть отделены от остального, не разрушая самого разума. Основные, существенно необходимые для мысли цонятия должны быть временно признаны как неоспоримыя; забота оправдать эти гипотезы возлагается на заключительные выводы.

§ 6. Каким образом выводы могут оправдать их? Как они _>оправдывают всякую другую гипотезу, констатируя, что все заключения, какие можно вывести из нея, оогласуются с прямым опытом, указывая на согласие этих заключеяий с другями. Есть один лишь способ доказать справедливость убеждения. показавши, что оно согласуется со всеми другими нашими убеждениями. Если мы предполагаем, что известное тело, имеющее йзвестный цвет и блеск есть вещество, называемое золотом, то какое средство доказать верность этого предположения? Мы представляем себе другие известные впечатления, проиэводимые на нас золотом и смотрим —производит ли и эта масса при И8вестных условиях подобные же впечатления. Мы припоминаем, что золото ямеет значительный удельный вес, взвесивши изучаемое тело, мы находим, что вес его по отношению к объему велик, мы смотрим на согласие впечатления, воспроизведенного в уме с впечатлением полученным при опыте, как на новое доказательство, что тело это есть золото. Нужны ли еще доказательства? Мы сравниваем известные другие возсозданные в уме действия и другими реальными. Мы знаем, что золото отличается от большинства металлов тем, что нерастворимо в азотной кислоте и представляем себе, что капля её, положенная на поверхность этого тяжелого, желтого и блестящого тела, не производит на ней разрушения; если, капнувши азотной кислотой на испытуемый кусок, мы не замечаем кипения и изменения поверхности, то смотрим на такое совпадение факта, предвиденного с совершившимся, как на новое основание полагать, что наше тело есть золото. Если, равным образом, большая ковкость золота кажется нам равной ковкости этого тела, если, как и золото, оно плавится приблизительно при 2,000 градусов, если во всевозможных положениях оно является таким же, каким являетея в таких же случаях золото, убеждеигие что наше вещество есть золото достигает наибольшей степени достоверности. Мы знаем в самом строгом смысле слова знат, что это вещество золото. Как мы видим на этом примере, все, что мы знаем о золоте, есть лишь восприятие онределенной группы впечатлений, представляющих определенные отношения и получаемых нами при определенньих условиях; и если в текущем опыте впечатления, отношения и условия. в совершенстве совпадают с впечатлениями, отношениями и условиями прошлых опытов, зяание наше имеет наивысшую достоверность, какую только можеть иметь. Обобщая это положение, скажем, что гипотезы, включая оюда и самые простые, образуемые нами каждый раз, как мы познаем предметы, оправдываются, когда мы находим полное совпадение между образующими их состояниями сознания и известнымн другими состояниями, воспроизведенными в разуме или в ощущении или же в том и другом; для нас возможно одно лишь знание—состоящее в сознании таких совиадений и. не-совпадений.

Следовательно философия, принужденная образовать основные предположения, без которых невозможна мысль, может поверять их —показывая их согласие со всеми другими утверждениямн сознания. Так как для нас недостижимо знание всего, выходящого из пределов относительного, то высшая истина не может быть для нас ничем больше, как совершенным совпадением во всей области нашего опыта, представлений, называемых идеальными с теми, которые мы называем реальными. Бсли мы открываем, что известное положение неверно, то просто хотивгь сказать этим, что открыли несходство между тем, чего ожидали и тем, что произошло—и только. Заключения, в которых не замечается подобных несходств, необходимо должны быть признаны вполне истинными.

Мы видим ясно, что так как исходной точкей должны быть эти основные понятия, истинность которых временно допускается, т. е. допускается временно их согласие со всеми другими утверждениями сознания, то доказательство или опровержение этого согласия становятся предметом философии и что доказательетво полного согласия означает полное объединение знания, цель философии.

§ 7. Каково же этоданное или, вернее, эти данные, без которых не может обойтись философия? Ясно, что сейчас формулированное положение включает в себе перво-основное даиное. Невысказанно мы уже предположили и продолжаем предполагать, что совпадения и несовпадения сущеетвуют и могут быть познаваемы намн. Мы не можем не принять истины, утверждаемой сознанием, когда она объявляет нам, что суестщвуют известные явления, сходствующия и другич—несходствующия. Если сознание—некомпетентный судья схожести и несхожести явлений, то невозможно установить согласия, открываемого во всех наших знаниях и составляющого филооофию; еще менее возможно установить не-согласие, которым одним можно доказать ложность философской или иной гипотезы.

Мы еще яснее увидим невозможность прийти к кацой либо уверенности или к сомнению без принятия этих данных, если заметим как, на каждом шагу нашего разеуждения, мы всюду и всегда. допускаем их. Сказать, что все вещи известной категории характеризуются известным признаком —значит сказать, что все вещи, известные как сходствующия в различных признаках. обозначаемых общим именем, сходсмвуют и в частном признаке, о котором идет речь. Сказать, что известная вещь принадлежит к этой категории—значит сказать, что она сходствует со всеми другими в различных признаках, обозначаемых общим именем. Сказать, что эта вещь обладает частным признакок, о котором идет речь, значит, опять таки, сказат что в этом отношении она сходствует с другими. Наоборот, в утверждении, что признак, приписывавшийся этой вещи, не принадлежит ей, заключается невысказанное допущение, что вместо предполагавшегося сходства, существует несходство. Следовательно ни подтверждение, ни отрицание умственной теоремы, либо какой янбудь части её, яевозможно без допущония свидетельства сознания, утверждающого, что известные состояния либо сходствуют, либо различествуют. А отсюда опять следует, что так как объединенное знание, составляющее фнлософию, образуется из частей всеобще-согласуемых, так как философия имеет целью показать их всеобщую—согласуемость, мы должны признать, что действие, устанавливающее это всеобщее согласие, включая сюда все выводы и наблюдения, состоит в познании согласуемости.

Следовательно гипотеза существования согласуемости или несогласуемости раз об них свидетельствует сознание,—яеизбежна. Ни к чему не послужит, если мы станем вместе с Гамильтоном утверждать, что необходимо <пред-установять правдивость сознания, пока не будет показана его лживость». Нельзя доказать, что оно лживо в своем перво-основном акте, ибо, как мы видели, доказательство скрыто включает в себе усугубленное признание этого перво-основного действия. Более того, доказываемое не может быть выражено без того, чтобы не было сделано допущенив верности этого перво-основного действия, так как ложь и правда становятся тождественными, если мы не примем свидетельегва сознания, утверждающого их различие. Без принятия его результаты его единовременно исчезают.

Без сомнения, часто можно доказать, что состояния сознания. на основании внимательного сравнения—считавшиеся подобными, в действительности различествуют; или, что считавшиеся различными, в действительности сходствуют. Но как доказывается это? Единственно посредством еще более внимательного сравнения, прямого или косвенного. И что заключает в себе принятие проверенного заключения? Только то, что обдуманный приговор сознания предпочтительнее необдуманнаго—или, говоря точнее, что переживающее проверку понятие сходства или различия должно быть допущено на место понятия не пёреживающого её; это переживание состоит в признании понятия.

Мы дошли теперь до самой сути нашего предмета. Долговечность понятия сходства или различия есть главная гарантия, на которой мы основываем утверждение о существовании сходства илн различия; в самом деле, под существованием сходства или разлиичия мы понимаем нлчто иное, как долговечное понятие наше о нем. Говорить, что существует согласуемость или несо^пласуемость— это просто свойственная нам манера говорить, что мы имеем неизменное понятие согласуемости вместе с понятием сравниваемых в^щей. 0 самом существовании мыничего другого не знаем, кроме постоянного его проямения.

§ 8. Но философия провозглашает более конкретное данное. Недостаточно признать, что известное основное диъйствие мысли неоспоримо, необходимо признать бесспорным некоторый продукт мысли, достигнутый действием. Ес,ли философия есть вполне объединенное знание и если объединение знания не может производиться иначе, как через доказательство, что некоторое заключительное положение обнимает и утверждает все результаты опыта, то ясно, что это заключительное положение, согласуемость которого со всеми другими, требуется показать, должно представлять часть знания, a вовсе не то, что производит верность знания. Мы допустили правдивость сознания и должны, кроме того, допустить правдивость некогорого данного сознания.

Каков должен быть этот продукт? Не должен ли ов формулировать самого широкого и важного порядка, представляемого вещами? Не должен ли он формулировать самые общия сходства и несходства? Заключительяый прйнцип, долженствующий объединить все опытное знание, должен быть так же широк, как и весь опыт; он не должен ограничиться опытом одного или нескольких разрядов, но должен лрилагаться ко всеобщему опыту. Данное, служащее основанием философии, должно быть утверждением такого сходства или такого различия. которому все другие сходства или все другие различия были-бы подчинены. Если знать значит классифицировать или группировать подобное н разделять несходное и если объединение знания нроизводится поглощением низпшх разрядов сходных опытов —в порядках более широких и последних —в еще более широких, то необходимо, чтобы предложение, создающее единство знания, специализировало противуположность двух конечных разрядов опыта, в которых расплываются все другие разряды.

Посмотрим теперь—что это за разряды. Проводя между ними разграничителъную линию, мы не можем избежать употребления слов, которые косвенно выражают больше того, на что указывает их прямой смысл. Мы не можем обойтись без понятий* заключающих в себе в невысказанном виде те самые одределения, которые должны быть установлены анализом. Не будем забывать этого; но все, чтомы можем сделать—еграничивается стараньем не принимать во внимание побочного значения слов и прннимать дишь то, что прямо выражается ими.

§ 9. Если мы приймем за исходную точку заключение, к которому пришли раньше, что все познаваемые нами вещи суть проявления непознаваемого и если на сколько возможно устраним всякую мысль о чем-то, скрытом за тем или другим порядком этих проявлений, то увидим, что проявления эти, рассматриваемые как такия, могут быть разделены на два больших разряда,— ощущенгй и понятий. То, что косвенно выражают эти слова, может вредить рассуждению тех, кто их употребляет,—и хотя можно было бы цользоваться ими лишь для обозначения различия порядков, но еще лучше—избегать опасности, допущения непроверенных гипотеа, неизбежного при их употреблении. Термин чувсмвованъе, употребляшый обыкновенно как синоним ощущеяш, также заключает в себе в скрытом виде признание известных психологических теорий и, если не открыто, то иолча предполагает чувотвующий организм и нечто, воздействующее ца него; нельзя употреблять его не вводя в мысль этих иостулатов и не воплощая их в заключении. Равным образом выраакение состояиие сознапгя, употребляемое для обозначения ощущений и понятий. не выдерживает критики. Так как мы не можем мыслить состояния, не мысля чего-то, находящимся в этом состоянии и способныи иметь несколько состояний, то очевидно, что слова эти заключают в себе цредвосхищенный вывод, бесформенную еще метафизическую сиетему. Приняв неизбежный постулат, что проявления доказывают бытие проявляющегося, мы должны, по крайней мере избегать всякого другого, невысказываемого постулата. Мы не можем, без сомнения, вычеркнуть из ума других скрытых предположений, ни вести рассуждения без молчаливого допущения их, но мы можем в известной мере устранить их из терминов, в которых начинаем рассуждение. Мы достигаем этого, разделяя проявления на сильные и слабые. Рассмотрим отличия, разделяющия их.

Сначала несколько слов о самом видном отличии, скрытом в этих противуположных словах. Проявления, составляющия группу восприятия (мы должны на сколько возможно устранять от всякой гипотезы группу, носящую этоимя и рассматривать ее лишь, как группу явлений) обыкновенно гораздо яснее выражвны, чем проявления, составляющия группы размышления, памяти, воображения или идеации. Часто даже весьма живые проявления ничтожно разлцчаются от слабых. Когда почти совсем темно, мы не всегда можем решить, принадлежит ли известное проявление к разряду слабых или, как мы выражаемся, видим ли мы действитаиьно нечто или нам только воображается оно. Точдо также иногда очень трудно решить, в случае очень слабого звука, действительно ли мы его слышим или же воображаем только, будто <мышим. Но такие исключительные случаи весьма редки в сравнении с огромным количеством таких, когда живые, сильные проявления отличаются от слабых с определенностью, не допускающей ошибки. Обратно, время от времени случается (хотя при условиях, которые, ддя лучшого различения мы назовем анормальными), что слабые проявления становятся так сильны, что могут быть приняты за живые. У помешанного идейные феномены слуха и зрения приобретают такую напряженность, что причисляются к порядку чувственных феноменов слуха и зрения. Я употребляю здесь слова идейный (идеальный) и чувсмвенный (реальный) имея в виду лишь занимающее нас здесь различие. Подобные случаи иллюзии—мы можем назвать их так —представляют столь ничтожную величину в сравнении с огромным количеством фактов, что мы имееагь право не принимать их в рассчет и утверждат, что относительная слабость этих проявлений второразрядных выражена так резко, что мы никогда не сомневаемся в непринадлежности их к первому разряду. Если мы и допустим в некоторых исключительных случаях возможность сомнения, мы тем самым допускаем, что имеем другие средства определит, к какому порядку принадлежит данное частное проявление, буде отсутствует критериум относительной силы.

В нашем опытном познании проявления разряда сильных нредшествуют по вревсени проявлениям порядка слабых или, употребляя вышеуказанные выражения, понятие есть слабое и несовершенное повторение самостоятельного ощущейия. В хронологическом норядке впереди идут полученные впечатления из разряда сильных и только затем может иметь место соответствующее воспроизведенное впечатление из разряда слабых. Всеобщий опыт учит нас, что лишь после получения живых впечатлений, которые мы называем такими-то местностями, такими-то людьми, такими-го вещами, можем мы иметь слабые впечатления, называемые нами воспоминанием мест, людей, вещей, но что прежде мы этих последних не можем иметь; это еще не все: всеобщий опыт учит нас, что пока мы не вкусим известных веществ и не понюхаем известных запахов, мы не можем иметь тех слабых впечатлений, которые называем понятием о их вкусах и запахах; кроме того мы знаем, что когда известные порядки живых впечатлений устранены (как например впечатления зрительные у слепого и слуховые у глухаго), то никогда не воспроизводятся и соответствующия им слабые. Правда, в известных случаях слабые впечатления предшествуют сильнъш. То, что мы называем понятием машины, может повести за собой живое впечатление, соответствующее ему, впечатление от настояшей машины. Но, во первых, произведение живого впечатления после слабого не может быть поетавлено в аналогию с произведением слабого после живого, оно не следует за последним самостоятельно, как понятие за ощущением. Во вторых, хотя слабое впечатление подобного рода может явиться прежде соответствующого ему живого, это не верно для составляющих их элементов. Без предварительных живых впечатлений колес, поршней, шатунов, изобретатель не мог бы иметь никакого слабого впечатдевия нюой машины. Таквя ^бразом произведеяие слабых впечатлений делаетея возшжным через произведения живых. Их разлячает то, что живое есть незавясимое, а слабое завиоигмое.

Эти два равряда проявлений образуюгь два параллельных ряда—нли лучше назовем их не рядами, так как слово это яаводит на мыель о линейнвм расположении. но двумя гетерогенными течешями или шеетвиями. Они текут бок о бок; каждое иэ них то оъуживается, то расширяется, то гроэигь подавить ювоего соседа, то ему угрожает подавление, но никогда не вытесниет другого из общаге русла. Рассмотрим внимательно взаимодействия зтих двугь петоков. В периоды, которые мы называем периодами нашего деятельного еветояния, преобладают живые проявления. Мы единовременв© получаем массу разнообразных пред«тавлешй, множество зрительных ощущений, более или менее мноточислениых звуков, ощущений сопротивления, вкуса, залаха etc.; одне группы изменяютея, друтия временно остаются неподвижными, ио изменяются, когда мы приходим в движение; если мы сравниваем по величине и яркости эту гетерогенную смесь живых впечатлений с параллельдой смесью слабыхь, последния кажутся нам яичтожныии. Тем не менее они никогда не исчезают. Всегда, рядом е живыии проявлениями, даже когда они наиболее преобладают, анализ открывает цепь понятий и истолкований. «еоставляемых слабыми влечатлениями. Если полагают, что оглушительный взрыв или жестокая боль могут на минуту подавить всякое понятие, те неебходимо также допустить, что яельзя непосредственно узнать еб этом, потому, что в отсутствии всякого понятия невозяожен акт познания. С другой стороны, когда после известных жнвых проявлений мы вызываем этот акт, закрывая глаза, уетраняяеь от живых вдечатлений давления, звука etc., «лабые проявления берут неревес. Гетерогенный, вечно изменяющийея потак слабых вдечатлений, не будучи более замаскирован потоком живмх, об^значается более ярко и кажется, будто в свою очередь хочет ишдавить противуположный ему ток. Но впродолжеше акта, называемого сознанием, цоток сильных впечатлений, хотя и ежатый, не прекраицается: давледие и такт не исчезают вполне. Лишь в еостоянии бессознательности, которое мы называем еном, живмя внечатленш перестают различаться, жак такия, и их мест© занимают слабые, действующия на нас, как живые. .Мы даже не знаем ничего об этой узюрпацш до тех пор, пока, пробудившйсь, нв воэвращаемся к воечатлежшвсь. живым: мы можем заключить об отсутствии во сне живых вишчатлений лцшь в момент возращения их н, еледоватеиьно_г ннкогда яе можевсь знать прямо об ах отсутствии. Таким обравом каждый из этих сложных и параллельных рядов проявиений сохракяет свою неирерывность. Протекая бок о бок, эти потоки стремятся один другого исключить, но нет мгновения, о котором можно было бы сказать, что один из цих, в такомъ-то месте и в такое-то время прекратил движение другого.

Кроме этой рядовой связи течений, существует частная свяеь живых впечатлений с живыми и слабых с слабыми. Элементьг ряда живых соединены связью еосуществования и сопоследования; элементы ряда слабых соединены таким же образом. Соединение в обоих случаях представляет, тем не менее разницу в степейи, разниду заметную и весьма важную. Рмзсмотрим ее. На известном пространстве, занимающем часть того, что называется полём зрения, свет, тени, цвета, очертания образуют рруппу; мы смотрим на них, как на признаки объекта и даем грушие известное имя. Пока эти соединенные живые проявления остаются пред н&ми, они неразделимы. Точно то же и с группами сосуществующими: каждая из них остается иа своем месте_у кан частное составляющее, и большинство из них сохраняет между еобою постоянные отношения. Существуют неспособные т> тому, что мы называем незавйсимым движением, существуют н епо^ собные к нему; тем не менее, представляя нам составляющия их проявления соединенными постоянной связью, они представляют эти-же проявления и соединенными с другими связью измеочивой. Еели после известных живых проявлений иш вызовем перемену условий восприятия и поеле этого ироизойдет . изменение в отношениях живых проявлений, боставляющих какую либо группу, то за всем тем их связь сохраняется и мы не можем изолировать одну или несколько из них. Слабые проявления также имеют связь между ообою, но в большинетве случаев менее тееную. Когда я закрываю глаза, то могу представить себе, что предмет, находящийся теперь здесь, находится в ином меете или просто отсутствует. Когда я смотрю на голубую вазу—я не могу отделнть живого впечатления цвета от жнвого влечатления известной формы; но в отсутствии этих живых впечатлений я могу отделить слабое впечатление формы от впечатлешя голубого цвета и заменить последнее слабым воечатлением красного. И так во всем. Слабые впечатления имеют много соприкосновений между собою и тем не менее, они в большинстве случаев могут входить в новые сочетания. Можно даже сказать, что соединения слабых впечатлений индивидуальныхь вовсе не неразрушимы, подобно соединениям проявлений живых. Хотя рядом с слабым впечатлением давления всегда имеется слабое впечатление протяжения, тем не менее в часцности ни одно слабое впечатление протяжения не связано с частным слабым впечатлением давления. В ряду живых, индивидуальные проявления связаны между собой неразрывно, образуя большие группы; но в ряду слабых, проявления не связаны подобной неразрывной связью и в большинстве случаев легко вступают в новые сочетания. Единственные встречаемые здесь неразрывные свяаи—соединяиот известные родовые их формы.

Если элементы каждого из течений взаимно связаны между собою, то с элементами другого связь их незначительна. Или, выражаясь точнее, мы можем сказать, что поток живых проявлений течет обыкновенно ни в малейшей степени не возмущаемый пбтоком слабых и последний, хотя часто подвергающийся влиянию первого и в некоторой мере увлекаемый им, может тем не менее сохранять реальную независимость и скользит рядои с дервым, не смешиваясь с ним. Бросим взгляд на их взаимные отношения. Последовательные слабые проявления, составляющия мысль, бессильны в малейшей мере изменять сильные. Устранив частный отдел исключений, о котором речь впереди, иы должны признать, что живые проявления, постоянные или изменяющиеся, не претерпевают яикакого прямого влияния от слабых. Впечатления, которые я различаю, как элементы пейзажа, впечатления шума волн, свиста ветра, движения кареты и пешеходов ни в чем не испытывают влияния слабых, их сопровождающих и различаемых мною—как мои понятия. Наоборот, поток слабых проявлений всегда несколько возмущается потоком живых. Первый часто почти целиком состоит из слабых проявлений тесно соединенных с сильными и увлекаемых последниии по мер^ того, как они исчезают. Эти воспоминания, эти образы, как мы их называем, в соединении с вызывающими их живыми впечатлениями, составляют почти всю сумму проявлений. В другие минуты, когда мы, как говорится, поглощены мыслями, поток слабых впечатлений возмуидается лишь поверхностно. Живые впечатления увлекают с собою лишь небольшое число слабых необходимых для их познания; с каждым ощущением связаны известные понятия, истолковывающия нам эти ощущения. Но главная струя потока слабых проявлений не имеет никаких отношений с потоком живых; это—деятельность мечты, рассудка. Иногда в этом состоянии, когда как говорят, человек блуждает мечтой, поток слабых проявлений приобретает такую силу, что живые проявления перестаюгь возмущать его. Таким образом мы видим, что эти два параллельных ряда, в каждом из которых существуют связи частей в длину и в ширину, связавгы друг с другом весьма слабо. Ряд живых проявлений нечувствителен к давлению соседняго и хотя ряд слабых всегда, в некоторой мере возмущае^ся и даже бывает увлекаем первьш, тем не менее может обладать широкой самостоятельностью.

Необходимо рассмотреть еще одну капитальную черту отличия. Уоловия при которых возникают эти ряды проявлений различны, условия возникновения каждого из этих рядов —принадлежат этому именно ряду. Каждый раз, когда возможно подняться до антецедентов живых проявлений, мы видим, что это— живые проявления; и если нельзя сказать, чтобы все антецеденты слабых принадлежали к их же ряду, тем не менее существенные из них принадлежат к нему. Нет надобности распространяться в объяснении этого положения. Очевидно, что изменения, происходящия в воспринимаемых нами живых проявлениях, движения, звуки, изменения вида того, что мы называем окружающими нас предметами, либо следуют за живыми же проявлениями, либо мы не видим их антбцедентов. Тем не менее существуют живые проявления, возникающия при условиях, присущйх повидимому другому ряду. Проявления, которые мы называем видимыми цветами и формами предполагают открытые глаза. Но что значать открытые глаза на языке, к какому мы прибегаем здесь. Это буквально !юзникновение живых проявлений. Вызывающая их мысль открыть глаза, без сомнения, состоит из слабых проявлений, но процесс открывания глаз состоит из живых. Очевидно, что то же самое имеет место и по отношеяию к движению головы и глаз, вызывающему новые группы живых проявлений. То же самое имеет место и по отношению к живым проявлениям, которые мы называем чувством прикосновения и давления. Все иаменяющиеся живые проявления обусловливаются известными живьимн же проявлениями. носящнми название мышечных сокращений. Правда, условия послЕднйхъ-—суть проявления из ряда слабых, понятия мускульных движений, предшествующия самым движешям. Мы сталкиваемся здесь с запутанностью, происходящей оттого, что предмет, называемый нашнм телом — воспринимается нами, как группа живых проявлений, связанная специфичееки с проявлениями сдабыми—и это единственный случай, когда живые лроявления обусловливаются слабыми. Укажем здесь на исключения такого-же рода, представляемые эмоциями, исключения, лишь подтверждающия правило. В самом деле, еслн необходимо смотреть на эмоции, как на род жявых проявлений и если они могут быть производимы слабыми проявлениями, носящими название понятий, то, с другой стороны, не менее верно. что мы их помещаем в один разряд с слабыми. а не с живыми, как цвета, звуки, давления, запахи и пр.~на том основании, что условия их возникновения принадлежат к разряду слабых проявлений. Но, оставив в стороне специальные живые проявления. называемые мускульными сокращениями и эмоциями, относнмые обыкновенно в оообый отдел, мы обо всех других можем сказать, что условия их возникновения, как живых проявлений—суть живые проявления одного с ними разряда. В параллельном ряду мы открываем тотъ-же принцип. Хотя многия И8 слабых проявлений обусловливаются отчасти живыми, вызывающими воспоминания и производящимн заключения, тем не менее они главным образом обусловливаются антецедентами. принадлежащими к разряду слабых. Облако проходит мимо солнца: оно может произвести влияние на течение понятий, может и не произвести. Может возяикнуть заключение—что будет дождь, может н так случиться, что смена понятий будет продолжаться своим чередом, не уклоняясь въсторону; разница, очевидно, определяется условиями, которых надо искать в самих понятиях. Шиение, какое может произвести жнвое проявлеяие на возникновение слабых, зависит от предсуществования известных слабых. Если мы никогда не слыхали крика чайки и, не видя её—усльишим в первый раз этот крик, то в нас не возникнет понятие о птице. Нам стоит лишь вспомнить сколь разнообразные ряды мыслеГи соособно вызвать одно и то-же зрительное ощущение, чтобы пояять, до какой степени возникновение слабого проявления существенно эависит от других слабых проявлений, предшествовавших или сосуществующих.

Теперь мы приступаем к самому поразительному и, может быть, самому важному из различий, определяющвх два разряда проявлений; различие это находится в связи с только что рассмотренным, но для выгоды исследования—лучше отделвть его. Уеловия возникновения проявлений различных рядов отличаются нв только тем, чию каждая группа их, по скольку мы можем проеледить ее, принадлежит к известному разряду проявлений, к тому именно к какому принадлежат проявления, производимые ею; в этих условиях мы открываем более важную черту. Проявления из разряда слабых имеют антецеденты, которые можно открыть; можно заставить их возникнуть, вызвав условия их возникновения и заставить исчезнуть, вызвав иные условия. Но проявления из разряда живых возникают постоянно без предварительного возникновения их антецедентов и во многих случаях продолжаются или прерываются при известных или неизвестных условиях. откуда мы заключаем, что их условия вполне независимы от нашей воли. Ощущецие, называемое светом, прорезывает течение наших понятий так, что ничто не предупреждает об нем. Звуки, производимые труппой музыкантов, играющих на улице или звук разбиваемой в соседней комнате посуды, не связаны ни с одним иэ ранее существовавших проявлений из разряда ли слабых или сильных. Чаето подобные живые проявления, возникая вдруг, стремятся нарушить течение слабых, которое ни прямо, ни косвенно не вызывает их. Сильный удар сзади ест живое проявление, условий возникновения которого мы не открываем ни в живых ни в слабых проявлениях и уеловия продолжения которого связаны с живым скрытым от нас образом. Так что в то время, когда в ряду слабых проявлений условия их возникновения всегда могут быть наидены в предсуществовавших или сосуществующих проявлениях, в ряду живых условия вознякновения их часто отсутствуют.

Мы нашли резкие черты, в которых проявления одного из разрядов сходствуют нежду собой и отличаются от проявлений параллельного ряда. Перечислим в нескольких словах эти отличительные черты. Проявления одного разряда сильны, другаго— слабы. Проявления одного рааряда суть оригиналы в то время, как другаго—конии. Пврвые образуют собой гетерогенный рядъ

ялж, лучше сказать, течение не прерывающееся; вторые также обра^уют яараллельный непрерывный ряд или, выражаясь с строгоиР точностью, о прекращении которого мы не можем знать прямо. , Мроявления первого разряда связаны между собой не только по длине (« их емеяе), но и по ширине (в их сосуществовании); проявления второго разряда связаны между собой точно таким же -ебразом. Эти связи неразрушимы в первом разряде и, в большинстве случаев, леѴко нарупгаются во втором. В то время зсак единицы каждого из рядов, части каждого течения соединены между^«обой настолько прочно, что течение не может разделиться, юба течения, в действительности, протекая бок о бок, соединены между собой весьма слабо: большое течение живых проявлевий абсолютно нечувствительно к давлению течения слабых, поеледтй тожет почти изолироваться от первого. Условия, вызывакиция появление каждого из этих рядов сами принадлежат к этим рядам. каждое—к своему; но в то время, как в ряду слабых условия эти всегда на лицо, в ряду живых их «часто на лицо нет, находятся они некоторым образом вне течения. Семь отличительных признаков определяют таким образом два порядка проявлений и различают их один от другого.

§ 10. К чему приводит нас сказанное? Предшествующий анализ -начался с убеждения, что положения, допущенные как постулаты философии, должны установить -конечные разряды сход-ства и несходства, в которых поглощались бы все другие—и мы нашли, что все проявления непознаваемого разделяются на два таисих разряда. Чему соответствуеть такое разделение/

©чевидно—что разделению объекта и субъекма.Мы признаем зто различие, еамое глубокое из всех проявлений непознаваемого, группируя эти проявления в я и пе-я. Слабые проЛвления составляют вепрерывное целое, отличное от другого по качеству, количеству, ‘способу соединения и условиям существования своих частей; мы называем его я. Живые проявления, неразрывно соединенные в большия труппы с независимыми условиями суще•етвования, мы называем общим именем не я. Еще вернее будет «сказать, что -каждый разряд проявлений неизбежно предполагает проявляющуюся в нем силу употребляя слова я и не—я, мы хотим обозначить—первым силу, проявляющуюся в слабых фораиах, а вторым —«силу, проявляющуюся в живых формах.

Мы видим, что понятия эти, принявшие определенеый образ и получившие имя, не происходят из какого либо неведомого _в источника, но объясняются основным и безапелляционным закоеом мысли. Интуиция сходства и различия основывается единственно на своей неустранимости; против нея бессилен скептяцизм, так как без неё—сам од невозможен. Первоосновное различие я и не-я есть аккумулированный результат неустранимой интуиции сходств и различий в проявлениях. Я готов сказать даже, что мысль состоит в действии, каждую минуту цриводящем нас к отнесению одних проявлений к одиому разряду, с которым у них столько то общих признаков. и других —къ^другому, с которым они имеют столько же общих цризнаков. Эти раепределяющия действия, повторяясь мириады раз —порождают мириады ассоциаций каждого проявления е проявлениями его разряда и таким путем произьодят объединение членов каждого из разрядов и отделение их оть членов другого.

Строго выражаясь, разделение и объединение проявлений в два несходных разряда, большею частью происходит саиопроизвольно и предшествует всякому обдуманному суждению, хотя обдуманные суждения, возникая, и признают его еуществование. Ибо проявления каждого разряда не объединяются простым способом, каким мы группируем их в качестве > индивидуальных объектов какого либо разряда, но, как мы видели_у представляют более тесное соединение, обусловленное их взаимньши связями. Эго связное объединение сказывается раньше, чем имеет место какой либо акт сознательной классификации. Так что в действительности эти два противуположных ряда проявлений в самом существенном самопроизвольно разделяются и объединяются. Члены каждого ряда,*тесно соединяясь между собой и отграннчиваясь от противуположных им, сами образують те объединенные целые, которые составляют объект и субъект. Эю самопроизвольное объединение прндает организованным целым проявлений—индивидуальный характер, каким они обладают как целые, и создает основное различие между ними, стоящее выше критики; разделение уже совершено, суждение может лишь подтвердить его_у внося в их разряды проявления, недостаточно определенно связанные с подобными им.

Есть еще акт суждения, позже беспрестанно ловторяющийся и укрепляющий это основное противуположение_у давая большой простор одному из его члеиов. Мы не нерестаем узаавать, что условия возникьювенш слабых проявлений всегда ка лицо, но часть нельзя открыть условий возникновения сильных. Мы не перестаем, узнавать, что живые проявления антецедентов, которых мы не открываем, подобны живым проявлениям, предшествовавшиигь н. имевшим антецеденты. Из соединения этих двух опытов проистекает неотразимое убеждение, что условия возникновения некоторых живых проявлений существуют вне течения живых нроявлений, то есть как потенциальные живые проявления способные стать актуальными. Мы имеем также смутное сознание безконачно болыьюй области какой-то силы или какого то бытия, й&только отделеняой от течения слабых проявлений. составляющих наше я, но также стоящей или стоящого вне течения живых проявлений_г составляющих непосредственно-познаваемую часть не я.

§ 11. Дабы не выйти из границ небольшого пространства_г которым я располагал, я весьма неполно, обходя возражения и обходяс^ без нужных объяснений, указал на сущность и оправдание первоосновного положения, в котором нуждается философия. как в точке исхода. Я мог бы уверенно допустить эту заключительную^#истину; общее сознание подтверждает ее, каждый шаг науки подразумевает ее и ни один метафизик не мог на мгновение изгнать ее из сознания. Исходя из постулата, что проявление непознаваемого разделяются на два аггрегата, составляющих — один —мир сознания, а друюй—мир вне сознания, я мог бы доказать истину его—согласием его со всеии результатами прямого и косвенного опыга. Но так как все следуюидее опирается на этот постулат, то я счел полезным изложить вкратце его доказательства, дабы предупредить критику. Мне было желательно показать, что это основное понятие ни призрачно, как утверждают идёалисты, ни сомнительно, как полагают скептики, ни необъяснимо, как думают реалиеты, но представляет собой законный продукт сознания, выработанный последним согласно его законам. Хотя в хронологическом порядке установление атого различия предшествуеть рассуждению, хотя различие это до такой степени полно овладевает нашим умом, что невозможно сделать его объе^стом познания, не предполагая его существовааия, анализ, теи не менее, позволяет нам оправдать утверждение об его существовании, показывая, что оно есть продукт классификации аккумулированных сходств и различий. Другими словами: рассуждение,сюторое здмо есть ебразевание связей между проявлениями, подтверждает им устажавлнвавмыми связями—связи, иредсуществование жотерых констатирует.

Таковы данные философии. Как и религия, философия допускает то нервоосновное панало, которое певыскаэанно июдразумевается соэнанием, начало, которое, как мы видели, имееть глубочайшие основания. Ово предполагает основательность известного первоосновного умственнаю действия, без которого нельзя прийти ни к какому заключению, без которого ничего, даже, жельзя ни утверждать, ни отрицать. Оно кроме того предполагает ценность известного лервоосновного продукта сознания, который, беря начало в деятельности сознания, в некотором роде производится этой деятельностью, ибо от неё получает свое оправдание и санкцию. Коротко сказать, наши постулаты суть: непознаваемая сила, существование между проявлениями её познаваемых сходств и различий и, следовательно, разделение проявлений на два разряда, лринадлежащих субъекту—-и принадлежащих объекту.

Прежде, чем перейти к главному предмету филосефии— полному объединению знаиия, отчасти объединенного наукой, необходимо заняться еще одним прелиминарием. Проявле»?я непознаваемого, разделенные да два разряда, я и не я, могут быть подразделяемы на другие, еще более общия формы, реальность которых признается, как наукой, так и общим сознанием. В главе, посвященной «жонечным понятиям науки> я показал, что мы ничего не знаем об этих формах, рассматриваемых в самих «себе. Теи не менее, так как мы должны употреблять слова, служащия их знаками, то необходимо определить омысл, какой придаам этим словам.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ. Лростраяетво, время, материя, движениё, сила.

§ 12. СКЕПТИЩИ8М, обычный продукт философской критики, больше всего обязан евоим происхождением ложному истолкованию «слов. Чтение метафизической книги производит всегда чувство всемирней приэрачности, тем более сильное, чем решительнее <>ыли доказательства. Этого чувства по всей вероятности, никогда

яе было бы, есиибы всегда точно понималясь метафизнческие термишьи. К несчаеть-ю термины эти приобрели па аесоциадии смысл , <и>вершенно отличный от того, какой придают им философские исследования, этог вульгарный смысл, придаваемый терминам порождает призрачносггь, напоиинающую сновидение и плохо сотдасуемую с инстишстивными убежденияни. По отношению к слову явлвние и эквиваленту его—слову образ особенно необходимо подниматься к прячине укаэанной призрачности. В просторечии эти ♦слова увотребляются всегда для обозяачения зрительных восприятий. Привычка делает нас отчасти, если не вполне, неспособнымя мыслить образ иначе, как объект вндимый глазом; и хотя слово явление имеет более общий смысл, мы все таки не можем отдедаться от ассоциации слова образ, его синонима в обычной речи. Когда философия доказывает, что наше знание внешняго мира может быть лишь энанием явлений, когда она приходит к заключению, что вещи, о которых мы имеем познание, суть лишь образы, мы неизбежно мыслим иллюзию, подобную иллюзиям нашего зрения в сопоставлеши их с ощущениями прикосновения. На хороших картинах мы видим сделанное красками на полотне чрезвычайно верное подражажие видимым вещам. Зеркалр доказывает нам на более очевидном прямере до какой степени обманчиво наше зрение, если не поправлять его через прикосновение к вещам. Многочисленвые примеры ложного истолкования зрительных впечатлений еще более расшатывают нашу веру в зрение. Так что уже одно слово дбраз воэбуждает мысль об ошибочности. Вслед€твие этого филоеофия, придавая ему широкий смысл, наталкивает нас на мысль, что все наши чувства обманывают нас так же, как и зрение и что мы жйвем в мире призраков. Еслнбы слова явленгв и образь ие евязывались с этими обманчивыми аосоциациями, ^мешение исчезло бы, еслиб и оуществовало. То же самое было бы, еслиб мы заменили их словом воздействге, одинаково приложимым ко всем ощущениям и ведущим за ообою в мысли свое неизбежное соотносительное—слово причина, еще менее склонное увлекать нас к призрачиости идеализма.

Еслибы и существовала еще подобная опасность, ее можно было 6ы уничтожить проетой словесной поправкой. Смешеиие, происходящее от указанного ложного истолкования увеличивается еще зионятием ложной антитезы. Мы придаем болынее значение кажущейся нереальности феноменального бытия, едииственного, которое можем знать—как только противуполагаем его нуменальному, которое оказывается no нашену представлению боиее реальным. чем еслибы мы могли знать его. Но мы производим иллюзию игрой слов. Что значит слово реальиыги? Этот вонрос лежят в основе всякой метафизики и оттого, что не заботятся ответить на него, досих пор не исчезает последняя поддержка старых метафизических разделений. В истолковании слова реалъныги философские исследования признают его лишь как элемент вульгарного понятия о вещах, отвергая какое либо иное значение, могущее вести к непоследовательности и путанице. Крестьянин, рассматривающий какой либо предмет не думает, что рассматриваемое есть нечто в неи самом, но что вещь, о которой он имеет сознание, есть внешний предмет; ему представляется, что сознание его достигает места, занимаемого предметом: для него образ и реальность—одно и то же. Метафизик убежден, что сознание его не может схватить реальности, до лишь образ её: он помещает образ внутри сознания, а реальность вне. Он понимает реальность так же, как человек толпы понимает образ. Он утверждает, что реальность стоит вне еознания, но не перестабт говО^ рить о реальносши этой реальности. как будто можно иметь знание, приобретаемое <*а границамн знания. Он как бы забывает, что понятие реальности есть лншь форма сознания и что всего то можно знать—каковы отношения этой формы к другим.

Под реальностью мы понимаем неустранимост в сознании; неустранимость либо безусловную, как интуиция пространства, либо условную, как интуиция тела, которое мы держим в руке, Реальность, какъмыеепонимаем, отличаетея своей неустранимостью; по этой характерной черте мы отделяем ее от называемого нереальностью. Мы различаем человека, стоящого перед нами от понятия об нем потому, что понятие мы можем устранить из сознания в то время как человека, пока он перед глазами, не можем. Когда мы сомневаемся в ощущении производимом в нас каким либо предметом в сумерках, мы удостоверяемся в его подлинности, если после внимательного наблюдения ощущение не исчезает и убеждаемся в его реальности—если неуотранимость ощущения полная. Что именно неустранимость иы понимаем под реальностью—это доказывается темъ> что, когда критика показала, что реальное, как мы его сознаем, не есть реальное объективно, таопределеняое понятие, которое виы составили себе о реальном юбъективном ножет быть выражено, как понятие о вещи при каких бы то ни было иэменениях вида, формы, внешности—абсолютно постояниой и неустранимой. Факг, что мы не можем со•ставить себе даже неопределенного понятия об абсолютном реальнои иначе, как об абсолютно неустранимои, ясно показывает, что неустранимость есть конечный критериум реальности, поскольку юна доступна сознанию.

Так как для нас реальность^-есть лишь неустранимость в сознании, то будет ли вослринимаемый нами объект —само непознаваемое или же только проявление его, неязменно действующее яа нас —это ничего не изменит в выводах. Если, при постоянстве условий нашей организации, некоторая сила, стоящая вне юбласти нашего знания, постоянно пронзводит в нас некотэрую •форму со8нания, если эта форма сознания так же неустранима, зсак неустранима была бы сама сила, вошедшая в сознание, то реальность для нашего сознания одинаково полна в обоих случаях. Еслиб безусловное бытие присутствовало в мысли—оно было бы неустранимо; если вместо него присутствует бытие обусловленное формами мысли, но столь же неустранимое, оно должно быть ле менее реальным.

Отсюда можно вывести следующия заключения. Во первых, мы имеем неопределенное сознание абсолютной, выше всяких ютношений, реальности, производимое в нас абсолютной неустранимостью чего-то, переживающого всевозможные изменения отношений. Во вторых —мы имеем определенное сознание об относительной реальности, непрерывно присутствующей в мысли в той или иной ♦форме и в каждой из них все время, пока длятся условия её возникновения; будучи веустранимой и непрерывно существующей ъ нас, эта относительная реальность так же реальна для нас, жак была 6ы и абсолютная, еслиб была познаваема. В третьих, так как мысль возможна лишь в отношениях, то относительная реальность может быть мыслима как такая не иначе, как в соотношении её с абсолютной—и соотношение это, будучи равно неустранимо в сознании, реально постольку же, поскольку и обе реальности.

Так что мы можем воротиться с полным доверием к реалистическим понятиям, которые, с первого взгляда, кажутся ;уничтоженныши философиейХотя реальность, воспринимаемая в формах нашего еознания, есть лишь обусловленное воздействиереальности абсолютной, тем не менее воздействие это, соединенное* с своей безусловной причяной неразрывным соотнотением и вместе с этим соотношением неустранимо присутствующее, в. такой же мере реально для сознания, дающого ену условия, как. н безусловная причина. Поотоянные впечатления, будучи постоянным результатом постоянной причины, для нас практически, To­me самое, что и их причина; то и другое можно рассматривать как равнозначущия. То же самое и no отношению к зрительным впечатлениям, которые суть лишь мыслимые символы, эквивалентные ощущениям осязания, но до такой степени отождествляются с последними, что нам кажется, будто мы видим твердость и плотность и, таким образом, жы мыслим как объекты вещей— символы объектов; мы рассматриваем эти относительные реальности—как будто они—абсолютные, а не просто вездействия абсолютных. И мы вираве раэсматривать их так под одним лишь условием: не упускать из виду, что заключения, к каким они приводят нас —суть относительные, а не абсолютные реалъности.

§ 13 Мы мыс.иим отношениями. Отношение есть воистину форма всякой мысли и если мысль облекается в другие формы, то последния должны быть производимы от формы отношения. Мы видели ^[1]), что различные конечные формы бытия не могут быть поняты и познацы нами в самих себе, т. е. без ошпогиеигя к нашему сознанию. Анализируя продукт мьисли ^а); мы видели, чтоона всегда состоит из отношений и не может подняться выше наиболее общих отношений. Анализируя деятельность мысли, мы нашли, что не таиько мысль, но и сама жизнь состоит из внутренних отногиений, согласованных с внешними. Наконед мы видели, что хотя относительность нашей мысли не позволяет нам/ь знать или мыслить абсолютное бытие, тем не менее, мы неизбежно должны, в силу этой не отноеительности, обладать смутным сознанием абсолютного бытия, сознанием, которое не может быть уничтожено никаким умственным актом. Отиогиение есть всеобщая форма мысли: таковаистина, которую всевозможные исследсшания признают единогласно.

Трансценденталиеты допускают, что формами мысли могут быть другие явления сшнания. На ряду с «гношвниемъ_г котороеот* признают всеобщей формой мысли, они желают уетановить и другие, столь-же всеобщия. Будь их гипотеза и состоятельной, ее следовало бы отвергнуть, если только можно объяснить новые, уотановленные ими фориы—как производные от оригинальной формьв отношения. Если мы мыслим отношениями и если отношения ивиеют. известные всеобщия формы, то очевидно, что эти всеобщия формъг отношений становятся всеобщими формами нашего сознания. Если последния можно объяснить таким обраэом, то ивлишество и противно духу философии приписывать им независимое происхождение. Отношения бывают двух родов:. отношения смевы и отношения сосуществования; первыя—основные, вторыи—ироизводные. Отношение смены дано во всяком изменении сознания. Отношение сосу ществования, не могущее быть первоначальным данным сознания, состояния которого сменяются, появляется лишь. тогда, когда конечные точки отношения смены представляются сознанием так же легко в одном порядке, как и в другом; в других же отношениях, их конечные точки представляются в однои лишь порядке. Отношения, конечные точки которых не могут быть позтавлены одна вместо другой, называются отношениями смены в собственном смысле слова; отношения же, конечные точки которых представляются безразлично, одна раньше или позже* другой, называются отношеничми сосуществования. Бесчисленные опыты, ежеминутно представляющие нам отношения обоих родовъ_г делают их различение совершенно определенным и производятоь в то-же время абстрактное понятие о каждом из них. Абстрактное яонятие смены есть время. Абстрактное понятие сосуществования есть пространство. Из того, что в мысли время неразделимо от сменц и проетранство от сосуществования, мы не должны еще заключать, что время и пространство суть первоначальные условия сезнания, в котором существование смены и сосуществования; жь что время и цространство—производные, как и другие абстракции, производимые из конкретнаго; единственное их отличие в томъ_г что здесь систематизация одыта обнимает весь продесс развития интеллекта.

Анализ подтверждает синтез. Когда мы имеем сознание пространства—это значит, что мы имеем со^нание сосуществующих положений. Нельзя мыелить ограниченной части пространства_г яе представляя себе границ его сосуществующими в известных относителышх положениях; кажздя из воображаемых границ, линия или плоскость, не может быть мыслимой иначе, как со«тоящей из весьиа сближенных сосуществующнх положений. И так как положение не есть сущность, так же как группы положений, составляющих некоторую часть проотранства и определяющия его границы не суть чувствуемые существования, то отеюда следует, что сосуществующия положения, составляющия нашу интуицию пространства—не сосуществования в настоящем смысле (подразумевающем реальность оосуществующаго), но пустые формы <юсуществования, отбрасываемые, когда отсутствуют реальности; то^сть это абстракции сосуществования. Опыты, в течении развития интеллекта, приведшие к образованию этого абстрактного понятия всех сосуществований—касаются индивидуальных положений, устанавливаевшх посредством осязания; каждый из них включает в себе—сопротивление тела, к которому прикасаготся и мускульное сокращение, измеряющее его. Бесчисленным количеством разнообразных мускульных приспособлений, заключающих в себе разнообразные мускульные сокращения открывается существование различных точек, оказывающих сопротивление; и когда мы можем чувствовать эти точки, оказывающия сопротивление также легко в одном порядке, как и в другом, мы принимаем их как сосуществующия. Но так как при других обстоятельствах те же мускульные приспособления не производят прикосновения к точкам, оказывающим сопротивление, то возникает такое же состояние сознания, но минус сопротивление, т. е. пустые формы сосуществованиЙ, из которых исчезли открытые опытом сосуще<5твующие объекты. Процесс выработки таких форм слишком сложный для того, чтобы можно было изложить его здесь в подробностях, и приводит к абстрактному понятию, охватывающему все отношения сосуществования и которое мы называем Пространством. Остается еще указать одно обстоятельство, которого не следует забывать, что опыты, порождающие интуицию пространства— «уть опыты силы. Известное соотношение развиваемых нами мускульных сил указывает каждое из открываемых нами положений, а сопротивление, по которому мы узнаем, что нечто существует в этом положении есть эквивалент давления, сознательно производимого нами. Таким образом материалами, из которых отвлечение создает интуицию пространства являются опыты силы исииизменяющихся отношениях.

Теаерь, показавши, что именуемое Пространством по свеему проясхождению и по своему определению строго—относительно, что скажем иы о его причине? Существует ли абсолютяое Проетраяство, которого в некотором роде иредставлением служит относительное. Не есть ли пространство само по свбе—форма или условие абсолютного бытия, производящого в нашем духе форму или условие бытия относительнаго? Подобные вопросы не могут иметь ответа. Наше понятие пространства произведено какой-то формой непознаваеиого и его полная неизменность просто выражает полное единообразие действий, производимых на нас этой формой Непознаваемого. Но осявываясь на этом мы не имеем права назвать ее необходимой формой Недознаваемого. Мы всего на всего можем утверждать, что Пространство есть относительная реальность; что наша интуидия этой неизменной относительной реальности подразумевает абсолиотную реальность, равно неизменную—и что можно без колебания принять относительную реальность, как прочное основание для всяких рассуждений, которые, еслн их вести хорошо. приводят нас к истинам, подобной же относительной реальности—к единственным существующим для нас или познаваемым истинам.

Те-же рассуждения приводят нас к принятию техъ-же заключений касательно абсалютного и относительного Вреьени. Это слишком очевидно для того, чтоб надо был распространяться.

§ 14. Мы понимаем Материю, как существующия положения, способные оказывать сопротивление; это самое простое понятие, какое мы можем иметь о Материи; таким образом мы отличаем его от понятия Пространства, в котором сосуществующия положения не оказывают сопротивления. Мы понимаем Тело—как ограниченное поверхностями, оказывающими сопротивление и как все состоящее из частей, способных оказывать ‘ сопротивления. Устраните мысленно сосуществующия сопротивления— и интуиция Тела исчезнет, оставив после себя интуицию Пространства. Так как группа, сосуществующих и оказывающих сопротивление положений, составляющая часть Материи, может неизменно давать нам ощущения еопротивления, комбинированные с различными мускульными приспособлениями, смотря по тому, касаемся ли мы ближайшей точки или удаленной, правой стороны или левой,—то отсюда следует, что если различные мускульные пряспособления указывают обыкновенно на различные сосуществования—мы должны мыслить всякую часть материи* содержащею бодее одного сопротивляющегося положения, т. е. как занимающую Прбстранство. Отсюда необходимость представлять себе конечные элементы Материи единовременно и протяженными и сопротивляющимися; такова всеобщая форма наших чувственных опытов Материи и мы можем сколько угодно разделять ее въ^ѵ воображении на какие угодно малые частицы и все таки понятие Материи не может освободиться от этой формы. Из этих неразделииых элементов один, сопротивление, первостепенен, другой, прэтяжение, второстепенен. Так как занятое протяжение. или Тело, различается в сознании от незанятого, или Пространства. своей сопротивляемостью, то отсюда очевидно, чтопризнак сопротивляемости—главный в генезисе этого понятия. Заключение это. в сушности, есть вывод из заключения, к которому пришли мы в предыдущем параграфе. Если, как утверждаем мы. наша интуиция Пространства порождается аккумулированным опытом. частью личным, большею же частью — наследственным; если, как мы указали, опыты, из которых мы абстрагируем понятие Пространства, состоят в ощущениях сопротивлений, производимых на организм, то отсюда необходимо вытекает, что раз понятие Пространства порождается опытами сопротивления, признак Материи, называемый сопротивлением, должен считаться перво-основным, а признак называемый пространством,—производным. Это доказывает нам, что наше понятие Материи составляется из опыта силы. Так как свойство Материи оказывать сопротивление нашему мускульному действию представляет сознанию непосредственно, как действие силы, так как её свойство занимать Простравство путем абстракции извлекается из первоначально-данного опыта действия силы, то отсюда следует, что все содержание понятия материи состоит из сил, связаных известными соотношениями.

Если таково наше знание относительной реальности, то что мы знаем о абсолютяой? Одно: что она есть форма Непознаваемого, связанная с материей отношением причины к действию. Относительность нашего знания о материи показывается анализом, к которому мы уже прибегали, а также противоречиями, выступающими на вид лишь только мы станем рассматривать наше знание, как абсолютное. Но, как мы видели, хотя мы и знаем Материю лишь относительно, она, тем не менее, реальна в истином смысле этого слова, так же реальна, как бы мы познавали ее вне «тйошений; кроме того, относительная реальность, познаваемая н&ми, как Материя, необходимо представляется уму в неустранимой или реальной связи с абсолютной реальностью. Таким образом. мы можбм без колебений довериться условиям мысли, которые оргаянзовал в нас опыт. Нам нет надобности в наших изысканиях физических, химических и иных возгдерживаться от разематривания Материн, как состоящей из протяженных и сподобных к сопротявлению атомов, ибо такое представление Материи, будучи необходимым следствием опыта не менее законно, чем и представление сложных протяженных и сопротивляющихся масс. Атомическая гипотеза также как и сродная ей гипотеза всемирного эфира, состоящого из молекул, есть лишь необходимое развитие уиивереальных форм, созданных в нас действием Непознаваемого. Заключения, логически добытые с помощью этих гипотез, не могут не гармонировать со всеми другими, заключенными в тех же формах —и не обладать столь же полной относительной истиной.

§ 15. Понятие Движения, производимое и воспроизводимое в развитом сознании, включает в себе понятие Пространства, Времежи и Материи. Движущееся нечто, ряд последовательно занимаемых положений и группа существующих положений, объединенных в мысли с положениями, занимаемыми последовательно—таковы элементы этого понятия. Вследствие того, что, как мы видели. каждый из этих элементов есть результат опытов силы, данной в различных соотношениях, понятие Движения вытекает из дальнейшаге синтеза этих опытов В понятии этом есть еше один элемент —осневной (необходимость для движущегося тела изменять «вои положения): он прямо вытекает изънаших первоначальных опытов силы. Движения различных частей организма относительно друг друга иервые представляются сознанию. Продукты мускульных действий, они необходимо влияют на сознание в форме ощущений мускульного напряжения. Вследствие этого всякое сгибание или разгибанье члеиа первоначально познается нами как ряд мускульных надряжений, ворьирующих в напряженности по мере изменения члешш его ишложения. Эта зародышевая интуидия Движения, составлендая из ряда ощущений силы неразрывно соединяется с иитуициями Пространства и Времени каждый раз, как эти последния отвлекаютея оть довых ощущений силы. Или, лучше сказать яз зтого несовершенного понятия Двнжения выростает понятие законченное, образующееся единовременным развитием с понятиявга Пространства и Времени; все трое пронсходят из увеличивающихся в числе и разнообразии ощущений мускульного сокрощения и объективного сопротивления. Движение, каким мы знаем его, может, таким образом, быть сведено к опытам силы, подобно другим конечным понятиям науки.

Отвечает ли эта относительная реальность—абсолютной—едва ли нужно говорить. То, что мы уже сказали о неведомой причине, производящей в нас действия, называемые Материей, Пространством и Временем, приложимо, с изменением терминов, и к Движению.

§ 16. Мы приходим наконец к Силе, началу начал. Хотя понятия Времени, Пространства, Материи и Движения и кажутся нам необходимыми данными мысли, психологический анализ (изложенный здесь лишь в виде грубого очерка) показывает, чтоони образованы опытами Силы. Материя и Движение, какими знаем мы их, суть различно обусловленные проявления Силы. Пространство и Время, какими знаем мы их, возникают вместе с этими проявлениями Силы, как их условия. Материя и Движения суть заполненные конкретные формы различных умственных отношений _утогда, как Пространство и Время—отвлеченные формы этих различных отношений. Но идя глубже мы открываем. что первоначальные опыты Силы, представляющиеся сознанию в различных комбинациях, дают материал из которого путем обращения образуются, как формы отношений, так и то, из чего создаются объекты отношений. Ощущение силы—единственное, очевидно, каким может обладать существо, одаренное чувством, но лншенное умственных форм; так как одна лишь способность чувствовать может быть данным при отсутствии каких бы то нибыло огранизованных сиособностей мыми, то еще можно представить себе силу, производящую и8вестное нервное действие на чувствующтй аппарат. Хотя ни одно изолированное ощущение силы, порожденное в таком существе не может само по себе произвести сознания (которое мы понимаем как группу отношений между различными состояния*й)_у но умножаясь эти различные по степени и роду ощущения доставляют материалы, необходимые для установления отношений—то-есть мысли. Если эти отношения различествуют по форме так же, как н по содержанию, ощущения форм съоргэнизуются единовременно с ощущениями их содержания. Таким образом все формы сознания мегут быт образованы опытами Силы; но сами опыты не могут быть ебразованы из чего—нибудь. Достаточно вспомнить, что сознание еостоит в изменениях, чтобы видеть, чтоосновным данным его может быть данное, проявляющееся в изменениях и что сила, при помощи которой мы сами производим изменение и которая служить символом причины всех изменений вообще ееть конечный результат анализа.

Утверждать, что сущность этого неразложимого элемента сознания непостижимо—стало банальностью. Если, пользуясь примером, заиметвованым из алгебраических обозначений, мы представим Материю, Движение и Силу символами х, у, то можем выразить величену и у’а действиями я—та, но величина z—та никогда не может быть наидена: z есть неизвестное, которое навсегда остается иеизвеетным на том очевидном основании, что нет действий, котрыми могла бы быть открыта его величина. Наш разум может постепенно упрощать уравнения феноменов до тех лор, пока символы их не сведуться к известным действиям конечного символа; но тут мы достигаем границы, на веки отделяющей познаваемое от непоетижимого.

Я уже показал, что эта неразложимая форма сознания, в которой могут разрешитьея все другие формы его, не может быть причиной, открывающейся нам в явлениях Мы видели, что лишь только допустим тождественность причины изменений, как абсолютной с причиной изменений, которые мы сознаем, как наши мускульные усилия, то становимся лицом к лицу с неразрешимыми антиномиями. Сила, какою мы знаем ее, не может быть рассматриваема иначе, как известное обусловленное действие безу«ловной причины, как относительная реальность, указывающая нам на существование прямо ее производящей абсолютной реальности. Это показывает нам с еще большей, чем то можно было раныпе, ясностью, как неизбежен преобразованный реализм, к которому яриводит нас скептическая критика. Отбросив все осложнения и рассматривая чистую Силу, мы вследствие относлтельности мысли. неотразимо нринуждены, образовать неопределенное понятие об отношении неведомой силы к силе познаваемой. Нумен и феномен представляются сознаниио в нервичном отношепии как две стороны одного и того же изменения и мы принуждены рассматривать оба— как одинаково реальные.

§ 17. Оканчивая это изложение производных данных, без которых философия не может обойтись в своем деле научного объединения, кстати будет взглянуть на её отношения к первоосновным данным, изложенным в последней главе.

Неведомая ИИричина познаваемых нами действий, называемьгх явлениями, сходства и различия между этими познаваемыми действиями и разделение их на субъект и объект —таковы постулаты, без которых мы не можем мыслить. Внутри каждой отдельной группы проявлений существуют сходства и различия, подразумевающия дальнейшие, второстепенные подразделения, в свою очередь становящиеся неизбежныии постулатами. Живые проявления, составляющия пе-я не просто связаны между собой, но следуя известным неизменным способам. Между происходящими от живьих слабыми проявлениями, составляющими груишу я, существуют соединения подобного же рода. Эти формы соединения, в которых проявления неизменно возникают и, следовательно, неизменно же повторяются,—мы называем: Пространством и Временем, когда раэсматриваем эти формы отдельно, Материей и Движением —когда рассматриваем их вместе с иироявлениями. Что такое эти формы сами по себе—мы также не знаем, как и того, чта такое сам.и по себе—ироявления, облекаемые этими формами. Но то-же*основание_у которое позволяет нам утверждать со-существование субъекта и объекта, дает право утверждать, что жнвые проявления_г называемые объективными, существуют при известяых постояняых условиях, символизируемых в постоянных условиях, которым. подчинены проявления, называемые субъективными.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ. Вечность материи.

§ 18. Необходимо заговорить о вечности материи не потому_г что истина эта отвергается мнением толпы, но потому, что этого требует симметрия нашего предмета и что доказательства её нуждаются в проверке. Еслиб можно было показать илн с некоторым якобы-основанием предположить, что материя, вд массе лн или в атомах, может перестать существовать, то следовалобы— либо канстатировать при каких условиях она может стать несуществующей, либо признать невозможность Философии и Науки. В савюм деле, еслиб вместо того, чтобы иметь дело с определенными весами и количествани, мы имели дело с весами и количествами, частью или целиком способными превращаться в ничто, то в наши вычисления проник бы неуловимый элемент, пагубный для какого бы то нибыло положительного заключения. Мы убеждаемся, таким образом, в необходимости внямательно исследовать^г положение о вечности материи.

Истяна эта не только не была принята, как самоочевидная, но в древния времена всюду и всеми отвергалась, как явное заблуждение. Всеми признавалось, что вещи могут превращаться в абсолютное ничто и из него же возникать. Анализируя первобытные суеверия или веру в чародейство, недавно еще царствовавшую над умами, да и до наших дней живущую в некоторых умах, лишенных культуры,—мы видим, что в числе других постулатов они допускают возможность силой волшебства превращать Материю в ничто или из ничего создавать ее. Если не верили в это в строгом смысле слова (что значило бы, что создание или удичтожение ясно представлялись сознаниемъ), то верили будто верят и вели себя как бы желад доказать что в этом смешении понятий—все равно—верить или верить, будто веряшь. Мы находим следы подобного верования нетолько в эпохи мрака и в умах низшого сорта. Оно выстудает в объяснении теологами начала и конца мира и можно допустить, что под влиянием ^го находился Шекспир, высказывая поэтическое придвиденье вре^вни, когда все исчезнеть <ъе оставляя после себя ни даже стебелька травы>. Постепенное яакопление фактов, а еще больше—систематизация их,—разрушили понемногу это верованье, так что тепер вечность Материи етала общим местом. Все факты, с первого взгляда доказывавшие, что нечто может произойти из ничего, постепенно изчезли перед более шяроким знанием. Комета, вдруг появляющаяся на небе ивыростающая в одну ночь, не есть тело создаиное сейчас, но липиь находившееея до сих пор вне границ нашего зреяия. Облако, в несколько минут образующееся на пебе, составляется не иэ вещества, сейчас вот начавшого свое бытие, но из такого, которое я раньше существовало в рассеянном и проарачном внде.

То же самое приложимо и к кристаллу или осадку, образующимся в жидкости. Более точное наблюдение показывает нам также, что кажущиеся разрушения материи суть лишь язменения. Испарившаяся и ставшая невидимой вода может сново принять свое прежнее состояние. Ружейный выстрел доказывает нам, что если порох и исчез, то на его месте появились газы, занявшие большое пространство, следствием чего и был взрыв. Тем не менее лишь после возникновения количественной химии заключения. выведенные из подобных опытов, могли быть приведены в согласие с фактами. Когда Химики, недовольствуясь установлением соединений, в какие могут входит различные вещества, установили и количества, в которых последния соединяются, когда они в состоянии стали объяснить каким образом материя появляется или становится невидимой,—сомненье исчезло окончательно. Когда шь казали, что вместо сгоревшей свечи получаются, как продукты сгарания, измеримые количества угольной кислоты и воды; когда показано было, что сумма весов угольной кислоты и воды равна весу свечи плюс вес кислорода, соединившегося с ней в процессе горенья—стало вне всякого сомнения, что углерод и водород свечи яе изчезли, но лишь язменили состояние. Точный анализ ежедневно следящий за материей во всех её преобразованиях и в конце концов успевающий изолировать ее, беспрестанно подтверждает общия заключения, вытекающия из приведенных примеров.

Влияние этого специального доказательства в соединении его с доказательством, представляемым долговечностью обыденных предметов, окружающих нас, приобрело такую силу, что в наши дни вечность Материи стала истиной, отрицать которую невозможно.

§ 19. Это обстоятельство естественно возбуждает вопрос, гарантируется ли сказанное основное верованье чем нибудь, кроме еознательного наведения, Необходимо однако сделать некоторые объяснения, прежде чем приступить к доказательству, что такая гарантия имеется.

Понятие логической необходимости—это понятие известного заключения, в невысказанном виде содержащегося в открыто высказанных посылках. Когда мы сравниваем ребенка с юношей, то находим. что у первого это яонятие отсутствует я имеется у второго, откуда заключаем, что признание известных истин необходнмыми—подчинено условию роста, состоящого в развитии форм интеллекта и наследственных его способностей.

В частности—мы говорим: для того чтобы быть в состоянии знать истину как необходимую, необходимо. чтобы выполнены были два условия, а именно—мыслительный аппарат, способный вместить -в оебе части предложения и отношения. какие желательно установить между ними—и, во вторых, законченное и обсужденное умственное представление этих частей, делающее возможным ясное понимание нх отношрний. Если. которое либо из этих условий не будет выполнено, необходимость известной истины не будет признана. Объясним примером.

Дикарь, не умеющий сосчитать пальцев на своей руке. не может составить себе определенного понятия, отвечающого предложению, что 7 и 5 образуюу 12: еще менее способен он составить себе понятие, что иная сумма невозможна.

Ребенок, невнимательно производящий -сложение. говорит, что 5 н 7 составляют 11; он может вторично ошибиться, повторяя действие.

Ни незнание истины, что 7 и 5 составляют 12, обусловливаемое у дикаря рудиментарностью его ума, ни утверждение ребенка, что 7 и 5 составляют 11, происходящее от невнимательности, не покавывают нам и следа мыслн о необходимости отношения между , этими двумя цыфрами, взятыми каждая отдельно и составляемой ими сунмой. Раз no той или другой причине отсутствует понятие о необходимом отношении, мы не колеблясь говорим, что еслибы части отношения ясно представлялись в уме, то необходимость его была бы понята, что независимо от числа опытов —она познается когда мыслительный аппарат и его деятельность развиты настолько, что мысль может охватывать группы 5, 7 и 12.

Очевидно. таким образом, что существуют акты познания инеобходимых истин, сопровождающие умственное развитие. Приобретая более сложные умственные способности и боле живое воображение, человек приобретает дар чувствовать необходимость истин, которых прежде не признавал даже. Это признание развиъается лостепенно. Мальчик, настолыьо развитой, что понимает ястину: две вещи, порознь равные третьей, равны между собой, может оказаться не в состоянии усмотреть, что отношения порознь равные отношениям, не равным между собой, не равны между ^собой; но для вполне развитого ума последняя аксиома не менее доввидно-необходима, чем и первая.

Все, что мы относим к истинам логическим и математическим, приложимо и к истинам физическим: надо лишь изменить термины. Существуют необходимые физичеекие истины, принятие которых обязательно для развитого и диециплинироваиного ума; нопока не сформирован такой ум, может случаться, что не только не чувствуется необходимость этих истинъ_у но и допускается неопределенная вера в противуположные принципы. До сравнательно недавней эпохи все люди страдали такой неспособностью по отношению к физяческим истинам и даже теперь масса не способна вместить их. Некоторые ходячия понятия указывают на неспособность большинства составить себе ясные предетавления о силах и их отношениях. Ожидают действий при отсутствии причин, способных произвести их, а не то надеются получить дебствия, крайне непропорциональные причинам или-же предиюлагаютъ_у что причины не произведут никаких следствий

Мы можем представить себе частицы материи безконечно сближенными и заяимаемое ею пространство безконечно уменыненнымъ_г но не можем представиить себе количество материи уменьшившимся. Это значило бы вообразить себе, что векоторые части её от давления превратились в ничто, а представить себе такую картяну не боле возможно, чем представить, что от давления все превращается в ничто. Неспособность наша мыслить материю увичтожеяной есть прямое следствие организации нашеЗ мысли. Мысль есть установление отношений. Но нельзя установлять отношений, т. е. мыслить, когда одно из относящихся отсутствует в сознании. Мыслить, что нечто становится ничем невозможно по той-же причине, по которой невозможно мыслить, что ничто становится чемъ-то: причина эта—в невозможности для ничто быть объекток мысли. Уяичтожение материи не мыслимо потому же, почему ые мыслямо и сотворение её.

Необходимо прибавить, что никакая экснериментальная про~ верка принципа неразрушимости материи яевозможна без молчаливого признания этой истины. Ибо всякая проверка подобного рода подразумевает весомость, а весомость подразумевает, что весящая материя остается неизменной. Другими словами: доказательство, что известная материя, рассматриваемая известным образом не изменяется в количестве находится в зависимоети от гипотезы, что и всякая другая материя, рассматриваемая иным способом, не язменяется в келичестве.

Возразят, может быть, что слова мысль, верование, понятие употребляются здесь в новом смысле и что неверно выражается тот, кто утверждает, будто люди никогда действительно не мы<слили того, что так глубоко влияло на их поведение. Согласимся. что очень жаль ограничивать таким образом смысл этих слов. Но иначе невозможно. К точным заключениям можно прийти, употребляя лишь точные выражения. Нельзя плодотворно рассуждать о вопросах, касающихся ценности нашего знания, если слова зиать и мыслить не имеют точного смысла. Мы не должны прилагать их ко всем тем неопределенным действиям сознания, к которым прилагает их язык толпы; мы должны сохранять их для определенных действий. Если это принуждает нас отвергнуть •болыную часть человеческих мыслей, признав их не мыслями, но якобы—мыслями, то пичего поделать против этого мы не можем.

Обратимся к главному предмету. Мы пришли к следующим результатам: что мы имеем положительный опыт постоянной неустранимости материи; что устройство нашего интеллекта делает Бевозможным для нас иметь опыт материи, переходящей в небытие, ибо подобный опыт составилъ-бы познание отношения, в котором одно из относящихся отсутствует из сознания; что. следовагельно, вечность материи, строго говоря, есть истина a priori; что если известные обманчивые опыты, внушившие мысль об уничтожа^моети материи, породили в неметодических умах не только предположение, что можно мыслить материю переходящей в небытие, но и мысль, что она действительно уничтожаетея, то внимательное на«блюдвние, показывающее, что €лучаи якобы—уничтожения—вовсе не уничтожение. подтвердило к posteriori знание к priori, которое, как локазывает психология, проистекает из закона опыта, не могущого быть опровергнутым.

§ 20. Во всяком случае для нас важнее всего узнать характер ощущений, постоянно доставляющих на¥> опыты вечнр^ти жатерии. Эти ощущения, в их всевозможных форнах, сводятся простонапросто к тому, что сила, проявлиомая данным коишчеством материи, всегда остается неизменной. Таково доказательство, на котором основываются как здравый смысл, так и точная наука. Когда, например, мы узнаем, что предмет, существовавший несколько лет тому назад, существует и поныне для человека, видевшого его вчера, сообщение этого человека сводится к тому, что известный предмет, в прошедшем времени произведший в сознании известную группу измеяений, существует и теперь, ибо такая же группа изменений в сознании произведена им снова: постоянство способности влиять на сознание принимается как доказательство постоянства предмета. Мы еще яснее убеждаемся в том, что измеряем материю силой, в тех случаях, когда изменяется форма материя. Ювелиру вручают кусок золота с тем, чтобы он сделал из него какое либо украшение; когда ювелир приносит заказанную вещь—замечают, что она горазда меньше куска золота и кладут ее на весы; если вес её меньше^ того. каким обладал кусок золота, то заключают, что часть золота исчезла либо при обработке, либо вследствие утайки. Этот пример показывает, что количество материи окончательно определяется количеством притягательной силы, проявляемой ею. На такого рода доказательствах наука основывает опытную индукцию вечности материи. Всякий раз, когда кусок вещеетва, ранее—видимый и осязаемый, переходит в невидимое и неосязаемое состояние, и когда вес газа, в который он нревратился, доказывает, что он еще существует, принимается, что количество материи. хотя и не-чувствительно для нас, осталось неизменно, ибо тяготеет к земле с неизменившейся силой. Равным образомъ-— всякий разъ_г когда вес одного элемента, входящого в соединение, определяется весом другого, нейтрализуемого им, количество материи выражают функцией количества химической силы, проявляемой ею—и предполагается, что эта химическая сила есть необходимый коррелятив специфическ(й силы тяготения.

Таким образом под вечностию материи мы понимаем вечность силы, через которую познаем материю. Подобно тому, как мы получаем понятие материи из сопротивления, оказываемого ею нашим мышечным движениям, точно также мы вырабатываем понятие постоянства материи из постоянства сопротивления, оказываемого ею на нас прямо или косвенно. Очевидность этой истины устанавливается не только аналиэом знания a posteriori, но также анализом знания к priori¹).

ГЛАВА ПЯТАЯ. Безостановочность движения.

§ 21. Другая истина того-же порядка привлекает наше внимание. Как и неистребимость материи, безостановочность движения или, выражаясь точнее, безостановочность чего-то, имеющого движение, есть истина, от лризнания которой зависит точная наука, аследовательно и философия, объединяющая результаты точной науки. Движения масс и молекул, представляемые органйческими и неорганическими телами, образуют более половины явлений. требующих истолкования и если-б возможно было. чтобы эти движения происходили из ничего и заканчивались ничем. то никакого научного истолкования дать им нельзя было-бы.

Эта вторая основная истина, как и первая, не представляется самоочевндной для первобытного человека, равно как и для наших современников, лишенных развития. Напротив, для неразвитых умов протьвуположное кажется самоочевидным. Факты. что камень брошенный вверх быстро теряет свое восходящее движение и что после падения на землю он остается неподвижен, доказывают. повидимому. что начало активности² ), проявляемое движущимся камнем, может исчезать абсолютно.

Принимая без критики данные. доставляемые не системати■ческим наблюдениемь, открывающим, что окружаклция тела будучи иигриведены в движение. быстро возвращаиотся к покою, все вериля некогда и мвогие верят до-ныне. что движение может свестнс на нуль и обыкновенно сводится. Между тем некоторые факты, указывавшие на обратные заключения, настойчиво привлекали внимание и вызвали исследования, из которых мало по малу выяснилаоь ошибочжость того, что казалось сперва самоочевидным. Открытие планетных движений вокруг солнца, совершающихся с постоянной скороетию, вызвало предположение, что предоставленное самому себе движущееся тело продолжает свое движение с неизменяой скоростию и что тела, теряющия движение, уступают его другим телам. Было хорошо известно, что камень, брошенный на гладкую, как напр. лед, поверхность, не загроможденную телами, которым он передавалъ-бы вследствие столкновения свое движение. екользит далыне, чем будучи брошен на поверхность покрытую какими либо телами; что предмет, брошенный в редкой среде. как воздух, межет совершять больший путь, чем в среде плотжой, как вода. Таким способом первобытное понятие, что тела ямеют присущую им тенденцию постепенно терять двяжение и. в «онце концов, приходить в покой, убеждение, от которого не могли отделатьея греки и которое держалось вплоть до Галилея. исчезло наконец. Особенно пошатнули его такие опыты, как, например, Гука, доказавшого, что вращение волчка продолжаетея дольше, если воспрепятствовать ему передавать свое движение окружающей материи.

Для того, чтобы в подробностях объяснить. как новейшие ‘физики истолковывают явления исче?новения и уменьшения видимого движения, потребовалось бы больше знаний, чем есть их у меня, и больше места, чем я могу уделить. Достаточно будет хказать вообще, что молекулярное движение, исчезающее после удара по колоколу его языком, по настоящему не исчезает, но продолжается в вибраци^х колокола и производимых ими воздушных воля; что когда движущаяся маса останавливается, столкнувшись <с другой массой, которую не может привестя в движение,—часть её движения, не пришедшая в звук. переходит в молекулярные движения, точно так же, как движение. терямое при трении, _жозникает вновь в вяде молекулярных колебаний. Движение масс открывает нам такую точку зрения на эту общую иетину, которую мы должны рассмотреть со вниманием, так как иначе доктрина безостановочности движения может быть непонятой.

§ 22, Первый закон движения, как формулировал его Ньютон, таков: «всякое тело стремится сохранить покой или единообразное движение по нрямой линии, если только прнложеняые к ниму силы не принуждают его измеаить состояние».

К этому принципу можно прибавить другой—что тело, оиисывающее круговую орбиту во круг центра, сдерживающого его силой притяжеяия, движетея по этой орбите с неизменнной скоростью.

Первый из этих абстрактных принципов никогда не воплощается в конкретные формы, второй воплощается лишь приблизительно. Равномерное движение по прямой линии требует отсутствия среды, способной оказывать сопротивление; оно требует также отсутствия притягательной или иной силы, проявляемой соседними телами: подобные условия никогда не могут быть выполнены. Равным образОм, когда небесное тело сохраняет свою круговую орбиту— это овначает, что не существует других тел, воэмущающих его движение и что имеется точное приспособление его скорости к силе притяжения его центра, Но ни то, ни другое из этих условий никогда ня выполняется. Во всех действительных орбитах, за~ метно эллиптических, скорость заметно варвирует. Мы замечаемъ_г что с увеличением эксцентритета—увеличиваются и келебания в скорости.

К факту небесных тел, двяжущихся по своим эксцентрическим орбитам с колеблющейся скоростью, можно прибавить случай качания маятника. Движение маятника происходит то увеличиваясь, то ослабляясь—между крайними точками, в которых оно прекращается

Как надо понимать эти явления, чтобы прийти к точному выражению общей им истины? Первый закон движения, никогда не воплощающийся вполне, тем не менее некоторым образом воплощен в фактах, с первого взгляда противоречащих ему. Хотя в круговой орбите направление движения»постоянно изм^няется. зато скорость остается неизменной. Хотя в эллиптической орбите скорость то возрастает, то падает, зато средняя скорость остается постоянной в сменяющихся кругообращениях. Хотя маятник в конде каждого взмаха на мгновение приходит в покой и потом движится в ббратном направлении, тем не менее колебание еиф постоянны: еслибы не мешало трение и сопротивление окружающаи^

воздуха, омена его движений продолжалась-бы вечно.

Что же общего во всех этих состояниях? То, что элемент движения, при посредстве которого мы познаем движение зрением и который, вследствие этого, является преобладающим в нашем понятии движения, что этот элемент —непостоянен. Если мы рассматриваем движение просто как перемену места, маятник показывает нам, что коэффициент его можеть изменяться с каждой минутой и что,, прекратившись на мгновение, движение может возникнуть снова.

Но если то, что мы можем назвать элементом перемещения в движении, непостоянно, то что-же постоянно в нем? Если мы по примеру Галилея станем наблюдать качания люстры, то будем поражены фактом. что хотя к концу каждого размаха перемещение в пространстве прекращается, есть, тем не менее, нечто не прекращающееся, ибо перемещение начинается вновь, но только в обратном направлении. Когда мы сообразим, что под влиянием сильного толчка люстра начинает * описывать большую дугу и что болыне потребуется времени для того, чтобы сопротивление воздуха приостановило качания, то увидим, что постоянное в качаниях люстры есть коррелятив мускульного усилия, приведшого ее в движение. Цртина, которую эти факты и выводы внушают нашему уму. следующая: перемещение в пространстве само по себе есть нечто су^щесте^тщее, следовательно прекращение движения, рассматриваемого как перемещение, не есть прекращение бытия, но лишь прекращение призиака существования чего-шо,— признака, появляющегося снова при известных условиях.

Остается еще одно затруднение: если единственный элемент движения люстры, постоянство которого мы можем утверждать, есть коррелятив мускульного усилия, приведшого ее в движение, то во что превращается этот элемент на крайних точках размаха? Остановите люстру среди её размаха: она сообщает руке толчок и проявляет начало активности, к какой способен мускул. Но прикоснитесь к ней в конечных точках её размаха — и увидите, что она не проявляет начала активности. Начало это исчезло в самое то мгновение, как прекратилось перемещение в пространстве. В таком разе, какъ-же мы можем утверждать, что, если перемещение в пространстве и не постоянно, то начало активности за то постоянно?

Однако факты неоспоримо доказывают, что начало активности продолжает существовать в ином какомъ-то виде. Бсли оно не ощутимо, то должно быть открытым. Как оно скрыто? Ответ дает нам наблюдение; если люстра не дает толчка в направлении последняго размаха, когда к ней прикасаются в его конечной точке, в которой начинается изменение направления движения, то тем не менее оказывает давление в другую сторону; к этому присоединяется другое наблюдение: давление тем сильнее, чем шире размах. Таким образом в то время, когда видимая активность, в конечной точке восхождения готова исчезнуть производится невидимая активность порождающая обратное нисходящее движение. Не легко понять, что эта приобретенная скрытая активность нечто существующее иесть равна потерянной ощутимой; но мыможем облегчить себе эту задачу, рассматривая факты другого порядка.

§ 23. В случае, когда стараются отворить не поддающуюся дверь, когда сильно ндпирая на нее не могут ее отворить и когда, от возростающого давления, она распахивается с треском, ударяясь о стену и заставляя все в комнате дрожать и падать,—мы имеем диказательство, что известное мускульное усилие, не производившее перемещения материи в пространстве, было между тем эквивалентно известной сумме перемещений. Когда железнодорожный рабочий постепенно останавливает разогдавшийся вагон, нажимая на тормаз, он показывает нам, что (оставив в стороне трение) постепенно ослабевающее движение, перемещающее вагон в пространстве, эквивалентью постоянному давлению спереди назад, дейетвующему на вагон во время его пробега. С помощью понятия, доказываемого этими примерами, мы рассмотрим случай, который придает ему еще большую определенность.

Детская игрушка—шарик, прикрепленный к одяому концу резинового шнура—внушает нам ясное представление о соотношении между ощутимой активностью я скрытой. Если ребенок держит в руке один конец шнура и бросает шарик горвзонтально—движение встречает сопротивление в возростающем натяжении шнура и шарик останавливается. В чем теперь начало активности, проявленное шариком во время его движения? Оно—в растянутом резиновом шнуре. Нам нет надобности сдрашивать в .форме каких молекулярных иЗиМенений оно пребывает. Довольно того, что шнур с.иужит вместилищем напряжения, порожденного движением пиарика и равнозначущого этому движению. Когда шарик остановился, натянутый шнур начинает порождать обратное движение, усворяя его, пока шарнк не достиг точки, в которой начал производить растяжение шнура, т. е.—точки, в которой. устранив из примера атмосферное сопротивление и молекулярное перераспределение,—скорость шарика станет равяа его дервоначальной скоростя. С помощью этого примера мы иачинаем понимать, что начало активности, менясь в формах, видимой и невидимой, не перестает существовать и тогда, когда прекращаетяя перемещение в пространстве; в каждой точке пробега шарика мы можеи констатировать количеетво ощутимой активноети плюоь такое количество активности скрытой в растянутом шнурке, что <иумма остается постоянной.

Этот пример помогает нам понять в общем, что происходит между двумя телами, соединенными не растяжнмым шнурком, но притяжением, действующим через пространство, кажущееся пустьим. Для нашего общего понятия. не важно, что напряженность этой силы тяготенья варьирует соверщенно иначе, что она ослабевает обратно квадратам расстояния или что для земных расстояний она практически постоянна. Не отрицая этих различий надо, тем не менее, признать истину, общую обоим случаям. Вес цредмета, поддерживаемого нашей рукой, показывает, что между двумя телами, находящимися на расстоянии, существует напряжение: давлеыие сверху вниз, приписываемое тяжести, действует нанашу руку, как мог бы действовать эластический растянутый шнур. Точно так же, когда брошенное вверх тело, постепенно замедляемое тяжестью, останавливается, наконец, мы должны допустить, что проявлявшееся в период его восходящого движения начало активности, исчезнувшее в момент изменения направления движедия, сделалось скрытым в притяжении между этим телом и землею, притяжении, за которое говорит напряженность его действия через расстояния и по мере расстояния. Разг смотрим ближе наш пример с растяжимьш шнуром и еще лучше поймем в чем дело. Дабы свести действия тяготения к земным расстояниям, вообразимъсебе, что, когда движущееся тело растянуло эластический шнур до его предела, пусть будет вл десять футов, возможно внезапно притачать второй шнур к первому, растягиваемый дальнейшим движением тела на такую же длину—и что, таким образом, притачивается несколько одинаковых шнуров, пока тело не остановится. Тогда ясно будет, что количество активности, проявленное движущимся телом, ставши скрытым в ряду натянутых шнурков, измеряется количеством шнурков одинаково натянутых, т. ечислом футов, расстоянием, через которое дает себя чуветвовать это постоянное напряжение и на котором оно распределено.

Итак, хотя бы мы и не могли представить себе, что сила притяжения действует подобным же образом, хотя действие тяготения абсолютно непостижимо в своей сущности, будучи вероятно результатом действий, происходящих в среде, называемой эфиром,—тем не менее аналогия с приведенным примером внушает нам убеждение, что начало активности в теле, оетановленном тяжестью, не перестало существовать, но превратилось в неощутимую или скрытую активность среды, наполняющей пространство, и что когда тело падает обратно, начало это обратно преобразуется в ощутимую актявность, эквивалентную неощутимой. Если мы понимаем это явление, то не иначе, как в таком виде; иначе пришлось-бы мыслить. что сила превращается в отногиение пространстба, что не может быть мыслимо.

Итак —вот решение затрудяения. Элемент —пространство в движенш сам по себе не есть бытие. Перемена положений не есть нечто существующее, это лишь проявление. вещи существуюг щей. Эта вещь может перестать выражаться перемещением, но не возможно чтобы она при этом не выражалась в форме напряжения. Это начало активностй, выражающееся то в перемещении, то в напряжении, а часто—и в том и в другом, есть единственное нечто в движении, которое можем мы признать постояннымъ

§ 24. Что же это за начало активности? Зрение не дает нам понятия о нем. Если при помощи зеркала мы отбросим отражение освещенного предмета на темную плоскость и быстро двнгая зеркалом, заставим отражение двигаться, то образ, познанный нами, как образ, невозбудит в нас мысли о существовании в нем начала активности. Прежде чем образовать понятие о существовании этого начала, мы должны признать зрительное ощущение символом чего-то осязаемого и способного оказывать сопротивление. Таким образом начало активности, как познаваемое зрением, имеет характер выводной: видимое перемещение вызывает по авсоциации присутствие начала активности, когорое будвт проверено кожей или мускулами, если возможным окажется прикоснуться к телу. Так что очевидно, что это начало активнооти, открываемое нами в движеяии—есть объективньий коррелятив субъективного чувотва усилия. Отталкивая и сжимая мы приобретаем ощущения, которые, подвергшись обобщению и отвдечению, образуют наши понятия сопротивления и напряжения. Проявляющееся то в форме нзменения положения, то в форме неподвижного напряжения, это начало активности окончательно познается нами въедин<угвеяной форме—мускульных усилий, эквивалентных ему. Так что безостановочность движения, равно как и вечность материи реально познаются нами в действиях силы.

§ 25. Мы приходим теперь к существенной истияе, кото. рую необходимо рассмотреть с большим вниманием. Все доказазельства безоставовочности движения заключают в себе постулат, что количество силы постоянно. Всмотритесь в результаты анализа тех рассуждений, с помощью которых объяснялась безостановочность движения, как мы ее познаем.

Планета может быть узнана лишь по её постоянной способности действовать на наши зрительные органы известным образом, отпечатлевать на ретине группу сил, связанных определенным соотношением. Кроме того, астроном не видель ее движущеюся, но из сравнения её настоящого положения с тем, какое она занимала раньше, умозаключил о её двнжении. Точно выражаясь—это сравнепие—есть лишь сравнение между собою различных ощущений, произведенных в астрономе различными. приспособлениями его орудий наблюдения. Очевидно, что ценность всех этих сходств и различий зависит от истинности гипотезы. утверждающей, что земные и небесные массы материи постоянно производят эти ощущения, всегда одинаково и всегда при одинаковых условиях и что никакое изменение в их способности производить в нас ощущения не может возникнуть без того, чтобы на это не израсходовалась сила. Сделаем еще шаг —и увидим, что разница в положениях планеты лишена всякого значения, если не будет показано, что она имеет отношение к положению наперед высчитанному, которое займет планета, предположив, что никакое движение её не будет потеряно. Если, наконец. мы рассмотрим вычисление, с помощью которого предузнается это положение, то откроем, что оно основывается на ускорениях и замедлениях, необходимо заключенных в эллиптичности орбяты, a также на изменениях скорости, причиняемых близостью других лланет. И мы приходимъ* к заключению о безостановочностй движения не на основании единообразия движения планет; но яа основании постоянства количества, проявляющегося движения, за вычетом того, которое сообщено другим небесным телам. Когда мы спросим, как понимается эта передача, то узнаем —что рассматривается она по известным законам силы, которые все без исключения подразумевают постулат, что сила на можеть исчезать. Без аксиомы равенства н антагонизма действий и противодействий астрономия не в состоянии была бы давать точных предсказаний и мы лишились бы могущественного индуктивного доказательства, что движение никогда не может исчезнуть и может лишь передаваться.

То-же самое приложимо и к заключению a priori о безостановочности Движения. Мысль не может отделаться от понятия силы, на которую указывает Движение. Рассматриваемое отдельно беспрестанное изменение положений без труда может быть устранено из мысли. Мы легко можем вообразить себе, что замедление и остановка являются вследствие влияния внешних причин. Но это возможно в таком лишь случае, если мы отвлекаем движение от силы, заключенной в понятии движения. Мы должны мыслить силу, как сообщенную в форме реакций в телах, причиняющих остановку. Мыпринуждены рассматривать движёние, сообщенное им, не как прямо сообщенное, но как продукт сообщенной силы. Мысленно мы можем уменьшить скорость— элементъ-пространство движения, распределяя момент его—или элементъ-силу, на бдлыпую массу материи; но количество этого элемента—силы, рассматриваемого нами^ как причяна движения, вънашей мысли— неизменно

^ Надо объясвить, что такой способ излагать закод безостаяовочности движеяия отличен от обыкяовевно употребляемых и что некоторня слова, напр. напряжение, имеют более широкий смысл. Не имея возиожности что либо знать о сущности силы, физики в последнее время формулировали конечные физкческие исиины так, что часто скрытнм образом отвергают вовсе донятие силы, мысля причияу на манер Юма, в терминах предшествовавия и следовавия. „Потеяциальная сила», например, определлется как образующаяся из отношевий пространства, позволяющих массам порождать в другнх массах известяыя

ГЛАВА ШЕСТАЯ.

Постоянство силы¹).

§ 26. В предшествовавшей главе мы рассматривали два основных разряда проявлений силы, а именно—силу, чрез которую материя проявляет свое бытие я силу, чрез которую она проявляет свою деятельность.

Тело отличается от пространства своей способностью воздействовать на наши чувства—а, в иоследнем анализе—сопротивление, какое оказываеть нашим усилиям. Мы не можем мыслить тело иначе, как объединяя мыслью пространство и сопротивление. Устраните сопротивление—и останется только пространство. Какимъ

движения—но которая сама по себе—нечто. Если такой способ мыслить феноиевы и достаточен для физика, то недостаточен для философа. Читатель, пожелающий познакомиться с §§ 347—350 Оснований психолоиии, поймет, что я разумею, говоря, что так как понятия тела, пространства, движения образуются из ощущений мышечных напряжений, которые суть их ковечные символы, при помощи которнх могут быть истолкованы все другие умственные символы,—то формулировать явления пользуясь терминами тело, пространство, движение, освобождая эти понятия от сознания силы—значит признавать надстройву здания и не видеть его фундаиента.

‘) Я считаю нужныи объяснить этот термин. В тексте я привожу основания, в виду которых употребляю слово „сила» вместо слова „энергия», здесь же должен сказать почеыу нахожу слово „постоянство» удобнее слова „сохранение». Два года тому вазад я высказал другу моему, профессору Гёксли, что нахожу неудобным общепринятое внражение сохранение силы на тои освованив, что слово сохранение подразуиевает сохранение и акт хранения н не заключает в себе идеп существования силы до наблюдаемого частного ел проявления. Теперь укажу еще одия недостаток: слово это подразумевает, что без акта хранения сила исчезла бн. Все понятия, возбуждаемые смыслом этого слова находятся в несогласии с понятием, которое оно должво внражать. Вместо слова сохранение профессор Гбксли предложвл слово постоянство. Это слово не допускает большинства возражений и хотя можно упрекнуть его в том, что оно не указывает прямо на лредсуществование силы до момента ел проявления, за то вевозможно наити слово менее испорченное. За недостатком слова лучше пригванного к поииятию силы,—это кажется мне саиыи удобныи.

же условиям подчинена сила, производящая заполнение пространства? Мы этого не знаем. Форма еилы, открывающаяся нам в сопротивлении нашей собственной силе может быть по существу точно такою-же, как и форма силы, открывающаяся в изменениях, производимых ею в сознании. Всякому известно, что величина пространетва, занимаемого телом, отчасти определяется степенью той деятельности молекул, которую мы называем теплотой. Мы, кроме того, анаем, что молекулярные переустройства, происходящия в замерзающей воде, сопровождаются отделением силы, достаточной для разрыва сосуда, содержащого воду, и сообщения осколкам его значительного движения. Тем не менее формы нашего опыта принуждают нас различать два вида силы, из которых один не производит никаких изменений, другой-же проязводит актуальные и потенциальные изменения. Первая из этих сил, производящая то, что тело занимает пространство, не имеет для себя особенного названия.

Второй вид силы, причиняющей изменения, носит теперь общее название эпергии. То, что мы в последней главе называли ощутимой активностью получает у физиков название актгшюй энериии, a то что мы называли скрытой активностью, называется у них потещиальной энергией. Кроме формы активности, открывающейся в движениях масс, энергия обнимает также различные формы активности, в какие могут преобразовываться движения масс, то-есть теплоту, свет и пр. Это общее имя силы, открывающейся, как въдвижениях масс, так и в движениях молекул. Для нашего восприятия этот второй вид силы отличается от первого тем, что она не внутри сокрытая, но вовне проявляиощаяся.

В сгруппированной материи, какою мы познаем ее зрением и прикосновением, это различие, как мы призвали выше, весьма темно. Особенно, когда в сложном веществе потенциальная энергия молекул химических соединенных рассматривается как й то же время и активная, ощутимая в форме теплоты; здесь проявления внутри сущей силы осложняются проявлениями силы вовне-открывающейся. Но различие, затемненное в этом случае, выстудает на вид, когда мы сведем данные киь их простейшему выражению, к единице материи, к атому, к его движению. Сила, которой поддерживается бытие этой единицы—пассивна, no независима в то время, как сила, которой причиняется её движение—активна, no зависима от её отношений, прошедших и настоящих к другим единид&м. Эти две силы не могут отождествиться в мысли. В самом деле, как невозможно мьюлить движение без чего-то двнжущегося, так же невозможно мыслить энергию без чего-то обладающого энергией.

Признав это основное различие между силой впутрисущей, через которую тела открываются нам, как занимающия пространство—и силой вовне-проявляющейся, называемой нами энергией, я рассматриваю обе как абсолютно-постоянные, частью потому, что в наше восприятие обеих входит один и тот же существенный элемент. Чувство усилия служит для нас субъективным символом объективной силы вообще, пассивной и активной. Способность нейтрализовать то, что мы называем нашим мускульным напряжениея —есть конечный элемент нашего понятия тела, как отдельного от пространства; всякая энергия, которой мы не можем сообщить телам, ни получить от них, мыслится нами, как равная известному количеству мускульных напряжений. Два эти понятия ч5ущественно различаются в том. что чувство усилия, общее обоим, во втором соединено с восприятиек перемены места, в первом же такого соединения нетъ

Существует еще одно и более важное основание для нас — заняться рассмотрением вопроса о постоянстве силы в обоих её видах. Прнстаем к его изложению.

§ 27. Не взирая на возможность утомить читателя, мы должны вновь пересмотреть рассуждение, доказывающее вечность, Материи и безостановочность Движения—и тогда увидим что путем аналогичного рассуждения нельзя прийти к признанию постоянства Силы.

Тройяой вопрос относится к количествуи’ могут ля Материя, Движение и Сила уменьшаться в количестве? Количественное знание подразумевает меру, мера-же подразумевает единицу меры. Употребляемые нами единицы линейной протяженности суть длины материальыых масс или пространства между значками, нанесенными на эти массы; мы предполагаем, что эти длины или пространства между значками—неизменньи, если только не изменяет их температура. Из образчика меры, сохраняемого в Вестминстере произошли все меры, употребляемые в тригонометричееких съемках, в геодезии, мер» земных дуг и вычисления астрономических расстояний и размеров и пр., следовательно—все вообще меры астрономии. Бсли бы дервоначальные или производные единицы меры могли неправильно изменяться, то не было бы науки небесной динКмики и ни одной из даваемых ею проверок постоянства небесных тел и их энергий. Отсюда следует, что постоянство силы, производящей заполяенность пространства, не могло бы быть доказано, ибо оно подразумевается во всяком опыте и во всяком наблюдении, имеющих целью доказать его. То-же самое и до отношению к силе, называемой энергией. Доказательство этого яостоянства, требуемого от мер, предполагало бы уже дояущенным яостоянство силы внутрисущей, чрез которуго открывается бытие тел —и силы вовне проявляющейся, через которую познаются действия тел. В самом деле, на основании этих единиц лннейного протяжения мы, с ломощью раввоплечного рычага или весов. устанавливаем равные единнцы веса или ярнтягательных сил. Посредством этих равных единиц протяжения и равных единиц веса мы яроизводим количественные сравнения, приводящия нас к истинам точной наукн. В изысканиях химика, приводящих его к заключению, что ня Одна частица угля, исчезнувшая яря горении, не яотеряна бесследно, какое доказательство употребляется беспрестанно? Доказательство при яомощи весов. На чем основывается яоверка взвешиваньем? На единицах веса, на единицах яритягательной силы. В чем заключается смысл яроверкя? В том, что уголь н тенерь представляет столько же единиц притягательной силы, сколько дредставлял прежде. Следовательно, ценность заключения всецело зависнт от постоянства единиц силы. Если сила, с, какой кусок металла, представляющий единицу веса притягивается к земле—изменчива, то заключение о вечности Материи в корне ложно. Все ведет к признанию или предположению, что прнтяжение весомых единиц постоянно; но прямых доказательствь этого постоянства. мы не имеем и не можем иметь никаких. То же предположение заключено и в рассуждениях астронома и из него мы можем извлечь подобный же вывод. Нет проблемы в небесной механике, которую можно было бы разрешить без допущения некоторой единицы силы. Нет необходимости, чтобы эта единица, подобно фунту или тонне принадлежала к числу прямо познаваеииых нами. Достаточно принять за единицу данное притяжение двух тел на расстоянии, так чтобы другие притяжения, входящия в задачу—могли быть выражены в функциях этого. Приняв эту единицу, надо высчятать моменты, порождаемые каждой массой в отдельности в другой массе в данный период времени; комбинируя эти момеяты с уже известными, можно предсказать место, какое займут маосы в конце данного периода. Предсказание подтверждается наблюдением, откуда можно извлечь какой либо из следующих двух выводов. Если массы не изменились, то можно доказывать что их эяергии, актуальные или потенциальные, не уменыпились или, если эяергии их яе уменыпились, можно доказывать что яе изменились их массы. Но ценность того или другого из этих заключений всецело зависит от истинности гипотезы, утверждающей, что единица силы неизменна. Предположите, что притяжение между двумя телами на данном расстоянии изменяется—и выводы теряют всякую вероятность. Рассуждения в области земной и небесной физики допускают постоянство Силы не только в их конкретных данных, но, равным же образом, и в отвлеченном начале, служащем н,ля них точкой исхода и к санкции которого они обращаются на каждом шагу. Во всей областн этих наук приннмается начало равенства действия и протнводействия; утверждать же, что действие и противодействие равны н противоположны—значнть утверждать постоянство силы. В самом деле, утверждение сводится к следующему: что не может быть изолированной силы, нз ничего исходящей и к ничему приводящей, но что проявленная сила яредполагает равную ей предшествовавшую, из которой она исходит и против которой действует.

Даже без помощи этого анализа мы могли бы увириться, что должно быть начало, служащее основанием наук, но не могущее быть установленным ею. Все, извлекаемые из рассуждений выводы, каковы бы они ни были, должны основываться на каком лябо постулате. Так что, как я уже яоказал если мы начнем сводить производные првнципы к дающим начало им —более широким, мы неизбежно придем к принципу еамому широкому из всех и которого нельзя ужь ни свести к какому либо другому, ни вывести из другого. Если обратить внимание на отношение его к другим принципам науки, то необходимо признать, что этим принципом, которого нельзя вывести ни из какого другого, должно быть постоянство Силы.

§ 28. Что-жь это за сила. постоянство которой мы утверждаем? Это не та сила, о которой мы имеем прямое знание нз собственных наших мускульных усилий; ибо эта последняя не постоянна. Как только напряженный член ослабевает —исчезает чувство напряжения. Мы утверждаем, правда, что в брошенном нами камне или в тяжести, поддерживаемой нами, проявляется действие этого мускульного напряжения и что сила, переставшая оицущаться в нашем сознании, существует в другом меете. Но в другом месте она существует в форме, в которой мы не можем знать ее. Мы видели ²), что, если с одной стороны, поднимая тяжесть с земли, мы принуждены мыслить, что ея давление вниз равно и противуположно нашему давлению вверх, что если невозможно представить себе равенства этих давлений без того, чтобы не мыслить их однародными, то, с другой стороны, мы принуждены принять, что сила, существующая вне нашего сознания—не та же самая, которая существует в сознании, ибо однородность обоих давлений подразумевала бы в неодушевленном предмете ощущение мускульного напряжения, что не может быть допущено. Следовательно, снла, постоянство которой мы утверждаем —есть Сила абсолютная, о которой мы инеем емутное сознание как о необходимом коррелятиве силы, позваваемой нами. Таким образом под постоянством силы мы понимаем постоянстао чего то, превосходящого наше знание и наше понимание. Утверждая

^!) § 23. ²) § 18.

поетоянство силы, мы утверждаем {юзусловную реальжють, бвл начала и без конца.

Мы, таким обраэом, неожиданно еще раз приходим к заключительной истине, соединяющей Науку и Религию. Рассматривая данные, заключающиеся в рациональной теории вещей, мы видим, что все эти данные могут быть сведены к одному, без которого невозможно сознание: к постоянному бытию Непознаваемого, как необходимого коррелятива Поенаваемого.

Итак —единственное начало, превосходящее опыт, ибо служигь ему основанием, есть постоянство Силы. Раз это начало есть основание опыта, оно же должно быть основанием всей научной системы опытов. К этому началу приводит нас глубокий анализ; на нем же должен основываться рациональный синтез.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ. Постоянство отношений между силами.

§ 29. Первым выводом, какой можно извлечь из начала постоянства Силы, является постоянство отношений между Силами. Предположив, что данное проявление силы, приданных —форме и условиях, предшествуется или влечет за собой другое проявление, необходямо принять, что во всех случах, когда форма и условия первого остаются неизменны, оно предшествуется или влечет за собою второе. Всякая предшествующая форма Непознаваемого должна иметь неизменную качественную и количественную связь с другой формой Непозноваемого, называемой нами следствием первой.

Утверждать противное—значит отрицать постоянство силы. Если в двух случаях существует точнейшее сходство не только между главпейшими антецедентами, которые мы отлнчаем от других, называя их причинами, но также и между сопутствуюшими антецетентами, которые мы называем условиями, то мы не можем утверждать, что последствия будут различествовать—не утверждая в то-же время—либо, что сила начала существовать, либо-что она перестала существовать. Если ко-оперирующия силы одного случая равны ко-оперирующим силам другаго—каждая каждой no их положению и напряженности, то невозможно мыслить, что продукт их соединенного действия в одном случае различен от продукта в другом, есдн только не дриздать, что одна или несколько сил либо приобрели, либо потеряли в количестве, то есть—ие дриздавдш, что сила не лостоядда.

Дабы придать этому дринципу наиболее отвлеченную форму долезяо будет прибегнуть к примерал.

§ 30. Пусть будет два равных ядра, брошеддых е равной силой; они должны в равные времена пробежать равные пространства. Если скажут, что одно из них пробежало обозначенное пространство скорее другого, не смотря на то, что их начальные моменты равны и обоим приходится преодолевать равные сопротивления (ибо-если сопротивления неравны—то различны и антецедедты)—то это будет значить, что равные количества силы не произвели равных количеств работы, а додять это можно не иначе, как допустив, что сила превратилась в яичто либо родилась из ничего. Предположите, далее, что во время его полета один из шаров отклонен притяжением земли на несколько дюймов от его первоначального направления; другой прошедши тоже расстояние в тоже время, должен упасть на землю в том же самом месте, где и первый. Нельзя вообразить себе иного результата, не допуетив что равпые притяжения в равные времена производят неравные действия, что подразумевает невозможное положение: будто действие создано или уннчтожено. Далее: если однн из шаров ароник в мишень на известную глубину, нельзя предетавить себе, чтобы другое ядро проникло на глубину меныную, если только подобная разница не будет произведена изменением формы ядра либо большей плотностью мишени в месте, где она дробита. Подобдое измедеяие доследствий без изменеяия адтецедедтов может быть мыслимо лишь дрд домощи девозмождого допущедия, что дичто превратилось в дичто либо что ддчто сделалось чем-то.

Сказаддое отдосятся де только к смедам, до также к едцдовремеддым дзмедедиям и достояддым сосуществованиям. Нам дады заряды дороха равдые до колячеству и качеству, зажжеддые одидаковыми фитдлями и выбрасывающие равдые no весу, объему я форме ядра, одидаково загдадные в дула; деобходимо заключить, что едияовремедяые действия, дроизведедяые взрывами дороха, будут дредставлять в обоих случаях равдые отдошения качеств я количеств. Отдошедия между дродуктамд сгарадия в обоих случаях будут равны. Различдые силы, потрачедяые да сообщеяие ядрам их скорости, газам теплоты, на произведение звука при выстреле в обоих случаях представят равные отношения! Количества света и звука в одном случае будут таковы же, как и в другом. В самом деле, нельзя вообразить себе, чтобы существовала разница в отношениях между этими сосуществующими явлениями, не прибегая к предположению, что разница эта происходит без причины, вследствие сотворения или уничтожения силы.

Равенство, открываемое нами между двумя случаями, должно иметь место при каком угодно количестве случаев; что имеет место между сравнительно простыми антецедентами и последствиями, должно иметь место и в случаях величайшей сложности антецедентов и последствий.

§ 31. Таким образом то, что мы называем единообразием закона, что, как мы видим, может быть сведено к постоянству отношений между силами. есть прямой вывод из постоянства силы. Общее заключение, что существуют постоянные сочетания между явлениями, обыкновенно считаемое только индуктивным, в действительности может быть выводимо из конечных данных сознания. Можно думать, что мы не законно делаем заключение, что истинное для я должно быть истинно и для не л; но здесь подобное заключение вполне законно. В самом деле, утверждаемое нами в данном случае единовременно о я и нвя есть то, что ли«ел, рассматриваемые как бытия, имеют общего.

Утверждать бытие вне сознания—значит утверждать, что есть вне сознания нечто постоянное, ибо постоянство есть ничто иное, как постоянное бытие, а нельзя мыслить бытия иначе, как постоянным. Мы не можем утверждать постоянства этого чего-то вне сознания, не утверждая, что его отношения, открывающиеся в проявлениях, постоянны.

Дальше мы еще яснее увидим, что едянообразие закона вытекает, таким образом, из постоянства силы. Следующая глава косвенно представит тому не мало примеров.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ. Превращения и эквнвалентность си/г.

§ 32. Как только науке удалось снабдить яаши чувства точнымя измерительными аппаратами, представляющими собой как бы дополнительные чувства, люди начали прямечать различные явления, юоторых раныпе нельзя было различить зрениемъ^чили осязанием. Бодее тонкие проявления известных нам видов силы стали тогда доступны нашему познанию; виды силы, ранее совсем неизвестные—стали познаваемы и измеряемы. В тех случаях, когда, повидимому, силы превращались в ничто и поверхностное наблюдение допускало, что они уничтожились, наблюдение с помощью точных аппаратов доказывало, что никогда силы не исчезают бесследно, что скрываясь—они появляются вновь в иных формах. Таким путем пришли к заключению, что каждое из окружающих нас язменений превращается в эквивалентное количество какой либо другой или нескольких других сил. Опыт иодтвердил это умозаключение, с каждым днем приобретающее новую силу. Майер, Джуль, Грове и Гельмегольц более других способствовали популяризации этой идеи. Рассмотрим доказательства, на которых она опирается.

Всюду, где мы можем непосредственно подняться к происхождению движения, мы находим, что оно предсуществовало в форме иной силы. Наши собственные произвольные действия всегда предшествуются известными ощущениями мышечного напряжения. Когда мы свободно опускаем бездействующий член, мы сознаем телесное движение, не требующее никакого усилия, но объясняемое усилием, какое мы сделали, чтобы поднять его в то положение, из которого он выходит. В этом случае, как и в случае с неодушевленным телом, падающим на землю, сила, накопленная движением снизу вверх в точности равна силе, освобождаемой при падении. Точно так же остановленное движение производит, при различных обстоятельствах, теплоту, электричество, магнетнзм, свет. Начиная с согреванья рук носредством их трения одну о другую и кончая возгоранием железно-дорожного тормоза, происходящим от сильного трения, начиная светом, отделяющимся при взрыве пороха от удара и кончая горением большого куска дерева, происходяищш от нескольких ударов no нем парового молота—мы имеем массу примеров, что теплота порождается из воспрепятственного движения. Всюду убеждаемся мы, что теплота увеличивается пропорционально величине остановленного движения и уменыпается—когдa, чрез ослабление трения, уменыпается потеря движения. Примеры происхождения электричества из движения мы видим в опыте, состоящем в трении сюргуча, в обыкновенной электрической машине и в паровой электрической машине Армстронга. Во всех случаях трения между разнородными телами порождается электричество. Магнетизм может происходить из движения, непосредственно, например оть ковки железа, или косвенно, например —от электрических токов, произведенных движением. Равным образом движение может создавать свет, непосредственно, как в случае искр, происходящих от сильного удара по камню, либо косвенно, как в случае электрической искры. «Наконец —движение может быть вновь произведено из сил, порожденных движением; таким образом расхождение листочков электрометра, движение электрического колеса, колебания намагниченной стрелки, порождаемые электричеством трения, представляют собой ощутимые движения. косвенно произведенные силой, которая сама произведена движениемъ>.

Вид силы, называемой нами теплотой, рассматривается теперь физиками, как молекулярное движение, но нетакое, как движение проявляющееся в изменении отношений между массами, доступными ощущению, но происходящее в единицах, составляющих эти массы. Если мы будем рассматривать теплоту не как особенное ощущение, доставляемое нам телами при известных условиях, если приймем во внимание другие явления, происходящия ря дом в этих телах, то ни в них, ни в других окружающих телах не наидем ничего, кроме движения. За исключением одного или двух случаев. несогласимых ни с какой теорией теплоты, нагреваемые тела расшнряются и это расширение не может быть истолковано иначе, как движением единиц, составляющих массы. То, что называется излучением, посредством чего тело, имеющее температуру выше температуры окружающих предметов, сообшдет им свою теплоту, есть очевидно род движения. Точно также и доказэтельство, что теплота распространяется путем излучения,—есть ничто иное как движение ртути в трубке термометра. Самое простое доказательство, что молекулярное движение. на-

5

зываемое теплотой, может превращаться в видимое движение, дает нам паровая машина, в которой «поршеяь и все соединенные с ним части приводятся в движение расширением водяного пара>. Точно также—там, где теплота поглощается, не давая видимого результата, новейшие изыскания открывают весьма определенные, если и не очевидные изменения, как, например, в стекле, молекулярное состояние которого так изменяется от теплоты, что пропущенный сквозь него поляризованный луч света становится видим, в то время как в холодном стекле он невидим; или же в полированных металлических поверхностях. которые так изменяются в строении вследствие теплового излучения на них от близких к ним чредметов, что сохраняют на себе постоянный их отпечаток. Превращение теплоты в электричество происходит, когда разнородные соприкасающиеся металлы нагреваютея в точке их соприкосновения, тогда развиваются электрические токн. Твердое несгораемое вещество, введенное в нагретый газ, например —кусочек мела в пламя гремучого газа, становится светящимся, в чем мы видим превращение теплоты в свет. Если и нельзя доказать, что магнетнзм может непосредственно ироизводиться теплотою, то можно доказать, что он производится ею посредственно, чрез посредство электричества. Через это средство между теплотой и химическим сродством устанавливается соотношение, давно заставлявшее предположить заметное влияние теплоты на химические соединения и разложения.

Еще легче показать переход электричества в другие виды силы. Будучи произведено движением сонрикасающихся разнородных тел, электричество своими притяжениями и отталкивашявти может вновь вызывать движения в соседних телах. Электрический ток порождает магнетизм в куске мягкого железа—a постоянное вращение магнита порождает электрический ток. В гальванической баттарее действие химического сродства июрождает электрический ток, который мы тут же можем заставить производить химическое разложение. В проволоке кондуктора мы констатируем превращение электричесва в теплоту; вь электрической искре и вольтовой дуге мы наблюдаем появление света. Атомическое строение также изменяется от действия электричества, как в случае перенесения вещества от одного полюса гальванической баттареи к другому, как в случае трещин и разломов от разряда или образования кристаллов под влиянием токов. В евою очередь, перераенределения материальных атомов, если прямо и не производит электричества, то приизводят его чрез посред•ство магнетизма.

Надо еще вкратде указать, как различные физические силы происходят из магнетизма, вкратце потому, что каждый из следующих случаев представляет лишь обратное изображение приведенных раньше. Магнетизм проявляется в движениях. В электро-магнитной машине мы видим, что вращающийся магнит возбуждает электричество, которое тутъ-же может превратиться в свет, теплоту или хнмическое сродство. Открытое Фарадэем действие магнетизма на поляризованный свет, равно как теплота, сопровождающая изменения в магнитном состоянии тела, указывают на новые сочетания того же рода. Наконец, различные опыты показывают, что намагничивание изменяет внутреннее строение тел и что, обратно. изменение внутренняго строения тела, произведенное механическим действием. изменяет условия магнетизма.

Как бы ни показалось это нввероятньш, но твпврь доказано, что различные физические силы могут происходить также из света. Солнечные лучи изменяют атомические строения некоторых кристаллов. Некоторые смеси газов превращаются в хнмические соединения только под влиянием солнечного света. В известных химических соединениях солнечный свет производит разложения. С тех пор, как работы фотографов привлекли внимание ученых к действиям света на тела, наидено, что «значительное число веществ простых и сложных испытывает заметное действие этого агента; сюда относятся даже такие тела, котерые, как металлы, повидимому наименее способны изменяться от света>. Когда мы соединим дагерротипическую пластинку с надлежащнм образом расположенньш аппаратом, ^мы получаем химическое действие на пластинке, электрический ток в проволеке, магнетизм внутри катушки, теплоту в спирали и движение в игле>.

Едва ли нужно упоминать, что все виды силы могут происходить из химических действий. Теплота обыкновенно сопровождает всякое химическое соединение, а когда сродства очень напряжены, то при надлежащих условиях производится и свет. Химические соединения, связанные с изменешем объема тел производят движение как в соединяющих веществах, так и в прилежащих телах: примером может служить выбрасывание ядра из пушкя, производимое взрывом пороха. В гальванической

баттарее мы наблюдаем происхождение электричества из химических соединений и разложений. Через посредство электричества химическое действие порождает магнетизм.

Эти примеры, извлеченные большею частью из книги М. Грове <Соотношения физических силъ>, показывают нам, что всякая сила может прямо или косвенно преобразовываться в другие. Прн всяком изменении сила претерпевает метаморфозу; из всякой новой формы или новых форм, в которые она преобразуется, может произойти либо опять предшествовавшая форма, либо другие—в безконечном разнообразии порядка и сочетаний. Более того, ясно видно. что физические силы представляют не одне качественные соотношения, но н количественные, Доказавши, что один вид силы может превращаться в другой, опыты доказали кроме того, что яз определенного количества одной снлы происходят определенные же количества других. Доказать это весьма трудно, но потому лишь, что обыкновенно сила не превращается в одну какую либо другую, но в несколько и что их пропорция определяется условиями не неизменными. Тем не менее в нчкоторых случаях доотигнуты положи^ельные результаты. М. Джуль констатировал, что падение 772 фунтов с высоты фута поднимало температуру фунта воды на один градус Фаренгейта. Исследования Дюлона—и—Пти и Неймана показалн, что существует количественное отношение между сродствами соединяющихся тел и теплотой, отделяющейся при их соединении. Установлено также количественное отношение между химическим действием и динамическим электричеством; опыты Фарадэ наводят на заключение, что определенное количество электрячества производится определенным количеством химического действия. Можно сослаться, кроме того, на доказанное постоянство отношения между количествами порожденной теплоты и количествами испарившейся воды— или между расширением пара и степенью производящей его теплоты. Так, что нельзя больше сомневаться в существовании постоянных количественных отношений между различными формами, какие прннимает сила. Физнки молчалнво допускают, что не только физические снлы претерпевают метаморфозы, но н что известное количество каждой силы эквивалентно известным и постоянным колнчествам других.

§ 33. Всюду в мироздании закон этот проявляется неизменно. Всякая смена изменений, всякая группа их —должна быть приписана силам, которые можно связать с другими существующими силами, подобными же или несходными н вывести из сил, ранее проявлявшихся. Кроме того, мы не должны ограничиваться признанием связи, ооединяющей предшествующия проявления сил с последующими, но должны также признать, что количества этих сил строго определены, то есть, что ояе пронзводят такие и такия-то количества результатов и необходимо ограничены в этих количествах.

Объединение знания, представляющее задачу философии, не подвинется вперед от признания этой истины в её общей форме. Изменения и превращения сил всюду следуют поступательному движению, начиная с движений звезд и кончая ходом наших мыслей; если мы хотим вполне понять смысл велнкого факта, что силы в их безконечных превращениях нигде, ннкогда не увеличиваются и не уменьшаются в количестве, необходимо раз«мотреть различные порядки изменений, совершающихся в окружающем, дабы констатировать, откуда происходят силы, открывающиеся в изменениях —и во что превращаются. Нет сомнения, что если на этот вопрос и может быть получен. ответ, то весьма несовершенный. Мы не можем яадеяться установить эквивалентяость между последовательными яроявлениями силы. Самое большее, на что можно рассчитывать—это на установление соотношения качественного н неопределенно-количественного, количественяого лишь в том смысле, что будет указана достаточная пролорция между яричиной и её действиями.

Дабы проверить это лоложение, рассмотрим последовательно разлнчяые порядки явлеяий, нзучаемых конкретными яаукамя.

§ 34. Антецеденты сил, действующих в солнечной системе, относятся к прошедшему, о котором мы можем знать что либо только no догадкам, да и таким зяанием пока еще не можем лохвалнться. Как бы многочисленны н сильны нн были основания лрннять гипотезу туманностей, все же мы видим в ней только гнпотезу. Во всяком случае, если мы приймем, что материя со•ставляющая солнечную систему, существовала некогда в рассеяняом виде, то не можем лрнзяать в прнтягательной силе её частиц причины, достаточяой для произведения совершающихся лыяе движений.

Скопившиеся массы туманного вещества, устремдяясь к общему центру притяжения сквозь среду, в которой были рассеяны, неязбежно должны произнести общее вращательное движение, скорость которого будет возрастать со степенью концентрации. Всюду, куда только проникает наш опыт, мы замечаем известное количественное отношение между порожденными таким способом движениями и израсходованными на произведение их притягательными силами. Планеты, образованные из вещества, которому нужно былопробежать наименьшее пространство, дабы достигнуть до общего центра притяжения, представляют наименьшую скорость. Можно, без сомнения, объяснить этот факт теологяческой гипотезой, тем что он был условием равновесия. Но нет надобности разъяснятъ_у что вовсе не в этом вопрос; довольно указать, что этой гипотезой нельзя объяснить вращения планет. Нет конечной причины, которая могла бы объяснить быстроту вращеиия вокругь оси Юпитера и Сатурна и медленность—Меркурия. Но если мы будеи искать антецедентов вращательного движения планет согласно учению трансформизма, то гипотеза туманностей укажет нам антецеденты, находящиеся в очевидном количественнем отношении с движениями этих небесных тел. В самом деле, планеты_у вращающиеся вокруг оси с наибольшей 6ыстротой_у обладают большими массами и большими орбитами, что значит, что еоставляющие их элементы, некогда рассеянные, устремлялиеь к общему центру притяжения через громадные пространства и веледствие этого приобрели громадную скорость. Напротив, планеты, медленно обращающиеся вокруг осей, принадлежат к числу образовавшихся из меньших туманных колец, что особенно ясно видна на спутниках.

Скажут: но что же сталось с движением, произведшим скопление этой рассеянной материи в твердые тела? Ответ будет тот, что оно рассеялось в форме теплоты и света и опыт всюду подтверждает такой ответ. Геологи полагают, что теплота еще расплавленного ядра землн есть лишь остаток той теплоты, которае держала весь земной шар в расплавленном виде. Гористые поверхности Луны и Венеры (единственных небесных тел по их сравнительной близости доступных полному наблюдению) предетавляют кору изборожденную вследствие сжатия как и земная, чтонаводит на предположевие, что тела эти претерпевали ожлаждение. Наконец —в солнце мы имеем остаток этой теплоты и этогосвета, необходимых следствий остановки рассеянной материи, двигавшейся к общему центру дритяжеяия. Здесь, как и выше, мы находим количествевяое отношение. Те из тел солнечной системы. которые состоят из сравнительно небольших количеств материи, и центростремительное движение которых уничтожено—потеряли уже почти всю полученную теплоту, относительная величина их поверхностей еще облегчала эту потерю. Но солнце, масса которого в тысячу раз болыне массы самой большой из планет, получившее, следовательно, неизмерймо большее количество теплоты и света от остановки движения, и до сих пор производит излучение огромной напряженности.

§ 35. Отыскивая происхождение сил, придавших земной поверхности её теперешний вид, мы видим, что их можно отнести к указандому выше гиервоначальному источннку. Если предположить образование солнечной системы согласным с принятой нами гипотезой. то геологические язменения необходимо рассматривать, как прямые или косвенные следствия неизрасходовавшейся еще теплоты, произшедшей от сгущения туманного вещества. Изменения эти разделяются на огненные и водные, названия, которые пригодятся нам при ихърассмотрении. Геологи рассматривают землетрясения, происходящия от них поднятия и сжатия, накопленные результаты всех поднятий и сжатий, представляемые нам бассейнами океанов, островами, континентами, плоскогориями, горными цепямн и вообще всеми образованиями, носящими название вулканических —как изменения земной коры, производимые еще не застывшнм содержанием внутренностя земли. Как бы ни была несостоятельна в подробностях теория Эли-де-Бомона, но имеются иуЬские основания допустить, что вообще разрывы и изменевия уроввя, происходящия время от времени на земяой поверхности, происходят от постепевного спадаяия твердой земной оболочки над охлаждающнмся и сжимающнмся ядром её. Предположнв даже, что можно дать более удовлетворительяое объяснение вулканических извержений и поднятий горвых цепей, что вевозможво,—нельзя было бы как либо иначе объяснить колоссальвых подвятий и опусканий, от которых произошли материки иокеавы. Отсюда яеобходимо вывести заключеяие, что силы, проявившиеся в огвенных измевениях земвой коры должвы быть положительвыми или отрицательными следствиями теплоты, сконцедтрировавной во вяутренности земли. Явления расвлавлевия и еплавления в осадочных слоях, теплые источяики, возгонка металлов в трещинах, где мы их находим в виде минералов —могут быть рассматриваемы, как положительные следствия этого остатка теплоты, в то время как разрывы слоев и изменения уровня должны быть рассматриваемы как её отрицательные следствия, ибо происходят от её исчезновения. Основная причина всех этих явлений та же, что была и с самого начала— притягательное движение вещества земли к её центру, так как этому движению следует приписать и её внутреннюю теплоту и происходящее вследствие потери последней через излучение в пространство—спадение твердой оболочки.

Если мы спросим, в какой первоначальной форме существовали силы, произведшие так называемые водные геологические изменения, то ответ не так будет легок, как предыдущий. Действия дождя, рек, ветров, морских волн и течений не так явно связаны с первоначальным источником. Тем не менее анализ показывает нам, что они берут начало из этого источника. Если мы спросим: откуда происходит сила течения реки, несущого ил её к морю?—то получим ответ: тяготенье воды по всему протяжению её течения. Если мы спросим: каким образом вода расположилась по всему этойу протяжению?, то ответом будет: она выпала в виде дождя. Если мы спросим: каким образом дождь очутился там, откуда он выпал?—то ответом будет: пар, сгущенный вид которого он представляет, согнан был туда ветрами. Если мы спросим: каким образом пар мог подняться так высоко?—то ответом будет: вследствие испарения. Если мы, наконед, спросим: какая же сила подняла его?—то ответом будет: теплота солнца. Точнейшим образом то же самое количество притягательной силы, какое было побеждено солнечной теплотой при поднятии атомов воды, возстановилось в падении этих атомов до уровня, с которого они были подняты. Отсюда следует, что размыванье почвы, производимое дождем и реками во время нисхождения этого сгущенного пара вплоть до морскагуровня, косвенно обязаны своим происхождением теплоте солнца. То же самое и по отношвнию к ветрам, разносящим пары. Воздушные течения происходят от райЬиц температуры (либо общих, как разница температур экваториальной и полярной, либо частных, производимых различием физического строения различных местностей земли); так что воздушные течения могут быть отнесены к общему источнику, из которого происходят варьирующия количества теплоты. Если таково происхождение ветров, то таково жеи происхождение морских волн, подымаемых ими. Отсюда следует, что все изменения, производимые морскими волнами— размывание берегов, разрушение скал, превращение их в гравий. песок и ил —также могут быть приписаны солнечным лучам, как и общей их причине. То же самое ножно сказать и об океанических течениях; самое большое из них производится избытком теплоты, получаемой Океаном в тропических поясах, слабейшие из них —обязаны своим происхождением местным различиям полученных температур. Отсюда следует, что распределение осадков и другие изменения, производимые морскими течениями, могут быть отнесены к силе. проявляющейся в солнечной теплоте. Единственная водная сила, имеющая иное происхождение есть сила приливов; но ее вместе со всеми другими можно отнести к неизрасходованному астрономическому движению. Устранивши же морские приливы, можно сказать, что медленное разрушение материков, наполнение морей дождем, реки, течения Океана, волны, ветры—суть косвенные действия солнечной теплоты.

Таким образом заключения, даваемые теорией превращения сил, а именно, что силы образовавшие и преобразовывавшие земную кору должны были предсуществовать в какой либо другой форме, не представляет затруднений, раз принимается гипотеза туманного происхождения, так как происхождение это предполагает известные силы, могущия производить следствия и на могущия расходоваться без следствий. В то время как так называемые огненные геологические изменения происходят из продолжающегося еще движения вещества земли к её центру, так называемые водные изменения рождаются из продолжающегося еще движения вещества солнца к его центру, движения, которое, превращаясь в теплоту и излучаясь на землю, претерпевает новую метаморфозу—йрямо в движение газообразных и жидких тел на поверхности земли и косвенно—в движения твердых тел.

§ 36. Силы, проявляющиеся в жизнеяных действиях, растительных и животных, столь же очевидным образом выводятся из солнечной теплоты, так. что читатели, знакомые с биологическими фактами, без затруднения признают это. Обратимся сначала к физиологическим обобщениям.

Вся растительная жизнь прямо или косвенно завясит от -геплоты и света солнца, прямо—у огромного большинства растений и косвенно у таких, которые, £ак грибы, произрастают в темноте: эти последния, живя на счет разлагающихся органических веществ, косвенным путем пользуются силой все из того же источника. В огромном большинстве случаев растение берет уголь и водород из угольной кислоты и воды, заключенных в окружающем воздухе и в земле. Но прежде, чем уголь и водород ногут быть усвоены, необходнмо, чтобы угольная кислота и вода были разложены. Для преодоления могущественного сродства, соединяющого элементы этих веществ необходимо расходование силы и эту силу доставляет солнце. Каким образом происходит разложение? Этого мы не знаем. Но мы знаем, что когда, при надлежащих условиях, растения выставляются на солнечный свет, они освобождают кислород и запасают в себе уголь и водород. В темноте это возстановление прекращается. Оно прекращается также. когда количества получаемого света и теплоты значительно уменьшаются, как зимою. Напротив, оно весьма деятельно, когда свет ярок и температура высока, как это бывает летом. Далее—то-же отношение открываем мы, когда наблюда^м, как растительность, богатая под тропиками, беднеет в умеренных климатах и исчезает в ввду полюсов. Нельзя не вывестн отсюда, что силы, с помощью которых растения извлекают материал для своих тканей из окружающих неорганических соединений, то есть силы, с помощью которых растения живут и исполняют свои отправления,—что силы эти предсуществуют в форме солнечного язлучения.

Всякому известно, что животная жизнь непосредственно или косвенно зависит от растятельной и ученые издавна уже принимают, что вообще явления животной жизни противоположны явлениям растительной. Co стороны химических процессов растительяая жизнь есть главнейшим образом возстановление (раскисление), жнвотная же главнейшим образом окисление; «главнейшим образомъ> должны мы сказать, ибо когда растения расходуют силу в произведении их отправлений, они функционируют какь аппараты окисления (это видно по выделению ими угольной кислоты во время ночи),* животные же в некоторых из своих действий втаростененного значения функционируют вероятно, как адпараты возстановления. Раз сделана эта оговорка_у общий принищп будет тот, что растение разлагает угольыую кислоту и воду_г освобождая кислород, что (ша употребляеть удержанные уголь и водород (к которым надо еще ^ибавить немного азота н ничтожное к©личеств<г других элементовъ) на образование ветвеи, лиетьев и семян,. между тем, как животное, пожирая эти ветви, листья и семена, и вдыхая в оебя кислород, вновь образует угольную кислоту н воду, комбинируя их с небольшни количеством извествых азотистых соединений. В растенин разложение производится через расходование известных сил, истекшях из солнца, которые необходимы для преодоления сродства угля и водорода к кислороду; возсоединение же, производимое животным, освобождает эти силы~ Внутренния н внешния движения животного предетавляют ообой пробуждение в новых формах сил, поглощенных растением в форме света и теплоты. В приведенном выше примере мы видели, что солнечные силы. израсходованные на поднятие пара с морской поверхности, освобождаются в падении дождя и течевии рек, а также в передвижении твердых тел, катимых реками; здесь происходит то-же самое: солнечеые силы_у приведшие в растении известные химические элементы в состояние неустойчивого равновееия, освобождаются в действиях животного, когда эти элементы возвращаются к состоянию устойчивого равновесия.

Кроме указанного нами качественного соотношения между этими двумя большими порядками органических деятельностей, равно как между каждым из них и силами неорганическими, существует еще и зачаточное количественное. В областях, преизобилующих растительностью. обильна и жнвотная жизнь и по мере того, как мы от жарких климатов подвигаемся к областям умеренным и холодным, и растительная жизнь и животная одинаково беднеют. Вообще говоря, животные всех классов имеют большую величину в областях преизобилующих растительностью, чем в тех, где она бедна. Кроме того, существует довольно явная связь между количеством силы, расходуемым каждым видом животных, и количеством силы, которое, окиеляясь, осва бождает поглощаемая им пища.

Известные явления развития, как у растений, так и у животных, открывают еще очевиднее последнее указанное мной начало. Воспользовавшись мыслью, которую М. Грове высказал вскольз в первом нздании своей книги о «соотношении физических силъ>, что существует, вероятно связь между так нааываемымн жизненными силами и силами физическнми. М. Карпентер показал, что связь эта ясно проявляется в развитии зародыша.

Превращение неорганизованного содержимого яй$Ь в организованного цыпленка есть всецело вопрос теплоты: устраните теплоту— и развития не будет; сообщите теплоту и оно будет продолжаться, пока поддерживается необходимая температура. но сейчас же прекращается, как только мы подвергнем яйцо действию холода. Изменения, составляющия развитие не могут завершятся иначе, как под условием, чтобы поддерживалась почтн постоянная температура данной высоты впродолженин данного периода. Мыможем наблюдать аналогичные черты в метаморфозе насекомых. Опыт показывает, что не только развитие яйца определяется теплотой, но и что развитие куколкя в коконе определяется той же причиной и может быть значятельно приспешено или эамедлено, смотря по тому, доставляется ли ей искусственно теплота или отнимается. Достаточно будет прибавить еще, что проростание семян растений представляет подобные же отношения причины к следствиям, в такой мере подобные, что говорить о них в подробности было бы совершенной ненужностью.

Такнм образом, различные нзменения, проявляемые органическим миром, как единым целым, так и в двух его великих подразделениях, так же и в составляющих его индивидуальных единицах, согласуются с общим положением, поскольку мы это можем констатировать. Когда, как например, в превращении яйца в цыпленка, мы в состоянии изолировать явление от всего соединяющого его, мы видим, что сила, проявляющаяся в акте организования, подразумевает расход дредсуществовавшей силы. Когда дело идет не об изменении определенного количества материи, принимающого новую форму, как в случае яйца или куколки, но о воплощении материи, извлеченной из окружающого, как в случае роста животного илн растения, мы и здесь видим, что воплощение совершается на счет расхододовавшейся предсуществовавшей силы. И когда, как это имеет место в высших классах животных, сверх сил, расходуемых на организование, остается излишек силы. идущий яа движение, этот последний косвенно происходит все из той же внешней предсуществовавшей сялы.

§ 37. Даже после всего, сказанного нами в первой части этой книгн, многие не без тревоги примут наше утверждение, что и снлы, называемые умствеяными, подходят под язлагаемое здесь обобщение. А между тем отрицать это никак яе возиожно.

Факты поэволяющие или, вернее, заставляющие нас формулировать это положение, многочнсленны и бросаются в глаза. Они входят в следующия групиш.

Все ощущения, каждо-мгновенно получаемые нами через органы чувств, находятся в прямом соотношении с внешними физическими силами. Формы сознания, называемые давлением, движением, звуком, светом, теплотой, все они суть действия, производимые на нас силами, которые, расходуясь иначе, превращали бы в куски или в пыль массьи материи или порождали вибрации в окружающих телах или производили химические соединения или же, наконец, причиняли твердых тел в жидкия. Так, что если мы рассматриваем произведенные таким образом изменения относительных положений, молекулярных строений или химических состояний, как преображенные проявления сил, их производящих, то и ощущения, порождаемые в нас этими силами должны рассматривать, как новые формы этих же самих сил. Так, что необходимо без колебаний признать, что соотношение физических сил к ощущениям точно таково же, как и отношения физическнх сил между собой, особенно если принять во внимание, что соотношения того и другого порядка не только качественны, но и количественны. Массы материи, сильно различающиеся по весу, как показывают весы или динамометр, также значительно различаются и по ощущению давления, производимому ими на наше тело. ТСогда мы останавливаен тела в движении, сознаваемые нами усилия пропорциональны движениям этих тел, какими знаем мы эти движения посредством других нзмерительных средств. При равенстве прочих условий мы находим, что ощущения, порождаемые в нас вибрярующими струнами, колоколами или воздушяыми волнами ворвируют сообразно количеству производящей их силы. Твердые и жидкие тела различных крайних темиератур по свидетельству ртутного столбика в термометре, производят в нас соответственным образом ощущения теплоты различных степеней. Равным образом различные надряженности яаших световых ощущений, соответствуют разлнчным внешяим действиям, разница которых измеряется фотометром.

Кроме соотяошения я эквивалентности вяешних физнческих сил с вяутренвими, яорождаемыми нми в нас в форме чувствований, сушэствуют соотношение н эквивалентность между чувствованиями и происходящими от яих в форме двнжеяий тела физигчеекими «еилами. Чувствования. которые мы называен светом, теплотой, звуком, запахом, вкусом, давлением и пр., не изглаживаются без всяких прямых последствий; за ними неизменно следуют другие проявления силы. В известных случаях можно ■констатировать возбуждение отделительных органов; но это не все: происхидят также сокращения муекулов произвольного движения— или вепроизвельного, или тех и других разом. Чувствования повышают деятельноеть еердца, елегка если они слабы, сильно если они еильны; недавния физиологические исследования дают оставание полатать, что чувствования возбуждают не одне сокращения сердца, но также и всех мышечных волокон, принадлежащих к сосудистой системе. Дыхательные мускулы также возбуждаются чувствованиями к певышению деятельности. Дыхание ускоряется от действия приятных или тяжелых чувствований, как это можно видеть и ощущать. Недавно показали даже, что дыхание учащается при переходе из темноты на свет, что происходит, вероятно, от прямо или косвенно вызываемого повышения нервной стимуляции. Когда количестве чувствовяния велико, оно порождает сокращения как мускулов непроизвольного, так и произвэльного движения. Чрезмерное возбуждение чувствующих нервов, как при щекотаньи, сонровождаетея движениями членов, от которых нельзя удержаться. Жестокие боли вызывают неистовые движения. Вздрагивание, следующее за сильным шумом, гримаса, производимая вкусом чего нибудь чрезвычайно неприятного, быстрое движение, которым мы отдергиваем руку нля ногу, «когда опустили ях в слишком горячую воду—суть дальнейшие примеры превращевия чуветвований в движения; из этих слу^аев, как и из множества других с очевидностью явствует, чте количество действия, производимого телом, пропорционально количеству чувствования. Даже в тех случаях, когда из гордости педавляется крик или стон, выражающия сильную боль (подавление это в свою очередь есть результат мускульного сокращения) сжимание кулаков, нахмуренные брови, скрежетанье зубани евидетельствуют, что телесные действия так же велики, хотя и не выражены так же резко. Если вместо ощущений мы возьмем эмоции,то откроем, что соотношение и эквивалентность и здесь такъже очевидны. Не только формы еознания, непосредственно проязводимые в нас физичеекими силами, магут переходить в мускульлые сокращения и передвижения, причдна которых в мускульных сокращениях, но то жо самое имеоть место и для форм сознавгия, не прямо производимых в нас физическими силами. Слабые эмоции, как и слабые ощущения, порождают лишь возбуждение сердца и сосудистой системы, иногда же и—повышенив деятельности железистых органов. Но если эмоции усиливаются, то приходят в движение мускулы лица, туловища и членов. Человек, пришедший в гнев, хмурит брови, расширяет ноздри, топает ногой; человек сильно страдающий. сжимает брови и ломает руки; радость выражается взрывами хохота и прыжками, ужас и отчаяние—-неистовыми телодвижениями. Оставив в стороне известные кажущиеся исключения, которые в сущности вовсе не исключения, мы видим, что какого бы рода ни была эмоция, существует очевидное отношение между её напряженностью и силой мускульных действий, вызываемых ею, начиная с бодрой и ускоренной походки веселого человека и кончая прыжками от чрезмерной радости, начиная подвижностью нетерпеливого человека и кончая почти конвульсивными движениями, сопровождающгши невыносимую душевную муку. К этим доказательствам надо прябавить еще одно: между нашими чувствовациями и движениями, в которые они превращаются посредствует ощущение мускульного усилия, находящееся в очевидной связи с первыми и вторыми, в точном количественном соотношении, ибо, при равенстве прочих условий. чувство усилия варвирует в прямом соответствии с количеством порожденного движения.

<Но каким же образом, спросят нас, можно истолковать, при помощи закона соотношений, происхождение таких мыслей и ощущений, которых не вызывают никакие внешния stimuli, но которые рождаются самопроизвольно? Можно утверждать, что между негодованием, возбужденным оскорблением и следующими за ним громкими криками или неистовыми движениями, существует связь; но откуда происходит множество мыслей и чувствований, возникающих в подобных случаях. Очевидно, что они не эквивалентны слуховому ощущению, произведенному словом; ибо те же слова, будучи расположены иначе, не произвели бы их. Между словами и душевными потрясениями, которые они производят существует отношение очень близкое к тому, какое существует между надавливанием на собачку ружья и следующим затем выстрелом; слова не производят силы, но лишь освобождают ее. Но в таком случае откуда же эта огромная нервная деятельность, которую могут вызв&ть шепотом сказанное слово или взгляд?» Ответ таков: эти формы сознания и многия другие непосредственно соотносятся не с какими либо сила а, действующими на нас извне, но с внутреяними силами. Так называемые жизнеяные силы, соотношение которых с такъ-называемыми физическими было указано нами, суть источники, из которых пряью вытекают эти мысли и чувствования и на производство их расходуются. На это много доказательств. Вот некоторые из них. Дело очевидно, что умственная деятельность зависит от существования известного нервного аппарата и что есть отношение, без сомнения, скрытое за многочисленностью и сложностью условий, но проследить которое все же возможно—отношение между размерами этого аппарата и количеством умственной деятельности, измеряемым по её результатам. Кроме того, этот аппарат имеет известный химический состав, от которого зависит его деятельность—и заключает в себе элемент, количество которого представляет постоянное соотношение к количеству выполненного отправления; .в мозгу имеется фосфор, минимум которого встречается в детстве, старости и при идиотизме, а максимум соответствует полной зрелости. Надо, кроие того, заметить, что при равенстве прочях условий развитие мысли н чувствования варвирует соответственно количеству кфови, нритекающей к мозгу. Прекращение кровооборота в мозгу вследствие остановки сердца, неизбежно ведет к лотере сознания. С другой стороны—избыток мозгового кровообращения (если только оно не настолько чрезмерно, что могло бы оказывать давление на мозгъ)—вызывает возбуждение, доходящее до бреда. Влияние яа умственную деятельность оказывает не только количество крови, литающей нервную систему, но и состав её. Артериальный ток должен быть достаточно окислен для того, чтобы получалась нормальная мыслительная деятельность. При одной крайяости мы видим, что когда кровь не может обменить своей угольной кислоты на кислород, настунает задушение, сог провождаемое лотерей сознания. При другой крайности мы открываем, что вдыхание закиси азота нроизводит чрезмерную я даже неудержимую нервную деятельность. Рядом с соотношением между развитием умственяых действий и присутствием достаточного количества кислорода в мозговых артериях, мы яаходим схожее с ним другое—между этим развитием и нрисутствием других известных элементов в этих артериях. Как для питания нервных центров, так и для нх окисления необходимы известные специальные материалы. Очевидно, до какой степени, зависит при равенстве прочих условий, то что мы называем количеством сознания от присутствия составных элементов крови; очевидно это из таких фактов, как нервное возбуждение, следующее за введением в кровь химических соединений, подобных спирту и растительным алькалоидам. Всякому известна приятная бодрость, производимая кофе и чаем и хотя мало кто (в нашей стране, по крайней мере) испытал волшебную игру воображениеи необыкновенное чувство довольства, производимые опием и гашишем, но можно составить себе приблизительное понятие об этом по рассказам людей, употреблявших эти вещества. Вот доказательство, что количество умственных сил находится в прямой зависимости от химических изменений: отработавшие вещества, выделяемые из крови почками иЗменяются соответственно количеству умственного труда. Чрезмерная деятельность мозга ведет за собой обыкновенно выделение значительного количества щелочных фосфатов. Анормальное нервное возбуждение имеет такие же следствия. «Особенный запах помеиианных», подразумевающий перспирацию болезнетворных частиц, указывает нам на связь между помешательством и особенным составом жидкостей организма: как 6ы ни смотрели мы на этот состав, как на причину помешательства или следствие его. он одинаково наводит на заключение о связи между умственными и физическими силами. Заметим наконец, что отношение между ними, поскольку мы в состоянии проследить его, количественное. Если только не нарушены условия нервной деятельности равно как соприкасающиеся с ними условия, то всегда между антецедентами и следствиями существует довольно постоянное отношение. В известных границах —нервные возбудители и анестетические средства производят действия препорциональные назначеным дозам. Наоборот, когда мысли и чувствования представляют первый член отношения, степень воздействияих на телесные сйлы пропорционально их силе; в крайнем случае воздействие это приводит к полному фнзическому обессиленью.

Мы видим, таким образом, что различные порядки фактов согласно доказывают, что закон превращения одинаково обязателен как для физических сил, так и для душевных. Формы Непознаваемого, которые мы называем движением, теплотой. светом, химическим средством и пр.—преобразимы одне в другие, а также в те формы Непознаваемого, которые мы различаем как эмоции, чувствованиЯ;. мысди; этн последния могут в свою очередь, через обратное преобразование, принять свои первоначальные формы. Никакая мысль. никакое чувствование не могут проявиться иначе, как став результатом физической силы, израсходовавшейся на произведение нх: таково начало, которое не замедлить сделаться общим местом в науке; всякий, способный убеждаться очевидностью, увидит, что одна причина может еще объяснить несогласие— это не отразимое влияние предвзятой теории. Но как происходит нревращение? Каким способом сила, существующая в форме движения. теплоты, света. может стать формой сознания? Каким способом могут воздушные вибрации порождать ощущение, называемое звуком? Каким образом освобожденные химическим цроцессом силы, действуя на мозг могут производить эмоции? Это непостижимые тайны. Но они не таинственнее тайны превращения физических сил однех в другие. Они не больше превосходят нашу познавательность, чем сущность Духа и Материи. Это просто неразрешимые вопросы—как и все другие конечные понятия. Все, что можем мы знать сводится к тому, что мы обладаем одним из законов явлений.

§ 38. Если общий закон превращения и эквнвалентности сил царит в области сил, называемых жизненными, то он должен также царить и в области сил, называемых социальными. Все, происходящее в обществе есть следствие органических и неорганическнх действий или их комбинаций, результат либо неуправляемых окружающих физических сил. либо тех же сил, подчиненных воле человека, либо сил самих людей. Никакая перемена не может произойти в строении общества, либо в формах его деятельности, либо в действиях его на поверхность земного шара без того, чтобы не проистекала она прямо или косвенно из физических сил. Рассмотрим сначала соотношение, связывающее еоциальные явления с жизненныыи.

Количество общественных и жизненных сил, при равенстве прочях условий, изменяется вместе с народонаселением. Существуют, без сомнения, расы: которые, сильно различаясь другь от друга по способности комбинировать единичные усилия, ноказывают нам, что силы, действующие в обществе не необходшде пропорциональны числу личностей, составляющих его; тем не менее мы видим что при известных условиях, пройвляемые общетвюм силы не переходят за границы, определяемые числом личностей.                      ^ —-

Маленькое общество, как бы ни превосходило оно другие по количествам своих членов, не может развить такой же суммы социального действия, как и большое. Производство и распределение товаров должно происходить в нем в сравнительно меныпем размере. Многочнсленная пресса, богатая литература, сильная политическая агитация в нем невозможны. Производство предметов искуства и дело научных открытий не должны быть в нем велики. Но лучше всего доказывается соотношение общественных сил через посредство жизненых с физическими—разницей в количествах деятельности, развиваемой одним и тем же обществом, зависящей от того, что его члены в разные времена располагают различными количествами силы, извлеченной из внешняго мира. Пример этому мы видим ежегодно в хорошем или плохом урожае. Большое уменыпение сбора зерна немедленно ведет за собой застой в делах. Фабрики уменыпают работу в двое нли вовсе закрываются, доходы железных дорог понижаются, чнсло розничных торговцев н торговля остающихся из них —падают, постройки приостановливаются; и если бедность жатвы доводит до толода, народонаселение редеет и промышленность падает еще *шыне. Наоборот, обильный урожай, наступающий при условиях •не неблагоприятных в других отношениях, возбуждает суще♦ствующия производительные и распределяющия силы и в месте с тем создает новые. Избыток общественной энергии находит вы-ход в новых предприятиях. Капиталы, ищуидие приложения, придают ценность изобретениям, бывшим до сих пор в забросе и бесполезными. Затрачивается труд на сооружение новых путей «сообщения. Производители предметов роскоши и предметов искус^ства получают толчок к работе воледствие повышения спроса. Браки становлятся многочисленнее и народонаселение растет быстрее. Такюи образом общественный организм увеличивается в объеме, ^сложности и активности. Когда, как. это бывает у цивилизованных наций, питательные вещества не извлекаются исключительно из своей территории, но и ввозятся со стороны, нация питается -^лебом, выросшим в другой стране, насчет других физиче«ских сил. Наши хлопчато-бумажные прядилыцики и ткачи пред♦ставляют самый замечательный пример части нации, живущей <большею частью насчет ввозимых товаров, оплачиваемых трудом, прилагающимся к ввознмым же сырым игродуктам. Но хотя обществепные сялы Лаикашира обязаны по пропмуществу материалам, извлеченным не из английской почвы, тем не менее нет ни одной из них, которая не происходила бы из физических сил, накопленных в другом месте в известной форме и позже—ввезенной в Англию.

Если нас спросят, откуда происходят физические силы_г которые, превращаясь в жизвенные, порождают общественныя_г то мы ответим —как отвечали раньше: из солнечного излучения. Общественная жизнь берет силу из продуктов животных и растительных, а эти продукты—из теплоты и света солнца; отсюда следует, что изменения, происходящия в обществе, суть с.иедствия сил, проистекших из того же источника, какой дает иачало силам, производящим все другие порядки изменений, рассмотренные нами выше. Не только силы, расходуемые лошадью, запряженной в телегу и рабочим, правящим ею—исходят из того же источника, как и сила низвергающегося водопада или бушующого урагана, но к этому же источнику можно отнести и более сложные и совершенные силы, действующия в обществах. Эта истина многих может изумить, многим показаться шуткой, а между тем она—неизбежный вывод, которого нельзя обойти.

То-же самое можно сказать о физических силах, непосредственно преобразующихся в социальные. Течения воды и воздуха_у которые, до изобретения паровой машины, были вместе с мускульной силой единственными деятелями промышленности—порождаются теплотой солнда, как мы это показали. Ею же порождаются и силы, которые теперь оказывают такую могущественную поддержку человеческому труду. Джордж Стефенсон один из первых признал, что сила, движущая локомотив, проистекает из солнца. От звена к звену мы восходим от движения поршня к испарению воды, от испарения воды—к теплоте, выделяемой при окислении угля, от окисления—к усвоению угля растениями, образовавшими каменно-угольные пласты, отсюда—к угольной кислоте_у из которой был выделен уголь, а от неё, наконец, к солнечным лучам, раскислившим эту угольную кислоту. Это солнечные силы, израсходованные миллионы лет тому назад на растительность, покрывавшую землю, а аотом погребенную в недрах её—плавят теперь металлы, нужные для наших машин, двигают колеса, придающия форму машннам, приводят в движение самые машины, когда они сделаны и, наконец, развозят лродукты их работы.

Когда сбережение человеческого труда делает возможным лропитание более многочисленного народонаселения, оно дает излишек человеческой силы, которая без этого поглощалась бы ручяым трудом; оно благоприятствует, таким образом, развитию высших форм деятельности. Так, что очевидно, что общественные еилы, находящиеся в прямом соотношении с физнческими, некогда проистекшими из солнца. менее важны, чем общественные силы соотносящиеся с жизненными, недавно происшедшими из того же источника.

§ 39. Учение, изложенное в этой главе, будет встречено недоверчиво, если выдать его за индукцию. Многие из тех, кто готов признать что превращение сил есть доказанная ныне истина, по крайней мере по отношению к физическим силам, скажут, быть может, что мы еще не настолько подвинулись в исследованиях, чтобы имели право утверждать и эквивалентность сил. Что же касается сил жизненных, умственных и общественных, то они не увидят в наших доказательствах ничего, чтобы решительным образом убеждало в превращении, не говоря уже об, эквивалентностя.

Им можно ответить, что общее начало, в подтверждение которого мы привели столько примеров, объясняющих все формы его,—есть неизбежный вывод из постоянства силы. Если исходить из положения, что сила не может ни начаться, ни кончиться, то общия заключения, развитые нами, вытекают сами собой. Всякое проявление снлы может быть истолковано лишь как следствие предсуществовавшей силы: все равно—идет ли дело о неорганическом явлении, об движении лсивотного, понятин или ощущении. Неизбежно либо согласиться с этими заключениями, либо признать самопроизвольность каждого из состояний нашего сознания. Неизбежно—либо признать. что умственные силы, также, как и телесные, находятся в колнчественном соотношении с известными силами, потраченными на их произведение и с другими известными силами, происходящими от них,—или же допустить, что ничто может стать нечто и нечто превратиться в ничто. Неизбежно выбрать что нибудь одно из двух: либо отрицать постоянство силы, либо признать что всякое физическое или психическое действие произведено предсуществовавшими силами и что из данного количества этих сил не может произойти ни большие, ни меныие известного количества физических или психических действий. Так как постоянство силы, в качестве данного сознанид_у не может быть отрицаено, то должен быть принят и необходимый вывод его. Нельзя сделать этот вывод убедительнее, на~ громождая примеры. Истина, полученная дедуктявно не может быть подтверждена индукцией. В самом деле, каждый из приведенвых нами фактов косвенно опирается на гипотезу постоянства силы, из которой он вытекает, как прямое следствие. Самое точное доказательство превращения и эквивалентности, какое только может быть доставлено опытным исследованием, основывается на измерении израсходованных и воспроизведенных сил. Но, как мы показали в последней главе, всякое измерение подразумевает упо~ требление единиды силы, которая предполагается постоянной и ъ подтверждении этого предположения можно привести одно лишь основание: то, что постоянство это есть вывод из постоянства силы. Каким же образом рассуждение, основанное на этом выводе может подтверждать столь же непосредственный вывод, что когда данное количество силы перестает существовать в одной форме— равное ему количество должно возникнуть в другой или в нескольких других формах? Очевидно, что истина a priori, выраженная в последнем выводе. не станет вернее от доказательствъa posteriori, извлеченных из первого.

К чему же служат, могут спросить нас, изыскания, пре^ тендующия индуктивно установить превращения и эквивалентность сил? Понятное дело, что мы не считаем их бесполезными. Но если соотношение не становится очевиднее и убедительнее вследствие этих изысканий, то не значит ли, что они безполезны? Нет. Они имеют цену, ибо открывают различные частные следотвия_г которые не могут быть включены в общее положеяие; они ниеют дену потому, что сообщают нам какое количество силы одного вида эквивалентно такому то количеству силы другого внда; они имеют цену, ибо определяют, при каких условиях имеет место* лревращение одной силы в другую. Наконец, они имеют цену потому, что заставляют нас доискиваться в какой форме скрылся от нас остаток силы, когда видимые результаты не эквивалентны причине.

ГЛАВА ДЕМТАЯ.

Направление движения.

§ 40. Абсолютная причина каких бы то ни было изменений так же непостижима с точки зрения единства или двойственности её действия, как и со всякой другой. Мы не можем решиться в выборе между двумя возможными гипотезами, из которых перва^ утверждает, что единая сила проявляется во всевозможиых изменениях, а вторая—что явления порождаются сотрудничеством двух сил. Возможно ли, как утверждают некоторые, объяснить все сущее гнпотезой всемирного давления, по которой то. что мы называем напряжением, будет вытекать из разности двух неравных давлений, действующих в противуположных направлениях —или, что можно поддерживать с такой-же основательностию, следует объяснять сущее по гипотезе всемирного напряжения. из которого 6удет происходить давление так разностный результат —или-же, наконец, надобно допустить вместе с большинством физиков, что давление и напряжение повсюду существуют единовременно? Неразрешимые это вопросы. Каждая из этих гипотез объясняет факты, но пря допущении не мыслимых обстоятельств. Чтобы признать всемирное давление—необходимо, очевидно, допустить полный абсолют, безграннчное пространство, наполненное чем то, претерпевающим давление со стороны чего-то внешняго: предположение. которое нельзя понять. Подобное же и столь-же разрушительное возражение можно сделать и против гипотезы, признающей непосредственной силой, которой должны быть прнписаны все явления—всемирное напряжение. Наконец, если положение. что давление и напряжение повсюду сосуществуют, и понятно на словах, то все же мы не можем представить себе, как это неразложимая единица материн в одно и то же время и притягивает к себе другую единяцу и отталкивает ее.

А между тем мы принуждены согласиться с последним заключением. Нельзя мыслить материи, не представляя ее себе испытывающей притяжения и отталкивания. В нашем сознании тело отличается от пространства тем, что оно оказывает сопротивление мускульным снлам, сопротнвление, ощущаемое нами в двоякой форме—связности, нейтралнзующей наши усилия разделить материю, и плотности, нейтрализующей наши усилия сжать ее. Без плотности не было бы ничего, кроме пустого пространства. Без связности не было-бы плотности. Вероятно, что эти противуположные понятия порождаются антагонизмом наших мускулов сгибающих и разгибающих. Как бы там ни было. но мы принуждены мыслить все предметы состоящими нз частей взаимно прятягивающихся и отталкивающихся, ибо такова форма нашего опытного знания во всевозможных случаях.

Дальнейшее отвлечение дает нам понятие притягательных и отталкивательных сил, действующих через пространство. Мы не можем отделить силы от занятого пространства, нн занятого пространства от силы, ибо мы никогда не имели непосредственного сознания об одном из них в отсутствии другого. А между тем у нас множество доказательств, что снла действует через пространство, которое нашими чувствами воспринимается как пустое. Дабы мысленно представить себе такое действие, мы принуждены наполнить видимую пустоту материей некоторого рода, эфирной средой. Но строение, какое мы приписываем этой эфирной среде, точно также как и строение приписываемое твердому веществу, необходимо представляет собой вывод из ощущений, получаевшх нами от осязаемых тел. Оказываемое телом сопротивление сжиманию— действует не в одном каком либо направлении, но во всех; то же самое и по отвошению к связности. Если мы представим себе безконечное число линий, расходящихся по всем направлениям из центра тела, то можем сказать, что тело оказывает сопротивление сжиманию по каждой из этих линий и по каждой же из них связно. Таково строение конечных единиц, которыми мы пользуемся для истолкования явлений. Будут ли это атомы весомой материи или молекулы эфира, все равпо—качества, с которыми мы их мыслям суть ничто иное, как этя самые ощутимые качества, более или менее идиализованные. Взаимно притягивающиеся и отталкивающиеся во всех направлениях центры снлы суть лишь неощутимые частн материи, снабженные такими же качествами, как и ощутимые, которых мы нн при каком усилии ума не можем представнть себе ляшенными этих качеств. Коротко сказать—это суть нензменные элементы понятия о материи, отвлеченные от изменчивых его элементов. объема, формы и проч. Поэтому для истолкования сялы, проявления которой не могут быть познаны прикосновением, мы ~ользуемся идеальными терминами, добытыми из опытов прикосновения, оправдывая себя в этом тем решительным доводом, что других терминов нет к нашим услугам.

После всего сказнного едвали есть надобность указывать, что -эти всемирно еосуществующия силы прятяжения и отталкивания не должны быть рассматриваемы как реальности, но как символы, с помощию которых мы представляем себе реальность. Это суть формы, в которых открывается нам деятельность Непознаваемого, ^бразы Непознаваемого, определяемые условиями нашего сознания. Но если мы и знаем, что произведенные в нас такям образом идеи далеки от абсолютной истины, то все же можем безбоязненно довериться им, как относительной истине, и извлечь из них ряд дедукдий, имеющих не меныпую относительную истинность.

§ 41. Из всемирного сосуществования притягательных и отталкивательных сил проистекают известные законы направления Бсевозможных движений. Когда дейетвуют одегЕ притягательные силы или когда они одне могут быть усмотрены, движение совершается по направлению их равнодействующей, которая в известлом смысле может быть названа линией наибольшого действия. Когда действуют одне отталкивательные силы или когда они одне могут быть усмотрены, движение происходит в направлении их равнодействующей, которую обыкновенно обозначают названием линии наименьшого сопротивления. Наконец, когда притягательные и отталкивательные силы действуют или могут быть измерены— вместе, движение совершается по равнодействующей всех напряжений и всех сопротивлений. Собственно говоря—только последний закон имеет место, так как согласно гнпотезе, всюду дей«ствуют обе силы. Но часто бывает, что одне из них так безмерно преобладают, что действия других могут быть непринима•емы в ь счет. Практдчески мы можем утверждать, что тело, падающее на землю, еледует направлению наибольшого притяжения; в самом деле, хотя сонротивление воздуха, если тело неправильной формы, и должно «отклонять его немного: (что весьма хорошо видно ла перьях и листьяхъ), но отклонение так ничтожно, что мы можем не принимать его во внимание. Точно так же, хотя движение пара при взрыве парового котла и различествует немного от того, чем было бы ено прн устранении тяготения, но так как это последнее изменяет его лишь в безконечно малой степени, то мы имеем лраво утведждатц что освободившийся пар движется по линии дайменыпаге сопротивления, Мы можем сказать, таким образом, что движение всегла следует либо линии наиболыного напряжения. либо линии наименыпого сопротивления. либо равнодействующей этих двух; лишь бы мы всегда помняли хорошо, что хотя одно только последнее направление, точно говоря, имеет место, тем не менее и два первые нередко так близкн к истинному, что это достаточно для практического их признания.

Движение, происходящее в известном направлении, само становится причиной нового движения в том же направлении. так как это последнее движение ееть лишь проявление избытка снлы в сказанном направлении. То же самое относится к переносу иатерии через пространство, к переносу материи через материю и к передаче вибраций через материю. Когда материя двнжется через пространство, указанное начало выражается в законе инерции, на котором целиком обоснованы все вычисления физической астрономии. Когда материя движется через материю, мы открываем это начало в простом опыте, когда разрыв, пронзведенный в твердом теле движением другого твердого тела, или канал. прорытый в нем жидкостью, становятся дорогой, по которой, при равенстве прочнх условий, направляются последующия движения того-же порядка. Когда движение передается через материю в форме толчков, сообщаемых от частицы к частице, установление колебаний по известному направлению определяет их дальнейшее движение по этим же линиям; это доказывают нам магнитные явления.

Другое следствие условий движения состоит в том, что направление движения лишь в крайне редких случаях, если не никогда,—может быть совершенно прямым. Для того, чтобы движущаяся материя постоянно продолжала следовать направлению, в котором началось движение—необходимо, чтобы притягательные и отталкивательные силы располагались симметрично по сторонам её пути,—а безконечно много шансов за то, что будет не так. Heвозможно сделать совершенно прямым ребра железной полосы. Все чего можно достигнуть, прибегая к совершеннейшим механическим приемам,—это свести неровности ребра к такому минимуму. что-бы их нельзя было открыть без помощн увеличительных приборов. Этот пример достаточен для объяснения, каким образом движение более иля менее отклоняется от прямой линии вследствие несимметричного распределения вокруг его направления различных сил. Мы должны прибавить, что кривая, описываемая движущимся телом, no необходимости сложна, соответственно количеству и разнообразию действующих на него сил: пример —контраст между полетом стрелы и вращеньем палки. уносимой быстрыми волнами водоворота.

Дабы еще подвинуться к объединению знания, нам нужно проследить этн общия законы в различных порядках изменений, представляемых вселенной. Мы должны рассмотреть как каждое движение совершается по направлению наибольшого напряжения, наименьшого сопротявления или же их равнодействующей; каким образом начало двяжения по известному направлению становится причиной дальнейшого движения по этому же направлению; каким образом, не смотря на это, изменение отношений с внешними силами производит оичслонение от этого направления, и каким образом степень отклонения возрастает каждый раз, когда новое влияние присоединяется к действующим.

§ 42. Еслн мы признаем отличием первого периода сгущения тумманного вещества то, что весомая материя, ранее рассеянная в пространстве, скопляется в облака (предположение, оправдываемое физнкой н согласующееся с известными астрономическнми набюдениями), тогда двнжение, совершающееся внутри туманностей может быть объяснено, как следствие общнх законов, указанных выше. Все части этой газоподобной материи должны начать двигаться к центру общего притяжения. Прнтягательные силы, которые, действуя сами по себе, направили бы материю к центру общего тяготенья по прямой линии, встречают отталкнвательные силы в виде сопротивления среды, через которую совершается двиясение. Вследствие этого движение должно следовать равнодействующей этих противуположных сил которая, в снлу несимметричной формы осадившегося облака, должна быть кривой, направленной не к центру тяготенья, но к одному из краев облака—и легко показать, что в скоплении туманностей, движущихся, таким образом, каждое отдельно,—сочетание снл должно пронзвести, в конце концов, вращение всей туманности в одном направлении.

Я ограннчиваюсь лншь указанием на эту гипотезу для доказательства, что закон движения приложим к развнтию туманностей; предположим теперь туманность преображенною и перейдем к рассмотрению явлений, какие представляет теперешняя солнечная система. Мы на каждом шагу встречаем примеры, подтверждающие вышеизложенные общия начала. Каждая планета. каждый «спутшшь обладают составЛйкэдим движения, которое, еслиб дейчугвовало одно унесло бы ик в нанравлении, которому они следуют в каждое давное мгновение. Отсюда следует, что это составлашще© действует, как сопротивление движению в другом направлении. Каждая нлаиета, каждый спутник, влекутся, кроме тоич>, силой, которая, яе встречай она сопротивления, унесла бы их в направлении^ противуполежном первоначальному движению. Равнодействующая -этих двух сил есть кривая, описываемая не<5есньшн телами, явиое следствие несимметричного расположения по сторонам её сил. Ближе раэсматривая эту кривую—находим новые подтверждения. В самом деле, это не правильный круг и не эллипсис, то есть ие фйгуры, которые могли бы получаться, еслибы действовали толысе €илы тангенциальная и центростремительная. Другие части -солнечней системы, постоянно изменяя свое положение, производят то, чте мы назьиваем планетными возмущениями, то есть слабые отклоыения в разные стороны от круга или эллип<сиса, которые обуслевливались бы исключительно двумя главными силами. Эти везмущения показывают нам в слабой степени, каким образем осложняется линия движения по мере умножения сил, влияющих на нее. Если от движения планет и спутников, рассматриваемых в их целом, мы обратимся к движениям их частей, то увидим более сложные явления. Всякая часть вещества земли—при суточном её вращении, описывает кривую, которая представляет собой равнодействующую нескольких сил: сопротивления, встречаемого этой частью в её стремлении приблизиться к центру тяжести> тангенциальной составляющей, силы тяготенья й солнцу и силы сцепления* мешающей части оторваться от земли. Если сочетать это суточное движение с годовым, то путь каждой части земли становится еще сложнее. Еще более увеличивается эта сложностц если мы введем в дело притяжение луны, главную прнчину морских приливов и предварения равноденствий.

§ 43. Мы приходим к земным изменениям; как современным, так и прошедшим. Начнем с изменений, постоянно совершающихся в земной атмосфере; от них перейдем к медленным изменениям на её поверхности и, наконец, к таким, которые еще медленнее совершаются в её недрах.

Массы воздуха, поглощающия теплоту с поверхностей нагретых солнцем, расширяются и следовательно, уменыпают вес воздушных колоннЪ) часть которых составляют. Следовательно они противупоставляют давлению соседнпх колонн —меньшее 6оковое давление; эти последния приходят в движение по направлению уменьшившегося давления и заметцают разширившийся воздух, который, подннмаясь вверх, следует направлению наименьшого сопротивления. Вследствие поднятия масс воздуха, разреженных от нагревания обширными равнинами жаркого пояса, на верхней границе атмосферы происходит поднятие, нарушающее равновесие; воздух, образующий эти вздутия, разливается по сторонам, устремляясь к полюсам; происходдт это от того,. что< при постоянстве притягательной силы Земли, боковое давление на поднятие сильно уменьшено. В каждом воздушном токе этого рода, так же, как и в каждом протнву—токе, заполяяющем пустоту, оставленную первым, направление всегда определяется* равнодействующей притягательной снлыЗемли и сопротивления;.оказываемого соседними массамн воздуха, и изменяется лишь от столкновения с другнми токами родственного пронсхождения, да от ударов об возвышения земной коры. Движешя воды в жидком и газообразном состояниях представляют дальнейшиепримеры. Основываясь на механнческой теории теплоты,. можно показать, что испарение есть улетание молекул воды в направлении наименьшого сопротивления и что по мере того, как сепротивлевие (обязанное давлению воды, перешедшей уже в газообразное сеюто— яние) уменыпается, испарение усиливается. Обратно, осаждение молекул, называемое сгущением пара и происходяпдее, когда частьатмосферических паров снльно охлаждается, может быть истолковано, как уменьшение взаимного давления осаждаюицихся моле-кул в то время, как давление окружающих молекул остается’. неизменно; движение нроисходит в направлении уменьшившегося давления. В падении капель дождя, пронсходящого от этого cryщения, мы видим один из самых простых случаев сочетантного действия двух противуположных сил. Притяжение земли и. сопротивление ежемгяовенно изменяющихся в направленин и силе>воздушных течений, производят совместно косыяи линин дождя, изменяющиеся беспрестанно в степени наклонения^к горизонту. Эти же дождевые капли, достнгнув земли, даютъч еще более очевидное подтверждение общего закона. В их движении по земле в виде ручейков, потоков и рек выражается линия постольку прямая, носкольку это позволяет сопротивление окружающѵх тел. В каждое мгновение движение воды к Земле встречает препят— ствие в твердости вещества, по которому она течет; в каждое мгяовение путь её обозначается равнодействущщею двух направлений, наибольшого притяжения и наименьшого сопротивления. Водопады не представляют исключений из этого правила, как может показаться, но напротив —подтверждают его. В самом деле, если и устранить все препятствия вертнкальному падению воды в виде различных твердых тел, то неустранимо препятствие, представляемое горизонтальным направлением её разбега; парабола, которой следует низвергаюицийся с обрыва поток, порождается взаимодействием притягательной силы и разбега. Не забудем отметить степени сложности, производимой в линии движения разнообразием действующих на нее сил. Атйосферические токи и течения воды (сюда же надо присоединить и океанические течения) следуют пути столь сложному, что его нельзя выразить иначе, как кривою о трех измерениях и с изменчивым уравнением.

Твердая земная кора претерпевает изменения, представляюздия новую группу примеров. Размывы земли и перенесение почвенных частиц в другое место, где, в глубине озер и морей. образуются из них новые толщи, происходят, очевидно, таким же путем, как и передвижейие воды, причиняющее эти изменеяия. Хотя ничто не доказывает индуктивно, что огненные силы действуют по направлениям наименыиого сопротивления, но то малое, что мы знаем об этом предмете, согласуется с убеждени•ем, что и они подчинены общему закону. Землетрясения постоянно поражают одне и те-же местности и существуют страны, претерпевающие в течении длинных периодов поднятия и понижения уровня. Эти факты заставлшот предполагать, что раз уже нарушенные части земли наиболее расположены уступать давлению, пролсходящему от новых сокращений земного ядра. Распределение вулканов по известным линиям и постоянное повторение извержений через одне и те-же кратеры, также подтверждают это заключение.

§ 44. М-р Джемс Гинтоя, в «Медико-Хирургическом Обозрении^ за Октябрь 1858 г., яоказал, что рост органических существ яроисходит в направлении наименьшого сопротивления. Ояисав в подробности некоторые из первых наблюдений, яриведших его к этому обобщению, он так формирует его:

сОрганическая форма есть результат движения. Движение яаяравляется по линии наименьшого сопротивления. Следовательно,

органическая форма есть результат движения по линии наименыдого сопротивления.>

Объяснив и подтвердил свое положение, м. Гинтон пользуется им для объяснения различных явлений развития. Занявшись растениями, он говорит:

«Образование корня представляет прекрасный пример закона наименыпого сопротивления; в самом деле, корень ростет проникая клеточка за клеточкой в промежутки между частицами почвы, путем такого наростания новых клеточек он увеличивается и устремляется по преимуществу в те места, где изобилуют питательные вещества. Когда мы смотрим на корни сильного дерева, нам кажется что оно вонзило их с силой гиганта в твердую землю. Но это вовсв не так: корни без усилий пролагали себе путь, клеточка за клеточкой, по мере того, как извлекалась вода из почвы и последняя вследствие этого становилась рыхлее. Без сомнения, раз образовавшись, корни распространяются с громадной силой, но губчатое строение растущнх корешков не позволяет нам допустить, что они йонзаются в землю. Не вероятнее-ли, что уже образовавшиеся корни, увеличиваясь в объеме, заставляют раздаваться окружающую почву и облегчают образование трещинок, в которые проникают молодые корешки?….»

«Почти всюду в органической природе можно усмотреть более или менее точно выраженную спиральную форму. Движение, встречающее сопротнвление, следует по спирали, как мы можем ‘ вндеть это на движении тела, опускающегося и подымающегося в воде. Воздушный пузырек, подымающийся в воде, опнсывает спнраль, близко напоминающую спираль пробочника—и тело известного средняго веса, падая в воду, описывает в ней кривую, которую легко признать за начало спирали…. Мне кажется, что эта спиральная форма, преобладающая в органических телах, является сильным подтверждением в пользу высказываемой мною мысли…. Спиральная форма ветвей очень многих деревьев очевндна и довольно припомннть, что везде листья располагаются по стволу спнрально…. Сердце начинает свое развитие в вяде оборота спирали и в его совершенной форме можно наити явную спираль в правом и левом желудочках, в правом и левом предсердиях и в клапанах. Что такое оборот сдирали, которым начннается развитие сердца, как не неизбежный результатъ

ограниченного пространством роста клеточдай массы, составляющей его?….»

«Каждому приходилось обращать внимание на особеннуюскладку молодых листьев обыкновенного папортника. Лист кажется свернувшимся вокруг оси_у но в действительности эта форма есть явление, зависящее от роста. З&вертыванье происходит от роста листа; это лишь особенная форма складывания и сморщивания, сопровождающого разширение в ограниченном пространстве…, >

«Свертыванье или сморщиванье лепестков у многих цветков представляет аналогичный факт; в первом периоде развития можно видеть маленькие лепестки, расположенные рядом; позже,. когда они выростают внутри цветовой почки,. они свертываиотся один поверх другого.»

«Если раскроем цветочную почку в ранний период её развития, то увидим, что тычинки сложены так, что заполняют полость между пестиком и венчиком, занятую преимущественно пыльниками; ножки тычинок удлинязотся потом. Я заметил также, что в некоторых случаях, как, например, у цветков,. лепестки которых сморидены или свернуты,. пестик вытянут в ниточку, как будто-бы он рос между лепестками. У других цветков, лепестки котррых сложеныв. почке в. виде низкагосвода (как у боярышника), пестик на вершине. приплюснут и. занимает в бутоне место точно ограниченное снизу тычинками, a с боков и сверху—лепестками. Но я не уверен, существует. ли такое устройство во всех случаяхъ*.

Не придавая всем примерам м. Гинтона того. значения, какое рн им придает, так как против многих из них можно кое что возразить, я полагаио, что можно принять его. заключение_у как в болыней части своей верное. Во всяком случае, необходимо заметить, что в развитии органязмов, как я во всех других случаях, направление движедия строго следует равнЬдействующей сил притяжения и сопротивления и что притягательные силы входят в него столь звгачительной частью, что формула не> будет полна, если не принимать их в рассчет. Формы растенай явно изменяютея притяжением, Направление ветвей не таково, каким оно было бы без действия на них притягательной сялы Земли; каждый цветокъ_у каждый листок изменяется немяог®. в. течении своего развития вследствие веса его частей… Y животных.

это влияние менее очевидно; тем не менее, в виду случаев, когда гибкие органы отклоняются от их направления вследствие действия тяжести, мы имеем право утверждать, что и вовсем организме формы частей должны претерпевать влияние этой силы.

Но задача наша нетольков том, чтобы уловить направление органическихь движений, составляющих рост. Существуют еще движения, составляющия функдии. В них можно усмотреть то-же общее начало. Сосуды, в которых движутся кровь, лимфа, желчь и другие выделения, суть каналы, представляющие наименыпе сопротивления движению, факт столь очевидный, что едва ли есть надобность напоминать о нем. Но существует другой, менее очевидный: что токи, движущиеся по этим сосудам, претерпевають притягательное влияние зевили. Вот три примера тому: варикозные вены (т. е. хроническое их расширение), облегчение воспаленных частей, когда их подымают к верху, прилив крови к голове и к лицу, когда свесить голову. Количество инфильтрирующихся жидкостей в ногах больше днем и меньше ночью—в то время, как наоборот, отечная припухлость век, постоянный симптом при ожирении, увеличивается, когда человек находится в постели и уменыпается, когда он подымается; эти два примера покъзывают нам. что просачивание жидкостей из волосных сосудов варьирует сообразно тому, как изменение положения тела изменяет действие притяжения на различные частя тела.

Хорошо будет указать мимоходом на значение этого общего начала в вопросе развития видов. С динамической точки зрения •есмесгпвенный подборь подразумевает изменения по линии наименьшато сопротивления. Размножение какого либо животного или растителъного вида в благоиириятной для него местности есть рост по направлению, в котором задерживающия силы слабее, чем где либо. Сохранение пород, лучше других преуспевающих в борьбе с окружающими условиями жизни, есть продолжение оргалического движения в направлении, в котором наилегче могут быть обойдены препятствия, заграждающия путь.

§ 44. Не так же легко показать, что установленный нами закон движения царствует и в явлениях духа. В большей части этих явлений, в явлениях эмоций и мысли, нет движения, которое можно было бы уловить. Даже для ощущения и воли, Цткрывающихся нам в действии, произведенном в одной части тела «силой, приложенной к другой части, посредствующее движение скорее выводится, чем констатируется. Затруднения здесь так великя. что можно лишь вкратце указать на доказательства, которые следовало бы привести, еслиб позволяло место.

Предположите, что различные силы, действующия в организме, находятся предварительно в равновесии. Если часть организна становится местопребыванием новой силы, привнесенной или освобожденной в самом организме, то отсюда эта сила, встречая сопротивление меньших окружающих сил, начнет движение к другой части тела. В другой части организма находится точка, в которой совершается расходование силы, то есть точка, которая будет освобождаться от имевшейся силы, вместо того, чтобы приобресть новую, и которая таким образом будет точкой, в которой сопротивление внутренним силам наименьшее; в таком случае двиЖение между этими двумя частями будет совершаться очевидно, в напрааиении наименьшого сопротивления. Итакъ-чувствование подразумевает приток или освобождение силы в части организма_г в то время, как механическое движение подразумевает расход или потерю силы в части организма, предназначенной для этогоОтсюда следует, что если, как мы это константирует, движение_г исходит обыкновенво от частей организма, которые внешний мир. снабжает силами в виде нервных впечатлений,—и направляется к частям организма, реагирующим на внешний мир мышечными сокращениями, то движение это должно подчинятъся изъясненному яами закону. От этого общего заключения мы можем перейти к. более частному. Когда между условиями животной жизни существует нечто, вследствие чего ощущение в одной части оргацизма ведет за собой мышечное сокращение в другой, когда установливается в организме часто повторяющееся движение между этямн частями, то какой получится результат по отношению к направлению этого движения? Возставление равновесия между точками притока и расходования силы должно совершаться каким либо путем. Еслн путь этот прокладывается сразу, если задерживающее действие проходимых тканей влечет за собой реакцию, уменьшающую их задерживательную способность, то новое сообщение между двумя точками встретит на этом пути меныне сопротивления, чем первое и, следовательно, совершится быстрее. Еисли это так, то каждое повтореяие двнжения будет уменьшать на будущее время сопротивление, яредставляемое этим путем и. следовательно, между двумя точками образуется яостоянная линия сообщения, сильно отличающаяся от окружающих тканей тем, что по не# сила передается легко. Следовательно, когда между особенным ощущением и ассоциировавшимся с нин движением установливается связь, производящая то что мы называем рефлекторным действием, объяснение атой связи мы находим в законе, по которому движение следует в направления наименьшого сопротивдения и при неязменности условий, сопротивление в данном направлении уменьшается вследствие совершающегося по нем движения. Без дадьнейших подробностей очевидно, что подобное же истолкование можно дать всем другим нервным изменениям. Если в окружающем нас мире существуют предметы, свойства, действия, представляющиеся нам обыкновенно вместе, то и действия, которые каждое нз них произведет в организме, объединятся вследствие частых повторений, называемых опытом, до такой степени, что всегдабудут возникать вместе. Такнм образом, между первными состояниями образуются соединения различных степеней, как существуют различные степени частоты повторений окружающих сосуществований и смен, дающях начало нервным состояниям; отсюда должно пронсходит общее соответствие между ассоциировавшимися понятиями и совершающимися во внешнем мире ассоциироваьными действиями. [2])

Таким же способом можно истолковать отношеяие, соединяющее эмоцин с действиямя. Посмотрим сначала, что происходят с эмоциями, не управляейыми волей. Они, как и все вообще чувствования, расходуются на пронзведение органических изменений, главным образом мускульных сокращений. Как уже показано в последней главе, следствием бывают произвольные н непронзвольные мускульные сокращения, интензнвность которых варьирует в соответствии с силой эмоций. Нам остается указать, что порядок, в каком затрогяваются мускулы, объясним лишь согласно выше разъясненному общему положению. Так, например, приятное илн тяжелое состояние духа слабой напряженностн ускоряет лишь биения сердца. Почему это так? Потому, что отяошение между нервньш возбуждением и сокращениявии сердца, будучи общим всем родам и видам чувствований, повторялось чащ.едругих откуда следует, что нервное соединение с сердцем, как и показано, представляет самое слабое сопротивление разряду; й то. следовательно. для порождения в нем двнжения достаточно самой слабой силы. Более сильное чувствование или более живая страсть затрогивают не только сердце, но и мускулы лица, в частностимускулы, окружающие рот. Наш закон находнт здесь себе приложение; в самом деле, эти мускулы, сравнительно малые и постоянно движущиеся при говорении, представляют меныде сопротивления психо-моторной силе, чем другие мускулы произвольного движения. Более сильная эмодия возбуждает видимым обраизом мускулы дыхательного аппарата и голоса. Наконец, действием сильной страсти производятся неистовые мускульные сокращения, приводящия в движение туловище и члены. Я не говорю, что истолкование это прнложимо ко всем подробностям фактов (для этого потребовались бы данные, добыть которых невозможно). но возможно с полной уверенностью сказать, что если расположить мускулы по степени их возбудимости, то впереди станут самые слабые и наибольше работающие мускулы, а в конце—самые болыние и наиреже употребляемые. Простой факт смеха, самопроизвольное разряжепие чувствований, затрогивающее сначала мускулы, расположенные вокруг рта, потом мускулы голосового и дыхательного аппаратов и, наконец, мускулы спинного хребта ¹), достаточно, чтобы показать нам, что когда освобождающаяся в нервных центрах сила не находит для себя свободного специального пути, она производит движение вдоль путей, представляющих наименыпее сопротивление, и что если она слишком велика для того, чтобы разрядиться этими путями, она производит движения в других. где встречает более сильное сопротивление.

Вероятно сочтено будет невозможным приложить это рассуждение к воле. Между тем нет недостатка в фактах, доказывающих, что переход известных желаний в известные мускульные действия согласуется с нашим общим положением.

Легко показать, что умственные элементы волевого движения делают линию, по которой следует движение—временной линией наименьшого сэнротивлевия. В самом деле, мысль, порожденная, как это необходимо должно быть, предшествовавш%й мыслью и соедяненная с нею связью, определяющею переход силы, есть представление желаемых дейетвий и их следствий. Но представить себе извеетные собственные действия—значит пробудить отчасти чувствовакия, их сопровождающия, включая сюда и чувство мускульного напряжения,—значит отчасти возбудить соответственные двигательные нервы и все прочие, оканчивающиеся в органе, приводимом в движение. Иначе говоря, воля есть предварительное разряжение по линии которая, в силу предшествовавших опытов, стала лннией ваймецьшого сопротнвления. Переход воли в действие есть лишь второп акт этого разряжения.

Прежде, чем идтн далыде, укажем на вывод из этого факта, а именно, что ряд частных мускульных двяжений, которыми достигается обладание каким либо желательрым предметом, состоит из движений. которым приходнтся преодолевать наименьшую сумму внеипних сил. Подобно тому, как каждое чувствование порождает движение по линии наименыпого сопротивления, и группа чувствований—более или менее сложное желание—породит движение no ряду линий наименьшого сопротивления. То-есть, что желаемое будет достнгяуто с наименыпим расходом силы. Если возразят, что часто по незнанию нли по недостатку ловкости человек следует труднейшему из путей и преэдолевает большую сумму враждебных сил, чем это нужно, то я отвечу, что по отношению к его умственному состоянию избранный им путь все же легчайший. Существует, без сомнения. иной путь, более легкий с отвлечевной точки зрения; но зато-же его незнание этого пути или его неспособность следовать ему иредставляет, с физнческой точки зрения, реальное и непреодолимое препятствие разряжению снлы в этом направлении. Приобретенный им илн сообщевный ему другимя, опыт ве создал в вем путей вервного сообщевия, веобходимых для того, чтобы способ дйствия, яайлучший для вего, был действительным ваправлевием ваймеяьшого сопротивлеяия.

§ 45. Так как у всех животяых, включая сюда и человека, двнжение следует ваправлевию наименьшого сопротивлевия, то яеобходимо заключять, что и в группах людей дело происходит таким же образом. Так как измедевия в обществе проиходят из комбинированного действия его членов, то течение их должно определяться темя же законами, какие определяют все другие изменения, производимые сочетанием сял.

Таким образом, когда мы рассматриваем общество как организм и наблюдаем направление его роста, то открываеьл», что это—то—направление, в котором средняя сила сопротивления наименыиая. Члены общества должны расходовать силы для того, чтобы жить и размножаться. Эти силы сталкиваются и борятся с другими, с силами геологического происхождения или порождаемыми климатом, или с силамн диких животных. или другнх человеческих рас, с которыми члены общества находятся во вражде или соревновении. Поверхность, no которой общество расширяется,— есть поверхность, на которой сумма враждебных сил наименыпая. Чтобы свести это к самому простому выражению, мы можем сказать, что единицы общества должны обращать свои комбинированные или изолированные усилия на сохранение себя и своего потомства от органических н неорганических сил, постоянно стремящихся разрушить их (то косвенно, либо окислением. либо чрезмерным отнятием теплоты, то прямо, механическим разрушением их тела); что сялы этим могут быть либо нейтрализованы другими, либо утилизируемы в форме пищи, одежды, жилища орудий защиты, либо по возможности избегнуты; наконец, что население распространяется всюду, где только оно находит средства наилегче избегнуть враждебных сил или где оно с наименыпим трудом добываеть материалы для орудий защиты или где та и другая выгоды существуют вместе. Вот почему плодоносные долины, обильные водой и растительностью, были заселены первые. Люди расселились также по берегам моря, предлагавшого им изобильную и легко добываемую пищу. Общий факт, имеющий то же значение, состоит в том, что no скольку мы можем судить об этом на основании оставленных ими следов, большие общества возникают впервые в тропических странах, где получёние плодов земных требует затраты наименыпих усилий и где легко сохранять животную теплоту. К этим фактам можно прибавить еще один, происходящий ва наших глазах —эмнградию; мы вадим, что она устремляется в страны, иредетавляющия наименьше сопротивлений самосохранению индявида, а, следовательно, и развитию общества. Точно то же имееть место и по отношению к сопротивлению со стороны соседних обществ. Каждое племя, каж

дый народ обитает в территории, которая, со временем, станое вится тесной для него. Каждому из них присуще постоянностремление расширяться, захватывая прилежащия местности; стремление это встречает сопротввление в подобном же стремлении других племен, других народов. Происходящия отсюда непрестанные войны, покорения более слабых племен или народов, опустошения территорий побфдителями суть общественные движения, совершающиеся по направлению наименьшого сопротнвления. Побежденные племена, если они не истреблены илн не обращены в рабство, представляют нам двнжение такого же характера. В сашж деле, эмигрируя в области менее плодородные, ища убежища в пустынях и горах, направляясь в страны, где сопротнвление росту общества относительно велико, они лишь повинуются более сильному давлению, изгоняющему их из других стран; физические препятствия к личному самосохранению, с которыми им приходнтся бороться, действительно не так сильны, как препятствия в виде врага, принуждающого их бежать.

Таким же способом можно нстолковать внутренния изменения общества. Местностн, естественно пригодные к производству известных пищевых средств, то есть такия, в которых этн ередства получаются деною наименьшей затраты сил, то есть такия, еще раз, в которых желание добыть эти средства встречает наименьшее сопротивление—становятся центрами, специально посвященными производству этих средств. В странах, где почва и климат делают из пшеннцы выгодный продукт, то есть такой,который оплачивает данное колнчество усилий большей суммой питательного вещества, культура пшеннцы становится преобладающим производством. Напротив, в странах, где возделывать пшеницу невыгодно, главными продуктамн земледелия являются рожь, овес, маяс, рис и картофель. На берегах моря люди живут с наименыпей затратой сил, заннмаясь рыболовством и онн выбирают «своим занятием рыболовство. В странах, богатым углем и ме~ таллами, население превращается в рудокопов. находя, что труд, посвященный добыванию утля и металлов, дает большую сумму иищевых веществ и одежд, чем еслибы он был обращен на другое производство. Последний пример приводит нас к явлению, называемому торговлей: это еще одно подтверждение общего закона. В самом деле, торговец облегчает исполнение желаний че•ловека, уменыная уеилия, которые ш без того должен был бы затратить для получения желаемого предмета. Когда, вместо того, чтобы каждому засевать для себя поле, ткать себе платье, шить обувь, люди додумались до того, что одному лучше ограничиться земледелием, другому—заняться исключительно тканьем, третьему —еапожным ремеслом, это произошло оттого, что они нашли более трудным делом каждому все приготовлять для себя, чем заняться каждому одним чем нибудь, а прочее вшиенивать; при посредстве обмена каждый приобретает все необходимое для жизни ценою одоления меныиого сопротивления. Более того, реииаясь посвятить себя производству того или другагд продукта, человек, как и прежде, так и теперь—руководится теми же самыми мотивами. В самом деле, кроме местных условий, производящих то, что большие группы общёства обращаются к промышлеыности, требующей от них наименьшого труда, существуют также индивидуальные способности и условия, заставляющия каждого гражданина предпочитать одно занятие другим; так что, выбирая для себя формы деятельности, определяемые спедиальными обстоятельствами и личными способностямн, общественные единицы движутся, каждая, к предмету своего желания, следуя направлению, представляющему наименыне препятствий. Перевозка товаров, требуемая торговлей, доставляет нам новый пример. Если силы. которые надо преодолеть, дабы доставнть себе необходимые для жизни предметы в область их потребления, меныне сил, которые нужно преодолеть, дабы доставлять их себе из соседних областей, то обмена не происходит. Но когда соседняя область производит их с выгодой, превосходящей яздержки перевоза; когда расстояние так невелико и дорога так удобна, что труд перевозки сложенный с трудом производства—меньше труда производства их в месте их потребления,—то устанавливается перевозка продуктов. Замечается также, что пути, прокладываемые торговыми сообхцениями, ядут в направлепиях наименьшого сопротивления. Вначале. когда товары перемещались на спине человека или лошади, выбирались тропинки, представлявшие тройное преимущество: он$ были короче всяких иных путей, ровнее и более свободны от препятствий; то-есть, выбирали пути, следовать по которым можно было с наименьшими усилиями. Позже, строя дороги, выбирали направление, которое как можно меньше отклонялось бы от прямой в горизонтальной плоскости, если только это отклонение не требовалось ради избежания отклонений в вертикальной длоскости, которые потребовали бы большей траты силы. Направление дороги определяется требованием наименыией затраты силы—даже в случаях, кажущихся исключениями: например, когда делается объезд ради избежания столкновения с собственняком земли. Все усовершенствования, внесенные потом в постройку дорог, вплоть до макадама, каналов, железныхт» дорог, сводящих сопротивление от трения и веса до миннмумй, представляют подтверждения все тогоже общего начала. Если проводится дорога между двумя пунктами_г то выбирается направдение, при котором бы издержки по перевозке былн наименьшие: издержки служат здесь мерилом сопротивлеиия. Тоже самое н в случаях, когда ради сбережения времени, выбнрают самую дорогую дорогу, и потеря времени здесьравносильна потере силы. Когда разделение труда подвинулось да~ леко и средства сообщения достнгли большого совершенства.—образовалась резкая локалнзация промышленности и, как следствие этого, возростание населения, объясняемое с помощью того же общего начала. Приток работников со сторояы к индустриальным дентрам, равно как и увелнчение населения, живущого в этях дентрах, определяются ценою труда, то-есть—колнчеством товаров какое можио получить за данные уснлия. Сказать, что рабочие скопляются в местах, где, вследствие прибыльности проязводства, им может быть уделяема в форме заработной платы болыная доля для продукта,—значят сказать, что они собнраются в местностях, где наименьше препятствий к прокормлению себя и своей семьи. Следовательно, быстрое возрастание числа работннков в таких местностях есть общественный рост в направлении наименьшого сопротнвления.

Так же очевядна прнложнмость нашего общего начала и к. функдиональным изменениям в обществе, происходяиднм еже^ дневно. Приток капиталов к предприятиям, дающим наибольшую прибыль, покупка no наидешевейшей из цен, продажа по самой дорогой из цен, введение в пронзводство наиболее эконошчных приемов, развитие наилучших средств распределедия и. все эти колебания торговой деятельности, ежедневно сообщаемые нашнмн газетамя и час за часом —телеграммами,—суть также двнжения, пронсходящия в направлении наименьшого сцрротинвления. В самом деле, еслн мы проанализнруем каждое яз этих изменедий, еслн вместо продента на капитал мы будем читать: избыток продукта, превыциающий издержки на содержание работннка_г если мы истолкуем большой процент или большой избыток —трудом вознаграждаемым наибольшим результатом и если труд, вознаграждаемый наибольшим результатом означает мускульное действие, направленное так, что по возможности избегаются все препятствия,—то признаем, что все эти торговые явления суть ничто шное, как сложные движения, совершаюициеся по линии наименылого сопротивления.

Против этого социологического приложения общего закона мотут быть сделаны два возражения. Одни скажут, что здесь слово <сила имеет лишь метафорический смысл, что утверждая, что люди толкаются в известных направлениях известными желаниями, мы пользуемся фигуральною речью, но не выражаем физического факта. Я отвечаю, что следует толковать вышеприведенные примеры буквально и что упомянутые действия сушь физические факты. Давление голода есть реальная сила, ощушение, подразумевающее известное нервное напряжение—и мускульное действие, вызываемое ощущением, есть действительно разряжение ощущения в форме движений тела; наконец, если подвергнуть анализу психические факты, представляемые этим случаем, то окажется, что разряжение направляется по линии наименьшого сопротивления. Следовательно, движения общества, члены которого толкаемы теми или другими желаниями, следует, как мы сказали, понимать прямо, а не метафорически. Можно с^ѵделать обратного характера возражение н сказать, что приведенные примеры суть лишь замаскировашшя об щия места,, что раз признан закон направления движения, то из этого с необходимостью следует, что и общественные двнжения, вместе со всякими иными, согласуются с этим законом. Можно ответить, что удовольствовавшись одним отвлеченным утверждением, что общественные движения согласуются с этим законом нельзя было бы убедить большинства читателей и что необходимо показать как согласуются. Ибо для того, чтобы общественные явления могли быть объединены в систему с явлениями простейших порядков, необходимо, чтобы обобщения, подобные обобщениям политяческой экономии, были сведены к эквивалентным положениям, выраженным в функциях силы и движения.

Общественные явления различных порядков согласуются с двумя производными законами, упомянутыми в начале. Прежде всего—заметим, ято раз начавшись в известном направлении, :вижения об щественные, как и все другие, стремятся сохранить

зто направление. Коммерческая паяяка, пронзводство товаров, обидественная привычка, политическая агитация—продолжаются долго спустя после того, как иссяк нсточник, породивший их и поддерживавший; необходимо сопротнвление, чтобы остановить их. Во вторых, заметнм, что ход общественных двяжений тем извилистее, чем сложнее общественные снлы. _вНа примере сложных рядов движений мускулов, которые должен совершать рабочий, дабы приобресть на что купить себе хлеба у булочника, мы видим, какое извилнстое направление прннимает движение, когда действующия силы становятся весьма многочисленны; мы это видим еще лучше на общественных действиях полнтического характера, например, на действиях, приводящих разбогатевшого на тортовле человека в конце его жизни в парламент.

§ 46. Спроснм себя теперь, каково конечное доказательство _ѵобщего начала, изложгенного в этой главе, как мы сделалн это для общагр начала, нзложенного в предыдущей главе. Должны лн мы прянять его просто в качестве эмпиряческого обобщения нлн же можем формулировать его, как вывод из более основного начала? У читателя уже готов ответ. Мы можем вывести это начало из первоосновного данного сознания, служащого краеугольным камнем всех наук.

Предположим несколько сил, действующях на данное тело и влекущих его в разные стороны. На основании закона. называемого математиками законом с.чожения сил, вместо двух из них можно взять одну, которая бы пронзиоднла на тела такое же влияние и в таком же направлении—как обе вместе. Если в тправленин каждой яз этих данных сил провести прямую линию; если на этнх линиях обозначить дляны, пропорциояальные напряжению каждой снлы и из крайней точки длины каждой линии провести параллели к другой, то образуется параллелограмм; диагональ этого параллелограмма представляет напряженность и направление силы эквивалеятной двум данным. Эту силу называют равнодействующей и одна равнодействующая может быть для двух составляющих. Точно так же можно наити новую равнодействующую для каждой пары равнодействующих. Достаточно повторять такое действие, чтобы все сялы свести к двум. Если эти две силы равны и протнвуположны, то есть, еслн не существует лннин большого напряжения, то двнжения нет. Если силы противоположны, но не равны, то движение совершается в направлении большей из них. Если они не равяы, ни противуположны. то движение совершается по их равнодействующей. В самом де ле, во втором и третьем случаях существует сила, яе встречающая сопротивления в одном из направлений. Эта сила, остаток от нейтралнзации всех других, должна двигать тело в направленин её действия. Утверждать дротивное—значит утверждать, что снла может расходоваться бесследно, не порождая другой эквивалентной снлы, что подразумевает исчезновение снлы, то есть—отрицание постоянства снлы. Нет надобности прибавлять, что еслибы вместо влечения речь шла о сопротивлениях, то . рассуждение не изменилось бы, как н в том случае не изменилось бы, еслн-бы речь шла о сопротивлениях и действиях вместе. Такнм образом, двнжение следует направлению наибольшого действия или направлению наименыпого сопротявления яли по равнодействующей этих двух; это неязбежная дедукция иа первоосновного начала, стоящого выше всякнх доказательств.

Если мы выразим это положение в самом простом его виде, то еще яснее увиднм, что оно есть следствие нз закона постоянства силы. Представнм себе две тяжестн, привешенные к блоку илн к концам равноплечного рычага; или, еще лучше^ представям себе двух человек, которые тянут друг друга. Мы говорим, что большая тяжесть опустится, что более сильный человек потащит за собой слабейшого. Но если нас спросят, как мы узнаем, что существует более тяжелое тело нли более сильный человек, то мы, всего на всего, можем лишь ответить, что одна нз тяжестей и один человек дронзводят двнжение в направлении их действия. Едннственное доказательство, какое мы можем иметь о существовании бодьшей силы. заключается в производнмом ею движенин. Но еслн мы можем узнать, которое из двух противуположных влечений больше другого лишь по движению, производимому нм в своем направленин, то, утверждая, что движение пронсходнт в направления большей сялы, мы говорнм просто банальность. Есля мы пойдем дальше и спросим себя. на чем основывается преддоложение, что из двух дротивоположных сил больше та, которая нроизводит движение в своем направледия, то не наидем другого ответа, кроие следующаго: на ин~ туцции,что ч^исть большей силы, не нейтралязованная меньшей снлой, должна пронзвестн свое действие, то есть на интуяции, что сила эта. оставшаяоя досле нейтрализация прочого, не может исчезнуть. нодолжна проявиться в каком нибудь эквивалентном изменении,— то есть, наконец,—на интунции постоянства силы. В занимающем нас рассуждении, как и в предшествовавших, можно утверждать, что приведенные нами примеры, сколько бы там ни было их, не могут сделать большею уверенность в заключениях, выводимых из основного данного сознания. В самом деле, .во всех случаях, как и в приведенных мною простейших. мы можем узнать большую силу только по движению, которое она производит. Мы никогда не можем констатировать порождение движения не в направленин большей силы, а в каком нибудь ином, ибо наша мера сравнительного превосходства силы заключается в яя способностн производить движение. Так что очевидно, что раз мы подобным путем определяем велнчину сил, то ннкакое увеличение числа примеров не увелнчнт уверенностн в законе направЛения движения, непосредственно вытекающем из закона по•стоянства силы.

Из этого же первоосновного начала можно вывести закон, что двнжение, раз приняв известное направление, само становится причиной следующого движения в этомъ-же направлении. Аксиома механнки; по которой движущаяся в известном направлении материя, предоставленная самой себе, продолжает двигатъся в этом же направлении, не теряя своей скорости, есть ничто иное, как косвенное, подтверждение начала постоянства силы, ибо утверждается, что сила, проявившаяся в перемещении тела на известлом пространстве по известному направлению н в известное время. не может исчезнуть, не произведя равного проявления, которое приотсутствии сопротивления, должно быть новым перемещением материи в том же направлении и с тою же скоростью. В случае. ясогда материя перемещается в материи, неизбежно то-же заклю’чение. Но здесь действия гораздо сложнее. Жидкость, движущаяся в известном направлении сквозь твердое тело нлн поверх его. как, например. вода по земле, теряет часть своего движения в форме теплоты, от трения и ударов о вещества, служащия ей ложем. Она может также теря^ь часть своего движения на предоление сил, корые она переводит в свободное состояние, например, когда она сдвигает съместа массу, заграждающую путь её. Но кроме этой потерн сил, преобразующихся в другие формы силы. существует -еще потеря движения жидкостью в форме действия её на ложе, которое от того становится менее загроможденным; результат этого действия можно видеть в почвенных частицах, уносимых водой. Рытвины, образованные потокамн, также представляют этому доказательства. Сложность еще больше в случае движения, совершающегося в материи от части её к части: например в разряжении нервной силы в живой ткани. Оно может совершаться по путя химических нзменений, которые делают этот путь менее удобным для сообщения. Или же само двяжение может преобразовываться частью в сопротивление; как в случае металлов, проводимость которых уменьшается от теплоты, развнваемой прохождением электрнческого тока. Суть вопроса в ‘том, впрочем, чтобы определить, какое пронсходит, если происходит только, изменение строения в материи, служащей проводником, независимо от всяких случайных возмущающих сил, независимо от всего, что не есть иеобходимое сопротнвление материи,. то-есть сопротивление, пронстекающее из инерции составляющих ее единиц. Если мы ограничям наше вннмание той частью движения, которая, избегнув перехода в другие формы, продолжает свой путь, то из начала постоянства сялы можем вывести, что часть этого остающегося движения, (часть этой, рассматриваемой нами частн движения) теряющаяся на перемену положения единиц. составляющих проводящее тело, должна приводить их в такое состояние, в котором они в меныпей степени сопротивляются следующему двнжению в том же направлении.-

Таким образом, во всех нзменениях, происходивших я ныне пронсходящих в солнечной системе, во всех измененияхъ_г совершавшихся и совершающихся еще в земной коре, во всех психических действиях и их воздействиях на тело. во всех изменениях строения и отдравлений общества—существующия движения необходимо определяются так. как мы объяснили. Всюду, где только мы усматриваем движение,—оно должно быть производимо наибольшей сялой. Всюду, где мы усматриваем наибольшую снлу, действующею в данном направления,—в этом же направления должно совершаться и двиясение. Эти начала верны не только в пряложенин к одному ялн нескольким разрядам явлений, но принадлежат к числу тех всеобщнх начал, при помощи которых объеднняется наше знание явлений.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ.

Ритмичность движения.

§ 47. Когда флаг, неподвижно висевший на мачте корабля_г приходит в движение от первых дуновений ветра, он красиво* извивается, причем извилины пробегают по нем от неподвижного конца к свободному. В эту минуту начинают вздрагивать паруса и бьются о мачты все быстрее и быстрее по мере того. как ветер крепчает. Когда они надулись, наконец, и натянуты с помощью рей и снастей, края их вздрагивают каждый раз, когда в них ударит сильный порыв ветра. Когда разыгривается буря, вибрации, которые ощущаются если прикоснуться к снастям, показывают, что весь такелаж вибрирует; в то же время рев и свист ветра доказывают, что и в самом ветре цроисходят быстрые колебания. На земле столкновение воздушнага течения с встречными предметами также производит ритмическоедействие. Листья на деревьях треиещут, ветви расрачиваются_г сами деревья гнуться и качаются. Трава и высохшие стебельки на равнине—или, еще лучше, колосья хлебов —волнуются, производя размахи вверх и вннз. В самых устойчивых предметах могу: быть открыты подобные движения, хотя и не столь явныя; вибрации, которые можно подметить в здании во время взрывов урагана, могут служить примером этого. Потоки воды производят в предметах, препятствующих движению их, такие же действия, как и воздушные течения. Стебли травы, растущей в. воде, извиваются от одного конца, до другого. Затонувшие ветви_г опустившиеся на дно реки, где течение быстро, качаются, то подымаясь, то опускаясь, быетро или медленно, смотря по их величине; в больших реках, как Миссисипи, целые деревья удерживаются в таком положении и данное нм название «пилыциковъ> очень хорошо выражает испытываемое ими ритмическое движение. Отметим, кроме того, следствие антагонизма между течением и его ложем. В неглубоких местах, где видно влияние дна на текущую воду, мы замечаем образование струок. то-есть. легких волнений. Изучая действия н протнвудействия, совершающиеся между движущейся жидкостью и её берегами, мы находим еще пример, подтверждающий общее положение, хотя дело здесьтироисходит иначе. В самом деле, в ничтожнейших ручейках так же как и в широко-язлучистых реках, излучины потока. ударяющегося то об однн берег, то о другой во всех изгибах ■своего течения, образуют извилястую линию в такой степени неизбежную, что канал, проведенный по прямой линии, вскорости приобретает змеевндную форму. Аналогичные явления возннкают там, где воды неподвнжны, а подвнжен твердый предмет. Еслп быстро н с большой силой ударяясь палкой по воде, то по вибрациям, сообщаемым палкой руке, можно заключить, что она вибрнрует. Даже в масснвных телах движение порождает подобные эффекты, но для этого необходнма большая сила: например, когда вннт большого парохода переходит от медленного вращения к быстрому, он сообщает дрожание всему судну. Звукя, происходящие от трения смычка о струны скрнпки, дают нам вибрации, проязведенные двнжением твердого тела по твердому. При машннном сверленьи н струганьи, когда острие инструмента входит в твердое тело, снльные выбрация передаются машяне и ряд волн распространяется по железу или дереву, которые она обрабатывает. Ребенок, остругивающий свой грнфель, не может не производить на нем волнястой поверхностн. Когда мы покатнм шар по льду нлн по земле, то он всегда испытывает в большей илн меныпей степенн движение поднятия и опускания; если быстрота значительна—это подскакнванье видимо, но оно становится слишком слабо для того чтоб быть замеченым невооруженным глазом, когда быстрота невелика. Как бы гладки небылн рельсы, как бы хорошо ни бьгли построены вагоны, железная дорога веязбежно приходит в дрожанье, в горизонтальном направлении. яеак и в вертнкальном. Даже в том случае, когда материя внезапно останавлнвается от столкновения, закон рнтмнчностн может быть оправдан; в самом деле, оба тела, ударяющее и ударяемое, начинают дрожать, а дрожать—значит пронзводять ритмическое двнжение. Хотя мы и не имеем прнвычкн наблюдать это, но несомненно, что толчкн, производнмые нашимн действиями на внешние предметы, окружающие нас; распространяются в ннх в форме вябрацин. Стонт только посмотреть в телескоп болыной силы, чтобы убеднться, что каждый удар нашого сердца прнводит в дрожанио всю комнату. Переходя к движениям друтого порядка, к совершающимся в эфярной среде, мы открываем ъ нях тот же характер. Все новейшие открытия подтверждают, что свет есть волнообразное колебание. Нашли, что лучи теплоты выражают тот же основной характер; их колебания отличаются от световых только своей относительной длиной. Электрические движения также представляют колебания, но только иного порядка. Можно часто видеть, как северные сияния переливаются блестящими волнами, а разряжение электричеств в пустоте своим полосатым видом убеждает нас, что ток не однообразен, но состоит из ударов большей или меныпей напряженности. Если. не отрицая сказанного, нам возразят, что существуют движения. как, например, движение брошенного тела, которые не ритмичны, то мы ответим, что исключение это лишь кажущееся и что движения эти были бы ритмичны, еслиб не были прерваны. Принято говорить, что траэктория пушечного ядра есть парабола; и верно (скинув со счетов сопротивление атмосферы), что кривая. описываемая ядром, так мало отличается от параболы. что практнчески можно не принимать во внимание этой разницы. Но, строго говоря, это не парабола, а отрезок чрезвычайно эксцентричного эллипсиса, более далекий центр которого совпадает с центром тяжести земли; еслибы земля не останавливала полета пушечного ядра, оно ^робежало бы вокруг этого центра и воротилось бы к своей исходной точке, дабы начать медленно-ритмическое движение. Рязряжение пушки представляет нам прекраснейший пример в подтверждение изъясненного общего начала, хотя с первого взгляда и кажется, будто этим доказывается противное. Выстрел производит сильные волнообразные колебания в окружающем воздухе. Свист летящого к цели ядра обязан другому ряду воздушных волн. Наконец, движение вокруг центра земли, которое начинает совершать ядро, будучи воспрепятствовано твердой почвой. ареобразуется в ритм иного порядка. именно—вибрации, происходящия от удара^х).

Вообще говоря, ритм не прост, но сложен. Волнообразные колебания пронзводятся обыкновенно несколькимн действующими силами, различающимися по быстроте; вот почему всегда на ряду с первичнымн ритмами существуют вторичные, производимые пе-

¹) Нескоиько лет тому назад я думал, что один исповеду» убеждение в ритмичвости всех движений; недавво я узнал, что и друг мой, профессор Тиндалль, признает это общее положение.

риодическим совпадением и расхождением первичных. Таким путем образуется двойной ритм, тройной и даже четверной. Самый простой случай сложного ритма находим мы в том, что в акустике называется совпадением; это периодические интерваллы звука и тишины, замечаемые, когда единовременно звучат две ноты почти одного тона, и пронсходящие от попеременного совпадения и расхождения воздушных волн. То же самое представляют явления, называемые ннтерфрекцией света, происходящия от периодического сходства и несходства эфирных волнений, которые, взаимно то усиливаясь, то нейтралнзуясь, порождают ннтервалы усиления и ослабления света. На берегу моря мы можем наблюдать разнообразные примеры сложного ритма. Мы наблюдаем явления прилива, представляющия два раза в месяц возрастание н уменьшение ежедневных поднятий и опусканий моря, что завнсит от совпадения я расхождения притяжений солнечного и лунного. Другой пример постоянно представляет нам поверхность моря; все больпгия волны несут на своих боках меньшие, а этн еще меныпия, вследствие чего происходнт, что каждый пенистый гребень с несущим его водяным основанием, поднимается и опускается меньше в том случае, когда его подхватывает болыний ^л. Совершенно иного рода и чрезвычайно йнтересный пример ритмического движения находим мы в небольших ручейках, текущих во время отлива по песку и пробивающихся сквозь рнфы из мелких камешков; когда канал в одном из этнх рифов узок, а течение ручейка сильно, то песок на дне складывается в ряд холмнков, соответствующих водяной рябн. Если станем наблюдать некоторое время это явление, то увндим. что холмикн эти делаются все выше и выше и рябь переходнт в маленькие волны. пока волнение не отанет тревожно и не унесет вдруг всех холмиков, после чего ручеек течет по ровному дну; затем опять начинается образование холмяков. Можно было бы прибавить и более сложные примеры ритма, но они будут уместнее при изложенин разлнчных видов космических изменений, которыми мы займемся дальше.

Из приведенных фактов следует, что ритм появляется всюду, где сталкяваются не равновесящия силы. Есля противуположные снлы образуют в данной точке противувес одна другой, то наступает покой, а в отсутстеии двнжения, естественно, не может быть и рнтма. Но, если вместо равновесия снл, существует перевес силы в одном направлении, если, как это неизбежно должно быть, движение начинается в одном направлении, то для того, чтобы оно однообразно совершалось в том же направлении, необходимо, чтобы движущаяся материя, беспрестанно изменяя свое полоясение в пространстве, сохраняли нензменные отношения с источниками силы, пронзводящей движение или ставящей ему препятствия. Но это вещь невозможная. Всякое перемещение в пространстве должно изменять отношения сил, находящихся в действии, увеличивать или уменыпать преобладание одной силы над другой н мешать единообразию движения. Если же движение не может быть равномерным, то за полной невозможностъю ускорения либо замедления, продолжающегося безконечное время н чрез безконечное пространство (чего нельзя понять), нет иной альтернативы, кроме ритма.

Существует еще одно. второстепенное, заключение, которого не следует упускать из виду. В последней главе мы видели, что движение никогда не бывает абсолютно прямолинейно; к этому надо прибавить, как следствие, что ритим по необходимостн нелолон. Прямолинейный ритм может проязойти в том лишь случае, когда силы сопротявления расположены как раз по линии движения, а шансов против такого расположения безконечно много. Для произведения в совершенстве кругового ритма необходимо, чтобы две силы былирасположены в точности под прямым углом друг к другу и в известном соответствии, а против такого расположения, равным образом, шансов безконечно много. Все другие пропорции и расположения двух сил произведут более или менее эксцентрический эллипсис. Когда же действует более двух сил, как это наичаще бывает, привильного рнтма не может быть. Так что в действительности, в природе—действие и противудействие сил никогда не воспроизводит предшествовавшого состояния вполне. Для очень же сложных движений, особенно для движений аггрегатовъ( единицы которых отчасти независимы, мы не можем яачертить правильной кривой; мы замечаем лишь общее колебание. Наконец, когда периодическое движение закончилось, разница между состоянием отправления и состоянием достнжения находится, обыкновенно в соответствии с количеством действовавших сил.

§ 48. Столь общее рассеянным туманностям спиральное строение, то есть то самое расположение какое должна принять материя, движущаяся к центру притяжения в содротивляющейся среде, яоказывает нам постепенное уетановление вращения и следовательно, ритма в отдаленных областях, занятых туманностями. Двойные звезды, двнжущиеся вокруг центра общего лритяжеяия в периоды, из которых иные теперь уже известны, представляють ритмнческие действия в далеких частях нашей звездной снстемы. Другой факт иного, впрочем, порядка имеет такое-же общее значение: я говорю о дериоднческих звездах, понеременно то сверкающих, то меркнущих.

Всякому так хорошо нзвестна периоднчность обращений планет, спутников н комет, что с моей стороны неизвинительно было бы говорнть об этом, еслиб не было надобностн показать. какие прекрасные подтверждения общего закона двнжения представляют нам они. Но кроме обращений этих тел по ях орбятам (которые все более или менее эксцентрнчны:) н их вращений вокруг своей оси, солнечная система представляет яам различные более сложные и менее очевндные ритмы. Каждая планета н каждый спутняк имеют обращения узлов: это медленное изменение в положении плоскости орбиты, которое, раз воротивиянсь к исходной точке, начинается снова. Существуют постепенные изменения длнны большой осн орбнты и её эксцентрнтета, равным образом рнтмичные в том смысле, что онн совершаются в граннцах своего максимума и миннмума и что ход их от одной крайней точки к другой не однообразен, но имеет меняющуюся скорость. Сущеетвует также обращение линии абсидов, которая в большие периоды времени двяжется по небу, но неправильно, но сложными колебаниямя. Кроме того мы наблюдаем нзменения в направления планетных осей, называемые нутациями н другое, более обширное вращение, которое для земли причнняет предварение равноденствий. Эти ритмы, еще не самые сложные. Один из самых простых прнмеров большого осложнения представляет вековое ускорение н замедление луны, производимое варьяциями эксцентритета земной орбиты. Другой факт более важного значения происходит от изменений в наяравленин осей вращения дланет, орбнты которых заметно эксцентрнчны. В течении грамадных периодов временн каждая планета при нанбольшем яриближении своем к солнцу, подставляет его влиянию большую часть своего северного полушария, чем южнаго; а потом, в течении следующого периода, додставляет большую часть южного полушария, чем севернаго: периодичеекое возвращение этих совпадений производит на некоторых планетах значительные климатические изменения; для нашей земли период этих совпадений равен 21 тысяче лет, в теченин которых каждое полушарие проходнт цнкл умеренных климатов и крайностей тепла и холода. Это еще не все. Существует варьяция. въэтой варьяции. В самом деле, лета и знмы на всей земле представляют более нли менее резко выраженный контраст, снла которого изменяется соответственно тому, увеличавается или уменьшается эксцентритет орбиты. Отсюда следует, что во время возрастания эксцентритета эпохи, когда времена года слабо различаются н эпохи, когда они разлнчаются сильно, проходямые по переменно каждым полушарием, должны становится все более и более различнымн по степени их контраста; обратное происходнт в период укорочения эксцентритета. Так, что количество света н теплоты, получаемое какой либо частью земли от солнца, представляет нам четверной ритм, рнтм дня и ночи, ритм лета н зимы, ритм, пронсходящий от разннцы в положении ося вращения в дни перигелия я афелия которая свершает свой цикл в 21 тысячу лет —и, наконец, ритм, яроизводимый изменениямн эксцентритета орбиты, требующямя для своего завершения мнллионов лет.

§ 49. Ряды земных явлений, прямо зависящих от солнечный теплоты, весьма естественно, представляют рнтм, соответ«твующий периодически-изменчивому количеству теплоты, получаемой от солнца каждой частью землн. Оамый дростой, хотя я не самый очевндный, прнмер дают нам магнетические колебания. Эти колебания слагаются из повышений и понижений дневных, повышений и понижений годовых, из повышений и поннжений десятилетних; последния соответствуют периоду, в который солнечные дятна достигают нопеременно наибольшого и наименыпого своего чясла и своей велнчяны. Кроме того, сущеетвуют, вероятно и другие изменения, соответствующия указанным выше астрономнческим цнклам. Двяжеяия Океана я атмосферы представляют яам более очевндные прнмеры. Морские течения, идущия на поверхностн ют экватора к полюсам н в глубнне от полюсов къэкватору, нредставляют безярестанное движение взад и вперед по всей толще громадной массы воды; это двнжение изменяется в напряженности соответственно временам года и комбннируется с другими, аналогичными, но более слабымя движениями местяого лрот.

исхождения. Воздушные течения, происходящия от той же причины, нмеют подобные же годовые колебания, точно так же возмущаемые второстепенными движенияйи. Какими бы неправильнымя ни казались нам в частностн ветры, тем не менее мы виднм довольно ясно выраженную периодичность в муссонах и других тропнческих атмосферных колебаниях —и даже в равноденственных бурях н весенннх ветрах нашего климата. Далее, мы нмеем смену периодов, в которые преобладает испарение, периодами, в которые преобладает осаждение паров; это можно ясно видеть на смене под тропиками дождливых периодов резко выраженнымн периодами засухи н не так ясно—на соответственной периодичности в умеренных климатах. Кроме медленных нзменений, соответствующих разницам времен года, испарение и асаждение воды доставляют нам прнмеры более быстрого ритма. Когда дождлнвая погода длнтся целые недели, стремление паров осаждатъся, хотя и перевешивающее стремление к нспарению, не сказывается, однако, постояным дождем,дождливый период состоит из дождливых и вполне или частью ясных дней. Закон ритма проявляется не в одннх этих сменах в целом. В дождливый период в теченин каждого дня можно подметить более слабый ритм, особенно когда два стремления—к испарению и к осаждению, почти уравновешены. В горах наиудобнее изучать этот слабый ритм. Влажные ветры, не осаждающие всей своей воды, пока несутся над низко лежащими, сравнительно теплыми_у равнинами, теряют столько теплоты, достигая покрытых снегом горных вершин, что осаждение происходит немедленно. Но, переходя из газообразного в жидкое состояние, вода освобождает значительное количество теплоты, вследствие его образующиеся облака теплее осаждающого их окружающого воздуха и еще больше теплее поверхности гор, вокруг которых они клубятся. Вот почему, во время гроз, вершнны гор нагреваются, частью дейетвием нзлучения от окутывающнх нх облаков, частью от прнкосновения дождя. С той мннуты, как они начинают отделять больше теплоты, чем прежде, они не в такой мере как прежде охлаждают проходящий над ними воздух и перестают осаждать пары, несомые этой воздушной струей. Облака рассеваются, небо становится чистым и сверкающее солнце обещает прекрасный день. Но небольшое количество теплоты, полу^ ченное холодными склонами горной вершины, вскоре излучается» особенно когда исчезание облаков усиливает это излучение в проетранство. Следовательно, склоны вершины становятся вскорости столь же холодными, как и прежде были (и даже еще холоднее, вследствие испарения выпавшей в виде дождя воды) и снова начинают осаждат пары в проходящем над нимн воздухе, разражается новая гроза, ведущая за собой те-же следствия. На визменностях эти действия и противодействия не столь очевидны, так как здесь контраст двух температур менее резок. Тем не менее—и здесь их можно открыть, не только в дни ливней, но н в днн затяжного дождя; в самом деле, мы не находим однообразие в явленин: всегда существуют стадии обильного дождя и мелкого, происходящия, вероятно, от указанных нами прнчин.

Естественно, что эти метеорологнческие ритмы заключают в себе нечто, соответствующее изменениям, пронзводимым водою и ветром на поверхности Землн. Колебания в колнчествах ьсадков, оставляемых реками, увелячивающяхся и уменьшающнхся соответственно временам года, должны пронзводить колебания в происходяидих от того наслоениях, колебания в цвете и качеетве последовательных отложений. Ил, образуемый разрушением берегов реки и уносимый водами, должен в равной мере представлять периодические различия, соответственно периодячности местных ветров. Всюду, где мороз играет роль в разрушенин почвы, он вследствие свонх возвратов, становится фактором ритмичности осадочных слорв. Геологнческие изменения, производимые ледниками и ледянымн горами, должны, равным образом, прсдставлять сменяющиеся периоды большей и меныией напряженности.

Существуют также доказательства, что изменения земной коры, происходящия от огненных сил, нмеют язвестную периодичность. Вулканические извержения не постоянны, но перемежаются состояниями покоя н, поскольку можно судить на основании данных наблюдения, они возвращаются после известного средняго времени, которое короче в эпохн сильной вулканяческой деятельности и длиннее в эпохи сравнятельного затишья. То-же самое имеет меото н по отношению к землетрясениям, так же, как и по отношению к ишднятиям и опусканиям земной поверхности, которые происходят от землетрясений. Смена наслоений в дельте Миссисипи указывает на иоследовательньия опускания земной поверхности, происходнвшие через почти равные промежутки. Всюду в широко растилающихся группах правильвых нас^юедий. предполагающих не большия понижения через правильные промежутки, мы замечаем ритим в действиях и противудействиях между твердой корой Земли и еще жидким её содержимым, ритим, который комбинируется с другими, более медленными и проявляющимися там, где оканчиваются группы однех наслоений и начинаются другие, иного характера. Есть даже основание заподозрить неизмеримо большую и важную по своиви следствиям геологическую периодичность, а именно—смену обширных поднятий и понижений, вследствие которых образовались материки там, где были прежде океаны, и океаны там, где были прежде материки. В самом деле, прьдположим —а мы имеем основание предположить это—что кора земная повсюду имеет одинаковую толщину; ясно, что части её, наиболее опущенные под средним уровнем, должны быть более доступны на своей внутренней поверхности потокам расплавленного вещества, циркулирующим внутри земли—и что, вследствие этого, они должны быть более подвержены тому, что можно назвать огненным размыванием; наоборот, внутренняя новерхность приподнятых частей земной коры удалена от действия потоков, циркулирующих внутря земли, вследствие чего происходит утолщение этих частей коры, более или менее уравновешивающее разрушение, производнмое на внешней их поверхности водным размыванием. Разрушаясь снизу и не возмещаясь сверху новыми отложениями, пониженные части земной коры, на которых покоятся самые глубокие океаны, становятся местом наименыпого сопротивления и вследствие этого начинают уступать давлению снизу вверх, производимому жидким содержимым земли; отсюда следует, что поверхности эти подымаются в течение длинныхъпериодов и останавливаются лишь тогда, когда земная кора получит расположение, обратное прежнему. Все равно, прочно или слабо обоснованы эти положения,—для общего вывода это безразлично. И без того у нас достаточно доказательств в пользу того, что геологические явления ритмичны.

§ 50. Нигде, может быть, примеры ритмичности так не многочисленны и не очевидны, как в области явлений жизни. Растения, правда, не показывают нам обыкновенно никакой ритмичности, за исключением той, которая производится сменами дня и ночи и времен года. Ho у животных мы открываем большую изменчявость движений, в которых противуположные крайности перемежаются всемн степенями скорости. Проглатываяие лищн яроизводится волнистым сокращением, пробегающим по всей длине пищевода; пищеварение сопровождается мускульным действием желудка, равным образом, волнистым —и пернстальтяческое движение кишек нмеет подобный же характер. Кровь, образующаяся из пищевых веществ, движется не равномерным потоком, но толчками; она снабжается кислородом в легких, которые поочередно сжимаются и разшнряются. Всякое перемещение есть следствие толчкообразных движений; даже когда движение кажется равномерным, как у существ наимеяыпей величины, мякроскоп показывает нам, что оно производится мерцанием ресничек, которыми снабжены инфуаории.

Первичные ритмы органических действий комбинируются со вторичными большей продолжительности. Всевозможные формы органической деятельности представляют периодические возрастания и повижения. Примеры этому видим мы в периодической потребности есть и спать. Каждое принятие пищи ведет за собой более быстрое ритмическое действие пищеварнтельных органов; пульсации сердца ускоряются и дыхательные движения становятся чаще. Напротнв, во время сна эти двяжения замедляются. Так, что в течении дваддати четырех часов маленькие волны, яз которых слагаются разлнчные роды органических движений, образуют одну длинную волну поднятия я понижения, несущую на себе маленькия. Опыты показалн, что существуют еще более медленные повышения и понижения функциональной деятельности.. Равновесие выделения и ассимнляции не устанав.иивается при каждом принятии пищи, но ляшь спустя некоторое время, так, что человек в нормальном состоянии попеременно и через почти равные промежутки, то увеличивается, то уменьшается в весе. Кроме этих правильных периодов существуют еще другие, более длинные и сравнительно неправильные, а именно—смены наибольшей н наименыпей силы, которые могут быть даже ощущаемы здоровыми людьми. Эти колебания так неизбежны, что даже люди, упражняющие свои мускульные силы, не могут неизменно сохранять максимума своей силы, но достигши его, начинают обратное движение. Болезненные явления представляют ритмы другого порядка. Некоторые болезни получают свое название от перемежающегося характера их симптомов. В тех случаях, когда периодичность и не выражена ясно, она все же может быть подмечена. Больные редко замечаиот единообразный ход своей болезня и всякое выздоровление имеет свои дни слабого возврата болезни или замедления в исчезании её.

Группы живых существ представляют в другой области явлений дальнейшие примеры в подтверждение общего закона. Рассматрнвая каждый огранический внд как единое целое, иы видим, что он представляет два порядка рнтмов. Жизнь всех членов вида есть крайне сложное движение, более илн менее отлнчное от движений, составляющих жизнь другнх видов. В каждом из индивидов вида это крайне сложное движение начинается, постепенно подымается до своей наивысшей точки, затем падает н заканчивается смертью. Таким образом, каждое поколение представляет волну деятельности, характеристичную для вида, как целого. Другой порядок ритмов открывается в том. что чнсленность каждого растнтельного или животного вида беспрестанно язменяется. В беспрестанной борьбе стремления вида к умножению с силами, которые препятствуют умножению, равновесие никогда не достигается: всегда преобладает та нли другая из борющихся тенденций. Этой смены многочисленности малочисленностью и обратно не могут избежать даже домашния жнвотные и растения. для которых искусственным путем создается постоянная. равномерная пнща. У жявотных же, не покровительствуемых человеком, эти смены весьма заметны. Когда племя уменьшялось в числе от врагов, или от недостатка пищи, переживтие члены его оказываются . в лучших условиях жизни, чем прежде. По мере того, как уменьшается ях число, относительно увеличнвается количество их пищи; в то же время, вследствие уменьшения добычн, сама собой уменыпается количество их врагов. Так, что некоторое время условия жизни этого племени или этой разновидности оказываются благоприятнымя для размножения и племя илн разновидность быстро плодятся. Мало по малу пнща относительно становится более редкой, а количество врагов возрастает; разрушнтельные силы берут перевес н численность племени илн разновидности начинает падать.

Бсли мы теперь взглянем на жнзнь с самой общей точкя зрения, то откроем в явлениях её еще один ритим, чрезвычайно медленный. Исследования полеонтологов говорят нам, что органические формы складывались в течении громадных периодов времени, о которых свидетельствуют осадочные слои. Внды появ. лялись, достигалн наибольшей своей численности н потом исчезали.

Роды. заключавшие в себе сначала лишь небольшое число видов. с течением времеии возрастали в численности и разнообразин, потом клонились к упадку, оставляя после себя одного нли двух нредставитехей, а часто—н нн одного. В теченин длинных периодов возникали целые яорядки арганическнх существ, достягали апогея своего господства, потом уменыпались в числе и язчезали дочтн бесследно. Классы, содержащие в себе порядки, предетавляют, равным образом, постепенное восхождение, как бы нодымающийся прилив, который, достигнув высшей своей точки, отступает назад. Стебельчатые crinoidea¹), наяример, которыми кншел каменноугольный дериод, почтн нсчезли; от ннх остался однн только внд. Одно семейство моллюсков, плечепоѵих (brachiopodes), некогда многочисленное, заключает в себе теперь очень небольшое чясло членов. Черепокожия головоногия, некогда преобладавшие над всемн обнтателями океана по чнслу видов н индпвидов, в настоящее время почти угасли. За веком гадовь последовал век, в котором млекопнтающие заменили гадов. Если эти колоссальные возрастания и уменьшения различных вндов живых существ всегда представляют характер почтя периодический (в довольно близком соответствии с велнкямн диклами поднятия и опускания, породившнмн океаны и материки), то этого довольно для доказательства, что жязяь земле развявалась не равномерно. но совершая громадные колебания.

§ 51. Изменения, происходящия в сознании с первого взгляда не кажутся рнтмичнымн. Между тем анализ показывает нам, что умственное состояние, существующее в данную минуту, но может быть разложено на быстрые колебания; анализ доказывает также, что умственные состояния проходят длннные периоды возрастания и упадка напряженности.

Когда мы устремляем внимание на одно какое лнбо чувствование яли на систему чувствований, составляющую представление объекта, нам кажется, что некоторое время мы пребываем в однородном и постоянном состоянии ума; но вннмательное язследование сознания показывает, что это по виднмому постоянное уметвенное состояние, в действятельности проннзывается известнымъ

‘) Crinoidea—морсК*ия лидии, животвые из отряда иглокожихь (Echinodermata).—lip. перев.

числом менее напряженных умственных состояний, в которых другие чувствования, другие представления быстро появляются и исчезают. Если как это признано, мыслить—значит установливать отношения, то отсюда с необходимостью следует, что оставайся сознание в неизменном положении, отрезанное от других состояний—не было бы мысли, то есть не было бы и самого сознания. Так, что повндимому постоянное ощущение, например —ощущение давления, в действительности составляется из множества составляющнх ощущений, постояяно возврэщающихся после промежутков, в которые мгновенно возникают другие ощущения и другие мысли, а именно—мысли, относящиеся к месту, в каком воспринимается ощущение, к внешнему предмету, его производящему, к следствиям какие могут проистечь отсюда н ко многому другому, вызываемому по ассоциацин. То же самое ямеет место и по отношению к чрезвычайно быстрым колебаниям, которые удаляют нас от умственного состояния, считаемого постоянным и снова приводят к нему. Кроме доказательства ритмичности сознания. которое прямо доставляется нам сознанием, мы можем наити другие, рассматривая отношение, существующее между чувствованием и движением. Чувствования и эмоции расходуются на произведение движений. Еслибы чувствование нли эмоция были постоянны в строгом смысле слова, то получалось 6ы постоянное разряжение вдоль двигательного нерва, приводимого в действие. Но поскольку нам позволяют судить опыты искусетвенной стимуляции двнжений, постоянное разрйжение на нерв, проникающий в мускул, не дает сокращений этого мускула, необходнмо прерывистое разряжение, 6ыстрая смена толчков. Такям образом, мускульное сокращение требует такого именно ритмического действия сознания, какое открывает нам прямое наблюдение. Гораздо более очевидный ритм с большнми периодамн наблюдается нами в случаях эмоции, выражающейся в танцах, стнхах, музыке. Ток умственной деятельности, проявляющийся в этих формах телесной деятельностн, не постоянен, но слагается из ряда толчков. Такт, наблюдаемый в танцах, есть следствие смены более сильных мускульных сокращений слабейшимн и, за выключением простого такта, соблюдаемого в танцах дикарей н детей, смена эта состоит из слоя;ных и медленных поднятий и понижений мускульного возбуждения. Стнхотворение есть такая форма речн, в которой энергия выражения правильно колеблется; то-есть, мускульное усилие в проязношенин представляет здесь резко выраженную периоднчность большей и меныпей напряженноети, соответствующую последовательности стиха. Музыка дает нам более разнообразные примеры в подтверждение общего закона. Она образуется повторяющимися тактами, из которых каждый состоит нз первичных и вторичных пульсаций. Для того, чтобы подняться до самых высоких нот и спуститься до самых низких, необходима смена повышений и понижений мускульного напряжения; отсюда проистекает двойное сложное движение маленьких волн, прерывающих поднятие и падение больших способом, характеристичным для каждой отдельной мелодии. Далее мы имеем смену частей piano и частей forte. Эти различные виды ритма, характеризующие эстетические проявления, строго говоря вовсе не искусственны; они представляют лишь более напряженные формы волнообразного движения, порождаемого обыкновенно разряжением чувствования: доказательством может служить то, что мы открываем этн ритмы в обыкновенной речи. В самом деле, речь представляет нам в каждой фразе первичные и вторичные точки ударения и такт, заключающий в себе главное поднятие н повышение, образованное из второстепенных поднятий и повышений; и, когда возбуждение велико, речь сопровождается более нлн менее сильным колебательным движением членов. Всякий на себе и на других может наблюдать более длннные волнообразные колебания в случаях большой радости илн сильного страдания. Заметьте прежде всего, что боль, происходящая от нарушения порядка телесных отправлений, представляет всегда почти заметную рнтмичность. За время, в которое боль действительно существует, она представляет колебания в напряженности, пряступы нли пароксязмы; потом, после часов страдания, наступает время сравнительного благосостояния. Нравственные страдания представляют нам аналогичные колебания, бблыпия иля меныпия. Человек, выносящий большую боль, не стонет без умолку н не проливает слез в равномерном изобилии; эти проявления боли чередуются с промежутками затишья. После периода, в котором сменялись волны снльных и слабых душевных движений, наступает период успокоения, когда боль кажется совсем утихшей; потом она снова возвращается и достигает наибольшей снлы рядом приступов. То-же самое имеет место н по отношению к удовольствию, особенно у детей, не умеющнх скрывать своих волнений; у них мы замечаем явные колебания в напряженности чувства.

взрывы хохота, прыжки, чередующиеся с промежутками затишья, когда улыбка или иные слабые проявления удовольствия достаточны, чтобы дать выход ослабевшему возбуждению. Существуют даже такие колеб&ния душевной деятельности, которые еще медленнее и для своего завершения требуют недель, месяцев н годов. Говорят о приступах дурного расположения духа, наступающих через промежутки. Многие люди испытывают периодически возбужденное и угнетенное состояния духа. Бывают периоды большой охоты к труду и периоды лени; дериоды, в которые с жаром отдаешся известному занятию, в которые возбуждена охота к тому или другому, и периоды, в которые к этим самым занятиям не чувствуется никакой охоты. Одно только ограничение надобно сделать касательно этих медленных колебаний: завися от сложных и многочисленных влияний, они сравнительно неправильны.

§ 52. Передвнжения кочевых обществ, завнсящия обыкновенно от истребления или недостатка пастбнщ для скота, периоднчяы и в большинстве случаев периодичность эта совпадает с переменой времен года. Племена, которые почтя оселись на избранном месте, увелнчнваются в чнсленности пока давление желаний. не находящнх больше удовлетворения, не заставляет части населения эмигрировать в новые области, что пронсходнт через известные промежутки. Эти нзлишкн народонаселения, эти последовательные волны переселений—порождают столкновения с другими длеменамн, также переполняющимя свои местообиталища и стремящимися расселиться. Этот антагонизм, как и всякий другой. порождает не равномерное двнжение, но перемежающееся. Война. раззоренье, поражение, мир, благоденствие, новое нашествие—таковы более или менее уловямые альтернативы, представляемые нам военнымя действиями дикнх и цнвнлизованных народов. Как бы ни были неправильны эти ритмы, они яе более неправильны. чем нзменения в велнчине обществ и до чрезвычайностн сложяые причнны, производящия изменения в их снле. которых мы поэтому и не можем предвидеть наперед.

Щреходя от внешннх изменений общества к внутренним, мы в различных формах открываем то же колебательное движение взад и вперед. Оно особенно заметно в ходе торговли. Вначале почти весь обмен производится на ярмарках. собнрающихся через большие промежутки в главных центрах населения. Прклнв н отлив товаров и торгующих в этих центрах становятся все учащеннее по мере того, как общественное развитие обусловливает ббльшую общественную деятельность. Более быстрый ритм еженедельных базаров ваменяет медленный ритм ярмарок. Наступает, наконец, в известных пунктах такое широкое развитие коммерческой деятельности, что необходимы становятся ежедневные собрания продавцев н покупателей н таким образом устанавливается ежедневная волна скопления и распределения хлопка, зерна, капиталов. Оставим обмен и взглянем на производство и потребление; здесь мы встретнм колебания, гораздо более медленные, но не менее очевидные. Спрос и предложение никогда не уравновешиваются вполне. но каждое из них, достигнув на время перевеса, вызывает вскоре перевес другого. После очень изобильного сбора пшеницы земледельцы обезкураживаются происходящей от того низкой ценой её и на следующую весну сокращают посевы н привозят на рынок недостаточное количество своего продукта: отсюда повышение цен на пшеницу. Потребление представляет аналогнчные колебания, указывать на которые нет надобности. Стремление к равновесию спроса между различными странами порождает подобные же колебания. Место, в котором известные необходимые для жизни предметы редки, становится пунктом, в который стекаются они из другнх местностей, где, сравнительно, изобилуют: эти течения, идущия с разных сторон. производят волну накопления, загромождение рынка, вследствие чего начинается движение назад, частный отлив товаров. Хорошо также наблюдается колебание общественной деятельности на поднятии и падении цен. Если мы изобразим цены в цифрах, которые могут быть расположены в таблицу или выражены кривой линий, то ясно увидим, как торговые движения слагаются из колебаний различной величины. Увиднм, например, что цена пшеницы подымается и падает и что точки наибольшого поднятия и наибольшого упадка достигаются через промежутки известного числа лет. Этн большия юлны поднятий и понижений несут на себе еще меныпия. захватывающия период в одну или две недели. Если станем подробнее отмечать все изменение, то получим более слабые волны ежедневных язменений цен и даже еще меньягия, о которых ежечасно телеграфируют торговые агенты. Мы получим в таком случае сложный рисунок, напоминающий большую морскую волну, несущую на себе меньшие, покрытые еще меныпнми, которые изборождены совсем маленькими волнами, в свою очередь покрытыми мелкой рябью. Подобные же линии для рождений, 6раков?смертности, болезней, преступлений, нищеты—указывают на сочетания ритмических движений, совершающихся в обществе в различных сферах его жнзнедеятельности.

Более сложные общественные изменения выражаются подобными же линиями. Как в Англии, так и в контннентальных странах акции и реакции политического прогресса стали признанным фактом. За выключением случайных и слабых возбуждений, религиозная жизнь проявляется длиннымя периодами экзальтации и охлаждения, сменой поколений верующих и пуритан поколениями индифферентнстов и свободных мыслителей. Существуют эпохи поэтнческие н эпохи, когда чувство прекрасйого кажется совсем угасшим. После некоторого временн преобладания философия надолго впадает в забвение, после чего медлено возвращается опять к господству. Каждая яаука имеет свои эпохи дедуктивных объяснений и эпохи, посвященные собиранию и распределению фактов. И еслиб это н без того не наблюдалось достаточно часто, я прибавнл бы, что и в менее важных, но более очевидных явлениях моды происходят подобные же колебания от одной крайностн к другой.

Таким образом, как и следовало предвидеть, общественные рнтмы представляют нам превосходные прямеры неправильности. пронсходящей от сотрудннчества мяогих ярнчнн. Когда изменения касаются одного какого либо элемента общественной жизни, напрнмер —дредложения товаров. мы констатируем возвращение досле многих еложных изменений к нервоначальному положению: цена становится такой, какой была в начале . ритма. Но когда дело идет о явлениях. в дроизведении которых участвует много факторов, мы никогда не встречаем точного восяроизведения дредшествовавшого состояния. Политическая реакция никогда не дрнводит к повторению прежняго порядка вещей. Сегодняшнее суточное вращение много отличается от суточного вращения столет тому назад. Наконец, хотя мода время от временн я воскрешает нрежния формы одежды, но яе нначе, как с значительяыми видоизменениями.

§ 53. Всеобщность этого начала рнтма возбуждает вопрос подобный тем, какями заканчивались предыдущия главы. Если рятм проявляется во всех формах движения, то мы ямеем основание думать, что он одределяется некоторым первоосновным условием. Tacito modo предполагается, что начало это можеть быть дедуктивно извлечено из начала постоянства силы. Посмотрим, так ли это:

Когда ударить пальцем по ножке камертона, то между соединенными его частицами является избыток напряжения: они сопротивляются всякой силе, стремящейся вывести их из положения равновесия. Между этими связанными частицами приходит в действие такое количество силы, какое израсходовано пальцем на приведение в движение ножки камертона. Вследствие этого, когда ножка становится свободной, она оказывается подверженной силе, которая равна силе, израсходованной при ударе пальдем. Ножка возвращается к своему первоначальному положению, но сила, которой она повиновалась в этом передвижении, породила в ней соответственное количество движения, количество почти эквивалентное силе, первоначально сообщенной камертону (мы должны сказать «почти>, ибо известная часть силы израсходовалась на сообщение движения воздуха, а другая преобразилась в теплоту). Это количество движения выводит ножку из положения покоя и отклоняет ее почти на такое же расстояние, на какое она была отклонена первопачально, но уже в обратном направлении, пока это движение, израсходовавшись на произведение такого же. как раньше было, напряжения между частицами.не истощится всецело. Произведенное напряжение, которое есть ничто иное как измененная форма израсходованного движения, производит тогда вторичное движение н&зад —и так дальше, пока вибрации не остановятся вследствие того. что при каждом розмахе часть силы рассеевается, производя воздушные и эфирные волны. Итак, стоит только внимательно лроследить эти повторяющиеся действия взад и вперед, чтобы уведеть что они, как и всякие действия и противодействия, представляют следствие постоянства силы. Сила, израсходованная на отклонение ножки камертона, исчезнуть не может. В какой же форме она пребывает? В форме притягательного напряжения порожденного в молекулах. Это притягательное напряжение не может исчезнуть, не произведя эквивалентного следствия. Каково это эквивалентное следствие? Движение, порождаемое в камертоне, раз он достиг состояния покоя. Что делается с этим движением? Необходимо, чтобы оно, либо осталось движением, либо произвело соответственную силу равного напряжения. Продол^аться в виде движения оно не может, ибо перемещению препятствует связность

9

частей; поэтому оно преобразуется частью в напряжение этнх частнд; это напряжение, в свою очередь, преобразуется в эквнвалентное двнжение—н так далее. Если вместо движения, прямо отражаемого связностью частид, мы станем рассматривать движение через пространство, то в иной форме предстанет нам та-же истина, хотя здесь повидимому и нет другой силы в действии и, следовательно, не усматривается иричины ритма, тем не менее само накопленное движение (разбегъ) должно переносить движущееся тело за точку, служащею для него центром притяжения и через то превращаться в силу, отличную от той, которая породила ее. От борьбы этих двух, вндов силы неизбежно должен порождаться ритм. как и в предыдущем случае. Сила, реализованная, как движение в данном направлении, не можетъбыть уничтожена, и если она в конде концов исчезает, то должна возродиться в виде замедляющого сопротивления, которое начинает двигать тело назад, раз оно достигло своего афелия. Единственная группа условий, при которых могло бы не быть ритма, то-есть единственная группа условий, при которых возможно было бы вечное движение в пространстве но прямой линии, была бы выполнена в том случае, еслибы существовала безконечная пустота, не содержащия в себе ничего, кроме этого движущегося тела. Но ничто подобное не может быть мыслимо. Безконечность непостижима и непостижимо также движение, которое не имело бы начала в виде предсуществовавшей силы.

Итак, ритмичность есть необходнмое своыство всякого движения. Раз всемирное еосуществование противуположных сил есть данное еознания, низбежный при формах нашей мысли лостулат. как это мы показали,—то ритмичность двнжения является как неотразнмый вывод из начала постоянства силы.

ГЛАВА ОДИНАДЦАТАЯ. Занлючение. Конечная проблема.

§ 54. Остановимся на минуту, добы рассмотреть, каким образом установленные в предыдущих главах начала складываются в еднное дельное знание, вполне отвечающее определению философии, какое даля мы раньше.

Вопервых —no общности своей положение, киторое мы установили и объяснили примерами в предыдущих главах, удовлетворяет главному условию: оно шире всех категорий, признаваемых Наукой, как ее обыкновенно понимают. Бечность материи есть начало одинаково принадлежащее и механике и химии, еогласно признаваемое и физикой малекулярной н физикой, изучающей ощутимые массы, подтверждаемое, наконец, как астрономом, так и биологом. Отделы науки, занимающиеся двнжениямн тел земных и небесных предполагают начало постоянства движения, но не меныпе нуждается в нем и фнзик при объяснении явлений свет^, и теплоты, равно как открыто ялн молчалнво признается это начало и обобщениямн высших наук. Постоянство силы, подразумеваемое в каждом из предъйдущих положений, в такой же мере, всеобще, равно, как и вывод из него—посмоянство отиошений между силамги. Эти два последних начала не обладают зысокой степенью общности, но за то они уннверсальны. Переходя к дедукциям, извлекаемым нз этях начал, мы находим то-же самое. Превращение снл и количественная эквивалентность соотносящихся сил —суть конечные факты, не принадлежащие исключнтельно механике нли термотике, учению об электричестве или учению о магнетизме; они открываются в явлениях всех порядков, не исключая явлений духа и общественности. Равным образом —мы усматрнваем тот же характер всеобщности в законе, гласящем, что двнжение следует по лянии наименьшого сопротивления, наибольшого напряжения или по равнодей<5твующей этнх двухь сил; мы видим, что все планеты с ях орбитами, все газообразные, жидкие н твердые тела, двнжущиеся на поверхностн этях планет, согласуются с указанным законом; н что все органические движения, подобно иеорганическям, подчинены ему в такой же мере. В поеледней главе мы видели, что рнтм повсюду господствует, начиная с медленного вращения двойных звезд и кончая невообразимой’ быстроты колебаниями молекул, начиная с такнх земяых изменений, как возвращения ледннковых эпох и смена периодов поднятия н опускания уровня— и кончая ветрами, прнлнвами н волнами; с неменыпею очевидностью проявляется ритмичность и в отправлениях живых организмов, начиная с пульсаций сердца и кончая взрывамн страсти.

Итак, начала эти имеют характер общности, который делает их частямн философии в строгом смысле этого слова. Эти начала объединяють все конкретные явления, принадлежащия къ

различным областям природы; вследствие чего они суть элементы, составляющие полное и связное понятие вещей, образовать которое есть цель Философин.

§ 55. Но какую же роль нграют эти общия начала в о6разовании этого понятия? Может ли хоть одно из них в отдельности дать понятие косвюса, то-есть всей совокупности проявлений Непознаваемаго? Могут ли они дать это понятие, взятые все вместе? Могут лн они дать его, будучн систематнзированы? На все эти вопросы неизбежен один ответ: не могут.

Этн начала, отдельно или вместе взятые, не составляют, еще объединенного знания, которое есть цель Философии. Одип мыслитель полагал, что если науке удается свести все более или менее сложные законы к простейшему, например,—к закону молекулярного движения, то знание этим достягнет своих границ Другой утверждал, что все частные факты так полно воплощаются в обпфм факте постоянства силы, что формула, выражающая этот факт, выражает усшройстьо вселентй. Но оба эти заключения ведут к ложному дониманию конечной проблемы.

В самом деле, это—аналитические истнны, а никакая аналитическая истина, никакое множество аналитичес&их истян —не может дополннть синтеза мысли, который один может быть истолкованием синтеза. Разложение явлений на их элементы ляшь подготовляет к понинанию явлений в их дельностн, какими они открываются нам в действительности. Констатировать законы факторов еще не значит констатировать закон их сотрудннчества. Вопрос не в том, чтобы знать—каким образом тот илв другой фактор, материя, движение, сила,—существует в отдельности или при каких относительно простых условиях можем мы представить его себе; не в том даже, чтобы знать, как данный фактор существует при сложных условиях деятельного состояния. Необходимо наити выражение для сложного произведения всех факторов во всех его положениях. Лишь достигши возможности формулироваить бытие в его целости—познаем мы его так, как требует философия. Этот пункт настолько важен, что мы принуждены остановиться на нем подольше.

§ 56. Предположим, что химик, геолог я бикхиог дали нам саяые закончевные объясяения, к каким только способны их науки, явлений, совершающихся. яри грении свечи, лри раарушении какой либо местности землетрясением, в росте дерева. Бсли мы скажем им, что их объяснения не самые полные, какие могут быть, то они, вероятно, ответят: <Чего же большого хотите вы?». «Что еще остается сказать о горении, когда шаг за шагомъпрослежены свет, теплота н рассеяние материя до полного обнажения молекулярного движения, их общей причины? Когда все действия, сопровождающия землетрясение, объяснены как след«твия медленной потеря теплоты внутренностью Землн, куда идтн дальше? Когда доказано, что влияяие света на молекулярные колебания объясняет жизнь растения, что еще можно вообразить для дальнейшого объяснения этого явления? Вы хотите синтеза? Вы говорите, что знание не должно довольствоваться разложением явлений на действия известных факторов, из которых каждый повинуется известным законам, но что, за исключением этого, остается разрешить главную задачу, а именно—показать, как сочетанным действием этих факторов порождаются явления во всей ях сложности. Прекрасно; но разве предыдущия объяснения не удовлетворяют вашим требованиям? Разве, нсходя из молекулярных движений, мы же построяем сйнтетическя объясяения света, теплоты, отделения и движений газов? Разве, исходя из постоянного излучения земной теплоты, мы не построяем синтетическн ясного представления сжатия ядра земли, оседания её коры, действий лавы, которая потрясает, разрывает н сдвнгает яокрывающую ее твердую еболочку? Разве мы не делаем того же и относительно хнмических изменений и скопления материи в растущем дереве?>.

На все это мы отвечаем, что конечное истолкование, цель Фнлософин, есть всеобщий сивтез, охватывающий н скрепляющий все частные синтезы. Синтетические истолкования, даваемые наукой, включая сюда и самые обиция, в большей нлн меныпей стеденн независимы одно от другого. Ояи могут заключать в себе «хожие элементы, но не соединены сходством основного .строения. Надо ли предположить, что в горящей свече, колеблющейся земле и растущем органнзме явления, взятые в их целом, не координируются между собою? Если допустить, что каждый из действующих в этнх явлениях факторов, действует всегда сообразяо закону, то можно лн заключить, что нх сотрудннчество не дси винуется закону? Различные изменения, искуственные н естественные, оргаияческие и неорганнческия, разделяемые намн для удобтва, если рассматривать их с высшей точки зрения не должны быть различаемы, ибо все они суть действия, происходящия в одной и той же вселенной и составляющия части одного и того же великого преобразования. Деятельность сил повинуется одному и тому же началу во всей области, доступной разуму и хотя, вследствие безконечного разнообразия их пропорций и комбинаций, силы эти производят всюду результаты более илн менее различные и которые кажутся даже не имеющими между собою никакого родства, тем не менее мы ае можем не допустить между нями основной общностя. Вопрос, на который требуется ответить, такоив: в чем общий элемент, открываемый в описаниях всех конкретных действий?

§ 57. В заключение нам остается наитн закон сложения явлевий, обнимающий заковы нх составляющих, с которыми мы позвакомили читателя в предыдущих главах. Мы видели, что материя вечва, движевие безоставовочно, сила постояява; мы виделн, что всюду силы превращаются одве в другие и что движеяие, всегда следующее по лннии наименьшого сопротивлевия, всегда ритмячво; теперь вам остается открыть формулу, которая расчленяет эту веизмеявость и выражает комбивированные следствия действий, в отдельдости выражеяные в формулах уже устаяовленых вами»

Каков должев быть общий характер этой формулы? Необходимо, чтобы она выражала течевие изменений, претерпеваемыхъединовременяо материей и силой. Всякое превращение предполагаеть пере-распределение элементов и, чтобы определить его, мало сказать, что произошло с ощутимыми и яеощутимыми частяцами вещества, во вадо, кроме того, указать, что произошло с ощутимыми н деощутямымн двяжениями, которые подразумеваются превращедием. Кроме того, еслн только превращевие де совершается всегда в одяом и том же ваправлении и одднм и тем же способом, то формула должяа указать условия. прн которых ояо вачияается, кончается илн измеяяется.

Искомый дами закон должев быть заковом постояннаъо перераспределения материи и движения. Абсолютный покой и абсолютное постоявство де существуют. Всякий предмет, как и всякий аггрегат предметов, в каждое мгвовение претерпевает какое либо нзмеяевие состоявия. Постепеяно или быстро—он получаегь или теряет движение н в это время яекоторые илн все другие предметы ве перестают изменять свое положеяие no отяошеяию к вему. Возникающий здесь вопрос таков: какое динамическое начало, истинное для рассматриваемого превращения как в целом его, так и в частностях, выражает эти вечно меняющиеся отношения.

Эта глава достигла своей целя, если нам удалось науетить характер конечной задачи. Рассуждение, к которому мы переходим, должно представить нам ее в ином внде н мы поймем, что Философия, достойная этого имени, не может быть построена, пока не разрешена эта задача.

ГЛАВА ДВЪНАДЦАТАЯ. Развитие и разложение.

§ 58. Полная история какого либо предмета должна начинаться с выхода его из неощутимого состояния и следить за ням до возвращении его в это состояние. Идет ли дело об одном предмете или о всей вселевной, объяснение которое начинается с конкретной формы и на ней заканчивается, неполно, ибо доступная познанию эпоха существования предмета остается без истории, без объяснения. Допуская ялн утверждая, что наше знание ограничивается явлениями, мы в невысказанном виде утверждаем, что область знания заключает в себе все явления, все формы Непознаваемого, могущия действовать на сознание. Когда мы встречаемь условное бытие, действующее на наши чувства, возникает два вопроса: каким образом обусловилось это бытие так именно и каким образом перестанет оно обусловливаться так именно? Если только мы не допустим, что оно приобрело ощутимую форму в момент восприятия нами, с тем, чтобы через мгновение потерять ее. то должны сказать, что оно существовало раныпе в этой ощутимой форме и дальше будет существовать в этой ощутимой форме. Эти суидествования в ощутимой форме, прошедшее и будущее, суть возможные предметы знания и очевидео, что знание не достигло своих границ, пока не соединило в одно целое историй прошедшого, настоящого и будущого.

Слова и действия обыденной жязни указывают на это знание, деятельное лнбо потендиа.иьное, знание состояний бывших и состо яний, которые будут —и даже наибольшая часть нашего знания состонт из этих элементов. Личное знание человека подразумевает, что его видели раньше весьма похожим на то, чем он представляется в настоящую мияуту, а знать его просто как человека подразумевает заключевие о предшествовавших его состояниях, о его первых годах, детстве, юношестве. Без сомнения, никто не знает в подробностях будущого этого человека, но оно известно в общем; нзвестно, что он умрет, что тело его разложится и этя факты дополняют план изменений, которые он претерпит. То-же самое и по отношению к окружающим нас предметам. Мы можем проследять до известного предела ряд конкретных форм, в которых предсуществовали известные нам шелковые или хлопчато-бумажные ткани. Мы знаем, что наша мебель состоит из вещества, которое в течении нескольких лет накоплялось деревьями. Мы можем сказать также, что камни, послужившие для постройки стен в наших домах, составляли несколько лет нлн веков тому назад части наелоений почвы. Более того, мы можем предсказать будущее носимых нами тканей, нашей мебели, стен наших домов; мы можем утверждать, что они также вступят в период разложения и после более или менее продолжительного времени потеряют свою связность и теперешнюю свою форму. Это общее знание, приобретаемое человеком о прошедшем и будущем окружающих его предметов, наука расширила и не перестает расширять. К биографии человека, рассматриваемого как особь, она прнсодиняет его внутри-утробную биографию, начинающуюся с описания микроскопического зародыша,—и следят за всемн изменениями, совершающимися в человеке, пока его тело не разложится и не превратится в газы. Она не останавливается на шерсти барана или коконе шелковичного червя, яо в шерсти и шелке дризнает азотнстые вещества, заимствованные 6арапом и шелковичным червем у растений. Она относит вещество листьев растений и древеснны их, из которой сделана наша мебель, к ассимилированным газам и минералам, извлеченным растением из дочвы и атмосферы. Она ищет происхождения наслоений, из которых добыты были камяи яаших зданий, н находит что некогда овн были мягким осадком, отложенным в лимане нлн на дне моря.

Если, таким образом, прошедшее и будущее всякого предмета составляют область возможного знания н если интеллектуальный прогресс состоит отчасти, если пе в главнейшем. в расширении нашего знания прошедшого и будущого, то очевидно, что мы не приобрели всего знания, к какому способен наш разум, пока мы не выразили так или иначе всего прошедшого и всего будущого каждого предмета и каждой группы предметов. Обыкновенно мы можем сказать об осязаемом и видямом предмете, как он приобрел теперешнюю свою форму и теперешнюю свою плотность; мы, таким образои, вполне убеждены, что сразу начиная, как мы это обыкновенно делаем, с вещества, которое и ранее существовало в конкретной форме, мы узнаем неполную его историю; вещь имела историю еще до того состояния, с которого мы начинаем. Отсюда следует, что наша теория вещей, рассматриваемых в их отдельностн или совокупности, несомненно неполна, покуда какие либо части ощутимого прошедшого или будущого бытия их остаются без объяснения.

Нельзя ли заключнть отсюда, что Фялософия должна формулировать этот переходъ* от неощутимого к ощутимому и последняго в неощутимое? Не очевидно-ли, что общий закон перераспределения материи и. движения, который, как мы показали, необходим для объединения различных видов изменений, должен быть законом, объединяющим последовательные изменения, (единовременно или в отдельности) которые проходятся ощутимыми суще•ствованиями? Только при помощи формулы, соединяющей в себе все эти качества, знание может превратиться в еднное и связное целое.

§ 59. В предшествующих параграфах мы уже предызобразнли эту формулу. Мы призналн уже, что наука, следя в прошедшем за гениалогией разлнчных предметов, находит, что со•ставляющая их материя находнлась некогда в рассеянном состоянии—и, следя за нсторией их в будущем, что они снова возвратятся к рассеянному состоянию; признать это—значнт признать, что нскомая формула должна охватывать два противуположных дейчзтвия, сгущения и рассеяния. Отмечая эти общия очертания формулы, мы уже приблнзнлись к её выражению. Переход рассеянного, неощутимого сбетояния в сгущенное, ощутимое, есть объединение материи н сопутствующее ему рассеяние снлы; переходъ-же сгущенного, ощутимого состояния в состояние рассеянное. неощутимое есть поглощение движения и сопутствующее ему разложение материн. Эти положения очевидны. Составляющия части не могут сложиться, не теряя в их относительном движенин, и не могут разделиться, не получая относительного двнжения. Здесь нет речи о движении элевиентов массы no отношению к другим массам; речь идет лишь о движениях элементов относительно друг друга. Если мы ограничимся только этим внутренним движением и материей, в которой оно сэвершается, то должны признать следующую аксишф: что уплотнение сопровождается уменьшением внутренняго движения, а увеличение внутренняго движения сопровождается разрежением материи.

Взятые вместе—два противоположных действия, которые мы формулировали, составляют в самом простом её виде_# историю всякого ощутимого существования. Потеря движения и следующая за ним интеграция, за которой вследствие приобретения движения рано или поздно наступает дезинтеграция—вот понятное изображение целого ряда законченных язменений; понятное в наивысшей степенн, каклм должно быть выражение, прнложимое ко всем вообще ощутимым существованиям, понятное в наивысшей степени еще и в том смысле, что к нему сводятся все законченные изменения. Это утверждение наидут, может быть, слишком смелым; но мы увндим, что оно вполне оправдывается.

§ 60. В самом деле, мы должны теперь отметить новый факт капитальной важности: что всякое изменение, претерпеваемое каким бы то ни было ощутнмым существованием, совершается в том или другом из указанных противуположных направлений. С первого взгляда—аггрегат, перешедший из первоначалыио рассеяяного состояния в состояние сгущеяное, остается затем в течении неопределенного периода в состоянин неизменности, не претерпевая дальнейшей интеграцин и не начиная дезинтегрироваться. Но это не верно. Все вещя растут, либо разрушаются, накопляют материю либо расходуют ее, либо ннтегрнруются, либо дезинтегрируются. Все вещи изменяются в их температурах, сжимаются или расширяются, интегрнруются либо дезинтесрируются. Количество материи, заключенное въаггрегате н количество содержимого им движения возрастают и падают —н возрастание или уменьшение той или другаго—естыпаг лнбо кърассеянию, либо къбольшему сгущению. Как бы ни были медленны потери н приобретения вещества, нооне низбежно прнходят в конце концовък исчезновению, либо к увеличению; нечувствительные потерн илн приобретения движения, которые мы называем теплотой, равным образом, продолжаясь, производят в конце концов интеграцию нли полную дезинтеграцию. Падая на холодную массу солнечные лучи усиливают в ней молекулярные движения и, заставляя ее занять большое пространство, кладут начало процессу, который> будучя продолжен далеко, дезинтегрирует массу, приводя ее в жидкое состояние, а продолженный еще дальше, дезинтегрирует массу, приведя ее в газообразное состояние; наоборот, объем газа уменьшается когда он теряет свое молекулярное двяжевие и если эта потеря движения продолжится, уменьшение закончится приведением массы в жидкое, потом и в твердое состояние. Так как абсолютно постоянной температуры не существует, то отсюда неизбежно заключить, что всякий аггрегат в каждое мгновение стремится либо к большему сгущению, лябо к большему рассеянию.

В эту категорию входят не только изменения, еостоящия в прибавлении или отнятии вещества, не только все изменения, называемые тенловым расширеяием и тепловым сжатием, но и все вообще изменения, называемые яерераспределениями. Всякое внутреннее перераспределение, приводящия составляющия молекулы или части масс в иные относительные положения, не может в то же время не быть лнбо движением к интеграции, лябо к дезинтеграции я не язмеяять в яекоторой степени пространства, занимаемого массамя. В самом деле, когда части массы приведены в движение относятельно друг друга, безконечно много шансов за то, что средния расстояния частей от общего центра аггрегата не останутся нензменными. Отсюда следует, что каков бы нн был частный характер перераспределения, будетъ-ли это прнращение или потеря через поверхность, расшярение, сжатие или пере-устройство.—это всегда шаг к янтеграцин нли к дезинтеграции. Это всегда шаг в том или другом из указанных направлений. хотя в то же время это может быть и чем лнбо другим.

§ 61. Теперь, когда мы имеем общее яредставление об этих всеобщих действиях в самом простом их виде, мы можем дристуянть к рассмотрению их в их полноте. Изменения, ведуиця к большему сгущеяию яли к большему разрежению всегда дочтя гораздо сложнее. чем какими язобразили мы их выше. До сяхъяор мы преднолагали, чтокаждый из этих противуподожных дроцессов совершается в отдельности; мы предяолагали, что аггрегат либо теряет двнжение н ннтегрнруется, лнбо приобретаеит двнжение и дезннтегрируется. Но еслн яравда, что всякое воздействие благоприятствует одному какому либо нз этнх процессови.

то правда также, что ови редко имеют место независимо друг -от друга. В самом деле, всякий аггрегат во всякое время единовременно и приобретает я теряет движеяие.

Все массы, начиная с песчивки и кончая плаветой, излучают теплоту к другии массам и воглащают теплоту, излученвую последяими; излучая теплоту ояе интегрируются, получая —дезннтегрируются. В телах яеорганических это двойвое действие производит обыкдовеяо яеощутимые следствия. Лишь в редких случаях, в облаке, дапример, это сочетавие производит быстрые и резкие язмевевия. Это яосящееся в атмосфере тело, состо•ящее из водяных паров, рашнряется и рассеевается, если количество молекулярвого движевия, получаемого им от солвца и земли превышает то количество, какое ояо теряет через излучедие в пространство и да соседния поверхдости; и, ваоборот, если,’ увлеченное к холодяым вершиеам гор, ово излучает ва дих больше теплоты, чем волучает, то претерпевает потерю молекулярдого движеяия, вследствие чего происходит возрастающая ннтеграция пара, который в кояце кояцов превращается в жндкость и падает в виде дождя. Здесь, как и во всех других случаях, окенчательвая ивтеграция или дезивтеграция есть развоствый результат.

В живых аггрегатах и, в частвости, у животвых, эти дротивуположные процессы совершаются в различяых формах гораздо деятельяее. Тут имеет место ве только то, что мы можем вазвать пассивяой ивтеграцией материи, совердиающееся в неодушевлеявых предметах простым действием молекулярных прятяжевий, во еще и активвая интеграция материн, поглащаемой в пищи. К пассивяой дезивтеграции через поверхвости, которую яеодушевлеявые тела претерпевают под влияяием ввептих деятелей, у животвых присоедивяется активяая внутредвяя дезинтеграция, которую они сами производят, вводя в вещество своего тела внешвих деятелей. Как ияеоргавические аггрегаты, ови дассивдо получают и сообщают движевие; во кроме. того—и активно поглощают скрытое движевие пищи и расходують его активво. Но яе смотря ва это сочетавие двух процессов и огромвую силу их столкдовевия, постоявво получается развостяый дрогресс либо к ивтеграции, либо к дезидтеграции. В первой части круговорота измевевий преобладает ивтеграция: получается то, чтомы лазываем ростом. Среддяя часть его характеризуется ве равяовесием цроцессов интеграции и дезивтеграции, но поперемеввьгм преобладанием то той, то другой. Заканчивается же круговороть изменений периодом, в который начинает преобладать дезинтеграция, кладущая наконец предел интеграции и разрушающая все, что создала последняя. Нет мгновения, в которое бы уподобление и трата уравновешивались настолько, чтобы не было ни роста_г ни разрушения. Даже в тех случаях, когда одна часть увеличивается и другие уменьшаются или когда различные части и различно поставлены ио отношению к внешним источникам движения, так что одне расширяются в то время, когда другие сжимаются,—начало это вполне оправдывается. В самом деле, безконечно много шансов за то, что эти противоположные изменения . не уравновешвваются вполне, а если они не уравновешиваются_г то аггрегат, как целое, интегрируется либо дезинтегрируется.

Везде и веегда изменение, происходящее в данный момент, может быть отнесено к тому нлн другому из этих процессов. Еслн с одной сторовм—общая история всякого аггрегата может. быть выражена как изменение, идущее от неощутимого рассеянного состояния к ощутимому сгущенному, сътем, чтобы дотом снова перейти к неощутимому рассеяявому, то, с другой сторовы—каждая подробность этой истории может быть определева, как часть того или другого из этнх процессов Таким образом начало это должно быть всеобщим законом перераспределения материи и движения, объединяющим в то же время как группы повидимому различных изменений, так и весь цикл, каждой группы.

§ 62. Эти процессы, которые всюду проявляются как взаимно противуположные, которые всюду стремятся одержать один над другим в одном случае—временную победу, в другом — более или менее на долго,—эти процесы мы называем развитием и разложением. Развитие в его самой простой н общей форме есть. интеграция материи, сопровождаемая рассеянием движения, в товремя, как разложение есть поглащение движения, сопровождаемое дезинтеграцией материи.

Эти термины ве удовлетворяют всем желательяым условиям; вервее сказать, еслн второй н удовлетворяет своей цели, то первый может вызвать возражеяия. Слово развитие (эволюция) имеет мвого других звачевий, из которых ивые весовместимы и даже прямо противуположвы дрямому смыслу, какой мы придаем этому слову. В общепривятом смысле развиваться, совершать эволюцию, выростать—значит развертываться, раскрыватъся, расширяться, распространяться наружу, проявлять себя. Между тем, как в смысле, какой мы придаем ему, процесс развития эволюции) подразумевая возрастание всего аггрегата н, слтвдовательно расширение его додразумевает также, что составляющая аггрегат материя дёреходят от более рассеянного состояния къболее сгущенному, то есть, что аггрегат сжимается. Противодоложное слово—инволюция вернее выражало бы характер процесса н лучше бы яодчеркивало указанные нами второстепенныяегоособенности. За всем тем мы принуждены уяотреблять слово развитие (эволюция) как антитезу, разложения несмотря на то, что вследствие различных н даже дротивуположных смыслов этого слова—может возннкать некоторая яутаница понятий, Слово это в настоящее время общепринято и употребляется для обозначения, не скажу, что общего процесса, который я им обозначаю, номногих из главных его дроявлений н известных второстепенных, хотя н заметных, обстоятельств, сопровождающих его, так что я не могу выбрать иного слова. Мне остается лишь дать точное определение смысла, в каком я его употребляю.

Итак, под разложениемг (dissolution) мы будем понимать процесс, обочначаемый общепрннятым смыслом этого слова поглащение двнжения и дезннтеграцию материи; а развитием (evolution) будем называть обратный яроцесс, который всегда есть интеграция материи и рассеяние двяжения, но кроме того, как мы это увядим дальше представляет и еще нечто большее—в значительном большинстве случаев.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ. Развитие простое и сложное.

§ 63. Когда в действии находятся лншь силы. стремящиеся прямо произвестн сложение нлн разложение, вся история аггрегата не заключает в себе ничего, кроме движений приблнжающих составвые частн к общему центру и удаляющих от него. Процесс развития, не заключая в себе ничего сверх того, что было язложено в начале последней главе,—будет простым.

Более того, в случаях, когда силы. производящия двнжение к общему центру, значительно преобладают над всеми другимп,

всякое изменение, производимое в аггрегате будет незначительно и интеграция будет нарушаться другими видами перераспределения в самой слабой степени.

Или же, если по причине ничтожности интегрирующейся массы, или потому, что получаемое ею в обменъза теряемое. движение слишком слабо,—интеграция идет быстро, то случайные силы, даже если они значительцы, произведут самы ничтожные изменения в интегрирующейся массе.

Но когда, напротив, интеграция совершается медленно. потому ли что движение, содержащееся в аггрегате относительно велико или потому, что, несмотря на относительно неболыное количество движения, заключенное в частях аггрегата, его значительный объем мешает движению легко рассееваться, или же, наконеиг, потому, что движения теряется больше, чем получается,— случайные силы произведут в аггрегате значительные изменения. Рядом с изменением, составляющим интеграцию, будет совершаться добавочное движение Развитие перестанегь быть простым •и станет сложным.

Эти кратко выраженные положения нуждаются в объяснении.

§ 64. Когда тело свободно движется в пространстве, то всякая сила, действующая на него, порождает эквивалентную себе другую в виде изменения его движения. Как бы велика ни была скорость движущегося предмета, все же самое слабое притяжение или самое легкое боковое сопротивление способны отклонить его от принятого направления, устремить его к иному источнику притяжения или же, за отсутствием такого, от нового источника сопротивления,—так, как будто бы тело вовсе не обладало первоначальным движением. Действие возмущающого влияния продолжает накопляться пропорционально квадрату времен, впродолжении которых действие его остается равномерным. Тем не менее, это самое тело, если оно соединено известным образом с другими телами, рано или поздно теряет способность приходить в движение от случайных слабых сил. Когда оно удерживается притяжением или сцеплением, случайные слабые силы не могут сообщить ему относительного движения в пространстве и рассееваются иным путем.

Что мы сказали о массах, за небольшими исключениями верно и для ощутимых частей масс, и для их молекул. Так, как ощутимые. части масс я молекулы, составляющия массы, вследствие их сцепления—не вполне свободны, то не может быть, чтобы всякая случайная сила сообщала им эквивалентное изменение положения. как она может сообщать его всякому телу, движущемуся в пространстве; часть силы расходуется на порождение другях язменений. Но если части или молекулы массы слабо связаны между собою, то случайные силы произведут в них более или менее заметные перераспределения—и тем более заметные, чем слабее сцепление. Там, где янтеграция выражена так слабо, что ощутимые яля неощутимые частн массы почтн независнмы, они почтя вполне доступны всякому новому влиянию; и в таком случае рядом с интеграцией совершаются другие перераспределения. Напротив, там, где частн настолько сближены, что притяжение иля сцепление между ннмн сильно, посторонния влияния, если только они не весьма могущественны, не могут пронзвести второстепенных перераспределений. Прочно соединенные частн не изменяют своего относительного расположения под слабым возмущающим влиянием; все, что обыкновенно может произвестн в чгаком слу чае слабое возмущающее влияние ограничнвается временным нзме-¹ нением неощутямых молекулярных двнжений.

В какнх наиболее общих терминах моглн бы мы выразять это разлячие? Когда аггрегат рассеян на большом пространстве или интегрирован весьма слабо, это значит, что он содержит в себе большое количество движения, актуального или потенциальнаго—илн же того и другого вместе. Когда аггрегат вполне интегрнрован нлн плотен, это значнт, что он содержит, сравнительно, очень мало движения: наибольшая доля двнжения, которым обладали некогда его части, нзрасходовалась пока совершался процесс интеграции, сделавший аггрегат плотным. Следовательно, пря равенстве прочих условий, количество второстеяеного изменения в расяределенин частей. сопровождающого первостепенное изменение в нх распределении, будет пропорционально колнчеству движения, заключенному в аггрегате. Кроме того, следствует, что при равенстве прочих условий, количество второстепенного перераспределения, сопровождающого первостепенное, будет пропорционально временн, в теченин которого сохранялось внутренее движение. Нет надобности исследовать, каким способом выполняются эти условия. Оттого ли внутреннее движение сохраняет свою велнчину, что составляющия по природе своей не могут быстро аггрегироваться, или оттого. что окружающия условия мешают югь

яообщать движение на сторону—или потому, что потере движени препятствует большой объем составляемого ими аггрегата, или по-я тому. что они прямо или косвенно приобетают больше движения, чем теряют,—отчего бы не сохранялось движение, всо равно несомненно, что большое количество сохраненного внутренняго движения должно облегчать второстепенные перераспределения и что долговременное сохранение этого движения должно делать возможным накопление этих второстепенных перераспределений. Обратно, если эти условия не выполнены, все равно—от каких бы там ни было причин, то получается противуположный результат. То-ли, что составляющия аггрегата имеют особенную способность быстро интегрироваться, то ли, что незначительная величина аггрегата позволяет им легко рассеевать свое движение, то ли, что они получают мало движения взамен истраченного,—от чего бы ни происходила устойчивость аггрегата. остается несомненным, что в этом случае первостепенное перераспределение, составляющее интеграцию, может сопровождатся лпшь весьма слабым второстепеныым перераспределением.

Для того, чтобы понятнее стали эти отвлеченные положения, необходимо иллюстрировать их примерами. Прежде, чем приступить к изучению простого и сложного развития, как оно определено согласно этому общему началу, рассмотрим несколько случаев, в которых количество внутренняго движения изменяется искусственно и посмотрим, как это влияет на перераспределение частей.

§ 65. Уместно начать с общественного опыта, который выражает общее начало хотя и в грубой, но зато легко запоминаемой форме. Когда мы наполним сосуд до верху небольшими предметами и станем его встряхивать, то эти маленькие предметы расположатся так, что займут места меньше прежняго и в со⁴ суд можно будет прибавить новое их количество. Если между ними есть такие, удельный вес которых больше веса других, то мы увидим что вследствие повторенных встряхиваний они опустятся на дно. Каков смысл этих явлений, если выразить ях въобщих терминах? Мы имеем группу единиц, приводимых в движение посторонней силой—притяжением Земли. Пока они не встряхнуты, т. е. не приведены в движение,’ эта посторонняя сила не производнт никакого изменения в их относятельных положениях, пряводите их двнемедленно жнение—и они переменяет свое рыхлое распределение на компактное. Кроме того, пока

они не приведены в движеяие, случайная сила нв может отделить более тяжелых от более легких, приведите же нх в движение—и немедленнно более тяжелыв начинают отделяться от остальных. Более тонкие механические влияния, действуя на части более плотных аггрегатов, производят аналогичные эффектьи. Кусок железа, выходящий из плавильной печи слоистым, подвергаясь постоянному сотрясению, становится кристаллическим. Полярные силы, которыми атомы действуют друг на друга, не могут изшенить беспорядочного расположения на правильное, пока атомы находятся в относительном покое; но положение изменяется, лишь только онн приходят в состояние внутренняго движения. Таким же образом объясняется. как стальная полоса, подвешенная по линии магнитного меридиапа и по которойбыстроударяют, становится намагниченной: это есть следствие перераспределения частиц, производнмого магнитной силой Земли, когда вибрации распространяются no молекулам полосы. без чего магннтная сила не может влиять.

Существуют более поразительные примеры: это случаи. когда искусственным отнятием или прибавлением известного количества молекулярного движения, которое мы называем теплотой, мы сообщаем аггрегату ббльшую или меньшую споообность к перераспределению молекул. В действиях закалки стали и отварнвания стекла мы виднм, что внутреннее перераспределение облегчается вследствие неощутямых внбраций, как и вследствие ощутимых. Когда бросают в воду капли расплавленного стекла, их внешняя поверхность вследствие внезапного отвердевания, не может следовать за сокращением внутренней, которое происходит от дальнейшого охлаждения капли, отчего молекулы её остаются в состоянии такого напряжения, что она моментально взрывает и рассыпается в пороипок, чуть только разбнта будет самая маленькая её часть. Но еслн капля эта день нли два подвергнута будет действию значительной теплоты, недостаточной, однако, для того, чтобы изменить её форму и чувствнтельно уменыпить её твердость, то эта чрезмерная ломкость исчезает: вследствие того, что единицы пряведены в значнтельное двяжение, отталкявательные силы приобретают возможность перераспределиться в состояние равновесия. Действия неощутимого движения, называемого теплотой, проявляются еще резче, когда перераспределение сказывается в видимом разделении. Пример этому вядим мы в осаждении взболтанных с врдой тонких порошков. В холодной жидкостн они осаждаются весьма медленно и гораздо быстрее в нагретой. Это означает, что приводя всю массу жидкости в молекулярное колебание, мы сообщаем плавающим в ней частицам способность быстрее отделяться от частиц жидкости. Влияние теплоты на химические действия так общеизвестно, чтб едвалн есть надобность подтверждать •его примерами. Будут лн даны вещества газообразные, жидкие нли твердые, одинаково верно, что повышение температуры облегчает их химяческие соединения и разложения. Сродства, не достаточные для того, чтобы пронзвести дерераспределение сиешанных молекул, пока последния находятся в состоянии слабого двнжения, могут произвести перераспределение, когда движение усилится. Когда это движения не настолько велнко, чтобы облегчить химические еоедннения, которые стремятся пронзвесть сродства, то достаточно увеличить его—чтобы увелнчить способность к химнческим перерасяределениям.

Можно привести еще примеры из другого разряда фактов, повидимому—вовсе не подтверждающих общего положения. Прн равенстве дрочих условий, жидкость заключает в себе большее колячество движения, чем твердое тело. Само жндкое состояние есть следствие этого бблыпого количества. Следовательно, аггрегат, состоящий частью из жидкого вещества, частью из твердого, заключает в себе ббльшее количество движения, чем агграгат, всецело состоящий из твердого вещества. Отсюда можно заключить, лто жидко—твердый или, как обыкновенно говорят, пластический {мягкий) аггрегат будет сравнительно способнее к внутренним перераспределениям, чем твердый—и оииыт подтверждает это заключение. Тесто, составленное из разлнчных веществ, растертых с водой. пока жидко—допускает распределение своих наиболее тяжелых частнц, то-есть—отделение этих более тяжелых элементов от более легких. Когда же вода испаряется, это отделение затруднено и вовсе прекращается, еслн тесто сгустеет. Но даже тогда, когда оно станет полу-твердым, когда притяжение не в состоянии произвести разделеяия смешаняых элементов, это ^ разделение может еще быть произведено другями причинами. Прииер этому можно видеть в явлении, с которым первый познакомил яас м. Баббэдж. Ёслн густая кашица, состоящая из смесн белой глины н кремня, растертых с водой и служащая для выделки фарфора, стоит некоторе время без употреблени», она «становится крупнозернистой н не может уже идти в дело, ибо частицы кремния отделились и образовали зерна. Вот другой ярнмер, хорошо известный хозяйкам: в долго сохраняемом малиновом желе сахар принимает вяд крясталляческого осадка.

В какой бы форме не существовало внутреннее движение аггрегата, будет ли оно чисто механическим двяжением нли механическями вибрациямн, подобными тем, какие производят звук, поглощенным ля нзвне молекулярным двнжением —нлн молекулярным движением конституциональным, как в жидкостях, все равно—оно во всех этих случаях одинаково подтверждает общее начало. Случайные снлы легко пронзводят второстепеишые перераспределения в том случае, когда количество внутренняго движения велнко—я тем с бблыпим трудом —чем меныпе это количество.

§ 66. Прежде чем идти дальше, необходимо познакомитьея еще с одннм разрядом фактов, входящих в наше обобщение, хотя, повидимому,—с этнм обобщением они ве нмеют никакой связи. Это факты—предстявляемые известными контрастами химической устойчивости. Вообще говоря, устойчивые соедннения содержат в себе относятельно ничтожное колнчество движения, а неустойчивоеть другнх тем больше, чем больше количество их внутренняго движения.

На первом плане следует поставить общий и норазительный прямер: уменьшение химической устойчивости яо мере возрастания температуры. Соединения, элементы которых связаны прочно, в том сходствуют с соединениямн, элементы которых евязаны слабо, что повышение температуры как тех, так и других, илн что то же самое, увелнчение количества заключающегося в них молекулярного двнжения, уменьшает силу, связующую ях элементы; еслн постеяенно увеличивать колнчество внутреняяго молекулярного двиясения, то рано или поздно наступает момент, когда хилнческое соединение разлагается. Инымн словами^ иерераспределение материи, составляющее простое хнмическое разложепие_у тем легче, чем колнчество внутренняго движения больше. То же самое и для двойных разложений. Два соединения ЛВ и CD, будучн смешаны и сохраняемы при низкой температуре, могут не нснытывать ннкаких изменений: скрещивающиеся сродства их элементов могут нз производнть яерераспределений. Повысьте температуру смесн иля, что то же самое, увеличьте её внутреннее молекулярное движение —и перераспределение будет иметь место, приводя к образованию соединений AC и BD.

Другой химический факт, подтверждающий наше общее начало, соетоит в том, что химические элементы, которые в обыкновенном своем оостоянии обладают значительным внутренним движением, образуют не столь устойчивые соединения, как соединения из элементов, которые в обыкновенном своем состоянии содержат мало движения. Газообразная материя заключает в себе относнтельно большее колячество молекулярного движения, в то время, как твердая заключает в себе относительно малое его количество. Каковы же признаки соединений, образуемых ими? Соединения газов не могут сопротивляться высоким температурам: большинство из них легко разлагается теплотою, а прн температуре красного каленья даже самые упорные из них уступают свои элементы. Наоборот. химические соединения твердых элементов чрезвычайно устойчивы и разлагаются лишь при самых высокнх температурах. Во многих случаях, если не в большинстве их, такого рода соединения разложимы лишь при нагревании, какого мы произвесть не в состоянии.

Укажем еще на отношение. существующее между неустойчивостью соединений и числом входящим в них элементов, отношение, которое имеет такое же значение, как и указанные выше. Вообгце молекулярная теплоша соединенгя возрастает вместе с его смжносмъю. Когда увеличивается сложность, увеличивается н легкость разложения. Отсюда следует, что молекулы, содержащие в себе по причине своей слолсности большое количество движения— суть такие, элементы которых легко совершают перераспределения. Это верно не только для сложности, происходящей оть соединения нескольких элементов, ио также и для сложности, происходящей от соединения тех же элементов, но в больших пропорциях. Материя имеет два твердых состояния, крнсталлическое и коллоидное; первое происходит от соединения индивидуальных атомов или молекул, второе же от соединения групп атомов или молекул; первое устойчиво, второе неустойчиво.

Но самый гиоразительный пример доставляют нам соединения, в которые входит азогь; они отличаются своей неустойчнвостью я большим количеством внутренняго движеяия. Недавно открытая особенность азота состоит в том, что, соеднняясь с другими элементами, он поглощаеть теплоту вместо того, чтобы освобождать ее. То есть, что принося с собою в жидкое или твердое соединение, в которое он входит, то движение, которое поддерживало его в состоянии газообразном, он, кроме того, получает еще и добавочное двяжение; и когда другой элемент, с которым он соединяется, также газообразен, то присущее этому элементу молекулярное движение также входит в соединение. Вследствие этого азотистые соединения особенно предрасположены к разложению и большинство их разлагается с чрезвычайной снлой. Все напш взрывчатые вещества суть азотнстые соединения: самое разрушнтельное из них, хлористый азот, содержять в себе громадное количество двяжения, которое состоит из двнжений, присущих обоим элементам с присоединением еще добавочного.

Очевидно, что эти общия начала химии составляют части еще более общих физическнх начал, изложенных выше. Рассматривая их, мы убеждаемся, что то, что верно для ощутимых аггрегатов, верно и для неощутимых, называемых нами молекулами. Эти конечные аггрегаты, как н аггрегаты, которые образуются их сочетаниями, интегрируются более или менее сообразно тому, теряют ли они движение нли приобретают; в соответствии с количеством оодержащегося в них движения, они, как и ощутимые аггрегаты, в большей нли «меньшей степени доступны второстепенным яерераспределениям частей, идущнм рядом с первостепенным перераспределевием.

§ 67. Теперь, когда мывыяснили наше общее начало со всех сторон, покажем как в согласии с ним развитие, смотря no тем или другим условиям, становится простым —лнбо сложным.

Если нагреть немного аммиачную соль или какое нибудь иное твердое летучее. тело, то вследствие поглащенной теплоты он дезинтегрируется я переходит в газробразное состояние. Когда произведенный таким образом газ теряет избыток своего молекулярного движения приходя в сопрнкосновение с холодными поверхностями—наступает интеграция и вещество принимает крнсталляческую форму. Вот елучай простого развития. Сгущецие материи и рассеяние движения происходят здесь не постепенно, не переходя промежуточных периодов более вли менее значительной продолжительности, но вследствие быстрой потери молекулярного движения мате{яя вдруг переходнть в совершенно твердое состояние. Отсюда явствует, что рядом с этнм первостененным перерасиределением яе происходит второстепенного. То же самое, в супщости, наблюдаем мы в кристал лическом осадке, образующемся на дне раствора: потерю молекулярного движения, которое выше известного предела препятствует молекулам соединиться—и внезапный переход в твердое состояние, раз движение унаио ниже этого предела. В этом, как и во многих других случаях, не существует переходного периода, в течении которого молекулы были бы отчасти свободны, а отчасти—не свободны,—и не существует также второстепенного перераспределения.

Заметьте же теперь, что происходит, когда, наоборот, сгущение совершается медленно. Газообразная масса, которая теряет теплогу и вследствие этого уменыиается в объеме, претерпевает нетолько то изменение, вследствие которого части её приближаются к их общему центру, но единовременно и много других. Большое количество движения, заключенного в массе и сообщающого, как мы это вяделн, большую подвнжность молекулам, делает их доступнымя влиянию всякой случайной силы: отсюда следует, что части массы обладают разлнчными движениями кроме того, которое составляет возрастающую интеграцию: эти второстепенные движения, которые мы называем течениями, так важны и так заметны, что отодвнгают на второй план первостепенное. Предположите тепер, что потеря молекулярного движения достигла предела, за которым газообразное состояние не может больше существовать н начннается сгущение. И в состоянин большого сблнжения, части аггрегата весьма резко характерузуются теми же явлениями, что и раньше. Свойственное жядкому состоянию молекулярное двнжение, сообщающее частям подвижность, облегчает перераспределения и вследствие этого рядом с новым уменыпением объема, происходящем от дальнейшей потери движения, порождаются быстрые н резкие изменения в относнтельных положениях частей, местные течения, провзводимые возмущающими силами. Предположив, что вещество состоит из молекул, неспособцых к внезапной интеграцин, называемой кристаллизацией, что увндим мы, когда молекулярное движение еще уменьшиться? Жидкость сделается плотнее; частицы её потеряют способность двигаться одна относительно другой и перемещения, производимые слабыми посторонними силами, станут сраюительно слабы. Мало по малу течения останавливается, но масса сохраняет еще способность изменяться от более сильных посторонних влияний. Притяжение земли сгябает ее и нзменяет её форму, если, она не поддерживается со всех сторон; ее не трудно разделить. Ho по мере охлаждения она становится тверже, т. е. менее способной претерпевать изменения в относительных положениях своих частей. Наконец, когда дальнейшая потеря теплоты сделает ее совсем твердой, части её оказываются совершенно неспособными перераспределяться, если только не действует на них сила чрезвычайная.

В неорганических аггрегатах второстепенные перераспределения сопровождают первостепенное в продолжении всего процёсса сгущения, еслн он совершается постепенно. Когда тела находятся в жидком или газообразном состоянии, то совершающиеся в них быстрые и обширные второстепенные перераспределения не оставляют следа после себя, так как молекулярная подвнжность этих тел не додускает устойчивого распределения частей, называемого строением. Не доходя до твердого состояния мы встречаем состояние, называемое пластическим, в котором могут еще происходить перераспределения, но с меньшей легкостью—и в котором, вследствие этого, они сохраняют известное постоянство, могущее, однако, фиксироваться тогда лишь, когда окончательно отвердение не допускает дальнейших перераспределений.

Это показывает нам, во первых, прн ‘каких условиях развитие из простого становится сложным —и во вторых,—что осложнение его может быть выполнено при условиях. более спедиальных чем те, которые мы разематривали до сих пор; с одной стороны потому, что значительное второстепенное перераспределение возможно лишь там, где внутреннее движение ослабело; повидимому эти противуположные условия не допускают постоянному второстепенному перераспределению совершаться в шириоких размерах.

§ 68. Мы в состоянии теперь определить, каким образом эти, повидимому противуположные, условия примиряются н как, вследствие этого примирения, становит^я возможной громадная обтнирность устойчивых второстепенных перераодределений. Мы поймем особенность органических аггрегатов, в которых развитие необычайно сложно, и увидим, что материя здеоь располагается таким образом, что заключает в себе огромное количество движения и в то же время испытывает возрастающее сгущение.

В самом деле, ве смотря на свое полу-твердое оостояяие, органическая материя заключает в себе молекулярное движевие, ставшее скрытым всеми способами, которые мы рассматривали в отдельностя. Исследуем эти различные способы, Трое из четырех главных элемевтов органической материн газообразны и каждый из этях газов в свободном состоянии обладает таким большим количеством молекулярного движения, что не может быть сгущен в жидкостьОтсюда следует, что так как свойства элементов, хотя и в замаскированном виде, должны переходить в соединения, то необходямо заключять, что молекула протеина концеятрирует в себе большое количество движения на малом пространстве. Таииь как для образования молекулы протеина соединяется несколько паев газообразных элементов, то в молекуле необходимо должно сосредоточиваться относнтельно большое колячество двнжения—в дополвеяие к тому, которым и раныпе обладали атомы элементов её. Далее, органическую материю характернзует то, что молекулы её складываются в форму коллоидную, а не кристаллическую—для того, как можно думать, чтобы образовать подвнжные относительно друг друга скопления скоплений. Это еще одно средство сделать скрытым известное количество движения. Но это еще не все: главные частя организмов построены из азотнстых соедннений, а мы виделн, что соединения эти при своем образовании иоглощают теплоту вместо того, чтобы выделять ее. Так, что к молекулярному движению, которым обладает сам по себе газообразный азот, здесь присоединяется новое колнчество молекулярного двяжения—н все вместе сосредоточнвается в твердом протенне. Известно также, что органические аггрегаты обладают большим количеством неощутимого двнжеыия весьма незначительно, но в некоторых аггрегат сохраняет температуру гораздо высшую температуры окружающей среды. Прибавим еще, что гораздо более значительное количество движения содержится в воде, которую всасывает органическая материя. Это-то движение. придающее воде характерную для неё большую молекулярную подвнжность, сообщает подвижность н плавающим в ней органи-

В последвее время ояыты Кальетё и Т иктэ показали, что водород и кислород, считавшиеся «постояввыми газами_п могут быть приведеяы в жидкое (квслородъ) и твсрдое (водородъ) состоявие. Прим. перев.

ческим молекулам д поддерживает пластическое состояние, необходимое дия дегкости перераспределений.

Эти различные положения не дают еще возможности составить себе полное понятие о том, что служит отлнчием живага органического вещества от веществ, имеющнх с нимн сходные внешния формы. Но можно составить себе об этом приблизительное понятие сравнивая объем этого вещества с объемом, какой занимали бы составляющие его элементы, еслиб не былн соединены. Пря теперешнем состояния наукн точное сравнение такого рода невозможно. Решит, какое расширение получилось бы, еслнбы азотистое соединение могло разложиться без сообщения ему внешняго движения,—это задача слишком сложная для того, чтобы можно было решить ее. Но для элементов этнх соединений, составляющих четыре пятых всего веса средняго животного, для воды— можно решить эту задачу довольно удовлетворительно. Если-бы кислород н водород потеряли связующее нх сродство, допустнв, что никакое молекулярное движение не прибавляется к тому, которое скрыто в воде, к теплоте кровн,—то эти газы заняли-бы объевгь в двадцать раз больший объема воды¹). Вопрос —расширился лн бы протеин при подобных же услоЬиях больше или меньше воды—остается открытым; но если принять во внимание газообразность трех нз четырех главных элементов органических соединений, указанное намн свойство азотистых соединений, большое число молекул каждого элемента я коллоидную форму соёдинений, то можно предположнть, что расшнрение было бы весьма значительно. Мы не удалимся от истины, сказавши, что еслнбы: элементы человеческого тела внезапно отделились друг от друга, то онн занялн бы пространство в двадцать раз больше того, какое заннмают теперь: движение нх атомов сделало бы необходимым такое рассеяние на большем пространстве. Такнм образом, существенный признак живой органической материи в том, что она единовременно обладает громадным количеством скрытого движения я степенью связности, допускающей на известное время неизменное расположение.

‘) Я обязан этии вычислением профессору Франкланду, который. ыл так добр, что сделал его для меня.

§ 69. Сравнивая различные органические аггрегаты между собою, мы находим новые доказатедьства того, что второстепенные перераспределения, нронзводящия сложное развитие, завясят от соглашения этих противуположных условий. Кроие того, чта органические аггрегаты различаются между собою как количеством заключенного в нях движеяия, так и напряженностью пврераспределений, сопровождающих возростающую интеграцию,—различия в колнчествах скрытого движения соответствуют в них рааличиям в напряженностях перераспределений.

Первый пример этому находни мы в контрасте хнмиче ских соединений двух органичесЕих царств. Животные отличаются от растений большей сложностью своего строешя и большей быстротой изменений в строенин; они отличаются от растений и еще одной замечательной особенностью: неизмеримо большим содержанием азотпстых соединений, этих богатых резервуаров скрытого двяжения. То же самое приложимо и к контрасту нежду различными частямн животного. Если такие азотистые части, как. хрящ, и бездеятельны, то существуют другие, в которых второстепенные перераспределения совершаются весьма деятельно: это те именно части, в которых преобладают молекулы сложн ю< состава; те же, наоборот, которые, как жировые отложения, состоят из сравнительно простых молекул, представляют весьма не сложное строение и незначительную деятельность.

Мы находим также очевлдные доказательства тому, что постоянство второстепенных перераспределений, составляющих самый заметный признак органяческих аггрегатов, зависит от содержания в насыщающей их воде скрытого движения—и что, при равенстве прочих условий, существует прямое соотношение между напряженностью перераспределений и количеством воды, содержащейся в органических тканях. Доказательства этому можно разделить на тря группы. Всякий знает, что лишив растение воды, межно остановить изменения, составляющия его развитие: первостепеньюе перераспределение продолжается—растение высыхаеть, разлагается или ясе станорится более интегрнрованным —но второстепенное. прекращается. Существуеть, далее, факт не столь общеизвестный, но не менее верный: что точно такой же результат может быть получен и с животным и даже, как этого и надоожидать, при сравнительно более слабом уменыпении воды. Многочисленные доказательства этому доставляют нам ннсшие животныя-

Высушивая кмовраток, можно привести их в состояние кажущейся смерти и увлажая нгь—снова воскресить. Когда высыхают африканские реки, в которых обитает Лепндозирон *)—это животное замираеть, окружеыное выеохшям илом, пока возврат дождливого времени года не пробудит его к жизни. Гумбольдт сообщает, что аллигаторы пампасов во время летнях засух пребывают в соетоянии приостанввленной жизнедеятельности, зарывшнсь в отвердевшую грязь и оживают, лишь только она станегь влажной. Тоже узнаем мы нз нстория всякого органнзма. Совсем кшое растение, только что пробнвшееся на свет гораздо сочнее более взрослого и напряженность совершающихся в нем превращений гораздо большаа. В части яйца, в котором совершается организующее действие в первый период зачатия, изменения молекулярного распределения гораздо более быстры, чем в равной частя тела цыпленка после его вылупления. Насколько можно заключнть из сравнения способностей ребенка и юноши к приобретению привычек и навыка, нервное строение ребенка гораздо более доступво изменениям, чем нервное строение юношй, а строение юноши—более чем строепие старика; этн контраеты сопровождаются контрастами в плотности тканей, ибо количество воды в теле с возрастом уменьшается, Повторение этого отношения мы находим в контрастах, представляемых частямя одного и того же организма. В дереве самые быстрые изменения строения происходят в окончаниях почек, в которых содержание воды весьма велико; изменения эти наоборот, весьма медленны в плотном и почти сухом веществе ствола. Точно также у животных мы наблюдаем контраст между быстрыми измененияни, совершающимися в такой мягкой ткани, как мозг и медленными изменениями, происходящими в сухой бессосудистой ткани, образующей волоса, ногти, рога и пр.

Другие группы фактов с такой ясе убедительностью дока зывают, что caeteris paribus, количество второстепенного перераспределения изменяется в организме соответственно количеству скрытого движения, называемого теплотой. Контрасты, нредставляемые в этом отношении различными. организмами и различными состо-

^г) Lepidosvren—рыба чешуйчатвикыз отрядадвужаберныхъ(2Н>/иоО. ИИрим. перев.

яниямн одного и того-же организма, с одинаковой сялой доказывают это. Вообще говоря, сложность строения и количество изменений строения меньше в растительном царстве, чем в животном —и, вообще говоря, теплота растений меныпе теплоты животных. Сравнение друг с другом различных подразделений животного царства открывает нам подобные же отношеяия. Рассматриваемые в целом, позвоночные имеют температуру высшую, чем у безпозво^ ночных, и, взятые в целом. они деятельнее и слозйнее беспозвоночных. В подразделениях позвоночных подобные различия в состояниях молекулярных вибраций сопровождают подобные же различия в степенн развнтия. наименее сложные из позвоночных —рыбы н в большшнстве случаев температура их не отличается от температуры воды, в которой они плавают; толькоотносительно небольшого нх числа можно утверждать реипительно_г что они теплее воды. Хотя мы называем гадов холодно-кровными животными, хотя у них, как и у рыб, нет способности сохранять температуру высшую, чем температура среды, но так как в большинстве случаев среда, окружающая их —есть теплый воздух тропическнх и умеренных стран, среда более теплая, чем та, в которой живут рыбы, то можно утверждать, что* темяература класса гадов выше температуры класса рыб; и в соответствин с этим мы открываен в гадах большую сдожность. строения. Гораздо более деятельное молекулярное движение, замег чаемое у птиц и млекопитающнх, соответствует большему разнообразию их строения и большей нх живости. Но самые поучительные контрасты открываем мы в одном н том же органическом аггрегате при разных темдературах. Растения представляют нам нзменения строения, которые варьнруют вместе с температурой. Хотя свет есть агент молекулярных изменений, составляющих жизнь растения, необходнмо, тем не менее, указать, что прн отсутствии теялоты они не совершаются: знмой света достаточно, но так, как теплоты мало, то жизнь растения приостанавливается. Доказательством, что только в этом причина приостановкн, может служить то, что растения, воспнтываемые в теплице, где они зимою получают весьма ничтожное количество света, образуют листья и цветы. Мы видим таюже, что семена растений, для которых свет не только бесполезен, а и прямо вреден, начинают проростать, когда возврат теплого времени года повышает степень нолекулярного движения. Необходнмо, равным образом, окружать <большнм или меныпим теплом яйца животных, претерпеваюния изменения, путвм которых организуется строение; при отсутствии в них известного колячества молекулярного движения не может -совершаться перераспределение их частей. Животные, впадающия в зимнюю спячку, также доставляют нам доказательства, что Чшыпая потеря теплоты чрезвычайно замедляет превращения. У животных, не подверженных зимней спячке, как например, у человека—продолжительвое пребывание на холоде производит неодолимую потребность заснуть (что значнт —претерпевать меныпее количество органическнх и функционных изменений)—и если потеря теплоты продолжается, сон этот переходит в смерть, то^сть в остановку всех этих изменений.

Вот масса доказательств, общих я частных. Живые аггрегаты различаются по двум связанным фактам; в период интеграции однн аггрегаты претерпевают заметные второстепенные изменения в большом разнере, чем другие—н, при равенстве объемов, первые заключают в себе гораздо больше движения, разлнчными путямн ставшого скрытым, чем вторые.

§ 70. Мы заключилн последнюю главу, сказавши, что хотя развитие всегда есть интеграция материи н дезинтеградия движения, но во многих случаях она, кроме того, есть нечто большее. Эта глава началась резюмнрованным изложением условий, лри которых развитие есть только интеграция, есть простое развнтие, н условий, при которых оно есть нечто большее, чем одна интеграция, есть сложное развитие. Показывая на приме* рах контраст между простым и сложным развитием и, объясняя ими, как производится этот контраст, мы наблюдалн, как складывается неопределенное понятие развития вообще. Мы не могли не забегать вперед, не предвосхищать полного исследования развятия,

Но жалеть об этом нечего. Хотя и неопределенное, по по^ нятное предварительное представление всегда полезно, ибо оно служнт введением к полному представлению; радн этого оно необходимо даже. Нельзя сразу передать сложной иден, излагая одну за другой составляющия ее части во веех их подробностях, потому что если в уме читателя не существует предварительно никакого её плана, то эти составляющия части не будет скомбинированы как следует. В таком случае надлежащая комбинация тогда лишь будет совершена, когда читатель сам откроет —каким образом должны быть расаохожены эти составляющия частя. Такое открывание требует много труда, которого можно избегнуть при помощи общего очерка, хотя бы и смутного, который должен предшествовать подробному и точному изложению сложной идеи.

Все, что чятатель инел случай узнать в предшествовавшях лараграфах, относнтельно характера развития, есть, без сомненения, лишь грубый очерк, но он будеть ему весьма полеэен, ломожет ему охватить одним взглядом различные части развер* тывающейся перед ним громадной картины. Читатель не забудет, что полная истории всякого ощутимого существования исчерпывается его развитием и разложением (пока, на время мы оставляем это последнее в стороне). Он не забудет, что под каким бы углом ни рассматривать развитие, всегда необходимо видеть в нем интеграцию материн и рассеяние движения, которые могут сопровождаться и обыкновенно оопровождаются другими придаточными превращениями вещества и движения. Вследствие этого, он подготовлен будет всюду видеть, что когда первостепенное перераспределение совершается быстро, оно приводит к образованию про•стых аггрегатов, когда же медленность первостепенного перераспределения допускает накопляться следствиям второстепенных, в результате получаются сложные аггрегаты.

§ 71. Чрезвычайяо трудво следить за такими обширными, и запутаввымя превращеяиями, к каким мы приступаем. Кроме того, что мы должвы заниматься явлеяиями всех порядков, мы должны еще рассматрнвать каждую груяду явлений со всех её сторон, нз которых каждая в отдельности от других не может быть хорошо понята. а внесте со всеми другимн—не может быть охвачена взором. Мы уже виделн, что внродолжение развнтия еднновременно совершаются явления двух больших порядков; мы увнднмъ^ что один нз этих больших дорядков может быть, в свою очередь, подразделен. Запутанность всех этих явлевий так велика, что тот иля другой разряд нлн класс их не может быть объяснея без того, чтобы ве нрибегать к другону классу, ве нолучившему еще объяснения. Нам остается только вы<5рать наимеяее худое в этом трудном яоложенин.

Следующую главу мы носвятнм подробному нзложевию развнтия в главных его нроявлениях, вскользь указывая на второстепенвые, если того яотребует дело.

Две следующия за этой главы заняты будут исключительно объяснееием второстепенных перераспределений; о первостепенном мы будем говорить в том лишь случае, когда это будет неизбежно; каждая из этих глав епециально посвящена будет особой характерной черте второстепенных перераспределений.

Глава, следующая за этими будет посвящена объяснению третьей характернстичной черты второстепенных перераспределений, более резкой н заметной, чем две первые.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ. Закон развития.

§ 72. Теперь нам предстоит проверить дедукцию индукцией (вывод наведениемъ) мы говорилн, что всякое ощутимое бытие до^ююно тем нли другнм способом, в тот или другой МОМЕНТ, приобресть свою конкретную форму через сгущение, и приводили факты для того лншь, чтобы выяснить нензбежность этого. Но мы не иначе приобретем объеднненное знание, составляющее философию. как показавши, какнн образом бытия всех порядков для проявления своего совершают возрастающую ннтеграцию материи и сопутствующее рассеяние двяжения. Мы приступаем теперь к отысканию прямых доказательств тому, что вся вселенная подчинена этому закону—для чего проследим, по скольку допускают наблюдение и рассуждение, как факты, составляющие предмет Астрономии и Геологии, так я факты, нзучаемые Биологией, Психологией и Со~ циологией.

Мы, главным образом, займемся более сложнымн проявлениями закона развития, чем те, на которые указывалн раньше. Исследуя постепенно различные ииорядкн фактов, мы будем обращать внимание не столько на уже известное начало, что всякий аггрегат претерпевал нли претерпевает интеграцию, сколько на новое начало, говорящее, что всякая более илн менее отлячяая часть всякого аггрегата, ннтегрируясь,—прогрессирует. Вместо простых целых или делых, сложность которых мы намеренно упускали из виду, мы займемся здесь целыми, какимя они существуют в действнтельности, составленнымя в большинотве случаев. из множества частей, скомбинированных на множества ладов. Мы проследим здесь превращения в их всевозможных формах. Мы увидим, как массы переходят из разреженного состояния в более связное, как все части массы в различной степени претерпевают подобное же превращение, при чем приобретают заметную индивидуальность—и как эти части, раз индивидуализировавшись, становятся через это сложнее.

§ 73. Наша звездная система своей общей формой, своими скоплениями звезд различной густоты, своими тумандостями, кь которых мы наблюдаем различные степени сгущения, наводит нас на мысль, что кондентрация совершается повсюду, как в частях, так и в целом. Предположите, что вещество звездной системы было и есть подчинено действию притяжения—и вы получите объяснение всех частей её строения, начиная с твердых масс и кончая разреженными облаками, которые различимы лишь в самые мощные телескопы, начиная с двойных звезд и кончая такими сложными аггрегатами, как туманности. Не останавливаясь дольше на этом доказательстве, переходим к солнечной системе.

Принять весьма вероподобное мнение, что солнечная система произошла из туманности, значит признать, что она образовалась через интеграцию материи, сопровождавшуюся потерей движения. Переход солнечной системы из состояния несвязного и рассеянного в твердое и связное представляет простой и ясный пример одного из Ъроявлений развития. В то время, как, согласно гипотезе туманностей, происходило постепенное сгущение солнечной системы в её целом, оно, кроме того, совершалось вторично между частями каждого из её отчасти независимых членов. Вещество каждой планеты, превращаясь последовательно в туманное кольцо, потом в газообразный сфероид, потом в жидкий сфероид, потом в сфероид, отвердевший на поверхности, воспроизводит главные черты развития всего целого солнечной систены. То-же самое верно и для спутников. Далее, в то время как интегрировалась материя всего целого солнечной системы, а равно и материя каждой из её отчасти независимых частей, еще одна интеграция имела место, проявлявшаяся в возростании сложности различных комбинадий частей. Спутники каждой планеты образуют вместе с нею—уравновешенную группу; планеты и их спутники образуют вместе с солнцем сложную группу, члены которой прочнее связаны воедино, чем связаны были рассеянные части туманности, из которой произошла эта группа.

Оставим. если угодно, туманную гипотезу; солнечная система как Она существует теперь, представляет довольно примеров. Не говоря уже о метеорическом веществе, постоянно прибавляюющемся к массе Земли, так же, как, вероятно, и к другим планетам, так же, как, вероятно, в большем количестве, и к Солнцу, довольно будет напомнить о двух новых и повсюду признанных фактах. Первый из них состоит в заметном замедленин двнжения комет, прнчиняемом сопротивлением эфирной среды, а также в замедленин планетного движения, о котором мы заключаем; эти замедления должны привести к Солнцу сначала кометы, а потом и планеты. Другой состоит в постоянной потере Солнцем его движения в виде излучаемой теплоты. потере, кототорая оопровождает постоянную интеграцию его массы.

§ 74. От развнтия, которое мы для большого удобства называем астрономическим, прямо перейдем к геологическому развитию. Углубляясь в прошедшее Земли, каким открывается оно в строенин её твердой коры, мы приходим к тому расплавленному её состоянию, к которому приводит нас и гнпотеза туманностей; мы уже имели случай показать *), что так называемые огненные изменения суть следствия возраставшого уплотнения вещества Земли и шедшей рядом потери внутренняго двнжения. Приведем несколько примеров общнх и местных следствий этнх двух великих фактовъ

Пройдем молчанием период, впродолженин которого более летучие элементы, пребывающие теперь в твердом внде, вследствие высокой температуры находились в газообразном состоянии, и начнем с той минуты, когда Земля не охладилась еще ниже 212 градусов —и громадная масса воды, покрывающая теперь три пятых её поверхности, пребывала в состоянии яара. Эта громадная насса дезннтегрированной жидкости интегрировалась, когда вследствие рассеяния внутренняго движения Земли температура её понизилаеь; осталась не интегрированной ннчтожная лишь часть воды. которая была бы и еще меныпе, еслибы не получила молекулярного движения от солнца. Образование твердой земной коры представляет собой подобное же изменение, обязанное своям существованием однем и тем же причинам. Мы наблюдаем здесь, какъ

¹) В § 69, глава 8.

тончайшая затвердевающая оболочка, иовсюду разры-ваемая и постоянно волнуемая скрытой под нею расплавленной материей, становится постепенно столь толстой и крепкой корой, что возмущающия €Илы могут лншь в самой слабой степени и в немногих пунктах нарушать её целость. Это поверхностное отвержение представляет прнмер уплотнения, сопровождающого потерю внутренняго двнжения; другой пример этого мы внднм в уменьшении объема земного шара, на которое указывает его изборожденная поверхность.

Рядом с общей интеграцией ндут частные н второстепенные. Расплавленный сферонд, только прикрытый твердой оболочкой, допускал образование лишь неболыцих островов н небольшшх скоплений воды. Для того, чтобы разлнчия уровней были настолько велики, чтоб возможно было образование обшнрных островов.— необходимо было земной коре приобресть известную твердость н лишь тогда, когда она стала очень тверда н очень толста, острова слилнеь в континенты, разделенные океанамн. То-же верно н по отношению к большим горам. Спадение тонкой коры вокруг охлаждающегося и сжимающегося содержимого могло причиннть лишь неболыния возвышения: необходнмо было, чтобы кора приобрела зяачительную толщяну я прочность прежде, чем стало возможным образование обшнрных систем высокях гор. То же самое должно было совершаться н по отношению к так называемым осадочным слоям. В первые эпохи размывание по^вы проясходнло лишь на небольшнх пространствах и проязводнло слабые и необшнрные наслоения. Нагромождение разрушенных горных пород в мощные толщи н соединение этнх толщ в обширные системы предполагает существование континентов н морей, а также значительных н обшнрных поннжений уровня; отсюда следует, что интеграции этого поорядка должны были становиться энергичнее по мере того, как утолщалась земная кора.

§ 75. Мы уже видели, что органнческая эволюция есть по сущности своей образование аггрегата через постоянное воплощение в себя материи, пребывавшей до того—рассеянной на большом пространстве. Я ограничусь напомннанием читателю, что каждое растение увелнчивается в объеме—сосредоточивая в себе элементы, которые ранее заннмали в внде газов большия пространства, и что каждое животное увеличивается в росте пере-сосредоточивая в себе элементы, до того рассеянные в растениях н другнх животных; но здесь кстати будет дополннть это понятие жизни, показав, что первоначальная история растения и животного еще яснее открывает нам этот основной процесс, чем их позднейшая нстория. В самом деле, мнкроскопнческий зародыш всякого организма долгое время не проявляет никакнх других изменений, , кроме тех, какие производятся всасыванием я питанием. Клеточки, плавающия в строме яичника, становятся яйцами не иначе, как вырастая на счет прилежащих материалов. Позже, после оплодотворения, начянается более деятельное развитие, существенная характерная черта которого состоит в том, что вещество, содержимое в яйце, скопляется вокруг зародышевого центра.

Но здесь мы должны особенное внимание обратнт на второстепенные интеграции, обыкновено сопровождающия главную. Мы должны рассмотреть—как рядом с движением массы вещества, совершается сгущение и уплотнение его в виде частей и устанавливается все более и более гесное сочетание этих частей. Вь зародыше млекопитающого сердце, которое сначала представляет собой удлннненный пульсирующий кровеносный сосуд, мало по малу скручивается и интегрируется. Клеточки желчи, представляющтя зародышевую печень, не только отделяются от стенок кишек, в которых первоначально помещаются, но, скопляясь. удаляются от них и отвердеваюг в виде органа. Верхние сегменты спиномозговой оси, которые вначале служать лишь продолжением её и отличаются только свой большей величиной, претерпевают постепенное объедннение; в тоже время голова, следствие этого объедннения, расширяется в массу, которая ясно отличается от сдинного хребта: в то же время, как подобный процесс различво совершается и в другнх органах, он проявляется также в теле, взятом как целое; оно интегрируется на тот манер, как развернутый платок вместе с его содержимым интигрнруется, еслн приподнять его концы и связать в узет, Аналогичные нзменения совершаются долго спустя после рождения и даже продолжаются до старостн. У человека мы наблюдаем, что в детстве отвердение костяной тканн происходит через срастание частей одной н той же кости, а в старости—через срастание отдельных костейОтросткн позвонков срастаются с нх телами; это изменение заверипается не раньше трядцатого года. В то же время эпифизы, образовавшиеся отдельно от главного корпуса кости, к которой принадлежат, срастаются с нею вследствие костяцого перерождения хряща, служившого для соедянения. Позвонки, образующие крестцовую кость, до шестнадцатого, приблизительно, года не соединены и только с этого времени начинают срастаться; процесс заканчнвается через десять—двенадцать лет. Сращение позвонков кончнковой кости происходнт еще позже; другие сращения костей заканчиваются в среднем возрасте. Прибавим, что возрастание плотности и твердостя тканей, совершающееся зпродолжении всей жязни, есть ннчто нное, как образование вещества в высокой степени ннтегрнрованного.

У веех жнвотных можно проследнть внды нзменений, прнмеры которых мы показали на развитин человека. Мнльнъ-Эдвардс и другие ученые опнсали вяд развнтия, состоящий в соединении сходных частей, бывшях первоначально разделеннымн, познанный нмн из наблюдений над различнымя беспозвоночнымя. Но они яросмотрелн существенный факт в процессе органнческого роста. Мы видели, что местная янтеграция есть самая важная часть этого процесса, сопровождая его не только на последовательных ступенях, яроходимых каждым зародышем, но н в его прогрессе от низших органнзмов до высших. Проявляясь в том я другом виде, эта местная интеграция в одно н то же время продольна н поперечна; нам весьма удобно рассматрнвать ее в этих двух видах. Порядок суставчатых доставляет нам обилие примеров продолъной иншеграции. Входящия в этот порядок нязшие сдщества, как черви и тысяченожки, характеризуются большям числом сегментов, из которых состоят, числом, которое у нных нз ннх доходит до нескольких сотен. Но в высшнх подразделах этого порядка, у насекомых, раков и пауков, мы находнм, что чнсло членяков поннжается до двадцати двух, тринадцатя н даже еще ниже я это уменыиение сопровождаетея укорочением иля интеграцией всего тела, достнгающей своего предела у краббов я пауков. Мы поймем смысл этнх различий, увидим в ннх выражение общей доктрнны зволюции, когда заметям, что они аналогнчны различием, представляемым разлнчными ступенямн жнзнн каждого суставчатого, взятого инднвндуально. У гомара голова н грудь образуют один ящик, составляемый елявшямися частями. которые отдельны у его зародыша. Равным образом, у бабочкн мы наблюдаем более тесное сближение члеников, чем у гусеницы; у некоторых бабочек это сблиясение так велико, что нельзя больше различить члеников.

Также и позвоночные представляют нам аналогичные примеры продольного сближения. У большинства рыб и у гадов, не имеквдих ног, позвонкя не срастаются. У большинства млекопитающих и птиц позвонки, число которых изменяется, срастаются для образования крестца; у высших обезьян и человъка хвостовые позвонки теряют свою индивидуальность и сливаются в одну кость—кончиковую {coccyx). То, что мы называем поперечиой инмеграцией ясно проявляется в образования нервной системы суставчатых. Оставив в стороне упрощенные типы, не обладающие заметными ганглиозяыми узлами, заметим, что низшие суставчатые, так же, как и личинки высших, имеют двойную цепь ганглий, идущую от одного конца тела до другаго; у более же совершенг ных суставчатых эта двойная цепь превращается в одиночную. М. Ньюпорт описал ход этого объединения у насекомых, a Ратке проследил его у раков. У обыкновенного рака, Astacus fluvialis, в первое время его жизни имеется по паре совершенно отдельных ганглиозных узлов в каждом кольце. Из четырнадцати их пар, принадлежащих головогруди, три_у расположенные впереди рта, сливаются в одну массу, образующую мозг илн мозговой ганглион. Из остальных шесть следующих пар соединяется—каждая по средней линии, в то время, как пять других более или менее отдельны. Из шести двойных ганглиев, образованных этим соединением, четыре передних сливаются в одну массу, двое же остающихся в другую; потом обе эти массы сливаются в одну. Здесь мы наблюдаем, как интеграции продольная и поперечная совершаются единовременно. У высшнх ракообразных они идут еще дальше. Позвоночяые, Vertebrate,, дают нам древосходный дример доперечной интеграцин в образованин органов разшожения. Самые низшие млекопитагощия—однопроходный (Monotremata) снабжены, как я птнцы, с которымн они н в родстве,—яйцеводами, расширяющимнся да няжнем своем конце в мешки, весьма несовершенно исполняющие роль маток. «У сумчатых (Marsupialia) существует no средней лннии более тесное сближение двух систем боковых органов, нбо яйдеводы сближаются и соприкасаются по средней линин (но не слнваются), так, что нх маточные расширения сопрнкасаются и образуют настоящую двойную матку. Подннмаясь по ряду млекопятающях одноутробных (Monodelphia), мы находнм что боковое сплочение становйтся все более и более совершенным. У вшогих грызунов матки остаются еще вполне разделенными на две боковые половины, в то время как у другях они сливаются в нижней части и образуют зародыш настоящей нераздельной маткн, какую мы находим у женщины. У высшихе травоядных и у хищдых эта ннжняя часть развивается на счет боковых рогое, но даже у низших четверорукях мы открываем, что матка на вершнне своей слабо раздвоена» *).

В чнсло органнческих иттеграций нам остается еще включять интеградии, совершающиеся не в границах одного органнзма н не составляющия непосредственного сгущения материн и непосредственной потерн двнжения. Это суть интеграции, создающия между органнзмамн взаимную зависимость. Мы можем установить два вида такнх интеграций: одне совершаются в одном н том же порядке организмов, другие—между различными их порядкамн. Животные обладают большим или меньшям стремлением жнть стадами н когда это стремление значнтельно, то оно ведет не только к соедннению существ, но и к установлеяию между нями известной большей илн меньшей комбинации. Зверн, которые охотятся стаями, нлн которые имеют часовых —нлн которые повинуются вожакам — образуют целые, объединенные известной кооперацией. У млекопитающих и птиц, придержнвающихся многоженства, эта взаимная зависимость еще теснее; общества насекомых представляют примеры еще более сплоченных собраний инднвндов: сплоченность некоторых нз этнх собраний так велика, что будучи разобщены—нндивиды не могут существовать. Чтобы видеть, какая взаимная завнсимость соеднняет между собою все вообще организмы, то-есть, ннтегрирует их, достаточно вспомннть, во первых, что все жнвотные существуют прямо нлн косвенно на счет растений я что растения живут угольной кнслотой, выделяемой жнвотными; во вторых, что животные хищные не могут существовать без травоядных; в третьнх, что большое чнсло растений не может нначе размножаться, как при помощн насекомых и что во многих случаях известное растение нуждается в известном насекомом. Я не буду входнть в подробностя прекрасных примеров этих сложных завнснмостей, с которымн позяакомил нас м. Ч. Дарвин; довольно будет сказать, что флора н фауна каждой

Carpenter’s Princips of Comparat. Physiology, p. 617.

местности представляют собой аггрегат так хорошо интегрированный, что многие его виды погибают, если поместить их среди растений и животных другой местности. Необходимо также заметить, что эта интеграция прогрессирует вместе с органической эволюцией.

§ 76. Явления, указанные в предъндущем параграфе служат как бй введением к другим явлениям, высшого порядка, но с которыми, по настоящему, следовало бы зачислить ях в одну груипу; за неимением лучшого слова, мы называем эти явления высшого порядка—над-органическими. Неорганизованные тела представляют нам известные факты. Тела организованные представляют нам другие, в большинстве случаев, более сложные. Остаются еще факты, которых не представляет нн одно организованное тело, отдельно взятое, но которые суть результаты действий, оказываемых сгруппнрованными организованными телами друг на друга и на тела неоргаиизованные. Хотя явления этого порядка н намечены в низпгах организмах, но проявляются они с полнотою лншь в человечестве, соеднненном в общество; поэтому мы н вправе рассматривать их —как прясущия жнзни общественной.

Общественные органнзмы дают нам многочисленные н яркие прнмеры ннтегратнвных изменений. У дикнх народов —это— объединение бродячнх семей в многочисленные пленена, как, например, у бушменов,* обращение в рабство сильньши племенами—слабых и подчинение вождей последнях —вождямъ-победителям. В первобытных племенах комбинации, проистекающия из завоевания, постоянно то образуются, то разлагаются; но они становятся сравннтельно постоянными у цивилнзованных рас. Если мы проследим периоды, пройденные нашнм илн другим подобным обществом. то увндим, что это объедннение время от временн повторяется н с каждым разом —в большем объеме н с большей устойчивостью.

Собирание младшнх н детей младших ииод властью старших и детей старшнх; установление групп вассалов, связанных с патронами этих ррупп; позже—подчинение ннзших нобилей князьям и графам; еще позже—возвышение королевской властн над властью князей и графов —суть также примеры возрастающого уплотнения. Процесс. которым маленькие поместья группируются в лены, лены в провинции, провинции в королевства и •смежные королевства в одну ммперию, медленно дополняется исчезанием первоначальных демаркадионных ляний. Рассматрнвая европейские нации, как единое целое, мы увидим в нх стремлении образовывать более иля менее продолжительные союзы, в ограничениях, которые они ставят различным влияниям, оказываемым правительствами друг на друг, в системе, входящей теперь в обычай—разрешать международные столкновения решениямя конгрессов, так же, как я в упразднении торговых баррьеров и в возрастающем облегчении сношений, во всем этом мы увиднм начало всеевропейской федерадин, то-есть гораздо более обширной интеграции, чем какие только ямеля место до •сих пор.

Но закон развития проявляется не в однех этих соединениях групп с группами и собраний групп с собраниями групп. Он проявляется также в соединениях, совершающихся внутрн групп по мере того, как они подымаются на высшую ступень организованностй. Эти соедннения бывают двух родов: регулятявные и производительные. Цнвилизованные общества отличаются от варварских установлением регулятивных классов, государ«твенных людей, адмнннстраторов, священников, воннов, легястов и пр., которые, образуя отдельные группы, подклассы, все вместе образуют один общий, правящий, класс, объединяеемый известной общностью привиллегий, рождения, воспитания, общественных отношений. В известных обществах, вполне соорганизовавшихся no известным частным тяпам, обиъедянение в касты и объединение высших каст в противуположность ннзшим стало чрезвычайно определенным: объединения эти могут исчезнуть лиш от метаморфозы, обусловливаемой промышленным режимом. Интеграции, сопровождающия промышленное нли производительное организование, последнее по времени, принадлежат не только к порядку не-непосредственных интеграций, но, кроме того—суть я прямые интеграцин, фнзические сближения. Мы имеем последовательные интегрирования, пронсходящия от простого разростания емежнык частей, занимающихся одннм и тем же производством, как, напрнмер, соедннение Манчестера с его окрестностями, фабрикующими хлопчатобумажные ткани. Мы видим другие интегрирования, когда вместо несколькях мест, производящих один н тот же товар, одно сосредочивает в себе монополию производства н привлекает к себе мастеров и рабочнх,

предоставляя остальным прнходить в упадок; такнм именно_у образом округа Иоркшайра, где фабрикуют сукна, населяютсяна счет западных округов Англии; такнм образом Страффордшайр сосредоточивает в себе гончарное пронзводство, веледствие чего того-же рода производства, процветавшие некогда в Дербя и другнх местах, прншли в упадок. Суицествуют еще частные интеграции, имеющия место в пределах одного и того же города, как, например: сосредоточение кннгопродавцев в Paternoster Row, торговцев зерном вокруг Маркъ-Лэна, гражданских инженеров в Грэтъ-Джорджъ-Стрите, банкнров в центре Сити. Другие промышленные комбинации состоят не в сблнжения нлн слиянии частей, но в установлении центров, связывающих части; прямеры этому мы внднм в бюро ликвидации Банка н в железнодорожных бюро. Существует еще иной род сосредоточений: этосоединения, связующия рассеянных на большом пространстве людей Ьдной профессии, например, Биржа для торговцев. Институты для гражданских инженеров, архитекторов и пр.

Мы, повидимому, дошли до конца. Мы проследилн действиезакона в различных общественных аггрегатах и. повидимому, нет больше аггрегата, к которому оставалось бы еще приложить его. Но это не так. Между явлениями, которые мы назвали сверхъорганнческимн (ялн надъ-органическими). существуют группы, представляющия в высицей степенн интересные прнмеры рассматрнваемого закона. Правда, нельзя утверждать, что развитие разлячных продуктов человеческой деятельностя представляет пример непосредственной интеграцин материн н рассеяния движения, но оно может служить примером косвеннъш. В самом деле, прогресс языка, наук, эстетнческих и прнкладных искусств есть внешнее выражение внутренннх нзменений. Изменения в строении человеческих существ н соответственные изменения в строении человеческнх аггрегатов производят совокупно соответственные измеяения во всех произведенияхя» человека. Подобно тому, как по изменениям отпечатка на сургуче мы судим об. нзменениях печатн, в прогресснрующей интеграция языка, наук и яскусств мы видни отражение известных прогрессирующнх интеграций нндивидуального и общественного. строения человека. Каждой из групп этих интеграцф необходямо посвятить по параграфу.

§ 77. Многосложны:и слова, употребляемые j нецивилизованных раз для обозначения обыденных предметов, равно как описательный смысл собственяых имен, открывают нам, что слова, употребляемые для обозначения не-заурядных предметов. образуются сочетанием слов, обозначающях обыденные предметы. Иногда можно уловить этот процесс в первом его периоде, когда составляющия слова соеднняютея лншь временно для: обозначения предмета, которому нет имени и между нимн не существует постоянной связн вследствие нх редкого употребления. Но в большннстве низшнх языков так называемое слияние совершилось настолько полно, что сообщает сложным словам достаточную устойчнвость. Тут происходит очевндная интеграция.. Чтобы увидеть, насколько она слаба в сравнении с ннтеграцией. развятых языков, достаточно указать на ^лину составных слов, употребляемых для обозначения обыденных действий и вещей н на легкость. с какой они могут быть разделены на составные части. Некоторые языкя северо-амернканскнх племен дают нам превосходные примеры. В лекснконе ирокезов, состоящем нз пятидесятн названий обыденных предметов, которые в английском языке почтн все обозначаются односложнымя словамн_г—не существует ни одного односложнаго; в родственном языке павниев между названиямн тех же предметов мы находнм лншь два односложных. Несомненно, что для этих охотничьих племен собака и лук (dog и bow) суть вещи хорошо знакомыя; тем не менее на языке паввиев онн называются ашакиш и шеераииш; рука (hand) называется икшеере, а глаз —кеереекоо; день (etag) обозначается словом шакоорооеешерет, а дьявол (dewil)—тсагее кшкакоорайва; числа обозначаются словами от двух до пятн слогов,. на языке же нрокезов —до семи. История английского языка показывает, что большая длнна обыденных слов свидетельствует о слабой стеяенн развнтия, когда же не выработанный язык развнвается и стремнтся к усовершенствованию, то совершается прогрессивная интеграция, сводящая многосложные слова на дву—и—одно-сложные. Англосаксонское слово Steorra постепенво сократнлось в star (звезда)_у топа в moon (луна) н пата в name (имя). Полу-саксонский язык позволяет нам уловнть этот переход. Sunu в полу-саксонском превратилось в sune и в англивском —в son; конечное е, слова sune есть форма, в которой исчезло первоначальное и. В переходе множественного англо-саксшского, образуемого отдельнымъ

слогом as, в множественное английское, образуемое добавлением звука 5.,—мы наблюдаем тотъ-же процесс: schmitas, превращающееся в smiths (исузнецы) и endas в ends (концы) представляют примеры такого превращения. Исчезновение окончания неопределенного наклонения глагола^—представляет другой прямер этого; переход виден в англо-саксонском слове ситап, которое превращается в ситте в полу-саксонском и в come (приходить) в английском. И с того времени, когда английский вполне сложнлся, медленно продолжается эта интеграция. Еще во времена королевы Елизаветы глаголы во множественном очень часто принимали окончание на еп. Вместо we teU (мы говоримъ)—говоряли we tetten: в некоторых деревенских округах можно встретить эти выражение. Таким же путем окончание прошедшого времени ed слилось с словомъѵ прнставку которого составляло прежде. Bum-ed превратилось в burnt (сояеженный); в произношении и даже часто в письме окончание t заменило ed. Такое старннное окончание удерживается ныне лишь в словах старинных, употребляемых, например, прн богослужении. Мы видим также, что сложные гласные во многих случаях сливаются в одну гласную. В слове bread (хлебъ) е и а некогда произдосились отдельно; доказательством этому служнт то, что в некоторых отсталых местностях обе эти главные н по сю пору произносятся отдельно. Тем не менее вообще прянято произносить это слово как бред н аналогичные изменения пронсходят в массе других обыденных слов. Мы виднм, наконец, что когда слово в особенно частом употреблении, то происходят еще более заметные сокращения; например, lord (первоначально laford) в устах адвокатов превратилось в lud и, что еще замечательнее,—God be with gou (да будет с вами Бог, прощайте) вследствие слияния превратилось в Good bye.

Язык интегрнруется не только сокращением н укорочением слов, но также и путем грамматических изменений. Низшие языки, нмеющие в себе лншь существительные да несклоняемые глаголы, не допускают того большого сближения частей предложения, какое пронсходит, когда отношения их определяются либо переменой окончаний, либо сопрягающими словами. Этн языки могут быть названы несвязными. Китайский язык чрезвычайно несвязен. Если вместо того, чтобы сказать: я отправляюсь в Лондон, фнги прнвозятся из Турции, солнце светнт сквозь воздух, мы выразимся: я отправляюсь конец Лондон, фиги происаюжденге Турция, солнце светит переход воздух,—то мы будем говорнть на манер кнтайцев. Существуеть чрезвычайно убедительное доказательство перехода путем срастания этой аптотической формыи в такую, в которой соединения слов производятся придачей другях не изменяющнхся влов. <В китайском языке, говорит м. Латам, отдельные слова, наичаще употребляемые для выражения отношений, могут превращаться в приставки и прнставные окончания». «Многочнсленные языки, прябавляет он, в которых окончания изменяются, разделяются на два порядка. В одном — перемены окончаний не былн, повидимому, отдельными словамн. В другом можно показать, что первоначально они былн отдельными словами. Отсюда, вследствие все более и более частого употребления сочетаний, аптотические языкн превращаются в слитные иля такие, в которых можно открыть первоначальное разделение приставных частей, а эти последние, вследствие дальнейшого употребления, дают начало языкам связнымг или таким, в которых не может быть подмечена самостоятельность изменяющнхся окончаний». Из этого заключения вытекает неоспорнмость факта: чтотакям же путем срастания слов из связных языков произошли языки анаптотические, наилучшнм образцом которых может служнть английский язык. В этих языках вследствие дальнейшого сокращения нзменчнвые окончания почтн совершенно исчезля». а для выражения отношений образованы новые слова (вспомогательные глаголы я предлоги, которые изменяют смысл существительныхъ). Так, как англо-саксонские окончания постепенно нсчезли вследствие сокращения, сопровождавшого развнтие английскагоязыка, так как латннские окончания нсчезли, хотя и не так полно, в развнтин французского, то мы не можем отрицать, что грамматическое строение претерпевает процесс интеграции; н когда мы так ясно видим —какнм образом интеграцией объясняются первые попытки грамматического строения, то не можем сомневаться, что яроцесс этот с самого начала играл роль в образовании языков.

В зависимости от этой интеграции я единовременно с нею совершается другая. Мы видели, что аптотические языки по необходимости несвязны; частн предложения не могут вполне соединяться и образовать целое. Ho no мере того, как срастание по~ рождает изменяющиеся слова, становится возмоясным соединят их нредложения., еоставные чаети которых образуют такую тееную взаимную связь, что нельзя производнть заметной перемены, не нарушая смысла предложений. Далыне ееть еще етупень в процессе этого еокращения. По ебразовании этнх грамматнческих форм, делающих возможными точные предложения, мы вндям сначала, что преиложения этя выражают то-же, что и простые, ничего больше. Одня какой лнбо предмет с одним какям лнбо прнзнаком, сопровождаемый небольшнм чнелом качественных ояределений—вот н все. Сравнивая, например, древне-еврейские инсания с нашями новейшими, мы поражаемся заметной разннцей no сочетанию между разлнчнымн группамн слов. Многия фразы новейших пнсаний открывают нам етепень интеграции, которой не зналн древние; мы говорим о чнсле подчнненных предложений, сопровождающнх главное, о различных дополнениях существительного н прилагательного, о многочисленности качественных определений, которые еоединяются для образования сложного целого.

§ 78. История наукн на каждом шагу представляет факты такого-же значения. Можно утверждать, что янтеграция групп подобных существ н подобных отношений составляет самую существецную часть научного прогресса. Достаточно бросить беглый взгляд на классифнкационные науки, чтобы понять, что в начале неопределенная группнровка, какую создает человек толаы, постепенно превращается в сложную и евязную классифнкацию, группы н подъ-группы которой тесно еоедянены. Вместо разделения всех морских обнтателей на чешуйчатых рыб, раков, студеннстых животных —зоология устанавливает разделения и подразделения позвоночныхь, сусшаьчатыхь, моллюсков и пр.; вместо неопределенной н слншком обшнрной группы, обозначаемой обыкновенно словом «ннзшие жнвотныя^, она образует классы кольчатых, многоножек, насекомых, паукообразных и все больше и больше сплачнвает эти классы. Различные порядкя я роды, нз которых еостоит каждый класс, расположены по нх родству н связаны общямя определениямн; в то же время, вследствие прогресса наблюдения и строгой крятикн, вновь открываемые и неязвестные формы интегрнруются с им подобными. Не менее определенно проявляется ход интеграции в науках, имеющих предметом своим не классифяднрованные вещи, но классифицированные отношения. Прогреес наукн с одной из главных свонх еторон —есть прогресс обобщения, а обобщать—значит объединять в группы все подобные сосуществования и смены явлений Объединение нескольких конкретных отношений есть обобщение низшого порядка н представляет самый простой прнмер обобщений; объедянение ннзшнх обобщений в высшие и последних —в еще более шярокия—представляет нам пример сложных обобщений. Мы наблюдаем, что с каждым годом увеличивается ш>личество фактов, утверждающих отношения между порядками явл^ний, которые кажутся не имеющими между собою никаких отношений; этя отношения, увеличиваясь в числе и подтверждаясь. связывают общей связью порядки явлений, которые с первого взгляда представляются совершенно посторонними друг другу. Когда, напрнмер, Гумбольдт цитирует шверцарскую поговорку: <будет дождь потому, что бляже слышен шум потока*, н замечает отношение, сближающее эту поговорку с наблюдением, сделанным им самим, что шум водопадов Ореноко слышен дальше ночью, чем днем; когда он указывает на существенну аналогию между этими фактами и тем, что необыкновеняая определенност, с какой мы видим очень отдаленные предметы есть прнзнак близкого дождя; когда он, наконец, признает общей причиной этих явлений малое сопротивление, какое встречают луч света и звук проходя сравнительно однородную среду по температуре и содержанию паров —он лншь объединяет в одну группу явления света и звука. Раз опыт показал, что эти два порядка явлений согласуются с однеми и теми же законамн переломления и отражения, заключение, что и те н другие производятся волнообразными колебаниями, приобретает большую вероятность и два больших порядка явлений, ранее того яе имевшие между собой никакой связн, начинают интегрироваться. Еще более заметная интеграция происходит между отделамн науки, бывшими до того независимыми—учениями об электричестве, магнетнзме и свете.

Очевидно, что интеграция пойдет и дальше. Положения, формулнрованные нами в предыдущих главах, полоясения о посмоянстве силы, превращвнии я эквивалентности силъ_% направлении и рптмичности д&ижения—связывают в одно все явления всех порядков. Наконец, если возможна Философия, какой мы ее понимаем, то неизбежно прийти к всеобщей интеграции.

§ 79. Художественные и промышленные искусства в равной мере доставляют нам столь же решительные подтверждения. Прогресс, заменивший грубый, несложный и небольшой первобытный рабочий инструмент громадными машинами—есть прогресс интеграции. Замена рычага вбротом была прогрессом от простого агента к сложному. Сравнивая вброт и другие машины, употреблявшиеся в древния времена с темн, какие теперь в употреблении, мы увндим, что всякая новейшая машнна состоит нз нескольких первобытных, соединенных в одно целое. Новейшее производство пряденья или тканья—яли чулочное иля же кружевное пользуется не просто одним рычагом, одннм винтом, одной наклонной плоскостью я одннм воротом, соединенными вместе, но несколькнми из этих первобытных машин, соединенными в однн органпзм. Прибавим к этому, что в первобытные времена, когда употреблялась ли снла человека или лошадя, двигатель не был связан и орудием, которое приводил в движение; теперь же весьма часто двигатель и орудие соединены в одном и томъ-же аяпарате. Печка и котел локомотива соединены в одно целое с механизмом, который приводится в двнжение паром. Еще более явную интеграцию можно видеть в фабричном производстве. Мы находям здесь множество сложных машнн, соединенных валамн с паровиком, связанных в однн аппарат.

Какой контраст между стеннымн нзображениямн егнптян и асснрийцев н нашнмя нсторическнмн картннами! Явное доказательство, что совершился не малый прогресс в едннстве замысла, в соподчиценности частей целому. Несомненно, что между древними фресками существуют такия, которые состоят из рнсунков связанных друг с другом некоторой, слабой, впрочем, зависимостью. Разлнчные фигуры каждой группы положением тела, но ня в каком случае не выражением лнца, очень несовершенно говорят об отношениях, существующих между ннмн: возможно разделить групаы, ничего не изменяя в смыеле рнсунка; часто даже настоящий дентр картины, главный предмет, соединяющий все частн в одно целое—едва заметен. Ту-же характерную черту открываем мы в разрисованных коврах средних веков. Еслн сюжетом рисунка выбрана охота, то людн, жнвотные, лошади, собаки, дикие звери, птицы, деревья, цветы рассеяны без всякого порядка: живые существа совершают различные действия и, кажется, вовсе не подозревают о том, что рядом с ними находятся другие существа. В живописи позднейшого времени, хотя и далеко не совершенной. все же существует более или менеезаметное согласование частей, такое сочетание положений тела, выражений лиц, света и цветов, которов делает из картины единое целое; и успех, с каким живописец посредством разнообразных элементов, вкладываемых в произведение, достигает единства виечатления, является наилучшим доказательством его искусства.

В музыке прогрессирующая интеграция осуществляется большим числом способов. Простой такт, состоящий из немногих нот, монотонно повторяющихся, как в пении дикарей, у цивилизованных рас становится цепью музыкальных фраз; скомбинированных в единое целое; интеграция здесь так полна, что невозможно прервать мелодию на половине или выбросить её финал, не производя на слушателя неприятного впечатления чего-то неконченного. Если к мелодии прибавляется бас, тенор, альт, если к гармонии различных голосов прибавляется аккомпанимент, то этим производится интеграция иного порядка, постепенно становящаяся все более и более выработанной. Еще ступенью выше—и сложные соло, концертные пьесы, хоры и эффекты оркестра комбинируются и производят грандиозное целое оперы; не следует упускать из виду, что худож^ственное совершенство оперы состоит главным образом. в соподчинении частных эффектов общему.

Драматические и иовествовательные произведения литературы также доставляют нам пример подобной интеграции. Сказки первобытных времен, подобные тем, какими и поныые рассказщики Востока ежедневно забавляют своих слушателей, состоят из последовательных событий, в которых не только нет ничего естественного, но между которыми нет даже естественной связи: это просто приключения, собранные в известном порядке, не имеющем в себе ничего необходимого. В современньихъ-же произведениях сильной фантазии события являются продуктами характеров, действующих при данных условиях и невозможно изменить их порядка или сущности, не нарушая или не разрушая общего впечатления. Кроме того, в первобытных рассказах персонажи играют свои различные роли и виду не подавая, что их мысли или чувства испытывают влияние от других персонажей или от событий; теперь же персонажи соединены сложными нравственными отношениями; они действуют и воздействуют друг на друга.

§ 80. Итак, с первой точки зрения, изученной нами, развитие является изменение идущим от формы менее связной къ

форме более связной, путем рассеяния движения и интеграции материи. Это—всеобщее направление, которому следуют ощутимые бытия, отдельно и в их целом в яродолжении всего восходящого периода их истории. Таковы главные черты нервоначальных изменений, которые должна была претерпеть вселевная, таковы же главяые черты изменений, совершающихся ныне в обществе я в яродуктах общественной жизнн. Повсюду объединение ндет единовремеяно мяогоразличяейшями путямя.

В течении развития солнечной снстемы, отдельной планеты, организма, нации—всюду ндет прогресснвная аггрегация всей массы. Два факта, взятые вместе илн в отдельности, доказывают это: ялотность материи, заключающейся в массе, возрастает — я—материя, которая раньше рассеяна была вокруг массы, нритягнвается к ней. И во всяком случае аггрегация подразумевает потерю двяжения. В то-же время части, происходящия от разделения материи, сплачаются, каждая, по одному и тому-же способу. Пример этому мы внднм в образовании планет и сяутннков, которое совершается в течении концентрации туманности, давшей начало солнечной системе; другой прнмер мы вмеем в выростанин отдельных органов, которые образуются pari passu вместе с выростанием всего организма, еще яример —в появлении специальных дентров промышленностн и специальных масс населения, сопровождающем возникновение каждого общества. Рядом с общей ннтеграцией существует более или менее местная. В таком случае не только взанмное расположение частей целого становнтся более тесным, равно как н расположение частей каждой части, но более тесной становнтся и комбянация частей, делающая их все более н более зависнмымн друг от друга. Слабо выраженная в неорганических, земных и небесных телах, этавзанмная завнснмость становится заметной в существах органических я надъ-органнческнх. С наиннзшнх живых форм вялоть до самых совершенных, всюду стеяень развнтия обозначается стеяенью аггрегации частей, составляющих еднное целое. Прогресс, наблюдаемый яря переходе от тех существ, которые нродолжают жить даже будучи разрезаннымн на кускн, до тех, которые, не яогнбая, не могут терять значятельных своих частей н без сильных потрясений целого, яе могут выносять даже потерн не особенно важных органов,—есть нрогресс, на каждом шагу которого мы встречаем существа, которые, будучи более интегрированными в смысле сгущения материи, являются также и более интегрированными в том, что состоят из частей. живущих для других частей и для целого. Нам нет надобности в подробностях показывать такой же контраст между неразвитыми и развитыми обществами; повсюду постоянно возрастающая координация частей проявляется с очевидностью. Дабы показать, что то же самое имеет место и по отношению к продуктам общественности, достаточно будет одного примера; наука стала более интегрированной, не только в том, что каждый из её отделов составляется из взаимно-зависимых тэорем, но и в том, что различные отделы взаимно зависимы, то-есть—не могут производить изысканий—каждый в своей области,—без помощи других отделов.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ. Занон развития (продолжение).

§ 81. Рядом с изменениями, о которых мы говорили, совершаются другие, большой напряженности и большого разнообразия и которые до сих пор были неизвестны или же не были открыто признаны. Мы сказали, что интеградия каждого целого происходит единовременно с интеграцией каждой из частей, составляющих целое. Но каким образом совершается разделение каждого целого на части? Вот превращение, гораздо более замечательное, чем переход целого от состояния несвязного к состоянию связному—и формула, которая ничего не говорит об этом, упускает из виду больше половины того. что она должна выразить.

Этой ‘болыней половиной мы теперь и займемся. Мы посвятим эту главу второстепенным перераспределениям материи и движения, сопровождающим главное перераспределение. Мы видели, что если в очень несвязном аггрегате второстепенные перераспределения и производят лишь скоропреходящие результаты, то совсем иное с аггрегатами, занимающими середину, ни очень несвязными, ни очень связными; в этих случаях результаты вторичных перераспределений более или менее продолжителъны: это—изменения •строения. Каково всеобщее выражение этих изменений строения? К исследованию этого мы и приступаем.

Одно название—сложное развитие—заключает уже в себе ответ. Уже одним тем, что назвали простым развитием интеграцию веицества и рассеяние движения, не сопровождаемые вторичными перераспределениямн, мы утверждали молчалнво, что сложность есть следствие второстепенных перераспределений. Очевидно, что есля во время перехода от несвязного к связному, совершаются я другие превращения, то масса, вместо того чтобы оставаться однообразной, должна становиться многообразной. Открытое положение тождественно этому. Сказать, что главное перераспределение сопровождается второстепенными, значит сказать, что рядом с изменениями, йдущими от рассеянного состояния к сгущенному, совершается изменение от однородного к разнородному. Вътовремя, как составляющия массы интегрируются, они, кроме того, еще и дифференцяруются *).

Это—вторая точка зрения на развитие. В параллель тому, как в последней главе мы рассмотрели бытия всех порядков в их прогресснвной ннтеграцин, в настоящей главе мы рассмотрнм нх в нх прогрессивной дифференциации.

§ 82. Контрасты, отмечающие аггрегатнвный процесс на всем пространстве звездной системы, указывают на то, что здесь возрастает также и разнообразие строения. Одне туманности находятся в очень раз{*еженном состоянин и форму нмеют неправяльную, другие имеют форму спиральную, колыиеобразную, сферическую н яр. Мы наблюдаем одне груяпы звезд, члены которых широко разбросаны н другие, яредставляющия все степени сгущения, вплоть до шарообразных групя, звезды которых весьма тесно скучены. Мы наблюдаем группы, различающиеся по численностн заключающяхся в ннх звезд, начнная с таких, в ко-

¹) Необходимо понимать эти термины в их относительном смысле. Так, как мы ровно ннчего ве знаем вя об абсолютном рассеянии, нн об абсолютвом сгущевии, то переход от состояния рассеянного к менее рассеянному есть переход от меньшей связвости к большей, и, равным образом, так, как никакое конкретное бытие не представляет нам абсолютвой простоты, так, как вичто не однообразно абсолютвог так какь мы нигде ве находии иолной однородности, то превращение всегда совершается к большей сложностн или к возрастающему многообразию или, еще иваче, к более полвой разнородности. Чятатель необходимо должен помнить, что териины эти имеют смысл относительвый.

торых всего две звезды. Громадно различаются звезды по величине, как действительной, так и видимой; не все звезды одного цвета, не все дают одинаковые спектры и можно допустить, что они сильно различаются по физическому состоянию. Кроме этих детальных разнородностей, существуют я более общия. В однех частях неба много туманностей, в другнх —только звезды. В одном месте—небесное пространство ночти пусто, в другом — кншит звездами и туманностямн.

В теченин своего сгущения вещество солнечной снстемы стало <юлее разнообразным. Газообразный сфероид на путн своем к аггрегация претерпевал все более и более многочисленные и резкие дифференциации, яроисходявшие от потерн внутренняго движения, от повторенных теперь вещества, отрывавшегося в пространство в внде колец, от возраставшей разницы между плотностью н темяературой внутренности н ялотностью и температурой внешней яоверхности, пока этя дифференциации не ярнвели к образованию организованной группы, какой мы ее наблюдаем теперь, •состоящей нз солнца, планет н ях спутников. Разнородность этой груяяы проявляется в разлячных контрастах. Громадные контрасты веса н объема между солнцем и яланетами; существуют также второстепенные контрасты между планетами и между планетами я спутниками. Существует еще один контраст между солнцем и планетамн,’ контраст темяературы н есть повод думать, что планеты и ях спутннки отлнчаются друг от друга не только теплотой, получаемой нмн от солнца, но н своей собственной. Прнпомним еще, что орбиты я ося планет имеют не одинаковое наклонение, что планеты обладают разлнчнымн удельными весамн,—и нам ясна станет сложность, возянкшая в солнечной системе вследствие второстеяенных перераспределеяий, сопровождавших главное.     _N

§ 83. Оставнм этот гипотетический прнмер, который следует цевить не больше того, что оя стоят, без всякого пристрастия к общему тезису—а перейдем к ряду прнмеров яе столь сомвнтельяых.

Совремеяяымн геологамн прнзнано, что Земля некогда была расплавлеввой массей и что внутреяяость её до сих пор еще жндка. Следовательво, Земля векогда была сравнительно однородвой и должва была также обладать однообразвой темяературой, по прнчияе горячнх токов. происходивших в ней. Ояа была окружен атмосферой, состоявшей частью из элементов воздуха и воды, частью из других элементов, переходящих в газообразное состояние при высокой температуре. Охлаждение вследствие излучения, которое вначале должно было происходить гораздо быстрее, чем теперь, тем не менее требовало громадного времени для того, чтобы произвести заметное изменение; но в конде концов оно произвело дифференциацию между массой и частью её, наиболее способной терять теплоту, то-есть—поверхностью. Дальнейшее охлаждение, обусловив осаждение всех отвердеваемых элементов, содержавшихся в атмосфере, а потом —и воды и отделение этой жидкости от воздуха, должна была произвести вторую крупную дифференциацию, а так как сгущение частей, входивших в атмосферу должно было начаться с наиболее холодных точек поверхности, то-есть вокруг полюсов, то следствием этого должна была явиться географическая дифференциадия.

К этим примерам возрастающей разнородности, которые_г хоть и выведены из законов материи, должны быть не менее, принимаемы как гипотетические, геология ирисоединяет многочисленный ряд фактов, установленных индуктивно. Строение Земли из века в век становится все более и более сложным вследствие умножения пластов, составляющих её кожу; оно из века в век становится более слоясным вследствие того, что осложняются самые пласты: в самом деле, недавние пласты, образовавшиеся от разрушения древних, в большинстве случаев чрезвычайно сложны по своему составу. Эта разнородность громадна возрасла от действия еиде расплавленного ядра на его оболочку; этим действием объясняется не только большое разнообразие огненных горных пород, но и поднятия осадочяых слоев под всевозможными углами, происхождение рудных жил и месторождений и безконечного разнообразия смещений и неправильностей. Кроме того, геологи сообщают нам, что поверхность Земли становится все более и более не одинаковой, что самые древние горные кряжя это самые низкие и что Алды и Гималай новейшого происхождения; весьма вероятно, что соответствьнные изменения происходили и на дне Океана. Мы открываем, что это непрестанное умножение разлячий имело следствием то, что ни одна из поднявшихся над уровнем Океана частей земной поверхности не похожа на другую, по своимъочертаниям, по геологическому строению или по химическому составу и что всюду почти поверхность эта на каждом шагу изменяет свой характер.

В то же время совершается постепенная днфференциация климатов; по мере того, как Земля охлаждалась н отвердевала её кора, температура частей поверхности, доступных большему влиянию солнца, все более н более удалялась от температуры частей, на которые солнце действовало слабее. Такнм путем установились современем контрасты между поясами, вечно покрытыми льдом и снегом, теми в которых чередуются лето и зяма—с различной периодичностью, завнсящей от широты—н теми, в которых лето и знма почтя не отличаются. Кроме того, так как образовавшиеся там н сям возвышения н пояижения земной коры, яроязводят неправнльное расяределение контннентов н морей, то вследствие этого возннкают новые климатические разлнчия в дополнение к тем, которые обусловлнваются широтой; другие нзменения того же порядка обусловливаются возрастающим различием в высоте различных стран над уровнем моря, отчего в различных странах повторяются арктические, умеренные и тропнческие климаты. Общнм результатом этнх нзменений является то, что каждая обшнрная область имеет свон особенные метеорологические условия и каждая часть областн более нли менее отлнчается от других частей строением, рельефом, составом почвы.

Мы видим. такиим образом, что поразятельный контраст представляет наша Земля, какою мы теперь ее наблюдаем, кора которой представляет массу явлений, еще не исчеряанных до конца географамн, геологами, метеорологамн н мннералогамн,—с тем расплавленным шаром, из которого она возникла путем развнтия.

§ 84. Самые ясные, многочисленные н разнообразные примеры возрастающого многообразия, которое сопровождает прогресс интеградии,—доставляются нам жнвымн органнзованными существамн. Жнвые тела отлнчаются, как мы внделн, большнм колнчеством скрытого двнжения; онн же являют наивысшую степень второстепенпых перераспределений. которым благоприятствует большое колнчество внутренняго двнжения. История жнвотного или растения, показывающая нам как онн вырастают, показывает также, как частн нх, в то же время, становятся все более разнообразными. Превращение это имеет несколько форм.

Химический состав животного или растительного зародыша почти однороден; мало по малу он перестает быть однородным. Различные азотистые и безазотистые соединения, первоначально смешанные в однородное цело, постепенно отделяются, в различных количествах скопляются в разлнчных точках и, претерпевая изменения, дают начало новым комбинациям. В растениях — крахмалистьгя и белковые вещества, составляющия зародыш, в одном месте дают начало большему количеству клетчаткн, в другом —большему количеству хлорофилла. В частях, из которых произойдет поверхность листьев, известные материалы превращаются в волоски. В одном месте—крахмал превращается в изомерный ему эквивалент —сахар, а в другом —в другой изомерный эквивалент —камедь. Путем второстепенных изменений часть клетчатки превращается в древесину, а другая—в вещество, образующее кору. Образующиеся таким образом все более и более многочисленные соединения, смешиваясь в различных пропорциях, дают начало новым разлячияи. Животный зародыш, элементы которого точно так же рассеяны и смешаны, претерпевает подобное же химическое превращение. Составляющие его протеин, жиры н солн в различных местах группируются в различных отношениях и умножеяие изомерных форм ведет к новым смесям, к новым комбинациям, представляющим множество второстепенных разлнчий. В одном месте потенневшая от сгущения масса гематнна (красящее вещество крови) растворяется в крови, в другом —соединение жировых и белковых веществ образует нервную ткань. В одном месте азотистые соединения превращаются в хрящ, а в другом —известковые соли, накопляясь в хрящ, кладут основание кости. Медленно и нечувствительно эти химические дифференциацин становятся все более и более многочисленными и заметными.

В то же время возннкают контрасты в гистологическом строении. Место вещества, не представлявшого никаких отдельных частей, занимают разнородные по строению ткани и каждая первоначальная ткань производить вторичные модификации, даюшие надало под видом тканей. Зернистая протоплазма растительного зародыша н та протоплазма, которая образует точку роста в почке, порождают, повидимому, точно такие же клеточки. Одне из них увеличиваются, сплющиваются и, соединяясь своими краями, образуют наружную оболочку. Другие сильно удлиняются н соединяются в пучки, кладя основание волокнам древесины. Некоторые, прежде чем начать удлнняться, перестают уплотняться на своей внешней поверхностн, так, что во время удлннения уже образовавшееся уплотнение принимает форму спирали, сетки, ряда колец, потом, через срастание удлиненных клеток, образуются сосуды. Но еще раньше этого каждая нз этнх дифференцированных тканей дифференднруется снова: например, существенная часть лнста, хлорофилль, соединяется в комочки, скопляющиеся в верхнем слое листа в то время, как в нижнем он приобретает губчатое строение. Аналогичные превращения совершаются в оплодотворенном яйце. Сначала—это группа вполне сходных клеточек. чрезвычайпо быстро достигающая периода, в котором они становятся несхожнми. Часто повторяющееся раздвоение поверхностных клеточек, вследствие этого уменьидение их объема и, позже. объединение ях во внешнюю оболочку—вот первая дифференциация; потом, вследствие аналогнчного, но более энергнчного процесса внутренность этой оболочкн становнтся отлнчной от остальных её частей. Путем накопления такнх изменений, слишком многочисленных для того, чтоб можно было их перечнслнть здесь, образуются классы н подъ-классы тканей, которые, комбинируяс разнообразнейшими способами, составляют органы.

Изменения в очертаниях как целого организма, так н его органов, равным образом подчинены общему закону. Вначале— все зародышн нмеют шаровидную форму и все органы—форму почек или простых округленных скоплений. Из этого первоначального однообразия, из этой простоты берет начало процесс, прнводящий как целое, так и главнейшие его части к многообразию н сложностн очертаний. Разрезывая почку молоденьких листьев, тесно сжатых в почке, мы увидим, что узел, несущий их на себе,—есть центральная почечка, несущая на себе боковые, которые могут развнться в лист, в чашелистник, в лепесток, в тычинку, в пестнк. Все этн части, в развитом внде совершенно несходные, былн некогда вполне сходнымн. Сами зародышн уклоняются от первоначального однообразия очертаний н, в то время, как каждая ветка становится более или менее отличной, воздушная часть растения становится отлнчной от части* скрытой в земле. То-же самое имеет место и по отнощению к органам жнвотного. Так, напрнмер, члены суставчатого, первовачально вполне сходные, образуют однородную цепь; но потом, вследствие постоянных отклонений, возникает между ними различия, какие мы можем наблюдать у крабба нли гомара. Позвоночные также представляют примеры первоначального сходства. Крылья и ногн птичьяго зародыша имеют одну н ту же форму.

Таким образом в каждом животном, в каждом растении замечательные второстепенные перераспределения сопровождают славное. Сначала—это разница между двумя частями; потом в каждой из них обозначаются новые различия, приобретающия такую же определенность, как и первое; далее различия возрастают в геометрической прогрессии, пока не будет достигнута сте-> пень сложности комбинаций, определяющая зрелость организма. Это история всех без исключения живых существ. Подхватив мысль высказанную Гервеем, Вольф и Бэр показали, что всякий органиЗил в период своего развитм переходит от состояния однородности к состоянию разнородности. Давно уже физиологи призналя эту нстину *).

¹) С изложевием этого общего начала у Бэра я познакомился в 1852 г. Всеобщвость этого закона всегда была для мевя постулатом, тесво связавным с убеждением, если не открыто, то молчаливо признаваемнм,—-в едивстве всех явлений природы. Положение, что всякое растевие н всякое животяое, иервоначально одвородвые, становятся постепенво развородвыми, установливаст коордивацию в масс+ ве-организованяых или яесовершенно организовапвых вещеП. Правда, в моей Социалъной Сшатике (Ч. ИУ, § 12-16), написавный раньше, чем я позвакомился с формулой Бзра, я утверждал, что развитие индивидуального и социальвого оргаяизма состоит в переходе от простоты, к сложности, от частей независимых я подобвых к частям несходнымь и взаимно зависимых; я исходил из аналогии, лежащей в основании воззрений Мильвъ-Эдвардса на физиолоиическое разделенге труда. Но есии формула Мильнъ-Эдвардса и может бнть приюжева к явлениям надь —органическим, то для неоргавических ояа оказывается слишком спедиальной. Услуга, оказываемая форыулой Бзра объясняется тем, что формула это гораздо более обща, так как лишь после того, когда наидена для органических превращевий самая наиобщая формула, возможва определить, что общего в этих преврещевиях с неорганическими явлевиями. Первос еистематнческое нзложение мысли, что превращевие^ совершающееся во всявом органязне в направлении развития, совершается также во всех вообще вещах,—лервое изложение этой мнсли находится в статье Проиресс, еьо закон и причина которую я поместииь в Вестминстерском Обозрении за Апрель 1857. Настоящая глава воспроизводит суть этой статьи. Но должен оговориться, что там я допу-

§ 85. Если мы перейдем от различных животных к жизни вообще и спросим себя, проявляется лн общий закон в целом жизненных явлений, разнороднее лн современные жйвотные и растения, чем дреэнейшие, разнообразнее лн современные флора и фауна чем флора н фауна прошедшого, то наидем лишь отрывки доказательств н заключение может возбуждать сомнения. Две трети земяой поверхности покрыты водой; большая часть обнаженной поверхности недоступна ялн не была еще обследована гео~ логами; большая часть остального пространства исследована поверхностно н можно утверждать, что наилучше нзследованные местности, как, например, некоторые частн Аиглии, нзучены были так плохо, что в теченин нескольких лет оказалось возможным прнбавять к её строению новый ряд пластов; так что мы неможем сказать с уверенностью, какие существа жили в данный период, какие не жилн. Еслн мы приймем во вннмание, что мно~ гия ннзшие органнческие формы весьма легко разрушаются, что многия осадочные пласты подвергались метаморфозам, а которые не подвергались—представляют лропуски, то яайдем новые оспования для того, чтобы не особенно доверять нашим дедукциям. Мы знаем, с одной стороны, что не раз открывали остаткн позвоночных в слоях, где ях не предполагалось, остатки гадов в слоях, которые считались содержащнми лншь рыб н остатки млекопитающнх там, где, как полагали, яе было существ выше гадов: ежедневно выясняется, как мало можно придавать цены отрицательному доказательству. С другой стороны мы виднм, что гипотеза—будьто мы открыли остатки первой эпохн жязни илн что ннбудь приблнзительное, равным образом, теряет всякое значение. Нельзя больше отрицать, что самые древния водные образования. какие только язвестны, быля значятельно нзменены действием огяя, а еще древнейшие—совершенно преобразованы. Раз мы прнзнаем, что осадочные пласты, более древние чем самые древние яз известных, подвергались плавлению, то должны допустять, что*

стил ошибку, которую повторнл и в первом издавии этой книги: я предполагал что превращевие одвородного в развородное составляетъразвитие; мы увидим, чхо превращевие это составляет суть второстелеяного перераспределевия, сопровождающого в сложном развитии главное перерасяределение или, как это ясво,—ово составляет и амую заметную часть этого второстепевного перераспределения.

невозможно сказать сколько времени протекло со времени разрушения этих осадочных пластов. Итак, очевидно, что называть самые древние из пластов, содержащих окаменелости, палеозическими—значит совершать petitio ргипсирии; например, мы имеем основание полагать, что до нас дошли только последния главы биологической истории земли.

Из всех рассеянных в природе и собранных нами фактов можно извлечь лишь сомнительные заключения. Опираясь яа ансамбль фактов, сторонннк отяв прогрессивного развнтия животных форм может пытаться доказать, что остатки самых древних позвоночных, какие только известны,—суть остаткн рыб, самых однородных нз позвоночных; что более разнородные гады выступают позже и что еще более разнородные млекопитающия я птицы приходят последннми. Но ему можно возразить, что так как палеознческие осадки образовалнсь в лнманах, то оня н не должны содержать в себе наземных позвоночных, хотя бы такие и существовали в то время. Этот же ответ можно дать я тем, кто утверждает, что позвоночная фауна палеозического периода, насколько мы зяаем —целиком состоявшая из рыб, была менее разнородна, чем современная позвоночная фауна, состоящая яз множества родов гадов, рыб, млекопитающнх; а не то сторонники постоянства типов могут, повидимому,—с полным основанием утверждать что еслн последния геологические эпохн н кажутся обладающими формамн высшнмя и более разнообразными, то обязаны этнм иммиграции. Оня могут сказать, что континенг, поднявшийся из Океана, далеко от ранее существовавшихи континентов, необходнмо населнться насчет яоследних и яменно в таком порядке, какой представляют нам пласты. Аргументы за н протнв одннаково мало убедительны. Дабы показать, что развитие более однородных органнческих форм в более разнородные не могло иметь места, сторонняк постоянства укажет ва пропуски, прерывающие ряд этях форм; но ему достаточно ответять, что современные геологнческие нзменения показывают нам. почему этн пропуски нензбежны и почему вследствие поднятий и яоннжений больших яространств, обшярные пробелы, какие прерывают большие геологнческие эпохн, необходямо должяы были пронзойтя. Еслн протнвннк теорин развития сошлется на факты, изложенные м. Гбксли в его лекцин о постоянных типахь: ес.ии он укажет, что из двухсот, прнблизительно, родов нзвестных растений ни один не может быть назван исключительно ископаемым, что среди животпых не существует ни одного класса, вполне угасшого и что из ископаемых родов животных едва-ли есть семь на сто, которые не имели бы своих представителей в современной фауне; если он станет утверждать, что между этими, родами существуют такие, которые жили не изменяясь начиная с силлурийской эпохи до наших дней и если он заключит из этого, что сходство между живыми формами прошедшого и живыми формами настоящого гораздо значительнее, чем то совместимо с гипотезой развития,—то можно уничтожить всю его аргументациюфактом, на котором настаивает м. Гёксли, а именно, что у нас есть доказательства существоваяия до-иеологического разбимия, продолжительность которого неизвестна. Если мы вспомним, что громадные понижения силлурийской эпохн доказывают, что и в та время земная кора была почти также толста, как в наше; есля мы заключим отсюда, что время, необходимое для образования такой толщи—должно быть громадным в сравнении с тем, какое протекло потом, если иы предположим, на что имеем основания, что в течении этого громадного периода правильно совершались геологические и биологические изменения,—то убедимся не только в том, что открываемые нами палеонтологичеекие свидетельства не опровергают теории развития, но что они именно таковы, какими можно было-бы заранее предсказать их.

Кроме того, не следует забывать, что, хотя факты не допускают ни утверждения, ни отрицании, тем яе меяее самые замечательные из них даиот повод дредполагать, что более раз~ нородные организмы н группы организмов дроизошли путем развнтия яз менее разяородных. Один из таких фактов состоит в том, что последния третнчные ископаемые все одного тияа с совреиенными животнымн, Другой такого же рода факт —это открытие палеотерия и анаплотерия, которые, по профессору Оуэну, представляют промежуточный тнд между изве^ стными современными. Существуют еще третий факт, значение которого еще важнее: это относнтельно недавнее яоявление человека. Так, что мы можем сказать, что если н очень мало знаем нсторию жизни на земле-чтобы иметь право утверждать a простом нля сложном развятии, в индивидуальных ли формах или в аггрегатах форм, то все, что известно не только даст нам лраво думать, что развитие нмело место, но и согласуется с етим убеждением лучше, чем с каким лнбо иным.

;§ 86. Свндетельствует лн биологичесвая история Земли о переходе однородного в разнородное или не свидетельствует, a прогресс яоследняго по времени творенья, самого разнородного из всех, Человека, представляет поразительный прнмер такого перехода. Одинаково верно как то, что в течение яериода, в который населялась Земля, человеческий организм в цивилизованных подразделениях вяда стал разнороднее, так и то, что вид, взятый как целое, стал разнороднее вследствие увеличения числа я днфференциадия рас. В подтверждение первого положения мы можем прнвестн однн факт: что в относительном развития члелов цивилнзованный человек дальше уклоняется оть общего типа одноутробных млекопитающих, чем низшие расы. У папуа тело н рукя весьма хорошо раззиты, ногя же—очень коротки: он лапомннает нам четвероруких, задния конечности которых no велнчине нисколько не отлнчаются от передних. Напротив, у европейца ногн приобреля значнтельно большую длнну н толщнну, верхния н ннжния конечностн, сравнительно, более разнородны. Друтое доказательство этой ястнны мы находим в отношении костей черепа к костям лнца. Вообще у позвоночвых характерная черта развития состонт в возрастающей разнородностя позвоночннка и особенно—частей его, образующих череп: в самом деле, что особенно отличает высшие порядки животных —так это относятельно большая величнна костей, прикрывающих мозгя и относительно малая величнна костей, образующнх челюсти н пр. Этот признак, резче выраженный у человека, чем у другнх животных, у европейца заметнее, чем у днкаря. Далее, если основывается на большом разнообразин и большбй силе отправлений нервной системы, то можно заключить, что у цнвнлизованного человека нервная сиетема гораздо сложнее н разнородное, чем у нецивнлнзованнаго: что указывает на увелнчение связей его мозга с прилежащимн ганглиямн. Еслн требуется еще доказательства, мы яайдем их в ребенке. Днтя европейца во многом похоже на человека нязшей расы: напрнмер, широкнм н сплюснутым но•сом, впалым переносьем, шнряною ноздрей, формой губ, отсут^ствиом лобной пазухн, (Sinus frontalis) большим расстоянием между глазами и сравннтельно небольшой велячнной ног. Развитие, превращающее этн черты в черты европейского юношн, состоит в продолженин изменеяия одяородяого в разнородное, изменония, яоторое совершалось и в период развития зародыша; это признают все физиологи. Отсюда следует, что развитие, изменившее черты дикаря в черты человека цивилизованной расы, также есть продолжение перехода однородного в разнородное. Истинность второго положения, что человечество в его целом стало более разнородным, слишком очевидна для того, чтоб нужны были иллюстрации. Нет этнологяческого сочинения, которое бы не признавало этой истины установлением разделений и подъ-разделений человечества. Даже в том случае, если мы приймем гипотезу, производящую человечество от нескольких отдельных корней, то все же несомнеяным останется, как это доказьгвает филология, что несходные тепер племена произошли из одного корня и что раса в её целом —яыне гораздо менее однородна, чем была когда-то. Прибавьте к этому., что в англо-американцах мы имеем доказательство возможности образования в период нескольких поколений—новой разновидности и что, если только верить рассказам некоторых наблюдателей, другую новую разновидность мы увидим скоро в Австралии.

§ 87. Если от человечества, рассматриваемого в его нндивндуальных формах, мы перейдем к человечеству, воплощенному в обществе, то встретим еще больше примеров общего закона. Изменение однородного в разнородное проявляется одинаково выразительно как в прогрессе ‘цивилизации, рассматриваемой въея целом, так и в прогрессе каждого племени, каждой нации; и теперь оно совершается с возрастающей быстротой.

Как показывают нам варварские племена, общество в его первобытной и низшей форме есть однородное собрание индивидов которые обладают одинаковыми способностями и совершают одинаковые отправления; единственная разница в отправлениях производится различием полов. Каждый человек и воин, и охотник, и рыбак, фабрикант орудий и строитель; все женщины исполняют одне и те-же работы; каждое семейство вполне удовлетворяет оебя и могло-бы жить нзолированно от других, еслиб не было необходимостн нападать и защищаться. Но уже на самой ранней <угупени общественного развития мы открываем начало дифференциации на управляющих и управляемых кажется, что первым шагом прогресса, сплотившого бродячия семьи в кочевые племена, было появление чего-то вроде власти. Власть сильнейшого признается в группе днкарей так же, как стаде животных или в компании школьников. Сначала эта власть неопределенна, неуверена; в ней участвуют все индивиды более или менее сильные и она не ведет за собой различий в занятиях или в образе жизни: первобытный вождь сам добывает свою дичь, сам делает свое оружие, сам строит свой шалаш и с экономической стороны ничем не отличается от других членов племени. Но мало по иалу, no мере того как племя прогрессирует, контраст управляющих с управляемымн становится все резче. Верховная власть становнтся наследственной в одной из семей; глава этой семьи перестает сам заботнтся о своих нуждах; ему служат другие члены племени, он же начянает заннматься только управлением. В то же время возникает другой род иравительства, координнруюшийся с первым, правнтельство Религин. Все древние пнсатели свидетельствуют н предания доказывают, что первые вождн почиталнсь как лица божественные. Зайоны я порядки, введенные имн при жизнн, после нх смерти счяталнсь священнымн и нх прдемники, почнтавшиеся как лнца божественного происхождения, сообщаля закону авторитет своей сялы; этн преемннкя наряду с их предком занимали место в пантеоне племени н к ним обращалясь с молитвами н знакамн почитания. Самый древний из этих вождей—богов становнлся верховным богом, другие—подчнненными божествами. Впродолженин многнх веков правительства того я другого рода, возннкшие единовременно, власть граждансисая и власть церковная,—оставалнсь тесно соединенными. Впродолжении длянной смены поколений король продолжал быть верховным —первосвященннком я духовенство набнралось из королевской семьи. Долгое время религиозный народ содержнт в себе, в большей илн меньщей степени, гражданские узаконения н закон гражданский получает в большей нлн меньшей степенн—от религин санкцио. Долгое время даже у самых передовых народов этя две власти, долженствующия ограннчявать одна другую, не былн разделены совершенно. Существует еще одно правительство, происходящее из того-же источннка, как я два первые, н мало no малу уклонявшееся от ннх: это правнтельство обрядов н прнличий. Все почетные титулы вначале суть просто нмена короля—бога; потом —Бога н короля, потом —лиц высшого ранга н, наконец, некоторые из ннх сталн употреблятся в приложений ко всем людям. Все формы обращения былн вначале—выражения покорности победнтелю со стдроны пленника, нли владыке человеческого нли божественного пронсхождения со стороны цодданных; позже—эти формы употреблялись в сношениях с правителями второстепенныня и, наконец, ими стали все пользоваться в ежедневных сношениях. Все формы прдветствия были некогда преклонениями перед монархом и составляли форму культа, воздававшегося ему носле его смерти. Позже стали точно также привествовать других членов божественной расы, а в конце концов известные приветствия сделались по праву принадлежащими всем. Таким образом, как только первоначэльно однородная общественная иасса дифференцировалась на управляющих и управляемых, первые в свою очередь дифференцировались на правителей светских и духовных, образовались Церковь и Государство; в то-же время новый род правительства, более неопределенный, регулирующий наши ежедневные сношения, дифференцируется от двух первых, воплощаясь на свой манер, как это мы наблюдаем в геральдических учреждениях. Каждый из этих родов правительства претерпевает, в свою очередь, дальнейшие дифференциации. В течении веков в Англии, например, развилась очень сложная политическая организадия, состоящая из короля, министров, лордов и общин, из подчиненных административных округов, судебных мест, казны и пр.—а в провинциях —из администраций общины, графства, прихода или ассоциации, каждая из которых сама по себе более или менее сложна. Рядом существует весьма сложная церковная организация, е её служителями всех рангов, начиная с архиепископа и кончая ризничим, с её коллегиями, собраниями и духовными судами; надо принять в счет и с каждым днем увеличивающуюся массу сект, имеющих свои общия и местные власти. В то-же время развивается очень сложная система обычаев, приличий, мод, устанавливаемых всем обществом и служащих к регулированию менее важных междучеловеческих отношений, находящихся вне санкции государственной или церковной. Далее, надо заиетить, что это иостоянно возрастающая разнородность правительственных отправлений каждого народа сопровождается возрастающей разнородностью в правительственных отправлениях всех наций; в самом деле, все нации различаются более или менее по их верованьям и церковным учреждениям, по господствующим в них обычаям и обрядам.

В то-же время совершается иная дифференциация, особого рода, разделяющая массу общества на классы или роды работников. В то время, как класс управляющих претерпевал сложное развитие, пример которого мы привели, класс управляемых в свою очередь претерпевал не мепее сложное развитие, следствием которого было то совершенное разделение труда, какое мы наблюдаем у цивилизованных наций. Нет надобности следить за этим процессом с минуты его возникновения до образования каст на Востоке н корнораций в Европе, до сложной организации яроизводителей н потребителей, какую мы наблюдаем теперь. Политическая экономия давно уже показала, что исходной точкой развития является общество, все члены которого все для себя исполняют самн, каждый для себя, а точкой, к которой оно направляется—общество, члены которого нсполняют разлнчные, не одинаковые действия, каждый—для других; полнтнческая экономия указала, кроме того, и изменения, яутем которых единичный яроизводятель товаров превращается вь еястему пронзводнтелей, нз которых каждый исполняет свое особое дело в производстве. Этот прогресс от однородного к разнородному в примышленной организации общества нмеет еще другие стороны, чрезвычайно важные для нас. Долго спустя яосле того, как завершнлся ярогресс, разделнвший яронзводство между разлнчными классами работяяков, еще не существует разделения труда между различнымн совершенно отдельнымн частямн общества нля, если н существует, то в самой слабой степенн. Но когда становятся многочнсленнее н совершеннее дорогн и нные перевозочные средства, различные областн начннают специализироваться на разлячных яроязводствах и связываются взанмной завясямостью. Пронзводство хлопчатобумажных тканей локализнруется в одной местности, полотняных —в другой; шелк производится в одной областн, кружева—в другой, чулкн—в третьей, обувь—в четвертой; яронзводства гончарное. медничнее и ножевое сосредоточиваются в особых городах —н в конце концов, каждая местность развивается экономическн более нли менее отличаясь от других по занятию, которому посвящает себя её население. Этого рода разделенде труда совершается не только в граннцах одной национальностн, но также я между различными национальностями. Обмен товарами, которому свобода торговли обещает в будущем широкое развитие, в конце концов прнведет к большей нли меныней специализации промышленности каждого народа. Таким образом, прогресс, начинающийся с днкого племени, почтн, если не вполне однородного по отправлениям его членов, направляется к экономнческой аггрегация всей расы, становящейся все более и более разнородной со стороны неодинаковых отправлений, принятых на *себя различными нациями, неодинаковых отправлений. прннятых на себя разлнчными частямн наций, неодннаковых отлравлений, прияятых на себя разлнчнымн фабрикантамн н торговцамя в каждом городе и неодннаковых отправлений, прннятых на себя разлнчнымя работннкамн каждого пронзводства.

§ 88. Не одно развнтие общественного органнзма дает нам хореший прнмер общего закона; все продукты человеческой мыслн н человеческой деятельностн, абстрактные ялн конкретные, реальные нлн идеальные—безразлично, явно свндетельствуют в подтверждение этого закона. Начнем с языка.

Самая ннзшая форма языка есть восклицание, выражающее в одном звуке целую мысль. Ннчто не доказывает, что человечесюий язык когда нибудь состоял ясключнтельно из воскляцаний и, образуясь из одной частн речи, был вполне однороден. Но признано, что можно проследнть язык почти до того периода, когда он состоял только из существнтельных и глаголов. Мы открываем нзменение однородного в разнородное в постепенном увеличении чясла частей речн, образуемых из материалов, какие дают существнтельное н глагол, в прогрессивной дифференциации тлаголом на действнтельные н страдательные, существнтельных — на абстрактные и конкретные, в разлнченин падежей, времен, лиц, чисел, в образованин вспомогательных глаголов, прилатательных, наречий, местоямений, предлогов, членов, в отклонениях этях порядков, родов, вядов —н в разнообразия частей речн, которымн цнвилнзованные расы передают тончайшие оттенки ощущений. Мнмоходом заметям, что английский язык обязан своим совершенством главным образом тому, что он довел это расчленение речн дальше я провел его строже, чем все другие языкн. Мы можем проследить развнтие языка еще с другой стороны, занявшнсь днфференциацией слов однородного смысла. Давно уже фнлология дозналась, что можно во всех языках сгруппнровать слова в семейства, нз которых каждое пронсходит от одного общего предка. Первобытное слово, безразлично прилатаемое вначале к целому обшнрному классу вещей нля действий, распадается на несколысо моднфнкаций, выражающих главнейшие подразделения класса. Эти различные названия, произшедшие из о®щого корня, самн становятся родителями новых, «еще более разнообразных слов. Более того, в настоящее время мы обладаем систематическим способом составлять производные слова для выражения еще более тонких различий н благодаря этому способу образовалось большое племя слов столь разнородных по звукам и по смыслу. что, не поднявшись к их источнику, нельзя и поверить в нх происхождение от общих корней. Такивгь путем произошел напгь язык, в котором более шести тысяч различных слов, из которых каждое обозначает какой нибудь особый предмет, особое качество, действие. Но, кроме того, для языка существует еще один путь изменения от однородного к разнородному: это—умножение языков. Все равно, произошли ли все языки от одного общего ствола, как полагают Макс Мюллер и Бунзен или. как полагают другие филологи, от нескольких стволов, остается очевидным. что так как большие семейства языков, как, например, семейство индо-европейское, происходят от одного общего предка, то, следовательно, они должны были образоваться путем постоянного и возраставшого расчленения. Расселение, положившее начало различию рас, единовременно обусловило дифференциацию их языков: в каждой отдельной нации мы находим доказательство этому в особенностях наречий различных округов. Таким образом, прогресс языка согласуется с общим законом как в развитии наречий, так и в развитии семейств слов, так и в развитии частей речи.

Переходя от языка речи к языку письма, мы открываем несколько порядков фактов, имеющих одно и то же значение. Язык письма принадлежит к одному семейству с живописью и скульптурой; все трое суть принадлежности архитектуры и связани* первоначально с первобытной формой правления—теократической. Я ограничусь кратким указанием факта, что дикие племена, как, например, австралийцы и обитатели южной Африки, рисуют лица и события на стенах подземелий, служащих, вероятно храмами. Перехожу затем к египтянам. У египтян, также как и у ассирийцев, стенная живопись употреблялась для украшения хра~ ма божества и дворца короля (то и другое вначале не различались); поэтомуона относилась к правнтельственным функциям. также_г как политические торлсества и религиозные празднества. Кроме того, живопис^ ии потому еще принадлежала к правительственныись функциям, что изображала культ божества, победы бого-царей, преклонение подданных и наказание мятежников. Она и потому еще была правительственной функцией. что глазам народа представлялась священной тайной. Употребление этих раскрашенных изображений породило другое искусство, представляющее легкое видоизменение первого, гиероглифнческое письмо, которое употреблялось еще у мексиканцев в эпоху завоевания Мексики. Одну за другой упрощали самые обыкновенные яз фигур этих изображений, употребляя прн этом сокращения, аналогичные тем, какияв ходу в нашем языке пнсьма и речи,—н таким путем возникла система символов, большннство которых имело самое отдаленное сходство с предметамв, которые изображало. Доказательством, что нменно так произошли егнпетские гиероглифы может служить то, что мекснканские гиероглнфы далн начало аналогнчному семейству ндеографнческих форм; у макснканцев, как и у египтяя, эти формы днфференцировалясь на письмо куриомгическое нлн подражательное н троппическое нлн снмволическое; но то и другое употреблялось вместе в одяом н том же рисунке. В Египте язык яисьма подвергся дальнейшей днфференциации, вследствие чего возннкли пнсьмо гиератическое н эпистолографичеекое нли энхорическое; оба произошлн от первоначального гиероглифического. В ту ясе эноху мы открываем употребление фонетических снмволов для собственных имен, которых нельзя было изобразить нначе—н хотя уверяют, что егнптяне никогда не обладаля алфавитным лисьмом, тем не менее нельзя сомневаться в том, что употреблявшиеся нми фонетнческие символы в тех случаях, когда представлялась необходнмость помочь идеографическнм, былн зародышамн алфавитного пнсьма. Раз отделнвшись от гиероглификн, алфавитное пясьмо в свою очередь подверглось многочнсленным дифференциациям, чясло алфавитов увеличилось: в большннстве нз ннх можно заметнть следы их родства. В настоящее время каждая цнвнлнзованяая нация для изображения разлнчных звуков нмеет несколько порядков пнсаных знаков —порядков, предназначенных для различных употреблений. Наконец, еще более замечательная дифференциация пронзошла в типографском деле, которое, вначале однообразное, стало многообразным.

§ 89. В то время, как язык письма яроходил первыястадин своего развития, стенные украшения, давшие ему начало, дифференцяровалнсь в свою очередь, произведши живопись и ваянье. Богя, царн, людн, животные, изображенные на стенах, были проязводимы вырезаннымя яа каине и окрашенными линиями. В большинстве случаев линии этя были настолько глубокн, предметы, которые очерчивались ими так хорошо округлены и главные части их так резко вы<ѵгупали, что получалось произведение среднее между резьбой на камне и берельефом. В других случаях мы наблюдаем дальнейший прогресс; пространства между очерченными фигурами углублялись, а фигуры окрашивались в соответственные двета: это—разрисованный барельеф. В Сайденгаие можно наблюдать реставрированную ассирийскую архитектуру, где этоть стиль доведен до большого совершенства. Изображенные там лнда и предметы окрашены чрезвычайно грубо, но вырезаны они с. большой правдой и весьма тщательно; поставленные на углах дверей львы и крылатые быки сильно приближаются к настоящим изваяниям, но они еще раскрашены и составляют одно целое с. лостройкой. Ассирийцы весьма слабо стремились, если только стремились, произвести настоящую статую; но в египетском искусстве мы иожем наблюдать, как постепенно барельефное изваяние отделяется от стены. Достаточно одной прогулки по Британскому Музею. чтобы убедиться в этом: впродолжение ее не раз представится случай констатировать, что самостоятельная статуя произошла из барельефа; в самом деле, большинство находящихся там египетских статуй имеет такое положение тела и членов, какое характеризует барельеф; у большинства египетскик статуй весь зад, от головы до пяток, представляет одну плоскость, напоминающую о стене. к которой был прислонен барельеф. Греция в крупвых размерах проявляет черты этого прогресса. Точно» также же, как в Египте и в Ассирии, в Грецин искусства— близнецы, живопись и скульптура. сначала были соединены между собой и с их общей матерью—архитектурой—н служнли целям религии и правительства. На фризах гречеческих^ храмов ны видим раскрашенные барельефы, представляющие жертвоприношения_г битвы, процессии, игры, все. хоть отчасти религиозное; на фронтоне наблюдаем более или менее связанные с тимпаном, фигуры представляющия торжества богов и героев. Даже когда мы доходим. до статуй. окончательно отделившихся от зданий, части которыхъоне составляли. то все еще находим их раскрашенньши и лишь в последний период греческой цивилизации завершилась дифференциация скульптуры от живописи. Повторение этого развития мы открываем в христианском искусстве. Вначале все картины и статун средних веков имели сюжеты религиозные, изображали Христа, распятие. св. Деву, св. Семейство, апостолов, святых. Они.

составляли необходимые части церковной архитектуры и служили средством стнмулировать религиозную ревность, как и поныне еще в католических странах. Прибавим еще к этому, что первые изваяния распятого Христа, св. Девы, святых были раскрашены; и нам стоит лишь вспомнить раскрашенных мадонн и раскрашенные распятия, которых так много в церквах и на дорогах континентальной Европы, чтобы понять значение факта, что и досих пор еще живопись н скульпгура тесно связаны с их общей матерью. Даже когда хрнстианская скулыитура весьма определенно дифференцвровалась от живописв, она осталась по своим сюжетам религиозной и правнтельственной; ваяли саркофаги для церквей и статуи для королей; с своей стороны—живопись, если не отдавалась на служение церковным целям, служнла к украшению дворцов, а если не нзображала королевских персон, то почти исключительно посвящалась нзображению священных преданий. Только в недавния времена живопись н скульптура стали искусствамн вполне светскими. Только в последние века живопвсь разделнлась но роды—жнвопнси исторической, пейзажной, морской, архнтектурной, жанровой и пр., а скульптура стала разнородной вследствие разнообразия реальных и фантастических сюжетов, разрабатываемых ею.

Какнм бы странным это нн показалось, тем не менее верно, что все формы языка письма, жнвопнсн и скулыитуры берут свое начало от политико-релнгиозных украшений древних храмов н дворцов. Бюст, поставленный на консоле, пейзаж, висящий на стене, нумер Times’a, развернутый на столе—не имеют, без сомнения, ннкакого сходства, но тем не менее связаны отдаленным родством не только по сущности своей, но и по происхождению. Скульптурный бронзовый молоток, которым стучят в дверь рассыльный, находится в дальнем родстве не только с гравюрами на дереве в Illustrated London News, нумера которого лежат в сумке рассыльного, но и с буквами письма, лежащого в этой же сумке. Расписанные церковные окна и молитвенник, на который проникают сквозь ннх лучя света, прннадлежат к одному семейству. Изображения королевы на наших монетах, вывески лавок, рнсунки, украшающие наши кннгн, гербы на дверцах карет, правила, вывешенные внутри омнибусов, также, как куклы, детские книжки и обоя—суть прямые потомки грубых раскрашенных нзваяний, которые посвящалнсь

египтянами славе и культу их бого-царей. Может быть нет лучшого, чем этот пример —какое многообразие, какая разнородность продуктов человеческой деятельности могут возникнуть с течением времени вследствие постоянных дифференциаций.

Прежде, чем перейти к другому порядку фактов, заметим, что развитие однородного в разнородное проявляется не только в отделении жнвописн и скулыггуры от архитектуры, потом — живопнси от скулыитуры, не только в большем разнообразии сюжетов, разрабатываемых ими, но также и в сложности каждого дроизведения, отдельно взятого. Современная картина или статуя гораздо разнороднее, чем древняя картяна или статуя. Все фигуры раскрашенного египетского барельефа находятся на одной плоскости, то есть в одинаковых расстояниях от глаза; следовательно, барельеф менее разнороден, чем картина, фигуры которой находятся на различных расстояниях. Все предметы на барельефе освещены одинаково; барельеф, следовательно, менее разнороден, чем картина, изображающая разлячные предметы и различные части предметов получающими различные количества света. Барельеф пользуется основными цветами во всей их яркости; следовательно, он менее разнороден, чем картина, в которой основные цвета употреблены с умеренностью, но за то существует безконечное разнообразие переходных, разнородного состава и различаюицихся между собою не только по качеству, но и по интензивности. Далее, в ироизведениях первобытного искусства мы открываем большое однообразие содержания. Повторяется одно и тоже расположение фигур, повсюду одне и те же позы, одни и теже лица, одне и те-же одежды. В Египте рисунок имел такую неподвижность, что было святотатством внести в него что либо новое—и только при такой неизменной форме изображений возможно было начало гиероглифического письма. В ассирийском барельефе, мы открываем тотъ-же характер. Боги, короли и их свита, лю. ди и крылатые животные появляются на них всегда в однех и тех же позах, вооруженные одним и тем же орудием, занятые одним и тем же делом, с одним и тем же выражением или, вернее, с одним и тем же отсутствием выражения на лице. Если художник изобразил группу пальм, то все деревья однойвышины, навсех —одннаковое числолистьев, расположены на одинаковых расстояниях одно от другаго; если он изобразил воду, то все волны у него одинаковы, еслн рыб —то все рыбы

одной породы и на одной линии. Бороды королей, богов и крылатех фигур повсюду одне и те же; все гривы львов похожи одна на другую; то же самое и с лошадинымя. Всюду волосы расчесаны по одному способу. Борода короля имеет архитектурное строение: она состоит из рядов однообразных завитков, сменяющихся другими изогнутыми рядами, расположенными поперечно и составленными с совершенной правильностью. Пучек, которым оканчивается хвост быка, всюду изображается одинаково. Не будем указывать аналогнчных фактов, заметных еще, хотя и не столь поразительных —в первобытном христианском искусстве. Для того, чтобы убеднться в прогрессе разнородностн, стоит вспомнить, что в современных картинах содержание нредставляет безконечное разнообразие; сколько всяких поз, лиц, выражений, сколько второстепенных предметов разлнчного объема, формы, положения, строения; какой, наконец, контраст представляют различные подробности. Вбт египетская статуя, сндящая прямо я вытянувшись, положив, на колени рукн с параллельно вытянутыми пальцами, с глазами, смотрящимн прямо вперед, обе стороны которойв каждой подробности—в совершенствеснмметричны; сравните ее со статуей периода греческого процветания нли с современной; в этой мы не наидем ничего симметрнчного, станем лн рассматривать голову, туловяще, члены. прнческу. платье, аксессуары какие жябудь нли отношения с соседннми предметами. Это один из поразнтельнейших примеров перехода однородного в разнородное.

§ 90. Общее пронсхождение и постепенная диффериация поэзии музыки н танцев представляют нам другой ряд примеров. Рнтм речи, ритм звука и рнтм двяжения вначале были частями одного целого и разделилнсь лишь с течением временн. У диких племен мы находим нх соединеннымн. Днкари сопровождают свон танцы монотонным пением, хлопая при этом рукамн и ударяя по грубым ннструментам; онн сообщают взвестный размер двнжениям, словам, музыке; н всякая церемония, относящаяся, обыкновенно, к войне нли к жертвоприношению, нмеет полнтнческий характер. У самых древнях свидетелей нсторических рас мы открываем, что эти трн формы размеренного движения употреблялись на религиозных празднествах вместе. В еврейских княгах мы читаем, что победный гимн, составленный Моисеем в честь одоления егнптян, распевался пря аккомпанименте танцев и кимвал. Израелиты пели и плясали <при освящении золотого тельца. Предполагают, что культ золотого тельца был заимствованием Аписа и его таинств и весьма вероятно, что танды перед золотым тельцом были повторением египетских танцевъ_у происходивших по такому же случаю>. Ежегодно совершался танец во время религиозного празднества на Силое—и Давид плясал перед ковчегом. Тоже самое повсюду встречаем мы в Греции; мы видии здесь, что пение и сопровождающая его мимика касаются жизни и приключений богов. Вероятно, что тоже самое происходнло н в других странах. В Спарте танцы сопровождались гимнами и песнями и вообще у всех греков не было <религиозных празднеств или собраний, которые не сопровождались бы пением и танцами». Пение я танцы были частями богослужения. У римлян также былн священные танцы, например пляска салиев и луперкалия. В христианских странах и даже в сравнительно недавния времена, как, например, в Лнможе, моляпцеся пели и танцовали в честь святого. Сначала в Греции разделились и потеряли свое религиозное значение этн искусства, некогда соединенные. Всегда вероятно, что от религиозных и воинственных танцев, пример которых представляют нам пляски Корибантов, произошли собственно воинственные танцы, их было несколько видов и от них уже произошли простые танцы. В тоже время поэзия и музыка, еще связанные между собобою, отделились от танцев. Древнейшие греческие поэмы содержание имели религиозное и не декламировались, а пелись; сначала пение сопровождалось танцами хора, позже—стало обходиться без танцев. Позже—поэзия разделилась на два рода, эпнческую и лирическую и установилось обыкновение лнрнческие поэмы распевать, а эпическия—рассказывать. Не раныпе этого периода родилась поэзия в собственном смысле этого слова. Тем временем увеличнлось количество разлячных музыкальных инструментов и можно предполагать, что затем последовало отделение музыки от поэзии. Музыка и поэзия стали освобождаться от религиозного содержания. История позднейших времен и народов представляет нам факты лодобнага же значения; так, например, наши средневековые минестрелн, распевавшие под аккомпанинент арфы стихотворные героические рассказы, ими же самими сложенные и переложенные на музыку, соединяли, таким образом, в одном лице ныне совершенно отдельные функции поэта, композитора, певца и музыканта. Нет надобности приводить еще примеры, ясно, что танцы, поезия и музыка произошли от одного общего корня и ностененно дифференцировалясь.

Прогресс однородного в разнородное проявляется не только в отделенин этнх нскусств друг от друга н от религин, но также н в возраставшей днфференциации каждого из них.

Не будем останавлнваться на бесчисленном колнчестве танцев. бывших в унотребленин впродолжении ряда веков, не будем вдаваться в различвые подробности развития поэзин, какие образовалнсь вследствие выработкн разлнчных форм стихотворного размера, рнфмы я общего строения; ограничимся музыкой, какътипом этой группы искусств. Как полагает Берни—я это нодтверждается обычаямн современных нецнвнлизованных рас, первымн музыкальными инструментами былн инструменты ударные, тамъ-тамы, барабаны, бубны н употреблялнсь они лишь для отбнвания такта нрн танцах; это постоянное повторение одного я тогоже звука представляет самое однородное состояние музыки. Лира егяптян нмела три струны. Древнейшая греческая лира имела четыре струны: это был тетрахорд. Через несколько веков она имеет уже семь н даже восемь. Потребовалось тысячелетие, чтоб дойти до <большой системы» двойной октавы. Естественно, что все этя нзменения породилн большую разнородность в мелодин. В тоже время возннкли различные формы, дорическая, ионнческая, фригийская, эолийская, лидийская, соответствующия нашнм основным тонам: их было до пятнадцатн. Но все еще музыка яредставляла мало разнообразия. Инструментальная музыка в этот период была лнщь аккомпаннментом вокальной, а яоследняя оставалась вяолне подчиненной стиху. Певец был в то же время и ноэтом; он пел, сообразуя длнну свонх нот с размером стиха, вследствие чего пение было однообразно до утомительностн, чего, no выражению Берни, <не могли выкупить ннкакие рессурсы мелодии». За отсутствием сложного рнтма, пронзводнмого равнымн тактами с неравнымя яотамя, какие мы теперь употребляем, основываясь ляшь яа том рнтме, какой яронзводнтся количеством слогов, пение необходнмо было монотонным. Кроме того—оно представляло собой речитатнв н гораздо меныне отличалось от обыкновеняой речи, чем яаше совремеяяое пение. Тем не меяее, если мы приймем во вннмание важное значение уяотребления нот, разнообразие основных тонов, случайные нзменения такта, зависевшие от изменевий размера стиха и увеличение числа видов инструментов, то увидим, что к концу греческой цивилизации музыка достигла значительного разнообразия, конечно, не в сравнении с нашей музыкой, но с той, какая предшествовала. Но гармония была еше неизвестна, существовала одна мелодия. Лишь тогда, когда хрнстианская церковная музыка достнгла нзвестного развнтия, вследствие дифференциации, о которых мы не имеем пр^мых сведений, возникла партятурная музыка. A priori трудно понять, каким образом можно было перейти от мелодин к гармонин нначе, как не одним прыжком, но, без сомнения, такой переход не мог иметь места. Переход мог быть подготсвлен употреблением двух, попеременно поющях одну н ту же песню, хоров. Позже—установилось обыкновение (может быть вследствие повторения ошибокъ) чтобы второй хор начинал раныпе, чем кончнт первый: это породнло фугу. Весьма известно, что из употреблявшнхся тогда песень развилась фуга, которая, будучи отчасти гармонической, не могла не нравиться, поскольку мы можем судить по дошедшнм до нас фугам того времени. Переход от фугн к концертной музыке из двух, трех, четырех я более частей, был уже не труден. Не вдаваясь в подробное рассмотрение сложностн, которая возрастала по мере того, как вводилнсь в употребление ноты разлпчной длины, увелнчнвалось число основных тонов, умножались аксессуары, изменения темпа, модуляций н пр., достаточно просто сравнить современную музыку с прежней, чтобы убедиться в громадном прогрессе её к разнородностн; достаточно для этого взять музыку как целое, перечнслить различные её роды и виды, отделы музыкн вокальной, инструментальной и смешанной и подразделения нх на музыку разноголосную, обозреть разлнчные формы духовной музыки, начнная с простого гимна, песнн, канона, мотёта, антяфона н пр. и кончая ораторией, а также разлнчные, еще более многочнсленные формы светской, начиная с баллады и кончая серенадой, начнная с инструментального соло я кончая симфонией. Мы открываем тот же прогресс, если сравннм первобытную музыкальную пьесу с современной, например, с какям нибудь романсом для фортепьяно; мы наидем, что последний весьма разнороден, це только в снлу изменений, пронзводимых высотой и дляной нот, чвслом разлячных нот, звучащих единовременно и вместе с голосом, но также н вследствие нзменений, обусловливаемых основным тоном, темпом, тембромг голоса и изменениями выражения. Между разнородностью древней монотонной песни, сопровождавшейся танцами, и разнородностью современной большой оперы, с её безконечной сложностью в оркестровке и бесчисленными комбинациями голосов,—между этими двумя разнородностями существует такой громадный контраст, что едва верится в происхожденин последней от первой.

§ 91. Еслибы потребовались еще доказательства, то за ними остановки не может быть. Обращаясь к древиейшим временам, мы находим, что действия бого-царей воспевались и изображались в пантоминах, сопровождавшихся пляской вокруг алтаря; позже— об этих действиях поветствовалось фвгурами, нарисованными на стенах дворцов и храмов и таким путем произошел род грубой литературы, которую мы можем проследить во всех её фазисах. Так, напрямер, в книгах евреев мы находим соединенными в одно теологию, космогонию, историю, биографию, закон, нравственность и поэзию. В другом фазисе, памятником которого осталась Илиада, мы видим, что точно таким же образом элементы религиозные, военные, исторические, эпические, драматяческие и лирические смешаны в одно. Наконец, в наши дни разнородность литературы так возрасла, что её многочисленные и разнообразные разделения и подразделения не поддаются никакой классификации. Мы могли бы проследить еще развитие науки, начиная с периода, в котором она существовала нераздельно с искусством и вместе с ннм служила религии, переходя затем к периоду, когда отдельные науки были так еще малочисленны и элементарны, что могли быть изучены все вместе каждым из мыслителей, и доходя, наконец, до эпохи, когда роды и виды наук стали так многочисленны, что очень не многие могут их все перечислить и что никто не в состоянии изучить хотя бы одного рода во всем его объеме. Мы могли-бы также обратиться к свидетельству истории развития архитектуры, драмы, одежды. Но читатель, вероятно, утомился уже всеми этими иллюстрациями и притом же я дал уже то, что обещал. Как мне кажется, я предупредил всякое сомнение в том, что начало, в которомънемедкие физиологи признали общий закон органического развития, есть закон всякого развития. Прогресс от простого к сложному через ряд последовательных дифференциаций проявляется как в первых изменениях. Вселенной, до каких только хватает наша мысль. так и в первых изменениях. какие можно познать яндуктивно; он проявляется и в геологическом и метеорологиче•ском развитии Землн, я в развитии каждого из организмов, населяющих её поверхность; он проявляется в развитии человечества, будем ли мы рассматривать это развитие в отдельяом цивилизованном человеке, или в расовых груяпах; он проявляется трояко в развнтии общества, в его политических, релягиозных н экономическнх учреждениях; он проявляется, наконед, в развитии тех бесчисленных абстрактных и конкретных нродуктов человеческой деятельностн, среди которых живет общество. Начнная с самого отдаленного прошедшого, какое только нзвестно науке, внлоть до последних новостей дня, всюду основной чертой развития является яревращение однородного в разнородное.

§ 92. Итак, формула нзложенная намн в предъндущей главе, нуждается в пояолненин. Верно, что развнтие есть прежде всего язменение менее связной формы вследствие потерн двнжения и янтеграцин материи в форму более связную; но это лишь часть нстнны. Еднновременно с переходом несвязного в связное, совершается переход однообразного в многообразное. По крайней мере это верно всюду, где развитие—сложно, то-есть, в громадном большинстве случаев. В то время, как совершается прогресснвное сгущение аггрегата, путем ли теснейшого сближения материя в данных границах, яутем лн увеличения колнчества материн в .этих граняцах нлн же обонмн путямн разом, в то время, как более илн менее различные части, произшедшие от разделений и нереразделений аггрегата, сгущаются в свою очередь—части этя становятся все более н более несходнымн по объему, форме, строению, составу, no несколькнм из этнх прнзнаков яли по всем вместе. Действие это проявляется как в целом, так н в ча<стях. Каждое целое еднновременно и интегрнруется я—дяфференцируется от другнх целых; я каждая часть целого ннтегрируется —н, в то же время, днфференцнруется от другнх частей.

Понятие развнтия должно обннмать обе этя стороны процесса. Как мы его понялн теперь, развнтие может быть определено следующим обра^ом: это есть изменение несвязной однородности в ■связную разнородност,—совершаюг^ееся вследствие рассеяиия движеиия и интеграции материи.

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ. Закон развития (гѵродолжение).

§ 93. Обобщение, заключающее последнюю главу,—выражает ли оно всю истину? Охватывает ли оно все черты развития и ничего посторонняго в себе не заключает? Объединяет ли оно все явления второстепенного перераспределения, сопровождающого сложное развитие и, в тоже время, устраняет лн оно все другие явления? Ни то, ни другое: это докажет нам критическое исследование, к которому приступаем.

Всякая местная болезпь характеризуется более или менее разнородными изменениями, не входящими в понятие того, что мы называем развитием. Когда одна какая либо часть тела становится вместилнщем болезненных процессов, это начинается с новой дифференциации. Вопрос не в том, разнороднее или однороднее болезненный продукт, чем окружающая его здоровая ткань, но в том, стал ли организм как целое более разнородным вследствие прибавления частн, которая не похожа ни на одну из существовавшнх раньше, по форме или же по составу или же по тому и другому вместе. На этот вопрос возможен один ответ —утвердительный. Более того, можно доказывать, что первые степени разложения в мертвом организме представляют возрастание разнородности, если предположить, что химические изменения начинаются в некоторых частях раньше, чем въдругих, как это обыкновенно и бывает, что они поражают различные ткани различным образом, как это необходимо должно быть; невозможно не согласиться, что тело, состоящее из частей еще не разложившихся и из частей уже разложившихся различными способами и в различных степенях, стало более разнородньш, чем было прежде. Если в конечном результате и является большая однородность, то тем не менее верно, что ближайший результат противуположен. И тем не менее этот ближайпгий результат без сомнения не есть развитие. Аналогичные случаи мы наблюдаем в беспорядках и неуряднцах, происходящих в обществе. Возмущение, которое оставляет в жокое одне местностн, в других же проявляется тайными обществами, в третьих —демонстрациями, в четвертых —вооруженной борьбой, необходимо делает общество более разнородным. Когда голод ведет за собой расстройство торговых дел с его свитой банкротств, закрытия мастерских, безработицы, возмущений, пожаров, если лри этом значительная часть общины сохраняет свон> обыкновенную организацию и совершает обыкновеяные отправления, то яовые явления, яорожденяые в другой частя голодом, должны быть рассматриваемы, как увеличивающия сложность общества. Но отсюда далеко до того, чтобы они составляли развятие: скорее—это прнзнакн разложения.

Очевидво, что определение, даняое нами в конце последней главы, несовершенно. Так как вышеуказаняые нзменения подходят яод нашу формулу, несмотря на бросающиеся в глаза отличия нх от другнх явлений, охватываемых этой формулой, то значит мы опустилн различия, на основании которых этн посторонния явления должно быть всключены. К отысканию этях разлнчий ярнступаем теперь.

§ 94. Будучя изменением однородного в разнородное, развнтие есть в то-же время нзменение неопределенного в определеняое. Рядом с прогрессом, идущям от простого к сложному, совершается прогресс от смешения к порядку, от неопределенного устройства к определенному. Развитие какаго-бы то нн было рода ведет яе только к увеличению чясла исходных частей_г но я к возрастанию отчетлнвостя, с какой отличаются эти частя одна от другой. Этой разннцы в отчетливости и недоставало нам. В прямер неотчетлнвого разлнчения мы можем взять вышеприведенные случаи. Изменения, составляющия болезнь не имеют того онределенного характера касательно места, протяженностн, очертаний, какям обладают нзменения, составляющия развнтие. Хотя нъкоторые болезненные продукты чаще встречаются в однех частях тела, чем в другях (например —бородавки на руках, рак в желудке н кишках, туберкулы в легкихъ), тем не менее они яе ограяичены этими местами, а когда встречаются на этнх местах, то мы замечаем, что заннмаемые ими относительные положения далеко яе так точно определены, как положеяия окружающих частей. Объем этнх продуктов безусловно изменчяв: он не находятся, как объем органов, в постоянном отношения к объему тела. Формы их также меяее определены, чем формы оргаяов. Их строение в высшей стеяени яеотчетивво. В сумме—ояи неопределенны во всех своих прнзнаках. Ту жр черту мы открываем и в процессе разложения. Состояние неопределепности и аморфизма. к которому приходит в конце концов мертвое органическое тело, есть цель. к которой с самого начала направляются изменения. характеризующия гниение. Возрастающее разрушение органнческих соединений влияегь на строение частей организма и делает их меяее несходными. От частей, которые наибольше пострадали к тем, которые разрушены мало—пнрэход стаяовится все ближя и ближе. Мало по малу признаки оргапизма. столь определенные преждо. еовершенно исчезают. То-же самое и по отношению к ненормальным общёственным изменениям. Враждебные чувства, которые порождают взрыв политического движения. подразумевают ослабление общественной иерархии. По мере возрастания общественного движеиия. образуются революционные собрания и отдельные рангп смешиваются. Неповиновение разрушает граниды, предписанные поведению личности и стремится стереть демаркационные линии, отделяющия носителей власти от лиц, подчиненных им. В то же время остановка торговли ведет за собой прекращение производства; все перестают различаться по общественным отправлениям и сливаются в одпу неопределенную массу. Когда же наконец, наступает взрыв настоящого бунта, исчезают все установленные власти. все отличия классов, все промышленные категории организованное общество переходит в лишенный всякого строения аггрегат общественных единиц. Точно также, когда голод и эпидемии превращают порядок в беспорядок, это достигается тем, что определенное устройство изменяется в неопределенное.

Именно этим отличается возрастание разнородности, составляющее развитие, от того, которое не составляет развития. Если первоначальные болезненные или посмертные изменения. как в индивидууме, так и в обществе, и увеличивают предсуществовавшую разнородность, то они не увеличивают предсуществовпвшого характера онределенности. Напротив, с первого же момента они стремятся уничтожить определенность и мало по малу производять разнородность неопределенную взамен определенной. Подобно тому как город, уясе достаточно разнородный вследствие разнообразных сочетаний своих построек и архитектуры различпыхъ

^l) ?—Пишм. иепен.

оттевков, может стать еще более разнородным от землетрясения, оставляющого одну его часть нетронутой и разрушающого другую различным образом и в различных степенях и подобно тоиу как перехедит прн этом от состояния порядка к состоянию беспорядка, точно также же организованные тела могут времеяно стать более разнородяыми вследствие изменевий, которые. тем не менее, должны быть прнзнаяы дезорганизующими. Как в том, так я в другом случае многообразие регрессивное отличается от нрогрессивного отсутствием определенностн, норядка.

Если ярогресс от неопределенного к определенному есть существенная характернстичная черта развятия, то мы должны новсюду открывать ее проявление. как в предшествовавшей главе мы повсюду наблюдали прогресс от однородного к разнородному. Да6ы яроверить яаше ноложение, проследим порядкн фактов, которые уже не раз обозревалн.

§ 95. Начнем, как я раныпе начинали,—с цримера гяпотетического. Мы замечаем, что каждый из периодов развнтия солнечной системы, предполагая. что ояа образовалась насчет рассеянной материи, был шагом к более определенному строению. Разреженная материя. из которой образовалась наша система,— вначале яеправнльяая ло форме и не нмевшая точных граяиц. по мере своего сгущения, по мере того, как яачиналось и возрастало вращательное движение, должна была нринять форму снлюснутого сфероида, который, вследствие дальнейшого уплотнения* стал ояределеннее no свонм очертаниям н отчетлявее отделнлся своею поверхностью от окружавшей пустоты. В то-же время произошло другое аналогячное нзменение. Составляющия частн туманного вещества отовсюду двигались к их общему центру притяжения, проязводя вращеяия в различных плоскостях. Позже этн нлоскости должны быля слиться в одну, которая становилась все менее и менее изменчнвой no мере того, как возрастало сгущеник; то есть—все более н более определенной.

Согласно гнпотезе, изменение неопределенного состояния в определенное повторялось в образовании планет я спутннков; даже дальше можно яроследить его. Газообразный сферонд имеет границы менее определеяные, чем жндкий, так как новерхность его яодверясена более быстрым и пространным волнообразным колебаниям и вообще более способна изменяет свою форму; точно так же сфероид жидкий, покрытый воляамя разлнчяой величнны •ееть тело менее определенное, нъа твердый. Уменьшение сплющенностя, еодровождающее увеличедие илтеграции, дридает сравнительно определенный характер другим элементам. Шоскость врещения очень сплюснутой планеты, ось которой наклонеда к орбите, должна быть доступна иаменениям вследствие притяжения другими телами; между тем, как если дладета имеет форму почти сфернческую, что подразумевает более слабое предварение равноденствий, то она меяее расположена изменять направление своей осни, т. е. плоскостя суточного вращения.

В то время, как устанавливаются постепенно отношения пространства, устанавливаются также и отношения силы. Точность вычислений физической астрономии показывает нам как определенны теперь отшшения силы, между тем как неопределенный характер их первоначальных отношений доказывается тем, что гипотеза туманностя не поддается фикаким вычислениям.

§ 96. Первоначальное расплавленное состояние землн, которое можно вывести из геологических данных, которое объяспяется гипотезой туманности и никакой другой гнпотезой не может быть объяснено, сменилось теперешним её состоянием после длинного ряда периодов, из которых каждый следующий представлял ступень к большей определенцостн. Жидкий сферонд есть тело межее определенное, чем твердый не только потому, что поверхность ии очертания его менее неподвижны, но и потому, что его части не имеют постоянного распределения. Хотя токн расплавленной материи и евязаны с известными окружающими условияни равновесия, тем не менее долго они не могут сохранять постоянного направления, так как но сдерживаются твердыми границамя. Все ча«сти жидкого сфероида должны двигаться относительно друг друга. Отвердение поверхностн, хотя бы то частное, есть, очевидно. шаг к установлению определенных отношений пространства. Но при тонкой коре, которую постоянно разрывают разные возмущающия влиядия, которая движется от каждой волды прилива, достоядство отдосительдых доложедий могло быть только временным. Лишь досле того, как утолщилась кора, могли установиться достояддые и шределендые географические отдошедия. Надо еще заметять, что лосле того, как земдая поверхность претерпела необходимое охлаждецие, вода, произшедшая от осаждедия ларов, до того бывших рассеянными в аумосфере, яе может сохравять олределеддого ме«та цли соетоядия. Ода ладает да твердую оболочку, которая де настолько прочна, чтобы сохранить следы нарушений уровня и поэтоту образоваться могут лишь неглубокие и необширные водные вместилища на тех местах поверхности, которые настолько охладели, что допускают осаждение паров. Этн места должны, время от времени. нагреваться настолько. чтобы снова обращать воду в пар. Ho по мерф того. как продолясается охлаждение, как утолщается кора, как образуются большия поднятия я понижения, как осаждается атмосферная вода,—устанавливается сравнительно постоянное (во времени и в пространстве) отношение частей; этот характер определенности состояния н положения возрастает. пока в результате не получается теяерешнее расяределение материков и океанов. Зто распределение не только топографячески определенно. но н представляет, кроме того. в рельефе более определеииое раздение воды н суши, чем какое могло существовать в то время. когда над уровнем воды подымались ннзкие острова с отлогими берегамн, которые морской прилив захватывал на далекое расстояние.

Аналогичные выводы мы можем сделат и no огношению к геологнческям проявлениям прогресса определенности. Пока земная кора была тонка, высокие горные цепи не могли образоватьея; ве могли образоваться длишные осн поднятия с определенныммн склонамн и определено очерченными бассейнамя. Кроме того разрушение маленьких островов ма.иенькнми речками и слабыми морскими течениямн не могло дать начала определенно разграниченным осадочным слоям. Неопределенные и изменчнвые массы яродуктов разрушения, какие мы в настоящее время наблюдаем в устьях рек. былн тогда главными образованиямя. Эти образования могли смениться определеннымн наслоениямя лишь после того, как возннкля материкн, с их громадными рекамн и длнннымн береговымн ляниямн, и океаны, с их громадными течеяиямя.

Нет надобности объяснять подробно. каким образом более определенные метеорологяческие отношения должиы быля явиться, как следствие геологяческях язменений. Различия климатов и времен года становятся сравнительно более определенными, когда влияние теплоты солнца перестаехь смешяваться с влиявием внутренней теплоты Земли, когда все более и более неизменное постоянство в распределении сушя и воды способствовало возняквювению более специальных условий в каждой местностн. И без дальнейших указаний ясно, что так именво должно было ироисходить дело.

§ 97. Обратимся тедэрь к доказательствам, какие доставляют нам оргадизоваддые тела Здесь нам лриходится иметь дело не а дедуктивными примерами, как в лредыдущих параграфах, но с фактами, установленными индуктивно и, вследствие этого, не допускающими сомнений. Процесс развдтия млекопнтающдх, налример, доставит нам массу фактов, хорошо изучендых змбриологией.

Первое изменеяие, дретердеваемое яйцом млекоиштающого того, как возрастающая «егмевтация сообщила ядру гроздевиддую фориу. «остодт в дроявлеяии болыдей одределеддости в периферических клеточках: каждая из дих одевается отдельдой тояедькой оболочкой. Эти лериферические клеточки, слабо отлячающиеся от вдутрендях своими более нелкими лодразделедиями и большей густотой, сливаются и образуют бластодерму яли зародышевый слой. Вскоре чаеть этого слоя стадовится отличдой от остальдого вследствие скопледия в дей еще более мелких клеточек, которые грулируются и образують округледдое лятдо Эта area gerrainativa.— так дазываетея ода—незаметдо слявается с соседяими частями бластодермы и area pellucida, образующаяся позже в середияе её, вначале весьма деолределеддо отградичеда. Появляющийся в цедтре area pellucida «дервичдый желобокъ*, зародыш будущого спидного хребта.—самого характердого приздака дозводочддых,—вдачале ееть дичто инее как бороздка, да что указывает и самое дазвадие. Од дачидается очедь деглубоким лродольдым углублением, которое постеп-енно стадовится глубже; бока его лриподымаются, сближаются, и дакодец, срастаиотся своими краями; та■ким дутем яеопределеядая борозда древращается в одределедную трубку, образующую позводочдый кадал. В этом кадале мождо различить зародыши главвых частей череда в виде леггдх вздутий, е другой стороды, дока еще деодределеддые, изменедия окружающей ткади предстчвляют собой зачатки позвонков. В тоже время вдешдяя доверхвость бластодермы дифферевцируется от внутренней; бластодерма расчледяется да два листка, сероздый (роговой:) и слизистый (эпителиальный); вдачале расчленение это весьма неолредедеддо и может быть лодмечедо лилиь вокруг area germinativa; во мало no малу одо раслроетавяется да весь зародышевый <5дой н стадорится одределеявымъ* Из слизистого слоя образуется ишщеварительдый кадал, из сероздаго—лозводочдый. Пищевари-тельлый кадал является лерводачальдо в виде бороздки да дижней поверхности зародышевой массы; края этой бороздкя прнподымаются, сближаются и наконец, срастаются, образуя трубку:. игищеварительный канал теперь явственно сформирован. Постоянная поверхность поглощения отделяется постепенно от временной, с котоорой была прежде тождественно и продолжение которой составляла. Такимъ-же точно путем и весь зародыпгь, вначале распростертый на поверхностн плаценты, приподнимается, складывается и становнтся отдельной массой, которая связана с плацентой только небольшим шнурком.

Изменения, сообщающия общему строянию все большую и большую определенность, повторяются н в развитин каждого органа. Сердце вначале представляет собой простое скопление клеточекъ_у из которых внутренния растворяются, образуя кровь, а вгиешния дают начало стенкам сердца пока еще не только потому, что неотчетливо отграничено от окружающого, но и потому,. что представляет собой простое разшнрение центрального кровеносного со~ суда. Мало по малу та часть сердечйоо полостн, которая служит. резервуаром кровн, отмежевается от той_у которая играет роль насоса, нагнетающого кровь. Позже начинает развиваться перегородка, разделяющая желудочек н некоторое врёмя остается в таком внде, что допускается сообщение между половинамн желудочка; перегородка предсердия образуется еще позже и остается неполной впродолжение всей утробной жизни. Печень возннкает в внде скопления известных клеточек в стенке кншкни увеличиваясь в чнсле эти клеточки «выростают на столько_у что» образуют вздутие снаружн кишки>. В то время, как эта заредышевая печень ростет и становнтся отлнчной от кишкн, проннзывающия ее канаты превращаются в трубкн, снабженные явственными стенками. Подобным же образом внешния оболочки верхней частн пищеварнтельного канала образуют выпочкования_у зародыши будущнх почек постепенно приобретающия характер определ-енности как в очертаниях, так и в строении.

Изменения этого порядка продолжаются дрлго спустя яосле рождеяия; некоторыя-же яз нях достигают своей наибольшей силы лншь в зрелом возрасте. В молодости болынннство сочленовных поверхностей костей шероховато и бугристо вследствие неправнльных отложений известковых солей в покрывающий эти поверхностн хрящ. Но в периоде от юностн до> тридати лет — этн сочленовные поверхностя закавнивають свое развитие; они превращаются в эпифизы, гладкие, твердые, словно выточенные осгрым инструментом. Вообще, мы можем сказать, что определенность продолжает возрастать даже после того, как возрастание разнородности становится едва заметным. Есть осяование полагать, что изменения, совершающиеся за пределом зрелого возраста в старости и вплоть до смерти, суть изменения в сторону определенности, в самом деле, они причиняють устойчивость строения, следствием чего является помеха движению и отправлениям, они мало по малу суживают границы, в которых совершается жизненный процесс и приводят к такому строению, которое слишком определенно, в слншком тесных границах заключено, для того, чтобы могли совершаться необходимые пряспособления к изменяющнмся внешним условиям.

§ 98. В предыдущей главе мы не моглн доказать что флора и фауна земли, взятые в их целом илн в составляющнх нх яорядках прогрессировали в направлении к определенностн: пробелы в существующих свидетельствах одннаково не позволяют нам прннять ни первого заключения, нн второго. Но для нас открыто поле рассуждений касательно гияотезы, нстннность которой со дня на день становнтся вероятнее и по которой все виды, вплоть до самых сложных, происходягь от самых простых путем последовательных изменений, прнбавляющнхся к уже существующим, тем самым путем, каким образуется каждый отдельный ннднвнд. Этн рассуждения прнводят нас к заключению, что должен был совершаться ярогресс от неаяределенного к определенному, как в еднннчных формах, так н в группах формъ

Низшие организмы (no строению своему анологичные зародышам высшнхи): столь неопределенны, что трудно, часто невозможно даже, решить—жнвотные это нлн растения Этот факт многозначнтелен, мы можем взять его за ясходную точку. Многия из этих организмов до сих пор возбуждают пререкания между ботаникамн и зоологами; предложяли отделить их в особенный класс, который служил бы оонованием общнм царству растительному н царству животному, Заметьте еще. чего у Проетейшнх (Protozoa) неопределенность формы — явление общее. Некоторые корненожкя, не имеющия скорлупы, столь неяравильны по форме_г что даже опнсать нх нельзя; нет двух особей, сходных по форме н нет особи, которая постоянпо сохраняла бы одну и ту же форму. Соодиияись в группы, эти оргаиизмы производят в числе других неопределенных форм, губки. тела неоцределенные по объему, по очертаниям, по ваутреннему расположению. Чтобы еще яснее показать. насколько простейшие организмы сравнительно неопределенны. мы можем указать, что их строение значительно варьирует в соответствии с внешними условиями, так что у Protozoa и Protophyta существует нескшько форм, которые некогда раэсматривались как различные виды и даже роды и которые, между тем, суть просто различные формы одного и того же вида. Если мы всповшим теперь, как точны призваки высших организмов, как определенны их очертания, как постоянны отношения их строения и как это строение остается сравнительно постоянным при самых изменчивых условиях, то не станем отрицать. что характерная черта. отличающая их от низших организмов, состоит в их большей определенности.

Возрастают ля эти различия. отделяющия один вид от другого, род от другого рода, один порядок от другого порядка! Это положение так же не может быть доказано прямо. как и предыдущее, и вместе с ними должно либо пасть, либо утвердиться. Но если существования видов и родов есть результат естественнаю подбора. то неизбежно. как показал м. Ч. Дарвин, должно существовать стремление к удалению от первоначальных типов, стремление, которое увеличивает различия между группами. Исчезновение посредствующих форм, менее приспособленных к известным условиям жизни, чем крайния, для которых они были связующими звеньямя, должно было сделать более резкими различия между крайними формамя; таким то путем неустойчивые и слабо отграниченные друг от друга разновидности сменились устойчивыми и резко очерченными видами. Это заключение находится в полном согласии со всем, что мы знаем человеческих расах и породах домашних животных.

§ 99. В последовательных фазисах, пройденных обществами, прогресс от неопределенного устройства к определенному—проявляется с очевидностью. .Бродячее племя дикарей (без определенного местожительства и без определенного внутренняго распределения)—менее определенно в относительных положениях своих частей, чем цивилизованная нация Общественные отношения в этом племени спутаны и плоко направлены. Политическая власть не установлена прочно и неопределена. Классы не отмежеваны один от другого границами, которых нельзя было бы церестуяить. За исключением различия между трудом мужчия и трудом женщин, иного разделения труда не существует. Лишь в более или иенее многочисленных племенах, покоривщих в рабство «своих соседей, находвм мы явственную экономическую дифференциацию.

Когда такое первобытное общество начинаеть прогресировать, оно постепевно делается более своебразным. Увеличиваясь, оно оставляет кочевой быт и, сдавливаемое соседним обществами. устанавливает гранницы своей территории лишь после долгих войн за спорвые областя Различие между расой правнтелей и народом в воображении последняго становится различием прнродным. Класс воинов вполне отделяется от классов, занятых обработкой земли нли каким „ либо иным трудом. считающимся унизительным. Образуется жреческая каста, отличная по своему положению. свонм отправлениям и привиллегиям. По мере того. как общество подвигается к цнвилнзации. четры различия становятся все отчетливее и разнообразнее; когда же оно достигнет вершины развития или ногда начнет клониться к упадку, разделение класеов достигает наивысшей степени. Мы читаем, что в Егнпте общественные подразделения были весьма определенны, а обычан—неяодвнжны. Heдавния открытия показывают. что у ассирийцев и соседннх им народов нетолько законы былн нензменны, но и второстепенные юбычаи, даже рутнна домашней жизни, облечеяы были ореолом •священности, обеспечивавшнм их постоянство. Нензменное кастовое разделение в современной Индин и то постоянство, с какнм в ней прндерживаются раз прннятой одежды. раз установнвинихся яриемоз производства, нздавших реллигиозных обрядов. —показывают нам, как веляка определенность устройства воюходящого к отдальннейшей древностн. Точно также и Китай с ёго издавней н неподвижвой полнтнческой организацией. с его точными и ученными договорамн сего неяодвижной литературой— может служить доказательством нашей нстнны.

Последовательные фазнсы» развития нашего и соседних нам обществ представляют факты иного рода, но имеющие одно и то же значение. Прежде корольская власть была более феодальна я власть феодалов более монархячяа. чем телерь. Существует немалая разннца между теперешними священникамя и священникамя пржних времен. которые были и служителями религии и. вместе <с теы воинами, судьями, архятекторами: их функции стали определеннея. Подобные же контрасты находим мы в классах общества, занятых производительныме трудом: премышленный классь отчетлнвее обособился от класса воинов, и его различные подраз^ деление отчетливее обособились одно от другого. Такого же рода изменения наблюдаем мы, когда узнаем из историн нашей констнтуции как устанавливалось постепенно разделение власти короля, лордов н общнн. Если мы пожелаем следить за развитием. законадательства, то встретим бесчисленное множество фактовъ_г требующих подобного же истолкования; мы увядим, что с течением времени законы стали более определеннымя в приложениг нх к частным случаям. И теперь еще мы можем наблюдать, что каждый новый закон начннается с неопределенного предложения, которое, по мере того как совершается законодательный процесс, подразделяется на частные рубрикн и лншь тогда становнтся вполне определенным, когда его дополнят и объяснят решенш судов. Аналогячные доказательетва могли бы мы наитя н в хроняке другнх, менее важных учреждений. Релнгиозншр филантропические литературные и нные общества начинаются сь того, что неопределенно обозначаются нх целя и средства; потом, вследствие накопления правнл н прецедентов, цель становится яснее н средства—ояределеннее, пока, наконец, не установится такая определенность, которая не допускает далънейшого яриспособления к условиям существования. Если нам возразят, что у цнвнлнзованных наций мы наблюдаем прямеры ослабления различий (напрнмер, устранение перегородок, разделяющнх сословия), то на это мы ответям, что яодобные кажущиеся исключения суть прязникя общественной метаморфозы, когда, напрямер, общества переходит от строя мнлитарного ялн хнщнического к промышленному илн торговому, прнчем старые демаркационные линин исчезают а новые еще не успелн обозначиться_г

§ 100. Все органнзованные продукты обществеяной деятель^ ностн, все над-огранические построения переживают подобные же фазнсы. Представля собой объективные резулътаты субъективных процессов они должны являть аналогнчные нзменения; язык,. наука и нскусство подтверждают это заключегние.

Вычеркннте нз несколькнх фраз все_у что не есть глагол яли существнтельное и вы получнте нечто, по неопределенностя своей блнзко яапомняающее первобытные языки. Обратяв внимание на то, насколько нзменения глаголов и нрнставкн слов, употребляемые для обозначения случая или предмета. огракичиваиот усло-⁴ вия действия или существования, мы убедимся, чта обилие частей речи позволяет человеку выражать свой мысли с большей определенностью. Если присоединение к существительнову прилагательного и наречия к глаголу, ограничивает количество условий или вещей, о которых идет речь_г то это потому_г чтоигридаточные слова сообщаиот предложению большую определеняость^ ТЬгже* самое можно сказать н о других частях реяи.

Тот же результат производится и увеличениём числа слов каждого порядка, Когда название предметов, действий, качеств — немногочислены, употребление каждого из нихь сравнительно обширно и вследствие этого не отличается определенностью. Аллегории и метафоры, которыми первобытные расы, подьзуются так широко, выражают весьма неопределенно и несовершенно мысли. выражать которые полно и совершенно первобытный язык не может по бедности слов Возьмем самый заурядный случай:. крестьянин, которого спрашивают, что он несет в бутылке, находит в своем лексиконе только слова для следующого ответа: это лекарство доктора для моей больной жены; сравним этот ответ с ответом врача, объясняющого не менее его. сведущим лицом особенный состав лекарства и особенно нарушение отправлений, против которого она назначается. Мы ясно видим, насколько увеличивается определенность языка от увеличения числа терминов.

Кроме того, в течение своего развития каждый язык гириобретает определенность еще одного рода, происходящую вследствие процессов, фиксирующих смысл каждого слова. Возрастание умственных отношений постепенно уменьшает неопределенность выражений. Мало по малу лексиконы дают словам точные определения. Наконец, у людей науки неопределенность выражений и грамматических сочетаний тщательнейшим образом избегается..

Укажем еще, что языки, рассматриваемые как целые, все более и более отчетливо отделяется одни от других, тгкже, как и от общей их праматори: это доказывают два таких несход_ ных и тем не менее произшедших от общего корня, древних языка, как греческий и латинский, а из новых —языки. цроизгаедшие ет латинского. итальянский, фрацузский и испанСкий.

§ 101. В своей «историн индуктнвных наукъ> уевел говорить, что древние греки не могли создать философии природы потому, что «^их понятия не отличались определенностью я не соответотвовали фактам». Я цитярую это замечание не потоиу. чтобы оно ютличалось оеобенной вразумительностью, ибо с один^ковым оснозанием можно утверждать. что несоверщенстро греческой философии лрироды было причиной неопределенности понятий; это замечание дужно мне как доказательство неопределенного характера перво<бытной науки, Названное срчинение и дополнение его, «философия индуктивных наукъ*, доставляют нам и другие доказательства, имеющия особенную цену тем, что не прист^гнуты нн к какой предвзятой инпотезе^ Обращаясь к математике, мы видим, что геометрические тэоремы оевободнлись от эмпнрнч^скях методов н приобрели яеность лншь тогда, когда Евклид расположил их в «еистему зависнмых предложений. Подобный же пример дает нам прогресс, начавшийся е метода конечных н иеделимых едяниц н закончявшийся методом пределов, то-есть—центральной идеей дифференциального ечнеления. В древнейшей механике можно отыскать смутную ндею равенства и противуположностя действий н проиивудействий, хотя формулирована была эта истина долго спустя. Равным образом, хотя до Кеплера свойство ннерции поннмалось шень смутно, тем не менее прнзнано оно было задолго раныпе. Понятие етатической енлы «стало явственным лншь после работ Архимеда»; понятие ускоряющей снлы в уме Кеплера и его совреиенннков было очень емутно и стало на столько ясным. что могло служить прн научных язеледованиях лишь в следующем столетии. Прибавим к этим фактам общее замечание, что «термныы, которые ишачале прежде чем были познаны вполне законы движения, имели в выешей степени неопределенный смысл, no» ятепенно приобрели более ограннченное и точное значение». Если от абстрактных научных понятий мы перейдем к конкретным научным предеказаниям. множество прнмеров которых дает нам астрономия, то н здееь откроем аналогичный контраст. Эпохн небесных явлений преде&азываются с точностью, которая увеличивается с каждым днем, Ошнбки, доходявщия некогда до не.скольких дней, теперь доходят до несколькнх секунд, не больше. Соответствие вычиеляемых форм орбнт с действительными становнтся все более и более точным. Сначала ях считали круговыми, потом —эпицикляческимн, еще позже—эллиптнческнмн; теперь же известно, что эуо кривые, постоянно у^лоняющиеся от ловершенного .эллнпедса и доехояцно изменяющиеся.

Ho яснее всего заметен прогресс науки к определенностиР в общепризнанном контрасте её качественного периода с количественным. Вначале констатировалось одно: что межоу такими и такими-то явлениями существует такая-то связь; что явления а и Ь всегда возникают вместе йли одно из них неизбежно вызывает другое; но не знали сущности отношения между а и Ь, яи того, какое количество а сопровождает данное количество . Развитие науки состояло отчасти в том, что неопределенные отношения сводились на определенйые. Большинство отношений распределена было на отделы—механических, химических, термических, электрических. магнитных и пр. и наидены были средства точна определять величину антецедентов данных следствий и величину следствий данных антецедентов. Мы уже приводили примеры изъфизики; можно массу их привести и из других наук. Мы положительно определили элементы множества соединений, которыхъотцы нашги не могли даже разложить,—-и еще большого количества других, которых наши отцы и вовсе не знали; мы с точностью иычислили эквиваленты иии паи этих элементов. В физиологии прогресс от качественного предведения к количественному сказывается точным знанием веса органических выделений и веществ, поглоиценньхх организмом, равно как и в измерении отправлений спиртометром и сфигмографом. В патологии результаты этого прогресса мы яаблюдаем в употреблении статистяческого метода для определенин источников болезней н влияния врачебных средств. В ботаяике и в зоологии результаты его мьи наблюдаем в определении происхождения фауны и флоры и их раслределения—досредством числовых сравнений. Даже в социология, как ня сомнительны заключевия, выводимые нз отчетовъBoard of Frade и уголовньхх процессов, а все же надо признать_г что эти сдособы конетатировать явления яредставляют неосяоримый прогресс к точному методу изучения общественности.

Если мы всдовшим, что науку можно определить, как точ-» ное знание в протнвудоложность знанию неопределенному, какимъобладает всякий то убедимся, что утверждать, что прогресс наукн состоит в возрастании определенностн—значит доказывать самоочевидную истину. Если наука была развитием в течеяие ряда веков неопределенных знаний, общих всем, то из этага следует что постеяенное приобретение той строгой определенности, которая характеризует ее в наше время, было яреобладающейчертой её развития.

§ 10*. Промышленные и художественные нскусства дают вам еще более поразителыше прямеры. Кремневые орудия, открываемые в некотврих недавыих геологнческнх осадках, пока»зывают, что первые творения рук человеческих, отличалнсь полным отсутствием определенности. Хотя орудия н оружие современных днкйх племен с сравненин сь кремневымя орудиямя пред«тавляют грмадный шагь вперед, но от орудий и оружия цивилизованных народрв они отличаются, тем что их формы и устройетве ечекь плохе приноровлены к цели. Изделия полу-цивилнзованных рас являют тот же недостаток, но в меныиией етепенн. Китайская джонка со всемя её снастямн де цредставляет ни одной вполне прямой линия, ни одной правильной кривой, ня одной настоящей плоскоетн.. Машяны отцов нашнх в сравнении с современными машинами преявляют тот же недостаток. Древнее кресло, древний каминь, дверной закок восемьнадцатого века и лочтн все принадлежности жилища, пережнвшие несколько поколевий, свонм контрастом е пронзведениямн еовременной йромышленностя показывают, насколько этя последния совершеннее по своей точности. Co временн изебретения машнны для отшлифовки возможно <угало пронзводнть абсвлютне прямые грани и до такой степени в «ювершенетве горнзонтальные плоскости, что они герметически приходятся одна к друтой. Делятельная машина Троутона, мнкрометр Внтворса и микроекопы, показывающие нам дюймъразделенным на пятьдееят частей, по точности своей гораздо больше превосходят изделия наших, пра-драдедов, чем этн последния превосходили орудия древних кельюв.

Аналогнчный прогресс наблюдаем н в изящных искус«ствах. Исходя от грубо высеченных и грубо раскрашенных идолов дикарей, мы встречаем лервобытные статуи с членамн, в которых не вндво ни одного следа мускулатуры, с драпировкой, напеминающей дерево, с ляцами, лншеннымн выразительностн—я постепенно доходим до греческих или современных статуй; пробегая этот ряд, мы вндим, что точность в исполнении постоянно прогресснровала. Сравните стенвую живопнсь египетскую € средне-векввой европейекой илн последнюю—с еовременными картинами и вы яено увидите, что предметы изображаются все с большей я большей точностью. То же самое и с драмой и с поззий. Волшебные сказки Востока, романтичные легенды феодальной Европы, также, яак и еледов^ившие за поеледними театральыые аиредставления и листерии, ни мало не соответствуют действительшости; стоит указать на массу сверхъестественных событий, на крайне невероподобные совпадения н на плохо обрисованных пер•сонажей. По мере же общественного развития изображение действительности делается естественнее, правдивее. В настоящее время роман нлн драматическое произведение сриобретают снмпатию яуб-лнкн под условием верного нзображения индивидуальных характеров; невероятностн и невозможностя, наполнявшие некогда произведения изяпщой лнтературы, яроязводят теперь очень неприятяое впечатление н постепенно оставляются фабулы, состоящия нз неюбыкновенно сложных махинаций, каких не бывает и врядъ-ли бывали в действительности.

§ 103. Не трудно было бы нривестн массу примеров еще иного яорядка. Прогресс, заменивший мнфы и легенды, преяебретавшие соответствием с действительностью, нсторией, становивзпейся постепенно более точной; замена точнымн снстематяческими иетодами неопределенных способов нзследования.—представляют ъ подтверждение общего закона прямеры, о которых стоило бы распрострал нться. Но основание для индукции н без того достаточно уже шнроко. Для доказательства, что развнтие совершается ют неопределенного к определенному, мы собралн не меныне примеров, чем для доказательства, что оно идет от однородного к разнородному.

Следует еще прнбавять, что прогресс этот не яервичное явление, но пронзводное, акцедентальный результат других нзмелений. Превращение целого, вначале рассеянного н однородного, в сллоченную комбинацию многообразных частей подразумевает постепенное отделение как целого от его окружающого, так я его частей друг от друга. В теченин этого разделения необходимо должно отсутствовать состояние определенностн тогда лишь, когда целое становнтся более сгущенным, отчетлнво выделяется оно нз окружающого пространства или от вне лежащей материя н ляшь по мере того, как каждая отдельная часть сялачнвает свои периферические частнцы, вначале слабо отмежованные, от периферин соседнях частей,—очертания целого приобретают строxyjo определенность. Иначе говоря, возрастание определеняостн всегда сопровождает возрастание общего н местного уплотяения. В то время, как второстепенные дерерасцределения увелнчивають разнородность, основнее дерераспределение по иере возрастания интеграции, порождает возрастание определенности как различных. частей аггрегата, так и аггрегата этих частей.

Хотя этот всеобщий признак развития есть необходимое дополнение признаков, объясненных в предыдущих главах, тем не менее он требует для себя отдельных торминов. Таким. образом, мы должны изменить нашу формулу, дополнив ее. Мы пришли к более или менее всестороннему понятию развития и можем сказать, что это есть изменение нрсвязной и неопредемнтй одноро шсти в определенную п связную однородпость, изменение. сопровождающее рассеяние движения и иитеграцию материи.

ГЛАВА СЕМЬНАДЦАТАЯ. Закон развития (конецъ).

§ 104. Формула развития, которой мы заключили предыдущую главу, все еще не полна. Она истинна, но все еще не охватывает всей истины. Мы рассматривали превращения, испытываемые всеми вещами на восходящих ступенях их суицествования— с трех сторон; соединив черты этого тройного развития вместе. мы дали приблизительное ионятие об этих изменениях. Но, кроме того, существуют побочные изменения, о которых мы иичего еще не сказали и которые не менее существенны, хотя и менее заметны.

В самом деле, до сих пор мы имели в виду одно перераспределение материи, устраняя из задачи сопутствующее ему перераспределение движения. Без сомнения, мы делали прямые и. косвенные намеки на рассеяние движение, совершающееся во время сгущения материи; еслибы всякое развитие было абсолютно простымъ_г оно все совершенно выражалось бы формулой: по мере того, как рассевается движение, сгущается материя. Но, указывая на окончательное перераспределение движения, мы проходили молчанием ближайшее. Если мЬстами и упоминали мы вскользь о движении. которое рассеевается, то ровно ничего не говорили о том, которое остается. Поскольку развитие станбвится сложным, поскольку аггрегат временно сохраняет в себе более или менее значительное колнчество движения, облегчающого второстепенные перераспределения материи, постольку неизбежны становятся аторостепенные перераспределения удержанного движения. Поскольку части испытывают превращения, постольку нензбежны превращения, содержащегося в них ощутямого илн неощутнмого движения. Части, отдельно ли или в комбинации не могут прогрессивно интегрироваться без того, чтобы не интегрировалнсь в свою очередь их индивидуальные илн комбинированяые двнжения. Между частями не может установнться разнородностн по объему, форме или качеству без того. чтобы не установнлась также разнородность в количествах и направлениях их двнжений нлн движений их молекул. Возрастание определенности частей подразумевает возрастание определецростн их двяжений. Коротко, ритмнческие движения, совершающиеся в каждом аггрегате, должны дифференцнроваться и интегрнроваться еднновременно с дифференциацией н интеграцией строения этого аггрегата.

Необходямо в несколькнх словах обрисовать здесь общук> тэорию этого перераспределения неизрасходованного движения. Дабы пополнить наше понятие развития с вещественной его стороны понятием развнтия со стороны его динамической, мы должны подняться до ясточника интегрирующихся движений и узнать какнм путем с необходнмостью обусловляваются я нх возрастающее многообразие н нх возрастающая определенность. Еслн развнтие есть переход материя от рассеянного состояния к егущенному, если, в то время как рассеянные единицы материн теряют часть неощутимого двяжения, поддерживавшого их в рассеянном состоянии, массы, ближайшие к этим единицам ириобретают ощутямые движения по отношению друг к другу, то необходнмо, чтобы эти ощутнмые двяжения предсуществовалн в еднняцах в форме неощутимых движений. Если ощутимая материя есть результат аггрегацин материн рассеянной, то ощутимое движение должно быть результатом аггрегации рассеяяного движения. Проявляющееся, явственное двнжение масс подразумевает прекращение эквивалентного количества молекулярного движения. Если, с одной стороны, в убеждения что именно такнм путем возникли астрономические двиясения, мы принуждены видеть одно только предположение, то, с другой стороны, в иных областях мы наблюдаем как несомненный факт, что нменно такнм путем возннкают ощутимые движения яа поверхности земного шара. ; Как мы уже показаля *),

‘) § 69, глава 8.

разрушение земной поверхности и отложение новых пластов производится водою во время её нисходящого движения к морю, а также ударами её волн, поднимаемых ветром; мы показали также. что поднятие воды на высоту, с которой она падает, производится солнечной теплотой, также, как и воздушные течения, перенося» щияоблака с одного места на другое и приводящия в движение поверхность вод. Это значит, что движение эфирной среды преобразуется в молекулярное движение газа, потом в движение жидкости, потом в движение твердого вещества; что в каждый период теряется известное количество молекулярного движения и возникает эквивалентное количество движения масс. То-же самое и с органическими движениями. Известные солнечные лучя позволяют растению переводить в твердое состояние известные спедиальные элементы, входящие в состав окружающих газообразных соединений, то-есть, дают ему возможность увеличивать и выполнять его функционные изменения. Увеличение объема и массы растения и движения его соков, суть формы ощутимого движения, но израсходованные на порождение их солнечные* лучи суть движения неощутимыя; мы имеем здесь, таким образом, случай превращения такого именно рода, о каком идет речь. Животные, зависимые от растений прямо или косвенно, ведут это превращение еще дальше. Автоматические движения кишек, так же, как и произвольные движения членов и тела, образуются насчет известных молекулярных движений и совершаются при посредстве нервной и мускульной тканей; первояачально же эти движения образовались насчет известных молекулярных движений, распространяющихся от солнца: так, что движения строения н отправлений, проявляющиеся в органическом развитии, суть двиясения аггрегата, произведенные остановкой движений единяц вещества. Указываемая истина подтверждается и рассцотрением аггрегатов этих аггрегатов. В самом деле, в человеческих обществах прогресс всегда направляется в сторону поглощения индивидуальных действий действиями общественных организмов. Если в течении развития расходуемое движение вследствие постоянного рассеяния становится более дезинтегрированным, то остающееся делается временно более интегрированным; можно сказать, что рассматриваемая с динамической точки зрения, эволюция есть уменыпение *относительного движения частей и увеличение относительного движения целых, придавая словам «целое» и *часть> самый общий смысл.

Прогресс направляется от двнжения простых молекул к двнжению сложных, от последняго—к двяжению масс н от движения меныпих масс к движению большнх. Сопутствующее изменение, направляющееся к большему многообразию неизрасходованных двнжений совершается в форме возрастания разнообразия ритмов. Мы уже вйдели, что всякое движение рнтмично, начиная с безконечно—малых вибраций, безконечно—малых молекул и кончая громаднымн колебательными двнжениямн в границах перигелия н афелия небесных тел. Как можно предположнть, основываясь на контрасте между этими крайннмн случаями, умножение ритмов должно сопровожда^гь умножение степеней н форм аггрегации н отноипений аггрегнровавшихся масс с заключенными в ннх силами. Степень нлн форма аггрегадия не влияют, без сомнения, на пропорцию нли шнрнну ритма в случаях, когда посторонняя сила увелнчивается по мере увелнчения аггрегата, как, например. в явлениях притяжения: здесь единственной причнной nsменений ритма, может быть разннда отношений между силами, прннадлежащнмя массам; так, например, двнжение маятника не изменяется от изменения в весе чечевицы, но продолжительность качаний изменнтся, если перенести его на экватор. Но во всех случаях, когда посторонпия силы не изменяются, также, как и массы, всякая новая форма аггрегацин порождает новую форму рнтма; так, например, последния исследования лучистой теплоты и лучей света прнвели к тому заключению, что молекулы различных газов совершают колебания различной продолжительности. Так что возрастание многообразия в строении материи неизбежно порождает возрастание многообразия в рнтме, как тем, что возрастает разнообразие объемов н форм аггрегатов, так и тем, что возрастает разнообразие ях отношевий с движущнмн нх силамн. Нам нет надобностн особенно распространяться о том, что яо мере того, как эти двнжения становятся ннтегрированнее и разнороднее, теряя таким образом, относительную подвяжность своих элементов, двнжение целого должно, очевндно, стать более определенным.

Итак, для того, чтобы дополннть наше понятие развития, мы должны рассмотреть на всем протяжении космоса превращения неизрасходованного двнжения, сопровождающия превращения материи. Обзор должен быть краток. Чнтатель теперь уже привык к нашей манере рассмотрения фактов и поэтому можно обходиться меньшим количеством примеров. Для краткости мы станем рассматривать различные стороны превращений в их совокупности.

§ 105. Рассеянная материя, движущаяся к обицему центру притяжения, как это можно видеть в спиральныхь туманностях, притекающая с различных стороя, проходящая различные расстояния и следующая по различным крнвым, должна породить в образуемой ею туманностн бесчисленное колнчество разлнчных моментов интензивности н двнжения во всевозможных направлениях. По мере того, как возрастает внтеграция, противуположные частн этих моментов взанмно нейтралнзуются и рассееваются в форме теплоты. Остающееся вращательное движение представляет сначала различные угловые скорости в пернферии и на разлнчных расстояниях от центра; мало по малу этн различия уменьшаются и приближаются к конечному состоянию, к которому очень близко теперь Солнце, когда угловая скорость всей массы одннакова, когда движение янтегрнровалось. То-же самое и со всеми планетамн я с каждым нз нх спутянков. Прогресс, ведущий от движения несвязного туманного кольца, заключающого в своей массе множество относнтельных двяжений,—к двнжению плотяого сфероида,—есть прогресс в направлении вполне янтегрнрованного двяжения. Вращение н перемещение в пространстве соединяются в единое и нераздельное двнжение. Тем временем совершается еще одна ннтеграция, делающая двнжения всех частей солнечной снстемы взаямно завнснмымн. В каждой планете с её спутниками н в Солнце, окруженном планетами, мы имеем систему простых н сложных рятмов с правяльнымн годичными я вековыми вариациями, которые все вместе образуют нвтегрнрованную систему двнжений.

Материя, обладавшаи’ в своем рассеянном состоянин движениями неопределенными и смешаннымн нлн весьма неотчетлнво разлнченнымн, в период развития солнечной снстемы приобрела отчетлнво-разнородные двнжения. Периоды орбятальных обращений всех яланет н всех спутннков —различны, как разлнчны и ях времена обращения вокруг своей оси. Из этих отчетляворазнородных, но еще простых двнжений складываются другие, сложные и тем не менее определенныя; как, например, двнжения, проясходящия от сочетания орбитальных обращений спутннков с орбитальнымн обращениямн нх планет, движения, в результате которых являются предварения равноденствий, и двнжения, называемые возмуицениями (пертурбациями). Всякое новое осложнение строения причиняло нэвое осложнение движения, но осложнение—определенное, ибо можно вычислять его результ&ты.

§ 106. Пока поверхность земного шара была расплавлена, течения в окружавшей ее светящейся атмосфере и, главным образом, восходящия течения нагретого газа и нисходяиция—осадившихся жидкостей, были многочисленны, местны, неопределенны и весьма слабо различены одне от других. Ho по мере того, как земная поверхность охладевала и солнечное излучение начало производить заметную температурную разницу между экваториальным и полярными поясами, должно было установиться постепенно определенное атмосферическое кругообращение от полюсов к экватору и от экватора к полюсам; таким образом, болыыия массы движущегося воздуха образовали пассаты и некоторые другие определенные и постоянные ветры. Эти интегрированные движения, некогда сравнительно однородные, стали разнородными после образования осложнивших их больших островов и континентов, вследствие которого возникли периодические ветры, производимые различным нагреванием обширных пространств земли в различные времена года. Простые и постоянные ритмические движения дифференцировались вследствие возраставшого многообразия земной поверхности и превратились в сложную комбинацию постоянных и периодических ритмичных движений, соединенных с менее значительными, но и менее правильными движениями.

Аналогичные изменения должны совершаться и с движениями воды. На тонкой земной коре, покрытой лишь слабыми возвышениями и впадинами и, следовательно, небольшими озерами и неболышши морями, могли происходить лишь местные круговращения воды. Но когда образовалнсь большие оиеаны и обширные коятиненты, установились крупные водные течения от холодных широт к жарким и отъ’ жарких к холодным. Они стали еще крупнее, определеннее и получили разнообразное географическое распределение по мере того, как очертания земной поверхности сделались явственнее и связнее. То-же самое и с текучими водами. Незначительные ручейки, вяло катившиеся на маленьких островках. были некогда единственными движениями воды; но когда из моря поднялись обширные земные пространства, движения нескольких приток(ш соединились и образовали движение большой реки; вместо чрезвычайно сходных движений—явились разнообразные движения.

Наконец мы не можем сомневаться, что и движения земной коры испытали аналогичный прогресс. Многочисленные, слабые, местные и весьма сходные между собою поднятия и донижения тонкой земной коры, по мере того, как последняя утолщалась, должны былн захватывать все большие пространства и, вследствие местных разлнчий строения коры, делаться более несходнымн, разнообразнымя.

§ 107. В органязмах прогресс к более интегрированному, более разнородному я более определенному распределению движения, соцровождающий прогресс к более интегрированному, более разнородному н более определенному распределению материи—есть именно то, что мы называем развнтием отправлений. Все активные отправления суть лнбо ощутимые двнжения—как движения органов вследствие сокращения мускулов, либо неощутимые, как движения, которыми выделнтельные органы порождают молекулярные перераспределения и новые комбннации материи. Нам остается здесь заметить лишь, что в теченин развнтия как отправления, так и строения сплачиваются индивидуально и комбинируются между собою, становясь, в то-же время, более мяогообразными и более явственяымя.

У низших жнвотных питательные соки двнжутся неправнльно по всему телу, проннкая чрез все тканн, надравляясь туда, куда гонят нх сокращения длазмы. При отсутствин крови в собственном смысле этого слова, н развитой сосуднстой снстемы—одределенного сокообращения не существует. Но рядом с развитием, устанавлнвающим отдельный аппарат для распределения кровя, совершается функционная эволюция, устанавливающая большие я быстрые двнжения крови, определенные по направлению и до разлячению нх на притекающия н оттекающия; эти двяжения разнородны не только в их направлениях, но н до их свойствам, так как одне совершаются толчкамн, а другие образуют непрерывные течения.

Другой лрнмер в подтверждение общего начала находим мы в том, что рядом с днфференциациямн й интеграциямя днщеварительного канала, совершаются дифференциацин н интеграции его движений, как механических, так и не-механических. У жнвотных самого яязшого типа пищевой каяал с одного кояда до другого совершает ряд волнообразных сокращений, дочти однородных. Но в пнщевом канале более сложяой организацин волны сокращений сильно различаются в различных его точках по роду, силе и быстроте. Во рту они превращаются в движения хватанья и жеванья, то быстро следующия одне за другими, то прекращающиеся на целые часы. Б пищеводе быстрые проталкивательные сокращения во время еды совершаются через промежутки и вовсе прекращаются в промежутки между принятиями пищи. В желудке—мы открываем в иной форме это сокращение, бывшее сначала однородным: мускульные сокращения здесь очень сильны и продолжаются подолгу, пока в желудке находится пища. В верхней части кишечника мы находим новое различие, волнообразные сокращения непрерывно пробегают по всей кишке, но они сравнительно слабы. Наконец, в прямой кишке (rectum) волнообразный ритм еще иначе уклоняется от обыкновенного типа: после промежутка в несколько часов наступают сильные сокращения. В то же время существенные процессы, обусловливаемые этими движениями, делаются более отчетливо разнороднымя. Выделение и всасывание не совершаются больше безразлично всей внутренней поверхностью пищеварительного канала от одного его конда до другаго; общая функция подразделяется на несколько различных соподчиненяых. Растворяющия жидкости и бродила, выделяемые стенками канала и железками, составляющими его придатки становятся различными в верхних, средних и нижних частях канала, что указывает на существование различных видов молекулярных изменений. В одном месте—процесс главным образом выделительный, в другом —главным образом всасывательный, в третьем, как, например, .в пищеводе, не существует сколько нибудь значительного ни выделения, ни всасывания. В то время как эти внутренния ощутимые и неощугимые двнжения становятся разнообразнее и каждое из ннх в отдельности—более связным и явственным, совершается прогресс к интеграции, соединяющий их в местные группы и Клшбинированные системы движений. В то время как пищеварительная функдия подразделяется—подразделения эти становятся все более и более координировандыми, так что мускульные и выделительные действия совершаются согласно и возбуждение одной части канала порождает возбуждение другой. Кроме того, пищеварительная фукндия в её цедом, доставляя материал для функций кровообращения и дыхания, так полно интегрируется с ними, что без них не может обойтись ни одной минуты. Наконед, no мере прогресса развития, эти основные функции более и более подчиняются функции яервной; они становятся все более в более завнсимыми от количеств нервного разряжения.

Та же нстнна проявляется н в отправлениях внешних органов. Мякроскояические существа двнжутся в воде помощью дрожательных двяжений ресничек, которымн покрыты, а большие жявотные, как, например, turbeUaria (струйчатыя) движутся с домощью своях ресничек по твердым поверхностям. Эти движения ресничек, во первых, весьма незначительны, во вторых — однородны, в третьнх очень мало определенны, как в отдельлостя каждое, так н по результату ях действий, ибо наибольшую часть времени эти действия проязводят случайные перемещения, 6qз определенного направления к какой лнбо целн. Если, для выяснения разницы между ними, мы сравннм этя ресннчные движения с действиямн какнх нибудь развитых двигательных органов, то увидим, что вместо бесчисленного множества ничтожных и неинтегрированных двяжений, совершается небольшое чнсло больших, интегрированных, что двнжения во всем сходные между собою заменились двнжениямн отчастя разнородиымн и что вместо слабой н почти случайной коордннацин существует координация, дридающая двнжениям тела большую определенность. Аналогичный контраст, хотя и менее резкий, но достаточно явственный, наблюдаем мы дереходя от ннзших типов жнвотных, снабженных членамн к высшим тидам снабженных же членамн жявотных. Лапки стоножкн совершают многочисленные движения, маленькия, однородные и так мало интегрированные, что если разрезать животное на маленькие кусочкя, то ножки каждого кусочка двнжут его как ня в чем не бывало. Ho у высшого суставчатого. напрнмер, у крабба, сравннтельво немногочнсленные члены совершают сравнительно большие двяжения, весьма различные одне от других н ннтегрнрованные в сложные двнжения, отличающиеся достаточной определенностью.

§ 108. Последние примеры приьодят нас к явлениям, которые мы называем дсихическими. Одне нз самых простых фиэиологических действий этях отправлений мы называем психологическнмв, еслн рассматрнваем вх с более специальной точки зрения. Явления, которые мы познаем субъектнвно, как ивменения в сознании, объективно дознаются как нервные возбуждения и разряжения, которые наука объяснйет теяерь формамв двнжения.

Поэтому, рассматривая органическую эволюцию, можно ожидать, что прогресс неизрасходованного движения к интегрированностп, разнородности и определенностн. должен проявлятъся н в вяднмых нервно-мускулъных действиях и в соответственных йм умственйых изменениях. Полезно будет рассмотреть факты индивндуального психвческого развиигия, прежде. чем приступить к рассмотрению фактов общего развнтия.

Прогресс, совершаемый ребенком учащимся говорить, весьма ясно убеждает нас в том, что здесь происходит указанное превращение. Крнки ребенка сравннтельно однородны, как потому. что они долго следуют одни за другими, так и потому, что они почтн одняаковы по продолжительности, так и потому, что ребенок постоянно повторяет их без больших качественных нзменений. Онн совершенно некоординированны; между ними не существует ннкакой интеграции, которая соеднняла бы их в сложные звуки. Они нечленораздельны, лишены тех начал и концов, которые характервзуют звуки, называемые словамн. Прогресс сказывается прежде всего в увелнчении колвчества нечленораздельных звуков. Крайния гласные сочетаются с средннми н сложные с простымн. Вскоре днтя выучивается пронзводить движения, необходнишя для пронзнесеяия простых согласных и проязносят их довольно отчетливо; но эта отчетливость пеполна, так как дитя употребляет лишь начальные согласные, окончания же слов произноеятся неотчетливо. В течения этого прогресса к определенностн, возрастает разнородность вследствие комбинирования разлнчных согласных с однемя и теми же гласными и в то время, как согласные окончаний приобретают определенность, совершается значнтельное увеличение чнсла разлнчных звуков. Самые трудные согласные, а также—сложные, произносимые вначале весьма несовершенно, мало по малу начннают выговариваться отчетлнво н масса разлнчных н определенных слов, требующих каждое—^; несколькях разлнчных голосовых движений, исполняемых отчетливо, слов, в совершенстве интегрнрованных в сложные группы—прнсоединяется к словам, которые раньше знал ребенок. Протресс, делающий ребенка способным произносить слова двусложные, многосложные н комбинацин сложных, указывает на высшую степень интеграции н разнородности, до какой этя органические двнжения могут достигнуть. Весьма естественно. что акты -сознания, связанные с этими нервно-мускульнымн действиямн, яроходят нараллельные фазы развития; прогресс от детства к зрелости ежедневно доказывает, что изменения, которые с физической точки зрения суть нервные движения, a с психологической—процессы мысли, становятся все разнообразнее, все определеннее, все связнее. Вначале умственные отправления весьма схожи: эич)—сознания восприятий, классификация их, простые ощущения—и ничего больше. Но с течением времени эти отправления становятся многообразными. Появляется рассуждение и постепенно мы доходим до сознания индукции и дедукции; способность воспроизводить в памяти и в воображении прибавляется к простой и самопроизвольной ассоциации идей. Возникают более специальные формы мышления, как, например, мышление математическое, музыкальное, поэтическое,—и развиваются, дифференцируясь в свою очередь. Малый ребенок производит свои наблюдения с такой ничтожной степенью внимательности, что ему случается не узнавать знакомых лид. Читая, отвечая урок, делая задачу—ребенок. постоянно ошябается. Юноша ошибочно судит о жизни. Лишь в зрелом возрасте появляется точная координация нервных действий, какая требуется для совершенного лрислособления мысли к внешним предметам. То-же самое и для интеграции, комбинирующей простые умственные акты в сложные. От маленьких детей вы не можете добиться продолжительного внимания, они не способны составлять связных рядов ощущений и ровно не способны соединять несколько сосуществующих ощущеяий хотя-бы то и одного порядка; так, например, когда дитя рассматривает картину, вы можете наблюдать, что внимание его обращается на изолированные предметы в картине, но не яа целое её. Но, яодрастая, ребенок становится способен нонять сложную фразу, следить за длннной цедью рассуждений, одннм умственным актом охватнть множество обстоятельств. Та-же прогреиссивная интеграция нроявляется я в нервных двнжениях, называемых чувствамн, которые у ребенка дроязводят яесвязные имдульсы, у взрослого же юношн действуют совокупно н яорождают более уравновешенное яоведение.

После этнх дримеров нз инднвидуальной жнзнн, укажем вкратце яа яесколько яяых, ярняадлежащих общему развятию я схожях е первыми. Существо яизшей умственной организации, заметнв, что к нему дрнблнжается яредмет больщого объема, дЬлает судорожное двяжение: бросается нля отскакивает в сторону. Это двнжение указывает на то, что оно обладает восприятиями, но восприятиями сравнительно простыми, однородными и неодределенными; оно не может различнть, вредоносен ли првближающийся предмет нли нет, действительно ли он приближается или, может быть, наоборот —удаляется. Равным образом, действия, совершаемые им для избежания опасности, однородны, они не приспособлены к известному направлению и могут приблизить к опасностн вместо того, чтобы удалить от неё. Шаг далее—и мы видим, что прыжок или скачок делается в направленин от опасности, что указывает на такое специализированное нервное изменение, пря котором возможно уже разлячение направления, то есть на ббльшее разнообразие, большую коордянацию н янтеграцию нервных действий, а также на их большую определенность. У высших животных, умеющнх различать своях врагов от безвредных существ, напрнмер, у птнцы, избегающей человека, но не боящейся коровы,—акты сознания объеднннлнсь в более сложные целые, ибо определенные движения птнцы предполагают знание известных специфических признаков; акты сознания стали более многообразны, ибо каждое новое ощущение входнт в соединение, образованное существующими; следовательно—они стали более специфичнымн в их соответствиях с вещами, то-есть—более определенными. У животных, которые настолько умственно развиты, что могут по одному внду признавать тождественность не только пород, но н особей, нервные изменения еще более явственны с указанных трех сторон. Течение человеческой эволюцин также подтверждает общий закон. Мысли дикаря не так разнородны, как мысли цнвилнзованного человека, которого окружает сложная среда, представляющая беспрестанную смену многочнсленны\ явлений. Умственные акты днкаря гораздо менее сложны; у него нет слов для отвлеченных понятий н он неспособен интегрнровать элементы отвлеченных построений. Относительно всего, что не крайне просто, он не обладает той определенностью понятий, которая ирнводит цнвилнзованного человека к точной науке. Аналогичный контраст представляют также эмоции.

§ 109. После всего, сказанного в предыдущих главах, нет надобности настанвать на том, что движения иля отправления общества, проиводимые сочетанием индивидуальных действий, возрастают в многообразин, определенностн и сложности. Тем не иенее мы приведем один или два типических примера в pen­dant к сказанному выше.

Возьмем для иримера действия, направленные к обороне или к нападению. Вначале воинские отправления не дифференцировались еще от прочих (все члены первобытного общества—воийы); они сравннтельно однородны, плохо скомбинированы, слабо определены: дикари, производящие нападение, дерутся—каждый отдельно, все совершенно одинаковым способом н без всякого порядка. Но. по мере того, как общества развиваются я воинские отправления днфферендируиотся. увеличиваются отношения этях функций. они чугановятся более многообразными, определенными и сложными. Движения целых тысяч солдат, заменивших десяткн первобытных воинов, разделяются н подразделяются на виды и под-виды; существует баттарейная прислуга, артиллеристы, пешие баталльоны и конннда. В каждом яз этих различных отправлений заклиочены другие, подчнненныя: существуют различные ролн—простых солдат, сержантов, капитанов. полковников, генералов; существуют также спедиальности интендантская. помощн раненым и н пр. Действия, ставшие таким образом, сравннтелыто разнородиыми в их целом, едииовремеино определнлись и в их подробностях. ТочнОсть воеяных эволюций обеспечнвается постоянными упражнениями; так что во время битвы иолки могут, по приказу, в желаемый момент совершать те или другие действия, принимать то илн другое положение. Еще шаг дальше—я мы прнходнм к интеграции, состоящей в том. что многообразные действия армии ваправляются к одной общей целн. Система коордннаций. дентром своим имеющая главнокомадующого, позволяет согласовать аттакя, отступления, остановки: сотнн тысяч индивядуальных действий «оединяются под управлением одной воля.

Явственно сказывающийся здесь прогресс открываем мы и во всех общественных функдиях. Сравннте правление дикого вождя с правлением главы цнвилизованного общества, вспомоществуемого подчяненнымн ему местнымн админнстрадиямн и администраторамн—вплоть до будочннков —я вы увидите. насколько увелнчнлась правительственная функдия по мере того, как совершался прогресс от племен нз несколькях дюжин человек —к нациям, состоящим яз нескольких мнллионов людей, вы увидите, что общество под управлением пнсанных законов перешло от состояния беспорядочностн и неопределенностн к состоянию сравнительной одределеддости, что отправления его распались на додразделения, многообразие которых все возрастает. Посмотрите, насколько торговля варварских племен отлична от нашей, которая ежедневно распределяет миллионы товаров, регулирует отдошением спроса и предложения относительную ценность бесчисленного множества дредметов и комбинирует различные промышленные силы так, что каждая из них зависит от других и приходит им на помощь; вы убедитесь, что род движения, составляющий торговлю, стал постепенно более обширным, более разнородным; более олределеддым и более идтегрироваядым.

§ 110. Таким образом, мы находим, что полное понятие развития охватывает как перераспределения материи, так и перераспределения неязрасходованного движения. Этот новый элемент понятия не менее важен, чем другие. Движения солнечной системы имеют для нао такое же значение, как и изменения объемов, форм и относительных расстояний между составляющими ее небесными телами. Необходимо лриздать, что ощутимые и неощутимые движения. составляющия жизнь организма не уступают в идтересе формам строения. Не останавливаясь на том, как нас касаются эти два порядка фактов, признаем, что ки.ждое перераспределение материя сопровождается перераспределением движения и что объединенное знание, составляющее философию, должно принимать во вдимание обе стороны превращения.

Следовательно, принимая что материя развивающегося аггрегата исиштывает не только прогрессивную интеграцию но и многоразличные вгоростепенные перераспределения, мы должны рассматривать движение аггрегата не только как постепенно рассеевающееся, но и как переходящее, прежде чем рассеяться, через многочисленные второстепенные перераспределения. Подобно тому, как сложные комбинации, дроисходящия в период сложного развиития, суть побочные следствия прогресса от крайняго рассеяния к крайнему сгущению, точно также и сопровождающия их сложные комбинации движения суть побочные следствия прогресса от наибольшого к наименьшему количеству этого внутренняго движения. Мы должны формулировать эти побочные продукты двух дорядков, равдо, как и их дачало и их кодец.

Йтак, даша формула дуждается в добавочдой оговорке. Удовлетворительдо сочетать эту оговорку с формулой, как ода изложеда в лоследдей главе,—девозмождо; деобходимо лоэтому. изменить ее. После изменения и прибавления необходимой оговорки, формула получит следующий вид:—Развитие есть интеграция матерги, сопровождаемая рассеянием движеиия, во время которой материя переходим от состояния несвязной и неопределенной одпородности к состоянию определенной и Сбязной разнородносты, a пеизрасходованное движение претерпевает аналогичиое же превращете.

ГЛАВА ВОСЕМЫЗАДЦАТАЯ. Истолкование развития.

§ 111. Формулированный выше закон —конечный или производный? Удовлетворнмся лн мы открытием, что во всех порядках конкретяых явлений превращения совершаются согласно этому закону? Иля же возможно констатнровать осномние, в силу которого превращение совершается таким образом? Можем ли мы рассчитывать наити всеобщее начало, объясняющее этот всемирный процесс? Могут ли протнвуположные индукдин четырех предыдущнх глав санкционироваться дедукциями?

Ясно, что эти общие результаты подразумевает одну общую прнчнну. Может быть о ней ровно ничего нельзя сказать кроме того, что это форма, в которой проявляется Непознаваемое. А может быть и так, что эта форма разложима на еще более простые, следствиями которых будут все этн сложные действия. Аналогия заставляет нас склониться к последнему заключению. Подобно тому, как возможио было объяснить эмпирические обобщения, названные законами Кеплера, показавшн, что онн суть необходимые следствия яз закона тяготенья, точно таким же образом возможно, может быть, объяснять вышеизложенные эмпирнческие обобщения, как необходнмые следствия из некоторого наи-общего закона.

Под страхом потерпеть неудачу в нашей попытке постронть вполне объеднненное знание, фнлософию,—мы должны наитн <почему> этой всемирной метаморфозы. До снх пор выведенные намн заключения являются вполне независнмыми; не существует никакой установленной связн между состоянием все более и более определенньш и возрастающей разнородностью или между этими двумя прогрессамн и прогрессом ннтеграции. Эти законы перераспределения материи и движения соотносительны ли с законами направления и ритма движения, изложенными раньше? Это еще менее очевидно. Но покуда мы не показали, что эти начала суть следствия одного общего перво—начала, наше знание будет обладать весьма несовершенной связностью.

§ 112. Итак —наша задача состоить в том, чтобы дать синтез явлений развития. Исходя из установленного перво—начала, * мы должны показать, что ход превращения во всех видах существований не может быть иным, чем каким мы его наблюдаем. Мы должны показать. что перераспределение материи и движения повсюду необходимо должно происходить именно так, как они происходят, какими показали мы их в небесных телах, в организмах, в обществах. Наконец, мы должны показать, что всемирность такого хода превращений обусловливается той же необходимостью, которая определяет вокруг нас все простые движения. начиная с ускорительного движения падающого камня и кончая дрожанием струн арфы.

Другими словами, необходимо, чтобы явления развития выводились из начала постоянства силы. Как я сказал, анализ должен привести нас к этому началу и на нем должны мы строить рациональный синтез. Так, как это перво—начало будет выходить из границ науки, ибо станет её основанием, а также основанием самых широких обобщений, то последния будут объединены—раз сведутся к этому началу, как общему их базису. Мы видели уже, что истины, проявляемые конкретными явлениями всех порядков, а именно: что существует эквивалентность между силами, превращаюицимися одна в другую, что движение направляется в сторону наименыпого сопротивления и всегда ритмит чно,—что все эти истины, каждая в отдельности. могут быть выведеяы из начала постоянства силы; мы виделн также, что аффилиация (усыновление) этях начал перво—началу постоянства силы придает им единство и связность. Теперь нам остается сделать то-же самое, свести к высшему началу все универсальные признаки развития, показав, что раз дано постоянство силы, неизбежно вытекают из этого данного перераспределения материи и силы, какими наблюдаем мы их: исполнив эту задачу—мы объединим эти признаки, которые сольются тогда в один закон, который мы объединим с более простыми законами. формулированными раньше.

§ 113. Прежде, чем идти дальше, небесполезно будет установить несколько истин, которые могут быть даны рассуждением. При истолковании развития нам прийдется рассматривать в различных частных формах разложения сил, сопровождающия перераспределения материн и двнжения. Рассмотрим этн разложения в самом общем их виде.

* Всякая снла может быть разделена на части действующую и бездеиствующую. При механическом ударе не все двяжение ударяюшдго тела сообщается ударяемому: даже пря самых благоприятных условиях, когда ударяющее тело теряет все свое ощутимое движение, остается в нем нечто от первоначального момента в форме неощутнмого движения, возникающого между его частицамн вследствие удара. Когда световые нлн тепловые лучи падают на поверхность какого либо тела, более илн менее значнтельная часть их отражается я лишь остальное производит в нем молекулярные изменения. Надо еще заметнть, что действующая снла в свою очередь может быть разделена на силу временно действующую н силу постоянно действующую. Единицы аггрегата, на который действует сила, могут претерпевать ритмические двяжения относнтельно друг друга, движения, составляющия увеличение их вибраций, но могут также испытывать иные нзменения своих относительных положений, не встречающия препятствий в противуположных нзменениях н потому не нейтрализуемые. Первые рассееваются в форме излучающнхся волнообразных колебаний и оставляют молекулярное расположение вътом же состоянии, в каком оно было раньше; вторые ведут за собой перераспределения, характернзующия сложное развитие. Но здесь надо обратить внимание на одно разлнчие. Постоянно действующи н силы пронзводят нзменения относительных яоложений двух родов, изменения неощутимые н ощутимые. Неощутимые перерасположения единиц — это те, которые составляют молекулярные нзменения н к которым мы относнм химические соедннения и разложения; для нас это качественные различия, возникающия в аггрегате. Ощутимые перерасположения совершаются, когда известные единнцы, вместо того, чтобы яспытывать изме^ение отношений с непосредственно соседннмя еднняцамн, отделяются от них и перемещаются.

Что особенно поразнтельно в этих разделениях н подразделениях силы, действующей на аггрегат —так это то, что ояи дополняют одно другое. В целом посторанней снлы действующая

часть есть то, что остается. если устранить бездействующую. Две части действующей силы должны варвировать обратно—чропорционально; когда большая часть силы есть временно—действующая, то постоянно—действующая составляет меньшую часть и vice versa. Наконец, если постоянво—действующая сила расходуется единовременно и на произведение неощутимых перерасположений, еоставляющих молекулярные изменения, и на произведение перерасположений ощутимых, окончательно проявляющихся в строеиии, то величины этих перерасположений должны быть обратно пропорци ональны.

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ. Неусгойчивость однородного.

§ 114. Пожелав ироследить в высшей стеиени сложные превращения, какие претерпевали и ныне претерпевают все существования, мы встречаем такую массу затрудвений, что кажется невозможным дать этим преврапиениям точное и полное дедуктивное истолкование. Невозможно охватить одним взглядом весь, в<> всем его целом, прогресс перераспределения материи и движения, так чтобы единовременио подметить разнообразные необходимые результаты в их взаимной связи и зависимости. Тем не менее есть средство составить себе удовлетворительное понятие о целом процесса. Если, с одной стороны, генезис перераспределения, совершаюшдгося во всяком развивающемся аггрегате, сам по еебе—един, то, с другой стороны, мы можем усмотреть в нем влияния различных факторов, истолковав действия каждого из этих факторов в отдельности взятых, мы в состоянии будем путем синтеза этих истолкований образовать полное понятие о целом.

Прежде всего логически возникают положение, что некоторое перераспределение должно совершаться и это положение можно выразить в более частной форме, сказав, что однородность есть условие веустойчивого равновесия.

Объясним сначала термины; могут встретиться читателн, для которых это необходимо. В механике—слова пеустойчивое равпотсие служат для обозначения такого , равновесия сил, что привнесение новой силы, кяк 6ы ничтожна ни была она, разрушает существовавшее ло того расположение и производит совершенно иное. Палка, поставленная вертикально, находится в неустайчивом равновесин; еслн не держать ее, то она сначала незаметяо склоняется на бок и потом падает с возрастаюицей быстротой. Напротив. палка, повешеняая за одян конец, находнтся в устойчнвом равновесин, сколько угодно выводите ее нз ея по ложения—я она всякий раз возвратится к нему. Итак, наше положение говорит, что состояние однородности. подобно состоянию вертякально поставленной палки, не может держаться. Приведем еще прнмеры.

Между примерами яз механикн самый общеизвестный—это прнмер весов. Еслн весы сделаны хорошо, не заржавелн, не засорены, то невозможно удержать нх чашек в совершенном равновесия: неизбежно одна из чашек подымается, другая—опускается н между ях положениями всегда есть разннца; всегда этн положения—разнородны. Еслн мы посыплем поверхность жидкостн однородным порошком, частицы которого ямеют одинаковые объемы и способны притягиваться друг к другу, то они неправяльно скопятся в одну илн несколько групп. Еслнбы возможно было прнвестя массу воды с состояние полнейшей однородности. в состояние совершеннейшого покоя. сообщнвши ей одннаковую плотность во всех её частях, то излучеяие соседних тел. действуя различно на разлнчные частя массы, нензбежно яородило было нерав^нство плотностей и следовательно—течения: масса стала бы разнородной. Возьмем, например кусок раскаленной до красяа материи; хотя вначале он во всех свонх частях обладает одинаковой теплотой, тем не менее эта одннаковость быстро исчезает и частн перестают быть одинаково нагретыми. Перифернческие части охлаждаются быстрее внутренннх н потому не могуть яметь такой же температуры, как последния. Переход к разнородной температуре, который так ясно виден в этом крайяем случае, совершается в большей или меныпей степенн во всех случаях. Действие химнческих сил дает нам другой пример. Выставям кусок металла на воздух нли опустям его в воду— я увядим, что рано илн поздно он покроется слоем окиси: тоесть, что его наружные частн станут отлячнымн от внутренних. Обыкновенно разнородность, пронзводимая влиянием химических сил на поверхности масс не поражает нашего ввимания потому.

что измененные частицы быстро смываются водой или иным путем уносятся. Но если мешать им иечезнуть, то легко наблюдать усложнение строения. Каменеломни полевошпато—авгитовых пород доставляют поразительные примеры. Нередко здесь можно наити обломок траппа (или мелафира) который от действия воздуха превратился в слоистый, на подобие луковицы. Если обломок долго лежал на воздухе, то мы можем наблюдать в нем различного рода наслоения; пернферическия—угловаты и неправильны, потом ядут одне за другимн все более и более округленные, пока мы ле доберемся до центрального сферического ядра. Сравнивая массу первозданного камня с этими слоистыми облаками, из которьих каждый отличается от других по форме и степени разложения, мы видим поразительный пример многообразия, к которому с течеяием времени приводят химические агенты вещество, первоначально однородное. Неустойчивость однородного наблюдаем мы также в изменениях, совершающихся выутри массы, состояицей из едилиц, не очень сплоченных. Атомы осадка никогда не остаются разделенньши, но и не расиределяются равномерно в жидкости, в которой прежде были растворены. Они аггрегируются то в кри«таллики, из которых каждый содержит их бесчисленное множество, то в хлопья, которые содержат их еще большее число; и когда масса жидкости велика и процесс совершается медленно, чго хлопья эти не распределяются равномерно, но сбиваются в кучи. Это значит, что происходит нарушение существовавшого раньше равновесия между растворенными частицами и теми, которые сгруппировались в хлопья. Существуют растворы некристаллических тел в очень летучих жидкостях, дающие в течении получаса весь ряд изменений подобного рода. Если, например, вылить на бумагу немного жидкого лака (растворив китайский лак в керосиые, так, чтобы раствор принял консистенцию сиропа), *го -поверхость жндкости покроется вскоре многогранными фигурамн, которые появляются сперва у краев и распространяются потом к центру. При рассматривании в лупу эти неправильные, пятистрронние и болыне многоугольникн оказываются отмежеванными один от другого темными полосами, по краям которых эаметны (илегка окрашенные отторочки. Вследствие отложения материи на их внутренних углах, отторочки эти медленно разширяются, вторгаютс^ в пространство многоугольников, пока от последних не юстанутся только темные пятна на месте их центров. В то-же время кряя многоугольников. обозначенвые отторочками—становятся кривыми, так что все вместе становится похожям на группу сжатых сферических мешечков, напоииная (но только ванеиигаая) группу клеточек с ядрамя. Здесь мы видим, что быетрое нарушение однородности проявляется трояко: сначала—образованием тоненькой ялевьи, которая делается ареной изменений; вотом —появлевием на этой плеве многоугольных раечленений и_у наконед, в установлении коитраота—между периферичеекими многоугольникамн, которые малы и образовалясь первые—и деатральвыми, которые велики и образовались позже.

Неустойчивость, примеров которой мы привелп доотаточно. есть очевидно следствие того факта, что разлнчные части однородной аггрегации нензбежно подвержены действиям разнородииых сил, разнородных по качеству или по напряженности, вследствие чего ии изменяются разлнчно. Из того, что существуют части внешния н внутренния, из того, что частя этя неодинаково отегоят от источннков влияния, вытекает следствие—что они подвержены яеравным воздействиям, неравным no качеству нли no количеству нли же по тсму и друпшу вместе; отсюда же следует, что в частях, подверженных различным влияииям должны совершаться различные явления.

По аиалогичным же причинам этот ироцесс доджев повторяться и в каждой подчнненной группе единяц, дифферевцировавшихся под влиявием модифицируюидих сил. Подобно своему целому, каждая из этях подчнненвых групя под влиянием действующих на нее сял должна терять постепенно раввовесие своих составляющих и от однородпости переходить к разнородвости; н таким же образом дальше. Отсюда следует, что нетолько однородное переходит в не-однородное, но также и что 6олее однородвое всегда стремдтся стать менее одяородным. Если нан дано делое не-однородное, но состояидее из частей, нес^олько отличающихся одне от других, есля каждая из этих чаетгей. будучи диффереяцврована оть другях, сама остается однородной. то так как она находится в состояния веустойчявого равновегия. то ироисходящия в ней измевения должны делать ее более многообразной, вследствие чего и целое ставовится еиде мвогообразнее, чем было раньше. Основвое вачало, объясвяемоеи этямя примерами, оказывается гораздо понятнее, чем ножно было п редполагать, суд* no заиѵиавию «неустойчивость однороднаго». Возражение, что нигде не существует совершенной однородности,—не имеет никакой сиды; в саном деле, будет ли еостояыие, с которого мы начинаем, совершеано однородным или не будет им, все равно, процесс необходимо совершается в направлении к сравнительно большей разнородности.

§ 115. Раепределение звезд представляет тройную неправильность. Во первых —сущяугвует замечательный контраст между млечным путем н другими частями неба, контраст по количеству звезд в равных зрительных полях. Существуют второстепенные контрасты того же рода между частями млечного пути; в однех точках его звезды скоплены в большях количествах, в других они редки; существуют также небесные пространства, в однех частях которых звезды расположены теснее, чем в других. Кроме того, суидествуетъеще контрлсгь, производимый соедннением известного количества звезд в не<шыииия груипы. Кроме этой разнородности в распределения звезд независимо от их индивидуальных особенноетей, существует еще другая разнородность, позволяющая групянровать нх no различиям в их цвете, различиям, которые указывают, без сомнения, на различия их физических строений, Во всех частях неба можно отыскать и желтые звезды, н голубые н красныя; существуют небесяые пространетва, в которых голубые и красные редки; в других частях неба оеобенно часты голубые, а в третьнх преизобилуют красные. Неииравильности, имеющия то же значение, проявляются в тумапностях, этнх скоплениях вещества, которое, каков бы нн был его состав, наверное принадлежит к нашей звездной еистеме. В самом деле, туманности распределены не равномерно; они очень часты у полюсов млечного пути и редки в соседстве с егоерединной областью. Никто и не ожндает, чтобы можно было дать что нибудь похожее на точное истолкование этого расположения на основанин гнпотезы развнтия илн в-акой либо иной. Все, чого только можно требовать—это наитн точку опоры для предположения, что неправильности, которые можно соединить в одну группу с неправильностявш в расположениях небесных тел, должны были возникать в теченин развития, раз мы признаем, что развнтие имело место. Можно утверждать, что если материя, из которой состоят эти звезды и эти туманиости, существовала первоначально в рассеянном виде, залимая гораздо большее дространство, чем какое занимает теперь наша звездная система,—то её однородность не позволяла ей оставаться неизменной в одном и том же состоянии. И, если только не допустить, что между силами, которымн одне рассеянные частицы действовали на другие, существовало абсолютное равновесие (что невозможно в ограниченном аггрегате), то можно было бы предсказать—какое движение возвикнет и какие изменения в распределении необходимо должны будут воспоследовать. Можно прибавить, что в столь рассеянной и мало связной материи, станут совершаться движения к местным центрам притяжения одновременна с движениями к общему центру; точно таким же образом. в примере не столь крупном, частицы растворенного и осаждающегося тела аггрегируются в маленькие хлопья и в то же время движутся в направленин земного нритяжения. Можно сказать, что как в одном случае. так и в другом, самые слабые и первичные местные аггреиации должны постепенно разделяться на группы, которые концентрируются—каждая—вокруг своего собственного центра притяжения; процесс этот неизбежен как в малом, так и в великом. Основываясь на законе, гласящем. что движепие, раз начавшись в известном направлении. само становится причиной дальнейшого движения в том же направлении, можно утверждать, что порождешиые этим сгущением разнородности стремятся определитьсн все более н более. Законы механики дают нам право заключить. что движения этих неправильных и слабо аггрегированиых скоплений туманного вещества к их общему центру притяжения—вследствие сопротивления среды. в которой сов^ршались, должиы были принять криволинейные направления;—н что вследствие уже совершившихся неправильностей распределения—эти криволинейные движения должны перейти в круговращение зарождающейся звездной системы. Не трудно показать, что возникающая отсюда центробежная сила должииа изменять процесс аггрегации, »иешая однообразному распределениио небесных тел, уже образовалпихся и порождая контраст, какой мы теперь наблюдаем между мле^ным путем я остальным небесным пространством. С некоторым вероподобием можно было бы еще заключить, что различия. проявляемые местным сгущением суть вероятные результаты разницы между физическими условиямн вокруг главной оси вращения и существующими в других местах. К этим предположениям можно было бы еще прпбавить. что после образовапия отдельных звезд. возрастающия неправильностии в их расаределении. обусловливаемые постоянством ях причин, иородят странные формы звездных групп, какие мы наблюдаем в обоих половинах неба, как в болыдей, так и в меныией. Нам нет надобности углубляться в эти умозреиия без конца. Достаточно показать, что конечная масса материи, еслибы она даже настолько велика была, что могла дать начало всей нашей звездной системе, не могла пребывать в состоянин устойчивого равновесия; что, еслн только не предположить абсолютной сферичности, абсолютной однородности состава и абсолютной симметричности отношений ко всем внешним силам. то сгущение должно совершаться в ней с возрастающей деправильностью д что, таким образом, тедерешний вид неба, поскольку можем мы судвть, ннмало не несовместим с гипотезой общего развнтия. обусловливаемого неустойчивостью одяородьюго.

Еслн мы огранячнмся этой частью Типотезы туманности, по которой солнечная снстема есть результат постененного сгущения д еслд дреддоложим, что это сгущение подвинулось настолько, что явнлся вращающийся сферонд, состояший нз туманного вещества, то усмотрим новые следствия, вытекающия из неустойчивостн однородного. Сфероид сплющивается у полюсов; его центр и пернферия дринимают различные плотдости, его части двнжутся вокруг общей осн с разлнчнымн скоростямн; об этой массе нельзя уже сказать, что она однородна, вследствие этого все дальнейшие изменения будут служять дрнмерами общего закона, но лишь как явления перехода от менее разнородного к более разнородному. Изменения эти должны совершаться в тех частях массы, внутренность которых еще однородна. Еслн мы дриймем вместе с Лапласом, что экваториальная часть этого вращающегося н сжимающегося вследствие сгущения материя сфероида должна постепенно приобретать настолько большую центробежную снлу, чтоона мешавт этой частя массы прнбляжаться к центру вращения. вслед за вяутреяними частямн, в ях нелрерывном сгущении, так что эта часть запаздывает и отрывается от остального. тэ в судьбах образующегося таким путем кольда мы яайдем новое додтверждение прнзнанного нанн общего начала. Это кольцо, состоящее из газообразяого вещества, может быть однородным в момепт сво°то отделения. но ие может пребывать в состоянии однородности постоянно. Для того. чтобы оно сохраняло свое равновесие, потребовалась бы почтя совершеняая однородность в действиях всех внешних сил, влияюицих на него {<почши-ь сказали мы на том основании, что связность даже крайне разрежеяной материи может быть достаточна для нейтралнзоваиия ничтожных пертурбаций), а против такой комбинации бесчисленно много шансав. Раз же внутренния и внешния силы, действующия на это кольцо, не равны, то доллша существовать в нем точка или точки, где связность частей меньшая чем в других местах, точка или точки, въкоторых должен произойти разрыв. Лаялас предполагал, что кольцо разрывалось в одном только месте и вслед затем стягивалось. Но это предположение сомнительно или, по крайней мере, сомвительно оно по мнению лица, в этих вопросах —авторитетнейшого в наше время. Столь громадное, столь неевязное кольцо должно разрыватьея на несколько кусков. Как бы там ни было, можно дедуктивно заключить на основании неустойчивости однородного, что конечный результат, указываемый Лапласом, должен произойти. В самом деле, предположив, что массы туманного вещества, порожденные разрывом кольца имеют равные объемы, и расположены так, что взаимно притягиваются с совершенно равными силами (что безконечно невозможно), мы все же должны признать, что равновесие неизбежно будет уничтожено действиями неравных внешних возмущающих сил, и что в одной или нескольких точках соприлежащия массы начнут расходиться. Раз начавшись—расхолсдение это приведет к группировке масс. Очевидно, что аналогичный результат произойдет и в этих новых группах. пока, наконец, они не аггрегируются в одну связную массу.

Оставим умозрительную астрономию и рассмотрим солнечную систему, какова она тепер. Во—первых —отметим факт, который, повидимому, противаречит тому, что мы утверждаем; я говорю о существующих до сих пар кольцах Сатурна и особенно о внутренних туманных кольцах, недавно открытых в нем. В виде возражеиия указывают на то, что внешния кольца сохраняют свое равновесие; но на это можно отвечать, что относительно большая связность в состоянии оказывать сопротивление слабому стремлению к разрыву. То, что тунанное кольцо сохраняет свою форму. не опровергает нашего заключеиия, ибо кольцо оохраняет ее в силу исключительных условий; а именно—симметричяого расположения сил, исоторымн воздействуют нэ него внешния кольца. Но мало того, необходнмо указать, что система Сатурна, повидимому, противуречащая положению, что состояние однородности есть состояние пеустойчивого равновесия, в действительности дает весьма любоиытное июдтверждение этому положению. В самом деле, Сатурн не вполне концентричен с своими кольцами и математически доказано, что если-бы кольца его были концентрнчны, то не моглв бы удержаться в этом состоянии: неустойчивое однородное раслоложение будет етремиться перейти в разнородноз. Этот факт напоминает нам о другом, анологичном и повторяющемся на всем дротяжении солнечлой системы. Все орбиты, как планет, так и их спутяиков, более илн менее эксцентричны, нн одна нз нях не представляет собой правнлыиого круга н еслибы существовалн совершенные кругн то онн не замедлили-бы превратяться в эллипсисы. Взаимные возмущающия влияния яеизбежпо породили-бы эксцедтричность. Одням словом, одиородные соотношения преобразуются здесь в разнородные.

§ 116. Мы уже так часто говорнли о воядикновении коры на поверхностн жидкой планеты, что может казаться излишним еще распространяться об этом. Но мы не рассматривали этого явления с точки зрения разбираемого в дастоящей главе начала. Покажем, что явление это есть неизбежное следствие неустойчивости однородного. Охлаждение н отвердение поверхности земного ипара представляет один нз самых простых и очевидных случаев перехода от однообразия к многообразию, совершающегося в массе веледствие того, что разлнчные ея части находятся в различных условиях. К происходящей от охлаждения диф•фервнциации наружной чаотн земля от её внутренности, мы должны придавить еще одну дефференциацию, нз самых очевидных, которая позже еовершается в коре земли я вызывается теми же лричинами, как и первая. Ёслибы условия, которым подвержена эемная поверхность, были воюду во всех отношениях одннаковы, *го не бшо-бы основания для того, чтобы одна часть этой поверхности постоянно днфференцировалась от других» Но поверхность зта подвержена влиянию главного центра внешней силы, Солнца. и главпые её частн испытывають нераввые изменения: no мере того, как утолщается и охлаждается земная кора, устанавливается ловый колтраст, который в настоящее время выражел так резко, коятраст между полярными и экваториальцымн поясами.

Рядом с этими физическими дифференциациями первого порядка, совершающимися в. земном шаре вследствие веустойчивостн однородного, идут мвогочислеивые химические дифференциации, обусловливаемые той-жё ииричиной. Не касаясь вопроса о том, не суть-лн яростые тела, как многие полагаиоть, соединения еще более простых, но веизвестным нам (т. е. не состоят ли они из элемеитов. которых мы не можем разъедивить с помощью искуственной теплоты, но которые былн разъедннены в то время, когда теплота земля стояла выши самой высокой теплоты, какую только мы в состояния произвестн)—не касаясь этого вопроса, достаточно будет для нашей цели показать, каким образом относительная химическая однородность земной коры, имевшая место тогда, когда температура земли была очевь высока. no мере охлаждевия сменялась возраставшей химической развородностью. Каждый элемевт н каждое соединение, будучи ве в сялах сохраяить свою однородность в внду различных воздействий хнмического сродства, вступнлн в разнородные комбннации. Рассмотрнм эти язмевевия подробнее. Есть основание полагать, что при очень высокой температуре так пазываемые простые тела не могут вступать в соединения. Мы видим, что даже ярн теплоте, какую мы вскусственно можем вызвать, с^мые снльные хямнческие сродства перестают действовать, а огромяое большинство химнческих соедивений разлагается прн звачительно ннзшях температурах. Так. что вовсе ве невероятяо. что когда земля была в расплавлеввом состоянии, то ве существовало никаких химических соедивевий. Но ве будем вастанвать ва этом заключевин и удовольствуемся веоспорнмой отправной точкой, уставовив, что соедивевия, способвые сопротивляться действию самых высоких температур, такия, следовательно, которые первымн должны быля возвнкнуть, когда Земля вачала охлаждаться—суть самые простые соедипения. Закиси. включая сюда ицелочи, землн и пр. суть наиболее устойчивые соединения, какие только вам извествы; большинство яз них способно сопротивляться действию самой высокой. искусствевво произведенвой теплоте. В этих соединениях всего no одному атому каждого из составляющих элемеятов; так, что представляют собой простейшие ка^ибияации; комбинации, которые одвой только степенью развороднее, чем соетавляющия нх элемеятм. Более разнородны и легче разлагаются влиянием теплоты, а. следовательно. балее неДавви в история земля—перекисн, двуокпси, триокиси etc., в которых два, три, четыре и больше атомов кислорода соединены с одним атомом металла или иного простого тела. Соли еще менее сиюсобны сопротивляться влиянию теплоты; они представляют сложные атомы, каждый из которых образован соединением пяти, шести, семи, восьми, десяти, двенадцати и больше простых, принадлежащих к трем и больше родам. Далее идуть еще более разнородные гядратные соли, претерпевающия частное разложение при еще более ннзких температурах. Еще далее мы имеем еще более сложные соединения, двойные соли, устойчивость которых еще слабее—и так далее. Я не думаю, чтобы какой ннбудь химик стал отрицать, что за немногочисленными и не важными исключениями в пользу некоторых частных форм сродства, органические соедннения согласуются с этим общим законом, что при равенстве прочих условий, устойчнвость соедияений падает по мере возрастания их сложности. Переходя к химическим соединениям, входящим в состав организованных тел. мы отнрываем новое подтверждение указанного закона, мы находим в ннх гораздо большую сложность и гораздо меньшуио устойчивость. Атом альбумина. например, состоит из 482 простых атомов пяти различных видов. Еще сложнее состав фибрина: каждый атом его образуется из 298 атомов угля. 49 азота. 2 серы. 228 водорода и 92 кислорода—всего из 660 атомов или. вернее говорн, эквивалентов. Эти два вещества так неустойчивы. что разлагагаются при весьма умеренной температуре, при такой. какая потребпа для приготовления жаркйго. Могут возразить, что некоторые неорганические соединения, как, например, фосфористый водород и хлорнстый азот, еиде легче разлагаются, чем сложные органнческие соединения. Это правда, но нисколько не колеблет нашего аргумента. Мы не утверждаем, что все простые соединения постояннее, чем все сложные. Для того, чтобы заключение наше имело силу, достаточно показать, что вообще простые соединения могут существовать при высшей температуре, чем сложные. а это стоит вне всякого сомнения. Итак. очевидно, что химическая разнородность поверхности земного шара, какой она является в настоящее время, возрастала постепенно, по мере того, как уменьшалась теплота и что проявлялась эта разнородность в трех формах: сначала—в умножении (в увеличении числа) химических соединений, потом —в увеличении числа различных элементов, входящих в состав позднейших соедиъении и, ваконец, в многообразии сочетаний этих многочислензых элементов.

Не входя в дальнейшие подробности, довольно будет лишь упомянуть, как еще об однон подтверждении общего закона. об окончательно установившихся в земной атмосфере метеорологичечжих процессах. Эти продессы представляют собой примеры нарушения состояния однородности,. происходящого вследствие неодинатиовых воздействий случайных сил.

§ 117. Возьмем массу неорганизованиой, но способной органнзоваться материи, например —тело какого нибудь низшого животного или зародыш высшого. Взглянем ыа условия его существоваиия: он нли погружен в воду или в воздух или же находится внутрн организма того же вида. Где бы ни находился он, этот зародыш илн это низшее животное, его наружная н внутреняяя частн находятся в разлячных отношениях с внешними деятелями—пнщей, кислородом и различными стимулирующимя предметамя. Но это не все: будет лн он пребывать в покое, погруженным в воду илн на лнсте растения—нлн двигаться в ваде, чяхраняя известное ооложение, яля же будет заключен внутря матерянского органнзма, во всяком случае нзвестные частн его поверхности будут более подвергаться влияниям окружающих сил, чем другие, то есть—в известных случаях будут более додвергагься действию света, теплоты илн кислорода, а в других случаях —действию тканей, и жидкостей материнского органязма. Отсюда—нарушение первоначального равновесия. Это нарушение может совершится тем яля иным способом: либо возмущающия силы способны преодолеть сродства органнческнх. элементов я тогда в результате получается то, что мы называем разложением; лнбо, как обыкновенно случается, эти нзменения проходят не раарушая органических соединений, но только видоизменяя их: части, наиболее подверженные действию изменяющих снл —найболее вндоизменяются. Для выяснения этого пункта приведем несколько примеров.

Прежде всего отметим кажущиеся исключения. Существуют маленькие организны, прннадлежащия к жявотному дарству, в которых мы ие находин ннкакой заметной дифференциации—или же столь неопределендую, что весьма трудно показать ее. У корненожек (Bhizopoda) студяеобразное вещество ах тела впродолжеяие всей ях жязни остается неорганизованныи, так, что у двх яе имеется даже наружной оболочки; это доказывается тем, что нитеобразные отростки, выпускаемые имп—соприкасаясь—сливаются. Имеет ли родственное корнеяожкам животное, Amoeba—клеточную оболочку и ядро, как утверждали в последнее время—или же не имеет (менее многочисленные и более объемиетые члены аюебы не сливаются меясду собою)—ясно, чторазличие между частями этого животного крайяе ничтожно, так как пищевые частицы проникают *-в натуре* во внутренность его тела через любую часть периферии, а когда разрезать животное на несколько частей, то каждая часть живет точно так же, как целое. Этй случаи, в которых не существует различия между стровнием внешних и внутренних частей или же его до ничтожества мало. случаи, которые, повидимому, противеречат нашему заключению, в действительности являются весьма многозначительными доказательствами верности его. В самом деле, что характеризует отдел простейших —Protozoal Членм этих животных тгретерпевают постояняые и неправильные измензния формы; между частями их не существует постоянных отношений: то* что только было частью внутренности—удлинилось наружу и, играя роль временного члена, схватывает предмет, к которому прикоснулось; то, что теперь составляет часть иоверхности—будет втянуто вь центр массы вместе о пищевой частицей, прилипшей к нему; внутренняя и внешняя часть не имею^ между собою никакого постояиного отношения—нли же очепь малое. Ho по нашей гипотезе— первоначально подобные единицы живой масеы становятся несходными в силу их различных положений по отяошению к изменяющим силам. Мы яе можем ожидать. никакой определенной дифференциации в положении частей и можем допустить лишь крайне незначительную дифференциацию частей—в том случае, когда положение чаотей весьма неопределенны; именно это мы и открываем. Это отридательное доказательство подкрепляется положительным. Переходя от этих подобных П^отею комочнов живой слнзи к оргаишзмам с определенным етроением, мы находим что различия тканей соответствуют различиям отяосительных положевий. У всех высших Protozoa, равно, как и у Protophyta мы встречаем основпую дифференциацию на клеточные оболочки и содержимое клеточек. дифференциацию, отвечающую оеновяому контрасту условий, выражаемому в словах внеимиФ н виутрепний. Переходя от организмов, грубо склассифицированных ииод именем одновлетечных, к низшим организмам, состоящим из аггрегатов клеточек, мы замечаем такое же отношение между различиями строение и различиями условий. Отрицательно мы убеждаемся в этом наблюдая, что в губке, ииронизываемой во всех направлениях течениями морской воды. неопределенность организадии соответствует слабым разлнчиям в условиях; периферические н центральные частя также мало различествует по своему строению, как н по своему положению в отношении к впеипним деятелям. Положительно мы убеждаемся в этом. наблюдая существа вроде ThalassicoUa, которые, хоть и не стоят на высокой ступени развнтия, в самых разлнчных обстоятельствах сохраняют востоянное отношение между внутренннмн и внешними частями, известное грубое строение, очевндно подчнненное первоначальным отношениям центра я поверхности: у всех многочисленных развовидностей этих жнвотных части представляют более или менее концентрнческое расположение.

Иосле этях первнчных изменений. ириводящих к различию между тканямя наружными я внутренннми, ме встречаеми в порядке постоянства н важности другое изменение, дифференцирующее какую лябо часть внешней ткани от остального, я это изменение соответствует почти всеобщему факту, а яменно, что известная часть внешней ткани более остального подвержена нзвестяым влиянием окружающого. В этом случае, как и в другвх, кажущиеся нсключения имеют большую ценность. Существують низшие растения, как Hematococci, Protococci, равномерно одетые слоем слизя иля рассеянные no арктическому снегу, в которых мы не открываем някакой дифференциации поверхности, так как различные частн её не испытывают ннкакого контраста в окружающих условиях. Снабженные реснячкамя шарики, как Vdvox не имеют на своей периферии някакой частя, которая отлячалась бы от остального я нечего я ожидать наити подобные отлнчия, так как вращаясь ло всем направ^ениям, эти сушества двяжутся в воде яе подставляя ни одной части своей певерхности noстоянному влиянию спедиальных условий. Но когда мы доходим до неподвижных оргаяизмов илн же такнх, которые при движениях сохраняют ояределеняое положение, то не встречаем больше однообразных поверхностей. Самый общий факт, какой только можно утверждать о строенин животяых и растений. состонт в том, что как бы велико первоиачал^но ни было сходство по форме и строению между раяличными внешииими частяяи, они кончают несходетвами, соответствующими их различным отношениям к окружающим снлам. Усеянный ресничками зародыш зоофита. в периоде своей подвижности иредставляющий лишь разлнчие между внешннмн н внутреннимн тканями, становятся неподвижным лишь после того, как его верхний конец начнет принимать строенио отличное от строения няжней частн. Днсковидные точки Marchantia, обе стороны которых сначала совершенно одинаковы и которые, ложатся ва землю смотря no случаю, той или другой стороной, с той стороны, которая внизу пускают корешкн и stomates из верхней; прнведенньий факт неоспоримо доказывает, что эта первоначальная дифференциация оиределяется основным контрастом в условиях для обоих сторон.

Весьма естественно, что у зародышей высшйх органнзмов метоморфозы, непосредственно вытекающия из неустойчивости однородвого, немедленно замаскировываются изменениями. происходящими от наследственностн тнпа. Тем не менее существуют первоначальные язменения общия всем классам организнов, взменевия, которых. следовательно, нельзя приписать наследствелностн и которые вполне согласуются с нашей гнпотезой. Зародыш. не претерпевавший еще ннкаких язменений различия, состоить вз шаробразной групяы однородных клеточек. Повсюду первою ступенью развнтия бывает установление размечия между известнымп клеточками периферии и клеточкамн, образующвми внутренность: известные нереферические клеточки, самопронзвольно разщепившиеь в нескиилько приемов, сливаются потом и образуют оболочку; дальнейшим ходом этого процесса оболочка расяространяется я либо покрывают всю массу, как у млекопитающих, лнбо. как у птнц, на время сриостанавлявается, Вот, значнт, два многозначительных факта. Первый—что первоначальное несходство устанавливается между наружной частью в внутренней. Второй—что изменение. которым начидается развнтие, не рронсходит единовременно на всей внешней поверхностн, но появляется сначала в одной её точке н постепенно захватывает всю её поверхность. Но эти факты представляют собою нменно вывод яз неустойчивостн одвородного. Наружная поверхность болыне чем всякая другая часть должна стать отличной от центра, ибо она нменно подвержена условияви наиболее отличным от условий, в каких находится центр, и все части поверхности не могут единовременно проявить этого отличия, ибо не может быть, чтобы ояе все абсолютно одинаково подвергались влиянием внешних сил. Кроме того, мы имеем еще один общий факт аналогичного значепия. Какова-бы ни была толщина этого периферичеекого слоя клеточек или, как ее называют, бластодермы, она вскорости разделяется на два листка, серозный и слизнстый или, говоря иначе, на эктодерму и энтодерму. Первая образуется из той части бластодермы,. которая подвержена влиянием внешних деятелей, а вторая—из той. которая соприкасается с массой желтка, обволакиваемой ею. Это значит, что после более нли менее обширной первоначальной дифференциацин новерхности от центра, поверхность претерпевает вторичную дифференциацию и раздваивается на части ввутреннююи внешнюю; ясно, что эта последняя днфференциация такого-же рода} как и первая, и что она соответствует самому резкому контрасту в условиях после контраста, указанного выше.

Но, как я уже показал, этот принции, проявляющийся в приведенном простом случае, ни дает ключа к разъясненик> подробпостей органического развития. Он недостаточен для объяснения родовых и индивидуальных особенностей; ов .оставляет нас во мраке даже по отношению к важным различиям, характеризующим семейства и порядки. Он не пояожет уяснить нам, почему из двух яиц, опущенных в один и тотъ-же пруд, из одного выйдет рыба, а из другаго—пресмыкающеесн. Развитая нами гипотеэа не в состоявии объясиить, почему из двух различных яиц, высиженвых одной и той-же курицеик из одного вылупиться утенок, из другого цыпленок. Таким образом мы, волей—неволей, должны возвратиться к необъяененому еще началу наследственней передачи. Способность неорганизованного зародыша развиваться в совершенвое существо, повторяющее да малейших подробностей черты своих предков, даже в тех случаях, когда она находится в условиях отличных от условий жизни предков. эта способность до сих пор еще ямяется для иас вполне необъясненной. Что мвкроскопическая частица вещества, повидимому лишенная всякого строения, заключаст в себе свойство. в силу которого человек. выросший из этой частицы, на пятидесятом году своей жизни сделается подагртеом иля съумашедшим —подобная веидь казалась-бы невероятной, если-бы ежедневвый опмт не подтверждал ее. Но если, воевращаясь к еказаному раньше, мы покажем. что зти сложные дяфференциации, проявляющиеся во взрослом животном, представляют собой, как имеется основание думать, постепенно накопленные и переданные результаты процееса, аналогичного тому, какой мы проследили в зародыше, то отсюда будет следовать, что сами эмбриональные изменения, относимые к влиянию наследственности, суть отдаленные последствия неустойчивости однородного. Если мы покажем, что легкие изменения, совершающиеся в каждом взрослом организме в течении его жизни и передаваемые по наследству потомкам вместе со всеми предшествовавшими и аналогичными изменениями,— суть лишь несходства частей, порождаемые несходствами в условиях существования, то отсюда будет следовать, что изменения, совершающиеся в течении эибрионального развигия, представляют собой отчасти прямые. отчасти косвенные последствия неустойчивости однородного. Но рассматриваемый нами предмет не требует от нас представления доказательств в пользу этого предположения. Доетаточно, что самые замечательные дифференциации, повсеместно проявляющиеся в растущих организмах, соответствуют самым резким различиям в условиях существования, каким подвержены их части. Достаточно того, что обыкновенный контраст внешняго и внутренняго, который, как мы это зиаем, порождается в неорганической массв различием в доступности влияниям случайных сил, в точности аналогичен первому контрасту, проявляющемуся во всех органических массах.

Мне остается еще показать, что и в собрании организмов, составляющих вид, можно наити доказательство начала неустойчивости однородного. Иѵ.ы обладаем достаточным количеством материалов для того, чтобы иметь право утверждать, что всякий вид ве остается однородным, но стремится стать до известной стелени многообразным; есть также основания полагать, что этот переход однородного в разнородное происходит от того, что особи вида находятся в различных условиях существования. Достаточное основание для нашего наведения мы имеем в сосуществовании двух фактов: во первых, в растительном или животном виде особи его никогда не бывают совершенно сходны между собой; во вторых, в каждом виде существует стремление ппрождать различия, достаточно крупные для того, чтоб могли возникать разновидности. С другой стороны, вывод подтверждается общеизвестным фактом: что тем многочисленнее и определеннее разновидности у культурных растений и одомашненных животных, чем более и в большем количестве отношений удалены искусственные условия их жизни от первоначальных естественных. Будем ли мы смотреть на *естественный подбор», как на деятеля, порождающого всю совокупность разновидностей—илн же только часть их, это ровно ничего не изменит в пашем заключении. В сахом деле, так как постоянство разновидности доказывает, что она находится в гармонии с известными группами окружающих снл. так как размножение одной разновидности и занятие ею территории, которая ранее занята была другой ветвью вида—доказывает, что эти группы сил суть действительные причины дифференциаций; ясно, что если разновидность вытесняет первоначальных обитателей из одной местности, а не из другой, то это потому, что группа сил в одной местности отлична от группы сил в другой; очбвидно, наконец, что переход вида от состояния однородности к состоянию разнородности причиняется тем, что различные его части подвержены действиям групп различных сил.

§ 118. Группы людей, так же как и всякие другие группы. при подобныхъ-же условиях проявляют подобныя-же стремления. Маленькие аггломерации, как и большия общества, дают этому сколько угодно примеров; как в тех, так и в других правительственные и промышленные дифференциации зависят от этой причины. Бросим взгляд на факты двух названных категорий.

В деловом товариществе власть членов в тэории может быть равной, но на практике мы видим, что власть одного из них становиться более сильной, чем власть другого или других. Какъ-бы равномерно члены не разделяли власти между директорами компании, неравенство не замедлит возникнуть и обыкновенно власть одного из директоров стаяовнтся столь преобладающей. что его решения делаются законом для компании. Точно такое-же разделение на владычествующих и подчиняющихся можем мы наблюдать и в обществах политических, филантропичиских. литературных или предназначенных к иной какой либо цели. В этих примерах ыы можем наблюдать, как неорганизованные группы людей, соединенных ради однородных действий, постепеиино преобразуются в организованные группы, в которых устанавливаются разнородные отношения: в этомъ-то н состоит ключ к объяснению общественных неравенств. Варварские и цивили^зованные общины имеют такой-же характер; они разделяются на классы и в каждом классе существуют личности более важиые и менее важныя; такое общественное строение есть, очевндно постепенно закрепнвшийся результат процесса, аналогнчного тому, какой мы ежедневно можем наблюдать в промышленных и иных -союзах. ГГока людя будут соеднняться для того, чтобы воздействовать друг на друга, все равно физической лн силой или нравственной, будет существовать борьба за первенство, -которая в «онце концов и неизбежно будет прнводить к владычеству одних над другими, раз обозначившись, днфференциация нензбежно и постоянно будет становнться все резче и определеннее. Раз нарушено неустойчнвое равновесие однородного, оно с возрастающей быстротой должно стремиться к многообразию. Владычеетво и подчинение должны возннкнуть, как это мы и наблюдаем ежедневно во всех частях обицественного здавия, начиная с большнх подразделений на классы, идущих по всему протяжению общественного тела, вплоть до деревенскнх котерий, даже вплоть до групп школяров. Мне возразят, может быть, что эти нзменевия прои-стекают не вследствие однородности, а нменно вследствие не—однородностя первобытных человеческнх аггрегаций, что они обу«ловливаются именно тем, что с самого начала еднннцы этих лггрегаций представляют легкие различия. Без сомнения, ближайипая прнчина—это. Соблюдая точность выражений, необходимо рассматрнвать эти изменения как переход состояния сравнительно однородного в состояние сравнительно разнородное. Но ясно, что и аггрегация людей, абсолютно подобных между собою, в конце концов претерпела бы точно такое же превращевие. В самомъделе, по прнчнне отсутствия полного одвообразия в жизнн такнх людей, занятия, фнзнческие уаювия, домашния отношения, сочетания вдей и чувств каждого нз них должны породить между ними различия, а эти последния должны постепенно привести к общеютвенным днфференциациям. Даже неравенства в фнзическом здоровьн, прнчнняемые случайностями, порождая неравенства в физнческнх н умственных сяособностях, должны нарушать точлое равновесие влияний, оказываемых еднннцамн общества одвнми ла другие, а раз будучя поколеблено—равновесие это неизбежно должно быть потеряно. Итак, мы вндим, что абсолютно однородяая группа людей должна, как и всякое другое однородное тело, ютать разнородной; мы виднм также, что её разнородность будет чследствием все той же конечной прнчины, неодинаковой доступ-ности её частей действиям внешннх сил.

Еще яснее видно, что первоначальные промышленные подразделения обществ обязаны своим возникновением несходствам внешних влияний. Не существует подразделений пока не существует этих несходств. Кочевые племена не подвергают постоянным образом нзвестных групп своих членов влиянию специальных местных условий; оседлое племя, занимающее ограниченную территорию, впродолжении долгого времени сохраняет резкие дифференциация, указывающия на условия существования его членов, но определенных экономических дифферёнциаций в таком племени не существует. Когда же община, становясь мпоголюдной, распространяется на большую территорию и прикрепляется к ней так прочно, что члены её живут и умирают каждый в своем округе—её различные группы подвергаются влияниям разлнчных физнческих условий н уже не могут оставаться сходными по своим занятиям. Группы, живущия рассеянно, продолжают охотиться и возделывать землю, те-же, которые расселяются по берегу моря, предаются морским промыслам; обитатели какогонибудь места, избранного, может быть, за свое центральное положение,—как пункт периодических сходок и съездов, становятся торговцами и возникает город. Каждый из этих классов претерпевает изменения, обусловливаемые его занятиями и делающия его более приспособленным к этим занятиям. Будучи более поздигимн в ходе общественного развития, эти местные приспособления разветвляются весьма сильно. Разнйца в почве и клнмате делает то, что обитатели деревень в различных округах страны, отчасти специализируются в своих занятиях и различаются в том, что производят быков илн овец, рожь или овес, ячмень или сидр. Люди, живущие в местности, где открыт каменный уголь, становятся углекопами. Обитатели Корнваллиса работают в шахтах потому, что страна их богата металлами; а мастерские для обработки железа составляют преобладающую промышленность страны, изобилующей железной рудой. Ливерпуль стал центром ввоза хлопка потому, что находится в соседстве с округами, в которых фабрикуют хлопчатобумажные нзделия. По такой же причине и Гулль стал главным портом ввоза иностранной пеньки. Утверждение того же начала мы находим, рассматривая распределение пивоварень, красилень, фабрик черепицы, кнрпичных заводов. Так что вообще лн или в частностях, специализация общественного организма, характеризующая каждый округ, первоначально зависит от местных условий. Мы уже объяснили с иной точки зрения это разделение труда—началом, что двнжение совершается в направлении наименыпого сопротивления *); здесь же мы объясняем его разлячиямн во внешних силах; оба объяснения совершенно согласямы между собой. В самом деле, в каждом данном случае направление наименыпого сопротнвления определяется распределением сил, которые нужно преодолеть, следовательно, несходства в распределении этих снл в разлнчных местностях порождают несходства в направлениях деятельности людей, живущнх в этих местностях, то-есть—промышленные днфференциацин.

§ 119. Нам остается еще показать, что общее начало неустойчйвойчнвостн однородного может быть установлено a privri. Мы должны прнвести частное доказательство, что начало это есть вывод из начала постоянства сялы. lacito modo мы уже признали это, доказывая, что однородная масса теряет свою однородность вследствие того, что частн её подвергаются различным влияниям внешних снл. Но следует прндать этому подразумеваему признанию формы определенного доказательства.

Когда мы направляем на массу материи силу, способную расколоть ее нлн разбнть на кускя, мы внднм, что удар разлнчно поражает разлячные части массы, н что этя разлнчия суть следствия различия в отношениях частей к силе, направленной на них. Часть, с которой пряходит в еоприкосновение ударяющее тело, получая всю сумму двнжения, устремляется к центру массы. Она сдавливает н стремнтся сместить ближайшие части центра. Этн, в свою очередь, не могут быть сдавлены или смещены, не оказывая давления на соседния частя. Когда удар настолько силен, что разбивает массу на куски, по движениям этих кусков в радиальных направлениях мы убеждаемся, что первоначальный момент движения, распределившись по всей массе, разделился на вторичные моменты, различные по своим направлениям. Мы виднм, что эти направления определяются положениями частей относительно друг друга н отношениямн их к точке приложения силы. Мы внднм, что частн разлнчно поражаются раздел-ющей нх сялой потому, что они разлячно отвосятся к этой силе какъ

§ 44, глава 9.

no своему положению, так и по точке прикрепления своего к масте, что следствия, будучн комбинированными результатамн причины и условий её действия, не могут быть подобными в частях, находящнхся в разлнчных условиях. Тело, которому сообщается лучистая теплота, дает нам еще более убедительный прнмер. Возьмем самый простой случай—предположим, что нам дано сферическое тело; мы вндим, что еслн часть, бляжайшая к центру излучения, получает лучн под прямым углом, то другие части стороны сферы, обращенной к источнику тепла, будут получатьлучн под угламн, варьирующнмн от 0° до 90°. Кроме того, молекулярные внбрации, распространяющиеся в массе от точки, получающей теплоту, должны направляться во внутрь массы под углами, разлнчными для каждой точкн. Далее: внутренния части сферы, получающия вибрации, идущия от всех точек стороны_г получающей тепло, должны нагреваться разлнчно по причине разлячий в их пол#жениях. Так, что атомы, составляющие массу_у будут лн они расположены на той поверхностн сферы, которая получает лучн, ялн же внутри массы нлн же на противуположной: поверхности—прийдут в различные колебательные двнжения, станут несходны по своим вибрациям.

Что-же в сущностн означает добытое намн заключение, что однородная снла производнт разнообразные изменения в однородной массе потому, что частн массы находятся в разлнчных отношениях к этой снлы? Дабы хорошо понять это заключение—мы должны рассматривать каждую часть, как еднновременно подчиненную н другим сидам, силе прятяжения, связности, молекулярному двнжению, etc. Действия, производнмые новой сялой, должны представлять собой ровнодействующую этой снлы н всех других, действовавшях и раньше. Если силы, действовавшие раньше на две части аггрегата, разлнчны по своим направлениям, то действия, пронзведенные на эти частя двумя новыми и вполне подобными силамн, будут различны по направлениям. Почему же они должны различаться? Потому, что несходство двух групп факторов обусловлнвается тем, что в одной группе присутствует сила в известном направления, которой нет в другой группе; и неизбежный вывод из начала постоянства силы, что эта сила съособенным направлением должна делэть совокупный результат действия одной группы отлнчным от результата действия другой. Еиде очевнднее станет для нас, что части аггрегата, расположенные неодинаково должны быть изменяемы различно от действия посторонней силы,—еще очевиднее станет это для нас, если мы вспомним, что количества этой посторонней силы, сообщаемые частям, не равны между собой, как мы только что иредполагали, но что почти всегда они неравны. Обыкновенно наружные части массы одне подвержены влияниям химических сил; и не только внутренния части предохранены от химического сродства с веществами внележащими, но сродства эти действуют неравьюмерно и ва поверхноеть, так как химический процесс обусловливает таки в сред, в которой совершается, и, таким образор, направляет на различные части поверхности неравные количества деятельной силы. Далее, количества внешней лучистой силы, получаемые различными частями аггрегата, представляют весьма резкие контрасты; во-первых,—это контраст между количеством силы, получаемой стороною обращенною к центру излучения, и количеством силы, получаемой,—вернее бы сказать,—не получаемой стороною обращенною от центра излучения в противуположную сторону; дотом —контраст между количествами силы, получаемыми различно расположенными частями поверхности, обращенной к центру излучения; наконец —бесчисленные контрасты между количествами силы_у получаемыми различвыми частями внутренностя массы. Равным образом, когда механическая сила сообщается аггрегату, будет ли то удар, продолжительное давление или притяжение, количества движений, распределяющиеся в массе, очевидно будут различны для различных точек. Но сказать, что различные части аггрегата получают различные количества посторонней силы—это значит утверждать, что если они до того были до известной степени однородны no своим отношениям, то после того должны стать до известной степени разнородиыми, потому, что раз сила постоянна_у различные количества силы, сюбщаемые различным частям, должны порождать в них различные количества действий, то-есть— различные изменения. Аналогичным рассуждением мы можем прийти к заключению, что даже вовсе устранив действие внешней силы, равновесие однородного аггрегата должно быть нарушено неравными действиями, оказываемымн его частями друг на друга. Взаимное влияние, порождаиощее аггрегацию (не говоря о других взаимных влиянияхъ), должно производить различные действия на различные части, ибо части эти получают силу в различных степенях и в различных направлениях. Это легко понять, если принять во внимание, что части, из которых составляется целое, могут быть рассматриваемы, как меньшие целые, что на каждое из этих меныпнх целых весь аггрегат производит такое же действие, как и внешняя, посторонняя сила, что эта внешняя. посторонняя сила должна, как мы только что разъясняли, производит различные нзменения в частях меныпого целого и, что еслн вследствие этого каждое из меньших делых становится разнородным, то, значнт, и весь аггрегат становятся разнородным.

Итак, неустойчнвость однородного можно вывести из первоосновного начала, служащого основанием нашего сознания. Едяная устойчивая однородность гнпотетячески возможна. Если абсолютно одннаковые по своему действию центры силы будут абсолютяо равномерно рассеяны в безграничном пространстве, то они останутся в равновесин. Но это предположение, понятное словесно, принадлежнт к числу такях, которые не могут быть представлены мысленно. так как невозможно мыслить безграничное пространство. Все конечные формы однородного, все формы однородного, какие мы можем знать н мыслнть, должны неизбежно переходить в разнородное. Эта нензбежность треня путями выводнтся из начала постоянства силы. Оставим в стороне действие внешних сил. Каждая единнца однородного целого должна быть иначе чем другие изменяема комбиннрованным влиянием, какое оказывают на нее все другие единицы. Так как равнодействующая сила, которой аггрегат действует на каждую яз своих единиц, ннкогда не бывает одянаковой в двух случаях, одинаковой по направлению и по напряженностн и обыкновенно не бывает одянаковой нн по направлению, ни по напряженностя отдельно, то посторонняя, даже однородная по своему направлению и напряженностн снла, не может пронзводять одинаковых действий в этих еднняцах. Так как различные положения частей по отношению к случайной силе не позволяют им получать эту силу равномерно, одинаково ло направлению и напряженности, то нензбежно возникает новое разлнчие в действиях, оказываемых на эти части.

Еще одно замечание. К выводу, что изменения, которыми начинается развнтие, неизбежно обусловливаются законом постоянства сялы, остается прибавнть вывод, что изменения этя должны продолжатъся. Абсолютно однородное должно терять свое равновесие, а относительно однородное должно переходнть в относительно медее ■однородное. Что верно для целой массы—верно и для частей, из которых ояа состоит. Однообразие этих частей должно переходить в многообразие, так же неизбежно и по тем же причинам, как и однообразие первоначального целого. Итак —мы видим, что постоянные изменения, характеризующия развитие, поскольку они состоят в переходе однородного в разнородное и менее разнородного в более разнородное, суть необходимые последствия по<жшнства силы.

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ. Множественность следствий.

§ 120. В последней главе мы познакомили читатёля с одной из причин возрастания сложности; в настоящей главе познакомим с другой. Если эта другая причина и вторично по времени, то нн в каком случае не второстепенна по значению. Даже •если бы отсутствовала указанная причина, это другая само по себе обусловливала бы изменение однородного в разнородное; а комбинируясь с первой она делает изменение более быстрым и более полным. Дабы усмотреть ее, нам стоит только сделать еще шаг в изучении действий силы на материю, которые мы уже слегка очертнли.

Мы видели, что когда однообразный аггрегат подвергается действию однообразной силы, различно обусловленные его части изменяются различно. Но рассматривая разлнчные части аггрегата в претерпеваемых илн различных изменениях, мы оставляли в стороне единовременно происходящия различные изменсния в различных частях посторонней силы. Эти изменения должны быть так же многочисленнЫ и также важны, как и первые. Так как действие и протявудействие равны и противуположны, то отсюда <медует, что дифференцируясь в частях, которым она сообщается, посторонняя сила сама должна претерпевать соответственные дифференциации. Вместо того, чтобы остатьея однообразной, она должна стать многообразной, группой несходных сил. Несколько примеров сделают эту истину очевидной.

Единая сяла, сообщаясь материи, разделяется на несколько •сил, которые значительно расходятся. В прнведенном выше случае, когда тело от сильного удара разлетается на куеки, кроме изменения однородной массы в разнородную группу рассеянных кусков, пронсходять еще превращение однородной силы в группу сял разнородных, как по направлению, так и по напряженностн. То же самое н no отношению к сялам, которые мы называем теплотой и светом. Вудучн рассеяны излучающнм телом по всем направлениям, они вновь рассееваются по всем направлениям телами, на которые падают. Из лучей солнца, расходящнхся по всем направлениям, очень небольшое чнсло падает на луну. Последния отражаются поверхностью луны под всевозможными углами н только не большое чясло их попадает на землю. Аналогнчным процессом это небольшое число снова рассеевается в окруясающее пространство. В каждом новом теле. встречаемом на пути, некоторые из лучей, вместо того. чтобы отражаться, поглощаются н претерпевают переломления, уничтожающия нх параллельность. Но это еще не все. Столкновеиие с материей преобразует сялу частью в группу сил, разлнчных по направлениям, а частью—в группу сил, разлнчных по роду.

. Если два тела ударяются одно о другое, то следствиеи удара мы называем то, что одно нз ннх илн же оба изменяют положение иля двнжение. Но ограннчнваться этим —значит иметь очень не полное представление о том, что пронсходнт здесь. Кроме механнского результата, пронзведен звук илн, выражаясь точно—вибрацин в одном из тел нлн же в обоих; еслн эти вибрации сообщаются воздуху, мы говорнм, что в результате удара получается звук. Кроме того, воздух не только прнведен был в внбрационное движение, но двнжением сквозь его слои тела, в нем порождены разлнчные течечения. Далее, есля удар не произвел крупного изменения строения тел, называемого нами разрушением, то проязошло перемещение частяц тел вокруг точек столкновения, перемещение, константнровать которое зрением мы не можем. Еще далее: это перемещение сопровождается отделением теплоты. В некоторых случах следствием будет нскра от раскаления чнстнцы, оторванной ударом, то—есть получится свет; а в иных случаях это раскаление сопровождается химяческим процессом. Итак, мы внднм, что механическая снла, взрасходованная на удар, дала начало яятн н даже болыне разлнчным родам сял. Возьмем, напрнмер, зажженную свечу. Во первых, мы имеем здесь химическое язменение, следующее за изменениемъ

температуры. Раз извне принесенная теплота дала начало химическому процессу, совершается постоянное образование угольной кислоты, воды etc, то есть получается результат более сложный, чемъего причина, теплота. Но рядом с этими процессами идет освобождение теплоты, отделение света; над свечей подымает столбъгорячого газа и в окружающем воздухе. установливаются течения. На этом не останавливается раздробление одцой силы. на несколько.. Каждое из порожденных различных изменений в свою очередь дает начало новым изменениям.. Освобожденная уголъная кислота постепенно войдет в соединение с каким либо основанием нли же, под влиянием солнечных лучей, отдаст свой уголь листьям растения. Вода изменит гягрометричеокое состояние окружающаго» воздуха; или же если несущии ее ток нагретого газа ударится о» холодное тело, она сгустится, дабы изменить температуру, а может быть и химическое состояниеповерхности, на которую осядет» Теплота, освобождаемая гореньем свечн, плавит её стеарин н’ разширяет все тела, которым сообщается.. Падая на различныя* вещества, свет вызывает с их стороны реакции, от которыхъсам изменяется и отсюда цвета. То же самое и по отношению к второстепенным действиям, которые можно проследить в их все’ умножающнхся разветвлениях, пока они не сделаются неуловимымя. Повсюду следствие более сложно, чем его причина. Будет или не будет однородея аггрегат, которому сообщается сила, она в силу одного этого сообщония преобразуется в несколько силъ_г различных по направлению, напряженности илн роду—или же единовременно по всем трем качествам. Каждая яз различио изме^ ненных сил этой группы рано или поздно претерпевает аналогичное изменение.

Покажем теперь, насколько ускоряется развитие вследствие^ этой множественности следствий. Случайная сила, которую сопротивление тела преврашает в группу несходных сял, однообразная сила, преврашенная в многообразную, становится причиной дальнейшого возрастания многообразия в разлагающих ее телах. В последней главе мы виделн, что различные части аггрегата под влиянием посторонней силы изменяются различно. Здесь мы показали, что вследствие реакцин частей, претерпевающих эти раэйичные изменения, сама сила должна расчленитъся на части различноизменяющиеся. Остается еще показать,. что каждое дифференцировавшееся подразделение аггрегата становитсяи цешгром, из которато дифференцировавшееся подразделение первоначальной силы рассеевается снова. Наконец, в силу того, что подобные сялы должны пронзводнть несходные результаты. каждая нз этнх дифференцировавшихся сил должна порождать в целом аггрегате новый ряд днфферендиаций. Эта второстеяенная причнна нзменения однородности в разнородность становится, очевидно, более могущественной no мере возрастания разнородности. Когда части, возникающия вследствие дезаггрегацин развивающегося целого, становятся очень отличными одна от другой, они нензбежно должны различно реагировать на постороннюю снлу; они должны разделять ее на группы резко несходных сял. Делаясь центром совершенно отдельной группы сил, каждая из этих частей должна увелнчивать чнсло разлнчных второстепенных нзмеяений в аггрегате. Следует прнбавить к этому еще однн вывод. Чнсло несходных частей, составляющнх аггрегат, равно как н степень их не•сходства—важные факторы процесса. Всякая новая специализнрованная часть становнтся новым центром —специалязнрованяых снл. Еслн однообразное целое, ставшее многообразным под влиянием посторонней силы. делает эту снлу многообразной; еслн сложное, состоящее нз двух несходных частей целое, разделяет случайную силу на две различных группы многообразных снл, to ясно, что всякая новая несходная часть должна стать новым источником осложения сял, действующих в массе, то-есть новым источннком разнородностн. Умножение следствий должно ндтн в геометрической прогрессин, каждая степень развнтия должна быть подготовкой высшей степени.

§ 121. Аггрегирующая сила, действующая на неправнльные массы разреженного вещества, рассеянного в среде, способной оказывать сопротнвление, не может сообщнть этим массам двнжения по прямому направлению к общему их центру ярятяжения, но, как мы указывалн, каждая масса будет следовать по кривой лнния, направленной к той нлн другой стороне центра прнтяжения. Так как массы эти обусловлены различно, то прнтяжение сообщит нм движения, разлнчные по наяравлению, скоростн и степени крнвизны; то-есть, что однообразная аггрегатнвная сила днф•ференцнруется на многообразные движения. Начавшнсь таким образом, процесс должен продолжаться, пока не пряведет к образоваяию одяой массы туманного вещеетва; и яезавнсимые криволннейные .движения должны .црявеети к одному движению этой

массы вокруг своей оси; единовременно возникают сгущенность материи и её круговращение и мы видим, каким образом два следствия аггрегативной силы, вначале—едва различимые, в конце концов весьма резко дифференцируются. Постепенно увеличивающееся сплющнвание этого вращающегося сфероида происходит вследствие комбинированного влияния этих двух сил, по мере^ того, как уменьшается объем и возрастает быстрота вращения; в этом мы можем видеть третье следствие. Отделение теплоты, которым должно сопровождаться увеличение плотности—вот еще следствие иного порядка—следствие ни в каком случае не простое, ибо неодинаково уплотневающия части массы должны н нагреваться неодинаково. Силы аггрегации и вращения, депствующиж на газообразный сфероид, части которого обладают неодинаковыми температурами, должны производи^ь новый ряд изменений: они должны порождать общия и местные течения. Дальнейший процесс произведет свет. Итак, не касаясь химических явлений и электрических возмущений, мы видим, что если, по гипотезе, материя существовала некогда в рассеянном виде, то первоначально однородная сила, произведшая сгущение этой материи, должна была постепенно расчлениться на различные силы; н что каждая новая. степень осложнения происходящого таким путем аггрегата должна вызывать новое дробление этой силы, то-есть, новое умножение следствий, осложняющее существовавшую раньше разнородность.

Мы можем подтвердить эту часть нашего учения и не прибегая к гипотетическим иллюстрациям вроде только-что приведенной. Астрономические элементы земли одни достаточны будут для целей нашей демонстрации. Рассмотрим сначала следствия её движения вокруг оси. Мы имеем: сплющение земли у полюсов,. смены дня и ночи, постоянные морские и постоянные же воздушиые течения. Взглянем затем на ряд второстепенных следствий, происходящих от несовпадения плоскостн вращения земли вокруг осн с плоскостью её орбиты (эклиптикой). Этн следствия—многочисленные, то одновременные, то последовательные различия времен года. Внешнее притяжение, действующее на этот сплющенный сфероид, вращающийся вокруг своей наклоненной (к плоскости орбиты) оси—порождает движение, называемое нутацией и еще другое, более медленное и обширное движение, от которого зависит предварение равноденетвий (т. н. прецессия) со всеми егояногоразличными лоследствиями. dTa же сила порождает морские и воздушные прилиш.

Самьдо простым способом показать множественность след^твий в явлениях .этого порядка—было бы опнсать влияние одного жакого либо члена солнечной системы на всио снстему. Планета непосредствеяяо пронзводит в.других, блнжайших ей планетах заметные пертурбация, которымн осложняются пертурбации, зависялция от других прнчин; в удаленных же планетах она производнт менее зам.етные возмущения. Это—первый ряд следствий. Но каждая планета, претерпевающая возмущения, сама есть источннк возмущений; каждая планета прямо влияет на все другие. Ютсюда следует, что если планета А заставляет планету В переленить место, которое она заннмала бы, еслиб не существовало дланеты А, то и возмущения, производнмые планетой В не таковы, какнми они были бьи, еслибы не существовало влияния планеты А, то-же самое и по отношению .к планетам С, D, Е; etc. Это второй ряд следствий, гораздо более многочисленных, хотя и меньшей лапряженностн. Так как этн косвенные возмущения должны до известной степенн нзменять движения каждой планеты, то они по]рождают третий ряд следствий—н так далее. Сила, расходуемая лланетой, пронзводнт различные следствия в каждой яз другях лланет; эти разлнчпые следствия распрострапяются из каждой лланеты, как из центра, на другие и производят в последннх .второстепенные, меньшие следствия я так дальше, подобно волпам, расходящнмся ло всей снстеме все более и более дробясь, ло также и ослабляясь все более и более.

§ 122. Еслн земля образовалась цутем сгущения рассеянной материи, то сначала опа должна была существовать расплавленной. Приймем ли мы иля отвергнем тумапную гипогезу, все равно— лервоначальное расплавлепное состияние земли в пастоящее время должпо быть прндято как нндуктивно доказаяяое или, если стаяут спорить протяв слова *доказапное», как ставшее до такой ѵстепепн вероятным, что призяано тосяодствующнмн геологическнми теориямн. Мы уже товорнлн о многнх последствиях постепеппого *охлаждения землн, как то, об образования земпой коры, отвердении ларообразпых элементов, осаждении вдды etc.; я папомннаю о лпх лншь для того, чтобы указать, что это следетвия одной прнчнпы, потери землею теялоты. .Но рассмотрнм многочислелпые излиенелия, зависящия от продолжающегося влияния этой прнчины.

Теряя теплоту, земля должна сжиматься. Вследствие этого прежняя твердая кора оказывается слишком обшнрной для сократившегося ядра и. так как она неспособна держаться сама собой, то неизбежно следует за ядром в его сокращении. Но сфероидальная оболочка не может спадаться, дабы плотно прилечь к уменыпившемуся внутреннему сфероиду, ве разрываясь при этом; она сморщивается как кожица яблока, когда объем плода уменыпается веледствие исиарения. По мере того, как увеличивается охлаждение и спадается оболочка, поднятия её, лроисходящия вследствие сморщивания, становятся все больше и доходят даже до того, что образуются холмы и горы; происшедшие таким путем горные системы должны быть нетолько выше холмов, но и длиннее и мы видим, что они действительно длиннее. Не говоря уже одругих измешнощих силах, мы видим какую громадную разнородность приобретает земная поверхность действием одной только причины— потери теплоты. Телескоп показывает нам, что аналогичная разнородиость произведена и на луне, где отсутствовали водные и атмосферические силы. Мы должны указать еще на другой вид разнородноети, производимой единовременно с первой и зависевшей от сходных причин. Пока земная кора была очень тонка, возвышения, обусловлнваемые сжатием нетолько по необходнмостн были невелики, но и проетранства между ними должны быля свободно нокоиться на под-лежащем жидком сфероиде; вода, которая сгущалась первоначально в арктяческом и антарактическом поясах, должна была распределяться равномерно. Ho по мере того, как земная кора становилась толще и прочнее, линин происходивших в ней время от времени разрывов, образовывались на больших расстояниях друг от друга и незавнсимо друг от друга; промежуточные пространства следовали за ядром в его сокращении— с меныпим однообразием, вследствие чего образовались большие поверхности суши и воды. Обернув апельсин тонкой мокрой бумагой, мы увидим как малы будут её морщинки я как гладки разделяющия их пространства. Если затем обвернуть апельсин толстой бумагой и определить, насколько выше стали поднятия и болыне дространства, на которых бумага не прикасается к апельсину, то легко представить себе, что когда твердая оболочка земли стала толще, её поднятия и понижения стали крупнее. Вместо островов, более или менее равномерно рассеянных по всему земному морю, должны были появиться разнородные сочетания континентов и океанов, какие мы наблюдаем в настоящее время. Это двойное нзменение высоты и обширности поднятий земли обусловливало еще одян вид разнорости—разнородность береговых ляний. Почти гладкая поверхность, поднявшаяся над уровнем океана, будет нметь простую и правнльную береговую линию; но поверхность, которую разнообразят плоскогорья и пересекають горные цепн—представит со стороны Океана очень неправильный контур —как в крупных свонх чертах, так и в мелких подробностях. Такимъ-то путем одна—едннственная причина, первоначальная потеря аемным шаром теплоты, медленно и постепенно приводнт к громадному накоплению геологических и географических следствий.

Если, оставявшн деятелей, называемых геологами огненными, мы перейдем к тем, которые носят название вндных и атмосферических, то наидем, что осложнение следствий постоянно возрастает. Разрушая обнаженные поверхностн землн, вода я воздух с самого начала безустанно изменяли ее и повсюду производнлн разлнчные изменения. Как я уже говорнл ‘)> нсточняк этях водных я атмосфернческих течений, разрушающих земяые поверхностн—солнечная теплота. Преобразование солнечной теплоты в разлнчные внды сялы, смотря no свойствам и условиям материн_г которой она сообщается, вот первая ступень осложнения. Солнечные лучи под всевозможнымн угламн падают на сферу, которя постоянно подставляет их влиянию одне частя своей поверхностн н удаляет другие, ежедневно и ежегпдно повторая цикл этнх двнжений. Вследствие этого солнечные лучн должны пронзводить громадное разнообразие нзменений, даже в том случае, еслябы получающая их поверхность была однообразна. Но онн падают на сферу, окруженную атмосферой, в которой облака занямают иногда громадные пространства, открывая лучам свободный доступъ* в одном месте—-к обшярному морю, в другом —к плоской равнине, в третьем —к горам, в четвертом —к снегам, так что солнечные лучи вызывают в этнх разлнчных местах безконечное разнообразие нзменений. Устанавлнваются воздушные течения всевозможных объемов, направлений, скоростей и температур; образуются также столь-же разнообразные морские течения, В од-

‘) § 33, глава 8.

йом месте—мо)иская поверхность отдает воду в виде пара; в ^ругом —осаждается роса, а потом ниспадает дождь; эти различия завиеят от постоянного изменения отношения между поглощением тбплоты и излучением её в каждом месте. В такое то время «быстрое понижение температуры проязводит образование льда, причем расширяются все тела, содержащия в себе воду; в другое время—отгепель делает свободнымн осколкн этих разорванных замерзанием тел. На второй ступени осложнения мы наблюдаем, что различные виды движений, прямо илн косвенно порожденных «солнечными лучами, производят, каждая,—следствия, которые изменяются сообразно условиям, при каких возникают. Окисление, высыхание, ветер, дождь, мороз, ледняки, рекя, волиы и иные деятели разрушения почвы—производят дезинтеграции, которых напряженности и формы определяются местными условиями. Когда зти деятели направляются на гранитные скалы, то в некоторых точках они не производят ннкаких заметных следствий, а в других причиняют отслоиванье поверхности. отчего образуются нагромождения глыб н мелких камней; в третьихъ-же, разложившн долевой шпат в белую глину, они уносят слюду и кварц и осаждают их в виде отдельных толщей в глубине рек и морей. Если обнаженная поверхность состоит из различных образований, осадочных и огненных, то соответственно этому происходят более разнородньтя изменения. Так как этя образования в различной етепени способны дезинтегрироватъся, то отсюда следует, что поверхность должна становиться все более и более нелравильной. Различные течения воды вымывают поверхностя, имеюзщия разнородное строение и уносят в море комбинации различных элементов, кладя начало новым наслоениям —разпородного •состава. Вот очень простой пример, показывающий нам, что разнородность следствий возрастает в геометрической прогрессии вместе с разнородностью предметов, на которые действуют причины. Контннент сложного строения, состоящий из многих н нелравильно распределенных слоев, лежащих на разных уровнях, наклоненных под всевозможными углами, должен под влиянием техъ-же деятелей д>азрушения дать начало безконечно разнообразным следствиям: каждый округ должен изменяться особенным юбразом; каждая река должна уносить особые продукты размывания; каждый осадОк должен распределяться различно под влиянием сложных течений, приливов и иных агентов, размывающих излучистые берега; и всякое новое осложнение земной поверхности должно иметь более одного следствия. Но не будем оетававливаться на этих еледствиях, а для выяснения разбираемого начала в приложенин к неорганическим явлениям, разекотрии, что произошло-бы теперь вследствие накого нибудь космического переворота, например —вследствие погружения в море центральной Амеряки. Непосредственные результаты подобного дереворота былибы довольно сложны. Кроме бесчисленных перемещений слоевъ_у извержений расплавленного вещества, распростраяения колебаний земли на тысячи мнль вокруг, громадных обвалов, извержений газа, кроме всего этого—океаны Тихий и Атлантический устремялисьбы с двух сторон, чтобы занять образовавшуюся дустоту; вследствие столкновения их —отброшены были-бы назад громадцьия воины. которые перебежала-бы оба океана и произвели тысяча измепений на их берегах. Образовались-бы громадные волны атмог сферическнх течений вокруг каждого из вулканнческнх кратеров; разряжения электричества бороздилв-бы эти течения, как всегда бывает прн подобных возмущениях. Но эти временные следствия были-бы ничтожны в сравнении с постояннывм. Сложные течения Атлантического и Тяхого океанов были-бы язмеяены в наяравлении и силе. Распределение теплоты, обусловлвваемое этими течениями, стало-бы яное, чем тенерь. Расдоложение изотермичееких линий не только на блнжайшнх континеятах, но и по всей Европе стало-бы иным. Приливы совершались-бы также иначе. Ветры яретерпели-бы более или менее значятельные изменения в дерио^ дах нх возвращения, в свле, яаяравлеяии я качествах. Нигде дождь нн выпадалъ-бы в томъ-же количестве н в такия-же элохи_у как теперь. Коротко сказать, метеорологические условия в районе на тысячи миль—бши бы перевернуты вверх дном. Баждое из этнх изменений повело бы за собой массу менее зн&чятельных; вы убеждаетесь в громадной разнородности следствий, пронзводимых одной причиной, раз она действует на осложненную уже поверхность; вы не колебясь сделаете отсюда вььводъ_у что с самого начала осложнеыие должно было идти все возрастая я усилнваясь.

§ 123. Теяерь мы проследим это всеобщее аачало множественностн следствий в развития органическом. Мы уже рассматривали переход однородяого в разнородное; не так легко показать здесь переход одной ярнчияы в яесколька следствий. Развитиз семени в растении или яйца в животнвм совершается так постепенно, силы, олределяющия его так сложны и так скрыты, что адесь трудно открыть умножение следствий, столь очевидное в других областях. Тем не менее, за отсутствием прямых доказательств, мы можем подтвердить наше начало косвенными доказательствами.

Ук&жем сначала—как многочисленны изменения, производимые энергическнм стимулом во взрослом животном, напрнмер —в человеке. Пугающий шум, вдд страшного предмета, кроме впечатлений, производимых ими на органы чувств я нервы, могут вызвать вздрагивание, крик, иаменение лица, дрожанье вследствие ослабления всей мускульной системы, вздох, усиленную деятельность сердца, прнлив крови к мозгу, за которым, может последовать обморок н остановка сердца—и, если организм слаб, начинается болезнь с её длинной свитой сложных симптомов. То-же самое и с некоторыми болезнями. Ничтожное количество оспенного гноя, введенного в организм, в случае удачного заражения в первом периоде пронзведет: дрожь, жар в коже, ускорение аульса, обложение языка, уннчтожение аппетита, сильнук> жажду, боль под ложечкой, боль в спине н членах, мышечную слабость, головную боль, конвульсии, бред, etc; во втором периоде—кожное высыаание, зуд, шум в ушах, боль в горле, припухлость глотки, слюнотечение, кашель, охриплость, одышку etc; и, в третьем периоде—эдематозные воспаления, пневмонию, воспаление плевры, мозга, поносы, заболевание глаз, эризипелас etc; кроме того, каждое из этих прибавочных явлений само—сложное. Точно также можно показать, что лекарства, те или нные пищевые средства, хороший воздух —производят мвожествевные результаты. Достаточво принять во ввимавие, что многочисленные следствия, порождаемые во взрослом организме одной силой,—должны иметы свонх аналогов в оргавнзме зародышевом, достаточно принять это во внимание, чтобы повять, что в этях малевькнх организмах множественность следствий, порождаемых одной прнчиной должва быть источником возрастающей разнородвости. Внешняя теплота и другие деятели, определяющие первые осложневия зародыша, действуя, затем, на эти осложнения, вшывают вовыя; действуя на этн последния—вызывают еще вовые я еще более многочисленные н так дальше: каждый развитой орган своими действиями и противудействиями ва целое, порождает новые осложнения. Первые пульсации сердца зародыша должвы помогать единовремелно развитию каждой из частей. Рост каждой ткани, заи* ствующей из крови известные элементы, должен изменять состав крови и через то—питание всех других тканей. Возобновление организма предполагает изнашивание его, вследотвие которого кровь необходимо должна нести негодные, отработавшш вещества, долженствующия влиять на другие части оргаивзма и, как полагают некоторые, давать первый толчок к образованию выделительных органов. Нервные соединения между внутреннями органамй должны еще увеличивать нх взанмные влияния. То-же самое и по отношеяию ко всякому язменению строения, ко всякой новой частн и ко всякому изменению отношений между частями. Доказательство станет полновеснее, если мы вспомним, что один и тот же зародыш может развиться в разлвчные формы, смотря по обстоятельствам. Так, в первых стадиях своего развития—всякий зародыш не имеет пола: он становится самдом или самкой смотря по тому, как определнт суйма сил, действующнх на него. Мы зваем очень хорошо, что личинка рабочей пчелы разовьется совершенно иначе и превратится в матку, если в известный период пнща ея будет заменена той, какою кормят личинок маткн. Существуют глисты, дающие нам еще более поразнтельные доказательства. Яйцо цепеня (Taenia), попавшя в кишечник животного, развнвается тям в внде того-же червя. как и родитель; но если оно яопадает в яное какое ннбудь место организма нли в кншечнйк животного другого внда, она становнтся пузырчатым глистом, которого натуралисты называют ци<тицерком эхинококком; это червь столь непохожий на taenia no строению н по форме, что для доказательства его происхождения от taenia потребовалясь тщательнейшие нзыскания. Все эти случаи указывают на то, что всякое возрастание сложности зародыша происходит от действия посторонних снл на предсуществовавшую сложность. Прянятая теперь гипотеза эпыгенезиса принуждает нас признать, что органическое развятие пронсходигь нменно так, как мы изложиля. В самом деле, раз доказано, что ннкакой зародыпгь, животный или растительный, не содержнт в себе самого слабого зачатка, самого легкого указания, ничтожнейшого очертания—организма, который современем разовьется из него, раз микроскоп показал нам, что первый процесс, совершающийся в оплодотворенном зародыше состовт в самопроизваиьнои делении, приводящем к образованию массы клеточек, лишенных всякой сяециализации, мы не можевс увернуться от заключения, что организация, существующая в данную минуту у растущого зародыша, вследствие действующих на нее сил, преобразуется и переходит в организацию следующей стадин, потом —в органнзацию следующей стадии, пока ваконец, путем возрастания сложности, органязм не дриобрЬтет законченной своей формы. Итак, хотя незначительность действующих здесь сил и медлеяность превраицений, и не позволяют вам прямо проследить генезяс многочисленных изменевий, проязводимых одной прячиной—через все последовательные ступени, проходимые зародышем, тем ве менее мы имеем сильвое косвенное доказательство, что эта нменно причнва есть источвяк разнородности. Мы указалн ва чиоло следствий, какое может пронзвесть одна прнчина во взрослом организме; из многознаменательных фактов мы вывели заключение, что развивающийся организм также может быть местом умножения еледствий; более того, мы показалн, что сдособность некоторых зародышей развиваться в весходные формы подразумевает, что последовательвые превращения происходят от новых измевений, вызываемых в изменениях предсуществовавшях; мы вндели, что так как, первоначально, все зародыши лишены строения, то нельзя нначе объясяить, каким образом выростает из нях организмъ* Без сомнения, мы далеко еще не рассеяли мрака, скрывающого от нас причины, в силу которых зародыдгь, претерпевающий эти влияния, проходят ряд специфическнх нзменений, служащий подготовкой для превращений. Здесь мы утверждаем только, что развитие, в результате которого из зародыша, одаренвого такями таинственными свойствами, получается организи, отчастн зависит от умножения следствий, которое мы прнзнали причивой развития вообще—до той точкн, до какой мы проследнли его.

Огь развнтия растения нлн животного перейдем к развитию фауны и флоры земного шара; здесь наша демонстрация будет яснее н проще. Без сомнения, мы уже доказали, что факты, собраввые палеонтологией не дают нам права решительно утверждать, что втеченин геологяческих эпох организмы и группы оргавизмов сталя разнороднее; тем ме менее мы видимь, что постоянно должно было существовать стремлеяие к образованию разяородностн. Мы убеднмся, что произведение одной причиной многих следствий, которое, как мы показалн, ннкогда не переставало увелячивать физнческую разнородность землн_/ обусловливало также возрастаюшую разнородность фауны и флоры, как коллективно взятых, так и индивидуально. Приыер уяснит это. Предполоясим, что вследствие ряда поднятий, происходящих, как и теперь, через длинные промежутки, восточная часть индийского архипелага поднялась настолько, что обраэовался континент и что горная цепь протянулась по оси поднятия. Первое из этих поднятий слегка изменит условия существования для животных и растений Борнео, Суматры, Новой Гвинен и других островов этого района. Температура климата изменится; не будет прежней влажностя и его периодические изменения станут иными; с другой стороны—умножатся местные различия. Эти й8менения повлияют, может быть—и незаметным образом, на всю фауну и флору страны. Изменевие уровня также произведет изменения, которые будут различны смотря по виду и даже по членам вида и смотря по расстоявию, отделяющему их от осн поднятия. Растения, могущия жить только на берегу моря, из векоторых местностей вовсе исчезнуть. Другие, могущия жить только в болотах и при известной влажвости, если переживут, то претерпят. быть может, изменение ввешняго вида. С другой стороны, более резкие изменения произойдут в растениях, которые покроют пространства, вышедшие из под воды. Выешие животные и насекомые, живущия этими растениями также изменятся в некоторой степенн. как вследствие нзменения пищи, так и вследствие изменения климата; изменевия будут резче там, где вследствие исчезвовения или большой редкости извеетного растения, животное гиринуждево будет пятаться растевием, принадлежащим к родственвому виду. В теченин длинного ряда поколеяий, которые сменят друг друга прежде, чем произойдет следующее поднятие, чувствительные и нечувствительные изменевия, произведенные з каждом виде, организуются и во всех переживших расах уставовится более нли менее поляое прислособление к новым условиям существования. Следующее воднятие произведет вовые органические изменения, следствием которых будет еще ббльшее удаление от первоначальных форм —и так далее. Ясно, что этот переворот будет состоять не в том, что тысячи видоизмевенных пород заместят тысячи первоначальных, но в тои, что вместо тысячи первовачальных появится весколько тысяч измененных видов, разновидвостей и пород. Так как каждый вид распределяется по более или мевее широкому прострадству и постоянно стремится колонизировать вовые земли, подымаюациеся из под воды, то различные члены его будут претерпевать различные изменения. Животные я растения, подвигаюшиеся к экватору, будут обусловлены иначе. чем те, которые станут удаляться от экватора. Те, которые станут подвигаться к берегам, будут претерпевать иные изменения чем те, которые населят горные области. Итак, каждая яервоначальная порода будет -стволом, от которого разветвятся несколько пород, более или менее удаляющихся от яервоначального типа, более или менее разнящихся между собой. Если некоторые нз них н исчезнуть, то, вероятно, не одна дожнвет до следующого геологического нериода. Уже самое их рассеяние на большем проетранстве увеличвт для них шансы пережить. Изменения, о которых идет речь, будут следствием нетолько взменений в условиях климатическнх или в условиях добывания янщи, но также н следствием изменений прнвычек. Населяя яостепенно новые областн, выходящия из под воды, фауна каждого острова встретится рано или пездно с фаунамя другнх островов; некоторые члены этих новых фаун будут очень разлнчны от членов первой. Встретив невых хнщных животных, травоядные в некоторых случаях прннуждены будут прибегнуть к иным способам защиты и скрыванья, чем какие употреблялвсь ими раньше; в то-же время хищяики изменят свой способ преследовать и нападать на нвх. ТЛы знаем, что еслн нмеются условия существования этнх измепений, то остановки за изменениями не бывает я что если новые . привычки становятся госяодствующямн, то они должны до известной степени изменять и органязацию. Рзсмотрим тепер еще одно «ледствие. Невбходимо должно возникнуть нетолысо стремление к дифференциацин каждс^ расы организмов на несколько рас, но также и стремление производить при благояриятных условиях более совершенные органнзмы. Взятые в массе—этн несходные разновндностн, порожденные разлнчиямн в фнзнческих условиях и приобретенных нрявычках —будут представлять язменеяия неопределенные no роду и степейи, нзменения яе необходимо прогрес«ивные. Вероятно, что в большннстве случаев измененный тнп яе станет разнороднее, чем тип первоначальный. Но необходимо долоюно случитьея, что в том нли ином месте, та или другая разновидность попадет в цемного более сложные условия существования, которые, требуя немного более сложной деятельности, лроизведут в организмах этих равновидностей соответственно слабые дифференциациц, всдедствие чего разновидность станет немного более разнороднрй. Следовательно, время от времени будет совершаться возрастание разнородностя. как в фауне и фло^ ре всей зенли, так и в их вндах. Не касаясь подробностей и ограничений, о которых говорить нам здесь не у места, достаточно очевидно, что геологяческие взменения постоянно стремились сделать более сложными формы жизни—будем ли мы рассматривать эти последния в отдельности или в совокупности, в их. целом. Множественность следствий, которая была отчасти причиной изменения простой земной коры в сложную, вызвади в то-же время аналогичное иревращевие и в жизня, возннвшей на земной поверхности. [3])•

Вывод, дедуктивно получаемый нами из начал геологии и общнх законов жизни, приобретает полновесность, раз мы по^ кажем, что он находится в полном согласии с индукцией из прямого наблюдения. Именно—точно такое же разветвление многихърас от одной первоначальной, какое по нашему умозаключениио должно было недрерывнр совершаться втеченин геологических эпохъ_у действительно. совершалось в человеке и домашнях животных втечении доисторических и нсторяческих времен. Именно так, как по нашему умозаключению, множествендость следствий должяа, была быть орудием превращений в геологические эпохн, эта множественность следствий действительно была прячиной превращениД в позднейшие периоды. Одне такие причины, как голод, чрезмерная густота населения, война—проиэводили периодачееки новые расселения человека и находящихся в зависимости от вего живо* тных: каждое из этих расселений являлось исходной точкой но~ вых нзменений и вовых отклонений от прототина. Произошли все человечес&ия племена оть одного общего корвя илн нет —все равно, филология цозволяет наи предъугадывать, что целые группы рас, выне совершенно различные, составляли первоиачалъно од&у расу и что расселение одвой расы по странам с различными климатами и условиями существовавия—вызвало многочнслеяные видоизменения этой расы. То же самое и по отношевию к домашним животным. Если в некоторых случаях (как например,— для собакъ) я можно оспаривать едннство происхождения, то в других (как вапример —для овец и рогатого скота Англии) неоспоримо, что местные различия клямата, пящи и ухода превратяли одву породу в множество таких, которые тепер до того несходны, что производят между собою неуетойчивых ублюдков. Более того, в осложневии следствий одвой общей причины мы открываем вое то, что раньше вывели дедуктивво; не только возрастание разнородности вообще, но также н разнородности в частях. Если мвогия расходящиеся разделения и подразделения человеческой расы претерпели измеяения, не составляющия прогресса. то другие стали неоспоримо развородвее. Цивялизованные европейцы более удаляются от прототииа позвояочвого, чем днкари.

§ 124* Возбужденное ощущение ве расходуется на произведение одного состояния сознания, но порождаемое им сосгояние слагается из различных воспроиэведенных ощущений, соединенных с произведенным связью сосуществования или сопоследовательности. С уверенностью можно заключить, что чем выше степень развития ума, тем больше число идей, пробуждаемых в нем каким либо возбуждением. И здесь мы покажем, что всякое изменение родит многия изменения н что умножение это увеличивается в соответствии с осложнением поверхностн, на которую действует причина.

Если ва наших берегах появится какая нибудь неизвестная птица, выгнавная нз более северных етран теми иля иными веблагоприятнымя атмосферическими колебаниями, то ова не возбуднт никаких размышлевий в овцах яля коровах, срёди которых опустнтся. Эти животные признают в ней точно т&кое яеесущество, как и те, чте детают вокруг и только это впечатление всколеблеть медленный и ленивый хед их сознания. Бсли птицу-изгнанницу поймает пастух, то весьма вероятно, что в нем ана возбудит некоторее любопытство; он наидет ее отличной от тех, которых ему приходилось видеть, он заметнт выдаюшиеся •вя признаки и спросит себя: откуда явнлась эта птица и как ова июпала сюда? Деревенский набиватель чучел при виде птнды напомннт ецу различные породы, с которыми она ямеет некоигорое сходство; он получит от птицы, от её строения и оперения более мйогочисленные и разнообразные ощущения; он вспомнит, что не раз случалось, что буря заносила сюда чужеземных нтиц, назовет ямена поймавшях их и сделавших из них чучела, а также вмена тех, кем были куплены эти чучела. Предположим, что птица попадает в руки ватуралнста старой школы, из тех, что обращали внимание только на внешний вид, для которых, как говорит Эдуард Форбес, животные были лишь шкурами, набитымя соломой; в нем птнца возбудит целый ряд еще более сложных умственных изменений; он вннмательно рассмотрит её перья и отметит все отличающия вх техничеокиа яодробности,, а потом сведет все полученные виечатления к известным эквнвалентньим письменным енмволам; он подыщет основания для зачнсления зтой новой формы в семейство, рвд, внд и отметнт все это письменными знаками; отметки эти он сообщнт секретарю какого лнбо ученлго общества иля вздателю журнала; н без сомнения не забудет прибавнть, что достаточно приставить два и к концу его фамилии, чтобы определвть вид. к какому принадлежнт это новое животное. Наконец, есля зтот новый вид представляет какие либо важные внутренния особенно»оти строения, в уме анатома он провзведет еще нные изменения: породйт, например, новые мысли о строенин отдела, к которому иринадлежят лтица ялн, может быть, о гомологиях в развнтин .известных органов; и заключения, к какнм он прийдет, вероятяо, послужат для него толчком к навым изысканиям о происхождении органнческих форм.

Огь мысдей перейден к эмоциям. В маленьком ребенке отдовский гнев произведет только смутный страх, тягостное ощущение угрожающого зла, которое может выразнться в различных формах фнзнческого страдания илн в лишенин удовольствий. У детей етаршого возраста те же гневные слова возбудят ощущения ивого порядка: либо чувство стыда, раскаяния, сожалеяия о том. что оскербили отца, либо оознание несправедливостн и вследствие »того чувство гнева. В жене эти-же слова могуть вызвать еще иные труппы чувствований: может быть чувство оскорбленной любви или же страданий вследствие дурного поступка, может быть преэрение к грубой вспышке, не имеющей разумных оснований или же сочувствие к страданию, которое скрывается за этой вспышкой; может быть, наконец, тревогу по поводу неизвестной болезни, которую она считает причиной такого поведения. Мы имеем также доказательства, что у взрослых людей такие же различия в развитии сопровождаются такими-же различиями в чясле эмоций, пробуждаемых в виде комбинаций или в быстрой последовательности: так, например, низшие натуры’ хар&ктеризуются внезапностью ноступков, которая происходит оттого, что действия находятся под контролем небольшого числа чувствований; высшие натуры характеризуются единовременным возбуждением многих второстененных чувствований, которые видоизменяют непосредственно— возбужденные чувствования.

Возразят, быть может, что это прнмеры фувкциовальвых нэменений верввой системы, но не измеаений строеяия^ н что верное для первых —не веобходимо верно для вторых. Это справедливо. Тем ие менее те, которые привнмают, что изменения строения суть медленно накопленные результаты функциональных изменений, должвы будут умозаключить, что умножение следствий, возрастающее no мере возраставия силы я совершенства ума, есть отчасти нричина развития нервной системы, также, как и всякого другого развития.

§ 125. Бсли можно свести прогресс человека в ваправлении к разнородности тела н духа, если можно свестя этот прогресс к произведению одвой причиной многих следствий, то с тем ббльшим основанием можем мы объяснить тем же началом прогресс общества в направленин к ббльшей разнородвости. Раз«иотрим развятие промышленвой организации. Если, как это должно было случаться повременам, некоторые лица в племени проявляют всключительвую способность фабриковать какой нябудь общеуцотребительный нредмет, (оружие, вапримеръ) которое раньшефабриковалось каждым для себя, то эти лица стремятся дифферевцироваться от другнх и стать фабрикантаня оружия. Их соплеменшики, все охотники и вонны, желают иметь возможно лучшее оружие, они употребят все средства ддя того, чтобы побудить^ этих искусных ремеоленников делать оружие. Поеледние с своей строны, обладая специальным талантом н особенной склонностьЮ’ к этому роду труда (ибо способность к известному занятию и вкус к нему идут обыкновенно рядомъ) я без того расположены удовлетворять подобным требованиям взамен равносильного труду вознаграждения, особенно если при этом возбуждается любов к отличиям. Эта первая специализация отправлений, раз возникши, постоянно стремится стать более резкой. В оружейниках постоянное упражнение увеличивает ловкость и делает их произведения более совершенными. У их покупателей упражнрние прекращается и ловкость ослабевает. Такнм образом, влияния,. определяющия это разделение труда, усилнваются двумя путямн:. общественное движение постоянно стремнтся стать более значительным в направлении, в котором раз началось и раз вознякшая разнородность станеть, вероятно, в половине случаев —постоянной для живущого поколения, еслн не дблыпе. Кроме этого первага акта дифференциации общественной массы, разделяемой им на две частн, одва из которых вяолне нлн почти вполне монополизирует нзвестную фуякцию, а другая теряет навык н в некоторой мере. даже и всякую способность к ней, кроме этой дифференциацин, могут совершаться и другие. Прогресс о котором мы говорилн,. подразумевает выступление на сцену торговца; постоянно нужна платить оружейнику предметами, которых он требует в обмен за свой продукт. Оя не пожелает получать один род предметов, но несколько. Он нуждается не в цыновках только или только^ в кожах иля нсключнтельно в рыболовных снастях, он нуждается во всех этих предметах и в каждом случае будет. совершать обмен на тот именно предмет, в котором более* всего нуждается в это время. Что отсюда следует? Если между членами племени существует легкая днфференциация по нскулству. в производстве этих разлнчных предметов, что представляется почтя несомненньш, • то оруж йнвк потребует от каждаию. того» именно предмета, который он делает наилучше: оружейннк обменивает оружие на цыновкн тому, кто особенно хорошо делает цыновки, а на рыболовные снаряды тому, кто искусялся в прнготовлении этих снарядов. Но тот, кто отдал за оружие свон цыновкн или свои рыболовные снасти, должен сделать другие для< собственной погребы и вследствие этого упражняет свою споеобность.

в делаяия зтого предмета. й так, следствием является то, что •сакая легкая специализация сяособностей, обладаемш равличными члеяами племени, стремнтоя стать резче. Если обмены время от временн повторяются, специализадия эта может сделаться заметной; Произойдут ли от этого или не произойдуть ояределеняые диф♦фереяциации других еще яндивидов, становящихся производияе^ лямя разлячных предметов, вее равно—ясно, чтсгв племеци совершаетея зарождеяие дифференциацин: еднная первоначальная причина пронзводит не только двойное первичное следствие, во также и большое число двойяых вторичяых следствий того-же рог да, но мёныпого значения Эта дяффереяциация, проявления которой можно открыть даже в группах школяров, не можвт яроизвесть долговременяого распрвделения функций в племени, -которое яе прикреплено к террнтория; но в общияе» которая растет н мяожится, дефферендиации этя становятся постояннымя и возраст&ют с каждым яоколением. Увелячение чвсла граждан подразушеваеть ббльший спрос на каждый промышленный яродукт н увеличявает напряженяость функциональной деятельностн каждого лица яли класса специализировавшихся лиц; зто делает сяециализацию более резкой, если она уже существует илн уотановлявает ее, если она только зарождается. Увеличнвая спрос яа предметы первой необходимости, возрастание народоваселения еще одннм способом ведет к увеличению этих результатовь, так как каждый нндиввд чувствует себя в большей или меньшей стеденн принужденным ограничиваться тем, что он можвт делать наилучше и что может дать ему наибольший эаработок. Этот промышлеяный прогресс, иомогая зарождагощемуся проязводству, открывает путь новому увеличению яародонаселения, которое в свою очередь производвт влияние на промышленность. Тепер, под давлением тех же стнмулов, возникают новые ремесла. Конкуррирующие работннкн, желающие в отдельности яроизводить улучиненные продукты, время от времени открывают лучшие способы проязводства иля материалы. Замева в производотве оружия я орудий камня—бронзой должна была доставить тому, кто яервый употребнл эту замену, такое возрастание. спроса, что может быть все его время занято было пронзводством бронэы в кусках, которые он я яродавал, а обработку их должен был предоставять другям; наконец, проязводство бронзы, В08някшее путем постепеняой днффереяциации из более первобытяого промысла, само становится профеосией. Ho посмотрите, какие мвогоразлитаые измежения следуют за этяи мзменением. Вскорости бронза заменяет камевь не таиысо в таких предметах, в которых она употреблялась сначала, яо н во многих других и через аю измецдется их производство. Более того, бронза изменяет нроизводства к котог рых начмнают употребляться сделанные из нея улучшенные орудия а, следовательво,—и продукты этих производств; она изменяет постройку жилищ, скульятуру, варяды и укратения. Мимоходом —она дает начало мануфактурам, до того невозможным за отсутствием материала, из которого бы можно было сделать необходимые орудия. Все эти язменения обратно—действуюгь на людей, увелнчнвая ловкость их рук, развивая ях умъ„ способствуя их довольству и облагороживаа их привычкя и вкусы.

Нам нет надобности следить за всеми последовательными осложвениями воарастающей обществевной разаородности, обусловляваемой произведением нескольких следствий одной дричлны. Оставим в стороне промежуточвые фазисы обществевдого развития и возьмем нринер из современности. Еслибы мы пожелали рассмотреть следствия приложения силы пара к минному деду, моредлававию, маяуфактурам, etc,—мы очутялись бы в лабярияте иодрог бностей. Ограничимся последним воплощением этой силы, локомотивом. Эта машива была ближайшей дричиной всей сетн наших железных дорог и, следовательно, она измеднла вид страны, течевие её дел и дривычки народа. Рассмотрим сначала сложвый ряд измевений, лредшествующих постройке железной дороги: предварительвые хлопоты, собраяия, регистрацию, обеуждения, эксдертизы, лятографированные планы, объяснительные залиски* местные депо и отчеты, обращение в Пардамент, утверждеаие от Standing—Orders—Committee, второе н третье чтевия в Парламедте; назвавные процедуры подразумевают массу всевозможных сношений, новое развитие различвых профессий (каковы ирофессии инженеров, контролеров, литографов, агентов в Парламевте, торговых агентовъ) я создавие мдогях другях. Упомянем затем о более важвых иэменениях, необходимых для постройки железвой дороги: рвы, насыпя, туннели, смещедия дорог, лостройка мостов н станций, укладка балласта, шлал и рельсов, фабрикация машнв, тендеров я вагонов; эти операции оказывают влиявие на множеетво промышленностей, они увеличивают ввоз строевого леса, эксдлоатацию каменеломень, угольяых коией, фабрикацию железа в кироичд и порождаюгв. множество разнообразвых специальяых вредириятий о которых еженедельно объявляется в Railway Times; форкяруются новые клаооы работников —кондукторов, кочегаров, смазчнйов, укладчиков рельс, ctc. Наконедъ_г идут еще более многочнсленные и сложные нзменения, производимые вообще во всей страве экспдоатацией железных дорог. Органнзация всех дел более иди менее осложнена; легкость сообщений дозволяет лучше делать самому то>. что прежде поручалось другому; устанавливаютея агенства в таких местах, где прежде они не приносили бы ынкакой выгоды; товары прнвозятся вз очень отдаленных оптовых складов, вместотого, чтобы забярать их в ближайших разннчных давках и потребляются векоторые продукты издалека, добыть которых прежде нельзя было. Быстрота я дешевизва перевозкн стремятся еще более специалнзировать промыслы разлнчных округов, огравичить каждую мануфактуру производством вродуктов, которые_г noместным условиям, могут дать наибольшую выгоду. Дршевизна распределения уравнивает цены и₉ в среднем выводе, понижает их; она делает доступными различные предметы для тех, кто раньше не мог вх покупать; вследствие этого—повышается их благосостояние н совершенствуются привычкя. В то же время—люди начинают много путешествовать. Ляца которые прежде не могля позволять себе подобной роскоши, начянают ежеводно путешествовать к морю; они посещают далекях друзей; они делают экскурсии, из которых язвлекают выгоду для здоровья_г освежение чувства я обогащение ума. Письма и новости скорее доходят по вазвачевию; отсюда новые изменения; пульс общества становится быстрее. Это еще не все: дешевые княгя в железводорожных книжных лавках, объявления в вагонах —находят новые нути расвространения; те н другие обусловлявают дальнейший прогресс. Все эти бесчяследные измеяения, которых мы дадд только беглый перечень^ суть. следствия изобретения локомотива. Общественный организм стал разнородиее вследствие новых профессий, образовавшяхся. в немѵ а мяогочислевдые ранее существовавшие занятия, сделалясь вораздо более спещализировадяыми; цены. повоюду изменились; деи дхьвара, который более или менее не изиеяился бы в своем распространении и иоиреблевин; негь лица, которое не претерпело бы какого либо измеаешя. в свонх действияхо»,. мысиях и чувствах».

Еще один факгь. Мы видим теперь яснее чем когда лиtro, что чем разнородяее становится леверхноеть, на которую расгиространяется влияние, теигь мяогочисиеннее и разнообравнее следствия этого влияния. У первобытных племен, которым иэвестен был каучук, оя произвел очень мали язменений; у нао он произвел их столько, что яа описание их потребовался бы целый том. Элекгрический телеграф не произвел бы никаких изменений среди немногочисленного и однородного племени, населяющого Гебридские острова; в Англин же следствия, проязведенвые им, бесчнслеявы.

Еслнбы позволяло место, я яродолжал бы этот сянтез по отношевию ко всем утонченвым продуктам общественвой жизнв. Я мог бы показать, как —в науках —прогресс одной отрасли подвнгает другие; я мог бы показать, что своими громадными успехами астрономия обязана открытиям онтнки, в то время, как другие открытия в оптике дали начало микроскопической аватомии и в сильвой степени помогли развитию физиологии; я мог бы яапомннть, что химия косвенно увеличяла наши знания об электрячестве, о магнетизме, биологические н геологяческия; как электрика реагнровала на химию и учеяие о магнетизме, развила ваши понятия о свете н теплоте и привела к открытию разлячных законов нерввой деятельности. Можно .было бы показать, что это начало оправдывается и в литературе, в умножающихся формах периодических изданий, произшедших от газет, н каждая из которых действует н обратно—действует на другие формы литературы; также и в том влиянии, которое книга выдающегося автора оказываеть на книгн, сочиняемые позже. Влиявие, какое вовая школа жявописи оказывает на другие школы, приэваки, заставляющия думать, что все искусства, евязавные с живописью, происходят от фотографии, сложные результаты новых критйческих доктрин —каждое из этих явлений должно быть предметом особенного вяи\гания, ябо в каждом из ннх проявляется начало множественности следствий. Но нет надобности испытывать терпевие чнтателя подробным рассмотрением нногообразных последствий атях изяенений: они становятся так сложны и так мелкй, что следить за нимн трудно.

§ 126. После соображений, которые мы изложилн в конце яредидущей главы, нам нет надобяостя приводить аналогичные им соображения. Однако ради симметрии следует вкратце указать, как из постоянства силы можно вывести начало множественности следствий, подобно тому, как мы вывели начало неустойчивости однородного.

Различными мы называем такие вещи, которые действуют в различных направлениях; мы можем знать их как различные только по различию их действий. Когда мы различаем тела, говоря, что одне из них шероховаты, а другие^:—гладки, мы просто хотим сказать, что известные подобные мускульные силы, израсходованные на прикосновение к этим телам, ведут за собой несходные ощущения, несходные обратно-действующия силы. Предметы, которые мы классифицируем под названиями: красное, голубое, желтое, etc.,—суть предметы, разлагающие свет различным образом; это значит, что мы познаем контрасты цветов — как контрасты изменений, производимых в посторонней силе. ^ Очевидно, что две каких нибудь неодинаковых вещи, которые не производят на сознание неравных влияний, потому ли, что мы им противупоставляем неодинаково собственные силы, потому ли, что они поражают наши чувства с силами, неодинаково измененными—действием внешних сил,—очевидно, что две таких вещи не могут быть различены нами. Когда говорят, что различные части одного целого должны различно реагировать на однородную постороннюго силу и следовательно превращать ее в многообразную группу скл, то в сущности этим высказывается банальность. Еще шаг дальше—и мы сведем эту банальность к её последнему выражению.

Когда мы утверждаем несходство двух предметов на основании несходства действий, производимых ими на наше сознание, на чем мы собственно основываемся и что хотим выразить этим несходством с объективной точки зрения? Основываемся мы на постоянстве силы. Изменение известного рода или известной напряженностя было произведено в нас одним из предметов и не было произведено другим. Это изменение мы приписываем известной силе, которую расходует один из предметов и не расходует другой. У нас одна альтернатива, либо согласиться с этим, либо утверждать, что изменение не имело антецедента, тоесть отрицать постоянство силы. Отсюда еще очевиднее становится, что то, что мы рассматриваем как объективное несходство—есть прнсутствие в одном из предметов какой нибудь силы или группы сил, которые отсутствуют в другом, это есть нечто въ

качестве, напряжениости или направлении сил, составляющих один предмет, чего нет в снлах, составляющих другой. Но если предметы нли части предметов, которые мы называем различнымн—суть такие, составляющия силы которых различаются в одном нли нескольких отношениях, то что должно произойти с снлами сходнымя или с одной однородной силой, сообщающимся этим предметам? Эти силы илн части одной силы должны быть изменены разлнчно. Снла, присущая одному нз этнх предметов и отсутствующая в другом должна стать прячиной разницы; она должна произвесть эквявалентную реакцию; через это—она должна повлиять на совокупную реакцию. Утверждать противное—значнт утверждать, что эта дифференциальная сила не произведет никакого действия, что равносильно утверждению, что снла не постоянна.

Мне нет надобности развнвать это заключение дальше. Из него с очевидностью вытекает, что однородная снла, сообщающаяся однородному аггрегату, должна претерпевать рассеяние; что сообщаясь аггрегату, состоящему из несходных частей, она в каждой из свонх частей должна претерпевать рассеяние, равно как н качественные днфференциации; что чем несходнее эти части, тем резче должны быть качественные днфференциации; что чем больше этнх частей, тем многочнсленнее будет дифференциация; что второстепенные производные силы, которые получатся в результате, должны претерпевать новые превращения, пронзводя эквивалентные превращения в изменяющнх их частях и что то же самое должно повториться и с силами, которые произойдут от этого. Итак, два заключения, что часть причнны развития заключается в множесивенности следствий н что это умножение следствий возрастает в геометрической прогрессии, соответственно возрастанию разнородностн, эти два заключения могут быть установлены нетолько индуктивно, но и могут быть выведены из первоосновного начала.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ. Разделение.

§ 127. В предшесгвующих главах мы еще не окончили объясяения развития. Прежде чем прийти к точному понятию о целом этого процесса, необх>димо еще с одной стороны рассмотреть составляющия его изменения. Установленные нами законы дают ключ к объяснению перераспределения частей, поскольку оно направляется от однообразного к многообразному; но они не даиот нам объяснения перераспределений идущих от неопределенного к определенному. Рассмотрение совершающихся повсюду дей-ствий и противудействий открыло нам, что оин с необходимостью вытекают из известных первоосновных вачал, а именно: что однородное должно превращаться в разнородное, а разнородное должно становится еще разнороднее; но рассмотрение это не объяслило нам, почему частн простого целого, находясь под различнымн влияниями, становятся нетолько несходными, но и определенно-различными и отдельными.

Мы не нашли основания, в силу которого получалась бы не исмутная и хаотическая разнородность, но разнородность гармоническая, какую мы наблюдаем в развитии. Нам остается еиде открыть причину местной интеграцин, сопровождающей дифференциаицию, то-есть постепенно определяющегося разделения группы сходных еднниц, отличающихся определенными признаками, от сосъдствующих групп, из которых каждая состоит из единиц 4>собого рода. Это основание дано будет нам исследованием некоторых фактов, в которых удобно ироследить процесс разделения.

Нередко случаетея^ что в конце сеитября, когда деревья только-что окрашиваются вь осенние цвета и мы ждем, что скоро наступнт перемена, котерая пекажет нам леса в новом уборе, нашн ожидания разрушаются резким порывом равноденственного ветра. Сильное воздушное течение вырывает из пестрой листвы, листья, уже затронутые разложенисм, именно те, которые окрашелы в яркие цвета, и оставляет на месте еще зеленые. Это по^ледние, высыхая и истрепливаясь от постоянного трения о другие листья пли об ветви, лриидают деревьям мрачный вид; листья же, окрашенные в красный, желтый и оранжевый, собираются во рвах, позади заборов и в закоулках, куда их нагромоздило вихрем. Что произошло? Однородное действие ветра, направленное на листья двух родов,—выделило из массы их окрашенные умирающие листья и сложило их в кучу. В марте мы на всех дорогах наблюдаем такое же разделение почвенных частиц различной величины, пыли, песку и гравия. Co времен Гомера до наших дней всегда пользовались для отделения зерна от мякины способностью, какой обладают искусственные или остественные течения ветра—разделять единицы различного удельного веса. В любой реке мы можем наблюдать, как несомые ею смешанными различные веицества отлагаются отдельно; в местах с быстрым течением отлагаются только глыбы и камни; в местах. где течение слабее, может оседать песок, а в стоячих водах образуются осадки ила. В промышленности пользуются этим разделяющим действием текучей воды для того, чтобы получать отдельно массы маленьких тел различной степени мелкости. Так, например. в фабрикации наждака, раздробивши камень, предоставляют медленному течению воды уносить его в следующее помещение, а оттуда в еледующия за ним; самые крупные зерна останавливаются в первом, меньшие достигают второго, еще меньшие—отлагаются в третьем, пока, наконец, вода не будет содержать в себе очень мелкой пыли, которая осаждается в воде слишком медленно для того, чтоб могла опуститься на дно раньше» Текучая вода может еще одним способом, но с теми же результатами, производить разделительное действие, когда она уносит, например, растворимые вещества, отделяя их от нерастворимых. Мы всегда можем наблюдать эти действия в лабораториях. Действия однородных сил водных и атмосферических течений имеют аналогов себе в однородных силах деятелей других родов. Электрическое притяжение отделит мелкие тела от крупных, легкие от тяжелых. С помощью магнита можно отделить частицы железа от других веществ, с которыми они будут смешаны. Пользуясь этим свойством, шеффильдский точильщик, употребляя в дело фильтр из намагниченного железного сита, отделяет стальную пыль от каменной, которые вместе отделяются при точении. Нет ни одного химического опыта, который не уяснял бы нам, как сродство агента различно дей■ствующого на элементы данного тела, позволяет нам устранить тот или иной элемент, оставив другие.

В чем же состоит начало, указываемое этими примерами? Как выразить его в одной форме, которая охватывала бы все эти различные факты и бесчисленное множество им подобвых? В каждом из этих случаев мы видим в действии силу, которую можно рассматривать, как простую и однородную: это—движение жидкости в известном направлении и с известной скоростью; это электрическое или магнитное притяжение известной нэпряженности; это—известный вид химического сродства: или, выражаясь точно, действующая сила есть равнодействующая одной из этих сил н известных других однообразных сил, как, напрвь мер —силы притяжения etc. В каждом случае мы имеем аггретат, составленный из несходных единиц или же из атомов различных веществ, комбинированных, либо тесно перемешанбых —или же из кусков одного и того же вещества, но различных объемов яли же, накопец, из частей, отличающихся по удельному весу, форме или иным признакам. В каждом из этих случаев —эти различные единицы или различные группы единиц, составляющия аггрегаты, разделяются друг от друга иод влиянием какой либо равнодействующей силы, которая влияет на всех их одинаково; они разделяются на мёныпие аггрегаты, состоящие, каждый—из единиц сходных между собою в аггрегате и несходных с единицами других аггрегатов. Вот что лроисходит в этих изменениях. Поемотрим, как возможно иистолковать этот общий факт.

В главе, названной: «Неустойчивость однороднаго» мы видели, что однородная сила, сообщающаяся аггрегату, производит несходные изменения в различных его частях, делает однообразное многообразным, а многообразное еще более многообразным. Превращения этого рода состоят —либо в ощутимых, либо в неощутимых изменениях относительного положения единиц, либо в особенных молекулярных перераспределениях, которые мы называем химическими, либо в более обширных перемещениях, котгорые мы называем механическими, либо, наконец, в комбинированных перемещениях обоего рода. Действующая часть силы, •сообщающаяся каждой из различных частей аггрегата или из частей, поставленных в различные условия, может расходоваться ш измеиение взаимных отношений единиц, составляющих части, либо на перемещение самих частей, либо частью на то, частью н& другое. Следовательно, действующая часть силы, которая не про~ изводнт следствия одного из этих родов, должна расходоваться на пронзведение следствия другого рода. Очевндно, что если часть. действующей силы, как бы мала нн была эта часть, сообщающаяся слфжной единнце агграгата, расходуется на перераспределение ко нечных единиц элементов этой сложной единицы, то остальная часть силы (илн во всяком случае бблыпая часть этой части) должна проявиться в двнженин сложной еднницы к другой точке внутри аггрегата; и обратно, еслн часть силы расходуется на порождение механического перемещения. то остальная часть силы (или большая часть этой части) пойдет на произведение молекулярных нзменений. Что должно следовать отсюда? В случае, где сила вовсе не расходуется на порождение химических перераспределений илн расходуется на это только часть её, какие механические перераспределения должны пронзойтн? Сходные между собою частн будут одинаково изменены силою и одинаково будут реагировать ва нее. Несходные между собо»’» части будут различно изменены я разлнчно станут реагировать на снлу. Вследствие этого посторонняя и постоянно действующая сила,, раз целнком или отчастн преобразовавшнсь, в механическое движение единице, породит noдобные двнжения в подобных единицах и несходные движения в несходных единицах. Итак, если в аггрегате, состоящем из еднниц двух илн нескольких родов, смешанных между собою, единнцы одного рода станут двигаться в одном направленин, а еднннцы другого рода—в другом направлении, отличном от% направления первых, то два рода единиц разделяются. Группа предметов подобных, получая движения подобные по направлениис и напряженностн, должна быт целиком перемещона в другое место; если же эти предметы перемешаны с другими, нного рода. с своей стороны получающнмн движения такого же рода, но отлнчные от движений первой группы по направлению нля по наиряженностн, или же по тому и другому, то предметы второй групяы целиком должны переместиться в иное место: то-есть, смесь должна претерпеть еднновременно подбор я разделение.

Дабы дать лучше уразуметь этот процесс, полезно будет прнвести несколько примеров, которые покажут, что при равенстве прочнх условий, отчетливость разделения пропорциональна определенностн днфференциацин между еднницамя. Возьмем горсть кского либо раздробленного вещества, состоящого из частиц различной величины и бросим его по направлению легкого ветра. Большие кусочки кучкой упадут на землю почти возле самой руки; меныпие кусочки ветром унесены будут дальше, а пылеобразные частнцы будут унесены очень далеко, прежде, чем опустятся на землю; это значнт, что интеграция определенна, когда днфференцированы частицы определенно, и расхождение частнц будет тем значительнее, чем значнтельнее дифференциация. Есля эта горсть вещества состоит нз родов единиц —очень разлнчных, как, например, камней, гравия и пыли, то единнцы эти разделятся в совершенстве—отчетливо; камнн упадут почти вертикально; частицы гравия направятся по крнвой и соберутся в группу довольно далеко от камней; пыль унесена будет почти горизонтально на очень большое расстояние. Еще лучше освещено будет $то начало примером, в котором действует другой агент. Пропустим медленный ток воды через смешанный аггрегат,-еостоящий из веществ растворимых и нерастворимых. Прежде всего соверпгится разделение веществ, которые представляют наиболее противуположные отношения к действующей сяле: растворимое вещество будет унесено, нерастворнмое останется. Второе. менее определенное, без сомнения, разделение совершится между растворнмымн веществами, так как прежде всего поток унесет большннство растворимых веществ, а после их растворения будет иродолжать уноснть веидества менее растворимые. Даже нерастворнмые вещества претеряят некоторое разделение: в самом деле. просачнваясь сквозь этн вещества, вода унесет с собой мельчайшие частицы, которые она отделит от большнх; в одном месте она осаднт легчайшие нз них. в другом —более тяжелые. Для пополнения нашего объяснения, лрибавнм факт. могущий служить в pendant к прнведенному. Между смешанными частицамн могут существовать очень легкие разлнчия и еслн на них станут действовать силы, они претерпят весьма слабые перемещения; для разделения их потребны комбинацин сил, способных вызват проявление этнх разлнчий и сделать перемещение заметным. Начало проявляется очевиднее вследствие антятезы с вышеприведеннымн случаями; но оно может быть еще ярче освещено несколькимн примерами. заимствованными из аналнтической хнмии. наилучший прнмер —отделение спнрта от воды путем перегонки. В самом деле, мы имеем атомы, состоящие из кислорода и водорода перемешанными с атомами, состоящими из кислорода, водорода и углерпда. Эти два рода атомов имеют большое сходство; при обыкновенных температурах те и другие сохраняют жидкую форму; они более или менее быстро становятся газообразвыми при повышенной температуре и при весьма блязких температурах кипят. Это сходство атомов сопровождается еще трудностъю их разделения. Е<?ли смесь подогрета больше, чем нужно, вместе со спиртом перегоняется много воды. Только в очень узких пределах температуры одна группа атомов увлекается быстрее другой, и даже тогда уносятся вместе с нею и атомы другой группы. Интересный, также, и поучительный пример дает нам кристаллизация. Когда несколько солей, представляющих между собою слабую аналогию по строению, растворены в одной и той же массе воды, они разделяются кристаллизацией без большого затруднения; составляющия их единицы движутся подобпця к подобным —как предполагают физики, вследствие полярных сил и отделяются от неподобных, образуя кристаллы отдельных веществ. Впрочем, обыкновенно кристаллы каждой из солей, содержат в еебе небольшие количества других солей, бывших в растворе, особенно если кристаллизадия совершалась быстро; освобождают их от этих примесей растворяя снова и заставляя кристаллизоваться несколько раз. Заметим, что совсем иное происходит. если соли, содержащиеся в растворе, химически гомологичны. Азотные соли бария и свинца, сернокислые цинк, натрий и магнезия—соединяются в однех кристаллах и еслн их растворить и заставить снова крисгаллизоваться, они не кристаллизуются отдельно, сколько бы ни стараться об этом. Химики пожелали объяснить эту аномалию и нашли, что эти соли изоморфны, что атомы их. не смотря на химическое ыесходство, тождественны no относительным количествам заключенных в них кислоты, основания и воды, а также и по форме кристаллов. Отсюда ясно, что единицы несходных порядков разделяются и размешаются с отчетливостью, пропорциональной степени их несходства. В первом случае мы видим, что атомы несходные по форме. но сходствующие по растворимости в воде известной температуры, хотя и совершенно, но разделяются. Во втором случае мы видим, что атомы сходные нетолько по растворимости в данном растворимом, но и по строению—не разделяются, могут же быть диссоциированы и изолированы, да и то весьма несовершенно, только при особенных условиях. Иначе выражаясь, посторонняя сила взаимной полярностн сообщает еднницам смесн двнжения, пропорциональные нх несходству и, следовательно, стремится пропорционально ях несходству—разделнть и перемествть нх.

Существует еще взанмодействующая прнчнна разделения, которую полезно рассмотреть так же подробно. Если различные единнцы, подвергнутые действию одной силы, должны прннять различные двнжения при действии различных сил. Предположим, что группа единиц, составляющая часть однородного аггрегата, подвергнута действию силы, отлнчной no напряженности и направлению от силы, действующей на остальной аггрегат; эта группа единиц отделится от остального, еслн только вся действующая на нее снла не нзрасходуетст на порождение молекулярных вибра-. ций или перераспределений. После всего, сказанного выше, это положение не нуждается в защите.

Прежде, чем кончить это предварнтельное объяснение, необходнмо установить еще одно, добавочное, начало, а именно: что смешанвые силы разделяются от реакции на них однообразных веществ, точно также, как смешанные вещества разделяются от действия на внх однообразных снл. Прямер этому—рассеяние переломленного света. Пучек света, состоящий из волвообразных колебаний эфира различных родов, яе однообразно отклоняется однородным преломляющим телом; различных родов колебания, составляющия его, отклоняются под разлнчнымн угламн; вследствие этого онн разделяются н интегрируются, образуя то, что мы называем спектром. Разделение другого порядка происходит, когда световые лучи проходят через среду, оказывающую им сопротивление. Лучи, образуемые сравннтельно короткнмн колебаниями, поглощаются раньше тех, колебания которых относительно длинвее; и красные лучн, колебания которых самые длинные, одяи проходят, еслн препятствие очень велико. Обратво, в явлениях переломления мы видим разделение подобяых сил вследствие реакцин яа яих несходных веществ. так как сопрнкасающиеся и параллельные пучкн света, падающие на несходные вещества я проникающие в них, делаются расходящимися.

§ 128. В туманной гяпотезе происхождение звезд и планет объясняется разделеяием вещества, подобным тому, о каком мы говорилн выше, пронзшедшим вследствие действия несходных снл на сходные единицы.

В одной из предшествующих глав мы видели ¹). чтоесли вещество и существовало когда нибудь в рассеянном виде, то не могло остаться распределенным равномерно, но должно было разбиться на отдельные массы. Мы видели, что за отсутствием совершенного равновесия между взаимными притяжениямя атомов, рассеянных в безграничном пространстве, в аггрегате. состоящем из этих атомов, должны были произойти разрывы и сгущения вокруг дентров наибольшого притяжения. Происходят эти разрывы и до того соприлежавшие атомы расходятся вследствие того, что действовали на аггрегат различные силы. Атомы, расположенные по краю разрыва, подвергаются известному излишку притяжения в направлении, куда они начали двигаться; атомы же по другому краю разрыва подвергаются излишку притяжения в противуположном направлении. Это значит, что соприлежащия группы единиц подобных между собою, подвергаются действию несходных равнодействующих сил, вследствие чего разделяются и интегрируются.

Образование и разделение туманного кольца представляют два случая проявления того же закона. Заключить вместе е Лапласом, что экватрияльный пояс вращающегося туманного сфероида должен во время сгущения его развить центробежную силу, достаточную для того, чтобы помешать ему следовать за остальной массой в её сокращении, заключить это—значит признать, что пояс этот дожен отстать вследствие того, что на него действует известная дифференциальная сила. Разделение должно произойти по линии. по одну сторону которой, извнутри, аггрегативная сила больше силы. сопротивляющейся аггрегации, a no другую, снаружи, сила. сопротивляющаяся аггрегации больше аггрегативной силы. Итак. мы видим, что процесс этот сотласуется с законом, по которому, еслн подобные единицы подвержены действию несходных сил. то те яз них, которые находятся в одинаковых условиях. отделяются от тех, которые находится в различных условиях.

§ 129. Геологические перевороты, которые мы обыкновенно называем водными, доставляют множество примеров разделения несходных единиц действием однообразной посторонней силы. На берегах моря волны беспрестанно диссассадиируют и разделяютъ

§ 114. глава 19.

смешанные вещества, о которые разбнваются. Падающия в мории глыбы, отрывающиеся от скал, прнливы и отлнвы—уносят в море частицы, которые по причине своей мелкостн, могут долго оставаться взвешаннымн в воде; потом они опускаются в некотором расстояния от берега в внде тончайшого осадка. Большие частицы, опускающиеся относительно быстро, собнраются вместе и образуют песчаное дно в мелких местах. Гравий и мелкие камешки собнраются на склонах, над которымн бушуют волны. На верху этнх склонов остаются глыбы н большие камни. Иногда можно наблюдать более спецнфичные разделения. Плоские камни_г пронсходящие от разрушения слоистых горных пород, иногда попадаются собраннымн в одной частн каменной кучн. В одном месте морского берега мы находям только грязь, в другом — только песок. Здесь мы находнм укрытую от ветров бухточку, наполненную камешками почтн одной велнчнны, в другом месте —округленный залнвчик, один нз концов которого более открыт, чем другой; в этом заливчнке камешки расположены от закрытого конца къоткрытому, возрастая по величине. Проследим историю любого геологического осадка и немедленно придем к заключению, что смешанные обломки, разлнчные по весу н объему_у будучн передвнгаемы и растнраемы двнжением воды н находясь под влиянием земного притяжения, сначала разделяютея, а потом соединяются в группы сравннтельно одинаковых обломков. Мы наблюдаем, что, при равенстве прочнх условий, отчетливость разделения пропорциональна отчетлнвости различия между единицами. После своего образования осадочные слон претерпевают разделения другого рода. Кремни и гнезда железного колчедана, находимые в извести, так же, как кремннстые отложения, встречаемые иногда в известняках, могут быть объяснены не иначе, как аггрегацией атомов кремня н серннстого железа, первоначально распределенных в осадке почтн равномерно, но потом постепенно. собравшнхся во круг известных центров, несмотря на твердое илн полу-твердое состояние окружающого вещества. Очевидный пример условий и результатов подобного собирания видим мы в лимоните.

В огненных изменениях мы не находнм столько прнмеров изучаемого процесса. Проводя граннцу между простым раз-Витием и сложным, мы указали *), что громадное количество скрытого молекулярного движения противится постоянству второстепен;ных перераспределений, составляющих сложное развитие. Тем не менее геологические изменения из порядка огненных, представляют несколько примеров разделения. Когда смешанные вещества, составляющия земную кору доводятся до высокой температуры, разделение начинается с следующим за тем охлаждением. Известные вещества, выходящия из вулканов в газообразном состоянии, возгоняются и оседают в виде кристаллов на встерчающихся по пути холодных поверхностях; так как вещества эти отвердевают при различных температурах, то и осаждаются они в различных местах трещин, сквозь которые проходят. Но самый лучший лример представляют нам изменения, совершающиеся во время медленного охлаждения в скале огненного происхождения, когда часть расплавленного ядра земли выступает наружу сквозь один из тех разрывов, какие время от времени происходили в земной коре. Когда это расплавленное вещество охлаждается сравнительно быстро вследствие беспрепятственного излучения в пространство и прикосновения с холодными массами, то образуется тело, называемое базальтом или траипом, однородное по строению, хотя и состоящее из химически—различных элементов. Но когда эта часть расплавленного земного ядра не успевает прорваться сквозь самые верхние слои коры, она охлаждается весьма медленно и превращается в то, что мы называем гранитом. Составляющия ее перемешанные частицы кварца, полевого шпата и гранита, долго оставаясь жидкими или полу-жидкими, то-есть в таком состоянии, которое допускает их относительные движения, претерпевают изменения своих положений, обусловленные влиянием друг на друга однородных частиц. Дифференциальные силы, порождаемые взаимной полярностью, имея время произвести необходимые движения атомов, разделяют квард, полевой шпат и слюду, которые кристаллизуются. Доказательством того, что это разделение вполне зависит от долго продолжающегося движения ♦смешанных частиц и от долговременного действия маленьких дифференциальных сил, доказателъством этого может служить факт, что кристаллы, занимающие центр гранитных жил, где

§ 66, глава 13.

расплавленное или полу-расплавленное состояние держалось долыпе, обыкновенно значительно больше, чем кристаллы в периферии, где от прикосновения с холоднымн скаламн, быстрее совершалось охлаждение и отвердение массы.

§ 130. Явления, пронсходящия в органнзме, так сложны и тонки, что нечего и ожядать уловить здесь те частные силы, которымн обусловливаются частные разделения. Йз небольшого чнсла случаев, допускающих довольно полное нстолкование, удобнее всего случан в которых действуют механнческие давления и растяжения. Не мало нх мы наидем рассматрнвая строение скелета высших жнвотных.

Цозвоночник человека в его целом подвержен действию известных сил, а нменно—тяжести тела, комбяннрованной с реагнрующнмн на нее мускульнымн напряжениями; подчннясь этнм влияниям, позвоночник путем разделения стал отдельным целым. Но вместе с тем, так как наклоняясь на бок он подвергается действию разлнчных сил, то частн его остаются до известной степени отдельнымн. Если мы проследнм развитие позвоночного хребта начнная от первоначальной его формы, хрящеватой спннной струны у низшнх рыб, то увидим, что повсюду существует интеграция его, соответствующая едянству посторонних снл, комбнннрованная с разделением ва сегменты, соответственно разнообразию посторонннх снл. Каждый сегмент, взятый отдельно, еще лучше дает намъпонят рассматрнваемое начало. Позвонок не представляет одной костн; он состонт из центральной массы, снабженной отросткамн н выпуклостями; у ннзшнх типов позвоночных этн придаткн совершенно отдельны от центральной массы н даже появляются рапьше её. Но эти разлячные незавнсимые костн, составляющия первобытный спннно-хребетный сегмент, подвергаютея действию групны снл, между которымн больше сходства, чем различия; так как они представляют рычаг для группы мускулов, действующих обыкновенно сообща, то и претерпевают постоянно известные реакцин сообща. И мы видим, что вседствие этого с течением развития они постепенно сливаются. Еще более поразительный прнмер представляет нам сливанье спинно-хребетных позвонков там, где онн подвергаются влиянию какой лнбо преобладающей силы. Креетец —о$ sacrum—образован нз группы прочно-соеднненных позвонков. У страуса и родстввнных ему птнц имеется от семнадцати до двадцатн крестцотых с подвздошными костями, расположенными по бокам. Если гиерейдем, мы что некогда эти позвонки были разделены, как и теперь разъединены в птичьем зародыше и если приймем во внимание механические условия, которым онн должны былн подчияяться, то поймем, что слияние их есть результат процесса, о котором идет речь. В самом деле—этямн позвонкамн вес всего тела передается ногам: ноги поддерживают арку таза, крестец соединев с остальной частью спинного хребта н через него—н с прикрепленнымн к ниму членами. Следовательно, еслибы кресцовые иозвонки былн разделены, онн должны были бы едержнваться вместе сильно-напрягающимися мускулами, которые бы мешалн им также совершать боковые двнжения, совершаемые другимн позвонками; онн должны были бы подвергаться одному общему влиянию н быть предохранены от влияний несходных; какям образом —выполнены былн бы условия, при которых совершается разделение. Но в членах мы находим случан, в которых причнна я следствие представляют наиболее тесные отношения. Костн лясти (образующия у человека ладонь руки, вернее—ту часть руки, от которой непосредственно ндут пальцы) разделены друг от друга у большинства млекопитающих: раздельные действия пальдев производят в ннх легкие раздельные дввжения. Но не то у лошадей ябыков. У быков развнты только средния костн пя«тн, третья и четвертая; они достнгают значительных размеров н слнваются вместе, образуя бабку, у лошадей разделение нмеет характер, который мы назвалн бы косвенным: вторая н четвертая костн находятся в зачаточном состоянин и прекреплены с боков третьей, которая необыкновенно развнта; она то и образует бабку, •отлнчающуюся от бабки тем, что состоит из одного цилиндра, а не двух, слитых вместе. Плюсна представляет у четвероногих аналогичные изменения. Итак, этя различные группы превраицений являются там, где групянрованные вместе разлнчные костн не совершают уже разлнчных отправлений, но одно, общее всем нм. Нога лошадн н быка служни только для передвнжения я не служнт, как у когтнстых млекопнтающих, для целей, требующнх некоторых относнтельных двнжений костей гиястн. Итак, мы видим, что там, где посторонняя снла едина—образуется единая костяная масса. Мы заключаем, что меясду этнми фактами суще«твует отношение прячнны к следствию я подтвзрждение такому заключенш находим в целом классе птиц: на крыльях и ногах птид мы убеждаемся, что сходные условия вызывают сходные разделения. В то время, как печаталась эта книга. м. Гёксли сообщил мне факт, который еще ярче освещает это общее начало. Он любезно уполномочил меня воспользоваться этим фактом прежде, чем сам известит о нем, Glyptodon, угаешее млекопитающее, находямое в виде нещерного ископаемого в Южной Америке, долго считался большим странным животным вроде Armadillo; знали, что он имел массивную кожестую броню, покрытую рядом тесно—сплоченных многоугольных пластинок и представлявшую собой обширный ящик, в котором тело так было охвачено, что не могло сгибаться ни в горизонтальной, ни в виртикальной плоскости. Этот костяной ящик, который должен весит весколько цетнеров (т. е. несколъко соть фунтовъ) доддержнвался иглообразными отростками позвовков и костей, прилежащих к грудной клетке и тазу. Важный факт, на который мы хотим указать, состоит в том, что в местах, где позвонки хребта подвергались вместе давлению зтой тяжелой брони, твердость которой не позволяла им двигаться относителъно друг друга, весь ряд таких позвонков сливается в одну прочную непрерывную кость.

Таким же образом можно истолковать образование и сохранение вида, рассматривая его как собрание сходных организмов. Мы уже видели, что члены вида, подвергаясь влиянию различных <5истем сил, разделяются на разновидности. Остается добавить, что когда они подвергаются влиянию сходных систем посторонних сил, то переходят от разделения, к которому были приведены и в котором поддерживались,—к состоянию однородного аггрегата. В самом деле, действием ^естественного подбора» каждый вид постоянно освобождается от индивидов, которые отклоняются от общего типа уродствамн, делающими их способными приспосо^ляться к условиям существования вида; составляющие его ипдивиды остаются почти совершенно подобными между собой. Так как обстоятельства, среди которых существует вид, представляют собой, как мы видели, сложвую комбинацию постороних сил и так как между членами вида всегда имеется несколько иядивидов, более обыкновенного удаляющихся от средняго строения, выработанного в соответствие с этой комбинацией сил, то отсюда следует, что силы эти беспрестанно отделяют от массы вида отклоняющихся янднвндов н такнм подбором сохраняет однообразие остального, то-есть—цельность вида. ГИодобно тому, как осенью ветер срывает с деревьев пожелтевшие листья, не трогая зеленых или, пользуясь сравнением м. Гёксли, подобно тому, как меныпия зерна проходят сквозь решето, в то время, как бблыния задержнваются им —точно также внешния силы однообразно действующия на членов органнческой группы—производят в них сходные нзменения в пропорцин их сходства и различные в пропорцин их несходства; они, таким образом, сортируют членов группы, отделяя подобных от несходных, которые исключаются. Погибают лн этн нсключаемые члены, как это наичаще бывает, ялн же пережнвают и множатся, образуя отдельную разновндноеть вследствие прнспособления к несколько иным условиял существования—этс ничего изменяет в выводе. Первый случай согласуется с законом, что несходные еднннцы аггрегата групнруются с себе подобными н отделяются при действия на аггрегат одинаковых постороних сил; второй случай согласуется с законом, что подобные единицы аггрегата отделяются и группируются отдельно, еслн на нях действуют различные снлы. Обратившнсь к замечаниям м. Дарвнна касательно расхождения видовых прнзнаков, можно видеть, что ‘разделения, вызываемые действием этих ааконов, стремятся стать все более н более определеннымн.

Аналогнчный же процесс разделяет отьюшения сосуществования н смены ощущений, образуя нз ннх роды и в то же время группнрует сходные отношения со сходнымя. Когда два явления, наблюденных в данном порядке, повторяются в том же порядке, то нервы повторяют движения, какие совершались в ннх пря получении первого впечатления; н молекулярная модификация, остающаяся как след после первого впечатления, должна возрасти от второго, направляющегося по тому же путн. Каждое из этих двнжений пронзводнт изменение нервной структуры, вследствие чего, согласно общему закону, изложенному в главе IX, уменьшается сопротивление для всех аналогичных нзменений, мсгущих воспоследовать. Разделение этих последовательных движений (нлн, точнее выражаясь, постоянно действующнх частей этях двнжений, за вычетом того, что расходуется на преодоление препятствий) делается, таким образом прнчиной и мернлом умственных соотношений, связывающнх ощущения, полученные от явлений. Тем временем соотношения явлений, которые мы познаем, как отличные от познанных прежде, то-есть такие соотнбшения, которые влияют на иные нервные элементы, выразятся движениями, направленными по иным путям. На каждом из этих путей нервные разряжения будут совершаться с легкостью пропорциональной тому, как часто опыть воспроизводит соотношение явлений. Классификация отношений должна, таким образом, идти pari passu с классификацией предметов, образующих отношения. Омешанные отношения, представляемые внешним миром, имеют то общего со смешанными ощущениями, порождаемыми в нас этим миром, что не могут отпечатлеться в организме, не претерпевая более или менее полного изменения. Этим двойным процессом постоянного получения и группировки изменений и движений, составляющих нервное отправление, постепенно образуется отложение и группировка материи, составляющия нервное строение.

§ 131. Вначале общественного развития, под влиянием поеторонних сил сходные между собой единицы соединяются в группы и отделяются от несходных, точно также, как разделяются и объединяются в группы низшие существа, как это мы уже видели. Человеческие расы стремятся дифференцироваться и интегрироваться, как и все другие лсивые существа. Из числа сил, производящих и поддерживающих человеческие разделения—в первом ряду мы упомянем о так называемых физических внешних силах. Климат и пища, более или менее благоприятные для туземного племени, более или менее неподходящи для племени иной организации, пришедшого из отдаленных стран. Северные расы не могут продолжаться в тропических областях; если они не погибают в первом поколении, то исчезают во втором и, как, например, в Индии, могут держаться только искусственно, при помощи постоянной эмиграции и иммиграции. Это значит, что внешния силы, одинаково действующия на обитателей данной местности, стремятся выключить всех тех, которые не принадлежат к известному типу и таким путем сохранить интегрированность обитателей. принадлежащих к этому типу. Еслиже в других местах, между народами Европы, мы замечаем род постоянного смешивания, происходящого от других йричин, то тем не менее вддим, что смешиваются расы, не принадлежащия к очень различным типам и которые расчленились при не особенно несходных условиях. Другие силы, сигособствуюидия этииическим разделениям —суть с илы умственные, проявляющиеся в бродствах, влекущих людей к им подобным. Обыкновенно эмигранты жаждут воротиться на родину и если желание их не приводится в исполнение, то единственно потому, что их удерживают более сильные связн. Индивиды общества, принужденные жить среди другого общества, обыкновенно образуют среди последняго колонин, маленькие общества в обществе. Искусственно разъединенные расы стремятся снова соединиться. И xotjj разделения, происходящия от естественного сродства людей одного семейства, повидимому и не могут быть объяснены излагаемым здесь общим началом, тем не менее они могут служить прекрасньши примерами в подтверждение его. Говоря о направлении движения ¹) мы показали, что действия, исполняемые человеком для удовлетворения своих нужд, всегда были движениями в направлении наименьшого сопротивления. Чувства, характеризующия члена данной расы таковы, что могут находит полное удовлетворение только у других; членов этой же расы; удовлетворение это отчастя вытекает из симпатии, сближающей тех, чьи чувствованья сходны, но особенно из соответственных общественных условий, развивающихся повсюду, где царят эти чувствованья. Итак, когда член нации привлекается, как мы видели, к другим членам своей надии, то это происходит оттого, что нзвестные силы, называемые нами желаниями, толкают его в направлении наименыпого оопротивлепия. Так как человеческие движения, подобно всяким вообще движениям, определяютея расположением сил, то необходнмо, чтобы разделения рас, производимые не внешними силами, были производимы силами, которымн едипицы расы влияют друг на друга.

Мы видим, что аналогячные разделения совершаются под влиянием аналогичных причин в развитии каждого общества. Некоторые из них происходят от естественного сродства. роль которого не особенно важна; самые же важные разделения, образующия политическую и промышленную организации, происходят вследствие объединения людей, у которых известные сходства произведены воспитанием, беря это слово в самом широком его смысле, понимая под ним ensemble всех отправлений, которыя

Ч.ЕО, глава 9.

приготовляют граждан к их специальным деятельностям. Люди, воспнтанные к мускульному труду—это люди, которые произвели в себе известное сходство, отодвигающее на задний план и , подчиняющее себе их естественные разлнчия. Люди, воспнтанные для мозговага труда приобреля другие общие характеристичные признаки, делающие их более сходными между собой, чем с теми, кто воспитан для ручного труда. Происходят разделения, возникают классы, соответственно этнм новым сходствам. Еще более определенные разделения возникают между груяпамн людей, ассимилнровавшнхся по более определенному сходству, людей, воспитанных для одного и того же специального занятия. Даже в тех случаях, где условия труда мешают нм сосредоточнваться в одной местностн, как, например, нз мастеровых —каменыцикам, из купцов —мелочным торговцам и из людей либеральных профессий—врачам, мы вндим, что возникают рабочие союзы каменыциков, общества розничной торговли, медицинские общества,—доказательство, что граждапе эти, днзассоцинруемые искусственло, интегрнруются поскольку позволяют им условия их жизни. Там же, где, как например, в классах мануфактурных рабочих, исполнение труда не требует рассеяния рабочнх, имеющнх между собою нскусственно пронзведенное сходство, там онн в известных местностях собнраются в растущие аггрегаты: это придает промышленным разделениям более определенный характер. Если мы теперь станем нскать прнчин этнх разделений, раз(шатрнваемых, как следствия снлы и движения, то придем все к тому же общему началу. Сходство, пронзведенное воспитанием в классе илн в подъ-классе, есть способность членов его удовлетворять свонм нуждам одннми и теми же средствамн. То-ecfb, занятие, для которого воспитан человек, стало для него, точно так же, как н для другнх воспнтанных так, как он, линией наименыпого сопротявления. Отсшда следует, что под давлением, понуждающим всех людей к деятельностн, одинаково измененные общественные еднннцы получают одняаковые стимулы я стремятся идтн одннаковыми путямн. Итак. еслн какая ннбудь местность, в силу ли фязическнх обстоятельств или же такнх, которые складываются втеченин общественного развнтия, становнтся пунктом, в котором известная промышленная деятельность встречает наименьше сопротнвлевия, чем где лнбо, то закон наяравления движения требует, чтобы общественные единнцы, воспитанные для этого рода промышленной деятельности, устремились в эту местность и здесь интегрировались. Если, напрвмер, Глазго приобрел известное превосходство в сооружении железных судов потому, что в этой местности уголь и железные рудники нахо-* дятся поблизу судоходной реки; еслн сумма труда, вдущого на постройку такого судна и на приобретение эквнвалентного количества пищи и одежды здесь меньше, чем где либо, то рабочие—судостронтели соберутся в Глазго, лвбо потому, что рожденные в Глазго рабочие этой профессин останутся здесь, либо потому, что иммягрируют в Глазго рабочие этой профессии, живущие по другим местам, лнбо по обеим причинам вместе. Это сгущение станет еще заметнее, если другие округн не будут представлять преимуществ, способных протнвувеснть выгоды Глазго. Одинаково истинно окажется общее начало, если мы вместо мануфактуры возьмем торговлю. Биржевые маклера собираются в Сити потому, что сумма усилий. какую каждый из них должен израсходовэть для исполнения своего дела и получения от него выгод —здесь требуется меныпая, чем в других местах. Раз определено место биржн—оно становнтся местом, в котором каждому приходится преодолевать наименынее сопротивление; н каждый, желающий действовать в направлении наименыпого сопротивления. должен выбнрать это место.

Имея дело с единицами, столь сложными, как еднницы. составляющия общество н съсилами, столь смешанными, как силы, действующия в этнх едйннцах, можно наперед ожидать наити в подборах н разделениях в этой области гораздо больше запутанности и гораздо меныпе определенностн, чем в подборах н разделениях, какие мы рассматривали раньше. Здесь можно указать на аномалии, которые с первого взгляда могут казаться в противуречии с законом, который мы здесь нзлагаем; но присмотревшись к ннм блнже, мы виднм, что они, напротив, представляют наименее поразительные частные проявлевия этого закова. В самом деле, так как между людьмн существуюгь сходства разлнчного рода, то должны быть и разлнчные порядки разделений. Существуют сходства склонностей, сходства вкусов, сходства, вытакающия нз умственной культуры, сходства no воспитанию, сходства политическнх снмпатий; и нам стоить только бросить взгляд на касты, классы, филантропическия, артистические и научные общества, на религиозные партии и разделения, чтобы увидеть, что всегда известное сходство между членами какого либо союза определяёт этот союз. Часто бывает, что разделения перекрещиваются, более или менее сильно взаимно сцепляются своими следствиями, косвенно противудействуют одно другому и сталкиваютея так, что какой либо класс, начавпгий было дифферендироваться, интегрнруется вполне. Отсюда аномалии, о которых я говорил. Но если мы внимательно рассмотрим причнну этого несовершенства, то увидим, что, повидимому. анормальные общественные разделения вполне согласуется с тем же общям началом, что и другие разделения. Анализ покажет нам, что действием ли постороних сял илн же действием того, что мы можем рассматривать, как взаимную полярность, в обществе постоянно происходят разделения на группы единиц, представляющих между собою либо естественное сходство, либо сходство, произведенное воспитанием.

§ 132. Общая истина, в подверждение которой мы прнвели столько различных примеров,—может ли она быть выведена нз постоянства силы, как и нстины, рассмотренные в предшествующих главах? Мы думает, что рассуждение, которым началась эта глава, привело большннство читателей к утвердительному заключеяию. Все приведенные там факты сводятся к трем отв.иеченным положениям. Вопервых, подобные единицы, подвергнутые действию однообразной силы, способной привести их в движение, движутся в одном направлении и с однаковыми скоростями. Вовторых, подобные единицы, подвергнутые действию несходных сял, способных иривестн их в движение, движутся различно, либо в различных направлениях, либо в одном направлении, но с различнымя скоростями. Втретьих, несходные единицы, претерпевающия действие одной и однообразной силы, способной привести нх в двнжение, двнжутся различно. либо в различных направлениях, либо в одном направлении, но с различными скоростями. Кроме того, сами посторонния силы должны претерпевать анологичные изменения; подобные силы, сообщающиеся подобным единицам, должны от этого перехода изменяться одинаково; несходные силы, сообщающиеся сходным единицам, должны претерпевать несходные изменения; и, наконец, сходные силы, сообщающиеся несходным единнцам, должны претерпевать несходные изменения. Эти положения можно свести к еще более отвлеченному выражению. Все они сводятся к следующему: что во всех действиях и противудействиях силы н материи несходство в одном, либо в другом из факторов, необходимо обусловливает несходство следствий и только при отсутствии всякого несходства в обоих факторах, следствия будут сходны.

На этой ступеян отвлечения мы замечаем непосредственную зависимость, связывающую этн положения с началом постоянства сялы. Еслн две каких лнбо силы несходны, то значнт, что они разлнчаются либо no напряженности, либо по направлению, либо no напряженностн н направлению; н при помощи анализа, который математнкн называет разложением сил, можно показать, что это разлнчие происходнт от присутствия в одной нз снл некоторой добавочной силы, которой нет в другой. Точно также две единнцы илн две каких ннбудь части материи, несходных по объему, весу, форме или какому нибудь другому признаку, могут представляться нам несходными только вследствие несходства сил, которьими они действуют на наше сознание; откуда следует, что и это несходство пройсходнт от того что в одной из этнх еднниц вещества имеется одна яля несколько сял, которых нет в другой. Раз такова общая прнрода этих несходств, то какое следствие нензбежно вытекает отсюда? Если действию несходных посторонних снл будут подвержены сходные вещн. то силы этн должны породить различие между следствиями, ибо без этого добавочная, дифференциальная сила, отлнчающая одну из действующнх снл от другой, не производила бы ннкакого следствия, но в таком случае не было бы постоянства силы. Несходство вещей, подверженных действию сходных посторонних сил, должно породять нееходство следствий, ибо еслиб иначе было, то это значило бы, что добавочная сила, от которой происходнт разлнчие этнх вещей, не пронзводит никакого следствия, но в таком случае уничтожалось бы постоянство силы. Обратно, если действующия снлы и подвергающиеся этому действию вещн—-сходны, то следствия доляшы быть сходны, потому что, еслнбы нначе было, то это значнло бы, что добавочное, дифференциальное следствие пронзведено без днфференциальной прнчины, то-есть, что снла непостоянна.

Так как эти общия нстины подразумеваются в начале постоянства снлы, заключаются в нем, то н все перераспределения, прослеженные нами до сих пор, выражающия различные фазисы развития, также подразумеваются в начале постоянства силы. Постоянно действующия части силы, сообщающиеся аггрегату и производящия в нем ощутимые движения, не могут не производить разделений, которые мы наблюдаем между частями аггрегата. Если в аггрегате, состоящем из различных смешанных единиц, единицы одного рода получают сходные двнжения от однообразной силы, в то время, как единицы другого рода получают от неё движения, более или менее яепохожия на движения единиц первого рода, то оба рода разделяются и интегрируются. Еслн еднвицы сходны, а несходны сялы, то получая неодянаковые импульсы, единицы опять же должны разделяться. Таким путем нензбежно возннкает резкая группировка, какую мы наблюдаем повсюду. Благодаря разделению, котороэ, поскольку допускают обстоятельства, становится все более н более отчетливым, изменение однообразного в многообразное сопровождается еще другим изменением, состоящнм в том, что вначале неопределенные отношения частей становятся отчетлввымн н определенными. Точно также, как превращение однородного в разнородное может быть выведено из конечного начала, лежащого за границамя ояыта, и превращение неопределенной однородностн в определенную развородность может быть выведено из этого же начала.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ. Равновесие.

§ 133. К какой целя направляются изученные нами изменения? Всегда лн онн будут продолжаться, не останавливаясь? Или же настанет ям конец? Могут лн вещи становйться все разнороднее, пока будет длиться будущее? Иля же существует лредел, за который не могут переступить интеграция материн и интеграция движения? Возможно ли, чтобы эта всемирная метаморфоза безконечно шла одням и тем же порядком? Или же ею подготовляется конечное состояние, которое неспособно будет претерпевать новые изменения? К последнему заключению мы неизбежно пряходим. Станем ля мы рассматрнвать конкретный процесс нля возьмем вопрос в отвлечения, мы одинаково убежда•емся, что развитие ямеет предел, за который не переступит.

Совершающиеся вокруг нас перераспределения вещества всегда приходят к кояцу вследствие рассеяния движения. Катялцийся камень сообщает частн своего движения предметам, о которые ударяется и кончает тем, что приходит в покой; то же происходит и с предметами, получившими толчки. Сгущающаяся в облаках, потом —падающая на землю, потом собирающаяся в ручьи и реки, текущая в самые низкие места—вода останавливается, наконец, перед препятствием, какое оказывает ей вода, уже собравшаяся в этих местах. В озере или в море, которое образуют останавливающиеся таким образом текущия воды, действие, произведенное ветром или паденьем в воду твердого тела, распространяется радиально в виде волн, которые уменыпаются по мере разширения и мало по малу исчезають от наблюдения, сообщая свое движение атмосфере и берегам. Толчок, сообщенный играющим на арфе струнам этого инструмента, рассеевается во все стороны, ослабевает разширяясь и перестает быть ощутимым; наконец —он совершенно гаснет, порождая тепловые вибрации, которые излучаются в пространство. На красных угольках, отделяющихся от горящих дров и на больших массах расплавленной лавы, вылившейся из вулкана, мы наблюдаем, что молекулярные колебания, называемые теплотой, рассееваются излучением; так что, как бы велика ни была тепловая напряженность тела, она в конце концов прийдет в такое же состояние, как и окружающия тела. Если мы наблюдаем электро— химические силы, то видим, что они расходуются на порождение движения, ощутимого илн неощутимого, которое в свою очередь рассеевается, пока, наконед, все не прийдет в покой. Ближайшая причина этого процесса, проявляющегося во всевозможных формах, состоит в факте, на который мы напирали, рассматривая множественность следствий, а именно, что движения идут постоянно, разчленяясь на, новые, расходящиеся движения, а эти в свою очередь расчленяются на расходящиеся снова. Катящийся камень толкает встречные камешки в направлениях более или менее отличных от того, по которому движется сам; а последние точно также воздействуют на камешки, о которые ударяются. Взволнуйте воду яли воздух: движение вскорости разрешится в лучистое. Теплота, произведенная давлением в одном направлении, рассеется в виде колебаний по всем направлениям; так порождаются свет и электричество. Это значит, что движения разделяются и подразделяются; и что вследствие такого процесса, безконечно продолженного, они мало по малу, но никогда не исчезая совсем, переходят в неощутимые движения.

Итак, мы повсюду открываем стремление к равновесию. Повсюдное сосуществование сил антогонистов, обусловливающее ритм и разложение всякой свлы на силы расходящиеся, в то же время обусловливает в конце концов равновесие. Так, как всякое дввжение встречает принятствия, то оно постоянно претерпевает потери, которые прнводят, наконец, к яолному его прекращению.

Таково яачало в самом простом его виде: теперь же мы яриступнм к рассмотрению его в тех более сложных формах, в каких наблюдаем его проявления в природе. Во всех яочти случаях движение аггрегата—сложяое н уравновешение каждой из составляющих этого движенья совершается изолированно н не влияет на делое. Корабельный колокол, переставший внбряровать, еще получает боковые н вертякальвые колсбания, прячиняемые волнамн океана. Гладкая новерхность потока, по которой пробежали маленькие волны, причиненные прыжком рыбы, я после исчезновения нх яродолжает, как н прежде, течь к морю. Остановившееся яушечное ядро яродолжает еще с ностоянной скоростью вращаться вокруг земяой оси. Даже еслибы исчезло двнжение земли вокруг своей оси, движение её по отношению к солнцу и другим небесным телам не претерпело бы ни малейшого изменения. Так что во всех случаях то, что мы считаем равновесием, есть исчезновение в теле одного или нескольких дввжений в то время, как другие остаются, как и ярежде. Чтобыкак следует представнть себе этот процесс и понять состоявие, в которое стремятся прийтя все вещи, нолезно будет обратить вявмание на один случай, на котором мы можем яолнее, чем на вышеприведенных наблюдать это равновесие комбннированных снл. Мы скорее воего достигнем цели, если будем полььоваться яе только самым демонстратнвньш примером. но в то-же время—н самым общевзвестным. Возьмем для прнмера волчок. Если быстро потянуть веревочку, обвервутую вокруг его оси, волчок падает на землю н обыкновенно, кроме быстрого вращения, совершает еще другие двяжения. Слабое горязоятальное дввжение, сообщаемое ему, когда его выпускают нз рук, неремещает его обыкновенно с места, на которое он упал и, кроме того, так как ось его более илн менее наклонена, то оя яачинает совершать колебаяия, называемые хотя я неэлегантным, яо выразительным словом: качка. Этя два второстеленяых движения, язменяющия своя оти ошения друг к другу и к главному движению, приходят в покой раз личными способами. Движение, уносящее волчок горизонтальво, встречает сопротнвление меныпею частью со стороны воздуха, a большею—в неровностях поверхнасти, по которой движется; оно вскоростн исчезает и волчок вращается на одном месте. Далее, вследствие сопротивления, оказываемого вращением тела вокруг осн всякому изменению плоскостн вращения (прекрасный чеыу пример мы виднм в гироскопе) качка ослабевает н тоже вскоростн исчезает. После исчезновения этих двух движений, вращательное, которому прнходится побеждать только сопротивление воздуха и трение оси, продолжается некоторое время однообразно, так что волчок кажется стоящнм неподвнжно: некоторое время можно наблюдать то, что французские математнки назвалн подвижнымг равновесием. Правда, что когда быстрота осевого вращения падает ниже известной степени, появляются новые двнжения и увеличиваются, пока волчок не упадет; но эти новые двнжения появляются лишь в том случае, когда центр тяясести расположен выше точки опоры. Еслибы волчок, енабженный стальной осью, был подвешен под снльно намагниченную поверхность, явление совершалось бы вполне согласно теории и раз установивтись, подвяжное равновесие держалось бы до тех пор, пока волчок не потерял всего своего движения, не изменяя своего положения. Итак —вот факты, которые показывает нам этот пример. Вопервых —различные движения, проявляемые аггрегатом переходят в равновесие каждое; отдельно более слабые движения нлн же такия, которые встречают наибольше сопротнвления—исчезают первые и остаются только более сильные или такия, которые встречают очень мало сопротнвления. Вовторых, если части аггрегата обладают соотносительными движениями, встречающями слабоз внешнее сопротивление, они способны прийтн в состояние подвяжного равновесия. В третьих, это подвижное равновесие кончает тем, что стано;вится полным.

Вполне понять процесс установления равновесия не легко, потому, что разлнчные его фазясы представляются яам единовременно. ‘Самое лучшее, что мы можем сделать—это, для облегчения, разложит процесс на четыре разлнчных рода фактов и рассмотреть их в отдельности. Первый род заключает в себе сравннтельво лростые явления, как, напрнмер, явления брошенных тел, которые длятся не настолько долго, чтобы проявнть свою ритмичность, но быстро разделяяс и подразделяясь иа движения, сообщаемые другнм частям вещества. рассееваюиѵя в виде ритмических колебаний эфира. Во втором порядке мы открываем различные ощутимые вибрации я колебания; движение здесь расходуется на порождение напряжения, которое, ставши ему равным или уравновесившись с ним на одно мгновение, производит затем движение в противуположном направлении, в свою очередь уравновешивающееся подобным же образом; отсюда происходит видимый ритм, который вскоре рассеевается в форме невидимого. Третий порядок равновесия. о котором мы еще не говорили, проявляется в аггрегатах, которые получают столько же движения, сколько расходують. Паровая машина (и особенно такой конструкции, что сама наполняет свой котел и топочную камеру) представляет прямер этому. Здесь сила, ежеминутно расходуемая на преодоление сопротивления механизма, приводимого в движение, ежеминутно возмещается насчит сгарающих веществ; равновесие этих двух €ил поддерживают, повышая или понижая расход, смотря по изменениям прихода: каждое увеличение, каждое уменыпение количества пара производит повышение или падение движения машины, уравновешивающее его с увеличением или умёньшением сопротивления. Это равновесие, которое мы можем назвать зависимым необходимо особенно запомнить, потому, что проявления его наичаще встречаются в ходе различных фазисов развития. Мыможемъпринять еще четвертый род равновесия, равновесие независимое или совершенное подвижное. Пример ему мы видим в рятмяческом движении солнечной системы, движении, которое встречает только сопротивление весьма разреженной среды и потому не претерпевает ощутямого уменьшения в периоды времени, которых мы и измерять не можем.

Но с высшей точки зрения все эти виды равновесия могут быть рассматриваемы, как разлнчные формы одного и того же внда. В самом деле, во всех случаях равновесие, к которому прнходят силы, относительно, но не абсолютяо; это—прекращение движения некоторых частных телъпо отношению к одной или нескольким определенным точкам. что вовсе не означает того, будто относительное двяжение совершенно исчезло—оно только превратилось в движевие другого рода—ни того, что уменыинлось движение тел по отяошению к каким либо ивым точкам. Такой способ пониыания равновесия включает в себе, очевидно, и подвижное равновесие, которое, с первого взгляда, лредставляется явлением иного порядка. В самом деле, всякая система тел, которая подобно солнечной системе, представляет комбинации, уравновешенных ритмов, обладает той особенностью, что хотя составляющие элененты свстемы и имеют относительяые движения, система в её целом не имеет движения. Центр нритяжения всей группы остается неяодвижен. Каково бы нн было количество двнжения какого нибудь члена груяяы в одяом нанравлении, оно время от времени уравновешнвается эквивалентным движением в какой ннбудь другой частн группы в протнвуположном наяравлении; таким образом вещество аггрегата яребывает в состоянии покоя. Отсюда следует, что подвижное равновесие есть яодавление двнжения аггрегата по отношению к внешним предметам и продолжение только движений разлнчных частей аггрегата по отношению друг к другу. Итак, вообще рассуждая, ясно, что все формы равновесия в сущности одннаковы, так как во всяком аггрегате только центр тяжести теряет свое двнжение. Элементы же всегда сохраняют некоторое движение относительно друг друга: молекулярное движение я есть двнжение яодобного рода. Всякое равновесие, рассматрнваемое обыкновенно как абсолютное, в некотором смысле есть равновесие подвижное, нбо рядом с неподвижностью масеы, в ней всегда существует некоторое неощутнмое отвосительное движение составляющих ее частей. Обратно, всякое подвнжное равновесие может быть в некотором смысле рассматриваемо, как абсолютное, потому, что ощутямые относительные движения частей сопровождаются неяодвяжностью целого.

Прибавлю еще кое-что прежде, чем заключнть это несколько растянувшееся прелиминарное рассуждение. Чнтатель мог уже заметить, что в предшествующем изложенин выстуяает на внд два основных начала: одно-касательно последняго или, вернее яредпоследняго состояния движения, нодготовляющого яроцесс, выяснением которого мы занимались—другое, касательно соитутствующого ему распределения вещества. Это предпоследнее состояние движения есть подвяжное равновесие, которое, как мы видели, стремнтся возяикяуть в аггрегате. обладающем сложным двнжением я быть переходной ступенью к полдому равновесию. Мы видим, что на всем яути развнтия вещи постоянно етремятся нрийтн в это подвнжное равяовесие я сохраяить его. Точяо также, как в солнечной системе установилось такое независимое подвижное равновесие, что относнтельные движения составляющих частей постоянно уравновешиваются противуположными движениями н общеесостояние всего аггрегата никогда не изменяется, мы наблюдаем установление подобных же отношений, в не столь определенном виде только,—и во всех формах зависимого подвижного равновесия. Состояние веицей, примеры которому мы находим в циклах земных изменений в уравновешевиых отправлениях органических тел, достигших взрослости. в действиях и противудействиях обществ, достигших полного развития,—это состояние постоянно характеризуется уравновешивающими колебаниями. Сложная комбинадия ритмов, открываемая в каждом действии н противодействии общества, имеет среднюю меру, которая остается с практической точки зречия постоянной, несмотря, на постоянные отклонения то в ту, то в другую сторону. Мы должны особенно запомнить факт, что, как следствие выше установленного закона равновесия, развитие всякого аггрегата должно подвигаться, пока не наступит подвижное равновесие, ибо как мы видели, излишек силы в данном направлении, имеющийся в аггрегате. должен, в конце концов, израсходоваться на преодоление сопротивления изменениям в этом направлении, оставляя после себя только взаимно-компенсирующиеся движения, так что возникает подвижное равновесие. Что же касается строения, приобретаемого аггрегатом в это время, то очевидно, что оно должно обусловливать такое располо5кение внутренних сил, которое вполне уравновешивало бы действующия на аггрегат внешния силы. Пока остается излишек силы, которым аггрегат воздействует на окружающее илн же окружающее воздействует на аггрегат, равновесия не существует н, следовательно, должно продолжаться перераспределение вещества. Отсюда следует, что границей для возрастания разнородности, границей, к которой направляется всякий аггрегат, будет образование стольких специализаций и комбинадий частей, сколько специализированных и комбинированных сил необходимо уравновесить.

§ 134. Последовательно изменявшиеся формы. которые по туманной гипотезе, должны были возннкнуть втечении развития солнечной системы, представляют собою переходные виды подвижного равновесия; их заменяют более постонные виды—эти вехи напути, ведущем к полному равновесию. Так, когда сгущающееся туманное вещество принимает форму сплющенного сфероида, оно лриходит в переходное подвижное равновесие, которое должно постояняо все больше и больше укрепляться, по мере того, как рассееваются местпые антагонистические движения. Образование и отделение туманных колец, которое по этой гипотезе совершается время от времени, представляет нам случай прогрессивного установления равновесия, оканчивающегося установлением полного подвижного ровновесия. В самом деле, генезис этях колец noдразумевает совершенное уравновешение аггрегатнвной силы, действующей от всего сфероида на его экваторьяльвую часть—с центробежной силой, приобретаемой экваторьяльной частью во время предшествующого сгущения; если этн две силы не раввы, экваторьяльная часть следует за двнжением сокращающейся массы; но как только последняя еила делается равной первой, экваторьяльная часть не может больше следовать за остальной массой в её сокращевии и остается позадя. Тем не менее, когда кольцо, произшедшее от этого равновесия, рассматрнваемое как целое в отношенин к другим внешним целым, достнгяет состояния подвижного равновесия; частн его находятся в равновесин одне no отношению к другим. Как мы внделн [4]), шансов протнв долговечности кольца, образованного из туманного вещества, чрезвычайно много: из неустойчивости однородного можно вывестн, что туманное вещество кольца должно разорваться, разбитьсд яа куски я наконец, слиться в одну массу. Это значит, что кольцо должно прогрессировать к подвнжному равновесию более полному, что совершается втечение яериода рассеяния движения, которое прядавало частям его разряженную форму, в результате чего является планетное тело, сопровождаемое, может быть, груяпой меньших тел, из которых каждое обладает остаточным относительным движением, не встречающим пренятствия в среде; таким путем возникает почтн абсолютно совершенное нодвнжное равновесие ²)

Ho и помимо всякой гипотезы, иачало равновесия постоянно провляется в представляемых солнечной снстемой менее важных изменениях состояния. Каждая планета, каждый спутник, каждая комета—в своем афелие являют нам минутное равновесие между силой, уносящей нх от центра прнтяжения и силой, задерживающей это удаление, так как удалепие это длится до тех пор, пока последняя из этих сил снова не уравновесятся с первой. В перигелии на мгновеыие устанавливается обратное равновесие. Изменения в величнне эксцентритета и в положении плоскости орбиты точно также имеют граннцы, на которых снлы, производящия взменение в одном направлении, уравновешиваются с сила ми, действующими в протнвуположном направлении. Каждое из этих простых возмущений, точно также, как н каждое из сложных, пронсходящих вследствие комбянацин простых, кроме временного равновесия в крайних точках своего движения, являет еще известное общее равновесие отклонений. которые компенсируются в некоторое среднее состояние. Происходящее отеюда подвижное равновесие стремятся перейти путем постепенного уменьшения движения планет и интеграции всех отдельных масс, составляющих солнечную снстему—в полное равновесие. На эту мысль наводят замедления движений комет —и ее признают высшие авторитеты наукн. Раз мы признаем, что уловимое замедление периодического возвращеяия кометы Энке указывает на яотерю движения, производимую сопротивледием эфирной среды, мы яе можем не заключить, что это сопротивление норождает потерю и планетного движения и как нн безконечяо мала эта потеря в периоды временн, доступные нашему измерению, продолжаясь безконечно долго—совсем сопротнвление должно прекратять движение яланет.

Если даже и существует, как предполагает сэр Джон Гершель, вращение эфирной среды в том же направлении, как и вращение планет, то это может только на безконечно долго отсрочить окончательную остановку планетного движения, но ни в каком случае не устранить ее. Понятное дело—конец этот так далек от нас, что имеет для нас только умозрнтельный интерес. Я упомянул об нем дабы указать на постоянное приближение к полному равновесию, обусловлнваемое долговременным рассеянием ощутимого движения или превращением его в неощутнмое.

Но существует в солнечной сястеме другой вид равновесия, касающийся насъочень блнзко: это равновесие молекулярного двнжения, называемого теплотой. Д снх пор молчаливо признавалось, что солнце может доставлять и в самом далеком будущем такое же количество теплоты и света, как я теперь и всегда одннаковое; но скоро это предположение прийдется совсем отброснть. В самом деле, оно заключает в себе в замаскированном виде допущение, что снла порождается вз ничего и мождт быть поставлено рядом с верованьем сторонннков вЬчного двнжения регр?tuum mobile. Теперь в умы проннкает нное убеждзние: известно, что еила постоянна и что, вследствие этого, всякая сила, наблюдаемая намн в какой либо форме, должна была предсуществовать в иной форме; это убеждение приводит нас и к признанию того, что снла, проявляющаяся в солнечных лучах преобразилась яз какой то иной, пребывающей в солнце и что, вследствие постоянного солнечного излучения в пространство, она должна в конце концов истощиться. Этой силой, превращающейся в солнечные лучи, мы должны признать на основании фнзических законов — аггрегатнвную снлу солнца, действием которой материя его устремляется к центру ёго прнтяжения; единственный познаваемый источннк, исоторому мы можем приписать неощутямьия двнжения, составляющия свет н теплоту солдца—это ощутимое движение, исчезающее по мере возрастающого сгущения солнечной массы. Мы видели. что это возрастающее сгущение есть вывод из гяпотезы туманностн. Другим выводом будет: что подобно тому как в наименыиих членах солнечвой системы порожденная сгущением теплота почти вся и давно уже рассеялась путем излучения в пространство, так что осталась только её центральная часть, раз-еевающаяся очеиь медленно—н в нензмерямо большей массе солнца неизмеримо бблыпее количество порожденной сгущением и теперь еще продолжающей рассееваться теплоты—должно уменынаться по мере того, как сгущение приближается к своей границе и наконец —оставить после себя незначительный внутрений residuum. Будет ли признана нли отвергнута гипотеза сгущения туманного вещества, откуда выводится солнечное сгущение, все равно—убеждение, что солнце постепенно теряет свою теплоту, имеет теперь большое распространение н представляется вполне основательным. Сделаны были вычнсления касательно уже нзрасходованного солнцем количества теплоты и света в сравнении с тем количеством, какоэ еще остается, а также касательно периода, в течение которого продлится еще вероятно излучение. Профессор Гельмгольц полагает, что с того времени, когда по гипотезе туманности, солнце простиралось до теперешней орбиты Нептуна, вследствие задержкн ощутимого двнжения породилось теплоты в 454 раза .больше, чем сколько еще остается израсходовать солнцу. Он высчитывает пряблизителъно пропорцию, в какой рассеевается эта оставшаяся он показывает, что уменьшение диаметра солн1

ца на _{10 000} его велнчины произведет такое количество теплоты,

которого, по теперешнему его распределению, хватит на 2,000 лет;

1

или, иными словами, что сокращеяие солнца на ₂о ооо ооо ^ег0 Д^иаме~

тра достаточно для порождения такого количества света и теплоты, какое теперь расходуется впродолжении года. Так, что считая по теперешнему расходу, диаметр солнца уменьшится приблизительно

на не раньше, как через миллион лет *). Понятное дело,

АИИ

что эти заключения следует приннмать лншь как грубо приблизительные. До последняго времени мы совсем не зналн химического состава солнца и даже теперь—имеем о нем самые неполные сведения. Мы ничего не знаем о его внутреннем строенин н очень возможно, a no моему—так и очень вероятно, что предположения о его внутренней плотностн, основанные на вычнслениях,—ошнбочны. Но ни мало не сомнительны данные, на которых основываются этн

Cm. статью „Взаимодействия сил природы», Philosophicol Maga­zine, добавлевие к тому XI, серия 4, перевод с текста Гельмгольда сделан м. Тиндалием.

вычисления, не существует такой ошибки в рассчете расходования солнцем остатка его силы, основываясь на которой можно было бы оспаривать истину, что остаток этот расходуется и в кояце концов —израсход/ется весь. Может быть, что нерассеянный еще остаток движения, заключенный в солнце, еще больше, чем выходят по вычислениям Гельмгольца; рассчет излучения может, в протнвность гипотезе Гельмгольца, не однообразно продолжаться расход может идтя постепенно уменьшаясь, возможно, что время, в которое солнце перестанет посылать нам достаточное количество света н теиилоты, гораздо отдаленнее, чем предполагается, но когда нвбудь оно да прийдет, это время,—и вот все, что нам требуется установнть в настоящую мннуту.

Итак, если солнечная сцстема в самом деле произошла путем развития из рассеянного вещества, то она представляет пример закона равновесия в установлении полного подвижного раввовесия; какова она дана нам теперь, она представляет прнмер закона равновесия в том, что все её двнжения уравновешиваются; она яредставляет прнмер сказанного закона процессами, совершающимися в ней н о которых умозаключают астровомы н физики. Произведенное во время развития двяжение масс находнтся на пути к обратному пере-рассеянию в молекулярное движение эфнрной среды; это пере-рассеяние является результатом, как возрастающей интеграцин каждой массы, так и сопротивления, какое встречает двнжение её в нространстве. Время, когда все движения масс преобразуются в молекулярные движения, а этн последния станут вполне уравновешенны—может быть беконечно—отдаленво; но к такому состоянию полной интеграцин н совершенного равновесия неизбежно клонятся все изменения, совершающиеся ныве в солнечной системе.

§ 135. Только при одной сферической форме может установвться равновесие сил атомов, тяготеющнх друг к другу. Если аггрегат, состоящий из этнх атомов, нмеет вращательное движение, уравновешенная форма становнтся более или менее сплюснутым сферондом —смотря по быстроте вращения; констатировано, что Земля и есть сялюснутый сфероид, как раз столько уклоняющийся от сфернчности, сколько нужно было для того чтобы создать яротивувес центробежной снле, пронзведенной быстротою её вращения вокруг осн. Это значит, что втечение развнтия Земли установилось яолное равновесие сил, влияющих на её очертание.

Единственный иной процесс уравновешения, который могла бы представить Земля, взятая в её целом —это потеря ею движения вокруг оси, но мы не имеем някакнх прямых доказательств в пользу того, что это двнжение теряется. Во всяком случае, ирофессор Гельмгольц утверждает, что трение прилнвов, как бы не были неощутнмы действия его в измеримые периоды времени, должно понемногу замедлять вращательное движение землн и в конце концов прекратить его. Без сомнения, утверждать, что вращательное двнжение земля в состоянин быть уничтожено трением прилнвов может представляться ошибочным, так как наиболынее следствие, какое в состоянии произвесть эта причина через безконечно большое время, будет заключаться в том, что земной день удлинится до лунного месяда. Во всяком случае мне кажется очевндным, что трение, пронзводнмое прилнвами, есть несомненная прнчяна замедления вращения. Как бы медленно нн было действие этой причнны—мы прннуждены вндеть в нем новый пример всемирного прогресса к равновесию.

Бесполезно входить в подробности для объясяения—как движения, порождаемые солнечнымн лучами в воде и воздухе, a также н в твердом веществе земного шара *) в от него сообщающиеся воде и воздуху, все без исключения подтверждают яаше общее начало. Ветры, волны и течения—также как и производямые ими разрушения коры, с очевидностью, в широквх границах и в безконечно развообразных формах нроявляют рассеяние движения, о котором мы говориля в начале главы, и вытекающее отсюда стремление к уравновешенному распределению сил. Каждое из ощутимых двяжеяий, прямо или косвенно пронзведенное ннтеграцией неощутимых двнжений, сообщаемых солнцем, разделяется и пере-разделяется на движения все меяее и менее ощутнмые, пока яе яревратятся в яеощутимые движевия, нзлучаемыя

^ Недавво я сдравляися с Очеркамп Лстрономии сэра Джона Гершеля по совершенно ишоыу вопросу; до сихь пор я ве звал, что еще чѵь 1833 г. Гершель высказал мысль „что солнечвые лучи яредставляют собой ковечвый источннк почти всех движевий, совершвющихся яа яоверхвости земли^ц. Сюда он весьма олределенно отвосит действия геююгичесжия, метсорологические и биологическия; даже и действия, совершаемые нами сжигавием угия. Следовательво—совершевяо яапрасво дрвписывали часть этого открытия Джорджу Стефевсову.

землей в пространство в форме тепловыхй вибраций. В ях совокупности сложные движения газообразнх, жидких и твердых веществ на поверхиостя земного шара, представляют зависимое подвижное равновесие. Как мы видели, здесь можио открыть слоясную комбинацию ритмов. Вода с её непрестанным круговращением с континентов в океан и из океана на континенты—пред ставляет собой тип уравновешнвающихся действий, которые, среди всех неправильностей, порождаемых их взаимодействиями, сохраняют нзвестную среднюю форму. Здесь, как и в других случаях равновесия третьяго порядка, мы видюи, что сила ежемгновенно рассеевается и ежемгновенно же возобновляется извне; повышения и понижения в приходе уравновешиваются повышения мн и понижениями в расходе: ирекрасным свидетельством этому может служить соотношение магнитных колебаний с солнечными пятными. Но факт, на который следует обратить особенное внимание—в том, что этот процесс приближает все вещн к состоянию полного покоя. Механическия, метеорологические и геологические движения, постоянно стремящиеся уравновеситься либо времен но—движениями в противуположном направлении, лябо на всегда—рассеянием тех и других движений, будет медленно угасать по мере того, как станетъуменьшаться количество силы, получаемой от солнца. По меретого, как стануть ослабевать неощутимые движения, доходящия донасъот центра нашей системы, двлжны будут ослабевать и производимые ими ощутимые движения; » в то далекое время, когда солнечная теплота станет неощутимоии. не будет больше совершаться перераспределений вещества на по верхности нашей планеты.

С высшей точки зрения земные изменения снлы являются нам —как частности процееса, которым устанавливается всемирное равновесие. Мы уже показали что те беспрестанные изменения, претерпеваемые земной корой и атмосферой, которые не происходят от еще не завершившегося сгущения вещества земли к её центру притяжения, производятся еще не завершившимся сгущением вещества солнца к центру его прятяжения. Заметим, что продолжение интеграции земли и Солнца—есть продолжение превращения в движения ощутимого в неощутимое, которое, как мы видели, приводит к равяовесию; и что конечным пунктом интеграции является такое состояние, прн котором нечему больше превращаться в неощутимое движение, то есть—нет больше движения ощутнмого, иначе говоря—состояние в котором снлы интегрирующия н сялы дезннтегрирующия равны между собой.

§ 136. Всякое жнвое тъло представляет нам четыре формы рассматрнваемого процесса: в каждое мгновение в уравновешенные механическях снл, ежечасно—в уравновешенин отправлений, ежегодно—в изменениях состояния, уравновешивающих условия существования—и, в конце юнцов —в полной остановке жизненного двнжения, в смертн. Рассмотрим факты этих четырех категорий.

Ощутимое движение, составляющее всякое виднмое действие организма, вскоре уничтожается протнвуположной силой извве или извнутри органязма. Когда подннмается рука—сообщенное ей движение встречает сопротивление тяжести н то сопротивление, которое обусловливается строением органа; встречая поетоянное сопротивление, двнжение прнходнт к концу, когда рука пришла в такое положение, в котором протнвуположные силы уравновешены. Каждый из конечных пувктов каждой снстолы и диастолы сердца представляет нам мннутное равновесие мускульных усилий, производящих движение в противуположном направления; за каждой волной кровн должна следовать другая волна, нбо иначе быстрое рассеяние её движения прнвело бы всю массу жидкости в состоявие покоя. Кэк в действиях я противудействиях, совершающнхся между внутреннями органамя, так и в механическом 6алансировании всего тела, ежемгновенно устанавливается прогрессирующее равновесие ежемгновенно производимых двнжений. Рассматрнвая в нх совокупности, органнческие отправления составляют зависимое подвижное равновесие, двнгательная сила которого всегда на пути к рассеянию, дабы порождать разлнчные частные равновесия, отмеченные нами,—и постоянно восполняется новой двигательной силой. Пнща есть резервуар силы, постоянно прибавляющий к моменту органических действий то, что они теряют на преодоление внешних снл. Все функциональные двнжения, поддерживаемые этим обменом,—как мы видели—ритмичны соединение их производит сложные ритмы различной длнны н сложлостн. В этих простых и сложных ритмах процесс уравновешения проявляется нетолько в крайних точках каждого размаха_г но также н в сохраненин известной средней меры н возстановление ее, еслн какие нибудь случайные силы произвели отклонение. Когда, например, совершается большой расход двяжения вследствие мускульной деятельностн, то в то же время путем реакция производнтся заем у резервуаров скрытого движения, которые отложены в толще тканей в виде асснмнлируемого вещества. Ускорение дыхания и кровеобращения есть средство, которым пользуется органнзм для порождения новой силы, дабы уравновеснть излишек расхода силы. За этим экстраординарным превращением молекулярного движения в ощутимое вскорости следует экстраординарное поглщение пищи, то-есть—запаса молекулярного движения; чем больше расходовался капитал, накоплевный в организме, тем сильнее стремление к продолжятельному покою, во время которого будет воспроизведен этот капнтал. Еслн отклонение от обыкновенного хода отправлений было настолько велнко, что расстроило их, как, например, чрезмерная деятельность проязводит потерю сна и аппетнта, то все же рано или поздно устанавливается равновесие. Если только возмущение было не настолько сильно, чтобы совершенно уничтожнть равновесие отправлений и разрушить жизнь (в таком случае быстро устанавливается полное равновесие), то обыкновенно равновесие возстановляется мало по малу; аппетит возвращается н проявляет тем больше силы, чем больше был расход тканей; спокойный и продолжительный сон возстановляет потерянное во время предшествовавших продолжительных бдений. Даже в тех крайних случаях, когда какое ннбудь излишество произвело непоправимое расстройство, не существует исключения нз общего закона, ябо и в таких случаях цикл отправлений после некоторого временн обретает равновесие по нзвестяой средней мере, раз такого рода двнжение становнтся новым нормальным состоянием организма. Так, когда среди ритмических изменений, составляющих органическую жизнь, возмущающая сила производит излишек нзменений в каком либо направлении, она постепенно ослабляется и наконец вовсе нейтрализуется протявуположными силами, которые производят уравновешивающее измевение в противуподожном направлении и после более нли менее многочисленных колебаний устанавливают известную среднюю меру. Это то, что врачи называют vis medicatrix naturae—целебная сила природы. Третья форма равновесия, проявляемая органическими телаи^н, есть неизбежяое следствие рассмотренной. Когда, вследствие нзменения привьичек или условий жизнн, организм начянает постоянным образом подвергаться какому ннбудь новому влиянию или же старому, но иной напряженности, то органические рятмы более ялн менее нарушаются, но вскоре между нимн устанавлнвается новое равновесие по средней мере, порожденной новыми условиямн. Подобно тому, как временные непорядки органнческих ритмов уравновешиваются временными же нарушениями шь противуположном направления, устанавливается равновесие и постояяных нарушений порождением постоянных же нарушеяий в яротявуяоложном смысле. Еслн мускул должен порождать большее количество движения, чем ярежде, то возрастает его яитание. Еслн расход мускула делает его питание большнм, относительно, чем яитаяие другнх частей сястемы, то нзлишек питания ведет к увеличению мускула. Рост мускула останавливается—когда создается равновесие между ежедневным потреблением и ежедневным возобновлением, ежедневной яотерей силы и ежедневным яритоком скрытой снлы. Очевидно, что то-же самое должно быть я со всемн органическнмн изменениями, зависящими от нзменений климата илн яищя. Это заключение мы можем сделать и не зная частных перераспределений, порождающих равновесие. Еслн мы вндим, что иная форма существования устанавливается после функционального нарушения известной нродолжвтельности, причиненного изменением какого лнбо нз условий жязнв, если мы видим, что это нзмененное условие постепенно утверждаясь, постоянно сохраняет свой новый внд, ве подвергаясь новым изменениям, то мы можем выбрать только одну альтернатяву: мы должны решнть, что новые силы, введенные в систему условий, уравновесились вызваиными имн же протявуположяыми сялами. Таково истолкование процесса, который мы называем приспособмнием. Всякий организм в ensembVi его жизнн яредставляет собой случай нашего общего закона. Вначале он ежедневно в форме пнщи ноглощает большее количество янщн, чем какое расходует ежедневно; излишек уравновешивается ростом. Когда приближается зрелость—^этот излншек уменьшается; во взрослом органнзме ежедневное яоглощение потенциалъного движения ураввовешивается ежедневной тратой двнжения актуального. Это значнт, что впродолжении жязни взрослого организма яостоянно поддерживается равновесие третьей категории. К концу жвзни ежедневная яотеря начинает превышать ежедневный приход, чем обусловливается возрастающее уменьшение функциональной деятельности; органические ритмы начвнают больше илн меньше отклоняться от средней меры и. наконец, наступает полное уравновешение, которое мы называем смертью.

Последнее состоявие строения, сопровождающее последнее функциональное состояние, конец, к которому направляется каждый яндявнд и каждый внд,—может быть выведен из положения, выставленного в пёрвом параграфе этой главы. Мы видели, что граница разнородностн достигнута, когда равновесие аггрегата стало полным, что перераспределение только до тех пор может совершаться, пока существует неуравновешенное движение. Мы видели, что вследствие этого конечная форма строения должва быть такова, чтобы могла выставнть эквнвалентные противуположные снлы протнв всех сил, действующнх на аггрегат. Но что такое органический аггрегат, обладающий подвижным равновесием? Мы видели, что для поддержания подвяжного равновесия требуется постоянное пронзведеиие внутренннх сил, соответствующнх по чнелу, направлению и напряженностн посторонним внешним силам, то-есть, стольких простых нли комбянированных внутренних отправлений, сколько внешних действий требуется уравновесять. Но отправления суть соотноснтельные органов; напряженность отправлений при равенстве прочих условий, соответствует объему органов —н комбинации отправлений соответствуют сочетаниям органов. Отсюда следует, что сложность строения. сопровождающая равновесие отправлений, может быть определена, как состояние, в котором существует столько специализнрованных частей, сколько нужно для того, чтобы они могля отдельно илн вместе уравновеснть отдельные иля совместные снлы среды, в которой существует организм. Такова граннца разнородности, к которой человек ближе подошел, чем какое либо нное творение.

Группы оргапнзмов проявляют очевиднейшим образом это всемирное стремление к равновесию. Мы показали *) что всякий ввд, растительный и ясивотный, постоянно подвержен ритмическому взменению численности; то, вследствие изобилия пищи и отсутствия врагов, численность подымается выше средней линии, то, вследствие недостатка пищи, происходящого ои возрастания численности. и вследствие умножения врагов, она падает ниже средней. Таким путем устанавливается равновесие между суммой сил, приводящих к возрастанию расы и суммой сил, прнводящих к уменынению её. Границы этнх колебаний суть точки, в которых ряд снл, ранее того перевешивавший другой ряд, уравновешивается с ним. По средней линии этих колебаний, производимых взаимодействиями противуположных сил, держится численность вида, по этой линии стремление вида расшнряться уравновешивается с стремлением среды сжимать его. Нельзя спорить против того, что это равновесие сил сохраняющих и разрушительных, которое, как мы видели, стремится установиться в каждом виде, неязбежно должно возникнуть. ибо возрастание численности может продолжаться только до тех пор, лока его не остановит возрастание смертности, а уменынение численностн—пока не будет остановлено плодовитостью или совершенным унячтожением вида.

§ 137. К равновесиям нервных действий, составляющих духовную жизнь, мы можем приложить ту-же классификацию, как и к явлениям, составляющим то, что мы называем жизнью телесной. Мы можем рассматривать их в таком же порядке.

Всякая пульсация нервной силы, пораждаемой толчками (мы видели, что нервные токи не постоянны, а ритмичны встречает сопротпвление со стороны противуположных сил; на преодолепие их она расходуется и уравновешивается. Рассматривая соотношение и эквивалентность сил, мы видели, что всякое ощущение, всякая эмоция или вернее, то что остается в них после возбуждения идей, либо сложных чувствований, расходуется на порождение телесных изменений, сокращений мускулов произвольного или не-произвольного движения или же тех и других вместе или-же на возбуждение выделительных органов. Мы видели, что движения, производимые этими причинами, всегда иссякают, потребляясь на преодоление противуположных сил. Здесь нам нужно заметить, что тоже самое происходит и с нервнымя изменениями от тех же причин. Различные факты доказывают, что возбужденная мысль или чувство всегда должны преодолевать известное сопротивление: например, когда вызывается ассоциация известных умственных состояний, не часто повторяющаяся, то для того, чтобы вызвать ее потребно заметное усилие, яля, например, в период утомления нервов является относительная неспособность мыслить; мыслительные акты не следуют один за другим с обычной быстротой; еще—например,—факт, что во время искусственного нлн естественного чрезвычайного увелнчения нервяой силы то, что мы можем назвать тревием мысля, становится относительно слабым, возникают более мяогочислеяные, чем обыкновенно, более сложные и более разнообразные комбинации понятий. Это значит, что волны нервной силы, яорождаемые через короткие яромежутки, распространяются в теле и в мозгу по каналам, которые в сялу условий минуты, сталн линиямн нанменыного сопротнвления; разливаясь широко и соответственно их нанряженности, они иссякают тогда ляшь, когда нх уровновешивает сопротивление, встречаемое со всех сторон. Если мы рассмотрим наши умственные действия, совершающиеся яз часу в час н изо дня в день, то убедивися. что и здесь совершаются такие же уравновешения, какие нз часу в час и изо дня в день имеют место в физиологнческнх. отяравлениях. Как в том, так н в другом случае—совершаются ритмнческие двнжения, представляющия уравновешения противуположных снл на конечных пунктах размаха н сохранение язвестного средняго равновесия. Это можно подметить на ежедневных сменах периодов умственной деятельности и яериодов умственного покоя: силы, израсходованные в первом периоде, уравновешиваются снлами, приобретенными во втором. Другой прямер этому в уснленин и ослаблении каждого желания; желание достнгает нзвестной напряженностн н уравновешивается либо в расходованьи силы, которую оно реализует в виде желаемых действий, либо, не так полно, в воображения этнх действий; это приводнт к удовлетворению, то-есть к относнтельному покою, составляющему протнвоположный конечный пункт ритма. Точно также в двойной форме устанавлявается равновесие в случаях радости или страдания: всякий яриступ страсти, выражающийся в ненстовых жестах, достнгает своей кульмннацин, из которой яротнвудействующия снлы низведут его к условиям возбуждения средней силы; сменяющиеся прнступы, постепенно уменьшаясь в нацряженности, заканчиваются душевяым равяовесием, подобному тому, в каком находилась раньше дуяга—ялн отлнчающемуся от него весьма незначительно. Ho самый замечательный вид психического равновесия—это когда устанавливается соответствие отношений, соединяющих наши состояния сознания, с отношениямн внешняго мира. Всякая внешняя связь явлений, которую мы способны усмотреть. порождает внутреннюю связь умственных состояний путем накопления опытов; и следствие, к проязведению которого стремится этот процесс, состоит в образовании связи умственных состояний, относительная сила которого соответствует относительному постоянству связи явлений. Мы знаем, что согласно общему закону_г гласящему,—что движение направляется по линии наименыпого сопротивления и что при равенстве прочих условий, линия, по которой раз направилась движение, становится линией наименьшого сопротивления для следующого движения,—мы знаем, говорю я, что легкость, с какой следуют одне за другими нервные впечатления, при равенстве прочих условий, тем ббльшая, чем чаще повторялись в опыте эти впечатления. В конце концов —в сознании устанавливается яеразрывная связь соответствующая неизменному внешнему отношению, связь, вроде той, какая соединяет способность объекта оказывать известное сопротивление с протяженностью его; и так, как эта внутренняя связь также абсолютна, как только может быть абсолютна соответствующая ей внешняя связь, то она не претерпевает больше никаких изменений. Внутреннее сочетание находится в совершенном равновесии с вэешним. Отсюда же следует, обратно, что неопределенные отношения явлений, такия, например, какие создиняют облака и дождь, порождают такие же неопределенные внутренния отношения и если при виде известного состояния неба, стремление умозаключить о дурной или хорошей погоде, соответствует тому, как часто хорошая или дурная погода следовала за таким состоянием неба, то это значит, что путем накопления опытов установилось равновесие между сменой умственных состояний и сменой физических явлений. Если мы прнмем во внимание, что между этими крайними точками существует бесчисленное количество внешних сочетаний различной степени постоянства и что втечение развития ума образуются внутрения ассоциации, соответствующия внешним сочетаниям различной степени. то убедимся, что отношения понятий стремятся прийти в равновесие с отношениями вещей. Это равновесие тогда лишь устанавливается окончательно, когда отношения вещей породили в нас такое отношение понятий, что, когда выполнены все нужные условия, умственное отношение производится также непременно, как и физическое. Предположим, что такое состояние достигнуто уже (что может случиться только в безконечно далекое время); опыт перестанет пронзводить дальнейшее умственное развитие, совершеннейшее соответствие будет существовать между понятиямя я фактами н умственное прнспособление человека к окружающнм обстоятельствам будет полным. Те же общия начала проявляются и в процессе нравственного приспособления, которое есть постоянное приблнжение к равновесию между эмоциями я видамн поведения, обусловленнымн окружающими условиями. Сочетания чувствований н действий определяются таким же образом, как и сочетания понятий, точно также, как повторение сочетания двух попятЩ облегчает возбуждение одного нз ннх —другнм —н освобождение такого-то чувствования в такое-то действие облегчает следующее освобождение этого же чувствования в это именно действие.

Отсюда следует, что если человек постоянно находнтся под влиянием условий, требующнх ббльшого колнчества действия известного рода, чем требовалось прежде нли чем может человек совершать прн его налячных рессурсах, еслн давление тягостных чувствований. порождаемых этнми условиямн пря неисполнении ях требовавий, заставляют его выполнять это действие в большей мере; если, совершаемое под вдиянием этого давления более частое я более продолжительное нсполнение этого действия, уменшает несколько сопротнвление к исполнению его, то, очевидно, здесь совершается прогресс к равновесию между спросом на этот род действия и возрастающнм предложением его. В самом ли этом человеке нли же в его потомках, продолжающих жнть под влиянием тех же условий—частое повторение чувствования должно, очевидно, привестн к состоянию, прн котором этот род действий так же не будет отталкнвать, как и другие роды действий, ставшнх уже обычными для расы. Отсюда следует, что граница, к которой постоянно направляется эмоциональное развитие и приближаться к которой может неопределенно (прнблизнтьея же к ней может в безконечно отдаленном будущемъ), есть комбинадия желаний, которая соответствовала бы всем разнообразным родам деятельностн, какие порождаются обстоятельствами жизни, желаний, которые были бы вполне пропордиональны по силе этнм родом деятельности и вполне удовлетворялись бы имн. Свойства, которые мы называем приобретенными привычкамн н нравственные разлячия рас и национальностей, производимые привычками, удерживающимися в нескольких поколениях, дают нам бесчясленные примеры этого прогресснвного прнспособления, которое может прекратиться только с установлением полного равновесия между склодом расы и условиямн её жнзня.

Может быт окажется несколько трудным понять, какнм образом описанные в этом параграфе равновесия могут быть скласснфнцярованы с предыдущими; скажут, быть может, что я принимаю аналогин за факты. А между тем верно, что это— такие же физнчиские равновесия, как и все другие, Но для доказательства этого пришлось бы входить в подробности—в настоящем труде неуместные. Достаточно будет указать, как раз уже и было указано^[5]), что явления, которые мы на субъективном языке называем состояниями сознания, на объективном языке суть формы силы; что такое-то колячество чувствования соответствует такому то количеству двнжения; что нсполнение какого ннбудь телесного действия есть превраицение известного количества чувствования в эквнвалентаое ему количество двяжения; что это телесное действие борется со внешннмн силамн, на преодоление которых ирасходуется; наконец, что постоянное повторение этях действий обусловлнвается постоянным возобновлением сял, которые необходимо преодолевать. Следовательно, существование в инднвнде эмоционального стимула, долженствующого соответствовать известным внешним требованиям, есть буквально прнвычное пронзведение известной специальной частя нервной силы, эквнвалентной по напряженностн известному роду внешнях сопротивлений, которые она обыкновенно встречает. Итак —последнее состояние, граняца, к которой подвягает нас процесс развнтия—есть состояние, прн котором роды и количества душевных сил, ежедневно порождаемые и превращающиеся в двнжения, будут эквнвалентны разлнчным родам я различным степеням окружающих сил, которые борятся с ними или находятся в равновесии.

138. Всякое общество, взятое как целое, проявляет процесс уравновешенья в постоянном прнспособлении своей численности к средствам пропнтания. Очевидно, что человеческое племя, питающееся добытым на охоте или днкорастущими плодами, как и всякое племя низших животных, постоянно колеблется в своей численности вокруг известной средней цифры, какую может прокормнть территория. Высшая раса может, конечно, посредством искуственного пронзводства пищи и последовательных улучшений, вносимых в него, постоянно изменять границы, поставляемые внешними условиямн его численности; но всегда происходит остановка прироста населения на временно достигнутой границе. Правда, что когда граница эта изменяется так быстро, как у нас, то остановкн на деле никогда не бывает; существуют только ритмические варьяции в напряженности роста. Но если мы приглядимся к причинам этих ритмических изменений, если внимательно проследнм в урожайяые периоды—возрастание, а неурожайные—уменыпение числа браков, то увидим, что разширительная сила всегда производит чрезвычайное возрастание всякий раз, как ослабевает снла репрессивная—и vice Vi’rsn; таким путем —между двумя силамн установливается состояние настолько близкое к равновесию, насколько позволяют обстоятельства.

Внутренния действия, составляющия обществевные отправления, представляют стольже убедительные примеры общего принципа. Во всех промышленных процессах спрос и предложение постоянно стремятся приспособиться друг к другу—и можно истолковать это раввовесие так же, как и предыдущия. Производство и распределение продукта промышленности выражает собой известный аггрегат снл, причиняющих различные по роду н напряженности движения. Цена этого лродукта есть мерило известного другого аггрегата сил иных родов и иных напряженностей, сил, израсходованных работником на изготовление этого продукта. Колебания цены нзображают собой рнтмические колебания этнх сил. Всякое повышение и всякое понижение нормы процента, всякое изменение рабочей платы в той илн иной области, подразумевает столкновение снл, в котором одна из них, становясь временно преобладающей, причивяет двяжение, которое вскоре прекращается или уравновешивается по причяне возрастания противудействующих сил; в центре этих часовых илн суточных колебаний находится средняя линия, изменяющаяся гораздо медленнее, на ^оторой, цена стремнтся остановнться, на которой она остановилась бы, еслибы новые влияния ежеминутно неприсоединялись к прежним. Как в индивидуальном организме, так и в обществен.ном, функциональные равновесия порождают равновесия строения.

Когда работники известной профессии встречают повысившийся спрос на их и ради повышения предложения—получают в вознаграждение большее колячество продуктоп, чем какое давалось им раньше; когда следовательно, им прнходится для поддержания своего существования преодолевать меньшее сопротивление, чем какое прнходится преодолевать другим работннкам, то эти последние принимаются заих профессию. ‘)тот наплыв новых работников продолжается, пока не остаиовится нзлишек спроса н тогда рабочая плата падает настолько, что общее сопротнвление, какое необходимо преодолевать для приобретения данного количества продуктов, достигает такой же велнчины в этой профессии, как н в тех из которых происходил наплыв недостававшнх работннков. Мы уже показалн, что, по закону движения в направленин наименыпого сопротнвления, население скопляется в тех местах, где для поддержания жизнн работннка требуется наименьше труда; здесь же мы видим, что количество работннков в выгодной местностн илн в прнбыльной профессии должно все возрастать, пока не установнтся приблнзительное равновесие между этой местяостью яля этим родом труда идругнмн местностями или родамя труда, доступнымн одним и тем же нндивндам. Выбирая каррьеру своему сыну, родители рассматривают относнтельные пренмущества выгодных занятий и то из них выбирают, которое наибольше обещает. Вследствие этого— наплыв работннков в промыслы, которые в известный момент представляются наиболее выгоднымн и уменьшение рабочих рук в тех, которые былн переполнены, чем обеспечнвается общее равновесие между сялой каждого общественного органа и отправлением, которое он должен совершать.

Разлнчные действия и воздействия в промышленностн, совершающия постоянные колебания. представляют собой зависимое подвнжное равновесие подобное тому, какое царнт в отправлениях индивндуального органязма. Это завнсимое подвижное равновесие сходно с рассмотреннымн выше тем, что стремнтся стать более полным. В первые периоды общественного развнтия, когда естественные богатства обнтаемой террнтории еще не исследованы и промышленность находнтся в зародыше, существует только временное и частное уравновешенье экономическнх движений в форме ускорения или замедления развития. Но когда общество приближается к зрелости тнпа, по которому съорганнзовалось, экономические деятельности приобретают известное/ постоянство. Более того, можно заметить, что прогресс в организованности, также, как в развитии, приводит к более полному равновесию промышленных отправлений. Когда распространение коммерческих снравок медленно и перевозочные средства отсутствуют, согласование спроса н предложения крайне несовершенно: за громадным нзлишком произведения каждого припаса следует громадная недостача его, образуя такям путем ритм, конечные пункты которого весьма удаляются от средней линии, выражающей равновесие спроса и предложения. Но когда существуют хорошие путн сообщения, когда напечатанные н написанные известия распространяются легко, когда потом начинают функционировать железные дороги и телеграфы, когда первобытные периодические базары заменяются еженедельнымя, а эти последния—ежедневнымн,—тогда устанавливается более точное равновесие между производством и потреблением. За повышением спроса быстрее следует возрастание предложения и быстрые колебания цены в тесных границах близко отстоящих от сравнительно однообразной средней линии— являются признаками близкого равновесия. Очевидно, что границей этого промышленного прогресса будет то, что М. Милль назвал неподвижным состоянием. Когда население сгустится по всем доступным для обитания местам земного шара, когда естествевные богатства всех страп будут исследованы вполне, когда невозможны станут дальнейшие усовершенствованья в полезных искусствах —тогда установится почти полное равновесие как между приростом и смертностью в каждом обществе, так и между его производством и потреблением. Общество не будет тогда сильно отклоняться от нормы своей численности и ритм его промышленных отправлений будет совершаться изо дня в день и из года в год с возмущениями сравнительно незначительными. Завсем тем, хотя мы и приближаемся неизбежно к этой гранипе, она безконечно далека от нас и даже никогда не может быть достигнута абсолютно. Заселение всей земли до такой степени никогда не может быть достнгяуто просто увеличением народонаселения. В будущем процесс станет совершаться рятмнчески, как совершался он и в прошедшем, волнамя эмиграций, последовательно исходящих из наиболее цивилизованных центров и замещающих низшие расы. Этот процесс может быть только очень медленным и я не думаю, чтобы равновесие, которое явится в результате его, могло стать исходной точкой новой цивилизации и прогресса высшей нравственности, как можно заключить из мнений м. Милля. Я думаю, что пряближение к такому совершен. ному состоянию будет вместе с тем приближением к полному равновесию между человеческой природой и условиями его существования.

Необходвмо еще рассмотреть другой род социального равновесия, в результате которого является установление правительственных учреждений и который становится полным по мере того, как эти учреждения приходят в гармонию с желаниямн народов. В политике, как и в премышленности, еуществует спрос и предложение и как в том, так и в другом случае противуположные сялы порождают ритм, колебания которого сначала совершаются между очень отдаленными дррг от друга конечнымн точками и заканчиваются—подвнжным равновесием сравнительной правильности. Склонность к наснлию, прнсущая до-общественному человеку, стремление удовлетворять своя нужды без вннмания к правам других людей—эти прязнакн жязня хнщных зверей— составляют противуобщественную снлу, которая постоянно стремится разъединить граждан и посеять между нимн вражду. Напротив, яселания, которые могут получить удовлетворение только при объединении, также как чувства, удовлетворяемые только при сношениях человека с подобнымн ему я порождающия то, что мы называем понятием права,—суть силы, стремящиеся поддержать союз граждан. С одной стороны, в каждом гражданине существует сопротнвление ограннчениям, какие налагаются на его действия другими гражданами; это сопротивление стремнтся расшнрить сферу деятельностя индивнда я ограничять сферу деятельностн другнх индивидов: это отталкнвательная снла, которую взанмно противопоставляют члены общественного аггрегата. С другой стороны. общая симпатия человека к человеку и более частная—человека известной расы к нндивидам своей расы, вместе с другнмн чувствамн того же порядка, порождающими состояние общественности, действуют как сила притягательная я поддерживают союз между индввидами, принадлежащнми к одной расе. Так как сопротивление, которое необходнмо преодолевать людям для удовлетворения свонх потребностей, гораздо значительнее, еслн онн живут врозь, чем если жнть вместе, то остается излншек притягательной снлы, мешающий их разделению. Силы,

22

которыми граждане воздействуют друг на друга, как и все противуположные силы, порождают попеременные движения, которые совершаются сначала в очень швроких граннцах, потом постепенно мельчают н, наконец, приближаются к равновесию. В маленьких неразвнтых обществах эти противуположные стремления производят заметные ритмы. Племя, члены которого жили вместе впродолженин одцого или двух поколений. достигает величины, которая уже не позвсляет им жить вместе; для разделения племенн достаточен какой нибудь случай, способный возбудить сильную вражду между членамн его. У всех первобытных племен союз много завнсят от характера главы; мы видим, что племена этн колеблются между двумя крайноетямн: деспотизмом, прнгнетающям подданых под тяжелым ярмом и анархией, приводящей к беспорядку. У более развнтых племен того-же типа мы всюду открываем наснльственные действия и противудействия в сущности—подобного же рода. «Деспотизм, умеряемый убийством» является прнзнаком такого политического состояния, при котором нестерпимое давление время от времени принуждает подданных разрывать все путы. Общензвестно, что за периодом тираннии следует период анархии и vice versa и эта смена показывает нам, как противуположные силы всегда взаимно уравновешнваются; кроме того, мы ввднм еще, как в этнх движениях и противудвнжениях, стремящихся постепенно мельчать, равновесие приближается к своему совершенству. Столкновения консерваторов (утверждающнх, что общество должно поглощать вндивнда) с реформаторами (утверждающнми, что индивид должен быть свободен пред лицом общества) совершаются в границах, которые постепенно становятся все теснее и теснее, так что временное преобладание того илн другого направления производит отклонение, которое все меныпе и меньше удаляется от средней лвнии. У нас этот процесс уравновешенья так подвинулся, что колебания сравнительно весьма незначнтельны; он будет подвигаться до тех пор, пока равновесие между противуположными силами не будет отделяться от совершенного только неощутимой разницей. В самом деле, мы уже виделн, что процесс прнспособления человеческой природы к условиям существования не может прекратиться до тех пор, пока внутренния силы, которые мы называем чувствованиями, не прийдут в равновесие с внешннми силами, на преодоление которых расходуются. Установление этого равновесия должно характеризоваться таким состоянием общественной организации и природы человека, при котором у индивида не может явиться желания, которо© не могло бы наити удовлетворения без того, чтобы индивид выходил из сферы своей деятельности, а общество кладеггь только такие границы деятельности индивида, которые тот признает без всякого принуждения. Прогрессивное расширение свободы граждан и, как следствие этого, ослабление политическнх ограничений,—вот ступенн, по которым мы приближаемся к этому состоянию.

Наконец, результатом полного равновесия между желаньями человека и поведением, требуемым условиямя среды, будет совершенное уничтожение всех ограничений свободы каждого, исключая тех, какие вьитекают из одннаковой свободы всех.

В этом случае, как и в предыдущих, существует граница возрастанию разнородностя. Несколькимн страницами выше мы нришли к заключению, что всякий шаг умственного развятия состоит в установлении некоторого нового внутренняго действия в соответствие с некоторым действием внешним, некоторого добавочного сочетания понятий или чувствований соответственно некоторой еще неизвестной или не уравновешенной связя явлений. Мы заключили, что так как всякое hojob умственное отлравление подразумевает некоторое новое изменение строения, то оно порождает возрастание разнородности н что, следовательно, возрастание разнородности должно продолжаться до тех пор, пока внешния отношения, воздействующия на организм, не будут вполне уравновешены внутренними отношениямя. Отсюда следует, что возрастание разнородности может прекратиться лишь с установлением полного равновесия. Очевидно, что то-же самое должно происходить н в обществе. Всякое увеличение разнородностя в индивиде должно прямо или косвенно подразумевать, как причину или как следствие, некоторое увеличение разнородности в устройстве аггрегатов индивидов. Наконец, граница общественной разнородности может быть достягнута лишь тогда, когда установнтся равновесие между силами ицднвндуальными и общественными.

§ 139. Мы приходим к последнему вопросу, который, вероятно, уже формулировался более или менее отчетливо в уме читателя. <Есля развитие во всех его формах есть возрастание сложности строения я отправлений, аксессуар всемирного процесса установления равновесия, и если равновесие должно привести к?

полному покою, то какова конечная судьба всех вещей? Бели солнечная система медленно рассеевает свои силы; если оолнде теряеть свою тепдоту в продорцив, которая, впрочем, обеспечнвает еще мвллионы лет излучения; если уменыдение излучения производит ослабление процессов геологических и метеорологических, равно как и количества животной и растительной жизни; если человек и общество точно также заввсят от этого предложения силы, которая постештано иссякает, то не очевидно ля, что мы идем к смерти, которая угрожает нам со всех сторон?».

Что состояние всемирной смерти будет границей повсюду совершающегося процесса, это представляется делом вне всякого сомнения. Может быть какой нвбудь посторонний процесс нарушит эти изменения и породит новую жвэнь? Этот волрос мы обсудим дальше. Здесь же достаточно подтвердвть, что концом всех описанных здесь превращений будет состояние покоя. Это можно доказать a priori. Мы убедимся сейчас, что закон равновесия точно также как и все предыдущия законы, может быть выведен из начала постоянства силы.

Мы видели ^г), что явления иначе не могут быть объяснены, как в ввде результатов всемирно-сосуществующих притягательных и отталкввательных сил. Этн силы, без сомнения суть дополнительные формы единой силы, составляющей коиечное данное сознания. Точно также, как равенство их действий есть выводь из начала постоянства снлы, ибо неравенство подразумевало бы, что днфференциальная сяла превращается в нячто вли из ничего возникает —мы не можем также иметь сознания о притягательной силе, не имея, в то же время сознания об отталкивательной; ибо всякий опыт мускульного напряжения (единственная форма, в какой мы можем непосредственно познавать притягательиую силу) предполагает эквивалентное сопротявление, сопротнвление, открывающееся в уравновешявающем давления тела на соседние преднеты—или же в поглощении силы, идущей на перемещение тела_г или же в обоих этнх формах,—сопротивление, которое мы не нначе можем мыслить как равным напряжению, если только не станем мыслить свлы появляющейси вз нячего вли превращающейся в ничто в таким образом, отрицать постоянство силы»

§ 74, глава 9.

Из этого неизбежного соотноипения вьггекает невозможность для нас истолковать какие либо явления иначе как в вяде функций этих соотносительных явлёний, невозможность, сйазывающаяся как в том, что мы не можем иначе мыслить статических сил, проявляемых ощутимой материей, как происходящими от притяжений и отталкиваний ея атомов,—так и в том, что для понимайия динамических сил. действующих через пространство. мы необходимо должны рассматривать пространство—как заполненное единообразно устроенными атомами. Итак, из существования силы, количество которой никогда не может изменяться, как необходимое заключение вытекает сосуществование двух противуположных форм силы, форм, в которых условия нашего сознания заставляют нас представлять себе абсолютную силу, стоящую выше всякого познания.

Но если притягательные и отталкивательные силы всемирно сосуществуют, то, как мы видели уже, отсюда следует, что всякое движение есть двяжение, обусловленное сопротивлением. Единицы веществ твердых, жидких, газообразных, эфирообразных, налолняющия пространетво и стоящия на пути движущихся тел, <оказывают сопротивление этим телам, зависящее от их связности или их инерции или того и другого. Другими словами, так как более или менее плотная или более или менее разреженная среда, постоянно занимающая проетранства, проходимые этими движущимися телами, должна быть перемещена ими, то тела теряют столько движения, сколько получает перемещаемая ими среда. Таково условие движения. Отсюда вытекает два заключения: первое, что постоянные задержки, причиняемые отдачей движения сопротивляющейся среде, необходимо должны положить конец движению тела через более или менее продолжительное время; второе—что движение не может прекратиться, пока эти задержки не истощат его. Другими словами,—движение будет продолжаться до тех пор, пока не установится равновесие, а равновесие рано или поздно установится. Эти два начала суть очевидные выводы из начала постоянства силы. Утверждать, что все или часть движения тела может исчезнуть иначе, не переходя в нечто, сопротивляющееся движению, значит утверждать, что все или часть движения может исчезнуть, не произведя никакого следствия, что будет отрицанием начала иостоянства силы. Обратно, утверждать, что проходимая среда может быть перемещена, сдвинута с пути движущегося тела, не заимствуя движения от этого тела, значит утверждать, чтр двнжение среды может родиться из ничего, что будет решительным отрицанием начала постоянства силы» Отсюда следует, что это первоосновное начало служит непосредственной гарантией наших заклирчедий о том, что измецения, дредставляемые развитиевгь, могут прекратиться лншь тогда, когда достнгнуто будет равновесие и что равновесие рано или поздно, а должио быть достигнуто.

Фермулированные намн с различных точек зрения положения, относящиеся к установлению и сохранению подвижных равновесий—равно необходимы, ибо они точно также могут быть выведены из первоосновного начала, стоящого выще доказательств. Выводом из начала постоянства силы является то, что разлнчные движения, имеющиеся в аггрегате, взятом лн как целое илн же в различных его частях, должны рассееваться на преодоление встречных сопротивлений; н что, вследствие этого, те из движений, которые наименее напряжены или которые встречают наи~ большее сопротивление или же то и другое вместе, должны прекращаться, между тем, как другие должны пока продолжаться. Откуда следует, что во всяком аггрегате, обладающем различнымц двнжениямя, самые слабые из них и встречающия наибольшее сопротивление рассееваются через сравнительно короткое время, более же сильные и встречающия наименыдее сопротивление, сохраняются долго; такимъ-то путем образуются зависимые и независимые подвижные равновесия. Отсюда же вытекает и стремление к сохранению этих иодвижных равновесий. Ибо новые двяжения, сообщаемые возмушающей сялой частям подвижного равновесия, должны быть по роду или по напряженности таковы, что не могут рассеяться прежде предсуществовавших движений н в таком случае они прекращают подвижное равновесие; или же они таковы по роду или по напряженности, что могут быть рассеяны ранее предсуществовавших движений и в таком случае подвяжное равновесие утверждается.

Итак, из постоянства силы вытекают нетолько прямые и косвенные равновесия, устанавливающиеся повсюду, не только космическое равновесие, которое должно прекратить все формы развития, но также я те менее заметные формы равновесия, кавия мы подмечаем в возстановлении нарушенных лодвижных равновесий. Это последнее начало может служить к объяснеоию стрекления воякого организма, расстроепного каким либо чрезвычайным влиянием, возвращаться снова к равновесию. К этому же началу можно свести способность индивидов, и в еще большей мере— ввдов, нриспособляться к новым обстоятельствам. Еще одно основание июдтверждает наше заключение: это постепенный прогресс к гармоЕии между умственной природой человека и условиями его существования. Убедившись, что из этого начала можно вывести различные черты развития, мы в заключение получаем основание верить, что развитие не может завершиться иначе, как осуществлениевг величайшого совершенства и полнейшого счастья.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ. Разложение.

§ 140. В главе XII мы вкратце проследили цикл изменений, проходимых всяким бытием в его переходе из состояния неощутимого в ощутимое и потом из ощутимого в неощутимое я дали этим противуположным перераспределениям материи и вижения различные названия: первое—назвали развитием, второе разложением; в общих чертах мы обозначили характер этих двух перераспределений и условия, при каких они возникают. Наконец, мы проследили в подробностях явления развития и рассмотрели их вплоть до равновесия, которым все они заканчиваются. Теперь же, *для дополнения картины, мы должны подробнее рассмотреть добавочные явления разложения. Это не значит, что мы надолго остановимся на разложении, которое не представляет таких разнообразных и интересных явлений, как развитие; но все же имеется кое-что объяснить по этом предмету.

Мы видели, что ни один из этих противуположных процессов не совершается абсолютно независимо от другого и что изменение в направлении одного из них есть дифференциальная равнодействующая их столкновения. Хотя развивающийся аггрегат в сумме—теряет движение и интегрируется, тем не менее он в то же время получает с той или другой стороны некоторое движение и, следовательно, дезинтегрируется; как только интегрирующия движения перестают преобладать, приобретение движения хотя и теряемого беспрестанно через рассеяние, постоянно стремится произвести и, в конце концов, производит превращение обратного рода. Когда развитие завершилось, когда аггрегат с течением вренени освободился от излишка движения и обыкновенно получает от среды столько движения, сколько теряет, когда он достиг равновесия, при котором прекращаются все изменения, он является открытымь для всех воздЬйствий среды, которые могут увеличить количество содержащегося в нем движения и которые с течением времени непременяо сообщат его частям —постепенно или быстро— излишек движения, способный причянить дезинтеграцию. Смотря по тому, очень ли устойчиво равновесие аггрегата или очень неустойчиво, разложение может совершиться очень быстро или же потребовать безконечно-большого времени, закончиться в несколько дней или в несколько миллионов лет. Но рано дли поздно, а должно прийти время, когда этот аггрегат, предоставленный всем случайностям, зависящнм нетолько от непосредственно соседствующих с ним тел, но и от повсюду движущейся вселенной, погибнет —один или вместе с окружающизии аггрегатами—вследствие разложения его частей.

Вот причины разложения; посмотрим теперь, как совершается оно в аггрегатах различных порядков. Так как здесь ход изменений направляется в обратном порядке, то и примеры мы расположим в обратном порядке, начавшя с более сложных н коичая простейшими.

§ 141. Если мы станем рассматривать развятие общества состоящим единовременно из возрастания числа индивидов, интегрирующихся в социальный организм, из выростания количества н разнообразия частей, образующих подразделения социального организма и действий, называемых отправлениями этих частей, a также из возрастания в комбинированности этих частей и их отправлений, то увидим, что разложение общества согласуется с общим законом в том, что с вещественной точки зрения это есть дезинтеграция, а с динамической—уменьшение движений целого и увеличение движений частей; кроме того, оно согласуется с общим законом и по своей причине, так как определяется излишком движения, полученного извне в том нли другом на~ правлении.

Мы увидим сейчас, что общественное разложение, которое следует за нападением на нацию другой нации н, как показывает нам история, возможнс. когда общественное развитие приближается к концу и начадся уже упадок, е самой общей точки зрения есть сообщение аггрегату нового движения извне. Когда, как это случается иногда, завоеванное общество рассеевается, era разложение является буквально прекращением комбинированных движений, какие оно проявляло раныие как в своей армии, так и в промышленных группах —и переход в такое состояние, при котором существуют лишь индивидуальные и иэолированные движения; вместо движения маос получается движение единиц.

Невозможно оснаривать того, что когда чуна или голод в стране или ревоиюция по соседству сообщает обществу чрезвычайный толчок, производящий беспорядок или начало разложения, то •следствием этого является ослабление интегрированных движений и усиление движении дезинтегрированных. По мере того, как распространяется беспорядок, ранее того комбинированные в правительстве политические действия становятся изолированными: возникают противуположные действия, возмущения и бунты. В то-же время прерываются промышленные и коммерческие процессы, комбинированные совокупно с политическими организациями; сохраняются одне лишь незначительные и местные торговые сношения. Всякое ловое дезорганизующее изменение ослабляет комбинированные процессы, которыми люди удовлетворяли своим нуждам и заставляет удовлетворять их поскольку возможно это—с помощью изолированных процессов. Япония представляет нам хоропгий пример того, каким образом могут быть вызваны эти дезинтеграции в юбществе, достигшем границы развития по типу, к которому принадлежит, достигаем оостояния равновесия Общественная орга-зация этого народа сохранялась в неизменном виде до тех пор. -пока она была защищена от действия новых, внешних сил. Но как только она получила толчек от европейской цивилизации, ‘частью в виде вооруженного нападения, частью в виде влияния идей,—она начала рассыпаться в прах. Теперь Япония находится в периоде политического разложения. Весьма вероятно, что за этим лоследует политическое возрождение; но как бы там ни было, а

‘) Необходимо помвить, что это писано более дваддати лет тому назад. Япония благополучно пережила опасный кризис и в настоящее время ни в каком случае не может служить прнмером разлагающегося общества. Такой исход и предвиден был Спенсерож.

Приж. перев.

изменение, пропзведенное здесь внешним действиели, на наших глазах направляется к разложепию; это изменение интегрированного движения в дезинтегрированное.

И в том случае, когда общество, достигшее апогея развития, допускаемого свойствами его единиц, начинает дряхлеть и приходит в упадок, проявляющееся в нем прогрессивное разложение имеет тот же характер. Умеяьшение числа его членов есть отчастн результат эмиграции, ибо общество, закончившее свое развитие, не может подаваться и изменяться под давлением возрастания народонаселения; пока же строение его может подаваться и изменяться—оно еще находнтся в периоде развнтия. Постоянно производимый излншек народонаселения, не удерживаемый организацией, которая способпа была бы приспособляться к возрастанию численности,—постоянно рассеевается. Влияния оказываемые соседннми обществамн на граждан, отрывают их друг от друга; происходит увеличение некомбиеированных движнний еднннц вместо движений комбянированных. По мере того, как общество затвердевает в своих формулах и теряет способность преобразовываться и принимать новые формы, допускающия успех в соревновении с растущими и более пластическими обществами, число граждан, могущих жить в неязменных рамках, положительно уменьшается. Вследствие этого численноеть общества падает как от эмии-рации, так и от замедления в возрастании народонаселения, производимого недостатком средств проииитания. Эта новая форма упадка или разложения, причиняемая перевесом числа преждевременно умирающих над числом переживающих наетолысо, чтоб можно было воспнтать детей, также представляет собой уменьшение общего количества комбннированного двяжения и увеличение колячества двнжения некомбиннрованного. В этовг мы убедимся, рассматривая индивидуальное разложение.

Так, что если принять во внимание разннцу между аггрегатами социальными и аггрегатаии яных порядков, если иметь в виду, что социальные аггрегаты состоят из единиц, связанных между собою не непосредственно и слабо, разнообразнейшими способами я при посредстве сложных сил, то очевидно станет, что процесс разложения в общественных массах так точно согласуется с общим законом, как только можно ожндать.

§ 142. Переходя от над-органических аггрегатов к органяческим, легко показать, что разложение есть дезинтеграция материи,

причиняемая сообщением добавочной силы нзвне. Рассмотрнм сначала самое превращение, а иотои перейдем к его причине.

Смерть или конечное равновесие, предшествующее разложению— есть остановка всех характерных интегрированных движений, порождаюшдхся втечении,развития. Прежде всеичмирекращаются пе~ ремешения тела из одного места на другое; затем перестают. двигаться члены; еще позже—останавливаются дыхательные движения и, наконец, делается неподвижным сердце, а вместе с ним —и кровь. Превращение молекулярного движения в движение масс нрекращается и все движения масс исчезают, превращаясь в молекулярные. Что же произошло? Мы не можем сказать, что» существует новое превращение ощутимых движений в неощутимця. так как ощутимых движений больше не существует. Тем не менее процесс разрушения подразумевает увеличение количества неощутимых движений, так как их больше в газе, происшедшем от гниения, чем в твердых и жидких веществах, под— вергающихся гниению. Все сложные химические единицы, входящия в состав органического тела, обладают ритмическим движением, которые разделяются и составляющими их простыми единицами. Когда гниение дез-аггрегирует эти сложные молекулы и их злементы становятся газообразными, то не только возрастает движение, подразумеваемое их рассеянием, но и движения, которыми обладали сложные молекулы расчленяются на движения составлявших их простых молекул. Так, что органическое разложение представляет —сначала конец превращениям движений единиц в движения аггрегатов. составляющим развитие, рассматривая era. с динамической точки зрения, а потом —превращение движения аггрегатов в движения единиц. Не очевидно ли, что органическое разложение вполне отвечает общему определению разложения—как поглощения движения, сопровождаемого дезинтеграцией материи. Де-зинтеграция материи без сомнения достаточно очевидна, но поглащение движения—недостаточно. Можно, правда, умозаключить об этом поглащении из факта, что ранее того интегрерованные ча-стиды в твердую массу, занимающую небольшое дространство,— в большинстве—удалились друг от друга и занимают бблыпее пространство; ибо требуемое для совершения этого движения должно же откуда либо явиться, но откуда—это сначала не видно, но уз— нать это для нас не представит больших затруднений.

При температуре ниже замерзания воды разложения органической материи не происходит. Интегрированные движения в высокой степенн интегрнрованных молекул не расчленяются на де^иптегрированные движения элементарных молекул. Мертвые животные, содержимые при такой температуре безконечно долго— безконечно долго предохранены от гниения: так, например, тела мамонтовь, слонов давно угасшого вида попадавшиеся во льду в устьях сибнрских рек —уцелелн на столько, несмотря на то, что со времени их смерти прошли тысячи лет, в такой свежести сохранилось их мясо, что волки пожирали его, как только эти йскопаемые трупы освобождались из под льда, Что означает таиое исключнтельное сохранение в целости? Тело, сохраняемое при температуре ниже точки замерзания, получает очень мало теплоты путем излучения илн проведения; получать мало теилоты—значит получать мало молекулярного движения, Другими словами, органическое тело, не получающее от окружающей среды молекулярного движения больше известного колнчества, не претерпевает разложения. Подтверждение этому мы находим в изменениях папряженности разложения, сопровождающем изменения температуры: всякому известно, что в холодное время органические вещества, употребляемые в пищу, лучше сохраняются, чевгь в жаркое. Одинаково несомненно, если н не одинаково общензвестно, что в тропич^скнх странах сгнивание совершается быстрее, чем в умеренном клнмате Итак, когда окружающее молекулярное движение более илн менее велико, мертвый организм в изобилии получает движение замен постоянно расходуемого на рассеяние газообразных молекул, на которые оно дезинтегрируется. Другое доказательство находим мы в еще более быетром разложении, -совершающемся тогда, когда тело подвергается влиянию искуственно лронзведенной высокой температурьг: например, разложения, про•изводимые при вареньн пищи. Обугленные поверхности пригоревших частей мяса показывают нам, что молекулярное движениео бусловяло рассеяние в форме газов всех его элементов, кроме угля.

Аггрегаты, на которых мы так ясно виднм сущность я причины развития, ясно показывают нам также сущность и причину разложения. Для этих аггрегатов, в состав которых входнт та особенная материя, которой заключающееся в ней громадное колнчество конституционного двнжения прндает большую пластичность н способность развяваться в форие наисложнейшого согтава*), для этих аггрегатов достаточно после прекращевия их развития, прибавки самого незначительного количества движеяия к тому, какое уже имеется в веществе, чтобы причинить разложение. Хотя со смертью организма ощутимые массы иля органы_г образующие тело, приходят в состояние устойчивого равновесия_г тем не меяее в силу того, что равновесие неощутямых единиц или молекул, из котсдоых состоят органы, неустойчиво, достаточяо слабой досторояей силы, чтобы яарушить это равновесие я произвесть быструю дезинтеграцию.

§ 143. Когда неорганические аггрегаты достнгают такого плотного состояяия, при котором остается сравнительно мало внутреняяго движения, то оня в большиястве случаев очень долго не претерпевают никаких заметных измеяений. Переходя от состояяия дезиятегрированяого в интегрированное, аггрегат теряет столько движения, сколько его потребно для возвращеяия в дезинтегрированное, и может пройти громадно-много времеян прежде, чем по близости совершатся настолько крупные двнжения, чтоб аггрегату ногло сообщаться необходимое количество двяжения. Сначала мы рассмотрнм те исключительные неорганические аггрегаты, которые заключают в себе мяого движения и, следовательно, быстро претерпевают разложение.

В числе такях тел находятся летучия жидкости и твердые тела, рассеевающиеся при обыкяовенных условиях: нспаряющаяся вода, угле-аммониевая соль, исчезающая на воздухе вследствие рассеяния её нолекул. Во всех такях случаях совершается поглощение движения и всегда разложение идет с быстротой, пропорциояальной количеству теплоты нли движения, получаемого аггрегнрованной массой от окружающого. Затем следуют случаи, когда молекулы значительно ннтегрированного, то-есть твердого, аггрегата рассееваются между молекуламя менее интегрированного, жидкого, аггрегата: расстворения в воде. Доказательством, что эта дезинтеграция вешества сояровождается логлощением движшие, может служить то, что растворимые вещества растворяются тем быстрее, чем теплее вода, яредполагая, что здесь не замешивается ннкакое язбярательное сродство. Вот другое, еще более решятельное доказательство: если кристаллы, имеющие известную температуру, поместять в воду точно той же температуры, то процесс растворения (то-есть разложения) сопровождается поннжением температуры

*)’ § 103, глава 13-ая.

я часто весьма значительным. Оставивши в стороне случаи, где между водой и солью происходит химическое взаимодействие, это неизменный закон, что движение молекул соли, рассеевающихся в воде, совершается на счет молекулярного движения, которым облодает вода.

Массы осадков, накопленных в толщи, придавленные множеством вышележащих толщей в тысячи футов толщиной, и *с течением времени приведенные в твердое состояние, могут оставаться миллионы лет, не претерпевая никаких изменений;^но в течение следующого миллиона лет им неизбежно прийдется подвергнутся влиянию дезинтегрирующих сил. Они поднимаются вместе с другими массамн и образуют континенты, размываевше дождем, раврушаемые морозом, полируемые ледниками, которые мало по малу уносят н далеко рассеевают составляющия их частицы; нли же теряющия целые глыбы из своего тела. если, как это всюду происходит, против них выступают волны моря; часто можно видеть как наклоненные скалы, подмытые в основании, рушатся, разлетаясь на куски различной велнчины; затем волны катят наименьпгие из них, бушуют вокруг больших, заливают их, сталкивают, превращают в гальки, а потом в песок и ил. Даже когда частя дезинтегрированных слоев скопляются и образуют отмели из галек, которые потом сплочиваются в одну массу, процесс разложения может приостановиться на громадное геологическое время, но в конце концов возобновится и закончится. Той же дезинтеграции рано нли поздиго подвергнутся и конгломерат; на берегу моря часто можяо наблюдать кои разбросанные там и сям камни разнородного состава, образованные сплоченьем различных элементов, разбнваются и разрушаются вследствие ударов, то-есть вследствие сообщения им механического движения.

Деьинетграция совершается если не этим, то другнм путем, вследствие сообщения движения молекулярного Отвердевший пласт, помещающийся над какой либо пустотой, произшедшей вследствие оседавия, опускается и все более и более приближается к областям, занятым расплавленной материей, вследствие чего под влиянием теплоты изменяется его состояние; части его становится мягкими н, наконец, расплавляются. Как бы последовательны нн были эти превращения, а последнее есть поглощение двяжения н . дезннтеграция материн.

Всякий земной неорганический аггрегать, будет ли он простой или сложный, малый или большой, будет ли то кристалл или горная цепь, время от времени претерпевает ряд изменений, обратных тем, какие он претерпевал в период разввтия. Не то, чтобы он обыкновенно вполне яереходил из ощутямого состояяия в неощутямое, как переходят частью, есля не всецело, органические аггрегаты, Но претерпевая дезвнтеграцию и рассеяние, они идут no пути, который ведет к нереходу в яеощутимое состояние н нвчто не мешает думать, что не смотря на оставовки, они достигают конца этого яути. В неизмеримо далекую от нас эпоху вее неорганические аггреггты вместе со всемн нерассеявшимися остатками оргаяических неязбемно должяы яерейти в газообразно—рассеянное состояние н, таким образом. завершять цикл своих изменений.

§ 144. После того как земля, рассматриваемая в её целом, пережила длиявый ряд восходящвх превращений, ояа должна стать как и все меньшие аггрегаты, доступной всем влияяиям окружающей среды и, в течеяие беспрестанных нзменений, совершающихся во вселеяной, все частя которой находятся в движенин, в эяоху, отдаленность которой не может представить себе никакое воображение—должяа подвергнуться действию сил, на столько мощных, чтоб были в состоянии причянить полную её дезинтеграцию. Посмотрнм, каковы этв сялы.

В своем одыте о взаимодейстии свл ярвроды, профессор Гельмгольц устанавливает калорический эквивалент дввжения земли в пространстве, как он вьичисляется по общепряяятым даяным м. Джуля (Joule) ^Еслибы ваш зенной шар, говорит он, прекратил свое дввжевие по орбнте вследствие ввезаяного столкяовевия н сразу остановнлся, чего бояться при существующем устройстве вашей систямы нелепо, то от удара развилось бы такое колнчество теплоты, которого достаточно было бы яа сожжение четырнадцати угольвых шаров велнчияой, каждый, с нашу Землю. По гяпотезе самой необлагодриятной для теплоенкости земли, предполагая ее равной теплоемкости воды, масса землн нагрелась бы ва 11,200, градусов; то-есть-она вполве расплавилась бы, а частьювревратилась в пар. Еслнбы-же Земля, остановившясь, упала затем на солнце, что нензбежяо должно было бы яронзойтя, в таком случае это новое столкновение вороднло бы в четыреста раз большее колвчество теплоты, чем первое*. Хотя этот яример и кажется бесполезным для моей цели, ибо невероятно, чтобы земля вяезапно могла быть остановлена в своем орбитальном движеяии н упала затем на солвце, тен не менее существует, как я уже показал [6]), постоянно действующая сила направляющая Землю к Солнду. Снла эта—сопротивление эфирной среды. Из сопротивления эфяра заключают о замедлении всех двяжущях тел солнечной свстемы, замедлении, которое яо мяению некоторых астровомов, сназывается теперь в сблнжении орбит древнейших плаяет. Итак, если замедление пронсходит, то должяо наступить время. как бы далеко оно яя было от нас, когда, постепенно умень* шаясь, земная орбита оольется с солнцем; колнчество движения массы, которое превратятся тогда в молекулярное, без сомнения не будет так велико, как предполагается вычнелениямн Гельмгольца, но все же оно будет достаточно для того, чтобы прввести вещество земли в газообразяое состояние.

Разложение земли и, через промежутки, разложеяие других планет —не есть еще разложение всей оолнечной системы. В их enmnbl’t все язменения совершающиеся в солнечной сястеме, суть лишь сопутствующия друг другу частности внтеграции всей составляющей ее массы; местная интеграция, ареной которой служит каждая планета, завершаетсяза долгодообщей иытеграцин. Но каждая второстеяенная масса, яробежав цякл развития н достигши состояния, в котором части её находятся в равновесии, пребывает угасшей до тех пор, пока чрез общую дрогресснвную интеграцию, яе сольется с центральяой массой. Правда, слияяие второстепенной массы с дентральной, обусловливая превращение массового движения в молекулярное, дровзведет частное рассеяние веей массы н увеличит количество движения, рассевающого в форметеплоты и света, но ово может толысо отсрочить время ноляой яятеградин всей массы, которая и наступит, когда излишек скрытого дввжения будет излучея в пространство.

§ 145. ²) Теперь мы подходям к вопросу, лоднятому в начале предшествующей главы. Развитие в его целом также, как развитие в его частностях,—направляется ли оно к полному покою? Может ли служить типом смерти вселенной среди, которой мы живем, то состояние полного истощения движетя, называмое емертью, каким заканчивается развитие органических тел. Должны ли мы, дальше, предетавлять себе конец всех вещей в виде безконечного пространства, усеянного угасшими солнцами, обреченными на вечную неподвижность?

На этот умозрительный вопрос можно дать только умозрительный ответ. Ответь, какой можно решиться дать, должен быть принимаем не столько, как положительный ответ, еколъко в качестве возражения на заключение, что грядущее состояние будет окончательным, последним. Если, проводя слишком далеко аргумент, что развитие должно закончиться равновесием и полным покоем, читатель заключит, чего может, впрочем, и не случиться, что всемирная смерть будет продолжаться безконечно, то вполне уместно будет указать, что, если мы проведем аргумент еще дальше, то придем к заключению о необходимости возникновения новой жизни вселенной. Рассмотрим основания, какими можно подкрепить эту индукцш.

Мы уже видели, что как бы далеко ни проследили мы установление равновесия, оно производит только относительпый результат. Рассеяние движения тела в окружающую твердую, жидкую, газообразную или эфирную материю сообщает телу неизменное положение по отношению к материи, которой оно сообщает свое движение. Но все другие его движения продолжаются. Кроме того, это движение, исчезновение которого производит относительное равновесие, не исчезло, но только переместилось. Перешло ли оно прямо в неощутямое движение, как это совершается с движением солнца, или же, как с движениями, совершающимися вокруг нас, непосредственно перешло в меныпее ощутимое движение, a потом в еще меньшее, пока не превратилось в неощутимое—это все равно. Во всех случаях конечным результатом будет, что в каком бы виде ни теряли массы свое двяжение, а оно появляется вновь в виде молекулярного движения в пространстве. Поэтому нам следует здесь разобрать вот какие вопросы: после того, кад образуются все равновесия, кладущия конец развитию, остается ли еще каким либо равновесиям исполниться? Существуют ли какие лябо еще другие движения масс, которые могут превратиться в молекулярные движения? Если существуют, то что должно произойти, когда молекулярные движения, порожденные их превращением, прибавятся к уже существующим?

На первый вопрос можно ответить, что действителъно существуют движения, которые все рассмотренные нами уравновешеяия оставляют неприкосновенными: а именно, движения перемещения, какими обладают громадные массы вещества, называемые звездами, эти далекие солнда, которые, вероятно, как и наше, окружены планетами. Давно уже бросили веру в неподвижность звезд: наблюдение показало, что многия из ннх имеют собственные движения. Более того, констатировано измерениен, что по отношению б ближайшим к нам звездам, наша собственная звезда движется со скоростью около тыеячи миль в день, и есди, как это не невозможно, наша звезда движется в том же направленин, как и соседния, то её абсолютная скорость может быть, a весьма вероятно, что и есть, неизмеримо бодьше относительной. Итак, из всех этих изменений, происходящих в солнечной системе, хотя бы они иродолжались до интегрнрования всех масс (солнечной системы) в одну и рассеяния всех относнтельных двнжений в неощутимое движение в пространстве,—ни одно не может повлиять на перемещения звезд. Отсюда необходимо вывести, что эти перемещения останутся неприкосновенными и уравновешение их произведено будет последующим процессом.

На другой вопрос, а именно: какому закону подчинены движения звезд?, астрономия отвечает: закону притяжения. Это доказали движения двойных звезд. Периодические возмущения некоторых двойных звезд были вычнслены по гипотезе, что возмущения эти определяются такой же силой, какая управляет возмущениямй планет и спутников; и следовавшие затем возмущения в предсказанные периоды оправдалн гипотезу. Итак, если эти отдаленные тела суть дентры прнтяжения, еслн мы заключнм, что и другие звезды также суть дентры притяжения, как имеем основание заключить, еслв мы сделаем отсюда леизбежный вывод, что притягательная сила, так очевидно влияющая на сближенные звезды, должна также иметь место и. между звездамя, удаленными одна от другой, то должны признать, что все члены нашейзвездной системы тяготеют друг к другу инднвидуально и коллективно.

Но еслн эти громадные, движушиеся в проетранстве массы тяготеют друг к другу, то что должно произойти? Кажется, что возииожен один только ответ. Они не могут сохранить те~ перешняго своего расположения, так как раснределение нашей звездвой системы делает яевозможным даже вреиенное подвижное равновесие. Если звезды суть центры првтягательяой силы, которая изиеняется обратно прояорциональво квадрату раэстояния, то нельзя не ваключить, что строевие нашей звездной снстемы лретерлевает и будет претерпевать взмепения.

йтак, за неимением других гипотез, могущих удовлетворить вас, мы првходим к положепиям: 1-то, что звезды движутся; 2-то, что опе движутся согласпо заколу тяготения; 3-е, что при существующем их распределелия опе ве могут двигаться согласво закопу тяготения, пе претерпевая перераспределепий. Если теперь мы пожелаем определить характер этих перераспределений, то должпы будем умозаключить, что они выразятся в прогрессявпом сгущепии звеэд. В пастоящее время рассеядлые звезды должпы аггрегяроваться в разлнчяых точках простраяства, существующия аггрегации (исклиочая, может быть, шарообразпых группъ) должпы уплотпяться и сливаться. Строелие пеба как в его целом, так и в частпостях, показывает пам, что интеграция совершалась во вее лродолжелие истекшого времеля; в <Магеллаловых Облакахъ> мы впдим замечательлый пример того, как подвипулась эта интеграция. <Магеллаповы Облака>— две тесно сбляжелиых аггломерации, состоящия пе только из отдельлых звезд, во и из правильлых или неправильных тумаяных сгущепий н рассеяплых тумаяностей. Что этн облака пронзошли путем взанмного прнтягнвания частей, пекогда бывливх рассеяннымн яа громадном пространстве, доказывается тем, что прилежащия небесяые прострапства совершенпо пусты: мепьшее облако погружено. говорит А. Гумбольдт, в нечто вроде «беззвездной нустыпн>.

Где должна быть грапнца этого сгущепия? Когда взаимное притяжение двух звезд пастолько преобладает над другимн првтяжениямя, что в состояяии провзвесть сближепие, то оно яочтн лаверво приведет к образоваяию двойной звезды, так как двнжевия, иорожденлые другимя притяжениями, яе позволят звездам двигаться друг к другу по прямой линии. Взанмпое прнтяжепие в маленькях группах звезд, обладающих, как я большие, нзвестпыми собственнымн движенияни,—может лривести не к лоллому ях объедияению, но к образовалию двойяых групп. По мере того, как подвигается процесс и группы становятся большеу они должны двигаться друг к другу по более прямои линии, образуя такиигь путем, группы возрастающей плотности.. Следовательно, есля втечение первых периодов сгущения существуеть безконечно много шансов, что столкновения этих тяготеющях друл к другу масс не произойдет, то достаточно очевидно* что no ме^ ре того, как возрастает сгущение, столжновение доижно» стано^ вяться все вероятнее и, наконец, нензбежным. Это заключение(ширается на очень снльный авторитет. Сэр Джон Гершель, говоря о многочисленных и разнообразно аггрегированных звездах,. открываемых телескопом н цитнруя, причем какъ-бы подтверждает его, мнение своего отда, что самые неправильные и рассеянные группы суть группы <шарообразные, находящиеся в состоянии наименьшого сгущения> заыечает дальше, что <в собрании. твердых тел, все равно—какого объема, обладающяха» независимыми и отчасти противуположными импульсами, движения одвех. тел к другим должиы производить столкновение, уннчтожение скорости, остановку и приближение к преобладающему центрупрнтяжения, в то время как тела, движущиеся в одном направлении яли же остающиеся самостоятельными после этих столкновений, должны, в конде концов, прийти в круговращательное движение постоянного характера». Но то, что Гершель говорит о ма^ леньких группах, не может не быть приложимо и к бодыпим и, следовательно, процесс сгущения, о котором ны заключилв выше, непременно должен привести к учащающейся интеградиа масс.

Наи остается рассмотреть следствия от потери скоростн_г сопровождающия эту интеграцию. Исчезающее ощутямое движение не может уничтожиться; оно должно превратнться в неощутямое движение. Какое действие произведет это цеощутямое движение?’. Мы уже видели, что еслибы Земя остановилась, то следствием этого было-бы рассеяние вещества. Если такое же сравчвтельно с иабоо движение, какое приобрела бы Земля, падая на Солвде, эквивялентно молекулярному движению, достаточному для ириведеаия в состояние чрезвычайно разреженного rasa, то каково же будеть молекулярное движение, порожденное движенияад двухь звЕрд, дзижениями неизмеримо большияи, когда оае будут остановленыѴ Иъажется—возможво оддо телько заключение^что движение будет настолько велико, что в сестояшя будет привести веще«ство зв&зд в ‘состояние такбй вевообразимой разреженности, какую мы приписьгваем веществу туманностей. Если таково непосредственное следствие, то каков будет конечный результат? Оэр Джон Тершель в цвтированном уже месте, опвсывая столкновения, могущия вроисходить в сгущающейся группе звезд, прибавляет, *что звезды <которые останутся самостоятельными после этвх столкновений, должны, в конце концов, прийти в круговращательное двнжеяие постояннато характера*. Все-таки мы рассматряваем проблему с механической точки зрения; мы предполагаем, что прежращая свое движение, массы остаются массами и когда сэр Джон Тершедь писал цнтированнее место, против его гипотезы немогло быть нвкакого возражевия, так как тогда ничего еще не было известно о «соотвошении снл. Но в настоящее время мы принуждены заключнть, чте звезды, дввжущиеся с громадными скоростями, приобретеннымв в процессе «гущения, вследствие столкновений друг с другом и оставовки далжны рассееваться в газы; проблема изменяется и иное заключение представляется неизбежвым. В самом деле, рассеянная материя, порожденная этями столкновениями, должна образовать сопротнвляющуюся среду, занимающую дентрельную облаеть группы; через эту область время отъвременв «проходят члены группы, опнсывая свов орбиты; отныне они не могут проходвть через эту область, не теряя своей скорости. Всякое новое столкновение, увеличявая эту сопротявляющуюся среду и через то, увелнчивая потерн скорестн, должно мешать установлению равновесия, кеторое ранее имело стремление установиться,—и, таким образом, обусловливает учащение столкновений. Туманное вещевтво, происходящее ет этого рассеяния, обволакивает вскоростн всю группу, постепенно уменьшает орбиты двйжущвхся масс я вызывает все более н более деятельную интеграцию н, ® то-же время, все более н более деятельную дезинтеграцию этях масс, пока все они не разееются. Нам нет надобяостя разбирать такие вопросы: совершается ли этот процесс независямо в разлячяых чаотях яашей звездной сястемы или же он проиеходит, аггрегируя все вещество системы; или же, как это яред•ставляется яайболее вероятным, мествые иятеграции н дезинтетрацин вдут свонм норядком, аобщая ннтегращя—свовм, дока ве объедявятся условия, пронзводящия дезвнтеграцию и не произойдет рассеявие, которое разрушит всю работу предшествовавшого «сгущения. Таково заключение, которое является выводом из начала лостоянства сильг. Если сгущаясь к общему центру лритяжения, звезды, наконед, достигают его, то количества нриобретеяяыгь ямя движений должпы быть достаточны для того, чтобы отбросить их назад, в отдаленные области, из которых ояе явилнсь. Так как условия этого обратного двнжения не позволяют им вернуться туда в форне плотяых масс, то они должны возвратиться в форме рассеяяяых масс. Так как действие я противудействие равны и противуположны, то движеяие, проязвидящее рассеяние должно быть равно дввжению, лриобретеяному во время аггрегадии; опо действует на то же количество материи н должво произвесть эквивалентное распределевие в прострапстве, какова бы пи была форма материи. Но яеобходимо указать одяо существенпое условие, дотребвое для полного завершения этого результата; я хочу указать яа то, что количество молекуляряого движения, взлучаемого в пространство каждой звездой в ,то время когда она образуется в среде рассеянной материи, что это колнчество лнбо яе должно теряться из звездной системы, лябо должяо возмещаться равным количеством молекуляряого движевия, сообщаемого звездяой снстеме из других частей пространства. Другямя словами, если мы берем нсходной точкой количество молвкулярпого движения, какое предполагается тумаяным состоянием вещества нашей звездвой системы, то из пачала яостояяства снлы следует, что еслн материя претердевает дерераспределепие, составляющее развнтие, то колнчество молекулярного двяжения, освобождаемое во время интеграции каждой массы, соедяпенное с количеством двяжевия, освобождающямся при интеграции всех других масс, должво быть достаточно для обратяого прнведепия звездной системы в форму туманяости.

Мы приближаемся к гралице наших рассуждений, так как ле можем злать, выполяево ля это условие или лет. Если эфяр, лалолляющий пронежутки яашей звездной системы, имеет где нибудь грапицу за отдаленпейшимн звездами, то можно дояуствть, что за эту грапицу дввжение не теряется. Если так, то материя может возвратяться к прежяему состоянию рассеявия. Еслн мы яредположим, что эфир ле имеет гралвцы, то все же, лрняяв гяпотезу ограничепного пространства, усеялнаию звездными свстемами, подобяыми нашей, можем допустить, что количество молекуляряого движелия, излучаемого в область, заядеую нашей звездяой системой будет равло количеству, излучаемому нашей звездной системой; в этом случае количество движения, имеющегося в системе, не будет уменьшаться и система может втечение безконечного времени повторять свой рмтм сменяющихся сгущений и рассеяний. Но если в безконечном пространстве, наполнеином эфиром, не существует другой звездной системы, подвергающейся таким же изменениям или если другие звездные системы отделены от нашей расстоянием, превышающим известную средяюю величину, то неизбежно заключить, что количество нашей звездной системы должно уменыпаться вследствие излучения и что в таком случае каждый раз, как она возвратится к форме туманности, вещество её займет меныпе пространства, пока не достигнуто будеть такое состояние, прн котором сгущения и рассеяния будут сравнительно слабы, либо состояние полной аггрегации и абсолютного покоя. Во всяком случае, так как мы не имеем никакого доказательства существования или несуществования звездных систем в отдаленнейших частях пространства и так как, еслибы даже и имели такое доказательство, то не могли-бы с правом заключить посылок, один элемент которых (безграничное пространство) не может быть мыслим,—то вследствие указанного никогда не получим ответа на этот трансцендентальный вопрос.

Но если мы ограничимся ближайшим вопросом, который решить не невозможно, то наидем основания думать, что после завершения разлнчных форм равновесия, заканчивающих изученные нами разнообразные формы развития, установится еще одно равновесие более широкого значения. Когда интеграция, всюду, на всем протяжении нашей солнечной системы совершающая свое постуяательное шествие, достигнет наивысшей степени, останется совершится еще одной интеграции, неизмеримо ббльшей, интеграции нашей солнечной системы с другимя системами. Тогда должно вновь появиться в форне молекулярного движения все то, что потеряется в виде движения масс: превращение неизбежное, которое не может совершиться, не переведя массы в форму туманностей.

§ 146. Мы пришли к заключению, что совокупный ход вещей, каким он развертывается перед нами в аггрегате видимой вселенной, аналогичен совокупному ходу вещей, каким он развертывается перед нами в малейших из окружающих нас аггрегатов.

Количество движения постоянно и неизменно, как и количество материи; поэтому думается, что так как распределение матерш, производямое движением, имеет границу, в каком бы направлении ни шло, то вечное и неразрушимое движение должно вследствие этого обусловить обратный процесс распределения. Неизбежно думать, что всемирно сосуществующия притягательные и отталкивательыые силы, которые, как мы видели, обусловлдвают ритм всех второстепенных изменений вселенной, сообщают также ритм и совокупности этих изменений, то-ееть—производят — то громадный период, втечение которого преобладают притягательные силы и порождают всемирное сгущение, то громадный период, втечение которого преобладают отталкивательные силы и порождают всемирное рассеяние; цроисходит смеда эпох развития и эпох разложения. Таким путем утверждается идея о прошедшем, втечение которого происходили чередующиеся развития, подобные совершающемуея в настоящее время, и о будущем, втечение которого могут чередоваться подобные же развития, всегда одне и те же по еущности, но никогда не одинаковые по конкретным результатам.

ГЛАВА ДВАДДАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ. Обзор и заключение.

§ 147. Заканчивая труд, подобный настоящему, необходимее чем во всяком другом, рассмотреть в его целости предмет, излагавшийся по частям в предшествовавших главах, Связное знание должно давать нечто ббльшее, чем установление отношений; мы еще не все сделали, если не раземотрели, каким образон каждая второстепенная группа начал вмещается в главной груиипе и как координируются главные группы. Мы должны отступить несколько шагов назад и поместиться на известяом расстоянии, с которого можно обозреть созижденное в его цельностн, с которого подробности стушовываются и мы можем уловить общий характер целого.

Эта глава будет больше, чем повторением изложенного раньше, больше, чем систематическим сводом. Мы увидим, что добытые нами начала в их еп&етЬѴе и с известной точки зрения открывают еще одно начало, которого мы еще не знаем.

Есть еще одно основание для того, чтобы рассмотреть, как различные отделы и дод-отделы учения подкрепляют другъдруга; этим дается окодчательное подтверждение учения. Сведение в одно обобщений, доведеных до полной интеграция, представляет новый пример продесса развития и прядает новую силу общей снстеме наших заключений.

§ 148. Таким образом, неожнданная, но весьма мдогоздачитедьная диверсия приводит нас к началу, послужившему нам исходной точкой и с него начнется это новое исследование. В самом деле, оставивши в стороне доктрину развития, мы объявляем эту интегрированную форму знания самой совершенной.

Когда. мы искали определить, что такое философия, когда мы сравяивали различные понятия людей об этом, отбрасывая элементы, которымн эти понятия различествуют, мы могли убеднться до какой степени они все таки согласуются между собою; во всех этих понятиях мы открыли молчаливое дризнание, что философия есть вполне объединенпое знание. Независимо от всякнх систем объеднненного знания, независимо от методов, предложенных для достижения этого объединения, мы повсюду открыли убеждеяие, что •объединение это возможно и что достижением его будет завершение философии.

Приняв это заключевие, мы рассмотрели данные долженствующия служнть для философии точкой исхода. Нельзя иначе установить основных положений, то-есть таких, которые яе былн бы логдческими выводами из более общих положений, как не показав, что раз эти положения приняты, то все полученные результаты вполне согласуются между собой; в ожидании пока они будут установлены, мы предупреждаем, что предполагаем их, мы берем в качестве данных те организованные элементы нашего <юзнания, без которых умственные процессы, подразумеваемые философией, не могли бы совершаться.

Обозначив этя данные, мы перешли к известыым основным ззачалам: вечности материи, безостановочности движения и noстоянства силы; лоследнее—есть конечное начало, два первых — выводы из него. Показав, что нашя опыты материи и движения здогут быть сведены на опыты силы, мы исследовали дальше, что дачала неюменности количества материи и движения додразумеваются в начале неизменности количества сылы. Мы открыли, что выводясь дедуктивно из этого конечного начала, объясняются все другие.

Первым яз начал, разобранцых нами и получивших такое объяснение и подтверждение было постоянство отношений между силами. Это, то что обыкновенно называют законосообразпостъю; мы нашли, что законоеообразность есть необходимый вывод из факта, что сила не может нн явнться из ничего, нн превратнться в нвчто.

Затем мы вывелн другую дедукцию. Мы видели, что силы, которые кажутся потеряннымн—преобразованы только в другие эквивалентяые им силш, и, обратно, что появления новых сил обусловлено изчезновенгем предсуществовавгиих эквивалентпых им друыхь сил. Мы нашлн подтверждения этим началам в движениях небесных тел, в изменениях, совершающихся ва поверхностя Земли и во всех органических и над-органическвх процессах.

То-же самое и по отношению к закону, что все предметы движутся ио лииии пайменьшого сопротивмния или же по линин наибольшого прнтяжения илн по равнодействующей этнх двух сил. Мы показали, что так именно еовершаются двнжения и что раз дано постоянство силы, так именно они должны совершаться во всех порядках бытия, начнная со свезд и кончая нервными актами и промышленными действиямя.

То-же самое я по отношению к ритмичности движения. Все движения колеблются, как двнжения планет но их орбнтам, так и вибрврующия двнжения эфнрных молекул, как дввжения каданса речи, так н двнжения поднятий и падений цен; и как и в предыдущих началах —с очевидностью вытекает из начала постоянства сялы. что постоянное колебание движения в известных граняцах неизбежно должно совершаться.

§ 149. Так, как эти начала истннны для всех порядков бытия, то мы признали их главными для образования того, что называем философией; но, рассматривая их, нашли, что они еще не составляют философии и что фвлософия не может быть создана простым собяранием в отдельности познанных начал, сколько бы их ни было. Каждое из этих начал выражает собой общий закон деятеля, который, как убеждает нас элементарный опыт, порождает явления—или, же, самое бблыпее—оно выражает собой закон сотруднечества двух фактов. Но знать элементы процесса значит знать, как эти элементы комбинируются для произведения его. Одно только может объединить знание—закон сотрудничества всех факторов, закон, который охватывал бы и сложные антецеденты и сложные следствия, представляемые каждым явлением, взятым в его цельности.

Далее мы извлекли другое заключение: что философия, как мы ее понимаем, не должна довольствоваться объединением отдельных конкретных явлений, ни отдельных классов конкретных явлений, но должна объединить все конкретные явления. Если закон действия каждого фактора верен для всей вселенной, то необходимо, чтобы в такой же степени верен был и закон их сотрудничества. Следовательно, наивысшее объединение, разыскиваемое философией, должно состоять в понятии вселенной, которое бы вполне подтверждъло этот закон сотрудничества.

Далее, исходя из этого отвлеченного положения к конкретному, мы видели, что искомым законом является постояиГное первраспределение материи и движения. Повсюду совершающиеся изменения, начиная с изменений в строении нашей звездной системы я кончая изменениями, составляющими химическое разложение, суть изменения в относительном расположении частей—и повсюду неизбежно подразумевают, что рядом с новым расположением материи совершается новое распределение движения. Вследствие этого мы a priori можем быть убеждены, что должен существовать закон совокупного перераспределения материи я движения, закон, истинный для всех изменений и который, все их объединяя, должен быть основанием философии.

Приступая к отысканию этого всемирного закона перераспределения, мы еще с иной точки зрения рассмотрели задачу философин и пришли к заключенш, что разрешение ея должно быть именно таково, как мы указали. Мы показали, что в самом определении философии заключается признание ее бессильной, если она не формулирует всего ряда изменений, исиытываеиых бытием от перехода его из неощутимого состояния в ощутимое до возращения из ощутимого в неощутимое. Если объяснения философии начинаются с существований, которые уже имеют конкретную форму и если она оставляет ях —еще имеющими конкретную форму, то эти существования необходимо должны иметь предшествующую историю и историю будущого, яли же имеють предше«ствуиощую и будут иметь историю будущого, о которых филосо•фия не дает отчета. Так как эти истории прошедшого и будущого суть предметы возможного знания, то философия, которая ничего не говорит о пях, яе исполняет желаемого объединения. Отсюда мы заключаем, чте нскомая формула, одипаково приложимая как к существованиям, взятым в отдельноетв, так я к вгуществованиям, взятым в их совокупности, должяа быть приложеяа также ко всей истории этих существований я к ястории всех сущеотвоваяий.

Эти рассуждедия приблизили нас к искомой формуле. В «амом деле, если формула эта должна охватывать весь ход от деощутимого к ощутимому я от епиутимого к неощутимому, еслн -она должна также заключать в себе доетоянное нерерасдределение материи и двяжения, то очевидно, что она не может быть яячем иным, как формулой, епределяющей яротивуноложяые процессы сгущение и рассеяния материя я движения. Еслн это так, то необходимо, чтобы она выражала начало—что сгущение материи сопровождается рассеянием движепгя и, обратно, поилащение движения сопровождается разоеянием машерги.

Таков, действятельно, закон цикла язменений, лроходимых всяким существованием: нетеря движения н солутствующая ей ннтеграция, за которой следует приобретепие движеяия и сопутствун>щая ему дезилтеграция. Мы виделя, что закоя этот прилагается пе только ко всей истории каждого существовапия, по н ко всем лодробпостям её. Оба процесеа совершаются безостаповочно; яо всегда существует дифферепциальный результат в пользу того нлд другого. Всякое измепение, хотя бы это было только перемещеяие частей, вввзбежно ускеряет тот ялн другой из этнх процессов.

Слова разттие (эвомоция) я разложеиие, обозлачающия этя лротивуположлые превращения, хорошо определяют нх главнейшие лризпаки, а отчастн—я второстепеялые; верпее—еслн определение разложения и достаточло, то шределеяие развития крайпе неполло. Развитие всегда есть ивтеграция материя я рассеяние дввжелия; но в больпшвстве случаев —оло еще иечто большее. Первостепеиное перераспределение материн я двнжеяия обыквовенло сопро-бождается второстепенными.

Мы разделиля разлячяого рода развштя, совершающиеся со* глаоло этой формуле, ла проотщ н сложпыя; лотом ны рассмо» трели условия. при которых зозникают второстепенные игерераспре* деления, ооставляющия сложное развитие. Затем мы нашли, что сгущающийся аггрегат, который быстро теряет свое скрытое движение нлй который быстро интегрируется, совершает простое развитие; мы нашли также, что если аггрегат очень объемист или элемепты его имеют особенное строение, то рассеяние его движения встречает препятствия и, претерпевая первостепенное перераспределение, ведущее к интеграции, он кроме того претерпевает еще и второстепенные, порождающия большую или меньшую сложность.

§ 150. Ог этого понятия развития и разложения, образующих совокупностью свою вею историю вещей и от разделения развития на простое и сложное мы перешли к исследованию закона развития, общего всем порядкам бытия—исследованию как в общем», так и в частяхъ

Мы проследили интеграцию материн и сопутствующее ей рассеяние движенич «e только в каждом целом, но н в частях каждого делого. EnsenMe солнечной системы, также, как и всякая планета и всякий спутннк представляют собой примеры прогрессивного сгущения. В каждом организме общая ассимиляция рассеянных вокруг веществ, производящая рост, сопровоясдается местными ассимиляциями, обусловливающимн образование органов. Каждое общество являет нам аггрегативный процесс в возрастании народонаселения и в то-же время являет его н в образоваиии плотных групп в различных точках занимаемой им терратории. Во всех этих случаях рядом с непосредственными интеграциями совершаются интеграции косвенные, путем которых возникает между частями аггрегата взаимная зависимость.

От этого первостепенного перераспределения переходим к второстепенным и нзследуем —каким путем совершается образование частей единовременно с образованием целого. Мы находим, что, обыкновенно рядом с переходом от рассеяния к сгущению совершается переходь от однородности к разнородности. В та _время, как вещество солнечной снстемы пришло в более плотное состояние, однообразие прежняго распределения еяэлементов сменилось разнообразием. Отвердение земли сопровождалорь прогрессом от сравнительного однообразия к чрезвычайному многообразию. Всякое растение, воякое животное, выростающее из простого зародыша в существо относительно большого объема, переходит от простоты к сложности. Рост общества, состоящий в увеличении числа его членов и свяви между ннми, сопровождается возрастанием разнородности в его политической и иромышленной органнзацид. To­me самое и no отношения ко всем над—органическим продуктаж, языку* науке, искусству и литературе.

Но мы нашли, что второстепенные перераспределения еще не вполне выражаются формулой. Становясь более яесходными, части всякого целого в то-же вреня становятся более опредемнными. Следовательно, результат второстененных дерерасдределений состонт в том, что неопределенная однородносм переходит вг определенную разнородност. Мы открываем эт.у новую черту в развитив аггрег^тов всех яорядков. За всем тем, продолжая дальше наше исследование мы убеждаемся, что возрастающая определенность, оопровождающая юзрастание разнородностя, не представляет собой самостоятельного явления, но вытекает из иятеграции возрастающей разом и в дифференцирующнхся частях н в целом, которое они составляют.

Кроме того, мы показали, что во всех разввтиях, неорганвческих, органическнх н над—органических это язменение в распределеяия материн сопровождается параллельным изменением в распределении двнжения, так как всякое возрастание сложностн строения яодразумевает соответствующее ему возрастание сложноств отправлений. Доказано, что рядом с иятеграцией молекул в массы совершается янтеграция молекулярных двнжений в двяжения масс; и, что всякий раз, как происходигь нзменение велнчины н формы аггрегатов н их отношений к внешннм силам, происходит также изменение в их дввжениях.

Так как исследованное намя с различных сторон древращение в действительностн едино и нераздельно, то мы почувствовали необходвмость свестя в одно понятие эти односторонния истины я рассматрявать яерво—н второстепенные перераспределения—как производящия единовременно вх многоразлвчные следствия. Всюду в двойном дроцессе раолределения материи я дввжения изменение неопределенной простоты в определенную сложность указывает на сгущение материи н яотерю её-двнжения. Следовательяо перераспределение материи и имеющаюся вь ней движе ния направляется от состояния рассеянного, однообразнаю и неопределеннаю к состоянию сгугценному, многообразному и опредгьмнному.

§ 151. Резюмируя наше положение. уместно будет сделать одно дополнение; уиестно будет указать. что предшествующия индукции обладают высшей степенью единства, чем казалось нам при их установдении.

До сих пор мы рассматривали закои развития как вполне истинный для всех отдельных дорядков бытия, взятых как совершенно отдельные категории. Но в такой форме индукции недостает всеобщности, которую она приобретает, если мы станем рассматривать различные порядки бытия как чаоти, образующия своей совокуиностью единое целое. Когда мы разделяем развитие на астрономическое, геологическое, биологическое, психологическое, социологдческое etc., то этям даем повод думать, что распространение одного и того же закона превращений на все виды. развитий есть простое совпадение. Но когда мы признаем в этих разделах искусственно созданные группы с целью облегчить приобретение знания, когда мы станем смотреть на различные бытия, входящия в эти группы, как на интегрованные частн вселенной, то сейчас же ясно станет, что различные развития—не отдедьные части общего развития, сходные по нзвестным общим призвакам, но все они—еднное цельное развитие, повсюду совершающееся одинаковым образом. Мы не раз указывали, что в то время, как развивается целое, всегда происходит и развитие составляющих его частей; но мы не указали, что закон этот приложим и ко всей совокупности вещей как единому целому, состоящему из частей от наибольшей величины до наименьшей. Мы знаем, что когда связный физический аггрегат, как, например, человеческое тело, возрастает в объеме и приннмает свою общую форму, тот же процесс совершается и в каждом из составляющих его органов; что—ъ то время, как ростет каждый орган и становится отличным от других, совершается дифференциация и интеграция составляющих его тканей и сосудов; и что даже элементы этих составляющих тканей имеют свой отдельный рост и приобретают более отчетливо-разнородное строение. Но мы недостаточно подчеркнули, что нодымаясь от человеческого тела, рассматриваемого как часть, к самым большим частям, мы повсюду открываем такую единовременнооть превращений; что в то врвмя как развивается каждый индивид, эта ничтожная единида общества, развивается в свою очередь и общество; что в то время, как становится более разнородной и отчетливой аггрегат —

масса, составляющая общество, тотъ-же процесс совершается и с Землей, по отношению к которой общество—незаметеая частнда; что в то время, как Земля, объем которой составляет одну мяллионную объема солнечной свстемы, прогрессирует к ялотшму н сложному строению, точно также прогрессярует и оолнечная система и что даже ея превращения—не болыде, как превращения нячтожнейшей частицы вашей звездной снстемы, которая в свок> очередь переживает аналогячные изменения.

Такнм образом понимаемое развитие едвво не только в идее, но н в факте. Не существует многих превращений совершающихся одинаково, но одяо еднное превращение, которое всемирно совершается повсюду, где не начиналось противуположное. В месте, каково бы оно ни было, велнко или мало, где бы оно ни находилось в пространстве, еслв в этом месте материя приобретает заметную индивидуальность, нечто, отлячающее от другой материи, то совершается в нем разввтие яли вернее, приобретение этой ощутимой индивидуальности становится началом развдтия. Это всеобще-ястинно, каков бы ни бьгл объем аггрегата_г независимо от того, составляет ли аггрегат часть других аггрегатов, независвмо от более обширных развитий, част которых. составляет его развитие.

§ 152. Сделавши этя индукции, мы вндим, что еслн взятые внесте, они и устанавливают закон развития, то пока остаются функциями не составляют связанных частей того, что мы называем фьшсофьей. Даже переход этих индукций от сходства к тождественностн не достаточен для того, чтобы дать нскомое едянство. В самом деле, как мы показали в своем месте, для объединения с другими началами начал, добытых индуктявным путем, необходимо вывести их из начала до0гоянсива силы. Мы лошли дальше и локазали, как, раз только сила постоянна и вечна, необходимо вытекает яз этого факта превращедие, составляющее развитие.

Первым заключедием было, что однородный аирегат неизг бгьоюно должень попкрнть свою однорооност вследствие того, что частн его подвергаются в.иияпи им лостороддих сял. Мы показали, что произведение разнообразин в строении действием разлнчных сил длн же снл, влияющих ири раяличяых условиях, оправдывается астрономнческим развитием и что аналогдчвое отвошевие между лричядой и еледствиень может быть усшгрено также вг

болышгх и Малых изменеииях, пережяваемых Землей. Первьга изменения органических зародышей дают новое доказательство в пользу истины, что разнообразие строения порождается разнообразием отношений с окружающими силавги, доказ&тельство, подкредляемое стрешгениевг членов каждого вида—отдаляться друг оть друга я образовать новые вяды. Мы нашли, что политические и промышленные контрасты между частям общества также служат примерами этого начала. Повсюду ироявляющаяся пеустойчгтсть однороднаю, как мы виделн, сказывается также в каждой ощутимой» части одяеродного делого, так что менее разнородное стремнтся стать более разнородным.

Далее мы нашли другую причину возрастания многообразия. Всякая диффзрендированая часть служнт не только йентром новых дяфференциадий, но н источняком их, ибо, делаясь все более и более отличной от другях частей, она становнтся центром различныхъреакций на посторонния силы и, увеличивая, такимъобразом, разнообразие действующих сил, увеличивает разнообразие порождаемых ими следствий. Мы проследили это умножение следствий во всем мире, в действиях и противу д ействиях, совершающихся в солнечной системе, в пикогда не прекращающихся геологических осложениях, в сложных симптомах, производнмых в живыхе существах возмущающими влияниями, в многочисленности идей и чувствований, порождаемых одинакими впечатлениями я в разветвляющихся до безконечности разультатах каждой новой силы, действующей на общество. К этому мы прибавялн вывод, подтверждаемый многочисленными фактами, что по мере прогресса разнородности умножение следствий идет вь геометрической прогрессиги.

Для полного истолкования изменений, составляющих развитие, оставалось наитя основание для постоянно возрастающей отдельностя частей, сопровождающей возрастание различий между нимя. Мы открыли, что это основание—разделете смегианныхь единиц под влиянием силы, способной привести их в движейие. Мы видели, что когда несходные посторонния силы сделали части аггрегата несходнтги по прнроде составляющнх нх единид, то необхЗДймо возникает стремлеиге к разделению единпць, несходных гг группировке едипиц с подобными имг. Эта причина местных интеградий, сопровождающих местные дифференциадии, проявляется также во всех формах развития, в образовании небесных тЕл, в наслоениях земной коры, в органических язменениях, в уотановлении умственных различений, в генезисе обществеявых разделений.

Наконец, на вопрос о том есть ли граница этим процессам, иы нашли ответ: они должны прийти к равновесию. Постоянное разделение и пере-разделение сил, измеяяющее однообразное в многообразное и многообразное в еще более мяогобразное, есть процесс, которым силы постоянно рассееваются, а рассеевание сил продолжаясь, пока остаются силы не уравновешевнные протнвуположнымн им силами, должно закончиться покоем. Мы вндели, что когда различные движения проиходят совокупно, цримерами чего могут служить аггрегаты различных порядков, то вследствие рассеяния наиболее слабых движений вли же встречающнх наибольше сопротивления, установливаются различные роды подвижного равновесия—ступени, ведущия к полному равновесию. Дальнейшее рассмотрение показало нам, что по той-же причвне этн подвнжные равновесия обладают язвестной способностью сохраняться, которая проявляется в том, что возмущение нейтралязуются н происходит приспособление равновесия к новым условиям. Это общее начало равновесия, как и все другие начала, было прослежено во всех формах развятия, астрономической, геологической, психологической, социальной. Наконец, мы заключнли что предъпоследнее состояние, перед полным равновесием в котором осуществится наибольшее многообразие и наисложнейшее подвижное равновесие, будет наисовершеннейшвм состоянием чечовечества— о каком только можно помыслить.

Но факт, который нам нужно особенно подчеркнуть, состоит в том, что каждый из этях законов дерераспределения материн и движедия—ест закод лроязводдый, могущий быть выведедным вз осдовного закона. Раз дадо достоядство силы, то из него, как неязбеждые заключедия могут быть выведены неусмойчивость однородного и умножение следствий; разделение и равповесге также выводятся вз этого вачало открывая, что лроцвссы измедений, обоздачаемые этдми именами, суть лдшь различные стороды одного древращения, олределяемого конечдой необходимостыр, мы дриходвм к полному объедвнедию этих сторон, к синтезу, в котором развятие вообще и в частностях его является выводом яз этого закона, стоящого выше доказательств. Более того, объеднняясь таким образом друг с другом, сложяые истдды развития сами собой объедивяются с более простыкя истинами, вытекающими из того же основного начала: с эквивалентностью превращающихся сил, движением всякой массы и всякой молекулы no линии наименьшого сопротивления и ритмичностью движения. Это новое объединение прнводит нас к признанию целой сети изменений, представляемых всяким конкретным феноменон —я аггрегатом конкретных феноменов —и которые суть проявления перво-основного факта, факта, который мы открываем постоянным всегда и всюду, в изменениях совокупностя вещей и во всех взятых отдельно составляющих ее изменениях.

§ 153. Раз эти заключения приняты, раз признано, что довсюду совершающиеся явления суть части общего процесса развития, если только не составляют частей обратного процесеа разложения, то мы можем сделать вывод, что все явления получают себе полное истолкование лишь тогда, когда определено их место в этих процессах. Отсюда следует,• что граннца, к которой направляется развитие знания, будет достигнута тогда, когда формула этих процессов в состоянии будут дать специфическое объяснение каждому явлению в его цельности, равно как и явле’ ниям вообще.

Отчастя объединенное знание, называемое наукой, не обладает еще формулой, способной дать такое всеобщее истолкование. Либо, как в самых сложных науках, прогресс совершается иючти исключительно в областя индукций, либо как в самых простых, дедукдии охватывают лишь (иоставляющия явления; в настоящее время едва догадываются, что окончательная задача состоит в дедуктивном истолковании связной совокупности явлений. Абстрактные науки, имеющия дело с формами, в которых заключены явления, и абстрактно-конкретные, имеющия дело с факторами, сотрудничеством которых пронзводятся явления, с философской точки зрения должны быть подспорьями конкретных наук, занимающихся явлениями—как они существуют, во всейих сложности. Раз констатированы законы форм и законы факторов, остается констатировать законы их произведений, поскольку последния определяются сотрудничеством факторов. Раз даны постоянство силы силы и различные производные динамические законы, остается показать нетолько то, как проявляют характеризующие их прязнаки бытия неорганического мира, но и то, как складываются более шогочисленвые и сложные характеристичдые лрданаки существ органичвских н над —органических; как даростает ориганизм; нак образуется человечеадии шт^дектн как лорождается социальный прогресе.

Очевидно, что развитие знания в орг&яиэеоднный аггрегат прямых и косеелных дедукций из начала постоянства еилы ножет завершиться только в очень отдаленном будущем, но и тогда—необходимо оговориться,—не завершиться вполне. Научный прогресс есть лрогресс равновесия мысли, которое, как мы видели, стремится установиться, но не может достигиуть совершенства ни в какую определеняую эпоху. Хотя наука и никогда не может достигнуть этой окончательной формы и только в очень отдаленное время приблизиться к ней, тем не менее в ластоящее время можно далеко уйти по этому пути.

Без сомнения, то что может быть выполнено теперь—может быть вьшолнено одной личностью крайне несовершенно. Никто не в силах обладать даже настолько усвоенным энциклопедическим знанием, чтоб быть в состоянии организовать уже усталовлевдые истины. Тем не менее, так как прогресс совершается дутем роста, так как всякая оргадизация, начинающаяся легкими и неопределенными очертаниями, пополняется последуиощимв изменениями и добавлениями, то некоторую пользу можно извлечь и из грубаиго очерка, дридающого ныне имеющимея на лидр фактам щя₉ вернее, известным группам фактов —некоторую координадиир. В этом заключается оправдание следующих томов ^они цосвящены будут отделам того, что мы адачале назвади частной философией.

§ 154. Нам остается еще сказать несколько слов об общей части изложенного здесь учения, Прежде, чем приступить к истолкованию частных явлений жизни, духа и обществэ, понятиями материи, движения и силы, мы должны напомнить чдтателю о тт, в каком смысле надо понимать эти истолкования.

Мы ве paз довторяли, что характер этих истолкований— отдосительный; ш> так легко дурдо понимать вещй, что несмотря на очевидность, маогие будут убеждеды. что даваемые наши решения и вытекающия цз влх —до сущности своей материалистичны. Болыщшство людей, слыишц что дазывают материалистамд тех, кто лршшшвает самые слождыя’ явления таким же деятелямъ[7] какие производят и простейшие явления, чувствует антяпахию к такому способу дстолковадия. Даже еслд дредудреждедо это большинство, что долучедные решедия отдосительды, всетакд более дли медее сказывается эта антидатия, ставшая для него лрдвычкой. Такое состояние ума указывает да медьшее уважение к неведомой Причинеу чем лризрение к обыдедным формам, в которых открываетоя дам эта деведомая дрдчида. Людд, десдособдые доддяться вшце вульгарных додятий, дридадощих слову Материя лрезрительные эдитеш «грубая» д «мертвая> ужасяутся, конечно, усдыхав о намерении свести явления жианя, духа общественности —к уровню вещей, столь низмеддых в дх глазах. Но кому яоно, что формы бытия, лредставляющиеся вульгарному уму столь дрдзренными, для человека даукд тем доразительнее, чем лучше изучены их прдздаки— д что они абсолиотдо дедознаваемы в их сущностд, так же абсолютно, как и ощущение, как д то нечто, одареддое созданием, которое восдридимает эти формы; тот, кому все это ясво,—доймет, что дстолкование, к которому мы дрдстулаем, де удлжает высшого, до возвышает ндзщее. Од поймет, что борьба, возгоревшаяся между материалдстами и слдрдтуалистами—есть спор о славах, в котором обе стрроны одинаково абсурдны, дбо каждая дз ндх думает, будто лозн*ет то, чего дякто де может доздать; од лоймет, до какой степеди неосновательда бояздь, о которой мы говордли,. Вдолве убеждеддый, что от десколышх слов, дрядятых дн к удотреблению, не раскроетея кодечдая тайда; он также будет готов фрдиуллровать явления в словах Материя, Даижение д Сила, как д в какдх либо днъвдь; он дойдет д далыде д дрдзнает, что оддо только учение, открывающее дрясутствие нэлоадав&емой Цртицы во всех порядках явледий, что только одно эхо учение мржет дать осдову последоватедьдой религии н посдедоватщьдой фдлоеофия.

Хотя и невозможно помешать ложным толкованиям, особенно з вопросах, задевающих так сильно, тем пе менее, по возможности предохранить себя оть додобных толкований, долезно будет вкратце резюмнровать философско—религиозную доктрину, намечеяную в этой кяиге. С бояее чем дестаточной нолнотой и с разлнчных стороя показано было, что наивысшие истнны, каких мы только можем достнгнуть—суть лишь формулы широко объемлющих законов тех ояытов, какие мы имеем о Материи, Движении и Свле; а Материя, Движение и Снла—только символы неведомых реальностей. Нечто—сущность которого не может быть яознана н которому мы не можем яридать траяиц нв в пространстве, нв ве временн, производит на нас известные действия. Этв действия нмеют сходства no роду, что позволяет нам классифвцировать их под рубриками Материя, Двнжения и Силы; между этямн действиямя существуют нзвестные сходства по сочетаниям, что позволяет нам припиеывать им закояы незыблемые. Аяализ сводит этн различные роды действий к одному н этн разлнчные роды законов —к одному. -Завершение наукв—есть истолкование всех порядков явлеяий в виде различно обусловленных проявлений этого родадействий, разлячно обусловленвых форм этого рода закона. Но совершив все это—наука только сястематизировало опыт; она не рашярнла его границ. Как я раныпе—мы не можем утверждать, что законы также необходимы абсолютно, как стали они необходвмы относвтельяо—дяя нашей мысля. Все, что только возможно .для яас —гэто встолковать процесс вещей. каким он представляется вашему ограниченному сознанию; но мы не можем понять. а тем менее знать реальный процесс. Напомним также, что если еоотношение между феноменальным порядком и порядком онтологяческим непознаваемо, то вне дознавия и соотношение между условнымв формами бытия и безусловнымн. Истолкование всех явлений в фуякциях Материи, Двяжения я Силы—не больше, как только сведение наших сложных символвческих ядей к более простым снмволическим же и оттого, что уравнение приведево к самому простому выражению, символы яе перестают быть символами. Следоватеяьно, рассуждеяия, язложенные яа предшествующих страницах, не дают никакой ноддержки яи одной из соперничествующих гипотез о сущности вещей. Э*ги рассуждения не склоняются ни к материализму, ни к сиирятуалнзму. Всякий аргументѵ повидимому—говорящий в пользу одной из этих гипотез, немедленно нейтрализуется равно сильным в. пользу другой. Материалист, видя чта в силу необходямои дедукции из закона соотношения сил, существующее в сознанти в форме ощущения— может превратиться в эквивалент механического движения и_ѵследовательно, в эквиваленты всежь других сил, проявляемых. материей, сочтет доказанной матерьяльность явлентй сознания. Но исходя из этого яее данного, спиритуалист может утверждать с таким же правом, что если силы, проявляемые материей познаваемы только в форме эквивалентов вознания, производимых въ~ нас этимн силами, то необходимо заключить, что и тогда, когда силы эти существуют вне сознания, они имеют такую же сущность, как и пребывая в сознании; и что_г таким образом, вполнеоправдывается спиритуалистическое понятие, по которому внешний мир представляет еобой нечто по сущности своей тождественное тому, что мы называем духом. Очевидно, что начало соотношения и эквнвалентности сил внешняго н ваутррнняго мира может служнть к уподоблению первыхъ-последним, либо последних —первым, смотря по тому с каких мы вачнем. Но тот, кто хорошо понял учение, изложенное в этой каиге, увидит, что ни одно* из этях отождествлений не может быть принято за основаниеХотя соотношения субъекта и объекта и вынуждают нас иметь эти понятия—антятезы Духа и Материи, но и то и другое суть. лишь символы неведомой Реалъпости*

Конец.

^ Психологические заключения, кратко изложенные в этои и трех следующих параграфах, доказываются в моих „Основаниях психологии». …

и) § 16.

*) Я знал одну даму, которая утверждала, что плотво сложенное платье весит болыне, чем сложенное рыхло и которая на основании этого убеждевия заказнвала себе огромвые чемоданн, дабы этим умевьшить плату за багаж. Другая знакомая мве дама приписывала чувство легкости, сопровождающее бОлыную мускульвую силу, действительновгу уменьшению веса—и верила, что расхаживая с грацией, она мевьдие, чемъобыквовенно давит на землю; она утверждала, что ставши на весы, могла-бы уменьшить вес своего тела едннственно актом воли. Существуют ходячия повятия, выдающия подобное-же состоявие ума и показывающия, что у веобразованных людей неспособность составить себе иредставление о силах и их отноипениях происходит либо от неразвитоств, либо от странностей мысли, объяснимых оргаиическями е* недостатками: и то и другое мешает усвоить физические истины.

Но хотя и много людей, неспособных усвоить физические истины_г отсюда еще ве следует, чтобы они не могли быть познаны к priori развитым умом, все равво, как ве следует, что логические истины не необходимы—лишь из того, что неразвитые умы не могут видеть их необходимости.

К числу таких понятий следует отнести долго господствовавшие понятия о созидаемости и уничтожаености материи. Во первых —смешивали две радикальво десходные вещи, исчезновение материи из места_т в котором она раньше находилась, с переходом её от бытия к небытию. Лишь после того, как достигнута была умственная сила, гораздо высшая той, какой обииадают люди без развития, могло быть устранейо сиешивавие этих двух вещей, одвой—исчевающей с поля иаблиэдвния, с другой—абсолютно исчезающий из пространства. Пока же существу-

ет указавное смешение, иривимается верование, что материя можетъувичтожаться. Во вторых, веровавие это госяодствует до тех лишь пор, покуда не выработава способвость арозреыия, яозволяющая видеть, что происходит, когда мысленво уничтожается материя. Но когда, по мере умствеввого роста, смутвые повятия. рождающиеся в весовершенно оргавнзованвом верввом аппараге, уступают место ясвым повятиям, соответствукицим развитому нервному аппарату, этот последний_г съорганнзованный опытами no модели внешних феноменовь, делает необходимыми в мысли отноидевия, отвечающия абсолютдым законам вещей. Откуда, между многим другим, проистекает шшятие о вечности материи.

В самом деле, ввимательвый субъективвый авализ показывает, что пояятис это есть данное созвания, ИИрсдставьте себе, что все пространство вокруг вас освобождеью от занимающих его тел, за исключением одного. Затен вообразите себе, что это единственное оставшееся тело не смещаясь, но оставаясь на том же месте, превращается в ннчто. Вы ве можете вообразить себе этого. Вы ве можете мыслить пустым пространства, ранее бывшого твердым, не вывося из него того, что делало его твердым. То, что вазывается абсолютной несжимаемостью материи—есть закон, познаваемый мьислью. Какъ-бы ви был ничтожен объем, к воторому мы мыслейно сведем какой дибо кусок материи, невозможно мыслить этот кусок сведенным ва вичто.

*) Из боязни, что читатель может не заприметить этого, я должен предупредить его, что термины истнна a priori и необходимая истгина, употребляемые мною в этой книге, не должны быть понимаемы в старинном смысле, как знания, абсолютно независимые от опыта, но лишь как знание, сгавшие органичесаими вследствие громадного накоплевия нолучсвных опнтов. частью личвых, но большею частью—опытов всех предков, от которых наследуется нервная оргавизация. Обратившись к основаниям псиосологии, читатель увидит что гарантии, какие мы имеем относнтельно зтого убеждения, одного из конечныхь к не разрушимых, состоят в том, что в гнпотезе развития, оно имеет за себя неизмеримо ббльшее накоолеяие опытов, чеи сколько ножег приобресть индивидуушъ

^а) В настоящей главе я унотребляю это выражение без эсякой иетафизической задней мысли, но единственно, чтобы не давать повода к заключеяиям, которых я не признаю.

и) Что касается делаемого нами здесь осдовного различевия между силой, производящей заполневность пространства и силой, открывающейся в различных форвиах деятельности, то в этом я расхожусь с некоторыми из моих друзей—ученых. Они не допускают, чтобы понятие свлы подразумевалось в понятии единицы материи. Во всякон случае с психологической точки зрения материя с её свойствами есть неизвестиая причина ощущений, прожзводимых вь нас, одно нз воторых, неустранимое в то время, когда другие иогут быть устравяемы, есть сопротивление вашин усилиям, сопротивлеяие, которое мы должяы символизировать, как эквивалент нейтрализуемой им мускульной силы. Когда мы воображаеи себе единицу материи, мы не можем не ныслить символа, единственяо при иомощи которого материя может быть представлена в иысли, как дечто суицествующее. Невозможно утверждать, что остается понятие какого-то бытия, после того, как ны лишнм его содержания, лишив мыслимого признака, могущого отличать его от пустого простравства. Отяимите от единици материи то, что вы мыслите, какь объективвый коррелятив субъективного чувства усилия—и все здаяие яаших фнзических иовятий исчезнет без следа.

*) Этот параграф есть немного дополненное воспроизведение идеи, изложенной в „ The Medico-Chirurgucal Review^ц aa январь 1859 г. (стр. 189, 190). Он содержит зародыш шестой части, которую я хотел прибавить к „0снованиям Психологии^и и которую не прибавил по причииам, ₍указаввым в предисловии этой книги.

¹) § 150, глава 19.

⁴) § 69, глава 8.

§ 171, глава 22.