Вопросы Милинды

КНИГА ПЕРВАЯ. ВНЕШНЕЕ ПОВЕСТВОВАНИЕ

Поклон

Блаженному Святому Истннновсепросветленному[1]!

В славном городе Сагале[2] царь, Милинда по имени,

С Нагасеною мудрым встретился –

так Ганга с морем встречается.

Пришел царь к красноречивому тьмы гонителю,

знания светочу,

И много о разных предметах он задал искусных вопросов.

Отвечал ему Нагасена в беседе глубокомысленной,

Сладкозвучной, в сердце западающей,

вызывающей трепет восторга.

В абхидхарму и устав углубляясь,

нити сутр в сеть речей вплетая[3],

Уснащал он свои ответы пояснениями и примерами[4].

Размышляя об этом усердно, возвеселитесь же помыслами,

Вопросам искусным внемлите –

и сомнениям места не будет.[5]

Рассказывают так:

Есть в стране греческой[6], богатой поселениями, город названием Сагала; красят его горы и реки, расположен он в отрадной местности, обилен садами, рощами и парками, прудами и озерами; чарует лесами, горами и реками; искусно воздвигнут; не страшны ему недруги и неприятели, не грозит ему осада; его стены и сторожевые башни построены затейливо и прочно; ворота с надвратными башнями – прекраснейшие из прекрасных; белокаменной стеною обнесен и рвом глубоким обведен царский дворец; дороги, улицы, развилки, перепутья правильно проложены; полны торговые ряды прекрасными и разными товарами, разложенными на продажу; под сотнями навесов нуждающимся раздают дары; сто тысяч прекрасных зданий, сверкающих, как Гималайских гор вершины, украшают город; слонами и конями, пешеходами и колесницами запружены улицы; многолюден город, полон красивых мужчин и женщин, роится толпами народа, населен множеством кшатриев, брахманов, вайшьев и шудр[7]; разных толков шраманы и брахманы[8] здесь собираются во всяческих науках сведущие, живут здесь многоученые мужи; здесь торгуют различными тканями – бенаресскими, котумбарскими[9] и прочими; здесь воздух напоен благоуханием множества пышных цветов и благовонных товаров, разложенных на продажу; здесь самоцветов драгоценных изобилие; в торговых рядах, расположенных по странам света, купцы – торговцы драгоценностями раскладывают свой товар; серебром и золотом, каршами и каршапанами[10] улицы мостить можно; озарены кладовые сверканием сокровищ; богатства в избытке копятся, закрома и амбары полнятся, еды и питья изобилие; всяческих кушаний – твердых, мягких и жидких, напитков и смешанных[11] – здесь можно отведать; видом город подобен Стране северных куру[12], хлебом обилен, как Алакаманда, божественный град[13].

Остановимся на этом, ведь следует рассказать об их прошлых деяниях. Притом весь рассказ должен быть поделен рассказчиком на шесть частей, а именно: «Связь с прошлым», «Вопросы Милинды», «Вопросы о свойствах», «Вопросы-рогатины», «Вопрос о выводе», «Вопросы к изложению сравнений». Из них «Вопросы Милинды» двух родов: «Вопросы о свойствах» и «Вопросы, пресекающие разномыслие». «Вопросы-рогатины» тоже двух родов: «Большая глава» и «Вопросы к описанию йога». «Связь с прошлым» – это их прошлые деяния[14].

Говорят, что давным-давно, когда помнили еще проповедь Блаженного Кашьяпы[15], жила в одной обители у Ганги большая община монахов. Соблюдая правила поведения, монахи поднимались там с зарею[16], мели длинными метлами двор, размышляя попутно о достоинствах Просветленного[17], и сгребали мусор в кучу.

И вот однажды один монах говорит послушнику[18]: «Эй, послушник, вынеси-ка этот мусор!» А тот словно и не слыхал, продолжает себе свое. Монах и второй раз, и третий раз[19] к нему обращается – а тот словно и не слышит, продолжает себе свое.

«Каков неслух!» – рассердился монах и ударил его метловищем. Тот заплакал, вынес со страху мусор и взмолился в первый раз: «О, быть бы мне от этого праведного деяния – выбрасывания мусора – в каждом будущем существовании, пока я не достигну покоя[20], могучим и блистательным, словно солнце в полдень!»

Вынесши мусор, он спустился к Ганге помыться и, глядя на водовороты ее быстрого течения, опять взмолился: «О, быть бы мне в каждом будущем существовании, пока я не достигну покоя, словно это быстрое течение! Быть бы мне находчивым[21] при всяком случае, неизменно находчивым!»

А монах поставил метлу в сарай и тоже спускался к Ганге помыться. Услышав мольбу послушника, он подумал: «Вот о чем он молит! А ведь это я его заставил. Ну, у меня тогда и подавно все сбудется». И он взмолился: «О, быть бы мне в каждом будущем существовании, пока я не достигну покоя, словно это быстрое течение Ганги – неизменно находчивым! Какие бы вопросы он мне ни задал – чтобы я был способен все находчиво заданные им вопросы распутать и разрешить!»

От прошлого будды до нынешнего оба они, странствуя в мирском кружении, рождались небожителями и людьми. Видел их и наш Просветленный и, так же как Тишье, сыну Маудгали[22], предрек им будущее: «Они явятся в мир через пятьсот лет после моего упокоения, и тонкости учения – послушания, заповеданного мною, они словно колтун расчешут, словно из зарослей колючих вытащат и разъяснят: один задаст вопросы, другой удачно ответит сравнениями».

Из них двоих послушник стал в городе Сагале на материке Джамбу[23] царем по имени Милинда, образованным, способным, ученым, одаренным. Он тщательно и в должное время исполнял все обряды, действия и ритуалы, относящиеся к прошлому, будущему и настоящему[24]. Ему были ведомы многие науки, а именно: шрути, предание, санкхья, йога, политика, вайшешика, арифметика, музыка, врачевание, четыре веды, древние сказания и были, астрономия, колдовство, логика, совещания, военное искусство, стихосложение и счет на пальцах – одним словом, девятнадцать наук[25]. В диспутах несравненный и не превзойденный[26], он выделялся среди многих учителей разных толков[27]. И на всем материке Джамбу некому было в силе, ловкости, мужестве, мудрости сравниться с царем Милиндой – богатый, зажиточный, состоятельный, предводитель рати несметной[28].

И вот как-то раз царь Милинда выехал из города, желая сделать смотр своей несметной и безмерно могучей рати, состоявшей из войск четырех родов[29], и, когда построившиеся за городом силы были по его приказу сочтены, этот царь, любитель заводить споры и охотник вступать в диспуты с рассуждателями, возражателями[30] и им подобными людьми, взглянул на солнце и обратился к советникам: «До конца дня еще далеко. К чему возвращаться теперь же в город? Нет ли где ученого главы общины, учителя школы, руководителя школы – шрамана, брахмана или из тех, кто признает Святого Истинновсепросветленного[31], кто смог бы со мной побеседовать, сомнение мое развеять?»

В ответ на это пятьсот греков сказали царю Милинде[32]: «Есть, государь, шесть учителей: Пурана Кашьяпа; Маккхали Госала; Ниргрантха, сын Наты; Санджая, сын Беллатхи; Аджита Волосяное Одеяло; Пакудха Каччаяна[33]. Все они – главы общин, наставники школ, руководители школ, известные, прославленные проповедники, высокочтимые многими людьми; поезжай, государь, задай им вопрос и разреши сомнение».

И вот царь Милинда в окружении пятисот греков взошел на превосходную колесницу с плавным ходом и приехал к Пуране Кашьяпе. Приехав, царь обменялся с Пураной Кашьяпой учтивыми, дружественными словами приветствия и сел подле него. И, сидя подле Пураны Кашьяпы, царь Милинда обратился к нему: «Кто, почтенный Кашьяпа, стережет мир?»

– Земля, государь, стережет мир.

– Но, почтенный Кашьяпа, если земля стережет мир, то почему же тогда идущие в ад Незыбь[34] покидают пределы земли?

И, услышав это, Пурана Кашьяпа задохнулся, поперхнулся; умолкший, поникший, он так и остался сидеть, задумавшись.

И царь Милинда сказал Маккхали Госале: «Есть ли, почтенный Госала, благие и неблагие деяния? Есть ли у деяний праведных и неправедных плод, последствие?»

– Нет, государь, благих и неблагих деяний, нет у деяний праведных и неправедных плода, последствия. Те, кто на этом свете кшатрии, государь, те и на том свете станут кшатриями; кто на этом свете брахманы, вайшьи, шудры, чандалы, пуккусы[35], те и на том свете станут брахманами, вайшьями, шудрами, чандалами и пуккусами. Причем тут благие и неблагие деяния?

– Но если, почтенный Госала, те, кто на этом свете кшатрии, брахманы, вайшьи, шудры, чандалы, пуккусы, и на том свете станут кшатриями, брахманами, вайшьями, шудрами, чандалами, пуккусами, то не к чему и совершать благие и неблагие дела. Тогда, почтенный Госала, те, кто на этом свете безруки, и на том свете станут безрукими; безногие станут безногими, безносые и безухие станут безносыми и безухими?

На это Госала смолчал. И царь Милинда подумал: «Увы, пусто на материке Джамбу, увы, одна болтовня на материке Джамбу! Нет здесь ни шрамана, ни брахмана, кто смог бы со мной побеседовать, сомнение мое развеять!»

И царь Милинда обратился к советникам: «Как хорошо в лунную ночь! К какому бы шраману или брахману пойти нам сегодня, вопрос задать? Кто сможет со мной побеседовать, сомнение мое развеять?» В ответ на это советники стояли и молча смотрели в лицо царя. В то время в городе Сагале уже двенадцать лет не было ученых – ни шраманов, ни брахманов, ни мирян[36]. Узнав, что где-то живет ученый шраман, брахман или мирянин, царь отправлялся к нему и задавал ему вопрос, но никто не мог угодить царю и ответить на его вопросы. Люди уходили куда глаза глядят[37], а те, кто не уходил на чужбину, сидели все и молчали. Монахи же по большей части уходили в Гималаи.

И в то время в Заповедном логу Гималайских гор обитала тысяча миллионов[38] святых. И вот достопочтенный Ашвагупта, услышав дивным слухом вопрос царя Милинды, созвал общину на вершине горы Югандхары[39] и спросил монахов: «Скажите, любезные, нет ли среди нас монаха, способного с царем Милиндой побеседовать, его сомнение развеять?» На это тысяча миллионов святых промолчала. И во второй и в третий раз они в ответ лишь молчали[40]. Тут достопочтенный Ашвагупта говорит общине: «Любезные! В обители Тридцати Трех[41], к востоку от дворца Победного[42], живет во дворце Лучезарном богородный Махасена. Вот кто способен с царем Милиндой побеседовать, его сомнение развеять». И тут тысяча миллионов святых исчезла с горы Югандхары и мгновенно перенеслась[43] в обитель Тридцати Трех[44].

И издали уже завидел приближающихся монахов Шакра, глава богов. Завидев достопочтенного Ашвагупту, он подошел к нему. Подойдя, он приветствовал достопочтенного Ашвагупту и стал подле. И, стоя подле достопочтенного Ашвагупты, Шакра, глава богов, сказал достопочтенному Ашвагупте: «Какая большая община пожаловала, почтенный! Я – слуга общины[45]. Что случилось? Что я должен сделать?»

И достопочтенный Ашвагупта сказал Шакре, главе богов: «Государь! В городе Сагале на материке Джамбу есть царь по имени Милинда. В спорах несравненный и непревзойденный, он выделяется среди многих учителей разных толков. Он является в общину, задает каверзные[46] вопросы и этим вредит общине».

И Шакра, глава богов, сказал достопочтенному Ашвагупте: «Почтенный, а ведь этот царь Милинда родился человеком после того, как был здесь богом. Здесь, почтенный, во дворце Лучезарном, живет богородный Махасена. Вот он способен побеседовать с царем Милиндой, сомнение его развеять. Попросим же богородного родиться в мире людей!»[47]

И вот Шакра, глава богов, вошел, пропустив вперед общину, во дворец Лучезарный, обнял Махасену и сказал ему: «О достойный! Община просит тебя родиться в мире людей».

– Нет, почтенный, ни к чему мне мир людей. Там много деяний[48], мир людей суров. Я буду рождаться в мирах богов все выше и выше, пока не достигну покоя[49].

И во второй и в третий раз на просьбу Шакры, главы богов, богородный Махасена отвечал: «Нет, почтенный, ни к чему мне мир людей. Там много деяний, мир людей суров. Я буду рождаться в мирах богов все выше и выше, пока не достигну покоя».

И достопочтенный Ашвагупта сказал богородному Махасене: «О, достойный! Мы искали в целом мире с богами – и, кроме тебя, никого не нашли, кто бы помог нам пресечь речи царя Милинды и поддержать Учение. О, достойный, община просит тебя: пожалуйста, благой муж, стань поддержкой Учению Десятисильного[50]

Услышав это, богородный Махасена, довольный-предовольный, радостный-прерадостный, подумал: «Он, значит, думает, что я смогу пресечь речи царя Милинды и поддержать Учение!» И он пообещал: «Хорошо, почтенный, я согласен родиться человеком».

И вот монахи, достигнув своей цели, исчезли из обители Тридцати Трех и мгновенно перенеслись в Заповедный Лог[51]. И вот достопочтенный Ашвагупта сказал общине: «Любезные! Все ли монахи нашей общины в сборе? Никто не отсутствует?»

– Нет, почтенный! Уже семь дней, как достопочтенный Рохана ушел в Гималаи и погрузился в торможение[52]. Пошлите к нему вестника.

А достопочтенный Рохана в тот самый миг вышел из торможения. Он понял, что его поминают в общине, исчез из Гималайских гор и мгновенно перенесся к тысяче миллионов святых. И вот достопочтенный Ашвагупта сказал достопочтенному Гохане: «Как же это ты, любезный Рохана? Учению Просветлённого наносится вред, а ты и не видишь, что должна делать община?»

– Я не обратил внимания, почтенный.

– Тогда, любезный Рохана, отработай за это.

– Что нужно сделать, почтенный?

– У подножия Гималаев, любезный Рохана, есть брахманская деревня, называемая Каджангала. Там живет брахман Сонуттара. У него родится мальчик, которого назовут Нагасеной. Так вот, любезный Рохана, ты будешь ходить семь лет и десять месяцев в их дом за подаянием и однажды, придя за подаянием, заберешь мальчика Нагасену и пострижешь его. Когда Нагасена будет пострижен, работа твоя кончится.

– Хорошо,– согласился достопочтенный Рохана.

А богородный Махасена ниспал из мира богов и стал зародышем в чреве супруги брахмана Сонуттары. Одновременно с его воплощением случились три чудесных, волшебных явления: засверкало оружие, хлеба заколосились, ливень прошел[53]. Достопочтенный же Рохана семь лет и десять месяцев[54], считая со дня воплощения Махасены, ходил в тот дом за подаянием, но ни разу не имел ни пригоршни рису, ни ложки каши, ни приветствия, ни почтительного складывания рук, ни достойного обхождения, и доставались ему лишь хула и поношение; даже слов «проходите, почтенный»[55], и то никто ему не сказал.

Но вот, когда прошло семь лет и десять месяцев, он однажды услышал: «Проходите, почтенный».

В тот же день брахман, возвращаясь домой с какого-то дела, встретил тхеру по дороге и окликнул его: «Эй, монах! Приходили вы к нам в дом?»

– Да, брахман, приходил.

– И что-нибудь получили?

– Да, брахман, получил.

Тот пришел домой и недовольно спросил: «Давали вы что-нибудь этому монаху?»

– Нет, ничего не давали.

На следующий день брахман сел у самой двери в дом: «Сегодня я поймаю монаха на лжи». И на следующий день тхера подошел к дверям брахманского дома. Едва завидев тхеру, брахман сказал: «Вы вчера сказали, будто получили что-то у нас в доме, а сами не получили. Разве у вас можно лгать?» Тхера ответил: «Мы, брахман, ходили к вам в дом семь лет и десять месяцев, и нам даже «проходите» ни разу не сказали. Вчера только я получил это «проходите». Вот, имея в виду эту любезность, я так и сказал». Брахман подумал: «Ему всего-то любезно ответили, а он уже благодарит на людях! Как же он станет благодарить, когда ему подадут поесть – риса ли, каши ли!» Это ему понравилось. Он велел дать монаху ложку приготовленного для него самого риса с приправой и сказал: «Столько вам здесь всегда подадут».

Через несколько дней брахман присмотрелся к тхере, приходившему к нему в дом, и кротость того стала ему нравиться еще больше; наконец, он предложил тхере всегда совершать трапезу у него в доме. Тхера молча дал понять, что согласен.

Каждый день он после еды рассказывал им понемногу из Речений Просветленного[56], а затем уходил. Брахманка же родила через десять месяцев[57] сына; назвали его Нагасеной.

Мало-помалу он подрастал, и исполнилось ему семь лет. И вот отец юного Нагасены спросил юного Нагасену: «Сынок мой Нагасена! Не пора ли тебе учиться, как это принято в нашем брахманском роду?»[58]

– А какое, батюшка, в нашем брахманском роду учение?

– Учение, сынок мой Нагасена,– это три веды, а остальные умения[59] – это умения, и только.

– Да, я выучусь, батюшка.

И отец Нагасены заплатил брахману-учителю тысячу[60] за обучение, отвел ему во внутренних помещениях дома отдельную комнату с ложем[61] и сказал: «Обучи моего мальчика, брахман. Он должен выучить мантры[62] наизусть».

– Ну, мальчик, запоминай мантры, мой дорогой.

И брахман-учитель начал урок. И с первого же слушания трех вед юный Нагасена все их воспринял, понял слова, твердо запомнил, прочно усвоил и надежно запечатлел в памяти; у него разом открылось видение всех трех вед вместе со знанием словарей и ритуала, древних сказаний и с членением на слоги; он выучился грамматике, выучился выделять слова из предложения, узнал признаки великого человека и усвоил искусство спора[63].

И вот юный Нагасена спросил отца: «Батюшка! Учатся ли в нашем брахманском роду еще чему-нибудь кроме этого, или это все?»

– Нет, сынок, ничему, кроме этого, в нашем брахманском роду не учатся. Это все.

И юный Нагасена отчитался перед учителем и вышел из дому. Он уединился и сосредоточенно задумался, и, обозревая начало, середину и конец своего умения, он не нашел в нем даже малой сути – ни в начале, ни в середине, ни в конце. «Увы, пусты эти веды, увы, одна болтовня эти веды, нет в них сути, далеко им до сути!» – подумал он с раскаянием и недовольством.

А в это время достопочтенный Рохана, находясь в обители Приютной, узрел своею мыслью помышление юного Нагасены. Он надел верхнюю одежду, взял в руки миску и, исчезнув в обители Приютной, мгновенно перенесся в брахманскую дерев­ню Каджангалу[64]. И издали уже завидел приближавшегося достопочтенного Рохану юный Нагасена, стоя в сторожке у ворот дома. Увидев его, довольный, оживленный, обрадован­ный, в приятном, приподнятом настроении, он подумал: «Может статься, что этот-то монах и знает суть»[65]. Подойдя к достопоч­тенному Рохане, он спросил его: «У тебя побрита голова, и ты одет в желтое; кто ты, господин?»[66]

– Я монах, мальчик.

– А отчего ты монах, господин?

– Монахом я стал, маль­чик, чтобы смахнуть с себя грехи и грязь, потому меня и зовут монахом[67].

– А почему, господин, волосы у тебя подстрижены не так, как у других?

– Я понял, мальчик, что от них шестнадцать помех, состриг волосы, усы и бороду и ушел в монахи. Помехи вот какие: украшение волос – помеха, наряжение их – помеха, втирание масла – помеха, мытье – помеха, гирлянды цветов – помеха, духи – помеха, благовония – поме­ха, желтый сандал – помеха, миробалан – помеха, крашение во­лос – помеха, подвязывание – помеха, причесывание – поме­ха, стрижка – помеха, распутывание – помеха, вши – помеха, а когда людям срезают волосы, они печалятся, сетуют, причи­тают, бьют себя в грудь, впадают в помрачение. Запутавшись в шестнадцати помехах, люди губят в себе понимание весьма тонких умений.

– А почему, господин, у тебя и одежда не такая, как у других?

– Одежды, мальчик, связаны с жела­ниями, прельстительны, это принадлежность мирской жизни, а надевшему желтое никакая опасность из-за одежды не гро­зит[68]. Поэтому одежда у меня не такая, как у других.

– А знаешь ли ты умения, господин?

– Да, мальчик, умения я знаю и высшую мантру на свете тоже знаю.

– И меня можно ей научить, господин?

– Да, мальчик, можно.

– Так  на­учи.

– Не сейчас, мальчик. Мы ведь пришли в дом за подая­нием.

И вот юный Нагасена принял из рук достопочтенного Роханы миску, проводил его в дом, сам положил ему вдоволь отменной еды, твердой и мягкой, и, когда достопочтенный Роха­на поел и вымыл миску и руки, сказал ему: «Теперь научи ме­ня мантре, господин».

– Избавься от помех, мальчик, отпро­сись у отца с матерью, надень монашеское платье, как у меня, тогда я тебя научу.

И вот юный Нагасена пришел к отцу с матерью и сказал: «Батюшка, матушка! Этот монах говорит, что знает высшую на свете мантру. Но он учит ей только тех, кто уходит вместе с ним в монахи. Могу я уйти в монахи и выучить его мантру?»

– Ну, что же, – рассудили отец с ма­терью,– если ради мантры надо идти в монахи, пусть идет. Выучит наш сын и вернется. И они отпустили его: «Ступай, сынок».

И вот достопочтенный Рохана пришел вместе с юным Нагасеной в обитель Приютную, в урочище Разинутая Пасть. В приюте у Разинутой Пасти они переночевали и пришли в Заповедный Лог. Там достопочтенный Рохана в присутствии тысячи миллионов святых свершил пострижение юного Нагасе­ны.

И вот, уже монах, достопочтенный Нагасена сказал досто­почтенному Рохане: «Теперь, почтенный, на мне такое же платье, как и на тебе. Научите меня теперь мантре».

– Что же мне для начала преподать Нагасене – сутры или абхидхарму? – подумал достопочтенный Рохана.

– Ну, да ведь Нагасена умен, он без труда воспримет абхидхарму.

Преподал он ему абхидхарму. А достопочтенный Нагасена с первого же слуша­ния запомнил наизусть всю Корзину Абхидхармы: «Счисление дхарм», известное своим членением дхарм на благие, неблагие и безразличные и прочими двойками и тройками дхарм; трактат «Раскладка», известный своими восемнадцатью частями – «раскладками»: «Раскладка груд» и так далее; трактат «Описание элементов», имеющий четырнадцать частей: «Сцепленность», «Несцепленность» и так далее; «Описание типов личностей» в шести частях: по грудам, по источникам и прочие; трактат «Предметы разногласий», имеющий тысячу глав, в пятистах главах излагаются наши взгляды, а в пятистах других – чужие взгляды; трактат «Противоположности» в десяти частях: «Противоположности в связи с грудами», «Противоположности в связи с корнями» и так далее; трактат «Основания» в двадца­ти четырех частях: «Причины и следствия», «Опоры и следст­вия»[69] и прочие – и сказал: «Подождите, почтенный. Не нуж­но излагать еще раз. Я и так запомню».

И вот достопочтенный Нагасена пришел к тысяче миллионов святых и, придя к тыся­че миллионов святых, сказал: «Почтенные! Я берусь пол­ностью, без сокращений, изложить всю Корзину Абхидхармы, упорядочив его по благим дхармам, неблагим дхармам и без­различным дхармам».

– Пожалуйста, Нагасена, излагай.

И достопочтенный Нагасена за семь месяцев полностью изло­жил семь трактатов[70]. Гул раздался в земле, «Хорошо!» – вос­кликнули боги, в мирах Брахмы загрохотало, а с небес дож­дем посыпались цветы кораллового дерева[71] и порошок санда­ла.

А когда достопочтенному Нагасене исполнилось двадцать лет, тысяча миллионов святых совершила в Заповедном Логу обряд его посвящения[72]. Наутро после посвящения достопоч­тенный Нагасена встал, надел верхнюю одежду, взял в руки миску и пошел со своим наставником за подаянием. Вдруг у входа в деревню ему подумалось: «А ведь пуст мой наставник! А ведь глуп мой наставник! Что же это он мне сначала абхид­харму преподал, а не другие Речения Просветленного!»

А досто­почтенный Рохана узрел своею мыслью помышление достопоч­тенного Нагасены и сказал достопочтенному Нагасене: «Недо­стойные у тебя помыслы, Нагасена. Недостойно это тебя».

– Ах, чудеса! Ах, волшебство! – изумился достопочтенный Нага­сена.– Наставник видит своею мыслью мои помышления! Как же умен мой наставник! Сейчас же повинюсь перед наставни­ком.

И достопочтенный Нагасена сказал достопочтенному Рохане: «Простите меня, почтенный. Я не буду больше так ду­мать».

А достопочтенный Рохана сказал достопочтенному На­гасене: «Нет, Нагасена, просто так я тебе не прощу. А вот есть, Нагасена, город, называемый Сагала. Царствует там царь по имени Милинда. Он задает еретические вопросы и этим вредит общине. Если ты пойдешь туда, образумишь его и об­ратишь к Учению, то я прощу тебя».

– Да что, почтенный, один царь Милинда! Пусть приходят все цари с целого матери­ка Джамбу, все пусть задают вопросы – я на все отвечу, кам­ня на камне не оставлю, только простите меня сейчас, почтен­ный.

– Нет, пока не прощу.

– Тогда, почтенный, с кем мне прожить эти три месяца[73]?

– В обители Приютной, На­гасена, живет достопочтенный Ашвагупта. Ступай к Ашвагупте, Нагасена. Когда придешь, поклонись ему земно от моего имени и вот что скажи: «Мой наставник земно вам кланяется, почтен­ный. Он надеется, что вы здоровы, крепки и живется вам легко. Меня он послал прожить эти три месяца при вас». Если до­стопочтенный Ашвагупта спросит: «Как звать твоего наставни­ка?», то ты отвечай: «Его почтенный, зовут тхера Рохана». А если он спросит: «А меня как звать? », то ты отвечай: «Мой наставник ваше имя знает, почтенный».

– Да, почтенный.

– И достопочтенный Нагасена попрощался с достопочтенным Рoханой, обошел его посолóнь, надел верхнюю одежду, взял в руки миску и ушел. Наконец добрался он до обители Приют­ной, где жил достопочтенный Ашвагупта. Подойдя, он привет­ствовал достопочтенного Ашвагупту и стал подле. И, стоя под­ле, достопочтенный Нагасена сказал достопочтенному Ашвагуп­те: «Мой наставник, почтенный, земно вам кланяется. Вот что он передает: он надеется, что вы здоровы, крепки и недуги не слишком вам докучают и что живется вам легко. Меня он при­слал прожить эти три месяца при вас».

И достопочтенный Аш­вагупта спросил достопочтенного Нагасену: «Тебя как звать?»

– Меня зовут Нагасена, почтенный.

– А наставника твоего как звать?

– Мой наставник – тхера Рохана, почтенный.

– А меня как звать?

– Мой наставник ваше имя знает, поч­тенный.

– Хорошо, Нагасена, клади сюда свою миску и верх­нюю одежду.

– Хорошо, почтенный.

И он положил свою миску и верхнюю одежду. На следующий день Нагасена прибрал в келье, принес воды для полоскания рта и палочку для чистки зубов. А тхера по прибранному опять прибрал, вылил воду и принес свежей, выбросил палочку и взял другую, а сам не проронил ни слова. Так продолжалось семь дней. На восьмой день он задал те же вопросы, получил те же ответы и разре­шил Нагасене прожить с ним время дождей.

А к тому времени одна уважаемая мирянка уже полных тридцать лет помогала достопочтенному Ашвагупте. И вот, ко­гда прошло три месяца, эта мирянка пришла к достопочтенно­му Ашвагупте. Придя, она сказала достопочтенному Ашвагупте: «Почтенный, есть ли при вас еще монах?»

– Да, госпожа, при мне есть монах по имени Нагасена.

– Тогда, почтенный Аш­вагупта, примите вместе с Нагасеной на завтра мое приглаше­ние на трапезу.

Достопочтенный Ашвагупта молча дал по­нять, что согласен[74]. И вот наутро достопочтенный Ашвагупта встал, надел верхнюю одежду, взял в руки миску и с достопоч­тенным Нагасеной, который был ему провожатым шраманом[75], пришел в жилище мирянки и, придя, сел на предложенное си­денье. А мирянка сама положила достопочтенному Ашвагупте и достопочтенному Нагасене вдоволь отменной еды, твердой и мягкой. И достопочтенный Ашвагупта поел, вымыл миску и ру­ки и сказал достопочтенному Нагасене: «Порадуй, Нагасена, госпожу проповедью». С этими словами он встал с сиденья и ушел. И вот мирянка сказала достопочтенному Нагасене: «Я уже стара, почтенный Нагасена. Порадуй меня в проповеди глубоким изложением Учения». И достопочтенный Нагасена произнес для нее глубокую проповедь об абхидхарме, надмирную[76], толкующую о пустоте[77]. И не успела мирянка подняться со своего сиденья, как открылось ей незапыленное, незамутнен­ное видение дхармы: «Все, что слагается, пресечется»[78]. И сам достопочтенный Нагасена, порадовав мирянку проповедью, вду­мался в дхарму, которую излагал; и пришло к нему прозрение; и не успел он подняться со своего сиденья, как получил плод обретения слуха.

А достопочтенный Ашвагупта сидел в беседке. Он понял, что оба они обрели видение дхармы, и вслух похвалил Нагасену: «Отлично, Нагасена, отлично! Один раз метнул копье – и два зверя с ног долой!» И многие тысячи богов вслух похвалили его. И вот достопочтенный Нагасена встал с сиденья и пришел к достопочтенному Ашвагупте. Придя, он приветствовал досто­почтенного Ашвагупту и сел подле. И достопочтенный Ашвагуп­та сказал достопочтенному Нагасене, севшему подле него: «Ступай в Паталипутру, Нагасена. В городе Паталипутре жи­вет в ашоковой роще достопочтенный Дхармаракшита. У него ты изучишь Речения Просветленного».

– А далеко ли отсюда до города Паталипутры, почтенный?

– Сто йоджан[79], Нага­сена.

– Дальняя дорога, почтенный. В дороге еду добыть трудно, как же мне идти?

– Ступай, Нагасена, будет тебе в дороге подаяние: рисовая каша, очищенная от черных зерен, с разными приправами и подливами.

– Да, почтенный.

И достопочтенный Нагасена попрощался с достопочтенным Ашвагуптой, обошел его посолонь, надел верхнюю одежду, взял в руки миску и отправился в Паталипутру.

А в это время некий паталипутрский купец выступил с обо­зом в пятьсот возов по дороге на Паталипутру. И издали уже завидел приближавшегося достопочтенного Нагасену патали­путрский купец. Увидев его, он велел остановить пятьсот своих возов, подошел к достопочтенному Нагасене и, подойдя, привет­ствовал достопочтенного Нагасену: «Куда идешь, почтен­ный?»

– В Паталипутру, хозяин.

– Отлично, почтенный. Мы тоже едем в Паталипутру. С нами вы прекрасно доедете.

И вот паталипутрскому купцу понравилось обхождение досто­почтенного Нагасены. Он сам положил ему вдоволь отменной еды, твердой и мягкой, и, когда достопочтенный Нагасена поел и вымыл миску и руки, купец сел подле него, взяв сиденье по­ниже. И, сидя подле достопочтенного Нагасены, паталипутрский купец спросил его: «Как тебя зовут, почтенный?»

– Меня зовут Нагасена, хозяин.

– Не знаешь ли ты Речений Просветленно­го, почтенный?

– Из абхидхармы знаю, хозяин.

– Вот по­везло мне, почтенный! Право, везет мне, почтенный! Я ведь то­же изучаю абхидхарму, и ты, оказывается, изучаешь абхидхар­му. Почитай мне из абхидхармы, почтенный.

И вот достопоч­тенный Нагасена преподал паталипутрскому купцу абхидхарму, и уже во время слушания открылось паталипутрскому купцу незапыленное, незамутненное видение дхармы: «Все, что слага­ется, пресечется». И паталипутрский купец пропустил пятьсот своих возов вперед, а сам шел позади. Невдалеке от Паталипутры он остановился на развилке дорог и сказал достопочтен­ному Нагасене: «Вон дорога в ашоковую рощу, почтенный На­гасена. А вот прекрасное мое шерстяное одеяло. В длину оно шестнадцать локтей, в ширину – восемь локтей. Очень прошу тебя, почтенный, прими от меня это прекрасное одеяло в дар». И достопочтенный Нагасена принял в дар это прекрасное одея­ло. И вот паталипутрский купец, довольный, оживленный, обра­дованный, в приятном, приподнятом расположении духа, попро­щался с достопочтенным Нагасеной, обошел его посолонь и уда­лился.

И вот достопочтенный Нагасена пришел в ашоковую рощу к достопочтенному Дхармаракшите и рассказал о причине свое­го прихода. И за три месяца он выучил от достопочтенного Дхармаракшиты с одного слушания Три Корзины Речений Просветлённого, а еще через три месяца усвоил и смысл.

И вот достопочтенный Дхармаракшита сказал достопочтенному Нага­сене: «Ты, Нагасена, словно пастух: коров он стережет, а мо­локо другие пьют. Вот и ты: Три Корзины Речений Просвет­ленного запомнил, а все же не шраман»[80].

– Хорошо, почтен­ный. С этим кончено.

За следующий день и ночь он достиг святости и обрел толкующие знания[81]. И когда достопочтен­ный Нагасена проник в истину, все боги воскликнули: «Хоро­шо!», гул раздался в земле, в мирах Брахмы загрохотало, а с небес дождем посыпались цветы кораллового дерева и порошок сандала.

А в это время тысяча миллионов святых, собравшись в Заповедном логу Гималайских гор, послала к достопочтенному Нагасене вестника: «Пусть явится Нагасена. Мы хотим видеть Нагасену». И вот, услышав слово вестника, достопочтенный Нагасена исчез из ашоковой рощи и мгновенно перенесся в Заповедный лог Гималайских гор[82] к тысяче миллионов свя­тых. И тысяча миллионов святых сказала достопочтенному Нагасене: «Нагасена! Царь Милинда вредит общине своими дово­дами, опровержениями и вопросами. Пожалуйста, Нагасена, образумь царя Милинду».– «Да что один царь Милинда, поч­тенные! Пусть приходят цари с целого материка Джамбу, все пусть задают вопросы – я на все отвечу, камня на камне не оставлю. Идите, почтенные, в Сагалу и ничего не опасайтесь».

И город Сагала осветился желтыми одеяниями монахов-тхер. На него будто ветром провидцев повеяло.

А в то время в странноприимной обители[83] жил достопочтенный Аюпала.

И вот царь Милинда сказал советникам: «Как хорошо лунной ночью! К какому бы шраману или брахману нам пойти сегодня поговорить, вопрос задать? Кто сможет со мною побеседовать, сомнение мое развеять?»

В ответ на это пятьсот греков сказали царю Милинде: «Есть тхера по имени Аюпала, государь. Он образован, наследник наследия[84], помнит наизусть Три Корзины. Он сейчас живет в странноприимной обители. Поезжай, государь, и задай вопрос достопочтенному Аюпале».

– Ну что же, известите-ка тогда почтенного!

И вот предсказа­тель послал к достопочтенному Аюпале вестника: «Почтенный! Царь Милинда желает видеть достопочтенного Аюпалу».

– Так пусть приходит,– отвечал достопочтенный Аюпала.

И вот царь Милинда взошел в окружении пятисот греков на прекрас­ную колесницу и приехал в странноприимную обитель к достопочтенному Аюпале. Приехав, он обменялся с достопочтенным Аюпалой учтивыми, дружественными словами приветствия и сел подле.

И, сидя подле достопочтенного Аюпалы, царь Милин­да спросил его: «Какова цель вашего пострига, почтенный Аюпа­ла, и какова ваша высшая цель?»[85]

– Цель нашего пострига, государь, в том, чтобы жить по дхарме, жить гладко[86],– отве­тил тхера.

– А есть ли миряне, почтенный, что тоже живут по дхарме, живут гладко?

– Да, государь, есть и миряне, что то­же живут по дхарме, живут гладко: когда Блаженный в Бена­ресе, в заказнике[87] «Заход созвездия провидцев»[88] запустил колесо проповеди[89], то к ста восьмидесяти миллионам из сонма Брахмы пришло постижение Учения; духам же, к которым пришло постижение Учения, счету не было. И еще, государь, во время проповеди Блаженного в большом собрании, во время проповеди сутры «Высшее благо», во время проповеди-увеща­ния к Рахуле, во время проповеди сутры о «способе сделать мысль гладкой», во время проповеди сутры «Презрение» к несметному числу божеств пришло постижение Учения, и все они в миру, не отшельники[90].

– Раз так, почтенный Аюпала, то бессмыслен, выходит, ваш постриг; лишь из-за прежде свершен­ных греховных деяний шраманы, сыны шакьев[91], себя пострига­ют и чистые обеты[92] соблюдают. Те монахи, почтенный Аюпала, что ныне одноеды[93], – те были прежде ворами, у других добро отнимали. Раз они отнимали добро у других, то из-за такого деяния и стали теперь одноедами – время от времени, походя им есть не дано. Нет у них тапаса[94], нет добродетели, нет воздержания. Те монахи, почтенный Аюпала, что ныне бездомники[95], – те были прежде ворами, разоряли чужие деревни. Раз рушили они дома других, то из-за такого деяния и стали теперь бездомниками; приютом воспользоваться им не дано. Нет у них тапаса, нет добродетели, нет воздержания. Те монахи, почтенный Аюпала, что ныне нележальцы[96], – те были прежде ворами, грабили на дорогах. Они путников хватали, вязали, сидеть оставляли; из-за такого вот деяния они стали теперь нележальцами и им себе постель постелить не дано. Нет у них тапаса, нет добродетели, нет воздержания.

В ответ на это достопочтенный Аюпала смолчал, не нашелся, что воз­разить. И пятьсот греков сказали царю Милинде: «Государь! Умен тхера, а все же не уверен и возразить ничего не может».

А царь Милинда увидел, что достопочтенный Аюпала молчит. Он хлопнул в ладоши и воскликнул, обращаясь к грекам: «Увы, пусто на материке Джамбу, болтовня одна на материке Джамбу. Нет здесь ни шрамана, ни брахмана, кто смог бы со мной побеседовать, сомнение мое развеять».

Но вот царь Милинда, обозревая собрание, увидел, что монахи[97] бесстрашны и невоз­мутимы, и подумал: «Есть, несомненно, еще какой-то мудрый монах, кто сможет со мной побеседовать, иначе монахи не были бы так невозмутимы».

И царь Милинда спросил греков: «По­слушайте, нет ли еще какого мудрого монаха, кто смог бы со мной побеседовать, мое сомнение развеять?»

А тем временем достопочтенный Нагасена в окружении сви­ты подвижников, глава общины, учитель школы, руководитель школы[98], известный, прославленный, высоко чтимый многими людьми, ученый, мудрый, искусный, знающий, могучий, смирен­ный, опытный, образованный, помнящий все Три Корзины, све­дущий, разумом гибкий и мощный, наследник наследия, обла­датель толкующих знаний, хранящий в памяти девять частей наставления Учителя[99], достигший совершенства, по глаголу Победителя смысл Учения во благе проникновенно излагающий, толковник неизменно блистающий, рассказчик красноречивый, благие речи произносящий, несравненный, неотразимый, непревосходимый, неодолимый, неудержимый, неколебимый, как оке­ан, несокрушимый, как царь гор, гонитель мрака светлосиянный, велеречивый, множества иных школ сокрушитель, учений соперников истребитель; среди монахов, монахинь, мирян, миря­нок, царей, вельмож уважаемый, почитаемый, чтимый, признан­ный, ценимый; одежду, пропитание, приют, лекарства на случай болезни всегда получающий[100]; мудрым, знающим, к нему с вниманием прибегнувшим, Учение Победителя – девятичастное сокровище – вверяющий; указующий путь дхармы, держащий светоч дхармы, устанавливающий жертвенный столб дхармы, приносящий жертву дхармы, развертывающий знамя дхармы, вздымающий стяг дхармы, трубящий в боевую раковину дхар­мы, бьющий в литавры дхармы, издающий боевой клич дхар­мы, грохочущий громами Индры и из сладостно рокочущей громами, озаренной сетью молний познания, отягощенной вла­гою милосердия огромной дождевой тучи проливающий нектар дхармы на весь жаждущий мир, странствовал по деревням, торжкам и столицам и наконец прибыл в город Сагалу. Там достопочтенный Нагасена остановился вместе с восьмьюдесятью тысячами монахов в странноприимной обители. Ведь сказано:

«Ученый, красноречивый, опытный и искусный,

Умный, глубокомудрый, познавший, что есть стезя.

Три Корзины знали монахи, иные – пять Сводов сутр,

Иные – четыре Свода, но первым был Нагасена.

Достигший последней цели[101], Нагасена искусный

В окружении многих монахов знающих и правдивых

 Шел городами и весями и в город Сагалу прибыл.

Там он остановился в странноприимной обители

И с народом беседовал, подобный гривастому льву».

И вот Девамантия[102] сказал царю Милинде: «Подожди, го­сударь, подожди, государь! Есть еще, государь, тхера по име­ни Нагасена: ученый, мудрый, смиренный, опытный, весьма све­дущий, рассказчик красноречивый, благие речи произносящий, достигший совершенства в толкующих знаниях предмета, дхар­мы, выражения и отражения. Он теперь остановился в странно­приимной обители. Поезжай, государь, и задай вопрос достопочтенному Нагасене. Он сможет с тобой побеседовать, сомне­ние твое развеять».

И тут на царя Милинду, когда вдруг услы­шал он имя «Нагасена», страх нашел, столбняк нашел, мороз по коже прошел[103]. И царь Милинда переспросил Девамантию «Правда ли сможет монах Нагасена со мной побеседовать?»

– Он сможет побеседовать даже с Индрой, Ямой, Варуной, Куберой, Праджапати, Суямой, Сантушитой – хранителями стран света[104] и даже с самим пращуром – Великим Брахмой[105]. Что уж говорить о людях?

И царь Милинда сказал Девамантии: «Раз так, Девамантия, пошли к почтенному вестника».

– Да, государь.

И Девамантия послал вестника к достопочтенному Нагасене: «Почтенный! Царь Милинда желает видеть достопочтенного Нагасену».

– Так пусть приходит,– отвечал достопочтенный Нагасена.

И царь Милинда взошел в окруже­нии пятисот греков на прекрасную колесницу и вместе с боль­шой военной силой прибыл в странноприимную обитель к достопочтенному Нагасене. А в то время достопочтенный Нагасе­на, окруженный восьмьюдесятью тысячами монахов, сидел в беседке. И издали уже завидел собрание достопочтенного Нага­сены царь Милинда.

Завидев его, он спросил у Девамантии: «Чье это собрание, Девамантия?»

– Это собрание достопочтен­ного Нагасены, государь.

И тут, когда царь увидел издалека собрание достопочтенного Нагасены, на него страх нашел, столбняк нашел, мороз по коже прошел. И царь Милинда, как слон, преследуемый носорогом, как змей, преследуемый Гарудой[106], как шакал, преследуемый удавом, как медведь, пресле­дуемый буйволом, как лягушка, загнанная змеей, как лань, загнанная барсом, как змея при встрече со змееловом, как крыса при встрече с кошкой, как бес при встрече с заклинате­лем духов, как месяц в пасти демона Раху[107], как змея, попав­шая в корзинку, как сокол, попавший в клетку, как рыба, по­павшая в сеть, как человек, забредший в полный хищников лес, как якша, провинившийся перед Вайшраваной[108], как небо­житель, когда пришла пора ему покинуть небеса[109], устрашенный, подавленный, ужаснувшийся, потрясенный, с волосами, вставшими дыбом, растерянный, потерянный, омраченный рас­судком, помутненный духом, собрался все же с мужеством, ре­шив: «Нет, на людях я не поддамся слабости», и сказал Дева­мантии: «Не нужно мне указывать на достопочтенного Нагасе­ну, Девамантия. Я сам узнаю, кто он здесь».

– Хорошо, госу­дарь, узнавай сам.

А в это время достопочтенный Нагасена сидел посреди собрания. Перед ним сидело сорок тысяч монахов старше его, а позади – сорок тысяч монахов младше его. И царь Милинда обозрел всю общину монахов – сидевших спе­реди, и сзади, и в середине – и издалека уже завидел достопоч­тенного Нагасену, сидевшего посреди общины, бесстрашного, бестрепетного, безбоязненного, подобного льву гривастому, и, увидев, тотчас узнал его по облику: «Вот Нагасена».

И царь Милинда сказал Девамантии: «Девамантия! Вон там Нагасе­на?»

– Да, государь, это и есть Нагасена. Верно ты узнал Нагасену, государь.

И царь был доволен: «Узнал я Нагасену, хотя мне его и не показали». И вот, когда царь Милинда уви­дел достопочтенного Нагасену, на него страх нашел, столбняк нашел, мороз по коже прошел. Об этом сказано: «Учтивого в обхождении, смирением высшим смиренного».

Увидел царь Нагасену и слово такое вымолвил:

«Немало знавал я спорщиков, во многих участвовал диспутах,

Но страха такого не было. Что ж я сегодня трясусь?

Наверное, поражение сегодня меня постигнет,

А победит Нагасена – слишком нестоек мой дух».

Внешнее повествование закончено.

КНИГА ВТОРАЯ. ВОПРОСЫ О СВОЙСТВАХ

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Первый день беседы

Итак, царь Милинда пришел к достопочтенному Нагасене. Придя к нему, он приветствовал достопочтенного Нагасену, учтиво и дружественно расспросил его о жизни[110] и сел подле. Достопочтенный же Нагасена учтиво расспросил царя в ответ и расположил этим к себе сердце царя Милинды.

И вот царь спросил достопочтенного Нагасену: «Как зовут почтен­ного? Каково твое имя, почтенный?»

– Мое имя Нага­сена, государь. Нагасена – зовут меня сподвижники. Впро­чем, это родители дают имя – Нагасена ли, Шурасена ли, Вирасена ли, Симхасена ли. Ведь это, государь, назва­ние, знак, обозначение, обиходное слово, это только имя – Нагасена, здесь не представлена личность[111].

И царь Милинда сказал: «Послушайте меня, пятьсот греков и восемьдесят тысяч монахов[112]! Нагасена сказал сейчас, что «здесь не представлена личность». Приемлемо ли это, можно ли согласиться с этим?»[113]

И царь Милинда сказал достопочтенному Нагасене: «Но если, почтенный Нагасена, здесь не представлена личность, то кто же тогда вам, монахам, одежду, пропитание, приют, лекарства на случай болезни подает? Кто потребляет их? Кто нравствен­ность блюдет? Кто прилежит созерцанию? Кто следует стезей, получает плоды, осуществляет покой?[114] Кто живых убивает? Кто чужое ворует? Кто в похоти прелюбодействует? Кто ложь говорит? Кто пьянствует?[115] Кто совершает пять тотчас возда­ваемых деяний?[116] Нет тогда хорошего, нет дурного, нет у хоро­ших и дурных деяний ни совершителя, ни побудителя, нет у деяний праведных и неправедных ни плода, ни последствия[117]. Раз так, почтенный Нагасена, то, если кто-то умертвит вас, он не свершит убийства и у вас[118], почтенный Нагасена, нет учите­ля, нет наставника[119], нет посвящения. Ты говоришь, что спод­вижники зовут тебя Нагасеной. Так что же это за Нагасена? Может, почтенный, волосы – Нагасена?»

– Нет, государь.

– Волоски на теле – Нагасена?

– Нет, государь.

– Ногти, зубы, кожа, мышцы, жилы, кости, костный мозг, почки, сердце, печень, селезенка, пленки, легкие, кишечник, соединительная ткань, содержимое желудка, испражнения, желчь, слизь, гной, кровь, пот, жир, слезы, жировые выделения на коже, слюна, выделения из носа, суставная жидкость, моча, головной мозг[120] – Нагасена?

– Нет, государь.

– Может, почтенный, образ­ное – Нагасена?

– Нет, государь.

– Может, почтенный, ощущения – Нагасена?

– Нет, государь.

– Распознавание – Нагасена?

– Нет, государь.

– Слагаемые – Нагасена?

– Нет, государь.

– Сознание – Нагасена?

– Нет, государь.

– Так, может, почтенный, образное, ощущения, распознавание, слагаемые, сознание[121] вместе – Нагасена?

– Нет, госу­дарь.

– Так, может, почтенный, что-то помимо образного, ощущений, распознавания, слагаемых, сознания – Нагасена?

– Нет, государь.

– Ну, почтенный, спрашиваю я, спрашиваю, а Нагасены не вижу. Выходит, почтенный, что Нагасена – это звук один. Где же здесь Нагасена? Ложь ты говоришь, почтен­ный, неправду, нет Нагасены[122].

И вот достопочтенный Нагасена сказал царю Милинде: «Го­сударь, ты ведь утонченный кшатрий, весьма утонченный. Идя в полуденный час по нагретой земле, горячему песку, ты, должно быть, изранишь себе ноги об острые камни, гравий и щебень, у тебя заноет тело, испортится настроение, появится осязательное сознание, сопровождаемое болью. Итак, ты приехал или пришел пешком?»

– Я пешком не хожу, почтенный. Я приехал на колеснице.

– Раз ты приехал на колеснице, государь, то предъяви мне колесницу. Скажи, государь, дышло – колес­ница?

– Нет, почтенный.

– Ось – колесница?

– Нет, поч­тенный.

– Колеса – колесница?

– Нет, почтенный.

– Ку­зов – колесница?

– Нет, почтенный.

– Поручни[123] – колесница?

– Нет, почтенный».

– Ярмо – колесница?

– Нет, поч­тенный.

– Вожжи – колесница?

– Нет, почтенный.– Стре­кало – колесница?

– Нет, почтенный.

– Так, может, го­сударь, дышло, ось, колеса, кузов, поручни, ярмо, вожжи, стрекало вместе – колесница?[124]

– Нет, почтенный.

– Так, может, государь, что-то помимо дышла, оси, колес, кузова, по­ручней, ярма, вожжей, стрекала – колесница?

– Нет, почтенный.

– Ну, государь, спрашиваю я, спрашиваю, а колесницы не вижу. Выходит, государь, что колесница – это звук один. Где же здесь колесница? Ложь ты говоришь, государь, неправ­ду, нет колесницы. Ты же на всем материке Джамбу первый царь, кого тебе бояться, зачем лгать, государь? Послушайте ме­ня, почтенные пятьсот греков и восемьдесят тысяч монахов! Царь Милинда сказал сейчас, что он-де приехал на колеснице. Я ему говорю: «Раз ты приехал на колеснице, государь, то предъяви мне колесницу». А у него с колесницей ничего не по­лучается. Приемлемо ли это, можно ли согласиться с этим?

Услышав эти слова, пятьсот греков одобрили достопочтенно­го Нагасену и сказали царю Милинде: «Ну же, государь, отве­чай, если можешь». И царь Милинда сказал достопочтенному Нагасене: «Я не лгу, почтенный Нагасена. Вследствие[125] дышла, вследствие оси, вследствие колес, вследствие кузова, вследствие поручней и используется название, знак, обозначение, обиход­ное слово, имя – колесница».

– Отлично, государь. Ты знаешь, что такое колесница. Вот точно так же и у меня: вследствие волос, вследствие волосков на теле и прочего, вследствие об­разного, вследствие ощущений, вследствие распознавания, вследствие слагаемых, вследствие сознания и используется на­звание, знак, обозначение, обиходное слово, просто имя[126] – На­гасена, однако в высшем смысле здесь не представлена лич­ность. Ведь есть, государь, изречение монахини Ваджры, ска­занное перед лицом Блаженного:

«Как говорят «колесница» о собранных вместе частях,

Так все назовут существом то, что всего только груды»[127].

– Чудесно, почтенный Нагасена! Необычайно, почтенный На­гасена! Блестящий ответ, и как находчиво! Был бы жив Про­светленный, и он бы тебя одобрил. Отлично, отлично, Нагасена. Блестящий ответ, и как находчиво! Ты сколько лет в монаше­стве, почтенный Нагасена?

– Я? Семь лет, государь[128].

– Как это «семь», почтенный? Это ты – семь или число – семь?

А в это время от нарядно одетого, сверкавшего драгоценным убором царя Милинды падала на землю тень, а в сосуде с во­дой виднелось его отражение. И достопочтенный Нагасена спросил царя Милинду: «Видишь, государь, свою тень на земле и отражение в воде? Скажи, государь, это ты –  царь или тень с отражением[129] – царь?»

– Царь – это я, а не тень или отра­жение, почтенный Нагасена. А тень и отражение получаются благодаря мне.

– Вот точно так же, государь, семь – это чис­ло лет, это не я. Однако получается семь благодаря мне, как тень.

– Чудесно, почтенный Нагасена! Необычайно, почтен­ный Нагасена! Блестящий ответ, и как находчиво!

Царь молвил: «Почтенный Нагасена, ты будешь со мною бе­седовать?»

– Если ты будешь беседовать по-ученому, государь, то буду, а если будешь беседовать по-царски, то не буду.

– А как, почтенный Нагасена, беседуют ученые?

– В ученой беседе, государь, противника запутывают перебором случаев, он выпутывается, выдвигает опровержения, делаются встречные ходы, делаются различения и встречные различения[130], и ученые при этом не сердятся. Вот так, государь, беседуют ученые.

– Ну а как, почтенный, цари беседуют?

– Цари в беседе от­стаивают какое-то свое положение, государь, а тем, кто им пере­чит, приказывают дать палок: дайте-ка, мол, такому-то палок. Вот так, государь, цари беседуют[131].

– Будем, почтенный, бе­седовать по-ученому, а не по-царски. Беседуйте, почтенный, без опаски, словно с монахом, или послушником, или мирянином, или монастырским служкой – вот так и со мной беседуйте, поч­тенный, не опасайтесь.

– Спасибо, государь,– поблагодарил тхера.

Царь молвил: «Почтенный Нагасена, могу я спросить те­бя?»

– Можешь, государь.

– Я уже спросил, почтенный[132].

– Я ответил, государь.

– Что же ты ответил, почтенный?

– А что ты спросил, государь?

И вот царю Милинде подума­лось: «Да, монах умен, ему под стать со мной беседовать. У ме­ня ведь будет к нему много вопросов; спросить все до захода солнца мне не успеть. Лучше я побеседую с ним завтра во дворце».

И царь сказал Девамантии: «Изволь уведомить поч­тенного, Девамантия, что беседовать мы с ним будем завтра во дворце». С этими словами царь встал с сиденья, попрощался с тхерой Нагасеной, сел на коня[133] и уехал, повторяя про себя: «Нагасена, Нагасена…» А Девамантия сказал достопочтенному Нагасене: «Почтенный, царь Милинда передает, что беседовать вы будете завтра во дворце».

– Спасибо,– поблагодарил тхера[134].

Второй день беседы

И вот, когда миновала ночь, Девамантия, Анантакая, Манкура[135] и Всё-отдам[136] пришли к царю Милинде и, придя, спро­сили царя Милинду: «Придет достопочтенный Нагасена?»

– Да, пусть приходит.

– А сколько монахов с ним придет?

– Пусть  приводит столько монахов, сколько ему угодно.

А Всё-отдам сказал: «Государь, пусть с ним придет десять монахов». Царь же опять сказал: «Пусть приводит столько монахов, сколь­ко ему угодно». И Всё-отдам опять сказал: «Государь, пусть с ним придет десять монахов». Царь же сказал в третий раз: «Пусть приводит столько монахов, сколько ему угодно». И Всё-отдам сказал в третий раз: «Государь, пусть с ним придет десять монахов».

– Все же готово к приему гостей, я сказал: пусть приводит столько монахов, сколько ему угодно. Что это Всё-отдам мне перечит? Разве мы не в состоянии накормить монахов?

Услышав это, Всё-отдам рассердился[137].

И вот Девамантия, Анантакая и Манкура пришли к достопочтенному Нагасене и, придя, сказали достопочтенному Нага­сене: «Царь Милинда передает, почтенный, что ты можешь при­вести с собой столько монахов, сколько тебе угодно».

И вот достопочтенный Нагасена поутру оделся и, надев верхнюю одеж­ду и взяв в руку миску, вошел вместе с восьмьюдесятью тысячами монахов в Сагалу.

И вот Анантакая, идучи рядом с достопочтенным Нагасеной, спросил достопочтенного Нагасену: «Поч­тенный Нагасена! Когда я говорю «Нагасена», то что тут Нагасена?»

– А сам ты как думаешь, что это за Нагасена? – спросил тхера.

– Я думаю, почтенный, что Нагасена – это внут­ренний ветер, душа, которая то входит, то выходит.

– Ну а если этот воздух выйдет и не войдет или войдет и не выйдет, то будет жить человек?

– Нет, почтенный.

– Ну а как с раковиной: когда люди дуют в раковину, то входит воздух в них обратно?

– Нет, почтенный.

– Ну а как с дудочкой: когда люди дуют в дудочку, то входит воздух в них обратно?

– Нет, почтенный.

– Ну а как с рогом: когда люди дуют в рог, то входит воздух в них обратно[138]?

– Нет, почтенный.

– Как же они не умирают?

– Нет, с таким спорщиком, как ты, не мне тягаться. Пожалуйста, почтенный, подскажи мне, как на самом деле.

– Это не душа, это просто вдох и выдох, телес­ные отправления,– сказал ему тхера согласно абхидхарме[139].

И Анантакая назвал себя мирским последователем общины[140].

И вот достопочтенный Нагасена пришел в чертоги царя Ми­линды и, придя, сел на предложенное сиденье. И царь Милин­да сам прислуживал Нагасене и его спутникам – положил им отменной еды, твердой и мягкой. Каждого монаха он одарил мирской одеждой[141], а достопочтенного Нагасену – тремя мона­шескими одеяниями и сказал достопочтенному Нагасене: «Почтенный Нагасена, садитесь с десятью монахами здесь, а осталь­ные могут идти».

И вот, когда царь Милинда убедился, что достопочтенный Нагасена поел и вымыл миску и руки, он взял другое сиденье, пониже, и сел подле. И, сидя подле достопоч­тенного Нагасены, царь Милинда спросил его: «Почтенный На­гасена, каков же будет предмет нашей беседы?»

– У нас есть цель, государь[142]. Пусть предметом нашей беседы будет цель.

Царь молвил: «Какова цель вашего пострига, почтенный Нагасена, и какова ваша высшая цель?»

– Пожалуйста, государь: чтобы эта тягота пресеклась, иная тягота не появилась – вот какова цель нашего пострига. Упокоение же в непривязанности – это у нас высшая цель,– молвил тхера.

– И что же, поч­тенный Нагасена, все принимают постриг для этого?

– Нет, государь. Кто для этого принимает постриг, кого царь до этого доводит, кого грабители до этого доводят, кто – оттого, что весь в долгу, кто – чтобы добыть себе пропитание. Но те, кто истинно[143] принимает постриг, принимают его именно ради этого[144].

– А ты, почтенный, для этого ли постриг принял?

– Я еще маленький был, государь, когда принимал постриг. За­чем мне постриг, я тогда точно не знал. Мне тогда так дума­лось: «Шраманы, сыны шакьев,– люди ученые. Они меня вы­учат». А теперь я выучился, сам знаю и сам вижу[145], что пост­риг именно для этого.

– Прекрасно[146], почтенный Нага­сена.

Царь молвил: «Почтенный Нагасена, есть ли такие, кто после смерти вновь не воплотится?»

– Одни воплотятся, госу­дарь, другие не воплотятся,– молвил тхера.

– Кто же вопло­тится, кто не воплотится?»

– У кого есть аффекты, государь, тот воплотится, у кого нет аффектов, тот не воплотится.

– А ты, почтенный, воплотишься еще?

– Если буду привязан, государь, то воплощусь, если не буду привязан, не воплощусь[147].

– Прекрасно, почтенный Нагасена.

Царь молвил: «Почтенный Нагасена, верно ли, что тот, кто не воплотится, не воплотится благодаря своему подлинному вниманию?»

– Благодаря подлинному вниманию, государь, и мудрости, и другим благим дхармам.

– Но разве подлинное внимание и мудрость – не одно и то же, почтенный?

– Нет, государь. Внимание – одно, мудрость – другое. Внимание, государь, есть и у козлов, баранов, буйволов, верблюдов, ослов[148], а мудрости у них нет.

– Прекрасно, почтенный Нага­сена.

Царь молвил: «Каково свойство внимания, почтенный, и каково свойство мудрости?»

– Свойство внимания – замечать, государь, свойство мудрости – отсекать.

– Каким образом свой­ство внимания – замечать? Каким образом свойство мудро­сти – отсекать? Приведи пример.

– Представляешь себе жне­цов, государь?

– Да, почтенный, представляю.

– Как жнец жнет ячмень[149], государь?

– Левой рукой он хватает пук ко­лосьев, а в правой руке держит серп и отсекает серпом.

– Как жнец, государь, левой рукой хватает пук колосьев, а в правой руке держит серп и отсекает серпом, вот так же и подвизаю­щийся, государь: вниманием он держит ум[150], а мудростью отсе­кает аффекты. Вот так, государь, свойство внимания – заме­чать, свойство мудрости – отсекать.

– Прекрасно, почтенный Нагасена.

Царь молвил: «Почтенный Нагасена, ты упомянул «другие благие дхармы». Каковы же эти благие дхармы?»

– Нравственность, государь, вера, усилие, памятование, сосредоточе­ние[151] – вот эти благие дхармы.

– Каково свойство нравствен­ности, почтенный?

– Свойство нравственности – быть основанием, почтенный. Нравственность – основа всем благим дхар­мам: орудиям, силам, звеньям просветления, стезе, постановкам памятования, истинным начинаниям, основам сверхобычных сил, уровням созерцания, развязкам, сосредоточениям, овладени­ям[152]. У того, кто нравственно основателен, ни одна благая дхарма не пропадет.

– Приведи пример.

– Вот любые ра­стения, государь, все, что растет, разрастается, размножается из отводков или семян, все это – из земли, основа их – земля. Только так они и могут расти, разрастаться, размножаться из отводков или семян[153]. Вот точно так же, государь, и подвизаю­щийся развивает в себе пять орудий: веру-орудие, усилие-ору­дие, памятование-орудие, сосредоточение-орудие, мудрость-ору­дие, и все они – из нравственности, основа их – нравствен­ность.

– Приведи еще пример.

– Вот любые пахотные рабо­ты, государь; все они делаются на земле, основа их – земля. Только так и можно выполнять пахотные работы[154]. Вот точно так же, государь, и подвизающийся осваивает пять орудий: ве­ру-орудие, усилие-орудие, памятование-орудие, сосредоточение-орудие, мудрость-орудие, и все они – из нравственности, основа их – нравственность.

– Приведи еще пример.

– Представь, государь, что зодчий решил заложить город. Для начала он велит расчистить строительную площадку, выкорчевать пни и колючие кусты, разровнять место, затем размечает, где быть улицам, площадям, перекресткам, и начинает строительство. Вот точно так же, государь, и подвизающийся осваивает пять ору­дий: веру-орудие, усилие-орудие, памятование-орудие, сосредото­чение-орудие, мудрость-орудие, и все они – из нравственности, основа их – нравственность».– «Приведи еще пример».– «Пред­ставь, государь, что акробат собирается устроить представление. Он велит перекопать землю, очистить ее от камней и щебня, разровнять поверхность, а потом на мягкой земле устраивает представление. Вот точно так же, государь, и подвизающийся осваивает пять орудий: веру-орудие, усилие-орудие, памятова­ние-орудие, сосредоточение-орудие, мудрость-орудие, и все они – из нравственности, основа их – нравственность. Ведь есть, государь, изречение Блаженного:

«Кто умен и, опершись на нравственность,

Мысль свою и мудрость развивает,

Ревностен и опытен в монашестве,–

Тот и расколтунит эдакий колтун»[155].

«Нравственность – опора, как земля для тварей.

Как из корня, из нее прорастет благое.

Первая она в наставленьях Будды.

Нравственность – опора Уставных Начал»[156].

– Прекрасно, почтенный Нагасена.

Царь молвил: «Почтенный Нагасена, каково свойство ве­ры?»

– Свойства веры – прояснять и устремлять, государь.

– Каким образом, почтенный, свойство веры – прояснять?

– Когда возникает вера, государь, она ломает преграды, и мысль без преград становится чистой, прозрачной, незамутненной. Вот так, государь, свойство веры – прояснять.

– Приведи пример.

– Представь, государь, что царь-миродержец отпра­вился со своим четырехчастным войском[157] в поход и переправ­ляется через речку. Слоны, всадники, колесницы, пехота всю речку расплещут, замутят и взбаламутят. А царь-миродержец на том берегу прикажет вдруг слугам: «Эй, принесите-ка мне питьевой воды. Пить хочу». И есть у царя драгоценный камень, проясняющий воду[158]. «Слушаемся, владыка»,– ответят царю-миродержцу слуги, возьмут этот проясняющий воду камень и опустят его в воду. И едва он попадет в воду, как тотчас все ракушки, ряска, козявки пропадут, вся тина осядет и вода станет чистой, прозрачной, незамутненной. Тогда и поднесут воды царю-миродержду: «Вот питьевая вода, владыка».

Воду здесь, государь, следует уподоблять мысли, слуг уподоблять подвизающемуся, ракушки, ряску, козявки и тину уподоблять аффектам, камень, проясняющий воду, уподоблять вере. Стоит попасть этому камню в воду, и тотчас все ракушки, ряска, ко­зявки пропадают, вся тина оседает и вода становится чистой, прозрачной, незамутненной.

Вот точно так же, государь, когда возникает вера, она ломает преграды, и мысль без преград ста­новится чистой, прозрачной, незамутненной[159].

Вот так, госу­дарь, свойство веры – прояснять.

– Каким образом, почтен­ный, свойство веры – устремлять?

– Подвизающийся видит, что у других мысль свободна, и сам устремляется к плоду обре­тения слуха, плоду возвращения единожды, плоду безвозврат­ности, плоду святости; занимается йогой, чтобы обрести необретенное, достичь недостигнутого, осуществить неосуществлен­ное[160]. Вот так, государь, свойство веры – устремлять.

– При­веди пример.

– Представь, государь, что высоко в горах из большой тучи пролился дождь. Потоки дождевой воды устреми­лись вниз, заполнили горные расселины, ущелья, отроги и вли­лись в реку. И река вздулась и вышла из берегов[161]. И вот на берег пришла толпа народу; не зная, далеко ли тянется и глубока ли река, люди боятся и стоят на берегу.

Но тут приходит некий человек. Соразмерив свои силы и возможности, он затя­гивает потуже набедренную повязку, устремляется в воду – и переправляется. Видя его переправившимся, переправляется и вся толпа народу[162].

Вот точно так же, государь, подвизающий­ся видит, что у других мысль свободна, и сам устремляется к плоду обретения слуха, плоду возвращения единожды, плоду безвозвратности, плоду святости; занимается йогой, чтобы об­рести необретенное, достичь недостигнутого, осуществить не­осуществленное.

Вот так, государь, свойство веры – устремлять. Ведь есть, государь, изречение Блаженного:

«Преодолеешь реку верою,

Преодолеешь море рвением,

Страданья превозможешь мужеством,

Очистишься своею мудростью»[163].

– Прекрасно, почтенный Нагасена.

Царь молвил: «Почтенный Нагасена, каково свойство уси­лия?»

– Свойство усилия – укреплять, государь. Ни одна бла­гая дхарма не пропадет, если укреплять их усилием.

– Приве­ди пример.

– Представь себе, государь, накренившийся дом. Человек укрепит его бревном. Будучи укреплен, дом не разва­лится. Вот так, государь, свойство усилия – укреплять. Ни од­на благая дхарма не пропадет, если укреплять их усилием.

– Приведи еще пример.

– Представь, государь, что маленькое войско разбито большим. Затем побежденный царь созвал, со­брал со всех концов подмогу. С нею сообща маленькое войско разобьет большое. Вот так, государь, свойство усилия – укреплять. Ни одна благая дхарма не пропадет, если укреплять их усилием[164]. Ведь есть, государь, изречение Блаженного: «Усерд­ный[165] арийский слушатель, о монахи, отбрасывает неблагое, осваивает благое, отбрасывает зазорное, осваивает незазор­ное, блюдет себя в чистоте.

– Прекрасно, почтенный Нага­сена.

Царь молвил: «Почтенный Нагасена, каково свойство памя­тования?»

– Свойства памятования – упоминать и удерживать, государь.

– Каким образом, почтенный, свойство памятова­ния – упоминать[166]?

– Когда возникает памятование, госу­дарь, оно упоминает все дхармы: благие и неблагие, зазорные и незазорные, низкие и возвышенные, темные и светлые, проти­воположные друг другу: вот четыре постановки памятования, вот четыре истинных начинания, вот четыре основы сверхобыч­ных сил, вот пять орудий, вот пять сил, вот семь звеньев про­светления, вот арийская восьмизвенная стезя, вот спокойствие, вот прозрение, вот ведение, вот свобода. Тогда подвизающийся следует дхармам, которым должно следовать, не следует дхар­мам, которым не должно следовать, прилежит к дхармам, к ко­торым должно прилежать, не прилежит к дхармам, к которым не должно прилежать.

Вот так, государь, свойство памятова­ния – упоминать.

– Приведи пример.

– Представь, госу­дарь, что казначей царя-миродержца докладывает по утрам и вечерам царю-миродержцу: «Столько-то у тебя, владыка, сло­нов, столько-то конницы, столько-то колесниц, столько-то пехо­ты, столько-то золотых монет, столько-то золота, столько-то про­чего имущества. Да помнит владыка об этом». Так он упомина­ет имение царя.

Вот точно так же, государь, когда возникает памятование, оно упоминает все дхармы – благие и неблагие, зазорные и незазорные, низкие и возвышенные, темные и свет­лые, противоположные друг другу: вот четыре постановки па­мятования, вот четыре истинных начинания, вот четыре основы сверхобычных сил, вот пять орудий, вот пять сил, вот семь звеньев просветления, вот арийская восьмизвенная стезя, вот спокойствие, вот прозрение, вот ведение, вот свобода[167].

Тогда подвизающийся следует дхармам, которым должно следовать, не следует дхармам, которым не должно следовать, прилежит к дхармам, к которым должно прилежать, не прилежит к дхар­мам, к которым не должно прилежать.

Вот так, государь, свой­ство памятования – упоминать.

– Каким образом, почтен­ный, свойство памятования – удерживать?

– Когда возника­ет памятование, государь, оно следит за ходом хороших и пло­хих дхарм: вот хорошие дхармы, вот плохие дхармы, вот при­годные дхармы, вот непригодные дхармы. Тогда подвизающийся плохие дхармы гонит, хорошие дхармы удерживает, непригод­ные дхармы гонит, пригодные дхармы удерживает.

Вот так, го­сударь, свойство памятования – удерживать.

– Приведи при­мер.

– Например, государь, драгоценный наследник[168] царя-миродержца знает, что хорошо, что плохо, что пригодно, что не­пригодно для царя, а потому плохое гонит, хорошее удержива­ет, непригодное гонит, пригодное удерживает.

Вот точно так же, государь, когда возникает памятование, оно следит за хо­дом хороших и плохих дхарм: вот хорошие дхармы, вот плохие дхармы, вот пригодные дхармы, вот непригодные дхармы; то­гда подвизающийся плохие дхармы гонит, хорошие дхармы удерживает, непригодные дхармы гонит, пригодные дхармы удерживает.

Вот так, государь, свойство памятования – удер­живать[169]. Ведь есть изречение Блаженного, государь: «Памято­вание, монахи, я называю во всем нужным»[170].

– Прекрасно, почтенный Нагасена.

Царь молвил: «Почтенный Нагасена, каково свойство сосре­доточения?»

– Свойство сосредоточения – главенство, госу­дарь. У всех благих дхарм глава одна – сосредоточение. Все они – низины сосредоточения, склоны сосредоточения, скаты сосредоточения[171].

– Приведи пример.

– Как в здании с островерхой кровлей, государь, все закрылины от конька идут, от конька спускаются, на коньке сходятся, конек их всех выше, вот точно так же, государь, у всех благих дхарм глава одна – сосредоточение, все они – низины сосредоточения, скаты со­средоточения, склоны сосредоточения[172].

– Приведи еще при­мер.

– Представь, государь, что некий царь вышел со своим четырехчастным войском на битву. Он тогда глава всего вой­ска – слонов, конницы, колесниц, пехоты, а они от него расхо­дятся, будто низины, будто склоны, будто скаты. Вот точно так же, государь, у всех благих дхарм глава одна – сосредо­точение[173]. Все они – низины сосредоточения, склоны сосредото­чения, скаты сосредоточения.

Вот так, государь, свойство со­средоточения – главенство. Ведь есть изречение Блаженного, государь: «Осваивайте сосредоточение, монахи. Сосредоточен­ный постигает то, что есть»[174].

– Прекрасно, почтенный На­гасена.

Царь молвил: «Почтенный Нагасена, каково свойство мудро­сти?»

– Я уже говорил раньше, государь, что свойство мудро­сти – отсекать, но и освещать – тоже свойство мудрости.

– Каким образом, почтенный, свойство мудрости – освещать?

– Когда возникает мудрость, государь, она рассеивает потемки неведения, порождает свет ведения, проливает сияние знания, освещает арийские истины, и тогда подвизающийся видит ис­тинной мудростью: все это бренно, тяжко, без самости.

– Приведи пример.

– Представь, государь, что в темный дом внесли светильник. Внесенный светильник рассеет потемки, по­родит свет, прольет сияние, осветит очертания предметов. Вот точно так же, государь, когда возникает мудрость, она рассеи­вает потемки неведения, порождает свет ведения, проливает сияние знания, освещает арийские истины[175], и тогда подвизаю­щийся видит истинной мудростью: все это бренно, тяжко, без самости.

Вот так, государь, свойство мудрости – освещать[176].

– Прекрасно, почтенный Нагасена.

Царь молвил: «Почтенный Нагасена! Верно ли, что все эти дхармы, будучи различными, содействуют достижению одной цели?»

– Да, государь, все эти дхармы, будучи различными, содействуют достижению одной цели: все они уничтожают аффекты.

– Каким образом, почтенный, все эти дхармы, будучи различны, содействуют достижению одной цели? Как все они уничтожают аффекты? Приведи пример.

– Скажем, государь, все рода войска – слоны, конница, колесницы, пехота, будучи различными, содействуют достижению одной цели – разгрому вражеского войска в сражении. Вот точно так же, государь, и все эти дхармы, будучи различными, содействуют достижению одной цели: все они уничтожают аффекты.

– Прекрасно, почтенный Нагасена.

Первая глава закончена.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Царь молвил: «Почтенный Нагасена, тот, кто Становит­ся[177],– тот же или иной?»

– И не тот и не иной,– молвил тхе­ра.

– Приведи пример.

– Как ты полагаешь, государь: ты, быв­ший маленьким, слабым, несмышленым младенцем,– это тот же ты, теперешний, взрослый?

– Нет, почтенный. Маленький, слабый, несмышленый младенец – это было одно, а тепереш­ний, взрослый я – это другое.

– Но если так, государь, то тогда и матери не будет, и отца не будет, и учителя не будет, и умелого не будет, и нравственного не будет, и мудрого не бу­дет. Стало быть, государь, мать зародышевой капельки – од­на, мать листочка – другая, мать мешочка – иная, мать комоч­ка – иная[178], мать ребенка – иная, мать взрослого – иная? Тог­да учился один, а выучился другой? Злодейство чинит один, а ступни и кисти усекают другому?

 – Нет, почтенный. А ты бы что сам сказал на это?

– Это все же я был, государь, ма­леньким, слабым, несмышленым младенцем, и это я же тепе­решний, взрослый, притом все это связано воедино благодаря телу[179],– молвил тхера.

– Приведи пример.

– Представь, го­сударь, что некто зажег светильник. Будет ли светильник гореть всю ночь?

– Да, почтенный, будет гореть всю ночь.

– И что же, государь, пламя его во время вечерней стражи и пламя его во время полночной стражи одно и то же?

– Нет, почтен­ный.

– Пламя его во время полночной стражи и пламя его во время утренней стражи одно и то же[180]?

– Нет, почтенный.

– И что же, государь, светильник был во время вечерней стражи один, а во время полночной стражи иной, во время утренней стражи иной?

– Нет, почтенный, но именно благодаря ему свет горел всю ночь.

– Вот так же, государь, и последователь­ность дхарм связуется: иным существо становится, иным пре­ходит[181], как бы безначально, бесконечно связуется, а потому и не тог и не иной не получается в сцеплении очередного созна­ния[182].

– Приведи еще пример.

– Например, государь, свеженадоенное молоко спустя некоторое время превращается в про­стоквашу, из простокваши получается сливочное масло, из сли­вочного масла – топленое[183]. Если кто-нибудь будет утверждать, что и молоко, и простокваша, и сливочное масло, и топленое масло – одно и то же, то будут ли его слова истинны, госу­дарь?

– Нет, почтенный, но одно возникло благодаря другому.

– Вот так же, государь, и последовательность дхарм связуется: иным становится, иным преходит, как бы безначально, бесконечно связуется, а потому и не тот и не иной полу­чается в сцеплении очередного сознания.

– Прекрасно, почтен­ный Нагасена.

Царь молвил: «Почтенный Нагасена, известно ли тому, кто не воплотится, что он не воплотится?»

– Да, государь. Тому, кто не воплотится, известно, что он не воплотится.

– Как это ему известно?

– Чтобы произошло воплощение, должны быть причина, основание[184]. Раз эта причина, это основание перестали действовать, то он знает, что не воплотится.

– Приведи при­мер.

– Например, государь, хозяин-пахарь вспахал, засеял, снял урожай и наполнил амбар, а потом не стал больше ни па­хать, ни сеять, а весь тот хлеб, что собрал, или потребил сам, или отдал – распорядился с ним так, как ему нужно. Знает ли этот хозяин-пахарь, что амбар его полным не останется?

– Да, почтенный, знает.

– Откуда он это знает?

– Чтобы ам­бар был полон, должны быть причина, основание. Раз эта при­чина, это основание перестали действовать, то он знает, что амбар его полным не останется.

– Вот так же, государь, что­бы произошло воплощение, должны быть причина, основание. Раз эта причина, это основание перестали действовать, то он и знает, что не воплотится.

– Прекрасно, почтенный Нагасена.

Царь молвил: «Почтенный Нагасена, у кого возникло зна­ние, у того возникла и мудрость, не так ли?

– Да, государь. У кого возникло знание, у того возникла и мудрость.

– Зна­чит, почтенный, знание и мудрость – это одно и то же?

– Да, государь, знание и мудрость – это одно и то же[185].

– А тот, у кого это возникло – будь это знанием или мудростью,– может ли в чем-либо заблуждаться?

– В чем-то может, государь, в чем-то не может.

– В чем может заблуждаться, почтенный, в чем не может?

– Относительно неизвестных ему ранее навы­ков[186], незнакомой прежде местности, не встречавшегося прежде имени или знака он может заблуждаться, государь.

– А в чем не может заблуждаться?

– В том, государь, что произведено этой мудростью, то есть в том, что все это бренно, тяжко, без самости,– в этом он не может заблуждаться.

– Куда же де­вается его заблуждение, почтенный?

– Едва возникло знание, как заблуждение тотчас же исчезает, государь.

– Приведи пример.

– Представь, государь, что некто установил в темном доме светильник. Тогда потемки исчезнут, появится свет. Вот так же, государь, едва возникло знание, как заблуждение тот­час же исчезает.

– Ну а куда, почтенный, мудрость девает­ся?

– Сделав свое дело, мудрость тотчас же исчезает, государь. Но то, что эта мудрость сделала, то есть постижение то­го, что все это бренно, тяжко, без самости,– это не исчеза­ет.

– Почтенный Нагасена, по твоим словам, сделав свое де­ло, мудрость тотчас же исчезает, но то, что эта мудрость сде­лала, то есть постижение того, что все это бренно, тяжко, без самости,– это не исчезает. Приведи пример этому.

– Пред­ставь, государь, что некто хочет ночью отправить пись­мо. Он посылает за писцом, зажигает светильник, писец с его слов записывает письмо. А когда письмо уже написа­но, он тушит светильник. Письмо же не пропадет оттого, что светильник потушен? Вот так же, государь, сделав свое дело, мудрость тотчас же исчезает, но то, что эта мудрость сделала, то есть постижение того, что все это бренно, тяжко, без самости,– это не исчезает.

– Приведи еще пример.

– Например, государь, в восточных областях жители на случай пожара держат при каждом доме по пять кувшинов с водой. Если в доме начался пожар, они тушат его водою из этих пяти кувшинов. Скажи, государь, разве после этого нужно им будет опять брать кувшины и повторять все сначала?

– Нет, поч­тенный. Им этих кувшинов хватило, ни к чему им больше кув­шины.

– Здесь, государь, кувшинам следует уподобить пять орудий: веру-орудие, усилие-орудие, памятование-орудие, сосре­доточение-орудие, мудрость-орудие; жителям уподобить подви­зающегося, пожару уподобить аффекты. Как пожар гасится водою из пяти кувшинов, так аффекты гасятся пятью орудиями. Однажды погашенные, аффекты более не возникают.

Вот так, государь, сделав свое дело, мудрость тотчас же исчезает, но то, что эта мудрость сделала, то есть постижение того, что все это бренно, тяжко, без самости,– это не исчезает.

– Приведи еще пример.

– Например, государь, врач[187] пришел к больному с пятью целебными кореньями, истолок пять этих це­лебных кореньев и дал больному выпить отвар. Этим болезне­творные начала будут изгнаны.

Скажи, государь, разве нужно будет врачу брать целебные корни и повторять все сначала?

– Нет, почтенный. Ему хватило этих кореньев, ни к чему ему больше коренья.

– Здесь, государь, пяти целебным кореньям следует уподобить пять орудий: веру-орудие, усилие-орудие, памятование-орудие, сосредоточение-орудие, мудрость-орудие; вра­чу уподобить подвизающегося; болезни уподобить аффекты; бо­лящему – человека-из-толпы.

Как пять целебных кореньев из­гоняют болезнетворные начала, так и пять орудий изгоняют аф­фекты; однажды изгнанные, аффекты более не возникают.

Вот так же, государь, сделав свое дело, мудрость тотчас же исче­зает, но то, что эта мудрость сделала, то есть постижение того, что все это бренно, тяжко, без самости,– это не исчезает.

– Приведи еще пример.

– Например, государь, опытный в схватках воин вышел с пятью дротиками на схватку с вражес­ким отрядом, стремясь к победе. В ходе схватки он метнул эти пять дротиков, и они поразили врагов. Скажи, государь, разве нужно будет этому опытному в схватках воину брать дро­тики и повторять все сначала?

– Нет, почтенный. Ему хвати­ло этих дротиков, ни к чему ему больше дротики.

– Здесь, государь, пяти дротикам следует уподобить пять орудий: веру-орудие, усилие-орудие, памятование-орудие, сосредоточение-орудие, мудрость-орудие; опытному в схватках воину – подви­зающегося, вражескому отряду – аффекты. Как пять дротиков поражают врагов, так пятью орудиями поражаются аффекты. Однажды пораженные, аффекты более не возникают. Вот так же, государь, сделав свое дело, мудрость тотчас же исчезает, но то, что эта мудрость сделала, то есть постижение того, что все это бренно, тяжко, без самости,– это не исчезает.

– Прекрасно, почтенный Нагасена.

Царь молвил: «Почтенный Нагасена, тот, кто больше не воплотится, испытывает ли какую-либо боль?»

– Одну испыты­вает, другой не испытывает,– молвил тхера.

– Какую испыты­вает боль, почтенный, а какой не испытывает?

– Он испыты­вает телесную боль, государь, и не испытывает душевной бо­ли[188].

– Почему, почтенный, он испытывает телесную боль и не испытывает душевной боли?

– Чтобы возникла телесная боль, государь, должна быть причина, основание. Раз эта при­чина, это основание не перестало действовать, то он и испыты­вает телесную боль. Чтобы возникла душевная боль, должна быть причина, основание. Раз эта причина, это основание пе­рестало действовать, то он не испытывает душевной боли. Ведь есть, государь, изречение Блаженного: «Одну лишь боль он испытывает: телесную, но не душевную»[189].

– Почтенный Нагасена, если такой человек испытывает боль, то почему он не уходит в покой?[190]

– Святые, государь, не влекутся и не от­вращаются; не рвут святые незрелый плод; разумные дожида­ются, пока он созреет[191]. Ведь есть, государь, изречение Шарипутры, полководца Учения:

«К смерти не пристращаюсь, к жизни не пристращаюсь,

Я дожидаюсь срока, как приказанья – слуга.

К смерти не пристращаюсь, к жизни не пристращаюсь,

Я дожидаюсь срока в трезвом уме и в памяти»[192].

– Прекрасно, почтенный Нагасена.

Царь молвил: «Почтенный Нагасена, каково приятное ощу­щение: благое оно, неблагое или безразличное?»

– Бывает бла­гим, государь, бывает неблагим, бывает безразличным.

– Если, почтенный, благое не есть неприятное, если неприятное не есть благое, то благого неприятного не получается вооб­ще.

– Как ты полагаешь, государь: если в одну руку человеку положить накаленный железный шарик, а в другую руку положить холодный комок снега, то будут ли они оба жечь ему ру­ки?

– Да, почтенный, оба будут жечь.

– Разве они оба го­рячие, государь?

– Нет, почтенный.

– Или разве они оба холодные, государь?

– Нет, почтенный.

– Признай опровер­жение: допустим, что жжет нечто горячее, но они не оба горячие, стало быть, так не получается; допустим, что жжет неч­то холодное, но они не оба холодные, стало быть, так не получается. Почему же они жгут оба, государь? Ведь они ни горя­чие оба, ни холодные; один из них горячий, другой – холодный, а стало быть, так, чтобы жгли оба, у тебя не получается.

– Нет, с таким спорщиком, как ты, не мне тягаться. Пожалуйста, подскажи мне, как на самом деле.

Тогда тхера растолковал царю Милинде, используя абхидхарму: «Есть, государь, шесть мирских довольств, шесть беспохотных довольств, шесть мир­ских недовольств, шесть беспохотных недовольств, шесть мир­ских безразличий, шесть беспохотных безразличий, итого шесть раз по шести. Прошлое ощущение тридцати шести разновидно­стей, будущее ощущение тридцати шести разновидностей, тепе­решнее ощущение тридцати шести разновидностей. Итого, если все это собрать, сгрести воедино, получается сто восемь разновидностей ощущения[193].

– Прекрасно, почтенный Нагасена.

Царь молвил: «Почтенный Нагасена, кто вновь воплощает­ся?

– Образно-знаковое[194] воплощается, государь,– молвил тхера.

– Как, то самое образно-знаковое воплощается?

– Нет, государь, воплощается не то самое образно-знаковое. Тем образно-знаковым существо совершает деяние, праведное или греховное, а через это деяние воплощается иное образно-знако­вое.

– Если, почтенный Нагасена, воплощается не то самое образно-знаковое, то существо, вероятно, освобождается or греховных деяний?

– Не будь нового воплощения, оно бы освобождалось от греховных деяний. Но раз воплощается, го­сударь, то не освобождается от греховных деяний,– молвил тхера.

– Приведи пример.

– Например, государь, один чело­век стащил у другого манго. Владелец манго схватил его и привел к князю: «Сиятельный! Этот человек стащил у меня манго! » А тот так скажет: «Не брал я, сиятельный, его манго. Те манго, что он посадил,– это одно, а те манго, что я взял,– это другое. Меня не за что наказывать».

Так как, государь, заслуживает этот человек наказания?

– Да, почтенный, за­служивает.

– Почему же?

– Что бы он ни говорил, но то первое манго ненаблюдаемо, а за позднейшее манго этот чело­век заслуживает наказания.

– Вот так же, государь, этим об­разно-знаковым существо совершает деяние, праведное или греховное, а через это деяние воплощается иное образно-знаковое. Поэтому оно не освобождается от греховных деяний.

– Приведи еще пример.

– Например, государь, один человек стащил у другого рис или сахарный тростник[195]. Или, иначе, государь: например, кто-то развел в зимнее время ко­стер, чтобы согреться, и ушел, не загасив его, а от этого кост­ра сгорело чужое поле. Хозяин поля схватил этого человека и привел к князю: «Сиятельный! Из-за этого человека у меня сгорело поле». А тот так скажет: «Не жег я его поля, сиятель­ный. Костер, что я не загасил,– это одно, а огонь, в котором: сгорело его поле,– это другое. Меня не за что наказывать».

Так как, государь, заслуживает этот человек наказания?

– Да, почтенный, заслуживает.

– Почему?

– Что бы он ни говорил, но тот первый костер ненаблюдаем, а за позднейший пожар этот человек заслуживает наказания.

– Вот так же, государь, этим образно-знаковым существо совершает деяние, праведное или греховное, а через это деяние воплощается иное образно-знаковое. Поэтому оно не освобождается от греховных деяний.

– Приведи еще пример.

– Например, государь, кто-то залез со светильником на сеновал[196] поесть. От светильника загорелось сено, от сена загорелся дом, от дома загорелась и сгорела деревня. Селяне схватили этого человека и говорят: «Ты что нам деревню спалил? »

А тот так скажет: «Я вам дерев­ню не палил. Огонь светильника, при свете которого я поел,– это одно, а огонь, который спалил деревню,– это другое». Представь, что они пререкаются так и пришли к тебе. В чью пользу ты бы решил дело, государь?

– В пользу селян, поч­тенный.

– Почему?

– Что бы он ни говорил, но ведь этот огонь получился именно из того.

– Вот так же, государь, то образно-знаковое, что кончается со смертью,– это одно, то образно-знаковое, что вновь воплощается,– это другое, но вто­рое получилось именно из первого, поэтому существо не освобождается от греховных деяний.

– Приведи еще пример.

– Например, государь, некто посватался к маленькой девочке, уплатил вено и ушел. Прошло время, и она выросла во взрос­лую, зрелую девушку. Пришел другой мужчина, заплатил вено и играет свадьбу. Тут является тот первый и говорит: «Ты что ж это, приятель, от меня жену уводишь?» А тот так скажет: «Не увожу я от тебя жену. Была маленькая нежная девочка, к которой ты посватался, за которую заплатил вено,– это было одно. А эта взрослая, зрелая девушка, к которой я посватался, за которую я заплатил вено,– это уже другое».

Представь, что они пререкаются так и пришли к тебе. В чью пользу ты бы решил дело, государь?

– В пользу первого, почтенный.

– По­чему?

– Что бы тот ни говорил, но ведь во взрослую девуш­ку она выросла именно из этой маленькой девочки.

– Вот так же, государь, то образно-знаковое, что кончается со смертью,– это одно, то образно-знаковое, что вновь воплощает­ся,– это другое, но второе получилось именно из первого, по­этому существо отнюдь не освобождается от греховных дея­ний.

– Приведи еще пример.

– Например, государь, некто ку­пил у пастуха кринку молока и у него же молоко оставил, ска­зав, что заберет-де завтра. Назавтра молоко уже скисло. При­ходит покупатель и говорит: «Давай мне мою кринку молока». Пастух показывает ему, что уже вышла простокваша[197]. А тот так скажет: «Я у тебя простоквашу не покупал. Давай сюда кринку с молоком».

– Ты, видно, не знаешь, что твое молоко уже скисло,– говорит ему пастух.

Представь, что они прере­каются так и пришли к тебе. В чью пользу ты бы решил дело, государь?

– В пользу пастуха, почтенный.

– Почему?

– Что бы тот ни говорил, но ведь второе получилось именно из первого.

– Вот так же, государь, то образно-знаковое, что кончается со смертью,– это одно, то образно-знаковое, что вновь воплощается,– это другое, но второе получилось именно из первого, поэтому существо отнюдь не освобождается от греховных деяний.

– Прекрасно, почтенный Нагасена.

Царь молвил: «Почтенный Нагасена, а ты еще воплотишь­ся?»

– Оставь, государь, сколько можно спрашивать. Разве я не сказал уже: если буду привязан, то воплощусь, если не бу­ду привязан, то не воплощусь.

– Приведи пример.

– Напри­мер, государь, некто попросил у царя должность[198], расположил царя к себе и получил от него должность. На этой должности он зажил в холе и неге, ублажая все свои пять чувств, а лю­дям стал описывать дело так, что царь, мол, ничем его не на­градил. Скажи, государь, подобает ли так поступать?

– Нет, почтенный.

– Вот так же, государь, сколько можно спрашивать? Разве я не сказал уже: если буду привязан, то вопло­щусь; если не буду привязан, то не воплощусь.

– Прекрасно, почтенный Нагасена.

Царь молвил: «Почтенный Нагасена, ты упомянул образно-знаковое. Что здесь знаковое, а что образное?»

– То, что там грубое, то образное, государь, а тонкое – ум и связанные с ним дхармы – это знаковое.

– Почтенный Нагасена, почему знаковое или образное не воплощается порознь?

– Эти дхар­мы взаимозависимы, государь, раздельно они не возникают.

– Приведи пример.

– Например, государь, если в курице не будет зародыша[199], то не будет и яйца. Оба – и зародыш и яйцо – взаимозависимы, порознь не возникают. Вот так же, го­сударь, если не будет знакового, то не будет и образного; оба они – образное и знаковое – взаимозависимы, раздельно не возникают. Так и составляется это долгое время.

– Прекрас­но, почтенный Нагасена.

Царь молвил: «Почтенный Нагасена, ты упомянул «долгое время». Что же такое долгое время?»

– Прошлое время, на­стоящее время, будущее время, государь.

– А есть ли время, почтенный?

– В одних случаях есть время, в других случаях нет времени[200].

– В каких случаях есть время, почтенный, и в каких случаях нет?

– Если слагаемые уже в прошлом, госу­дарь, прошли, пресеклись, разложились,– то этого времени нет, государь; если дхармы-последствия и дхармы, имеющие дхармы-последствия, создают новое воплощение в ином месте, то в таком случае время есть. Если, умерев, существа рождают­ся в ином месте, то в таком случае время есть; если, умерев, существа не рождаются в ином месте, то в таком случае вре­мени нет. Если же существа упокоеваются, то в таком случае времени нет из-за того, что они упокоились[201].

– Прекрасно, почтенный Нагасена.

Вторая глава закончена.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Царь молвил: «Почтенный Нагасена, каков корень прош­лого, каков корень будущего, каков корень настоящего?»

– И у прошлого, и у будущего, и у настоящего корень один, госу­дарь,– неведение; на основании неведения – слагаемые, на основании слагаемых – сознание, на основании сознания – об­разно-знаковое, на основании образно-знакового – шесть кана­лов, на основании шести каналов – соприкосновение, на основа­нии соприкосновения – ощущение, на основании ощущения – жажда, на основании жажды – привязанность, на основании привязанности – существование, на основании существования – рождение, на основании рождения – старость со смертью: яв­ляются печаль, стенания, боль, уныние, отчаяние, и первый край всего этого времени не познается[202].

– Прекрасно, почтенный Нагасена.

Царь молвил: «Почтенный Нагасена, как ты сказал, «пер­вый край не познается». Приведи этому пример».

– Например, государь, посадили в землю семечко. Из него поднимется ро­сток, будет постепенно расти, развиваться, разрастаться, даст плоды. Возьмут от него семя и снова посадят. Из него подни­мется росток, будет постепенно расти, развиваться, разрастать­ся, даст плоды. Есть ли у такого ряда конец?

– Нет, почтен­ный.

– Вот точно так же, государь, и первый край времени не познается.

– Приведи еще пример.

– Например, государь, от курицы яйцо, от яйца курица, от курицы яйцо. Есть ли у такого ряда конец?

– Нет, почтенный.

– Вот точно так же, государь, и первый край времени не познается.

– Приведи еще пример.

Тхера начертил на земле круг[203] и сказал царю Милинде: «Есть ли у этого круга конец, государь?»

– Нет, поч­тенный.

– Вот точно так же, государь, и Блаженный говорил о таких кругах: на основании зрения и зримого становится зрительное сознание, соединение их трех есть соприкосновение, на основании соприкосновения – ощущение, на основании ощу­щения – жажда, на основании жажды – деяние, от деяния вновь порождается зрение. Есть ли у такого ряда конец?

– Нет, почтенный.

– Так же и со слухом, и с обонянием, и со вкусом, и с осязанием, и с умом[204]: на основании ума и дхарм становится умное[205] сознание, соединение их трех есть соприкос­новение, на основании соприкосновения – ощущение, на основа­нии ощущения – жажда, на основании жажды – деяние, от деяния вновь порождается ум[206]. Есть ли у такого ряда конец?

– Нет, почтенный.

– Вот точно так же, государь, и первый край времени не познается.

– Прекрасно, почтенный Нага­сена.

Царь молвил: «Почтенный Нагасена, ты сказал, что первый край не познается. Что же такое первый край?»

– Первый край – это прошлое, государь.

– Почтенный Нагасена, ты ска­зал, что первый край не познается. Всякий ли первый край не познается, почтенный?

– Один познается, государь, другой не познается.

– Какой познается, почтенный, какой не познает­ся?

– Не познается, государь, такой первый край, прежде кото­рого не оказалось бы неведения – всего, относительно всего, во всех отношениях. А если нечто, возникнув из небытия, вновь ухо­дит в небытие, то такой первый край познается.

– Почтенный Нагасена, если нечто, возникнув из небытия, вновь уходит в небы­тие, то у него ведь отсечены оба конца, а потому оно вообще пропадает?

– Да, государь, у чего отсечены оба конца, то пропадает вообще.

– Но отсеченное с обоих концов можно и нарастить?

– Да, государь, что касается странствующих в мирском кружении существ, то можно и нарастить.

– Я не об этом спрашиваю, почтенный. Можно ли нарастить нечто от первого края?

– Да, можно нарастить.

– Приведи пример.

Тхера привел ему пример с деревом: «Например, государь, может вырасти из семени дерево с сучьями[207]-грудами. Вот точно так же, государь, из семян–деяний и аффектов – появ­ляются существа с их пятью грудами.

– Прекрасно, почтен­ный Нагасена[208].

Царь молвил: «Почтенный Нагасена, есть ли слагаемые, кото­рые возникают?»

– Да, государь, есть слагаемые, которые воз­никают.

– Каковы они, почтенный?

– Если есть зрение и зримое, государь, то будет зрительное сознание; если есть зрительное сознание, то будет зрительное соприкосновение; ес­ли есть зрительное соприкосновение, то будет ощущение; если есть ощущение, то будет жажда; если есть жажда, то будет привязанность; если есть привязанность, то будет существова­ние; если будет существование, то будет старость со смертью, явятся печаль, стенания, боль, уныние, отчаяние. Так идет сло­жение всего этого множества тягот.

А если нет зримого и зре­ния, то не будет зрительного сознания; если нет зрительного сознания, то не будет зрительного соприкосновения; если нет зрительного соприкосновения, то не будет ощущения; если нет ощущения, то не будет жажды; если нет жажды, то не будет существования; если нет существования, то не будет рождения; если нет рождения, то не будет старости со смертью, не явятся печаль, стенания, боль, уныние, отчаяние. Так идет пресечение всего этого множества тягот. Так же и со слухом, государь, и с обонянием, и со вкусом, и с осязанием, и с умом[209].

– Пре­красно, почтенный Нагасена.

Царь молвил: «Почтенный Нагасена, есть ли слагаемые, воз­никающие из ничего?»

– Нет слагаемых, возникающих из ни­чего, государь. Все слагаемые возникают из чего-то[210].

– При­веди пример.

– Как ты думаешь, государь: дом, в котором ты находишься, из ничего возник?

– Нет, почтенный. Такого, что возникло бы из ничего, здесь нет. Все возникло из чего-то. Эти бревна были в лесу, почтенный; эта глина была в земле. Усилиями женщин и мужчин, приложенными к ним, и возник этот дом.

– Вот так же, государь, нет слагаемых, возникаю­щих из ничего. Все слагаемые возникают только из чего-то.

– Приведи еще пример.

– Например, государь, любые расте­ния, все, что растет, разрастается, развивается из брошенных в землю семян или отводков; деревья не возникли из ничего, напротив, они возникли из чего-то. Вот так же, государь, нет слагаемых, возникающих из ничего, все слагаемые возникают только из чего-то.

– Приведи еще пример.

– Например, го­сударь, гончар добывает из земли глину и изготовляет из нее разную утварь. Утварь не возникает из ничего, она возникает из чего-то.

Вот так же, государь, нет слагаемых, возникающих из ничего, все слагаемые возникают только из чего-то.

– Приве­ди еще пример.

– Например, государь, пусть нет корпуса вины, нет кожи, нет полости, нет грифа, нет деки, нет струн, нет плектра, нет усилия человека, приложенного к ней,– возникнет ли звук?

– Нет, почтенный.

– А теперь, государь, пусть есть корпус вины, есть кожа, есть полость, есть гриф, есть дека, есть плектр, есть усилие человека, приложенное к ней,– возникнет ли звук?[211]

– Да, почтенный, возникнет.

– Вот так же, госу­дарь, нет слагаемых, возникающих из ничего, все слагаемые возникают из чего-то.

– Приведи еще пример.

– Например, государь, пусть нет нижнего бруска, нет сверлильной палочки, нет веревки к сверлильной палочке, нет верхнего бруска, нет трута[212], нет усилия человека, приложенного к этому,– возник­нет ли огонь?

– Нет, почтенный.

– А теперь, государь, пусть есть нижний брусок, есть сверлильная палочка, есть веревка к сверлильной палочке, есть верхний брусок, есть трут, есть уси­лие человека, приложенное к этому, – возникнет ли огонь?

– Да, почтенный, возникнет.

– Вот так же, государь, нет сла­гаемых, возникающих из ничего, все слагаемые возникают из чего-то.

– Приведи еще пример.

– Например, государь, пусть нет солнечного света, нет зажигательного камня, нет кизяка – возникнет ли огонь?

– Нет, почтенный.

– А теперь, госу­дарь, пусть есть солнечный свет, есть зажигательный камень, есть кизяк – возникнет ли огонь?

– Да, почтенный.

– Вот так же, государь, нет слагаемых, возникающих из ничего, все слагаемые возникают только из чего-то.

– Приведи еще при­мер.

– Например, государь, пусть нет зеркала, нет света, нет лица – возникнет ли изображение[213]?

– Нет, почтенный.

– А теперь, государь, пусть есть зеркало, есть свет, есть лицо – возникнет ли изображение?

– Да, почтенный, возникнет.

– Вот так же, государь, нет слагаемых, возникающих из ниче­го, все слагаемые возникают из чего-то.

– Прекрасно, почтен­ный Нагасена.

Царь молвил: «Почтенный Нагасена, представляет ли собой знаток нечто[214]

– А что это такое, государь, «знаток»?

– Это та душа внутри, почтенный, которая зрением видит зри­мое, слухом слышит звук, обонянием чует запах, языком вку­шает вкус, телом[215] осязает осязаемое, умом осознает дхармы. Так же, как мы, сидя здесь в зале, смотрим в любое окно, в какое хотим: хотим – смотрим в восточное окно, или смотрим в западное окно, или смотрим в северное окно, или смотрим в южное окно.

Вот так же точно, почтенный, эта душа внутри смотрит в тот проход[216], в какой захочет.

– Я скажу сейчас о пяти проходах, государь, а ты слушай, хорошенько мне вни­май,– молвил тхера.

Если душа внутри зрением видит зримое, так же как мы, сидя здесь в зале, смотрим в любое окно, в какое хотим, и видим в нем зримое: хотим – видим зримое в восточном окне, или видим зримое в западном окне, или видим зримое в северном окне, или видим зримое в южном окне, то так же и душа внутри должна и слухом видеть зримое, и обо­нянием видеть зримое, и вкусом видеть зримое, и телом видеть зримое, и умом видеть зримое; и зрением слышать звук, и слу­хом слышать звук, и обонянием слышать звук; и зре­нием осознавать дхармы, и слухом осознавать дхармы, и обоня­нием осознавать дхармы, и вкусом осознавать дхармы, и телом осознавать дхармы?

– Нет, почтенный.

– Не вяжется у те­бя, государь, ни первое с последним, ни последнее с первым. Или иначе, государь: как мы, сидя здесь в зале, отчетливее уви­дим зримое, если выломать[217] эти сетчатые[218] окна, ибо к нам будет обращено большее пространство, то неужели и душа внут­ри должна так же отчетливее увидеть зримое, если вырвать проходы зрения[219], ибо к ней будет обращено большее прост­ранство; и если вырвать уши, вырвать нос, вырвать язык, разо­рвать поверхность тела, то она должна отчетливее услышать звук, почуять запах, вкусить вкус, осязать осязаемое, ибо к ней будет обращено большее пространство?

– Нет, почтен­ный.

– Не вяжется у тебя, государь, ни первое с последним, ни последнее с первым. Или иначе, государь: если этот имя­рек[220] выйдет в прихожую, ты будешь знать, государь, что имярек вышел и находится в прихожей?

– Да, почтенный, бу­ду знать.

– А теперь, государь, пусть этот имярек вошел внутрь и стал перед тобой. Ты будешь знать, государь, что имярек вошел и находится перед тобой?

– Да, почтенный, буду знать.

– Вот так же, государь, будет ли знать эта душа внутри о попавших на язык вкусах, какие они: кислое это, или соленое, или горькое, или острое, или вяжущее, или слад­кое?[221]

– Да, почтенный, будет знать.

– А если эти вкусы вошли внутрь, будет ли она знать, какие они: кислое это, или соленое, или горькое, или острое, или вяжущее, или сладкое?

– Нет, почтенный.

– Не вяжется у тебя, государь, ни первое с последним, ни последнее с первым. Или иначе, государь: вот некто велел принести сто кувшинов меду[222], слил весь мед в ка­душку, завязал одному человеку рот и ткнул его лицом в ка­душку. Сможет ли тот узнать, государь, вкусен ли мед?

– Нет, почтенный.

– Почему же?

– Мед же не попал ему в рот, почтенный.

– Не вяжется у тебя, государь, ни первое с последним, ни последнее с первым.

– Нет, с таким спорщиком, как ты, не мне тягаться. Пожалуйста, подскажи мне, как на самом деле.

Тхера растолковал царю Милинде, используя абхидхарму: «Основанное на зрении и зримом, государь, возника­ет зрительное сознание; с ним совозникают соприкосновение, ощущение, распознавание, побуждение, нацеленность, жизнь-орудие, внимание. Так эти дхармы являются благодаря основа­нию, а «знаток» представляет собой ничто. Так же со слухом, с обонянием, со вкусом, с осязанием, с умом: основанное на уме и дхармах, возникает умное сознание; с ним совозникают соприкосновение, ощущение, распознавание, побуждение, наце­ленность, жизнь-орудие, внимание. Так эти дхармы являются благодаря основанию; «знаток» же представляет собой ничто.

– Прекрасно, почтенный Нагасена.

Царь молвил: «Почтенный Нагасена, если возникает зри­тельное сознание, то возникает и умное сознание?»

– Да, го­сударь, если возникает зрительное сознание, то возникает и умное сознание.

– И как это происходит, почтенный Нагасе­на: сначала возникает зрительное сознание, а потом умное или сначала возникает умное сознание, а потом зрительное?

– Сначала возникает зрительное сознание, государь, а потом умное.

– И что же, почтенный Нагасена, зрительное сознание обращается к умному: «Где я возникну, там и тебе возникать», или умное сознание обращается к зрительному: «Где ты возник­нешь, там и я возникну»?»

– Нет, государь, они друг с другом не разговаривают.

– Каким образом, почтенный Нагасена, если возникает зрительное сознание, то возникает и умное соз­нание?

– Под уклон, государь, в проход, по наезженной доро­ге, благодаря освоенности[223].

– Каким образом, почтенный На­гасена, если возникает зрительное сознание, то под уклон воз­никает и умное сознание? Приведи пример.

– Как ты пола­гаешь, государь: если пройдет дождь, то куда потечет вода?

– Под уклон потечет, почтенный.

– А если через некоторое время опять пройдет дождь, то эта вода куда потечет?

– Куда прежняя вода текла, туда и эта потечет.

– И что же, госу­дарь, прежняя вода обращается к новой воде: «Куда я теку, туда и тебе течь», или новая вода обращается к прежней: «Куда ты потечешь, туда и я потеку»?

– Нет, почтенный, они друг с другом не разговаривают, просто текут под уклон.

– Вот так же, государь, если возникает зрительное сознание, то под уклон возникает и умное сознание, притом ни зрительное сознание не обращается к умному: «Где я возникну, там и тебе возникать», ни умное сознание не обращается к зрительному: «Где ты возникнешь, там и я возникну». Они друг с другом не разговаривают, возникают под уклон.

– Каким образом, поч­тенный Нагасена, если возникает зрительное сознание, то в проход возникает и умное сознание? Приведи пример.

– Как ты полагаешь, государь: если некто захочет выйти из погранич­ного города, окруженного крепостной стеной с единственным проходом, то как он выйдет?

– Через проход выйдет, почтен­ный.

– А потом еще кто-то захочет выйти, он как выйдет?

– Как первый вышел, так и он выйдет, почтенный.

– И что же, государь, первый человек обращается ко второму: «Как я выйду, так и тебе выходить», или второй человек обращается к первому: «Как ты выйдешь, так и я выйду»?

– Нет, почтенный. Они друг с другом не разговаривают, просто идут через проход.

– Вот так же, государь, если возникает зрительное сознание, то в проход возникает и умное сознание, притом ни зрительное сознание не обращается к умному: «Где я возникну, там и тебе возникать», ни умное сознание не обращается к зрительному: «Где ты возникнешь, там и я возникну», они друг с другом не разговаривают, возникают в одном проходе.

– Каким образом, почтенный Нагасена, если возникает зритель­ное сознание, то по наезженной дороге возникает и умное сознание? Приведи пример.

– Как ты полагаешь, государь: если проехала по дороге одна телега, то вторая телега как по­едет?

– Как первая телега ехала, так и поедет, почтенный.

– И что же, государь, первая телега обращается ко второй: «Где я поеду, там и тебе ехать», или вторая телега обращается к первой: «Как ты поедешь, так и я поеду»?

– Нет, почтенный. Они друг с другом не разговаривают, просто едут по наезжен­ной дороге.

– Вот так же, государь, если возникает зритель­ное сознание, то по наезженной дороге возникает и умное со­знание, притом ни зрительное сознание не обращается к умно­му: «Где я возникну, там и тебе возникать», ни умное сознание не обращается к зрительному: «Где ты возникнешь, там и я возникну»; они друг с другом не разговаривают, возникают по наезженной дороге.

– Каким образом, почтенный Нагасена, если возникает зрительное сознание, то благодаря освоенности возникает и умное сознание? Приведи пример.

– Например, государь, занимающийся счетом на пальцах, вычислениями, подсчетами, письмом и прочими делами в начале обучения бывает неповоротлив, а потом, освоившись благодаря усидчивости, становится поворотлив. Вот так же, государь, если возникает зрительное сознание, то благодаря освоенности возникает и умное сознание; притом ни зрительное сознание не обращается к умному: «Где я возникну, там и тебе возникать», ни умное сознание не обращается к зрительному: «Где ты возникнешь, там и я возникну»; они друг с другом не разговаривают, возни­кают благодаря освоенности». Так же и со слуховым сознани­ем, обонятельным сознанием, вкусовым сознанием, осязатель­ным сознанием.

– Прекрасно, почтенный Нагасена.

Царь молвил: «Почтенный Нагасена, если возникает умное сознание, то возникает и ощущение?»

– Да, государь, если возникает умное сознание, то возникает и ощущение, возникает и распознавание, возникает и побуждение, возникает и задумывание, возникает и продумывание, возникают все дхармы во главе с соприкосновением[224].

Царь молвил: «Почтенный Нагасена, каково свойство соприкосновения?»

– Свойство соприкосновения – касаться, госу­дарь.

– Приведи пример.

– Например, государь, дерутся два барана. Здесь одному барану следует уподоблять зрение, другому барану уподоблять зримое, их сшибке уподоблять со­прикосновение.

– Приведи еще пример.

– Например, госу­дарь, кто-то ударил в ладоши. Здесь одной ладони следует уподоблять зрение, другой ладони уподоблять зримое, их сшиб­ке уподоблять соприкосновение[225].

– Приведи еще пример.

– Например, государь, кто-то ударил в музыкальные тарел­ки. Здесь одной тарелке следует уподоблять зрение, другой тарелке уподоблять зримое, их сшибке уподоблять соприкосновение.

– Прекрасно, почтенный Нагасена.

Царь молвил: «Почтенный Нагасена, каково свойство ощу­щения?»

– Свойство ощущения – ощущать и переживать, госу­дарь.

– Приведи пример.

– Например, государь, некто по­просил у царя должность, расположил царя к себе и получил от него должность. На этой должности он зажил в холе и неге, ублажая все свои пять чувств, и сознавал: «Когда-то я попро­сил у царя должность, понравился царю и был пожалован должностью. Вот благодаря этому я и переживаю теперь та­кие приятные ощущения». Или иначе, государь: например, некто совершал благие деяния. Тогда после смерти и распада тела он родится в благом уделе, на небесах, заживет там в холе и неге, услаждая божественно все свои пять чувств, и будет сознавать: «Когда-то я совершал благие деяния. Вот бла­годаря этому я и переживаю такие приятные ощущения». Вот так, государь, свойство ощущения – ощущать и переживать.

– Прекрасно, почтенный Нагасена.

Царь молвил: «Почтенный Нагасена, каково свойство рас­познавания?»

– Свойство распознавания – узнавать признак, государь. Вот что оно узнаёт: «вот синее» – узнаёт, «вот жел­тое» – узнаёт, «вот красное» – узнаёт, «вот белое» – узнаёт, «вот розовое»  – узнаёт. Вот так, государь, свойство распознава­ния – узнавать признак.

– Приведи пример.

– Например, государь, царский казначей входит в казну, видит царские со­кровища – синие, желтые, красные, белые, розовые – и узнаёт их. Вот так, государь, свойство распознавания – узнавать при­знак.

– Прекрасно, почтенный Нагасена.

Царь молвил: «Почтенный Нагасена, каково свойство по­буждения?»

– Свойство побуждения – намереваться и уст­раивать, государь.

– Приведи пример.

– Например, госу­дарь, некто изготовил яд, сам его выпил и других напоил. Он и сам будет мучиться, и другие будут мучиться. Вот так же, государь, если некто намерился побуждением свершить небла­гое деяние, то после смерти и распада тела он родится в злом уделе, в аду, в чистилище, в преисподней[226], а если кто-то возь­мет с него пример, то после смерти и распада тела тот тоже родится в злом уделе, в аду, в чистилище, в преисподней. Или, например, государь, некто изготовил смесь пахты, сливочного масла, растительного масла, меда и патоки, сам ее выпил и других напоил. Ему и самому будет хорошо, и другим будет хорошо. Вот так же, государь, если некто намеревался побуждением совершить благое деяние, то после смерти и распада тела он родится в благом уделе, в горнем мире[227], а если кто-то возьмет с него пример, то после смерти и распада тела тот то­же родится в благом уделе, в горнем мире.

Вот так, государь, свойства побуждения – намереваться и устраивать.

– Пре­красно, почтенный Нагасена.

Царь молвил: «Почтенный Нагасена, каково свойство со­знания?»

– Свойство сознания – сознавать, государь.

– При­веди пример.

– Например, государь, городской страж, сидя на главной городской площади, видит человека, приближающегося с востока, видит человека, приближающегося с юга, видит че­ловека, приближающегося с запада, видит человека, прибли­жающегося с севера.

Вот точно так же, государь, то зримое, которое человек видит зрением, он осознает сознанием; тот звук, который он слышит слухом, он осознает сознанием; тот запах, который он чует обонянием, он осознает сознанием; тот вкус, который он вкушает языком, он распознает сознанием; то осязаемое, которое он осязает осязанием, он осознает сознани­ем; ту дхарму, которую он осознает умом, он осознает сознани­ем[228].

Вот так, государь, свойство сознания – сознавать.

– Прекрасно, почтенный Нагасена.

Царь молвил: «Почтенный Нагасена, каково свойство задумывания?»

– Свойство задумывания – вставлять, государь.

– Приведи пример.

– Например, государь, со всех сторон обтесанное бревно плотник вставляет в сруб. Вот так же, государь, подготовленное другими дхармами задумыванием вставляется в мысль. Вот так, государь, свойство задумывания – встав­лять.

– Прекрасно, почтенный Нагасена.

Царь молвил: «Почтенный Нагасена, каково свойство продумывания?»

– Свойство продумывания – притираться мыслью[229], государь.

– Приведи пример.

– Например, госу­дарь, если ударить по металлическому блюду, то оно после гу­дит, отзывается. Здесь, государь, удару следует уподоблять задумывание, отзвуку уподоблять продумывание[230].

– Пре­красно, почтенный Нагасена.

Третья глава закончена.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Царь молвил: «Почтенный Нагасена, возможно ли отчленить каждую из этих дхарм, слившихся воедино, и определить их различность: вот – соприкосновение, вот – ощущение, вот – распознавание, вот – побуждение, вот – сознание, вот – задумывание, вот – продумывание?»

– Нет, государь, невозможно от­членить каждую из этих дхарм, слившихся воедино, и опреде­лить их различность: вот – соприкосновение, вот – ощущение, вот – распознавание, вот – побуждение, вот – сознание, вот – задумывание, вот – продумывание.

– Приведи пример.

– На­пример, государь, царский повар готовит соус или приправу. Он положит туда и простоквашу, положит и соль, положит и им­бирь, положит и тмин, положит и перец, положит и всякое дру­гое. А тут царь ему скажет: выдели мне, мол, вкус простоква­ши, выдели вкус соли, выдели вкус имбиря, выдели вкус тмина, выдели вкус перца, выдели мне вкус всего, что ты туда поло­жил.

Возможно ли, государь, отчленить каждый из этих вкусов, слившихся воедино, и выделить вкусы отдельно: кислое, или соленое, или горькое, или острое, или вяжущее, или сладкое?

– Нет, почтенный, невозможно отчленить каждый из этих вку­сов, слившихся воедино, и выделить вкусы отдельно: ни кислое, ни соленое, ни горькое, ни острое, ни вяжущее, ни сладкое. Однако каждый из них присутствует своим свойством.

– Вот так же, государь, невозможно отчленить каждую из этих дхарм, слившихся воедино, и определить их различность: вот – сопри­косновение, вот – ощущение, вот – распознавание, вот – побуж­дение, вот – сознание, вот – задумывание, вот – продумывание. Однако каждая из них присутствует своим свойством– Прекрасно, почтенный Нагасена [231].

– Пре­красно, почтенный Нагасена.

Тхера молвил: «Чем соль распознается, государь? Зрени­ем?»

– Да, почтенный, зрением распознается.

– Хорошо по­думай, государь.

– Разве языком распознается, почтенный?

– Да, государь, языком распознается.

– Но разве, почтенный, всякий раз соль распознается языком?

– Да, государь, соль всякий раз распознается языком.

– Если, почтенный, соль всякий раз распознается языком, то как же ее возят волы на телегах? Разве соль не надо привозить?

– Одну соль привез­ти невозможно, государь, эти дхармы – соль и тяжесть – сли­лись воедино.

– Прекрасно, почтенный Нагасена.

Вопросы Нагасены к царю Милинде закончены[232].

Царь молвил: «Почтенный Нагасена, так называемые пять каналов возникли от различных деяний или от одного дея­ния?»

– От различных деяний возникли, государь, не от одно­го деяния.

– Приведи пример.

– Как ты полагаешь, госу­дарь: если на одном поле посеять пять разных семян, то дадут ли эти семена различные плоды?

– Да, почтенный, дадут.

– Вот так же, государь, так называемые пять каналов возникли от различных деяний, не от одного деяния.

– Прекрасно, поч­тенный Нагасена.

Царь молвил: «Почтенный Нагасена, почему люди не все одинаковые: у одних век долог, у других век короток, одни бо­лезненные, другие не болезненные, у одних красивый цвет ко­жи, у других некрасивый цвет кожи, одни невлиятельные, дру­гие влиятельные, одни имущие, другие неимущие, одни низкого рода, другие высокого рода, одни худоумные, другие умные?»[233]

– А почему, государь, растения не все одинаковые: одни на вкус кислые, другие соленые, иные острые, какие-то вяжущие, неко­торые горькие, еще одни сладкие?

– Я думаю, почтенный, что из-за того, что семена различные.

– Вот так же, государь, люди не все одинаковые потому, что деяния их различны; по­тому у одних век долог, у других век короток, одни болезнен­ные, другие не болезненные, у одних красивый цвет кожи, у других некрасивый цвет кожи, одни влиятельные, другие не­влиятельные, одни неимущие, другие имущие, одни низкого ро­да, другие высокого рода, одни худоумные, другие умные.

Ведь есть, государь, изречение Блаженного: «У всех существ, брах­ман, свое деяние, все наследуют деяние, родятся из деяния, родные деянию, опираются на деяние. Деяние делит су­ществ – крушит или возносит»[234].

– Прекрасно, почтенный На­гасена.

Царь молвил: «Почтенный Нагасена, как это ты сказал: «Пожалуйста, государь: чтобы эта тягота пресеклась, иная тя­гота не появилась… »?

– Вот это и есть цель нашего пострига, государь.

– А зачем заранее стараться? Разве не следует стараться, когда пришла пора?

– Когда пора пришла, стараться уже бессмысленно, государь, смысл только в том, чтобы постараться заранее.

– Приведи пример.

– Как ты полага­ешь, государь: ты, когда пить захочешь, тогда и прикажешь ко­пать колодец или копать пруд: мне-де попить бы?

– Нет, поч­тенный.

– Вот так же, государь, когда пора пришла, то ста­раться уже бессмысленно; смысл только в том, чтобы постараться заранее.

– Приведи еще пример.

– Как ты полагаешь, государь: ты, когда проголодаешься, тогда и прикажешь вспа­хать поле, высадить рис, доставить зерна: мне-де каши бы по­есть?

– Нет, почтенный.

– Вот так же, государь, когда пора пришла, то стараться уже бессмысленно; смысл только в том, чтобы постараться заранее.

– Приведи еще пример.

– Как ты полагаешь, государь: когда вот-вот начнется сражение, ты тогда и прикажешь выкопать ров, возвести крепостные стены, срубить ворота, возвести сторожевые башни, накопить хлеба; тогда ты и станешь учиться езде на слоне, учиться верховой езде, учиться стрельбе из лука, учиться управлять колесницей, учиться владеть мечом?

– Нет, почтенный.

– Вот так же, государь, когда пора  пришла, то стараться уже бессмысленно; смысл только в том, чтобы постараться заранее. Ведь есть, го­сударь, изречение Блаженного:

«В чем для себя нашел ты благо,

Тому заранее последуй

И будь решителен и стоек,

Иначе станется с тобою,

Как с незадачливым возницей:

С большой наезженной дороги

Свернул возница на ухабы;

Сломалась ось; и вот он горько

Над сломанною осью плачет.

Так глупый дхармой поступился

И устремился за недхармой.

Смерть встала перед ним: он горько

Над сломанною жизнью плачет»[235].

– Прекрасно, почтенный Нагасена.

Царь молвил: «Почтенный Нагасена, вы утверждаете: адский-де огонь по сравнению с обычным огнем гораздо жарче. Ведь если положить в обычный огонь прокаливаться на целый день даже маленький камушек, то он не распадется, а если камень величиной с большой дом бросить в адский огонь, он тотчас распадется[236]. Мне в это не верится.

И вот еще что вы говорите, якобы рождающиеся в аду существа прокаливаются там много тысяч лет и не распадаются[237]. В это мне тоже не ве­рится.

– Как ты полагаешь, государь,– молвил тхера,– по­жирают ли самки дельфинов, крокодилов, черепах, павы, го­лубки – пожирают ли они твердые камни и гальку?

– Да, почтенный, пожирают.

– И распадаются они в утробах у них, попав в желудки?

– Да, почтенный, распадаются.

– А заро­дыши у них в утробах – те распадаются?

– Нет, почтен­ный.

– Почему же?

– Я полагаю, почтенный, что силою деяния[238] не распадаются.

– Вот так же, государь, силою дея­ния кромешники прокаливаются в кромешной много тысяч лет и не распадаются: там и рождаются, там и растут, там и уми­рают. Ведь есть, государь, изречение Блаженного: «Он до тех пор не умрет, пока греховных деяний не исчерпает».

– Приве­ди еще пример.

– Как ты полагаешь, государь: вот львицы, тигрицы, пантеры, суки – пожирают ли они грубые костистые куски мяса?

– Да, почтенный, пожирают.

– И распадаются эти куски в утробах у них, попав в желудки?

– Да, почтен­ный, распадаются.

– А зародыши у них в утробах – те тоже распадаются?

– Нет, почтенный.

– Почему нет?

– Я пола­гаю, почтенный, что силою деяния не распадаются.

– Вот так же, государь, силою деяния кромешники прокаливаются в кро­мешной много тысяч лет и не распадаются: там и рождаются, там и растут, там и умирают.

– Приведи еще пример.

– Как ты полагаешь, государь, едят ли холеные гречанки, холеные кшатрийки, холеные брахманки, холеные вайшийки[239] жесткие куски мяса, которые приходится пережевывать?

– Да, поч­тенный, едят.

– И эти куски распадатся в утробах у них, по­пав в желудки?

– Да, почтенный, распадаются.

– А зароды­ши у них в утробе – те тоже распадаются?

– Нет, почтен­ный.

– Почему же?

– Я полагаю, почтенный, что силою деяния не распадаются.

– Вот так же, государь, силою деяния кромешники прокаливаются в кромешной много тысяч лет и не распадаются. Ведь есть, государь, изречение Блаженного: «Он до тех пор не умрет, пока греховных деяний не исчерпает»[240].

– Прекрасно, почтенный Нагасена.

Царь молвил: «Почтенный Нагасена, вы утверждаете, что земля держится на воде, вода держится на воздухе, воздух держится на пространстве. Мне в это не верится».

Тхера взял водяные часы, набрал в них воды и объяснил царю Милинде: «Так же, государь, как эту воду воздух держит, так и та вода держится на воздухе»[241].

– Прекрасно, почтенный Нагасена.

Царь молвил: «Почтенный Нагасена, покой – это пресечение[242]

– Да, государь, покой – это пресечение.

– Каким образом, почтенный Нагасена, покой – это пресечение?

– Все глупые люди-из-толпы, государь, к источникам и каналам приваживаются, прилепляются, пристращаются; уносит их этим потоком, не освобождаются они от рождения, старости со смертью, печали, стенаний, боли, уныния, отчаяния. Поэтому я говорю: они не освобождаются от тяготы. Просвещенный же арийский слушатель, государь, к источникам и каналам не при­важивается, не прилепляется, не пристращается. А раз он к ним не приваживается, не прилепляется, ни пристращается, то жажда его пресекается, от пресечения жажды – пресечение привязанности; от пресечения привязанности – пресечение су­ществования; от пресечения существования – пресечение рожде­ния; от пресечения рождения – пресечение старости со смертью; пресекаются печаль, стенания, боль, уныние, отчаяние. Так идет пресечение всего этого множества тягот[243].

– Прекрасно, по­чтенный Нагасена.

Царь молвил: «Почтенный Нагасена, все ли обретают покой?»

– Нет, государь, не все обретают покой. Однако тот, государь, чье делание истинно, кто познаёт дхармы, которые должно познать, изведывает дхармы, которые должно изве­дать[244], оставляет дхармы, которые должно оставить, осваивает дхармы, которые должно освоить,– тот обретает покой.

– Прекрасно, почтенный Нагасена.

Царь молвил: «Почтенный Нагасена, знает ли тот, кто не обретает покой, о том, что покой – это счастье?»

– Да, госу­дарь. Тот, кто не обретает покой, знает о том, что покой – это счастье.

– Каким образом, почтенный Нагасена, может он знать, что покой – это счастье, не обретя его?

– Как ты по­лагаешь, государь: те, кому не усекали кистей и стоп, знают ли, что усекновение кистей и стол тяжко?

– Да, почтенный, знают.

– Каким образом знают?

– Они слышат вопли тех, кому усекли кисти и стопы, потому и знают, что усекновение кистей и стоп тяжко.

– Вот так же, государь, он слышит, что говорят те, кто узрел покой, и потому знает, что покой – это счастье.

– Прекрасно, почтенный Нагасена[245].

Четвертая глава закончена.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Царь молвил: «Почтенный Нагасена, ты видел Просветленного?»

– Нет, государь.

– А твои учители видели Просвет­ленного?

– Нет, государь.

– Стало быть, почтенный, нет Просветленного.

– Скажи, государь, видел ли ты слияние всех рек[246]?

– Нет, почтенный.

– А твои предки видели слияние всех рек?

– Нет, почтенный.

– Стало быть, государь, нет слияния всех рек?

– Есть, почтенный. Хоть ни я не видел слияния всех рек, ни мои предки, но есть все же слияние всех рек.

– Вот так же, государь, хоть ни я не видел Блаженного, ни мои учители не видели Блаженного, но есть все же Блажен­ный[247].

– Прекрасно, почтенный Нагасена.

Царь молвил: «Почтенный Нагасена, выше Просветленного нет?»

– Да, государь, выше Блаженного нет.

– Как ты мо­жешь знать, почтенный Нагасена, что выше Просветленного нет, если никогда его не видел?

– Как ты полагаешь, госу­дарь, те, кто никогда не видел океана, могут ли знать, что оке­ан велик, глубок, безбрежен, бездонен, ведь беспрерывно, бес­престанно питают его пять великих рек: Ганга, Ямуна, Ачиравати, Сараю, Махи[248], и незаметно, чтобы воды в нем убавилось или прибавилось?

– Да, почтенный, могут знать.

– Вот так же, государь, видя, как приходят к покою великие слушатели, я знаю, что выше Блаженного никого нет.

– Прекрасно, почтенный Нагасена[249].

Царь молвил: «Почтенный Нагасена, возможно ли узнать, что выше Просветленного нет никого?»

– Да, государь, воз­можно узнать, что выше Блаженного никого нет.

– Каким образом, почтенный Нагасена, возможно узнать, что выше Про­светленного никого нет?

– Жил когда-то мастер письма[250] по имени тхера Тишья[251]. Он умер уже много лет назад. Как можно о нем узнать?

– По письму, почтенный.

– Вот так же, госу­дарь, кто видит дхарму, тот видит Блаженного, ибо дхар­ма преподана Блаженным.

– Прекрасно, почтенный Нага­сена[252].

Царь молвил: «Почтенный Нагасена, ты видел дхарму?»

– Направляемые Просветленным, по указанному Просветленным слушатели должны поступать по дхарме всю свою жизнь[253].

– Прекрасно, почтенный Нагасена.

Царь молвил: «Почтенный Нагасена, существо и не пере­ходит, и вновь воплощается?»

– Да, государь, и не переходит, и вновь воплощается[254].

– Каким образом, почтенный Нагасена, и не переходит, и вновь воплощается? Приведи пример.

– На­пример, государь, некто зажег от одного светильника другой светильник. Разве перешел один светильник в другой?

– Нет, почтенный.

– Вот так же, государь, и не переходит, и вновь воплощается.

– Приведи еще пример.

– Государь! Ты, оче­видно, выучил когда-то в детстве со слов учителя поэзии ка­кой-то стих, не так ли?

– Да, почтенный.

– Разве этот стих перешел к тебе от учителя?

– Нет, почтенный.

– Вот так же, государь, и не переходит, и вновь воплощается.

– Пре­красно, почтенный Нагасена.

Царь молвил: «Почтенный Нагасена, представляет ли со­бой знаток нечто?»

– В высшем смысле[255] знаток представ­ляет собой ничто, государь»,– молвил тхера.

– Прекрасно, поч­тенный Нагасена.

Царь молвил: «Почтенный Нагасена, переходит ли какое-либо существо из этого своего тела в иное тело?»

– Нет, госу­дарь.

– Если, почтенный Нагасена, нет переходящего из этого своего тела в иное тело, то существо, вероятно, освобождается от греховных деяний?

– Да, государь, не будь нового вопло­щения, оно бы освободилось от греховных деяний. Но раз воплощается, государь, то отнюдь не освобождается от грехов­ных деяний.

– Приведи пример.

– Например, государь, один человек стащил у другого манго. Заслуживает ли он наказа­ния?

– Да, почтенный, заслуживает.

– Но ведь он стащил не те манго, что посадил владелец; почему же он заслуживает наказания?

– Эти манго, почтенный, появились благодаря тем, поэтому он заслуживает наказания.

– Вот точно так же, государь, этим образно-знаковым существо совершает деяние, праведное или греховное, а через это деяние воплоща­ется иное образно-знаковое. Поэтому оно отнюдь не освобож­дается от греховных деяний.

– Прекрасно, почтенный Нага­сена[256].

Царь молвил: «Почтенный Нагасена, существо совершает образно-знаковым благие и неблагие деяния; где находятся эти деяния?»

– Эти деяния следуют за ним «неотступно, как тень»[257], государь.

– Но возможно ли, почтенный Нагасена, показать эти деяния: вот там-то и там-то эти деяния находят­ся?

– Нет, государь. Невозможно показать эти деяния: вот там-то, мол, и там-то эти деяния находятся.

– Приведи пример.

– Как ты полагаешь, государь: можно ли показать пло­ды тех растений, которые еще не плодоносят,– вот там-то и там-то эти плоды находятся?

– Нет, почтенный.

– Вот так же, государь, невозможно показать деяния в непрервавшейся последовательности[258] – вот там-то, мол и там-то эти деяния находятся.

– Прекрасно, почтенный Нагасена.

Царь молвил: «Почтенный Нагасена, знает ли тот, кто вопло­тится вновь, о том, что он воплотится?»

– Да, государь. Тот, кто воплотится вновь, знает о том, что воплотится.

– Приведи пример.

– Например, государь, хозяин-пахарь бросил семена в землю; знает ли он, если прошли хорошие дожди, что у него будет урожай?

– Да, почтенный, знает.

– Вот так же, го­сударь, тот, кто воплотится вновь, знает о том, что воплотит­ся.

– Прекрасно, почтенный Нагасена[259].

Царь молвил: «Почтенный Нагасена, есть ли Просветлен­ный?»

– Да, государь, есть Блаженный.

– Но возможно ли показать Просветленного, почтенный Нагасена: вот там-то и там-то Просветленный?

– Блаженный ушел в окончательный и безостаточный покой, государь, поэтому невозможно показать Блаженного: вот там-то, мол, и там-то Блаженный.

– Приведи пример.

– Как ты полагаешь, государь, возможно ли пока­зать пламя большого, яркого костра: вот там-то, мол, и там-то это пламя – если оно уже потухло?

– Нет, почтенный. Пламя угасло, его не показать.

– Вот так же, государь, Блаженный ушел в окончательный безостаточный покой, поэтому невозмож­но показать его: вот там-то, мол, и там-то Блаженный. Но через тело дхармы[260] возможно показать Блаженного, ибо дхарма пре­подана Блаженным.

– Прекрасно, почтенный Нагасена.

Пятая глава закончена.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Царь молвил: «Почтенный Нагасена, мило ли монахам те­ло?»

– Нет, государь, монахам тело не мило.

– Что же вы, почтенный, носитесь с ним, возитесь с ним?

– Скажи, госу­дарь, случалось ли тебе как-нибудь, когда-нибудь получать в сражении удар копьем?

– Да, почтенный, случалось.

– Ведь рану и мазью смазывают, и маслом умащают, и мягкой тканью перебинтовывают, не так ли, государь?

– Да, почтенный, и мазью смазывают, и маслом умащают, и мягкой тканью пере­бинтовывают.

– Что же, государь, мила тебе рана, раз ее тебе и мазью смазывают, и маслом умащают, и мягкой тканью пере­бинтовывают?

– Нет, почтенный. И мазью смазывают, и мас­лом умащают, и мягкой тканью перебинтовывают ее для того, чтобы мышцы срослись.

– Вот так же, государь, отшельникам тело не мило. Монахи не прилепляются к телу, а заботятся о нем, чтобы блюсти воздержание[261]. Вот и Блаженный, государь, уподобил тело ране, поэтому монахи заботятся о теле, как о ране. Ведь есть изречение Блаженного, государь:

«Влажной кожей обтянута рана девятивратная,

Кругом сочится гноем, нечистая, смердящая»[262].

– Прекрасно, почтенный Нагасена.

Царь молвил: «Почтенный Нагасена, верно ли, что Просвет­лённый всеведущ и всевидящ?»[263]

– Да, государь, Блаженный всеведущ и всевидящ.

– Почему же правила поведения Просветлённый предписывает слушателям не все разом, а посте­пенно, почтенный Нагасена?

– Есть ли такой знахарь, кото­рый знал бы все на свете целебные травы, государь?

– Да, почтенный, есть.

– И когда же он поит больного отваром из них, государь: в должное время или в недолжное?

– В долж­ное время, почтенный, поит он больного отваром, не в недолж­ное.

– Вот так же, государь, Блаженный всеведущ и всеви­дящ; он не предписывал слушателям правила поведения в недолжное время, но предписывал их в должное время, и прави­ла эти следует блюсти всю жизнь.

– Прекрасно, почтенный Нагасена[264].

Царь молвил: «Почтенный Нагасена, верно ли, что Просветлённый имеет тридцать два признака великого человека, отме­чен к тому же восьмьюдесятью второстепенными приметами, с кожей золотистого цвета, на сажень вокруг светится?»[265]

 – Да, государь. Блаженный имеет тридцать два признака великого че­ловека, отмечен восьмьюдесятью второстепенными приметами, с кожей золотистого цвета, на сажень вокруг светится.

– А ро­дители его, почтенный, тоже таковы, тоже имеют тридцать два признака великого человека, отмечены восмьюдесятью второсте­пенными приметами, с кожей золотистого цвета, на сажень во­круг светятся?

– Нет, государь.

– И притом от них рожда­ется Просветленный, имеющий тридцать два признака великого человека, отмеченный восьмьюдесятью второстепенными приме­тами, с кожей золотистого цвета, на сажень вокруг светящий­ся? Но ведь бывает так, что сын или мать напоминает, в мать рождается, или отца напоминает, в отца рождается.

– Суще­ствует ли, государь, столепестковый лотос? – молвил тхера.

– Да, почтенный, существует.

– И где же встречается?

– В иле рождается, в воде покоится.

– Разве похож лотос на ил, государь, цветом, или запахом, или вкусом?

– Нет, почтен­ный.

– Тогда на воду похож цветом, или запахом, или вку­сом?

– Нет, почтенный.

– Вот так же, государь, Блаженный имеет тридцать два признака великого человека, отмечен восьмьюдесятью приметами, с кожей золотистого цвета, на са­жень вокруг светится, но его родители не таковы: не имеют тридцати двух признаков великого человека, не отмечены восьмьюдесятью второстепенными приметами, кожа их не золо­тистого цвета, на сажень вокруг не светятся.

– Прекрасно, по­чтенный Нагасена.

Царь молвил: «Почтенный Нагасена, Просветленный живёт по-брахмански целомудренно?»

– Да, государь, Блаженный живет по-брахмански.

– Стало быть, почтенный Нагасена, Просветленный – ученик Брахмы?

– Есть у тебя, государь, верховой слон?

– Да, почтенный, есть.

– И трубит этот слон кое-когда, иной раз?

– Да, почтенный, трубит.

– Он трубит, как журавли трубят, не так ли?

– Да, почтенный, так же трубит.

– Стало быть, государь, этот слон – журавлиный ученик?

– Нет, почтенный.

– А скажи, государь, Брахма светел умом или нет?

– Светел, почтенный.

– Стало быть, государь, Брахма – ученик Просветленного[266].

– Прекрасно, почтенный Нагасена.

Царь молвил: «Почтенный Нагасена, посвящение прекрас­но?»

– Да, государь, посвящение прекрасно.

– А Просвет­ленный посвящен был или не был, почтенный?

– Блаженный стал посвященным у комля древа просветления, государь, тогда же, когда обрел всеведущее знание; никто иной Блаженного не посвящал. Слушателям же Блаженный предписывает во время посвящения правила поведения, которые следует блюсти всю жизнь, так что у них есть посвящение, получаемое от другого человека[267].

– Прекрасно, почтенный Нагасена.

Царь молвил: «Почтенный Нагасена, если один по умершей матери плачет, а другой из любви к Учению плачет, то из этих двух плачущих чьи слезы целительны, чьи нецелительны?»

– У одного, государь, слезы жаркие, страстью, враждебностью, заблуждением загрязненные, у другого же – радостные, удов­летворенные, свежительные, незагрязненные; что свежительно, то целительно, государь, что жарко, то нецелительно.

– Прекрасно, почтенный Нагасена.

Царь молвил: «Почтенный Нагасена, в чем различие страст­ного и бесстрастного?»

– Один вожделеет, другой не вожделе­ет, государь.

– Как это, почтенный: вожделеет и не вожделе­ет?

– У одного есть цель[268], государь, у другого нет цели.

– Мне это видится так, почтенный: страстному ли, бесстрастному ли, а каждому лучшего хочется – что еды, что питья; греховного никому не хочется.

– Когда страстный ест, государь, он испы­тывает ощущение вкуса и испытывает страсть к вкусу; а когда бесстрастный ест, он испытывает ощущение вкуса, но не страсть к вкусу[269].

– Прекрасно, почтенный Нагасена.

Царь молвил: «Почтенный Нагасена, мудрость где обитает?»

– Нигде, государь.

– Стало быть, почтенный Нагасена, нет мудрости.

– Ветер, государь, где обитает?

– Нигде, почтенный.

– Стало быть, государь, нет ветра.

– Прекрасно, почтенный Нагасена.

Царь молвил: «Почтенный Нагасена, ты упомянул «мирское кружение»[270]. Что такое мирское кружение?»

– Здесь родился, здесь и умер, государь; здесь умер, там родился; там родился, там и умер; там умер, в ином месте родился… Это и есть мир­ское, кружение, государь.

– Приведи пример.

– Например, государь, некто съел спелое манго, а косточку посадил; из нее вырастет большое манговое дерево, будет плодоносить; тогда тот человек опять съест спелое манго с этого дерева, а косточку посадит; из нее вырастет большое манговое дерево, и краю этим деревьям не видать. Вот так же, государь, некто здесь родился, здесь и умер; здесь умер – там родился, там и умер; там умер – в ином месте родился… Это и есть мирское кружение, государь.

– Прекрасно, почтенный Нагасена.

Царь молвил: «Почтенный Нагасена, чем существо запо­минает прошлое, давно свершенное?»

– Памятью, госу­дарь[271].

– Да ведь мыслью запоминает, почтенный Нагасена, а не памятью.

– Ты ведь припоминаешь нечто, государь, что ко­гда-то сделал, а потом забыл?

– Да, почтенный.

– Разве ты был в то время немыслящим?

– Нет, почтенный, но памяти в то время у меня не было.

– Тогда почему ты говоришь, государь, будто запоминают мыслью, а не памятью?

– Прекрас­но, почтенный Нагасена.

Царь молвил: «Почтенный Нагасена, всегда ли память от понимания, или бывает и воспитанная[272] память?»

– Бывает и от понимания память, бывает и воспитанная память, государь.

– Все же, почтенный Нагасена, память всегда от понимания, нет воспитанной памяти.

– Если нет воспитанной памяти, госу­дарь, то и ремесленникам в ремеслах, в умениях, знаниях де­лать нечего, и в учителях толку нет. Но поскольку воспитанная память есть-таки, то и ремесленникам в ремеслах, в умениях, в знаниях есть что делать, и в учителях толк есть.

– Пре­красно, почтенный Нагасена.

Шестая глава закончена.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Царь молвил: «Почтенный Нагасена, сколькими способами[273] возникает память?»

– Шестнадцатью способами возникает па­мять, государь, вот такими шестнадцатью: прирожденной воз­никает память; воспитанной; от осознания величия, от осознания добра, от осознания зла, от подобия признаков, от расподобле­ния признаков, от узнавания речей, от метины, от старания вспомнить, от движения рук[274], от вычисления, от заучивания, от йогического освоения, от составления книги, от заклада.

– Но всегда память возникает о чем-то испытанном[275].

– Вот как па­мять возникает прирожденной: так же, как у достопочтенного Ананды, мирянки Кубджоттары или любого другого из тех, кто помнит свое собственное рождение[276]; вот как память возникает воспитанной: некто по природе забывчив, а другие не отступаются от него, покуда он не запомнит; вот как память возникает от осознания величия: царь помнит помазание на царство или арий помнит обретение слуха[277]; вот как память возникает от осознания добра: пережив где-то счастье, человек запоми­нает: «Там-то я пережил такое-то счастье»; вот как память возникает от осознания зла: пережив где-то несчастье, человек запоминает: «Там-то я пережил такое-то несчастье»; вот как от подобия признаков возникает память: увидевши человека, похожего на мать, или отца, или брата, или сестру, запоминают его; или, увидевши верблюда, или быка, или осла, запоминают и другого похожего верблюда, или быка, или осла; вот как память возникает от расподобления признаков: человек запо­минает, что у такого-то предмета вид – такой-то, звук – та­кой-то, запах – такой-то, вкус – такой-то, на ощупь он – такой-то[278]; вот как память возникает от узнавания речей: некто по природе забывчив, а другие ему напоминают, и он запоминает; вот как память возникает от метины: некто знает волов по тав­ру, знает по метине; вот как память возникает от старания вспомнить: некто по природе забывчив, и кто-то ему твердит: «Ну, вспомни же, вспомни же»; вот как память возникает от движения рук: выучившийся грамоте знает, что после такой-то буквы сразу же пишется такая-то[279]; вот как память возникает от вычисления: выучившиеся вычислениям вычислители могут считать большие числа; вот как память возникает от заучива­ния: выучившиеся заучиванию начетчики многое могут читать наизусть; вот как память возникает от йогического освоения: припоминает монах разные прежние свои обиталища: одно рож­дение назад, два рождения назад и так далее – так он припо­минает разные прежние свои обиталища[280]; вот как память воз­никает от составления книги: припоминая, какой следует от­дать приказ, цари велят принести книгу, и благодаря книге припоминают; вот как память возникает от заклада: человек, увидевши заложенную вещь, вспоминает.

А вот как память возникает о чем-то испытанном: раз видел, то вспоминает зри­мое, раз слышал, то вспоминает звук, раз обонял, то вспомина­ет запах, раз вкушал, то вспоминает вкус, раз осязал, то вспо­минает касание, раз осознавал, то вспоминает дхармы. Вот та­кими способами, государь, возникает память»[281].

– Прекрасно, почтенный Нагасена.

Царь молвил: «Почтенный Нагасена, вы утверждаете: если кто-то сто лет будет творить дурные дела, но при смерти ему случится один раз вспомнить о Просветленном, то он родится среди небожителей. Мне в это не верится. И еще вы утверж­даете, что из-за убиения всего лишь одного живого существа[282] рождаются в кромешной. В это мне тоже не верится»[283].

–  Как ты полагаешь, государь: поплывет ли по воде без лодки ка­мень, хоть маленький?

– Нет, почтенный.

– А если нагру­зить корабль камнями со ста возов, поплывет он по воде?

– Да, почтенный, поплывет.

– Благие деяния, государь, следует уподоблять лодке[284].

– Прекрасно, почтенный Нагасена.

Царь молвил: «Почтенный Нагасена, вы стараетесь для то­го, чтобы отбросить прошлые тяготы?»

– Нет, государь.

– То­гда вы стараетесь для того, чтобы отбросить будущие тяго­ты?

– Нет, государь.

– Тогда вы стараетесь для того, чтобы отбросить теперешние тяготы?

– Нет, государь.

– Если, поч­тенный Нагасена, вы стараетесь ни для того, чтобы отбросить прошлые тяготы, ни для того, чтобы отбросить будущие тяготы, ни для того, чтобы отбросить теперешние тяготы, то для чего же вы стараетесь?

– Пожалуйста, государь: чтобы эта тягота пресеклась, иная тягота не появилась – вот для чего мы стара­емся.

– Но разве есть, почтенный, будущие тяготы[285]?

– Нет, государь.

– Перемудрили вы, почтенный Нагасена: тяго­ты, которых нет, отбросить стараетесь».

– Скажи, государь, бывает ли, что цари – соперники твои, неприятели, недруги на тебя войной идут?

– Да, почтенный, бывает.

– Что же, госу­дарь, тогда вы и прикажете выкопать ров, возвести крепостные стены, срубить ворота, возвести сторожевые башни, накопить хлеба?

– Нет, почтенный, все готовится заранее.

– Или, го­сударь, ты тогда же и станешь учиться езде на слоне, учиться верховой езде, учиться управлять колесницей, учиться стрельбе из лука, учиться владеть мечом?

– Нет, почтенный, всему за­ранее учатся.

– Зачем?

– Чтобы отразить будущие опасно­сти, почтенный.

– Но разве есть, государь, будущие опасно­сти?

– Нет, почтенный.

– Перемудрили вы, государь: опас­ности, которых нет, отразить готовитесь.

– Приведи еще при­мер.

– Как ты полагаешь, государь: ты, когда пить захочешь, тогда и прикажешь копать колодец, копать пруд, копать водо­ем – мне-де попить бы?

– Нет, почтенный, все готовится заранее.

– Зачем?

– Чтобы утолить будущую жажду, почтенный

– Но разве есть, государь, будущая жажда?

– Нет, почтенный.

– Перемудрили вы, государь: жажду, которой нет, утолить готовитесь.

– Приведи еще пример.

– Как ты полагаешь, государь: ты, когда проголодаешься, тогда и прикажешь вспахать поле и высадить рис – мне-де каши бы поесть?

– Нет, почтенный, все готовится заранее.

– Зачем?

– Чтобы утолить будущий голод, почтенный.

– Но разве есть, государь, будущий голод?

– Нет, почтенный.

– Перемудрили вы, госу­дарь: голод, которого нет, утолить готовитесь.

– Прекрасно, почтенный Нагасена[286].

 Царь молвил: «Почтенный Нагасена, далеко ли отсюда до мира Брахмы?»

– Очень далеко отсюда до мира Брахмы, го­сударь. Если оттуда свалится скала в дом величиной, то, про­летая в сутки сорок восемь тысяч йоджан, она достигнет земли через четыре месяца.

– Почтенный Нагасена, вы утверждаете: не быстрее сильный мужчина согнутую руку выпрямит или прямую руку согнет[287], как обладающий сверхобычными силами монах, господин своего духа, исчезнет с материка Джамбу и внезапно появится в мире Брахмы. Мне в это не верится, слиш­ком уж быстро преодолеет он все эти сотни йоджан.

– Где ты родился, государь? – спросил тхера.

– Есть, почтенный, остров Аласанда, там я и родился.

– Как далеко отсюда до Аласанды, государь?

– Добрых две сотни йоджан, почтенный.

– Помнишь ты о чем-нибудь, что там делал? Не правда ли, го­сударь?

– Да, почтенный, помню.

– Легко же ты, государь, добрых две сотни йоджан прошел.

– Прекрасно, почтенный Нагасена.

Царь молвил: «Почтенный Нагасена, если один умрет здесь и родится в мире Брахмы, а другой умрет здесь же и родится в Кашмире, то кто раньше, кто позже?»

– Одновременно, госу­дарь.

– Приведи пример.

– Где твой родной город, госу­дарь?

– Есть местечко Каласи[288], почтенный, там я и родил­ся.

– Как далеко отсюда до Каласи, государь?

– Добрых две сотни йоджан, почтенный.

– А как далеко отсюда до Кашмира, государь?

– Двенадцать йоджан, почтенный.

– Ну-ка, государь, представь себе Каласи.

– Уже, почтен­ный.

– Ну-ка, государь, представь себе Кашмир,

– Уже, почтенный.

– Что ты себе быстрее представлял, а что дольше, государь?

– Одинаково, почтенный.

– Вот так же, государь, если один умрет здесь и родится в мире Брахмы, а другой умрет здесь и родится в Кашмире, то они родятся одновременно.

– Приведи еще пример.

– Как ты полагаешь, государь: вот ле­тели два сокола, один сел на высокое дерево, другой сел на низкое дерево, притом оба одновременно; чья тень раньше дой­дет до земли, чья тень позже дойдет до земли?

– Одновременно, почтенный.

– Вот так же, государь, если один умрет здесь и родится в мире Брахмы, а другой умрет здесь же и родится в Кашмире, то они родятся одновременно[289].

– Прекрасно, по­чтенный Нагасена.

Царь молвил: «Почтенный Нагасена, сколько всего звеньев просветления?»

– Семь, государь, звеньев просветления.

– И сколькими же звеньями просветления человек просветляет­ся?

– Одним звеном просветления просветляется, государь: звеном всепросветления, называемым «разбор дхарм».

– По­чему же, почтенный, говорится о семи звеньях просветления?

– Как ты полагаешь, государь: если меч лежит в ножнах, не взят в руку, может ли он что-либо разрубить?

– Нет, почтен­ный.

– Вот так же, государь, звеном всепросветления, назы­ваемым «разбор дхарм», без прочих шести звеньев просветле­ния человек не просветляется.

– Прекрасно, почтенный На­гасена.

Царь молвил: «Почтенный Нагасена, что больше – достойное или недостойное[290]

– Достойное больше, государь, недостой­ное меньше.

– Почему же?

– Совершающий недостойное раскаивается в том, что совершил грех, и потому, государь, грех не растет. Совершающий же достойное, государь, не рас­каивается, раз нет раскаяния, то является веселость, от весело­сти является радость, от радости тело[291] становится надежным, от надежности тела ощущается приятное, у ощущающего при­ятное мысль сосредоточивается, сосредоточенный постигает то, что есть[292], поэтому достойное растет. Да ведь если человек с усеченными ступнями и кистями рук подаст Блаженному стебе­лек лотоса, то он девяносто одну кальпу не попадет в преис­поднюю[293], потому я и говорю, что достойное больше, недостойное меньше.

– Прекрасно, почтенный Нагасена.

Царь молвил: «Если один заведомо грешит, почтенный На­гасена, а другой по неведению грешит, то у кого больше недо­стойного?»

– У того, кто по неведению грешит, недостойного больше,– молвил тхера.

– Стало быть, почтенный Нагасена, если у нас царевич или сановник грешит по неведению, то нам его вдвойне наказывать?

– Как ты полагаешь, государь: если нагретый железный жар, горячий, накаленный докрасна, жаром пышущий, двое схватят: один зная схватит, другой не зная схватит – то кто сильнее обожжется?

– Кто не зная схватил, почтенный, тот и обожжется сильнее.

– Вот так же, государь, кто грешит по неведению, у того недостойного больше.

– Прекрасно, почтенный Нагасена[294].

Царь молвил: «Почтенный Нагасена, может ли кто-нибудь во плоти добраться до северного материка Куру, или до мира Брахмы, или еще до какого-то материка?»

– Да, государь, есть такие, кто может в этом же теле, составленном из четырех больших сутей[295], добраться и до северного материка Куру, и до мира Брахмы, и до другого какого-либо материка.

– Каким образом, почтенный Нагасена, они могут в этом же теле, состав­ленном из четырех больших сутей, добраться и до северного материка Куру, и до мира Брахмы, и до другого какого-либо материка?

– Ты ведь перепрыгиваешь на земле расстояние в пядь или две, государь, не так ли?

– Да, почтенный, конечно. Я и на шестнадцать пядей прыгаю.

– Как ты прыгаешь на шестнадцать пядей, государь?

– У меня является мысль: при­землиться туда-то. С появлением такой мысли тело становится для меня легким.

– Вот так же, государь, обладающий сверх­обычными силами монах, господин своего духа, устанавливает тело на мысль[296] и силой мысли летит по воздуху.

– Прекрас­но, почтенный Нагасена.

Царь молвил: «Почтенный Нагасена, вы говорите о костях длиной сто йоджан. Но ведь даже деревьев длиной сто йоджан и то нет. Откуда же взяться костям в сто йоджан длиной?»

– Как ты полагаешь, государь: водятся ли в океане рыбы дли­ною пятьсот йоджан? Слыхал ты об этом?

– Да, почтенный, слыхал.

– Но ведь у рыбы в пятьсот йоджан длиной как раз и будут кости длиной сто йоджан[297].

– Прекрасно, почтенный Нагасена.

Царь молвил: «Почтенный Нагасена, вы утверждаете, будто можно пресечь вдохи и выдохи»[298].

– Да, государь, можно пре­сечь вдохи и выдохи.

– Каким образом, почтенный Нагасена, можно пресечь вдохи и выдохи?

– Ты когда-нибудь слышал, государь, как кто-то храпит?

– Да, почтенный, слышал.

– Если человек согнется, то прекратится его храп, государь?

– Да, почтенный, прекратится.

– Если этот звук у того, кто не освоил тело, не освоил нравственность, не освоил мысль, не освоил мудрость, может прекратиться, то неужели не может пресечь вдохи и выдохи тот, кто освоил тело, освоил нравствен­ность, освоил мысль, освоил мудрость, вошел в четвертую ста­дию созерцания?

– Прекрасно, почтенный Нагасена.

Царь молвил: «Почтенный Нагасена, есть такое слово «оке­ан». Почему вода называется океаном?»

– Столько-то воды, государь, соответственно соли; столько-то соли, соответственно воды, потому и называется океаном[299].

– Прекрасно, почтен­ный Нагасена.

Царь молвил: «Почтенный Нагасена, почему вкус океана один – соленый?»

– От долгого стояния в нем воды, государь, вкус океана один – соленый.

– Прекрасно, почтенный Нагасе­на.

Царь молвил: «Почтенный Нагасена, все ли тонкое можно помыслить?

– Да, государь, все тонкое можно помыслить.

– А что такое, почтенный, все тонкое?

– Все тонкое, государь, это дхарма, но не все дхармы тонки. И тонкое и грубое суть обозначения дхарм. Все, что должно быть помыслено, мыслит мудрость, помимо мудрости, мышления нет[300].

– Прекрасно, почтенный Нагасена.

Царь молвил: «Почтенный Нагасена, есть дхармы: созна­ние, мудрость, душа живого существа. Эти дхармы – и разные предметы, и разные слова или предмет один, слова только раз­ные?»[301]

– Свойство сознания – осознавать, государь, свойство мудрости – мудровать[302], а душа представляет собой ничто.

– Если душа представляет собой ничто, то кто же тогда зрением видит зримое, слухом слышит звук, обонянием чует запах, язы­ком вкушает вкус, телом осязает осязаемое, умом осознает дхар­мы?

– Если это душа зрением видит зримое (—) умом осознает дхармы,– молвил тхера,– то, если вырвать проходы зрения, она должна отчетливее увидеть зримое, ибо к ней будет обращено большее пространство, а если вырвать уши, вырвать нос, вырвать язык, разорвать поверхность тела, то она должна отчетливее услышать звук, почуять запах, вкусить вкус, ося­зать осязаемое, ибо к ней будет обращено большее пространст­во?.

– Нет, почтенный.

– Стало быть, государь, душа живо­го существа представляет собой ничто.

– Прекрасно, почтен­ный Нагасена[303].

Тхера молвил: «Трудное дело сделал Блаженный, госу­дарь».

– Какое трудное дело сделал Блаженный, почтенный Нагасена?

– Трудное дело сделал Блаженный, государь: по­следовательно описал различия всех безобразных дхарм – ума и дхарм, связанных с ним,– разворачивающихся на единой опоре: вот соприкосновение, вот ощущение, вот распознавание, вот побуждение, вот мысль[304].

– Приведи пример.

– Напри­мер, государь, некто вышел на корабле в открытое море, за­черпнул пригоршню воды и попробовал ее на вкус. Сможет ли, государь, этот человек узнать: вот вода из Ганги, вот вода из Ямуны, вот вода из Ачиравати, вот вода из Сараю, вот вода из Махи?

– Трудно узнать, почтенный.

– Но то, что сделал Блаженный, еще труднее: он последовательно описал различия всех безобразных дхарм – ума и дхарм, связанных с ним,– раз­ворачивающихся на единой опоре: вот соприкосновение, вот ощущение, вот распознавание, вот побуждение, вот мысль.

– Спасибо, почтенный,– поблагодарил царь[305].

Седьмая глава закончена.

Завершение беседы.

«Ты не знаешь, государь, который теперь час?» – спросил тхера.

– Знаю, почтенный. Сейчас вечерняя стража уже кончи­лась, полуночная стража идет; зажигают четыре факела из ткани, смоченной в конопляном масле,– тебя проводят, как меня самого[306].

– Прекрасно, государь, умен монах,– молви­ли греки.

– Верно, любезные, умен тхера. Если уж встретились такой учитель, как он, да такой ученик, как я,– тут быстро можно понять Учение.

Обрадованный ответами тхеры Нагасе­ны на свои вопросы, царь Милинда пожаловал ему шерстяное одеяло ценой сто тысяч каршапан и сказал: «Почтенный Нагасена! Я приглашаю тебя восемьсот дней совершать трапезу у меня[307]; если тебе что-то нужно во дворце, то этим тоже распо­лагай».

– Полно, государь, не нужно мне этого.

– Я пони­маю, почтенный Нагасена, что не нужно, но ты и себя огради от пересудов, и меня огради. Вот в каком смысле огради себя: пойдут досужие пересуды, что Нагасена-де удовлетворил царя беседой, но ничего не получил от него. Огради себя от этого. Вот в каком смысле огради меня: пойдут досужие пересуды, что царя Милинду-де сполна удовлетворили ответами и бесе­дой, а он и виду не подает, что удовлетворен. Огради меня от этого.

– Пусть так, государь.

– Я ведь, почтенный, как лев, царь зверей: сидит в золотой клетке, а смотрит наружу. Вот и я, почтенный, хоть и живу в миру, а все наружу смотрю. Если бы я из дому ушел в бездомность, я бы недолго прожил – много у меня недругов.

Итак, почтенный Нагасена ответил на вопросы царя Милин­ды, встал и ушел в обитель. Вскоре после ухода почтенного Нагасены царю Милинде подумалось: «Так ли я все спраши­вал? Так ли почтенный отвечал?» И царь Милинда решил: «Хорошо я все спрашивал, хорошо все почтенный отвечал». И достопочтенному Нагасене, когда он вернулся в обитель, по­думалось: «Так ли царь Милинда все спрашивал? Так ли я отвечал?» И достопочтенный Нагасена решил: «Хорошо все царь Милинда спрашивал, хорошо я все отвечал».

И вот рано поутру, когда миновала ночь, достопочтенный Нагасена встал, оделся, взял в руку миску, надел верхнюю одежду и пришел в чертоги царя Милинды. Придя, он сел на предложенное сиденье. А царь Милинда приветствовал достопочтенного Нагасе­ну и сел подле. И, сидя подле достопочтенного Нагасены, царь Милинда сказал ему: «Не думай, почтенный, будто я оттого не спал остаток ночи, что был доволен тем, как задал тебе вопро­сы. Это не так. В оставшуюся часть ночи я подумал: «Так ли я все спрашивал, так ли почтенный отвечал? Хорошо я все спрашивал, хорошо почтенный отвечал». И тхера сказал: «Не думай, государь, будто я оттого не спал остаток ночи, что был доволен тем, как отвечал на твои вопросы. Это не так. В ос­тавшуюся часть ночи я подумал: «Так ли все царь Милинда спрашивал, так ли я отвечал? Хорошо все царь Милинда спра­шивал, хорошо я все отвечал». Так эти великие мужи поблаго­дарили друг друга за хорошую беседу.

В «Вопросах Милинды» вопросы и ответы закончены.

КНИГА ТРЕТЬЯ. ВОПРОСЫ-РОГАТИНЫ

Спорщик, в диспутах искушенный, острый разумом, даровитый,

Царь Милинда пришел к Нагасене, чтобы силой знанья помериться.

Подступил он к нему вплотную, задавал вновь и вновь вопросы,

И строй мыслей его изменился, он взялся читать Три Корзины.

В уединении, ночью Речения Будды продумывал,

На рогатины напоролся путаных, спорных вопросов:

«В проповеданном Царем дхармы что-то сказано неоднозначно,

Что-то по поводу сказано, что-то по сущности сказано[308]

Не напоролись бы в будущем на эти вопросы-рогатины[309],

Не распознавши их смысла; не возникло бы несогласия.

Испрошу у наставника милость; пусть он сломит вопросы-рогатины,

Пусть укажет путь объяснения, чтобы так объясняли и впредь».

Итак, когда начало светать и забрезжил рассвет, царь Ми­линда омыл голову, приложил молитвенно сложенные ладони ко лбу, направив помыслы к истинновсепросветленным прошлого, будущего и настоящего, и принял на себя восемь обетов: «На­чиная с нынешнего дня я на неделю должен взять на себя вось­меричный обет и совершать тапас; свершив же тапас, я испро­шу милость у учителя и задам ему вопросы-рогатины».

Итак, царь Милинда снял свою всегдашнюю мирскую одежду[310], отце­пил украшения, надел желтое рубище, надел шапочку, уподо­бившую его голову бритой голове монаха[311], и, став как бы молчальником, принял восьмеричный обет: «Эту неделю я не должен заниматься царскими делами, не должен допускать мыс­лей, связанных со страстью, связанных с ненавистью, связанных с заблуждением; с рабами, прислугой и челядью должен быть кроток, в телесных и речевых действиях должен быть осмотрителен; с тем, что воспринимают шесть чувств, должен быть не­устанно осмотрителен, должен устремить помыслы на освоение доброты»[312].

Он взял на себя этот восьмеричный обет и, направ­ляя свои помыслы лишь на него, провел неделю взаперти, а на восьмой день, когда начало светать, он с раннего утра позавт­ракал, и, опустив очи долу, скупой на слова, держа себя весьма собранно, в сосредоточенном, радостном, веселом, приподнятом настроении он пришел к тхере Нагасене, земно ему поклонился и, стоя подле, сказал:

– Мне нужно обсудить с вами один предмет, почтенный На­гасена. Нежелательно, чтобы при этом присутствовал кто-либо третий. В безлюдном месте, в пустынном лесу, в восьми отно­шениях подобающем монаху[313],– вот где смогу я задать свой вопрос. Там мне не будет нужно скрываться и таиться. Право, я достоин услышать тайну в доверительной беседе. Если прибег­нуть к сравнению, то, как земная твердь достойна того, что­бы ей доверили клад, почтенный Нагасена, право, точно так же и я достоин того, чтобы услышать тайну в доверительной беседе.

Войдя же с учителем в пустынную рощу, он сказал: «Почтенный Нагасена, человеку, стремящемуся к беседе, следует избегать восьми мест. В этих восьми местах понимаю­щий человек о деле не беседует, ведь беседа там рассыпается, не получается. Вот эти места: неровной местности следует избе­гать, опасной избегать, продуваемой ветром избегать, слишком укромной избегать, храмов избегать, дорог избегать, проходов избегать, водоемов избегать[314]».

Тхера спросил: «В чем изъяны неровной местности, опасной, продувае­мой ветром, слишком укромной, храмов, дорог, проходов, водо­емов?»

– В неровной местности, почтенный Нагасена, предмет бе­седы разбрасывается, раскидывается, растекается, не получает­ся. В опасной ум пугается, а испуганный предмета толком не разумеет. В продуваемой ветром голоса не слыхать. В слишком укромной подслушивают. У храма беседа выходит тяжеловата. В дороге беседа делается пустой. В проходах вихляет. У водо­ема делается общеизвестна. Об этом сказано:

«Неровного, опасного, ветреного места,

Укромного, богам посвященного,

Дороги, прохода и водоема –

Таких восьми мест сторониться должно».

Восемь родов людей, почтенный Нагасена, портят беседу, если с ними беседовать. Вот они: влекомый страстью, влекомый ненавистью, влекомый заблуждением, влекомый гордостью, алч­ный, ленивый, озабоченный чем-то одним, глупец.

Тхера спросил: «В чем их изъяны?»

– Влекомый страстью, почтенный Нагасена, под влиянием страсти портит беседу, влекомый ненавистью под влиянием не­нависти портит беседу, влекомый заблуждением под влиянием заблуждения портит беседу, влекомый гордостью под влиянием гордости портит беседу, алчный под влиянием алчности портит беседу, ленивый своей леностью портит беседу, озабоченный чем-то одним своею озабоченностью портит беседу, глупец сво­ею глупостью портит беседу. Об этом сказано:

«Страстный, злобный и заблудший, гордый, алчный и ленивый,

Озабоченный и глупый – вот кто расстройство в беседу вносит».

Почтенный Нагасена, а вот эти девять родов поверенную им тайну не хранят, выбалтывают. Вот они: влекомый страстью, влекомый ненавистью, влекомый заблуждением, трус, корысто­любец, женщина, пьяница, скопец, дитя.

Тхера спросил: «В чем их изъяны?»

– Влекомый страстью, почтенный Нагасена, поверенную тайну из страсти не хранит, выбалтывает; влекомый ненавистью из ненависти поверенную тайну не хранит, выбалтывает; влеко­мый заблуждением в заблуждении поверенную тайну не хра­нит, выбалтывает; трус со страху поверенную тайну не хранит, выбалтывает; корыстолюбец корысти ради поверенную тай­ну не хранит, выбалтывает; женщина из вероломства поверенную тайну не хранит, выбалтывает; пьяница по пьяной распущенности поверенную тайну не хранит, выбалтывает; скопец из-за своего калечества поверенную тайну не хранит, выбалтывает; дитя по легкомыслию поверенную тайну не хра­нит, выбалтывает. Об этом сказано:

«Страстный, злобный и заблудший, трус и корыстолюбивый,

Пьяный, скопец и женщина и, наконец, ребенок.

Эти девять среди людей низки, неверны, изменчивы.

Тайна, им доверенная, тайной недолго останется».

Почтенный Нагасена, разум созревает и мужает от восьми причин.

Вот они: с наступлением зрелого возраста разум созре­вает и мужает; от доброжелательного внимания разум созре­вает и мужает; благодаря расспрашиванию разум созревает и мужает; благодаря житью рядом с источником знания разум созревает и мужает; от подлинного внимания разум созревает и мужает; благодаря диспутам разум созревает и мужает; от почитания с любовью разум созревает и мужает; от житья в благоприятной местности разум созревает и мужает. Об этом сказано:

«Доброжелательство, зрелость, вопросы,

Близость к источнику знания,

Внимание, спор, почитанье с любовью,

Житье в подходящей местности –

Эти восемь причин

Способствуют зрелости разума.

Развивается разум у тех,

Кому они способствуют».

Почтенный Нагасена, этому месту не свойственно ни одно из восьми препятствий для ведения беседы; да и я среди про­чих – лучший собеседник; и тайну способен я хранить – поку­да жив буду, тайну не разглашу; также от восьми причин со­зрел мой разум; право, трудно найти теперь ученика, подобного мне. С правильно действующим учеником и учителю следует вести себя поистине правильно, сообразно двадцати пяти досто­инствам, необходимым учителю.

Вот эти двадцать пять досто­инств:

~         постоянно, непрестанно должен учитель оберегать уче­ника;

~         должен знать, что тот любит, чего не любит;

~         должен знать, беспечен он или не беспечен;

~         должен знать, как тот спит и досуг проводит;

~         должен знать, не утомился ли он;

~         должен знать, подали ему еды или нет;

~         должен знать его особенности;

~         должен делиться с ним поданным пропитанием;

~         должен его ободрять: «Не огорчайся, смысл до тебя дойдет»;

~         должен знать о его общении: «с таким-то общается»;

~         должен знать, с кем тот общается в деревне;

~         должен знать, с кем тот общается в обители;

~         не должен с ним пустословить;

~         должен быть снисхо­дителен к его слабостям; должен быть вежлив;

~         должен быть последователен;

~         не должен что-то от него утаивать;

~         должен доделывать все до конца;

~         должен положить в себе родитель­скую мысль: «Я научу его различным умениям и этим словно дам ему второе рождение»;

~         должен положить в себе воспита­тельскую мысль: «Как бы не было ему ущерба»;

~         должен положить в себе такую мысль: «Я сделаю его сильным с помощью обучения»;

~         должен положить в себе мысль, исполненную доб­роты; в невзгодах покидать не должен;

~         от своего долга отсту­пать не должен;

~         оступившегося должен поддержать в согласии с Учением.

Таковы, почтенный, двадцать пять достоинств, необ­ходимых учителю[315]. Благоволи же вести себя со мной сообразно им.

– Сомнение нашло на меня, почтенный. Есть среди изреченно­го Победителем вопросы-рогатины. Они в будущем вызовут несогласие, а ведь тогда трудно будет найти людей с мощным разумом, подобным твоему. Раскрой же глаза мне на эти воп­росы; пресеки наветы.

– Хорошо,– согласился тхера и назвал десять достоинств, необходимых мирянину[316].– Мирянину необходимы десять досто­инств, государь, вот они:

~         горе и радость у мирянина – одни с общиной, государь;

~         превыше всего он ставит Учение;

~         с ра­достью посильно помогает общине своим достоянием;

~         видя уг­розу учению Победителя, ревнует о его поддержании;

~         истинновидящ;

~         праздники его более не привлекают[317];

~         к другому учителю даже под угрозой смерти не переметнется[318];

~         сдержан в те­лесных и словесных действиях[319];

~         согласию радуется не нара­дуется; охотно слушает проповедь;

~         Учению следует нелицемер­но;

~         нашел прибежище в Просветленном;

~         нашел прибежище в Учении; нашел прибежище в общине[320].

Таковы десять досто­инств, необходимых мирянину. Я вижу, что все они в тебе есть. Как это подобает, уместно, правильно, похвально, что, видя угрозу учению Победителя, ты хочешь поддержать его! Я согла­сен с тобою беседовать. Спрашивай меня, о чем хочешь.

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Вопрос 1 (1)

Итак, получив согласие на беседу, царь Милинда поклонил­ся в ноги наставнику, молитвенно сложив ладони над головою[321] и сказал:

– Почтенный Нагасена, иные проповедники так рассужда­ют: «Если Просветленный приемлет культ[322], то Просветленный не ушел в покой, но связан с миром, находится в мирских пре­делах, обычный мирской человек, а стало быть, служение ему тщетно и бесплодно. Если же ушел в покой, то не связан с миром, вне всякого существования, и культ его невозможен – ведь у ушедшего в покой нет никакого приятия, а служение тому, что служения не приемлет, тоже тщетно и бесплодно»[323]. Вот вопрос обоюдоострый[324]. Не по силам незрелым такая зада­ча, лишь великим такая задача по силам. Распутай эти тенета лжемудрия, выскажись однозначно. Тебе этот вопрос поставлен. Раскрой глаза будущим сынам Победителя, опровергни утверж­дения чужих.

Тхера сказал:

– Блаженный ушел в покой, государь, и Блаженный не при­емлет культа. Уже под древом просветления всякое приятие у Татхагаты пропало, тем более – у ушедшего в окончательный безостаточный покой. Ведь есть изречение тхеры Шарипутры, полководца Учения, государь:

«Просветленных, кому нет сравнения,

Почитают и боги и люди.

Но не нужно им поклонение –

Такова просветленных природа»[325].

Царь сказал:

– Почтенный Нагасена, пусть сын хвалит отца или отец хвалит сына. Чтобы опровергнуть утверждения чужих, это не довод, это всего лишь проявление приязни. Нет, ты скажи мне настоящий довод, который бы обосновал твое утверждение и распутал бы сети лжемудрия[326].

Тхера сказал:

– Блаженный ушел в покой, государь, и Блаженный не приемлет культа. Но богам и людям драгоценные мощи Татха­гаты становятся как бы основой, хотя ему это и безразлично. Они же, полагаясь на драгоценную его мудрость, прилежат правильному образу действия, а потому обретают три вида бла­годенствия[327]. Скажем, государь, яркий, жаркий костер прогорел и потух. Разве примет теперь этот костер какое-либо топливо, государь,– сено ли, хворост ли?

– Даже когда горел этот большой костер – и то он был безразличен к топливу – и к сену и к хворосту, почтенный, а потухший, затихший, неодушевленный[328] – и тем более.

– А когда этот костер прогорел и потух, что же, государь, разве не стало тогда в мире огня?

– Нет, почтенный. Ведь основа огня – это топливо, хво­рост. Если каким-то людям понадобится огонь, то они приложат свои собственные силы, старания, усердие, возьмут куски дере­ва, потрут их и извлекут огонь, а потом будут делать с огнем, что им надобно.

– Значит, государь, ложными выходят слова проповедни­ков, будто служение тому, кому оно безразлично,– тщетно и бесплодно. Как яркий, жаркий костер пылал, государь, так же точно Блаженный в десятитысячной мировой сфере пылал сла­вою Просветленного. Как яркий, жаркий костер отпылал и потух, государь, так же точно Блаженный в десятитысячной мировой сфере отпылал славою Просветленного и потух в окон­чательном безостаточном покое. Как у прогоревшего костра, го­сударь, нет приятия топлива – ни сена, ни хвороста, так же точно Благодетель человечества отбросил и успокоил всякое приятие. И если костер истощил топливо и потух, то люди приложат свои собственные силы, старание, усердие, возьмут кус­ки дерева, потрут их и извлекут огонь, а потом будут делать с ним, что им надобно, вот точно так же богам и людям драгоцен­ные мощи Татхагаты становятся как бы основой, хотя ему это и безразлично. Они же, полагаясь на драгоценную его муд­рость, прилежат правильному образу действий, а потому обре­тают три вида благоденствия.

Вот довод, государь, почему слу­жение ушедшему в покой Татхагате, которому оно безразлич­но, – нетщетно и небесплодно.

Слушай дальше, государь, еще довод, почему служение ушедшему в покой Татхагате, которому оно безразлично, – все же нетщетно и небесплодно. Скажем, го­сударь, дул сильный, крепкий ветер, а потом стих. Что же, госу­дарь, разве примет этот ветер попытку поднять его вновь?

– Нет, почтенный. У стихшего ветра нет ни усилия, ни вни­мания, чтобы его можно было поднять вновь, ибо стихия ветра не одушевлена.

­– А разве подходит этому стихшему ветру, государь, на­звание «ветер»[329]?

– Нет, почтенный. Но есть средства, чтобы вызвать ве­тер,– пальмовые листья или опахала. Если какие-то люди изму­чены жарою, истомлены зноем, то они берут пальмовый лист или опахало и, приложив свои собственные силы, старание, усердие, сами вызывают ветер и этим ветром умеряют жару, ослабляют зной.

– Значит, государь, ложными выходят слова проповедников, будто служение тому, кому оно безразлично, – тщетно и бес­плодно. Как сильный, крепкий ветер веял, государь, точно так же Блаженный овевал десятитысячную мировую сферу ветром свежести[330], услады, покоя, тонкой доброты. Как сильный, креп­кий ветер перестал веять и стих, государь, точно так же Бла­женный овеял десятитысячную мировую сферу ветром свеже­сти, услады, покоя, тонкой доброты и стих в окончательном безостаточном покое.

Как у стихшего ветра, государь, нет по­требности, чтобы его подняли вновь, так же точно Благодетель человечества отбросил и успокоил всякое приятие. А измучен­ные жарою и истомленные зноем люди, государь, что боги и люди, мучительно терзаемые пламенем тройного огня[331].

Как пальмовые листья или опахала – средство, чтобы вызвать ве­тер, так мощи и драгоценная мудрость Татхагаты – средство об­рести три вида благоденствия. И как измученные жарой и ис­томленные зноем люди берут пальмовый лист или опахало, сами вызывают ветер и им умеряют жару и ослабляют зной, точно так же боги и люди поклоняются мощам и драгоценной мудрости Татхагаты, хотя он и ушел в покой и ему это безразлично, порож­дают в себе благое и этим благим умеряют и ослабляют мучи­тельно терзающее их пламя тройного огня. Вот довод, государь, почему служение ушедшему в покой Татхагате, которому это без­различно, – нетщетно и небесплодно.

Слушай дальше, государь, еще довод, опровергающий наветы. Представь, что некто, уда­рив в барабан, извлек из него звук. Затем этот вызванный че­ловеком звук смолк. Скажи, государь, воспримет этот звук по­пытку вызвать его вновь?

– Нет, почтенный. Звук этот смолк, и у него нет ни усилия, ни внимания, чтобы он мог вновь возникнуть. Однажды возник­нув и отзвучав, этот звук пропал. Однако, почтенный, есть средство, чтобы вызвать звук, – это барабан, а раз есть средст­во, то человек может сам приложить усилие, ударить в барабан и извлечь из него звук.

– Вот точно так же, государь, Блаженный, поставив вместо себя учителем проникнутое нравственностью, сосредоточением, мудростью, свободой, знанием-видением свободы Учение, и Устав, и наставление, и драгоценные мощи, сам ушел в окончательный безостаточный покой.

Но оттого что Блаженный ушел в покой, достижение благоденствия не сделалось невоз­можным, и те из живущих, что измучены тяготой бытия, пользу­ются как средством драгоценными мощами, Учением, Уставом, наставлением и, стремясь к благоденствию, благоденствие об­ретают.

Вот довод, почему служение ушедшему в покой Татхагате, которому оно безразлично,– нетщетно и небесплодно, го­сударь. Ведь предвидел Блаженный грядущее, государь, изрек, возгласил, предсказал: «Вы, возможно, станете думать, Ананда, что наставление-де у вас от умершего учителя и что нет учителя больше. Не нужно так думать, Ананда. Явленное, про­поведанное мною учение-наставление[332] – вот кто учитель вам после моей смерти»[333]. Слова же проповедников, будто служение ушедшему в покой Татхагате, которому оно безразлично,– тщетно-де и бесплодно,– все эти слова неверны, неправильны, неистинны, ложны, лживы, превратны, приносят тяготы, рожда­ют тяготы, увлекают в преисподнюю. Слушай дальше, государь, еще довод, почему служение ушедшему в покой Татхагате, ко­торому оно безразлично,– все же нетщетно и небесплодно. Скажи, государь, есть ли у земной тверди приятие того, чтобы росли на ней всякие растения?

– Нет, почтенный.

– А если у земли нет приятия этого, как же тогда, госу­дарь, растения на ней разрастаются, пускают густую сеть кор­ней, простирают во все стороны сучья, ветви, побеги, цветут и плодоносят?

– Хотя у земли и нет приятия этого, почтенный, она дает растениям место, дает основание расти, а растения на этом ме­сте благодаря этому основанию разрастаются, пускают густую сеть корней, простирают во все стороны сучья, ветви, побеги, цветут и плодоносят.

– Значит, государь, опровергнуты, разбиты, сведены к про­тиворечию слова проповедников, если они утверждают, будто служение тому, кому оно безразлично,– тщетно и бесплодно. Земной тверди, государь, подобен Татхагата, святой, истинновсепросветленный; так же как у земной тверди нет никакого приятия, государь, так и у Татхагаты нет никакого приятия; как растения благодаря земле разрастаются, пускают густую сеть корней, простирают во все стороны сучья, ветви, побеги, цветут и плодоносят, так же благодаря мощам и драгоценной мудро­сти Татхагаты, ушедшего в покой и безразличного к приятию, боги и люди прорастают благими корнями[334] и простирают во все стороны сучья сосредоточения, ветви Учения, побеги нравст­венности, цветут цветом свободы, плодоносят плодами шраманства.

Вот еще довод, государь, почему служение ушедшему в покой Татхагате, которому оно безразлично,– нетщетно и небес­плодно. Слушай дальше, государь, еще довод, почему служение ушедшему в покой Татхагате, которому оно безразлично,– все же нетщетно и небесплодно. Приемлют ли, государь, верблюды, волы, ослы, козлы, скот, люди, чтобы у них в животах заводи­лись черви?

– Нет, почтенный.

– А если они этого не приемлют, государь, как же тогда черви у них в животах заводятся да плодят там множество сы­новей и внуков и благоденствуют?

– Из-за действенности последствий их греховных деяний, почтенный, вот из-за чего, хотя они того и не приемлют, в жи­вотах у этих существ заводятся черви, плодят там множество сыновей и внуков и благоденствуют.

– Вот точно так же, государь, благодаря действенности мо­щей и драгоценной мудрости Татхагаты, ушедшего в покой, без­различного к приятию, служение ему нетщетно и небесплодно. Слушай дальше, государь, еще довод, почему служение ушедшему в покой Татхагате, которому оно безразлично,– все же не­тщетно и небесплодно. Скажи, государь, приемлемо ли для людей болеть какой-либо из девяноста восьми[335] известных бо­лезней?

– Нет, почтенный.

– Как же тогда, государь, на них без приятия наваливают­ся болезни?

– Из-за прошлого их дурного образа жизни[336], почтенный.

– Если, государь, прежде свершенное неблагое деяние чув­ствуется теперь, то тогда любое деяние, благое или неблагое, совершенное прежде или теперь, все же нетщетно и небесплод­но[337]. Вот довод, почему служение ушедшему в покой Татхагате, которому оно безразлично,– нетщетно и небесплодно. Ты когда-либо слышал, государь, о якше Нандаке, что напал на тхеру Шарипутру и провалился сквозь землю[338]?

– Да, почтенный, слышал. Это хорошо известно.

– Что же, государь, разве для тхеры Шарипутры было при­емлемо, чтобы якшу Нандаку поглотила земля?

– Скорее весь мир вверх дном станет, скорее солнце и луна на землю свалятся, скорее Меру, царь гор, рассыплется, чем для тхеры Шарипутры будет приемлемо чужое страдание, ведь вы­рвана, пресечена была сама та вещественная причина[339], благодаря которой тхера Шарипутра мог бы гневаться и злобиться. Искоренив самоё вещественную причину гнева, тхера Шарипут­ра не испытывал более гнева, почтенный, даже к своему убийце.

– А если, государь, для тхеры Шарипутры не было прием­лемо, чтобы якшу Нандаку поглотила земля, как же провалил­ся тогда якша Нандака сквозь землю?

– Из-за действенности последствий своего неблагого дея­ния, почтенный.

– Если, государь, якша Нандака провалился сквозь землю из-за действенности последствий своего неблагого деяния, а, стало быть, даже преступление против того, для кого возмез­дие неприемлемо, оказывается нетщетным и небесплодным, то тогда, государь, благодаря действенности последствий благого деяния служение тому, кому оно безразлично,– тоже нетщетно и небесплодно.

Вот довод, государь, почему служение ушедше­му в покой Татхагате, которому оно безразлично,– нетщетно и небесплодно.

Хорошо, государь, а сколько всего тех, кто про­валился сквозь землю? Известно тебе это?

– Да, почтенный, я это знаю.

– Так я слушаю тебя, государь.

– Молодая брахманка Чинча, Супрабуддха из рода шакьев, тхера Девадатта, якша Нандака и молодой брахман Нанда; насколько я слышал, почтенный, эти пятеро провалились сквозь землю[340].

– Перед кем они провинились, государь?

– Перед Блаженным и перед его слушателями, почтенный.

– Что же, государь, разве для Блаженного и его слушате­лей было приемлемо, чтобы те провалились сквозь землю?

– Нет, почтенный.

– Значит, государь, служение ушедшему в покой Татхагате, которому оно безразлично,– все же нетщетно и небесплодно.

– Прекрасно объяснено, почтенный Нагасена! Вышло нару­жу бывшее в глубинах, раскрыта тайна, разрублен узел, про­режена чащоба, сгинули наветы, сломлено лжемудрие! Поблек­ли лжепроповедники рядом с тобою, о лучший из лучших наставников[341].

Вопрос 2 (2)

Почтенный Нагасена, Просветленный всеведущ?

– Да, государь, Блаженный всеведущ, но Блаженный не располагает своим знанием-видением постоянно и непрерывно. Всеведущее знание Блаженного связано с исследованием; ис­следовав, Блаженный узнаёт все что угодно.

– Если, почтенный, всеведущее знание достается Будде че­рез искание, то он не всеведущ.

(Далее текст, несомненно, испорчен: имеется также лакуна. Содержа­ние можно восстановить примерно так: Нагасена указывает, что «исследо­вание» занимает у Блаженного ничтожно малое время, которым вполне мож­но пренебречь, и ссылается при этом на общую всем людям необыкновенную быстроту мысли.)

– …Ведь есть изречение Блаженного, государь: «До того, монахи, мысль меняется быстро, что и сравнить трудно».

– Почтенный Нагасена, если бы все мысли, протекшие за время, пока щелкнешь пальцами, сделались бы вещественными, то какая бы тогда куча вышла[342]?

– Если положить, что одно зерно риса – это одно измене­ние мысли, государь, то за время, пока щелкнешь пальцами, набралось бы сто повозок риса, считая полповозки равной семи корытам и двум адхакам[343]. (По-видимому, опять лакуна. Нагасена продолжает:) Мысль же бывает семи уровней[344].

Во-первых, государь, те, кому присущи страсть, ненависть, заблужде­ние, аффекты, не освоившие тело[345], не освоившие нравствен­ность, не освоившие мысль, не освоившие мудрость – их мысль возникает с трудом и разворачивается медленно, ибо мысль ими не освоена.

Представь, государь, что волокут срубленный бамбук – весь в листьях, разросшийся, с большой кроной, оплетённый-переплетенный кругом молодыми побегами, увитый сетью ветвей; подается он медленно, государь, только с трудом. Вот точно так же, государь, мысль тех, кому присущи страсти, ненависть, заблуждение, аффекты, кто не освоил тело, не осво­ил нравственность, не освоил мысль, не освоил мудрость,– их мысль возникает с трудом и разворачивается медленно, так как они оплетены-переплетены кругом аффектами. Такова мысль первого уровня.

Далее по порядку следует мысль второго уровня. Вот те, государь, что обрели слух и не съедут вниз[346], усвоили воззре­ние[347], вняли проповеди Учителя. Их мысль в трех отношениях легко возникает и легко разворачивается, а на высших уровнях возникает с трудом и разворачивается медленно, ибо в трех отношениях их мысль вполне очищенна, а выше аффекты у них еще не исчезли.

Представь, государь, что волокут срубленный бамбук, снизу до высоты третьего узла очищенный от побегов, а выше увитый сетью ветвей; пока протаскивают нижнюю часть до третьего узла, он легко подается, а выше – с трудом, ибо внизу он вполне очищен, а выше увит сетью ветвей. Вот точно так же, государь, мысль тех, что обрели слух и не съедут вниз, усвоили воззрение, вняли проповеди Учителя,– их мысль в трех отношениях легко возникает и легко разворачивается, а на высших уровнях возникает с трудом и разворачивается мед­ленно, ибо в трех отношениях их мысль вполне очищенна, а вы­ше аффекты у них еще не исчезли. Такова мысль второго уровня.

Далее по порядку следует мысль третьего уровня. Это те, государь, кто вернется еще раз, чьи страсть, ненависть и за­блуждение истончились. Их мысль в пяти отношениях легко возникает и легко разворачивается, а на высших уровнях воз­никает с трудом и разворачивается медленно, ибо в пяти от­ношениях их мысль вполне очищенна, а выше аффекты еще не исчезли.

Представь, государь, что волокут срубленный бам­бук, снизу до высоты пятого узла очищенный от побегов, а выше увитый сетью ветвей; пока протаскивают нижнюю часть до пятого узла, то он легко подается, а выше – с трудом, ибо снизу он вполне очищен, а выше увит сетью ветвей. Вот точно так же, государь, мысль тех, кто вернется еще раз, чьи страсть, ненависть и заблуждение истончились,– их мысль в пяти отно­шениях легко возникает и легко разворачивается, а на высших уровнях возникает с трудом и разворачивается медленно, ибо в пяти отношениях их мысль вполне очищенна, а выше аффекты еще не исчезли. Такова мысль третьего уровня.

Далее по порядку следует мысль четвертого уровня. Это, государь, безвозвратные, кто преодолел пять начальных помех. Их мысль в десяти отношениях легко возникает и легко раз­ворачивается, а на высших уровнях возникает с трудом и разво­рачивается медленно, ибо в десяти отношениях их мысль впол­не очищенна, а выше аффекты еще не исчезли.

Представь, го­сударь, что волокут срубленный бамбук, снизу до высоты десятого узла очищенный от побегов, а выше увитый сетью ветвей; пока протаскивают нижнюю часть до десятого узла, то он легко подается, а выше – с трудом, ибо снизу он вполне очищен, а выше увит сетью ветвей. Вот точно так же, государь, мысль безвозвратных, кто преодолел пять начальных помех, в десяти отношениях легко возникает и легко разворачивается, а на высших уровнях возникает с трудом и разворачивается медленно, ибо в десяти отношениях их мысль вполне очищенна, а выше аффекты еще не исчезли. Такова мысль четвертого уровня.

Далее по порядку следует мысль пятого уровня. Это, госу­дарь, святые, что сбросили путы, отмыли грязь, извергли аф­фекты, достигли искомого, свершили должное, сняли ношу, осуществили цель, преодолели привязанность к бытию, обрели толкующие знания, вполне очистились на уровне слушателей. Их мысль в пределах, доступных слушателям, легко возникает и легко разворачивается, но на уровнях просветленных-для-самих-себя возникает с трудом и разворачивается медленно, ибо в пределах, доступных слушателям, их мысль вполне очищен­на, а в пределах просветленных-для-самих-себя не вполне очищенна.

Представь, государь, что волокут срубленный бамбук, снизу доверху очищенный от побегов,– он легко подается, без труда, ибо он снизу доверху вполне очищен и ни за что не цепляется. Вот точно так же, государь, мысль святых, что сбросили путы, отмыли грязь, извергли аффекты, достигли ис­комого, свершили должное, сняли ношу, осуществили цель, преодолели привязанность к бытию, обрели толкующие зна­ния, вполне очистились на уровне слушателей,– их мысль в пределах, доступных слушателям, легко возникает и легко разворачивается, но на уровнях просветленных-для-самих-себя возникает с трудом и разворачивается медленно, ибо в преде­лах, доступных слушателям, их мысль вполне очищенна, а в пределах просветленных-для-самих-себя не вполне очищенна. Такова мысль пятого уровня.

Далее по порядку следует мысль шестого уровня. Это, го­сударь, просветленные-для-самих-себя, самобытные, без учите­ля, бредущие в одиночестве, как носорог со своим рогом. Их мысль в своих пределах вполне очищенна и незапятнанна. В сво­их пределах их мысль легко возникает и легко разворачивает­ся, но на уровнях всеведущих просветленных возникает с тру­дом и разворачивается медленно, ибо в своих пределах их мысль вполне очищенна, а пределы всеведущих будд велики для них.

Представь, государь, что некто привык без всякой опас­ки, днем ли, ночью ли, переправляться через местную речку, и увидел потом этот человек великий океан, глубокий, необъят­ный, бездонный, безбрежный, и убоялся, и усомнился, и не осмелился переправиться. Ведь у себя ему все знакомо, а вели­кий океан и впрямь велик. Вот точно так же, государь, мысль просветленных-для-самих-себя, самобытных, без учителя, бре­дущих в одиночестве, как носорог со своим рогом, чья мысль в своих пределах вполне очищенна и незапятнанна,– их мысль в своих пределах легко возникает и легко разворачивается, но на уровнях всеведущих просветленных возникает с трудом и разворачивается медленно, ибо в своих пределах их мысль впол­не очищенна, а пределы всеведущих будд велики для них. Такова мысль шестого уровня[348].

Далее по порядку следует мысль седьмого уровня; вот, го­сударь, истинновсепросветленные, всеведущие, десятисильные, четырежды уверенные, обладатели восемнадцати свойств про­светленных, бесконечно-победные, беспрепятственные в знании. Их мысль везде легко возникает и легко разворачивается, ибо их мысль везде вполне очищенна. Представь, государь: вот в тонкий лоскут льняной, или хлопчатой, или шерстяной ткани с силой пускают стрелу – не кривую, не гнутую, без сучка без задоринки, с железным наконечником – без ржавчины, отчищен­ным и остро отточенным. Скажи, завязнет ли, застрянет ли в ткани стрела?

– Нет, почтенный. Лоскут же тонок, а стрела отточена и выпущена с силой.

– Вот точно так же, государь, мысль истинновсепросветленных, всеведущих, десятисильных, четырежды уверенных, обла­дателей восемнадцати свойств просветленных, бесконечно-по­бедных, беспрепятственных в знании – их мысль всюду легко возникает и легко разворачивается, ибо она всюду вполне очищенна. Такова мысль седьмого уровня, И эта мысль всеведу­щих просветленных, государь, в бессчетное число раз превосхо­дит мысль прочих шести уровней чистотою и легкостью, и так как мысль Блаженного вполне чиста и легка, то Блаженный яв­ляет двойное чудо[349], государь. По двойному чуду и распозна­ют, что мысль просветленных, блаженных разворачивается столь Легко. Больше здесь никаких доводов быть не может. И эти чудеса мысли всеведущих просветленных, государь, не требуют ни счета, ни вычисления, ни нескольких мгновений, ни даже ча­сти того[350]; всеведущее знание Блаженного, государь, связано только с исследованием; исследовав, он узнает все что угодно.

Представь, государь, что человек переложил вещь из одной ру­ки в другую, или закричал, разинув рот, или проглотил кусок, или открыл и закрыл глаза, или закрыл и открыл их, или со­гнутую руку разогнул, или разогнутую руку согнул – это и то долго, государь! Проще для Блаженного всеведущее знание, проще ему исследование; а исследовав, он узнает все что угодно. Не называют просветленных, блаженных невсеведущими только из-за того, что их знание достигается исследованием.

– Но ведь и исследование, почтенный Нагасена, это тоже поиски. Поясни мне это, пожалуйста.

– Представь себе, государь, зажиточного, состоятельного, богатого хозяина, у кого много золота, серебра и прочего име­ния, кладовая заполнена рисом муссонных и поливных сортов[351], ячменем, полбой, кунжутом, горохом, фасолью, злаками и бо­бовыми, топленым маслом, сливочным, растительным, молоком, простоквашей, медом, патокой, тростниковым сиропом; у кого в достатке котлов, горшков, кринок, сковородок и прочей посу­ды; и вот приходит к этому хозяину гость, которого следует угостить и который сам рассчитывает на угощение; а в доме, как оказывается, никакой готовой еды нет, и приходится тут отсыпать зерна из мешка и стряпать. Скажи, государь, неуже­ли этот хозяин беден, нищ – и только оттого, что у него в не­урочное время не нашлось в доме еды?

– Нет, почтенный. В неурочное время даже в доме миродержца может не оказаться еды, а о вайшье и говорить нечего.

– Вот точно так же, государь, всеведущее знание Татхага­ты связано только с исследованием; исследовав, он узнаёт все что угодно. Или представь себе, государь, плодовое дерево, все согнувшееся и пригнувшееся к земле под тяжестью плодов; только вот еще ни одного плода с него не упало. Скажи, госу­дарь, неужели лишь оттого, что дереву этому недостает упав­ших плодов, оно уже неплодоносно?

– Нет, почтенный. Плодам с этого дерева остается только упасть; когда упадут, можно будет любой взять.

– Вот точно так же, государь, всеведущее знание Татхагаты связано только с исследованием; исследовав, он узнаёт всёчто угодно.

– Почтенный Нагасена, непременно ли Просветлённый, исследовав, узнаёт все что угодно?

– Да, государь; исследовав, Блаженный непременно узнаёт все что угодно. Как миродержец: стоит ему вспомнить о драгоценном колесе: «Пусть-де прикатится ко мне драгоценное коле­со», так оно тут же и прикатится; вот точно так же и Татхагата, государь: исследовав, он непременно узнаёт все что угодно.

– Весомые доводы, почтенный Нагасена. Да, Просветлён­ный всеведущ. Мы признаём, что Просветлённый всеведущ[352].

Вопрос 3 (3)

Почтенный Нагасена, кто свершил постриг Девадатты?

– Было шестеро отпрысков кшатрийских родов, государь: Бхадрия, Анируддха, Ананда, Бхригу, Кимбила и Девадатта; а седьмой был цирюльник Упалий. Все они оставили мирскую жизнь и ушли за Блаженным, когда он, Учитель, отрада рода шакьев, достиг всепросветления. Блаженный и совершил их постриг[353].

– Приняв постриг, Девадатта расколол общину, не так ли, почтенный?

– Да, государь, приняв постриг, Девадатта расколол общи­ну. Не мирянин же общину раскалывает, и не монахиня, не ученица, не послушник и не послушница. Лишь правоспособ­ный монах, живущий в той же общине, находящийся в той же ограде[354], раскалывает общину.

– А к чему приводит раскольника общины это его деяние?

– Он на целую кальпу отправляется в кромешную, го­сударь.

– Почтенный Нагасена, знал ли Просветленный, что Дева­датта, получив постриг, расколет общину и, расколов общину, целую кальпу будет гореть в кромешной?

– Да, государь, Татхагата знал, что Девадатта, приняв по­стриг, расколет общину и, расколов общину, целую кальпу бу­дет гореть в кромешной.

– Если, почтенный Нагасена, Просветленный знал, что Де­вадатта, приняв постриг, расколет общину и, расколов общину, целую кальпу будет гореть в кромешной, то ложны слова, что Просветленный сострадателен, что жалеет живых, желает им блага, никому не причиняет зла и всем делает добро. Если же он совершил постриг Девадатты, о том не зная, то он не всеве­дущ. Вот еще вопрос обоюдоострый. Расчеши этот большой кол­тун, пресеки чуждые наветы. Трудно найти будет в будущем монаха с мощным разумом, твоему подобным. Яви свою мощь теперь же.

– Блаженный равно сострадателен и всеведущ, государь. Сострадательно взирая на участь Девадатты всеведущим зна­нием, Блаженный увидел, как тот, громоздя одно злодейство на другое, миллионы миллионов кальп странствует из кромеш­ной в кромешную, из преисподней в преисподнюю. И Блаженный познал своим всеведущим знанием: «Если этот человек примет постриг под моим началом, то безгранично длящемуся его неблагому деянию положен будет предел. Он испытает лишь ограниченное страдание из-за прежних своих деяний. Не приняв же пострига, этот никчемный человек нагромоздит еще зло­действ на целую кальпу». Вот так, из сострадания, он совершил постриг Девадатты.

– Значит, почтенный Нагасена, нанеся рану, Просветленный умащает ее маслом, столкнув в пропасть, протягивает руку, убив, возвращает жизнь, причинив сначала страдание, приносит потом счастье?

– Если ранит живых Татхагата – то на благо им, если в пропасть живых толкает – то на благо им, если убивает жи­вых – то на благо им, государь. И рану нанося, государь, Татхагата делает живым добро, и убивая, делает живым добро. Как родители, государь, и ранив, и столкнув детей, делают им только добро, точно так же и Татхагата, государь: и рану нано­ся, делает живым добро, и в пропасть толкая, делает живым добро, и убивая, делает живым добро. Всегда и всем живым делает он добро, так чтобы достоинства[355] их возрастали[356].

Если бы Девадатта не принял пострига, государь, и остался бы мирянином, он совершил бы много греховных деяний, влекущих в кромешную; он исстрадался бы, странствуя миллионы мил­лионов кальп из кромешной в кромешную, из преисподней в преисподнюю. Но Блаженный знал, государь: «Если Девадатта примет постриг под моим началом, то страданию его положен будет предел». Вот так, сострадая, он облегчил его тяжкие страдания.

Представь, государь, что некий человек, влиятель­ный благодаря своему богатству, известности, славе, родне, ис­пользует влияние и большие возможности, которыми располага­ет, и добивается для своего родича или друга облегчения тяжко­го наказания, наложенного на того царем. Вот точно так же, государь, совершив постриг Девадатты, которому предстояло бы страдать миллионы миллионов кальп, Блаженный облегчил его тяжкие страдания мощью и могуществом своей добродетели, сосредоточения, мудрости и освобожденности.

Или представь, государь, что опытный врач-исцелитель облегчает сильнодейст­вующим средством страдание от тяжелой болезни. Вот точно так же, государь, Блаженный, зная должный способ, совершил постриг Девадатты, которому предстояло страдать миллионы миллионов кальп, и облегчил его тяжкие страдания сильнодей­ствующим средством Учения, подкрепленного состраданием. Облегчив многострадальному Девадатте его страдания, неуже­ли стал в чем-то повинен Блаженный?

– Нет за ним вины, почтенный, ни на горчичное зерно.

– Таково разъяснение, государь, почему Блаженный совер­шил постриг Девадатты. Я думаю, его стоит принять.

Далее, еще разъяснение слушай, государь, почему Блаженный совер­шил постриг Девадатты. Представь, государь: поймали лютого разбойника и привели его к дарю: «Вот, владыка, лютый раз­бойник. Приговаривай его к чему хочешь». А царь и говорит: «Ведите-ка вы, любезные, этого разбойника за городские стены на лобное место и рубите ему голову».– «Слушаемся, влады­ка»,– повинуются те, выводят его из города и тащат к лобному месту. И видит тут его некий человек, богатый, состоятельный, что у царя в чести и почете, чей голос весом, чьи возможности велики, и проникается он состраданием к разбойнику и говорит слугам: «Полно, голову-то уж зачем рубить? Отсеките ему кисти и ступни, да в живых оставьте, а уж я замолвлю слово перед царем». Послушаются слуги этого знатного человека, от­секут разбойнику кисти и ступни и оставят его в живых. Ска­жи, государь: такой поступок – благодеяние для разбойника или нет?

– Да он же спас жизнь разбойнику, почтенный! Спасти жизнь – разве этого мало?

– А не повинен ли этот человек в том, что больно было разбойнику, когда ему рубили кисти и ступни?

– Тяжко и больно разбойнику было вследствие того, что он совершил прежде сам, а спаситель его в этом никак не повинен.

– Вот точно так же, государь, Блаженный совершил по­стриг Девадатты из сострадания, ибо знал: «Если Девадатта примет постриг под моим началом, то страданию его положен будет предел». И в самом деле, государь, страданию Девадатты был положен предел. Уже будучи при смерти, Девадатта ис­кал в Блаженном прибежища:

«К нему, всех восьмерых превосходящему,

К богу богов, к мужей укротителю,

К всевидящему, к стократ достойному,

К Будде с надеждой припадаю»[357].

Когда Девадатта раскалывал общину, государь, прошла одна шестая часть кальпы. Пять шестых частей кальпы он бу­дет прожариваться в аду, а затем станет просветленным-для-самого-себя под именем Аттхиссара[358]. Скажи, государь, такой поступок Блаженного – благодеяние для Девадатты или нет?

– Да ведь Татхагата все для Девадатты сделал, почтен­ный! Сделать человека просветленным-для-самого-себя –  разве этого мало?

– А не повинен ли Блаженный в чем-либо из-за того, что больно и тяжко Девадатте, расколов общину, находиться в кро­мешной?

– Нет, почтенный. Девадатта горит в кромешной вследст­вие того, что совершил сам, а Учитель положил его страданию предел и ни в чем не повинен.

– Таково, государь, еще одно разъяснение, почему Бла­женный совершил постриг Девадатты. Я думаю, его стоит при­нять. Далее, государь, слушай еще разъяснение, почему Бла­женный совершил постриг Девадатты.

Представь, государь, что опытный врач-исцелитель берется лечить застарелую, изъязв­ленную рану, разболевшуюся из-за нарушения ветров, и желчи, и слизи, и всех их вместе, и перемены погоды, и неправильного образа жизни, и внешнего повреждения[359], зловонно смердящую трупной гнилью, нарвавшую, полную гноя и сукровицы, да еще с обломком стрелы, застрявшим внутри. Чтобы созрел нарыв, он смазывает поверхность раны жгучим, острым, едким, разъе­дающим лекарством. Когда нарыв созреет и рана размягчится, он иссекает ее ножом, прижигает раскаленным щупом, а после прижигания накладывает повязку с ляписом[360] и смазывает лекарством, чтобы рана зарубцевалась и больной поправился.

Скажи, государь, с не доброй разве мыслью этот врач-исцели­тель смазывает рану лекарством, иссекает ножом, прижигает щупом, накладывает повязку с ляписом?

– Нет, почтенный. Все это он делает с доброй мыслью, стараясь вылечить больного.

– А не повинен ли этот врач-исцелитель в чем-либо из-за того, что лекарства и лечение для больного болезненны?

– Врач-исцелитель делает все это с доброй мыслью, ста­раясь вылечить больного, почтенный. Как может быть он в чем-то повинен? Такому врачу, почтенный, небеса предуготованы.

– Вот точно так же, государь, Блаженный совершил постриг Девадатты из сострадания, чтобы избавить его от стра­дания. Далее, государь, слушай еще разъяснение, почему Бла­женный совершил постриг Девадатты. Представь, государь, что человеку впилась в тело колючка[361]. Желая добра ему, стараясь его вылечить, кто-то другой делает вокруг занозы надрезы ост­рой колючкой или концом ножа, и заноза вместе со струйкой крови выходит. Что же, государь, зла он ему желал, вытаски­вая занозу?

– Нет, почтенный. Вытаскивая колючку, этот человек, же­лает ему добра, старается его вылечить. Не вытащи он зано­зу, тот бы из-за этой занозы умер, почтенный, или болел бы до самой смерти.

– Вот точно так же, государь, Блаженный совершил пост­риг Девадатты из сострадания, чтобы избавить его от страда­ния. Если бы Блаженный не совершил пострига Девадатты, Девадатта бы миллионы миллионов кальп, из рождения в рож­дение жарился бы в аду[362].

– Да, почтенный Нагасена. По течению плывшего Девадатту Блаженный против течения направил, по бездорожью бред­шего Девадатту на дорогу вывел, в пропасть падавшему Девадатте опору подставил, криво шедшего Девадатту прямо поставил. И никто, почтенный Нагасена, кроме человека с мощ­ным разумом, подобным твоему, не смог бы указать этих причин и доводов.

Вопрос 4 (4)

Почтенный Нагасена, есть изречение Блаженного: «От таких восьми причин, восьми оснований, о монахи, может про­изойти великое землетрясение»[363]. Это окончательное слово, непреложное слово, недвусмысленное слово; ни по какой девя­той причине великое землетрясение произойти не может. Если бы, почтенный Нагасена, великое землетрясение могло про­изойти по какой-то девятой причине, то Блаженный упомянул бы и эту причину. Раз Блаженный ничего более не назвал, то это и значит, что ни по какой девятой причине великое земле­трясение произойти не может. Но вот находится и девятая при­чина произойти великому землетрясению: когда царь Вессантара совершал великие даяния, земная твердь сотряслась семь раз. Если, почтенный Нагасена, «от восьми причин, восьми ос­нований может произойти великое землетрясение», то ложны слова, будто, когда царь Вессантара совершал великие даяния, земная твердь сотряслась семь раз. Если, когда царь Вессанта­ра совершал великие даяния, земная твердь сотряслась семь раз, то тогда ложны слова: «От восьми причин, восьми основа­ний может произойти великое землетрясение».

Вот еще вопрос обоюдоострый, тонкий, закрученный, темный, глубокий. Тебе он поставлен. Только человек с мощным разумом, подобным твоему, и не уступающий тебе мудростью, способен разрешить его.

– Есть, государь, изречение Блаженного: «От таких восьми причин, восьми оснований, о монахи, может произойти великое землетрясение». Когда же царь Вессантара совершал великие даяния, то земная твердь сотряслась семь раз. Но это случилось однажды, не в срок[364], помимо восьми причин, а потому среди восьми причин и не перечислено. Скажем, государь, на­считывают, как известно, три рода облаков: осенние, зимние и муссонные[365]. Если из какого-то другого облака пойдет дождь, то такое облако к признанным облакам не причисляют, оно считается облаком «не в свой срок». Вот точно так же, госу­дарь, хотя действительно, когда царь Вессантара совершал ве­ликие даяния, земная твердь сотряслась семь раз, но это слу­чилось однажды, не в срок, помимо восьми причин, а потому среди восьми причин и не перечислено.

Или, скажем, государь, в Гималайских горах берет начало пятьсот рек; но если пере­числяют реки, то из этих пятисот, государь, упоминаются лишь десять, а именно Ганга, Ямуна, Ачиравати, Сараю, Махи, Инд, Сарасвати, Ветравати, Витаста и Чандрабхага[366]. Прочие же реки при перечислении рек не упоминаются, ибо вода в этих реках бывает не постоянно. Вот точно так же, государь, хотя действительно, когда царь Вессантара совершал великие дая­ния, земная твердь сотряслась семь раз, но это случилось однажды, не в срок, помимо восьми причин, а потому среди восьми причин и не перечислено.

Или, скажем, государь, у ца­ря бывает и по сто и по двести советников, однако если пере­числяют советников, то упоминают из них только шестерых, а именно полководца, придворного жреца, судью, казначея, хра­нителя зонта и хранителя меча. Лишь эти советники упомина­ются, ибо они связаны с царским достоинством. Прочих же не упоминают, считается, что это и есть все советники.

Вот точно так же, государь, хотя действительно, когда царь Вессантара совершал великие даяния, земная твердь сотряслась семь раз, но это случилось однажды, не в срок, помимо восьми причин, а потому среди восьми причин и не перечислено. Известны ли те, государь, кто, обретя некогда заслуги перед Учением Побе­дителя, еще при жизни счастливо вкусили плоды своего деяния, чья слава вознеслась среди богов и людей?

– Да, почтенный, известны те, кто, некогда обретя заслуги перед учением Победителя, еще при жизни счастливо вкусили плоды своего деяния, чья слава вознеслась среди богов и лю­дей. Таких людей было семь.

– Кто же они, государь?

– Цветочник Суманас, брахман Экашатака, мирянка Суприя, наемный слуга Пурна, царица Маллика, царица – мать Гопалы, рабыня Пурна[367] – вот семеро тех, почтенный, кто еще при жизни счастливо вкусили плоды своего деяния, чья слава вознеслась среди богов и людей.

– А известны ли, кроме них, те, что некогда в земном, че­ловеческом теле вознеслись в обитель Тридцати Трех?

– Да, почтенный, известны.

– Кто же они, государь?

– Музыкант Гуттила, царь Ними, царь Садхина и царь Мандхатар. О них четырех известно, что они в земном, человече­ском теле вознеслись в обитель Тридцати Трех[368]. Ведь и о доб­рых и о злых деяниях очень долго помнится.

– Но случалось ли тебе, государь, слышать, чтобы в бы­лые ли времена или в нынешние времена, когда имярек та­кой-то совершал даяние, содрогнулась единожды, или дважды, или трижды земная твердь?

– Нет, почтенный.

– Вот и мне, государь, не случалось слышать, чтобы, когда какой-то имярек совершал даяние, земная твердь единожды, или дважды, или трижды содрогнулась, если не считать лучше­го даяния Вессантары, льва из царей. А ведь я, государь, све­дущ в сутрах, понимаю их, учен, образован, способен к учению, был прилежен, настойчив, внимал учителю. От прошлого до нынешнего Просветленного, с времен Блаженного Кашьяпы до времен Блаженного Шакьямуни прошли многие миллионы лет, однако не слышал я, чтобы, когда какой-то имярек совершал даяние, земная твердь единожды, или дважды, или трижды со­дрогнулась.

Нет, государь, обычной решимости, обычной добле­сти не поколебать земную твердь. Но если, государь, ее отяго­тило бремя совершенств, если действие, проникнутое чистотой, отяготило земную твердь бременем своих совершенств, то их она не в силах удержать – содрогнется, сотрясется, поколеблет­ся. Как у воза, государь, если перегрузить его поклажей, ступицы и ободья сломаются, оси полопаются, вот точно так же, го­сударь, если действие, проникнутое чистотой, отяготило земную твердь бременем своих совершенств, то их она не в силах удер­жать – содрогнется, сотрясется, поколеблется.

Или как грозо­вые тучи, государь, что несутся в ненастном небе, отягощенные поднявшейся в воздух влагой; разрываемые на части порывами ветра, они громыхают, рокочут, ревут; вот точно так же, госу­дарь, когда великая, возвышенная, безмерная щедрость царя Вессантары отяготила земную твердь, то земля не смогла ее выдержать – содрогнулась, сотряслась, поколебалась. Ведь не страстью, государь, была мысль царя Вессантары движима, не враждебностью движима, не гордостью движима, не лжемудрием движима, не аффектами движима, не мечтаниями движима, не отвращением движима, но мощно была движима даянием: «О, пусть те нуждающиеся, что еще не пришли ко мне, придут ко мне; пусть те нуждающиеся, что пришли ко мне, получат то, что им желанно, пусть будут они удовлетворены». Так постоян­но, непрестанно его помыслы устремлялись к даянию.

К десяти добродетелям, государь, постоянно, непрестанно устремлялись помыслы царя Вессантары: даянию, спокойствию, терпению, сдержанности, самообузданию, самоутеснению, безгневию, невреждению, правдивости, чистоте[369]. Царь Вессантара, государь, отринул стремление к обладанию, крайне ослабил стремление к бытию[370], он принял на себя труды из стремления к истинному деланию. Царь Вессантара, государь, отринул попечение о са­мом себе, он принял на себя труды, печась о других: «Пусть бу­дут живые в добром согласии, здравы, богаты, пусть живут долго!» Этим были мощно движимы его помыслы.

И когда царь Вессантара совершал свои даяния, он делал это не ради дости­жения процветания, не ради богатства, не ради ответного да­ра, не из тщеславия, не ради долголетия, не ради родовитости, не ради счастья, не ради силы, не ради чести, не ради сына, не ради дочери, но ради всеведущего знания, ради обретения драгоценности всеведущего знания совершил он столь безмер­ные, неизмеримые, несравненные, превосходнейшие даяния. И, обретя всеведущее знание, он изрек такие стихи:

«О своем сыне Джалии, о дочери Кришнаджине,

О Мадрии-царице, супруге моей верной,

Я не печалился, их отдавая в рабство:

Я это совершил, взыскуя просветленья»[371].

Царь Вессантара гнев побеждал безгневием, недоброе по­беждал добрым, скупость побеждал щедростью, лжеца побеж­дал истиной; все зло, государь, он побеждал добром[372].

Вот, на дхарму уповая, дхарму ставя превыше всего, он совершает даяние и в своем даянии являет безмерную силу решимости. Взметнулся великий круг ветров подземных[373]; раз за разом вихрь за вихрем подымается; гнутся деревья, теряя листву, выпрямляются, вновь склоняются; гряды туч грозовых небосвод застилают; мглу наволакивая, веют ветры свирепые; вдавились небеса; с устрашающим завыванием, с оглушитель­ным свистом внезапным ветры неистово дуют; вот взбунтовались ветры – и море разыгралось; разыгралось море – черепахи и рыбы пугаются; валы вереницей вздымаются; зыбью море по­дернулось, все сильнее клокочет; гребни волн устрашающе рас­сыпаются; изо всех берегов выходит океан в венце прибрежной пены; вспять, к истокам, текут ручьи и потоки; асуры, гаруды, якши, наги[374] дрожат, трепещут: «Как! Что! Неужели море идет на нас!»; ищут пути-дороги, страхом объятые; взволновалось, помутилось лоно вод; твердь земная с горами и долами содро­гается; скалистая вершина горы Меру качается, кренится; безумеют змеи, мангусты, кошки, шакалы, кабаны, лани, пернатые; верещат тщедушные якши, хохочут дюжие якши, а твердь зем­ная сотрясается.

Представь, государь, что в огромный котел доверху налили воды, всыпали риса и поставили его на огонь. Сначала на огне котел нагреется, от нагретого котла вода нагреется, от нагре­той воды зерно нагреется. Когда нагреется зерно, отвар заки­пит, забурлит, появятся пузыри, у стенок образуется пена. И вот так же, государь, что трудно отринуть людям, то отри­нул в даянии царь Вессантара, и самой природы его, отринув­шего то, что трудно отринуть, великие подземные ветры выдер­жать не смогли – и заметались. А как заметались великие вет­ры, то взволновались воды; как взволновались воды, сотряслась земная твердь. И тогда от великого его даяния, от безмер­ной мощи его решимости три стихии были как бы единодушны: великие ветры, воды и земля[375]. Не было миру явлено чудес в даянии, государь, подобных чудесам в великом даянии царя Вессантары. Вот, государь, много разных самоцветов известно в мире: изумруд, сапфир, «сгусток сияния», «кошачий глаз», «цветок льна», «цветок алой акации», чарующий камень, солнечный камень, лунный камень, алмаз, болеисцеляющий ка­мень, топаз, рубин, коралл[376], но самоцвет миродержца превос­ходит их все и признан первейшим. Самоцвет миродержца, го­сударь, вокруг на йоджану светится. Вот точно так же, госу­дарь, разное даяние бывает на свете, пусть даже высшее, бес­примерное даяние, но великое даяние царя Вессантары любое превосходит и признано первейшим. И лишь когда царь Вес­сантара совершал великое даяние, земная твердь сотряслась семь раз[377].

Необычайно это у просветленных, чудесно это у просвет­ленных, почтенный Нагасена! Обладая подобной стойкостью, подобной мыслью, подобной решимостью, подобной целью, еще бодхисаттвой Татхагата был несравненен среди людей. Ты от­крыл мне устремленность бодхисаттв, почтенный Нагасена, еще раз объяснил, какова запредельность победителей, показал мне, что Татхагата, следуя своим путем, превосходит всех богов и людей. Отлично, почтенный Нагасена! Прославлено Учение Победителя, воссияла запредельность Победителя, разрублен узел речей проповедников, расколот горшок чужих наветов, вышло наружу бывшее в глубинах, прорежена чащоба; поисти­не обрели уверенность сыны Победителя! Да, это так, о лучший из лучших наставников. Мы с этим согласны.

Вопрос 5 (5)

Почтенный Нагасена, вы утверждаете, что шибийский царь отдал свои глаза просившему и ослеп, но потом обрел дивное зрение[378]. Эти слова неприемлемы, несообразны, уязви­мы. В сутре сказано: «Если вещественная причина уничтожена, если нет вещественной причины, нет места, то дивное зрение не возникает»[379]. Если, почтенный Нагасена, шибийский царь отдал свои глаза просившему, то ложны слова, будто он потом обрел дивное зрение. Если он обрел дивное зрение, то ложны слова, будто шибийский царь отдал свои глаза просившему. Вот еще вопрос обоюдоострый, узла завязаннее, язвы язвительнее, чащобы непролазнее. Тебе он поставлен. Соизволь же уничто­жить недоумение, опровергнуть утверждения чужих.

– Верно, что шибийский царь отдал свои глаза просившему; не сомневайся в этом, государь. Верно также, что потом он обрел дивное зрение; и в этом не сомневайся.

– Стало быть, почтенный Нагасена, если и уничтожена ве­щественная причина, если нет вещественной причины, нет места, то дивное зрение все же может возникнуть?

– Нет, государь.

– Что же здесь действует, почтенный? Если вещественная причина уничтожена, если нет вещественной причины, нет места, то как тогда возникает дивное зрение? Вразуми меня, приведи мне довод.

– Скажи, государь, есть ли на свете правда, силою которой изрекающие правду вершат заклятие[380]?

– Да, почтенный, есть на свете правда. Силою правды, почтенный Нагасена, изрекающие правду вершат заклятие: дождь вызывают, пожар тушат, яд обезвреживают[381], многое и другое делают, что им нужно.

– Тогда все сходится, все последовательно, государь. Си­лою правды обрел шибийский царь дивное зрение. Силою прав­ды, государь, дивное зрение порождается и без телесного ме­ста. Сама правда оказывается тогда тем местом, на котором возникает дивное зрение. Например, государь, произносят сиддхи заклятие и приговаривают: «Пусть большая туча появится и дождь прольется». И стоит им промолвить это заклятие, как и вправду из большой тучи льется дождь[382]. Скажи, государь, в воздухе ли тогда находится причина того, что из большой ту­чи дождь полился?

– Нет, почтенный, сама правда оказывается тогда причи­ной, благодаря которой из большой тучи полился дождь.

– Вот точно так же, государь, и здесь естественной причи­ны нет. Сама правда оказывается здесь тем местом, на котором возникает дивное зрение. Или, например, государь, произносят сиддхи заклятие и приговаривают: «Эта палящая, полыхающая огненная стена пожара не отступит». И стоит им промолвить это заклятие, как в тот же миг палящая, полыхающая огнен­ная стена пожара отступает[383]. Скажи, государь, в этой ли палящей, полыхающей огненной стене пожара находится тогда причина того, что она отступает?

Нет, почтенный, сама правда оказывается здесь причи­ной, благодаря которой эта палящая, полыхающая огненная стена пожара в тот же миг отступает.

– Вот точно так же, государь, и здесь естественной причи­ны нет. Сама правда оказывается здесь тем самым местом, на котором возникает дивное зрение. Или, например, государь, произносят сиддхи заклятие и приговаривают: «Смертельный яд да обратится в противоядие». И стоит им промолвить это заклятие, как в тот же миг смертельный яд обращается в про­тивоядие[384]. Скажи, государь, в смертельном ли яде находится тогда причина того, что он в тот же миг обращается в проти­воядие?

– Нет, почтенный, сама правда оказывается тогда причиною, благодаря которой обезвреживается смертельный яд.

– Вот точно так же, государь, без всякой естественной причины сама правда оказывается здесь тем местом, на котором возникает дивное зрение. Да и четыре арийские истины, госу­дарь, не на каком-либо ином месте, иной основе постигаются. Правда и есть то место, та основа, на которой постигаются четыре арийские истины[385].

В китайских пределах, государь, живет царь китайцев. Же­лая принести жертву посреди океана, он каждые четыре меся­ца клянется правдою, а затем на йоджану заезжает в океан на запряженной львами колеснице. Огромная толща воды рас­ступается перед его колесницей, а когда он возвращается, вновь смыкается за ним. Скажи, государь, может ли какая-нибудь ес­тественная сила заставить океан расступиться, будь она хоть силою всего мира людей и богов?

Да ведь даже воду в крохотном пруду, почтенный, ника­кая естественная сила, будь она хоть силою всего мира людей и богов, заставить расступиться не может. Что уж говорить об океанских водах!

Вот и этот пример, государь, убеждает в силе правды. Нет ничего недостижимого для правды.

Некогда в граде Паталипутре, когда Ашока, царь во дхарме, стоял в окружении горожан, крестьян, советников, телохраните­лей, вельмож и взирал на переполненный полой водою, вздув­шийся вровень с берегами многоводный поток Ганги-реки, простирающейся на пятьсот йоджан в длину и на целую йоджану в ширину, он сказал советникам: «Возьмется ли кто, любезные, повернуть вспять течение великой Ганги?» – «Трудно, влады­ка»,– молвили советники. А там же, на берегу Ганги, стояла некая блудница, Биндуматия по имени, и она услыхала эти слова царя: «Возможно ли повернуть вспять великую Гангу?» Она промолвила: «Вот я, из города Паталипутры блудница, своею красотой живущая, худшим из ремесел занимаюсь. Пусть же узрит царь мое заклятие». И она поклялась правдой. Стоило ей поклясться, как в тот же миг на глазах у огромной толпы великая Ганга заклокотала и хлынула вспять. А царь заслышал гул водоворотов, порожденных напором волн на великой Ганге, и, изумленный, пораженный, потрясенный, спросил советников: «Отчего это, любезные, великая Ганга вспять потекла?» – «Блудница Биндуматия, государь, услыхав твои слова, произнес­ла заклятие правдой. От этого заклятия и хлынула Ганга к истокам». Содрогнулся царь в душе и, поспешая как только мог, подошел сам к блуднице и спросил: «Эй, неужели и впрямь это ты, поклявшись правдой, повернула вспять течение Гаи­ти?» – «Я, владыка».– «Да откуда у тебя силы на это? Что за безумец тебе поверит? Какой же силой повернула ты вспять течение Ганги?» – «Силою правды, владыка, повернула я вспять течение великой Ганги»,– промолвила она. Царь мол­вил: «Да ты же плутовка, воровка, срамница, грешница, мо­шенница, распутница, преступница, простаков обирательница, откуда у тебя сила правды возьмется?» – «Я и впрямь такая, государь, да только, хоть я и такая, есть-таки у меня заклятие правдой. Им я, если захочу, весь мир с богами вместе переверну». Царь молвил: «Какое же это заклятие правдой, поведай мне его».– «Кто бы мне ни платил – кшатрий ли, брахман ли, вайшья ли, шудра ли, иной ли кто, всем я равно угождаю, ни кшатрия не отличаю, ни шудрой не гнушаюсь. Я от пристрастия и неприязни свободна[386], кто мне платит, того и ублажаю. Тако­во мое заклятие. Им-то я и повернула вспять течение великой Ганги». Так что, государь, для тех, кто крепок в правде, неисполнимого нет. Итак, государь, шибийский царь и отдал глаза просившему, и дивное зрение обрел, но это – через заклятие. А то, что сказано в сутре: «Если вещественная причина уничто­жена, если нет вещественной причины, нет места, то дивное зрение не возникает»,– так это сказано о зрении, обретаемом йогическим освоением[387], так это и запомни, государь.

– Отлично, почтенный Нагасена! Поистине распутан вопрос, указано опровержение, в порошок стерты наветы. Да, это так, я с этим согласен[388].

Вопрос 6 (6)

Почтенный Нагасена, есть изречение Блаженного: «От со­единения трех условий, о монахи, происходит зачатие[389]: мать с отцом соединяются, мать может в ту пору забеременеть, и присутствует гандхарва. От соединения вот этих трех усло­вий, о монахи, и происходит зачатие»[390]. Это окончательное слово, непреложное слово, недвусмысленное слово, вполне ясное слово произнесено во всеуслышание среди богов и людей. Но вот, оказывается, и от соединения двух условий происходит за­чатие: подвижник Дукула потер большим пальцем правой руки подвижнице Парике пуп, когда та могла забеременеть, и от этого прикосновения родился юный Шьяма[391]. Так же и мудрец Матанга большим пальцем правой руки потер брахманской де­вице пуп, когда та могла забеременеть, и от этого прикоснове­ния родился юный брахман Мандавья[392]. Если, почтенный Нага­сена, Блаженный сказал: «От соединения трех условий, о мо­нахи, происходит зачатие», то ложны слова, будто юный Шья­ма и юный брахман Мандавья родились оттого, что их матерям потерли пуп. Если Татхагата сказал, что юный Шьяма и юный брахман Мандавья родились оттого, что их матерям потерли пуп, то ложны слова, будто «от соединения трех условий происходит зачатие». Вот еще вопрос обоюдоострый, глубочайший, изощренный, лишь умнейшим по силам. Тебе он поставлен; пресеки путь сомнениям, подними яркий светоч знания.

– Есть, государь, изречение Блаженного: «От соединения трех условий, о монахи, происходит зачатие: мать с отцом соединяются, мать может в ту пору забеременеть, и присутству­ет гандхарва». И сказано также, что юный Шьяма и юный брах­ман Мандавья родились оттого, что их матерям потерли пуп.

– Тогда каким доводом, почтенный Нагасена, разрешается этот вопрос? Вразуми меня, приведи этот довод.

– Ты когда-либо слыхал, государь, каким образом появи­лись на свет юный Санкритья и подвижник Ришьяшринга, а еще тхера Кашьяпа-царевич?

– Да, слыхал, почтенный, их рождения знамениты. Две оленихи в пору течки пришли на место, где помочились два подвижника, и выпили их мочи, к которой подмешалось семя. От выпитой ими мочи с семенем родились юный Санкритья и подвижник Ришьяшринга[393].

Как-то тхера Удайин зашел в келью к монахине (своей быв­шей жене в миру), распалился, заглядевшись на детородные части тела монахини, и излил семя в исподнюю одежду. Тут достопочтенный Удайин говорит монахине: «Сходи, сестрица[394], принеси воды, мне исподнее постирать нужно».– «Да что ты, почтенный, я сама постираю». Монахиня могла в ту пору забе­ременеть. Семя она долею взяла себе в рот, а долею капнула им себе на детородные части. От этого появился на свет Кашья­па-царевич[395]. Вот так говорят люди об этом.

– А ты веришь этим речам, государь?

– Да, почтенный, я имею на то твердое основание. На этом основании я и верю, что они появились на свет именно так.

– Какое же это основание, государь?

– Попав во вполне подготовленный к принятию его ил, се­мя быстро прорастает, почтенный.

– Да, государь.

– Вот точно так же, почтенный, монахиня могла в ту пору забеременеть, был «ил»[396], месячное кровотечение уже прекра­тилось, ткани были подготовлены. Захваченное ею семя попало в этот «ил», и она забеременела. На этом основании мы можем допустить, что они появились на свет действительно так.

– Это так, государь, я с этим согласен. Зародыш возни­кает от попадания семени в чрево. Значит, ты соглашаешься, что Кашьяпа-царевич появился на свет именно так?

– Да, почтенный.

– Отлично, государь, часть дела уже сделана. Если ты при­знаешь еще одну разновидность зачатия, то и вовсе со мной согласишься. А как теперь быть с теми двумя оленихами, ко­торые затяжелели, выпив мочи? Веришь ты, что такое зачатие возможно?

– Да, почтенный. Ведь все, что съедено, выпито, сгрызено, слизнуто, – все это притекает к зародышу, собирается там и накапливается. Скажем, почтенный, все водные потоки, сколько их ни есть, все притекают к океану, собираются там и накапли­ваются. Вот точно так же, почтенный Нагасена, все, что съеде­но, выпито, сгрызено, слизнуто,– все это притекает к зародышу, собирается там и накапливается. На этом основании я верю, что зачатие может произойти и от попадания в рот[397].

– Отлично, государь, еще большая часть дела сделана. При питье через рот тоже бывает соединение двух[398]. Ты, значит, согласен, что юный Санкритья, подвижник Ришьяшринга и тхе­ра Кашьяпа-царевич появился на свет именно так?

– Да, почтенный, но здесь было соединение.

– А юный Шьяма и юный брахман Мандавья тоже были зачаты от соединения всех трех условий, так же как в этих случаях. Я расскажу, как это было.

Подвижник Дукула с под­вижницей Парикой жили пустынниками, преданными уедине­нию, взыскуя высшую цель, и пылом своего подвижничества опаляли весь свет вплоть до миров Брахмы. Сам Шакра тогда, глава богов, по утрам и вечерам им прислуживал. Он примечал глубоко сердечное их расположение друг к другу; а в будущем, провидел он, им обоим суждено было ослепнуть. Предвидя это, он молвил им: «Право же, сделайте один раз по-моему, поч­тенные! Согласитесь родить себе сына; был бы он вам опорю и поддержкой».– «Полно, Каушика[399], помолчи»,– не слушали те его совета. Сострадая им и желая им добра, Шакра промол­вил им во второй раз и в третий: «Право же, сделайте один раз по-моему, почтенные! Согласитесь родить себе сына; был бы он вам опорой и поддержкой». На третий раз они сказали: «Полно тебе, Каушика, подстрекать нас к беспутству. Пусть помирает наше тело, когда ему помирается,– все едино ему помирать! Да пусть земля расколется, горы рассыплются, небо лопнет, луна и солнце на землю свалятся, – не желаем мы мирским — обычаем совокупляться. А тебя мы у нас чтобы не видели – бес­путство, видно, у тебя на уме». Не добившись их согласия, по­мрачнел тут Шакра, глава богов, и вновь, просительно руки сложив, сказал: «Если нельзя вам сделать по-моему, то ты, почтенный, потри, пожалуй, большим пальцем правой руки по­движнице пуп в ту пору, когда она может забеременеть; от это­го она понесет. Такого соединения для зачатия достаточно».– «Вот это, Каушика, я могу выполнить, от такой малости наше­го подвижничества не убудет. Так и быть»,– согласились они.

А как раз тогда в обители богов некий небожитель, мощный своими благими корнями, доживал свой век. Дожив свой век на небесах, он мог где угодно родиться, вплоть до семьи миро­держца. И Шакра, глава богов, пришел тогда к тому небожите­лю и молвил: «Истинно, друг, светел день для тебя, принес я тебе исполнение чаяний. В благодатном краю обретешь ты жизнь, в подобающей тебе семье родишься. Прекрасные мать и отец будут тебе воспитатели, сделай только по-моему». И дваж­ды и трижды он, воздев просительно руки, просил. Тогда мол­вил ему тот небожитель: «И какую же, друг, ты семью мне сейчас восхваляешь да превозносишь?» – «Подвижника Дукулу и подвижницу Парику». Услышав такой ответ, тот радостно согласился: «Отлично, друг, пусть будет, как ты желаешь. Ведь я могу родиться где захочу. Вот я и думал, как мне родить­ся: из яйца ли, из утробы, из влаги, самородно ли». – «Рождай­ся из утробы, друг». И Шакра, глава богов, исчислил день, благоприятный для зачатия, и предупредил подвижника Дуку­лу: «В такой-то день подвижница будет способна забереме­неть. Тогда ты, почтенный, потри, пожалуй, ей пуп большим пальцем правой руки». В тот день, государь, и подвижница мог­ла забеременеть, и небожитель явился туда и присутствовал при сем, и подвижник потер подвижнице пуп большим пальцем правой руки. Так соединились все три условия. Прикосновение к пупу пробудило страсть подвижницы, однако эта страсть бы­ла именно из-за прикосновения к пупу, не думай, государь, что соединение непременно срамное. И игривость – соединение, и улещивание – соединение, и распадение помыслов – соединение. Соединение происходит от касания, которое должно вызвать страсть[400], а от соединения получается зачатие, так что, госу­дарь, зачатие бывает и от несрамного соединения. Скажем, го­сударь, костер согревает и того, кто стоит близко, но не каса­ется пламени, вот точно так же, государь, зачатие бывает и от несрамного соединения.

Четыре вещи, государь, обусловливают зачатие: деяние, лоно, племя, просьба. Впрочем, все живые порождены деянием, возникают через деяние. Вот так, государь, зачатие обусловли­вается деянием: те, у кого мощные благие корни, государь, рождаются где им угодно – в богатом кшатрийском роду, или в богатом брахманском роду, или в богатом вайшийском роду, богом ли, из яйца ли, из утробы ли, из влаги или самородно[401].

Представь себе, государь, зажиточного, состоятельного, богато­го человека, у кого много серебра и золота, много богатства и имения, много зерна и денег, много родни и друзей – что бы ему ни приглянулось, он то и купит, пусть вдвое, втрое переплатив: раба ли, рабыню, поле, угодье ли, деревню, торжок или целый край. Вот точно так же, государь, те, у кого мощные благие корни, рождаются где им угодно: в богатом кшатрийском роду, или в богатом брахманском роду, или в богатом вайшийском ро­ду, богом ли, из яйца ли, из утробы ли, из влаги или самород­но. Так зачатие обусловливается деянием.

Вот как лоном обусловливается зачатие: у кур зачатие бы­вает от ветра, государь, у белых цапель зачатие бывает от звука грома; у богов же детей никто не носит, у них зачатие на разный лад бывает. Скажем, государь, люди ходят по земле каждый на свой лад: кто спереди прикрывается, кто сзади при­крывается, кто ходит нагишом, кто бреет голову и одевается в белое, кто отпускает чуб, кто бреет голову и одевается в желтое, кто одевается в желтое и отпускает чуб, кто косматым ходит и носит лубяницу, кто в шкуры одевается, кто в лучи света облачается – все люди ходят по земле на свой лад. Вот точно так же, государь, у разных живых существ зачатие на свой лад. Так зачатие обусловливается лоном.

Вот как племенем обусловливается зачатие: племен, госу­дарь, всего четыре – яйцеродное, живородящее, влагородящее и самородное. Если гандхарва попадает в яйцеродное племя, от­куда бы он ни явился, он родится из яйца. Так же и с живо­родящим, влагородящим, самородным племенами: живые, рож­дающиеся в каждом из племен, подобны этому племени. Ска­жем, государь, все звери и птицы, попадая на гору Меру в Ги­малаях, утрачивают свою природную окраску и приобретают золотую. Вот точно так же, государь, если гандхарва попадает в яйцеродное племя, то, откуда бы он ни явился, он утрачивает свое прежнее естество и рождается из яйца. Так же и с живо­родящим, влагородящим, самородным племенами: попав в лю­бое из них, гандхарва утрачивает свое прежнее естество и рож­дается подобно этому племени. Так зачатие обусловливается племенем.

Вот как просьбой обусловливается зачатие: представь, госу­дарь, что есть богатая, верующая, благочестивая, добродетель­ная, нравственная, преданная тапасу семья, но она бездетна и есть небожитель с мощными благими корнями, доживающий свой век на небесах.

И вот, сострадая этой семье, глава богов Шакра просит этого небожителя: «Воплотись, друг, во чрево госпожи такой-то в такой-то семье», и тот по его просьбе воплощается в этой семье. Скажем, государь, люди, стремящиеся накопить достоинств, просят монаха зайти к ним в дом, предла­гая ему что-то радующее сердце; они знают, что он принесет счастье всей семье.

Вот точно так же, государь, глава богов Шакра просит такого небожителя и приводит его в подобную семью. Так зачатие обусловливается просьбой. И юный Шьяма, государь, сошел во чрево подвижницы Парики по просьбе главы богов Шакры. Юный Шьяма сам обладал достоинствами, государь; родители его были добродетельны и нравственны, просивший был могуществен – юный Шьяма родился упования­ми их троих.

Представь, государь, что опытный человек высадил рассаду в хорошо вспаханную болотистую почву. Скажи, раз­ве помешает что-нибудь росту этой рассады, если все мешающее убрано заранее?

– Нет, почтенный. Если ее не испортить, то рассада будет быстро расти, почтенный.

– Вот точно так же, государь, юный Шьяма родился упова­ниями тех троих, и ничто этому не мешало. Скажи, государь, случалось ли тебе слышать, чтобы обширный, богатый, благо­денствующий край сгинул вместе с жителями из-за гнева про­видца?

– Да, почтенный. Известно в мире, что пуща Дандака, пу­ща Медхья, пуща Калинга, пуща Матанга – все эти леса не всегда ими были; все эти края из-за гнева провидцев запу­стели[402].

– А если от их гнева богатейшие края сгинули, государь, то милость их разве ничего сделать не может?

– Может, почтенный.

– Стало быть, государь, юный Шьяма родился милостью трех могущественных сил: провидческой, божественной и досто­инств, так это и запомни, государь. Три раза, государь, так бы­ло, что по просьбе главы богов Шакры боги нисходили в зем­ную семью сыновьями. Эти трое – это юный Шьяма, великий Панада и царь Куша[403], все трое – бодхисаттвы.

Поистине прояснено зачатие, почтенный Нагасена, назва­но основание, осветились потемки, расчесан колтун, сокрушены наветы. Да, это так, я с этим согласен.

Вопрос 7 (7)

Почтенный Нагасена, есть изречение Блаженного: «Те­перь же, Ананда, пятьсот лет сохранится истое Учение»[404]. Не­задолго же до окончательного покоя Блаженный, отвечая бродя­чему подвижнику Субхадре, сказал: «Но эти монахи, Субхадра, жить смогут правильно, и святыми мир не оскудеет»[405]. Это окончательное слово, непреложное слово, недвусмысленное сло­во. Если, почтенный Нагасена, Татхагата сказал: «Теперь же, Ананда, пятьсот лет сохранится истое Учение», то ложно утверж­дать, что «святыми мир не оскудеет». Если Татхагата сказал, что «святыми мир не оскудеет», то ложно утверждать, будто «теперь пятьсот лет сохранится истое Учение».

Вот еще вопрос обоюдоострый, чащобы непролазнее, трудного труднее, узла завязаннее. Тебе он поставлен. Яви же в знании мощь и стреми­тельность, словно кит[406] в океанских глубинах.

– Есть, государь, изречение Блаженного: «Теперь же, Анан­да, пятьсот лет сохранится истое Учение». Незадолго же до окончательного покоя Блаженный сказал бродячему подвижни­ку Субхадре: «Но эти монахи, Субхадра, жить смогут правиль­но, и святыми мир не оскудеет». Речи Блаженного, государь, могут разниться и по своему смыслу, и по выражению. Из этих двух одно есть суждение о конце Учения, другое же опреде­ляет следование Учению, так что им одному до другого дале­ко. Как от земли до небосвода далеко, государь, как от преис­подней до небес далеко, как от благого до неблагого далеко, как от счастья до беды далеко – так и им одному до другого далеко. Впрочем, государь, не впустую же тебе спрашивать: я расскажу тебе, в чем здесь суть. Когда Блаженный говорит: «Теперь же, Ананда, пятьсот лет сохранится истое Учение», то этим он объявляет о потере и определяет, что же осталось: «Не будь монахинь, Ананда, тысячу бы лет истое Учение сохрани­лось. Теперь же, Ананда, пятьсот лет сохранится истое Учение». Говорит ли Блаженный, высказываясь так, об утрате истого Учения, бранит ли он постижение?

– Нет, почтенный.

– Так, государь, здесь он говорит об убыли и определяет, что же осталось. Скажем, государь, обеднел некий человек. Вот он собирает все оставшееся у него добро и объявляет: «Столь­ко-то, мол, добра убыло, а это вот осталось». Вот точно так же, государь, Блаженный говорил об убыли и объявил богам и людям, что же осталось: «Теперь же, Ананда, пятьсот лет со­хранится истое Учение». Стало быть, когда Блаженный сказал: «Теперь же, Ананда, пятьсот лет сохранится истое Учение», то это – суждение о конце Учения. Когда же он незадолго до окончательного покоя хвалил бродячему подвижнику Субхадре шраманов, говоря: «Но эти монахи, Субхадра, жить смогут правильно, и святыми мир не оскудеет», то это определяло сле­дование Учению. А у тебя и суждение о конце, и это опреде­ление на один лад. Ну, раз уж ты склонен смешивать их, я тебе поясню. Хорошенько слушай, внимай и не отвлекайся. Представь: вот озерцо, государь, свежею влагою вровень с бере­гами полнится, насыпью кругом обведено. Не черпают из озер­ца воду, и вновь и вновь изливаются на него дождем тучи, прибавляя в нем воды. Скажи, государь, оскудеет ли влагою озерцо, пересохнет ли?

– Нет, почтенный.

– Отчего же?

– Оно дождевою водой пополняется, почтенный.

– А озерцо это, государь, вот каково: истое Учение – дхар­ма Победителя изысканная; свежей, прозрачной влагой нрав­ственности, добродетели, достоинств, совершенства в следова­нии вровень с берегами полнится, самое макушку бытия[407] превосходит. И если вновь и вновь сыны Просветленного нравст­венности, добродетели, достоинств, совершенства в следовании будут дождь на него изливать и тому озерцу не дадут пересох­нуть – Учению Победителя изысканному не дадут оскудеть, то надолго тогда, не на малое время, сохранится истое Учение и святыми мир не оскудеет. Вот какой смысл имеется в виду в изречении Блаженного: «Но эти монахи, Субхадра, жить смогут правильно, и святыми мир не оскудеет». Иначе, государь: пред­ставь, вот полыхает громадный костер и то и дело подбрасыва­ют в него сена, кизяка, хвороста. Скажи, государь, потухнет костер?

– Нет, почтенный, жарче запылает этот костер, ярче за­сияет.

– Вот точно так же, государь, пылает, сияет изысканное учение Победителя нравственностью, добродетелью, достоинст­вами, совершенством в следовании. И если будут сыны Про­светленного обладать пятеркой свойств, что должно обрести[408], если всегда небеспечливо упражняться будут, трем предметам[409] с охотою будут учиться, всею нравственностью исполнятся – предписаниями и запрещениями[410], то непременно надолго тог­да, не на малое время, сохранится истое Учение и святыми, мир не оскудеет. Вот какой смысл имеется в виду в изречении Блаженного: «Но эти монахи, Субхадра, жить смогут правиль­но, и святыми мир не оскудеет». Иначе, государь: представь, вот зеркало гладкое, без пятен, ровное, отчищенное, прозрачное протирают то и дело тонко измельченным красным мелом. Ска­жи, государь, могут ли появиться на зеркале пятна, муть, поте­ки, грязь?

– Нет, почтенный, напротив, оно только чище станет.

– Вот точно так же, государь, лишено загрязнений по своей природе изысканное Учение Победителя, нет на нем пятен, мути, потеков-аффектов. И если будут сыны Просветленного выскаб­ливать изысканное учение Победителя чистым скребком нравственности, добродетели, достоинств, совершенства в следовании ему, то надолго тогда, не на малое время, сохранится изыскан­ное Учение Победителя и святыми мир не оскудеет. Вот какой смысл имеется в виду в изречении Блаженного: «Но эти монахи, Субхадра, жить смогут правильно, и святыми мир не оскудеет». Корень учения Учителя, государь,– следование ему, суть его – следование ему, если следование ему не утратится – сохранится оно[411].

– Почтенный Нагасена, ты упомянул «утрату истого Уче­ния». Что же такое утрата истого Учения?

– Учение может претерпеть три утраты, государь, вот ка­кие: утрату понимания, утрату следования, утрату внешней при­надлежности. Когда утрачено понимание, государь, даже пра­вильно следующий Учению не приходит к его постижению. Ког­да утрачено следование, то утрачивается и наставление в осно­вах нравственности, остается одна внешняя принадлежность. Когда утрачивается внешняя принадлежность, то прерывается преемство. Вот каковы три утраты[412], государь.

– Отлично объяснен вопрос, почтенный Нагасена! Вышло наружу бывшее в глубинах, разрублен узел, сгинули наветы, разбиты, поблекли рядом с тобой, о лучший из лучших настав­ников[413]!

Вопрос 8 (8)

Почтенный Нагасена, все ли дурное сжег в себе Татхага­та с достижением всеведения? Или, когда он достиг всеведения, осталось еще в нем дурное?

– Блаженный сжег в себе все дурное с достижением все­ведения, государь. Больше дурного у Блаженного не оста­валось.

– Скажи, почтенный, а болел ли Татхагата когда-нибудь?

– Да, государь. В Раджагрихе обломком скалы Блаженно­му поранило ногу; он однажды болел кровавым поносом; еще как-то раз он был нездоров, и Дживака дал ему слабительного; однажды его ломило, и тхера-служитель парил его в горячей воде[414].

– Если, почтенный Нагасена, Блаженный сжег в себе все дурное с достижением всеведения, то ложны слова, будто облом­ком скалы Блаженному поранило ногу или будто он болел кровавым поносом. Если Блаженному поранило ногу обломком скалы или если он болел кровавым поносом, то ложны слова, будто Блаженный сжег в себе все дурное с достижением всеве­дения. Не бывает болезней помимо деяния, почтенный: всякой болезни корень – в содеянном; любая болезнь – следствие дея­ния. Вот еще вопрос обоюдоострый. Тебе он поставлен, тебе его и решать.

– Не всякой болезни корень – в содеянном, государь. Всего болезни могут быть вызваны восьмью причинами. Именно из-за этих восьми причин множество живых существ страдает разны­ми болезнями.

А причины таковы: иногда, государь, болезни вызваны расстройством жизненных ветров, иногда, государь, болезни вызваны расстройством желчи (—) слизи (—) одновременным расстройством этих начал (—) переменой погоды (—) неправильным образом жизни (—) внеш­ним повреждением (—) вследствие деяния. Вот из-за этих восьми причин множество живых существ страдает разными болезнями. Те же, кто говорит, что все болезни вследствие дея­ния, преувеличивают, и слова их ложны.

– Неважно, почтенный Нагасена, пусть это расстройство жизненных ветров, или желчи, или слизи, или одновременное их расстройство, или перемена погоды, или неправильный образ жизни, или внешнее повреждение – все эти болезни все равно только вследствие деяния, все вследствие одного деяния воз­никают.

– Если бы все болезни порождались только деянием, госу­дарь, не было бы у них множества разных проявлений.

Рас­стройства жизненных ветров, государь, бывают десяти разно­видностей: от жары, от холода, от голода, от жажды, от пере­едания, от праздности, от перенапряжения, от бега, от непра­вильного лечения и вследствие деяния. Из них девять разно­видностей проявляются в том же самом существовании – ни в прошлом, ни в будущем, а поэтому нельзя утверждать, что все болезни возникают вследствие одного деяния.

Расстройства желчи, государь, бывают трех разновидностей: от жары, от хо­лода и от неправильного питания.

Расстройства слизи, государь, бывают трех разновидностей: от жары, от холода и от еды и питья.

Расстройства каждого из них – жизненных ветров, желчи, слизи,– произойдя каждое от своей причины, могут смешиваться, государь, и каждое влечет свою болезнь. Болез­ни от перемены погоды, государь, вызваны переменой погоды; болезни от неправильного образа жизни – неправильным обра­зом жизни; болезнь от внешних повреждений бывает или слу­чайной, государь, или вследствие деяния; болезнь вследствие деяния возникает вследствие совершенного прежде.

Так что, государь, болезней вследствие деяния мало, прочих больше. А глупцы преступают меру и считают, что все болезни – вслед­ствие деяния. Не обладая присущим просветленным знанием, невозможно отграничить здесь деяние от прочего.

Что же до обломка скалы, поранившего Блаженному ногу, то эта болезнь была не из-за расстройства жизненных ветров, не из-за рас­стройства желчи, не из-за расстройства слизи, не из-за одновре­менного их расстройства, не из-за перемены погоды, не из-за неправильного образа жизни, не вследствие деяния, а из-за внешнего повреждения. Многие сотни тысяч рождений, государь, Девадатта копил злобу на Татхагату. Охваченный этою злобой, он однажды сбросил с горы на Татхагату огромный, тяжелый камень, целя в голову Татхагате. Но тут откуда-то взялись две скалы и задержали камень. При их столкновении откололся об­ломок, он упал Блаженному на ногу и в кровь ее разбил. Эта болезнь могла быть вызвана либо деянием, либо случайностью, но никак не иначе.

Скажем, государь, семя не всходит или отто­го, что почва негодная, или оттого, что само семя негодное. Вот точно так же, государь, эта болезнь могла быть вызвана либо деянием, либо случайностью, но никак не иначе.

Или, ска­жем, государь, пища или оттого плохо переваривается, что же­лудок не варит, или оттого, что сама пища испорчена. Вот точно так же, государь, эта болезнь Блаженного могла быть вызвана либо деянием, либо случайностью, но никак не иначе.

Но, государь, ни болезней вследствие деяния, ни болезней от неправильного образа жизни у Блаженного не могло быть; от прочих причин могли быть болезни. Впрочем, эти болезни не могли лишить Блаженного жизни. Этому телу, составленному из четырех больших сутей, государь, приходится испытывать приятные и неприятные, желанные и нежеланные ощущения. Когда подкидывают вверх ком земли, государь, он падает вниз на землю. Но не вследствие же прошлого деяния земли падает на нее этот ком[415]?

– Нет, почтенный. В земле нет никакой вещественной при­чины, чтобы она могла ощущать последствия благих и неблагих деяний. Причина падения кома на землю присутствует в тот самый миг и с деянием не связана.

– Считай, государь, что Татхагата подобен земной тверди. Как ком падает на землю не вследствие какого-то прошлого ее деяния, точно так же, государь, и тот обломок скалы упал Тат­хагате на ногу не вследствие какого-то прошлого его деяния. Скажи, государь: вот копаются и роются люди в земле; не вследствие же прошлого деяния земли, государь, люди копают­ся и роются в ней?

– Нет, почтенный.

– Вот точно так же, государь, если и упал обломок скалы на ногу Блаженному, то он упал Блаженному на ногу не вслед­ствие какого-то его деяния. Когда же Блаженный болел кровавым поносом, то это было вызвано не прошлым деянием, а одно­временным расстройством жизненных начал. Ни одна из телес­ных болезней Блаженного не была вызвана деянием, государь, все они были порождены какою-то из шести прочих причин. Ведь в тонком, изысканном Своде связок по предметам есть изречение Блаженного, где он отвечает Маулья-Сиваке: «Иной раз, Сивака, болезни вызваны расстройством желчи. Можно и самому убедиться, что иной раз болезни вызваны расстройством желчи, Сивака; и люди считают верным, что иной раз болезни вызваны расстройством желчи, Сивака. Иные же шраманы и брахманы, о Сивака, считают и полагают, будто все, что пере­живает каждый человек, – приятное ли, неприятное ли или ни то и ни другое – все это вследствие свершенного прежде. Они идут и против того, что можно узнать самому, идут и против того, что люди верным считают. Поэтому я говорю: это у шраманов и брахманов неправильно. Иной раз, Сивака, болезни вызваны расстройством слизи (—) ветров (—) одновре­менным их расстройством (—) переменой погоды (—) неправильным образом жизни (—) внешним повреждением (—) вследствие деяния (—). Иные же шраманы и брахманы (—) это у шраманов и брахманов неправиль­но»[416]. Так что, государь, не всякая болезнь – вследствие дея­ния. Все дурное сжег в себе Блаженный с достижением всеве­дения, государь, так это и запомни.

– Отлично, почтенный Нагасена. Да, это так, я с этим со­гласен.

Вопрос 9 (9)

Почтенный Нагасена, вы утверждаете: «Все дела свер­шил Татхагата под древом просветления, не осталось у Татха­гаты более ни дел, ни нужды повторять свершенное»[417]. Однако, считается, что он три месяца пребывал в созерцании[418]. Если, почтенный Нагасена, «все дела свершил Татхагата под древом просветления» и «не осталось у Татхагаты более ни дел, ни нужды повторять свершенное», то ложно утверждать, будто три месяца он провел в созерцании. Если он три месяца провел в созерцании, то ложно утверждать, будто «все дела свершил Татхагата под древом просветления, не осталось у Татхагаты более ни дел, ни нужды повторять свершенное». Не нужно со­зерцание всего достигшему, лишь недостигшему нужно созерца­ние. Ведь только голодному нужна еда, что сытому до еды? Только больному нужно лекарство, что здоровому до лекарства? Вот точно так же, почтенный Нагасена, не нужно созерцание всего достигшему, лишь недостигшему нужно созерцание. Вот еще вопрос обоюдоострый. Тебе он поставлен, тебе его и ре­шать.

– Все дела, государь, свершил Татхагата под древом про­светления, не осталось у Татхагаты более ни дел, ни нужды повторять свершенное. И пребывал Блаженный три месяца в созерцании. У созерцания много достоинств, государь; созерцая, достигли всеведения все татхагаты, и прилежат они созерцанию, убедившись, что оно приносит благо. Ведь если некий человек был однажды награжден царем за службу, нажил себе состоя­ние, то он будет служить царю и впредь, убедившись, что это приносит благо.

Вот точно так же, государь, созерцая, достигли всеведения все татхагаты, и прилежат они созерцанию, убедившись, что оно приносит благо. Или, государь, если расхворав­шийся, измучившийся, тяжелобольной человек последовал сове­там врача и благодаря им поправился, то он будет следовать его советам и впредь, убедившись, что это приносит благо. Вот точно так же, государь, созерцая, достигли всеведения все тат­хагаты, и прилежат они созерцанию, убедившись, что оно при­носит благо.

У созерцания есть двадцать восемь достоинств, памятуя о них, прилежат татхагаты созерцанию. Достоинства эти вот какие: находящемуся в созерцании оно служит защитой, продлевает жизнь, дает силы, оберегает от зазорного, не допус­кает до бесчестия, дает славу, избавляет от неудовлетворенно­сти, доставляет удовлетворенность, устраняет опасность, наделя­ет опытностью, избавляет от вялости, возбуждает усердие, из­бавляет от страсти, избавляет от враждебности, избавляет от заблуждения, смиряет гордыню, разрешает сомнения, сосредо­точивает мысли, смягчает ум, веселит, придает значительности, приводит к успеху, дарует великое уважение, приносит доволь­ство, приводит в восхищение, проясняет ему природу слагаемых, пресекает корень бытию, приобщает ко всем плодам шраманства. Таковы, государь, двадцать восемь достоинств созерцания. Памятуя о них, прилежат татхагаты созерцанию.

А еще, госу­дарь, хоть и исчерпаны у татхагат все намерения, прилежат они созерцанию, стремясь испытать счастливую, сладостную, умиро­творенную сосредоточенность. По четырем причинам, государь, прилежат татхагаты созерцанию, вот по каким: покойно пребы­вать в нем, государь, потому прилежат татхагаты созерцанию; обильно оно чистыми достоинствами, потому прилежат татхага­ты созерцанию; таков путь всех без изъятия ариев, потому прилежат татхагаты созерцанию; славно оно, прославлено, вос­хвалено, возвеличено всеми просветленными, потому прилежат татхагаты созерцанию. Вот по этим причинам, государь, приле­жат татхагаты созерцанию – не потому, что остались у них де­ла или нужда повторять свершенное[419].

– Отлично, почтенный Нагасена. Да, это так, я с этим со­гласен.

Вопрос 10 (10)

Почтенный Нагасена, есть изречение Блаженного: «Тат­хагата породил, познал, умножил, подчинил, оседлал, воплотил, осуществил, обрел четыре основы сверхобычных сил, о Ананда. Если пожелает Татхагата, то кальпу еще проживет, о Ананда, или остаток кальпы»[420]. Говорится, однако: «Через три месяца уйдет Татхагата в окончательный покой»[421]. Если, почтенный Нагасена, Блаженный говорил: «Татхагата породил, познал, умножил, подчинил, оседлал, воплотил, осуществил, обрел четы­ре основы сверхобычных сил. Если пожелает Татхагата, то кальпу еще проживет, о Ананда, или остаток кальпы», то ог­раничение оставшегося ему срока жизни тремя месяцами лож­но. Если Татхагата сказал: «Через три месяца уйдет Татхагата в окончательный покой», то ложно утверждать, будто «Татха­гата, если пожелает, кальпу еще проживет или остаток каль­пы». Не сотрясают татхагаты воздух впустую; просветленные, блаженные не говорят понапрасну, они говорят то, что есть, высказываются недвусмысленно. Вот еще вопрос обоюдоострый, глубокий, изощренный, с трудом постижимый. Тебе он по­ставлен. Распутай эти тенета лжемудрия, развей сомнения, со­круши клеветнические речи.

– Есть, государь, изречения Блаженного: «Татхагата поро­дил, познал, умножил, подчинил, оседлал, воплотил, осущест­вил, обрел четыре основы сверхобычных сил, о Ананда. Если пожелает Татхагата, то кальпу еще проживет, о Ананда, или остаток кальпы». Говорил он и о том, что ему осталось жить три месяца. Кальпа значит здесь срок жизни[422]. Слова Блажен­ного о сверхобычных силах, государь, не есть прославление собственного его могущества, это прославление могущества сверхобычных сил. Представь, государь: есть у царя чистокровный скакун, резвый, как ветер. И вот в окружении горожан, кресть­ян, своих людей и телохранителей, брахманов, вайшьев, совет­ников царь, расхваливая его резвость, говорит: «Если пожелает этот мой скакун – по всей земле промчится до самых океанских вод, ее омывающих, и мигом вернется сюда»[423]. Хотя собрав­шиеся воочию и не видят, насколько резв скакун, но он дейст­вительно резв, действительно может он мигом промчаться по всей земле до самых океанских вод, омывающих ее. Вот точно так же, государь, Блаженный, сидя в окружении обладателей тройного ведения и шестерного сверхзнания, сияющих, сбросив­ших путы святых, в окружении богов и людей, произнес, про­славляя могущество своих сверхобычных сил, такие слова: «Татхагата породил, познал, умножил, подчинил, оседлал, вопло­тил, осуществил, обрел четыре основы сверхобычных сил, о Ананда. Если пожелает Татхагата, то кальпу еще проживет, о Ананда, или остаток кальпы». И действительно есть у Блажен­ного эти силы, действительно может Блаженный мощью сверх­обычных сил прожить еще кальпу или остаток кальпы, хотя собравшиеся и не видели этого воочию[424]. Блаженному не нуж­но никакое существование, государь, всякое существование по­рицал Татхагата. Ведь есть изречение Блаженного, государь: «Дерьма хоть мало, монахи, все едино смердит. Вот и существо­вание я не стану хвалить, монахи, пусть даже малое, на миг, чтобы только щелкнуть пальцами»[425]. Если, государь, Блажен­ный понимал, что все виды и способы существования подобны дерьму, то, даже имея сверхобычные силы, разве стал бы он стремиться продлить существование[426]?

– Нет, почтенный.

– Значит, государь, могущество сверхобычных сил прослав­ляя, возгласил Блаженный этот победный клич Просвет­ленного.

– Отлично, почтенный Нагасена. Да, это так, я с этим согласен.

Первая глава закончена.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Вопрос 1 (11)

Почтенный Нагасена, есть изречение Блаженного: «Со сверхзнаниями[427] не иначе, монахи, проповедую я Учение». О положениях Устава говорится, однако: «После моей смерти, Ананда, пусть отменяет община, если того пожелает, малые и меньшие правила поведения»[428]. Что же, почтенный Нагасена, плохо были установлены малые и меньшие правила поведения? Или напрасно установлены, по незнанию? Почему разрешил Блаженный отменить после своей смерти малые и меньшие пра­вила поведения? Если, почтенный Нагасена, Блаженный гово­рил: «Со сверхзнанием, и не иначе, монахи, проповедую я Учение», то ложно утверждать: «После моей смерти, Ананда, пусть отменяет община, если того пожелает, малые и меньшие прави­ла поведения». Если Татхагата сказал о положениях Устава: «После моей смерти, Ананда, пусть отменяет община, если того пожелает, малые и меньшие правила поведения», то ложно ут­верждать: «Со сверхзнанием, и не иначе, монахи, проповедую я Учение». Вот еще вопрос обоюдоострый, тонкий, скользкий, изо­щренный, глубокий-преглубокий, с трудом постижимый. Тебе он поставлен. Яви же в знании мощь и стремительность.

– Есть изречение Блаженного, государь: «Со сверхзнанием, и не иначе, монахи, проповедую я Учение». О положениях же Устава говорится: «После моей смерти, Ананда, пусть отменяет община, если того пожелает, малые и меньшие правила поведе­ния». Но последнее, государь, Татхагата сказал, желая испы­тать монахов: «Если дам я ученикам послабление, то отбросят ли они после моей смерти малые и меньшие правила поведения или будут им следовать?» Представь, государь, что царь-миро­держец обращается к сыновьям: «Огромна эта страна, сыновья мои; омывается она со всех сторон морями. Тем войском, что у нас есть, сыновья мои, трудно будет ее удержать. После моей смерти лучше бы вам отступиться от дальних, окраинных зе­мель». Скажи, государь, разве откажутся царевичи после смер­ти отца от власти над дальними, окраинными землями, от обла­стей, которыми владеют?

– Нет, почтенный. Цари – народ ненасытный; вдвое, втрое против прежнего, почтенный, загребут себе земли жадные до власти царевичи, не то что не отступятся от областей, которыми владеют.

– Вот, государь, точно так же и Блаженный, желая испы­тать монахов, сказал: «После моей смерти, Ананда, пусть от­меняет община, если того пожелает, малые и меньшие правила поведения». Но жадные до Учения сыны Просветленного, госу­дарь, скорее установят полтораста новых правил поведения, только чтобы избавиться от тягот, не то что не отменят правил поведения, установленных прежде.

– Почтенный Нагасена, слова Блаженного «малые и мень­шие правила поведения» вызывают у многих сомнения, смуще­ние, колебания, неуверенность: «Что такое малые правила пове­дения, а что меньшие правила поведения?»

– Малые правила поведения, государь, касаются дурных действий, а меньшие правила поведения – дурных речей. Вот что такое малые и меньшие правила поведения. Даже у вели­ких тхер прошлого, государь, были в этом разногласия, даже они не были едины. Блаженный ответил на этот вопрос в про­поведи о сохранности Учения[429].

Давно утраченное, забытое в Учении Победителя, почтен­ный Нагасена, явил, открыл ты сегодня миру.

Вопрос 2 (12)

– Почтенный Нагасена, есть изречение Блаженного: «Тат­хагата Учение в кулак не прячет, Ананда»[430]. Но на вопросы тхе­ры, сына Малункьи, он не ответил[431]. У моего вопроса, почтенный Нагасена, может быть два решения: или Блаженный не знал ответа, или скрывал. Если, почтенный Нагасена, Блаженный сказал: «Татхагата Учение в кулак не прячет, Ананда», то на вопрос тхеры, сына Малункьи, он не ответил по незнанию. Если же заведомо не ответил, то тогда выходит, что Татхагата Уче­ние в кулак прячет. Вот вопрос обоюдоострый. Тебе он постав­лен, тебе его и решать.

– Есть, государь, изречение Блаженного: «Татхагата Уче­ние в кулак не прячет, Ананда». А на вопрос тхеры, сына Малункьи, он действительно не ответил, но не по незнанию и не из скрытности. Есть четыре рода вопросов, государь, по ним и ответы. Бывает однозначный ответ, ответ с оговоркой, ответ встречным вопросом, ответ отклонением вопроса[432].

Каковы, государь, вопросы, на которые отвечают однознач­но? Например: «Образное бренно?» – на такой вопрос отвечают однозначно. Или: «Ощущение бренно?», «Распознавание брен­но?», «Слагаемые бренны?», «Сознание бренно?» – на такие вопросы отвечают однозначно[433].

Каковы вопросы, на которые отвечают с оговоркой? Напри­мер: «Бренное – это образное?» – на такой вопрос отвечают с оговоркой. Или: «Бренное – это ощущение?», «Бренное – это распознавание?», «Бренное – это слагаемые?», «Бренное – это сознание?» – на такие вопросы отвечают с оговоркой[434].

Каковы вопросы, на которые отвечают встречным вопросом? Например: «Зрением ли существо все распознает?» – на та­кой вопрос отвечают встречным вопросом[435].

Каковы вопросы, на которые отвечают отклонением вопроса? Вот они: «Мир вечен?», «Мир невечен?», «Мир конечен?», «Мир бесконечен?», «Мир и конечен и бесконечен?», «Мир ни конечен, ни бесконечен?», «Одно ли и то же душа и тело?», «Душа – одно, а тело – другое?», «Существует татхагата после смерти?», «Не существует татхагата после смерти?», «И существует тат­хагата после смерти, и не существует?», «И не существует татхагата после смерти, и не не существует?» – таковы вопросы, на которые отвечают отклонением их.

Тхера, сын Малункьи, задал вопросы, на которые отвечают отклонением их. Блаженный их отклонил. Почему же на такие вопросы отвечают отклонением их? Нет ни причины, ни основы, чтобы отвечать на них, потому их и отклоняют. Беспричинно, безосновно просветленные, бла­женные не говорят, не высказываются[436].

– Отлично, почтенный Нагасена. Да, это так, я с этим со­гласен.

Вопрос 3 (13)

– Почтенный Нагасена, есть изречение Блаженного: «Все существа страшатся кары, всех существ ужасает смерть»[437]. Од­нако говорится: «Святой все страхи преодолел»[438]. Как же так, почтенный Нагасена? Святой страшится кары, а мучимые, палимые, терзаемые, сожигаемые, в огне горящие обитатели ада ужасаются грядущей смерти, когда их жизнь в кромешном аду кончается? Если, почтенный Нагасена, Блаженный сказал: «Все существа страшатся кары, всех существ ужасает смерть», то ложно утверждать, что «святой все страхи преодолел». Если Блаженный сказал: «Святой все страхи преодолел», то ложно утверждать: «Все существа страшатся кары, всех существ ужа­сает смерть». Вот еще вопрос обоюдоострый. Тебе он поставлен, тебе его и решать.

– Высказывание Блаженного: «Все существа страшатся ка­ры, всех существ ужасает смерть» – не имеет в виду святых, на святых оно не распространяется, ибо святой искоренил самое вещественную причину страха. Слова Блаженного: «Все суще­ства страшатся кары, всех существ ужасает смерть» – подразу­мевают существ, имеющих аффекты, чрезмерно привязанных к мнениям о самости, тех, государь, кто радуется счастью и горю­ет в беде.

Святой же вышел за пределы бытия, пресек для себя всякой будущей жизни возможность, отрезал пути к новому рождению, силки распутал; он вне всех областей существования, с благим и неблагим покончил, убил неведение; в сознании его нет боль­ше ростков будущего; все аффекты он прокалил и все мирские дхармы превзошел, поэтому никакие страхи святого не стра­шат. Представь, государь: есть у царя четверо советников, пре­данных, испытанных, надежных, облеченных большою властью. И вот по каким-то обстоятельствам царь для всех своих под­данных издает указ: «Пусть все принесут мне подать. А вы, со­ветники, об исполнении сего позаботьтесь». Скажи, государь, убоятся разве, устрашатся подати эти четверо советников?

– Нет, почтенный.

– Отчего же?

– Они, почтенный, у царя в высшем звании, они подать не платят, стоят выше всяких податей. А указ о том, чтобы все платили ему подать, царь издал, имея в виду всех прочих людей.

– Вот точно так же, государь, то высказывание Блаженно­го не имеет в виду святых, на святых оно не распространяется, ибо святой искоренил самое причину страха. Слова Блаженно­го: «Все существа страшатся кары, всех существ ужасает смерть» – подразумевают существ, имеющих аффекты, чрезмер­но привязанных к мнениям о самости, тех, кто радуется счастью и горюет в беде. Святого поэтому никакие страхи не страшат.

– Но, почтенный Нагасена, в этом высказывании исключе­ния не подразумеваются. Раз сказано «все», то никаких исклю­чений не может быть. Приведи мне еще какой-нибудь подкреп­ляющий довод.

– Представь, государь, что хозяин деревни отдает распоря­жение своему управляющему[439]: «Ну-ка, управляющий! Быстро созови ко мне всю деревню, да чтобы все пришли».– «Сейчас, хозяин»,– отвечает тот и, выйдя на деревенскую площадь, трижды громко объявляет: «Хозяин всю деревню требует не­медленно к себе». Услышав распоряжение, селяне тут же сбега­ются к хозяину и дают знать ему: «Вся деревня в сборе, хозяин, говори, чего тебе надобно». Ясно, государь, что хозяин деревни требовал к себе только глав семей, хотя позвал он, распоря­жаясь об этом, «всю деревню». Но собралась не «вся деревня», собрались только главы семей. При этом и сам хозяин деревни вполне согласен, что народу у него ровно столько, сколько собралось. А ведь тех, кто не пришел, гораздо больше – тут и мужчины, и женщины, рабы, рабыни, батраки, работники, деревенские больные, быки, буйволы, козы, овцы, птица. Но те, кто не пришел, в счет не идут, потому что в распоряжении явиться всей деревне имелись в виду только главы семей. Вот точно так же, государь, то высказывание Блаженного не имеет в виду святых, на святых оно не распространяется, ибо святой искоре­нил самое причину страха. Слова Блаженного: «Все существа страшатся кары, всех существ ужасает смерть» – подразумева­ют существ, имеющих аффекты, чрезмерно привязанных к мне­ниям о самости, тех, кто радуется счастью и горюет в беде. Святого поэтому никакие страхи не страшат.

Бывает, государь, что и словами говорится об исключениях, и по смыслу есть исключения; бывает, что словами не говорит­ся об исключениях, а по смыслу исключения есть; бывает, что словами говорится об исключениях, а по смыслу исключений нет; бывает, что и словами не говорится об исключениях, и по смыслу исключений нет. Следует всякий раз смотреть, прием­лем ли смысл. На пяти основаниях смысл может быть прием­лемым: если слова заимствованы, или по сути, или по наследст­ву от учителя, или как мнение, или по более весомой причине. Здесь под заимствованными словами имеются в виду слова из сутр; под сутью – нечто, согласующееся с сутрами; под на­следством учителя – сказанное учителем; под мнением – собст­венная точка зрения; под более весомой причиной – совместное действие каких-либо из первых четырех причин. Вот на этих пяти основаниях, государь, смысл может быть приемлемым. Так разрешается этот вопрос.

– Пусть так, почтенный Нагасена. Здесь я с тобой согла­сен: на святых эти слова не распространяются, а прочие суще­ства испытывают страх. Но обитатели ада? Пребывая в этой злейшей из юдолей, они терпят пытки тяжкие, жестокие, непе­реносимые; каждую клеточку и каждый член их тела жжет и гложет огонь; плачут они, рыдают и горюют, и уста их исторга­ют лишь жалобные вопли и причитания; подавленным нестерпи­мо тяжелыми страданиями, истерзанным великой мукой, нет им ни защиты, ни прибежища, ни облегчения, и они предаются, безысходному отчаянию. В кромешном аду, зарево от которого видно за сто йоджан, в жарком, знойном, губительно палящем, раскаленном пекле, где их со всех шести сторон лижут языки пламени, а оглушительный гул порождает в них смятение и ужас,– как могут они бояться смерти?

– Могут, государь.

– Но, почтенный Нагасена, ведь пребывание в аду – это же беспрестанная мука. Почему же обитатели ада боятся смерти, если с нею их беспрестанная мука кончается? Почему они до­вольны адом?

– Вовсе не довольны адом, государь, его обитатели; напро­тив, им бы только вырваться из ада. Но таково уж величие смерти, что оно повергает их в трепет.

– Нет, почтенный Нагасена, вот уж этому я не поверю – чтобы их, кому бы только вырваться из ада, конец адского существования мог ужасать. Им бы смеяться от радости, обре­тая желанное, почтенный Нагасена. Приведи мне какой-нибудь довод.

– Для тех, кто не узрел истин, государь, смерть есть нечто страшное. Перед нею такие люди трепещут и содрогаются. Если некто боится слона, льва, тигра, пантеры, медведя, гиены, буй­вола, гаваи, огня, воды, пня, колючек или если некто боится меча, то, боясь смерти, он именно этого и боится. Смерти, го­сударь, по природе присуще величие[440]. Из-за этого ее природ­ного величия существа, имеющие аффекты, боятся смерти и трепещут перед нею. Поэтому и обитатели ада, даже желая вырваться из него, боятся смерти и трепещут перед нею. Пред­ставь, государь, что у некоего человека вырос на теле жировик. Измученный болезнью, он, желая избавиться от такой напасти, посылает за хирургом. Хирург соглашается его лечить и прини­мается готовить свои приспособления, чтобы удалить жировик: затачивает нож, прокаливает на огне щупы для прижигания, толчет в ступке едкую соль. Ведь будет, государь, трястись от страха этот больной, что сейчас его станут резать острым ножом, прижигать ему рану раскаленным щупом, присыпать ее едкой солью?

– Да, почтенный.

– Вот видишь, государь: хотя больной и желает избавить­ся от недуга, он боится боли и потому трепещет. Вот точно так же, государь, хотя обитатели ада и желают вырваться из него, они боятся смерти и потому трепещут.

Представь, государь, что провинившегося перед господином слугу заковали в цепи и бросили в темницу. Конечно, он желает выбраться оттуда. И вот господин решает его освободить и приказывает привести его. А провинившийся слуга знает за собой вину перед господином. Скажи, государь, он ведь будет трепетать оттого, что сейчас явится на глаза господину?

– Да, почтенный.

– Вот видишь, государь: хотя провинившийся перед госпо­дином слуга и желает выйти из темницы, он господина все же боится и потому трепещет. Вот точно так же, государь, хотя обитатели ада и желают из него вырваться, они боятся смерти и потому трепещут.

– Приведи мне еще какой-нибудь довод, почтенный, чтобы я вполне уверился.

– Представь, государь, что человека укусила ядовитая змея, и ну он падать от змеиного яда, ну прыгать, ну корчить­ся, ну по земле кататься. А тут некто, произнеся могуществен­ное заклинание, понуждает укусившую того змею приползти назад и всосать обратно излитый ею яд[441]. Ведь будет трястись от страха тот укушенный, когда змея подползет к нему, чтобы всосать яд обратно и исцелить его?

– Да, почтенный.

– Вот видишь, государь: раз уж ползет к нему такая змея, хотя бы чтобы исцелить его, он все равно трепещет. Вот точно так же, государь, хотя обитатели ада и желают вырваться из него, они боятся смерти и потому трепещут. Смерть никому из живых существ не желанна, потому и боятся смерти обитатели ада, даже желая выбраться из него.

– Отлично, почтенный Нагасена. Так это и есть, я с этим согласен.

Вопрос 4 (14)

Почтенный Нагасена, есть изречение Блаженного:

«Ни в поднебесье, ни в морских пучинах,

 Ни в пещере среди отрогов горных –

Нигде во всей вселенной не укрыться

Живому от аркана Смерти»[442].

И, однако, Блаженный преподал заговоры: сутру «Драгоцен­ность», заговор из раздела «Груда», заговор павлина, заговор «Верх знамени», заговор «Атанатия», заговор Пальцелома[443]. Если, почтенный Нагасена, ни тем, кто воспарил в небеса, ни тем, кто погрузился в морскую пучину, ни тем, кто укрылся во дворце, келье, пещере, расселине, ущелье, гроте, норе, берлоге или где-то в горах, и то не скрыться от аркана Смерти, то ложно считать, что заговор может помочь. Если же можно благода­ря заговору ускользнуть из аркана Смерти, то тогда ложно это утверждение: «Ни в поднебесье…» и дальше. Вот еще воп­рос обоюдоострый, узла завязаннее. Тебе он поставлен, тебе его и решать.

– Есть, государь, изречение Блаженного:

«Ни в поднебесье, ни в морских пучинах,

Ни в пещере среди отрогов горных –

Нигде во всей вселенной не укрыться

Живому от аркана Смерти».

И преподал Блаженный заговоры, но это – для тех, кто еще во цвете лет, кто еще не прожил свой век и у кого нет препят­ствий, порожденных деянием. Ведь тем, государь, кто прожил свой век, ни лечение, ни снадобья не помогут. Скажем, госу­дарь, если дерево уже мертво, погибло, засохло, если соки в нем истощились, время ему расти прошло и жизнь покинула его, то под него хоть тысячу кувшинов воды лей – все равно оно уже не оживет, не покроется вновь свежими, зелеными побега­ми.

Вот точно так же, государь, бесполезны лекарства и заго­воры для тех, кто прожил свой век: ни лекарства, ни снадобья им не помогут. Всей земли целебные травы, государь, не подей­ствуют на того, кто прожил свой век. Но тем, кто еще во цвете лет, государь, кто свой век еще не прожил и у кого нет препятствий, порожденных деянием,– тем заговор помогает и тех оберегает. Ради них и преподал Блаженный заговоры. Скажем, государь, когда созревают хлеба и стебли у них усыхают, то па­харь отводит с поля воду, а полным соков молодым хлебам избыток воды, напротив, идет на пользу. Вот точно так же, госу­дарь, тех, кто уже прожил свой век, лекарства и заговоры не излечат и не спасут. Заговоры и лекарства предназначены для людей во цвете лет, еще не проживших свой век. Им лекарства и заговоры приносят пользу.

Если проживший свой век умирает, а не проживший свой век остается в живых, почтенный Нагасена, то бесполезны, вы­ходит, лекарства и заговоры.

А ты видел когда-либо, государь, чтобы болезнь лекарст­вами излечивалась?

– Да, почтенный, сотни раз видел.

– А раз так, государь, то ложно, как ты, утверждать, буд­то заговоры и лекарства бесполезны.

– Но можно заметить, почтенный Нагасена, что врачи в лечении применяют лекарства, отвары, мази. Благодаря их при­менению болезнь и излечивается.

– А у применяющих заговоры, государь, упражняется го­лос, сохнет язык, расправляется грудь, глотка хрипнет[444]. Бла­годаря применению заговоров, государь, их отпускают все не­дуги, оставляют все напасти. Ты когда-либо видел, государь, как укушенный змеёю человек обезвреживал яд мантрой? Или как ему отсасывали кровь сверху и снизу ранки, чтобы уничто­жить действие яда?[445]

– Да, почтенный, такое и сейчас в жизни встречается.

– А раз так, государь, то ложно, как ты, утверждать, буд­то заговоры и лекарства бесполезны. Если, государь, человек произнес заговор, то и змея его, даже укусить желая, не уку­сит, отверзтую было пасть закроет; и разбойники дубину на него подымут, да не опустят, а откинут ее в сторону и друзь­ям уподобятся; и взбешенный слон, встретив его, успокоится; и полыхающая стена лесного пожара дойдет до него и потухнет; и смертельный яд превратится в его утробе в лекарство, а не то усвоится, подобно пище; и посягающие на его жизнь убийцы уподобятся его рабам; и, ступив ногою в силок, он не попадет­ся[446]. Ты слыхал когда-либо, государь, о том павлине, что семь­сот лет кряду произносил по утрам заговор, и охотникам так и не удалось заловить его в силки; но стоило ему однажды не произнести заговора, как он в тот же день угодил в силок[447]?

– Да, слыхал, почтенный, этот рассказ всем богам и лю­дям известен.

–     А раз так, государь, то ложно утверждать, как ты, буд­то заговоры и лекарства бесполезны. Ты слыхал когда-либо, государь, о том данаве, что стерег свою жену? Он сажал ее в короб, заглатывал его и держал у себя в животе, а один видьядхара[448] залез к данаве в пасть и позабавился там с его женою. Узнав об этом, данава отрыгнул короб и открыл крышку. А видьядхара из открытого короба беспрепятственно ускольз­нул[449].

– Да, почтенный, я слыхал об этом. Этот рассказ тоже и богам, и всему свету известен.

– И ведь ускользнул этот видьядхара из ловушки благода­ря заговору, не так ли?

– Да, почтенный.

– Стало быть, государь, заговор таки действен. Ты слыхал когда-либо, государь, о другом видьядхаре, что соблазнил главную жену бенаресского царя в его собственном дворце, а когда попался, произнес мантру и тотчас сделался невиди­мым[450]?

– Да, почтенный, слыхал.

– Ведь и этот видьядхара ускользнул из ловушки благода­ря заговору, не так ли?

– Да, почтенный.

– Стало быть, государь, заговор таки действен.

– Почтенный Нагасена, всех ли оберегает заговор?

– Иных оберегает, государь, иных не оберегает.

– Значит, почтенный Нагасена, заговор – не для всех?

– А скажи, государь, всем ли пища жизнь поддерживает?

– Кому поддерживает, почтенный, кому не поддерживает.

– Отчего же?

– Оттого, почтенный, что иные объедаются этой самой пи­щей и потом умирают от холеры.

– Значит, государь, не всем пища поддерживает жизнь?

– По двум причинам пища может лишить человека жизни, почтенный Нагасена: от объедения или от слабости пищеваре­ния. Пища дарует здоровье, но при злоупотреблении может лишить человека жизни.

– Вот точно так же, государь, иных заговор оберегает, иных не оберегает. Если заговор не оберегает человека, то это бывает по трем причинам: от препятствия-деяния, или от препятствия-аффекта, или от неверия[451]. Заговор оберегает живые существа, но теряет свою оберегающую способность вследствие содеянно­го самим существом. Сравни, государь: мать сына, еще во чреве вынашивая, лелеет; окруженная уходом и заботой, рожает и потом, когда он родится, держит его в чистоте, подмывает его, утирает ему нос, умащает его лучшими, отборнейшими благово­ниями[452]; а если кто-то чужой обругает его или ударит, то она, взволнованная, тащит обидчика к мужу[453]. Но если сын совер­шит проступок перед нею, провинится, то она может и побить и нашлепать его – и руками, и ногами, и палкой, и колотуш­кой – чем придется. Скажи, государь, уместно разве, чтобы мать за это хватали, да тащили, да приводили к мужу?

– Нет, почтенный.

– Отчего же?

– Сын сам виноват, почтенный.

– Вот точно так же, государь, существа сами виноваты в том, что оберегающий их заговор делается бессильным.

– Отлично, почтенный Нагасена! Поистине разрешен воп­рос, прорежена чащоба, осветились потемки, распутаны тенета лжемудрия, о лучший из лучших наставников[454]!

Вопрос 5 (15)

Почтенный Нагасена, вы утверждаете: «Татхагата всегда получит необходимое: одежду, пропитание, приют, лекарства на случай болезни». И, однако, «в Пяти Салах, брахманской де­ревне, Татхагата никакого подаяния не получил, так и вышел из нее с чистой, пустой миской, будто не заходил»[455]. Если, поч­тенный Нагасена, «Татхагата всегда получит необходимое: одежду, пропитание, приют, лекарства на случай болезни», то ложны слова, что «в Пяти Салах, брахманской деревне, Татха­гата никакого подаяния не получил, так и вышел из нее с чи­стой, пустой миской, будто не заходил». Если же «в Пяти Са­лах, брахманской деревне, Татхагата никакого подаяния не получил, так и вышел из нее с чистой, пустой миской, будто не заходил», то тогда ложны слова: «Татхагата всегда получит не­обходимое: одежду, пропитание, приют, лекарства на случай болезни». Вот еще вопрос обоюдоострый, превеликий, туго за­крученный. Тебе он поставлен, тебе его и решать.

– Татхагата, государь, всегда получит необходимое: одеж­ду, пропитание, приют, лекарства на случай болезни. В Пяти Салах же, брахманской деревне, он никакого подаяния не по­лучил, так и вышел из нее с чистой, пустой миской, будто не заходил; но это случилось из-за Мары лукавого.

– Так неужели, почтенный Нагасена, истощилось тогда все благо, что накопил Блаженный за превосходящие предел исчислимого века? Неужели, едва напрягшись, лукавый Мара тут же перемог все это благо, исполненное силы и мощи? Если так, почтенный Нагасена, то эта история дважды навлекает на себя осуждение: выходит ведь, что зло сильнее добра, а что сила Мары пересилила силу Просветленного. Тогда выходит, что у дерева верхушка тяжелее корней, а дурное сильнее того, что преисполнено достоинств.

– Нет, государь, из одного этого вовсе еще не выходит, что зло сильнее добра и что сила Мары пересилила силу Просвет­ленного. Впрочем, мне следует это обосновать. Представь, госу­дарь: приносит некий человек царю подношение – меду, или медовую галушку, или еще что-то, а привратник царского двор­ца говорит ему: «К царю нельзя сейчас! А ну забирай-ка свое подношение, да и ступай поскорее откуда пришел, пока царь тебя не наказал». Устрашенный, запуганный наказанием, человек этот возьмет свое подношение, да и уйдет себе поскорее от­куда пришел. Так что же, государь, неужели царь-миродержец лишь из-за этого, оттого только, что не получил подношения, уступит в силе своему привратнику? Неужели лишится он дру­гих подношений?

– Нет, почтенный. Ведь это по зависти привратник не про­пустил к царю подношение. Подношения, да еще во сто, в тыся­чу раз большие, дойдут до царя через другие ворота.

– Так и здесь, государь: ведь это по зависти своей лукавый Мара обуял брахманов – глав семей в Пяти Салах, но тогда же многие сотни тысяч духов явились к Блаженному с амритой, дивным нектаром, желая напитать им тело Блаженного, и склонились перед ним, почтительно сложив ладони[456].

– Хорошо, почтенный Нагасена. Я согласен, что Блажен­ный, из всех людей в мире достойнейший, четыре вида подая­ния всегда получит; больше того, боги и люди еще и просят Блаженного принять от них четыре вида подаяния. И, однако, замысел Мары тогда все же осуществился? Он ведь помешал поесть Блаженному? Вот здесь, почтенный, сомнение моё не рас­сеивается; здесь я продолжаю колебаться и ввергнут в нерешительность. В голове у меня не укладывается, чтобы Татхагате, святому, истинновсепросветленному, из всех богов и людей луч­шему и высшему, благого, лучшего, достойного вместилищу, не­сравненному, ни равного, ни подобного себе не имеющему, низкий, мелкий, ничтожный, грешный, подлый Мара даяние полу­чить помешал.

– Есть, государь, четыре помехи даянию: помеха даянию неопределившемуся, помеха даянию предназначенному, помеха даянию приготовленному, помеха вкушению даяния.

Помеха не­определившемуся даянию такова: что-то накоплено, но никому особо не предназначено – не видно пока, кому бы это дать; тут-то некто и мешает: что-де толку чужому добро отдавать? Это помеха неопределившемуся даянию.

Вот помеха предназначенному даянию: имеют в виду некоего определенного человека и готовят еду лично для него, а кто-то мешает. Это помеха предназначенному даянию.

Вот помеха приготовленному дая­нию: угощение уже приготовлено, но еще его не взяли, кто-то этому мешает. Это помеха приготовленному даянию.

Вот помеха вкушению даяния: угощение уже можно вкушать, но кто-то мешает этому. Это помеха вкушению даяния.

Что же до Мары лукавого, который обуял брахманов – глав семей в Пяти Салах, то он и вправду помешал Блаженному, но не вкусить даяние и не даянию приготовленному или предназначенному, но предсто­явшему, еще не ставшему, да и то тайком и отнюдь не только Блаженному: из тех, кто тогда же вышел за подаянием, еды в тот день никому не подали. И я не знаю, государь, кто в целом мире вместе с его небожителями, с богами небес Мары и Брахмы, со шраманами, с брахманами, с народом божеским и чело­веческим – кто мог бы помешать даянию, предназначенному или приготовленному для Блаженного, или вкушению им дая­ния. Если бы кто-то из зависти попытался помешать даянию, предназначенному или приготовленному для Блаженного, или вкушению им даяния, голову бы у того разорвало на сто, на тысячу частей.

Четыре свойства, государь, Татхагате ненаруши­мо присущи, вот они: даянию, предназначенному или приготов­ленному для Блаженного, никто помешать не может; свечение на сажень вокруг Блаженного никто погасить не может; всеве­дению Блаженного, драгоценному знанию никто повредить не может; и жизнь у Блаженного, государь, отнять никто не мо­жет. Таковы, государь, четыре свойства, Татхагате одному ненарушимо присущие. И у всех этих свойств, государь, одна природа, все они безущербны, неколебимы, другим не подвласт­ны, все это – неприкосновенные достоинства.

Тайком, скрытно, государь, обуял лукавый Мара брахманов – глав семей в Пяти Салах. Скажем, государь, тайком, скрытно от царя разбойники в окраинных труднодоступных областях грабят на дорогах; а если бы увидел царь разбойников? Им бы, верно, не поздоро­вилось?

– Конечно, почтенный. Их бы топором порубили на сто, на тысячу частей.

– Вот точно так же, государь, скрытно, тайком обуял лука­вый Мара брахманов – глав семей в Пяти Салах. Или иначе, государь: как, скажем, замужняя женщина тайком, скрытно сходится с чужим мужчиной, вот точно так же и лукавый Мара, государь, тайком, скрытно обуял брахманов – глав семей в Пя­ти Салах. А если бы женщина сошлась с чужим мужчиной на глазах у мужа? Ей бы, верно, не поздоровилось?

– Конечно, почтенный. Муж мог бы ее и побить, и убить, и запереть, и отдать в рабство.

– Вот точно так же, государь, тайком, скрытно обуял лу­кавый Мара брахманов – глав семей в Пяти Салах. Если бы, государь, лукавый Мара вздумал помешать даянию, предназ­наченному или приготовленному для Блаженного, или вкушению им даяния, то голову бы у него разорвало на сто, на тысячу частей.

– Да, это так, почтенный Нагасена. Воровским обычаем по­ступил лукавый Мара, скрытно обуял лукавый Мара брахма­нов – глав семей в Пяти Салах. Если бы, почтенный, лукавый Мара вздумал помешать даянию, предназначенному или приготовленному для Блаженного, или вкушению им даяния, то голо­ву бы у него разорвало на сто, на тысячу частей, его бы всего развеяло, как пригоршню мякины. Отлично, почтенный Нагасе­на. Да, это так, я с этим согласен[457].

Вопрос 6 (16)

– Почтенный Нагасена, вы утверждаете: «Кто совершает убийство по неведению, тот свой проступок этим усугубляет»[458]. Однако в Определениях Устава Блаженный сказал: «Незнаю­щий невиновен»[459]. Если, почтенный Нагасена, «кто совершает убийство по неведению, тот свой проступок этим усугубляет», то ложны слова, что «незнающий невиновен». Если же «незнаю­щий невиновен», то ложны слова: «Кто совершает убийство по неведению, тот свой проступок этим усугубляет». Вот еще вопрос обоюдоострый, трудноразрешимый, труднопостижимый. Тебе он поставлен, тебе его и решать.

– Есть, государь, изречение Блаженного: «Кто совершает убийство по неведению, тот свой проступок этим усугубляет». В Определениях Устава, однако, Блаженный сказал: «Незнаю­щий невиновен». Здесь разное имеется в виду. Вот в чем разница: есть, государь, проступки, сопровождавшиеся распозна­ванием, и есть проступки, не сопровождавшиеся распознаванием[460]. Вот о проступках, не сопровождавшихся распознаванием, Блаженный и сказал: «Незнающий невиновен».

Отлично, почтенный Нагасена. Да, это так. Я с этим со­гласен.

Вопрос 7 (17)

Почтенный Нагасена, есть изречение Блаженного: «Тат­хагата не думает, Ананда, что опекает общину или что учится у него община»[461]. Описывая же достоинства, по природе прису­щие блаженному Майтрее, он, напротив, сказал: «Многотысяч­ную общину монахов будет он опекать, так же как я теперь опекаю многосотенную общину монахов»[462]. Если, почтенный Нагасена, Блаженный сказал: «Татхагата не думает, Ананда, что опекает общину или что учится у него община», то ложны слова: «Я теперь опекаю многосотенную общину монахов». Если Татхагата сказал: «Я теперь опекаю многосотенную общи­ну монахов», то ложны слова: «Татхагата не думает, Ананда, что опекает общину или что учится у него община». Вот еще вопрос обоюдоострый. Тебе он поставлен, тебе его и решать.

– Есть, государь, изречение Блаженного: «Татхагата не думает, Ананда, что опекает общину или что учится у него об­щина». Напротив, описывая достоинства, по природе присущие блаженному Майтрее, он сказал: «Многотысячную общину мо­нахов будет он опекать, так же как я теперь опекаю многосо­тенную общину монахов». То, о чем ты спрашиваешь, государь, в одном смысле условно, в другом смысле безусловно. Не Татхагата – последователь своего окружения, государь; напротив, окружение Татхагаты – его последователи. А слова «я» и «моё», государь, суть выражения общего мнения, а не высше­го смысла. Нет у Татхагаты привязанности, государь, нет при­страстия, не цепляется Татхагата за «моё», но при необходи­мости пользуется этим выражением.

Скажем, государь, земля для живых, населяющих сушу, есть оплот и прибежище, на землю живые опираются. Но у земли нет оглядки на них как на «своих». Вот точно так же, государь, Татхагата для всех живых – оплот и прибежище, на Татхагату все живые опирают­ся, но у него нет оглядки на них как на «своих».

Или, скажем, государь, полная влаги туча проливается на землю – травам, деревьям, зверям и людям на процветание, племя их умножает, и от дождя зависят в этом все живые до единого; но у тучи нет оглядки на них как на «своих». Вот точно так же, государь, Татхагата во всех живых благие дхармы порождает и умно­жает, и от Учителя зависят в этом все живые до единого; но у Татхагаты нет оглядки на них как на «своих», и потому это так, что он оставил все мнения о самости.

– Отлично, почтенный Нагасена! Поистине распутан вопрос многообразными доводами, вышло наружу бывшее в глубинах, разрублен узел, прорежена чащоба, осветились потемки, разби­ты чужие наветы, раскрылись глаза сынов Победителя!

Вопрос 8 (18)

Почтенный Нагасена, вы утверждаете: «У Татхагаты об­щина расколу не подвержена»[463]. И утверждаете также: «Дева­датта разом отколол от общины пятьсот монахов»[464]. Если, поч­тенный Нагасена, «у Татхагаты община расколу не подверже­на», то ложны слова, будто «Девадатта разом отколол от общины пятьсот монахов». Если «Девадатта разом отколол от общины пятьсот монахов», то ложны слова, будто «у Татхагаты община расколу не подвержена». Вот еще вопрос обоюдоострый тебе поставлен, глубокий, с трудом разрешимый, тугого узла туже затянутый; люди на нем путаются, мешаются, теряются, споты­каются, в тупик встают. Обрати же силу своего знания против наговоров.

– Верно, государь, что «у Татхагаты община расколу не подвержена». Верно также, что «Девадатта разом отколол от общины пятьсот монахов», но это уже сила раскольника. Рас­колоть все можно, государь,– было бы кому раскалывать. Если есть раскольник – тогда и мать от сына откалывается, и сын от матери откалывается, и отец от сына откалывается, и сын от отца откалывается, и брат от сестры откалывается, и сестра от брата откалывается, и друзья друг от друга откалываются; и срубленный из дерева разных пород под мощным натиском валов корабль раскалывается; и благородное золото бронзой раскалывается. Но, государь, нет у разумных такой цели, нет у знающих намерения, нет у мудрых стремления, чтобы «у Татха­гаты община была подвержена расколу». И можно объяснить, почему так говорится: «У Татхагаты община расколу не под­вержена». Вот почему: неслыханно ведь, государь, чтобы Тат­хагата когда-либо в своих странствиях был привязчив или нелюбезен, был несправедлив или пристрастен, из-за чего общи­на бы раскололась. Потому и говорится: «У Татхагаты община расколу не подвержена». Да и сам ты должен знать, государь, можно ли найти в Девятичастных Речениях Просветлёенного место, где было бы сказано: «По такой-то вот причине, из-за прошлого деяния бодхисаттвы случился в общине раскол»[465].

– Нет, почтенный. И не видал и не слыхал никто такого.

– Отлично, почтенный Нагасена.

– Да, это так, я с этим согласен. Вторая глава закончена.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Вопрос 1 (19)

Почтенный Нагасена, есть изречение Блаженного: «Знай, Васиштха, дхарма – старшее в людях и в этой жизни, и после смерти»[466]. Однако и тот из мирских почитателей, что обрел слух и не съедет вниз, усвоил воззрение, внял проповеди,– и тот дол­жен стоя и с почтением приветствовать монаха или послушни­ка, даже если это люди-из-толпы. Если, почтенный Нагасена, Блаженный сказал: «Знай, Васиштха, дхарма – старшее в лю­дях и в этой жизни, и после смерти», то ложны слова, будто и тот из мирских почитателей, что обрел слух и не съедет вниз, усвоил воззрение, внял проповеди,– и тот должен стоя и с почтением приветствовать монаха или послушника, даже если они – люди-из-толпы. Если же и тот из мирских почитателей, что обрел слух и не съедет вниз, усвоил воззрение, внял пропо­веди,– и тот должен стоя и с почтением приветствовать монаха или послушника, даже если это люди-из-толпы, то ложны слова: «Знай, Васиштха, дхарма – старшее в людях и в этой жизни, и после смерти». Вот еще вопрос обоюдоострый; тебе он постав­лен, тебе его и решать[467].

– Есть, государь, изречение Блаженного: «Знай, Васиштха, дхарма – старшее в людях и в этой жизни, и после смерти». Однако и тот из мирских почитателей, кто обрел слух и не съедет вниз, усвоил воззрение, внял проповеди,– и тот должен стоя и с почтением приветствовать монаха или послушника, да­же если это люди-из-толпы. Но на это есть основание. Основа­ние это вот какое: монаха делают монахом двадцать присущих ему свойств и два внешних признака. Поэтому-то и пристало монаха стоя и с почтением приветствовать, чтить и уважать.

А эти двадцать присущих монаху свойств, которые делают его монахом, и два внешних признака вот какие: лучшая сдержан­ность, высшие обеты, поведение, житье в монастыре, смирение, самоутеснение, терпение, кротость, уединенные скитания, пре­данность уединению, занятия созерцанием, стыдливость и совестливость, усилие, небеспечливость, изучение трех предме­тов, оглашение Устава, монашеские беседы, преданность нравственности и прочему, бесприютность, безущербное следо­вание правилам поведения, ношение желтой одежды и бритье головы[468]. Вот, государь, каковы двадцать присущих монаху свойств, которые делают его монахом, и два его внешних признака. Для монаха все эти достоинства – обычное его достоя­ние. Обладая такими качествами целиком, неущербно и сполна, он сможет взойти на лучшую, высшую ступень – на ступень опытности[469], на ступень, где стоят святые; он приблизился уже к святости. Так что и тому мирскому почитателю, кто обрел слух,– и ему следует стоя и с почтением приветствовать мона­ха, будь тот хоть человек-из-толпы. «И у него, и у сбросивших путы – одно монашество, моё же состояние иное»,– понимая это, и тот мирской почитатель, кто обрел слух, и он должен стоя и с почтением приветствовать монаха, будь тот хоть чело­век-из-толпы. «Он принадлежит к лучшей из общностей[470], я же не принадлежу»,– понимая это, и тот мирской почитатель, кто обрел слух, и он должен стоя и с почтением приветствовать монаха, будь тот хоть человек-из-толпы. «Ему слушать чтение Уставных Начал разрешено, мне – не разрешено»[471],– понимая это, и тот мирской почитатель, кто обрел слух, и он должен стоя и с почтением приветствовать монаха, будь тот хоть человек-из-толпы. «Он постригает и посвящает других, умножая Учение Победителя, а мне это недоступно»,– понимая это, и тот мирской почитатель, кто обрел слух, и он должен стоя и с почтением приветствовать монаха, будь тот хоть человек-из- толпы. «Он неослабно блюдет бесценные правила поведения, а я им не следую»,– понимая это, и тот мирской почитатель, кто обрел слух, и он должен стоя и с почтением приветствовать монаха, будь тот хоть человек-из-толпы. «Он принял монаше­ский облик, уподобившись в этом Просветленному, а мой облик совсем не таков»,– понимая это, и тот мирской почитатель, кто обрел слух, и он должен стоя и с почтением приветствовать монаха, будь тот хоть человек-из-толпы. «Он подмышки не бре­ет, не мажется, благоухает только нравственностью[472], а у меня в обычае носить украшения и драгоценности»,– понимая это, и тот мирской почитатель, кто обрел слух, и он должен стоя и с почтением приветствовать монаха, будь тот хоть человек-из-толпы. И еще, государь. «Все те двадцать свойств, которые де­лают человека монахом, и два внешних признака у монаха есть. Он и сам имеет их все, и других им научает. А у меня нет ни обладания ими, ни этой возможности учить»,– понимая это, и тот мирской почитатель, кто обрел слух, и он должен стоя и с почтением приветствовать монаха, будь тот хоть человек-из-толпы. Еще, государь. Скажем, если царевич у придворного жреца выучился науке и узнал, каков кшатрийский долг, то он и позже, уже став помазанным на царство царем, приветствует учителя стоя и с почтением: «Ведь это он меня научил». Вот точно так же, государь, понимая, что перед ним – учитель, но­ситель унаследованного знания, и тот мирской почитатель, кто  обрел слух, и он должен стоя и с почтением приветствовать монаха, будь тот хоть человек-из-толпы. А еще вот с какой стороны, государь, ты можешь убедиться в величии и несрав­ненном достоинстве монашеской ступени: если, государь, обрет­ший слух мирской почитатель достигает святости, то перед ним только две дороги, и не более: либо в тот же день уйти в по­кой, либо принять монашество[473]. Незыблемо, государь, посвящение, велика и возвышенна монашеская эта ступень.

– Да, почтенный Нагасена, понят, поистине разрешен этот вопрос твоим мощным и острым умом. Никто, кроме человека, подобного тебе дарованием, не смог бы так распутать этот вопрос[474].

Вопрос 2 (20)

Почтенный Нагасена, вы утверждаете: «Татхагата нико­му не причиняет зла и всем делает добро». И еще утверждаете: «Когда он в проповеди рассказал притчу о костре, у шестиде­сяти монахов горлом пошла горячая кровь»[475]. Рассказав в про­поведи притчу о костре, Татхагата не сделал этим шестидесяти монахам добра, почтенный, но причинил зло. Если, почтенный Нагасена, «Татхагата никому не причиняет зла и всем делает добро», то ложны слова: «Когда он в проповеди рассказал притчу о костре, у шестидесяти монахов горлом пошла горячая кровь». Если, «когда он в проповеди рассказал притчу о кост­ре, у шестидесяти монахов горлом пошла горячая кровь», то ложны слова, будто «Татхагата никому не причиняет зла и всем делает добро». Вот еще вопрос обоюдоострый. Тебе он поставлен, тебе его решать.

– Верно, государь, что Татхагата никому не причиняет зла и всем делает добро. Верно также, что, когда он в проповеди рассказал притчу о костре, у шестидесяти монахов горлом по­шла горячая кровь. Но произошло это не вследствие действий Татхагаты, а только вследствие их собственных действий.

– А если, почтенный Нагасена, Татхагата не произнес бы проповеди и не рассказал притчу о костре, пошла бы у них горлом горячая кровь?

– Нет, государь. Они неистинно следовали Учению; от слу­шания проповеди Блаженного у них внутри сделалось жжение, а из-за этого жжения горячая кровь горлом пошла.

– Раз так, почтенный Нагасена, то кровь у них горлом пошла именно из-за действий Татхагаты. Только Татхагата в ответе за их погибель. Скажем, почтенный, сидит в муравейнике змея[476]. Пришел тут какой-то человек, которому понадобились муравьиные яйца[477], и разворотил муравейник, чтобы набрать их. Пока копал, он завалил выход из муравейника, и змея задохлась. Змея ведь умерла из-за действия этого человека, не так ли, почтенный?

– Да, государь.

– Вот точно так же, почтенный Нагасена, только Татхага­та ответствен за их погибель.

Проповедуя, Татхагата свободен от пристрастий и пред­убеждений, государь; он проповедует беспристрастно и непред­убежденно. Кто, слушая его проповедь, истинно ей следуют – пробудятся, те же, кто неистинно следуют, сорвутся. Скажем, государь, когда кто-то трясет манговое дерево, или гвоздичное дерево[478], или медовое дерево[479], то с сочными, крепко держащи­мися на ветке плодами ничего не сделается, они так и останут­ся висеть, зато сорвутся плоды с подгнившими черешками, слабо держащиеся на ветке. Вот точно так же, государь, про­поведуя, Татхагата свободен от пристрастий и предубеждений, он проповедует беспристрастно и непредубежденно. Кто, слу­шая его проповедь, истинно ей следуют – пробудятся, те же, кто неистинно следуют, сорвутся.

Или, скажем, государь, когда пахарь, готовясь высадить рисовую рассаду, вспахивает поле, то при вспашке попутно погибают многие сотни тысяч трави­нок. Вот точно так же, государь, Татхагата, пробуждая зреломыслящих существ, проповедует беспристрастно и непредубежденно. Кто, слушая его проповедь, истинно ей следуют – пробу­дятся, те же, кто неистинно следуют,– погибнут, как травинки. Или, скажем, государь, когда люди отжимают в давильне са­харный тростник, чтобы получить из него сироп, то вместе с выжимаемым тростником раздавливаются и гибнут попавшие в давильню черви. Вот точно так же, государь, Татхагата, про­буждая зреломыслящих существ, выжимает их в давильне Учения; те же, кто неистинно ему следуют, мрут, как черви.

– Так разве, почтенный Нагасена, монахи не из-за той самой проповеди сорвались?

– Что же, государь, разве может плотник и оставить брев­но в неприкосновенности, и зачистить его и спрямить?

– Нет, почтенный. Зачистить и спрямить бревно плотник сможет, только если удалит с него все лишнее.

– Вот точно так же, государь, Татхагата не может и оста­вить общину в неприкосновенности, и пробудить созревших к пробуждению. Лишь удаляя тех, кто следует Учению неистинно, пробуждает он созревших к пробуждению. Неистинно же следующие Учению срываются из-за своих собственных действий. Как банан, бамбук и самка мула гибнут, государь, из-за своих собственных порождений[480], точно так же, государь, неистинно следующие Учению срываются и гибнут из-за своих собствен­ных действий. Как разбойников, государь, ослепляют, сажают на кол, обезглавливают из-за их собственных действий, точно так же, государь, неистинно следующие срываются с Учения Победителя и гибнут. Если у тех шестидесяти монахов горлом пошла горячая кровь, государь, то не из-за действий Татхагаты, не из-за действий еще кого-либо, но только из-за их собствен­ных действий. Представь, государь, что некто раздал народу нектар. Вкусив нектара, каждый будет здоров, проживет долго, избегнет всяческих болезней. А кто-то злоупотребит им и, вку­сив его, скончается. Скажи, государь, разве повинен в чем-ли­бо из-за этого тот человек, что раздавал нектар?

– Нет, почтенный.

– Вот точно так же, государь, Татхагата раздает богам и людям десятитысячной мировой сферы нектар проповеди. Те живые, кто способен,– те пробуждаются нектаром проповеди. Те живые, кто не способен,– те нектаром проповеди губятся и падают. Пища, государь, всем живым поддерживает жизнь, но иные поедят и умирают от холеры. Скажи, государь, разве по­винен в чем-либо из-за этого тот человек, что раздавал пищу?

– Нет, почтенный.

– Вот точно так же, государь, Татхагата раздает богам и людям десятитысячной мировой сферы нектар проповеди. Те живые, кто способен,– те пробуждаются нектаром проповеди. Те живые, кто не способен,– те нектаром проповеди губятся и падают.

– Отлично, почтенный Нагасена. Да, это так, я с этим со­гласен[481].

Вопрос 3 (21)

Почтенный Нагасена, есть изречение Блаженного:

«Телесная сдержанность – благо,

Благо – сдержанность речи.

Сдержанность в мыслях – благо.

Благо – всякая сдержанность»[482].

И, однако, Татхагата, сидя в четверояком собрании последова­телей[483], перед богами и людьми, показал брахману Шайле скрытые срамные части тела[484]. Если, почтенный Нагасена, Бла­женный сказал: «Телесная сдержанность – благо», то ложно утверждать, что он показал брахману Шайле скрытые срамные части тела. Если же показал он брахману Шайле скрытые срам­ные части тела, то ложно утверждать, что «телесная сдержанность – благо». Вот еще вопрос обоюдоострый тебе поставлен, тебе его и решать.

– Есть, государь, изречение Блаженного: «Телесная сдер­жанность – благо». И действительно показал он брахману Шайле скрытые срамные части. У того возникли сомнения ка­сательно этой части тела Татхагаты. Пользуясь сверхобычной силой, Блаженный чудом показал ему эту часть тела, чтобы тот пробудился. Притом никто, кроме брахмана, того не видел.

– Кто же поверит, почтенный Нагасена, чтобы из всего народа один он срам видел, а остальные, находясь там же, не видели? Ну-ка, изволь это обосновать, приведи мне вразуми­тельный довод.

– Видел ты когда-либо, государь, больного, окруженного родственниками и друзьями?

– Да, почтенный.

– Так скажи, государь, видно ли окружающим ту боль, которую испытывает больной?

– Нет, почтенный. Эту боль испытывает только он сам, почтенный.

– Вот точно так же, государь, только у брахмана возник­ло сомнение касательно той части тела Татхагаты. Пользуясь сверхобычной силой, Блаженный чудом показал ему эту часть тела, чтобы тот пробудился. Притом никто, кроме брахмана, этого не видел. Или, скажем, государь, если какого-то челове­ка обуял бес, то разве тогда окружающие видят этого беса, государь?

– Нет, почтенный. Только сам одержимый видит, что явил­ся бес.

– Вот точно так же, государь, только тот, у кого возникло сомнение в Татхагате, видел это чудо.

– Трудное же Блаженный сделал дело, почтенный Нагасе­на: пусть только одному, но показал все же то, что показывать не следует.

Блаженный показал не срам, государь. Пользуясь сверх­обычной силой, он показал отражение.

Достаточно и отражения, почтенный. Все равно тот ви­дел срам и удостоверился.

Так что же, государь! И трудные дела делает Блажен­ный, чтобы пробудить созревших к пробуждению. Если бы Бла­женный всякое дело откладывал[485], созревшие к пробуждению не пробуждались бы, государь. Ведь Татхагата – знаток средств, пробуждающих тех, кто созрел к пробуждению, государь, по­этому каждого, кто созрел к пробуждению, Татхагата пробуж­дает соответствующим средством. Как врач лечит каждого больного тем лекарством, государь, которое принесет ему здоровье: если нужно, чтобы больного вырвало, дает ему рвотное; если нужно, чтобы его прослабило, дает слабительное; кому нужны жирные мази, дает жирные мази; кому нужна масляная клизма, ставит масляную клизму. Вот точно так же, государь, каждого, кто созрел к пробуждению, Татхагата пробуждает соответствующим средством. Как роженица во время трудных родов, государь, показывает врачу срам, который обычно пока­зывать не следует, вот точно так же, государь, чтобы пробу­дить созревших к пробуждению, Татхагата показал, пользуясь сверхобычной силой, отражение срама, что обычно показывать не следует. Нет такого, что вообще не следовало бы показы­вать, это зависит от человека, государь. Если бы кто-то мог пробудиться, увидев сердце Блаженного, государь, то Блажен­ный ему и сердце бы показал с помощью йоги. Ведь Татхага­та – знаток средств, государь, и искусен в проповеди[486].

Например, государь, зная наклонности тхеры Нанды, Татхагата перенес его в обитель богов и показал ему небесных дев,– «так сей высокородный[487] пробудится»,– и правда, пробудился так высокородный. Татхагата тогда всячески хулил, принижал, осуждал и порицал внешнюю красоту, но, чтобы пробудить Нанду, показал ему сначала апсар, подкрасивших себе ноги[488]. Таков Татхагата – знаток средств, искусный в проповеди.

В другой раз, государь, подойдя к несчастному, тоскующему, выгнанному из общины братом тхере Пантхаке Малому[489], Татхагата дал ему маленькую тряпочку,– «так сей высокородный пробудится»,– и правда, достиг таким способом сей высо­кородный мастерства в Учении Победителя[490]. Таков Татхага­та – знаток средств, искусный в проповеди. В другой раз, госу­дарь, Татхагата три раза кряду оставил вопрос брахмана Могхараджи без ответа,– «так у сего высокородного гордыни убу­дет, а с убылью постижение ему удастся»,– и правда, убыло у сего высокородного гордыни, и с убылью гордыни достиг брах­ман мастерства в шести сверхзнаниях[491]. Таков Татхагата – зна­ток средств, искусный в проповеди.

– Отлично, почтенный Нагасена! Поистине распутан вопрос многообразными доводами, прорежена чащоба, осветились по­темки, разрублен узел, разбиты наветы, раскрылись глаза сы­нов Победителя благодаря тебе, сникли лжепроповедники рядом с тобою, о лучший из лучших наставников[492]!

Вопрос 4 (22)

Почтенный Нагасена, есть изречение тхеры Шарипутры, полководца Учения: «Татхагата в своих речах безукоризнен, любезные, нет у Татхагаты речевых проступков, нечего ему скрывать, чтобы другие не узнали»[493]. И, однако, Татхагата, объявляя тхере Судинне из рода Каландов об исключении его из общины за его проступок, грубо назвал его никчемным че­ловеком[494]. Тхеру же тяжко потрясли слова «никчемный чело­век», и он, казня себя, не смог пройти арийскою стезей. Если, почтенный Нагасена, «Татхагата в своих речах безукоризнен, нет у Татхагаты речевых проступков», то ложно утверждать, что Татхагата, объявляя тхере Судинне из рода Каландов об исключении его из общины за его проступок, назвал его ни­кчемным человеком. Если же назвал Татхагата тхеру Судинну из рода Каландов никчемным человеком, объявляя ему об исключении его из общины за его проступок, то ложно утверж­дать, что «Татхагата в своих речах безукоризнен», что «нет у Татхагаты речевых проступков». Вот еще вопрос обоюдоострый. Тебе он поставлен, тебе его и решать.

– Есть, государь, изречение тхеры Шарипутры, полководца Учения: «Татхагата в своих речах безукоризнен, любезные, нет у Татхагаты речевых проступков, нечего ему скрывать, чтобы другие не узнали». А объявляя почтенному Судинне из рода Каландов об исключении его из общины за его проступок, Бла­женный действительно назвал его никчемным человеком. Одна­ко это было сказано без раздражения, неоскорбительно, отвеча­ло положению дел. А положению дел это отвечало вот почему: если, государь, человек в своей жизни не постигает четырех истин, то не к чему ему было рождаться человеком: остальное получается и не у людей[495]. Потому такого и называют никчем­ным человеком. Так что, государь, Блаженный сказал тхере Судинне из рода Каландов сущую правду, не небылицу.

– Можно оскорбить и говоря сущую правду, почтенный На­гасена; мы на такого накладываем пеню в одну каршапану; это все же проступок. Если кто-то говорит дело, но в резких выра­жениях, он уже оскорбитель[496].

 – Скажи, государь, ты слышал когда-либо, чтобы злодея стоя и с почтением приветствовали, выказывали уважение к нему и одаривали наперебой?

 – Нет, почтенный. Где бы ни был злодей, откуда бы ни был, он заслуживает оскорблений и угроз. Ему и голову отру­бить могут, и избить, и посадить в тюрьму, и убить, и обойтись с презрением.

 – Значит, государь, Блаженный поступил вполне пра­вильно?

 – Даже тому, кто поступает правильно, почтенный Нагасе­на, следует действовать уместным и подобающим образом. Ведь достаточно уже услышать богам или людям о Татхагате, чтобы они устыдились и усовестились своих дурных поступков, тем более если они его увидят; а если приблизятся к нему и услышат его проповедь – и того вернее это будет.

– А скажи, государь, какие лекарства прописывает врач, когда тело у больного раздуто[497] и болезнетворные начала расстроили здоровье? Умягчающие разве?

 Нет, почтенный. Стараясь исцелить больного, он тогда прописывает ему острые, едкие лекарства.

 Вот точно так же, государь, дает наставления Татхагата, для того чтобы все болезни-аффекты утихли. Даже грубые слова Татхагаты, государь, умягчают существ, делают их гибкими. Скажем, государь, как вода, даже будучи горячей, раз­мягчает то, что надо размягчить, и делает это гибким, вот точ­но так же, государь, даже грубые слова Татхагаты целенаправ­ленны и проникнуты состраданием. Как обращенный к сыновь­ям совет отца, государь, целенаправлен и проникнут состраданием, вот точно также, государь, даже грубые слова Татхагаты це­ленаправленны и проникнуты состраданием. Даже грубые сло­ва Татхагаты, государь, гонят аффекты прочь. Как зловонная коровья моча, выпитая больным, или как съеденное им невкус­ное лекарство подавляют болезнь, вот точно так же, государь, даже грубые слова Татхагаты целенаправленны и проникнуты состраданием. И как кипа хлопка, даже большая, упав на тело, не ранит, вот точно так же, государь, даже грубые слова Тат­хагаты страдания никому не причиняют.

– Поистине, почтенный Нагасена, разрешен вопрос многими доводами. Отлично, почтенный Нагасена; да, это так. Я с этим согласен[498].

Вопрос 5 (23)

Почтенный Нагасена, есть изречение Блаженного:

«Тебе не внемлющее и бездушное,

К чему остролистое[499] это дерево,

Всегда прилежный, умный, бодрый брахман,

Ты спрашиваешь, как ему живется[500]

И, однако, говорится:

«Вдруг остролистое заговорило дерево:

«Я тоже дам совет. Послушай, Бхарадваджа»[501].

Если, почтенный Нагасена, дерево неодушевленно, то ложны слова, что Бхарадваджа беседовал с остролистым деревом. Если же беседовал Бхарадваджа с остролистым деревом, то тогда ложны слова, будто дерево неодушевленно. Вот еще воп­рос обоюдоострый. Тебе он поставлен, тебе его и решать.

– Есть, государь, изречение Блаженного: «Дерево неоду­шевленно». А Бхарадваджа действительно беседовал с остроли­стым деревом. Правда, это выражение повседневного языка: конечно, государь, беседовать с неодушевленным деревом невоз­можно. Деревом, государь, назван здесь обитавший на дереве дух, но в обиходном языке выходит, будто говорило дерево. Скажем, государь, про воз, полный зерна, в обиходе скажут «воз зерна», но ведь этот воз сделан не из зерна, воз сделан из дерева. Однако, оттого что в этот воз насыпано зерно, в обиходе про него скажут «воз зерна». Вот точно так же, госу­дарь, беседовало не дерево, дерево же неодушевленно. Деревом назван здесь обитавший на дереве дух, но в обиходном языке выходит, будто говорило дерево.

Или, скажем, государь, тот, кто сбивает простоквашу, говорит сам, что он, мол, сбивает пахту. Но ведь то, что он сбивает, еще не пахта, сбивает он пока простоквашу, хотя и говорит, что сбивает пахту. Вот точ­но так же, государь, беседовало не дерево, дерево же неоду­шевленно. Деревом назван здесь обитавший на дереве дух, но в обиходном языке выходит, будто говорило дерево. Или, ска­жем, государь, если некто только собирается уходить, он гово­рит: «Я иду»; то, чего еще нет, он называет так, будто это уже есть[502]. Но таков повседневный язык. Вот точно так же, государь, беседовало не дерево, дерево же неодушевленно. Деревом назван здесь обитавший на дереве дух, но в обиход­ном языке выходит, будто говорило дерево. А Татхагата, государь, проповедует Учение на том самом повседневном языке, на котором принято говорить.

– Отлично, почтенный Нагасена; да, это так, я с этим согласен[503].

Вопрос 6 (24)

Почтенный Нагасена, есть изречение тхер – глашатаев Учения[504]:

«Отведав угощенья Чунды,

Что кузнецом был, по преданью,

Смертельно заболел мудрец»[505].

И, однако, Блаженный сказал: «Есть две трапезы, Ананда, рав­ные величием. Одинаковы их плоды, одинаково их завершение. Они других трапез и премного плодотворнее, и премного превос­ходнее. Вот эти две трапезы: первую вкусив, Татхагата достиг высочайшего истинного всепросветления; вторую вкусив, уйдет в окончательный безостаточный покой. Эти две трапезы равны величием. Одинаковы их плоды, одинаково их завершение. Они других трапез и премного плодотворнее, и премного превосход­нее»[506]. Если, почтенный Нагасена, Блаженный после угощения Чунды разболелся, испытал тяжкие боли и скончался, то лож­ны слова: «Есть две трапезы, Ананда, равные величием. Оди­наковы их плоды, одинаково их завершение. Они других трапез и премного плодотворнее, и премного превосходнее». Если же действительно «есть две трапезы, равные величием, одинаковы их плоды, одинаково их завершение. Они других трапез и пре­много плодотворнее, и премного превосходнее», то тогда ложны слова, что Блаженный после угощения Чунды разболелся, испытал тяжкие боли и скончался. Что же, почтенный Нагасена, тем эта трапеза, что яду полна, плодотворна? Тем, что вызва­ла недуг, плодотворна? Тем, что унесла здоровье, плодотворна? Тем, что жизни Блаженного лишила, плодотворна? Назови мне обоснование, опровергни наветы. На этом же люди помрачают­ся: объелся, говорят, по своей жадности, потому и заболел кровавым поносом[507]. Вот еще вопрос обоюдоострый. Тебе он поставлен, тебе его и решать.

– Есть, государь, изречение тхер  – глашатаев Учения:

«Отведав угощенья Чунды,

Что кузнецом был, по преданью,

Смертельно заболел мудрец».

И действительно, Блаженный сказал: «Есть две трапезы, Анан­да, равные величием. Одинаковы их плоды, одинаково их завер­шение. Они других трапез и премного плодотворнее, и премного превосходнее». У той последней трапезы много достоинств, немало преимуществ. Боги знали, государь, что это последняя трапеза Блаженного; на сердце у них тогда было радостно и светло; блюдо из свинины[508], приготовленное Чундой, они окропили небесным питательным соком[509]. Было оно хорошо и легко усвояемым, вкусным, приятным, полезным для желудоч­ного огня. Оно не вызвало у Блаженного, государь, никакого нового недуга. Но, государь, Блаженный и так уже был телом немощен, в нем иссякла жизненная сила, а от еды его старый недуг еще больше обострился.

Ведь если, государь, в костер, который и так уже горит, подбавить еще топлива, то он разго­рится еще больше. Вот точно так же, государь, Блаженный и так уже был телом немощен, в нем иссякла жизненная сила, а от еды старый его недуг еще больше обострился.

Или иначе, государь: если в реку, которая и так уже течет, прольется из большой тучи дождь, то она вздуется и станет еще полноводнее. Вот точно так же, государь, Блаженный и так уже был телом немощен, в нем иссякла жизненная сила, а от еды старый его недуг еще больше обострился.

Или иначе, государь: если кто и так уже толстопузый, а потом еще раз наестся, то пузо у него выпятится еще больше. Вот точно так же, государь, Блаженный и так уже был телом немощен, в нем иссякла жизненная сила, а от еды старый его недуг еще больше обострился. Не было, государь, в том угощении ничего дурного, невозможно в нем усмотреть ничего дурного.

– Почтенный Нагасена, почему те две трапезы равны ве­личием, почему одинаковы их плоды, одинаково их завершение, а они прочих трапез и премного плодотворнее, и премного пре­восходнее?

– Благодаря овладениям-притиркам мыслью к дхармам[510], государь, те две трапезы равны величием, одинаковы их плоды, одинаково их завершение, а они прочих трапез и премного пло­дотворнее, и премного превосходнее.

– Благодаря овладениям-притиркам мыслью к каким дхар­мам, почтенный, те две трапезы равны величием и одинаковы их плоды, одинаково их завершение, а они прочих трапез и пре­много плодотворнее, и премного превосходнее?

– Благодаря притирке мыслью к погруженности в девять последовательных состояний-овладений в прямом и обратном порядке[511], государь, те две трапезы равны величием и одинако­вы их плоды, одинаково их завершение, а они прочих трапез и премного плодотворнее, и премного превосходнее.

– Почтенный Нагасена, именно в те два дня Татхагата больше обычного в прямом и обратном порядке погружался в девять последовательных состояний-овладений?

– Да, государь[512].

– Необычайно, почтенный Нагасена, чудесно, почтенный Нагасена! Даже бесподобному, высшему даянию во всем поле проповеди[513] Просветленного и то с этими двумя даяниями не сравниться. Необычайно, почтенный Нагасена, чудесно, почтен­ный Нагасена! Сколь же велики погруженности в девять после­довательных состояний-овладений и насколько же благодаря погруженности в девять последовательных состояний-овладений сделались эти даяния всех прочих и премного плодотворнее, и премного превосходнее! Отлично, почтенный Нагасена. Да, это так, я с этим согласен.

Вопрос 7 (25)

Почтенный Нагасена, есть изречение Блаженного: «Не пу­тайте себя, Ананда, культом мощей Татхагаты»[514]. И еще ска­зано:

«Поклоняйтесь мощам, поклоненья достойным.

Поступая так, на небеса попадете»[515].

Если, почтенный Нагасена, Татхагата сказал: «Не путайте себя, Ананда, культом мощей Татхагаты», то ложны слова: «Поклоняйтесь мощам, поклоненья достойным. Поступая так, на небеса попадете».

Если же Татхагата сказал: «Поклоняйтесь мощам, поклоненья достойным: Поступая так, на небеса попадете», то ложны слова: «Не путайте себя, Ананда, культом мощей Татхагаты». Вот еще вопрос обоюдоострый. Тебе он поставлен, тебе его и решать.

– Есть, государь, изречение Блаженного: «Не путайте себя, Ананда, культом мощей Татхагаты». И еще сказано: «Поклоняйтесь мощам, поклоненья достойным. Поступая так, на небеса попадете».

Слова «Не путайте себя, Ананда, культом мощей Татхагаты» сказаны не для всех, а только для сынов Победителя. Не дело, государь, сынам Победителя заниматься культом. Потрогать слагаемые[516], быть правильно внимательным, поставить себе памятование[517], схватывать суть предмета созерцания, разить аффекты, следовать к своей цели – вот что должны делать сы­ны Победителя, а прочие боги и люди пусть занимаются куль­том.

Скажем, государь, сыновья царей земли должны учиться обращению со слоном, с конем, с колесницей, с луком, с мечом, учиться письму, печатям[518], должны заниматься кшатрийскими мантрами, ведами, преданием[519], воинским и полководческим искусством, а прочее множество вайшьев и шудр пусть занима­ется торговлей, скотоводством, земледелием. Вот точно так же, государь, не дело сынам Победителя заниматься культом. По­трогать слагаемые, быть правильно внимательным, поставить себе памятование, схватывать суть предмета созерцания, разить аффекты, следовать к своей цели – вот что должны делать сыны Победителя, а прочие боги и люди пусть занимаются куль­том.

Или, скажем, государь, отпрыски брахманских родов долж­ны изучать Ригведу, Яджурведу, Самаведу, Атхарваведу, при­меты на теле, древние были и сказания, словари, ритуал, членение на слоги, разделение на слова, грамматику, способы тол­кования, словопроизводство, толкование сновидений и примет, шесть вспомогательных добавлений к ведам, лунные затмения, солнечные затмения, борьбу влияния планет и созвездий лунного зодиака, орбиты светил и Раху, звуки небесных барабанов, заход звезд, падучие звезды, землетрясения, покраснение небес в какой-то стороне света, земные и воздушные знамения, аст­рономию, искусство спора, круг собак, круг зверей, внутренний круг, смешанное возникновение, птичий крик и щебет[520], а про­чее множество вайшьев и шудр пусть занимается торговлей, скотоводством, земледелием.

Вот точно так же, государь, не дело сынам Победителя заниматься культом. Потрогать сла­гаемые, быть правильно внимательным, поставить себе памято­вание, схватывать суть предмета созерцания, разить аффекты, следовать к своей цели – вот что должны делать сыны Победи­теля, а прочие боги и люди пусть занимаются культом.

Поэтому, государь, Татхагата решил: «Нечего им бездельем заниматься, пусть занимаются делом» – и сказал: «Не путайте се­бя, Ананда, культом мощей Татхагаты». А если бы не сказал так Татхагата, монахи бы, государь, даже миске и одежде Про­светленного стали бы поклоняться[521].

– Отлично, почтенный Нагасена; да, это так, я с этим со­гласен.

Вопрос 8 (26)

Почтенный Нагасена, вы утверждаете: «Под ногою Бла­женного неодушевленная земная твердь заполняет ямы и ров­няет бугры»[522]. И еще утверждаете: «Блаженному обломком ска­лы поранило ногу»[523]. Почему же вбок не свернул тот обломок скалы, что попал Блаженному по ноге? Если, почтенный Нага­сена, «под ногою Блаженного неодушевленная земная твердь заполняет ямы и ровняет бугры», то ложны слова, будто Блаженному поранило ногу осколком скалы. Если же поранило Блаженному ногу осколком скалы, то ложны слова, будто «под ногою Блаженного неодушевленная земная твердь заполняет ямы и ровняет бугры». Вот еще вопрос обоюдоострый. Тебе он поставлен, тебе его и решать.

– Правда, государь, что «под ногою Блаженного неодушев­ленная земная твердь заполняет ямы и ровняет бугры». И дей­ствительно поранило ногу Блаженному обломком скалы. Одна­ко этот обломок скалы свалился не сам по себе, его свалил Девадатта во время покушения. Девадатта, государь, многие сотни тысяч рождений копил злобу на Блаженного. Охваченный этой злобой, он скинул с горы огромный камень, величиной с дом, целя им в Блаженного. Но тут из-под земли выросли две скалы и задержали камень. При ударе от камня откололся ос­колок, он отлетел куда-то в сторону и попал Блаженному по ноге.

– Следовало бы и осколок задержать, почтенный Нагасена; задержали же камень те две скалы.

– Даже если задержишь, государь, иное все же протечет, просочится и ускользнет прочь. Наберешь пригоршню воды, государь, а она промеж пальцев протечет, просочится и ускользнет прочь; или молоко, пахту, мед, топленое масло, растительное масло, рыбий или мясной сок: наберешь пригорш­ню, а они промеж пальцев протекут, просочатся и ускользнут прочь. Вот точно так же, государь, при ударе о две скалы, появившиеся, чтобы задержать камень, от него откололся оско­лок. Он отлетел куда-то в сторону и попал Блаженному по ноге.

– Хорошо, почтенный Нагасена, пусть те две скалы задер­жали камень. Но ведь должен был бы осколок тоже выказать должное внимание, как и сама земная твердь?

– Есть двенадцать разновидностей людей, государь, что не выказывают должного внимания. Вот они: страстный из стра­сти должного внимания не выказывает, злой – по злобе, глу­пый – по глупости, спесивый – из гордости, посредственный – по своей заурядности, чрезмерно упрямый – по неуступчивости, ничтожный – по ничтожеству своей природы, послушный – по­тому что себе не хозяин, негодяй – по подлости, тот, кому на­вредили,– желая отомстить, жадный – потому, что жадность одолела, поглощенный делом – стремясь к цели, должного вни­мания не выказывает. Вот такие двенадцать разновидностей лю­дей, государь, не выказывают должного внимания[524].

Что же до того осколка, то он просто откололся при ударе камня о скалы, отлетел невесть куда, в сторону и попал Бла­женному по ноге. Как мельчайшая, тончайшая цветочная пыль­ца, государь, летит невесть куда, поднятая порывом ветра, и оседает где придется, вот точно так же, государь, осколок тот откололся при ударе камня о скалы, отлетел невесть куда, в сторону и попал Блаженному по ноге. Если бы не отделился осколок от камня, государь, то выросшие две скалы и его бы захватили вместе с камнем. Но этот осколок, государь, не на­ходился ни на земле, ни в воздухе, он откололся при ударе камня, отлетел невесть куда, в сторону и попал Блаженному по ноге. Как опавшая листва, государь, летит невесть куда, взметенная в воздух смерчем, и падает где придется, вот точно так же, государь, осколок тот оторвался при ударе камня о скалы, отлетел невесть куда, в сторону и попал Блаженному по ноге. Только неблагодарный, подлый Девадатта пострадал отто­го, что этот осколок попал Блаженному по ноге.

– Отлично, почтенный Нагасена. Да, это так. Я с этим со­гласен.

Вопрос 9 (27)

– Почтенный Нагасена, есть изречение Блаженного: «Шраманом становится тот, у кого тяга иссякла»[525]. И еще сказано:

«Того называют шраманом в мире,

Кому четыре свойства присущи»[526].

Вот эти четыре свойства: терпение, умеренность в еде, воздер­жание, нищета[527]. Однако всеми ими может обладать и имею­щий аффекты человек, чья тяга пока не иссякла. Если, почтен­ный Нагасена, «шраманом становится тот, у кого тяга иссякла», то ложны слова:

«Того называют шраманом в мире,

Кому четыре свойства присущи».

Если же шраман – это тот, «кому четыре свойства присущи», то тогда ложны слова: «Шраманом становится тот, у кого тя­га иссякла». Вот еще вопрос обоюдоострый. Тебе он поставлен, тебе его и решать.

– Есть, государь, изречение Блаженного: «Шраманом ста­новится тот, у кого тяга иссякла». И сказано также:

«Того называют шраманом в мире,

Кому четыре свойства присущи».

Вторые слова – «Того называют шраманам в мире, кому че­тыре свойства присущи» – суть высказывание о качествах тех или иных людей. Первые же слова – «Шраманом становится тот, у кого тяга иссякла» – безусловны[528]. И среди всех тех, го­сударь, кто стремится успокоить аффекты, первым считается шраман, чья тяга уже иссякла. Как среди всех цветов, госу­дарь, растут ли они в воде или на суше, первой считается варшика[529], все же другие виды цветов, сколько их ни есть, цветы, и только; цветок же варшики всем людям особенно приятен и дорог; вот точно так же, государь, среди всех тех, кто стремится успокоить аффекты, первым считается шраман, чья тяга уже иссякла. Или, государь, как рис считается первым среди всех злаков. И все другие виды злаков, сколько их ни есть, тоже идут в пищу и укрепляют тело, но рис считается среди них первым. Вот точно так же, государь, среди всех тех, кто стре­мится успокоить аффекты, первым считается шраман, чья тяга уже иссякла[530].

– Отлично, почтенный Нагасена. Да, это так, я с этим со­гласен.

 Вопрос 10 (28)

– Почтенный Нагасена, есть изречение Блаженного: «Мне ли чужие воздадут хвалу, Учению ли, общине ли – вы, монахи, не должны радоваться, ликовать и приходить в восторг»[531]. И, однако, Татхагата, слыша заслуженные похвалы себе от брахмана Шайлы, обрадовался, возликовал, пришел в восторг и сам стал прославлять себя все больше:

«Я царь во дхарме, Шайла,

Царей превосходящий.

Я неостановимо

Качу колесо дхармы»[532].

Если, почтенный Нагасена, Блаженный сказал: «Мне ли чужие воздадут хвалу, Учению ли, общине ли – вы, монахи, не долж­ны радоваться, ликовать и приходить в восторг», то ложны сло­ва, что он, слыша заслуженные похвалы себе от брахмана Шай­лы, обрадовался, возликовал, пришел в восторг и сам стал про­славлять себя все больше. Если же верно, что он, слыша за­служенные похвалы себе от брахмана Шайлы, обрадовался, возликовал, пришел в восторг и сам стал прославлять себя еще больше, то ложны слова: «Мне ли чужие воздадут хвалу, Учению ли, общине ли – вы, монахи, не должны радоваться, ли­ковать и приходить в восторг». Вот еще вопрос обоюдоострый. Тебе он поставлен, тебе его и решать.

– Есть, государь, изречение Блаженного: «Мне ли чужие воздадут хвалу, Учению ли, общине ли – вы, монахи, не долж­ны радоваться, ликовать и приходить в восторг». И действитель­но, он, слыша заслуженные похвалы Шайлы, сам стал прослав­лять себя еще больше:

«Я царь во дхарме, Шайла,

Царей превосходящий.

Я неостановимо

Качу колесо дхармы».

В первом высказывании, государь, Блаженный проявляет при­роду, сущность, суть Учения, и это верно, истинно, правильно и неискаженно: «Мне ли чужие воздадут хвалу, Учению ли, общи­не ли – вы, монахи, не должны радоваться, ликовать и прихо­дить в восторг». Если же, слыша заслуженные похвалы брах­мана Шайлы, Блаженный стал прославлять себя еще больше: «Я царь во дхарме, Шайла, царей превосходящий», то это, госу­дарь, не ради выгоды, не ради славы, не из пристрастия, не из желания получить учеников, но только из милосердия, из сострадания, из стремления к благу: «Так и он сможет постичь Учение, и триста брахманских юношей вместе с ним». Вот поче­му он сам. прославил себя еще больше: «Я царь во дхарме, Шайла, царей превосходящий».

– Отлично, почтенный Нагасена. Да, это так, я с этим со­гласен.

Вопрос 11 (29)

Почтенный Нагасена, есть изречение Блаженного: «Не причиняй никому вреда, всем будь мил и приятен»[533]. И еще говорится: «Если надо подавить – подави, если надо поддер­жать – поддержи»[534]. Но, почтенный Нагасена, подавление – это ведь усекновение рук, усекновение ног, причинение увечий, заключение в тюрьму, пытки, умерщвление, искоренение рода. Подобные слова недостойны Блаженного; не пристало Блажен­ному говорить эти слова. Если, почтенный Нагасена, Блажен­ный сказал: «Не причиняй никому вреда, всем будь мил и прия­тен», то ложны слова: «Если надо подавить – подави, если надо поддержать – поддержи». Если Татхагата сказал: «Если надо подавить – подави, если надо поддержать – поддержи», то лож­ны слова: «Не причиняй никому вреда, всем будь мил и прия­тен». Вот еще вопрос обоюдоострый. Тебе он поставлен, тебе его и решать.

– Есть, государь, изречение Блаженного: «Не причиняй никому вреда, всем будь мил и приятен». И сказано также: «Ес­ли надо подавить – подави, если надо поддержать – поддержи». Первое высказывание – «Не причиняй никому вреда, всем будь мил и приятен» – признано всеми татхагатами, и это – сама наставление, сама проповедь дхармы, ибо непричинение вреда – признак дхармы, государь. Это – сущностное слово. Когда же Татхагата сказал: «Если надо подавить – подави, если надо поддержать – поддержи», то это, государь, надо так понимать: спесивую мысль, государь, следует подавлять, скромную мысль – поддерживать, дурную мысль – подавлять, благую мысль – поддерживать, неправильное внимание – подавлять, правильное внимание – поддерживать, неистинно следующего Учению – подавлять, истинно следующего Учению – поддер­живать, не-ария – подавлять, ария – поддерживать, разбойни­ка – подавлять, неразбойника – поддерживать.

– Вот-вот, почтенный Нагасена. Ты понял меня правильно и отвечаешь мне именно на мой вопрос. Так как же должен «подавлять» разбойника тот, кто его подавляет?

– Подавляющий разбойника, государь, должен подавлять его вот как: заслуживающего порицания – подвергнуть порица­нию, с заслуживающего пени – взыскать пеню, заслуживающе­го изгнания – изгнать из царства, заслуживающего заключе­ния в тюрьме – заключить в тюрьму, заслуживающего смер­ти – предать смерти.

– Скажи, почтенный Нагасена, а если казнят разбойников, то это с одобрения татхагат?

– Нет, государь.

– А как же одобряют татхагаты, чтобы наставляли разбой­ников?

– Если какого-то человека предают смерти, государь, то его предают смерти отнюдь не с одобрения татхагат; его предают смерти вследствие его собственных действий. Но он мог полу­чать наставления в дхарме. Видано ли, государь, чтобы кто-то, в здравом уме будучи, схватил посреди улицы ни в чем не по­винного человека и предал его смерти?

– Нет, почтенный.

– Отчего же, государь?

– Но он ни в чем не повинен, почтенный.

– Вот точно так же, государь, разбойника казнят не с одоб­рения татхагат, казнят его вследствие его собственных дейст­вий. Разве есть здесь вина наставлявшего его?

– Нет, почтенный.

– Вот и выходит, государь, что наставление татхагат – беспристрастное[535] наставление.

– Отлично, почтенный Нагасена. Да, это так, я с этим согласен.

Вопрос 12(30)

Почтенный Нагасена, есть изречение Блаженного: «Без­гневен я, нет во мне жёсткости»[536]. И, однако, Татхагата распустил общину тхер Шарипутры и Маудгальяяны вместе с ними, самими[537]. Что же, почтенный Нагасена, рассердился Татхагата и потому распустил общину или же распустил общину, будучи доволен: «Вот уж узнаете, каково без меня»[538]? Если, почтен­ный Нагасена, он распустил общину, потому что рассердился, то, значит, Татхагата не совладал с гневом. Если же распустил, будучи доволен, то напрасно, значит, прогнал, по неведению. Вот еще вопрос обоюдоострый. Тебе он поставлен, тебе его и решать.

– Есть, государь, изречение Блаженного: «Безгневен я, нет во мне жёсткости». И действительно распустил он общину тхер Шарипутры и Маудгальяяны вместе с ними самими, но не по­тому, что разгневался. Представь, государь, что человек споткнулся о корень, или пень, или камень, или выступ, или бу­горок на земле и упал. Что же, государь, разве это земная, твердь на него разгневалась и свалила с ног?

– Нет, почтенный. Земной тверди ни гнев, ни милость не свойственны, беспристрастна и непредубежденна земная твердь. Ротозей сам споткнулся, потому и упал.

– Вот точно так же, государь, татхагатам ни гнев, ни ми­лость не свойственны; беспристрастны и непредубежденны тат­хагаты, святые, истинновсепросветленные; так что монахи были, распущены лишь вследствие их собственных действий, за их же проступок.

Известно, государь, что мертвое тело с океаном. несовместимо: если появится в океане мертвое тело, то он ско­ро его извергнет и выбросит на сушу. Что же, гневается, океан разве на мертвое тело и потому его выбрасывает, госу­дарь?[539]

– Нет, почтенный. Океану ни гнев, ни милость не свойст­венны, беспристрастен и непредубежден океан.

– Вот точно так же, государь, татхагатам ни гнев, ни ми­лость не свойственны; беспристрастны и непредубежденны тат­хагаты, святые, истинновсепросветленные; так что монахи бы­ли распущены лишь вследствие их собственных действий, за их же проступок. Как тот, государь, кто по земле идет: если осту­пился, то падает, так и тот, кто изысканному Учению Победи­теля следует: если оступился, то изгоняется; как в океане мерт­вое тело не задерживается, так и тот, кто оступился, следуя изысканному Учению Победителя, изгоняется. И когда Татхага­та распустил монахов, он сделал это, государь, для их пользы, для их блага, для их счастья, для их очищения. Он знал: «так они избавятся от рождения, старости, болезни и смерти», потому и распустил их.

– Отлично, почтенный Нагасена. Да, это так, я с этим со­гласен.

Третья глава закончена.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Вопрос 1 (31)

Почтенный Нагасена, есть изречение Блаженного: «Вели­кий Маудгальяяна – вот кто первый из обладателей сверхобыч­ных сил среди монахов – моих слушателей»[540]. И считается, однако, что он был жестоко избит дубьем, что ему проломили голову, переломали все кости, порвали ему мышцы и жилы, все вплоть до мозга костей, и что оттого он и скончался, упокоился[541]. Если, почтенный Нагасена, великий тхера Маудгальяяна достиг предела в сверхобычных силах, то ложны слова, будто он скончался, будучи жестоко избит. Если же действительно он скончался, будучи жестоко избит, то ложны слова, будто он достиг предела в сверхобычных силах. Неужели он сверхобыч­ными силами не смог отбить покушение на самого себя? У него же всему миру с богами вместе впору искать защиты. Вот еще вопрос обоюдоострый. Тебе он поставлен, тебе его и решать.

– Есть, государь, изречение Блаженного: «Великий Мауд­гальяяна – вот кто первый из обладателей сверхобычных сил среди монахов – моих слушателей». И действительно, достопоч­тенный великий Маудгальяяна скончался, будучи жестоко из­бит. Деяние тогда возобладало[542].

– Но, почтенный Нагасена, и пределы возможностей обла­дателя сверхобычных сил, и плоды деяния – это в равной ме­ре непостижимо великое. Следовало бы одним непостижимым отвести другое. Скажем, почтенный, те, кому захотелось плодов, сшибают с дерева одну капиттху[543] другою, одно манго дру­гим. Вот точно так же, почтенный Нагасена, следовало бы сши­бать и отвести одно непостижимое другим.

– Даже из двух непостижимых вещей, государь, одна окажется сильнее и мощнее другой. Скажем, государь, цари земли равно родовиты, но и среди них, равно родовитых, один берет верх – он и распоряжается. Вот точно так же, государь, из этих двух непостижимых вещей сильнее и мощнее именно плод деяния, именно плод деяния берет надо всем верх и распо­ряжается, и, если возобладало деяние, все прочее силы не име­ет. Представь, государь, что некий человек в чем-то провинил­ся, его тогда ни мать, ни отец, ни сестры, ни братья, ни друзья, ни приятели не вызволят – тут уж один царь берет надо всем верх, он и распоряжается, ибо тот провинился. Вот точно так же, государь, из этих двух непостижимых вещей сильнее и мощнее именно плод деяния, именно плод деяния берет надо всем верх и распоряжается, и, если возобладало деяние, всё прочее силы не имеет. Или представь, государь, что разгорелся лесной пожар, его и тысячей кувшинов воды залить невозмож­но– тут уж один огонь берет надо всем верх и распоряжается, ибо жар стал силен. Вот точно так же, государь, из этих двух непостижимых вещей сильнее и мощнее именно плод деяния, именно плод деяния берет надо всем верх и распоряжается, и, если возобладало деяние, все прочее силы не имеет. Поэтому, государь, достопочтенный, великий Маудгальяяна и не смог собраться со сверхобычными силами, когда его избивали: тогда возобладало деяние.

– Отлично, почтенный Нагасена. Да, это так, я с этим! согласен.

Вопрос 2 (32)

Почтенный Нагасена, есть изречение Блаженного: «Учение-наставление, что проповедует Татхагата, светит открыто, не спрятано». И, однако, оглашение Уставных Начал[544], да и вся Корзина Устава закрыты и недоступны. Если, почтенный Нага­сена, обретается в учении Победителя нечто правильное, по­добающее, уместное, то определения Устава должны были бы открыто светить для всех, ибо в них заключено всё целиком наставление, сдерживание, самообуздание, определения нравст­венного и достойного поведения, суть цели, суть учения, суть освобождения. Если, почтенный Нагасена, Блаженный сказал: «Учение-наставление, что проповедует Татхагата, светит открыто, не спрятано», то ложны слова, что оглашение Уставных Начал, да и вся Корзина Устава закрыты и недоступны. Если же оглашение Уставных Начал и вся Корзина Устава закрыты и недоступны, то тогда ложны слова: «Учение-наставление, что проповедует Татхагата, светит открыто, не спрятано». Вот еще вопрос обоюдоострый. Тебе он поставлен, тебе его и решать.

– Есть, государь, изречение Блаженного: «Учение-настав­ление, что проповедует Татхагата, светит открыто, не спрятано». И действительно, оглашение Уставных Начал, да и вся Корзи­на Устава закрыты и недоступны, однако не для всех, а толь­ко ограниченно. Блаженный ограничил доступ к Уставным На­чалам на трех основаниях, государь: ограничил, ибо это родо­вое владение татхагат прошлого; ограничил из уважения к Уче­нию; ограничил из уважения к монашескому сану[545].

Доступ к Уставным Началам ограничен, ибо это родовое владение татхагат прошлого, вот почему: оглашение Уставных Начал совершается в монашеском кругу, а для всех прочих недоступно, и таково, государь, наследие всех татхагат прош­лого. Скажем, государь, всякие кшатрийские уловки имеют хож­дение только среди кшатриев, это родовое владение кшатриев, а для всех прочих оно недоступно. Вот точно так же, государь, оглашение Уставных Начал совершается в монашеском кругу, а для всех прочих недоступно – таково наследие всех татхагат прошлого. Или иначе, государь: на свете, как известно, много есть общностей – борцы, например; атоны; горцы; горцы, блю­дущие дхарму; горцы, поклоняющиеся Брахме; актеры; тан­цоры; акробаты; пишачи; поклонники Манибхадры; поклонни­ки Пурнабхадры; поклонники солнца и луны; поклонники Счастья, Злосчастья; шиваиты; поклонники Васудевы; гханики; люди-с-мечом-и-арканом; сыны Бхадры[546], и секреты каждой общности распространены только внутри ее самой, а для всех прочих недоступны. Вот точно так же, государь, оглашение Ус­тавных Начал совершается в монашеском кругу, а для всех прочих недоступно – таково наследие всех татхагат прошлого. Вот что значит «доступ к Уставным Началам ограничен, ибо это родовое владение татхагат прошлого».

Из уважения к Учению доступ к Уставным Началам ограни­чен вот почему: Учение, государь, весомо и почтенно, правильно по нему действующий обретает прозрение; его он достигает правильным образом действий, передаваемым от одного друго­му, и никак иначе. Так пусть же не будет это изысканное, тон­кое Учение принижено, унижено, оплевано, попрано, поругано в руках тех, кто действует неправильно, пусть же не будет это изысканное, тонкое Учение принижено, унижено, оплевано, попрано, поругано дурными людьми. Вот что означает «доступ к Уставным Началам ограничен из уважения к Учению». Как изысканная, тонкая, благородная, отборная, редкостная красная сандаловая пудра была бы, государь, в селении дремучих шабаров[547] принижена, унижена, оплевана, попрана, поругана, вот чтобы точно так же, государь, не было это изысканное, тонкое Учение принижено, унижено, оплевано, попрано, поругано в ру­ках тех, кто действует неправильно, чтобы не было это изыскан­ное, тонкое Учение принижено, унижено, оплевано, попрано, поругано дурными людьми,– вот что означает «доступ к Устав­ным Началам ограничен из уважения к Учению».

Из уважения к монашескому сану доступ к Уставным На­чалам ограничен вот почему: монашество, государь, бесподоб­но, безмерно, бесценно – никому не под силу его оценить, упо­добить, измерить. Пусть же не будет тот, кто находится в этом монашеском сане, миру приравнен. Потому оглашение Устав­ных Начал совершается только среди монахов. Как, государь, всё, что ни есть на свете отборного и изысканного – одежды ли, ковры ли, слоны, скакуны, колесницы, золото, серебро, самоцве­ты, жемчуга, прекрасные ли женщины, витязи ли, необоримые в схватке,– всё это достается царю, вот точно так же, государь, все на свете наставления, знание речей Просветленного, досто­инства сдержанности в поведении, самообуздания, добродете­ли[548], все они – достояние монашеской общины. Вот что значит «доступ к Уставным Началам ограничен из уважения к монаше­скому сану».

– Отлично, почтенный Нагасена. Да, это так, я с этим со­гласен.

Вопрос 3 (33)

Почтенный Нагасена, есть изречение Блаженного: «За заведомую ложь изгонять из общины»[549]. И еще говорится: «За­ведомая ложь есть легкий проступок, требующий исповеди од­ному человеку»[550]. В чем же, почтенный Нагасена, здесь разни­ца, почему одного заведомо солгавшего исключают, а другой заведомо солгавший еще исправим? Если, почтенный Нагасена, Блаженный сказал: «За заведомую ложь изгонять из общины», то ложны слова: «Заведомая ложь есть легкий проступок, тре­бующий исповеди одному человеку». Если же Татхагата ска­зал: «Заведомая ложь есть легкий проступок, требующий испо­веди одному человеку», то тогда ложны слова: «За заведомую ложь изгонять из общины». Вот еще вопрос обоюдоострый. Те­бе он поставлен, тебе его и решать.

– Есть, государь, изречение Блаженного: «За заведомую ложь изгонять из общины». И сказано еще: «Заведомая, ложь есть легкий проступок, требующий исповеди одному человеку». Тяжким, или легким проступком ложь делается в зависимости от предмета. Допустим, государь, один человек ударил другого рукой. Как ты считаешь, государь, какое ему полагается на­казание?

– Если тот, другой, скажет, что не прощает, то мы с непрощеного взыщем одну каршапану[551].

– А теперь положим, что тот же человек ударил рукой тебя. Какое ему будет наказание?

– Мы ему руки отрубим, почтенный, ноги отрубим или укоротим его сверху на голову, дом его весь разорим, всю его родню в обе стороны до седьмого колена истребим[552].

– В чем же, государь, здесь разница, почему человеку за то, что он ударил кого-то, полагается всего лишь уплатить кар­шапану, а за то, что он ударил тебя, ему отрубят руки, отру­бят ноги, укоротят на голову, лишат всего имущества, родню всю истребят до седьмого колена?

– Люди разные, почтенный.

– Вот точно так же, государь, ложь делается тяжким или легким проступком в зависимости от предмета.

– Отлично, почтенный Нагасена. Да, это так, я с этим со­гласен.

Вопрос 4 (34)

Почтенный Нагасена, есть изречение Блаженного в про­поведи, где повторяются слова «всегда так бывает»: «Задолго уже бывают бодхисаттвам родители уготованы, просветление уготовано, главные ученики уготованы, сын уготован, служи­тель уготован»[553]. И, однако, вы утверждаете: «Находясь на Довольном небе[554], бодхисаттва совершает восемь больших проверок: время проверяет, материк проверяет, страну проверя­ет, семью проверяет, родительницу проверяет, срок жизни проверяет, месяц проверяет, отречение проверяет»[555].

Почтенный Нагасена, пока знание не созрело, просветлению места нет, а как созреет, тут и мгновение повременить невозможно, ведь созревший ум неудержим; зачем же тогда бодхисаттве прове­рять, в какое время ему рождаться? Пока знание не созрело, просветлению места нет, а как созреет, тут и мгновение повре­менить невозможно; зачем же тогда бодхисаттве проверять, в какой семье ему рождаться? Если, почтенный Нагасена, бодхи­саттве задолго уже уготованы родители, то ложны слова, будто он проверяет, в какой семье родиться. Если же проверяет, в какой семье ему родиться, то тогда ложны слова, будто бодхисаттве задолго уже уготованы родители. Вот еще вопрос обоюдоострый. Тебе он поставлен, тебе его и решать.

– Действительно, государь, задолго уже уготованы бодхи­саттве родители, и действительно проверяет он, в какой семье ему родиться. Проверяет, в какой семье – это значит: «Кто же мои родители, кшатрии они или брахманы?» Вот что такое «проверяет, в какой семье». В восьми случаях, государь, лучше сперва проверить, вот в каких восьми: купец, государь, сперва проверяет, каков товар; слон нехоженую тропу хоботом сперва проверяет; возница неезженый брод сперва проверяет; вожа­тый неизвестный берег сперва проверяет, потом суда проводит; врач сперва жизненные силы больного проверяет, потом берется за лечение; тот, кому нужно перейти по мосту, сперва проверн­ет, надежен ли он, потом ногу ставит; монах сперва сосредото­чивается на будущем, потом приступает к трапезе; бодхисаттвы сперва проверяют, в какой семье родятся: кшатрийская ли это семья, брахманская ли? Вот в таких восьми случаях, государь, лучше сперва проверить[556].

– Отлично, почтенный Нагасена. Да, это так, я с этим согласен.

Вопрос 5(35)

Почтенный Нагасена, есть изречение Блаженного: «Не следует, монахи, бросаться в пропасть, если кто бросится – поступать с ним по Учению»[557]. И, однако, вы утверждаете: «Когда бы ни проповедовал Блаженный слушателям, он всегда многими способами проповедует пресечение рождения, старости, болезни и смерти, и всякий, преступающий пределы рождения, старости, болезни и смерти, высшей похвалы удостаивается»[558]. Если, почтенный Нагасена, Блаженный сказал: «Не следует, монахи, бросаться в пропасть, если кто бросится – поступать с ним по Учению», то ложны слова, что он проповедует пресече­ние рождения, старости, болезни и смерти. Если же проповеду­ет он пресечение рождения, старости, болезни и смерти, то тогда ложны слова: «Не следует, монахи, бросаться в пропасть, если кто бросится – поступать с ним по Учению». Вот еще вопрос обоюдоострый. Тебе он поставлен, тебе его и решать.

– Есть, государь, изречение Блаженного: «Не следует, мо­нахи, бросаться в пропасть, если кто бросится – поступать с ним по Учению». И когда бы ни проповедовал Блаженный слушателям, он всегда проповедует пресечение рождения, ста­рости, болезни и смерти. Однако есть причины, почему Блажен­ный и сдерживает и поощряет.

– Каковы же эти причины, почтенный Нагасена? Почему Блаженный и сдерживает и поощряет?

– Кто праведен и исполнен праведности, государь, тот для всех живых что противоядие – их аффекты-яды обезвреживает; тот для всех живых что целебное снадобье – их аффекты-неду­ги излечивает; тот для всех живых что чистая вода – их аффек­ты, эту грязь и пыль, смывает; тот для всех живых что само­цвет миродержца – всяческое процветание дарует; тот для всех живых что корабль – через четыре стремнины[559] переправляет; тот для всех живых что проводник обоза – из лесного жизни завала вызволяет; тот для всех живых что ветер – жгучий жар трех огней задувает; тот для всех живых что дождевая туча – духовную их жажду утоляет; тот для всех живых что воспита­тель – лишь благому научает; тот для всех живых что добрый вожатый – надежную дорогу указует. И, государь, чтобы та­кой вот достойный, достойнейший, бесконечно достойный, досто­славный, достохвальный праведник, всех живых споспешатель не погиб – вот для этого, государь, из сострадания к живым Блаженный и положил это правило поведения: «Не следует, мо­нахи, бросаться в пропасть, если кто бросится – поступать с ним по Учению». Такова причина, почему Блаженный сдержи­вает. Ведь есть, государь, изречение тхеры Кашьяпы-царевича Красноречивого, сказанное в беседе о том свете с кшатрием Паясием: «Чем дольше, чем больший век, о кшатрий, живут на земле праведные, добродетельные шраманы и брахманы, тем больше они радеют о благе многих, о счастье многих, состра­дая миру, на пользу, на благо, на счастье богам и людям»[560].

А теперь почему Блаженный поощряет: и рождение, госу­дарь, тяжко, и старость тяжка, и болезнь тяжка, и смерть тяж­ка, и печаль, и причитания, и боль, и горе, и отчаяние, и близость с постылыми, и разлука с милыми, и смерть матери, и смерть отца, и смерть брата, и смерть сестры, и смерть сына, и смерть жены, и смерть родича, и потеря родича, и потеря здоровья, и потеря богатства, и потеря нравственности, и поте­ря точки зрения, и опасность от царя, и опасность от разбойни­ков, и опасность от ненавистников, и опасность голодной смерти, и опасность пожара, и опасность наводнения, и опасность от волн, и опасность от водоворотов, и опасность от гавиалов, и опасность от крокодилов, и опасность стать порицаемым са­мим собою, и опасность стать порицаемым другими, и опасность дурного удела, и опасность остаться без средств к существованию, и застенчивость на людях, и страх смерти, и битье палками, и битье кнутом, и битье батогами, и усекновение ки­стей рук, и усекновение ног по щиколотки, и усекновение и рук и ног, и усекновение ушей, и усекновение носа, и усекновение и носа и ушей, и «котелок каши», и «лысая раковина», и «зев Раху», и «горящий венчик», и «руки-факелы», и «лупленый ба­нан», и «кожурка», и «козел на сковородке», и «тушка на крюку», и «гуляш живьем», и «строганина со щелочью», и «во­ротная петля», и «соломенное сиденье», и поливание кипящим маслом, и травля псами, и сажание на кол, и усекновение го­ловы[561]– вот такие и многие им подобные тяжкие страдания терпит тот, кто находится в мирском кружении.

Как вода, госу­дарь, выпав дождем в Гималайских горах, течет вниз по Ганге-реке меж скал и камней, гальки и песка, в коловертях и водоворотах, в стремнинах, луках и плесах, мимо коряг и топля­ков – вот точно так же, государь, такие и многие им подобные тяжкие страдания терпит тот, кто находится в мирском круже­нии. Вот такова причина, почему Блаженный поощряет.

– Отлично, почтенный Нагасена. Поистине распутан воп­рос, названо основание. Да, это так, я с этим согласен.

Вопрос 6(36)

– Почтенный Нагасена, есть изречение Блаженного: «К то­му, монахи, кто доброту, освобождающую мысль[562], породил, освоил, познал, умножил, подчинил, оседлал, воплотил, осущест­вил, обрел, одиннадцать благ приходят: спит спокойно, просы­пается спокойно, дурных снов не видит, людям люб, нелюди[563]люб, духи его хранят, ни огонь его, ни яд, ни меч не берут, со­средоточивается быстро, лицом светел, умирает несмятенно, ес­ли большего не достиг[564] – попадет в мир Брахмы»[565]. И, одна­ко вы утверждаете: «Исполненного доброты[566] молодого Шьяму, шедшего по склону горы со стадом оленей, царь Пелиякша ранил отравленной стрелой, и он тут же упал, лишившись чувств»[567]. Если, почтенный Нагасена, Блаженный сказал: «К тому, монахи (—) попадает в мир Брахмы», то ложны слова: «Исполненного доброты молодого Шьяму, шедшего по склону горы со стадом оленей, царь Пелиякша ранил отрав­ленной стрелой, и он тут же упал, лишившись чувств». Если же «исполненного доброты молодого Шьяму, шедшего по скло­ну горы со стадом оленей, царь Пелиякша ранил отравленной стрелой и он тут же упал, лишившись чувств», то тогда ложны слова: «К тому, монахи (—) попадает в мир Брахмы». Вот еще вопрос обоюдоострый, изощренный, скользкий, тонкий, глубокий. Искушенного и то пот прошибет. Тебе он поставлен. Расчеши этот запутанный колтун, глаза раскрой будущим сы­нам Победителя, всели в них уверенность.

– Есть, государь, изречение Блаженного: «К тому, монахи (—) ни огонь его, ни яд, ни меч не берут». И действитель­но, «исполненного доброты молодого Шьяму, шедшего по скло­ну горы со стадом оленей, царь Пелиякша ранил отравленной стрелой, и он тут же упал, лишившись чувств». Но тому было основание, государь. Вот какое основание: здесь заслуга, госу­дарь, не человека, освоения доброты заслуга. Молодой Шьяма поднимал в то мгновение кувшин, государь, и отвлекся от освоения доброты[568]. В то мгновение, государь, когда человек исполнен доброты, его ни огонь, ни яд, ни меч не берут, недоб­рожелатели в двух шагах не видят, поразить его не могут. Здесь заслуга, государь, не человека, освоения доброты заслу­га.

Представь, государь: облачается богатырь-воитель в несо­крушимую броню и на бой выходит; стрелы от него отлетают, отскакивают, поразить не могут; здесь заслуга, государь, не богатыря-воителя, несокрушимой брони заслуга. Вот точно так. же, государь, это заслуга не человека, освоения доброты заслу­га. В то мгновение, государь, когда человек исполнен доброты, его ни огонь, ни яд, ни меч не берут, недоброжелатели в двух шагах не видят, поразить его не могут. Здесь заслуга, государь, не человека, освоения доброты порожденной заслуга.

Или пред­ставь, государь: взял человек в руки волшебный корешок-неви­димку. Пока этот корешок в руке у человека, никто из обычных людей его не видит. Здесь заслуга, государь, не человека, ко­решка-невидимки заслуга, что он для взоров обычных людей невидим. Вот точно так же, государь, это заслуга не человека, освоения доброты заслуга. В то мгновение, государь, когда че­ловек исполнен доброты, его ни огонь, ни яд, ни меч не бе­рут, недоброжелатели в двух шагах не видят, поразить его не могут. Здесь заслуга, государь, не человека, освоения доб­роты заслуга.

Или, скажем, государь: забрался человек в добротное, просторное укрытие; его там даже из большой тучи дождь вымочить не сможет, и здесь заслуга, государь, не человека, просторного укрытия заслуга, что его даже из большой тучи дождь не вымочит. Вот точно так же, государь, это заслу­га не человека, освоения доброты заслуга. В то мгновение, госу­дарь, когда человек исполнен доброты, его ни огонь, ни яд, ни меч не берут, недоброжелатели в двух шагах не видят, пора­зить его не могут. Здесь заслуга, государь, не человека, освое­ния доброты заслуга.

– Чудесно, почтенный Нагасена, необычайно, почтенный Нагасена! Любое зло отвращается освоением доброты!

– Всяческие добрые свойства, государь, сообщает освоение доброты и благим и неблагим, и следует, чтобы все живые, об­ладающие сознанием, наделены были освоением доброты, при­носящим многие блага[569].

Вопрос 7(37)

Почтенный Нагасена, есть ли какая-либо разница меж­ду последствиями добрых и дурных деяний, или же они тож­дественны?

– Есть, государь, между добрым и дурным разница. По­следствия добра, государь, счастливые, приводят на небеса; по­следствия дурного несчастливые, приводят в кромешную.

– Почтенный Нагасена, вы утверждаете, что Девадатта весь черен, черными лишь свойствами обладает, а Бодхисаттва весь светел, светлыми лишь свойствами обладает. Однако Дева­датта из рождения в рождение и славою, и числом сторонни­ков оказывался ровней Бодхисаттве, а иной раз и выше его.

– Когда Девадатта был в городе Бенаресе сыном придворного жреца у царя Брахмадатты, Бодхисаттва был чандалой – погребателем трупов, ведуном. Он тогда прошептал ведовской за­говор и сделал так, что манго созрели в необычную пору. Бодхисаттва тогда уступал Девадатте и рождением и славою[570].

В другой раз, когда Девадатта был царем, великим власти­телем земли, жил во всяческой неге, Бодхисаттва принадлежал ему, был его выездным слоном, отмеченным всеми приметами породы. Царь тогда не мог снести великолепной его выучки и, желая его погубить, сказал корнаку: «Э, корнак, а слон-то у тебя неучёный! Ну-ка, пусть он у тебя по небу полетит». Вот и тогда Бодхисаттва уступал Девадатте рождением, был нич­тожным животным[571].

В другой раз, когда Девадатта был человеком и пропадал, свалившись в пропасть, Бодхисаттва был обезьяной, звали его Земная Твердь. Вот и здесь мы видим то же различие между животным и человеком, и здесь Бодхисаттва тоже уступал Дева­датте рождением[572].

В другой раз, когда Девадатта был человеком, нишадом-охотником по имени Шоноттара, сильным-пресильным, как слон, сильным, Бодхисаттва был царем слонов по имени Шестиклык.

Охотник убил тогда слона. Вот и тогда именно Девадатта был выше[573].

В другой раз, когда Девадатта был человеком – бесприют­ным лесным странником, Бодхисаттва был птицей – куропаткой, созерцавшей мантры. И тогда тоже лесной странник убил пти­цу. Вот и тогда именно Девадатта был выше рождением[574].

В другой раз, когда Девадатта был царем Бенареса и зва­ли его Калабу, Бодхисаттва был подвижником и учил терпеть. Царь тогда в злобе на подвижника велел отрубить ему ноги и руки, словно это были побеги бамбука. Вот и тогда именно Девадатта был выше и рождением и славой[575].

В другой раз, когда Девадатта был человеком – лесовиком, Бодхисаттва был вожаком обезьян и звали его Нандия. И тог­да тоже лесовик убил вожака обезьян вместе с его матерью и младшим братом. Вот и тогда именно Девадатта был выше рождением[576].

В другой раз, когда Девадатта был человеком – нагим по­движником, его звали Карамбхия, Бодхисаттва был царем сло­нов, его звали Пандарака. Вот и тогда Девадатта был выше рождением[577].

В другой раз, когда Девадатта был космачом-отшельником в лесу, Бодхисаттва был огромным вепрем по имени Секач. Вот и тогда Девадатта был выше рождением[578].

В другой раз, когда Девадатта был царем страны Чайтьи по имени Сурапаричара, обладал сверхчеловеческой способ­ностью летать, Бодхисаттва был брахманом по имени Капила. Вот и тогда Девадатта был выше и рождением и славою[579].

В другой раз, когда Девадатта был человеком по имени Шьяма, Бодхисаттва был царем оленей по имени Пеструн. Вот и тогда именно Девадатта был рождением выше[580].

В другой раз, когда Девадатта был человеком, лесным охот­ником, Бодхисаттва был слоном. Охотник тогда семь раз отпи­ливал слону бивни и продавал их. Вот и тогда именно Дева­датта был выше родом[581].

В другой раз, когда Девадатта был шакалом с воинствен­ными наклонностями и подчинил себе царей всех стран с мате­рика Джамбу, Бодхисаттва был ученым, его звали Видхура. Вот и тогда именно Девадатта был выше славою[582].

В другой раз, когда Девадатта был слоном и потоптал птен­цов пташки-перепелки, Бодхисаттва тоже был слоном, вожаком стада. Тогда они были друг другу ровней[583].

В другой раз, когда Девадатта был якшей и звали его Крив­да, Бодхисаттва тоже был якшей и звали его Правда. Вот и тогда они были друг другу ровней[584].

В другой раз, когда Девадатта был мореходом, господином пятисот семей, Бодхисаттва тоже был мореходом, господином пятисот семей. Вот и тогда они были друг другу ровней[585].

В другой раз, когда Девадатта был караванщиком, владель­цем пятисот повозок, Бодхисаттва тоже был караванщиком, владельцем пятисот повозок. Вот и тогда они были друг другу ровней[586].

В другой раз, когда Девадатта был царем оленей по имени Сакха, Бодхисаттва тоже был царем оленей по имени Нигродха. Вот и тогда они были друг другу ровней[587].

В другой раз, когда Девадатта был полководцем по имени Сакха, Бодхисаттва был царем по имени Нигродха. Вот и тогда они были друг другу ровней[588].

В другой раз, когда Девадатта был брахманом и звали его Кхандахала, Ботхисаттва был царевичем и звали его Чандра. Тогда выше был Кхандахала[589].

В другой раз, когда Девадатта был царем и звали его Брахмадатта, Бодхисаттва был его сыном и звали его Махападма. Царь тогда велел сбросить собственного сына в пропасть, куда сбрасывали разбойников. А раз повсюду считается, что отец выше сына и превосходит его, то именно Девадатта был тогда выше[590].

В другой раз, когда Девадатта был царем по имени Вели­кий Пратапа, Бодхисаттва был его сыном по имени Дхармапала. Царь тогда велел отрубить своему сыну-младенцу ноги, руки и голову. Вот и тогда именно Девадатта был старше и выше[591]. А теперь оба они родились в роду шакьев. Бодхисаттва стал всеведущим Просветленным, водителем мира, а Девадатта стал монахом под его, бога богов, началом, породил сверхобыч­ные силы и желал сам стать Просветленным. Так что же, поч­тенный Нагасена, верно ли все, что я сказал, или неверно?

Все то многое, что ты перечислил, государь,– все это так и есть, и не иначе.

– Если, почтенный Нагасена, у черного и у светлого удел один и тот же, то и последствия доброго и дурного одни и те же.

 – Нет, государь, не одни и те же последствия у доброго и дурного, не так это, государь. Девадатта всем людям противо­действует, но отнюдь не Бодхисаттва; это его противодействие Бодхисаттве созревало и давало плод в каждой жизни. Но ведь и Девадатта, государь, когда бывал владыкой, защищал насе­ление, строил мосты, дома собрания, навесы для раздачи по­даяния, подавал убогим, нищим, просителям то, в чем они нуж­дались; вследствие этого он в некоторых своих жизнях благо­денствовал. Да и о ком, государь, можно было бы сказать, что он, мол, не принося даров, без самообуздания, самоутеснения, соблюдения поста может достигнуть благоденствия? Что же до сказанного тобой, государь, что Девадатта и Бодхисаттва рождались вместе, то эти встречи были не раз в сто жизней, и не раз в тысячу жизней, и не раз в сто тысяч жизней, но лишь очень редко, спустя очень долгое время.

Ты знаешь притчу об  одноглазой черепахе, государь, которою Блаженный поясняет, какая редкость – человеческое рождение[592]. Считай, государь, что редкость их встреч можно пояснить тою же притчей. И не только с Девадаттой, государь, были у Бодхисаттвы встречи, но и тхера Шарипутра многие сотни тысяч жизней бывал, госу­дарь, Бодхисаттве отцом, дедом, дядей, братом, сыном, пле­мянником, другом. И Бодхисаттва многие сотни тысяч жизней, государь, был тхере Шарипутре отцом, дедом, дядей, братом, сыном, племянником, другом. Да и все, государь, кто входит в сонм живых существ, находится в мирском потоке, сталкивают­ся, влекомые вниз по течению мирского потока, и с милыми и с постылыми. Как вода, влекомая потоком, государь, наталки­вается на своем пути на чистоту и грязь, хорошее и плохое, вот точно так же, государь, все, кто входит в сонм живых существ, находится в мирском потоке, сталкиваются, влекомые мирским потоком, и с милыми и с постылыми.

Когда Девадатта был як­шей, он и сам жил по кривде, и других подстрекал на кривду, а потому горел после пятьсот семьдесят миллионов шестьсот тысяч лет[593] в кромешной.

А Бодхисаттва, когда был якшей, и сам жил по правде, и других побуждал к правде, а потому блаженствовал после на небесах пятьсот семьдесят миллионов шестьсот тысяч лет, живя во всяческой неге. Наконец, государь, Девадатта в этой жизни напал на неприкосновенного Просвет­ленного, расколол единство общины и кончил тем, что прова­лился сквозь землю. Татхагата же достиг просветления во всех дхармах и ушел в покой с истощением остаточной опоры.

– Отлично, почтенный Нагасена. Да, это так, я с этим со­гласен.

Вопрос 8 (38)

– Почтенный Нагасена, есть изречение Блаженного:

«Если скрытно подвернется случай

И мужчина будет подходящим,

Всякая жена предастся блуду,

Не сыскав иного – хоть с калекой»[594].

И, однако, рассказывают: женщина по имени Амара, супруга бодхисаттвы Махаушадхи, оставленная уехавшим мужем в де­ревне, жила скрытно и уединенно, но, чтя супруга, как царя подданный, в блуд не впала, хоть ей сулили тысячу[595]. Если, почтенный Нагасена, Блаженный сказал:

«Если скрытно подвернется случай

И мужчина будет подходящим,

Всякая жена предастся блуду,

Не сыскав иного – хоть с калекой»,

то ложны слова, что женщина по имени Амара, супруга Махаушадхи, оставленная уехавшим мужем в деревне, жила скрытно и уединенно, но, чтя супруга, как царя подданный, в блуд не впала, хоть ей сулили тысячу. Если же правда, что женщина по имени Амара, супруга Махаушадхи, оставленная уехавшим мужем в деревне, жила скрытно и уединенно, но, чтя супруга, как царя подданный, в блуд не впала, хоть ей сулили тысячу, то ложны слова:

«Если скрытно подвернется случай

И мужчина будет подходящим,

Всякая жена предастся блуду,

Не сыскав иного – хоть с калекой».

Вот еще вопрос обоюдоострый. Тебе он поставлен, тебе его и решать.

– Есть, государь, изречение Блаженного:

«Если скрытно подвернется случай

И мужчина будет подходящим,

Всякая жена предастся блуду,

Не сыскав иного – хоть с калекой».

И рассказывают: женщина по имени Амара, супруга Махаушад­хи, оставленная уехавшим мужем в деревне, жила скрытно и уединенно, но, чтя супруга, как царя подданный, в блуд не впала, хоть ей сулили тысячу. И в самом деле, за тысячу эта женщина предалась бы блуду с подходящим мужчиной, подвер­нись ей случай, и возможность скрыть, и подходящий мужчина. Но, государь, здраво взвесив, Амара не нашла ни случая, ни возможности скрыть, ни подходящего мужчины. Боясь порица­ния на этом свете – не нашла случая; боясь преисподней на том свете – не нашла случая; знала, что тяжки плоды греха[596],– и не нашла случая; не хотела терять возлюбленного – и не нашла случая; уважала супруга – и не нашла случая; чти­ла дхарму – и не нашла случая; порицала низость – и не нашла случая; не хотела ломать жизнь – и не нашла случая. По та­ким вот многим причинам не нашла случая. И возможность скрыть что-то на свете она, здраво взвесив, не нашла, а пото­му не предалась блуду. Если бы от людей скрыла, то от нелюди не скрыла бы; если бы от нелюди скрыла, от подвижников, ве­дающих чужие мысли, не скрыла бы; если бы от подвижников, ведающих чужие мысли, скрыла, от богов, ведающих чужие мысли, не скрыла бы; если бы от богов, ведающих чужие мыс­ли, скрыла, от своих собственных грехов[597] не скрыла бы; если бы от своих собственных грехов скрыла, от Кривды[598] не скры­ла бы. По таким вот многим причинам не нашла возможности скрыть, а потому не предалась блуду. И мужчины подходящего она, здраво рассудив, на свете не нашла, а потому не предалась блуду.

У мудрого Махаушадхи было двадцать восемь достоинств, государь; вот какие двадцать восемь достоинств: Махаушадха был смел, государь, стыдлив, совестлив, имел привер­женцев и многих друзей, был великодушен, добродетелен, прав­див, чист, безгневен, не спесив, не завистлив, мужествен, целен, располагал к себе, был щедр, приветлив, скромен в обхожде­нии, не ловчил, не плутовал, был весьма умен, знаменит, учен, доброжелателен к зависимым, мил всем людям, богат и поль­зовался почетом. Вот такие двадцать восемь достоинств были у Махаушадхи, государь. Не найдя другого такого мужчины она и не предалась блуду.

– Отлично, почтенный Нагасена. Да, это так, я с этим согласен.

Вопрос 9 (39)

Почтенный Нагасена, есть изречение Блаженного: «Бес­страшны, безбоязненны святые»[599]. Однако в городе Раджагрихе, видя, что слон Дханапалака вот-вот накинется на Блажен­ного, пятьсот сбросивших путы святых покинули Победителя в разбежались кто куда, один тхера Ананда остался[600]. Что же, почтенный Нагасена, со страху святые разбежались, или погу­бить хотели Десятисильного: «Посмотрим-де, каков он на деле»[601]– и потому разбежались, или же узреть хотели великое, безмерное, бесподобное чудо, что явил Татхагата, и потому разбежались? Если, почтенный Нагасена, Блаженный сказал: «Бесстрашны, безбоязненны святые», то ложны слова, будто в Раджагрихе, видя, что слон Дханапалака вот-вот накинется на Блаженного, пятьсот сбросивших путы святых покинули Побе­дителя и разбежались кто куда, один тхера Ананда остался. Если же в Раджагрихе, видя, что слон Дханапалака вот-вот накинется на Блаженного, пятьсот сбросивших путы святых по­кинули Победителя и разбежались кто куда, так что один тхера Ананда остался, то тогда ложны слова: «Бесстрашны, без­боязненны святые». Вот еще вопрос обоюдоострый. Тебе он поставлен, тебе его и решать.

– Есть, государь, изречение Блаженного: «Бесстрашны, без­боязненны святые». И действительно, в городе Раджагрихе, видя, что слон Дханапалака вот-вот накинется на Блаженного, пятьсот сбросивших путы святых покинули Победителя и раз­бежались кто куда, один тхера Ананда остался. Но убежали они не со страху и не чтобы погубить Блаженного. У святых, государь, пресечена сама та вещественная причина, из-за ко­торой они могли бы бояться и страшиться, потому «бестрашны, безбоязненны святые». Боится разве, государь, земная твердь тех, кто ее копает, кромсает, или того, что она несет на себе море, вершины и горные цепи?

– Нет, почтенный.

– Отчего же, государь?

– В земной тверди, почтенный, нет самой той веществен­ной причины, из-за которой она могла бы бояться и стра­шиться.

– Вот точно так же, государь, в святых нет самой той ве­щественной причины, из-за которой они могли бы бояться и страшиться. Боится разве, государь, горная вершина, если кто-то на ней рубит, колет, падает с неё или костер на ней палит?

– Нет, почтенный.

– Отчего же, государь?

– В горной вершине, почтенный, нет самой той веществен­ной причины, из-за которой она могла бы бояться и стра­шиться.

– Вот точно так же, государь, в святых нет самой той ве­щественной причины, из-за которой они могли бы бояться и страшиться. Даже если бы все обитатели ста тысяч миров, го­сударь, сколько их ни есть, все бы вместе с мечами в руках набросились вдруг на святого, святой и то остался бы невозму­тим, ибо в нем нет места и возможности для страха. Что же до тех пятисот святых, то они тогда так подумали: «Сегодня, когда лучший из лучших мужей, Лев-Победитель, вступит в этот пре­красный город, на него на улице бросится слон Дханапалака. Служитель бога богов нипочем его не покинет. Если и мы все Блаженного не покинем, достоинства Ананды будут не замече­ны. Лучше будет нам отойти; так множество людей освободит­ся от цепей аффектов, а достоинства Ананды будут замечены». Стало быть, святые решили, что так будет лучше, и потому разбежались.

– Отлично объяснил ты вопрос, почтенный Нагасена. Да, это так. Нет у святых ни страха, ни боязни. Святые решили что так будет лучше, потому и разбежались.

Вопрос 10 (40)

– Почтенный Нагасена, вы утверждаете, что Татхагата всеведущ. И еще утверждаете: «Когда Татхагата в деревне Чатуме распустил общину тхер Шарипутры и Маудгальяяны во главе с ними самими, чатумские шакьи и Брахма, владыка мощи[602], рассказали Блаженному притчи о всходах и о малом теленке, и он обрадовался, смиловался и простил[603]. Что же, почтенный Нагасена, не были известны Татхагате те притчи, которыми его успокоили, ублаготворили, ублажили и добились его прощения? Если, почтенный Нагасена, Татхагате не были известны эти притчи, то Просветленный не всеведущ. Если были известны, то он, значит, нарочно, насильно, с задними мыслями распустил общину; тогда выходит, что он не сострадателен. Вот еще вопрос обоюдоострый. Тебе он поставлен, тебе его и решать.

– Татхагата действительно всеведущ, государь, и действи­тельно Блаженный был теми притчами успокоен, ублаготворен, ублажен и смиловался. Ведь Татхагата, государь, господин Учения, и обрадовали, ублажили, возвеселили они Татхагату притчами, которые сам же Татхагата и возвестил. Довольный ими, Татхагата поблагодарил их: «Спасибо».

Скажем, государь, жена на мужнины же деньги мужа радует, ублажает, веселит, и муж благодарит ее: «Спасибо». Вот точно так же, государь, чатумские шакьи и Брахма, владыка мощи, обрадовали, убла­жили, возвеселили Татхагату притчами, которые сам же Татха­гата и возвестил. Довольный ими, Татхагата поблагодарил их: «Спасибо».

Или, скажем, государь, цирюльник царским же зо­лотом украшает царю прическу, царя этим радует, ублажает, веселит, и царь благодарит его: «Спасибо» – и дарует ему, что тот хочет. Вот точно так же, государь, чатумские шакьи и Брахма, владыка мощи, обрадовали, ублажили, возвеселили Татхагату притчами, которые сам же Татхагата и возвестил. Довольный ими, Татхагата поблагодарил их: «Спасибо».

Или, скажем, государь, послушник, живущий при наставнике, берет дневное пропитание, поданное его наставнику, подносит настав­нику его и тем его радует, ублажает, веселит, и довольный на­ставник благодарит его: «Спасибо». Вот точно так же, госу­дарь, чатумские шакьи и Брахма, владыка мощи, обрадовали, ублажили, возвеселили Татхагату притчами, которые сам же Татхагата и возвестил. Довольный ими Татхагата поблагодарил их: «Спасибо» – и произнес проповедь об избавлении от вся­кого страдания.

– Отлично, почтенный Нагасена. Да, это так. Я с этим согласен.

Четвертая глава закончена.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Вопрос 1 (41)

Почтенный Нагасена, есть изречение Блаженного:

«В сближенье возникла опасность,

Под кровом рождается страсть.

Жить без сближенья, без крова –

Вот истинно взгляд мудрецов»[604].

И еще сказано:

«Пусть же муж рассудительный,

О своем благе радеющий,

Монахам многоученым

Приносит обители в дар»[605].

Если, почтенный Нагасена, Татхагата сказал:

«В сближенье возникла опасность,

Под кровом рождается страсть.

Жить без сближенья, без крова –

Вот истинно взгляд мудрецов»,

то ложны слова:

«Пусть же муж рассудительный,

О своем благе радеющий,

Монахам многоученым

Приносит обители в дар».

Если же Татхагата сказал:

«Пусть же муж рассудительный (—)

Приносит обители в дар»,

то тогда ложны слова: «В сближенье возникла опасность (—) мудрецов».

Вот еще вопрос обоюдоострый. Тебе он поставлен, тебе его и решать.

– Есть, государь, изречение Блаженного:

«В сближенье возникла опасность,

Под кровом рождается страсть.

Жить без сближенья, без крова –

Вот истинно взгляд мудрецов».

И сказано также:

«Пусть же муж рассудительный,

О своем благе радеющий,

Монахам многоученым

Приносит обители в дар».

Когда, государь, Блаженный сказал: «В сближенье (—) мудрецов», то это было сущностное слово, окончательное сло­во, непреложное слово, недвусмысленное слово, это то, что подобает монаху, приличествует монаху, пристало монаху, до­стойно монаха, вотчина монаха, желание монаха, дело монаха. Скажем, государь, бродит дикий зверь без приюта и без крова по пустынному лесу – он где захочет, там и приляжет. Вот точно так же, государь, и монаху следует думать:

«В сближенье возникла опасность,

Под кровом рождается страсть.

Жить без сближенья, без крова –

Вот истинно взгляд мудрецов».

Когда же Блаженный сказал:

«Пусть же муж рассудительный,

О своем благе радеющий,

Монахам многоученым

Приносит обители в дар»,

то он сказал это, имея в виду два обстоятельства. Вот они: да­рение обители общине все просветлённые ценят, одобряют, хвалят и славят, ведь дарители потом освободятся от рождения, старости и смерти. Это первая польза от дарения обители. А вот еще: в обители легко проследить за монахинями, если они станут назначать любовные свидания. Если бы они жили без крова, проследить было бы трудно. Это вторая польза от дарения обители. Вот имея в виду эти два обстоятельства, Блаженный и сказал:

«Пусть же муж рассудительный,

О своем благе радеющий,

Монахам многоученым

Приносит обители в дар»,

и не должен из-за этого сын Просветленного тянуться к крову.

– Отлично, почтенный Нагасена. Да, это так, я с этим согласен.

Вопрос 2 (42)

Почтенный Нагасена, есть изречение Блаженного: «Встань, не распускайся, будь в еде умерен»[606]. И еще сказал Блаженный: «Иной раз, Удайин, я полную до краев миску съедаю, а то съедаю и больше»[607]. Если, почтенный Нагасена, Блаженный сказал: «Встань, не распускайся, будь в еде уме­рен», то ложны слова: «Иной раз, Удайин, я полную до краев миску съедаю, а то съедаю и больше». Если Татхагата сказал: «Иной раз, Удайин, я полную до краев миску съедаю, а то съедаю и больше», то ложны слова: «Встань, не распускайся, будь в еде умерен». Вот еще вопрос обоюдоострый. Тебе он по­ставлен, тебе его и решать.

– Есть, государь, изречение Блаженного: «Встань, не рас­пускайся, будь в еде умерен». И сказано: «Иной раз, Удайин, я полную до краев миску съедаю, а то съедаю и больше». Ко­гда, государь, Блаженный сказал: «Встань, не распускайся, будь в еде умерен», то это, государь, было сущностное слово, оконча­тельное слово, непреложное слово, недвусмысленное слово, ис­тинное слово, верное слово, правильное слово, правдивое слово, слово мудреца, слово провидца, слово Блаженного, слово свя­того, слово просветленного-для-себя, слово Победителя, слово всеведущего, слово Татхагаты, святого, истинновсепросветленного. Неумеренный в еде и убийство совершить может, и взять чужое, и войти к чужой жене, и солгать, и напиться допьяна, и мать лишить жизни, и отца лишить жизни, и святого лишить жизни, и общину расколоть, и пролить в злобе кровь Татхага­ты[608]. Ведь известно, государь, что неумеренный в еде Девадатта[609] расколол общину – деяние совершил с последствиями на целую кальпу.

Вот имея в виду такие и многие другие основания, Бла­женный сказал, государь: «Встань, не распускайся, будь в еде умерен». Умеренный в еде постигает четыре истины, государь, обретает четыре плода шраманства, достигает восьми последо­вательных йогических состояний-овладений[610], становится мастером четырех толкующих знаний и шести сверхзнаний, испол­няет всю целиком шраманскую дхарму.

Ведь известно, госу­дарь, что умеренный в еде птенец попугая поколебал обитель Тридцати Трех и самого Шакру, предводителя богов, служить себе принудил[611]. Вот имея в виду такие и многие другие основа­ния, Блаженный сказал, государь: «Встань, не распускайся, будь в еде умерен». Когда же Блаженный сказал: «Иной раз, Удайин, я полную до краев миску съедаю, а то съедаю и боль­ше», то это всеведущий, самосущий Татхагата сказал о себе, государь, а он ведь сделал свое дело, достиг цели, окончил труд, дожил до свершения, отбросил препятствия.

Скажем, го­сударь, после рвотного, или слабительного, или клизмы больно­му следует дать что-то укрепляющее; вот точно так же, госу­дарь, тому, кто имеет аффекты и не узрел еще истин, следует быть умеренным в еде. Как сверкающий, благородный, драгоцен­ный самоцвет, государь, который уже по своей природе чист, не нуждается в очистке, гранении и полировке, вот точно так же, государь, Татхагате, достигшему запредельного в области просветленных, никакие поступки и действия не могут быть препятствием.

– Отлично, почтенный Нагасена. Да, это так, я с этим согласен.

Вопрос 3 (43)

Почтенный Нагасена, есть изречение Блаженного: «Я брахман[612], монахи; внемлю просителям, всегда протягиваю ру­ку помощи, живу в последний раз. Я лучший врач-исцели­тель[613]». И еще сказал Блаженный: «Баккула – вот кто первый из крепких здоровьем среди монахов – моих слушателей»[614]. Случалось притом несколько раз, что Блаженный болел. Если, почтенный Нагасена, Татхагата – лучший, то тогда ложны сло­ва: «Баккула – вот кто первый из крепких здоровьем среди монахов – моих слушателей». Если же тхера Баккула – пер­вый из крепких здоровьем, то ложны слова: «Я брахман, монахи; внемлю просителям, всегда протягиваю руку помощи, живу в последний раз. Я лучший врач-исцелитель». Вот еще вопрос обоюдоострый. Тебе он поставлен, тебе его и решать.

– Есть, государь, изречение Блаженного: «Я брахман, мо­нахи; внемлю просителям, всегда протягиваю руку помощи, жи­ву в последний раз. Я лучший врач-исцелитель». И еще сказа­но: «Баккула – вот кто первый из крепких здоровьем среди монахов – моих слушателей». Сказанное здесь касается внеш­них знаний, умений и способностей, которые есть и у самого Блаженного, и у прочих людей.

Например, государь, есть у Блаженного слушатели-неседальцы, они день и ночь проводят только стоя или прохаживаясь; Блаженный же, государь, проводит день и ночь и стоя, и прохаживаясь, и сидя, и лежа[615], так что в этом, государь, монахи-неседальцы дальше пошли.

Или, например, государь, есть у Блаженного слушатели-одноеды[616], они хоть умрут, а второй раз есть не станут; Блаженный же, государь, может поесть и два и три раза, так что в этом, государь, монахи-одноеды дальше пошли.

Таких примеров мно­го, государь, и касаются они разных вещей. А Блаженный – высший среди всех нравственностью, сосредоточением, мудростью, свободой, знанием-видением свободы[617] и десятью сила­ми, четырьмя уверенностями, восемнадцатью свойствами про­светленных, шестью необыденными знаниями[618]. Слова: «Я брах­ман, монахи; внемлю просителям, всегда протягиваю руку помощи, живу в последний раз. Я лучший врач-исцелитель» – от­носятся сразу ко всему кругу предметов, касающихся просвет­ленных. Скажем, государь, среди людей один будет родовит, другой богат, третий умен, еще один искусен, иной отважен, кто-то прозорлив; но царь превосходит их всех, он и есть выс­ший. Вот точно так же, государь, Блаженный среди всех про­чих существ – высший, лучший, превосходнейший.

Что же до почтенного Баккулы, то он стал крепок здоровьем, ибо тако­ва была его цель. Он сделался крепок здоровьем, потому что некогда, в бытность подвижником, вылечил Блаженного Воз­вышенно-зрящего[619] от расстройства жизненных ветров в жи­воте[620] и Блаженного Кругом-взирающего[621] с шестьюдесятью восьмью сотнями тысяч монахов от «цветочно-травяной» болез­ни[622]. Вот и сказано: «Баккула – вот кто первый из крепких здоровьем среди монахов – моих слушателей». Болеет ли Бла­женный, не болеет ли, следует чистым обетам[623] или не следует, а подобного Блаженному никого, государь, нет.

Ведь есть в тонком, изысканном Своде связок по предметам изречение Блаженного, бога богов: «Какими бы ни были живые сущест­ва – безногими ли, двуногими ли, четвероногими ли, многоноги­ми ли; вещественными ли, невещественными ли; сознающими ли, несознающими ли или ни теми и ни другими,– высшим среди них Татхагата зовется, святой, истинновсепросветленный»[624].

– Отлично, почтенный Нагасена. Да, это так, я с этим согласен.

Вопрос 4 (44)

Почтенный Нагасена, есть изречение Блаженного: «Тат­хагата, святой, истинновсепросветленный, стезю непроторенную проторил, монахи»[625]. И еще сказано: «И узрел я, монахи, древ­нюю стезю, древнюю тропу, ею же прошли истинновсепросвет­ленные минувшего»[626]. Если, почтенный Нагасена, Татхагата непроторенную стезю проторил, то ложны слова: «И узрел я, монахи, древнюю стезю, древнюю тропу, ею же прошли истинновсепросветленные минувшего». Если же Татхагата сказал: «И узрел я, монахи, древнюю стезю), древнюю тропу, ею же прошли истинновсепросветленные минувшего», то тогда ложны слова: «Татхагата, святой, истинновсепросветленный, стезю непроторенную проторил, монахи». Вот еще вопрос обоюдоост­рый. Тебе он поставлен, тебе его и решать.

– Есть, государь, изречение Блаженного: «Татхагата, свя­той, истинновсепросветленный, стезю непроторенную проторил, монахи». И еще сказано: «И узрел я, монахи, древнюю стезю, древнюю тропу, ею же прошли истинновсепросветленные ми­нувшего». Оба здесь слова – о сущности. Когда не стало тат­хагат минувшего, государь, и учить стало некому, не стало и стези. И в эту скрытую, стертую, разбитую, заросшую, непроезжую, обезлюдевшую стезю всмотрелся оком мудрости Татха­гата – и узрел, что ею прошли истинновсепросветленные минувшего, поэтому и говорится: «И узрел я, монахи, древнюю стезю, древнюю тропу, ею же прошли истинновсепросветленные минувшего». Стези не стало, государь, когда не стало татхагат минувшего и некому стало учить, и из скрытой, стертой, разби­той, заросшей, обезлюдевшей Татхагата ее проезжею сделал, поэтому и говорится: «Татхагата, святой, истинновсепросветлен­ный, стезю непроторенную проторил, монахи». Скажем, госу­дарь, если не стало царя-миродержца, драгоценный его само­цвет скроется где-то среди горных вершин, а когда явится дру­гой миродержец, самоцвет силою правильного его делания придет к нему[627]. Скажи, государь, разве царь создал этот дра­гоценный самоцвет?

– Нет, почтенный. Этот самоцвет природный, он же наружу его вывел, почтенный.

– Вот точно так же, государь, от природы сущую восьмизвенную благую стезю, коей прошли татхагаты минувшего, без учителя скрывшуюся, стертую, разбитую, заросшую, непроез­жую, обезлюдевшую, увидел оком мудрости Татхагата, прото­рил и проезжею сделал, потому и говорится: «Татхагата, свя­той, истинновсепросветленный, стезю непроторенную проторил, монахи».

Или, скажем, государь, мать, родив дитя, называется его родительницей, хотя плод был и до рождения. Вот точно так же, государь, в сущую, однако скрывшуюся, стертую, раз­битую, заросшую, непроезжую, обезлюдевшую стезю всмотрелся оком мудрости Татхагата, проторил ее и проезжею сделал, по­тому и говорится: «Татхагата, святой, истинновсепросветленный, стезю непроторенную проторил, монахи».

Или, скажем, госу­дарь, если человек увидел что-то потерянное, то это называется, что он эту вещь нашел. Вот точно так же, государь: сущую, но скрывшуюся, стертую, разбитую, заросшую, непроезжую, обезлюдевшую стезю понял Татхагата, проторил ее и проезжею сде­лал, потому и говорится: «Татхагата, святой, истинновсепросвет­ленный, стезю непроторенную проторил, монахи».

Или, скажем, государь, если человек очищает от леса участок земли, то назы­ваться это будет его землей, но он не создал эту землю, он за­вел на ней хозяйство и поэтому стал ее собственником. Вот точ­но так же, государь, сущую, но скрывшуюся, стертую, разбитую, заросшую, непроезжую, обезлюдевшую стезю понял своею муд­ростью Татхагата, проторил ее и проезжею сделал, потому и го­ворится: «Татхагата, святой, истинновсепросветленный, стезю непроторенную проторил, монахи».

– Отлично, почтенный Нагасена. Да, это так, я с этим со­гласен.

Вопрос 5 (45)

Почтенный Нагасена, есть изречение Блаженного: «Еще в прежних жизнях, быв человеком, я сроду не вредил никому из живых»[628]. И еще говорится: «Быв некогда подвижником по имени Мохнатый Кашьяпа, он совершил большое жертвоприно­шение ваджапея[629], заклав несколько сотен тварей»[630]. Если, почтенный Нагасена, Блаженный сказал: «Еще в прежних жизнях, быв человеком, я сроду не вредил никому из живых», то ложны слова, будто подвижник Мохнатый Кашьяпа заклал несколько сотен тварей на большом жертвоприношении ваджа­пея. Если же подвижник Мохнатый Кашьяпа вправду заклал несколько сотен тварей на большом жертвоприношении ваджа­пея, то ложны слова: «Еще в прежних жизнях, быв человеком, я сроду не вредил никому из живых». Вот еще вопрос обоюдо­острый. Тебе он поставлен, тебе его и решать.

– Есть, государь, изречение Блаженного: «Еще в прежних рождениях, быв человеком, я сроду не вредил никому из жи­вых». И действительно подвижник Мохнатый Кашьяпа заклал несколько сотен тварей на большом жертвоприношении ваджа­пея. Он тогда себя от страсти не помнил, не сознавал, что творит.

– Есть, почтенный, восемь разновидностей людей, которые могут убить. Вот они: страстный убивает в страсти, злой уби­вает в злобе, глупый убивает по глупости, гордец убивает из гордости, алчный убивает из алчности, неимущий убивает ради пропитания, дурак убивает смеху ради, царь убивает в виде наказания. Вот такие восемь разновидностей людей, почтенный, могут убить. И бодхисаттва совершил это, также будучи в здравом уме, почтенный Нагасена.

– Нет, государь. Бодхисаттва совершил это не в здравом уме. Если бы бодхисаттва собрался совершить большое жерт­воприношение, будучи в здравом уме, он бы, государь, не про­изнес этих стихов:

«Всей земли до окаемки

В океанских вод уборе

Не хочу ценой бесчестья,

Так ты это и запомни»[631].

Вот чему учил бодхисаттва, государь. Но, бросив взор на ца­ревну Луноликую, он лишился разумения, помыслы его смеша­лись от страсти и, не сознавая, что творит, в страшном смяте­нии и с крайней поспешностью, в спутанном, мутном, бредовом сознании он совершил большое жертвоприношение ваджапея, учинив великое смертоубийство и кровопролитие[632]. Безумец, по­мраченный рассудком, и в горящий костер лезет, государь, и руку к разозленной кобре тянет, и к бешеному слону подходит, и в безбрежный океан вплавь пускается, и в грязную навозную лужу суется, и через колючие кусты ломится, и в пропасть ва­лится, и нечистоты пожирает, и в похоти разгуливает нагишом, и многие другие непотребства совершает. Вот так же, государь, и бодхисаттва лишился разумения, бросив взор на царевну Лу­ноликую; помыслы его смешались от страсти и, не сознавая, что творит, в страшном смятении и с крайней поспешностью, в спутанном, мутном, бредовом сознании он совершил большое жертвоприношение ваджапея, учинив великое смертоубийство и кровопролитие. Свершенный безумцем грех и в этой жизни не слишком зазорен, государь, и в будущей влечет немного. Скажем, государь, если какой-то безумец совершит преступление, за которое положена смертная казнь, то вы ему какое наказание положите?

– Да разве накажешь безумца, почтенный? Его у нас по­колотят и отпустят, вот и все наказание.

– Стало быть, государь, безумца не наказывают даже за преступление. Вот и грех, совершенный безумцем, тоже попра­вим. Вот так же и подвижник Мохнатый Кашьяпа лишился разумения, бросив взор на царевну Луноликую; помыслы его смешались от страсти и, не сознавая, что творит, в страшном смятении и с крайней поспешностью, в спутанном, мутном, бре­довом сознании он совершил большое жертвоприношение вад­жапея, учинив великое смертоубийство и кровопролитие. Но, го­сударь, когда он пришел в себя и опамятовался, он опять ушел в подвижники, развил пять сверхзнаний и после смерти причастился миру Брахмы.

– Отлично, почтенный Нагасена. Да, это так, я с этим; согласен.

Вопрос 6 (46)

Почтенный Нагасена, есть изречение Блаженного:

 «Сло­новий царь Шестиклык

Убить злодея порешил, да видит:

Тот в желтом рубище, будто святой.

И хоть от боли изнемог, помыслил:

«Кто в желтом платье –неприкосновенен»[633].

И еще сказано: «Быв некогда молодым брахманом по имени Джотипала, бодхисаттва оскорбил блаженного, святого, истинновсепросветленного Кашьяпу: неучтиво, грубо обозвал его «бродячей лысой балдой»[634]. Если, почтенный Нагасена, бодхисаттва чтил желтое рубище, даже будучи в животном обличье, то ложны слова, будто молодой брахман Джотипала оскорбил блаженного, святого, истинновсепросветленного Кашь­япу, неучтиво и грубо обозвав его «бродячей лысой балдой». Если же вправду молодой брахман Джотипала оскорбил бла­женного, святого, истинновсепросветленного Кашьяпу, неучтиво и грубо обозвав его «бродячей лысой балдой», то ложны слова, будто слоновий царь Шестиклык чтил желтое рубище. Если да­же бодхисаттва – зверь, испытывая тяжкую, жестокую, жгучую боль, и то не покусился на охотника, чтя желтое рубище, кото­рое тот надел, то как мог он, будучи человеком взрослого ума и взрослых знаний, не чтить блаженного Кашьяпу, святого, ис­тинновсепросветленного, десятисильного мироводителя, среди всех возвышеннейшего, на сажень кругом сияющего, величайше­го и облаченного в превосходное, великолепное желтое одеяние из бенаресской ткани? Вот еще вопрос обоюдоострый. Тебе он поставлен, тебе его и решать.

– Есть, государь, изречение Блаженного:

«Слоновий царь Шестиклык

Убить злодея порешил, да видит:

Тот в желтом рубище, будто святой.

И хоть от боли изнемог, помыслил:

«Кто в желтом платье – неприкосновенен».

И действительно, молодой брахман Джотипала оскорбил бла­женного, святого, истинновсепросветленного Кашьяпу, неучтиво и грубо обозвав его «бродячей лысой балдой». Это произошло из-за его семьи, из-за происхождения. Молодой брахман Джотипала вырос в неверующей, не склонной к Учению семье, госу­дарь; его родители, сестры, братья, служанки, слуги, рабы, за­висимые, челядь – все поклонялись Брахме, почитали Брах­му – брахманы-де лучше всех и выше; – а прочими всякими подвижниками брезговали и гнушались. Вот наслушавшись подобных речей, молодой брахман Джотипала, когда гончар-гор­шечник звал его посетить учителя, так и ответил: «Зачем это я пойду к этой бродячей лысой балде?» Как нектар с примесью яда делается горек, государь, как холодная вода рядом с огнем делается горяча, вот так же, государь, и молодой брахман Джо­типала: он вырос в неверующей, не склонной к Учению семье и из-за влияния семьи обозвал, оскорбил Татхагату.

Как ярко сияющий, пламенеющий, полыхающий огромный костер, если залить его, потеряет свою яркость и жар и останутся от него холодные черные головешки вроде зрелых плодов ниргунды[635], вот так же точно, государь, благой, верующий, ярко сияющий обширными познаниями молодой брахман Джотипала вырос в неверующей, не склонной к Учению семье; ослепленный из-за влияния семьи, он обозвал, оскорбил Татхагату. Зато подойдя поближе и распознав достоинства Просветленного, он будто ра­бом его стал. Он принял постриг под началом Победителя, раз­вил сверхзнания и йогические последовательные состояния-овладения и после смерти причастился миру Брахмы.

 – Отлично, почтенный Нагасена. Да, это так, я с этим со­гласен.

Вопрос 7 (47)

Почтенный Нагасена, есть изречение Блаженного: «Ма­стерская гончара-горшечника[636] простояла все три месяца дож­дей под открытым небом и суха осталась»[637]. И еще сказано: «Хижина татхагаты Кашьяпы протекла»[638]. Как же это у мощ­ного благими корнями татхагаты протекла хижина, почтенный Нагасена? Ведь от татхагаты требуется могущество. Если, поч­тенный Нагасена, мастерская гончара-горшечника под открытым небом суха осталась, то ложны слова, что «протекла хижина татхагаты Кашьяпы». Если протекла хижина татхагаты, то ложны слова, будто мастерская гончара-горшечника сухою под открытым небом осталась. Вот еще вопрос обоюдоострый. Тебе он поставлен, тебе его и решать.

– Есть, государь, изречение Блаженного: «Мастерская гончара-горшечника простояла все три месяца дождей под откры­тым небом и суха осталась». И сказано еще: «Хижина татхага­ты Кашьяпы протекла». Гончар-горшечник был добродетелен, нравствен, мощен благими корнями, государь; на нем была за­бота о слепых и одряхлевших родителях. Солому у него с кры­ши-сняли без его ведома и без спросу, чтобы покрыть ею хи­жину Блаженного, и он от того не обеспокоился, не взволно­вался, не задрожал, но возликовал весьма и обрадован был беспримерно: «О радость! Сколь же полагается на меня Бла­женный, лучший из людей!» И вот в той же жизни явился ему благой плод.

– А татхагату, государь, столь малое неудобство не поколеб­лет. Как Меру, царя гор, и многие сотни тысяч порывов вет­ра не стронут и не поколеблют, государь; как огромный-преог­ромный океан, великое вод вместилище, десятки тысяч и тьмы сотен великих Ганг не наполнят и не переменят – вот так же, государь, и татхагату столь малое неудобство не поколеблет. Хижина татхагаты протекла, ибо этого требовало его сострадание к великому множеству людей. Есть два основания, госу­дарь, из-за чего татхагаты избегают творить сами для себя то, что им необходимо: во-первых, так люди и боги будут иметь случай подумать: «Это – Учитель, ему должно дать прежде всех других»; подав же блаженным необходимое, они избавят­ся от дурных уделов; а еще чтобы не пошли сплетни: чудотворством-де промышляют. Вот два основания, почему татха­гаты избегают творить сами для себя то, что им необходимо. Если бы дождь был отвращен от хижины Шакрой, или Брахмой, или им самим, то возможны были бы укоры, упреки, осуждения: «Пыль пускают в глаза, смущают людей, силу чтобы забрать»; поэтому так делать не стоило[639]. Татхагаты не просят о благах, государь, а раз не просят, то они выше упреков.

– Отлично, почтенный Нагасена. Да, это так, и я с этим согласен.

Вопрос 8 (48)

Почтенный Нагасена, есть изречение Блаженного: «Я брахман, монахи, и внемлю просителям»[640]. И еще сказано: «Я царь, о Шайла»[641]. Если, почтенный Нагасена, Блаженный ска­зал: «Я брахман, монахи, и внемлю просителям», то ложно утверждать: «Я царь, о Шайла». Если же Татхагата сказал: «Я царь, о Шайла», то ложно утверждать: «Я брахман, монахи, и внемлю просителям». Можно быть или кшатрием, или брахманом. Нельзя в одной жизни быть из двух варн. Вот еще вопрос обоюдоострый. Тебе он поставлен, тебе его и решать.

– Есть, государь, изречение Блаженного: «Я брахман, мо­нахи, и внемлю просителям». И еще сказано «Я царь, о Шай­ла». Можно обосновать, государь, что Татхагата – и брахман, и царь.

– Каково же это обоснование, почтенный Нагасена? Поче­му Блаженный – и брахман, и царь?

– У Татхагаты, государь, все греховные, неблагие дхармы отброшены, оставлены, покинуты, откинуты, пресечены, конче­ны, к концу пришли, потушены и успокоены, и потому Блажен­ный именуется брахманом. Брахман преодолел сомнения, неясность, разномыслие. Так же, государь, и Блаженный преодо­лел сомнения, неясность, разномыслие; поэтому Татхагата име­нуется брахманом. Брахман от бытия и рождения во всех уде­лах избавился, от пыли и грязи вполне очистился, спутников не имеет. Так же, государь, и Блаженный от бытия и рождения во всех уделах избавился, от пыли и грязи вполне очистился, спутников не имеет, поэтому Татхагата именуется брахманом. Брахман пребывает помногу в небесном состоянии[642] – верхов­ном, превосходном, избранном, избраннейшем. Так же, государь, и Блаженный пребывает помногу в небесном состоянии – вер­ховном, превосходном, избранном, избраннейшем. Вот и поэто­му Татхагата именуется брахманом. Брахман – держатель на­следия и преемства, наставления древних, изучения, обучения, приятия даров, смирения, самообуздания, самоутеснения. Так же, государь, и Блаженный – держатель наследия и преемства, наставления древних победителей, изучения, обучения, приятия даров, смирения, самообуздания, самоутеснения. Вот и поэтому Блаженный именуется брахманом. Брахман – это созерцатель и, созерцая, пребывает в великом счастье. Так же, государь, и Блаженный – созерцатель и, созерцая, пребывает в великом; счастье. Вот и поэтому Татхагата именуется брахманом. Брах­ман знает обо всех уделах и областях существования: как там рождаются, благодаря чему и каков там образ жизни. Так же, государь, и Блаженный знает обо всех уделах и областях суще­ствования: как там рождаются, благодаря чему и каков там; образ жизни. Вот и поэтому Татхагата именуется брахманом. Имя «брахман», государь, Блаженному не матерью было дано, не отцом дано, не братом дано, не сестрою дано, не друзьями-доброжелателями дано, не кровными родичами дано, не шраманами-брахманами дано, не божествами дано. Это – имя, озна­чающее свободу блаженных, просветленных. «Брахман» – это» истинное прозвание, обретенное, проявленное, возникшее тогда же, когда под древом просветления развеяно было Мары воин­ство, отброшены были греховные, неблагие дхармы прошлого, будущего и настоящего и обретено было всеведущее знание. Потому Татхагата именуется брахманом.

– А почему, почтенный Нагасена, Татхагата именуется; царем?

– Царем, государь, именуется тот, кто правит и указует миру. Так же, государь, и Блаженный дхармою правит в деся­титысячной сфере миров и указует богам и людям, мирам Мары и Брахмы, народу шраманскому и брахманскому стезю к про­светлению. Потому Татхагата именуется царем. Царь вознесен, над всеми людьми, всем народом, государь, и на радость общи­не родичей, на горе общине недругов вздымает свой светлый, белый, блестящий зонт, украшенный полною сотнею спиц, с прочной рукоятью из сердцевины дерева, знаменующий его ве­ликую славу и мощь.

Так же, государь, и Блаженный на горе воинству Мары, неистинно делающему, на радость богам и лю­дям, истинно делающим, в десятитысячной сфере миров взды­мает свой светлый, белый, блестящий зонт верховной, избран­ной свободы, украшенный полною сотнею спиц лучшего знания, с терпением – прочной рукоятью из сердцевины дерева, знаме­нующий великую его силу и мощь. Потому Татхагата именуется царем. Множеству тех, кто приходит встретиться с царем, над­лежит с почтением его приветствовать.

Так же, государь, и то­му множеству богов и людей, что приходят встретиться с Бла­женным, надлежит с почтением его приветствовать. Потому Тат­хагата именуется царем. Если царь остается доволен успешностью чьих-то действий, он дарует такому человеку избранную награду и удовлетворяет его желания.

Так же, государь, и Блаженный, если остается доволен успешностью кого-то в очи­щении телесных, словесных и мысленных действий, дарует та­кому человеку избранную награду – освобождение от всех тя­гот – и удовлетворяет его избавлением от всех желаний[643]. Вот и поэтому Татхагата именуется царем. Царь преступающе­го его повеление осуждает, сокрушает и низвергает.

Так же, государь, и тот бессовестный человек, кто в превосходном по­слушании Блаженному преступает его повеление, устыжен, пристыжен, порицаем бывает и изгоняется из превосходного послушания Победителю. Вот и поэтому Татхагата именуется ца­рем. Царь наследует наставления правивших по дхарме царей прошлого, объясняет всем, что дхарма и что недхарма, правит царством по дхарме, вызывает у людей к себе приязнь, доброе чувство, восхищение и надолго утверждает свой царский род силою достоинств и дхармы.

Так же, государь, и Блаженный наследует наставления самосущих прошлого, объясняет всем, что дхарма и что недхарма, наставляет весь мир в дхарме, вызывает у людей и богов приязнь к себе, доброе чувство, вос­хищение и надолго утверждает свою проповедь силою досто­инств и дхармы. Вот и поэтому Татхагата именуется царем.

Тако­во, государь, множество обоснований, почему Татхагата может быть одновременно и брахманом, и царем. Искушенный монах мог бы еще целую кальпу продолжать и не кончить. К чему столько слов? Можно согласиться и со сказанным кратко[644].

– Отлично, почтенный Нагасена. Да, это так, я с этим со­гласен.

Вопрос 9 (49)

Почтенный Нагасена, есть изречение Блаженного;

«Не за награду стих учительный поется.

У вдумчивых, о брахман, обычай не таков,

За проповедь не примет награды просветлённый.

На том стоим, о брахман. Таков обычай наш»[645].

И, однако, уча и проповедуя в собрании, Блаженный сначала по порядку говорит о даянии, а уже потом – о нравственно­сти[646]. Внимая изреченному Татхагатой, господином всего мира, боги и люди приготовляют и приносят дары, а слушатели Блаженного вкушают их, но ведь это он побудил к дарам. Если, почтенный Нагасена, Блаженный сказал: «Не за награду стих учительный поется», то ложны слова, что Блаженный сначала говорит о даянии. Если же Блаженный сначала говорит о дая­нии, то тогда ложны слова: «Не за награду стих учительный поется». В самом деле, если человек, достойный подношений, рассказывает мирянам, что даяние приносит благие плоды, а, они, внимая его проповеди, начинают с охотою приносить да­ры, то всякий, кто вкушает дар, вкушает награду за учительный стих. Вот еще вопрос обоюдоострый. Тебе он поставлен, тебе его и решать.

– Есть, государь, изречение Блаженного:

«Не за награду стих учительный поется.

У вдумчивых, о брахман, обычай не таков.

За проповедь не примет награды просветлённый.

На том стоим, о брахман. Таков обычай наш».

И действительно, Блаженный говорит сначала о даянии, да и все татхагаты поступают так: сначала восхищают помыслы беседой о даянии, чтобы потом привадить к нравственности. Скажем, государь, малым детям дают поначалу игрушечные вещицы: маленькие плуги, палочки для игры[647], игрушечные ветряные мельницы, мерки из пальмовых листьев, маленькие повозочки, маленькие луки[648], а потом каждого из них приваживают к своему ремеслу. Вот точно так же, государь, Татхага­та сначала восхищает помыслы беседой о даянии, чтобы потомпривадить к нравственности. Или, скажем, государь, поначалу, первые четыре-пять дней лечения, врач поит больных расти­тельным маслом как укрепляющим и мягчительным средством, а потом дает слабительного. Вот точно так же, государь, Татхагата сначала восхищает помыслы беседой о даянии, чтобы, потом привадить к нравственности. У приносящих дары, госу­дарь, у дарителей мысль делается мягкой, послушной, податли­вой: дары принося, они как по мосту идут, как на корабле плывут сквозь океан мирского кружения к дальнему берегу. Поэтому Татхагата наставляет сначала правильному даянию, и. недолжного намека в этом нет.

– Ты сказал «намек», почтенный Нагасена. А каким может быть намек?

– Намек может быть двояким, государь: жестом или сло­вом. Намек жестом бывает допустимым и недопустимым, и на­мек словом тоже бывает допустимым и недопустимым.

Недопустимый намек жестом вот каков, государь: например, государь, монах идет к мирянам и останавливается в узком месте, мешая проходу. Это недопустимый намек жестом. Тем, что так выпрошено, арии не станут пользоваться, и человек подобный по условиям ариев[649] устыжен, пристыжен, порицаем, презренен и забвен бывает. «Живёт – себя не блюдёт»,– гово­рят о таком. Или еще, государь: например, монах идет к миря­нам, останавливается в недолжном месте и начинает шею гнуть и глаза строить, как павлин, чтобы его заметили. Его и вправ­ду замечают. Это тоже недопустимый намек жестом. Тем, что так выпрошено, арии не станут пользоваться, и человек подоб­ный по условиям ариев устыжен, пристыжен, порицаем, презрен и забвен бывает. «Живёт – себя не блюдёт»,– говорят о таком. Или еще, государь: например, монах делает знаки челюстью, или бровями, или большим пальцем. Это тоже недопустимый намек жестом. Тем, что так выпрошено, арии не станут поль­зоваться, и человек подобный по условиям ариев устыжен, при­стыжен, порицаем, презрен и забвен бывает. «Живёт – себя не блюдёт»,– говорят о таком.

Допустимый намек жестом вот каков: монах идет к миря­нам трезвенный, собранный, памятующий; удобно место или нет, а идет как положено; останавливается в должном месте; хочет кто подать – он останавливается, не хочет подать – ми­мо проходит. Это допустимый намек жестом. Тем, что так ука­зано, арии могут воспользоваться, и человек подобный по усло­виям ариев одобрен, похвален, прославлен бывает. «Безукориз­нен в обращении, правильно себя блюдёт»,– говорят о таком. Ведь есть, государь, изречение Блаженного, бога богов:

«Истинно, мудрые не просят, и не одобрит просьбу арий.

Остановись и молча жди, вот это – просьба ариев[650]».

Недопустимый намек словом вот каков: например, государь, монах по-всякому объясняет на словах, что ему нужно: одежду, пропитание, приют, лекарства на случай болезни. Это недопу­стимый намек словом. Тем, что так выпрошено, арии не станут пользоваться, и человек подобный по условиям ариев устыжен, пристыжен, порицаем, презрен и забвен бывает. «Живёт – себя не блюдёт»,– говорят о таком.

Или еще, государь: например, монах говорит так, чтобы другие услышали: «Надо бы мне вот то-то», и, благодаря тому что другие слышали, он это получает. Это тоже недопустимый намек словом. Тем, что так выпрошено, арии не станут пользоваться, и человек подобный по условиям ариев устыжен, пристыжен, порицаем, презрен и забвен быва­ет. «Живёт – себя не блюдёт»,– говорят, о таком.

Или еще, го­сударь: например, монах посреди собрания во весь голос гово­рит: «Так-то и так-то следует приносить дары монахам». Слы­ша такие речи, люди приносят то, о чем говорилось. Это тоже недопустимый намек словом. Тем, что так выпрошено, арии не «станут пользоваться, и человек подобный по условиям ариев устыжен, пристыжен, порицаем, презрен и забвен бывает. «Жи­вёт – себя не блюдёт»,– говорят о таком.

Известен случай с тхерой Шарипутрой, государь: заболев ночью, после захода солнца, он прервал молчание и ответил тхере Маудгальяяне на вопрос о лекарстве; поэтому нужное лекарство ему доставили. И все же тхера Шарипутра не взял лекарства, отказался от него, опасаясь уронить себя: «Ведь я молчание прервал, вот почему мне досталось лекарство. Ну нет, я должен себя соблю­сти». Это тоже был бы недопустимый намек словом, и человек подобный по условиям ариев устыжен, пристыжен, порицаем, презрен и забвен бывает. «Живёт – себя не блюдёт»,– говорят о таком.

А допустимый намек словом вот каков: притом что осталь­ное необходимое ему есть, монах сообщает своим мирским род­ственникам или семье, при которой он проводит время дождей, что ему надобно лекарство. Это допустимый намек словом. Тем, что так указано, арии могут воспользоваться, и человек подобный по условиям ариев одобрен, похвален, прославлен бы­вает. «Безукоризнен в обращении, правильно себя блюдёт»,– говорят о таком. Это разрешено татхагатами, святыми, истинновсепросветленными[651]. Угощение же брахмана-пахаря Бхарадваджи Татхагата потому отверг, что оно было предложено после запутывания, выпутывания, следствий, опровержений, встречных ходов[652]. Поэтому Татхагата не принял, не взял этого подно­шения.

– Почтенный Нагасена, верно ли, что всегда, когда Бла­женный ел, боги кропили его пищу небесным питательным со­ком? Или они кропили ее только дважды: когда он ел блюдо из свинины и рисовую кашу на молоке с медом?

Всегда, когда Блаженный ел, государь, боги бывали ря­дом и каждую пригоршню окропляли небесным питательным соком. Как царский повар, государь, стоит во время трапезы рядом с царем, держа в руках сосуд с подливой, и поливает ею каждый кусок, вот точно так же, государь, всегда, когда Бла­женный ел, боги бывали рядом и каждую пригоршню окропля­ли небесным питательным соком. Так и в Верандже, государь,  когда Блаженный ел сухие ячменные зерна, боги каждую пригоршню смачивали небесным питательным соком, поэтому желу­док Блаженного смог их усвоить[653].

– Повезло, почтенный Нагасена, тем богам: они постоянно, непрестанно заботились о телесных нуждах Блаженного. Отлично почтенный Нагасена. Да, это так, я с этим согласен.

Вопрос 10(50)

Почтенный Нагасена, вы утверждаете: «Татхагата за четыре несчетности кальп и еще сотню тысяч кальп взрастил свое всеведущее знание, чтобы вызволить[654] великое множество людей»[655]. И еще: «Обретя всеведение, он был склонен к бездеятельности, а не к проповеди Учения»[656]. Словно бы стрелок из лука или ученик стрелка, о почтенный Нагасена, много дней прилежно учился бы владеть оружием, битвы бы дождался – и тут оплошал; вот так же точно, почтенный Нагасена, и Татхага­та за четыре несчетности кальп и еще сотню тысяч кальп взра­стил свое всеведущее знание, чтобы вызволить великое множе­ство людей, обрел всеведение, а с проповедью Учения оплошал. Словно бы борец или ученик борца, о почтенный Нагасена, мно­го дней усердно упражнялся бы, дождался бы настоящей борь­бы – и тут оплошал; вот точно так же, почтенный Нагасена, и Татхагата за четыре несчетности кальп и еще сотню тысяч кальп взрастил свое всеведущее знание, чтобы вызволить великое множество людей, обрел всеведение, а с проповедью Учения оплошал.

Что же, почтенный Нагасена, Татхагата от страха опло­шал? Из-за неизвестности оплошал? От бессилия оплошал? Всеведением не обладая, оплошал? В чем причина здесь? Назо­ви же мне причину, избавь меня от сомнений. Если, почтенный Нагасена, «Татхагата за четыре несчетности кальп и еще сотню тысяч кальп взрастил свое всеведущее знание, чтобы вызволить великое множество людей», то ложны слова, будто «обре­тя всеведение, он был склонен к бездеятельности, а не к проповеди Учения». Если же, обретя всеведение, он был склонен к бездеятельности, а не к проповеди Учения, то ложны слова, будто «Татхагата за четыре несчетности кальп и еще сотню ты­сяч кальп взрастил свое всеведущее знание, чтобы вызволить, великое множество людей». Вот еще вопрос обоюдоострый. Те­бе он поставлен, тебе его и решать.

– Действительно, государь, Татхагата за четыре несчетно­сти кальп и еще за сотню тысяч кальп взрастил свое всеведу­щее знание, чтобы вызволить великое множество людей. А обре­тя всеведение, он действительно был склонен к бездеятельно­сти, а не к проповеди Учения. Он видел, что Учение это глубо­кое, искусное, трудноусмотримое, труднообъяснимое, утончен­ное, труднопостижимое, а людям уютно среди удовольствий и они крепко вцепились в мнения о самости[657], и подумал: «Что же делать, как же быть?» – и был склонен к бездеятельности, а не к проповеди Учения. Это было раздумьем: как же пробить­ся к сердцам людей?

Скажем, государь, врач-исцелитель бе­рется лечить человека, мучимого многими недугами, и раздумы­вает: «Как подступиться, каким лекарством излечить его бо­лезнь?» Вот точно так же, государь, Татхагата видел, что люди мучимы всяческими недугами-аффектами, что Учение его глубо­кое, искусное, труднообъяснимое, трудноусмотримое, утонченное, труднопостижимое, и подумал: «Ну что же делать, как же быть?» – и был склонен к бездеятельности, а не к проповеди Учения. Это было раздумьем: как же пробиться к сердцам, людей?

Или, скажем, государь, смотрит царь-кшатрий, помазан­ный на престол, на своих часовых, привратников, членов собра­ния, горожан, наемных слуг, солдат, советников, кшатриев, зависимых от царя людей и думает: «Как же мне быть, что же делать, чтобы сплотить их?» Вот точно так же, государь, Тат­хагата видел, что Учение это глубокое, искусное, трудноусмот­римое, труднообъяснимое, утонченное, труднопостижимое, а что людям уютно среди удовольствий и они крепко вцепились в мнения о самости, и подумал: «Ну что же делать, как же быть?» – и был склонен к бездеятельности, а не к проповеди Учения. Это было раздумьем: как же пробиться к сердцам людей? К тому же, государь, таков закон у всех татхагат: они начинают проповедь, когда их просит Брахма.

Причина же этому вот какая: в те времена все бродячие подвижники, все шраманы и брахманы поклонялись Брахме, почитали Брахму, преданны были Брахме. И уж если сам он, сильный, славный, известный, прославленный, великий, возвышенный, если он по­клонится, то и весь мир с богами прислушается, поклонится, удостоверится. Вот по такой причине, государь, татхагаты начи­нают проповедь, когда их просит Брахма.

Скажем, государь, если царь или сановник царя кому-то поклонится и выкажет почтение, то и прочие люди поклонятся и выкажут почтение, раз уж тот, кто сильнее их, склонился. Вот точно так же, государь, если Брахма склонится, то и весь мир с богами склонится. Кому поклонились – тому и мир поклонится, поэ­тому всех татхагат начать проповедь побуждает Брахма, поэтому татхагаты начинают проповедовать, когда их просит Брахма[658].

– Отлично, почтенный Нагасена. Поистине распутан вопрос. Великолепное разъяснение. Да, это так, я с этим согласен.

Пятая глава закончена.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Вопрос 1 (51)

 – Почтенный Нагасена, есть изречение Блаженного:

«Нет у меня учителя, и не найти мне равного,

Ни из людей, ни из богов со мной тягаться некому»[659]

И еще сказано: «И вот, монахи, хоть Арада Калама был мне учитель, а я был ему ученик, он признал меня равным себе и высшею почестью почтил»[660]. Если, почтенный Нагасена, Татха­гата сказал: «Нет у меня учителя, и не найти мне равного»,  то ложны слова: «И вот, монахи, хоть Арада Калама был мне учитель, а я был ему ученик, он признал меня равным себе и высшею почестью почтил». Если же Татхагата сказал: «И вот, монахи, хоть Арада Калама был мне учитель, а я был ему ученик, он признал меня равным себе и высшею почестью поч­тил», то тогда ложны слова: «Нет у меня учителя, и не найти мне равного».

Вот еще вопрос обоюдоострый. Тебе он поставлен, тебе его и решать.

– Есть, государь, изречение Блаженного:

«Нет у меня учителя, и не найти мне равного,

Ни из людей, ни из богов со мной тягаться некому».

И сказано также: «И вот, монахи, хоть Арада Калама был мне учитель, а я был ему ученик, он признал меня равным себе и высшею почестью почтил». Но в этих словах сказано, что учи­тель был до просветления, у не достигшего еще просветления бодхисаттвы. До просветления, у не достигшего еще просветле­ния бодхисаттвы учители были пять раз. С каждым из них бод­хисаттва проводил дни, учась у них.

Вот эти учители: во-пер­вых, учителями были те восемь брахманов, что распознали телесные признаки новорожденного бодхисаттвы: Рама, Дхваджа, Лакшана, Мантрин, Яджня, Суяма, Субходжа, Судатта[661]. Они пожелали ему успеха и охраняли его.

Затем, государь, отец, бодхисаттвы Шуддходана пригласил тогда с северной стороны[662]родовитого, благородного брахмана по имени Сарвамитра[663], искушенного в разделении слов, грамматике и шести вспомога­тельных науках, совершил посвятительное возлияние водою из золотой вазы и препоручил ему бодхисаттву: «Обучи этого мальчика». Это второй учитель.

Затем, государь, божество, потрясшее бодхисаттву, услышав чьи слова бодхисаттва был по­ражен и потрясен и в тот же час отрекся от мира и ушел[664]: это третий учитель. Затем Арада Калама, государь: это четвертый учитель. Затем Удрака, сын Рамы[665]: это пятый учитель. Вот та­кие учители, государь, были до просветления, у еще не достиг­шего просветления бодхисаттвы. И все это учители мирского, а что касается сверхмирского, что касается проникающего всеве­дущего знания, то в этом у Татхагаты не было учителя, превос­ходившего его самого. Татхагата достиг просветления сам, без учителя, государь, посему и сказал Татхагата:

«Нет у меня учителя, и не найти мне равного,

Ни из людей, ни из богов со мной тягаться некому».

Отлично, почтенный Нагасена. Да, это так, я с этим согласен.

Вопрос 2 (52)

Почтенный Нагасена, есть изречение Блаженного: «Не бывает так, монахи, не случается, чтобы в одном мире два свя­тых истинновсепросветленных явилось ни раньше, ни позже один другого. Такого не может быть»[666]. Почтенный Нагасена! Если проповедует кто-либо из татхагат, то проповедует о трид­цати семи просветлительных дхармах[667]; если возвещает, то воз­вещает четыре арийские истины; если обучает, то обучает трем предметам[668]; если увещает, то увещает небеспечливому деланию. Раз у всех татхагат, почтенный Нагасена, проповедь од­на, весть одна, наставление одно, увещание одно, то почему не может явиться двое татхагат одновременно? Ведь даже от явления одного просветленного весь мир озарился светом, а если бы еще один был, то двойным сиянием этот мир был бы озарен еще больше? Убеждали бы двое татхагат – легко им было бы убеждать, увещали бы – легко было бы увещать. Назо­ви же мне причину, избавь меня от неуверенности.

Наша десятитысячная мировая сфера[669], государь, держит лишь одного просветленного, может выдержать достоинства только одного татхагаты. Если бы явился еще один просветлен­ный, эта десятитысячная мировая сфера не выдержала бы, мир бы задрожал, затрясся, осел, треснул, расселся, раскололся, развалился, рассыпался, в ничто бы обратился. Скажем, госу­дарь, есть у нас лодка, рассчитанная на одного человека. Если в ней сидит один человек, вода поднимается к краям бортов. А тут явится еще один человек, во всем подобный первому – обликом, ростом, весом, возрастом, толщиной, и тоже сядет в лодку. Скажи, государь, выдержит лодка их обоих?

– Нет, почтенный, она задрожит, затрясется, осядет, треснет, рассядется, расколется, развалится, рассыплется, в ничто обратится, в воду погрузится.

– Вот точно так же, государь, эта десятитысячная мировая сфера держит лишь одного просветленного, может выдержать достоинства только одного татхагаты. Если бы явился еще один просветленный, эта десятитысячная мировая сфера не вы­держала бы, мир бы задрожал, затрясся, осел, треснул, рассел­ся, раскололся, развалился, рассыпался, в ничто бы обратился. Или, скажем, государь, некий человек вдосталь наелся и насы­тился по горло. Вот набил он себе утробу, насосался, отвалил­ся, утрамбовал все внутренности, осовел и сидит этакой коло­дой – и опять съест столько же. Скажи, государь, ладно ему будет?

– Нет, почтенный. Помрет он на том же месте.

– Вот точно так же, государь, эта десятитысячная мировая сфера держит лишь одного просветленного, может выдержать достоинства только одного татхагаты. Если бы явился еще один просветленный, эта десятитысячная мировая сфера не вы­держала бы, мир бы задрожал, затрясся, осел, треснул, рассел­ся, раскололся, развалился, рассыпался, в ничто бы обратился.

– Значит, почтенный Нагасена, земля дрожит под чрез­мерным грузом Учения?

– Представь себе, государь, два полных воза драгоценно­стей. Возьмут все драгоценности с одного воза и вывалят их на второй воз. Скажи, государь, выдержит ли один воз драго­ценности с обоих возов?

– Нет, почтенный. У него и ступица сломается, и спицы по­лопаются, и обод искривится, и оси полопаются.

– Значит, государь, воз ломается под чрезмерным грузом драгоценностей?

– Да, почтенный.

– Вот точно так же, государь, и земля дрожит под чрез­мерным грузом Учения. Впрочем, этот довод был рассказан, чтобы пояснить, какова сила просветленных. Но вот послушай еще один довод, государь, почему не являются двое истинновсепросветленных одновременно. Если бы явилось двое истинновсепросветленных одновременно, государь, то в их окружении начались бы споры: «ваш просветленный, наш просветленный…» – так оно бы надвое разбилось. Скажем, при двух влиятельных сановников в совете начинаются споры: «наш са­новник, ваш сановник…», и он разбивается надвое. Вот точно так же, государь, если бы явилось двое истинновсепросветлен­ных одновременно, то в их окружении начались бы споры: «ваш просветленный, наш просветленный…» – так оно надвое бы разбилось. Вот, государь, обоснование того, что не может двое истиннопросветленных явиться одновременно.

Слушай даль­ше, государь, еще одно обоснование того, что не может двое истинновсепросветленных явиться одновременно. Если бы одно­временно явилось двое истинновсепросветленных, государь, то слова «Просветленный – величайший» были бы ложны, слова «Просветленный – возвышеннейший» были бы ложны, слова «Просветленный – превосходнейший» были бы ложны, слова «Просветленный – благороднейший» были бы ложны, слова «Просветленный – избраннейший» были бы ложны, слова «Про­светленный несравненен» были бы ложны, слова «Просветлен­ный беспримерен» были бы ложны, слова «Нет равного Про­светленному» были бы ложны, слова «Нет подобного Просвет­ленному» были бы ложны, слова «Нет другого такого, как Просветлёенный», были бы ложны, слова «Нет у Просветленного соперника» были бы ложны. Вот, государь, обоснование того, что не может двое истинновсепросветленных явиться одновременно. Я думаю, что его стоит принять. Да это и естественно, госу­дарь, такова природа просветленных, блаженных, что в мире может явиться лишь один просветленный. Причина этого – ве­личие достоинств просветленных. И всего прочего, что есть в мире великого, бывает только по одному: земля велика, госу­дарь,– и она единственна; океан велик – и он единствен; про­странство велико – и оно единственно; Шакра велик – и он единствен; Мара велик – и он единствен; Великий Брахма ве­лик – и он единствен; Татхагата, святой, истинновсепросветленный, велик – и он единствен, государь. Там, где является один, другому нет места. Поэтому Татхагата, святой, истинновсепросветленный, является в мир только один[670].

– Прекрасно объяснен вопрос сравнениями и доводами, по­чтенный Нагасена. Даже неискушенный человек послушал бы с удовольствием, тем более такой умный, как я.

– Отлично, поч­тенный Нагасена. Да, это так. Я с этим согласен.

Вопрос 3 (53)

Почтенный Нагасена, есть слова Блаженного, сказанные им своей тётке по матери, Гаутамии Владычице, когда она хо­тела дать ему одежду для дождливого времени: «Отдай это в общину, Гаутамия. Отдав в общину, ты и меня почтишь, и об­щину тоже»[671]. Как же так, почтенный Нагасена? Разве Татха­гата не более почитаем, уважаем и достоин подношений, чем драгоценная его община? Почему одежду для дождливого времени, которую его тётка сама спряла, сама соткала, сама отбила, сама разорвала на куски, сама выкрасила[672] и хотела отдать ему, Татхагата велел ей отдать в общину? Если, почтенный Нагасена, Татхагата выше драгоценной общины, важнее ее и превосходнее, то эту одежду для дождливого времени, ко­торую его тётка сама спряла, сама соткала, сама отбила, сама разорвала на куски, сама выкрасила и хотела отдать ему, он не велел бы ей отдать в общину, ибо Татхагата знал бы тогда, что от поданного ему даяния дарительнице будет большой плод. Но раз Татхагата сам себя не ценит и сам себе не нужен, почтенный Нагасена, то потому Татхагата и велел своей тётке отдать эту одежду для дождливого времени в общину.

– Есть, государь, слова Блаженного, сказанные им своей тётке по матери, Гаутамии Владычице, когда она хотела дать ему одежду для дождливого времени: «Отдай это в общину, Гаутамия. Отдав в общину, ты и меня почтишь, и общину то­же». Однако поступил он так не потому, что считал дар, при­носимый ему лично, бесплодным или себя недостойным подно­шений, но из желания блага, из сострадания: «В будущем, пос­ле моей кончины, общину будут благодаря этому ставить вы­соко». Потому он и упомянул во всеуслышание достоинство, действительно присущее общине: «Отдай это в общину, Гаутамия. Отдав в общину, ты и меня почтишь, и общину тоже». Представь, государь, что пока еще крепкий отец, находясь в, обществе царских советников, наемников, солдат, часовых, при­вратников, членов совета, в присутствии самого царя упоминает во всеуслышание достоинства, действительно присущие его сы­ну, ибо знает: «Закрепившись здесь, мой сын в будущем бу­дет пользоваться уважением многих людей». Вот точно так же государь, из желания блага, из сострадания, зная, что в буду­щем, после его кончины, общину будут благодаря этому ста­вить высоко, Татхагата упомянул во всеуслышание достоинст­во, действительно присущее общине: «Отдай это в общину, Гаутамия. Отдав в общину, ты и меня почтишь, и общину тоже». От такой малости, государь, оттого лишь, что она получила одежду для дождливого времени, община не сделалась еще важ­нее и превосходнее Татхагаты. Например, государь, родители своих детей купают, вытирают, умащают благовониями и при­тираниями. Но разве от такой малости, оттого лишь, что родители его купают, вытирают, умащают благовониями и при­тираниями, делается дитя важнее и превосходнее своих роди­телей?

– Нет, почтенный. Забота о детях – это для родителей долг, не зависящий ни от чьего желания, вот почему родители своих детей купают, вытирают, умащают благовониями и при­тираниями.

– Вот точно так же, государь, от такой малости, оттого лишь, что она получила одежду для дождливого времени, об­щина не сделалась еще важнее и превосходнее Татхагаты. Ко­гда Татхагата велел своей тётке отдать одежду для дождливого времени в общину, то это был долг, не зависящий ни от чьего желания. Или, представь, государь, что некто принес царю по­дарок, а царь этот подарок отдал кому-то из своих наемников и телохранителей, или полководцу, или придворному жрецу. Разве от такой малости, оттого лишь, что ему перепал подарок, сделается этот человек важнее и превосходнее царя?

– Нет, почтенный. Этот человек на царской службе, жало­ванье получает от царя. Царь определяет ему его место, он же передает и этот подарок.

– Вот точно так же, государь, от такой малости, оттого лишь, что она получила одежду для дождливого времени, об­щина не сделалась еще важнее и превосходнее Татхагаты. Татхагата определил общине ее место, он же велел отдать ей одежду для дождливого времени. Татхагата так подумал тогда, государь: «Община по природе своей достойна почитания; я почту общину тем, что у меня есть». Потому он и велел отдать в общину эту одежду для дождливого времени. Татхагата це­нит не только почитание, оказываемое ему самому, государь; почитание тех, кто его заслужил в мире, также ценит Татхагата. Ведь есть, государь, в превосходном Своде средних сутр, в проповеди, где говорится о неприхотливости и которая названа «Наследники Учения», изречение Блаженного, бога богов: «Но вот тот, первый, монах больше достоин моего почтения и прославления»[673]. Нет, государь, среди живых существ никого, кто более, чем Татхагата, был бы достоин подношений, кто был бы выше его, важнее и превосходнее. Именно Татхагата – выс­ший, важнейший и превосходнейший. Ведь есть, государь, изре­чение небожителя Манавагамина, сказанное в присутствии Бла­женного, среди богов и людей и сохраненное в превосходном Своде связок по предметам:

«Из гор под Раджагрихою гора Випула – главная,

А в Гималаях – Швета, а солнце – из светил.

Как океан – глава морей, как месяц – всех своих созвездий,

Так меж богами и людьми зовется первым Просветленный»[674].

И строфа эта, государь, была небожителем Манавагамином хо­рошо пропета, не вотще пропета, хорошо сказана, не вотще ска­зана, и сам Блаженный одобрил её[675]. Есть еще, государь, и слова тхеры Шарипутры, полководца Учения:

«Одна лишь приязнь и приход к прибежищу,

Один лишь поклон Просветленному,

Истребителю Мары воинства,

Уже могут от тягот избавить»[676].

Сказано также Блаженным, богом богов: «Один человек, мо­нахи, если является в мире, то является на благо многих лю­дей, на счастье многих людей, сострадая миру, на пользу, на благо, на счастье богам и людям. Вот кто этот человек: это Тат­хагата, святой, истинновсепросветленный, совершенный в зна­нии и поведении, благопришедший, знаток мира, непревосходимый, укротитель буйных мужей, Учитель богов и людей»[677].

– Отлично, почтенный Нагасена. Да, это так. Я с этим согласен.

Вопрос 4 (54)

Почтенный Нагасена, есть изречение Блаженного: «Будь то мирянин или подвижник, я равно хвалю их истинное делание, о монахи. Мирянин ли, подвижник ли – истинно делающий че­ловек, о монахи, благодаря своему истинному деланию успеш­но обретет метод, дхарму, благо»[678]. Почтенный Нагасена! Если мирянин в белых одеждах[679], кто тешит себя усладами, имеет большую семью и множество детей, пользуется бенаресским сандалом, носит венки, умащает себя благовониями и притира­ниями, имеет дело с золотом и серебром, носит пестрый тюр­бан, украшенный драгоценными камнями и золотом; если он, истинно делая, успешно обретет метод, дхарму, благо; если бритоголовый подвижник в желтом рубище, кто живет чужим доброхотством, целиком следует всем четырем частям нравст­венности[680], соблюдает полтораста правил поведения, постоянно соблюдает тринадцать чистых обетов, если он, истинно делая, успешно обретет метод, дхарму, благо, то где же, почтенный, отличие подвижника от мирянина? Не получается ли, что тапас ни к чему, пострижение тщетно, следование правилам поведе­ния бесплодно и принятие чистых обетов бессмысленно? К че­му брать на себя тяготы? Разве не верно, что счастье и достигается счастьем?

– Есть, государь, изречение Блаженного: «Будь то мирянин или подвижник, я равно хвалю их истинное делание, о монахи. Мирянин ли, подвижник ли – истинно делающий человек, о мо­нах, благодаря своему истинному деланию успешно обретет метод, дхарму, благо». Да, государь, это так: истинно делающий и есть лучший. Если, государь, подвижник станет думать: «Ну, постриг я принял, вот и ладно» – и уклонится от истинного делания, то далеко ему до шраманства, далеко ему до брахманства. А такому же, но мирянину в белых одеждах – и тем более! И мирянин, государь, если он истинно делает, успешно обретет метод, дхарму, благо, и подвижник, государь, если он истинно делает, успешно обретет метод, дхарму, благо. Но все же, государь, именно подвижник – господин и владетель шра­манства. И пострижение, государь, есть нечто достойное, до­стойнейшее, бесконечно достойное, невозможно исчислить достоинства пострижения.

Скажем, государь, как невозможно оценить в деньгах драгоценный самоцвет, исполняющий жела­ния: «Вот столько-то стоит этот драгоценный самоцвет»,– вот точно так же, государь, пострижение есть нечто достойное, до­стойнейшее, бесконечно достойное, невозможно исчислить достоинства пострижения.

Или, скажем, государь, как невозможно исчислить волны в великом океане: «Вот столько-то в великом океане волн»,– вот точно так же, государь, пострижение есть нечто достойное, достойнейшее, бесконечно достойное, невозмож­но исчислить достоинства пострижения. У принявшего постриг подвижника, государь, все, что нужно исполнить, быстро полу­чается, не затягивается надолго, ибо, государь, подвижник не­прихотлив, непритязателен, уединен, вне мирского общения, ревностен, бесприютен, бездомен, исполнен нравственности, безукоризнен в обращении, опытен в исполнении чистых обетов. Потому, государь, все, что нужно исполнить, у подвижника бы­стро получается, не затягивается надолго. Скажем, государь, как каленая стрела, без сучков, ровная, гладкая, прямая, отчищенная, если умело выпущена, то прямо летит к цели,– вот так же точно, государь, все, что нужно исполнить, у подвижни­ка быстро получается, не затягивается надолго.

– Отлично, почтенный Нагасена. Да, это так. Я с этим со­гласен.

Вопрос 5(55)

Почтенный Нагасена, когда бодхисаттва свершал свой претрудный труд[681], это было беспримерное отречение, реши­мость, борение аффектов, разметание воинства Мары и ограни­чение в пище – было претрудным трудом. Ничего отрадного таким натиском не добившись, он охладел к нему и сказал: «Нет, не этим суровым претрудным трудом добьюсь я поистине арий­ского превосходного знания-видения сверх человеческих возможностей. Другая, должно быть, стезя приведет к просветлению». Отвратившись от этого, другою стезею он достиг всеведения – и вновь наставляет и побуждает слушателей к тому же образу действий:

«Решительно и с твердостью

За Просветленным следуйте,

Сомните Мары воинство,

Как слон – шалаш соломенный»[682].

Почему же, почтенный Нагасена, Татхагата наставляет и по­буждает слушателей к тому самому образу действий, в кото­ром разочаровался и разуверился сам?

И тогда, государь, и теперь это был и есть один и тот же образ действий. Следуя именно этому образу действий, бодхи­саттва достиг всеведения. Однако, государь, бодхисаттва пере­старался, совсем отказавшись от пищи. Без пищи сознание его ослабело, и из-за этой слабости он не смог тогда обрести всеве­дение. Когда же он стал в меру питаться, то, следуя тому же самому образу действий, быстро обрел всеведение. И это, го­сударь, был тот самый образ действий, коим достигают всеве­дущего знания все татхагаты. Как пища, государь, всех живых подкрепляет и всем живым от пищи делается хорошо – вот точно так же, государь, это был тот самый образ действий, ко­им достигают всеведения все татхагаты. Не отречения это ви­на, государь, не решимости, не борения аффектов, что Татхага­та не смог в тех условиях обрести всеведущее знание; это вина только отказа от пищи. Образ же действий всегда остается одним и тем же. Скажем, государь, некто слишком стремитель­но пошел по дороге и оттого надорвался, стал калекой, неспособным самостоятельно передвигаться по земле; так что же, государь, есть разве вина земной тверди в том, что человек этот стал калекой?

– Нет, почтенный. Земная твердь всегда остается одной и той же, почтенный; вины на ней нет. В том, что человек этот стал калекой, вина только чрезмерной натуги.

– Вот точно так же, государь, не отречения это вина, не решимости, не борения аффектов, что Татхагата не смог в тех условиях обрести всеведущее знание; это вина только отказа от пищи. Образ же действий всегда остается одним и тем же. Или, скажем, государь, некто надел грязное платье и не стал его стирать; в этом нет ведь вины воды, вода всегда остается одной и той же. Это вина только самого человека. Вот точно так же, государь, не отречения это вина, не решимости, не бо­рения аффектов, что Татхагата не смог в тех условиях обре­сти всеведущее знание; это вина только отказа от пищи. Образ же действий всегда остается одним и тем же. Потому Татхагата наставляет и побуждает слушателей к тому самому образу действий. Итак, государь, этот образ действий всегда остается самим собой, и он безукоризнен.

 – Отлично, почтенный Нагасена. Да, это так. Я с этим согласен.

Вопрос 6 (56)

Почтенный Нагасена! Завет Татхагаты величествен, сущ­ностен, избран, превосходен, возвышен, бесподобен, незапятнан, чист, светел и безупречен. Так что не следует постригать ми­рянина просто так, сразу; сначала должно привести его к обре­тению первого плода[683] и лишь потом, когда он уже бесповорот­но принадлежит Учению, постригать. В самом деле, случается, что дурные люди принимают в сем чистейшем Завете послуша­ние, а после идут на попятный, возвращаются к худшему. Из-за отступничества их многие начинают раздумывать: «Ага! Навер­ное, в послушании шрамана Готамы нет проку! Иначе с чего бы это им идти на попятный?» Таков мой довод.

– Представь себе, государь, водоем, полный влаги, чистой, прохладной. Пришел к этому водоему некий человек, весь пере­пачканный в иле и грязи, не стал мыться и так перепачканным и ушел. Скажи, государь, кого люди осудят: перепачканного или водоем?

– Перепачканного люди осудят, почтенный. Это его дело, что он пришел к водоему, но не стал мыться и так перепачкан­ным и ушел. Что же, водоем его сам мыть будет, если он не желает мыться? Никакой вины водоема в этом нет.

– Вот точно так же, государь, и Татхагата выкопал водоем истого избранного Учения, полный влагою избранной свободы. Те из перепачканных в аффектах-грязи людей, кто понятлив и сообразителен, те омоются в нем и удалят с себя все аффекты. Если же кто-то придет к этому водоему истого избранного Уче­ния, но мыться в нем не станет, пойдет на попятный и вернется к худшему, то его-то люди и осудят: это его дело, что он при­нял послушание в Завете Победителя, но не удержался в нем и вернулся к худшему. Что же, Завет Победителя сам его очищать станет, если он не желает ему следовать? Никакой ви­ны Завета Победителя в этом нет.

Или представь, государь, что расхворавшийся человек встре­тил опытного в определении болезней, неизменно успешно изле­чивающего врача-исцелителя, не стал у него лечиться, так хво­рым и ушел. Скажи, государь, кого люди осудят: больного или врача?

Больного люди осудят, почтенный. Это его дело, что он, встретив опытного в определении болезней, неизменно успеш­но излечивающего врача-исцелителя, не стал у него лечиться, так хворым и ушел. Что же, насильно врач его лечить станет, если он не желает лечиться? Никакой вины врача в этом нет.

Вот точно так же, государь, и Татхагата вложил в Кор­зину Учения всяческий целебный нектар, способный излечить все недуги-аффекты. Те из мучимых недугами-аффектами лю­дей, кто понятлив и сообразителен, те испьют этого целебного нектара и излечатся от всех недугов-аффектов. Если же кто-то не станет пить этот целебный нектар, пойдет на попятный и вернется к худшему, то его-то люди и осудят: это его дело, что он принял послушание в Завете Победителя, но не удержался в нем и вернулся к худшему. Что же, Завет Победителя сам его очищать станет, если он не желает ему следовать? Никакой вины Завета Победителя в этом нет.

Или представь, государь, что голодный человек попал на большую, на многих рассчитанную благотворительную раздачу пищи[684], но не стал есть, так и ушел голодным. Скажи, государь, кого люди осудят: голодного или раздаваемую пищу?

Голодного люди осудят, почтенный. Это его дело, что он, изголодавшийся, хотя и мог получить свою долю раздаваемой пищи, но не стал есть, так и ушел голодным. Что же, сама ему еда в рот пойдет, если он её не ест? Никакой вины пищи в этом нет.

Вот точно так же, государь, и Татхагата поместил в кор­зину Завета изысканнейшее, успокаивающее, благое, превосход­ное, нектарное, сладчайшее яство: памятование о теле. Те из изможденных, истощенных аффектами, подавленных жаждой[685]людей, кто понятлив и сообразителен, те отведают этого яства и уймут в себе всякую жажду к обладанию, образу и безобраз­ному[686]. Если же кто-то не станет есть это яство, пойдет на попятный, снедаемый жаждой, и вернется к худшему, то его-то люди и осудят: это его дело, что он принял послушание в За­вете Победителя, но не удержался в нем и вернулся к худшему. Что же, Завет Победителя сам его очищать станет, если он не желает ему следовать? Никакой вины Завета Победителя в этом нет.

Если бы Татхагата решил постригать лишь тех, кто обрел: уже первый плод, то постриг тогда не служил бы избавлению» от аффектов и очищению, государь; в постриге и надобности бы не было. Представь, государь, что некто соорудил водоем, со­брав для этого не одну сотню рабочих, а затем объявил всем в округе: «Уважаемые! Никто не должен окунаться в этот водо­ем грязным. Окунаться в этот водоем могут те, кто стряхнул с себя пыль и грязь, отмылся и чист до блеска». Скажи, государь, разве у тех, кто стряхнул с себя пыль и грязь, отмылся и чист до блеска, есть надобность в этом водоеме?

– Нет, почтенный. То, ради чего им нужен был бы водоем, они уже сделали на стороне. Им водоем ни к чему.

– Вот точно так же, государь, если бы Татхагата решил постригать лишь тех, кто обрел уже первый плод, то оказалось бы, что дело у них и так сделано и постриг им ни к чему.

Или представь, государь, что достойный почитатель мудре­цов древности, знаток вед и мантр, не прибегающий к догад­кам, опытный в определении болезней, неизменно успешно из­лечивающий врач-исцелитель составил снадобье, способное изле­чить любую болезнь, а затем объявил всем в округе: «Уважае­мые! Никто не должен обращаться ко мне, если болен. Обра­щаться ко мне могут те, кто ничем не болен и не хворает». Скажи, государь, разве у тех, кто ничем не болен и не хворает, крепок и весел, есть надобность в этом враче?

– Нет, почтенный. То, ради чего им нужен был бы врач, они уже сделали на стороне. Им врач ни к чему.

– Вот точно так же, государь, если бы Татхагата решил постригать лишь тех, кто обрел уже первый плод, то оказалось бы, что дело у них и так сделано и постриг им ни к чему.

Или представь, государь, что некто наготовил на несколько сотен человек рисовой каши на молоке, а затем объявил всем в округе: «Уважаемые! Никто не должен приходить на эту раз­дачу голодным. На эту раздачу могут прийти сытые, наевшие­ся, насытившиеся, упитанные, дородные и полные». Скажи, го­сударь, разве у сытых, наевшихся, насытившихся, упитанных, дородных и полных есть надобность в этом угощении?

– Нет, почтенный. То, ради чего они могли бы прийти на раздачу, они уже сделали на стороне. Им эта раздача ни к чему.

– Вот точно так же, государь, если бы Татхагата решил постригать лишь тех, кто обрел уже первый плод, то оказалось бы, что дело у них и так сделано и постриг им ни к чему.

К тому же, государь, те, кто возвращается к худшему, лишь являют этим пять бесценных достоинств Завета Победителя, а именно: являют величие монашеского состояния, являют его чи­стоту и незапятнанность, являют несовместность его с грешниками, являют его труднопостижимость, являют необходимость во многом себя сдерживать.

Вот как они являют величие монашеского состояния: напри­мер, государь, если бедному, низкородному, заурядному, скудо­умному человеку достанется вдруг огромное царство, то его скоро покорежит, поломает, растеряет он свой двор, не смо­жет вынести бремени власти из-за присущего этой власти величия. Вот точно так же, государь, если заурядные, не имею­щие заслуг, скудоумные люди принимают послушание в Завете Победителя, то оказывается, что они не в состоянии выдержать это превосходнейшее послушание; непременно их скоро поко­режит, поломает; теряют они все и возвращаются к худшему, не могут выдержать послушания в Завете Победителя из-за при­сущего Завету Победителя величия. Так они являют величие монашеского состояния.

Вот как они являют чистоту его и незапятнанность: напри­мер, государь, капля воды с листа лотоса скатывается, спадает, слетает, в ничто обращается, не марает его, ибо лотос чист и незапятнан. Вот точно так же, государь, если бесчестные при­творщики, обманщики, лицемеры с несообразными воззрениями принимают послушание в Завете Победителя, то скоро они с этого чистого, незапятнанного, неязвящего[687], светлого, избраннейшего из избранных Завета скатываются, спадают, слетают, не удерживаются, не могут его замарать и возвращаются к худшему, ибо Завет Победителя чист и незапятнан. Так они явля­ют чистоту его и незапятнанность.

Вот как они являют несовместность его с грешниками: на­пример, государь, мертвое тело с великим океаном несовмест­но; если появится в великом океане мертвое тело, то он скоро извергнет его на берег, выбросит на сушу, ибо великий океан есть обитель великих размером существ. Вот точно так же, государь, если грешники, нерадивые бездельники, порченые, грязные, дурные люди принимают послушание в Завете Побе­дителя, то скоро они отходят от Завета Победителя, этой обите­ли великих существ – незапятнанных, пришедших к истощению тяги святых, не приживаются в нем и возвращаются к худшему, ибо Завет Победителя с грешниками несовместен. Так они являют несовместность его с грешниками.

 Вот как они являют его труднопостижимость: например, го­сударь, неловкие, неискусные, необученные лучники, стреляя в кончик волоса, не могут попасть в такую цель, промахиваются и уходят ни с чем, ибо кончик волоса тонок, ускользает, прон­зить его трудно. Вот точно так же, государь, если худоумные, тупые, словно глухонемые, глупые, тугие на соображение лю­ди принимают послушание в Завете Победителя, то они не могут добиться в нем цели – постичь в высшей степени тонкие, ускользающие и труднопостижимые четыре истины, промахива­ются в Завете Победителя и уходят ни с чем, возвращаются к худшему, ибо истины в высшей степени тонки, ускользают и труднопостижимы. Так они являют труднопостижимость Уче­ния.

Вот как они являют необходимость во многом сдерживать себя: например, государь, некий человек, участвуя в ожесточен­ном сражении, оказался окружен со всех сторон неприятельски­ми воинами, и, видя, как с дротиками в руках надвигаются на него враги, он впадает в страх, теряет мужество, кажет спину в бежит из страха и перед необходимостью сдерживать натиск многих врагов. Вот точно так же, государь, если пошлые, не сдерживающие себя, бессовестные, бездеятельные, нетерпеливые, вздорные, переменчивые, низкие, глупые люди принимают послу­шание в Завете Победителя, то они оказываются не в состоянии держаться многих правил поведения, они отступают, кажут спи­ну, бегут и скоро возвращаются к худшему, ибо в Завете Побе­дителя необходимо во многом себя сдерживать. Так они являют необходимость во многом себя сдерживать.

Даже на кусте варшики, государь, дающем лучшие из расту­щих на суше цветов, попадаются цветы червивые; они еще в бутонах сморщиваются и рано или поздно опадают. Но то, что они опали, не бросает тени на сам куст варшики, и те цветы, что остались на нем, воистину напаивают все вокруг своим благоуханием. Вот точно так же, государь, если кто-то прини­мает послушание в Завете Победителя, но потом возвращается к худшему, то такие люди в Завете Победителя – словно черви­вые цветы варшики, лишены благоуханных достоинств, не­взрачны нравственным обликом, не способны духовно расцвесть. Но то, что они возвращаются к худшему, не бросает тени на сам Завет Победителя, и те монахи, что остаются в нем, напа­ивают весь мир вместе с богами прекрасным благоуханием нравственности.

Даже меж здоровых колосьев красного риса, государь, по­падаются колосья разновидности, называемой «овсяная каш­ка»[688]; они рано или поздно гибнут. Но то, что они гибнут, не бросает тени на красный рис, и тот рис, что созревает, идет в пищу царю. Вот точно так же, государь, если кто-то принимает послушание в Завете Победителя, но потом возвращается к худ­шему, то такие люди в Завете Победителя – словно «овсяная кашка» меж красного риса; они не вырастают, не приходят к расцвету, возвращаются рано или поздно к худшему. Но то, что они возвращаются к худшему, не бросает тени на сам За­вет Победителя, и те монахи, что духовно созревают и готовы, приходят к святости.

 Даже у исполняющего желания драгоценного самоцвета, го­сударь, одна из граней может быть мутной. Но то, что одна из граней у него мутна, не бросает тени на весь драгоценный самоцвет, и все прочие чистой воды грани драгоценного само­цвета даруют людям радость. Вот точно так же, государь, если кто-то принимает послушание в Завете Победителя, а потом возвращается к худшему, то такие люди в Завете Победителя – муть, осколки. То, что они возвращаются к худшему, не броса­ет тени на сам Завет Победителя, и те монахи, что остаются в нем, приносят радость богам и людям.

Даже в благородном красном сандале, государь, может встретиться часть подгнившая, мало пахнущая, но это не бро­сает тени на весь красный сандал, и прочие его части, что не тронуты гнилью, пропитывают и напаивают все вокруг своим благоуханием. Вот точно так же, государь, если кто-то прини­мает послушание в Завете Победителя, а потом возвращается к худшему, то такие люди в Завете Победителя – словно подгнив­шая часть древесины красного сандала, которую нужно выбросить. То, что они возвращаются к худшему, не бросает тени на сам Завет Победителя, и те монахи, что остаются в нем, овевают весь мир с богами сандаловым благоуханием своей прекрас­ной нравственности.

– Отлично, почтенный Нагасена. Все эти удачные и умест­ные доводы убеждают в безукоризненности Завета Победителя и проявляют превосходство его. Даже те, кто возвращается к худшему, лишь проявляют этим превосходство Завета Побе­дителя.

Вопрос 7 (57)

Почтенный Нагасена, вы утверждаете: «Святой испытыва­ет одну боль: телесную, но не душевную»[689]. Стало быть, поч­тенный Нагасена, святой не владыка, не хозяин, не господин тех изменений мысли, которые имеют основой тело?

– Да, государь.

– Не годится это, почтенный Нагасена, чтобы святой не был владыкой, хозяином и господином своих мыслей, вызван­ных изменениями в теле. Ведь даже птица, почтенный, и то в своем гнезде владыка, хозяйка и госпожа[690].

– Есть, государь, десять следующих за телом дхарм, кото­рые из жизни в жизнь преследуют тело и проявляются благо­даря ему. Вот они: жар, озноб, голод, жажда, испражнение, мочеиспускание, вялость и сон, старость, болезнь и смерть. Та­ковы, государь, десять следующих за телом дхарм, которые из жизни в жизнь преследуют тело и проявляются благодаря ему. Святой не владыка их, не хозяин, не господин.

– Почтенный Нагасена, почему святой не в состоянии при­казать телу, употребить над ним власть? Дай мне пояснение.

– Скажем, государь, все существа, живущие на суше, жи­вут и добывают себе пищу и поддерживают свое существование, имея основой землю. Но разве в состоянии они, государь, при­казать земле, употребить над нею власть?

– Нет, почтенный.

– Вот точно так же, государь, мысль святого работает, имея основой тело, и при этом святой не в состоянии приказать телу и употребить над ним власть.

– Почтенный Нагасена, какова причина того, что человек-из-толпы испытывает и телесную и душевную боль?

– Человек-из-толпы испытывает и телесную и душевную боль из-за того, государь, что мысль им не освоена. Представь, государь, что голодный и беспокойный вол привязан слабым, тонким, непрочным пучком травы или лианой. Если встревожит­ся, он пойдет и потянет за собой привязь. Вот точно так же, государь, из-за того, что мысль не освоена, возникшая боль вы­зывает в мысли сильную тревогу, а сильно встревоженная мысль гнет и свивает тело, в дугу его закручивает. Вот причина, го­сударь, почему человек-из-толпы испытывает и телесную и душевную боль.

– А какова причина того, что святой испытывает одну боль – телесную, но не душевную?

– У святого, государь, мысль освоена, вполне освоена, по­слушна, вполне послушна, покорна и подвластна ему. Если он ощущает телесную боль, он крепко держится за мысль: «Это бренно», привязывает мысль к столбу сосредоточения, и привя­занная к столбу сосредоточения мысль не дрожит и не трепе­щет, стоит и не рассеивается, но тело его, пронзаемое приступа­ми боли, гнется, свивается, в дугу закручивается. Вот причина, государь, почему святой испытывает одну боль – телесную, но не душевную.

– Почтенный Нагасена, это нечто необычайное в мире, что мысль не дрожит, притом что дрожит тело. Приведи мне какое-нибудь пояснение.

– Представь, государь, что у огромного дерева с мощным стволом, множеством ветвей и могучей кровлей под напором ветра дрожат ветви. Разве ствол у него тоже дрожит?

– Нет, почтенный.

– Вот точно так же, государь, если святой начинает чув­ствовать телесную боль, он крепко держится за мысль: «Это бренно», привязывает мысль к столбу сосредоточения, и при­вязанная к столбу сосредоточения мысль не дрожит и не трепе­щет, стоит и не рассеивается; тело его, пронзаемое приступами боли, гнется, свивается, в дугу закручивается, но мысль не дро­жит и не трепещет, как ствол огромного дерева.

– Чудесно, почтенный Нагасена, необычайно, почтенный На­гасена! Никогда я не встречал такого светоча Учения, находчи­вого неизменн[691]!

Вопрос 8 (58).

Почтенный Нагасена, представим себе, что некий мирянин совершил проступок, влекущий за собой изгнание[692]. Спустя какое-то время он принял постриг, но при этом ни сам не знал, что прежде в миру совершил влекущий за собой изгнание проступок, и никто другой не объяснил ему, что он-де совершил в миру влекущий за собой изгнание проступок. Придет ли он к постижению Учения, если будет правильно делающим?

– Нет, государь.

– Почему же?

– У постижения Учения должна быть вещественная при­чина; она у него пресечена, поэтому постижения Учения быть не может.

– Почтенный Нагасена, вы утверждаете: у знающего о проступке возникает угрызение, из-за угрызения возникает пре­града, а из-за преграды мысль не приходит к постижению Уче­ния[693]. Почему же не может прийти к постижению Учения этот человек, не знающий о проступке, не испытывающий угрызе­ний, спокойный в своих мыслях? Получается что-то совсем не­сообразное. Подумайте, как это разрешить.

– Скажи, государь: прорастет ли на пропаханной, илистой, жирной почве всхожее, правильно посаженное семя?

– Да, почтенный.

– А прорастет ли, государь, это же самое семя на голом камне, на поверхности скалы?

– Нет, почтенный.

– Отчего же, государь, одно и то же семя в иле прорастет, а на голом камне не прорастет?

– На голом камне, почтенный, нет вещественной причи­ны, чтобы семя могло там прорасти. Без вещественной при­чины семя не прорастает.

– Вот точно так же, государь, у постижения Учения долж­на быть вещественная причина, и эта причина пресечена у него. Без вещественной причины постижения Учения быть не может. Или, скажем, государь, на земле можно наткнуться на палки, колья, жерди и дубины. Разве можно, государь, на­ткнуться на эти же самые палки, колья, жерди и дубины также и в воздухе?

– Нет, почтенный.

– Какова же причина этого, государь? Почему на одни и те же палки, колья, жерди и дубины можно наткнуться на земле и почему они не могут находиться в воздухе?

– В пустом пространстве, почтенный, нет вещественной причины, чтобы там могли удержаться палки, колья, жерди и дубины. Без вещественной причины они там находиться не могут.

– Вот точно так же, государь, из-за вины этого человека вещественная причина постижения Учения у него пресечена. Когда вещественная причина уничтожена, когда нет причины, постижения быть не может. Или представь, государь, что на суше горит костер. Разве может, государь, этот же самый ко­стер гореть и в воде?

– Нет, почтенный.

– Какова же причина этого, государь? Почему один и тот же костер горит на суше и почему не горит в воде?

– В воде, почтенный, нет вещественной причины, чтобы там мог гореть костер. Без вещественной причины он гореть не может.

– Вот точно так же, государь, из-за вины этого человека вещественная причина постижения Учения у него пресечена. Когда вещественная причина уничтожена, когда нет причи­ны, постижения быть не может.

– Почтенный Нагасена, продумай это еще раз; я никак не могу примириться с тем, что у человека, не знающего о сво­ем проступке и не испытывающего угрызений, может быть пре­града постижению. Дай мне пояснение.

– Скажи, государь: если некто примет смертельный яд, не зная о том, разве он не умрет?

– Умрет, почтенный.

– Вот точно так же, государь, если человек свершил грех, не зная о том, то это все равно препятствие для постижения. Или, государь, если человек попадет в огонь, не замечая того, разве он не обожжется?

Обожжется, государь.

Вот точно так же, государь, если человек свершил грех, не зная о том, то это все равно препятствие для постижения. Или, государь, если человека укусит ядовитая змея, а он не заметит этого, разве он не умрет?

– Умрет, почтенный.

– Вот точно так же, государь, если человек свершил грех, не зная о том, то это все равно препятствие для постижения. Ведь известно, государь, что, когда Саманаколания, царь Калинги, ехал на своем драгоценном слоне, со своими семью дра­гоценностями повидать родичей, он не смог приблизиться к древу просветления, хотя и не знал о том, что оно рядом. Вот почему, государь, если некто свершит грех, не зная о том, то это все равно будет препятствием для постижения.

– Это, почтенный, довод самого Победителя, возражать тут невозможно. Да, дело обстоит именно так, я с этим согласен[694].

Вопрос 9(59)

Почтенный Нагасена, в чем различие, в чем несходство мирянина дурного нрава и шрамана дурного нрава? Одинаков ли их удел, одинаковы ли плоды их деяний, или же есть какое-то различие?

– У шрамана дурного нрава есть десять свойств, государь, которыми он превосходит мирянина дурного нрава и лучше его, а еще он благодаря десяти обстоятельствам больше очищает дар, приносимый ему. Вот эти десять свойств шрамана дур­ного нрава, которыми он превосходит мирянина дурного нрава и лучше его: даже дурного нрава шраман относится с уваже­нием к Просветленному, относится с уважением к Учению, от­носится с уважением к общине, относится с уважением к сподвижникам, старается слушать и обсуждать сутры, много слу­шает проповедей; даже нарушивший нравственные правила шраман старается на людях соблюсти видимость; боясь пори­цания, воздерживается от телесных и речевых проступков; мысль его все равно склоняется к упражнению, и он все же член сообщества монахов. Даже если шраман дурного нрава грешит, он делает это скрытно, государь. Скажем, государь, как замужняя женщина прячется и только тайком грешит, вот точно так же, государь, даже если шраман дурного нрава грешит, он делает это скрытно. Таковы, государь, десять свойств шрамана дурного нрава, которыми он превосходит мирянина дурного нрава и лучше его.

А вот те десять обстоятельств, благодаря которым он боль­ше очищает дар, приносимый ему. Он очищает дар, ибо одет в неприкосновенную броню монашеского одеяния; очищает дар, ибо, подобно провидцам, бреет голову; очищает дар, ибо следует монашескому образу жизни; очищает дар, ибо пришел к Просветленному, Учению и общине как к прибежищам; очища­ет дар, ибо находится в обители, где всё склоняет к упражне­нию; очищает дар, ибо взыскует сокровище Завета Победителя; очищает дар, ибо проповедует превосходное Учение; очищает дар, ибо устремлен к пути, озаренному светочем Учения; очи­щает дар, ибо имеет правильное воззрение: «Просветленный – величайший из людей»; очищает дар, ибо соблюдает обряды постного дня[695]. Таковы, государь, те десять обстоятельств, бла­годаря которым он больше очищает дар, приносимый ему. Даже пропащий шраман совсем дурного нрава, государь, все же очищает приносимый ему жертвователями дар. Скажем, го­сударь, вода, даже если она совсем мутна, все же смывает грязь, пыль и ил; вот точно так же, государь, даже пропащий шраман совсем дурного нрава очищает все же приносимый ему жертвователями дар. Или, скажем, государь, даже очень горячая, кипящая вода все же тушит полыхающий большой ко­стер; вот точно так же, государь, даже пропащий шраман сов­сем дурного нрава все же очищает приносимый ему жертво­вателями дар. Или, скажем, государь, даже противная на вкус еда все же помогает от голодного бессилия; вот точно так же, государь, даже пропащий шраман совсем дурного нрава все же очищает приносимый ему жертвователями дар. Ведь есть, государь, в превосходном Своде средних сутр, в «Разъяснении о дарах», изречение бога богов:

«Если злонравному благонравный

Правдой нажитое в дар приносит,

Радостно, с верою в плод даянья –

Дарителем дар подобный очищен»[696].

– Чудесно, почтенный Нагасена, необычайно, почтеьный Нагасена! Я задал тебе вполне обычный вопрос, ты же развер­нул его примерами и пояснениями и сделал его приятным для слуха и сладостным, словно нектар. Будто повар или ученик повара взял вполне обычный кусок мяса, приготовил его со всякими добавками и сделал из этого блюдо для царского сто­ла; вот точно так же, почтенный Нагасена, я задал тебе впол­не обычный вопрос, ты же развернул его примерами и поясне­ниями и сделал его приятным для слуха и радостным, словно, нектар.

Вопрос 10(60)

Почтенный Нагасена, когда вода нагревается на огне, она бурлит, клокочет и по-всякому шумит. Не значит ли это, почтенный Нагасена, что вода живая? Может, она шумит иг­раючи или шумит, мучимая чем-то?

– Нет, государь, вода не живая; у воды нет ни души, ни жизни. Бурлит же, клокочет и по-всякому шумит вода из-за сильного нагрева на огне, государь.

– Почтенный Нагасена, иные проповедники считают, что вода живая. Они не употребляют холодной воды, кипятят ее и пользуются ею с тщательностью ювелиров, стараясь ничему не повредить. Они осуждают и порицают вас: шраманы – сыны шакьев терзают-де живую душу, имеющую одно чувство[697]. Раз­рушь, отрази, опровергни это их порицание и осуждение.

– Вода не живая, государь; у воды нет ни души, ни жизни. Бурлит же вода, клокочет и по-всякому шумит, государь, из-за сильного нагрева на огне. Например, государь, вода в ямах, озерах, прудах, ручьях, водоемах, пещерах, расщелинах, колод­цах, низинах и старицах на сильном ветру и солнечном пекле высыхает, испаряется. Разве вода при этом бурлит, клокочет и шумит по-всякому?

– Нет, почтенный.

– А если бы вода была живой, государь, она бы и там шумела. Из этого довода можно понять, государь, что у воды ни души, ни жизни нет; бурлит же вода, клокочет и по-всякому шумит из-за сильного нагрева на огне. Слушай дальше, госу­дарь, еще довод, из которого тоже ясно, что у воды ни души, ни жизни нет и что шумит вода по-всякому из-за сильного на­грева на огне. Например, государь, если залить водою рис в горшке, прикрыть его крышкой и не ставить на огонь, то будет ли вода шуметь?

– Нет, почтенный. Она тогда недвижна и совершенно спо­койна.

– А если, государь, эту же самую воду в горшке поставить на очаг, в котором разведен огонь, то вода так и будет не­движной и совершенно спокойной?

– Нет, почтенный. Она тогда волнуется, мешается, мутит­ся, баламутится, ходуном ходит, вздымается, опадает, во все стороны стремится, вскипает, сбегает, образует пену.

– Отчего же, государь, та же самая вода в естественном состоянии недвижна и совершенно спокойна, а на огне волну­ется, мешается, мутится, баламутится, ходуном ходит, вздыма­ется, опадает, во все стороны стремится, вскипает, сбегает, об­разует пену?

– В естественном состоянии вода недвижна, почтенный, вода же на огне бурлит, клокочет и по-всякому шумит из-за сильного нагрева на огне.

– Вот и из этого довода можно понять, государь, что у воды ни души, ни жизни нет; шумит же вода по-всякому из-за сильного нагрева на огне. Слушай дальше, государь, еще довод, из которого тоже ясно, что у воды нет ни души, ни жизни и что шумит вода по-всякому из-за сильного нагрева на огне. Есть ли, государь, при каждом доме закрытая бочка с водою?

– Да, почтенный.

 – Разве, государь, вода в ней волнуется, мешается, мутит­ся, баламутится, ходуном ходит, вздымается, опадает, во все стороны стремится, вскипает, сбегает и образует пену?

– Нет, почтенный. Вода в такой бочке недвижна и находит­ся в своем естественном состоянии.

– Ты когда-либо слыхал, государь, о том, что вода в океа­не волнуется, мешается, мутится, баламутится, ходуном ходит, вздымается, опадает, во все стороны стремится, вскипает, бе­жит, образует пену, бьется громадой в берег и по-всякому шумит?

– Да, почтенный, и слышал, и сам видел. Валы в океане бывают и во сто и в двести локтей высотою.

– Отчего же, государь, вода в бочке не волнуется и не шумит, а вода в великом океане волнуется и шумит?

– В великом океане, почтенный, вода волнуется и шумит из-за мощного напора ветра, а вода в бочке ничему не подвер­гается и потому не волнуется, не шумит.

– Как в океане, государь, вода волнуется и шумит под мощным напором ветра, так же точно, государь, вода шумит из-за сильного нагрева на огне. Не правда ли, государь, бара­бан обтягивают высушенной бычьей кожей?

– Да, почтенный.

– Так что, государь, у барабана души или жизни нет?

– Нет, почтенный.

– Отчего же, государь, барабан звучит?

– Благодаря приложенному к нему усилию женщины или мужчины, почтенный.

– Как барабан звучит благодаря приложенному к нему усилию женщины или мужчины, государь, так же точно и вода шумит из-за сильного нагрева на огне. Из этого довода тоже можно понять, государь, что у воды нет души или жизни и что шумит вода из-за сильного нагрева на огне. У меня, государь, тоже есть о чем спросить тебя – так мы быстро разрешим этот вопрос. Во всяком ли сосуде нагреваясь, шумит вода, или же вода шумит, лишь нагреваясь в некоторых сосудах?

– Вода шумит, почтенный, нагреваясь не во всяком сосуде. Вода шумит, лишь нагреваясь в некоторых сосудах.

– Значит, государь, ты отступаешь от своего утверждения и принимаешь мою точку зрения. Ни души, ни жизни у воды нет. Если бы вода шумела, нагреваясь во всяком сосуде, то уместно было бы сказать, что у воды есть душа или жизнь. Не две же воды, государь: та, что шумит,– живая, а та, что не шумит,– неживая? Будь вода живой, государь, она должна бы­ла бы шуметь и в пастях огромных, матерых, ярых слонов, просачиваясь у них сквозь зубы, когда, набрав в хоботы воды, они заливают ее в свои утробы. По океану плавают тяжелые грузовые корабли до ста локтей в длину, нагруженные товаром с многих сотен тысяч телег; вода должна была бы шуметь под их давлением. Огромные рыбины с телом длиной не в одну сотню йоджан – тими, тимингала, тимирапингала – находятся всегда в великом океане, погруженные в его глубины, ведь он – их обиталище; они втягивают в себя и выпускают мощные во­дяные струи[698]. Вода должна была бы шуметь, просачиваясь у них между зубов, и в их чревах. И коль скоро, государь, вода под таким великим гнетом не шумит, то это значит, что у воды нет ни души, ни жизни. Так это и запомни, государь.

 – Отлично, почтенный Нагасена. Вопрос попал на свое ме­сто и подобающим образом рассмотрен. Словно бы редчайшей цены драгоценный самоцвет достался умелому мастеру, опытно­му, искусному ювелиру и был оценен, прославлен и превозне­сен, или драгоценная жемчужина – жемчужнику, драгоценная ткань – торговцу тканями, словно драгоценный сандал достался парфюмеру и был оценен, прославлен и превознесен; вот точно так же, почтенный Нагасена, вопрос попал на свое место и рассмотрен подобающим образом. Да, это так, я с этим со­гласен.

Шестая глава закончена.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Вопрос 1 (61)

Почтенный Нагасена, есть изречение Блаженного: «Вам, монахи, пристало непространности радоваться не нарадовать­ся[699]». Что такое эта «непространность»[700]?

– Плод обретения слуха есть непространность, государь, плод возвращения единожды есть непространность, плод без­возвратности есть непространность, плод святости есть непро­странность.

– Если, почтенный Нагасена, плод обретения слуха есть непространность, плод возвращения единожды есть непростран­ность, плод безвозвратности есть непространность, плод свято­сти есть непространность, то зачем тогда монахи читают вслух и обсуждают пространные сутры, песни, разъяснения, строфы, восклицания, высказывания, джатаки, чудесное, раскрытия[701]? Зачем отвлекаются на хозяйственные дела, даяния и культ? Разве не занимаются они тем делом, которое Победитель отверг?

– Если, государь, монахи читают вслух и обсуждают про­странные сутры, песни, разъяснения, строфы, восклицания, вы­сказывания, джатаки, чудесное, раскрытия, если oни отвлекают­ся на хозяйственные дела, даяния и культ, то делается это ра­ди достижения непространности. Те, кто чист по своей природе, государь, в ком есть благоприятные следы прошлых жиз­ней,– те достигают непространности за один мыслительный миг[702]; те же монахи, в чьих очах много пыли[703], достигают не­пространности с помощью этих средств.

Представь, государь, что один человек высадил рассаду и, усердно охраняя поле одними своими силами, без всякой ограды вокруг него, получил урожай, а другой человек высадил в поле рассаду, пошел в лес, нарубил ветвей и сучьев, устроил вокруг поля ограду и то­же получил урожай. Ограда ему нужна была только ради уро­жая. Вот точно так же, государь, те, кто чист по своей природе, в ком есть благоприятные следы прошлых жизней, достигают непространности за один мыслительный миг, как тот человек, что получил урожай с поля без ограды. Те же монахи, в чьих очах много пыли, достигают непространности с помощью этих средств, как тот человек, что получил урожай с поля, для на­чала оградив его.

Или представь, государь, что на макушке вы­соченного мангового дерева висят плоды. Пришёл один человек, обладающий сверхобычными силами, просто взлетел по воздуху и сорвал плоды. Пришел другой, не обладающий сверх­обычными силами; он нарубил палок и лиан, связал лестницу, забрался по ней на дерево и тоже сорвал плоды. Лестница ему нужна была только ради плодов. Вот точно так же, государь, те, кто чист по своей природе, в ком есть благоприятные следы прошлых жизней, достигают непространности за один мысли­тельный миг, как срывает плоды человек, обладающий сверх­обычными силами. Те же монахи, в чьих очах много пыли, достигают непространности с помощью этих средств, как срывает плоды человек, забравшийся по лестнице.

Или представь, госу­дарь, что искусный в тяжбах человек в одиночку пришел к гос­подину[704] и выиграл тяжбу, а другой, богатый, заручился с по­мощью своих денег поддержкой членов совета[705] и благодаря членам совета выиграл тяжбу. Поддержка членов совета ему нужна была только для того, чтобы выиграть тяжбу. Вот точно так же, государь, те, кто чист по своей природе, в ком есть благоприятные следы прошлых жизней, достигают мастерства в шести сверхзнаниях за один мыслительный миг, как тот че­ловек, что выиграл тяжбу в одиночку. Те же монахи, в чьих очах много пыли, осуществляют цель шраманства с помощью этих средств, как человек, выигравший тяжбу благодаря под­держке членов совета.

И от чтения вслух большая польза бывает, государь, и от обсуждения большая польза, и от хозяйственных дел большая польза, и от даяния большая польза, и от культа большая польза бывает в тех или иных случаях. Например, государь, у царя среди прочих советников, наемников, солдат, часовых, при­вратников, членов совета может быть человек, особенно ему полезный и расторопный, но все же при случае ему бывают нужны и все остальные. Вот точно так же, государь, и от чтения вслух большая польза бывает, и от обсуждения большая поль­за, и от хозяйственных дел большая польза, и от даяния боль­шая польза, и от культа большая польза бывает в тех или иных случаях. Если бы все от рождения были вполне чисты, у настав­ника и дела бы не нашлось. Но раз это не так, государь, то приходится слушать слова Просветленного. Даже тхера Шарипутра, который за несметные, неисчислимые времена взрастил в себе благие корни и поднялся до пределов мудрости[706],– даже он, государь, не смог прийти к истощению тяги, пока не услышал слов Просветлённого[707]. А стало быть, государь, и в слушании бывает большая польза, также и в чтении вслух, также и в обсуждении; стало быть, государь, чтение вслух с обсуждением тоже ведут к непространности и несложённо­му[708].

– Прекрасно разъяснен вопрос, почтенный Нагасена. Да, это так, я с этим согласен.

Вопрос 2 (62)

– Почтенный Нагасена, вы утверждаете: если мирянин до­стигает святости, то перед ним две лишь дороги, и не более: либо он в тот же день примет постриг, либо упокоится, но пе­реждать этот день он не может[709]. А если, почтенный Нагасена, не получит он в тот же день учителя, наставника, миску и мо­нашеское платье[710], то что же будет с ним: сам ли он себя пострижет, или переждет этот день, или явится какой-то другой святой, обладающий сверхобычными силами[711], и пострижет его, или же он упокоится?

– Сам себя святой не пострижет, государь, ибо постригаю­щий себя сам повинен в воровстве[712]; и день этот он не пере­ждет; либо явится другой святой, а если не явится, он в тот же день упокоится.

– Тогда, почтенный Нагасена, этим отрицается, что свя­тость есть состояние покоя, ибо у достигшего его оно отнима­ет жизнь.

– Мирское обличье несообразно[713] святости, государь. На­ходясь в несообразном обличье, из-за немощности этого обличья достигший святости мирянин либо примет в тот же день пост­риг, либо упокоится. Это не порок святости, государь, это по­рок мирского обличья – немощность этого обличья.

Например, государь, пища всем живым укрепляет силы и продлевает жизнь, но у человека с плохим желудком, со слабой, бессильной желудочной железой[714] отнимает жизнь из-за несварения, и это, государь, не порок пищи, а порок желудка – бессилие пищеварительного огня. Вот точно так же, государь, находясь в несообразном обличье, из-за немощности этого обличья достигший святости мирянин либо примет в тот же день постриг, либо упо­коится. Это не порок святости, государь, это порок мирского об­личья – немощность этого обличья.

Или, например, государь, если на малую былинку положить сверху тяжелый камень, то она по своей немощности переломится и упадет. Вот точно так же, государь, находясь в мирском обличье, из-за немощности этого обличья достигший святости мирянин либо примет в тот же день постриг, либо упокоится.

Или, например, государь, если слабому, бессильному, худородному, бедному достоинствами че­ловеку достанется вдруг огромное царство, то его тотчас поко­режит, поломает, он сдастся, не сможет вынести бремени власти. Вот точно так же, государь, достигший святости мирянин не сможет вынести святость в этом обличье, потому он в тот же день либо примет постриг, либо упокоится.

– Отлично, почтенный Нагасена. Да, это так. Я с этим со­гласен.

Вопрос 3 (63)

Почтенный Нагасена, бывает ли у святого забвение?

– Святые свободны от забвения, государь. Не бывает у свя­тых забвения.

– А может ли святой совершить проступок против Устава?

– Да, государь.

– Чего это может касаться?

– Например, государь, устройства кельи[715] или посредни­чества[716], или он может не заметить, что отведенное для еды время уже прошло[717], или может счесть, что приглашения на трапезу не было, когда оно на самом деле состоялось[718], или может счесть не остатки еды остатками[719].

– Почтенный Нагасена, вы утверждаете, что тот, кто со­вершает проступок против Устава, может совершить его па одной из двух причин: или из неуважения к Уставу, или по неведению. Бывает ли такое, почтенный Нагасена, чтобы свя­той совершал проступки из неуважения к Уставу?

– Нет, государь.

– Если, почтенный Нагасена, святой может совершить про­ступок, но неуважения к Уставу у святого не может быть, то тогда у святого бывает забвение.

– Не бывает у святого забвения, государь, и, однако, свя­той может совершить проступок.

– Раз так, почтенный, то приведи мне вразумительное обо­снование. Как это обосновать?

– Есть два рода аффектов[720], государь: порицаемое в миру и порицаемое по Уставу. Вот что такое порицаемое в миру: это десять неблагих путей деяния[721]. Это и называется пори­цаемым в миру. А вот что такое порицаемое по Уставу: это то, что шраманам делать не положено, не подобает, но у мирян не порицается,– то, о чем Блаженный положил слушателям правило поведения, нерушимое до самой смерти. Например, го­сударь, неурочная еда в миру не порицается, а в Завете Побе­дителя это порицается; причинение вреда растениям в миру не порицается, а в послушании у Победителя порицается; игры и забавы на воде в миру не порицаются, а в Завете Победителя это порицается. Все эти вещи, государь, порицаются лишь в Завете Победителя. Это называется порицаемым по Уставу.

Опасность впасть в нечто, порицаемое в миру, избавившему­ся от тяги человеку более не грозит, но он по незнанию может совершить проступок, порицаемый Уставом. Не по силам каж­дому святому всё знать, государь; это за пределами его возмож­ностей. Святому неизвестны имена иных мужчин и женщин, их происхождение; и дороги на этой земле ему неизвестны. Свобо­ду свою действительно знает каждый святой; святой, обладаю­щий шестью сверхзнаниями, знает, кроме того, все в своих, пределах. И лишь всеведущий Татхагата поистине знает всё[722].

– Отлично, почтенный Нагасена. Да, это так. Я с этим согласен.

Вопрос 4 (64)

Почтенный Нагасена, на свете встречаются просветлен­ные, встречаются просветленные-для-самих-себя, встречаются, слушатели Татхагаты, встречаются цари-миродержцы, встреча­ются цари отдельных стран, встречаются боги и люди, встреча­ются богатые, встречаются бедные, встречаются благополучные, встречаются злополучные; бывает, что у мужчины появляются, женские признаки; бывает, что у женщины появляются муж­ские признаки; встречаются хорошие и плохие деяния; встреча­ются существа, испытывающие плоды благих и дурных деяний; на свете есть существа безногие, двуногие, четвероногие, много­ногие; есть существа яйцеродные, живородящие, благородные, самородные; есть на свете якши, ракшасы, кумбханды, асуры, данавы, гандхарвы, преты, пишачи; есть киннары, драконы, на­ги, волшебные птицы, сиддхи, видьядхары[723]; есть кони, слоны, быки, буйволы, верблюды, ослы, козлы, бараны, антилопы, свиньи, львы, тигры, пантеры, медведи, волки, гиены, псы, шака­лы; есть много видов птиц; есть золото, серебро, жемчуг, самоцветы, перламутр, горная порода, коралл, рубин, сапфир, «ко­шачий глаз», алмаз, хрусталь, железо, медь, латунь, бронза; есть ткани льняные, шелковые, хлопчатые, джутовые, пеньковые, шерстяные; есть весенний рис, муссонный рис, ячмень, просо, кудруса[724], горох, бобы, чечевица, кунжут, вика; есть запах кор­ней, запах сока, запах сердцевины, запах коры, запах листьев, запах цветов, запах плодов, всяческий запах; есть травы, лианы, кусты, деревья, целебные растения, большие лесные деревья[725], реки, горы, океаны, рыбы, черепахи. Всё на свете есть. Назови мне, почтенный, чего на свете нет.

– Трех вещей на свете нет, государь, вот каких: нет ниче­го ни одушевленного, ни неодушевленного, что не старилось бы; и не умирало; нет вечности у слагаемых, и нет в высшем смыс­ле представления о существе[726]. Вот этих трех вещей, госу­дарь, в мире нет.

– Отлично, почтенный Нагасена. Да, это так, я с этим, согласен.

Вопрос 5 (65)

Почтенный Нагасена, на свете встречается созданное деянием, созданное, причиной, созданное сроком[727]. Назови мне то на свете, что не порождено ни деянием, ни причиной, ни сроком.

– Есть две дхармы, государь, не порожденные ни деянием, ни причиной, ни сроком, вот они: пространство, государь, не порождено ни деянием, ни причиной, ни сроком, и нирва­на[728], государь, не порождена ни деянием, ни причиной, ни сро­ком[729].

– Не наговаривай на учение Победителя, почтенный Нага­сена, не отвечай, если не знаешь.

– Что же я сказал, государь? Почему ты говоришь мне, чтобы я на учение Победителя не наговаривал и не отвечал, если не знаю?

– Почтенный Нагасена, о пространстве правильно будет сказать, что оно не порождено ни деянием, ни причиной, ни сроком. Но, почтенный Нагасена, Блаженный же сотнями до­водов описал слушателям стезю, ведущую к осуществлению нирваны, а ты сейчас говоришь, что нирвана-де не порождена причиной.

– Действительно, государь, Блаженный сотнями доводов описал слушателям стезю, ведущую к осуществлению нирваны. Однако причины порождения нирваны он не описывал.

– Эдак мы, почтенный Нагасена, из просто тьмы – в непро­глядную угодим, из просто леса – в дремучий угодим, из про­сто зарослей – в непролазные угодим. Что же это! Причина осуществления нирваны есть, а причины порождения ее же нет! Если, почтенный Нагасена, есть причина осуществления нирва­ны, то надобно признать и причину порождения нирваны.

Ска­жем, почтенный Нагасена, раз у сына есть отец, то тем самым надобно признать, что и у отца есть отец. Если у ученика есть учитель, то тем самым надобно признать, что и у учителя есть учитель. Если росток получился из семени, то тем самым на­добно признать, что и семя получилось из семени. Вот точно так же, почтенный Нагасена, если есть причина осуществления нирваны, то надобно признать и причину порождения нирваны.

Скажем, если у дерева или у лианы есть верхушка, то тем са­мым должна быть и середина, должен быть и корень. Вот точ­но так же, почтенный Нагасена, если есть причина осуществле­ния нирваны, то надобно признать и причину порождения нир­ваны.

– Нирвана непородима, государь, поэтому причина порож­дения нирваны не описана.

– Нет, почтенный Нагасена, изволь это обосновать, приве­ди мне вразумительное обоснование. Я должен убедиться, что причина осуществления нирваны есть, но причины порождения нирваны нет.

– Тогда, государь, вслушивайся вдумчиво и слушай хоро­шенько. Я назову обоснование. Сможет ли человек, пользуясь своею природной силой, добраться отсюда до Гималая, царя гор, государь?

– Да, почтенный.

– А сможет ли, государь, тот же человек, пользуясь своей природной силой, перенести Гималая, царя гор, сюда?

– Нет, почтенный.

– Вот точно так же, государь, можно описать стезю, веду­щую к осуществлению нирваны, но нельзя указать причину по­рождения нирваны. Сможет ли человек, пользуясь своей при­родной силой, переправиться на корабле через океан и добрать­ся до противоположного берега, государь?

– Да, почтенный.

– Но сможет ли, государь, тот же человек, пользуясь своей природной силою, перенести противоположный берег сюда?

– Нет, почтенный.

– Вот точно так же, государь, можно описать стезю, веду­щую к осуществлению нирваны, но нельзя указать причину по­рождения нирваны, ибо это несложённая дхарма.

– Итак, нирвана несложённа, почтенный?

– Да, государь, несложённа нирвана, ничем не создана. О нирване, государь, нельзя сказать, что она ставшая, или не ставшая, или породима, или прошлая, или будущая, или ны­нешняя, или воспринимаема зрением, или воспринимаема слу­хом, или воспринимаема обонянием, или воспринимаема вкусом, или воспринимаема осязанием.

– Если, почтенный Нагасена, нирвана ни ставшая, ни не ставшая, ни породима, ни прошлая, ни будущая, ни нынешняя, ни воспринимаема зрением, ни воспринимаема слухом, ни вос­принимаема обонянием, ни воспринимаема вкусом, ни восприни­маема осязанием, то тогда, почтенный Нагасена, на нирвану вы ссылаетесь как на некую несущую дхару. Нет нирваны.

– Есть нирвана, государь. Умом воспринимаема нирвана. Чистым, возвышенным, прямым, не корыстным, свободным от помех умом истинно-делающий арийский слушатель видит нир­вану.

– Но какова нирвана, почтенный? Приведи мне какой-либо проясняющий дело пример, вразумительное обоснование, на­сколько вообще можно прояснить примером какую-либо сущую дхарму.

– Скажи, государь, ветер есть?

– Да, почтенный.

– Ну-ка, государь, опиши мне ветер: каковы его цвет и очертания, маленький он или большой, длинный или короткий?

– Невозможно, почтенный Нагасена, показать ветер. В ру­ки ветер не дается, и его не пощупаешь. Но ветер таки есть.

– Если, государь, невозможно показать ветер, то ветра, стало быть, и нет.

 – Я знаю, почтенный Нагасена, что есть ветер, это знание проникает мне в сердце, но показать ветер я не могу.

– Вот точно так же, государь, нирвана есть, но указать цвет или очертания нирваны невозможно[730].

– Отлично, почтенный Нагасена. Очень наглядный пример, очень удачное обоснование. Да, это так, я с этим согласен: нирвана есть.

Вопрос 6 (66)

Почтенный Нагасена, что порождено деянием, что порож­дено причиной, что порождено сроком, а что не порождено ни деянием, ни причиной, ни сроком?

– Все живые, одушевленные существа порождены деянием, государь; огонь и все растения порождены причиной; земля, го­ры, вода, ветер – все это порождено сроком[731], а пространство и нирвана не порождены ни деянием, ни причиной, ни сроком. О нирване же, государь, нельзя сказать, что она порождена деянием, или причиной, или сроком, что она ставшая, или не ставшая, или породима, или прошлая, или будущая, или ны­нешняя, или воспринимаема зрением, или воспринимаема слухом, или воспринимаема обонянием, или воспринимаема вкусом, или воспринимаема осязанием. Но нирвана, государь, воспринимаема умом; ее видит истинно-делающий арийский слушатель сво­им очищенным знанием.

– Прекрасно, несомненно, однозначно разрешен отрадный вопрос, почтенный Нагасена. Пресечены противные мнения ря­дом с тобою, о лучший из лучших наставников!

Вопрос 7 (67)

Почтенный Нагасена, есть ли на свете якши?

– Да, государь, на свете есть якши.

– А есть ли, почтенный Нагасена, смерть у этих якшей?

– Да, государь, есть смерть у якшей.

– Почему же, почтенный Нагасена, мы не видим останков дохлых якшей, да и запаха трупного не чувствуем?

– Нет, государь, мы видим останки дохлых якшей и труп­ный запах тоже чувствуем. Останки дохлых якшей, государь, мы видим как останки дохлых козявок, дохлых червей, дохлых муравьев, дохлых бабочек, дохлых змей, дохлых скорпионов, дох­лых многоножек, дохлых птиц, дохлых зверей.

– Кто иной нашелся бы, что ответить на такой вопрос, по­чтенный Нагасена, как не человек с таким мощным умом, как у тебя!

Вопрос 8 (68)

Почтенный Нагасена, жившие в древности наставники врачей, а именно Нарада, Дханвантари, Ангираса, Капила, Кандарагнишьяма, Атула, восточный Катьяяна[732] – все эти на­ставники раз и навсегда познали все о возникновении болезней, их причинах, природе, о выздоровлении, лечении, назначениях, показаниях и противопоказаниях – «всего тело может болеть столькими-то болезнями» – и мастерски, одним ударом покончили с этим делом: составили руководства. Все они притом не всеведущи. Почему же Татхагата, будучи всеведущ, не познал грядущего своим просветленным знанием: «По такому-то случаю придется ввести такое-то правило поведения», не подразделил все так и не ввел все правила поведения разом? Почему прави­ла поведения он вводил для слушателей от случая к случаю, когда позор делался очевиден, проступок оказывался явным и общеизвестным, а народ  роптал[733]?

– Татхагата знал, государь, что для тогдашних людей в тогдашних условиях придется ввести полтораста с лишним[734] правил поведения. Татхагата тогда так подумал: «Если я ра­зом введу все полтораста с лишним правил поведения, то мно­гие поддадутся страху: «Очень уж много всего соблюдать надо! Трудно блюсти послушание в Завете шрамана Готамы! » И хотеть пострижения будут, а не постригутся, и словам моим не поверят. Без веры же люди будут скатываться в дурные уде­лы. Лучше я буду вводить правила поведения от случая к слу­чаю, когда проступок будет очевиден».

– Необычайно это у просветленных, почтенный Нагасена, чудесно это у просветленных! Сколь же велико всеведущее зна­ние Татхагаты! Да, это так, почтенный Нагасена. Отлично пре­подал Устав Татхагата. Прослышали бы люди: «Очень уж мно­го всего соблюдать надо!» – поддались бы страху, так никто бы не принял послушания в Завете Победителя.

– Да, это так; я с этим согласен.

Вопрос 9 (69)

Почтенный Нагасена, всегда ли солнце ярко светит или в иное время светит тускло?

– Солнце всегда светит ярко, государь, никогда не светит тускло.

– Если, почтенный Нагасена, солнце всегда светит ярко, почему же мы видим, что оно иногда сияет ярко, а иногда светит тускло?

– У солнца, государь, четыре недуга; подавленное одним из этих недугов, солнце светит тускло. Каковы они? Облачность есть солнечный недуг, государь; подавленное им, солнце светит тускло. Туман есть солнечный недуг, государь; подавленное им, солнце светит тускло. Туча[735] есть солнечный недуг, государь; подавленное им, солнце светит тускло. Раху[736] есть солнечный недуг, государь; подавленное им, солнце светит тускло. Таковы, государь, четыре солнечных недуга. Подавленное одним из них, солнце светит тускло[737].

– Необычайно, почтенный Нагасена, чудесно, почтенный Нагасена! Даже у блистающего солнца и то могут быть недуги, что уж о прочих говорить! Никто бы это так не разложил, кро­ме человека с мощным умом, подобным твоему!

Вопрос 10 (70)

–  Почтенный Нагасена, почему зимой солнце ярко светит, не так, как летом?

– Летом, государь, пыль и сор не прибиты к земле, взме­тенная ветром пыльца летает по воздуху, и облачность боль­шая на небе, и часто дуют сильные ветры. Все эти разные вещи, вместе преграждают путь солнечным лучам, поэтому солнце светит тускло. А зимой, государь, и земля внизу успокоилась, и тучи вверху остановились, и пыль и сор не взметаются, и пыль­ца тихо парит в воздухе, и небосвод покинут облаками, и ветер веет совсем слабо. Все затихает, лучи солнца очищаются, и солнце, освободившись от немочи, ярче светит своим светом.

– Да, почтенный. Свободное от всех напастей, солнце све­тит ярко, а когда есть тучи и прочее, оно светит не так ярко[738].

Седьмая глава закончена.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

 Вопрос 1 (71)

Почтенный Нагасена, все ли бодхисаттвы отдают детей и жену, или же только царь Вессантара отдал своих детей и жену[739]?

– Все бодхисаттвы отдают детей и жену, государь; не один только царь Вессантара отдал своих детей и жену.

– Но были ли они согласны, почтенный, чтобы их отдали?

– Жена была согласна, государь, а детки по глупости пла­кали. Если бы они по-настоящему поняли, то и они бы одобря­ли, не стали бы жаловаться.

– Трудное же бодхисаттва дело сделал, почтенный Нагасе­на: родных, любимых своих деток отдал брахману в рабство. А второе и того трудного труднее: стерпел, когда родных, люби­мых его деток, нежных, слабеньких, связанных лианой, брахман стегал лианой у него на глазах. А третье и того трудного труд­нее: когда детки его сами развязали путы и, робея, прибежали к нему, он снова связал их лианой и отдал брахману. А четвертое и того трудного труднее: когда детки его жалобно кричали: «Батюшка, это же якша, он нас съест!» – он не ободрил их и не успокоил. А пятое и того трудного труднее: когда сын его, царевич Джалий, со слезами на глазах повалился ему в ноги, умоляя его: «Батюшка, сестру Кришнаджину вороти хотя бы, пойду уж я с якшей один, пусть ест меня якша!» – он и то не согласился. А шестое и того трудного труднее: когда царевич Джалий жалобно кричал ему: «Видно, сердце у тебя, батюшка, что камень! Как же ты попускаешь, что нас, несчастных, якша уводит в дремучий, безлюдный лес!» – он не сжалился. А седь­мое и того трудного труднее: когда детки его, горько плачущие, смертно тоскующие, были уведены и скрылись с глаз его, не разорвалось его сердце на сто, на тысячу частей. Как может причинять страдания другим человек, стремящийся к благу? Разве не следовало вместо детей отдать самого себя?

– О трудном этом деле, сделанном бодхисаттвой, добрая слава вознеслась, государь, в десятитысячной мировой сфере среди богов и людей: в обители богов боги славили, в обители асуров асуры славили, в обители гарудов гаруды славили, в обители драконов драконы славили, в обители якшей якши сла­вили; так, передаваясь своим чередом по наследству, дошла эта добрая слава теперь и до нынешних времен. Вот и сидим мы, рассуждаем, ославляем да охаиваем: «Хорошо он поступил, что отдал, или дурно?» А ведь эта добрая слава, государь, прояв­ляет десять достоинств искусных, знающих, понимающих, разум­ных бодхисаттв, вот какие: неалчность, безуютность, отдачу, оставление, бесповоротность, тонкость, величие, труднопостижи­мость, редкость, несравненность Учения Просветленных. Вот та­кие десять достоинств искусных, знающих, понимающих, разум­ных бодхисаттв, государь, проявляет эта добрая слава.

– Почтенный Нагасена, если некто приносит дар, доставляя при этом другому тяготы, то будут ли от такого дара благие плоды, приведет ли он на небеса?

– Да, государь, конечно.

– Пожалуйста, почтенный Нагасена, приведи обоснование этому.

– Представь, государь, что есть некий праведный, доброде­тельный шраман или брахман и он расслаблен, или калека, или болен каким-то недугом. Некий желающий обрести заслуги че­ловек доставит его в повозке туда, куда тому было нужно. Ска­жи, государь, придет ли к этому человеку благодаря такому поступку счастье, приведет ли такое деяние на небеса?

– Да, почтенный, конечно. Такой человек получит выездно­го слона, или выездного коня, или выездную колесницу, почтенный; на суше он получит сухопутное средство передвижения, на воде – водное, среди богов – божественное, среди людей – человеческое; это деяние будет влиять на его последующие су­ществования и проявляться в них, и блага будут к нему прихо­дить благодаря этому. Он будет переходить из одного благого удела в другой; благодаря этому деянию он сможет взойти на колесницу сверхобычных сил и добраться до желанного града нирваны.

– Стало быть, государь, если дар принесен с доставлением тягот кому-то другому, то от такого дара будут благие плоды и он приведет на небеса, раз этот человек обретет подобное счастье, притом что доставил тяготы волам. Слушай дальше, государь, еще обоснование, каким образом от дара, принесенно­го с доставлением другому тягот, бывают благие плоды и он приводит на небеса. Допустим, государь, что некий царь собрал в согласии с дхармой налог с подданных, а затем повелел при­нести из собранных средств дары. Скажи, государь, придет ли к этому царю благодаря такому поступку счастье, приведет ли его этот дар на небеса?

– Да, почтенный, конечно. Благодаря такому поступку этот царь обретет многие сотни тысяч достоинств, почтенный. Он среди царей сверхцарем станет, среди небожителей сверхнебо­жителем станет, среди обитателей миров Брахмы сверхбрахмой станет, среди шраманов сверхшраманом станет, среди брахма­нов сверхбрахманом станет.

– Стало быть, государь, если дар принесен с доставлением другому тягот, то от такого дара будут благие плоды и он приведет на небеса, раз этот царь обретёт подобное вели­кое счастье и почёт, притом что прижал своих подданных на­логом.

– Безмерный дар, почтенный Нагасена, принёс царь Вессан­тара. Он ведь собственную жену другому в жёны отдал, родных своих детей в рабство брахману отдал! Безмерный же дар чрезмерен, почтенный Нагасена, и сведущими людьми в мире порицается, осуждается. Так же, почтенный Нагасена, как от чрезмерного груза ось у телеги лопается, от чрезмерного груза корабль тонет, от чрезмерного едения несварение делается, от чрезмерного дождя урожай гибнет, от чрезмерной щедрости богатство растрачивается, от чрезмерного жара ожог делается, от чрезмерной страсти с ума сходят, от чрезмерной ненависти преступником становятся, от чрезмерного заблуждения в беду попадают, от чрезмерной жадности ворам попадаются, от чрез­мерного страха в обморок падают, от чрезмерного половодья река из берегов выходит, от чрезмерного ветра молния бьёт, от чрезмерного огня каша сбегает, от чрезмерных странствий дол­го не живут,– вот точно так же, почтенный Нагасена, безмер­ный дар чрезмерен и сведущими людьми, в мире порицается, осуждается. Чрезмерный дар, почтенный Нагасена, принёс царь Вессантара, и не следует ожидать от этого какого-то благого плода.

– Безмерный дар не чрезмерен, государь, и он сведущими людьми в мире одобряется, восхваляется и превозносится; все те, кто совершает подобные дары, обретают в мире славу, как податели безмерных даров. Так же, государь, как волшебный лесной корешок благодаря своей безмерной исключительности делает человека, который держит его в руке, невидимым даже для тех, кто стоит совсем рядом; как противоядие благодаря своей безмерной действенности избавляет от мучений и кладет болезни конец; как огонь благодаря своему безмерному жару сжигает; как вода благодаря своей безмерной прохладе тушит пожар; как лотос благодаря своей безмерной чистоте не гряз­нится водою и илом; как драгоценный самоцвет благодаря без­мерным достоинствам исполняет желания; как алмаз благодаря своей безмерной остроте пронзает драгоценные камни, жемчуг и хрусталь; как земля благодаря своей безмерной обширности держит на себе людей, змей, зверей и птиц, воды, скалы, горы и деревья; как океан благодаря своей безмерной обширности не переполняется; как гора Меру благодаря своей безмерной, тяжести недвижна; как пространство благодаря своей безмер­ной протяженности бесконечно; как солнце благодаря своей безмерной яркости рассеивает мрак; как лев благодаря своему безмерному благородству бесстрашен; как борец благодаря сво­ей безмерной силе быстро бросает наземь соперника; как царь благодаря своим безмерным заслугам – властелин; как монах благодаря своей безмерной нравственности заслуживает поклонения драконов, якшей, людей и духов; как Просветлен­ный благодаря своему безмерному превосходству несравненен,– вот точно так же, государь, безмерный дар сведущими людьми в мире одобряется, восхваляется и превозносится, и все те, кто совершает подобные дары, обретают в мире славу как подате­ли безмерных даров. Благодаря безмерному своему дару царь Вессантара в десятитысячной мировой сфере восхваляется, пре­возносится, величается, почитается и прославляется, благодаря этому безмерному дару стал царь Вессантара теперь Просвет­ленным, величайшим среди богов и людей.

Ответь мне, государь: есть ли на свете неприемлемый дар? Иначе говоря, такой, что его не следовало бы давать даже че­ловеку, заслуживающему подношений?

– На свете есть десять даров, непризнаваемых за дары, почтенный Нагасена. Тот же, кто приносит подобные дары, по­падает в дурной удел. Эти дары таковы: дар опьяняющим на­питком, почтенный Нагасена, не признается на свете за дар, и тот, кто приносит подобный дар, попадает в дурной удел; дар устроением разнузданного празднества; дар женщиной; дар быком; дар двусмысленным изображением; дар оружием; дар ядом; дар цепями; дар курами и свиньями; дар мошеннически­ми гирями и мерками[740]. Все такие дары на свете за дары не признаются, почтенный Нагасена, и тот, кто приносит подобные дары, попадает в дурной удел. Таковы, почтенный Нагасе­на, десять даров, непризнаваемых за дары. Тот, кто приносит подобные дары, попадает в дурной удел.

– Я не спрашиваю тебя, государь, о том, какой дар не признается за дар. Я вот о чем, государь, тебя спрашиваю: есть ли на свете, государь, неприемлемый дар – такой, что его не следовало бы давать даже человеку, заслуживающему подно­шений?

– Нет, почтенный Нагасена. Неприемлемого дара, такого, что его не следовало бы давать даже человеку, заслуживающе­му подношений, на свете нет. Исполнившись приязни к челове­ку, заслуживающему подношений, иные люди дают ему пищу, иные – одежду, иные – ночлег, иные – жилище, иные – одеяла и покрывала, иные – рабов и рабынь, иные – пахотное поле, иные – птиц и четвероногих, иные – сотню, тысячу и сотню тысяч, иные – целое царство, а иные отдают даже собствен­ную жизнь.

– Если иные отдают даже собственную жизнь, государь, то что же ты так ополчаешься против царя Вессантары, великого подателя, правильно отдавшего своих жену и детей? Кстати, государь, есть ли на свете такое установление, такой обычай, что отец, завязший в долгах и утративший средства к сущест­вованию, вправе заложить или продать своих детей?

– Да, почтенный. Завязший в долгах и утративший средст­ва к существованию отец вправе заложить или продать своих детей[741].

– Если завязший в долгах и утративший средства к суще­ствованию отец вправе заложить или продать своих детей, го­сударь, то так же и царь Вессантара, который не мог обрести всеведущее знание и был тем, государь, подавлен и удручен, отдал в залог и продал своих детей и жену, чтобы получить богатство Учения. Выходит, государь, что царь Вессантара сде­лал так, как принято делать, отдал так, как принято отдавать. Почему же царя Вессантару, великого подателя, ты так настойчиво осуждаешь, государь, за свершенный им дар?

– Я не хулю, почтенный Нагасена, дар царя Вессантары, великого подателя, но дар следовало бы заменить: отдать само­го себя вместо прошенных брахманом жены и детей.

– Отдавать самого себя, когда просят жену и детей, было бы невоспитанным, государь. Давать следует именно то, о чем просят; добродетельные поступают именно так. Представь, го­сударь, что кто-то попросил попить, а ему принесли поесть. Что же, государь, разве тот, кто так сделал, поступил правильно?

– Нет, почтенный. Было бы правильно дать именно то, о чем просили.

– Вот точно так же, государь, и с царем Вессантарой: ког­да брахман попросил у него детей и жену, он отдал ему имен­но детей и жену. Но, государь, если бы брахман попросил у царя Вессантары его тело, то он не стал бы им дорожить, не стал бы себя беречь, не колебался бы, но отдал бы свое тело и не пожалел бы его. Если бы, государь, кто-то умолял царя Вессантару, великого подателя, чтобы он стал его рабом, та отдал бы царь Вессантара свое тело, не пожалел бы его и после бы в том не раскаивался. Телом царя Вессантары, госу­дарь, многие могли воспользоваться[742]. Как куском вареного мя­са, государь, многие могут воспользоваться, вот точно так же, государь, и телом царя Вессантары многие могли воспользо­ваться. Или как плодовым деревом, государь, множество птичь­их стай может воспользоваться, вот точно так же, государь, и телом царя Вессантары многие могли воспользоваться, ибо он знал, что, поступая так, достигнет истинного всепросветления.

Скажем, государь, как человек, не имеющий богатства, нуждаю­щийся в богатстве, отправившийся добывать богатство, проби­рается по звериным тропам, сквозь бурелом и тростниковые за­росли, ведет торговлю на суше и на море, телом, словом и умом добывает богатство, старается прилежно нажить богатство, вот точно так же, государь, и царь Вессантара, щедрый податель, не имел богатства, и ради обретения богатства просветленных, чтобы нажить драгоценность всеведущего знания, он раздавал просителям свое имение и состояние, рабов и рабынь, слонов и колесницы, не дорожил ни всем тем, что имел, ни детьми ни женой, ни самим собой, взыскуя лишь истинного всепросвет­ления.

Или, скажем, государь, как сановник, желая получить печать и заключающиеся в печати полномочия, всё имение и состояние, что есть у него в доме, золото в монетах и слит­ках – всё это отдает и старается прилежно добыть себе пе­чать,– вот точно так же, государь, и царь Вессантара, щедрый податель, отдал всё своё внешнее и внутреннее достояние, са­мое жизнь отдал другим, взыскуя лишь истинного всепросвет­ления.

Царь Вессантара, щедрый податель, так тогда подумал, го­сударь: «Я поступлю правильно, если дам брахману именно то, о чем он просит» – и отдал ему свою семью. Не потому царь Вессантара, щедрый податель, отдал свою семью брахману, что была она ему ненавистна, государь; не потому отдал семью, что видеть её не хотел; не потому отдал семью, что она была вели­ка и он не мог её прокормить; не потому отдал семью, что она опостылела ему и он хотел от неё отделаться; но из любви к драгоценности всеведения, ради обретения всеведущего знания принес царь Вессантара этот щедрый, бесценный, несравненный дар – отдал брахману своих милых, любимых, дорогих, как са­ма жизнь, жену и детей. Ведь есть, государь, в «Пути бодхи­саттвы» изречение Блаженного, бога богов:

«Мне не были постылы ни дочь моя, ни сын,

И Мадрия-дарица совсем мне не постыла,

Но дорого даётся всеведущее знанье.

И отдал я семью, чтоб обрести его»[743].

Принес тогда царь Вессантара своих детей в дар, вошёл к себе в шалаш, государь, и на землю повалился. От безмерной любви охватила его сильнейшая скорбь, стало у него в груди печь, воздуху ему не хватало, и горячие вздохи вырывались через широко раскрытый рот; слезы навернулись на глаза и закапали кровавыми каплями. Вот с таким страданием, госу­дарь, отдал царь Вессантара своих детей брахману в дар: толь­ко бы не свернуть с пути щедрости. Всего, государь, у царя Вессантары было два основания отдать своих детей брахману: во-первых, так он не свернул со своего пути щедрости, а во-вторых, деток его, которым тяжело было есть в лесу одни корешки и плоды, непременно выкупил бы из рабства дед[744]. Царь Вессантара в самом деле знал, государь, что никто не сможет превратить его детей в своих рабов, что детей его выку­пит дед и что это для всех них будет выходом. Вот такие два основания были у него, чтобы отдать своих детей брахману.

К тому же, государь, царь Вессантара знал, что брахман этот уже в преклонных летах, стар, дряхл, согнут в дугу, без палки не ходит, жить ему осталось мало, заслуг у него немного и он не сможет превратить его детей в своих рабов. Сможет ли человек, пользуясь своею природной силой, взять эти столь ве­ликолепные, столь великомощные солнце с луною, положить их себе в короб или в корзину, погасить и превратить в подносы для еды?

– Нет, почтенный.

– Вот точно так же, государь, и детей царя Вессантары, подобного в этом мире солнцу и луне, никто не сможет превра­тить в своих рабов. Слушай дальше, государь, еще обоснование, почему никто не сможет превратить детей Вессантары в своих рабов. Скажем, государь, как драгоценный самоцвет царя-миродержца, благородный, сияющий, восьмигранный, отделанный, в четыре локтя длиной, в обхвате размером со ступицу тележного колеса, никто не сможет завернуть в тряпицу, положить к себе в корзинку и пустить на заточку ножей, будто оселок,– вот точно так же, государь, и детей царя Вессантары, подобного в этом мире драгоценному самоцвету царя-миродержца, никто не сможет превратить в своих рабов.

Слушай дальше, государь, еще обоснование, почему никто не сможет превратить детей Вессантары в своих рабов. Скажем, государь, как царственного слона Поста[745], имеющего на теле три приметы гона, белого, устойчиво-подвижного, в восемь локтей высотою и в девять лок­тей в длину и в обхвате, красивого и видного, никто не сможет прикрыть решетом или чашкой или загнать, как теленка, в телячий закут и там запереть, вот точно так же, государь, и детей царя Вессантары, подобного в этом мире царственному слону Посту, никто не сможет превратить в своих рабов.

Слушай даль­ше, государь, еще обоснование, почему никто не сможет пре­вратить детей царя Вессантары в своих рабов. Скажем, госу­дарь, как великий океан, огромный, обширный, протяженный, глубокий, неизмеримый, труднопреодолимый, бездонный и безбрежный, никто не сможет оградить со всех сторон и превратить в свой водопой, вот точно так же, государь, и детей царя Вессантары, подобного в этом мире великому океану, никто не сможет превратить в своих рабов.

Слушай дальше, государь, еще обоснование, почему никто не сможет превратить детей Вессантары в своих рабов. Скажем, государь, каков Гималай, царь среди гор, вознесшийся в небеса на высоту пятисот йод­жан, протянувшийся на три тысячи йоджан в длину, увенчан­ный восьмьюдесятью четырьмя тысячами вершин, дает пятистам большим рекам начало и сонмам великих существ приют, хранит в себе многообразные благовония, носит убор из сотен дивных целебных растений, и, высоко вознесенный, являет со­бой как бы облако в поднебесье,– вот точно таков же, госу­дарь, и царь Вессантара, подобный в этом мире Гималаю, царю среди гор, и детей его никто не сможет превратить в своих рабов.

Слушай дальше, государь, еще обоснование, почему никто не сможет превратить детей Вессантары в своих рабов. Скажем, государь, как большой костер, горящий на вершине высокой горы посреди непроглядного ночного мрака, виден даже в дальней дали, вот точно так же, государь, и царь Вес­сантара, словно большой костер, горящий на вершине горы, ясно виден даже в дальней дали, и никто не сможет превратить его детей в своих рабов.

Слушай дальше, государь, еще обос­нование, почему никто не сможет превратить детей Вессантары в своих рабов. Скажем, государь, когда в Гималайских горах наступает пора цветения железного дерева[746] и ветер дует пря­мо с них, то благоухание цветов разносится на десять и двенадцать йоджан, вот точно так же, государь, и добрая слава царя Вессантары разнеслась на тысячи йоджан – среди богов, асуров, гарудов, гандхарвов, якшей, ракшасов, великих змиев, киннаров, в обители Индры и вплоть до обители Немалейшей[747], и благоухание его нравственности веет повсюду, поэтому никто не сможет превратить его детей в своих рабов.

Царь Вессантара дал тогда, государь, сыну своему, цареви­чу Джалию, такой наказ: «Сынок! Если придет дедушка и будет предлагать брахману отступного за тебя и сестру, то ты знай, что за тебя он должен будет заплатить тысячу нишк[748] золотом, а за Кришнаджину – сто рабов, сто рабынь, сто сло­нов, сто коней, сто дойных коров, сто быков, сто нишк – одним словом, всего по сто. Но если дедушка прикажет, чтобы вас отобрали у брахмана даром, насильно, то вы тогда, сынок, его не слушайтесь, а подчиняйтесь по-прежнему брахману». Вот с таким наказом он и отправил сына. Потому-то, когда дед спро­сил царевича Джалия, сколько он стоит, тот ответил ему:

«Отец меня отдал брахману,

Сказав, что цена мне – тысяча.

А Крншнаджины юной цена –

По сотне слонов и прочего»[749].

– Поистине распутан вопрос, почтенный Нагасена, прорва­ны тенета лжемудрия, в порошок стерты наветы, изложена своя точка зрения, прояснено выражение и упорядочен смысл. Да, это так, я с этим согласен[750].

Вопрос 2 (72)

Почтенный Нагасена, все ли бодхисаттвы свершают претрудный труд, или же только бодхисаттва Готама свершил пре­трудный труд?

– Не все бодхисаттвы, государь, берут на себя претрудный труд; лишь бодхисаттва Готама свершил претрудный труд.

– Почтенный Нагасена, если это так, то возникает отличие одних бодхисаттв от других, а этого не должно быть.

– Бодхисаттвы могут отличаться друг от друга в четырех отношениях, государь, а именно отличаться родом, отличаться временем, отличаться сроком жизни, отличаться мерой[751]. Вот в этих четырех отношениях, государь, бодхисаттвы могут отли­чаться один от другого. Однако, государь, все просветленные ни обликом[752], ни нравственностью, ни сосредоточением, ни муд­ростью, ни свободой, ни знанием-видением свободы, ни четырь­мя уверенностями, ни десятью силами татхагаты, ни шестью необыденными знаниями, ни четырнадцатью присущими про­светленным знаниями, ни восемнадцатью дхармами просвет­ленных[753] друг от друга не отличаются; в том, что касается дхарм, присущих просветленным, все они друг другу тождест­венны.

– Почтенный Нагасена! Если в том, что касается дхарм, присущих просветленным, все они друг другу тождественны, то почему лишь бодхисаттва Готама свершил претрудный труд?

– Когда бодхисаттва свершал свой исход из мира, его знание, его просветление не были еще зрелыми, государь. Претрудный труд он взял на себя для того, чтобы дать созреть не­зрелому еще знанию.

– Почтенный Нагасена! Почему бодхисаттва свершил свой исход из мира, когда его знание, его просветление не были еще зрелыми? Разве не следует дать знанию сначала созреть и уже потом, при зрелом знании, свершать исход?

– Бодхисаттва увидел тогда, государь, как безобразны спящие женщины в женской половине его дворца[754], и почув­ствовал раскаяние, а от этого раскаяния он стал томиться. Заметив, что он томится, некий небожитель из сонма Мары ре­шил: «Непременно нужно отвлечь его от томления!» Он появил­ся из воздуха перед бодхисаттвой и сказал: «Друг, достойный друг! Стряхни с себя эту тоску! Через семь дней явится тебе драгоценное чудесное колесо о тысяче спиц, со ступицей, с обо­дом, во всех своих частях совершенное; сокровища, что таятся в земле, и те, что пребывают в пространстве, придут к тебе сами собою. Власть твоя распространится на все четыре мате­рика вместе с двумя тысячами окружающих их островов; а еще родится у тебя больше тысячи сыновей, витязей могучего тело­сложения, истребителей вражеских войск. В окружении своих сыновей, обладая семью сокровищами, будешь ты править все­ми четырьмя материками». И будто железная спица, добела раскаленная, огнем во все стороны пышущая, в уши ему вон­зилась, вот так же, государь, и речи эти в уши бодхисаттвы вон­зились. И прежде них уже тосковал он, а услыхав речи того духа, он пуще прежнего задрожал, сотрясся, содрогнулся. Или словно, государь, горел жаркий, огромный костер – подбросили в него дров, и разгорелся он пуще прежнего – вот точно так же, государь, бодхисаттва и прежде уже тосковал, а услыхав речи того духа, он пуще прежнего задрожал, сотрясся, содрог­нулся. Или словно, государь, на землю, и прежде уже влажную, покрытую свежей зеленой травой, напитавшуюся водой, скольз­кую от влаги, вновь пролился ливень из тучи, и стала она скользкой пуще прежнего, вот точно так же, государь, бодхи­саттва и прежде уже тосковал, а услыхав речи того духа, он пуще прежнего задрожал, сотрясся, содрогнулся.

– Почтенный Нагасена, а если бы действительно явилось на седьмой день драгоценное чудесное колесо? Не повернул ли бы бодхисаттва вспять, если бы увидел это драгоценное чудес­ное колесо?

– Да не явилось бы, государь, на седьмой день никакое драгоценное чудесное колесо. Тот дух солгал: он лишь искушал бодхисаттву. А если бы и явилось, государь, на седьмой день драгоценное чудесное колесо, бодхисаттва не повернул бы вспять. Ибо, государь, крепко держался бодхисаттва за мысль: «Это невечно», крепко держался за мысль: «Это тяж­ко», крепко держался за мысль: «Это без самости», и привя­занность в нем пришла уже к концу. Скажем, государь, из озе­ра Приснохладного[755] вода течет в Гангу-реку, из Ганги-реки течет в великий океан, из великого океана вливается в жерло Бездны[756]. Так что же, государь, разве может вода, влившаяся в жерло Бездны, повернуть вспять и потечь в великий океан, из великого океана потечь в Гангу-реку, из Ганги-реки влиться обратно в озеро Приснохладное?

– Нет, почтенный.

– Вот точно так же, государь, и бодхисаттва четыре не­сметности кальп и ещё сто тысяч кальп шел к зрелости благих дхарм; и вот настала его последняя жизнь, знание его созре­ло для просветления, через шесть лет ему предстоит стать про­светленным, всеведущим, величайшей в мире личностью. Неуже­ли, государь, бодхисаттва повернул бы вспять из-за драгоценного колеса?

– Нет, почтенный.

– Скорее, государь, вся твердь земная вверх дном станет со всеми горами и рощами, чем вспять повернет бодхисаттва, не достигнув истинного всепросветления. Скорее, государь, вода в Ганге потечет от устья к истокам, чем вспять повернет бодхи­саттва, не достигнув истинного всепросветления. Скорее, госу­дарь, великий океан, безграничное вместилище вод, пересохнет, как водица в коровьем следу, чем вспять повернет бодхисаттва, не достигнув истинного всепросветления. Скорее, государь, Меру, царя среди гор, разорвет на сто и на тысячу частей, чем вспять повернет бодхисаттва, не достигнув истинного всепросветления. Скорее, государь, солнце, луна и созвездия наземь посыплются, словно комья глины, чем вспять повернет бодхисаттва, не до­стигнув истинного всепросветления. Скорее, государь, простран­ство свернется, словно циновка, чем вспять повернет бодхисатт­ва, не достигнув истинного всепросветления. Ведь он разорвал все цепи – вот почему это так.

– Почтенный Нагасена, какие существуют в мире цепи?

– В мире есть десять цепей, государь. Те, кто скован этими цепями, не свершают исхода, а свершив его, возвращаются вспять. Цепи эти таковы: мать есть цепь в этом мире, государь; отец есть цепь в этом мире, государь; жена есть цепь в этом мире, государь; дети есть цепь в этом мире, государь; родствен­ники есть цепь в этом мире, государь; друзья есть цепь в этом мире, государь; богатство есть цепь в этом мире, государь; успех есть цепь в этом мире, государь; власть есть цепь в этом мире, государь; пять утех[757] есть цепь в этом мире, государь. Таковы, государь, десять цепей в этом мире. Те, кто скован эти­ми цепями, не свершают исхода, а свершив его, возвращаются вспять. И все эти десять цепей бодхисаттва разбил, прорвал, разорвал. Поэтому, государь, бодхисаттва не повернул вспять.

– Почтенный Нагасена! Если бодхисаттва свершил свой ис­ход из мира из-за того, что услышал в своем томлении слова духа, и его знание, его просветление не были еще зрелыми, то зачем он все же взял на себя претрудный труд? Разве не следовало ему в ожидании того, что знание созреет, не морить себя голодом, а есть, как обычно?

– Десятерых в этом мире, государь, унижают, принижают, попирают, презирают, осуждают, хулят и ни во что не ставят. Они таковы: вдову, государь, в этом мире унижают, принижают, попирают, презирают, осуждают, хулят и ни во что не ставят; бессильного человека, государь; человека, не имеющего друзей и родственников, государь; обжору, государь; живущего в пре­зренной семье человека, государь; человека, якшающегося с грешниками, государь; неимущего человека, государь; дурно воспитанного человека, государь; человека, не знающего ника­кого дела, государь; неумелого человека, государь, в этом ми­ре унижают, принижают, попирают, презирают, осуждают, ху­лят и ни во что не ставят. Этих десятерых, государь, в мире унижают, принижают, попирают, презирают, осуждают, хулят и ни во что не ставят. Бодхисаттва хорошо помнил, государь, о десяти этих поводах для пренебрежения, и представилось это ему вот как: «Мне нельзя быть не знающим дела, нельзя не владеть средствами и навлечь на себя осуждение богов и лю­дей. Пусть я стану мастером своего дела, господином своего дела, уважающим свое дело, преданным своему делу, впрягусь в свое дело, сживусь со своим делом и неустанно буду упражняться». Вот так, государь, стремясь к тому, чтобы знание его созрело, бодхисаттва взял на себя претрудный труд.

– Почтенный Нагасена! Свершая свой претрудный труд, бодхисаттва спустя какое-то время сказал: «Нет, не этим суровым претрудным трудом добьюсь я поистине арийского превосходного знания-видения всех человеческих возможностей. Другая, должно быть, стезя приведет к просветлению»[758]. Мо­жет быть, на бодхисаттву нашло в ту пору забвение истинной стези?

– Существует, государь, двадцать пять дхарм, ослабляю­щих мысль. Ослабленная этими дхармами мысль не может ис­тинно сосредоточиться и прийти к истощению всяческой тяги. Дхармы эти таковы: гнев есть дхарма, ослабляющая мысль, государь, ослабленная им мысль не может истинно сосредото­читься и прийти к истощению всяческой тяги; злоба, пренебре­жение к другим, ревнивое соперничество, зависть, скупость, самоподача, плутовство, упрямство, заносчивость, гордость, самомнение, тщеславие, беспечность, вялость и сон, обольщение[759], леность, общение с грешниками, образы, звуки, запахи, вкусы, осязаемое, голод и жажда, неудовлетворенность суть дхармы, ослабляющие мысль, государь, ослабленная ими мысль не мо­жет истинно сосредоточиться и прийти к истощению всяческой тяти. Таковы, государь, эти двадцать пять дхарм, ослабляющих мысль. Ослабленная ими мысль не может истинно сосредото­читься и прийти к истощению тяги. У бодхисаттвы же, государь, тело было изнурено голодом и жаждой, и из-за телесного изну­рения мысль не могла сосредоточиться и прийти к истощению тяги. Сто тысяч кальп и четыре несметности кальп, государь, бодхисаттва во всех своих существованиях стремился к одному лишь постижению четырех арийских истин; неужели у бодхи­саттвы могло случиться в последней его жизни забвение истин­ной стези, порождающей постижение? Нет, государь, у бодхи­саттвы просто появилось соображение: «Другая, должно быть, стезя приведет к просветлению». Ведь еще прежде, государь, когда шакья, его отец, пахал в поле[760], а сам бодхисаттва, быв­ший тогда месячным младенцем, лежал под гвоздичным деревом в прохладной тени, он сел, скрестил ноги, отстранил утехи, отстранил неблагие дхармы, взошел на сопровождавшуюся задумыванием и продумыванием, порожденную различением, ра­достную и приятную первую ступень созерцания и начал на ней движение[761]; тогда же он поднялся до четвертой ступени со­зерцания.

– Отлично, почтенный Нагасена. Да, это так, я с этим со­гласен. Бодхисаттва взял на себя претрудный труд, стремясь достичь зрелости знания.

Вопрос 3 (73)

Почтенный Нагасена, что сильнее, что могущественнее – добро или зло?

– Добро, государь, сильнее и могущественнее зла, и не иначе.

– Я не согласен, почтенный Нагасена, с утверждением, что добро-де сильнее и могущественнее зла. Встречаются ведь, по­чтенный Нагасена, смертоубийцы, воры, прелюбодеи, лжецы, грабители деревень, разбойники с большой дороги, мошенники и жулики. Всех их за свершённые ими грехи настигает кара: усекновение кистей рук, и усекновение ног по щиколотки, и усекновение и рук и ног, и усекновение ушей, и усекновение носа, и усекновение и носа и ушей, и «котелок каши», и «лысая раковина», и «зев Раху», и «горящий венчик», и «руки-факелы», и «лупленый банан», и «кожурка», и «козел на сковородке», и «тушка на крюку», и «гуляш живьем», и «строганина со ще­лочью», и «воротная петля», и «соломенное сиденье», и полива­ние кипящим маслом, и травля псами, и сажание на кол, и усекновение головы[762]. Иные ночью нагрешат, ночью же плоды пожинают; иные ночью нагрешат, наутро плоды пожинают; иные днем нагрешат, днем же плоды пожинают; иные днем нагре­шат, вечером плоды пожинают; иные через два, через три дня пожинают, но все они пожинают плоды своих деяний уже в этой жизни.

Но есть ли хоть кто-нибудь, почтенный Нагасена, кто устроил полную трапезу для одного человека или для двух, для трех, для четырех, для пяти, для десяти, для ста, для тысячи, для сотни тысяч человек, или следовал нравственно­сти, или соблюдал обряды постного дня и уже в этой жизни добился благодаря этому богатства, почета или счастья?

– Таких людей было четверо, государь. Они приносили да­ры, следовали нравственности, соблюдали обряды постного дня и через это уже в земном, человеческом теле удостоились поче­стей во граде Тридцати Трех.

– Кто же они, почтенный?

– Царь Мандхатар, царь Ними, царь Садхина и музы­кант Гуттила[763], государь.

– Почтенный Нагасена, это все минуло много тысяч жиз­ней тому назад. Ни ты, ни я тому не были свидетели. Если ты можешь, то назови что-нибудь современное, случившееся при жизни Блаженного.

– Есть и современное, государь. Раб Пурнака подал однаж­ды поесть тхере Шарипутре, и в тот же день сделался купцом-казначеем; с тех пор его так и зовут купцом Пурнакой. Буду­щая царица, мать Гопалы, продала свои волосы, чтобы на вы­рученные восемь каршапан[764] накормить тхеру Большого Катьяяну вместе с семью монахами, и в тот же день стала главной супругой царя Удаяны. Мирянка Суприя срезала мясо с собст­венного бедра, чтобы приготовить мясную похлебку больному монаху, и на следующий же день рана ее срослась, зарубцевалась, и она поправилась. Будущая царица Маллика подала Блаженному вчерашней рисовой каши[765] и в тот же день стала главной супругой царя кошальского. Цветочник Суманас поднес Блаженному в знак почитания его восемь горстей цветов жас­мина и в тот же день достиг великого преуспеяния. Брахман Экашатака[766] поднес Блаженному в знак почитания единствен­ную свою одежду и в тот же день получил восьмикратно-вось­мерной[767] дар. Все они, государь, обрели богатство и почести уже в этой жизни.

– Почтенный Нагасена, после всех разысканий и исследо­ваний ты обнаружил только их шестерых?

– Да, государь.

– Стало быть, почтенный Нагасена, зло сильнее и могуще­ственнее добра, и не иначе. Я ведь, почтенный Нагасена, еже­дневно вижу: то десять человек на кол посажено вследствие совершенных ими греховных деяний, то двадцать, то тридцать, то сорок, то пятьдесят человек, то сто человек, то тысяча чело­век на кол посажены вследствие совершенных ими греховных деяний.

Когда-то, почтенный Нагасена, служил царствующему дому Нандов некий Бхадрашала, потомственный полководец. Он дал сражение царю Чандрагупте[768]. В этом сражении, почтен­ный Нагасена, убитых было с обеих сторон на восемьдесят плясок безглавой смерти. Считается якобы, что, когда сверше­но одно «великое заклание голов», безглавые тела встают и пляшут на поле брани[769]. И все те, кто нашел там свой конец, погибли только вследствие свершенных ими греховных деяний. Вот на этом основании я и говорю, почтенный Нагасена, что именно зло сильнее и могущественнее добра, и не иначе. Извест­но ли тебе, почтенный Нагасена, что за все время, как сущест­вует Учение нынешнего Просветленного, дар, принесенный ца­рем кошальским, был беспримерен?

– Да, государь, известно.

– И что же, почтенный Нагасена, пришло разве к царю кошальскому уже в этой жизни богатство, почет или счастье оттого, что он принес такой беспримерный дар?

– Нет, государь.

– Почтенный Нагасена! Если даже царь кошальский, при­неся такой беспримерный дар, не получил от него в этой жиз­ни ни богатства, ни почета, ни счастья, то, стало быть, почтен­ный Нагасена, именно зло сильнее и могущественнее, чем доб­ро, и не иначе.

– Зло по своей скудости созревает быстро, государь, а доб­ро благодаря своей возвышенности созревает долгое время. В этом можно удостовериться через сравнение, государь. Ска­жем, государь, в западной стране есть разновидность злака, на­зываемая «белыми метелками»[770]. Ее уже через месяц жнут и складывают в амбары[771], рис же созревает пять-шесть месяцев. Откуда же такое различие, государь? В чем разница между «белыми метелками» и рисом?

Дело в скудости «белых метелок», почтенный, и в обиль­ности риса. Ведь рис достоин царского стола, это царская еда, почтенный Нагасена, а «белые метелки» – это еда рабов да батраков.

Вот точно так же, государь, зло по своей скудости созре­вает быстро, а добро благодаря своей возвышенности созревает долгое время. Почтенный Нагасена! То, что быстрее созревает,– то и будет на свете сильным и могущественным. Значит, зло силь­нее и могущественнее добра, и никак иначе. Например, почтен­ный Нагасена, тот воин из числа участвующих в ожесточенном сражении, кто быстрее других схватит противника под мышки и притащит его к своему командиру,– тот воин среди прочих и будет удалой молодец; или тот хирург, который быстро извлечет стрелу и заживит рану,– тот хирург и будет умелым; или тот счётчик, который быстро-быстро сосчитает и покажет, что получилось,– тот счётчик и будет умелым; или тот борец, который быстро поднимет соперника и положит его на лопатки,– тот бо­рец и будет удалой молодец. Вот точно так же, почтенный Нагасена, то, что быстрее созревает – благо это или зло,– то и будет на свете сильным и могущественным.

Плоды и тех и других деяний, государь, дают себя знать лишь в будущих существованиях, однако плоды зла из-за предосудительности его дают себя знать также и немедленно, в той же жизни. Древними кшатриями, государь, положен был такой закон: тот, кто свершает смертоубийство, должен понести кару, также тот, кто крадет чужое, кто входит к чужой жене, кто лжет, кто грабит деревни, кто разбойничает на большой дороге, кто занимается мошенничеством и жульничеством. Все они должны понести кару, они заслуживают телесного наказания, увечения, ломания рук и ног, смертной казни. Потому правите­ли судят, рядят и приговаривают их к пене, к телесному нака­занию, к увечению, к переламыванию рук и ног, к смертной казни. Но разве, государь, был кем-нибудь положен такой за­кон: тому, кто приносит дары, блюдет нравственность, соблюда­ет обряды постного дня,– тому следует давать награду или оказывать почести? Разве правители и здесь судят и рядят и присуждают таким людям награды и почести, как вору за его деяния – увечение и тюрьму?

– Нет, почтенный.

– Если бы, государь, и подателей судили, разбирали и присуждали им награды и почести, то тогда и благо давало бы себя знать уже в этой жизни. Но раз уж, государь, подателей даров не судят, не присуждают им наград и почестей, то потому благо не дает себя знать в этой жизни. Таково основание, госу­дарь, почему зло дает себя знать уже в этой жизни, но в сле­дующих жизнях именно плоды благих деяний проявляют себя сильнее и могущественнее.

– Отлично, почтенный Нагасена. Нелегко было бы распу­тать этот вопрос без человека с мощным разумом, подобным твоему. Мирское, почтенный Нагасена, сверхмирским объясни­лось.

Вопрос 4 (74)

Почтенный Нагасена, податели даров предназначают их часто умершим предкам: «Пусть это достанется им». Но полу­чают ли умершие предки что-либо из плодов этого деяния?

– Одни получают, государь, другие не получают.

– Кто получает, почтенный, и кто не получает?

– Угодившие в преисподнюю не получают, государь, попав­шие на небеса не получают, родившиеся животными не получа­ют. Из четырех видов претов три вида тоже не получают. Это блевотоеды, гладо-жаждущие и неутолимо-жаждущие[772]. Полу­чают преты, живущие чужим доброхотством[773], да и то, если о них помнят.

– Стало быть, почтенный Нагасена, дары этих подателей на ветер брошены, бесплодны. Ведь те, ради кого принесены эти дары, не получают их.

– Нет, государь, эти дары нетщетны и небесплодны. Плоды их возвращаются к самим подателям.

– Раз так, почтенный Нагасена, то приведи мне вразуми­тельное обоснование.

– Например, государь, люди наготовили рыбы, мяса, вина, рису, пирогов и пошли в гости к родственникам, а родственни­ки не захотели у них брать этот гостинец. Разве из этого выхо­дит, что гостинец брошен на ветер и пропал?

– Нет, почтенный, он своим хозяевам достанется.

– Вот точно так же, государь, плоды этих даров возвраща­ются к самим подателям. Или представь, государь, что некто полез в пещеру и оказалось, что прохода вперед нет. Как он выйдет?

– Как вошел, так и выйдет, почтенный.

– Вот точно так же, государь, плоды этих даров возвра­щаются к самим подателям.

– Хорошо, почтенный Нагасена. Это так, я с этим согла­сен. Плоды этих даров возвращаются к самим подателям. Мы этого не оспариваем. Почтенный Нагасена! Если принесенный подателями дар достается умершим предкам и они получают его плод, то что будет, если какой-то лютый, кровожадный смертоубивец свершит с коварным умыслом лихое дело, поуби­вает людей и предназначит это умершим предкам: «Пусть пло­ды этого моего деяния достанутся умершим предкам»[774]. Доста­нутся ли такие плоды умершим предкам?

– Нет, государь.

– Почтенный Нагасена! Какова причина, каково основание того, что благо им достается, а зло не достается?

– Так нельзя задавать вопрос, государь. Не думай, госу­дарь, что можно спросить о чем угодно, лишь бы было кому отвечать. Что же ты не спросишь, государь, почему пространст­во безопорно, или почему Ганга не течет от устья к истокам, или почему у людей и птиц две ноги, а у зверей – четыре?

– Я не затем спрашиваю, почтенный Нагасена, чтобы по­пусту надоедать; я спрашиваю, чтобы избавиться от сомнений. На свете есть множество людей, все понимающих криво и ви­дящих превратно. Нельзя им оставлять лазейку, вот поэтому я и спрашиваю.

– Невозможно, государь, поделиться греховным деянием с тем, кто не совершал его и не одобрял. Скажем, государь, лю­ди строят водопроводы и проводят воду на далекие расстояния, но разве возможно сделать провод для камней, горной скаль­ной породы и провести их куда хочешь?

– Нет, почтенный.

– Вот точно так же, государь, благом поделиться можно, злом же поделиться невозможно. Или, скажем, государь, можно изготовить масляный светильник, но разве можно, государь, изготовить водяной светильник?

– Нет, почтенный.

– Вот точно так же, государь, благом поделиться можно, злом же поделиться невозможно. Или, скажем, государь, зем­ледельцы отводят на поле воду из водоема и выращивают рис. Но разве возможно, государь, отвести на поле воду из велико­го океана и также вырастить рис?

– Нет, почтенный.

– Вот точно так же, государь, благом поделиться можно, злом же поделиться невозможно.

– Почтенный Нагасена, почему благом поделиться можно, а злом поделиться невозможно? Приведи мне обоснование. Право, я не слепой, смогу понять, что ты скажешь.

– Зло мало, государь, а благо велико. Оттого что зло ма­ло, оно тратится только на того, кто его содеял; а благо, оттого что оно велико, распространяется на весь мир с богами.

– Приведи пример.

– Представь, государь, что на землю упала капелька воды. Растечется ли эта капелька, государь, на десять или на две­надцать йоджан вокруг?

– Нет, почтенный. Куда капелька упала, там она и по­тратится.

– Почему же, государь?

Потому что воды в капельке мало, почтенный.

– Вот точно так же, государь, зло мало, и, оттого что оно мало, оно тратится только на того, кто его содеял, и поде­литься им невозможно. А теперь представь, государь, что из огромной тучи пролился ливень и насытил землю влагою. Не растечется ли, государь, эта дождевая вода повсюду в округе?

– Да, почтенный. Дождевая вода наполнит ямы, пруды, ручьи, рукава, пещеры, расщелины, озера, водоемы, колодцы и старицы и разольется кругом на десять и на двенадцать йоджан.

– Почему, государь?

– Потому что ливень был большой, почтенный.

– Вот точно так же, государь, благо велико, и, оттого что оно велико, им можно поделиться с богами и людьми.

– Почтенный Нагасена, почему зло мало, а благо велико?

– Если кто-то приносит дары, следует нравственности, со­блюдает постные дни, то ему, государь, от того приятно-преприятно, отрадно-преотрадно; человек веселеет, мысли его про­ясняются, является воодушевление; все чаще приходит к нему радость, а у того, кто радуется, благо возрастает все больше и больше. Это, государь, как в колодце, полном ключевой воды, где с одной стороны вода притекает, а с другой вытекает; то, что вытекло, постоянно пополняется, и вода не может иссяк­нуть. Вот точно так же, государь, благо возрастает все больше и больше. Даже если бы человек сто лет раздавал другим всё то благо, что он сделал, государь, и то все розданное им благо лишь возрастало бы больше и больше[775]. Этим благом можно поделиться со всеми, с кем хочешь. Вот обоснование, государь, почему благо столь велико.

Тот же, государь, кто свершает зло, потом раскаивается, а мысль раскаявшегося скорчивается, съеживается, сворачивает­ся, не простирается, скорбит, печалится, тает, чахнет, не возрас­тает, тут же и растрачивается. Как в пересыхающей реке, госу­дарь, теряющейся в песчаных отмелях, излучинах и поворотах, луках и излуках, извивах и изгибах, тот скудный поток воды, что течет с верховьев, тает, чахнет, не пополняется, там же растрачивается, вот точно так же, государь, мысль того, кто свершает зло, скорчивается, съеживается, сворачивается, не про­стирается, скорбит, печалится, тает, чахнет, не возрастает, тут же и растрачивается. Вот обоснование, государь, почему зло мало.

– Отлично, почтенный Нагасена. Да, это так, я с этим согласен.

Вопрос 5 (75)

Почтенный Нагасена! Мужчины и женщины видят на этом свете во снах всякое: благое и греховное, виданное и не­виданное, бывалое и небывалое, страшное и нестрашное, дале­кое и близкое, видят многие тысячи разнообразных вещей. Что же такое сон и кто его видит?

– Сон, государь, есть знамение[776], попадающее в поле со­знания[777]. Сны видят в шести случаях, государь: страдающий расстройством ветров видит сны; страдающий расстройством желчи видит сны; страдающий расстройством слизи видит сны[778]; по наваждению от духов видят сны; оттого что постоян­но с чем-то сталкиваются, видят об этом сны; по вещему знамению видят сны. Из всех них, государь, лишь сон от веще­го знамения истинен, а прочие – ложны.

– Почтенный Нагасена, если некто по вещему знамению видит сон, то как это происходит: само ли его сознание идёт и выбирает это знамение, или же знамение приходит в поле сознания, или же кто-то другой приходит и объявляет ему?

– Само сознание не идет и не выбирает знамение, госу­дарь, и никто иной не приходит и не объявляет ему, но само знамение попадает в поле сознания. Скажем, государь, зеркало не идет само и не выбирает себе изображение, и никто иной не приводит изображение и не устанавливает его в зеркале, одна­ко оттуда или отсюда приходит изображение и попадает в по­ле зеркала. Вот точно так же, государь, само сознание не идет и не выбирает знамение, и никто иной не приходит и не объяв­ляет ему, но само знамение попадает в поле сознания.

– Почтенный Нагасена, если некое сознание видит сон, то знает ли это сознание, что именно он принесет: будет ли это радостным или страшным?

– Нет, государь, само сознание не знает, что он принесет и будет ли это радостным или страшным. Но когда явилось знамение, рассказывают другим, а те разъясняют, что это зна­чит.

– Пожалуйста, почтенный Нагасена, поясни это.

– Например, государь, на теле появляются иногда пятна, бородавки и высыпания, предвещая собою прибыль и убыль, честь и бесчестье, хулу и хвалу, счастье и злосчастье[779]. Разве знают, государь, сами эти пятна и бородавки, что именно они должны произвести?

– Нет, почтенный. Если уж случилось такое, что вскочили бородавки, то на эти бородавки должны посмотреть толковате­ли знамений и сказать, какие последствия от этого будут.

– Вот точно так же, государь, если некое сознание видит сон, то само это сознание не знает, что именно он принесет и будет ли это радостным или страшным. Но когда явилось зна­мение, рассказывают его другим, а те разъясняют, что это значит.

– Почтенный Нагасена, спит или бодрствует тот, кто видит сновидение?

– Тот, кто видит сновидение, государь, не спит и не бодр­ствует. Он видит сновидение в том промежуточном состоянии, когда наступает сон, но вхождение в бессознательное[780] еще не произошло. У того, кто крепко заснул, государь, сознание вступило в поток бессознательного. В потоке бессознательного со­знание не работает, неработающее сознание не различает при­ятного и неприятного, а если нет распознавания, то нет и сно­видения. Сновидение можно видеть тогда, когда сознание рабо­тает.

Например, государь, в беспросветной, непроглядной темно­те даже в самом чистом зеркале не видно никакого изображе­ния. Вот точно так же, государь, если человек крепко заснул и сознание вступило в поток бессознательного, то, хотя тело и продолжает существовать, сознание его не работает, а раз со­знание не работает, то сновидение увидеть невозможно. Здесь, государь, зеркалу следует уподоблять тело, темноте уподоблять сон, свету уподоблять сознание.

Или, например, государь, когда стоит туман, то солнечного сияния не видно. Солнечные лучи не исчезли, но они не достигают земли, а раз солнечные лучи не достигают земли, то ясного света нет. Вот точно так же, государь, если человек крепко заснул и сознание вступило в поток бессознательного, то, хотя тело и продолжает существо­вать, сознание его не работает, а раз сознание не работает, сновидение увидеть невозможно. Здесь, государь, солнцу следует уподоблять тело, туману уподоблять сон, солнечным лучам упо­доблять сознание.

В двух случаях, государь, сознание не работает, хотя тело сохранно: у того, кто крепко заснул и вошел в поток бессозна­тельного, сознание не работает, хотя тело сохранно; и у того, кто вошел в йогическое торможение[781], сознание не работает, хотя тело сохранно. Во время бодрствования, государь, созна­ние подвижно, открыто, обыденно, безудержно, и в поле тако­го сознания знамение не попадает.

Скажем, государь, как от­крытого, обыденного, бездеятельного, нетаящегося человека из­бегают те, кому нужно сохранить тайну, вот точно так же, го­сударь, вещие смыслы не попадают в поле бодрствующего со­знания, а потому бодрствующий не видит снов. Или, скажем, государь, если монах себя не блюдет, дурно себя ведет, якшает­ся с грешниками, преступает нравственность, нерадив и разбол­тан, то благие просветительные дхармы не попадают в поле его сознания, вот точно так же, государь, вещие смыслы не попа­дают в поле бодрствующего сознания, а потому бодрствующий не видит снов.

– Почтенный Нагасена, есть ли у сна начало, середина и полнота?

– Да, государь, есть начало сна, есть середина сна, есть полнота сна.

– Каково начало, какова середина, какова полнота?

– Начало сна, государь, есть телесная скованность, обво­лакивание, слабость, вялость и нерабочее состояние тела. Ко­гда на человека находит обезьянья дрема и он бодрствует и спит вперемежку, это середина сна. Нахождение в потоке бес­сознательного есть его полнота.

Представь, государь, что некий подвижник с сосредоточенной мыслью, с неколебимым разумом, твердый в дхарме углубляется в лес, далекий от суетного шу­ма, и размышляет там о тонких предметах. Он там вовсе не спит, но сосредоточенной, нацеленной мыслью постигает тонкие предметы своих раздумий. Вот точно так же, государь, сновидение видит тот, кто не вполне еще заснул и наполовину бодрствует, кто вошел в обезьянью дрему, находится в состоянии обезьяньей дремы. Здесь, государь, суетному шуму следует упо­доблять настоящее бодрствование, безлюдному лесу уподоб­лять состояние обезьяньей дремы; как подвижник, оставив по­зади себя суетный шум и не поддаваясь сну, находится в сред­нем состоянии и в нем постигает тонкие предметы своих раз­думий, вот точно так же сновидение видит тот, кто как бы бодрствует, не заснул еще вполне и находится в состоянии обезьяньей дремы.

– Отлично, почтенный Нагасена. Да, это так, я с этим согласен.

Вопрос 6 (76)

Почтенный Нагасена! Все ли, когда умирают, умирают в свой срок, или же умирают и до срока?

– Бывает и в свой срок смерть, государь, бывает и смерть до срока.

– Кто же умирает в свой срок, почтенный Нагасена, а кто умирает до срока?

– Ты когда-либо видел, государь, как с мангового дерева, или с гвоздичного дерева, или с иного плодового дерева падают и спелые и зеленые плоды?

– Да, почтенный.

– Скажи, государь: все ли плоды из тех, что так падают, падают в свой срок, или же есть и такие, что падают до срока?

– Те плоды, что вполне созрели и размягчились,– те, по­чтенный Нагасена, все падают в свой срок. Из прочих же пло­дов иные падают, изъеденные червями, иные падают, сшиблен­ные палкой, иные падают, сорванные ветром, иные падают, прогнив изнутри. Все они падают до срока.

– Вот точно так же, государь, в свой срок умирают лишь те, кого подкосила неодолимая старость. Из прочих же иные умирают сломленные прошлым деянием, иные умирают, сломленные судьбой, иные умирают, сломленные обстоятель­ствами.

– Нет, почтенный Нагасена, все умирают в свой срок: и те, что умирают, сломленные прошлым деянием, и те, что умира­ют, сломленные судьбой, и те, что умирают, сломленные обстоя­тельствами, и те, что умирают, сломленные неодолимой старостью. Умер кто-то в материнской утробе,– значит, это и был его срок; умер кто-то в родильном доме,– значит, это и был его срок; умер кто-то в месячном возрасте,– значит, это и был его срок; умер кто-то ста лет от роду,– значит, это и был его срок. Одним словом, почтенный Нагасена, прежде своей смерти не умрешь. Кто бы ни умирал, все умирают в свой срок.

– В семи случаях, государь, люди умирают до срока, но могли бы еще жить. Вот в каких случаях: голодающий, если он не раздобудет еды, до срока умирает от внутреннего истоще­ния, но мог бы еще жить, государь; обезвоженный, если он не раздобудет питья, до срока умирает от иссушения сердца, но мог бы еще жить, государь; укушенный змеёю, если не раздобудет врача, до срока умирает от губительного действия яда, но мог бы еще жить, государь; проглотивший отраву, от которой все тело терзаемо болью, умирает до срока, если не раздобудет противоядия, но мог бы еще жить, государь; попавший в огонь и сжигаемый им умирает до срока, если не потушить огонь, но мог бы еще жить, государь; попавший в воду и не имеющий опоры умирает до срока, не мог бы еще жить, государь; человек, порубленный мечом, умирает до срока, если не раздобудет хирурга, но мог бы еще жить, государь. Таковы семь случаев, го­сударь, когда умирают до срока и могли бы еще жить. Все это, государь, я рассматриваю вместе, как одно.

Смерть живого существа, государь, может произойти от одной из восьми при­чин: от расстройства жизненных ветров, от расстройства жел­чи, от расстройства слизи, от одновременного их расстройства, от перемены погоды, от неправильного образа жизни, от внеш­него повреждения и вследствие деяния. Вот от этих причин, го­сударь, может произойти смерть живого существа. Из всего этого, государь, лишь смерть вследствие деяния есть смерть уместная, а прочие виды смерти – неуместны. Об этом сказано:

«От истощенья и от жажды,

Змеёй укушенный, от яду,

В огне, в воде и от оружья

До срока с жизнью расстаются.

От ветров, желчи и от слизи,

От всех их вместе, от погоды,

От ран, от нездоровой жизни

До срока с жизнью расстаются».

Однако иной раз, государь, существа умирают вследствие свершенных ими прежде тех или иных злых деяний от тех са­мых причин, что я назвал.

Например, государь, если некто прежде убивал других голодом, то многие сотни тысяч лет он будет мучиться голодом, будет тощим, изможденным, иссохшим-пересохшим, чахлым и снедаемым изнутри, с сердцем сухим и увядшим, и умирать он будет от голода и молодым, и в сред­них летах, и в старости, и это для него уместная смерть.

Если некто прежде убивал других жаждой, то многие сотни тысяч лет он будет неукротимо-жаждущим претом, худым, заскоруз­лым, с иссохшим сердцем и умирать будет от жажды и моло­дым, и в средних летах, и в старости, и это для него уместная смерть.

Если некто прежде убивал других, натравливая на них ядовитых змей, то много сотен тысяч лет его будет бросать из колец одного удава в кольца другого, из пасти одной кобры в пасть другой, и он будет умирать, пожранный удавом и укушен­ный змеею и молодым, и в средних летах, и в старости, и это для него уместная смерть.

Если некто прежде убивал других отравой, то многие сотни тысяч лет он будет терзаем болью во всех частях тела, тело его будет разлагаться, заживо смердя трупной гнилью, и он будет умирать от отравы и молодым, и в средних летах, и в старости, и это для него уместная смерть.

Если некто прежде убивал других, сжигая их огнем, то многие сотни тысяч лет он с одной огненной горы будет падать на дру­гую огненную гору, из одной юдоли Ямы в другую ЮДОЛЬ Ямы и, с телом сожженным и испепеленным, будет умирать в огне и молодым, и в средних летах, и в старости, и это для него уместная смерть.

Если некто прежде убивал других, топя их в воде, то многие сотни тысяч лет он, избитый, ограбленный, из­ломанный, обессилевший телесно и в душевном смятении, будет тонуть и умирать в воде и молодым, и в средних летах, и в старости, и это для него уместная смерть.

Если некто прежде убивал других мечом, то многие сотни тысяч лет он, рассечен­ный, порубленный, измолотый-перемолотый, будет падать под ударами меча и умирать от меча и молодым, и в средних ле­тах, и в старости, и это для него уместная смерть[782].

– Почтенный Нагасена, ты сказал, что есть смерть до сро­ка. Пожалуйста, поясни мне это подробнее.

– Представь, государь, что горел огромный костер из сена, хвороста, поленьев и сухой листвы; затем дрова прогорели, топ­ливо пришло к концу, и он потух. О таком костре говорят, что он потух в свое время, без внешнего вмешательства и принуж­дения. Вот точно так же, государь, если кто-то прожил многие тысячи дней, состарился, истощил жизненные силы и умер без внешнего вмешательства и принуждения, то о таком говорят, что он дожил до смерти в свое время. А теперь представь себе, государь, что горел такой же огромный костер из сена, хворо­ста, поленьев и сухой листвы, и не успели еще прогореть сено, хворост, поленья и сухая листва, как из тучи пролился силь­нейший ливень и потушил его. Скажи, государь, разве этот ко­стер в свое время потух?

– Нет, почтенный.

– Почему же, государь, со вторым костром не произошло все в точности так же, как с первым костром?

– Горению этого костра воспрепятствовал случайный дождь, почтенный, и он потух до своего времени.

– Вот точно так же, государь, жизни того, кто умирает до срока, препятствует случайный недуг, и он умирает от расстрой­ства жизненных ветров, или от расстройства слизи, или от расстройства желчи, или от одновременного их расстройства, или от перемены погоды, или от неправильного образа жизни, или от внешнего повреждения, или от голода, или от жажды, или от змеиного укуса, или от отравы, или в огне, или в воде, или от оружия – умирает до срока. Вот пояснение, государь, поче­му есть смерть до срока.

– Или представь, государь, что на небе появилось мощное об­лако и излилось дождем, заливая холмы и низины. О такой ту­че говорят, что она пролилась без внешнего вмешательства и принуждения. Вот точно так же, государь, если кто-то много прожил, состарился, одряхлел и умер без внешнего вмешатель­ства и принуждения, то о таком говорят, что он дожил до смерти в свое время. А теперь представь, государь, что на не­бе появилось такое же мощное облако, но поднявшийся сильный ветер разогнал его. Скажи, государь, разве это облако в свое время пропало?

– Нет, почтенный.

– Почему же, государь, со вторым облаком не произошло все в точности так же, как с первым облаком?

– Этому облаку воспрепятствовал случайный ветер, оно не дождалось своего времени и пропало, почтенный.

– Вот точно так же, государь, жизни того, кто умирает до срока, препятствует случайный недуг, и он умирает от расстрой­ства жизненных ветров (—) или от оружия – умирает до срока. Вот пояснение, государь, почему есть смерть до срока.

Или представь, государь, что человека укусила матерая ра­зозленная кобра и яд её без внешнего вмешательства и при­нуждения вызвал его смерть. О таком яде говорят, что он без внешнего вмешательства и принуждения подействовал до само­го конца. Вот точно так же, государь, если кто-то много про­жил, состарился, одряхлел и умер без внешнего вмешательства и принуждения, то о таком говорят, что он дожил до смерти в свое время. А теперь представь себе, государь, что человеку, укушенному такою же змеёй, заклинатель змей тут же даст противоядие и обезвредит яд. Скажи, государь, разве этот яд в свою пору пропал?

– Нет, почтенный.

– Почему же, государь, со вторым ядом не произошло все в точности так же, как с первым?

– Этому яду случайно воспрепятствовало противоядие, по­чтенный, поэтому он не подействовал до конца и пропал.

– Вот точно так же, государь, жизни того, кто умирает до срока, препятствует случайный недуг, и он умирает от рас­стройства жизненных ветров (—) или от оружия – уми­рает до срока. Вот пояснение, государь, почему бывает смерть до срока.

Или представь себе, государь, что стрелок выстрелил из лу­ка и стрела его пролетела весь путь, все возможное расстояние до самого конца. О такой стреле говорят, что она без внешнего вмешательства и принуждения пролетела весь путь, все возмож­ное расстояние до самого конца. Вот точно так же, государь, если кто-то много прожил, состарился, одряхлел и умер без внешнего вмешательства и принуждения, то о таком говорят, что он дожил до смерти в свое время. А теперь представь, го­сударь, что стрелок выстрелил из лука, но кто-то тут же схва­тил стрелу на лету. Скажи, государь, разве эта стрела тоже пролетит весь путь, все возможное расстояние до самого конца?

– Нет, почтенный.

– Почему же, государь, со второй стрелой не произошло все в точности так же, как с первой стрелой?

– Случайно полет этой стрелы был прерван, почтенный, ибо ее перехватили.

– Вот точно так же, государь, жизни того, кто умирает до срока, препятствует случайный недуг, и он умирает от рас­стройства жизненных ветров (—) или от оружия – умира­ет до срока. Вот пояснение, государь, почему бывает смерть до срока.

Или представь себе, государь, что кто-то ударил в медное блюдо. Ударом был произведен звук, который распространился на все возможное расстояние до самого предела. О таком зву­ке говорят, что он без внешнего вмешательства и принуждения распространился на все возможное расстояние до самого пре­дела. Вот точно так же, государь, если кто-то прожил много тысяч дней, состарился и умер без внешнего вмешательства и принуждения, то о таком говорят, что он дожил до смерти в свое время.

А теперь представь себе, государь, что кто-то опять ударил в медное блюдо. Ударом был произведен звук, и только начал звучать, как кто-то прикоснулся к блюду рукой, и от этого прикосновения звук пропал. Скажи, государь, разве этот звук тоже распространился на все возможное расстояние до самого предела?

– Нет, почтенный.

– Почему же, государь, со вторым звуком не произошло все в точности так же, как с первым звуком?

– Случайным прикосновением этот звук был прекращен, почтенный.

– Вот точно так же, государь, жизни того, кто умирает до срока, препятствует случайный недуг, и он умирает от рас­стройства жизненных ветров (—) или от оружия – умира­ет до срока. Вот пояснение, государь, почему бывает смерть до срока.

Или, скажем, государь, если на поле дружно взошли всхо­ды хлебов и дождя выпадает столько, сколько им нужно, то они пышно, обильно, изобильно заколосятся и в свою пору созреют для жатвы. О таких хлебах говорят, что они без внешнего вме­шательства и принуждения дождались своей поры. Вот точно так же, государь, если кто-то прожил много тысяч дней, соста­рился и умер без внешнего вмешательства и принуждения, то о таком говорят, что он дожил до смерти в свое время. А те­перь представь, государь, что на поле дружно взошли всходы хлебов, но потом от недостатка воды засохли. Скажи, государь, разве эти хлеба дождались своей поры?

– Нет, почтенный.

– Почему же, государь, со вторыми хлебами не произошло все в точности так же, как с первыми хлебами?

– Случайная сушь воспрепятствовала росту этих хлебов, почтенный, и они засохли.

– Вот точно так же, государь, жизни того, кто умирает до срока, препятствует случайный недуг, и он умирает от расстрой­ства жизненных ветров (—) или от оружия – умирает до срока. Вот пояснение, государь, почему бывает смерть до срока.

Ты слыхал когда-либо, государь, что на прекрасных моло­дых хлебах появляются иногда вредители и все уничтожают под корень?

– Да, почтенный. Слыхали мы такое, да и сами видели.

– И что же, государь, в свой срок пропадают тогда хлеба или пропадают до срока?

– До срока, почтенный. Если бы эти хлеба не были пожра­ны вредителями, они бы в свою пору созрели для жатвы.

– Не правда ли, государь, что хлеба эти гибнут из-за на­несенного им ущерба, а если бы его не было, то они в свою пору созрели бы для жатвы?

– Да, почтенный.

– Вот точно так же, государь, жизни того, кто умирает до срока, препятствует случайный недуг, и он умирает от расстрой­ства жизненных ветров (—) или от оружия – умирает до срока. Вот пояснение, государь, почему бывает смерть до срока.

– Ты когда-либо слыхал, государь, что если в пору колоше­ния, когда хлеба склоняются под тяжестью колосьев, выпа­дает особый вид дождя, называемый градом, то зерно гибнет и урожай пропадает?

– Да, почтенный. Слыхали мы такое, да и видали.

– И что же, государь, в свой срок пропадают тогда хлеба или пропадают до срока?

До срока, почтенный. Если бы эти хлеба не были побиты градом, почтенный, они бы в свою пору созрели для жатвы.

– Не правда ли, государь, что хлеба эти гибнут из-за бедст­вия, а если бы бедствия не было, то они бы в свою пору созрели для жатвы?

– Да, почтенный.

– Вот точно так же, государь, жизни того, кто умирает до срока, препятствует случайный недуг, и, он умирает от рас­стройства жизненных ветров (—) или от оружия – уми­рает до срока. А если бы его жизни не воспрепятствовала слу­чайная болезнь, он дожил бы до смерти в свой срок. Вот пояс­нение, государь, почему бывает смерть до срока.

– Чудесно, почтенный Нагасена! Необычайно, почтенный Нагасена! Прекрасные даны пояснения, прекрасные даны при­меры, истолковывающие смерть до срока! Действительно, бывает смерть до срока. Это теперь стало отчетливо ясным, понят­ным и очевидным. Любой из твоих примеров, почтенный Нага­сена, даже человека бездумного и рассеянного вполне убедил бы в том, что действительно бывает смерть до срока, а понятливого человека – и тем более. Я уже после первого твоего примера, почтенный Нагасена, удостоверился в том, что бывает смерть до срока, но мне хотелось послушать еще и еще, потому я и не соглашался.

Вопрос 7(77)

Почтенный Нагасена, у всех ли чайтий с мощами упо­коившихся в нирване бывают чудеса, или же только у неко­торых бывают чудеса?

– У некоторых бывают, государь, у некоторых не бывают.

– У каких бывают, почтенный, и у каких не бывают?

– Чудеса у чайтьи упокоившегося бывают, государь, в трех случаях силою твердой решимости. Вот в каких случаях: во-первых, государь, сам святой из милосердия к богам и людям еще при жизни твердо решает: «Пусть у моей будущей чай­тьи будут такие-то чудеса». Так у чайтьи упокоившегося случа­ются чудеса силою решимости самого святого. Далее, государь, некое божество из милосердия к людям может являть чудеса у чайтьи упокоившегося: «Пусть это чудо всегда будет поддерж­кой для истого Учения; пусть люди, исполненные приязни к Учению, пестуют благо!» Так у чайтьи упокоившегося случают­ся чудеса силою решимости божеств. Далее, государь, если женщина или мужчина, полные веры и приязни к Учению, ум­ные, способные, одаренные, сильные разумом, приносят с ис­кренним намерением гирлянду цветов, или ткань, или что-то иное и в твердой решимости кладут это у чайтьи, надеясь, что произойдет желанное им чудо, то тогда силою их твердой ре­шимости у чайтьи упокоившегося случается чудо. Так у чайтьи упокоившегося случаются чудеса силою решимости людей.

Итак, государь, чудеса чайтьи упокоившегося бывают силою твердой решимости в этих трех случаях. Если же решимости не было, государь, то и чудес не будет – даже у чайтьи с мо­щами святого, уничтожившего тягу, достигшего шести сверхзна­ний и бывшего господином своей мысли[783]. Если не видно чудес, государь, следует заглянуть в житие, и по его безупречности вполне можно убедиться, удостовериться и уверовать, что этот сын Просветленного действительно упокоился в нирване[784].

– Отлично, почтенный Нагасена. Да, это так, я с этим со­гласен.

Вопрос 8 (78)

Почтенный Нагасена! Из тех, кто истинно делает, все ли приходят к постижению Учения, или иные не приходят?

– Иные приходят, государь, иные не приходят.

– Кто приходит, почтенный, и кто не приходит?

– Животное, даже если все правильно делает, не приходит к постижению Учения, государь; родившийся среди претов; сторонник ложных мнений; ханжа; матереубийца; отцеубийца; святоубийца; раскольник общины; проливший кровь Татхагаты[785]; воровски пристроившийся к общине[786]; переметнувшийся к иным проповедникам; совратитель монахини; совершивший один из тринадцати крупных проступков и не восстановленный в правах[787]; евнух; двуполый человек, даже правильно все де­лающий, не приходит к постижению Учения. А еще, государь, малое дитя, которому от роду менее семи лет, тоже не прихо­дит к постижению Учения, даже если все делает правильно. Таковы, государь, шестнадцать случаев, когда даже правильно делающий не приходит к постижению Учения.

– Почтенный Нагасена, что до первых пятнадцати случа­ев, которые ты выделил, то приходят ли в них к постижению Учения, нет ли – это безразлично. Но почему же малое дитя, которому от роду менее семи лет, не приходит к постижению Учения, даже если все делает правильно? Вот это еще вопрос. Разве не верно, что у дитяти ни страсти нет, ни враждебности, ни заблуждения, ни гордости, ни ложных воззрений, ни неудовлетворенности, ни страстных помыслов? Дитя, кому не мешают никакие аффекты, достойно того и способно к тому, чтобы ра­зом постичь четыре арийские истины.

– Вот именно, государь! Это и есть то самое основание, на котором я утверждаю, что дитя младше семи лет не прихо­дит к постижению Учения, даже если все делает правильно. Если бы дитя младше семи лет испытывало страсть к тому, что склоняет к страсти, испытывало враждебность к тому, что склоняет к враждебности, впадало в заблуждение о том, что склоняет к заблуждению, тщеславилось бы тем, что склоняет к тщеславию, различало бы воззрения, различало бы удовлетво­ренность и неудовлетворенность, размышляло бы о благе и зле, государь, то было бы и у него постижение Учения. Однако, государь, сознание менее чем семилетнего дитяти бессильно, слабосильно, мало, немощно, медлительно, ограниченно, нераз­вито, основа же несложённой нирваны весома, увесиста, огром­на и обширна. Потому, государь, менее чем семилетнее дитя не сможет своим слабосильным, ограниченным, медлительным и неразвитым сознанием постичь весомую, увесистую, огромную и обширную основу несложённой нирваны. Например, государь, Меру, царь среди гор, весом, увесист, огромен и обширен. Ска­жи, государь, разве сможет человек, пользуясь своею природной силой, способностью, настойчивостью, выдернуть его из земли?

– Нет, почтенный.

– Отчего же, государь?

– Оттого, почтенный, что человек слабосилен, а царь гор Меру огромен.

– Вот точно так же, государь, сознание менее чем семи­летнего дитяти бессильно, слабосильно, мало, немощно, медли­тельно, ограниченно, неразвито, основа же несложённой нирва­ны весома, увесиста, огромна и обширна, и не сможет менее чем семилетнее дитя своим слабосильным, ограниченным, медлительным и неразвитым сознанием постичь весомую, увеси­стую, огромную и обширную основу несложённой нирваны. По­тому менее чем семилетнее дитя не приходит к постижению Учения, даже если все делает правильно. Или, например, госу­дарь, земная твердь велика, пространна, просторна, широка, протяженна, привольна, огромна и обширна. Так можно ли, государь, всю эту великую землю малой капелькой воды смо­чить и скользкою сделать?

– Нет, почтенный.

– Отчего же, государь?

– Оттого, почтенный, что капля мала, а великая земля и впрямь велика.

– Вот точно так же, государь, сознание менее чем семи­летнего дитяти бессильно, слабосильно, мало, немощно, медлительно, ограниченно, неразвито, основа же несложённой нирва­ны весома, увесиста, огромна и обширна, и не сможет менее чем семилетнее дитя своим слабосильным, ограниченным, медлительным и неразвитым сознанием постичь весомую, увеси­стую, огромную и обширную основу несложённой нирваны. По­тому менее чем семилетнее дитя не приходит к постижению Уче­ния, даже если все делает правильно. Или, скажем, государь, если огонь бессилен, слабосилен, слаб, мал, немощен и тускл, то сможет ли, государь, этот столь малый огонь рассеять тьму во всем мире с богами и залить его светом?

– Нет, почтенный.

– Отчего же, государь?

– Оттого, почтенный, что огонь слаб, а мир велик.

– Вот точно так же, государь, сознание менее чем семилет­него ребенка бессильно, слабосильно, мало, немощно, медли­тельно, ограниченно, неразвито, основа же несложённой нирва­ны весома, увесиста, огромна и обширна, и не сможет менее чем семилетний ребенок своим слабосильным, ограниченным, медлительным и неразвитым сознанием постичь весомую, уве­систую, огромную и обширную основу несложённой нирваны. Потому менее чем семилетнее дитя не приходит к постиже­нию Учения, даже если все делает правильно. Или, например, государь, если хилая, тощая, крохотная, тщедушная гусеница[788] увидит поблизости от себя имеющего на теле три приметы го­на, в девять локтей длиною, в три шириною, в десять в обхва­те, в восемь высотою матерого слона и поползет к нему, чтобы его проглотить, то сможет ли, государь, эта гусеница прогло­тить того матерого слона?

– Нет, почтенный.

– Отчего же, государь?

– Оттого, почтенный, что тело гусеницы мало, а слон ве­лик.

– Вот точно так же, государь, сознание менее чем семилет­него дитяти бессильно, слабосильно, мало, немощно, медлитель­но, ограниченно, неразвито, основа же несложённой нирваны весома, увесиста, огромна и обширна, и не сможет менее чем семилетнее дитя своим слабосильным, ограниченным, медлительным и неразвитым сознанием постичь весомую, увесистую, огромную и обширную основу несложённой нирваны. Потому менее чем семилетнее дитя не приходит к постижению Учения, даже если все делает правильно.

– Отлично, почтенный Нагасена. Да, это так, я с этим согласен.

Вопрос 9 (79)

Почтенный Нагасена! Нирвана – это полное счастье или же она смешана с тяготой?

– Нирвана есть полное счастье, государь, она не смешана с тяготой.

– Нет, почтенный Нагасена, мы не согласны с утвержде­нием, что нирвана есть полное счастье. Мы полагаем, почтен­ный Нагасена, что нирвана смешана с тяготой; мы и обоснова­ние тому представим, что нирвана смешана с тяготой. Обоснова­ние это вот каково: у всех тех, кто взыскует нирваны, почтен­ный Нагасена, и в теле и в мыслях заметны утруждение и на­туга, ограничение в том, как стоять, ходить, сидеть, лежать и есть, подавление сна, сдерживание деятельности чувств, отказ от имения и состояния, разлука с любимыми, родственниками и друзьями. Те же все в мире, кто счастлив и исполнен счастья, тешат и ублажают пять своих чувств пятью чувственными усла­дами: отрадными и приятными многообразными прелестными зримыми образами зрение себе тешат и ублажают; отрадными и приятными многообразными прелестными песнями и стихами слух себе тешат и ублажают; отрадными и приятными многооб­разными прелестными запахами цветов, плодов, листьев, кожу­ры, корней и сердцевины обоняние себе тешат и ублажают; отрадными и приятными многообразными прелестными тверды­ми, мягкими, жидкими, смешанными кушаньями и напитками вкус себе тешат и ублажают; отрадными и приятными много­образными прелестными и нежными, мягкими, ласкающими прикосновениями осязание себе тешат и ублажают; отрадными и приятными – благостными и греховными, светлыми и темны­ми – многообразными прелестными помышлениями и мечтания­ми ум себе тешат и ублажают. Вы же зрение, слух, обоняние, вкус, осязание и ум давите и задавливаете, тесните и утесняе­те, гнетете и угнетаете, отчего и тело утруждается, и мысль утруждается, а утружденная мысль испытывает душевную боль. Недаром бродячий подвижник Магандия сказал, порицая Бла­женного: «Сущеубийца шраман Готама![789]» Таково то основа­ние, на котором я утверждаю, что нирвана смешана с тяготой.

– Нет, государь, нирвана не смешана с тяготой, нирвана есть полное счастье. Что же до тяготы, которую ты назвал нирваной, государь, то эта тягота есть не нирвана, но началь­ная часть осуществления нирваны, это искание нирваны. Сама же нирвана есть полное счастье, государь, и не смешана с тяготой. Сейчас я это обосную. Есть ли, государь, у царей цар­ское счастье?

– Да, почтенный, есть у царей царское счастье.

– Смешано ли, государь, это царское счастье с тяготами?

– Нет, почтенный.

– А если в приграничной области возникает смута и нуж­но привести жителей этой области к повиновению, то как же тогда, государь, эти цари отправляются во главе советников, командиров, наемников и телохранителей на чужбину, терпят там зной и ветер, укусы оводов и комаров, совершают переходы по равнине и по горам, ведут большую войну и подвергают жизнь свою опасности?

– Это не царское счастье, почтенный Нагасена. Это на­чальная часть поисков царского счастья. В тяготах взыскуют цари царского счастья, почтенный Нагасена, а затем наслаж­даются царским счастьем. Одним словом, почтенный Нагасена, царское счастье не смешано с тяготами. Царское счастье – это одно, а тяготы – это другое.

– Вот точно так же, государь, нирвана есть полное счастье и не смешана с тяготой. Сначала все те, кто взыскует нирваны, утруждают тело и мысль, ограничивают себя в том, как стоять, ходить, сидеть, лежать, есть, подавляют сон, сдерживают дея­тельность чувств, не щадят ни тела, ни самой жизни и в тяготах взыскуют нирваны, а затем наслаждаются в нирване полным счастьем, словно разбившие неприятелей цари,– царским счастьем. Одним словом, государь, нирвана есть полное счастье и не смешана с тяготами. Нирвана – это одно, а тяготы – это другое.

– Слушай дальше, государь, еще обоснование, почему нирва­на есть полное счастье и не смешана с тяготами, так что тяго­ты – это одно, а нирвана – другое. Есть ли, государь, у учите­лей – знатоков какого-либо искусства счастье в этом искус­стве?

– Да, почтенный, есть у учителей – знатоков искусства; счастье в своем искусстве.

– Смешано ли, государь, это счастье владения искусст­вом с тяготами?

– Нет, почтенный.

– А как же тогда они, государь, встают и почтительно при­ветствуют своих учителей, ходят для них за водой, прибирают дом, приносят палочки для чистки зубов и воду для полоскания рта, едят, что останется, натирают учителя благовониями, мо­ют его, моют ему ноги, забывают о своей воле, во всем следуют чужой воле, скверно едят, жестко спят и утруждают тело?

– Это не счастье владеть искусством, почтенный Нагасе­на. Это начальная часть поисков искусства. Учители в тяготах взыскуют искусства, почтенный Нагасена, а затем наслаждаются; счастьем владеть искусством. Одним словом, почтенный На­гасена, счастье владеть искусством не смешано с тяготами. Счастье владеть искусством – это одно, а тяготы – это другое.

– Вот точно так же, государь, нирвана есть полное счастье и не смешана с тяготами. Сначала все те, кто взыскует нир­ваны, утруждают тело и мысль, ограничивают себя в том, как стоять, ходить, сидеть, лежать, есть, подавляют сон, сдержива­ют деятельность чувств, не щадят ни тела, ни самой жизни и в тяготах взыскуют нирваны, а затем наслаждаются в нирва­не полным счастьем, словно учители – счастьем владения ис­кусством. Одним словом, государь, нирвана есть полное счастье и не смешана с тяготами. Нирвана – это одно, а тяготы – это другое.

– Отлично, почтенный Нагасена. Да, это так, я с этим согласен.

Вопрос 10(80)

Почтенный Нагасена, ты употребляешь слово «нирвана». Но можно ли описать очертания, или облик, или возраст, или размеры этой нирваны, исходя из какого-либо сравнения, дово­да, причины или основания?

– Нирвана ни с чем не сопоставима, государь, поэтому не­возможно описать ни ее очертаний, ни облика, ни возраста, ни размеров, исходя из какого бы то ни было сравнения, довода, причины или основания.

– Но нирвана же есть, почтенный Нагасена. Нет, я не согласен с невозможностью указать ее очертания, облик, воз­раст или размеры, исходя из какого бы то ни было сравнения, довода, причины или основания. Изволь мне это обосновать.

– Хорошо, государь, я дам обоснование. Скажи, государь, океан есть?

– Да, почтенный, есть океан.

– А если бы кто-нибудь, государь, спросил у тебя: «Сколь­ко, государь, в океане воды? И сколько в океане обитателей?» Как бы ты ответил на подобный вопрос, государь?

– Если бы кто-нибудь, почтенный, спросил меня: «Сколько, государь, в океане воды? И сколько в океане обитателей?» – то я бы вот что сказал, почтенный: «Не дело ты, человек, спра­шиваешь. Так вопрос ставить вообще нельзя. Такие вопросы оставляют без ответа. Знатоки мирских наук океана не исчис­ляли; невозможно измерить количество воды в океане или сосчитать населяющих его существ». Вот такой бы я ему дал ответ, почтенный.

– А почему ты дал бы такой ответ, государь? Океан же есть. Следовало бы сосчитать и назвать число: «Столько-то в океане воды, столько-то населяет океан существ».

– Не получится, почтенный. Это вне пределов возможного.

– Вот, государь, как невозможно измерить количество во­ды в океане или сосчитать населяющих его существ, хотя он и есть, так же точно, государь, невозможно описать ни очерта­ний, ни облика, ни возраста, ни размеров нирваны, исходя из какого бы то ни было сравнения, довода, причины или основа­ния, хотя она и есть. И даже если бы некто, обладающий сверхобычными силами, господин своей мысли смог измерить коли­чество океанской воды и сосчитать населяющих океан существ, то и этот бы обладатель сверхобычных сил, господин своей мыс­ли и то не смог бы описать ни очертаний, ни облика, ни возраста, ни размеров нирваны, исходя из какого бы то ни было сравнения, довода, причины или основания.

Слушай дальше, государь, еще обоснование, из которого то­же ясно, что невозможно описать ни очертаний, ни облика, ни возраста, ни размеров нирваны, исходя из какого бы то ни бы­ло сравнения, довода, причины или основания, хотя она и есть. Скажи, государь, есть ли среди богов так называемые безобраз­ные боги[790]?

– Да, почтенный, известно, что среди богов есть и безоб­разные боги.

– Можно ли, государь, описать очертания, или облик, или возраст, или размеры этих безобразных богов, исходя из какого-либо сравнения, довода, причины или основания?

– Нет, почтенный.

– Стало быть, государь, нет безобразных богов?

– Есть, почтенный, безобразные боги, но ни очертаний, ни облика, ни возрастали размеров их, исходя из какого бы тони было сравнения, довода, причины или основания, описать не­возможно.

– Вот, государь, как невозможно описать ни очертаний, ни облика, ни возраста, ни размеров безобразных богов, исходя из какого бы то ни было сравнения, довода, причины или основания, хотя они и есть, так же точно, государь, невозможно опи­сать ни очертаний, ни облика,ни возраста, ни размеров нирва­ны, исходя из какого бы то ни было сравнения, довода, причи­ны или основания, хотя она и есть.

– Хорошо, почтенный Нагасена: нирвана – безраздельное счастье, и невозможно описать ни очертаний ее, ни облика, ни возраста, ни размеров, исходя из какого бы то ни было срав­нения, довода, причины или основания. Но, может, почтенный, у нирваны есть свойства, общие с чем-то другим? Что-нибудь подходящее для примера, для сравнения?

– Что касается сущности – нет, государь. Но вот кое-какие свойства для примера, для сравнения указать можно.

– Отлично, почтенный Нагасена! Назови же мне скорее хоть свойство нирваны, только бы что-нибудь прояснилось, остуди мою внутреннюю лихорадку, избавь меня от нее осве­жающим, отрадным дуновением твоих слов.

– С лотосом, государь, есть у нирваны общее свойство, с водою – два свойства, с противоядием – три свойства, с океа­ном – четыре свойства, с пищей – пять свойств, с пространст­вом – десять свойств, с драгоценным самоцветом – три свойст­ва, с красным сандалом – три свойства, с пенкой на растоплен­ном масле – три свойства, с горной вершиной пять общих свойств есть у нирваны.

– Почтенный Нагасена, ты говоришь, что у нирваны есть общее свойство с лотосом. Каково общее свойство у нирваны с лотосом?

– Как лотос водою не запятнан, государь, так же точно, государь, нирвана ни одним аффектом не запятнана. Таково, го­сударь, свойство, общее у нирваны и лотоса.

– Почтенный Нагасена, ты говоришь, что у нирваны есть два общих свойства с водою. Каковы два этих общих свойства у нирваны с водою?

– Как вода, государь, освежает, остужает лихорадку, точно так же, государь, нирвана освежает, остужает лихорадку аф­фектов. Это первое свойство, государь, общее у нирваны с водою. Затем, государь, как вода утоляет жажду уставших, сне­даемых жаждой, изнывающих от зноя людей, скота и прочих тварей, так же точно, государь, нирвана утоляет жажду иметь, жажду быть, жажду избыть[791]. Это второе свойство, государь, общее у нирваны с водою. Таковы, государь, два общих свой­ства нирваны и воды.

– Почтенный Нагасена, ты говоришь, что у нирваны есть три общих свойства с противоядием. Каковы три этих общих свойства у нирваны с противоядием?

– Как противоядие, государь, спасительно для терзаемых ядом, так же точно, государь, нирвана спасительна для терзае­мых ядом аффектов. Это первое свойство, государь, общее у нирваны с противоядием. Затем, государь, как противоядие кладет конец болезням, так же точно, государь, нирвана кладет конец всем страданиям. Это второе свойство, государь, общее у нирваны с противоядием. Затем, государь, как противоядие – нектар бессмертия, так же точно, государь, и нирвана – нектар бессмертия. Это третье свойство, государь, общее у нирваны с противоядием. Таковы, государь, три свойства, общие у нирва­ны и противоядия.

– Почтенный Нагасена, ты говоришь, что у нирваны есть четыре общих свойства с океаном. Каковы четыре этих общих свойства у нирваны с океаном?

– Как в океане, государь, не заводится падаль, так же точ­но, государь, в нирване не заводится падаль аффектов. Это первое свойство, государь, общее у нирваны с океаном. Затем, государь, как океан велик и безбрежен, все вместе потоки наполнить его не могут, так же точно, государь, нирвана вели­ка и безбрежна, все вместе существа наполнить ее не могут. Это второе свойство, государь, общее у нирваны с океаном. Затем, государь, как океан есть обитель великих размеров су­ществ, так же точно, государь, нирвана есть обитель великих святых – непятнаемых, сбросивших путы, обретших силу, став­ших господами себя великих существ. Это третье свойство, государь, общее у нирваны с океаном. Затем, государь, как океан весь расцвечен цветами бесконечно разнообразного мно­жества волн, так же точно, государь, нирвана вся расцвечена множеством бесконечно разнообразных цветов ведения и свобо­ды. Это четвертое свойство, государь, общее у нирваны с океа­ном. Таковы, государь, четыре общих свойства у нирваны и океана.

– Почтенный Нагасена, ты говоришь, что у нирваны есть пять общих свойств с пищей. Каковы пять этих общих свойств у нирваны с пищей?

– Как пища всем живым продлевает их век, государь, так же точно, государь, нирвана тем, кто ее осуществил, продлева­ет их век, храня от пагубы старости и смерти. Это первое свойство, государь, общее у нирваны с пищей. Затем, государь, как от пищи у всех живых прилив телесных сил, так же точно, государь, в нирване у всех тех, кто ее осуществил, прилив сверхобычных сил. Это второе свойство, государь, общее у нир­ваны с пищей. Затем, государь, как пища создает всем живым их облик, так же точно, государь, нирвана всем тем, кто ее осуществил, создает их полный достоинств облик. Это третье свойство, государь, общее у нирваны с пищей. Затем, государь, как вкушение пищи унимает у всех живых муки голода, так же точно, государь, осуществление нирваны унимает у всех муки аффектов. Это четвертое свойство, государь, общее у нирваны с пищей. Затем, государь, как вкушение пищи избавляет всех живых от бессильного изнеможения, так же точно, государь, осуществление нирваны избавляет всех от бессильного изнемо­жения в страданиях. Это пятое свойство, государь, общее у нирваны с пищей. Таковы, государь, пять свойств, общих у нирваны и пищи.

– Почтенный Нагасена, ты говоришь, что у нирваны есть десять общих свойств с пространством. Каковы десять этих об­щих свойств у нирваны с пространством?

– Как пространство, государь, не рождается, не стареет, не умирает, не приходит, не возникает, не овладеть им, ворам оно недоступно, безопорно, поднебесным птицам в нем про­сторно, оно преград не имеет и бесконечно, так же точно, госу­дарь, нирвана не рождается, не стареет, не умирает, не прихо­дит, не возникает, не овладеть ею, ворам она недоступна, безопорна, ариям в ней просторно, она преград не имеет и бесконечна. Таковы, государь, десять свойств, общих у нирваны и пространства.

– Почтенный Нагасена, ты говоришь, что у нирваны есть три общих свойства с драгоценным самоцветом. Каковы три этих общих свойства у нирваны с драгоценным самоцветом?

– Как драгоценный самоцвет исполняет желания, государь, так же точно, государь, нирвана исполняет желания. Это пер­вое свойство, государь, общее у нирваны с драгоценным само­цветом. Затем, государь, как драгоценный самоцвет веселит че­ловека, так же точно, государь, нирвана веселит человека. Это второе свойство, государь, общее у нирваны с драгоценным са­моцветом. Затем, государь, как драгоценный самоцвет распространяет кругом сияние, так же точно, государь, нирвана рас­пространяет кругом сияние. Это третье свойство, государь, об­щее у нирваны с драгоценным самоцветом. Таковы, государь, три свойства, общие у нирваны и драгоценного самоцвета.

– Почтенный Нагасена, ты говоришь, что у нирваны есть три общих свойства с красным сандалом. Каковы три этих общих свойства у нирваны с красным сандалом?

– Как красный сандал – большая редкость, государь, так же точно, государь, нирвана – большая редкость. Это первое свойство, государь, общее у нирваны с красным сандалом. За­тем, государь, как красный сандал у благих людей в чести, так же точно, государь, нирвана у благих людей в чести. Это второе свойство, государь, общее у нирваны с красным санда­лом. Затем, государь, как красный сандал несравненно благо­ухает, так же точно, государь, нирвана несравненно благоухает. Это третье свойство, государь, общее у нирваны с красным сандалом. Таковы, государь, три свойства, общие у нирваны и красного сандала.

– Дочтенный Нагасена, ты говоришь, что у нирваны есть три общих свойства с пенкой на растопленном масле. Каковы три этих общих свойства у нирваны с пенкой на растопленном масле?

– Как пенка на масле, государь, на вид приятна, так же точно, государь, достоинства нирваны на вид приятны. Это первое свойство, государь, общее у нирваны с пенкой на масле. Затем, государь, как дух, что идет от пенки на масле, обонять приятно, так же точно, государь, добродетельный дух, что идет от нирваны, обонять приятно. Это второе свойство, государь, общее у нирваны с пенкой на масле. Затем, государь, как пен­ку на масле вкушать приятно, так же точно, государь, нирвану вкушать приятно. Это третье свойство, государь, общее у нир­ваны с пенкой на масле. Таковы, государь, три свойства, общие у нирваны и пенки на растопленном масле.

– Почтенный Нагасена, ты говоришь, что у нирваны есть пять общих свойств с горной вершиной. Каковы пять этих об­щих свойств у нирваны с горной вершиной?

– Как горная вершина, государь, вознесена высоко, так же точно, государь, нирвана вознесена высоко. Это первое свойст­во, государь, общее у нирваны с горной вершиной. Затем, госу­дарь, как горная вершина недвижима, так же точно, государь, нирвана недвижима. Это второе свойство, государь, общее у нирваны с горной вершиной. Затем, государь, как до горной вершины трудно добраться, так же точно, государь, до нирва­ны всем, кто имеет аффекты, трудно добраться. Это третье свойство, государь, общее у нирваны с горной вершиной. Затем, государь, как на горной вершине никакие семена не прорастают, так же точно, государь, на почве нирваны никакие аффекты не прорастают. Это четвертое свойство, государь, общее у нирваны с горной вершиной. Затем, государь, как горная вершина дале­ка от гнева и пристрастия, так же точно, государь, нирвана далека от гнева и пристрастия. Это пятое свойство, государь, общее у нирваны и горной вершины.

– Отлично, почтенный Нагасена. Да, это так, я с этим со­гласен.

Вопрос 11 (81)

Почтенный Нагасена, вы утверждаете, что нирвана – ни прошлая, ни будущая, ни нынешняя, ни ставшая, ни не ставшая, ни породимая. Допустим, почтенный Нагасена, что некто истин­но-делающий осуществляет нирвану. Осуществляет ли он ее как уже ставшую или же порождает ее и тем самым осуществ­ляет?

– Когда некто истинно-делающий осуществляет нирвану, государь, он ни осуществляет ее как уже ставшую, ни порож­дает ее и тем самым осуществляет. Но есть, государь, основа нирваны, ее-то и осуществляет истинно-делающий.

– Не темни, почтенный Нагасена, отвечая на этот вопрос. Ответь на него ясно и понятно, с охотой и воодушевлением высыпи здесь все передо мной, что ты изучил. Ведь люди на этом запутываются, повергаются в недоумение и впадают в сомнения. Вскрой этот нарыв, извлеки занозу.

– Есть, государь, основа нирваны – покойная, счастливая, возвышенная. Следуя наставлениям Победителя, истинно-делаю­щий ощупывает своей мудростью слагаемые и осуществляет ее. Скажем, государь, как подмастерье следует наставлениям мастера и осваивает своею мудростью науку, вот точно так же, государь, следуя наставлениям Победителя, истинно-делающий осуществляет нирвану своею мудростью. Как же следует мыс­лить себе нирвану? Ее следует мыслить себе свободной от бед и напастей, безопасной, надежной, спокойной, счастливой, при­ятной, возвышенной, чистой и прохладной.

Представь, государь, что человек горел в жарком, палящем огне, в целой поленнице дров. Напрягшись, он вырвался оттуда, добрался до места, где нет огня, и счастлив тем безмерно. Вот точно так же, государь, истинно-делающий осуществляет своим подлинным вниманием нирвану, удаленную от жгучего пламени тройного огня. Здесь, государь, огню следует уподоблять тройной огонь, человеку, попавшему в огонь, уподоблять истинно-делающего, месту, где нет огня, уподоблять нирвану.

Или, представь, государь, что че­ловек очутился посреди кучи трупов змей, петухов и людей[792], в груде туловищ, хвостов и кусков падали и завален в непрохо­димом завале из трупов. Напрягшись, он вырвался оттуда, до­брался до места, где нет трупов, и счастлив тем безмерно. Вот точно так же, государь, истинно-делающий осуществляет своим подлинным вниманием нирвану, удаленную от падали аффектов. Здесь, государь, трупам следует уподоблять пять чувственных услад, человеку, заваленному трупами, уподоблять истинно-де­лающего, месту, где нет трупов, уподоблять нирвану.

Или пред­ставь, государь, что человек находился в опасности, дрожал, трепетал и мысли его были в смятении и беспорядке. Напрягшись, он вырвался из опасного места, добрался до прочного, надежного, твердого, безопасного пристанища и счастлив тем безмерно. Вот точно так же, государь, истинно-делающий осу­ществляет своим подлинным вниманием нирвану, удаленную от опасностей и страхов. Здесь, государь, опасности следует упо­доблять вновь и вновь возникающую опасность рождения, бо­лезни, старости и смерти, человеку, попавшему в опасность, уподоблять истинно-делающего, безопасному пристанищу упо­доблять нирвану.

Или представь, государь, что человек по­скользнулся на грязном, склизком, илистом, тинистом месте. Напрягшись, он отчистился от болотной грязи и тины, выбрался на чистое и сухое место и счастлив тем безмерно. Вот точно так же, государь, истинно-делающий осуществляет своим под­линным вниманием нирвану, удаленную от тины и грязи аффек­тов. Здесь, государь, тине следует уподоблять прибыль, славу и почести, человеку, упавшему в тину, уподоблять истинно-делаю­щего, чистому и сухому месту уподоблять нирвану.

Итак, как же осуществляет нирвану истинно-делающий? Всякий истинно-делающий, государь, ощупывает своей муд­ростью кружение слагаемых дхарм. Ощупывая кружение сла­гаемых, он видит в нем рождение, видит старость, видит бо­лезнь, видит смерть и не видит там ничего счастливого и отрадного, за что можно было бы ухватиться,– ни с начала, ни с середины, ни с конца.

Скажем, государь, как на добела рас­каленном, пылающем, пышущем жаром железном шаре человек не видит ни с одного конца, ни с середины, ни с другого конца, ни единого места, за которое можно было бы ухватиться, вот точно так же, государь, тот, кто ощупывает кружение слагае­мых, видит в нем рождение, видит старость, видит болезнь, ви­дит смерть и не видит там ничего счастливого и отрадного – ни с начала, ни с середины, ни с конца. Не видя, за что можно было бы ухватиться, сознание его впадает в томление, во всем теле у него начинает печь, и он, чувствуя себя обнаженным, незащищенным и беззащитным, проникается отвращением ко всякому становлению.

Представь, государь, что человек попада­ет в жарко пылающий огромный костер и там, чувствуя себя обнаженным, незащищенным и беззащитным, проникается отвращением к огню. Вот точно так же, государь, не видя, за что можно было бы ухватиться, сознание человека впадает в томление, во всем теле у него начинает печь, и он, чувствуя себя обнаженным, незащищенным и беззащитным, проникает­ся отвращением ко всякому становлению. И у него, увидевшего всю опасность кружения, появляется мысль: «От этого круже­ния лишь зной и палящее пекло, много в нем скорби и много тягости. О, если бы нашлось некружение! Это покойно и возвы­шенно, это – успокоение всех слагаемых, снятие всех наслоений, прекращение жажды, бесстрастие, пресечение, нирвана». И вот мысль его к некружению устремляется, влечется, радуется и ликует: «Найдено, кажется, избавление!»

Представь, государь, что попавший на чужбину и заблудившийся человек вышел на правильную дорогу и по ней устремляется, влечется, радуется и ликует: «Вышел я, кажется, на правильную дорогу!» Вот точно так же, государь, у того, кто увидел всю опасность кружения, мысль к некружению устремляется, влечется, радуется и лику­ет: «Найдено, кажется, избавление!» И он на стезе, ведущей к некружению, упражняется, ищет, осваивается и ее умножает, ради этого утверждается у него памятование, ради этого утверждается усилие, ради этого утверждается радость, и так его непрестанно внимательная мысль преодолевает кружение и вступает в некружение. Когда истинно-делающий достиг некру­жения, государь, то говорят, что он осуществил нирвану.

– Отлично, почтенный Нагасена. Да, это так, я с этим со­гласен.

Вопрос 12(82)

Почтенный Нагасена, есть ли такое место – будь то на востоке, будь то на юге, будь то на западе, будь то на севере, будь то наверху, внизу, сбоку,– где находится нирвана?

– Нет, государь, нет такого места ни на востоке, ни на юге, ни на западе, ни на севере, ни наверху, ни внизу, ни сбоку, где бы находилась нирвана.

– Если, почтенный Нагасена, нет места, где расположена нирвана, то и нирваны нет, а если кто-то осуществил нирвану, то это у него не осуществление, а ложь. Я дам обоснование. В самом деле, почтенный Нагасена, на земле есть поле, откуда берется зерно, есть цветок, откуда берется запах, есть куст, откуда берется цветок, есть дерево, откуда берутся плоды, есть копи, откуда берутся драгоценные камни. Так что, если какому-то человеку что-то понадобилось, он идет в соответствующее место и берет то, что нужно. Вот точно так же, почтенный Нагасена, если нирвана есть, то следует потребовать, чтобы бы­ло место, откуда она берется. А раз, почтенный Нагасена, нет места, откуда берется нирвана, то я утверждаю, что нирваны нет, а если кто-то осуществил нирвану, то это у него не осу­ществление, а ложь.

– Места, где расположена нирвана, действительно нет, го­сударь, но нирвана есть. Пользуясь подлинным вниманием, ис­тинно-делающий осуществляет нирвану. Скажем, государь, огонь ведь существует, но места, откуда он берется, нет. Тот, кто трет две чурки одну о другую, тот и получает огонь. Вот точно так же, государь, нирвана есть, но места, откуда она берется, нет. Осуществляет нирвану истинно-делающий, пользуясь подлин­ным вниманием. Или, скажем, государь, существует семь сокро­вищ миродержца: драгоценное колесо, драгоценный слон, дра­гоценный скакун, драгоценный самоцвет, драгоценная женщи­на, драгоценный хозяин, драгоценный советник, но места, откуда бы брались эти сокровища, нет. Они к истинно-делающему кшатрию являются сами собою, силою его делания. Вот точно так же, государь, нирвана есть, но места, откуда она берется, нет. Осуществляет нирвану истинно-делающий, пользуясь под­линным вниманием.

– Хорошо, почтенный Нагасена, пусть нет места, откуда бе­рется нирвана. А есть ли такое место, находясь в котором ис­тинно-делающий осуществляет нирвану?

– Да, государь, есть такое место, находясь в котором ис­тинно-делающий осуществляет нирвану.

– Каково же это место, почтенный, находясь в котором истинно-делающий осуществляет нирвану?

– Нравственность, государь,– вот это место. Стоя на почве нравственности и пользуясь подлинным вниманием, истинно-де­лающий осуществляет нирвану, где бы он ни находился: у гре­ков ли, у шаков ли, в Китае, в Вилате, в Александрии ли, в Никумбе, в Каши ли, в Кошале, в Кашмире ли, в Гандхаре[793], на вершине ли горы, в мире ли Брахмы – все равно. Скажем, государь, зрячий человек всюду увидит пространство, где бы он ни находился: у греков ли, у шаков ли, в Китае, в Вилате, в Александрии, в Никумбе, в Каши ли, в Кошале, в Кашмире ли, в Гандхаре, на вершине ли горы, в мире ли Брахмы – все равно. Вот точно так же, государь, стоя на почве нравственности и пользуясь подлинным вниманием, истинно-делающий осуществ­ляет нирвану, где бы он ни находился: у греков ли, у шаков ли, в Китае, в Вилате, в Александрии ли, в Никумбе, в Каши ли, в Кошале, в Кашмире ли, в Гандхаре, на вершине ли горы, в мире ли Брахмы – все равно. Или, скажем, государь, где бы ни находился человек: у греков ли, у шаков ли, в Китае, в Вилате, в Александрии ли, в Никумбе, в Каши ли, в Кошале, в Кашмире ли, в Гандхаре, на вершине ли горы, в мире ли Брахмы – для него все равно найдется восточное направление. Вот точно так же, государь, стоя на почве нравственности и пользуясь подлинным вниманием, истинно-делающий осуществ­ляет нирвану, где бы он ни находился: у греков ли, у шаков ли, в Китае, в Вилате, в Александрии ли, в Никумбе, в Каши ли, в Кошале, в Кашмире ли, в Гандхаре, на вершине ли го­ры, в мире ли Брахмы – все равно.

– Отлично, почтенный Нагасена. Ты объяснил, какова нирвана, объяснил, каково осуществление нирваны, указал пре­имущества нравственности, пояснил правильное делание, возд­виг знамя Учения, отверз око Учения. Не останется тщетным усилие истинно-делающих. Да, это так, о лучший из лучших наставников! Я с этим согласен.

Восьмая глава закончена.

КНИГА ЧЕТВЕРТАЯ. ВОПРОС О ВЫВОДЕ

Итак, царь Милинда пришел туда, где был достопочтенный Нагасена. Придя, он приветствовал достопочтенного Нагасену и сел подле. И, сидя подле, царь Милинда, стремясь узнать, стре­мясь услышать, стремясь запомнить, стремясь узреть свет зна­ния, стремясь развеять незнание, стремясь породить свет зна­ния, стремясь истребить тьму незнания, собрал все свое хлад­нокровие, решимость, памятование, понимание и спросил досто­почтенного Нагасену:

– Скажи, почтенный Нагасена, ты видел Просветленного?

– Нет, государь.

– Ну а учители твои видели Просветленного?

– Нет, государь.

– Что же, почтенный Нагасена, ни ты не видел Просвет­ленного, ни твои учители не видели Просветленного. Стало быть, почтенный Нагасена, нет Просветленного, невозможно усмотреть Просветленного.

– Скажи, государь, а есть ли кшатрии прошлого, предки твоего кшатрийского рода?

– Да, почтенный, несомненно, есть кшатрии прошлого, пред­ки моего кшатрийского рода.

– А видел ли ты когда-либо кшатриев прошлого, государь?

– Нет, почтенный.

– А скажем, те, кто тебя обучал,– придворные жрецы, полководцы, судьи, сановники – они видели когда-либо кшатри­ев прошлого?

– Нет, почтенный.

– Так если, государь, ни ты не видел кшатриев прошлого, ни обучавшие тебя не видели кшатриев прошлого, то где же эти кшатрии прошлого? Невозможно усмотреть кшатриев прошлого.

– Но можно видеть то, чем пользовались кшатрии прошло­го, почтенный Нагасена, а именно: белый зонт, тюрбан, санда­лии, опахало из хвоста яка, драгоценный меч, роскошные ложа. Через это, почтенный, мы можем узнать и поверить, что кшат­рии прошлого действительно есть.

– Вот точно так же, государь, и мы можем узнать о Бла­женном и поверить в него. Есть такое основание, почему мы можем узнать и поверить, что Блаженный действительно есть. Вот это основание: есть ведь, государь, то, чем пользовался Блаженный, знающий и видящий, святой, истинновсепросветленный, а именно: четыре постановки памятования, четыре ис­тинных начинания, четыре основы сверхобычных сил, пять ору­дий, пять сил, семь звеньев просветления, арийская восьми­звенная стезя. Через это весь мир с богами знает и верит, что Блаженный действительно есть. Вот исходя из такого основания, такой причины, такого способа, такого вывода, можно узнать, что Блаженный действительно есть:

Людей переправив множество,

В нирвану ушел безопорную.

Поэтому можно вывести:

Он есть, совершенный муж!

– Почтенный Нагасена, приведи сравнение.

– Представь, государь, что некогда зодчий решил заложить город. Для начала он высмотрел место: не высокое, не низкое, не скалистое, не каменистое, лишенное каких-либо изъянов и пороков, радующее глаз; распорядился, чтобы на нем выровня­ли неровности, выкорчевали пни и колючие кусты, а затем за­ложил там город – великолепный, соразмерный, выверенный в частях, окруженный рвом и обводной стеной, с мощно укреплен­ными воротами и сторожевыми башнями, с множеством площа­дей, перекрестков, распутий и разъездов, с чистой и ровной царской дорогой, удобно расположенным базаром, обильный парками, садами, прудами, водоемами, колодцами, блистающий храмами многим богам, лишенный любых изъянов. Когда же все в этом городе наладилось, зодчий ушел в другую страну. А город спустя некоторое время стал богатым, цветущим, изо­бильным, уютным, благоденствующим, процветающим, безопас­ным и благополучным, привлекающим разный люд.

И вот множество кшатриев, брахманов, вайшьев, шудр, сражающихся на слонах воинов, конников, колесничих, пехотинцев, лучников, меченосцев, знаменосцев, командиров, обозной прислуги, удалых раджпутов, лихих и неистовых витязей, бьющихся в броне, отрядов из сыновей рабов и наемных слуг, отрядов борцов, поваров, кухарей; цирюльников, банщиков, кузнецов, цветочни­ков, мастеров по золоту, серебру, свинцу, по олову, по меди, по бронзе, по железу, ювелиров, мельников, гончаров, солеваров, кожевников, тележников, мастеров по слоновой кости, канат­чиков, изготовителей гребней, прядильщиков хлопка, корзин­щиков, мастеров, делающих луки, тетивы, стрелы, художников, изготовителей красок, красильщиков, ткачей, портных, пробир­щиков, торговцев тканями, парфюмеров, травоносов, дровоносов, наемных слуг, собирателей листьев, плодов, кореньев, про­давцов рисовой каши вразнос, пирожников, рыбников, мясни­ков, винокуров, актеров, плясунов, акробатов, фокусников, борцов, сжигателей трупов, выбрасывателей увядших цветов, гадальщиков, нишадов, блудниц, храмовых танцовщиц, распутниц, стихотворцев – множество людей из страны шаков, греков, Китая и Вилаты, из Уджайна, Бхригукаччхи, Каши, Кошалы с прилегающими областями, из Магадхи, Сакеты, Саураштры, из. Патхеи, из Котумбары и Матхуры, из Александрии, Кашмира, Гандхары[794] приехали жить в этот город из разных мест и видят, что город новый, построен хорошо, лишен каких-либо изъянов и недостатков, радует глаз, и могут поэтому заключить: «А уме­лым был, должно быть, зодчий, что город этот построил».

И вот, государь, точно так же Блаженный – бесподобный, ни равного, ни подобного себе не имеющий, несравненный, неисповедимый, неисчислимый, неохватный, неизмеримый, бесконечно достойный, достигший пределов достоинств просветленного, обладающий безмерной стойкостью, безмерным духовным жаром, безмерным усилием, безмерной силой, обретший запредельность силы просветленного – развеял Мару с его воинством, прорвал сети лжемудрия, попрал неведение, породил ведение, воздел светоч Учения, обрел всезнание и, в битве непобедимый и побе­дивший, воздвиг град Учения.

У Блаженного, государь, в граде Учения обводная стена – нравственность, ров – совестливость, надвратная башня – зна­ние, сторожевая вышка – усилие, мачта – вера, привратник – памятование, дворец – мудрость, Корзина Сутр – площадь, Корзина Абхидхармы – перекресток, Корзина Устава – судили­ще, постановка памятования – улица. А на этой улице, на по­становке памятования, вот какие, государь, торговые ряды расположены: цветочный ряд, благовонный ряд, плодовый ряд, противоядий ряд, лекарственный ряд, бессмертного нектара ряд, драгоценностей ряд, всяческий ряд[795].

– Почтенный Нагасена, что такое у Блаженного, Просвет­лённого цветочный ряд?

– Блаженный, знающий и зрящий, святой, истинновсепросветленный, описал, государь, разновидности предметов для созерцания[796], а именно: «все бренно», «все без самости», отвратительное, бедственное, оставление, бесстрастие, пресечение, непристращение к чему бы тони было, бренность всех слагаемых, памятование с дыханием, вздувшийся труп, посинелый труп, разлагающийся труп, разползшийся труп, обглоданный труп, растерзанный труп, растерзанный труп убитого, кровавый труп, кишащий червями труп, скелет, доброту, сострадание, сорадование, равностность, памятование о смерти, памятование о теле[797]. Вот такие разновидности предметов для созерцания, государь, описал Блаженный, Просветленный. И каждый, кто стремится к избавлению от старости и смерти, берет какой-либо из этих предметов и избавляется этим предметом созерцания от стра­сти, избавляется от враждебности, избавляется от заблуждения, избавляется от гордости, избавляется от лжемудрия[798], вырывает­ся из мирского кружения, высушивает поток влечения, счища­ет с себя тройную грязь[799], искореняет все аффекты и, вступив в не пятнаемый грязью и пылью, чистый, светлый, нерожденный, нестареющий, неумирающий, счастливый, блаженнопрохладный, безопасный град нирваны, в лучший из городов, становится свя­тым и освобождает свою мысль. Вот что, государь, называется у Блаженного цветочным рядом.

Покупайте на базаре,

Где деяниями платят,

Созерцания предметы –

Истинно, освободитесь.

– Почтенный Нагасена, что такое у Блаженного, Просветлённого благовонный ряд?

– Блаженный описал, государь, разные виды нравственно­сти[800]. Благовонной нравственностью умащенные, сыны Блажен­ного, Просветленного весь мир с богами благовонной нравствен­ностью напаивают и пропитывают; во все главные и промежу­точные стороны[801], по ветру и против ветра веет от них и все кругом овевает благоуханный дух и в воздухе стоит. Вот эти разные виды нравственности: нравственный приход к прибежи­щу, пятичленная нравственность, восьмизвенная нравственность, десятизвенная нравственность и нравственность всех пяти раз­делов Уставных Начал[802]. Вот что, государь, называется у Блаженного благовонным рядом. Ведь есть, государь, изречение Блаженного, бога богов:

«Цветов благоухание, сандала,

Татары, маллики разносит ветер.

Но праведности дух благоуханный

Без ветра овевает все вокруг»[803].

«Что фимиам сандала или тагары?

Что аромат кувшинки или варшики?

Их ароматов много превосходнее

Благоуханье чистой добродетели»[804].

«Доступны и стоят немногого

Куренья сандала и тагары.

Лишь нравственность, благоухая,

Восходит до самых небес»[805].

– Почтенный Нагасена, что такое у Блаженного, Просвет­лённого плодовый ряд?

– Блаженный описал плоды, государь, вот они: плод обре­тения слуха, плод возвращения единожды, плод безвозвратно­сти, плод святости, плод овладения через пустоту, плод овладе­ния через бессвойственность, плод овладения через неприлагание[806]. И каждый, кому нужен какой-то плод, платит за него своими деяниями и получает искомый плод – будь то плод об­ретения слуха, или плод возвращения единожды, или плод безвозвратности, или плод святости, или плод овладения через пу­стоту, или плод овладения через бессвойственность, или плод овладения через неприлагание.

Представь, государь, что у некоего человека есть манговое дерево, исправно плодоносящее каждый год. Урожай он не снимает до тех пор, пока не объ­явятся покупатели. Если покупатель пришел, то он берет с него деньги и предлагает: «Ну, любезный, дерево и манго на нем перед тобой, что хочешь, то с него и рви: можно незрелый плод, можно созревающий, можно с пушком, можно зеленый, можно зрелый», и покупатель берет за свои деньги, что хочет: если хочет незрелый плод – берет незрелый, хочет созреваю­щий – берет созревающий, хочет с пушком – берет с пушком, хочет зеленый – берет зеленый, хочет зрелый – берет зрелый. Вот точно так же, государь, каждый, кому нужен какой-то плод, платит за него своими деяниями и получает искомый плод – будь то плод обретения слуха (—) или плод овладения че­рез неприлагание. Вот что, государь, называется у Блаженного плодовым рядом.

Ценой своих деяний люди

Покупают плод бессмертья.

Счастливыми пребудут те,

Что купили плод бессмертья.

– Почтенный Нагасена, что такое у Блаженного, Просветлённого противоядий ряд?

– Блаженный описал противоядия, государь. Этими противоядиями Блаженный весь мир с богами исцеляет от отравле­ний-аффектов. Вот каковы эти противоядия – это, государь, че­тыре арийские истины, что возвестил Блаженный, а именно: арийская истина о тяготе, арийская истина о сложении тягот, арийская истина о пресечении тягот, арийская истина о верном пути, ведущем к пресечению тягот. И те, кто слышит четыре истины с установкой на высшее прозрение,– те избавляются от рождения, избавляются от старости, избавляются от смерти, избавляются от печали, стенаний, боли, уныния, отчаяния. Вот что, государь, называется у Блаженного противоядий рядом.

Средь всех противоядий мира,

Спасающих от отравлений,

Ничто с Ученьем не сравнится.

Примите же его, монахи.

– Почтенный Нагасена, что такое у Блаженного, Просвет­лённого лекарственный ряд?

– Блаженный описал лекарства, государь. Этими лекарст­вами Блаженный врачует богов и людей. Вот они: четыре по­становки памятования, четыре истинных начинания, четыре ос­новы сверхобычных сил, пять орудий, пять сил, семь звеньев просветления, арийская восьмизвенная стезя. Эти лекарства Блаженного – людям слабительное: их прослабит ложным воз­зрением, прослабит ложным намерением, прослабит ложной речью, прослабит ложными делами, прослабит ложным образом жизни, прослабит ложным усилием, прослабит ложным памято­ванием, прослабит ложным сосредоточением, вырвет жадностью, вырвет враждебностью, вырвет заблуждением, вырвет гор­достью, вырвет лжемудрием, вырвет сомнениями, вырвет лег­комыслием, вырвет вялостью и сонливостью, вырвет бессовест­ностью и бесстыдством – всеми аффектами вырвет[807]. Вот что, государь, называется у Блаженного лекарственным рядом.

Средь многих и разнообразных

Лекарств, что сыщутся на свете,

Ничто с Ученьем не сравнится.

Примите же его, монахи.

Ведь от Учения-лекарства –

Конец и старости и смерти.

От виденья и освоенья

Придете к истощенью жажды

И несложённому покою.

– Почтенный Нагасена, что такое у Блаженного, Просвет­лённого бессмертного нектара ряд?

– Блаженный описал бессмертный нектар, государь; этим нектаром Блаженный окропил весь мир с богами, и боги и лю­ди, что были окроплены этим нектаром, освободились от рож­дения, старости, смерти, печали, стенаний, боли, уныния, отчая­ния. Каков же этот нектар? Это памятование о теле. Ведь есть, государь, изречение Блаженного, бога богов: «Тот, о монахи, бессмертного нектара отведает, кто памятования о теле отведает»[808]. Вот что, государь, называется у Блаженного рядом бессмертного нектара.

Терзаемым болезнью людям

Он предложил нектар бессмертья:

Деяниями заплатите,

И будет ваш нектар бессмертный.

– Почтенный Нагасена, что такое у Блаженного, Просвет­лённого драгоценностей ряд?

– Блаженный описал драгоценности, государь. В уборе этих драгоценностей сыны Блаженного весь мир с богами оза­ряют, освещают, просвещают – пламенеют, ярко пылают и све­тятся сверху, снизу, со всех сторон. Каковы эти драгоценности? Это драгоценная нравственность, драгоценное сосредоточение, драгоценная мудрость, драгоценная свобода, драгоценное зна­ние-видение свободы, драгоценные толкующие знания, драго­ценные звенья просветления.

Что же такое у Блаженного драго­ценная нравственность, государь?

Это нравственность сдержива­ния себя в согласии с Уставными Началами, нравственность сдерживания деятельности чувств, нравственность чистого образа жизни, нравственные правила обращения с личными вещами, малая нравственность, средняя нравственность, великая нрав­ственность, нравственность стези, нравственность плода[809]. Че­ловеком в уборе драгоценностей нравственности, государь, все на земле и на небе и у Мары и у Брахмы, в народе шраманском и брахманском восторгаются и восхищаются. Монах, украшенный драгоценной нравственностью, со всех четырех главных сторон, и с промежуточных, и сверху, и снизу, и с бо­ков сияет и лучится, государь. Вниз вплоть до ада Незыби, вверх вплоть до самой макушки бытия все драгоценности он затмевает, побивает и превосходит. Таковы, государь, нравст­венные драгоценности, разложенные у Блаженного в ряду дра­гоценностей. Это, государь, называется у Блаженного драгоцен­ной нравственностью.

В торговом ряду Блаженного

Нравственность предлагают вам.

Деяниями заплатите –

Украситесь драгоценностью.

Что такое у Блаженного драгоценное сосредоточение, госу­дарь?

Это сосредоточение с задумыванием и продумыванием, сосредоточение с одним продумыванием без задумывания, со­средоточение без задумывания и продумывания[810], пустотное сосредоточение, бессвойственное сосредоточение, неприлагаемое сосредоточение. От монаха в уборе драгоценного сосредоточения, государь, все страстные помыслы, враждебные помыслы, вреди­тельские помыслы[811], аффекты гордости, неуравновешенности, лжемудрия, сомнения и всяческие дурные помыслы – все это, столкнувшись с сосредоточением, скатывается с него, спадает, слетает, не пристает к нему и не может его замарать.

Скажем, государь, как капля воды с листа лотоса скатывается, спадает, слетает, не пристает к нему и не может его замарать, ибо лотос совершенно чист, вот точно так же, государь, от монаха в уборе драгоценного сосредоточения все страстные помыслы, враждебные помыслы, вредительские помыслы, аффекты гордо­сти, неуравновешенности, лжемудрия, сомнения и всяческие дурные помыслы – все это, столкнувшись с сосредоточением, скатывается с него, спадает, слетает, не пристает к нему и не может его замарать, ибо сосредоточение совершенно чисто. Это, государь, называется у Блаженного драгоценным сосредо­точением. Таковы, государь, драгоценности сосредоточения, разложенные у Блаженного в ряду драгоценностей.

Надевшему драгоценную

Гирлянду сосредоточенья

Чужды дурные помыслы

И мысли пустое рассеянье.

Украсьте себя, монахи,

Сим драгоценным убором.

Что такое у Блаженного драгоценная мудрость, государь?

Это та мудрость, государь, которою арийский слушатель пости­гает, как оно есть: «Это благое», постигает, как оно есть: «Это неблагое», постигает, как оно есть: «Это зазорно, это незазор­но, этим следует заниматься, этим не следует заниматься, это низко, это возвышенно, это темно, это светло, это отчасти свет­ло, отчасти темно»[812]; постигает, как это есть: «Вот тягота»; постигает, как оно есть: «Вот сложение тяготы»; постигает, как это есть: «Вот пресечение тяготы»; постигает, как это есть: «Вот верный путь, ведущий к пресечению тягот». Это, государь, назы­вается у Блаженного драгоценной мудростью.

Для надевшего драгоценную

Гирлянду истинной мудрости

Недолго мирское кружение,

Он скоро придет к бессмертию –

К кружению не влечет его.

Что такое у Блаженного драгоценная свобода, государь?

Драгоценной свободой, государь, называется святость, а о мо­нахе, достигшем святости, говорят, государь, что он надел убор драгоценной свободы. Скажем, государь, как человек, надевший убор из нитей жемчуга, украшения из драгоценных камней, золота, кораллов, умастивший себя благовонной мазью акалу, пудрой тагары, талиши и красного сандала, надевший яркие гирлянды цветов железного дерева, пуннаги, салового дерева, салалы, чампаки, ютхики, атимуктаки, паталы, голубого лото­са, варшики и маллики[813], прочих людей превосходит, светится, лучится, блещет, блистает, сияет, сверкает, слепит, и все вокруг блекнет и меркнет рядом с его гирляндами, умащениями и. драгоценными украшениями,– вот точно так же, государь, до­стигший святости, истощивший тягу монах в уборе драгоценной свободы превосходит монахов, стремящихся к свободе, и светит­ся, лучится, блещет, блистает, сияет, сверкает, слепит, и все вокруг блекнет и меркнет рядом с его свободой, ибо, государь, это высшее, всем украшениям украшение. Это, государь, назы­вается у Блаженного драгоценной свободой.

На господина в уборе

Драгоценных камней и гирлянд

Снизу вверх все домашние смотрят.

Так на монаха в уборе

Драгоценной гирлянды свободы

Снизу вверх смотрят боги и люди.

Что такое у Блаженного драгоценное знание-видение свобо­ды, государь?

Знанием-видение свободы, государь, называется у Блаженного осознающее знание-понимание[814]. Это то знание, которым арийский слушатель осознавая-понимает стезю, плоды, нирвану, отброшенные уже аффекты и остающиеся еще аф­фекты.

Арии знанием-видение

Понимают, что дело сделано.

Взыскуйте, сыны Победителя,

Сие драгоценное знание.

Что такое у Блаженного драгоценные толкующие знания, государь?

Толкующих знаний, государь, всего четыре: толкую­щее знание предмета, толкующее знание дхармы, толкующее знание выражения, толкующее отражающее знание. Монах же в наряде из этих четырех драгоценных толкующих знаний может войти в любое собрание, государь, будь то кшатрийское собра­ние, или брахманское собрание, или вайшийское собрание, или шраманское собрание, он войдет туда уверенно, без опас­ки, не убоится, не устрашится, не струсит и не затрепещет.

Ска­жем, государь, как несокрушимый в бою воин бесстрашно выходит в полном вооружении на бой, ибо уверен: «Если неприя­тель покажется вдалеке – я свалю его выстрелом из лука, если приблизится – метну в него дротик, если ещё приблизится – метну копье, если он будет близко – саблей разва­лю его надвое, если подойдет вплотную – всажу в него кинжал»,– вот точно так же, государь, и монах в наряде из четырех драгоценных толкующих знаний бесстрашно входит в собрание, ибо уверен: «Если вопрос будет о том, что касает­ся толкующего знания предмета, то предмет я объясню как предмет, основание объясню как основание, причину объясню как причину, метод объясню как метод, устраню неуверенность, смогу переубедить и ответом своим удовлетворю.

Если вопрос будет о том, что касается толкующего знания дхармы, то дхар­му я объясню как дхарму, бессмертное объясню как бессмерт­ное, несложённое объясню как несложённое, нирвану объясню как нирвану, пустоту объясню как пустоту, бессвойственное объясню как бессвойственное, неприлагаемое объясню как неприлагаемое, бесстрастное объясню как бесстрастное, устраню неуверенность, смогу переубедить и ответом своим удовлетворю.

Если вопрос будет о том, что касается толкующего знания выражения, то выражение я объясню как выражение, слово объясню как слово, зависимое слово объясню как зависимое слово, слог объясню как слог, связывание слогов объясню как связывание слогов, согласный объясню как согласный, оттенок согласного объясню как оттенок согласного, звук объясню как звук, тон объясню как тон, название объясню как название, словоупотребление объясню как словоупотребление[815], устраню неуверенность, смогу переубедить и ответом своим удовлетво­рю.

Если вопрос будет о том, что касается толкующего отра­жающего знания, то сравнение я объясню как сравнение, свойст­во объясню как свойство, суть объясню как суть, устраню не­уверенность, смогу переубедить и ответом своим удовлетворю». Это, государь, называется у Блаженного драгоценными тол­кующими знаниями.

Толкующие знания

Кто купит и опробует,

Бесстрашно, безбоязненно

Блистать будет в собрании.

Что такое у Блаженного драгоценные звенья просветления, государь?

Звеньев просветления, государь, всего семь: памято­вание – звено всепросветления, разбор дхарм – звено всепро­светления, усилие – звено всепросветления, радость – звено все­просветления, расслабление – звено всепросветления, сосредото­чение – звено всепросветления, равностность[816] – звено всепро­светления. Монах же в наряде из этих семи звеньев всепросвет­ления, государь, все потемки рассеивает и весь мир с богами озаряет, освещает и заливает светом. Это, государь, называет­ся у Блаженного драгоценными звеньями просветления.

Монаха в венце драгоценном

Из звеньев всепросветления

Стоя приветствуют боги.

Деяниями заплатите –

И ваш будет этот венец.

– Почтенный Нагасена, что такое у Блаженного, Просвет­лённого всяческий ряд?

– Всяческий ряд у Блаженного – это, государь, Девятичастные Речения Просветленного, чайтьи с мощами и с вещами и драгоценная община. Во всяческом ряду у Блаженного лежит благоденствие – хорошее рождение, лежит благоденствие – богатство, лежит благоденствие – долголетие, лежит благоден­ствие – здоровье, лежит благоденствие – красота, лежит благо­денствие– мудрость, лежит человеческое благоденствие, лежит благоденствие небожителей, лежит благоденствие нирваны. Те, кто хочет какого-либо благоденствия, расплачиваются своими деяниями и покупают то благоденствие, какое им желанно; а иные покупают блюдением нравственности, иные – обрядами постного дня; даже на незначительное деяние можно купить соответствующее благоденствие.

Скажем, государь, как у тор­говца в торговом ряду, где торгуют кунжутом, бобами, фа­солью и прочим, можно купить и немного рису, бобов и фасо­ли за соответствующую малую цену, вот точно так же, госу­дарь, у Блаженного во всяческом ряду даже на незначительное деяние можно купить соответствующее благоденствие. Это, го­сударь, называется у Блаженного всяческим рядом.

Среди всякого товара

На базаре просветленных –

Долголетне, рай, здоровье,

Красота, высокородье

И бессмертье в несложённом.

Здесь торгуют на деянья;

Есть дороже, есть дешевле.

Благоденствуйте, монахи,

И расплачивайтесь верой.

У Блаженного во граде Учения вот какие люди живут, госу­дарь: знатоки сутр, уставники, знатоки абхидхармы, излагатели Учения, глашатаи Долгого свода, глашатаи Среднего свода, глашатаи джатак, глашатаи Свода связок, глашатаи Численноупорядоченного свода, глашатаи Малого свода, совершенные нравственностью, совершенные сосредоточением, совершенные мудростью, охотно осваивающие звенья просветления, упраж­няющиеся в прозрении, преданные своей цели, лесовики, комлеседы, бездомники, спящие на соломе, погостники, нележальцы[817], следующие стезей, обретшие плод, обучаемые и пользующиеся плодами обучения, обретшие слух, возвращающиеся единожды, безвозвратные, святые, обладатели трех вéдений, ше­сти сверхзнаний, сверхобычных сил, пришедшие к пределам мудрости, умелые в постановках памятования, истинных начи­наниях, основах сверхобычных сил, орудиях, силах, звеньях просветления, стезе, превосходном созерцании, развязках, до­стижении сфер чистого образа и безобразного, в покойном и приятном состоянии-овладении. И стал град Учения этими святыми заселен, населен, наполнен и заполнен, словно тростни­ковая чаща – тростником. Об этом сказано:

«Страсть, враждебность, заблужденье

Кто отбросил, также жажду,

Чужд влечению и тяге –

Те живут во граде дхармы.

Созерцатели лесные,

Те, что в рубище одеты,

Преданы уединенью,–

Все живут во граде дхармы.

Неседальцы, нележальцы

И любое примут ложе,

В тряпки ветхие одеты,

Кто живет во граде дхармы.

Три одежды лишь имеют

(А четвертый – кусок шкуры),

Больше раза есть не станут,

Кто живет во граде дхармы.

Опытны, неприхотливы,

Стойки, до еды не жадны,

Что досталось – тем и рады,

Кто живет во граде дхармы.

Радость знают созерцанья,

Собранны, спокойны духом,

Уповают на ничтойность[818],

Кто живет во граде дхармы.

Те, кто следует стезею,

Обретает плод усилий

И взыскует высшей цели,–

Все живут во граде дхармы.

Слух обретшие к Ученью,

Те, кто только раз вернется,

Безвозвратные, святые –

Все живут во граде дхармы.

Опытны в памятованье,

Куют звенья просветленья,

Помнят дхарму, прозорливы,

Кто живет во граде дхармы.

Сверхобычных сил взыскуют,

Рады сосредоточенью

И нетщетны в начинаньях,

Кто живет во граде дхармы.

Мастера в шести сверхзнаньях,

Вотчиной своей довольны,

Странствуют по поднебесью,

Кто живет во граде дхармы.

Молчаливы, очи долу,

Стерегут ворота мысли

И смиренны в высшей дхарме,

Кто живет во граде дхармы.

Сверхобычных сил владыки,

Ведения и сверхзнанья,

Мудрости предел узрели,

Кто живет во граде дхармы».

Те из монахов, государь, что обладают безграничным превосходным знанием, беспривязные, безмерно достойные, безмер­но славные, безмерно мощные, безмерно пламенные, катят ко­лесо проповеди вслед за Блаженным и достигли пределов муд­рости,– такие монахи, государь, называются у Блаженного во граде Учения полководцами Учения.

 Те же из монахов, государь, что имеют сверхобычные силы, постигли толкующие знания, обрели уверенность, странствуют по поднебесью, необоримы, несокрушимы, странствуют безопорно, сотрясают всю землю с горами и долами, солнца и луны касаются рукой, должным образом умелые в создании превра­щенных обликов и умножении обликов[819] достигшие предела в сверхобычных силах, – такие монахи, государь, называются у Блаженного во граде Учения придворными жрецами.

Те же из монахов, государь, что приняли чистые обеты, непритязательны, неприхотливы, отвращаются от недолжного намека и за подаянием обходят все дома без разбору, словно пчела, летящая на запах к цветку, а затем входят в безлюд­ную рощу, чтобы упражняться, кому безразличны собствен­ное тело и жизнь, достигшие святости, выше всего ценящие чи­стые обеты,– такие монахи, государь, называются у Блаженно­го во граде Учения судьями.

Те же из монахов, государь, что вполне чисты и незапят­нанны, лишены аффектов, искусные в видении становления и прехождения существ, достигшие пределов в дивном зрении,– такие монахи, государь, называются у Блаженного во граде Уче­ния городскими осветителями.

Те же из монахов, государь, что много знают сутр, на­следники наследия, помнят сутры, помнят Устав, помнят переч­ни, искусны в разграничении глухих и звонких согласных, долгих и кратких гласных, открытых и закрытых слогов, дер­жатели в своей памяти Девятичастного Завета,– такие монахи, государь, называются у Блаженного во граде Учения храните­лями дхармы.

Те же из монахов, государь, что сведущи в Уставе, знатоки Устава, разбираются в поводах наложения взысканий и в разночтениях, в том, есть ли проступок или его нет, тяжкий он или легкий, исправимый или неисправимый, знают, как снима­ется взыскание, как происходит восстановление в правах и временное изгнание из общины, как берется обязательство за­гладить обиду[820], достигшие пределов в знании Устава,– такие монахи, государь, называются у Блаженного во граде Учения искусными в обрядах[821].

Те же из монахов, государь, что украшены прекрасной гир­ляндой цветов свободы, обретшие превосходнейшее из превос­ходных, бесценное, высшее состояние, любезные и приятные множеству людей,– такие монахи, государь, называются у Бла­женного во граде Учения цветочными торговцами.

Те же из монахов, государь, что пришли к пониманию четы­рех истин, узрели истины, вняли проповеди, избавились от со­мнений в четырех плодах шраманства, счастливо обладают пло­дами и другим, стремящимся к тому же, раздают эти плоды,– такие монахи, государь, называются у Блаженного во граде Учения торговцами плодами.

Те же из монахов, государь, что умастили себя благовонием нравственности, обладатели множества разнообразных досто­инств, сдувающие прочь смрад грязных аффектов,– такие мо­нахи, государь, называются у Блаженного во граде Учения тор­говцами благовониями.

Те же из монахов, государь, что охочи до Учения, приятны в беседе, с радостным воодушевлением изучают тонкости Уче­ния и Устава; находясь в лесу ли, под деревом ли, в пустой ли горнице, пьют превосходный нектар Учения и погружены в пре­восходный нектар Учения телом, словом и умом; исключительно находчивы в изложении Учения, неотступны в поисках Учения, вступают, где бы ни появились, в беседы о неприхотливости, беседы о непритязательности, беседы об уединении, беседы о несвязывании, беседы о прилежном усердии, беседы о нравст­венности, беседы о сосредоточении, беседы о мудрости, беседы о свободе, беседы о знании-видении свободы и пьют повсюду нектар беседы,– такие монахи, государь, называются у Блажен­ного во граде Учения бражниками, пьяницами.

 Те же из монахов, государь, что в первую и в последнюю ночные стражи прилежат бодрствованию, проводят день и ночь сидя, стоя и прохаживаясь, прилежат йогическому освоению ра­ди того, чтобы оттеснить аффекты, и усердно стремятся к своей цели,– такие монахи, государь, называются у Блаженного во граде Учения городской стражей.

Те же из монахов, государь, кто в согласии со смыслом и с выражением, с методами и с обоснованиями, причинами и примерами, содержащимися в Девятичастных Речениях Просветленного, рассказывают их и пересказывают, излагают и перела­гают,– такие монахи, государь, называются у Блаженного во граде Учения торговцами Учения.

Те же из монахов, государь, кто богаты драгоценным Уче­нием, состоятельны и зажиточны, обладая унаследованной изустно ученостью, постигшие объяснения гласных, согласных и свойств[822], понятливые и сообразительные,– такие монахи, госу­дарь, называются у Блаженного во граде Учения купцами Учения.

Те же из монахов, государь, что постигли возвышенную проповедь, хорошо знакомы с подразделениями опор созерца­ния, достигли предела в достоинствах, необходимых для того, чтобы обучаться,– такие монахи, государь, называются у Бла­женного во граде Учения прославленными в Учении.

Вот каков у Блаженного град Учения, государь: прочно основанный, прочно воздвигнутый, крепко построенный, крепко возведенный, надежно защищенный, надежно охраняемый и для недругов и неприятелей неприступный. Вот исходя из такого обоснования, такой причины, такого способа, такого вывода, можно узнать, государь, что Блаженный действительно есть.

Как, город видя красивый,

Построенный соразмерно,

Можно вывести следствие:

«Был зодчий, должно быть, велик»,

Так же, мироводителя

Град дхармы видя прекрасный,

Можно вывести следствие:

«Блаженный и вправду есть».

Можно вывести следствие,

Валы узрев океанские:

«Огромны валы в океане,

Должно быть, он сам велик».

Вот так же печали гонителя,

Воистину непобедимого,

Влечение истощившего

Просветленного, избавителя

От тягот мирского кружения,

Можно узнать по следствиям,

Волны увидев Учения,

Поднявшиеся к небожителям:

«Огромен размах волн Учения,

Учитель, должно быть, велик».

Можно вывести следствие,

Видя вершину возвышенную:

«Возвышенна эта вершина;

Наверное, Гималай!»

Так, видя вершину Учения,

Прохладную, непятнаемую,

Блаженным ввысь вознесенную,

Недвижную, прочноосновную,

 Можно вывести следствие:

«Должно быть, и сам Просветленный

Непревосходимо велик!»

Слонов узнают могучих,

Встречая в лесу их след:

«Видно, что здесь ступали

Стопы царя слонов».

Так же о Просветленном,

Как слон, могучем, разумные

Могут вывести следствие,

Если хоть раз услышат

Строфы, им изреченные:

«Кто произнес эти стопы,

Должно быть, был исполин!»

Можно вывести следствие,

Оленей видя испуганных:

«Испуганы эти олени

Рыком царя зверей».

Так, видя лжепроповедников,

Ищущих в страхе укрытия,

Можно вывести следствие:

«Царь дхармы сам прогремел».

Видя землю умытую,

Покрытую нежной зеленью

И водой изобильную,

Можно вывести следствие:

«Большим дождевым облаком

Умыта эта земля».

Так, видя людское множество

В великом ликовании,

Можно вывести следствие:

«Утолена дхармы облаком

Духовная жажда их».

Видя трясину вязкую,

Зыбь болотную, топкую,

Можно вывести следствие:

«Здесь, видно, бездна влаги».

Так, видя людское множество,

Что прежде было запятнано

Страстями – болотной грязью,

А ныне с потоком дхармы

В море дхармы вливается,

Видя, как боги и люди

К бессмертной дхарме приходят,

Можно вывести следствие:

«Здесь, видно, бездна дхармы».

Кто благоухание чувствует,

Может вывести следствие:

«Прекрасным повеяло запахом;

Должно быть, деревья цветут».

Кто чувствует благоухание

Нравственности Учения,

Людей и богов овевающее,

Может вывести следствие:

«Поистине есть Просветленный,

И он непревосходим».

Вот подобными, государь, сотнями обоснований, тысячами обоснований, сотнями причин, тысячами причин, сотнями способов, тысячами способов, сотнями сравнений, тысячами сравне­ний можно было бы наглядно описать силу Просветленного. Скажем, государь, как ловкий изготовитель гирлянд берет раз­ные цветы из цветочного вороха и, сообразуясь с наставления­ми учителя и со своим собственным навыком, готовит из них целый ворох пестрых цветочных гирлянд – вот точно так же Блаженный,– словно пестрый ворох всяких цветов, бесконечно достоин, неизмеримо достоин, я же теперь в Завете Победите­ля словно гирлянды готовлю, словно венки плету, сообразуясь с наказом учителей минувшего и своим собственным разумени­ем; я мог бы, государь, бессчетно привести доводов и следствий, говоря о силе Просветленного, только бы у тебя охота была слушать.

– Трудно было бы другому, почтенный Нагасена, так на­глядно описать силу Просветленного доводами и следствиями. Я удовлетворен, почтенный Нагасена, весьма ярким ответом на мой вопрос.

Вопрос о выводе закончен.

КНИГА ПЯТАЯ. О ПОЛЬЗЕ ЧИСТЫХ ОБЕТОВ

Монахов-пустынников видит царь,

Суровым обетам преданных,

И видит живущих в семье мирян,

Вкусивших плод безвозвратности.

И мысли об этом повергли царя в сомненье весьма великое:

«Если Ученье доступно в миру,

То тщетно обетов блюдение!

Спрошу у толковника лучшего,

Наговоры сметающего,

В Трех Корзинах искушенного,–

Он избавит меня от сомнения».

Итак, царь Милинда пришел туда, где был достопочтенный: Нагасена. Придя, он приветствовал достопочтенного Нагасену и сел подле. И, сидя подле достопочтенного Нагасены, царь Ми­линда спросил его:

– Почтенный Нагасена! Есть ли на свете хотя бы один ми­рянин из тех, кто имеет дом, тешит себя усладами, имеет боль­шую семью и множество детей, пользуется бенаресским санда­лом, носит венки, умащает себя благовониями и притираниями, имеет дело с золотом и серебром, носит пестрый тюрбан, укра­шенный драгоценными камнями и золотом,– кто осуществил покой и высшую цель – нирвану?

– Не одна сотня, государь, и не две сотни, и не три сотни, и не четыре-пять сотен, и не тысяча, и не сотня тысяч, и не миллиард, и не десять миллиардов, и не десять тысяч миллиар­дов. Можно привести примеры, когда к постижению приходили десять мирян, двадцать, сто, тысяча. Что именно тебе нужно, чтобы я рассказал[823]?

– Рассказывай, как хочешь сам.

– Что же, государь, тогда я расскажу и о сотне, и о тыся­че, и о десяти миллионах, и о миллиарде, и о ста миллиардах постигших. Ведь рассказывая о случаях, когда миряне прихо­дили к постижению Учения, пришлось бы упомянуть обо всех проповедях безупречного поведения, истинного делания и пре­восходных чистых обетов, которые входят в Девятичастные Ре­чения Просветленного. Скажем, государь, дождевая вода, излив­шись на высоты и низины, холмы и равнины, сушу и воду, вся течет вниз и вливается в великое хранилище вод – океан, вот точно так же, государь, в моем рассказе пришлось бы упомя­нуть обо всех проповедях безупречного поведения, истинного делания и превосходных чистых обетов, которые входят в Де­вятичастные Речения Просветленного. Для этого понадобятся все доводы и пояснения, которые я смогу предложить своим искушенным умом,– только так будет этот предмет подобающе рассмотрен, расцвечен, сполна и окончательно изложен.

Ска­жем, государь, как умелый и опытный учитель письма, когда преподает письмо, наполняет свои уроки всеми доводами и пояснениями, которые он может предложить своим искушенным умом, и лишь тогда обучение письму бывает полным, окончательным, завершенным. Вот точно так же, государь, и здесь понадобятся все доводы и пояснения, которые я смогу предло­жить своим искушенным умом,– только так будет этот предмет подобающе рассмотрен, расцвечен, от непонимания очищен, сполна и окончательно изложен.

В городе Шравасти, государь, пятьсот миллионов триста пятьдесят семь тысяч арийских слушателей Блаженного, мирян и мирянок, обрели плод безвозвратности, и все они в миру, не отшельники.

Далее, государь, когда Блаженный под деревом Гандамбой явил двойное чудо[824], двести миллионов живых су­ществ пришло к постижению.

Далее, во время проповеди-уве­щания к Рахуле, проповеди сутры о «Высшем благе», проповеди сутры о «Способе сделать мысль гладкой», проповеди сутры «Презрение», проповеди сутры «Прежде распада», проповеди сутры «Большая куча», проповеди сутры «Быстрота», пропове­ди сутры «Шарипутра» несметное число божеств пришло к по­стижению Учения.

В городе Раджагрихе у Блаженного было триста пятьдесят тысяч арийских слушателей, мирян и миря­нок, там же после укрощения слона Дханапала – девятьсот миллионов живых существ; в пещере, называемой Чертог Индры,– восемьсот миллионов живых существ; в Бенаресе, в охот­ничьем заказнике, называемом «Заход созвездия провидцев», во время первой проповеди Учения – сто восемьдесят миллио­нов обитателей миров Брахмы и без счета божеств; в обители Тридцати Трех во время первой проповеди Учения – сто восемьдесят миллионов обитателей миров Брахмы и без счета божеств; во время спуска из миров небожителей, когда Блаженный у городских ворот Санкарши чудесно явил, себя людям, триста миллионов исполненных веры людей и божеств пришло к постижению Учения.

Далее, у шакьев в их городе Капилавасту, баньяновой роще, во время проповеди «Рода просветленных» и проповеди сутры «Великое собрание» несметное число божеств пришло к постижению Учения.

Далее, в собраниях слушателей, связанных с цветочником Суманасом, с Получившим Порица­ние, с купцом Анандой, с адживакой[825] по имени Джамбу, с ля­гушкой, ставшей небожителем, с небожителем по прозванию Точеные Серьги, с городской красавицей по имени Суласа, с городской красавицей по имени Шрима, с дочерью корзинщика, с Малой Субхадрой, с сожжением останков брахмана из Сакеты, с Сунапарантой, с вопросом Шакры, с проповедью «Сна­ружи от забора», с проповедью сутры «Драгоценность»,– в каждом из этих собраний к постижению Учения пришло восемь­десят четыре тысячи живых существ[826].

Пока Блаженный пребы­вал в мире, государь, повсюду, во всех трех областях и во всех шестнадцати странах[827], где появлялся Блаженный, то двое, то трое, то четверо или пятеро, то сто, тысяча и сотня тысяч людей и божеств приходили к осуществлению покоя и высшей цели – нирваны.

– Почтенный Нагасена! Если миряне, живущие в уюте и тешащие себя усладами, осуществляют покой и высшую цель – нирвану, то какова же тогда цель чистых обетов? Выходит, что чистые обеты ни на что не нужны. Ведь если, почтенный Нага­сена, болезнь проходит без мантр и без лекарств, то зачем же принимать рвотное, слабительное и прочие средства, ослабляю­щие тело? Если врага можно пристукнуть кулаком, зачем тогда мечи, копья, стрелы, луки, самострелы, палицы и булавы? Если можно забраться на дерево, опираясь на сучья, искривления, дупла, сучки, лианы и ветви, то зачем искать длинную и проч­ную лестницу? Если тело отдыхает даже от спанья на голой земле, то зачем искать приятные на ощупь, огромные, роскошные постели? Если можно в одиночку перебраться через опасную, губительную, страшную пустыню, то зачем искать вооруженную охрану и большой караван? Если через реку можно перебрать­ся вплавь, то зачем искать надежный мост или лодку? Если можно на собственные средства прокормиться и одеться, то зачем угождать другому, льстиво заговаривать и виться вокруг него? Если вода есть в естественном пруду, то зачем копать колодцы, пруды и водоемы? Вот точно так же, почтенный Нагасена, если миряне, живущие в уюте и тешащие себя услада­ми, осуществляют покой и высшую цель – нирвану, то зачем принимать на себя чистые обеты?

– У чистых обетов, государь, есть двадцать восемь достоинств, истинных достоинств. Благодаря этим достоинствам чи­стые обеты всем просветленным желанны и приятны. Вот каковы эти достоинства: чистый обет, государь, означает чистый образ жизни, благие плоды, безупречность, непричинение тягот другим, безопасность, неугнетение, возрастание достоинств, неущербность, отказ от самоподачи, защиту, обретение желаемо­го, укрощение всех существ, благую сдержанность, уместность, непривязанность, свободу, истощение страсти, истощение враждебности, истощение заблуждения, отбрасывание гордости, от­сечение дурных помыслов, преодоление сомнений, разгром нерадивости, отбрасывание неудовлетворенности, терпение, безмерность, несравненность, приближение к концу всяческих тягот. Таковы, государь, двадцать восемь достоинств, истинных до­стоинств, присущих чистым обетам. Благодаря этим достоинствам чистые обеты всем просветленным приятны и желанны.

Все те, государь, кто поистине следует чистым обетам, обретают во­семнадцать достоинств. Они таковы: поведение их совершенно чисто; их делание весьма полно; они надежно защищены от телесных и словесных проступков; поведение их ума вполне чисто; их страхи успокаиваются; оглядка на самость в них про­падает; у них не случается злобных вспышек; они постоянны в доброте; у них правильный взгляд на пищу; они внушают всем живым существам уважение; они знают меру в еде; пре­даны бодрствованию; не имеют пристанища; живут там, где им нравится; отвращаются от греха; склонны к уединению и нико­гда не беспечны. Таковы восемнадцать достоинств, государь, обретаемых теми, кто поистине следует чистым обетам.

Десять людей, государь, заслуживают достоинств, прису­щих чистым обетам. Вот каковы они: полный веры, совестли­вый, стойкий, нелицемерный, здравомыслящий, невзбалмошный, охочий до учения, не отступающийся от намерения, необидчивый и освоивший доброту. Таковы, государь, десять людей, которые заслуживают достоинств, присущих чистым обетам.

Все те живущие в уюте и тешащие себя усладами миряне, которые осуществили покой и высшую цель – нирвану,– все они, государь, в прошлых своих жизнях следовали чистым обе­там и освоились на этой ступени. Они очистили ими свое пове­дение и делание и потому теперь в своем мирском состоянии осуществили покой и высшую цель – нирвану.

Например, госу­дарь, искусный стрелок сначала учит учеников тому, как лук устроен, как его надеть за спину, как взять его в руки, как сжимать кулак, как сгибать пальцы, как ставить ноги, как брать стрелу, как накладывать ее на лук, как прижимать, как натягивать, как удерживать, как целиться и как выпускать; учит их стрелять в травяное чучело, в пучок травы чханаки, в соломенное чучело, в комья глины, в щиты, а затем, порадовав царя успехами учеников, получает в награду скакунов, колес­ницы, слонов, рысаков, богатство и имение, золото в монетах и слитках, рабов и рабынь, жену и целую деревню.

Вот точно так же, государь, все те живущие в уюте и тешащие себя усла­дами миряне, которые осуществляют покой и высшую цель – нирвану,– все они, государь, в прошлых своих жизнях следова­ли чистым обетам и освоились на этой ступени. Они очистили ими свое поведение и делание и потому теперь в своем мирском состоянии осуществили покой и высшую цель – нирвану. Невоз­можно, государь, прийти к святости за одну жизнь, не приняв сначала чистых обетов; лишь с высшим напряжением уси­лия, с высшим упорством в делании и в общении с подходя­щим учителем, духовным другом, святости достичь можно.

Или, например, государь, будущий врач-хирург сначала радует свое­го учителя денежным вознаграждением или работой у него в доме, выучивается у него тому, как держать нож, делать раз­резы и надрезы, иссечения, как извлекать стрелы, промывать раны, осушать их, смазывать их лекарством, как давать рвот­ное, слабительное, мягчительное, а затем, освоив науку, закон­чив обучение, набив себе руку, он уже идет к больному, чтобы его лечить. Вот точно так же, государь, все те живущие в уюте и тешащие себя усладами миряне, которые осуществляют покой и высшую цель – нирвану,– все они, государь, в прош­лых своих жизнях следовали чистым обетам и освоились на этой ступени. Они очистили ими свое поведение и делание и потому теперь в своем мирском состоянии осуществили покой и высшую цель – нирвану. Не бывает постижения Учения, государь, у тех, кто не очистился чистыми обетами.

Скажем, государь, если не поливать семя водой, то оно не прорастет. Вот точно так же, государь, не бывает постижения Учения у тех, кто не очистился чистыми обетами. Или, скажем, государь, те, кто не творил благого, не творил доброго, не смогут попасть в благие уделы. Вот точно так же, государь, не бывает постижения Учения у тех, кто не очистился чистыми обетами.

Земле подобны, государь, чистые обеты, служа опорою для тех, кто ищет чистоты. Воде подобны, государь, чистые обеты, смывая всю грязь аффектов с тех, кто ищет чистоты. Огню по­добны, государь, чистые обеты, сжигая лес аффектов в тех, кто ищет чистоты. Ветру подобны, государь, чистые обеты, сдувая прочь всю грязь и пыль аффектов с тех, кто ищет чистоты. Противоядию подобны, государь, чистые обеты, исцеляя от всех недугов-аффектов тех, кто ищет чистоты. Нектару бессмертия, государь, подобны чистые обеты, уничтожая весь яд аффектов в тех, кто ищет чистоты. Полю подобны, государь, чистые обеты, взращивая урожай всех шраманских достоинств в тех, кто ищет чистоты. Исполняющему желания самоцвету, государь, подобны чистые обеты, даруя лучшее из всех и желанное бла­годенствие тем, кто ищет чистоты. Кораблю подобны, государь чистые обеты, перевозя на другой берег великого океана мир­ского кружения тех, кто ищет чистоты. Безопасному месту по­добны, государь, чистые обеты, даруя безопасность и избавле­ние от опасности рождения и смерти тем, кто ищет чистоты. Матери подобны, государь, чистые обеты своею заботою о тех, кто задавлен тяготами и аффектами и ищет чистоты. Отцу подобны, государь, чистые обеты, порождая все шраманские до­стоинства в тех, кто ищет чистоты и стремится к возрастанию блага. Другу подобны, государь, чистые обеты, не переча жела­нию обрести все шраманские достоинства, присущему тем, кто ищет чистоты. Лотосу подобны, государь, чистые обеты, не пятнаясь никакою грязью-аффектами у тех, кто ищет чистоты. Благородному, изысканному благовонию, государь, подобны чи­стые обеты, отгоняя зловоние всех аффектов от тех, кто ищет чистоты. Великому царю гор, государь, подобны чистые обеты, не колеблясь под всеми восьмью мирскими ветрами[828] в тех, кто ищет чистоты. Пространству, государь, подобны чистые обеты, будучи обширными, просторными, привольными и удаленными от всяческой чащобы для тех, кто ищет чистоты. Реке подобны, государь, чистые обеты, унося прочь всю грязь аффектов с тех, кто ищет чистоты. Проводнику подобны, государь, чистые обеты, выводя из густого леса аффектов, из пустыни рождений тех, кто ищет чистоты. Большому каравану, государь, подобны чистые обеты, доставляя в лишенный всех опасностей, благодат­ный, безопасный, прекраснейший из прекрасных город нирваны тех, кто ищет чистоты. Отполированному, лишенному пятен зеркалу, государь, подобны чистые обеты, являя природу сла­гаемых тем, кто ищет чистоты. Щиту подобны, государь, чистые обеты, защищая от дубин, стрел и копий аффектов тех, кто ищет чистоты. Зонту подобны, государь, чистые обеты, защищая от дождя аффектов и от губительного жара тройного огня тех, кто ищет чистоты. Луне подобны, государь, чистые обеты, буду­чи желанными и отрадными для тех, кто ищет чистоты. Солнцу подобны, государь, чистые обеты восходом многих и разнооб­разных, драгоценных, прекрасных шраманских достоинств и без­мерностью, неисчислимостью и бесконечностью для тех, кто ищет чистоты.

Итак, государь, чистые обеты для тех, кто ищет чистоты, весьма полезны, гонят прочь муки и страдания, гонят прочь неудовлетворенность, гонят прочь опасности, гонят прочь жела­ния, гонят прочь грязь, гонят прочь печаль, гонят прочь тяго­ты, гонят прочь страсть, гонят прочь враждебность, гонят прочь заблуждение, гонят прочь гордость, гонят прочь лжемудрие, го­нят прочь все неблагие дхармы, славу приносят, благо приносят, счастье приносят, благополучие даруют, радость даруют, без­опасность даруют, безупречны, приносят благие и желанные плоды, в них груда достоинств, ворох достоинств, без меры, без счета достоинств, они велики, превосходны, великолепны.

Как пища, государь, нужна людям для подкрепления сил, как лекарство нужно для выздоровления, как друг нужен, пото­му что приносит пользу, как лодка нужна для того, чтобы пе­реправиться, как гирлянда цветов нужна для того, чтобы благо­ухать, как безопасное место нужно для того, чтобы чувствовать себя в безопасности, как земля нужна для того, чтобы на нее опираться, как учитель нужен для того, чтобы обрести умение, как царь нужен для того, чтобы добиваться почестей, как дра­гоценный самоцвет нужен для того, чтобы исполнялись жела­ния,– вот точно так же, государь, и чистые обеты нужны ариям для того, чтобы обрести все достоинства шраманства.

Как вода, государь, предназначена для того, чтобы пророс­ли семена, как огонь для того, чтобы жечь, как пища для то­го, чтобы сохранить силы, как лиана для того, чтобы связывать, как нож для того, чтобы резать, как питье для того, чтобы уто­лять жажду, как клад для того, чтобы было на что надеяться, как корабль для того, чтобы добраться до берега, как безопас­ное место для того, чтобы быть в безопасности, как лекарство для того, чтобы вылечить болезнь, как повозка для того, чтобы с удобством ехать, как царь для того, чтобы защищать, как щит для того, чтобы отражать удары палок, камней, дубин, стрел, копий, как учитель для того, чтобы научиться, как мать для того, чтобы вскормить, как зеркало для того, чтобы в него смотреться, как украшение для того, чтобы быть нарядным, как ткань для того, чтобы прикрываться, как лестница для того, чтобы взбираться, как весы для того, чтобы взвешивать, как мантра для того, чтобы ее шептать, как оружие для того, что­бы грозить и отражать нападение, как светильник для того, чтобы рассеять мрак, как ветерок для того, чтобы облегчить зной, как ремесло для того, чтобы зарабатывать на жизнь, как противоядие для того, чтобы сохранить жизнь, как копи для того, чтобы извлекать из них драгоценности, как драгоценность для украшения, как приказ для того, чтобы от него не отсту­пать, как власть для того, чтобы распоряжаться,– вот точно так же, государь, и чистые обеты для того, чтобы проросли все семена шраманства, чтобы сгорел весь сор аффектов, чтобы подкрепить сверхобычные силы, чтобы связать себя сдержан­ностью и памятованием, чтобы отсечь сомнения и нерешитель­ность, чтобы избавиться от жажды к мирскому кружению, чтобы вздохнуть спокойно, достигнув положения, чтобы вы­рваться из четырех течений, чтобы исцелить болезни-аффекты, чтобы обрести счастье нирваны, чтобы избавиться от опасности рождения, старости, болезни, смерти, печали, стенаний, боли, уныния, отчаяния, чтобы сохранить все шраманские добродете­ли, чтобы защититься от неудовлетворенности и дурных помыс­лов, чтобы научиться всем шраманским предметам, чтобы вскормить все шраманские добродетели, чтобы узреть спокой­ствие, прозрение, стезю и плоды, чтобы украсить себя величай­шим из всех и всеми прославляемым и славимым украшением, чтобы закрыть дорогу ко всем дурным уделам, чтобы взойти на горную вершину святости и достичь цели шраманства, чтобы правильно знать цену кривым, извилистым, неровным мыс­лям, чтобы правильно размышлять о дхармах, которым должно и не должно следовать, чтобы пригрозить всем аффектам-не­приятелям, чтобы рассеять тьму неведения, чтобы потушить опаляющий тройной огонь, чтобы прийти к покойному, тонкому, мирному состоянию, чтобы оборонить все шраманские доброде­тели, чтобы добыть сокровища звеньев просветления, чтобы украсить себя приличествующим йогу украшением, чтобы не преступать безупречного, тонкого, умного, покойного и несуще­го счастье учения, чтобы распоряжаться всеми арийскими, шраманскими дхармами. Для того чтобы обрести все эти досто­инства, для каждого из них нужны чистые обеты. Итак, государь, чистые обеты безмерны, бесценны, бесподобны, несрав­ненны, непревосходимы, возвышенны, превосходны, великолепны, пространны, обширны, протяженны, просторны, весомы, увеси­сты и велики.

Государь! Если злонамеренный, полный желаний, лицемер­ный, жадный, прожорливый, корыстолюбивый, честолюбивый, славолюбивый, недостойный, непригодный, неподобный, неспособный, не заслуживший этого человек принимает на себя чистые обеты, то его настигает двойная кара: уже в этой жизни унижение, презрение, осуждение, насмешки, осмеяние, отказ от общения, изгнание, отлучение, исключение, отверженность; а по­сле смерти в жарком, пылающем, накаленном, раскаленном ве­ликом аду Нéзыби, простирающемся на сто йоджан, его многие сотни тысяч миллионов лет будет швырять вверх, вниз, из сто­роны в сторону, кружить и вертеть, словно пузырь на воде. Наконец он выберется оттуда и станет огромным претом-шраманом с тощими, корявыми и черными туловищем, руками и нога­ми; с распухшей и раздувшейся головой, изобилующей язвами; мучимый голодом и жаждой; с виду жуткий и нелепый, с изор­ванными в лохмотья ушами, с беспрестанно моргающими глаза­ми, с руками и ногами в болячках и нарывах, с кишащим му­шиными личинками телом, сжигаемым и опаляемым изнутри огнем, подобным горящему на ветру костру; беспомощный, без­защитный, жалостно скуля, вопя, воя и стеная, терзаемый неукротимой жаждой, он будет мыкаться по земле, оглашая ее своим нытьем.

Представь, государь, что недостойный, непригодный, неподобный, неспособный, не заслуживший этого, низкий, подлого рода человек принял кшатрийское помазание на царство. За это ему будет усекновение кистей рук, или усекновение ног по щиколотки, или усекновение и рук и ног, или усекновение носа, или усекновение ушей, или усекновение и носа и ушей, или «ко­телок каши», или «лысая раковина», или «зев Раху», или «горя­щий венчик», или «руки-факелы», или «лупленый банан», или «кожурка», или «козел на сковородке», или «тушка на крюку», или «гуляш живьем», или «строганина со щелочью», или «во­ротная петля», или «соломенное сиденье», или поливание кипя­щим маслом, или травля псами, или сажание на кол, или усек­новение головы, и он хлебнет всякого лиха, ибо он, недостойный, непригодный, неподобный, неспособный, не заслуживший этого, низкий, подлого рода человек вздумал стать властелином и по­прал обычаи. Вот точно так же, государь, если злонамеренный, полный желаний (—) он будет скитаться по земле, оглашая ее своим нытьем.

Напротив, государь, если чистые обеты принимает на себя достойный, способный, пригодный к этому и заслуживший это человек – нетребовательный, непритязательный, склонный к уединению, ненавязчивый, полный решимости, ревностный, лишенный коварства и притворства, непрожорливый, некорыстолюбивый, нечестолюбивый, неславолюбивый, полный веры, с ве­рою принявший постриг, стремясь избавиться от рождения и смерти, если такой человек берет на себя обеты, чтобы испол­нить завет, то он вдвойне достоин поклонения: он богам и лю­дям мил, приятен и желанен, словно благородные цветы суманая и маллики для того, кто омылся и умастил себя благовони­ем; словно отменная еда для голодного; словно прохладное, чи­стое, приятно пахнущее питье для томимого жаждой; словно превосходное лекарство для отравившегося; словно отличные рысак и колесница для того, кто хочет ехать быстро; словно драгоценный самоцвет, исполняющий желания, для того, кому нужна выгода; словно белый, чистый, блестящий зонт для кшат­рия, желающего принять помазание; словно высшее духовное достижение – плод святости – для того, кто стремится осущест­вить Учение.

Такой человек полностью освоит четыре постановки памято­вания, полностью освоит четыре истинных начинания, пять ору­дий, пять сил, семь звеньев просветления, арийскую восьмизвенную стезю; его делание и достижения будут зрелыми; че­тыре плода шраманства, четыре толкующих знания, три веде­ния, шесть сверхзнаний и всё, что есть в шраманстве, будет его достоянием, и он примет помазание под светлым, чистым, бле­стящим зонтом свободы.

Скажем, государь, родовитому, высокородному кшатрию, принявшему кшатрийское помазание на царство, служат все жители царства: горожане, селяне, воины, телохранители; он окружен царской свитой тридцати восьми разрядов, актерами и танцорами, воспевателями подвигов, глашатаями, шраманами и брахманами всех возможных толков; он становится господи­ном и издает указы обо всем: о гаванях, сокровищах, копях, городах, таможнях, чужеземцах, о наказании преступников. Вот точно так же, государь, если чистые обеты принимает на себя достойный, способный (—) то все, что есть в шраманстве, будет его достоянием, и он примет помазание под светлым, чи­стым, блестящим зонтом свободы.

Всего, государь, есть тринадцать чистых обетов. Очистив­шись ими, монах погружается в великий океан нирваны и иг­рает там во многие игры с дхармами, пользуется восьмью овладениями в сферах чистого образа и безóбразного и обре­тает все разнообразие сверхобычных сил, способность дивного слуха, распознавание чужих мыслей, память о прошлых суще­ствованиях, дивное око и истощение всяческой тяги. Вот эти тринадцать обетов: ношение одежды, сшитой из найденных на свалке тряпок; имение не более чем трех одежд; ограниче­ние себя лишь тою милостыней, которую собрал сам; хожде­ние за милостыней во все дома без разбора и предпочтения; съедение всей пищи за один только присест; использование одной лишь миски; отказ от всяческой добавочной еды; житье в лесу; житье под деревом; ночлег под открытым небом; посто­янное пребывание на кладбищах и местах сожжения трупов; спанье на любом ложе и любой подстилке; спанье сидя. Та­ковы, государь, тринадцать чистых обетов. Те, кто эти обеты блюдут, соблюдают, выполняют, в них упражняются, им следу­ют и от них не отступают,– те обретают все, что есть в шраманстве, и все йогические овладения, счастливые и спокойные, становятся их достоянием.

Например, государь, богатый мореход выплачивает в порту пошлину, выходит в открытый океан и ведет корабль в Вангу, Такколу, Китай, Саувиру, Саураштру, Александрию, в порты Чолов, в Золотую Землю[829] и в любые иные страны, куда можно добраться морем. Вот точно так же, государь, те монахи, ко­торые эти обеты блюдут, соблюдают, выполняют, исполняют, в них упражняются, им следуют и от них не отступают,– те обре­тают всё, что есть в шраманстве, и все йогические овладения, счастливые и спокойные, становятся их достоянием.

Или, например, государь, земледелец очищает сначала поле от сорняков, палок и камней, пашет его и засевает, заливает его обильно водою, охраняет его и стережет от птиц и зве­рей, жнет, обмолачивает и получает наконец много зерна, и тогда все нищие, жалкие, убогие, неимущие люди оказываются в его власти. Вот точно так же, государь, те монахи, которые эти обеты блюдут, соблюдают, выполняют, исполняют, в них упражняются, им следуют и от них не отступают,– те обрета­ют всё, что есть в шраманстве, и все йогические овладения, счастливые и спокойные, становятся их достоянием.

Или, например, государь, родовитый и высокородный кшат­рий, принявший помазание на царство, становится судьей, гос­подином, властелином, владыкой преступников и делает с ни­ми, что хочет, и вся широкая земля становится его достоянием. Вот точно так же, государь, те монахи, которые эти чистые обеты блюдут, соблюдают, выполняют, исполняют, в них упражняются, им следуют и от них не отступают,– те становятся господами, властителями, владыками превосходного Завета По­бедителя, могут в нем исполнить все, что захотят, и все без изъятия шраманские добродетели становятся их достоянием.

Известен такой случай, государь: однажды тхера Упасена, сын бенгальцев, совершенный в безукоризненном исполнении чистых обетов, пренебрег договором, существовавшим среди мо­нашеской общины Шравасти, и со своими младшими монахами он пришел к Блаженному, когда тот пребывал в уединенном созерцании. Он поклонился ему в ноги и сел подле него. Бла­женный оглядел бывших с ним монахов, увидел, как превосходно они себя держат, обрадовался, порадовался за них и весело и дружелюбно побеседовал с ними, а затем своим глубоким, полнозвучным голосом сказал: «На твоих монахов, Упасена, посмотреть приятно! Как тебе удалось, Упасена, так воспитать их?» А тот, услышав этот вопрос всеведущего, десятисильного бога богов, ответил ему по правде и назвал те достоинства, ко­торые действительно у него были: «Почтенный! Когда кто-то приходит ко мне и просит у меня пострижения и позволения стать моим учеником, я ему говорю: «Любезный! Сам я живу в лесу, ем только то, что подали мне самому, одеваюсь в руби­ще, сшитое из старых, выброшенных тряпок, и у меня только три одежды. Если ты тоже станешь жить в лесу, сам собирать для себя милостыню, одеваться в рубище, сшитое из старых, выброшенных тряпок, и не будешь иметь больше трех одежд, то я постригу тебя и возьму к себе в ученики». Если это его устраивает и он соглашается, то я постригаю его и беру к себе в ученики; а если это его не устраивает и он не соглашается, то я не постригаю его и не беру к себе в ученики. Вот так, по­чтенный, воспитываю я своих монахов». Итак, государь, тот, кто принял на себя превосходные чистые обеты, становится госпо­дином, властелином, владыкой Завета Победителя и может в нем исполнить все, что захочет, и все йогические овладения, счастливые и спокойные, становятся его достоянием.

Государь! Как чистейший, благородного происхождения расцветший лотос гладок, мягок, благоуханен, мил и люб, приятен и желанен, не пятнается водою и тиной, красуется своими ма­ленькими лепестками, ворсинками и коробочкой, облюбован роями пчел и стоит над прохладной и чистой водою, вот точно так же, государь, тот арийский слушатель, который эти чистые обеты блюдет, соблюдает, выполняет, исполняет, в них упраж­няется, им следует и от них не отступает,– тот обретает трид­цать редких достоинств. Эти тридцать редких достоинств тако­вы: его мысль мягка, податлива, ровна и исполнена доброты; аффекты он убил, перебил и добил; спесь и гордость сбил и прибил; вера его недвижна, тверда, неизменна и чужда сомне­ниям; исполненный чистой радости, он легко осваивает завидные покойные, счастливые состояния; он весь пропитан бесподоб­ным, чистым благоуханием превосходнейшей нравственности; богам и людям он мил и приятен; лучшим из ариев, тем, кто пришел к истощению тяги, желанен; боги и люди почтительно пред ним склоняются; умные, сведущие, знающие толк люди его славят, прославляют, восхваляют и превозносят; ни к этой жиз­ни, ни к той он не прилепляется; даже малые, ничтожные проступки считает опасными; для тех, кто стремится к высшему, великому благоденствию, он – помощник в обретении стези, плодов и высшей цели; он обладает лучшими вещами, которые можно получить подаянием; он ночует без пристанища; пребы­вает в лучшем тапасе – склонен мыслью к созерцанию; размо­тал спутанный клубок аффектов; сломал, рассек, разбил и раз­рушил препятствия; несокрушим; безукоризнен в поведении; безупречен в пользовании вещами; свободен от всех будущих возможных уделов; поднялся выше всех сомнений; всем сущест­вом устремлен к свободе; узрел Учение духовным оком; на­шел прочное, надежное, безопасное пристанище; пресек скры­тые склонности; достиг истощения всяческой тяги; помногу пребывает в покойном, счастливом состоянии созерцания; обла­дает всеми достоинствами, необходимыми шраману. Таковы тридцать редких достоинств, обретаемых тем, кто предан чи­стым обетам.

Известно, государь, что тхера Шарипутра – это величайший человек во всей десятитысячной мировой сфере, если не считать самого десятисильного учителя мира. Несметные, бессчетные кальпы он растил в себе благие корни; родившись в благород­ной брахманской семье, отказался от прельстительных услад, от огромного богатства в сотни тысяч каршапан, принял постриг под началом Победителя, укротил свое тело, речь и мысль эти­ми тринадцатью чистыми обетами и стал теперь обладателем бесконечных достоинств, тем, кто в Завете блаженного Готамы способен катить колесо проповеди вслед за самим Блаженным. Ведь есть, государь, в превосходном Численно-упорядочен­ном Своде изречение Блаженного, бога богов: «О монахи! Ни одного не знаю я человека, кроме Шарипутры, кто смог бы колесо верховной проповеди, запущенное Татхагатой, до­стойно катить вслед за ним. И лишь Шарипутра, о монахи, ко­лесо верховной проповеди, запущенное Татхагатой, способен достойно катить вслед за ним».

– Отлично, почтенный Нагасена! Все то, что есть в Девятичастных Речениях Просветленного, все сверхмирские дела, все достижения, великие, превосходные йогические овладе­ния – всё это нерасторжимо связано с тринадцатью чистыми обетами.

Девятая глава закончена[830].

КНИГА ШЕСТАЯ. СРАВНЕНИЯ

Почтенный Нагасена, какие качества должен иметь монах, чтобы достичь святости?

– Монаху, стремящемуся достичь святости, государь, следует:

~         одно качество взять у осла,

~         пять качеств взять у петуха,

~         одно качество взять у белки,

~         одно качество взять у пантеры,

~         два качества взять у леопарда,

~         пять качеств взять у морской черепахи,

~         одно качество взять у бамбука,

~         одно качество взять у лука,

~         два качества взять у вороны,

~         два качества взять у обезьяны,

~         одно качество взять у тыквы,

~         три качества взять у лотоса,

~         два качества взять у семени,

~         одно качество взять у салового дерева,

~         три качества взять у корабля,

~         два качества взять у якоря,

~         одно качество взять у мачты,

~         три качества взять у кормчего,

~         одно качество взять у моряка,

~         пять качеств взять у океана,

~         пять качеств взять у земли,

~         пять качеств взять у воды,

~         пять качеств взять у огня,

~         пять качеств взять у ветра,

~         пять качеств взять у скалы,

~         пять качеств взять у пространства,

~         пять качеств взять у месяца,

~         семь качеств взять у солнца,

~         три качества взять у Шакры,

~         четыре качества взять у миродержца,

~         одно качество взять у термита,

~         два качества взять у кота,

~         одно качество взять у крысы,

~         одно качество взять у скорпиона,

~         одно качество взять у мангусты,

~         два качества взять у старого шакала,

~         три качества взять у оленя,

~         четыре качества взять у вола,

~         два качества взять у вепря,

~         пять качеств взять у слона,

~         семь качеств взять у льва,

~         три качества взять у казарки,

~         два качества взять у пенахики,

~         одно качество взять у домашнего голубя,

~         два качества взять у совы,

~         одно качество взять у журавля,

~         два качества взять у нетопыря,

~         одно качество взять у пиявки,

~         три качества взять у змеи,

~         одно качество взять у удава,

~         одно качество взять у бродячего паука,

~         одно качество взять у грудного младенца,

~         одно качество взять у сухопутной черепахи,

~         пять качеств взять у горного леса,

~         три качества взять у дерева,

~         пять качеств взять у дождевого облака,

~         три качества взять у самоцвета,

~         четыре качества взять у охотника,

~         два качества взять у рыбака,

~         два качества взять у плотника,

~         одно качество взять у кувшина,

~         два качества взять у железа,

~         три качества взять у зонта,

~         три качества взять у поля,

~         два качества взять у противоядия,

~         три качества взять у пищи,

~         четыре качества взять у стрелка[831],

~         четыре качества взять у царя,

~         два качества взять у привратника,

~         одно качество взять у нишада[832],

~         два качества взять у светильника,

~         два качества взять у павлина,

~         два качества взять у скакуна,

~         два качества взять у усика лианы,

~         два качества взять у столба Индры[833],

~         одно качество взять у весов,

~         два качества взять у меча,

~         два качества взять у рыбы,

~         одно качество взять у должника,

~         два качества взять у больного,

~         два качества взять у покойника,

~         два качества взять у реки,

~         одно качество взять у быка,

~         два качества взять у пути,

~         одно качество взять у таможенника,

~         три качества взять у вора,

~         одно качество взять у ястреба,

~         одно качество взять у пса,

~         три качества взять у врача,

~         два качества взять у беременной женщины,

~         одно качество взять у самки яка,

~         два качества взять у наседки,

~         два качества взять у голубицы,

~         два качества взять у одноглазого,

~         три качества взять у пахаря,

~         одно качество взять у шакалихи,

~         два качества взять у долбленки,

~         одно качество взять у ложки,

~         три качества взять у рассчитывающегося с долгами,

~         одно качество взять у сборщика,

~         два качества взять у колесничего,

~         два качества взять у стольника,

~         одно качество взять у портного,

~         одно качество взять у корабельщика,

~         два качества взять у пчелы.

Перечень закончен.

ГЛАВА ПЕРВАЯ

1. Почтенный Нагасена, ты сказал, что следует взять одно качество осла. Каково это качество?

– Известно, государь, что ишак ложится там где придет­ся – на куче мусора, или на перекрестке, или на площади, или у ворот деревни, или на куче мякины, и притом не залеживает­ся,– вот точно так же, государь, и занимающемуся йогой йогу следует стелить свой кусок шкуры и ложиться где пришлось – на подстилке из сена, или на подстилке из сухой листвы, или на деревянном топчане – и не следует залеживаться. Это то качество, государь, что следует взять у осла. Ведь есть, госу­дарь, изречение Блаженного, бога богов: «Мои слушатели, о монахи, теперь неизменно прилежны, настойчивы, ревностны. Большего, чем прилечь на топчане, им и не нужно»[834].

И есть также, государь, изречение тхеры Шарипутры, полковод­ца Учения:

«Когда сидит он скрестив ноги

И дождь не замочил коленей –

Не нужно большего удобства

Монаху, преданному йоге»[835].

2. Почтенный Нагасена, ты сказал, что следует взять пять качеств петуха. Каковы эти пять качеств?

– Известно, государь, что петух вовремя, в свою пору, уединяется. Вот точно так же, государь, и занимающемуся йогой йогу следует вовремя, в свою пору, подмести двор вокруг чайтьи, позаботиться о питьевой воде на день[836], взбодрить тело[837], помыться, поклониться чайтье, заглянуть к престарелым мона­хам и вовремя, в свою пору, войти в пустую горницу[838]. Это пер­вое качество, государь, что следует взять у петуха.

Далее, государь, петух вовремя, в свою пору, просыпается. Вот точно так же, государь, и занимающемуся йогой йогу следует вовремя, в свою пору, проснуться, подмести двор вокруг чайтьи, позабо­титься о питьевой воде на день, взбодрить тело, поклониться чайтье и опять же войти в пустую горницу. Это второе качест­во, государь, что следует взять у петуха.

Далее, государь, петух сначала покопается в земле, а потом съедает, что ему попалось. Вот точно так же, государь, и занимающемуся йогой йогу сле­дует сначала подумать и осознать: «Это не для потехи, не для забавы, не ради красоты, не ради привлекательности, но только чтобы тело было бодрым и крепким, чтобы утолить голод и блюсти воздержание. Так и прежняя тягота пресечется, и новая тягота не возникнет; так жизнь моя продлится и будет без­упречной и не обременительной»[839], а уже потом следует есть, что ему досталось. Это третье качество, государь, что следует взять у петуха. Ведь есть, государь, изречение Блаженного, бога богов:

«Как съели в пустыне дитя –

Только б не всем пропасть,

Как смазку кладут на ось –

Только б телега шла,

Так он свою пищу ел –

Только бы крепким быть»[840].

Далее, государь, хотя петух и зрячий, на ночь он слепнет. Вот точно так же, государь, и занимающемуся йогой йогу сле­дует быть словно слепым, хотя он и не слеп. В лесу ли он или идет за милостыней по привычной ему деревне, ему следует быть словно слепым, глухим и немым ко всем зримым образам, звукам, запахам, вкусам, касаниям и дхармам, могущим вы­звать страсть, и не следует обращать внимание на признаки и второстепенные приметы. Это четвертое качество, государь, что следует взять у петуха. Ведь есть, государь, изречение тхе­ры Большого Катьяяны:

«Зрячий – а словно слепой,

Слышит – а словно глухой,

Имея язык, словно нем,

Сильный – а словно без сил,

Выгодою никакой

Он, как мертвец, недвижим»[841].

Далее, государь, петуха хоть комьями земли бей, палками, кольями и хворостинами, он свой родной дом все равно не оставит. Вот точно так же, государь, и занимающемуся йогой йогу не следует оставлять подлинного внимания, латает ли он одежду, занимается ли хозяйством или повседневными делами, слушает ли наставления или сам дает их. Ведь подлинное вни­мание, государь, это для йога дом родной. Это пятое качество, государь, что следует взять у петуха. Ведь есть, государь, изре­чение Блаженного, бога богов: «Что же такое для монаха своя вотчина, наследные отчие пределы? Это, о монахи, четыре постановки памятования»[842]. И есть также, государь, изречение тхеры Шарипутры, полководца Учения:

«Как рассудительный слон

Хобот себе не марает,

Знает, что можно есть,

Что для него полезно,

Так же сын Просветленного

Ученье марать не должен,

Должен быть осмотрителен

И неизменно внимателен»[843].

3. Почтенный Нагасена, ты сказал, что следует взять одно качество белки. Каково это качество?

– Известно, государь, что, если на белку нападают враги, она пушит и пружинит хвост и этим хвостом, как дубиной, от­бивается от врагов. Вот точно так же, государь, и занимающе­муся йогой йогу, если на него нападают враги-аффекты, следует распушить и напружинить, как дубину, постановки памятова­ния и отбиваться от всех аффектов дубиной постановок памя­тования. Это то качество, государь, что следует взять у белки. Ведь есть, государь, изречение тхеры Пантхаки Малого:

«Если аффекты навалятся,

Делу грозя монашескому,

Бить их надо дубиною

Постановок памятования».

4. Почтенный Нагасена, ты сказал, что следует взять одно качество пантеры. Каково это качество?

– Известно, государь, что пантера беременеет с одного ра­за и больше с самцом не сходится. Вот точно так же, государь, и занимающемуся йогой йогу следует усмотреть в будущем: зачатие, возникновение, пребывание в материнском чреве, кон­чину, распад, изнурение, погибель, опасности мирского круже­ния, дурные уделы, тревоги и превратности и с подлинным вни­манием решить: «Я не стану рождаться больше». Это то каче­ство, государь, что следует взять у пантеры. Ведь есть, госу­дарь, в Сборных сутрах, в сутре «Богатый пастух», изречение Блаженного, бога богов:

«Как мощный бык, разорвавший путы,

Как слон, проломившийся сквозь лианы,

Я вырвался из череды рождений.

Пусть будет дождь, если хочет бог»[844].

5. Почтенный Нагасена, ты сказал, что следует взять два качества леопарда. Каковы эти два качества?

– Известно, государь, что леопард затаивается в густой траве, или в густом лесу, или среди скал и там подстерегает свою добычу. Вот точно так же, государь, и занимающемуся йогой йогу следует пребывать в уединении – в лесу, под дере­вом, в горах, в пещере, в скальной расщелине, на погосте, в ча­щобе, под открытым небом, у скирды, там, где тихо и нешум­но, малолюдно, от толпы потаенно и для уединенного созерца­ния удобно[845]. Это первое качество, государь, что следует взять у леопарда. Ведь есть, государь, изречение тхер – глашатаев Учения:

«Как леопард из засады

Устремляется на добычу,

Так же пусть сын Просветленного,

Умный и в йоге усердный,

Уединившись в пустынь,

К плоду святости устремится».

Далее, государь, какую бы добычу ни свалил леопард, он не станет пожирать ее, если она упала на левый бок. Вот точно так же, государь, и занимающемуся йогой йогу не следует есть пищу, добытую неправедным способом, противоречащим словам Просветленного: ни добытую даянием бамбука, ни даянием листьев, ни даянием цветов, ни даянием плодов, ни мытьем, ни даянием глины, ни даянием благовонной мази, ни даянием па­лочки для чистки зубов, ни даянием воды для полоскания рта, ни улещиванием, ни угодничеством, ни игрой на слабостях, ни хождением по поручениям, ни врачеванием, ни посредничест­вом, ни сообщением новостей, ни обменом на полученное по­даяние, ни отдачей обратно полученного прежде, ни предсказа­ниями по приметам на теле, ни еще чем бы то ни было[846] недо­зволенным – и поступать с такой пищей должно, как леопарду с добычей, упавшей на левый бок. Это второе качество, госу­дарь, что следует взять у леопарда. Ведь есть, государь, изре­чение тхеры Шарипутры, полководца Учения:

«Услышав мой намек недолжный,

Мне сладкой каши принесли.

Позволить себе съесть её?

Я правила свои нарушу.

Пусть лучше кишки у меня

 Наружу вылезут от боли.

Я правилом не поступлюсь,

 Скорее уж расстанусь с жизнью»[847].

6. Почтенный Нагасена, ты сказал, что следует взять пять качеств морской черепахи. Каковы эти пять качеств?

– Известно, государь, что черепаха, раз она водяное живот­ное, держится в воде. Вот точно так же, государь, и занимаю­щемуся йогой йогу следует жить, распространяя на весь мир, на всех живых существ, на все особи и личности мысль, испол­ненную благого милосердия и доброты – огромной, великой, без­мерной, чуждой всякой вражде и желанию вредить. Это первое качество, государь, что следует взять у черепахи.

Далее, госу­дарь, когда черепаха выныривает из воды, она высовывает сначала голову и, если кого-то видит, тотчас ныряет и погру­жается на глубину: «Пусть они меня больше не видят». Вот точ­но так же, государь, и занимающемуся йогой йогу, если на не­го наваливаются аффекты, следует тотчас нырнуть в суть опо­ры созерцания и погрузиться в ее глубину: «Пусть аффекты меня больше не видят». Это второе качество, государь, что сле­дует взять у черепахи.

Далее, государь, когда черепаха выхо­дит из воды, она согревает тело на солнце. Вот точно так же, государь, и занимающемуся йогой йогу, когда он вывел свой ум из сосредоточения, в котором находился, выполнял ли он его стоя, или сидя, или лежа, или прохаживаясь, следует согревать ум истинными начинаниями. Это третье качество, государь, что следует взять у черепахи.

Далее, государь, черепаха выкапывает ямку и поселяется в одиночестве. Вот точно так же, государь, и занимающемуся йогой йогу следует оставить прибыль, успех и почести, углубиться в безлюдную рощу, чащо­бу, в горы, в пещеру, в скальную расщелину – туда, где тихо, нешумно и уединенно, и там обосноваться в одиночестве. Это Четвертое качество, государь, что следует взять у черепахи. Ведь есть, государь, изречение тхеры Упасены, сына бенгальцев:

«В тиши, в уединенье,

В соседстве со зверями

Монах пусть приютится

Для сосредоточенья»[848].

 Далее, государь, если черепаха идет по своим делам и вдруг слышит или видит что-то подозрительное, она втягивает го­лову и члены под панцирь и тихо и смирно сидит, тело свое защищает. Вот точно так же, государь, и занимающемуся йогой йогу, когда на него со всех сторон бросаются зримые образы, звуки, запахи, вкусы, касания и дхармы, следует во всех шести проходах захлопнуть ворота сдержанности, собрать ум, сдер­жаться и оставаться трезвенным и памятующим, защищать свое шраманское дело. Это пятое качество, государь, что следует взять у черепахи. Ведь есть, государь, в превосходном Своде связок, там, где сравнение с черепахой, изречение Блаженного, бога богов:

«Как черепаха под панцирь члены,

Втяни в себя мысли, сосредоточься,

 Другим не вреди и не осуждай их,

Будь безопорен, придя к нирване»[849].

7. Почтенный Нагасена, ты сказал, что следует взять одно качество бамбука. Каково это качество?

– Известно, государь, что бамбук клонится туда, куда дует ветер, и не следует никакому другому направлению. Вот точно так же, государь, и занимающемуся йогой йогу следует клонить­ся к тому, чему учил Блаженный, Просветленный в Девятичастном Завете Учителя, стоять на должном, на безупречном и стремиться только к выполнению шраманского дела. Это то ка­чество, государь, что следует взять у бамбука. Ведь есть, государь, изречение тхеры Рахулы:

«Во всем, что должно, безупречно,

Я полагался на Ученье Девятичастного Завета

И вырвался из злой юдоли».

8. Почтенный Нагасена, ты сказал, что следует взять одно качество лука. Каково это качество?

– Известно, государь, что хорошо выструганный, соразмер­ный лук одинаково гибок с одного конца до другого, в нем нет жестких участков. Вот точно так же, государь, и занимающему­ся йогой йогу следует быть гибким в общении с тхерами, но­вичками, средними по старшинству монахами и с равными себе и не следует быть строптивым. Это то качество, государь, что следует взять у лука. Ведь есть, государь, в джатаке о мудром Видхуре изречение Блаженного, бога богов:

«Пусть будет ум, как лук, упругим,

Пусть будет гибким, как бамбук,

И, неподатливость оставив,

Достоин будет царской жизни»[850].

9. Почтенный Нагасена, ты сказал, что следует взять два качества вороны. Каковы эти два качества?

– Известно, государь, что ворона – птица осмотрительная-преосмотрительная, осторожная-преосторожная. Вот точно так же, государь, и занимающемуся йогой йогу следует быть осмотрительным-преосмотрительным, осторожным-преосторожным, поставить себе памятование и сдерживать деятельность чувств. Это первое качество, государь, что следует взять у вороны. Да­лее, государь, какую бы еду ворона ни нашла, она всегда по­делится с сородичами. Вот точно так же, государь, и занимаю­щемуся йогой йогу следует всяким праведным, по дхарме полу­ченным прибытком, будь то хотя бы миска еды, непременно поделиться со своими благонравными сподвижниками. Это вто­рое качество, государь, что следует взять у вороны. Ведь есть, государь, изречение тхеры Шарипутры, полководца Учения:

«Я правилу твердо следую:

Не приступаю к трапезе,

Не поделившись с собратьями

Всем, что мне было подано».

10. Почтенный Нагасена, ты сказал, что следует взять два качества у обезьяны. Каковы эти два качества?

– Известно, государь, что, когда обезьяне нужно где-то обосноваться, она обычно обосновывается на каком-нибудь огромном, мощном дереве, в уединенном месте, прикрытом со всех сторон ветвями и служащем защитой. Вот точно так же, госу­дарь, и занимающемуся йогой йогу следует найти человека совестливого, приветливого, нравственного, добродетельного, знающего много сутр, носителя Учения, приятного, уважаемого, почтенного, красноречивого, способного преподавателя, наставителя, разъяснителя, излагателя, побудителя, споспешателя и вдохновителя – такого духовного друга и учителя – и жить ря­дом с ним. Это первое качество, государь, что следует взять у обезьяны. Далее, государь, обезьяна на дереве все делает – и ходит, и стоит, и сидит, а когда настает ночь, там же и на ноч­лег устраивается. Вот точно так же, государь, и занимающемуся йогой йогу следует облюбовать лес, там стоять, ходить, сидеть, лежать, там же и спать, там же осваивать постановки памято­вания. Это второе качество, государь, что следует взять у обезьяны. Ведь есть, государь, изречение тхеры Шарипутры, полководца Учения:

«Сидит он или ходит, лежит или стоит –

Хорош в лесу подвижник, и лес ему полезен».

Памятка[851]:

Осел, петух и белка, пантера, леопард,

Черепаха и бамбук, лук, ворона, обезьяна.

Первая глава закончена.

ГЛАВА ВТОРАЯ

11. Почтенный Нагасена, ты сказал, что следует взять одно качество тыквы. Каково это качество?

– Известно, государь, что тыква, опираясь своими усиками на стебли, колышки и лианы, растет и тянется вверх. Вот точно так же, государь, и занимающемуся йогой йогу, желающему духовно вырасти и стать святым, следует опереться умом на опору созерцания и тянуться вверх, к святости. Это то каче­ство, государь, что следует взять у тыквы. Ведь есть, государь, изречение тхеры Шарипутры, полководца Учения:

«Растет и вверх стремится тыква,

Найдя для усиков опору

В стеблях, в подпорках и лианах.

Так должен слушатель арийский,

Взыскующий конечной цели,

Найти опору созерцанья,

Расти и к святости стремиться».

12. Почтенный Нагасена, ты сказал, что следует взять три качества лотоса. Каковы эти три качества?

– Известно, государь, что лотос в воде рожден, в воде воз­рос, но водой не пятнаем. Вот точно так же, государь, следует, чтобы занимающегося йогой йога не пятнали его семья, окру­жение, прибыль, слава, почести, уважение и личные его вещи. Это первое качество, государь, что следует взять у лотоса. Да­лее, государь, лотос вышел из воды и над нею возвышается. Вот точно так же, государь, и занимающемуся йогой йогу сле­дует превзойти весь мир, возвыситься над ним и укрепиться в сверхмирских дхармах. Это второе качество, государь, что сле­дует взять у лотоса. Далее, государь, лотос покачивается даже от слабого ветерка. Вот точно так же, государь, и занимающе­муся йогой йогу следует сдерживать даже слабые аффекты и усматривать опасность даже в них. Это третье качество, госу­дарь, что следует взять у лотоса. Ведь есть, государь, изречение Блаженного, бога богов: «Кто в мельчайших провинностях опас­ность усматривает, тот на деле выучивается правилам пове­дения»[852].

13. Почтенный Нагасена, ты сказал, что следует взять два качества семени. Каковы эти два качества?

– Известно, государь, что даже маленькое семя, высажен­ное в тучную почву и не страдающее от недостатка дождей, приносит весьма обильный урожай. Вот точно так же, государь, и занимающемуся йогой йогу следует поступать так, чтобы его нравственность принесла свой урожай – все плоды шраманства. Это первое качество, государь, что следует взять у семени. Да­лее, государь, семя, высаженное в хорошо прополотое поле, быстро вырастает. Вот точно так же, государь, мысль занимаю­щегося йогой йога, правильно схваченная, упражнениями в пустой горнице прополотая, в прекрасное поле постановок памя­тования высаженная, быстро вырастает. Это второе качество, государь, что следует взять у семени. Ведь есть, государь, изре­чение тхеры Анируддхи:

«В поле, чисто прополотом,

Семя быстро укореняется,

Обильно бывает плодами

И радует земледельца.

Так и сознание йога,

Очищенное в пустой горнице,

Прорастает быстро на поле

Постановок памятования».

14. Почтенный Нагасена, ты сказал, что следует взять, одно качество садового дерева. Каково это качество?

– Известно, государь, что саловое дерево прорастает в зем­лю на глубину ста локтей и больше. Вот точно так же, госу­дарь, и занимающемуся йогой йогу следует достичь четырех, плодов шраманства, четырех толкующих знаний, шести сверх­знаний и всего, что есть в шраманстве, пребывая скрытым в пустой горнице. Это то качество, государь, что следует взять у салового дерева. Ведь есть, государь, изречение тхеры Рахулы:

«Есть саловое дерево.

Растет оно и воду пьет,

А под землею проросло

На глубину до ста локтей.

Как в пору зрелости своей,

Когда наступит такой день,

Укореняется оно

На глубине до ста локтей,–

Великий муж! Вот так и я,

Как саловое дерево,

В глубинах, в пустой горнице

Корнями врос в Учение».

15. Почтенный Нагасена, ты сказал, что следует взять три качества корабля. Каковы эти три качества?

– Известно, государь, что корабль, будучи прочно сбитым целым из разных бревен, перевозит через море множество людей. Вот точно так же, государь, и занимающемуся йогой йогу следует прочно сбитым целым множества дхарм, коренящихся в нравственном, достойном, правильном поведении, весь мир с богами перевозить через море мирского кружения[853]. Это первое качество, государь, что следует взять у корабля. Далее, государь, корабль выдерживает удары множества грохо­чущих валов, мощный напор водоворотов. Вот точно так же, государь, и занимающемуся йогой йогу следует уметь выдержи­вать удары множества волн-аффектов, прибыль, славу, почести, почет, поклонение и преклонение, хулу и похвалу в чужих домах, приятное и неприятное, уважение и пренебрежение и удары множества волн всяческой враждебности. Это второе ка­чество, государь, что следует взять у корабля. Далее, государь, корабль ходит по бесконечному, безграничному, безбрежному, неволнуемому в своих глубинах, оглушительно грохочущему, изобилующему сонмами тими, тимингал, китов и рыб велико­му, огромному океану. Вот точно так же, государь, и занимаю­щемуся йогой йогу следует довести свой ум до постижения и достижения четырех арийских истин о трех поворотах, о двенадцати видах[854]. Это третье качество, государь, что следует взять у корабля. Ведь есть, государь, в превосходном Своде связок, в связке «Истины», изречение Блаженного, бога богов: «Когда вы раздумываете, монахи, раздумывайте о том, что есть тягота, раздумывайте о том, что есть сложение тяготы, разду­мывайте о том, что есть пресечение тяготы, раздумывайте о том, что есть верная дорога, приводящая к пресечению тя­готы»[855].

16. Почтенный Нагасена, ты сказал, что следует взять два качества якоря. Каковы эти два качества?

– Во-первых, государь, якорь в великом, огромном океане, водная поверхность которого бурно взволнованна и вздыблена множеством волн, останавливает корабль, держит его на месте и не дает волнам трепать его из стороны в сторону. Вот точно так же, государь, и занимающемуся йогой йогу следует посре­ди множества волн страсти, враждебности, заблуждения, под градом ударов дурных помышлений поставить свою мысль на якорь и не давать помыслам трепать ее из стороны в сторону. Это первое качество, государь, что следует взять у якоря. Да­лее, государь, якорь не скользит по волнам, но опускается на дно, останавливает корабль и держит его на месте даже на глубине ста локтей. Вот точно так же, государь, и занимающе­муся йогой йогу не следует скользить по волнам прибыли, поче­стей, славы, уважения, известности, почитания, преклонения и даже на вершине успеха, вершине славы следует ограничивать­ся тем, что необходимо для тела. Это второе качество, государь, что следует взять у якоря. Ведь есть, государь, изречение тхеры Шарипутры, полководца Учения:

«Как якорь в волнах океанских

Не плавает и вглубь идет,

Так в волнах почестей и славы

Не плавайте, идите вглубь».

 17. Почтенный Нагасена, ты сказал, что следует взять одно качество мачты. Каково это качество?

– Известно, государь, что мачта держит на себе канаты, растяжки и паруса. Вот точно так же, государь, и занимающе­муся йогой йогу следует исполниться трезвения и памятования; что бы он ни делал – подходил, уходил, смотрел вперед, смот­рел в сторону, сгибал руку, разгибал руку, держал миску, носил верхнюю и нижнюю одежды, ел, пил, жевал, глотал, отправлял естественные надобности, спал, бодрствовал, говорил, молчал,– ему следует делать это с осознанием того, что он делает. Это то качество, государь, что следует взять у мачты. Ведь есть, госу­дарь, изречение Блаженного, бога богов: «Пусть монах пребу­дет трезвенным и памятующим, о монахи. Это вам наше наставление»[856].

18. Почтенный Нагасена, ты сказал, что следует взять три качества кормчего. Каковы эти три качества?

– Во-первых, государь, кормчий день и ночь, постоянно, непрестанно, бдительно, осмотрительно-преосмотрительно управляет кораблем. Вот точно так же, государь, и занимающемуся йогой йогу, чье дело направлять свою мысль, следует день и ночь, постоянно, непрестанно, бдительно и с подлинным внима­нием направлять свою мысль. Это первое качество, государь, что следует взять у кормчего. Ведь есть, государь, в Стопах Учения изречение Блаженного, бога богов:

«Небеспечности радуйтесь,

Мысль свою стерегите.

Словно слон из трясины,

Из беды себя вызволите»[857].

Далее, государь, все, что есть в великом океане, и хорошее и дурное,– все это кормчему известно. Вот точно так же, госу­дарь, и занимающемуся йогой йогу следует распознавать бла­гое и неблагое, предосудительное и непредосудительное, низкое и высокое, темное и светлое и отчасти темное, отчасти светлое. Это второе качество, государь, что следует взять у кормчего. Далее, государь, кормчий на рулевое колесо накладывает пе­чать, чтобы никто к рулевому колесу не прикасался. Вот точно так же, государь, и занимающемуся йогой йогу следует нало­жить на свою мысль печать сдержанности, чтобы среди помыс­лов никаких греховных, неблагих не было. Это третье качество, государь, что следует взять у кормчего. Ведь есть, государь, в превосходном Своде связок речение Блаженного, бога богов: «Пусть, о монахи, среди ваших помыслов не будет греховных, неблагих помыслов, а именно: страстных помыслов, враждеб­ных помыслов, вредительских помыслов»[858].

19. Почтенный Нагасена, ты сказал, что следует взять одно качество моряка. Каково это качество?

– Моряк так думает, государь: «Я человек наемный, подря­дился работать на этом корабле. Благодаря этому кораблю я имею харчи и жалованье. Отлынивать мне нельзя, мне нужно бдительно вести этот корабль». Вот точно так же, государь, и занимающемуся йогой йогу следует думать: «Я не должен от­лынивать! Ведь ощупывая умом это тело, составленное из четырех больших сутей, будучи постоянно, непрестанно бди­тельным, поставив себе памятование, трезвенный и памятую­щий, с мыслью собранной и сосредоточенной, я освобожусь от рождения, старости, болезни, смерти, печали, стенаний, боли, уныния, отчаяния». Это то, качество, государь, что следует взять у моряка. Ведь есть, государь, изречение тхеры Шарипутры, полководца Учения:

«Тело умом прощупывайте,

Постигайте его вновь и вновь.

Тот, кто видит природу тела,

Полагает страданиям конец».

20. Почтенный Нагасена, ты сказал, что следует взять пять качеств океана. Каковы эти пять качеств?

– Во-первых, государь, великий океан с мертвым телом не уживается. Вот точно так же, государь, и занимающемуся йогой йогу не следует уживаться со страстью, враждебностью, заблуждением, лжемудрием, гордостью, пренебрежением к дру­гим, ревнивым соперничеством, завистью, скупостью, самопода­чей, плутовством, хитростью – со всеми губительными аффекта­ми и дурными поступками. Это первое качество, государь, что следует взять у океана.

Далее, государь, океан держит и скры­вает в себе драгоценный клад – множество жемчугов, самоцве­тов, «кошачьего глаза», раковин, каменьев, кораллов и хруста­ля – и не разбрасывается им. Вот точно так же, государь, и занимающемуся йогой йогу следует обрести и достичь множе­ства драгоценных достоинств – стези, плодов, созерцаний, раз­вязок, сосредоточений, овладений, прозрения – и следует дер­жать их при себе, не обнаруживать. Это второе качество, госу­дарь, что следует взять у океана.

Далее, государь, океан ужи­вается с огромными, великими размером существами. Вот точ­но так же, государь, и занимающемуся йогой йогу следует жить рядом с неприхотливым, непритязательным, блюдущим чистые обеты, безупречным в поведении, безукоризненным в обраще­нии, совестливым, приветливым, уважаемым, почтенным, красно­речивым, способным преподавателем, направителем, хулителем греха, наставителем, воспитателем, разъяснителем, излагателем, побудителем, споспешателем и вдохновителем – с таким духов­ным другом и сподвижником. Это третье качество, государь, что следует взять у океана.

Далее, государь, океан, пополняе­мый водою Ганги, Ямуны, Ачиравати, Сараю, Махи и сотен тысяч прочих многоводных рек и потоками дождевой воды с небес, не выходит из своих берегов. Вот точно так же, госу­дарь, и занимающемуся йогой йогу не следует из-за прибыли, славы, почестей, уважения, почитания и преклонения и даже ради сохранения жизни намеренно преступать правила поведения. Это четвертое качество, государь, что следует взять у океана. Ведь есть, государь, изречение Блаженного, бога богов: «Государь! Как великий океан неизменен и из своих берегов не выходит, вот так же, государь, и правила поведения, данные мною слушателям, слушатели мои не преступят даже ради сохранения жизни».

Далее, государь, океан все ручьи и реки – Ганга, Ямуна, Ачиравати, Сараю, Махи и прочие, все потоки воды с небес переполнить не могут. Вот точно так же, госу­дарь, и занимающемуся йогой йогу следует быть ненасытным в расспросах, беседах, слушании, запоминании, обдумывании, абхидхарме, Уставе, глубоких сутрах, возражениях, в знании стихосложения, словосложения, словоизменения и во всем том, что необходимо для понимания превосходного Девятичастного Завета Победителя. Это пятое качество, государь, что следует взять у океана. Ведь есть, государь, в джатаке о Сутасоме из­речение Блаженного, бога богов:

«Огонь сжигать дрова не устанет,

Речная вода океан не наполнит,

Так умные люди, о лучший владыка,

Внимать благим речам не устанут»[859].

Памятка:

Тыква, лотос, семя, сал, корабль и якорь корабельный,

Мачта, кормчий и моряк, океан десятым будет.

Вторая глава закончена.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

21. Почтенный Нагасена, ты сказал, что следует взять пять качеств земли. Каковы эти пять качеств?

– Во-первых, государь, земля всегда одна и та же, осыпа­ют ли ее желанными камфарой, агару, тагарой, сандалом, шаф­раном, изливают ли на неё нежеланные желчь, слизь, гной, кровь, пот, жир, слюну, сопли, истечения, мочу и кал. Вот точно так же, государь, и занимающемуся йогой йогу – встречает ли он желанное или нежеланное, прибыль или убыток, честь или бесчестье, хулу или похвалу, счастье или беду – всегда следует быть все тем же. Это первое качество, государь, что следует взять у земли.

Далее, государь, земля не имеет нарядов и украшений, пахнет только самою собой. Вот точно так же, го­сударь, и занимающемуся йогой йогу не следует иметь украше­ний и благоухать следует только своею нравственностью. Это второе качество, государь, что следует взять у земли.

Далее, государь, земля едина, без дыр, без прорех, плотна, тверда, да­леко простирается. Вот точно так же, государь, и нравственность занимающегося йогой йога должна быть едина, цельна, без дыр, без прорех, плотна, тверда и простираться на всё. Это третье качество, государь, что следует взять у земли.

Далее, государь, земля держит на себе деревни, торжки, города, области, де­ревья, горы, реки, пруды, озера, сонмы зверей, птиц, мужчин и женщин и в этом неутомима. Вот точно так же, государь, и занимающемуся йогой йогу следует проповедовать Учение, быть для других наставителем, воспитателем, разъяснителем, излагателем, побудителем, споспешателем и вдохновителем и быть в этом неутомимым. Это четвертое качество, государь, что следу­ет взять у земли.

Далее, государь, земля свободна от пристра­стия и неприязни. Вот точно так же, государь, и занимающему­ся йогой йогу следует быть свободным от пристрастия и непри­язни и быть в своих мыслях беспристрастным, подобно земле. Это пятое качество, государь, что следует взять у земли. Ведь есть, государь, изречение мирянки Субхадры Малой, прослав­ляющее шраманов, чьим наставлениям она следовала:

«Однажды на монаха я

Со злости подняла топор,

Другим была довольна так,

Что благовоньем умастила.

Ничуть не рассердился тот,

А этот лаской не прельстился.

Вот каковы мои монахи –

Земле подобны беспристрастьем!»

22. Почтенный Нагасена, ты сказал, что следует взять пять качеств воды. Каковы эти пять качеств?

– Во-первых, государь, вода по своей природе определенна, неволнуема, незамутненна и вполне чиста. Вот точно так же, государь, и занимающемуся йогой йогу следует оставить вся­кое лицемерие, попрошайничество, занятие предсказаниями, фокусничеством и тому подобным и быть по своей природе определенным, неволнуемым, незамутненным и вполне чистым. Это первое качество, государь, что следует взять у воды.

Далее, государь, вода по природе постоянно свежа. Вот точно так же, государь, и занимающемуся йогой йогу следует со всеми живы­ми существами быть терпеливым, дружелюбным, снисходитель­ным, жалеть их и желать им блага. Это второе качество, государь, что следует взять у воды. Далее, государь, вода нечистое очищает. Вот точно так же, государь, и занимающемуся йогой йогу не следует в деревне, в лесу, с учителем, с наставником и с теми, кто подобен наставникам, пререкаться или давать повод для упрека. Это третье качество, государь, что следует взять у воды.

Далее, государь, вода многим людям желанна. Вот точ­но так же, государь, и занимающемуся йогой йогу следует быть нетребовательным, непритязательным, любящим уединение, малообщительным и потому всегда быть всему миру весьма желанным. Это четвертое качество, государь, что следует взять у воды.

Далее, государь, от воды никому не бывает дурного. Вот точно так же, государь, и занимающемуся йогой йогу не следует телом, словом или мыслью совершать грехи, порождаю­щие ссоры, свары, споры, пререкания, пустые терзания и неудовлетворенность. Это пятое качество, государь, что следует взять у воды. Ведь есть, государь, в джатаке о Кришне изрече­ние Блаженного, бога богов:

«Владыка всех живых существ,

 О Шакра! Вот что я хочу:

Из-за меня пусть никогда

Никто ни телом, ни умом

Страдания не испытает.

Даруй мне эту милость, Шакра»[860].

23. Почтенный Нагасена, ты сказал, что следует взять пять качеств огня. Каковы эти пять качеств?

– Во-первых, государь, огонь сжигает сено, хворост, ветви и сухую листву. Вот точно так же, государь, и занимающемуся йогой йогу следует сжечь огнем знания все аффекты, внешние они или внутренние и опираются ли они на желанные или неже­ланные предметы опыта. Это первое качество, государь, что сле­дует взять у огня.

Далее, государь, огонь беспощаден и безжа­лостен. Вот точно так же, государь, и занимающемуся йогой йогу не следует жалеть и щадить какие-либо аффекты. Это вто­рое качество, государь, что следует взять у огня.

Далее госу­дарь, огонь гонит холод прочь. Вот точно так же, государь, и занимающемуся йогой йогу следует породить жаркий огонь усилия и прогнать аффекты прочь. Это третье качество, госу­дарь, что следует взять у огня.

Далее, государь, огонь порож­дает жар, будучи свободен от пристрастия и неприязни. Вот точно так же, государь, и занимающемуся йогой йогу следует быть свободным от пристрастия и неприязни и уподобить свою мысль огню. Это четвертое качество, государь, что следует взять у огня.

Далее, государь, огонь рассеивает тьму и являет свет. Вот точно так же, государь, и занимающемуся йогой йогу следует рассеять тьму неведения и явить свет знания. Это пятое качество, государь, что следует взять у огня. Ведь есть, государь, изречение Блаженного, бога богов, в котором он наставляет своего сына Рахулу: «Осваивай, Рахула, уподобление мысли огню. Если ты будешь осваивать уподобление огню, то невозникшие неблагие дхармы так и не возникнут, а возникшие неблагие дхармы не смогут овладеть твоею мыслью»[861].

24. Почтенный Нагасена, ты сказал, что следует взять пять качеств ветра. Каковы эти пять качеств?

– Во-первых, государь, ветер овевает цветущие леса и ро­щи. Вот точно так же, государь, и занимающемуся йогой йогу следует найти утеху в лесу опор созерцания, цветущем пре­красными цветами свободы. Это первое качество, государь, что следует взять у ветра.

Далее, государь, ветер сотрясает множе­ство деревьев и кустов. Вот точно так же, государь, и занимаю­щемуся йогой йогу следует, находясь в лесу, исследовать сла­гаемые и сотрясти аффекты. Это второе качество, государь, что следует взять у ветра.

Далее, государь, ветер веет в пространст­ве. Вот точно так же, государь, и занимающемуся йогой йогу следует направлять свой ум к сверхмирским дхармам. Это третье качество, государь, что следует взять у ветра.

Далее, государь, ветер распространяет запахи. Вот точно так же, госу­дарь, и занимающемуся йогой йогу следует распространять благоухание своей нравственности. Это четвертое качество, го­сударь, что следует взять у ветра.

Далее, государь, ветер бес­приютен и не имеет пристанища. Вот точно так же, государь, и занимающемуся йогой йогу следует быть без приюта, без пристанища, без крова и быть от всего свободным. Это пятое качество, государь, что следует взять у ветра. Ведь есть, государь, в Сборных сутрах изречение Блаженного, бога богов:

«В сближенье возникла опасность,

Под кровом рождается страсть,

Жить без сближенья, без крова –

Вот истинно взгляд мудрецов»[862].

25. Почтенный Нагасена, ты сказал, что следует взять пять качеств скалы. Каковы эти пять качеств?

– Во-первых, государь, скала недвижна, несокрушима, неколебима. Вот точно так же, государь, и занимающемуся йогой йогу – встречает ли он уважение или неуважение, почтение или непочтительность, достойное или недостойное обращение, честь или бесчестье, хулу или похвалу, приятное или неприят­ное, желанные или нежеланные зримые образы, звуки, запахи, вкусы, касания, дхармы,– ему не следует испытывать страсть к тому, что склоняет к страсти, испытывать враждебность к тому, что склоняет к враждебности, впадать в заблуждение о том, что склоняет к заблуждению, не следует колебаться и тре­петать, но следует быть неколебимым, подобно скале. Это пер­вое качество, государь, что следует взять у скалы. Ведь есть, государь, изречение Блаженного, бога богов:

«Как твердая скала

Неколебима ветром,

Так умным безразлична

Хула и похвала»[863].

Далее, государь, скала тверда, и ничто к ней не прилепляется. Вот точно так же, государь, и занимающемуся йогой йогу сле­дует быть твердым и ни к чему не прилепляться. Это второе качество, государь, что следует взять у скалы. Ведь есть, госу­дарь, изречение Блаженного, бога богов:

«Кто ни к домохозяевам,

Ни к бесприютным странникам

Мыслью не прилепляется,

Кочует без пристанища,

Всегда непритязателен –

Того зову я брахманом»[864].

Далее, государь, на скале не прорастают семена. Вот точно так же, государь, и занимающемуся йогой йогу не следует да­вать в своей мысли прорасти семенам аффектов. Это третье качество, государь, что следует взять у скалы. Ведь есть, госу­дарь, изречение тхеры Субхутия:

«Если со страстью связанная

Мысль во мне нарождается,

Сам я осознаю ее

И в одиночку обуздываю:

«Вижу я, одолели тебя

Враждебность, страсть, заблуждение!

Уходи из лесу немедленно!

Здесь обитель очистившихся,

Безупречных подвижников.

Не оскверняй чистоты ее,

Уходи из лесу немедленно!»[865]

Далее, государь, скала высоко вознесена. Вот точно так же, государь, и занимающемуся йогой йогу следует высоко вознести свое знание. Это четвертое качество, государь, что следует взять у скалы. Ведь есть, государь, изречение Блаженного, бо­га богов:

«Когда умный прогонит прочь

Небеспечливостью беспечность,

Он воссядет в чертоге мудрых

И, лишенный печали, посмотрит

На печалящихся людей,

Как с горы на равнину смотрят,

Как разумный на глупых смотрит»[866].

Далее, государь, скала не возносится выше и не умаляется ниже того, что она есть. Вот точно так же, государь, и зани­мающемуся йогой йогу не следует в мыслях возноситься или умаляться. Это пятое качество, государь, что следует взять у скалы. Ведь есть, государь, изречение мирянки Субхадры Ма­лой, прославляющее шраманов, чьим наставлениям она сле­довала:

«Всем людям свойственно считать,

Что их везение возносит,

А невезенье умаляет.

Не таковы мои монахи:

Они в везенье, невезенье

Всегда собою остаются».

26. Почтенный Нагасена, ты сказал, что следует взять пять качеств пространства. Каковы эти пять качеств?

– Во-первых, государь, пространство ни с какой стороны схватить нельзя. Вот точно так же, государь, и занимающемуся йогой йогу следует быть таким, чтобы аффекты ни с какой стороны не могли его схватить. Это первое качество, государь, что следует взять у пространства.

Далее, государь, пространст­во освоено провидцами, подвижниками, божествами и стаями птиц. Вот точно так же, государь, и занимающемуся йогой йогу следует освоить своим умом знание того, что все слагаемые бренны, тягостны и без самости. Это второе качество, государь, что следует взять у пространства.

Далее, государь, простран­ство внушает страх. Вот точно так же, государь, и занимающе­муся йогой йогу следует содрогаться при мысли о любых воз­можных в будущем рождениях, не следует видеть в них ничего отрадного. Это третье качество, государь, что следует взять у пространства.

Далее, государь, пространство бесконечно, без­мерно, неизмеримо. Вот точно так же, государь, и занимающе­муся йогой йогу следует обладать бесконечной нравственностью и безмерным знанием. Это четвертое качество, государь, что сле­дует взять у пространства.

Далее, государь, пространство ни к чему не льнет, ни с чем не связано, ни на чем не основано, ничем не спутано. Вот точно так же, государь, и занимающемуся йогой йогу ни к семье, ни к окружению, ни к прибыли, ни к жилью, ни к помехам, ни к личным вещам – ни к чему не следует льнуть, ни с чем не следует связываться, ни на чем не следует основываться, ничем не следует опутываться. Это пятое качест­во, государь, что следует взять у пространства. Ведь есть, госу­дарь, изречение Блаженного, бога богов, в котором он наставляет своего сына Рахулу: «Пространство ни на чем не основывается, Рахула. Вот и ты, Рахула, осваивай уподобление мысли пространству. Если ты будешь осваивать уподобление простран­ству, то никакие возникающие соприкосновения, приятные или неприятные, не смогут овладеть твоею мыслью»[867].

27. Почтенный Нагасена, ты сказал, что следует взять пять качеств месяца. Каковы эти пять качеств?

– Во-первых, государь, восходя в светлые пятнадцать дней после новолуния, месяц все растет и растет. Вот точно так же, государь, и у занимающегося йогой йога достоинства правильного, должного нравственного поведения, учености и освоения, уединенного созерцания, постановок памятования, стережения шести проходов, знания меры в еде, преданности бодр­ствованию должны все возрастать и возрастать. Это первое ка­чество, государь, что следует взять у месяца. Далее, государь, месяц – это могучий владыка. Вот точно так же, государь, и занимающемуся йогой йогу следует быть могучим владыкой своих хотений. Это второе качество, государь, что следует взять у месяца. Далее, государь, месяц странствует по небу ночью. Вот точно так же, государь, и занимающемуся йогой йогу следует пребывать в уединении. Это третье качество, государь, что следует взять у месяца. Далее, государь, над небесным двор­цом месяца возвышается стяг. Вот точно так же, государь, и занимающемуся йогой йогу следует иметь свой стяг – нравст­венность. Это четвертое качество, государь, что следует взять у месяца. Далее, государь, месяц восходит, когда его просят и ждут. Вот точно так же, государь, и занимающемуся йогой йогу следует приходить в дома, куда его просят прийти и где ждут. Это пятое качество, государь, что следует взять у меся­ца. Ведь есть, государь, в превосходном Своде связок изре­чение Блаженного, бога богов: «Будьте, монахи, подобны месяцу, когда приходите в дома мирян, сдержите тело, сдержите мысль, всегда будьте в домах, как новички, не заноситесь»[868].

28. Почтенный Нагасена, ты сказал, что следует взять семь качеств солнца. Каковы эти семь качеств?

– Во-первых, государь, солнце высушивает всякую влагу. Вот точно так же, государь, и занимающемуся йогой йогу сле­дует без остатка иссушить все аффекты. Это первое качество, государь, что следует взять у солнца. Далее, государь, солнце рассеивает непроглядную тьму. Вот точно так же, государь, и занимающемуся йогой йогу следует рассеять всяческую тьму страсти, тьму враждебности, тьму заблуждения, тьму лжемудрия, тьму гордости, тьму аффектов, тьму любых дурных поступ­ков. Это второе качество, государь, что следует взять у солнца.

Далее, государь, солнце всегда в движении. Вот точно так же, государь, и занимающемуся йогой йогу следует всегда быть подлинно внимательным. Это третье качество, государь, что следует взять у солнца.

Далее, государь, солнце всегда в вен­це своих лучей. Вот точно так же, государь, и занимающемуся йогой йогу следует быть в венце опор созерцания. Это четвер­тое качество, государь, что следует взять у солнца. Далее, го­сударь, солнце движется, согревая великое множество людей. Вот точно так же, государь, и занимающемуся йогой йогу сле­дует своим нравственным, достойным, должным поведением, созерцаниями, развязками, сосредоточениями, звеньями про­светления, постановками памятования, истинными начинания­ми, основами сверхобычных сил согревать весь мир с богами. Это пятое качество, государь, что следует взять у солнца.

Да­лее, государь, солнце в страхе бежит от асура Раху[869]. Вот точно так же, государь, и занимающемуся йогой йогу следует при виде застрявших в зарослях-аффектах, попавших из-за сво­их дурных поступков, плод которых – преисподняя, в губитель­ную пустыню дурных уделов, придавленных под бременем дур­ных воззрений, застрявших на неверном пути, идущих дурною стезей существ ужаснуться в своем уме великим ужасом. Это шестое качество, государь, что следует взять у солнца.

Далее, государь, солнце простирает свет на благое и дурное. Вот точ­но так же, государь, и занимающемуся йогой йогу следует про­стереть свет йогических орудий, сил, постановок памятования, истинных начинаний, основ сверхобычных сил, благих мирских и сверхмирских дхарм. Это седьмое качество, государь, что следует взять у солнца. Ведь есть, государь, изречение тхеры Вангиши[870]:

«Как солнце восходящее

Живым являет образы

Нечистые и чистые,

Благие и греховные,

Так и знаток Учения

Всем людям, тьмой окутанным,

Пути являет многие,

Как солнце восходящее»[871].

29. Почтенный Нагасена, ты сказал, что следует взять три качества Шакры. Каковы эти три качества?

– Во-первых, государь, Шакра наслаждается полным счастьем. Вот точно так же, государь, и занимающемуся йогой йогу следует радоваться счастью полного уединения. Это первое качество, государь, что следует взять у Шакры. Далее, госу­дарь, когда Шакра видит небожителей, он привлекает их к свое­му двору и радуется этому. Вот точно так же, государь, и за­нимающемуся йогой йогу следует без вялости и лени привле­кать к своему спокойному уму благие дхармы, радоваться это­му, деятельно для этого стараться и прилагать усилия. Это вто­рое качество, государь, что следует взять у Шакры. Далее, государь, у Шакры не бывает неудовлетворенности. Вот точно так же, государь, и у занимающегося йогой йога не должна в пу­стой горнице возникать неудовлетворенность. Это третье качест­во, государь, что следует взять у Шакры. Ведь есть, государь,изречение тхеры Субхутия:

«Великий муж!

С тех самых пор,

Как пострижение я принял,

Мой ум всегда свободен был

От помышлений об усладах».

30. Почтенный Нагасена, ты сказал, что следует взять четыре качества миродержца. Каковы эти четыре качества?

– Во-первых, государь, миродержец располагает к себе людей четырьмя вызывающими расположение достоинствами[872]. Вот точно так же, государь, и занимающемуся йогой йогу сле­дует расположить к себе четыре общности людей, привечать их и вдохновлять. Это первое качество, государь, что следует взять у миродержца. Далее, государь, в подвластных миродержцу пре­делах не бывает грабителей. Вот точно так же, государь, и занимающемуся йогой йогу не следует допускать возникновения страстно-похотных, враждебных и вредительских помыслов. Это второе качество, государь, что следует взять у миродерж­ца. Ведь есть, государь, изречение Блаженного, бога богов:

«Кто рад успокоенью помыслов,

Кто созерцает омерзительность –

Вот кто конец положит тяготам

И узы Мары разорвет»[873].

Далее, государь, миродержец объезжает каждый день всю ве­ликую землю, омываемую океанскими водами, и проверяет сам, что хорошо и что дурно. Вот точно так же, государь, и зани­мающемуся йогой йогу каждый день следует подумать и осо­знать свои телесные деяния, словесные деяния и умные деяния: проверить, все ли его деяния этих трех видов были в тот день безупречны. Это третье качество, государь, что следует взять у миродержца. Ведь есть, государь, в превосходном Численно-упорядоченном Своде изречение Блаженного, бога богов: «Под­вижник постоянно должен думать и осознавать: «Каков же я был за прошедшие день и ночь?»[874]. Далее, государь, у миро­держца защита и от внешних и от внутренних врагов всегда надежна. Вот точно так же, государь, и занимающемуся йогой йогу следует для защиты от внешних и внутренних аффектов выставить привратника – памятование. Это четвертое качество, государь, что следует взять у миродержца. Ведь есть, государь, изречение Блаженного, бога богов: «Имея привратником памя­тование, о монахи, арийский слушатель отбрасывает неблагое, осваивает благое, отбрасывает зазорное, осваивает незазорное, блюдет себя в чистоте»[875].

Памятка:

Земля, вода, огонь и ветер,

Скала, пространство и луна,

Солнце, Шакра, миродержец.

Третья глава закончена.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

31. Почтенный Нагасена, ты сказал, что следует взять одно качество термита. Каково это качество?

– Известно, государь, что термит сначала возводит крышу, чтобы себя прикрыть, а потом уже идет искать пищу. Вот точ­но так же, государь, и занимающемуся йогой йогу следует сна­чала возвести крышу нравственной сдержанности, закрыть ею свой ум, а затем уже идти за подаянием, ибо если занимающий­ся йогой йог возвел над собой крышу нравственной сдержанно­сти, то он избавлен от всякой опасности. Это то качество, государь, что следует взять у термита. Ведь есть, государь, изрече­ние тхеры Упасены, сына бенгальцев:

«Йог, возведший над помыслами

Крышу нравственной сдержанности,

Не прилепляясь к мирскому,

От опасностей избавляется».

32. Почтенный Нагасена, ты сказал, что следует взять два качества кота. Каковы эти два качества?

– Во-первых, государь, находится ли кот в пещере, в норе или на складе, он все время старается поймать крысу. Вот точ­но так же, государь, и занимающемуся йогой йогу, находится ли он в деревне, в лесу, под деревом или в пустой горнице, следует постоянно, непрестанно и бдительно стараться поймать свою добычу – памятование о теле. Это первое качество, госу­дарь, что следует взять у кота.

Далее, государь, кот ловит до­бычу всегда поблизости от своего жилья. Вот точно так же, государь, и занимающемуся йогой йогу следует усматривать становление и распад тех самых пяти груд привязанности, ко­торые суть он сам: «Вот образное, вот сложение образного, вот прехождение образного; вот ощущение, вот сложение ощущения, вот прехождение ощущения; вот распознавание, вот сложение распознавания, вот прехождение распознавания; вот слагаемые, вот сложение слагаемых, вот прехождение слагаемых; вот со­знание, вот сложение сознания, вот прехождение сознания».

Это второе качество, государь, что следует взять у кота. Ведь есть, государь, изречение Блаженного, бога богов:

«Отсюда уходить не нужно,

Верх бытия вам ни к чему.

Здесь и теперь в своем же теле

Должны вы обрести победу»[876].

33. Почтенный Нагасена, ты сказал, что следует взять одно качество крысы. Каково это качество?

– Известно, государь, что крыса, повсюду расхаживая, ищет только одного – еды. Вот точно так же, государь, и занимающемуся йогой йогу, где бы он ни расхаживал, искать следует только одного – подлинного внимания. Это то качество, государь, что следует взять у крысы. Ведь есть, государь, изре­чение тхеры Упасены, сына бенгальцев:

«Кто проницательно считает:

«Учение – всему глава»,

Тот не прельщается, спокоен,

Всегда памятованью предан».

34. Почтенный Нагасена, ты сказал, что следует взять одно качество скорпиона. Каково это качество?

– Известно, государь, что оружие скорпиона – в его хвос­те, и ходит он, высоко подняв хвост. Вот точно так же, госу­дарь, оружием занимающегося йогой йога должно быть знание, и свое знание ему следует высоко поднять. Это то качество, государь, что следует взять у скорпиона. Ведь есть, государь, из­речение тхеры Упасены, сына бенгальцев:

«Тот, кто меч знания схватил

И пребывает прозорливым,

От всех опасностей избавлен

И для врагов неодолим».

35. Почтенный Нагасена, ты сказал, что следует взять одно качество мангусты. Каково это качество?

– Известно, государь, что, если мангуста хочет подобрать­ся к змее, она пропитывает все свое тело противоядием, а затем уже приближается к змее и хватает ее. Вот точно так же, госу­дарь, и занимающемуся йогой йогу, когда он идет к полным гнева и озлобления, одолеваемым ссорами, сварами, пререка­ниями и строптивостью мирским людям, следует умастить свой ум противоядием доброты. Это то качество, государь, что сле­дует взять у мангусты. Ведь есть, государь, изречение тхеры Шарипутры, полководца Учения:

«А потому к своим, к чужим –

Ко всем питайте доброту,

Весь мир пронзите добротой:

Таков Блаженного завет»[877].

36. Почтенный Нагасена, ты сказал, что следует взять два качества старого шакала. Каковы эти два качества?

– Во-первых, государь, старый шакал никакой едой не брез­гает и ест вдоволь. Вот точно так же, государь, и занимающе­муся йогой йогу не следует брезговать никакой едой и следует есть столько, сколько нужно для крепости тела. Это первое качество, государь, что следует взять у старого шакала. Ведь есть, государь, изречение тхеры Большого Катьяяны:

«Однажды утром я в деревню

Отправился за подаяньем.

Увидел прокаженного,

Приветствовал и подошел.

Как раз он в это время ел.

И вот изъеденной рукой

Он в миску мне кладет пригоршню.

Отгнивший палец отвалился

И угодил туда же, в миску.

Усевшись где-то у забора,

Я съел его пригоршню каши –

И ел и съел без отвращенья»[878].

Далее, государь, старый шакал не разбирает, какая пища ему досталась – грубая или изысканная. Вот точно так же, го­сударь, и занимающемуся йогой йогу не следует разбирать, ка­кая пища ему досталась: грубая или изысканная она, вкусная или не очень вкусная, и следует довольствоваться тем, что есть. Это второе качество, государь, что следует взять у старого шакала. Ведь есть, государь, изречение тхеры Упасены, сына бенгальцев:

«Будь доволен грубою пищей,

Не стремись едой наслаждаться.

Угождающий своему чреву

 К созерцанию не способен.

Кто довольствуется немногим,

Тот в монашестве совершенен»[879].

37. Почтенный Нагасена, ты сказал, что следует взять три качества оленя. Каковы эти три качества?

– Во-первых, государь, олень днем бродит по лесу, а ночью – под открытым небом. Вот точно так же, государь, и занимающемуся йогой йогу днем следует находиться в лесу, а ночью – под открытым небом. Это первое качество, государь, что следует взять у оленя. Ведь есть, государь, в проповеди, где речь идет о великом страхе, изречение Блаженного, бога богов: «В то время, Шарипутра, я в холодные зимние ночи, в пору, когда празднуют восьмой день, когда падает снег,– в такие но­чи я ночевал под открытым небом, дневал же в лесу»[880].

Далее, государь, если олень заметил, что в него летит стрела или копье, он увернется и убежит, не подставит тело под удар. Вот точно так же, государь, и занимающемуся йогой йогу, если на него налетели аффекты, следует увернуться и убежать, не подставлять мысль под удар. Это второе качество, государь, что следует взять у оленя.

Далее, государь, если олень видит людей, он бежит без оглядки: «Пусть они меня не видят». Вот точно так же, государь, и занимающемуся йогой йогу, если он увидел склонных к ссорам, сварам, спорам, пререканиям, без­нравственных, ленивых, привыкших к пустому общению людей, следует бежать без оглядки: «Ни они меня пусть не видят, ни я пусть их не вижу». Это третье качество, государь, что следует взять у оленя. Ведь есть, государь, изречение тхеры Шарипут­ры, полководца Учения:

«Пусть никогда у грешника,

Невежды и бездельника,

Безнравственного, вялого

Со мной не будет общего»[881].

38. Почтенный Нагасена, ты сказал, что следует взять четыре качества вола. Каковы эти четыре качества?

– Во-первых, государь, вол своего дома не бросает. Вот точ­но так же, государь, и занимающемуся йогой йогу не следует бросать свое тело, хотя он и знает, что удел тела – бренность, износ, одряхление, распад, разложение и уничтожение. Это пер­вое качество, государь, что следует взять у вола.

Далее, госу­дарь, впряженный в ярмо вол несет свое ярмо, хорошо ему или плохо. Вот точно так же, государь, и занимающемуся йогой йогу следует, приняв на себя монашество, жить в монашестве до конца своей жизни, до последнего издыхания, хорошо ему или плохо. Это второе качество, государь, что следует взять у вола.

Далее, государь, у вола никогда не пропадает охота пить воду. Вот точно так же, государь, и занимающемуся йогой йогу следует воспринимать наставления учителя и наставника с никогда не пропадающей радостью, любовью и охотой. Это третье качество, государь, что следует взять у вола.

Далее, государь, кто бы ни погонял вола, он везет свою телегу. Вот точно так же, государь, и занимающемуся йогой йогу следует восприни­мать увещания и наставления тхер, новичков, средних по стар­шинству монахов и даже мирян, смиренно склоняя голову. Это четвертое качество, государь, что следует взять у вола. Ведь есть, государь, изречение тхеры Шарипутры, полководца Учения:

«Пусть даже мальчик семи лет,

Едва принявший постриженье,

Мне наставленье преподаст,–

Если он искренен и добр,

 Я голову пред ним склоню,

Его учителем сочту

И буду почитать его».

39. Почтенный Нагасена, ты сказал, что следует взять два качества вепря. Каковы эти два качества?

– Во-первых, государь, когда наступает знойное и жаркое летнее время, вепрь окунается в воду. Вот точно так же, госу­дарь, и занимающемуся йогой йогу, когда мысль его путается, накаляется и мутится от враждебности, следует окунуться в прохладное, несущее бессмертие, возвышенное освоение добро­ты. Это первое качество, государь, что следует взять у вепря. Далее, государь, вепрь забирается в лужу, выкапывает себе рылом ложе и на это ложе ложится. Вот точно так же, госу­дарь, и занимающемуся йогой йогу следует отбросить помыслы о теле и лечь на ложе избранного им созерцания. Это второе качество, государь, что следует взять у вепря. Ведь есть, госу­дарь, изречение тхеры Бхарадваджи Нищего:

«Тот, кто видит природу тела,

Проницателен и понятлив,

Тот лежит без супруги на ложе

Им избранного созерцанья».

40. Почтенный Нагасена, ты сказал, что следует взять пять качеств слона. Каковы эти пять качеств?

– Во-первых, государь, когда слон идет, земля под его но­гами подминается. Вот точно так же, государь, и занимающему­ся йогой йогу следует, ощупывая умом тело, подминать все аффекты. Это первое качество, государь, что следует взять у слона. Далее, государь, слон поворачивается всем телом, чтобы посмотреть назад: он смотрит только вперед и не бросает взгля­дов по сторонам. Вот точно так же, государь, и занимающемуся йогой йогу следует поворачиваться всем телом, чтобы посмотреть назад, не следует бросать взглядов по сторонам, ни смотреть вверх, ни смотреть вниз, но следует смотреть только вперед на длину упряжки. Это второе качество, государь, что следует взять у слона.

Далее, государь, у слона нет постоянного обита­лища, он бродит в поисках пищи и не возвращается на одно и то же место. Вот точно так же, государь, и занимающемуся йогой йогу не следует иметь постоянного обиталища и следует собирать милостыню, не имея своего крова. Если духовно зря­щему человеку встретилось красивое, приятное, располагающее к себе место – под навесом, или у комля дерева, или в пещере, или на склоне горы, то там пусть и остановится и не устраива­ет себе настоящего жилья. Это третье качество, государь, что следует взять у слона.

Далее, государь, слон любит воду, лю­бит окунуться в полное чистой, прозрачной, свежей, ключевою водою, изобилующее синими, красными, розовыми лотосами и кувшинками лотосовое озеро и поиграть там в слоновьи игры. Вот точно так же, государь, и занимающемуся йогой йогу сле­дует окунаться в полный чистой, прозрачной, свежей, незамут­ненной водою прекрасного Учения, изобилующий цветами сво­боды большой лотосовый пруд постановок памятования и, по­ливая себя знанием, отмывать, смывать с себя слагаемые дхармы – играть там в игры йогов. Это четвертое качество, государь, что следует взять у слона.

Далее, государь, слон ста­вит ногу внимательно и поднимает ногу внимательно. Вот точ­но так же, государь, и занимающемуся йогой йогу следует ста­вить ногу с вниманием и памятованием и поднимать ногу с вниманием и памятованием; приближается ли он к чему-то или удаляется, сгибает руку или разгибает, ему все следует делать с вниманием и памятованием. Это пятое качество, государь, что следует взять у слона. Ведь есть, государь, в превосходном Своде связок изречение Блаженного, бога богов:

«Телесная сдержанность – благо.

Благо – сдержанность речи.

Сдержанность в мыслях – благо.

Благо – всякая сдержанность.

Кто сдержан во всем и стыдлив,

Тот защищен от дурного»[882].

Памятка:

Термит и кошка, крыса, скорпион,

Мангуста и шакал, олень и вол,

Девятый – вепрь и напоследок слон.

Четвертая глава закончена.

ГЛАВА ПЯТАЯ

41. Почтенный Нагасена, ты сказал, что следует взять семь качеств льва. Каковы эти семь качеств?

– Во-первых, государь, шкура у льва светлая, чистая, ров­ная и без пятен. Вот точно так же, государь, и занимающемуся йогой йогу мысль следует иметь светлую, чистую, ровную и без пятен – без угрызений нечистой совести. Это первое качество, государь, что следует взять у льва. Далее, государь, лев ходит на четырех ногах и ступает смело. Вот точно так же, государь, и занимающемуся йогой йогу следует опираться на четыре осно­вы сверхобычных сил. Это второе качество, государь, что сле­дует взять у льва.

Далее, государь, у льва красивая, пышная грива. Вот точно так же, государь, и занимающемуся йогой йогу следует иметь красивую, пышную гриву нравственности. Это третье качество, государь, что следует взять у льва. Далее, государь, лев ни перед кем не склоняется, даже если из-за это­го он лишится жизни. Вот точно так же, государь, и занимаю­щемуся йогой йогу не следует ни перед кем склоняться, даже если он лишен одежды, пропитания, приюта и лекарств на случай болезни. Это четвертое качество, государь, что следует взять у льва.

Далее, государь, лев ест по ходу своей охоты; где он свалил добычу, там он и ест вдоволь и лучшего куска себе не выбирает. Вот точно так же, государь, и занимающемуся йогой йогу, когда он идет за милостыней, следует заходить во все дома без разбору, не обходить никакие дома стороной и не выбирать себе кусок получше; где бы ему ни подали при­горшню, следует взять ее и съесть, но только ради того, чтобы тело оставалось крепким, и не выбирать для себя пищу получ­ше. Это пятое качество, государь, что следует взять у льва.

Далее, государь, лев еду не запасает впрок: поев однажды свою добычу, он к ней больше не возвращается. Вот точно так же, государь, и занимающемуся йогой йогу никакие вещи и еду не следует запасать впрок. Это шестое качество, государь, что следует взять у льва.

Далее, государь, если льву не удалось добыть пищу, то он не тревожится, а если он добыл пищу, он ест ее не жадно, не алчно, не забываясь. Вот точно так же, государь, и занимающемуся йогой йогу, если он не добыл еды, не следует тревожиться, а если он добыл еду, следует есть ее не жадно, не алчно, не забываясь, имея перед глазами бедствие мирского кружения, и с мудростью, устремленной к избав­лению. Это седьмое качество, государь, что следует взять у льва. Ведь есть, государь, в превосходном Своде связок изре­чение Блаженного, бога богов, где он прославляет тхеру Боль­шого Кашьяпу: «Кашьяпа, о монахи, всяким подаянием дово­лен и хвалит довольство всяким подаянием; он не совершает из-за подаяния ничего неуместного и недолжного; если не до­был подаяния, то не тревожится, а если добыл подаяние, ест его не жадно, не алчно, не забываясь, держит перед глазами бедствие мирского кружения и устремляет свою мудрость к избавлению»[883].

42. Почтенный Нагасена, ты сказал, что следует взять три качества казарки. Каковы эти три качества?

– Во-первых, государь, казарка до конца своих дней не покидает своего супруга. Вот точно так же, государь, и зани­мающемуся йогой йогу не следует до конца своих дней остав­лять подлинное внимание. Это первое качество, государь, что следует взять у казарки. Далее, государь, казарка питается ряской и тиной[884] и остается довольна и сохраняет свои силы и красоту. Вот точно так же, государь, и занимающемуся йогой йогу следует быть довольным тем, что ему достается. Если за­нимающийся йогой йог доволен тем, что ему достается, государь, то нравственность его не теряется, сосредоточение не теряется, мудрость не теряется, свобода не теряется, знание-виде­ние свободы не теряется, никакие благие дхармы не теряются. Это второе качество, государь, что следует взять у казарки. Далее, государь, казарка не вредит живым существам. Вот точ­но так же, государь, и занимающемуся йогой йогу следует на­всегда отложить палку, отложить меч, быть совестливым, исполненным участия, милосердия и желания блага всем живым существам. Это третье качество, государь, что следует взять у казарки. Ведь есть, государь, в джатаке о казарке изречение Блаженного, бога богов:

«Тот, кто не убивает и не зовет к убийству,

Тот, кто не побеждает и не зовет к победе,

Исполнен неврежденья и всякой чужд вражде»[885].

43. Почтенный Нагасена, ты сказал, что следует взять два качества птицы пенахики[886]. Каковы эти два качества?

– Известно, государь, что пенахика из ревности к супругу не кормит своих птенцов. Вот точно так же, государь, и занимающемуся йогой йогу к аффектам, если они в нем возникли, следует испытывать ревность, следует закрыть постановками памятования все дыры в сдержанности и стеречь ворота мысли памятованием о теле. Это первое качество, государь, что следует взять у пенахики.

Далее, государь, пенахика днем ищет себе корм, а ночью для безопасности присоединяется к птичьей стае. Вот точно так же, государь, и занимающемуся йогой йогу следует самостоятельно, в одиночестве упражняться ради избавления от пут, а если его это не удовлетворяет, то следует влиться в общину, чтобы защитить себя от всяких наговоров, и жить под защитой общины. Это второе качество, государь, что следует взять у пенахики. Ведь есть, государь, изречение Брах­мы, владыки мощи, сказанное в присутствии Блаженного:

«Пусть он возлюбит уединенье,

Стараясь в нем стряхнуть с себя путы.

 Но если нет там отрады сердцу,

 Пусть будет он под защитой общины»[887].

44. Почтенный Нагасена, ты сказал, что следует взять одно качество домашнего голубя. Каково это качество?

– Известно, государь, что, если домашний голубь живет в чужом доме, он ни на что не обращает внимания, сидит равно­душно и задумчиво. Вот точно так же, государь, и занимающе­муся йогой йогу, когда он пришел в чужой дом, не следует осо­бо обращать внимания ни на женщин, ни на мужчин, ни на кровати, ни на сиденья, ни на ткани, ни на украшения, ни на вещи, ни на имущество, ни на разнообразие кушаний, следует быть к этому равнодушным и держаться монашеских мыслей. Это то качество, государь, что следует взять у домашнего го­лубя. Ведь есть, государь, в малой джатаке о Нараде изречение Блаженного, бога богов:

«Если пришел ты в чужой дом

Ради еды и питья,

То в меру ешь и в меру пей

И не глазей по сторонам»[888].

45. Почтенный Нагасена, ты сказал, что следует взять два качества совы. Каковы эти два качества?

– Во-первых, государь, сова, всегдашняя противница ворон, прилетает по ночам в воронью стаю и убивает там много ворон. Вот точно так же, государь, и занимающемуся йогой йогу сле­дует быть противником неведения и однажды сесть одному в укромном месте и уничтожить неведение до конца, вырвать его с корнем. Это первое качество, государь, что следует взять у совы. Далее, государь, сова склонна уединяться. Вот точно так же, государь, и занимающемуся йогой йогу следует возлюбить уединенное созерцание и радоваться уединению. Это второе ка­чество, государь, что следует взять у совы. Ведь есть, государь, в превосходном Своде связок изречение Блаженного, бога богов: «Итак, монахи, возлюбивший уединение, радующийся уедине­нию монах познаёт мудрость, как это есть: «Вот тягота», по­знаёт мудростью, как это есть: «Вот сложение тяготы», познаёт мудростью, как это есть: «Вот пресечение тяготы», познаёт мудростью, как это есть: «Вот верная дорога, приводящая к пресечению тягот»[889].

46. Почтенный Нагасена, ты сказал, что следует взять одно качество журавля. Каково это качество?

– Известно, государь, что журавль своим криком дает другим знать, есть опасность или нет. Вот точно так же, госу­дарь, и занимающемуся йогой йогу следует преподавать другим Учение и показывать, что в дурных уделах есть опасность, а нирвана безопасна. Это то качество, государь, что следует взять у журавля. Ведь есть, государь, изречение тхеры Бхарадваджи Нищего:

«Кромешная – это опасность и ужас,

Нирвана – это великое счастье.

Должен йог вдумчивый и умудренный

Уметь преподать и то и другое».

47. Почтенный Нагасена, ты сказал, что следует взять два качества нетопыря. Каковы эти два качества?

– Во-первых, государь, если нетопырь залетит в дом, он полетает внутри и вылетит наружу, не задержится. Вот точно так же, государь, и занимающемуся йогой йогу, когда он идет в деревню за подаянием, следует обходить все дома без разбору и, собрав подаяние, быстро вернуться, не задерживаться. Это первое качество, государь, что следует взять у нетопыря.

Далее, государь, если нетопырь живет в чужом доме, он не причиняет ему ущерба. Вот точно так же, государь, и занимающемуся йогой йогу, если он пришел в чужой дом, не следует разочаро­вывать хозяев ни чрезмерными просьбами, ни излишними намёками на то, что ему нужно, ни всякими неприятными телесны­ми действиями, ни болтливостью, ни равнодушием к их счастью и несчастью, не следует причинять ущерб их основному делу, но следует желать им всяческого преуспеяния. Это второе каче­ство, государь, что следует взять у нетопыря. Ведь есть, госу­дарь, в Долгом своде, в сутре о признаках, изречение Блажен­ного, бога богов:

«Пусть вера, добрый нрав, ученость,

Ум, щедрость, дхарма, добродетель,

Богатство, урожай на поле,

Потомство, жены, скот и птица,

Приятели, друзья, родные,

Именье, красота и сила –

Пусть им ничто не изменяет! »

Так он желает людям счастья,

Удачи в жизни, процветанья»[890].

48. Почтенный Нагасена, ты сказал, что следует взять одно качество пиявки. Каково это качество?

– Известно, государь, что там, где пиявка присосется, она долго будет сосать и пить кровь. Вот точно так же, государь, и занимающемуся йогой йогу следует присосаться мыслью к опоре созерцания, твердо установить ее цвет, объем, место, протяженность, границы, отличительную особенность и призна­ки и, опираясь на нее, пить сладчайший нектар свободы. Это то качество, государь, что следует взять у пиявки. Ведь есть, государь, изречение тхеры Анируддхи:

«Мысль свою обоприте

Об опору для созерцания

И пейте чистыми помыслами

Свободы сладчайший нектар».

49. Почтенный Нагасена, ты сказал, что следует взять три качества змеи. Каковы эти три качества?

– Во-первых, государь, змея передвигается на брюхе. Вот точно так же, государь, и занимающемуся йогой йогу следует продвигаться вперед своею мудростью. Если йог продвигается вперед своею мудростью, государь, то его мысль движется к истине, избегает превратного видения и осваивает правильное видение. Это первое качество, государь, что следует взять у змеи. Далее, государь, змея всегда оползает целебные растения стороной. Вот точно так же, государь, и занимающемуся йогой йогу следует обходить дурные поступки стороной. Это второе качество, государь, что следует взять у змеи.

Далее, государь, когда змея видит людей, она недовольна, печалится, огорчает­ся. Вот точно так же, государь, и занимающемуся йогой йогу, если у него появляются дурные помыслы и возникает неудовлет­воренность, следует быть этим недовольным, печалиться и огор­чаться: «Сегодня я был беспечен; нельзя, чтобы это впредь повторялось». Это третье качество, государь, что следует взять у змеи. Ведь есть, государь, в джатаке о Бхаллатии изречение двух киннаров:

«Однажды мы всю ночь в разлуке провели,

И каждый думал о другом и тосковал,

Об этой ночи до сих пор горюем мы,

Нам так печально, что ее не возвратить»[891].

50. Почтенный Нагасена, ты сказал, что следует взять одно качество удава. Каково это качество?

– Известно, государь, что у удава, обладающего огромным телом, в животе в очень многие дни бывает пусто и он, бедня­га, редко может наесться досыта. Оставаясь полуголодным, он старается хотя бы не обессилеть. Вот точно так же, государь, и занимающемуся йогой йогу, который живет чужим подаянием, зависит от милостыни, полагается на чужое доброхотство и не ведет собственного хозяйства, редко удается плотно поесть. Поэтому здравомыслящему отпрыску благородного рода следует довольствоваться четырьмя-пятью пригоршнями, если больше ничего нет, а дальше уж пить воду. Это то качество, государь, что следует взять у удава. Ведь есть, государь, изречение тхеры Шарипутры, полководца Учения:

«Не наедайся слишком плотно

Ни сухомяткой, ни горячим.

Живот не набивай, знай меру,

Не оставляй памятованья,

 Как это следует монаху.

Довольствуйся пятью кусками,

А дальше запивай водою;

Не нужно большего удобства

Монаху, преданному йоге»[892].

Памятка:

Лев, казарка, пенахика, домашний голубь, сова,

Журавль, нетопырь и пиявка, змея и десятым – удав.

Пятая глава закончена.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

51. Почтенный Нагасена, ты сказал, что следует взять одно качество бродячего паука. Каково это качество?

– Известно, государь, что бродячий паук растягивает на дороге паутину и, если в эту паутину попадает козявка, мошка или бабочка, он их хватает и пожирает. Вот точно так же, государь, и занимающемуся йогой йогу следует растянуть в шести проходах паутину постановок памятования, и, если в ней запу­тываются мошки-аффекты, следует тут же их приканчивать. Это то качество, государь, что следует взять у паука. Ведь есть, государь, изречение тхеры Анируддхи:

«Мысль усмири в шести проходах

Постановками памятования,

Если попались туда аффекты,

Пусть поразит их мудрый».

52. Почтенный Нагасена, ты сказал, что следует взять одно качество грудного младенца. Каково это качество?

– Известно, государь, что грудной младенец от своей цели не отступается, плачет и просит грудь. Вот точно так же, государь, и занимающемуся йогой йогу не следует отступаться от своей цели, следует стремиться к знанию Учения: слушать, расспрашивать, тщательно упражняться, уединяться, жить при учителе, общаться с духовным другом. Это то качество, госу­дарь, что следует взять у грудного младенца. Ведь есть, государь, в превосходном Долгом своде, в «Сутре об упокоении», изречение Блаженного, бога богов: «Вы же, Ананда, своею целью озаботьтесь, к своей цели стремитесь, о своей цели небеспечливо, ревностно, самоотверженно пекитесь»[893].

53. Почтенный Нагасена, ты сказал, что следует взять одно качество сухопутной черепахи. Каково это качество?

– Известно, государь, что сухопутная черепаха опасается воды и обходит воду стороной. До тех пор пока она обходит воду стороной, ее здоровью не будет никакого ущерба. Вот точно так же, государь, и занимающемуся йогой йогу беспечность следует считать чем-то опасным, небеспечливость же считать великим достоинством. До тех пор пока он считает беспечность чем-то опасным, шраманству его не будет никакого ущерба и он будет близок к нирване. Это то качество, государь, что сле­дует взять у сухопутной черепахи. Ведь есть, государь, в Сто­пах Учения изречение Блаженного, бога богов:

«Монах, небеспечности преданный,

Беспечность считает опасной.

Успехи его неизменны:

Ведь он уже близок к нирване»[894].

54. Почтенный Нагасена, ты сказал, что следует взять пять качеств горного леса. Каковы эти пять качеств?

– Во-первых, государь, горный лес скрывает в себе злоумышленников. Вот точно так же, государь, и занимающемуся йогой йогу чужие проступки и прегрешения следует скрывать, не обнародовать. Это первое качество, государь, что следует взять у горного леса. Далее, государь, многие люди в горном лесу никогда не появляются. Вот точно так же, государь, и у занимающегося йогой йога не должны появляться страсть, враждебность, заблуждение, гордость, лжемудрие, да и все прочие аффекты. Это второе качество, государь, что следует взять у горного леса.

Далее, государь, горный лес удален от людской толчеи. Вот точно так же, государь, и занимающему­ся йогой йогу следует быть удаленным от греховных, неблагих, неподобающих ариям дхарм. Это третье качество, государь, что следует взять у горного леса.

Далее, государь, в горном лесу мирно и чисто. Вот точно так же, государь, и занимающе­муся йогой йогу следует быть мирным, чистым, умиротворен­ным, отбросить прочь гордость и пренебрежение к другим. Это четвертое качество, государь, что следует взять у горного леса. Далее, государь, в горный лес часто приходят арии-подвижники. Вот точно так же, государь, следует, чтобы и к занимающемуся йогой йогу часто приходили арии-подвижники. Это пятое каче­ство, государь, что следует взять у горного леса. Ведь есть, го­сударь, в превосходном Своде связок изречение Блаженного, бога богов:

«Арии-созерцатели,

В уединенье стойкие,

Решительные, умные,

Твоим пусть будут обществом»[895].

55. Почтенный Нагасена, ты сказал, что следует взять три качества дерева. Каковы эти три качества?

– Во-первых, государь, дерево имеет цветы и плоды. Вот точно так же, государь, и занимающемуся йогой йогу следует обрести цветы свободы и плоды шраманства. Это первое каче­ство, государь, что следует взять у дерева.

Далее, государь, тем, кто подходит к дереву, приближается к нему, оно дарует тень. Вот точно так же, государь, если к занимающемуся йогой йогу приходят люди, ему следует гостеприимно позаботиться об их вещественных нуждах и об их нужде в Учении. Это второе ка­чество, государь, что следует взять у дерева.

Далее, госу­дарь, дерево не различает, на что оно бросает свою тень. Вот точно так же, государь, и занимающемуся йогой йогу не следует делать различий между живыми существами, следует и на воров, убийц и своих ненавистников и на себя самого равно распространять доброту, думая: «Пусть существа друг с другом не враждуют, друг другу не вредят, не злобятся и счастливо заботятся о себе»[896]. Это третье качество, государь, что следует взять у дерева. Ведь есть, государь, изречение тхеры Шари­путры, полководца Учения:

«С Девадаттой, едва не убийцей,

С Пальцеломом, лютым разбойником,

Со свирепым слоном Дханапалой

И с Рахулой, собственным сыном,–

Со всеми Мудрец одинаков».

56. Почтенный Нагасена, ты сказал, что следует взять пять качеств дождевого облака. Каковы эти пять качеств?

– Во-первых, государь, дождевое облако очищает воздух от пыли и сора. Вот точно так же, государь, и занимающемуся йогой йогу следует очищать мысль от пыли и сора аффектов. Это первое качество, государь, что следует взять у дождевого облака. Далее, государь, дождевое облако дает земле отдохно­вение от зноя. Вот точно так же, государь, и занимающемуся йогой йогу следует освоением и излучением доброты давать отдохновение всему миру с богами. Это второе качество, госу­дарь, что следует взять у дождевого облака.

Далее, государь, благодаря дождевому облаку прорастают семена всех растений. Вот точно так же, государь, и занимающемуся йогой йогу сле­дует во всех живых порождать семена веры и взращивать эти семена, чтобы они принесли свои плоды – три вида благоденст­вия: сначала благоденствие быть небожителем или человеком, а потом и благоденствие достичь высшей цели и счастья – нирваны. Это третье качество, государь, что следует взять у дождевого облака.

Далее, государь, дождевое облако появляется на небе в свою пору и оберегает от зноя все растения, растущие на поверхности земли: травы, деревья, лианы, кусты, целебные растения и большие лесные деревья. Вот точно так же, государь, и занимающемуся йогой йогу следует породить подлинное внимание и этим подлинным вниманием оберегать свое шраманское дело, ибо все благие дхармы коренятся в под­линном внимании. Это четвертое качество, государь, что следует взять у дождевого облака.

Далее, государь, дождевое облако проливается дождем и наполняет потоками воды реки, пруды, озера, расщелины, старицы, низины, углубления и колодцы. Вот точно так же, государь, и занимающемуся йогой йогу сле­дует на жаждущих духовного постижения людей изливать дождь проповеди Учения, воспринятого по преемству, и напол­нять им их умы. Это пятое качество, государь, что следует взять у дождевого облака. Ведь есть, государь, изречение тхеры Шарипутры, полководца Учения:

«В неоглядной заметив дали

Человека, духовно готового,

Просветленный приходит к нему

И ведет его к постижению».

57. Почтенный Нагасена, ты сказал, что следует взять три качества драгоценного самоцвета. Каковы эти три каче­ства?

– Во-первых, государь, драгоценный самоцвет со всех сто­рон совершенно чист. Вот точно так же, государь, и занимающе­муся йогой йогу следует быть в своей жизни безупречно, совер­шенно чистым. Это первое качество, государь, что следует взять у драгоценного самоцвета.

Далее, государь, драгоценный само­цвет ни с чем не образует соединений. Вот точно так же, госу­дарь, и занимающемуся йогой йогу не следует соединяться с греш­никами, с дурными друзьями. Это второе качество, государь, что следует взять у драгоценного самоцвета.

Далее, государь, драго­ценный самоцвет хорошо сочетается с другими сокровищами. Вот точно так же, государь, и занимающемуся йогой йогу следу­ет жить рядом с прекрасными, благородными людьми – идущи­ми стезею, обретшими плод, обучающимися и достигшими мастер­ства, с обретшими слух, возвращающимися единожды, безвоз­вратными, святыми, обладателями трех вéдений, шести сверх­знаний, обретшими драгоценный самоцвет шраманства. Это третье качество, государь, что следует взять у драгоценного самоцвета. Ведь есть, государь, в Сборных сутрах изречение Блаженного, бога богов:

«Пусть те, кто к чистоте стремится,

Живут с подобными себе,

Всегда в согласье пребывая,

И тяготам кладут конец»[897].

58. Почтенный Нагасена, ты сказал, что следует взять четыре качества охотника. Каковы эти четыре качества?

– Во-первых, государь, охотник мало спит. Вот точно так же, государь, и занимающемуся йогой йогу спать следует мало. Это первое качество, государь, что следует взять у охотника. Далее, государь, мысли охотника связаны только с преследуемым зверем. Вот точно так же, государь, и мысли занимающего­ся йогой йога следует быть связанной только опорою созерца­ния. Это второе качество, государь, что следует взять у охот­ника. Далее, государь, охотник знает, что в какое время нужно делать. Вот точно так же, государь, и занимающемуся йогой йо­гу следует знать должное время: в какое время ему следует уединяться, в какое время выходить к людям. Это третье каче­ство, государь, что следует взять у охотника. Далее, государь, охотник при виде зверя оживляется: «Сейчас я его подстрелю». Вот точно так же, государь, и занимающемуся йогой йогу сле­дует радоваться опоре созерцания и оживляться, приступая к упражнению: «Сейчас я сделаю еще один шаг вперед». Это четвертое качество, государь, что следует взять у охотника. Ведь есть, государь, изречение тхеры Могхараджи:

«Опору мысли обретя,

Упорный, вдумчивый монах

Возрадуется пусть весьма:

Ведь это к постиженью шаг».

59. Почтенный Нагасена, ты сказал, что следует взять два качества рыбака. Каковы эти два качества?

– Во-первых, государь, рыбак вытаскивает рыб крючком. Вот точно так же, государь, и занимающемуся йогой йогу следу­ет знанием вытаскивать плоды шраманства один за другим. Это первое качество, государь, что следует взять у рыбака. Да­лее, государь, рыбак жертвует немногим, чтобы получить боль­шую прибыль. Вот точно так же, государь, и занимающемуся йогой йогу следует оставить ограниченные мирские желания. Оставив ограниченные мирские желания, государь, занимаю­щийся йогой йог обретает великий плод шраманства. Это второе качество, государь, что следует взять у рыбака. Ведь есть, госу­дарь, изречение тхеры Рахулы:

«Развязки через бессвойственность,

Пустоту и неприлагание,

Шесть сверхзнаний, четыре плода –

Все обретёшь отречением»[898].

60. Почтенный Нагасена, ты сказал, что следует взять два качества плотника. Каковы эти два качества?

– Во-первых, государь, плотник обтесывает бревно, точно следуя черной нитке. Вот точно так же, государь, и занимаю­щийся йогой йог должен точно последовать Завету Победителя, опереться на почву нравственности, схватить рукою веры топор мудрости и стесать аффекты. Это первое качество, государь, что следует взять у плотника.

Далее, государь, плотник снимает за­болонь и берет сердцевину. Вот точно так же, государь, и занимающемуся йогой йогу следует уклоняться от бесполезных споров: о вечности, о гибели, о том, одно ли и то же душа и тело, или тело – одно, а душа – другое; о том, что превосход­но– то или иное; о том, что против судьбы не пойдешь; о том, человек ли свершает деяния; о том, есть ли прок в мона­шеской жизни; о том, что когда живое существо гибнет, то рож­дается уже другое существо; о том, вечны ли слагаемые; о том, верно ли, что тот, кто действует, тот и испытывает последствия деяний, или же действует один, а испытывает последствия дея­ний другой; о всяких взглядах на плоды деяний и воззрениях на плоды действий и от тому подобного[899] – и следует взять себе понимание природы слагаемых, высшую пустоту, бездеятель­ную и безжизненную, предельную пустоту[900]. Это второе качест­во, государь, что следует взять у плотника. Ведь есть, государь, в Сборных сутрах изречение Блаженного, бога богов:

«Стряхните грязь, отбросьте вздор,

Пустую болтовню оставьте

И сторонитесь лжемонахов.

Стряхните тех, кто ищет злого,

Кто сеет зло своею жизнью.

Пусть те, кто к чистоте стремится,

Живут с подобными себе»[901].

Памятка:

Паук, младенец, черепаха, лес,

Дерево, дождь и самоцвет,

Охотник, рыболов и плотник.

Шестая глава закончена.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

61. Почтенный Нагасена, ты сказал, что следует взять одно качество кувшина. Каково это качество?

– Известно, государь, что полный кувшин не звенит. Вот точно так же, государь, и занимающемуся йогой йогу, достигнув предела в учености, освоении, знании сутр, во всем шраман­стве, не следует об этом звенеть, не следует этим гордиться, не следует проявлять спесь, но следует оставить гордость, оставить спесь и быть чистосердечным, прямодушным и не­хвастливым. Это то качество, государь, что следует взять у кувшина. Ведь есть, государь, в Сборных сутрах изречение Бла­женного, бога богов:

«Что пусто, то звенит,

Что полно, то молчит.

Глупец – что пустой сосуд,

А умный – глубокий пруд»[902].

62. Почтенный Нагасена, ты сказал, что следует взять два качества железа[903]. Каковы эти качества?

– Во-первых, государь, железо от ковки твердеет[904]. Вот точ­но так же, государь, и ум занимающегося йогой йога должен становиться тверже благодаря подлинному вниманию. Это пер­вое качество, государь, что следует взять у железа. Далее, госу­дарь, железо впитанную им однажды воду из себя не выпускает[905]. Вот точно так же, государь, и занимающемуся йогой йогу, если в нем однажды появилась вера в три драгоценности: «Велик Блаженный, Истинновсепросветленный; благовозвещено им Уче­ние; на правильном пути его община»[906], то ему не следует впредь ее упускать; и однажды появившееся знание: «Образное бренно, ощущение бренно, распознавание бренно, слагаемые бренны, сознание бренно» – тоже не следует впредь упускать. Это второе качество, государь, что следует взять у железа. Ведь есть, государь, изречение Блаженного, бога богов: «Муж с очищенным виденьем, Дхарме ариев преданный, Владеющий знаньем особенным, Бестрепетен и целиком…»[907].

63. Почтенный Нагасена, ты сказал, что следует взять три качества зонта. Каковы эти три качества?

– Во-первых, государь, зонт находится выше головы. Вот точно так нее, государь, и занимающемуся йогой йогу следует быть мыслью выше головы аффектов. Это первое качество, государь, что следует взять у зонта. Далее, государь, зонт дер­жат над головою за ручку. Вот точно так же, государь, и зани­мающемуся йогой йогу следует держаться за подлинное внима­ние, как за ручку. Это второе качество, государь, что следует взять у зонта. Далее, государь, зонт защищает от солнечного зноя, ветра и дождя. Вот точно так же, государь, и занимающе­муся йогой йогу следует защитить свою мысль от множества ложных воззрений всяких шраманов и брахманов, от мертвя­щего ветра и губительного зноя тройного огня и дождя аффек­тов. Это третье качество, государь, что следует взять у зонта. Ведь есть, государь, изречение тхеры Шарипутры, полководца Учения:

«Как зонт без дыр, большой и прочный,

От ветра, зноя защищает

И от неистовства дождя –

Вот так же слушатель арийский

Зонт нравственности крепко держит,

И от дождя любых аффектов,

От пагубы тройного жара

Он им надежно защищен».

64. Почтенный Нагасена, ты сказал, что следует взять три качества поля. Каковы эти три качества?

– Во-первых, государь, поле перечерчено канавками. Вот точно так же, государь, и ум занимающегося йогой йога дол­жен быть полон перечней, изъясняющих следование правиль­ному, должному поведению[908]. Это первое качество, государь, что следует взять у поля. Далее, государь, вокруг поля насыпа­на со всех сторон гряда. Этою грядою на поле задерживают во­ду и дают урожаю созреть. Вот точно так же, государь, и занимающемуся йогой йогу следует возвести между собою и всем дурным гряду нравственности и совестливости. Этою гря­дой нравственности и совестливости он удержит своё шраманство и обретет все четыре плода шраманства. Это второе каче­ство, государь, что следует взять у поля.

Далее, государь, поле радует земледельца созревшим урожаем. Вот точно так же, государь, и занимающемуся йогой йогу следует богатым, обильным урожаем плодов шраманства воздавать своим пода­телям и радовать их: пусть малый дар он возвращает бóльшим, а большой – еще бóльшим. Это третье качество, государь, что следует взять у поля. Ведь есть, государь, изречение тхеры Упалия, носителя Устава:

«Пусть себя уподобит он полю,

Дары раздает обильно.

Превосходным считают то поле,

Что обильный приносит плод».

65. Почтенный Нагасена, ты сказал, что следует взять два качества противоядия. Каковы эти два качества?

– Во-первых, государь, в противоядии не заводится чер­вячков. Вот точно так же, государь, и занимающемуся йогой йогу не следует заводить в своем уме червячков-аффектов. Это первое качество, государь, что следует взять у противоядия. Далее, государь, яд надкушенный, потроганный, увиденный, съеденный, выпитый, разжеванный, проглоченный противоядием обезвреживается. Вот точно так же, государь, и занимающемуся йогой йогу следует обезвредить яд страсти, враждебности, заблуждения, гордости и лжемудрия. Это второе качество, го­сударь, что следует взять у противоядия. Ведь есть, государь, изречение Блаженного, бога богов:

«Йог, увидеть стремящийся

Природу и смысл слагаемых,

Уподобившись противоядию,

Яд аффектов пусть уничтожит».

66. Почтенный Нагасена, ты сказал, что следует взять три качества пищи. Каковы эти три качества?

– Во-первых, государь, пища все живые существа поддерживает. Вот точно так же, государь, и занимающемуся йогой йогу следует все живые существа поддерживать на арийской стезе. Это первое качество, государь, что следует взять у пищи. Далее, государь, пища укрепляет силы живых существ. Вот точно так же, государь, и занимающемуся йогой йогу сле­дует укреплять свои благие достоинства. Это второе качество, государь, что следует взять у пищи. Далее, государь, пища всем живым существам весьма желанна. Вот точно так же, государь, и занимающемуся йогой йогу следует для всех живых существ быть весьма желанным. Это третье качество, государь, что сле­дует взять у пищи. Ведь есть, государь, изречение тхеры Маудгальяяны:

«Самообузданный, сдержанный,

Нравственный, делу преданный –

Пусть йог будет людям желанен».

67. Почтенный Нагасена, ты сказал, что следует взять четыре качества стрелка. Каковы эти четыре качества?

– Во-первых, государь, когда стрелок собирается выстре­лить, он твердо опирает обе ноги о землю, коленями не двига­ет, колчан ставит на бедро, чтобы он не мешал[909], тело выпрям­ляет, обеими руками стрелу на лук накладывает, сжимает ку­лак, плотно сжимает пальцы, напрягает шею, закрывает рот и прищуривает глаза, прямо смотрит на цель и решительно дума­ет: «Пробью насквозь!» Вот точно так же, государь, и занимаю­щемуся йогой йогу следует твердо опереться на землю нравст­венности ногами усилия, быть постоянным в терпении и крото­сти, установить свою мысль в сдержанности, привести себя к самообузданию, зажать все желания и мечтания, плотно сжать мысль подлинным вниманием, напрячь усилие, закрыть шесть, проходов, поставить себе памятование и решительно думать: «Пробью все аффекты насквозь каленой стрелой знания!» Это первое качество, государь, что следует взять у стрелка.

Далее, государь, стрелок пользуется шипом, чтобы выпрямлять кривую, гнутую, искривленную каленую стрелу. Вот точно так же, госу­дарь, и занимающемуся йогой йогу следует пользоваться шипом постановок памятования, чтобы выпрямить кривую, гнутую, ис­кривленную мысль. Это второе качество, государь, что следует взять у стрелка.

Далее, государь, стрелок упражняется с ми­шенью. Вот точно так же, государь, и занимающемуся йогой йогу следует упражняться с телом, рассматривая его как нечто бренное, тягостное, лишенное самости, как болезнь, на­рыв, занозу, напасть, недуг, чужое, распадающееся, беду, пре­пятствие, опасность, преследование, неверное, хрупкое, непроч­ное, обнаженное, незащищенное, беззащитное, бессодержатель­ное, пустое, бедственное, бессущностное, корень бед, убийцу, прилепленность, сложённость, связанное с рождением, связанное со старостью, связанное с болезнью, связанное со смертью, связан­ное с печалью, связанное со стенаниями, связанное с болью, связанное с унынием, связанное с отчаянием[910]. Вот так, госу­дарь, занимающемуся йогой йогу следует упражняться с те­лом. Это третье качество, государь, что следует взять у стрелка.

Далее, государь, стрелок упражняется утром и вечером. Вот точно так же, государь, и занимающемуся йогой йогу следует упражняться в созерцании на опоре утром и вечером. Это четвертое качество, государь, что следует взять у стрелка. Ведь есть, государь, изречение тхеры Шарипутры, полководца Уче­ния:

«Прилежный стрелок из лука

Упражняется утром и вечером,

Не отлынивает от упражненья

И имеет харчи и жалованье.

Вот так же пусть сын Просветленного

Упражняется утром и вечером,

Не отлынивает от упражненья

И святости достигает».

Закончен пятый вопрос, о стрелке[911].

Заключение

Итак, в шести частях этой книги с ее превосходными двад­цатью двумя главами изложены двести шестьдесят два вопроса Милинды. Неизложенными остались еще сорок два[912]. Итого изложенных и неизложенных вопросов будет всего триста четы­ре. Все они называются вопросами Милинды[913].

Когда царь кончил задавать вопросы, а тхера – отвечать на них, земная твердь, простирающаяся на восемьдесят четыре сот­ни тысяч йоджан в ширину и омываемая со всех сторон океа­ном, сотряслась шесть раз, блеснули молнии, боги осыпали все дождем небесных цветов, Великий Брахма сказал «Хорошо!», а в недрах великого океана великий шум раздался, будто гром прогремел и прогрохотал. И царь Милинда с придворными приложили молитвенно сложенные руки ко лбу и земно покло­нились Нагасене. Царь Милинда весьма возрадовался сердцем, истребил в своем сердце гордость, узрел суть Завета Просвет­лённого, преодолел сомнения в трех драгоценностях, оставил упрямство и строптивость и, будучи весьма доволен достоинства­ми тхеры, его пострижением, истинным деланием и должным обращением, полный веры, оставивший иные привязанности, отбросил гордость и спесь, словно царская кобра, у которой выдернули ядовитые зубы, и сказал: «Отлично, отлично, поч­тенный Нагасена! Вопросы, на которые ты ответил, я мог бы задать самому Просветлённому! Кроме тхеры Шарипутры, полководца Учения, никого нет в Учении Просветлённого, рав­ного тебе в искусстве отвечать на вопросы! Простите мне, почтенный Нагасена, мою гордыню. Примите меня, почтенный Нагасена, в мирские последователи общины. С нынешнего дня и до самой смерти мое прибежище – в Учении».

 С тех пор царь и его войско слушали наставления тхеры Нагасены. Царь построил монастырь, принес его в дар тхере и снабжал тхеру Нагасену вместе с сотней миллионов святых монахов всем необходимым. А затем, полный доверия к мудро­сти тхеры, он поручил заботы о царстве сыну, ушел из дому в бездомность и, углубив прозрение, достиг святости.

Вот и ска­зано:

«Беседы на благо Учения

И мудрость на свете славятся.

Сломив заблуждение мудростью,

Приходят к покою разумные.

Тот, кому мудрость присуща

И памятованье немалое,

Высших достоин почестей,

Поистине он велик.

Пусть же муж рассудительный,

О благе своем радеющий,

Поклоняется мудрым людям

Так же, как чайтьям святых».

Сочинение, именуемое «Вопросы царя Милинды и ответы тхеры Нагасены», закончено.

Комментарий


Книга первая

1 Поклон Блаженному Святому Истинновсепросветленному – частое нача­ло тхеравадинских текстов. Блаженный (Bhagavan, что толкуется как «обла­датель благой доли», а также «наделяющий людей») – наиболее употреби­тельный титул Будды в устах буддистов. Святой (araha санскр. arhant) – че­ловек, полностью избавившийся от аффектов и живущий в последний раз. Будда – тоже архат, но не всякий архат – будда. В махаяне понятие архата уточняется, там этим словом обозначается человек, свободный лишь от аффек­тов, но не от неаффективного неведения в отличие от будды, преодолевшего также и последнее. Истинновсепросветленный (Sammasambuddho, санскр. Samyaksambuddha) толкуется как «самостоятельно и поистине познавший все дхармы» (Висуддхимагга, с. 202).

[2] Сагала – город в Пенджабе, отождествляемый с современным Сиялкотом.

[3] Таким образом, Нагасена опирался на знание всего буддийского Ка­нона.

[4] Пояснение – nауо; видимо, имеется в виду пояснение посредством при­ведения основания (hetu, kāranaṃ). Пример (opammaṃ) – часть метода объ­яснения; прием, заключающийся в достаточно детальном уподоблении объяс­няемой ситуации или проблемы некоторой другой, понятной самой из себя. «Пример» соединяет прикладную логику и образное мышление. Тотальность использования «примеров» в ВМ заставляет предполагать некую связь со школой дриштантиков (излагателей примерами), но если считать это иным именем саутрантиков, то такая связь будет неправдоподобна.

[5] Двумя чертами () обозначены стыки текстовых блоков, скомпонован­ных, зачастую неумело, позднейшим редактором.

[6] В эллинистических государствах на территории нынешних Пенджаба и Афганистана.

[7] Брахманы, кшатрии, вайшьи, шудры – сословия (варны) древнеиндий­ского общества. При перечислении их буддийские сочинения в отличие от брахманистских и позднейших индуистских выносят на первое место кшат­риев, а не брахманов. Это связано с традиционно принимаемым кшатрийским происхождением самого Будды и с непризнанием буддистами брахманских пре­тензий на исключительность.

[8] Шраманы и брахманы – обычное в ранних буддийских текстах парное сочетание. Шраманы – отшельники, странники, искатели истины, порвавшие с мирской жизнью. Часто объединялись в общины.

[9] Котумбарские. Город или местность с таким названием неизвестны; см., впрочем, далее в тексте кн. IV, но там это может свидетельствовать о неосве­домленности жившего позднее автора этой книги. Палийский толковый сло­варь Абхидханаппадипика приводит слово как название вида ткани наряду с тканями льняными, шелковыми, шерстяными, джутовыми и пр.

[10] Каршапана – основная денежная единица. Карша – монета достоин­ством в четыре каршапаны.

[11] В пали различаются не три разновидности пищи, как в русском (твер­дая пища, жидкая и напитки), а четыре: твердая – разжевываемая, как мясо, лепешки; мягкая – полужидкая вроде каши-размазни; жидкая, как суп; на­питки.

[12] Страна северных куру – мифический материк к северу от Индии, где люди живут счастливо и безбедно, где все равны, никто не работает, где нет болезней, а смерть наступает спокойно и незаметно.

[13] Алакаманда, или Алака – резиденция бога богатств Куберы (Вайшраваны), хранителя севера.

[14] Оглавление в целом соответствует переводимому палийскому тексту «Вопросов Милинды». Отметим нелогичность деления: «Вопросы о свойствах» названы и наряду с «Вопросами Милинды», и как часть их; «Вопросы Ми­линды» есть и название всего текста, и второй его книги. «Вопросы к опи­санию йога» (прославление аскетических монашеских обетов), строго говоря, не могут быть названы «рогатиной»: формулировка альтернативы, необходи­мая для «рогатины», в них отсутствует. Их трудно назвать частью «Вопросов- рогатин» и по композиционным соображениям, ибо между ними и «Большой главой» (т. е. восьмью главами кн. III) находится вставка – «Вопрос о вы­воде»,– которая в данном оглавлении рядополагается «Вопросам-рогатинам». Последняя фраза, поясняющая название «Связь с прошлым», есть явно еще более поздняя добавка, чем все оглавление.

[15] Исторический Будда Шакьямуни считается не единственным, а лишь ближайшим к нам в череде будд, изредка, от эпохи к эпохе появляющихся в мире. Предшествовал ему будда Кашьяпа.

[16] Буддийским монахам полагается вставать рано утром.

[17] Имеется в виду одно несложное психическое упражнение – «памято­вание о Будде» (buddhānussati), заключающееся в вызывании в памяти до­стоинств Будды и сосредоточенном обдумывании их на основе принятой фор­мулы.

[18] Послушник (sāmaṇero) – тот, кто прошел обряд пострижения (pabbajjā), но еще не посвящён в монахи. Правила буддийской Винаи («Устава») рас­пространяются на него не в полной мере. Он должен изучать под руководст­вом опытных монахов сутры и Винаю. В отличие от христианского монаше­ства монашеское (и тем более послушническое) состояние в буддизме вовсе не является принудительно пожизненным. Вполне возможно выйти из мона­шества, а затем при желании вновь вступить в него.

[19] Троекратное повторение (требования, вопроса и т. п.) носит полури­туальный, полуэтикетный характер.

[20] Покой – нирвана. См. кн. II, гл. 1, примеч. 5.

[21] Находчивый – paṭibhāno. Подразумевается четвертое из так называе­мых «толкующих знаний» (paṭisambhidā), разъясняемых в кн. IV. Это творче­ское владение предметом, а также способность применять свое знание и изла­гать предмет, сообразуясь с ситуацией и собеседником.

[22] Тишья, сын Маудгали (Tisso Moggalliputto) – видный тхеравадинский деятель, автор абхидхармистского трактата Катхаваттху («Предметы спора»). Вставка с пророчеством и упоминанием Тишьи сделана, вероятно, теми же редакторами, кто вставил (см. ниже текст и примечание к нему) слегка под­новленную историю рождения и детства Тишьи из комментария на Виная-питаку.

[23] Материк Джамбу (санскр. Jambudvīpa) – южный из четырех земных материков по традиционной буддийской космографии. На нем находится Индия.

[24] К прошлому относятся, например, поминальные жертвы предкам; к бу­дущему – обряды ради здоровья, получения потомства; к настоящему – на­пример, по случаю рождения детей, вступления в брак и пр.

[25] Шрути … счет на пальцах – suti-sammuti-sañkhyā-yoga-nīti-visesikā-gaṇikā-gandhabbā-tikicchā-cātubbedā-purāṇā-itihāsā-jotisā-māyā-hetu-mantaṇā-yuddhā-chandasā-muddā. В перечне очевидная путаница. Такие списки бывают крайне стереотипны и обычно подгоняются под какое-либо «хорошее» число: известны перечни восемнадцати наук, шестидесяти четырех искусств и пр. Но число 19 психологически совсем «некруглое» и маловероятное, как и вообще числа, оканчивающиеся на девятку. Это, должно быть, чувствовал и автор по­метки: «одним словом, девятнадцать наук». № 1 и 10 перечня – синонимы и по­пали в него из-за недостаточной осведомленности автора в брахманском обра­зовании, поскольку suti встречается обычно в паре с sammuti и в ином сочета­нии в буддийских текстах неупотребительно. Не очень понятен № 14 (māуā); возможно толкование «царские уловки». № 16 (mantaṇā) как «наука» или «искусство» из других текстов неизвестен, перевод сделан по этимологии и исходя из соседства № 17. № 19 (muddā) в других списках (например в Дивьявадане, Махавасту) означает «искусство счета на пальцах», но в ином окружении. Список, наиболее близкий к данному, приведен в Махавьютпатти (Mahāvyutpatti. Изд. И. П. Минаев. СПб., 1911, с. 77–78).

[26] Институт философского диспута получил в древней Индии значитель­ное развитие и определенную кодификацию. Умение вести диспут рано стало особым профессиональным умением, нетождественным философскому знанию самому по себе. Поэтому царь мог быть именно диспутантом, не будучи в то же время философом.

[27] Это вовсе не значит, что сам он был проповедником какого-либо толка. Царь принадлежал к числу «ветандинов» – спорщиков, не выдвигающих свое­го тезиса, но берущихся оспаривать положения оппонента.

[28] В переводе воспроизведена ошибка в согласовании, изобличающая не­брежную интерполяцию.

[29] Войско четырех родов – боевые слоны, колесницы, конница и пехота, традиционное и ко времени написания ВМ уже устаревшее деление на рода войск, ибо колесницы постепенно выходили из употребления.

[30] Рассуждатели – lokāyata. Это слово не означает в палийских текстах философское направление (то же, что и cārvāka), а значит споры, главным образом софистического характера, как в Абх 112: «Lokāyata есть нечто, при­думанное ради спора». Ср. также следующий контекст: «Иные же шраманы и брахманы данную им с верою еду едят и такою вот беспорядочной наукою, таким дурным заработком жизнь поддерживают: «будет-де дождь, будет бездождье, будет сытное время, будет голодное время, благополучие будет, нужда будет» – таким вот счетом на пальцах, исчислением, расчетами, бас­нями, спорными выдумками (lokāyata)» (Д 1.1.25; Д 1.2.60). Возражатели – vetaṇḍī. Слово vitaṇḍa определяется в Ньяясутрах как оспаривание без вы­движения положительного аргумента.

[31] Несколько странно здесь выделение буддистов («признающих Святого Истинновсепросветленного») из числа прочих шраманов, к которым они обыч­но причислялись небуддистами.

[32] Далее следует неуклюжая интерполяция из канонической сутры «Плоды шраманства» (Д II), события которой относятся к эпохе жизни Будды, т. е. произошли за 500 лет до Милинды, судя по приводимому в тексте пророче­ству. Интерполяция свидетельствует об окончательном превращении Милинды из исторического лица в легендарную фигуру, а кроме того, изобличает не­достаточное понимание ее автором самой сутры.

[33] О перечисленных шести учителях см., например: Бонгард-Левин Г. М. Древнеиндийская цивилизация. Философия, наука, религия. М., 1980, гл. 3.

[34] Ад Нéзыбь (Avici) – низший и страшнейший из многочисленных адов буддийской космографии.

[35] Чандалы и пуккусы – представители презираемых нечистых каст, по происхождению неиндоарии.

[36] Можно понять иначе: «ни шраманов, ни брахманов-мирян».

[37] Очевидно, уходили не только после диспутов, но и заранее, чтобы не ввязываться в спор, суливший поражение.

[38] Любовь к большим степеням десяти – общая черта древнеиндийских текстов.

[39] Гора Югандхара находится на одном из концентрических горных хреб­тов, окружающих ось мира – гору Меру.

[40] Отметим, что, хотя святость и признается высшей ценностью и целью, достижение ее, как оказывается, вовсе не связано с особой мощью ума. Вся история поисков «усмирителя» царю Милинде, рождения Нагасены и пр., излагаемая ниже, свидетельствует о понимании буддизмом величайшего зна­чения разума, который на деле превосходит самое святость. Ср. с этим также заключающие ВМ строки: «Пусть же муж рассудительный/… Поклоняется ум­ным людям/ так же, как чайтьям святых».

[41] Обитель Тридцати Трех богов – второй уровень небес мира желаний, где Царствует царь богов Индра (Шакра).

[42] Дворец Победный (Vejayanto) – чертоги Индры.

[43] Святые воспользовались одною из так называемых «сверхобычных сил». Они могут напоминать чудотворство, но воспринимаются не как собственно чудо, т. е. нарушение законов природы, а как особые, с большим трудом и после сложной тренировки достигаемые способности, которые все к тому же перечислены и описаны, так что никаких чудес, помимо перечисленных, не бывает по природе вещей.

[44] Как отметил Демьевиль (Demiéville P. Les versions chinoises du Milindapañha.– Bulletin de 1’Ecole Française d’Extrême-Orient. 1924, 24, c. 26–27), следующая далее история уговоров Махасены, рождения и детства Нагасены близко, а иной раз и дословно повторяет приводимую в введении к коммента­рию на Винаю историю тхеры Тишьи, сына Маудгали. В китайском варианте этой интерполяции нет.

[45] Я – слуга общины (ārāmiko), букв, «монастырский служка». Себя, как мирянина, Шакра ставит ниже монахов и готов услужить им.

[46] Каверзные – diṭṭhivādena. Пользуясь методами диспута, царь выводит из аргументов буддистов следствия, неприемлемые для них самих, как то про­демонстрировано в беседе с Аюпалой.

[47] Чтобы быть в состоянии самостоятельно, хотя бы до некоторой степе­ни, определять, где родиться в следующий раз, требуется обладать немалыми духовными заслугами. Ср. кн. III, вопрос 6.

[48] Там много деяний – только в мире людей совершаются поступки (kar­ma), имеющие значение для будущего и могущие привести в ад, на небеса и пр. Или проще: у людей приходится делать дела, работать.

[49] Имеется в виду один из путей ухода в нирвану – «уход вверх по те­чению» (uddhaṃsoto). Индивид переходит при этом на все более высокие не­бесные сферы (фактически уровни созерцания), а затем достигает нирваны.

[50] Десятисильный – эпитет Будды. К «силам» относятся способность про­поведовать Учение разными способами, знание наклонностей живых существ и пр.

[51] Здесь, по-видимому, опять перебой в рассказе.

[52] Торможение (nirodho) – психофизиологический предел сосредоточения, объективно характеризующийся прерывом психической деятельности, останов­кой дыхания, падением температуры тела.

[53] Засверкало … прошел (āvudhabhaṇḍāni pajjaliṃsu, aggasassaṃ abhinipphannaṃ, mahāmegho abhippavassi). Первые два явления не вполне ясны, однако общий смысл несомненен: Нагасене предстоит защитить Учение, его деятельность будет плодоносной, утолит духовную жажду многих.

[54] То есть пока Нагасене не исполнилось семь лет.

[55] Проходите, почтенный – вежливый отказ подать что-либо монаху.

[56] Рассказывал … из Речений Просветленного – это называлось anumodanaṃ – «следующая за трапезой радость». Подача милостыни и ответная проповедь были с экономической точки зрения обменом услуг. Вступая в мона­шескую общину, человек отказывался от собственности в пользу других и устранялся от участия в хозяйственной жизни общества, становясь носителем и распространителем духовной культуры. Общество же обеспечивало его ма­териально.

[57] Имеются в виду лунные месяцы.

[58] Обучение мальчиков в брахманских семьях начиналось в семилетнем возрасте.

[59] Умение – sippaṃ, примерно соответствует античному пониманию слова «искусство» (ars, τέχνη).

[60] Тысячу – в ведийскую эпоху подразумевалось «коров», но авторы кн. I ВМ этого могли уже не знать.

[61] Приглашение учителя на дом – необычная черта быта; как правило, дело было наоборот: ученик жил в доме учителя на правах члена семьи и по­могал ему по хозяйству.

[62] Мантры – ведийские гимны.

[63] Список изученных Нагасеной наук заимствован из Канона, см., напри­мер, сутру «Долгожитель» (М 91) и др. Со знанием словарей и ритуала – sanighaṇḍukeṭubhesu. Nighaṇḍu – словари встречающихся в ведах редких и вышедших из употребления слов, составленные еще в древности. Keṭubha – важнейший из «членов вед» (vedāñga), т. е. наука о ритуале. Выделять слова из предложения – восстанавливать отдельное звучание слова, устраняя по­зиционные фонетические изменения на стыках слов. Для ведийской учености характерно повышенное внимание к звуковой и грамматической правильности произносимого в ритуале ведийского текста, поскольку неправильное произ­ношение, как считалось, могло сделать ритуал бесплодным, а то и вред­ным. Признаки великого человека – тридцать две особенности внешнего физи­ческого облика человека, предвещающие ему великую судьбу: если он оста­нется мирянином, то станет миродержцем (cakkavatti), а если уйдет в монахи, то станет Всепросветленным. Признаки находят свое отражение и в скульптурно-живописном каноне изображения будд.

[64] Очередная неувязка. Если Рохана семь лет ходил за подаянием в Каджангалу, то и жил он, надо думать, по соседству, а не где-то далеко, поэтому переноситься с помощью сверхобычных сил не было надобности.

[65] Эта фраза игнорирует, как кажется, то что Рохана давно уже был при­глашен постоянно свершать трапезу в доме отца Нагасены и не мог поэтому быть ему незнаком.

[66] Буддийские монахи стригутся наголо и носят оранжево-желтые одеяния. У сведущего в буддийской литературе читателя вопрос Нагасены вызывает в памяти такой же вопрос бодхисаттвы, будущего будды, во время последней из «четырех знаменательных встреч», т. е. при встрече с монахом, которая и подтолкнула бодхисаттву окончательно к уходу из мирской жизни.

[67] В подлиннике непереводимая игра слов.

[68] В джатаках не раз рассказывается, что человека, иной раз даже злодея, от беды спасала только внушающая уважение желтая монашеская одежда.

[69] Перечень составляющих каноническую абхидхарму трактатов является позднейшей вставкой. Вообще интерполяции такого рода (расшифровка тер­минов, названий и пр.) принадлежат к самым частым в буддийских текстах. Указанное в данном списке содержание трактата «Описание типов личностей» не соответствует известному нам палийскому трактату с этим названием.

[70] Абхидхармистские трактаты написаны строго формализованным, почти алгебраизированным языком и легко допускают сокращения, «свертывания». Имеется даже палийское слово peyyālaṃ, означающее примерно то же, что и математический знак 2. Без сокращений эти трактаты длинны неимоверно.

[71] Коралловое дерево – mandāra. Растет, по мифологическим представле­ниям, в увеселительной роще Шакры, главы Тридцати Трех богов, на вершине вселенской горы.

[72] Посвящение (upasampadā) – обряд принятия в полноправные члены об­щины. Посвящать разрешается лиц не моложе двадцати лет.

[73] Сезон дождей.

[74] Выражать в таких случаях свое согласие вслух считалось недопу­стимым.

[75] Провожатый шраман – младший монах, сопровождающий тхеру вне монастыря.

[76] Надмирное – lokottara, т. е. относящееся к нирване или к арийской восьмизвенной стезе.

[77] Здесь имеется в виду, что никакой «души», понимаемой как некая вещьне существует, ибо дух есть процесс.

[78] «Все, что слагается, пресечётся». Обычная формулировка происхождения так называемого «пути видения». Если возникшее при этом знание оказалось устойчивым, то человека можно по праву назвать «обретшим слух» (к даль­нейшему восприятию буддийской проповеди), т. е. «первой арийской лич­ностью», как то произошло с Нагасеной (см. дальше в тексте).

[79] Йоджана – древнеиндийская мера длины, по разным источникам, от 7 до 14 км. В китайском переводе ВМ йоджане соответствует 40 ли.

[80] Сравнение с пастухом взято из Дхп 19. Не шраман означает здесь «не святой», поскольку святой есть шраман по преимуществу.

[81] Толкующие знания (paṭisambhidāyo) разъяснены в кн. IV ВМ.

[82] Ставши святым, Нагасена обрел сверхобычные силы.

[83]Странноприимная обитель – sañkheyapariveṇaṃ. Слово понималось до сих пор как топоним. Но ср. saṃkheya<sañkṣeya – «место, предназначенное для совместного житья» + pariveṇaṃ. – «монашеская келья».

[84] Наследник наследия (āgatāgamo) – эрудит в священных текстах. Сло­во āgamo – «эрудиция в текстах» часто выступает в паре с adhigamo – «по­нимание текстов».

[85] Цель – attho. Слово также означает «смысл; обозначаемый словом предмет; объект; выгода». В таком контексте, как этот, имеется в виду не одно, а несколько граней этого единого значения. Так, «высшая цель» (раramattho) в не меньшей степени есть и «высший смысл». Ваш – буддийский.

[86] Ответ Аюпалы не слишком удачен. Возможно, что выражение «жить по дхарме, гладкое житье» (dhammacariyāsamacariyā) тхера употребил, чтобы быть более понятным греческому царю, ибо и по словесной форме, и отчасти по смыслу это сочетание напоминает о стоическом греческом «жить (в со­гласии с природой)» όμολουμνεωξ τή φύσοι. Однако в Каноне «житье по дхарме» разъясняется как «десять благих путей деяния», а именно: отказ от убийства, воровства, прелюбодеяния; отказ от лжи, злословия, грубости, пу­стословия; отказ от алчности, вредительства и ложных взглядов (М 41). Та­ким образом, «житье по дхарме», «гладкое житье» есть лишь первый, поверх­ностный срез буддийского учения, а требования к личности здесь не очень высоки.

[87] Заказник – migadāyo. Большой огороженный участок леса, куда спе­циально сгонялись звери для царской охоты.

[88] «Заход созвездия провидцев» – Isipatanaṃ. Созвездие провидцев соот­ветствует Большой Медведице.

[89] Имеется в виду первая после просветления проповедь, в которой были возвещены «четыре арийские истины». См. приложение 2.

[90] Перечень приводимых Аюпалой проповедей довольно случаен: если «Сут­ра запуска колеса проповеди» по справедливости считается одной из самых прославленных и глубоких, то проповедь-увещание к Рахуле (М 147) особыми достоинствами не отличается, рассматриваемые в ней темы излагаются мно­жество раз и в других сутрах. Проповедь в большом собрании (Д XX) пред­ставляет собой описание множества небес и обитающих на них богов, т. е. собственно «проповеди» в ней нет и постижению Учения неоткуда взяться. Сутра о «способе сделать мысль гладкой» неизвестна, есть лишь «Глава о гладкой мысли» в А II.4. Что же касается сутр «Высшее благо» и «Презрение», то их содержание просто и приспособлено для восприятия совершенно нераз­витых людей, ограничиваясь простыми житейскими призывами быть хорошими и избежать презрения. К сердцевине буддийского учения отнести их никак нельзя, в чем читатель может убедиться сам. См. приложения 3 и 4.

[91] Сыны шакьев – буддисты. Исторический Будда происходил из племени шакьев и нередко именуется «мудрецом из рода шакьев» (Śākyamuni) и «львом из колена шакьев» (Śākyasiṃha).

[92] Чистые обеты (dhutañgāni) – тринадцать необязательных, добровольно принимаемых аскетических обетов в буддийском монашестве. См. кн. V ВМ.

[93] Одноеды (ekāsanikā) – монахи, принявшие обет съедать всю суточную порцию пищи сразу, за один присест.

[94] Тапас – аскеза, обычно предпринимаемая с целью добиться мирских, по не духовных благ. Термин этот добуддийский и в буддизме довольно редок.

[95] Бездомники (abbhokāsikā) – монахи, давшие обет ночевать только под открытым небом.

[96] Нележальцы (nesajjikā) – монахи, принявшие обет спать сидя.

[97] Монахи – исправлено по китайской версии. В палийской – «греки», что противоречит контексту.

[98] Глава общины, учитель школы, руководитель школы – сказано для внушительности, ибо, строго говоря, Нагасена – не учитель школы, так как он последователь Будды и не вполне самостоятельный мыслитель.

[99] Девять частей наставления Учителя – одно из возможных членений кор­пуса канонической литературы по жанровой принадлежности. См. кн. III, гл. 7, примеч. 3.

[100] Одежду … лекарства на случай болезни всегда получающий – канони­ческое клише. Буддийскому монаху изначально дозволялось иметь в личном использовании следующие вещи: миску для сбора подаяния, три одежды, брит­ву, иголку, сито для процеживания воды. По мере прихода их в негодность миряне дарили монахам новые, а также заботились и о прочих их нуждах, на­пример о лекарствах.

[101] Т. е. достигший святости.

[102] Девамантия – некоторые исследователи предлагают видеть в этом име­ни искажение греческого Δημήτριοζ. Но вернее предположить и межкультурную контаминацию со словом θεόμαυτιξ «прорицатель». Ср. кн. II, гл. 1, примеч. 26.

[103] Царь испугался так же, как в канонической сутре «Плоды шраман­ства» испугался царь Аджаташатру, подъехав к общине во главе с Буддой.

[104] Хранителями стран света (класс божеств, соотносимых со странами света и помещаемых на низшее из небес мира желаний) могут считаться толь­ко первые четыре из перечисленных богов, но по индуистской, а не по буддий­ской схеме. Индра правит востоком, Яма – югом, Варуна – западом, Кубера – севером. Суяма и Сантушита – старшие боги более высоких небес мира желаний, соответственно третьего и четвертого уровней. Праджапати, как можно догадываться, занял в этом перечне обычное место Индры (Шак­ры) – на макушке горы Меру, в обители Тридцати Трех.

[105] Великий Брахма – бестелесный бог небес в «мире образа» (rūpaloka).

[106] Гаруда – царь мифических птиц, беспощадно преследующий и истреб­ляющий змей. История вражды змей и птиц – известный мифологический сю­жет. См.: Темкин Э. Н., Эрман В. Г. Мифы древней Индии. М., 1982, № 25 и 26.

[107] Отрубленная голова демона Раху гоняется по небу за месяцем и пы­тается проглотить его. Так объясняет индийская мифология лунные затмения. Сюжет о Раху и месяце см. в кн.: Темкин Э. Н., Эрман В. Г. Мифы древней Индии, № 24.

[108] Вайшравана (пали Vessavaṇo) – эпитет бога богатств Куберы, счи­тающегося повелителем якшей, одного из разрядов духов. Мотив этот скорее общефольклорный, чем буддийский, так как в буддизме якши изображаются оборотнями-людоедами, соответствующими ракшасам индийского эпоса, и с Куберой связываются не всегда.

[109] Тоска небожителя перед необходимостью вновь стать человеком и ро­диться на земле после небесного блаженства – частый мотив индийской ли­тературы.

Книга вторая

Глава первая

 

[110] Учтиво и дружественно расспросил его о жизни – формульное выраже­ние, заимствованное из Канона. Подразумевается довольно длительный и це­ремонный обмен любезностями.

[111] Нагасена, Шурасена, Вирасена, Симхасена – мужские имена, этимоло­гически «войско слонов (или змиев)», «войско героев», «войско витязей», «вой­ско львов». Здесь не представлена личность – na h’ettha puggalo upalabbhati. Перевод не вполне точен из-за отсутствия адекватного соответствия палийскому upalabbhati. Удачно можно передать это по-латыни: persona hic non concipitur.

[112] Восемьдесят тысяч монахов – в китайском варианте «восемьдесят мо­нахов».

[113] Приемлемо ли это, можно ли согласиться с этим – заимствованное из Канона выражение (Д XV.34).

[114] Кто нравственность блюдет? Кто прилежит созерцанию? Кто следует стезей, получает плоды, осуществляет покой? – упомянуты три главные со­ставляющие буддизма как культуры личности: 1) культура поведения – нрав­ственность; 2) культура психики – йога, созерцание; 3) культура понима­ния– мудрость. Последняя, в свою очередь, выражается последовательностью этапов совершенствования – четырьмя «стезями», т. е. актами продвижения к окончательной цели – «прекращению тяготы», и соответствующими им «плодами» – устойчивыми результатами. Этапы таковы: а) обретение слуха (sotāpatti; см.: Парибок А. В. Понятие первой арийской личности в связи с сим­воликой воды в буддизме.– Литература и культура древней и средневековой Индии. М., 1987, с. 150–162); б) возвращение единожды (sakadāgāmitā); в) безвозвратность (anāgāmitā); святость или архатство (arahattaṃ). Словом «покой» переведен условно-этимологически термин nibbāṇaṃ (нирвана), по­скольку здесь и повсюду в кн. II он лишь упоминается, но не рассматривается и, таким образом, считается как бы сам собою понятным. В последних вопро­сах кн. III, содержащих образное описание и зачатки теории нирваны, слово оставлено без перевода.

[115] Кто живых убивает … Кто пьянствует …– названы нарушения пяти минимальных нравственных требований буддизма.

[116] Пять тотчас воздаваемых деяний – пять чернейших преступлений, не­минуемо влекущих посмертное немедленное («тотчас») воздаяние в аду: отце­убийство, матереубийство, убийство святого, пролитие крови Будды (убить его невозможно), раскол буддийской общины.

[117] Реминисценция из канонической сутры «Плоды шраманства», где сход­ные взгляды высказывают Аджита Волосяное Одеяло: «Нет деяния, нет жерт­вования, нет всесожжения, нет у деяний хороших и дурных ни плода, ни по­следствия» (Д 11.23) – и Пурана Кашьяпа: «Тот, кто жизнь пресекает, без спросу берет, грабит со взломом, разбойничает… к чужой жене входит, лжет – тот не свершает дурного» (Д 11.17).

[118] У вас – у буддистов.

[119] Учитель наставлял послушника (sāmaṇero) в сутрах, а наставник – в «Уставе».

[120] Волосы … головной мозг – перечислены составляющие организма со­гласно схеме так называемого «памятования о теле» (kāyagatāsati) – анали­тического созерцательного упражнения, подробно разработанного в Висуддхимагге (гл. VIII), но кратко упоминаемого уже в канонических текстах. С ана­томической точки зрения перечень, конечно, весьма несовершенен. Важно чис­ло членов перечня 32=25. Мультипликативные структуры нередко играют мне­моническую и символизирующую роль в подобных перечнях.

[121] Образное … сознание – перечислены «пять груд» (khandhā), т. е. пять компонент-блоков функционирующей психики.

[122] Милинда в своем ответе опровергает, как ему кажется, два высказыва­ния Нагасены: 1) «Здесь нет личности» и 2) «Сподвижники называют меня Нагасеной». В первом случае он пытается вывести из высказывания абсурдные («если кто-то умертвит вас, он не свершит убийства»), а также неприемлемые для буддиста положения («нет хорошего, нет дурного… нет у деяний правед­ных и неправедных ни плода, ни последствия»). Во втором случае он, не удовлетворяясь личным местоимением («меня называют»), доискивается, что же называют Нагасеной, и безуспешно, ибо в принятой им самим постановке во­прос положительного ответа не имеет. О связи двух высказываний Нагасены Милинда не задумывается, его эффектное и напористое выступление лишено цельности.

[123] Поручни – rathadaṇḍako, букв, «палка (шест) колесницы» (?). В пере­воде Т. В. Рис-Дэвидса слово опущено, Шрадер переводит Fahnenstock. В ки­тайском тексте (—), т. е. палка, флагшток.

[124] В китайском переводе, по П. Демьевилю, порядок и перечисление дета­лей несколько иной: les essieux, les jantes, les rayons, les moyeux, le timon, le joug, la plateforme, la hampe du dais, le dais.

[125] Вследствие – paticca. Слово выражает обусловливание в самом широ­ком смысле.

[126] Просто имя – в отличие от колесницы (выше), где было сказано «имя». Ведь имя нарицательное имеет некий смысл благодаря внутренней форме, ес­ли она у него есть, а собственное имя смысла не имеет, если не получает вто­ричного смысла по носителю (Хлестаков и пр.), т. е. оно – «имя и только».

[127] Цитата из С V.I0.6, где не утверждается, однако, что эти слова были произнесены в присутствии Будды. Более полный контекст см. в приложении 5. Вторая строка подразумевает противопоставление «истинного по общему мне­нию» (sammutisaccam, что в махаяне превратилось в samvṛtisatyaṃ «прикровенную истину») – здесь это представление о существе – и «истинного в высшем смысле» (paramatthasaccaṃ) – здесь это понятие груд.

[128] «Я? Семь лет, государь». В подлиннике sattavasso’haṃ, что, если не счи­таться с раздельным либо слитным написанием, а в устной форме – с инто­нацией, можно понять двояко: 1) «Я есмь семь лет» и 2) «Я – семилетний». Именно эту неоднозначность и заметил Милинда.

[129] Тень и отражение – на пали равно chāyā.

[130] Противника запутывают перебором случаев… встречные различения (āveṭhanaṃ nibbeṭhanaṃ, niggaho, paṭikammam, viseso, paṭiviseso) – эристические термины. Перебор случаев āveṭhanaṃ, букв, «завертывание»): например, некто утверждает, что личность существует в высшем смысле. Поскольку оба диспутанта признают, что существующее в высшем смысле есть дхарма, а чис­ло дхарм конечно и все они известны, то можно их все перебрать и показать противнику его ошибку. Толкование это предположительно; слово āveṭhanaṃ не встречается в терминологическом контексте ни в Катхаваттху («Предметах спора»), ни в Никаях («Сводах»), Возможно, что речь идет просто о запу­тывании противника. Nibbeṭhanaṃ этимологически означает «уничтожить ре­зультат действия āveṭhanaṃ». Опровержение (niggaho) есть показ логической непоследовательности противника, например выведение из его тезиса следствий, неприемлемых для него самого. Встречный ход (paṭikammam – опровержение опровержения, выдвигаемое защитником оспариваемого тезиса. Различения (viseso): на вопрос вроде «Верно ли, что А есть Б?» дается ответ: «В одних случаях да, в других – нет». Встречные различения (paṭiviseso): либо даль­нейший разбор обоих случаев, выделенных противником, либо непризнание предложенного противником различения и противопоставления ему другого, своего (толкование предположительно).

[131] В китайском тексте добавление: «Глупцы в споре не способны сами понять, победили они или потерпели поражение. Они занимаются придирками. Им нужна только победа». Кажется, что это – тонкий намек на возможное по­ведение Милинды.

[132] Фраза «Могу я спросить тебя?» есть вопрос, который уже задан.

[133] Сел на коня – по мысли Я. В. Василькова (см. его статью «О возмож­ности греческого влияния на «Вопросы Милинды», в печати), царь, как по­терпевший поражение в диспуте, проиграл Нагасене колесницу. В древнейшем словесном состязании такое было, по-видимому, правилом, но в «Вопросах Милинды» это скорее лишь намек на памятный еще обычай, ибо принять ко­лесницу от царя Нагасена, как монах, не мог.

[134] В китайском тексте порядок предложений иной: «Изволь уведомить почтенного, Девамантия, что беседовать мы с ним будем завтра во дворце». И Девамантия сказал достопочтенному Нагасене: «Почтенный, царь Милинда говорит, что беседовать вы будете завтра во дворце».– «Спасибо»,– поблаго­дарил тхера. А царь встал с сиденья, попрощался с Нагасеной, сел на коня и уехал, продолжая думать об имени «Нагасена». Он повторял про себя: «На­гасена, Нагасена…».

[135] Девамантия, Анантакая, Манкура. Ранее исследователи предлагали для этих непривычных с индийской точки зрения имен греческое происхождение. Т. В. Рис-Дэвидс (The Questions of King Milinda. Transl. from the Pali by T. W. Rhys Davids. Vol. 1. Oxf., 1890, с. XIX) предложил возводить Anantakāyo к Άντίοχος, что довольно сомнительно, ибо тогда естественно было бы ожидать скорее Antakho или Antiyakho. Другие гипотезы (см.: Demieville Р. Les versions chinoises, с. 94) еще менее правдоподобны. Учитывая соседство очень странного имени Sabbadinno (Всё-отдам – см. след. примеч.), можно допустить, что и остальные «имена» – только отчасти подлинные, на деле же значащие. В древнеиндийской литературе персонажи со значащими именами не так уж редки. Девамантия возводим к Devamantrin «советник царя», Аnаntakāyo значит примерно «великан», a Mankura – «робкий человек». Ср. кн. I, примеч. 102.

[136] Всё-отдам – пали Sabbadinno, значащее имя, смысл которого противо­положен характеру его носителя. Поскольку показ данного несоответствия есть главное назначение следующего далее пассажа, имя пришлось перевести.

[137] Интермедия со скупцом, носящим «щедрое» имя, введена специально для того, чтобы еще раз подчеркнуть правоту Нагасены: «в имени не позна­ется личность», т. е. по имени нельзя сказать, что за человек его носит. В ки­тайском тексте вместо «Всё-отдам» стоит наивное имя «Скупец». Царь гово­рит после троекратного повторения реплик: «Ты и вправду беспримерный ску­пец! Не зря тебя так зовут». Ясно, что китайские переводчики поняли текст плоско, но сама их ошибка помогает догадаться о главном смысле беседы о «Нагасене» и колеснице. Этот смысл – не в обсуждении проблемы личности с буддийской точки зрения, но в рассмотрении отношения слов (имен собствен­ных и нарицательных) к предметам и лицам, ими обозначаемым.

[138] Троекратное повторение однотипных реплик (раковина, дудочка, рог) содержательно совершенно излишне и введено по традиции. Три отдельных случая уже создают некое множество, общее правило.

[139] В абхидхарме имеется так называемая «тройка пар слагаемых» (sañkhārā): 1) телесные – вдох и выдох, 2) речевые – задумывание и продумывание и 3) психические – ощущение и распознавание.

[140] Анантакая следует неписаному правилу: проигравший в споре стано­вится последователем победителя.

[141] Мирская одежда – dussayugaṃ, не вполне ясное слово. Предложенный Перевод опирается на имеющееся здесь противопоставление dussayugaṃ и cīvaro «монашеского одеяния»; ср. также далее, в начале кн. III: царь снимает с себя «всегдашнюю мирскую одежду» (pakaṭidussayugaṃ) и облачается в «желтое рубище» (kāsāyaṃ).

[142] У нас есть цель, государь – atthena mayaṃ mahārajā atthikā. Это столь же означает и «у нас есть смысл жизни и предмет нашей заинтересованной деятельности».

[143] Истинно – пали sammā, санскр. samyak, этимологически примерно «все­сторонне»; в буддизме означает соответствие объективности своему понятию.

[144] Каноническая реминисценция, ср. № 68: «Но вы, Анируддха, не царем доведенные, из дому в бездомность ушли; не грабителями доведенные, из дому в бездомность ушли; не оттого, что всё в долгу, из дому в бездомность ушли; не для того, чтобы добыть себе пропитание, из дому в бездомность ушли; «погружен я в рождение, старость, смерть, в печали, стенания, тяготы, уныние, отчаяние; погружен в тяготы, обречен тяготам; хоть бы конец узреть всему этому множеству тягот»,– вероятно, думая так, Анируддха, ушли вы из дому в бездомность?» (слова Будды).

[145] Сам знаю и сам вижу – намек на частое в Каноне выражение «зна­ние-вúдение освобожденности» (vimuttiñāṇadassanaṃ). Нагасена, возможно, дает понять царю, что полностью овладел Учением Будды и стал святым, но ср. ниже, примеч. 38.

[146] Прекрасно – пали kallo’si. Хотя слово kallo на пали есть, такое син­таксическое и ситуационное использование его странно и нигде, кроме текста ВМ, причем только в устах царя или в конце кн. II – греков (но не в устах Нагасены!), не встречается. Как можно догадаться, здесь мы имеем обиходное греческое слово χαλως – «хорошо, ладно, прекрасно», употребляемое именно в подобных контекстах. Оно слегка переосмыслено в духе народной этимоло­гии, что нетрудно, благо др-инд. корня kal и греч. χαλ родственны, и употребле­но в качестве речевой самохарактеристики греков. Такой факт означает, ко­нечно, значительность бытового и языкового смешения в эллинистических го­сударствах индийского Северо-Запада в эпоху диадохов.

[147] Это противоречит свидетельству кн. I о том, что Нагасена уже добился святости, а возможно, и сказанным только что словам «сам знаю и сам вижу».

[148] Любопытно, что слоны не упомянуты. Это – косвенное свидетельство в пользу создания текста на индийском Северо-Западе.

[149] Ячмень – возможно, он упомянут здесь как самый распространенный злак.

[150] Ум – mānasaṃ, синоним слова cittaṃ – «мысль». Истинное внимание (voniso manasikāro), непоясняемое далее в тексте ВМ, толкуется в Асл 109 как «включенная в груду слагаемых дхарма, которую можно считать для сопряженных с нею дхарм как бы возницей в том смысле, что она «поставляет» объект сознания сознанию». Уподобление внимания и мудрости действиям правой и левой руки может быть более глубоким, чем представляется на пер­вый взгляд, и намекать на прекрасно практически и по-своему теоретически известную буддизму функциональную асимметрию мозга.

[151] Перечислены так называемые «пять орудий» (pañceṇdriyāni) – подгруп­па благих дхарм, входящая в большую группу из 37 «просветлительных дхарм» (см. след. примеч.). По Висуддхимагге (с. 129–130), подгруппа чле­нится на монаду памятования и две диады: вера – мудрость и усилие – сосре­доточение. «Нравственность» к орудиям не относится, упомянута как общая основа совершенствования.

[152] Перечислены, во-первых, «просветлительные дхармы» (bodhipakkhiyā dhammā) в непривычном порядке (обычный порядок: постановки памятования, истинные начинания, основы сверхобычных сил, орудия, силы, звенья просвет­ления, стезя), а затем некоторые йогические термины, которые в отличие от «просветлительных дхарм» означают не столько постоянные свойства совершен­ствующейся личности, сколько процессы самого созерцания. Объяснить их крайне сложно и для понимания текста ВМ не обязательно.

[153] Любые растения… из отводков или семян – заимствование из М 35.

[154] Вновь заимствование оттуда же.

[155] Из стихотворной сутры «Колтун» (С VII. 1.6). См. приложение 6. Стро­фа использована также в начале Висудохимагги Буддхагхоши как указание на троичность буддийской самокультуры.

[156] Строфа явно более позднего сочинения. В Каноне отсутствует.

[157] См. кн. I, примеч. 29.

[158] Одна из семи драгоценностей миродержца.

[159] Весь пассаж, начиная со слов «Представь, государь, что царь-миро­держец…», цитируется в «Ниве эксегесы», где вера также объясняется через свойства прояснять и устремлять (Асл 98).

[160] Чтобы обрести необретенное, достичь недостигнутого, осуществить неосуществленное – выражение заимствовано из Канона (A V.78).

[161] Высоко в горах… И река вздулась и вышла из берегов – образ дослов­но заимствован из Канона (С XII.23.27).

[162] Толпа народу (mahājanakāyo) – нередкое каноническое выражение в случаях, когда говорится об адресатах Учения.

[163] Из сутры «Алавийский якша», встречающейся в Каноне дважды (Сн 1.10 и С Х.12). См. приложение 7.

[164] Оба приведенных Нагасеной примера (с бревном, с войском) воспроиз­водятся в «Ниве эксегесы» с ссылкой на «Вопросы Милинды» (Асл 99).

[165] Усердный – предпринимающий усилия. Характерная черта специальной буддийской терминологии – использование всех синонимов, существующих в языке, для передачи либо одного и того же понятия, либо его оттенков, т. е. воспроизведение синонимии как общеязыкового свойства языком профессио­нальным. Так, в строго абхидхармистском, т. е. философско-психологическом, смысле тождественны значения слов «усилие», «усердие», «мужество», «рве­ние», «старание», «радение», «энергичность» и пр. (мы приводим русские анало­ги соответствующих древнеиндийских слов). Эту особенность принятого в буд­дизме способа выражаться полезно иметь в виду, чтобы не удивляться и не видеть непоследовательности или аморфности мышления, встречая, например, в сходных или тождественных контекстах слова «мудрость», «постижение», «понимание» и т. п.

[166] Упоминать – apilāpanaṃ<api+lāpanaṃ (от корня lap). Комментаторы разлагают это слово иначе: а + pilāpanaṃ = «не давать уплыть». Такое толко­вание сомнительно лингвистически, ибо тогда был бы невозможен личный гла­гол apilāpeti (поскольку отрицание чисто именное), а глагол этот встречается. Но содержательно это толкование приемлемо и даже удачно.

[167] Пример повторен в «Ниве эксегесы» (Асл 100).

[168] Драгоценный наследник – parināyako, одна из семи драгоценностей ми­родержца. Традиция не едина в понимании этого слова, иногда считают, что это полководец.

[169] Пример повторен в «Ниве эксегесы» (Асл 100).

[170] С XLVI.53.21.

[171] Низины… склоны… скаты сосредоточения – заимствованное из канони­ческой литературы клише.

[172] Пример дословно повторен в «Ниве эксегесы» (Асл 97).

[173] Пример перефразирован в «Ниве эксегесы» (Асл 97).

[174] Прежде чем изменить подлежащее изменению, т. е. прежде чем брать­ся пресекать тяготу, следует усмотреть, что есть налицо: понять, что есть тя­гота и что она есть, а также бдительно примечать все происходящее. Первое есть «истинное вúдение» и составляет первый значительный шаг на пути пре­сечения тягот, а второе достигается прежде всего упражнением себя в «по­становках памятования», будучи, таким образом, уже частью «пути освоения». Цитируемое высказывание Будды встречается в Каноне несколько раз, см. А Х.2.1 и пр.

[175] Пример цитируется в «Ниве эксегесы» (Асл 101).

[176] Символика света свойственна буддизму не менее, чем западным религиозно-философским учениям.

Глава вторая

 

177 Становится – uppajjati. Учитывая большую важность переводимого кон­текста для истории философии, мы отдали предпочтение эквиваленту, звуча­щему более абстрактно; можно было бы перевести «возникает» или «рождает­ся». Глаголы uppajjati, sambhoti, jāyati употребляются в древнеиндийском как полные синонимы. Все они сочетаются и со словами, обозначающими одушев­ленных существ (соответствуя тогда рус. «рождаться»), и с названиями вещей и процессов (рус. «возникать», «появляться», «становиться»).

[178] Капелька, листочек, мешочек, комочек (kalalaṃ, abbudaṃ, pesī, ghanaṃ) – условный перевод терминов эмбриологии. Точнее было бы «зигота, бластоцист, хорион, гаструла». Названия стадий утробного развития имеются уже в Каноне, см., например, С Х.1.3.

[179] Все это связано воедино благодаря телу – kāyaṃ nissāya sabbe te еkаsañgahitā. Другой вариант – с опорой на тело.

[180] Время от заката до восхода делилось на три равных промежутка, назы­ваемые стражами.

[181] Иным существо становится, иным преходит. Если становление понимать как единство моментов возникновения и прехождения, то предложенный здесь перевод нелогичен, но такое употребление термина «становление» не един­ственно.

[182] Очередное сознание – pacchimaviññāṇaṃ. Т. В. Рис-Дэвидс понимает как «последнее сознание (перед осуществлением нирваны)», но контекст этого не требует. Pacchima может означать просто «более поздний». Пример со све­тильником использован со сходной целью в «Основоположениях срединной философии» (Mūlamadhyamakakārikā) Нагарджуны: «Теперь автор, объясняя, каким образом невыводима ни конечность, ни бесконечность мира, т. е. ни то и ни другое, говорит: «Поскольку эта последовательность скандх подобна пламенам светильника, то логически несвязно утверждать, что ока конечна или бесконечна» (ММК, с. 587).

[183] Последовательность превращений «молоко – простокваша – сливочное масло –топленое масло» не раз упоминается в канонической литературе в свя­зи с рассуждениями о процессах изменения. Ср. в особенности Д IX.48–53.

[184] Причина, основание – hetu, рассауо. В систематической буддийской фи­лософии термины hetu и рассауо строго различны, но первое есть вид второго, а употребление их в паре, как здесь и далее, это лишь навеянная канониче­скими текстами риторическая фигура.

[185] Знание и мудрость суть одно и то же только по содержанию. Из даль­нейшего становится ясным, что знание, будучи результатом акта мудрости, не исчезает, как однажды написанное письмо.

[186] Навыки – sippaṭṭhānaṃ, т. е. любое профессиональное умение.

[187] Врач (vejjo) – знаток лечебных трав, терапевт.

[188] Из-за того что слово vedanā равно значит «ощущение» и «боль», данный пассаж не вполне понятен в переводе. Поясним его. Считается, что архат (тот, кто не воплотится) не испытывает неприятных ощущений, т. е. пережи­ваний (ощущение ведь толкуется Нагасеной, как и вообще в буддизме, в смысле психического опыта, переживания), кроме безусловно-физиологиче­ских, т. е. собственно физической боли как разновидности осязаемого. Но у него нет неприятных переживаний от дурного зрелища, звука и пр., тем более – от знаковых раздражителей, воздействующих на личность (например, он не может обидеться, рассердиться и т. п.). Поскольку состояние архата следует признать реальностью, а не выдумкой, то можно усомниться в пра­вильности этого утверждения: вряд ли даже у архата отвратительная вонь, долгие, очень громкие звуки, мелькание света и тьмы перед глазами не вызвали бы неприятных ощущений, хотя, по абхидхармистской классификации, эти раздражители не принадлежат к осязаемому, а потому причисляются к опорам «дурного умонастроения» (domanassaṃ), а не к опорам «телесной бо­ли». Если высказанные соображения верны, то теория архата в данном случае не соответствует предмету. Источник цитирования – С XXXVI.1.6.

[189] Эта проблема более подробно рассматривается в кн. III (вопрос 57).

[190] Святой способен прервать свою жизнь особым йогическим усилием, но может иметься в виду и добровольная голодная смерть и пр.

[191] Не рвут святые незрелый плод; разумные дожидаются, пока он созре­ет – заимствованное из канонической литературы клише. См., например, Д XXIII.13: «Нет, раджанья. Нравственные, следующие благой дхарме шраманы и брахманы не подгоняют незрелый плод созреть; разумные дожидаются, пока он созреет».

[192] Из ТГ 1002 и 1003. Шарипутре принадлежат здесь собственно только слова «в трезвом уме и в памяти». Первая строфа не раз встречается в древ­неиндийской литературе; см.: Indische Spräche. Sanskrit und Deutsch. Hrsg. O. Böhtlingk. T. 2. St.-Pbg., 1872, c. 281.

[193] В своем паралогизме о «благом неприятном» царь подменил термин: в первом своем вопросе – «Каково приятное ощущение?» – он имеет в виду все множество ощущений, а во второй реплике – элемент этого множества. Получился ошибочный вывод. В опровергающем примере Нагасены «жечь» соответствует «неприятному», «высокая температура» – «благому», «низкая температура» – «неблагому». Упомянутые Нагасеной шесть шестерок разъяс­няются в ранней протоабхидхармистской сутре «Анализ шести каналов» (М 137):

«Что такое шесть мирских довольств? У воспринимающего – и думающего об этом – познаваемые зрением, слухом, обонянием, языком, осязанием, умом зримые объекты, звуки, запахи, вкусы, касания, дхармы – приятные, милые, желанные, отрадные – или у вспоминающего о прошлом восприятии таких же, но теперь прошлых, пресекшихся, переменившихся объектов восприятия появляется довольство. Такое довольство именуется мирским довольством.

Что такое шесть беспохотных довольств? С вúдением бренности зримого, звуков, запахов, вкусов, касаний, дхарм вознимет благодаря пониманию их превратности бесстрастие и пресечение тяги к ним: «И прошлые зримые объ­екты, звуки, запахи, вкусы, касания, дхармы и нынешние – все эти зримые объекты, звуки, запахи, вкусы, касания, дхармы бренны, тягостны, неизбежно превратны». От такого истинно-мудрого понимания того, что есть, появляется довольство. Такое довольство именуется беспохотным довольством.

Что такое шесть мирских недовольств? У невоспринимающего – и думаю­щего об этом – познаваемые зрением, слухом, обонянием, языком, осязанием, умом зримые объекты, звуки, запахи, вкусы, касания, дхармы – приятные, милые, желанные, отрадные – или у вспоминающего о прошлом невосприятии таких же, но теперь прошлых, пресекшихся, переменившихся объектов вос­приятия появляется недовольство. Такое недовольство именуется мирским недовольством.

Что такое шесть беспохотных недовольств? С вúдением бренности зримого, звуков, запахов, вкусов, касаний, дхарм возникает благодаря пониманию их превратности бесстрастие и пресечение тяги к ним: «И прошлые зримые объ­екты, звуки, запахи, вкусы, касания, дхармы и нынешние – все эти зримые объекты, звуки, запахи, вкусы, касания, дхармы бренны, тягостны, неизбежно превратны». От такого истинно-мудрого понимания того, что есть, появляется зависть к высшим состояниям свободы: «Ах, когда же это я доберусь до той стоянки и заживу на ней, до которой добрались, на которой живут теперь арии? » Так у питающего зависть к высшим состояниям свободы появляется недовольство. Такое недовольство именуется беспохотным недовольством.

Что такое шесть мирских безразличий? При видении зрением зримого, слышании слухом звука, чуянии обонянием запаха, вкушении языком вкуса, осязании телом касания, сознавании умом дхарм у глупого, заблудшего человека-из-толпы, – не победившего ограниченности, не победившего последствий деяния, не усматривающего бедственности, не слыхавшего проповеди человека-из-толпы появляется безразличие. Такое безразличие не преодолевает зримых объектов, звуков, запахов», вкусов, касаний, дхарм, поэтому такое безразличие именуется мирским.

Что такое шесть беспохотных безразличий? С вúдением бренности зри­мого, звуков, запахов, вкусов, касаний, дхарм возникает благодаря пони­манию их превратности бесстрастие и пресечение тяги к ним: «И прошлые зримые объекты, звуки, запахи, вкусы, касания, дхармы и нынешние – все эти зримые объекты, звуки, запахи, вкусы, касания, дхармы бренны, тягостны, неизбежно превратны». От такого истинно-мудрого понимания того, что есть, появляется безразличие. Такое безразличие преодолевает зримые объекты, звуки, запахи, вкусы, касания, дхармы, поэтому такое безразличие именуется беспохотным».

[194] Образно-знаковое – nāmarūpaṃ. Термин, встречающийся еще в старших упанишадах. Там он представляет собой выражение анализа психического объекта; всякий объект в самом деле есть в общем случае некоторый чувст­венный образ + название. В буддизме этот термин означает в противополож­ность упанишадам деление психики в целом. Образное есть первая «груда» (skandha), составленная из чувственных объектов и функций воспринимаю­щих их органов; в некоторых школах добавляется еще несколько дхарм. В со­вокупности они дают материал для любой последующей психической перера­ботки (оценки, смыслообразования, стимула к действию и т. п.), из-за чего нередко слово rūpaṃ переводится как «материя», что неправильно. Ясно, что rūpaṃ – не объективная реальность и что она не независима от нас. Собст­венно материальное в организме есть анатомически-телесное и исчисляется 32-членным перечнем (см. начало кн. II), куда rūpaṃ не входит, ибо Милинда называет ее отдельно, после всех организмических составляющих. Знаковое – все прочие дхармы, т. е. четыре груды, кроме rūpaṃ.

[195] Знаком (—) передано палийское слово ре, употребляемое для со­кращения стереотипных повторов и известных читателям перечней (матрик).

[196] В Северо-Западной Индии сеновалы часто устраиваются на чердаке крестьянского дома, как и в России.

[197] Образ молока и получившейся из него простокваши использован Нагарджуной в ММК XIII.3 для сходных целей.

[198] Попросил у царя должность – rañño adhikāraṃ kāreyya. Употребленный здесь каузатив позволяет перевести именно так, а не «сослужил царю служ­бу», как предпочитает Т. В. Рис-Дэвидс. При его прочтении приходится слово adhikāro передавать в близком соседстве по-разному: «служба» и «должность».

[199] В китайском тексте стоит не «зародыш и яйцо», а «содержимое яйца и скорлупа», что кажется более отвечающим смыслу.

[200] Букв. «Какое-то время есть, какого-то времени нет».

[201] Разделение прошлого времени на сущее и не-сущее свидетельствует о принадлежности первоначального текста ВМ к школе кашьяпия. В отличие от сарвастивадинов, признававших реальность прошлого и будущего, и тхеравадинов, отрицавших её, кашьяписты отстаивали компромиссный тезис: есть прошлое событие, результаты которого еще не проявились, и нет прош­лого, отработавшего и исчерпавшего себя. Нагасена именно это и утверждает. Если так, то ВМ предстают едва ли не единственным сохранившимся памят­ником этой школы, крайне плохо известной; они могут быть использованы для реконструкции её воззрений.

Глава третья

 

[202] Введена формула «причинно-связанного возникновения» (paṭiccasamuppādo), считающаяся в буддизме универсальным выражением любых психо­физиологических процессов. Существуют десятки других её вариантов. Объяс­нить эту формулу пока невозможно, ибо ни один из исследователей её пои­стине не понял.

[203] Для канонической литературы такие упражнения в геометрии нехарак­терны. Соблазнительно видеть в этом греческое влияние.

[204] В подлиннике суммирующее слово ре, применяемое для сокращения однотипных контекстов.

[205] Прилагательное «умный» следует здесь понимать в его исконном зна­чении – как «относящийся к уму», а не в более позднем качественном («имею­щий хороший ум»).

[206] Предложенный сокращенный вариант-интерпретация формулы причинно-связанного возникновения в канонических сутрах и в текстах тхеравадинской абхидхармы не встречается, но без труда выводим из других вариантов и уди­вительно напоминает представления современной физиологии (рефлекторная дуга).

[207] Сучья – khandhā, это же слово как психологический термин переводится «груда».

[208] Данный параграф дефектен и в палийской и в китайской версиях и восстанавливается, хотя и без полной уверенности, на основании их обеих. В палийском тексте лакуна, не хватает реплики или двух, перепутано расположе­ние реплик. Буквально сказано следующее.

(1)Царь: «Почтенный Нагасена, то, что, не быв, становится, быв, прехо­дит – не пропадает ли оно, отсеченное с обеих сторон?» – (2) Нагасена: «Если, государь, отсеченное с обеих сторон пропадает, отсеченное с обеих сторон можно нарастить».– (3) Непонятно, кто говорит: «Да, и это можно нарастить».– (4) Царь: «Я не об этом спрашиваю, почтенный. Можно ли нарастить с края?» – (5) Нагасена: «Да, можно нарастить».– «Приведи пример». Тхера привел ему пример с деревом: «Сучья и всего множества тягот семена».– Царь: «Прекрасно, почтенный Нагасена».

Если попытаться восстановить текст, который имели перед собой китай­ские переводчики, освободив их перевод от допущенных ими ошибок и пояс­няющих слов, то после реплики (1) должно, по-видимому, следовать: (2′) На­гасена: «Да, пропадает».– (3′) Царь: «Не отсеченное с обеих сторон можно и нарастить?» – (4′) Нагасена: «Можно ли нарастить с обеих сторон бытие существ, странствующих, мчащихся в мирском кружении?» – (5′) Царь: «Я не об этом спрашиваю. Можно ли нарастить с края?» В предложенной реконструкции принимается последовательность реплик 1–2’–3’–3 (с учётом 4′)–4–5. Конец параграфа испорчен, но пропущенное сравнение сансары с последовательностью воспроизведения растения из семени известно (ср., например, начало гл. 3), что позволяет восстановить смысл текста.

Поясним теперь ход мысли собеседников. Нагасена утверждает, что «пер­вый край», т. е. первоначало во времени, не познается для всего мира в целом или для любого отдельного существа: доискиваясь до его истоков, мы можем узнать некоторое число прошлых его существований, но в конце концов уп­ремся в неведение «всего, относительно всего, во всех отношениях». Притом, конечно, безразлично, идет ли речь о нашем собственном прошлом или о прошлом других существ. Зато познается временное начало любого отдельного существования в последовательности жизней. Милинда спрашивает, есть ли вообще смысл в понятии середины, если пропали начало и конец. Нагасена подтверждает: смысла действительно нет. Но, замечает царь, если мы так отсекли соотносимые понятия начала, середины и конца, то, вероятно, возможна и обратная операция? Нагасена эту тему не поддерживает, возвра­щаясь к сказанному прежде: если существо умерло и у него таким образом отсечены оба конца (рождение и смерть), то это не значит, что оно не может появиться вновь. Милинду же интересует не процесс смены существований, а сама возможность обосновывать известное (налично данные существа) неизвестным, т. е. непознаваемым началом. Как можно основывать нечто на том, что не познается, а то и, быть может, не существует вовсе (глагол paññāyati в этом смысле не так однозначен, как его русский перевод «позна­ется»)? На это Нагасена отвечает ему примером с деревом: дерево имеется налицо; никто не спорит с тем, что оно выросло из семени, но указать начало его семени невозможно (оно не познается, например, из-за крайней своей ма­лости). Невозможно также указать и начало всей последовательности семя – дерево – семя – дерево, но это не мешает дереву существовать. Так же и с живыми существами. Сравнение звучит на пали тем убедительнее, что слово khandho совмещает в себе значения «развилка, начало ветвления» (это пер­вое значение данного слова) и «груда» как абхидхармистский термин.

Дальнейшее изучение этого важного пассажа не обойдется без сравнения его с гл. II Прасаннанады Чандракирти, посвященной «первому и последнему краям» (pūrvāparakoṭi).

[209] Обобщение на другие органы чувств и ум в тексте опущено, но подра­зумевается.

[210] Нет слагаемых, возникающих из ничего. Все слагаемые возникают из чего-то – natthi keci sañkhārā ye abhavantā jāyanti, bhavantā yeva kho sañkhāra jāyanti, букв. «Нет никаких слагаемых, которые не-сущими рождаются, слагаемые только сущими рождаются».

[211] Уподобление вúне заимствовано из Канона (С XXXV.205.6).

[212] Нижний брусок… трут – составные части приспособления для добыва­ния огня трением. Перевод некоторых названий предположителен.

[213] Изображение – attā, санскр. ātman(!).

[214] Знаток – vedagū, букв, «знающий знание (или веды)». В канонической литературе слово встречается только как прилагательное «знающий».

[215] Тело (kāyo) считается целиком органом осязания.

[216] Проход (dvāro), букв, «дверь, ворота» – полустершееся метафориче­ское название органов чувств.

[217] Выломать – в тексте стоит ugghāṭeti – «распахнуть». Исправлено по китайской версии и по параллельному месту ниже (в гл. VII).

[218] Сетчатые – для защиты от москитов.

[219] Проходы зрения – глаза.

[220] Имярек – Dinno, ср. санскр. Devadatta.

[221] Традиционно насчитывается либо шесть приведенных здесь основных вкусов, либо четыре, с исключением острого и вяжущего.

[222] Мёд (madhu) – как и по-русски, не только пчелиный продукт, но и напиток.

[223] Под уклон, в проход, по наезженной дороге, благодаря освоенности – ninnattā, dvārattā, ciṇṇattā, samudācaritattā. По-видимому, это понятийно ор­ганизованный перечень, поясняющий взаимодействие двух типов сознания. Из дальнейшего изложения можно заключить, что данная четверка выражает: 1) энергетический, 2) структурный, 3) общефункциональный и 4) частнофункциональный, относящийся к использованию условных знаковых систем,– ас­пекты связи первично-чувственного и последующего этапов осознания.

[224] Само соприкосновение в перечне не названо, поскольку, как говорилось выше, оно есть соединение зрения, зримого и зрительного сознания и поэтому подразумевается.

[225] Пример цитируется в «Ниве эксегесы» (Асл 89).

[226] В злом уделе, в аду, в чистилище, в преисподней – синонимический пе­речень заимствован из Канона (Д XXIII. 6).

[227] В благом уделе, в горнем мире – каноническое выражение.

[228] Ту дхарму, которую он осознает умом, он осознает сознанием – в под­линнике тоже дважды употреблен один и тот же глагол «осознавать» – vijānāti. Ум (mano) не отличается от сознания, имеющего предметом дхармы, по своему качеству, это лишь сознание предыдущего момента психической жизни, становящееся объектом сознания в следующий момент. Пример ци­тируется в «Ниве эксегесы» (Асл 93).

[229] Притираться мыслью – anumajjana. Слово засвидетельствовано толь­ко в буддийских текстах. Оно соединяет в себе значения трех корней с при­ставкой anu-: 1) majj «погружаться» (+ anu «повторно»); 2) mṛj «драить, полировать» и 3) mṛś «обдумывать». В итоге получается «отделывать (сло­весно оформленную) мысль, погружаясь в предмет, притираясь к нему».

[230] В слегка измененном виде цитируется в «Ниве эксегесы» (Асл 94).

Глава четвертая

 

[231] Иными словами, реальна живая целостность психических процессов, дхармы идеальны, а их свойства выделяются для познавательных и практи­ческих потребностей. Отсюда уже недалеко до махаянского положения о «пу­стоте всех дхарм».

[232] Эта фраза (Nāgasena–Milindarājā–pañhā niṭṭhitā) отсутствует в китай­ском варианте. Т. В. Рис-Дэвидс предлагает считать ее колофоном, заканчи­вающим кн. II. При том, что далее действительно встречаются интерполяции, изрядная часть последующей беседы должна быть отнесена к первоначальному тексту. Поэтому вернее понимать данную фразу буквально и согласно порядку слов, т. е. «Вопросы Нагасены к царю Милинде закончены» – и считать ее пометой переписчика. Действительно, здесь мы имеем единственный случай, когда спрашивал тхера, а не царь.

[233] Отметим структуру перечня: три свойства природных, три – социальных и ум, равно значимый для обеих групп. Перечень заимствован из Канона (М 135).

[234] У всех существ… свое деяние… Деяние делит существ – крушит или воз­носит – важнейшее каноническое положение, означающее, что деяние (karma) есть субстанция существ.

[235] Из С III.2.2, но там это произносит не Блаженный, а божество Кшема.

[236] Для этого требуется температура внутренних слоев Солнца.

[237] Формулировка вопроса царя напоминает «вопросы-рогатины». Возможно, что данный вопрос следует отнести к промежуточному этапу формирования «Вопросов Милинды», приведшему затем к написанию кн. III.

[238] Силою деяния – пали kammādhikatena.

[239] Знаменательно упоминание гречанок наряду с представительницами древнеиндийских варн и к тому же на первом месте. Греки (и потомки сме­шанных браков) были, вероятно, столь многочисленны, что воспринимались как привилегированная варна.

[240] Вновь троекратное повторение однотипных примеров.

[241] Царь цитирует Канон (А VIII.70.12). По поводу упомянутого натурфи­лософского воззрения ср. кн. III, вопрос 4. Первоначально этот фрагмент был переведен условно: «Тхера взял сосуд с очень узким горлышком, перевернул его и спросил царя Милинду». Я. В. Васильков на обсуждении перевода вы­сказал замечательную догадку, что речь идет о греческой клепсидре – водяных часах, использовавшихся в суде. Палийское название сосуда dhammakārako также может указывать на суд (dhammo). В китайском тексте говорится, что Нагасена обмакнул три сложенных пальца в чернильницу и показал царю, как капля чернил держится силою поверхностного натяжения в углублении между ними.

[242] Покой – это пресечение? – nirodho – nibbāṇaṃ? Данный вопрос явля­ется, по-видимому, одним из самых ранних свидетельств появляющегося ин­тереса к «покою» (пали nibbānam, санскр. nirvāṇa), воспринимаемому в кано­нических текстах как нечто само собой понятное и не нуждающееся в особом объяснении. Размышления об этом привели впоследствии к созданию теории нирваны. См. кн. III, гл. 8.

[243] Отрывок целиком скомпонован из канонических цитат.

[244] Познать… изведать – в подлиннике глаголы и отглагольные формы с корнем jña и разными приставками: abbiññeyyaṃ, abhijānāti, pariññeyyaṃ, parijānāti. Перечень («познать, изведать, оставить, освоить») известен из Ка­нона.

[245] Обсуждению того, что есть покой (нирвана), как он переживается и кто его достигает, посвящены вопросы 65 и 79–82 в кн. III.

Глава пятая

 

[246] В пали – Ūhānadī, в китайском тексте – «место слияния пятисот водяных потоков». По предположению С. Леви, палийское Ūhānadī следует понимать этимологически как «сливную реку» (см.: Demieville P. Les versions chinoises, с. 152). Имеется в виду буддийское космологическое представление об озере Анаватапта, из которого в четырех направлениях вытекают четыре великих реки.

[247] Вопрос вновь поднимается и подробно обсуждается в кн. IV.

[248] В китайском тексте иной перечень рек: Ганга, Синдху, Сита, Вакшу, …. Сита – одна из четырех мифических рек, течет на восток. Возможно, что это фактически верховья Брахмапутры. Вакшу – Амударья; последнюю реку отож­дествить не удается: кит. арх. *siá-piá-‘i (Demieville P. Les version chinoises, c. 230–231).

[249] Проблеме существования и непревосходимости Просветленного посвя­щена кн. IV ВМ.

[250] Мастер письма – lekhācariyo.

[251] Ближе неизвестен. Безусловно, не автор трактата «Предметы спора».

[252] Возможно, что два предыдущих абзаца составляли исходно один вопрос и разделены были впоследствии.

[253] В тексте, очевидно, лакуна.

[254] Вопрос и ответ специально направлены против школы саутрантиков-санкрантиков, учивших, что скандхи переходят из одной жизни в другую.

[255] В высшем смысле – paramatthena. Выше (см. кн. I, примеч. 85) пере­водилось «высшая цель».

[256] Предыдущие два абзаца являются очевидной вставкой, повторяя со­держание бесед из гл. 3 и гл. 2, и добавлены скорее всего из желания дотя­нуть количество вопросов в гл. 5 до десяти.

[257] Из Дхп 2.

[258] В непрервавшейся последовательности – abbocchinnāya santatiyā. Если деяния принесли уже свои плоды, исчерпали себя, то данная частичная после­довательность (частичная потому, что весь индивид целиком есть закономер­ная последовательность состояний) прервалась и плоды – последствия дея­ний – можно указать.

[259] Здесь скорее всего интерполяция. Этот вопрос был бы более на месте выше, в гл. 2.

[260] Тело дхармы – dhammakāyo. Любопытно здесь это упоминание сугубо махаянского термина, хотя имеется в виду просто текст Учения, как смысло­вая целостность.

Глава шестая

[261] Блюсти воздержание – не только в узком смысле, но и заниматься пси­хическими упражнениями, для чего плохое здоровье было бы помехой.

[262] В таком виде не найдено в канонической литературе, хотя высказывания в подобном духе не редкость; ср. Дхп 148: «Этот облик одряхлевший – куст болезней, груда гнили». Однако следует иметь в виду, что подобные слова произносятся не как истинные сами по себе, но как благотворные для опре­деленного типа людей, чрезмерно влекущихся к телесному, и должны помочь им избавиться от этой психологической зависимости. Они могут служить подспорьем для так называемых «созерцаний отвратительного», предписываемых страстным и чувственным людям. Никому и в голову не пришло бы навязы­вать их человеку унылому и склонному видеть жизнь в черном свете: ему бы говорили о плодотворности усилий, о радости избавления от аффектов и пр.

[263] О понимании всеведения, присущего Будде, см. кн. III, вопрос 2.

[264] Проблема вновь и более подробно рассмотрена в кн. III (вопрос 68).

[265] О тридцати двух признаках см. кн. I, примеч. 63; второстепенные приме­ты также относятся к особенностям внешнего облика. Золотистый цвет кожи, как можно предположить, вызван длительными упражнениями в сосредото­чении и задержках дыхания, из-за чего может перестраиваться кровообраще­ние в кожных капиллярах. Свечение – наивно-бытийное, непосредственное вы­ражение того, что нынешние «экстрасенсы» именуют рефлективным и скрытотавтологичным термином «излучение биополя». Сажень (vyāmo) определяется одинаково с русской мерой.

[266] Параграф целиком построен на игре слов. См. разбор его в исследова­тельской статье.

[267] Текст параграфа кажется дефектным. Возможные конъектуры даны в скобках, но они все же не дополняют текста до конца.

[268] У одного есть цель – eko atthiko.

[269] Различение этих двух переживаний – контакта-присвоения сознанием объекта, с одной стороны, и страсти-влечения к этому объекту, с другой стороны,– введено уже в Каноне в тех же терминах; см. С XXXV.70.7–8.

[270] В дошедшем до нас тексте нет такого упоминания.

[271] Память – sati. В гл. 1 переводилось как «памятование». В пали и в сан­скрите это слово совмещает обиходное и специально-абхидхармистское зна­чения.

[272] Воспитанная – kaṭumikā<caнcкp. *kṛtrimikā.

Глава седьмая

 

[273] Способ – ākāro. Другой вариант перевода – «форма».

[274] Движение рук – muddā. Можно было бы подумать, что речь идет о па­мяти на числа благодаря умению вычислять на пальцах, но см. ниже в тексте объяснение.

[275] Но всегда память возникает о чем-то испытанном.– В китайском тек­сте этой фразы нет. Это совершенно иное объяснение памяти, не вяжущееся с предыдущим, и по счету должно было бы быть семнадцатым. Исходя из этого и сделана конъектура.

[276] Кто помнит свое собственное рождение – jātissarā. Слово часто озна­чает «помнящий прошлые рождения», но такая память упомянута далее в тексте особо (см. примеч. 8), а Ананда и Кубджоттара известны из Канона как обладатели отличной памяти, но не утверждается, что они помнили о своих прошлых жизнях. Отсюда избранный вариант перевода.

[277] Обретение слуха – в специфическом буддийском смысле, т. е. переход в арийское состояние. Комментируемая фраза – сокращенная цитата из Ка­нона (А III.12). Там говорится: «Царю-кшатрию, на царствие помазанному, три места всю жизнь помнятся: где родился, где на царствие был помазан, где в битве победил. А монаху три других места всю жизнь помнятся: где постриг принял, где понял истины арьев, где стал святым».

[278] Эту разновидность памяти по контексту предпочтительно понимать как вспоминание по смежности, а не по контрасту, как сказано буквально в под­линнике.

[279] Имеется в виду моторная память.

[280] Припоминает монах … свои обиталища – стереотипное выражение из канонической литературы.

[281] Перечень разновидностей памяти не имеет аналогов в трактатах по абхидхарме. Структура его пока больше не ясна, чем ясна. Выделяются – отча­сти по формальным, отчасти по содержательным признакам – две группы по восемь разновидностей памяти, между которыми также усматриваются некото­рые параллели. Выяснение логики перечня (в той мере, в какой она есть) представляет собою отдельную нелёгкую задачу.

[282] По-видимому, имеется в виду умышленное человекоубийство. Сущест­вуют рассказы о том, как святые случайно, сами того не заметив, совершали убийства живых существ, и это не считалось проступком.

[283] Формулировка вопроса Милиндой, как и выше (см. кн. II, гл. 4, при­меч. 8), подразумевает альтернативу и приближается к «вопросам-рогатинам» кн. III.

[284] Последняя фраза явно противоречит общему смыслу контекста. Ведь о «благих деяниях» речь не шла – вспомнить о Будде вовсе не считается «дея­нием». Можно предполагать, что конец параграфа в палийской версии испор­чен. На основании китайского перевода и с учетом оформления сравнений в тексте гл. 1 он гипотетически восстанавливается примерно так: «Вот точно так же, государь, если кто-то сто лет будет творить дурные дела, но при смерти ему случится один раз вспомнить о Просветлённом, то он родится среди небожителей. А маленький камень здесь следует уподоблять тому, кто из-за убиения всего лишь одного живого существа родится после смерти в кромешной».

[285] Вопрос странен: Нагасена не утверждал, что старается отбросить буду­щие тяготы.

[286] Вероятно, следует весь этот абзац считать позднейшей вставкой; по большей части он является дословным повтором из гл. 4.

[287] Обычное в канонической литературе сравнение.

[288] Каласи – ближе неизвестно. Не есть ли это еще более сокращенная и искаженная, чем приведенное выше слово «Аласанда», передача того же гре­ческого Άλεξάνδρεια? Метатеза к и 1 – явление вполне возможное.

[289] Строго говоря, речь идет не о рождении, а о моменте зачатия или аналога ему в мире Брахмы.

[290] Достойное и недостойное – то же, что благие и неблагие деяния.

[291] Под телом здесь имеются в виду первые четыре груды, за исключением пятой груды (сознания), т. е. собственно организм.

[292] Совершающий достойное не раскаивается… постигает то, что есть – цитата из канонической литературы С XLII.13.14).

[293] Руки по запястья и ноги по щиколотки усекали за тяжкие преступления; такой человек мог быть убийцей, вором, разбойником, а значит, деяния по­влекли бы его в преисподнюю. По Нагасене, однако, ничтожного подноше­ния Просветлённому довольно, чтобы на многие миллионы лет обрести небес­ное блаженство. Вера в действенность поклонения Будде развивается в буд­дизме исподволь и является уступкой неразвитому религиозному сознанию Мирян. См. подробное рассмотрение родственной проблемы в кн. III (во­прос 1).

[294] Точка зрения Нагасены, безусловно, верна. Любителям авторитетов можно указать иа согласие с нею Сократа (см.: Ксенофон. Воспоминания о Со­крате, IV.2.19–22), Платона («Гиппий меньший»), Аристотеля («Никомахова этика», III.2), Гегеля («Основы философии права», § 140). Близкие проблемы рассмотрены также в кн. III (см. вопросы 16 и 58).

[295] Четыре большие сути – четыре материальные первостихии, совпадающие с античными: огонь, вода, земля, воздух.

[296] Устанавливает тело на мысль – kāyaṃ citte samaropetvā. Понятно, что речь идет об особой психической готовности, но в целом выражение остается загадочным.

[297] В действительности, как можно предположить, дело обстояло наоборот: представление о рыбах баснословной величины родилось из рассказов о ко­ралловых рифах, которые вполне могли восприниматься как огромные рыбьи кости, лежащие на дне. Повлияли, конечно, и рассказы о китах. Преувеличе­ние размеров тем более вероятно, что индийцы в массе своей даже о море знали только понаслышке.

[298] Имеются в виду йогические упражнения и состояния с задержкой ды­хания, особенно состояние торможения (nirodho).

[299] Т. В. Рис-Дэвидс видит здесь народную этимологию: samuddo «оке­ан» = sama «ровно, поровну» + ud aka «вода». Это кажется натяжкой. Пожа­луй, смысл более естественен: вода называется особым словом «океан», а не просто водой, когда она отличается от воды в прочих водоемах своей соле­ностью.

[300] В палийском тексте вместо cintetuṃ «помыслить» всюду chindituṃ «от­сечь, рассечь», что делает отрывок непонятным. Хотя в гл. 1 и говорилось, что «свойство мудрости – отсекать», но здесь-то речь идет не об аффектах, а обо всех дхармах. Исправлено на основании китайского перевода, где находим (—), обычно переводящее глагол cinteti. Т. В. Рис-Дэвидс предлагает пони­мать здесь слово «дхарма» в двух смыслах: в единственном числе – как Учение, а во множественном – по-абхидхармистски. Но, как кажется, если при­нять сделанную здесь конъектуру, то в этом нет надобности, а в противном случае смысл остается неясным и при его прочтении.

[301] Эти дхармы – и разные предметы, и разные слова? – ime dhammā nānatthā c’eva nānavyañjanā ca? Сложные слова nānatthā и nānavyañjanā допу­стимо толковать и как существительные, и как прилагательные; последний ва­риант даст: «Эти дхармы – и разнопредметные и разновыраженные или же однопредметные, только выражение разное?» Таким образом, дхарма принима­ется как единство предмета и обозначающего его знака. Терминологическое оформление восходит к Канону (см., например, М. 43).

[302] «Мудровать» по-русски звучит непривычно, но в подлиннике отглаголь­ная форма от той же основы pra+jñā>paññā «мудрость»; pajānana «мудро­вать».

[303] Заключение параграфа интерполировано из гл. 3.

[304] Перечисленные пять дхарм соотносятся каждая с одной из груд в при­нятом порядке перечисления последних. В китайском тексте речь идет о пяти каналах, а не о данной связке дхарм.

[305] Нагасена видит главную заслугу Будды в создании аналитического рассмотрения психической целостности, т. е. в чисто познавательном, философ­ском достижении.

[306] Зажигают четыре факела из ткани, смоченной в конопляном масле,– тебя проводят, как меня самого – конъектура на основе китайской версии. В палийском тексте ukkā padīpiyanti, cattāri paṭākāni añattāni. Gamissanti bhaṇḍato rājadeyyā, что без конъектуры непонятно. Соответствующее место ки­тайского текста Демьевиль переводит так: «Ainsi le roi ordonna aux sujets de son entourage de prendre quatre pieces de cotonnade, de les tremper dans l’huile de chénevis et de les porter en guise de torches: «II faut reconduire Na-Sien, servez respectueusement Na-Sien, comme vous serviriez moi-même». Можно предположить, что в пали bhaṇḍato заменяет первоначальное bhañgato – «из конопли» (ср. de chenevis). Целиком отрывок в первоначальном виде восстановить не удается.

[307] Букв, «с завтрашнего дня назначаю тебе восемьсот порций».

Книга третья

 

[308] Что-то сказано неоднозначно, что-то по поводу сказано, что-то по сущ­ности сказано – pariyāyabhāsitaṃ atthi, atthi sandhāya bhāsitaṃ, sabhāvabhāsitaṃ atthi. Первое означает либо синонимические высказывания, либо – шире – разные способы (pariyāyo) изложения одного содержания. Сказанное по по­воду не самодостаточно и нуждается для своего правильного понимания в кон­тексте и комментарии: например, каков был вопрос, ответом на который является данное высказывание, или какова была личность собеседника, учитываемая в ответе, в каком из многих возможных значений следует понимать входящие в высказывания слова и пр.

В последующей истории буддизма выражение sandhāya bhāsitaṃ превра­тилось в sandhyābhāṣā – так называемый «сумеречный язык» тантр. Сказан­ное по сущности не требует для своего понимания никакого специального комментария, помимо знания Учения; собственно, это и есть не что иное, как часть словесно выраженного Учения. Таким образом, лежащий в основании этой трихотомии признак есть неоднозначность и противопоставлены члены её как: 1) неоднозначность выражения при тождестве смысла; 2) неоднозначная установимость смысла одного и того же выражения; 3) взаимная адекват­ность смысла и выражения. Это совсем другое деление, нежели широко из­вестная дихотомия сутр на имеющие ясный и скрытый смысл (nitārtha, nеуārtha). В ходе последующей беседы Нагасена не раз утверждает несопоста­вимость и разнонаправленность приводимых Милиндой цитат, употребляя не­мало и иных семиотико-экзегетических терминов, помимо использованных здесь. Проблему классификации канонических высказываний (нигде, впрочем, в ВМ систематически неформулируемую и решаемую лишь на разнообразных примерах) можно считать методически определяющей содержание кн. III, ибо сами рассматриваемые в ней и объявляемые кажущимися противоречия крайне неоднородны, так что предметного единства усмотреть не удается.. К тому же несколько ««вопросов-рогатин» оказываются при обращении к канионическим текстам и вовсе мнимыми трудностями: якобы наличествующее противоречие разрешается уже в Каноне, а стало быть, речь о нем заводится с показательно-методической целью.

[309] Вопросы-рогатины – meṇḍakā , букв, «бараньи». Как термин слово впер­вые встречено в ВМ, и то только в заглавии, колофоне и стихах. В своих фор­мулировках царь пользуется словом ubhatokoṭiko (см. кн. III, гл. 1, примеч. 4).

[310] Всегдашнюю мирскую одежду – pakaṭidussayugaṃ; ср. кн. II, гл. I, примеч. 34.

[311] Шапочку, уподобившую его голову бритой голове монаха – muṇḍaka-paṭisisakam. Что это за головной убор, в точности неизвестно.

[312] Этот восьмеричный обет не совпадает с известным восьмеричным обетом постного дня и принят для особой цели – духовной подготовки к беседе. Пере­чень его составляющих обнаруживает общее с приводимыми ниже перечнями людей, недостойных беседы, разгласителей тайны и т. д. Кроме упомянутых трех клеш (страсть, ненависть, заблуждение) подразумевается и гордость: ясно, что быть кротким с прислугой и челядью для царя значит смирить свою гордость. Остальные четыре части обета означают удаление от повседнев­ных мирских обязанностей; особые усилия не совершать проступков (быть ос­мотрительным в телесных и словесных действиях; хотя помысел может быть скверным, его нельзя назвать проступком); следование практике «стережения органов чувств» (indriyesu guttadvāratā, по обычной терминологии, а здесь названо chaāyatanānaṃ anurakkhaṇaṃ) и упражнение в доброте, к которому царь прибегает, вероятно, для того, чтобы не поддаться привычному для него спорчищескому настрою в беседе.

[313] Каковы эти «восемь отношений», неясно.

[314] В перечне, как и в следующем ниже его разъяснении, не все до конца понятно.

[315] Список подогнан под удобное число. Как нередко бывает в индийской литературе, некоторые члены перечня не совсем ясны, основания деления по­нятий сугубо уязвимы; все служит лишь практическим, педагогическим целям без претензии на систематичность.

[316] Назвал десять достоинств, необходимых мирянину, подтверждая царю (см. далее), что тот обладает ими и достоин беседы.

[317] Имеются в виду празднества, связанные с брахманической обрядностью.

[318] То есть не изменит Учению Просветленного. Смена учителя (со строч­ной буквы – āсārуа, в отличие от Учителя – Śāstar, Просветленного) внутри буддизма вполне допустима и нередко желательна, поскольку имеет место спе­циализация учителей.

[319] Сдержан в телесных и словесных действиях – имеются в виду первые семь из десяти «благих путей деяния» (см. кн. I, примеч. 86).

[320] В противоречии со сказанным только что, в перечне больше десяти членов.

Глава первая

 

[321] Принятый жест почтения при обращении к божеству или духовному лицу.

[322] Если Просветленный приемлет культ – yadi Buddho pūjaṃ sādiyati. Глагол sādiyati означает не столько активную потребность, сколько внутрен­нее принятие и удовольствие от того, что происходит без активного участия человека, т. е. отчасти «соглашаться», отчасти «отдаваться впечатлению», «быть впечатленным чем-то», «принимать», «положительно реагировать».

[323] Смысл высказанной дилеммы – в утверждении, что религиозный культ несовместим с буддийским учением. Культ есть организованные действия для снискания благосклонности сверхъестественной (что может по-разному при­ниматься в разных религиях) личности. «Иные проповедники» исходят из то­го, что сверхъестественным в буддизме следует считать нирвану и того, кто ее осуществил. Это очевидное огрубление, но типологически нирвана зани­мает в буддизме именно то место, что в религиях обычного типа понятие потустороннего. Итак, Будда либо «сверхъестествен», но тогда он не ответит на культ, ибо чужд всякой благосклонности, как утверждают сами буддисты; либо он находится в миру, и тогда его благосклонность не обещает ничего религиозно-ценного. Кто мог выдвинуть подобное рассуждение? Скорее всего последователи теистических направлений, которые далее противопоставляли бы буддизму свое учение с личным богом, потусторонним и благосклоненным к верующему.

[324] Обоюдоострый – ubhatokoṭiko. Термин несколько раз встречается в Ка­ноне, однажды (М 58) в том же значении, что и здесь. Он означает обращен­ную к оппоненту в диспуте формулировку альтернативы, принятие любого чле­на которой влечет по замыслу задающего такой провокационный вопрос по­ражение отвечающего. Поэтому единственная правильная тактика для отве­чающего – отрицание самой альтернативы введением либо семантических дистинкций, как часто поступает Нагасена, либо дополнительных содержатель­ных условий.

[325] Природа – dhammatā, точнее, «закономерность». В подлиннике, как и по-русски, неясно, к чему относится последняя строка: в том ли природа про­светленных, что их почитают, в том ли, что им этого не нужно, или в том и в другом.

[326] Царь возражает неточно. Ответ Нагасены не годится потому, что нерешает трудности, ибо в цитате лишь переформулирована альтернатива, из которой исходит Милинда.

[327] Три вида благоденствия – зримое, т. е. в этой жизни (уважение окружающих, спокойная жизнь и пр.), посмертное (рождение в счастливой форме бытия – небожителем или человеком) и обретение окончательного покоя.

[328] Неодушевленный – acetano. Древнеиндийское слово совпадает со своим русским переводом только по объему: то, что по-русски называют неодушев­ленным, по-древнеиндийски назвали бы acetano. Но это не означает признания души как вещи.

[329] А разве подходит этому стихшему ветру, государь, название «ветер»? – Api nu tassa mahārāja uparatassa vātassa vāto ti samaññā upagacchati? В данном контексте эта фраза вызывает недоумение. Если принять конъек­туру: вместо upagacchati читать apagacchati, то возможен перевод: «Но разве пропадает само понятие ветра, когда стихает этот ветер?».

[330] Свежесть – sītalam, собственно «прохлада, холод». У обитателей тро­пического климата с холодом связаны не те ассоциации, к которым привык­ли мы. При переводе на русский язык степень качества и оттенок выражения приходится изменять.

[331] Тройной огонь – три «корневых аффекта»: страсть, ненависть, заблуж­дение.

[332] Учение-наставление – dhammavinayo. Впоследствии слово dhammo в этом сочетании стало пониматься как «Корзина сутр», a vinayo – как «Кор­зина Устава», но в устах Будды это еще синонимические выражения. Само такое словоупотребление следует считать фигурой речи.

[333] Из «Большой сутры об упокоении» (Д XVI.6.1).

[334] Благие корни – противоположность упомянутых выше «трех огней», или «тройного огня», т. е. отсутствие страсти, отсутствие ненависти, отсутст­вие заблуждения.

[335] В специальных трактатах по медицине насчитывается большее число болезней.

[336] Это включает в себя дурные деяния в строгом смысле слова, как вы­зывающие тягостные последствия в грядущих существованиях, но не исчер­пывается ими, а может значить и просто вредный для здоровья образ жизни. См. обсуждение этой проблемы в вопросе 7.

[337] Нагасена предложил весьма рискованные сравнения и недаром воздер­живается от подробной расшифровки их. Ведь вышло бы, что Будда подобен верблюдам, ослам, козлам и пр., а почитающие его люди – глистам в животе или болезням.

[338] Удана IV.4, но имя якши там не названо; см. приложение 7.

[339] Вещественная причина – hetu. Святому «нечем гневаться», у него нет той «вещи», которою гневаются.

[340] Брахманская девица Чинча пыталась скомпрометировать Будду по нау­щению неких аскетов, недовольных успехом его проповеди. Начала она с того, что с некоторых пор стала по вечерам приходить нарядно одетой к обители и ночевать около нее, возвращаясь домой по утрам; потом стала рассказы­вать, что проводит ночи с отшельником Готамой: (т. е. с Буддой), а через некоторое время принялась понемногу подвязывать себе под сари тряпье, со­здавая у окружающих впечатление, будто забеременела. Наконец по прошествии нескольких месяцев она публично обвинила Учителя в том, что он бросил ее беременную и не заботится о её нуждах. Будда заметил ей, что свидетелей у них нет, что она и подтвердила. В этот момент бывшие под сари тряпки развязались и вывалились наружу, и девица была вынуждена с позором уда­литься под градом комьев земли, которыми её осыпали возмущенные миряне. Отойдя от Будды настолько, что скрылась с его глаз, она провалилась сквозь землю прямо в страшный ад Авичи. (История изложена по комментарию к «Джатаке о царевиче Махападме», № 472.) Тхера Девадатта – двоюродный брат Будды, раскольник общины, трижды покушавшийся на жизнь Блаженного. Истории Супрабуддхи из рода шакьев и брахмана Нанды изложены в комментарии на Дхаммападу.

[341] Ответ Нагасены сводится к тому, что культ не имеет в буддизме рели­гиозного смысла, является только средством совершенствования. С таким взглядом охотно согласился бы и Кант (см. «Религию в пределах только разума»). Но, в сущности, вопрос не решён. Нагасена показал только, что можно так понимать культ и что он сам понимает его так. Но каково сознание верующих мирян и насколько им сродни точка зрения Нагасены? Скорее всего она им чужда, и психологически для них, несмотря на все противоречия с буд­дизмом как теорией, Будда есть объект религиозного культа, подобие божест­ва теистических систем. Ср. современные этнографические наблюдения: «Вера в магические способности Будды создает замечательные предпосылки для от­ношения к нему наивного верующего как к могущественному божеству. И культовая практика, бесспорно, дает множество примеров именно такого отношения. Вопрос о том, существует ли Будда Гаутама и теперь, т. е. спустя более чем 2,5 тысячи лет после паринирваны… до сих пор является предметом спора различных буддийских сект, но религиозный практик, совершая обряд поклонения Будде, недвусмысленно выражает свое мнение по этому поводу. Мирянин, принося жертвы Будде, безусловно, рассчитывает на вознагражде­ние от него. В одной из современных религиозных поэм, написанных в форме обращения к юному верующему, говорится прямо: «Если ты приобретешь все эти добродетели, Будда заметит тебя, полюбит тебя и будет с тобою» (Краснодембская Н. Г. Традиционное мировоззрение сингалов. М„ 1982, с. 108).

[342] Пассаж испорчен и частично восстанавливается по контексту цитиро­вания этого места в Маноратхапурани (Manorathapūraṇi. Ed. by М. Walleser. Vol. 1. L., 1924, с. 59), комментарии на Ангуттараникаю, В издании Тренкнера текст следующий: Vahasataṃ kho mahārāja vihinaṃ aḍḍhacūlañca vāhā vihi satt’ammaṇāni dve ca tumbā ekaccharakkhaṇe pavattacittassa ettaka vihi lakkhaṃ ṭhapiyamane parikkhayaṃ pariyādānaṃ gaccheyyuṃ. В Маноратхапу­рани имеем: Cittanti ekacce ācariyā bhavañgacittanti vadanti. Tampana paṭikkhipitvā idha cittanti yaṃ kiñci antamaso cakkhuviññanampi adhippetaṃ evāti vuttaṃ. Imassa pan’atthe Milindarājā dhammakathika-Nāgasenattheram pucchi: «Bhante Nāgasena, ekasmiṃ accharakkhaṇe pavattitacitta-sañikhārā sace rūpino assu, kīva mahārāsi bhaveyyāti?» – «Vāhasatānaṃ kho mahārāja vihīnaṃ aḍḍhacūlaṃ ca vāhā vīhi satt’ammaṇāni dve ca tumbā ekaccharakkhaṇe pavattitacittassa sañkhampi na upenti kalampi na upenti kalabhāgampi na upenti».

[343] Повозка (vāhā), корыто (ammaṇa) адхака (aḍḍha) – меры сыпучих тел. Точно подсчитать количество изменений мысли, приводимое Нагасеной, не удается как из-за дефектности текста, так и из-за разноречия индийских тол­ковых словарей и источников в определении мер. При следовании разным словарям получаются числа от 106 до 1010 изменений мысли в секунду. Если не отвергать это с порога как вздор, что, на наш взгляд, было бы опрометчиво, то естественнее всего было бы соотнести эти числа с данными физиологии высшей нервной деятельности. Поскольку самые сложные задачи мы решаем значительно лучше компьютеров, быстродействие которых дошло уже до де­сятков миллионов операций в секунду, соображение Нагасены заслуживает внимания.

[344] Букв, «семерная» (sattavidha), но далее видно, что речь идет об уров­нях духовного развития.

[345] Тело (kāyo) – здесь четыре первые скандхи (груды) с исключением пятой скандхи – сознания

[346] Не съедут вниз – т. е. не родятся более в дурном уделе – ни в кро­мешной, ни голодным духом, ни зверем.

[347] Усвоили воззрение – «истинное воззрение», первое звено восьмизвенной стези.

[348] Наглядный образ духа будд-для-самих-себя строится иначе, чем пред­шествующие. Понятие будды-для-самого-себя для буддизма практически мало­важно, вводится для систематичности, чтобы учесть возможность достичь про­светления помимо исторически существующего буддизма. В типологию лично­стей оно ложится не без труда.

[349] Двойное чудо (yamakapāṭihīraṃ) – йогическая игра противоположными стихиями огня и воды, показанная Буддой: из правой руки вырывается огонь, с левой льется вода и т. п. Своего рода чувственно-наглядная, а потому и чудесная диалектика – показ тождества противоположностей.

[350] Не требуют ни счета, ни вычисления, ни нескольких мгновений, ни даже части того – gaṇanampi sañkhampi kalampi kalabhāgampi na upenti. Клише из Канона.

[351] Рис муссонных и поливных сортов – sāli, vīhi.

[352] Приписываемое Будде всеведение может быть названо потенциальным, т. е. постоянной реальной возможностью знать все что угодно, но не все вооб­ще. В противоположность этому приписываемое некоторыми теологами хри­стианскому или мусульманскому богу всеведение есть статическое, или ак­туальное, всеведение, и эта концепция порождает нескончаемые логические трудности. Понятие всеведения Будды является, кажется, логически непро­тиворечивым, против него могут быть выдвинуты скорее материальные воз­ражения.

[353] Подразумевается история из Винаи (Чулл VII).

[354] Лишь правоспособный монах, живущий в той же общине, находящийся в той же ограде – термины буддийского Устава. Правоспособный (pākatatto) монах – прошедший обряд посвящения. Под расколом подразумевается лишь раскол сообщества монахов, живущих в одном месте, «в той же ограде». Раскол всей общины буддистов Уставом не предусматривается, так как тому не было прецедентов и он был бы, вероятно, воспринят не как раскол, а как измена Учителю.

[355] Достоинства – здесь благие дхармы.

[356] Имеется в виду постоянно подчеркиваемая «искусность в средствах», присущая Татхагате.

[357] Строфа приводится в Каноне несколько раз, ср., например, введение к «Джатаке о плотниках-мореходах» (№ 466).

[358] Из других текстов неизвестен.

[359] Перечислены, за исключением деяния, причины болезней согласно ка­ноническим текстам. Ср. вопросы 8 и 76.

[360] Ляпис – в тексте khāralavaṇaṃ, «разъедающее вещество» вообще, не­обязательно азотнокислое серебро. Перевод гипотетический.

[361] В Индии встречаются весьма ядовитые колючки; упоминание колючек в числе прочих больших неприятностей и бед не должно удивлять.

[362] Предложенное разрешение дилеммы не слишком удовлетворяет, ибо по­дозрительно похоже на фатализм. Чтобы совместить всеведение и сострадание, действительно важнейшую пару понятий, коими характеризуется Будда, до­статочно было бы обладать понятием объективной неопределенности. Даже всеведущий не знает заранее, какое из нескольких объективно возможных событий осуществится. Но этого понятия у Нагасены нет.

[363] «Большая сутра об упокоении» (Д XVI.3.13). Восемь причин таковы: 1) возникает движение «великих ветров», на коих покоится вода, от этого вол­нуется вода, а от нее сотрясается земля; 2) великий йог или божество, в со­зерцании которого образ воды преобладает над образом земли, сотрясает землю; земля, далее, трясется в следующие моменты жизни будущего Будды или уже ставшего Будды: 3) когда он, покидая небеса «Довольные» (Tuṣita), нисходит во чрево своей будущей матери; 4) когда он рождается (в последний раз); 5) когда достигает просветления; 6) во время первой проповеди, т. е. «Запуска колеса Дхармы»; 7) когда Будда «отпускает от себя тело», т. е. перестает поддерживать свою жизнь и предоставляет телу стариться и идти к смерти; 8) когда Будда уходит в окончательную безостаточную нирвану.

[364] Не в срок – akāliko<kālo. Слово kālo означает в палийской литературе время не абстрактное, но качественно заполненное событиями, т. е. «пору», «срок».

[365] Осенние, зимние и муссонные – vassiko, hemantiko, pāvussako. Первое и последнее слова обычно синонимичны, перевод условный.

[366] Нагасена прав. Палийские тексты ограничиваются обычно перечисле­нием даже первых пяти рек.

[367] Вновь упомянуты далее в тексте (вопрос 73), где вкратце объяснено, чем эти личности отличались.

[368] Ссылка на сюжеты «Джатаки о Мандхатаре» (№ 258), «Джатаки о ца­ре Ними» (№ 241; см.: Повести о мудрости истинной и мнимой. Из «Книги джатак». Пер. с пали. Л., 1989), «Джатаки о Садхине» (№ 494), «Джатаки о Гуттиле» (№ 248). Вознеслись в обитель Тридцати Трех не означает, что были живыми взяты в рай. Они побывали у небожителей в гостях и вернулись на землю. Мандхатар – известный и из Махабхараты персонаж.

[369] Перечень подогнан под круглое число. Самообуздание и самоутесне­ние – yamo. niyamo. Члены перечня № 1, 2, 4, 5, 6 могли бы быть поняты как термины, но контекст нетерминологичен.

[370] Стремление к обладанию (kāmataṇhā) – стремление получать наслаж­дения от органов чувств. Стремление к бытию (bhavataṇhā) толкуется ком­ментаторами как стремление получать удовольствие от пребывания в йогическом сосредоточении.

[371] Чарияпитака 1.9.52.

[372] Перефразированная строфа Дхп 223:

«Гнев побеждай безгневием,

Неправедное – праведным,

Побеждай скупость щедростью,

Лжеца побеждай истиной».

[373] См. кн. II, гл. 4: земля покоится на воде, вода покоится на воздухе (ветрах). Именно эти ветры здесь и имеются в виду.

[374] См. кн. III, гл. 7, примеч. 25.

[375] Это можно понимать в двух смыслах – космологическом, общем для буддизма и упанишад (см.: Брихадараньяка упанишада. М., 1964, с. 102 и др.), и символическо-физиологическом. Первостихии ветра, воды и земли соотно­сятся, согласно древнеиндийской медицинской натурфилософии, с составляю­щими человеческого тела: земля – с плотными тканями, вода – с кровью, лимфой, желчью и пр., ветер – с дыханием и другими физиологическими про­цессами. Четвертая стихия – огонь – была выше (в примере с котлом) упо­мянута как действующее начало, источник энергии; в физиологии ей соответствуют внутреннее тепло, способность переваривать пищу и пр. Описание землетрясения есть символический намек на процессы, протекающие в организме боддхисаттвы в связи с его духовным ростом. Совершенство самоотречения и полный распад эгоцентризма вплоть до биологических его корней, до ин­стинктов сотрясают всю психику и весь организм. Вероятно, имеют место веге­тативная буря и подобные явления.

[376] Некоторые из названий перечня в других текстах не засвидетельствова­ны, перевод их условно-этимологический. Названия существующих минералов соседствуют в перечне с названиями сказочных самоцветов.

[377] Аргументация Нагасены логически интересна тем, что использует ка­тегорию закона, который есть «спокойное отражение действительности» (Ге­гель). Поэтому единичные факты, не подпадающие под закономерность (dharmatā), он и не объясняет. В «Большой сутре об упокоении» и других кано­нических пассажах используется при подобном перечислении как раз слово dharmatā – «закономерность».

[378] Сюжет «Джатаки о царе Шиби» (№ 499; см.: Повести).

[379] Точно в таком виде цитата не найдена. В прозаической части джатаки № 499 находим ту же мысль в иных словах: «Если повреждено место, то дивное зрение не возникает».

[380] Заклятие правдой – общераспространенное в древней Индии поверье, будто искренняя клятва чем-то, имеющим предельно важное, жизненное зна­чение для человека, производит сверхъестественное действие. По примерам «заклятия правдой», приводимым Нагасеной, можно заключить, что это своего рода ордалия в споре с судьбой.

[381] Имеются в виду сюжеты из джатак.

[382] Из «Джатаки о рыбе» (№ 75; см.: Джатаки. Из первой книги джа­так. Пер. с пали Б. Захарьина. М„ 1979).

[383] Из «Джатаки о перепеле» (№ 35).

[384] Из «Джатаки о Черном Дипаяне» (№ 444). Ссылка Нагасены создает не вполне верное представление об этой джатаке. Успешно произнести «за­клятие правдой», как видно из нее, могут не только сиддхи, т. е. носители осо­бых духовных достоинств (ср. также далее в тексте сюжет с блудницей). Укушенного коброй сына мать оживляет такою клятвой: «Поистине эта кобра мне не более ненавистна, чем отец твой, с которым я прожила столько лет!»

[385] Последние две фразы кажутся интерполяцией.

[386] Я от пристрастия и неприязни свободна – с одной стороны, это цинич­ное признание продажной женщины. Но одновременно здесь и намек на то, что Биндуматия научилась верному среднему пути избежания крайностей – действительно немалое духовное достижение.

[387] «Дивное зрение», обретаемое йогическим освоением, на самом деле не может возникнуть, если у человека нет глаз, ибо оно есть приобретенная спо­собность произвольно проецировать внутрипсихические образы на внешнее про­странство, что без сетчатки невозможно.

[388] Действие «заклятия правдой» разъяснено, по существу, как чудо, т. е. то, что происходит помимо всякой естественной причинности.

[389] Зачатие, согласно буддийским представлениям, есть соединение психи­ческого остатка прежней умершей личности с материальным носителем. Ос­таток прежней личности символизируется гандхарвой.

[390] Из «Большой сутры об истощении жажды» (М 38).

[391] «Джатака о Шьяме» (№ 540).

[392] «Джатака о мудреце-чандале» (№ 497; см.: Повести).

[393] О рождении Ришьяшринги (пали Isisiñgo) рассказано в «Джатаке о Аламбуше и Ришьяшринге» (№ 523; см.: Повести) и в «Джатаке о Налинике» (№ 526). Об этом персонаже см. также: Васильков Я. В. Земледельче­ский миф в древнеиндийском эпосе (сказание о Ришьяшринге).– Литература и культура древней и средневековой Индии. М., 1979, с. 99–134. Джатака «Санкритья» (пали Sañkicco) известна, но о подобном происхождении героя в ней не говорится.

[394] Сестрица – уставное обращение монаха к женщине.

[395] Случай описан в Винае (Сут Вибх, Ниссаггия, 4), но о рождении Кашьяпы-царевича там не упоминается. В введении к джатаке № 12 приве­дена другая версия истории его рождения. Тхера Удайин по канонической ли­тературе скандально известен множеством вызванных похотливостью про­ступков.

[396] Ил – kalalaṃ. Исходное значение этого слова – «удобренная илом мяг­кая сырая почва, пригодная для высадки рисовой рассады». Зачатие и эмбрио­нальное развитие представлялись древним индийцам подобными прорастанию и развитию семени на поле (отсюда, в частности, нередкое метафорическое обозначение женщины – матери детей как «поля»), поэтому во вторичном упо­треблении слово kalalaṃ означает слизистую матки, готовую к имплантации оплодотворенного яйца, а также и само яйцо.

[397] О подобных представлениях см.: Пропп В. Я. Мотив чудесного рожде­ния.– Пропп В. Я. Фольклор и действительность. М., 1976, с. 205–240.

[398] Соединение двух – т. е. родителей.

[399] Каушика – одно из имен Шакры, указывающее на его связь с родом мудреца Кушики. В палийской литературе такое обращение к Шакре вос­принимается как фамильярность.

[400] Соединение происходит от касания, которое должно вызвать страсть – pubbabhāgabhāvato rāgassa āmasanena sannipāto jāyati, что до конца непонят­но; возможно, что текст испорчен.

[401] Из влаги появляются на свет черви, насекомые и другие принадлежащие к «влагородящему племени». Боги и обитатели ада появляются на свет без посредства родителей, самопроизвольно, т. е. самородно, например, возни­кая в цветке лотоса и пр. Перевод слова okkanti как «зачатие» обнаруживает в этом случае свою несостоятельность; речь идет о первом Моменте слепления новой особи, о формировании пяти скандх. Однако, поскольку то, что истолко­вывается в буддизме как начало очередного существования, по-русски для реальных, а не мифологических существ не может быть названо иначе как зачатием, с этой несообразностью остается примириться.

[402] Пуща Дандака, пуща Медхья, пуща Калинга, пуща Матанга – имеются в виду сюжеты «Джатаки о Сарабханге» (№ 522) и «Джатаки о мудреце-чандале» (№ 497). Упомянуты также в М 56.

[403] В «Джатаке о Шьяме» (№ 540), «Джатаке о Панаде» (№ 358), «Джа­таке о царе Куше» (№ 531; см.: Повести).

[404] Чулл Х.1.6. Сказано в связи с данным разрешением постригать жен­щин в монахини.

[405] Д XVI.V.62.

[406] Кит – пали makaro, морское чудовище, чему в старом русском языке (но не в современном) как раз соответствует «рыба-кит».

[407] Макушка бытия – bhavaggaṃ, в космографии возвышеннейшая из не­бесных областей, соответствующая йогическому состоянию глубочайшей со­средоточенности. Учение Будды превосходит «макушку бытия» потому, что дает метод выйти навсегда за пределы мира вообще.

[408] Пятерка свойств, что должно обрести (для успеха в следовании по сте­зе) – вера, телесное здоровье, искренность, энергичность, мудрость.

[409] Три предмета: культура поведения (или нравственности) – adhisīlaṃ, культура психики (или йогическая культура) – adhicittaṃ и культура пони­мания (или мудрости) –adhipaññā.

[410] Предписания и запрещения – одно из возможных и естественных члене­ний кодекса поведения.

[411] Фраза цитируется в Маноратхапурани (Manorathapūraṇī. Vol. 1, с. 133) в связи с изложением имевшей место между монахами дискуссии о том, что же следует считать главным для сохранности Учения: «следование» ли ему, т. е. йогическую и монашескую практику, или же знание канонических тек­стов. Сторонники первого взгляда ссылались на ВМ, но победили те, кто выше ставил эрудицию.

[412] Три утраты соотносимы с упомянутыми выше тремя предметами (см. выше, примеч. 87). Утрата понимания есть потеря культуры мудрости; утра­та следования – потеря психической культуры; утрата внешней принадлежно­сти – потеря культуры поведения.

[413] На наш взгляд, различие приведенных высказываний проще объяснить как различие констатации и косвенного побуждения. Они соотносятся так же, как такие два высказывания: (1) «Смертность от инфаркта в большом городе намного выше, чем в деревне»; (2) «Если горожанин ие будет курить и будет бегать трусцой, ои скорее всего не заболеет инфарктом». Понятно, что ни­какого противоречия нет.

[414] Ногу Будде поранило во время покушения на него Девадатты (см. во­прос 26). Кровавым поносом он болел перед смертью, об этом говорится в «Большой сутре об упокоении»; последние два случая составляют один эпи­зод из Винаи (см. Max VIII.1.30 –34). Тхера-служитель – Ананда.

[415] Данный пример с подбрасываемым вверх комом земли не единичен в буддийской литературе. Ср. строфу, цитируемую Чандракирти в Прасаннападе: «Если брошен вверх ком земли, / То бросанье и есть причина; /У падения нет причины, / Помимо бросания вверх» (ММК, с. 222).

[416] С XXVI.21.

[417] По-видимому, не цитата, а утверждение, согласное с учением в целом.

[418] Утверждение о трех месяцах созерцания принадлежит послеканонической традиции. В Винае говорится лишь о четырех неделях (см. Max I). Сло­во «созерцание» переводит здесь палийское paṭisallānaṃ, а не jhānaṃ, как в прочих случаях. Paṭisallānaṃ означает созерцание или раздумье как занятие я с точки зрения внешнего наблюдения, тогда как jhānaṃ – созерцание как психический процесс и состояние для самого созерцающего, а также термин в теории созерцания. Таким образом, «три месяца созерцания» – это скорее всего срок, прошедший между достижением просветления и началом пропове­ди Учения, когда Будда пребывал еще наедине с собою.

[419] Изложение Нагасены не вполне ясно. Естественно считать, что созер­цание (и как jhānaṃ, т. е. психический процесс, и как уединенное занятие, т. е. paṭisallānaṃ) представляет собою специфическую тренировку, расширяю­щую и изменяющую функциональные возможности психики. Иногда такая тре­нировка приводит к просветлению (гарантий никто дать не может). После пере­хода на этот новый режим функционирования необходимой остается лишь поддерживающая тренировка, интенсивность которой, если судить по аналогии со спортом, в несколько раз ниже, чем интенсивность развивающей трениров­ки. Психическую форму тоже нужно поддерживать. Именно поэтому и «приле­жат татхагаты созерцанию». Такое понимание не противоречит утверждению об «отсутствии нужды в повторении свершённого», ибо воспроизведение функ­ций не есть ни кармически активный поступок, ни усилие, направленное на стирание кармы. Под «свершением» же имеются в виду как раз создающие карму поступки и их противоположности.

[420] Из «Большой сутры об упокоении» (Д XVI.3.60).

[421] Д XVI.3.63.

[422] Такое значение у слова карро действительно есть.

[423] Имеется в виду конь-сокровище, одно из семи сокровищ миродержца. Им, очевидно, символизируется солнце. Вероятна реминисценция из сутры «Великий Сударшана» (Д XVII.1.13): «Некогда, о Ананда, царь Великий Сударшана, испытывая этого драгоценного коня, сел на него поутру, проска­кал по всей земле вплоть до океанских вод, её омывающих, и вернулся в свою столицу Кушавати к завтраку».

[424] Вопрос о том, может ли обладатель сверхобычных сил (о Будде речи нет!) прожить кальпу, рассматривается в KB XI.5 и решается с точки зрения тхеравады отрицательно.

[425] А 1.18. Там же существование сравнивается далее с мочой, слюной, гноем, кровью. Самовоспроизведение организма неизбежно порождает про­дукты распада, вызывающие отвращение. Подобно этому пустое самовоспроиз­ведение психической жизни порождает существование, которое тоже должно вызывать отвращение.

[426] Проблема совместимости двух обсуждаемых высказываний вообще не возникает, если учесть последовательность их произнесения. Первое из них Будда произнес перед Анандой с намеком, что тот попросит его прожить еще кальпу. Ему требовались особые усилия (Будде было тогда 80 лет), чтобы удержать организм от одряхления и неизбежной смерти, и Будда выяснял, нужно ли это его последователям, т. е. всё ли успели они от него взять. Но Ананда не догадался и промолчал. После этого Будда, находясь в созерца­нии, «пустил свой организм на самотек» – дал ему стариться и идти к смер­ти. Вероятно, такое решение было необратимым, ибо позже Будда сообщает Ананде, что жить ему осталось только три месяца и когда Ананда пытается его отговорить, отклоняет его просьбу, замечая, что теперь поздно и надо бы­ло быть вовремя догадливым. Слово «кальпа», должно быть, в «Большой сутре об упокоении» действительно значило изначально «человеческий век» и Будда спрашивал Ананду, не прожить ли ему еще одну жизнь. Позднее кальпу пытались толковать в данном контексте как «мировой период», что приводило к нелепости. Именно так понимают её и в Катхаваттху (см. выше, при­меч. 102). Отсюда и отрицательный ответ.

Глава вторая

 

[427] Со сверхзнанием – abhiññāya. Смысл утверждения в том, что Учение (дхарма) есть овнешнение в словах и систематизация для других уже обре­тенного духовного знания.

[428] «Большая сутра об упокоении» (Д XVI.6.3). Малые и меньшие – пaли khuddakānukhuddakāni, сочинительная композита с усилительным значением, т. е. «всякие там малые, неважные». По смыслу слово не делится на части khuddako «малый» и anukhuddako «вслед-за-малый» (меньший), но толкова­тели, а за ними и Нагасена делят его и задаются вопросом, что же означают эти части порознь. Отсюда и избранный вариант перевода.

[429] Проповедь о сохранности Учения – Dhammasaṇṭhitipariyāyo. Ссылка по содержанию проповеди, а не по названию. Найти этот текст в канонической литературе не удается.

[430] «Большая сутра об упокоении» (Д XVI.2.32).

[431] Об этом рассказано в «Малой сутре о Малункье» (М 63); см. прило­жение 9.

[432] Перечень четырех видов вопросов имеется уже в А III.67.2.

[433] Перечислены пять скандх. Ответ на эти вопросы однозначен и положи­телен.

[434] Оговорка следующая: «Да, но не только образное (ощущение, распозна­вание и пр.)».

[435] Встречный вопрос, вероятно, таков: «Что имеется в виду под всем?».

[436] Обсуждение этого вопроса не добавляет решительно ничего к материа­лу Суттапитаки.

[437] Дхп 129.

[438] Это не цитата, а утверждение в духе Учения. Ср., например, Дхп 213–216.

[439] Управляющий – āṇāpako. Возможен и перевод «оповеститель, гла­шатай».

[440] Смерти… по природе присуще величие – maraṇassa eso sarasabhāvatejo, что малопонятно. Перевод сглаженный.

[441] Общераспространенное в древней Индии поверье. Ср. «Джатаку о змеи­ном яде» (№ 69; см.: Джатаки, с. 161–163).

[442] Чуть измененная цитата из Дхп 127 (там в последней строке стоит «живому от плодов злодейства»).

[443] Сутра «Драгоценность», заговор из раздела «Груда», заговор павлина, заговор «Верх знамени», заговор «Атанатия», заговор Пальцелома.– Отли­чающаяся высокими литературными достоинствами стихотворная сутра «Дра­гоценность» (Ratanasuttaṃ = Cн II.1) содержит повторяющийся призыв-пожелание: «Пусть будет благо от этой истины!» Заговор «Груда» в точности неиз­вестен. Можно предположить, что речь идет о совете, данном Буддой одному дряхлому и непрестанно мучимому старческими недугами мирянину. Тот пожаловался Будде на свое скверное самочувствие и спросил, как ему быть. Будда ответил ему: «Да, мирянин, это правда. Ты и впрямь стар, дряхл, и все у тебя болит. Если ничего в твоем возрасте не болит, то это уже такая удача, что больше и желать-то нечего. Поэтому, мирянин, научись жить так: «Тело моё мучится, а мысль (cittaṃ) моя не будет от того мучиться». Мирянин воспринял совет должным образом, и на сердце у него много полегчало. Эпизод приведен в С XXII.1.1. Заговор «Верх знамени» приведен в С XI.1.3; см. приложение 11. Заговор «Атанатия» (Aṭānaṭiya) приводится в одноименной сутре Дигханикаи (XXXII). Это звукосочетание отдает по-древнеиндийски легко распознаваемой имитацией привычного для индоарийского слуха, но все же чуждого и непонятного дравидского выговора,– тарабарщиной. Роль, ана­логичную той, какую для индоариев играли дравиды (т. е. такого чуждого народа, с которым постоянно сталкиваешься и мысль о котором сразу при­ходит в голову, когда нужно представить себе людей одновременно и чужих и известных), для русских исторически играли тюрки. Можно было бы поэто­му сделать морфологический перевод с якобы дравидского на якобы тюркский; получилось бы примерно «хурды-мурды». Заговор «Атанатия» предназначается для защиты живущих в лесу монахов от ракшасов, якшей и прочей нечисти, ибо, как объясняется в этой сутре, ракшасы и якши любят наслаждения и по­тому враждебны к буддийской проповеди, призывающей к умеренности в них. Любопытно, что уже редакторы самой канонической сутры осознавали сомнительиость заговора с последовательных буддийских позиций. Неточно будет сказать, что заговор в ней «преподает монахам» Будда, как это утверждает Милинда. Его предложил Будде бог Вайшравана: есть-де такое средство от лесных напастей; я вам его на всякий случай сообщу, а уж там поступайте, как знаете. Будда запомнил заговор и передал его монахам.

Заговор павлина приводится в «Джатаке о золотом павлине» (№ 491; см.: Повести).

Заговор Пальцелома, строго говоря, не заговор. В сутре «Пальцелом» (М 86) рассказано, что обращённый Блаженным в монахи бывший брахман-разбойник Пальцелом помог мучившейся родами женщине разрешиться от бремени, сказав ей: «Я, сестрица, с тех пор как по-арийски родился (т. е. духовно преобразился и стал монахом.– А. П.), никого намеренно не лишал жизни. Пусть от этой правды ты станешь здорова и твое дитя». Но это на­звать заговором нельзя, это настоящее «заклятие правдой», о чем речь шла выше (см. кн. III, вопрос 5). Однако приписываемые Пальцелому стихи, завершающие сутру, весьма часто применяются в быту ланкийских буддистов в качестве охранительного заговора вместе с прочими заговорами, перечис­ленными в ВМ.

[444] Вряд ли следует видеть в этом рационалистическое сведение эффектив­ности заговора к физиологическому воздействию на организм его произнесе­ния. Нагасена просто указывает, что применение заговоров, как и примене­ние лекарств, сопровождается определенными внешними проявлениями.

[445] Как укушенный змеею человек обезвреживал яд мантрой? Или как ему отсасывали кровь сверху и снизу ранки, чтобы уничтожить действие яда? – Koci ahinā daṭṭho mantapadena visaṃ pāṭiyamāno visaṃ cikkhassanto uddham adho ācamayamāno? Текст, очевидно, испорчен, без конъектур осмыслению не поддается.

[446] Перечислены мотивы из джатак. Упоминание лесного пожара подра­зумевает «Джатаку о перепеле» (№ 35), однако выше, в вопросе 5, этот же случай объяснялся как «заклятие правдой». Так же и в самой джатаке.

[447] Из «Джатаки о золотом павлине» (№ 491).

[448] Видьядхара – пали vijjādharo, один из разрядов низшей мифологии.

[449] Из «Джатаки о жене в сундуке» (№ 436; см.: Повести).

[450] Из «Джатаки об осквернителе знамени» (№ 391; см.: Повести).

[451] Препятствия-деяния и препятствия-аффекты суть, по определению Васубандху в Абхадхармакошабхашье, причины мирского кружения вообще. Неве­рие же в большей степени является специфической причиной недейственности заговора.

[452] Можно понять иначе: «когда он родится, она отмывает его от нечистой слизи и умащает благовониями».

[453] Муж – sāmi. Т. В. Рис-Дэвидс переводит «к господину», что менее от­вечает контексту.

[454] Заговоры (пали parittaṃ, сингальское pirit) играют немалую роль и в современной ритуальной буддийской практике на Ланке. См.: Краснодемская Н. Г. Традиционное мировоззрение сингалов, с. 125 и сл.; Schalk Р, Der Paritta-Dienst in Ceylon. Lund, 1972.

[455] С IV.2.8; см. приложение 13.

[456] Позднейшая благочестивая выдумка. В каноническом тексте Будда лишь с достоинством говорит Маре, что будет «питаться радостью, как сияю­щие боги».

[457] В обсуждении этой дилеммы проглядывает, как и в нескольких других вопросах кн. III, тенденция превратить Будду в объект религиозного почита­ния. Это стремление не всегда находит себе опору в переданных традицией обстоятельствах жизни Будды, что и порождает вопросы. С просвещенно-буд­дийской точки зрения обида царя за Будду («В голове у меня не укладывает­ся, чтобы Татхагате, святому… несравненному, ни равного, ни подобного себе не имеющему, низкий, мелкий, ничтожный, грешный, подлый Мара даяние по­лучить помешал») выглядит несерьезно. Нагасена мог бы, конечно, ответить словами из Мадджхиманикаи: «Появляются ли в мире просветлённые, нет ли, а все слагаемые дхармы бренны». А стало быть, разумнее устремиться к выс­шей цели и не заниматься рассуждениями, из которых никакого блага не по­следует. Однако здесь и в прочих подобных случаях Нагасена идет поневоле на компромисс, не отвергая с порога как неважные сомнения Милинды. Оче­видно, остановить религиозную тенденцию было невозможно, оставалось лишь указать религиозному отношению его место в буддизме, что и делает На­гасена.

Чисто филологически можно предложить иное разрешение дилеммы. В первом из процитированных Милиндой утверждений сказано буквально: lābhī Tathāgato cīvara-piṇḍapāta-…-parikkhārāṇaṃ. Эта синтаксическая кон­струкция по-русски невоспроизводима. Подлежащее – Татхагата, сказуемое же – именное (отглагольное прилагательное), а не глагольное: lābhī – «тот, кому свойственно получать». Таким образом, это не высказывание, обобщаю­щее все возможные обстоятельства получения даров, что было бы со сказуемым-глаголом («Татхагата всегда получает»), а высказывание о свойстве Татхагаты, присущем ему благодаря его располагающей к себе манере поведения и т. п. Но в любых обстоятельствах важны свойства всех участников события, поэтому «свойство получать дары» лишь увеличивает при прочих равных усло­виях вероятность их получения, гарантии же не дает. При таком объяснении экзегетическая проблема аналогична рассматриваемой ниже, в вопросе 18.

[458] В Винае такого высказывания нет. Речь идет скорее не о дисциплинар­ном проступке, а о неблагом деянии и его последствиях. Ср. выше, в кн. II, гл. 7.

[459] Из комментария на уставное правило Пач 61.2 3.

[460] Вероятно, смысл следующий: совершивший убийство и не знавший, что этого делать нельзя, больший грешник, чем тот, кто сделал это с сознанием дурности поступка. Но совершивший убийство без знания того, что он его совершает (не замечая этого и пр.), неповинен.

[461] «Большая сутра об упокоении» (Д XVI.2.32).

[462] Из сутры «Львиный рык. Миродержец» (Д XXVI.25).

[463] Цитата неизвестна.

[464] Ссылка на события, описанные в Винае (Чулл VII).

[465] Высказывание «У Татхагаты община расколу не подвержена» на пали звучит так: «Tathāgato abhejjapariso». Это именное предложение с приписы­ванием Татхагате некоторого свойства. Таким образом, община не может рас­колоться не вообще, а поскольку это зависит от Татхагаты. Именно эту логи­ческую тонкость использует Нагасена.

Глава третья

 

[466] Из сутры «Высшее знание» (Д XXVII.31).

[467] Если старшее в людях – дхарма, Учение, а следование дхарме дарует обретение слуха (и более высокие духовные достижения), то обретший слух должен считаться «старшим по дхарме» по сравнению с человеком-из-толпы. Почему же старший должен почитать младшего? Отсюда – вопрос царя.

[468] Перечень подогнан под круглое число. Некоторые его члены могут быть истолкованы терминологически, но не все. В целом перечень нелогичен, но от него и не требуется логики.

[469] Ступень опытности – asekhabhūmi. Это ступень, на которой более не учатся, т. е. святость.

[470] Принадлежит к лучшей из общностей. Насчитывается четыре общности: монахи, монахини, миряне, мирянки.

[471] Об этом см. вопрос 32.

[472] Цитата из неотождествляемого стихотворного текста.

[473] См. вопрос 62.

[474] О почитании монахов в буддизме ср. современные этнографические дан­ные: «Буддийский монах сам является своеобразным объектом культового по­клонения, и отношение к нему мирянина регламентируется религией… Миря­нин обязан относиться к монаху с определенным почтением и, более того, ис­полнять предписанные обрядовые акты в отношении монаха… мирянин… с осо­бой почтительностью приветствует монаха, уступает ему дорогу, место в тран­спорте… Говоря о монахах, употребляют особые, отличающиеся от общеупо­требительных слова для понятий «говорить», «ходить», «есть» и пр. Особое положение монаха в среде верующих обусловлено не только его исключитель­ной религиозно-просветительской ролью, но и той высокой степенью магико-ритуальной чистоты, которая приписывается монашескому состоянию» (Краснодембская Н. Г. Традиционное мировоззрение сингалов, с. 106).

[475] Из А VII.68. Вот эта сутра в отрывках:

«Так я слышал.

Однажды Блаженный странствовал по Кошале вместе с большою общиною монахов. И увидел Блаженный по пути, по дороге в некоем месте большой костер – горящий, палящий, полыхающий. Увидев его, он сошел с дороги и уселся под каким-то деревом на приготовленном сиденье. А усевшись, Бла­женный спросил монахов: «Видите вы, монахи, этот большой костер – горя­щий, палящий, полыхающий? » – «Да, почтенный».– «Как вы полагаете, мона­хи, что лучше: этот ли большой костер, горящий, палящий, полыхающий, об­нять и сесть с ним рядом, лечь рядом или же кшатрийскую девицу, или брах­манскую девицу, или вайшийскую девицу, мягкую, с нежными руками и но­гами, обнять и сесть с нею рядом, лечь рядом? » – «Лучше уж, почтенный, кшатрийскую девицу, или брахманскую девицу, или вайшийскую девицу, мяг­кую, с нежными руками и ногами, обнять и сесть с нею рядом, лечь рядом. Ведь больно будет, почтенный, если этот большой костер, горящий, палящий, полыхающий, обнять и сесть с ним рядом, лечь рядом».– «Возвещаю вам, монахи, объявляю вам, монахи: лучше это будет злонравному, греховному, грязному и испорченному в поведении, тайно дела устраивающему, нешраману, подделывающемуся под шрамана, не следующему брахманскому житию, подделывающемуся под брахманское житие, изнутри прогнившему, липкому, никудышному человеку, если он этот большой костер, горящий, палящий, по­лыхающий, обнимет и сядет с ним рядом, ляжет рядом. Почему это так? Потому, монахи, что он из-за этого либо умрет, либо такую боль испытает, что не лучше смерти, но все же вследствие этого он после распада тела, после смерти не попадет в дурной удел, в ад, в кромешную, в преисподнюю. Если же, о монахи, злонравный, греховный, грязный (—) никудышный человек кшатрийскую девицу (—) обнимет и сядет с нею рядом, ляжет рядом, то долго ему, о монахи, будет и плохо и тяжко, и после распада тела, после смерти он попадет в дурной удел, в ад, в кромешную, в преисподнюю далее следует еще несколько не менее решительных сопоставлений.– А. П,» . Так сказал Блаженный. И когда произносилось это разъяснение, примерно у ше­стидесяти монахов горлом пошла горячая кровь; примерно шестьдесят монахов оставили ученичество и вернулись к худшему: «Трудно, Блаженный! Слишком трудно, Блаженный! », а примерно у шестидесяти монахов мысль стала свобод­на от всякой тяги т. е. они стали святыми.– А. П.».

[476] Муравейники считались входами в подземный мир – обиталище змей.

[477] Муравьиные яйца – paṃsu. Словари такого значения слова не дают, переведено предположительно, по контексту.

[478] Гвоздичное дерево – дерево jambu (Eugenia Jambolana).

[479] Медовое дерево (madhuka) – Bassia latifolia.

[480] Бамбук цветет один раз в много лет и после этого погибает. Банан – травянистое растение, засыхающее после плодоношения. Существует поверье, что самка мула способна понести, но умирает от этого, будучи не в силах разродиться.

[481] Решая данную проблему, Нагасена счастливо избежал нелепого пре­увеличения меры человеческой ответственности. Человек ответствен за поступ­ки, т. е. действия, совершенные согласно намерению, но не за все то, что про­изошло не без его участия или просто благодаря его существованию. В про­тивном случае пришлось бы ставить в вину обладателю достоинств муки, ис­пытываемые его завистниками. Но если вспомнить, что Будде приписывается знание наклонностей живых существ, то вопрос оказывается сложнее, чем он здесь обсужден: Будда заранее знал, что такая реакция на его проповедь со стороны некоторых из слушателей возможна, и, значит, сознательно шел на риск ради принесения блага «тем, кто способен к пробуждению». Несчастья, приключающиеся иной раз с неистинно следующими Учению, с буддийской точки зрения можно приписать созреванию их прошлых дурных деяний, уско­ренному вступлением в общину.

[482] Дхп 361.

[483] Четвероякое собрание последователей – см. выше, примеч. 5.

[484] Сутра «Шайла» (Сн III.7). Шайле необходимо было удостовериться, что тело Будды имеет все 32 признака великого человека. Подобные же слу­чаи описаны и в других сутрах, например в М 91.

[485] Всякое дело откладывал – kiriyaṃ kiriyaṃ hāpeyya. По контексту мож­но понять и «всяким пустячным делом затруднялся».

[486] В Сумангалавиласини (т. 1, с. 275–276) Буддхагхоша приводит иную – сокращенную и измененную – версию данного обсуждения: «Очень трудное дело, почтенный Нагасена, сделал Блаженный».– «Какое же, госу­дарь?» – «Ученикам брахмана Брахмаю, и ученикам Уттары Баварьи, и шестнадцати брахманам, и ученикам брахмана Шайлы – ста молодым брах­манам – показал он то, чего на людях следовало стыдиться».– «Блаженный показал им не срам, он им показал отражение, государь. Он воспользовался своей сверхобычной силой, создал тень, как бы изображение того, что при­крыто было исподним, а поверх него – узлом пояса, да сверху еще и руби­щем, и его-то и показал, государь».– «Хватит и одного изображения, почтен­ный. Видно-то ведь все равно было!» – «Полно, государь! Да найдись такой человек, кому нужно было бы увидеть сердце Истинновсепросветленного, что­бы пробудиться, Татхагата и сердце бы вынул, показал бы ему!» – «Пре­красно, почтенный Нагасена».

[487] Высокородный – kulaputto. Первоначально «отпрыск (известной) семьи», «не безродный», позднее переосмысляется буддизмом как чисто духовное по­нятие («семья слушателей», «семья просветленных-для-самих-себя» и пр.).

[488] Сюжет послужил основою Ашвагхоше для его бессмертной поэмы Саундарананда. Каноническую версию см. в приложении 12.

[489] Пантхака Малый – Cullapanthako. Назван так, будучи младшим из двух братьев, родившихся в пути (pantho).

[490] История приводится в введении к «Джатаке о малом купце» (№ 4). Даем её в извлечениях: «Старший брат Пантхаки Малого принял монашество и вскоре достиг святости. Проводя время в счастливом созерцании, в счаст­ливом осуществлении арийской стези, он подумал: «Можно ведь дать, это счастье и Пантхаке Малому». Он отправился к своему деду-купцу, в доме которого жил Пантхака Малый, и сказал ему: «Господин купец! Если вы согласны, то я постригу Пантхаку-Малого».– «Постригайте, почтенный». Тхера совершил постриг юного Пантхаки Малого и наставил его в десяти основах нравственности. Но послушником Пантхака Малый оказался тупым и за че­тыре месяца не смог выучить наизусть заданную ему одну строфу – пока выучивал следующую строку, предыдущую уже забывал. Наконец, Пантхака Большой сказал ему: «Пантхака, ты для нашего учения безнадежен. Ни одной строфы за четыре месяца выучить не можешь. Где уж тебе выполнить все, что следует подвижнику! Ступай из монастыря вон»… Услышав это, Пантхака Малый подумал: «Братец мой, очевидно, махнул на меня рукой. На что мне теперь учение? Вернусь в мир, буду совершать даяния, другие благие дела». На следующий день он с утра направился в свой старый дом. А Блаженный, озирая на утренней заре мир, увидел это, опередил Пантхаку Малого и стал прохаживаться у сторожки, мимо которой тот должен был пройти. Выходя из дому, Пантхака Малый увидел Учителя, подошел к нему и поклонился. «Куда это ты в такую пору направляешься, Пантхака Малый?» – спросил Учитель.– «Брат меня выставил, почтенный. Вот я и ухожу».– «Пантхака Малый, ты принял в моём учении постриг. Что же ты не пришёл ко мне, если тебя брат выставляет? Ни к чему тебе мирская жизнь, будешь при мне». И Блаженный вместе с Пантхакой Малым пришел к своей благоуханной келье, дал ему в руки созданную сверхобычной силой чистую тряпочку и сказал: «Пантхака Малый, садись лицом на восток, три эту тряпочку и повторяй: «Прочь, пыль, прочь, пыль»… Пантхака Малый уселся и стал, глядя на солнце, потирать свой лоскут и повторять: «Прочь, пыль, прочь, пыль». Тёр он себе и тёр, и лоскут наконец испачкался. Тут он подумал: «Лоскут же был совсем чистый! Это из-за моего тела он утратил свой прежний вид и запачкался. Ах, и вправду невечны слагаемые!» Учитель заметил, что Пантхака Малый возвысился к про­зрению, и сказал ему: «Пантхака Малый, ты не этот лоскут примечай, что он испачкался и окрасился пыльцой. В самом теле есть пыль страсти и прочая пыль, вот что пусть прочь уйдет!» И он явил свой образ, показался Пантхаке, словно бы он сидел напротив него на деле Учитель тем временем ушел и на­ходился далеко.– А. П., и произнес эти строфы:

Пыль – это страстный пыл, а не пыльца.

Страсть этим словом называют.

Пыль пыла отряхнув, монахи

Поймут беспыльное ученье.

Пыль – это гневный пыл, а не пыльца.

Гнев этим словом называют.

Пыль пыла отряхнув, монахи

Поймут беспыльное ученье.

Пыль – это заблужденье, не пыльца.

Слово «пыль» значит заблужденье.

Пыль пыла отряхнув, монахи

Поймут беспыльное ученье.

К концу произнесения строф Пантхака Малый достиг святости с толкующими знаниями».

[491] Случай рассказан в комментарии на А 1.14.

[492] Пошло-обывательский взгляд на вещи, с которым вынужден считаться Нагасена, сам основан на истинном, а не на натянутом, как в вопросе царя, противоречии: можно ли почитать Будду как величайшего, несравненного и мудрейшего учителя и одновременно прилагать к нему мерки посредственно­сти. Окостенение как следствие компромиссов с убожеством не раз грозило буддизму. Последнее – яркое и плодотворное – возмущение против него мы видим в движении махасиддхов.

[493] А VII.6.5, однако это произносит сам Татхагата, а не Шарипутра.

[494] Имеется в виду первый из проступков (соитие), наказываемых изгна­нием из общины. Тхера Судинна согласился по просьбе своих родных и быв­шей жены в миру сделать её матерью, чтобы продолжить род. Заметим, что слова «никчемный человек» адресуются в Винае отнюдь не только Судинне, но входят в состав формульного порицания, произносимого при всяком дис­циплинарном нарушении.

[495] Остальное получается и не у людей – аññaṃ kayiramānaṃ aññena sambhavati, что буквально значит «иное совершаемое иным деятелем полу­чается».

[496] Ср. в «Законах Ману»: «Называющий другого кривым, хромым и иным подобным словом, даже если это соответствует действительности, дол­жен уплатить штраф по меньшей мере в каршапану» (Законы Ману. М.,1960, с. 171).

[497] Когда тело у больного раздуто – abhisanne kāye. Точный медицинский смысл неясен.

[498] Как известно, коннотации многих слов с течением времени в языке плывут. Иногда слово поднимается в своем значении, а чаще девальвируется, воспринимается всё более грубым и в конце концов даже неприличным. Ср., например, смену в русском языке слов, означающих «отхожее место». Вероят­но, и слово «никчемный» (mogho) претерпело за несколько сотен лет от Будды до времени написания кн. III ВМ похожую эволюцию, откуда и вопрос.

[499] Остролистое дерево (palāsa) – Butea frondosa.

[500] Из «Джатаки об остролистом дереве» (№ 307). Изречение бодхисаттвы, т. е. пока еще не Блаженного.

[501] Из «Джатаки о трепетном дереве» (№ 475; см.: Повести).

[502] В подлиннике другой пример. Повседневное выражение языка пали при­шлось заменить другим повседневным выражением русского языка.

[503] Поскольку тексты самих джатак не оставляют никаких сомнений в том, что же имеется в виду под «деревом» (конечно, дух), то вопрос, очевидно, был поднят только для того, чтобы порассуждать о семантике обиходного языка.

[504] Тхеры-глашатаи Учения – therā sangītakārakā. Sangīti (букв, «спевка») есть совместное произнесение сутр и других высказываний и проповедей Буд­ды, практиковавшееся в общине для того, чтобы сберечь подлинные тексты в условиях их устного бытования. Большое совместное оглашение сутр (san­gīti) произошло, согласно традиции, на первом буддийском соборе, состояв­шемся вскоре после смерти Будды.

[505] Д XVI.4.20.

[506] Д XVI.4.22.

[507] В «Большой сутре об упокоении» сказано, что приготовленную свини­ну (см. сл. примеч.) Будда попросил подать одному ему, ибо никто, кроме него, не сможет её переварить, а прочие блюда – монахам, пришедшим вме­сте с ним. Отсюда – возможность кривотолков.

[508] Блюдо из свинины – sūkaramaddavaṃ. Комментаторы расходятся в по­нимании этого слова. Некоторые считают, что это не свинина, а трюфели, что менее правдоподобно.

[509] В самой сутре об этом не сказано. Возможно, что это символическое обозначение каких-то йогических способностей, помогавших переваривать трудноусвояемую пищу.

[510] Овладения-притирки мысли к дхармам – dhammāanumajjanasamāpattiyo. Перевод неизбежно остается тёмен, поскольку мы имеем дело с профессио­нальным йогическим выражением, созданным людьми, знавшими эти «притир­ки» по своей собственной практике. Поэтому для ясного понимания того, о чем идет речь необходимо было бы это уметь. См. сл. примеч.

[511] Девять последовательных состояний-овладений в прямом и обратном порядке – четыре уровня созерцания (jhānāni) в сфере образа, затем четыре сосредоточения в «безобразной» сфере и состояние «торможения ощущений и распознавания», а затем обратно.

[512] Это утверждение согласуется с каноническими текстами.

[513] Различается три «поля» Будды: предметное (которое он может по­знать), поле его поведения и поле рождения (которое упоминается в вопро­се 52 как «десятитысячная мировая сфера»). Здесь имеется в виду последнее.

[514] «Большая сутра об упокоении» (Д XVI.5.10). Приведём более полный контекст: «Ананда спрашивает Просветлённого накануне его кончины: «Как нам поступить с мощами Татхагаты, почтенный?» – «Не путайте себя, Ананда, культом мощей Татхагаты. Вы лучше, Ананда, своею целью озаботьтесь, к сво­ей цели стремитесь, о своей цели небеспечливо, ревностно, самоотверженно пе­китесь. Есть, о Ананда, умные кшатрии, умные брахманы, умные вайшьи, исполненные приязни к Татхагате, они и займутся культом мощей Татха­гаты».

[515] Строфа в канонической литературе неизвестна и производит впечатле­ние чего-то более позднего, действительно внешнего учению самого Будды.

[516] Слагаемые – здесь все слагаемые дхармы, а не только четвертая скандха.

[517] Поставить себе памятование – имеются в виду очень важные начальные йогические упражнения, так называемые «постановки памятования». Йог ста­вит себе памятование, как пианист – руки. Упрощая, можно сказать, что смысл этих упражнений – в планомерном углублении внимания и расшире­нии области актуально осознаваемого.

[518] Печати – muddā. Возможен также перевод «счёт на пальцах».

[519] Предание (muti, санскр. smṛti) – вспомогательная литература к ведам, сборники религиозно-правовых рекомендаций и пр.

[520] Шесть вспомогательных добавлений к ведам – грамматика, просоди­ка, астрология, ритуал, фонетика, этимология. Борьба влияния планет и со­звездий лунного зодиака (uluggahayuddhaṃ) – для составления гороскопов. Раху – в индийской астрономии планета с отрицательной светимостью, кото­рою объясняются затмения. Звуки небесных барабанов – devadundubhissara. Заход звезд – okkanti, оба термина неясны. Покраснение небес в какой-то стороне света, как считалось, предвещает стихийные бедствия. Земные и воз­душные знамения – bhummantalikkhaṃ. Искусство спора – lokāyatikaṃ, здесь понято в значении, обычном для канонической литературы. Круг собак (sācakkam) – видимо, астрологический термин. Название одной из глав Самхиты Варахамихиры. Круг зверей (migacakkaṃ)–вероятно, зодиак. Внутренний круг – круг, поделенный на 32 сектора, используемый при гаданиях. Смешан­ное возникновение (missakuppādaṃ) – возможно, тоже какая-то гадательная практика или учет гадателем разных факторов (?). Птичий крик и щебет – также в практике гаданий. Ср. также кн. I, примеч. 25 и 63.

[521] Поклоняться, по крайней мере миске, стали все равно. Само слово dhātu – «мощи» кроме собственно телесных останков (sārīrikadhātu) означает также и вещи, бывшие в употреблении (pāribhogikadhātu). Множество пред­метов поклонения перечисляется в Махавамсе и Чуллавамсе. По данным по­следней, самыми знаменитыми реликвиями на Цейлоне были зуб, ключица, шейный позвонок, волос Будды, а также его миска для сбора подаяния (Чуллавамса XIV.30).

[522] Цитата неизвестна.

[523] Чулл VII.

[524] Если царь упомянул о должном внимании, то учёный индийский педан­тизм требует от Нагасены тут же перечислить и назвать тех, кто на деле не выказывает внимания, хотя никакого отношения к беседе это и не имеет.

[525] Цитата не отождествляется.

[526] Из «Джатаки о мудром Видхуре» (№ 545).

[527] Воздержание – целомудрие. Нищета (ākincaññaṃ) – во-первых, в обыч­ном смысле, но так же и третья ступень безобразного сосредоточения, когда содержанием сознания является мысль «нет ничего».

[528] То есть верны без оговорок.

[529] Варшика (vassikā) – один из видов жасмина, Jasminum sambac.

[530] В определении шрамана четырьмя свойствами довольно точно ука­зываются его общественное положение (отсутствие имущества, безбрачие) и важнейшие нормы поведения (терпение, умеренность в еде). В первом же высказывании говорится о соответствии шрамана своему понятию, предназна­чению. Нагасена использует тонкое семантическое различие этих двух опре­делений.

[531] Д 1.1.5.

[532] Сутра «Шайла» (Сн III.7).

[533] Цитата не отождествляется.

[534] Джатака № 521, строфа 19. Речь идет об управлении государством, о царской справедливости. Произносит эти слова мудрая птица, наставляю­щая царя, а вовсе не Будда, как считает Милинда.

[535] Беспристрастное – sama, букв, «ровное, гладкое».

[536] Сутра «Дхания» (Сн 1.2).

[537] Сутра «Чатумская» (М 67); см. приложение 10.

[538] Вот уж узнаете, каково без меня – etaṃ tāva jānāhi imaṃ nāmа. Вероятно, текст испорчен или приведена разговорная идиома; перевод предположительный.

[539] Это поверье вновь упоминается в кн. VI (гл. 2, 20).

Глава четвертая

 

[540] А 1.14.

[541] Маудгальяяна успешно проповедовал в одной из деревень, благодаря чему жители её обратились к Учению и перестали подавать милостыню по­движникам других толков. Обозлённые подвижники наняли бандитов, которые и расправились с тхерой. В древней Индии с присущей ей религиозной и ми­ровоззренческой терпимостью трудно сыскать прямые аналоги религиозным преследованиям, мученичеству и исповедничеству. Насильственная смерть уче­ников Будды (или буддистов более позднего времени) связывается почти всегда с происками завистников, наймом убийц и пр.

[542] Случай описывается в комментарии на «Джатаку о Сарабханге» (№ 522). В одном из прошлых существований человек, ставший потом тхерой Маудгальяяной, совершил по наущению своей злой жены страшный грех – решил отделаться от своих дряхлых и полуслепых родителей, которых ему надоело кормить. Он завез их в лес, тихонько удалился, а затем изобразил нападение разбойников и принялся избивать стариков. Родители не заметили обмана и только кричали: «Спасайся, сынок! На нас напали грабители!» Любовь и преданность стариков разбудила в злодее остатки совести. Он сде­лал вид, что разбойники удаляются, а затем пришел вновь, своим голосом успокоил и ободрил родителей и привез их домой. Именно это деяние, «тлев­шее долго, как угли под золою», помешало Маудгальяяне уйти от убийц. Шесть дней подряд они приходили к Черной скале, где упражнялся тхера, но он каждый раз улетал от них по воздуху, пользуясь своей сверхобычной силой. Но на седьмой день он не смог этого сделать. Переломав тхере все кости, разбойники ушли. Тхера йогической силой собрал свое тело, кое-как добрался до Блаженного и, получив его согласие, тотчас же упокоился в нир­ване.

[543] Капиттха – плод дерева Feronia elephantum.

[544] Уставные Начала (Pāṭimokkho, санскр. Prātimoksa) – монашеский дис­циплинарный кодекс. Оглашение его совершается по полнолуниям, новолуниям и восьмым дням молодой и старой луны, будучи частью церемоний «постного дня» (пали uposatho<санскр. upavasatha, но в северном буддизме неправиль­но восстановлено в виде upoṣadha). Живущие в одном месте монахи соби­раются; один из заслуженных монахов громко произносит статьи Устава, на­чиная с проступков, за которые полагается изгнание из общины, и кончая мелкими нарушениями. Тот из монахов, кто считает себя провинившимся, должен назваться и признаться. При всеобщем молчании считается, что ни­кто из общины данную статью не нарушил, и оглашение продолжается даль­ше. Миряне на эту церемонию не допускаются.

[545] Три основания соотносятся с «тремя сокровищами»: Буддой, дхармой, общиной.

[546] В перечне представлены этнические, религиозные и профессиональные общности, имеющие каждая свои секреты. Атоны (atoṇā) совершенно неиз­вестны, слово более нигде не встречается. Горцы, блюдущие дхарму; горцы, ,поклоняющиеся Брахме (dhammagiriyā, brahmagiriyā) – неизвестны. Манибхадра – брат Куберы, полководец якшей и покровитель путников и торгов­цев. Пурнабхадра – также видный якша, упоминается в Сканда-пуране. Счастье (Lakṣmī) – супруга Вишну; Злосчастье – Kali. О споре богинь Счастья и Злосчастья рассказывается в некоторых джатаках. Васудева позд­нее отождествляется с Вишну; гханики (ghanikā) неизвестны; люди-с-мечом-и-арканом (asipāsā) также неизвестны; не предшественники ли это тугов? Бхадра может быть названием народа или именем класса божеств.

[547] Шабары – вошедший в пословицу дикий народец на Декане.

[548] Достоинства сдержанности в поведении, самообуздания, добродетели (ācārasamyamasīlasamvaraguṇā) – здесь примерно синонимичны, хотя могут различаться в строгом систематическом изложении, как в «Пути чистоты».

[549] Здесь намеренно сокращена и изменена формулировка Пратимокши (Параджика 4), чтобы с большим основанием противопоставить два высказы­вания. Имеется в виду заведомо ложная претензия на обладание сверхобыч­ными способностями и достижениями: на умение входить в созерцание, уме­ние летать, на «обретение слуха», на безвозвратность, на святость и т. д.

[550] Пратимокша (Пач 1).

[551] Ср.: Артхашастра, III.19.

[552] Ср. в «Законах Ману»: «Тот член, каким человек низший ударит выс­шего, именно он у него должен быть отрезан – таково предписание Ману» (8.279).

[553] Проповедь, где повторяются слова «всегда так бывает» (dhammatā esā) – большая сутра «Предание» (Д XIV). Цитируемых слов в этой сутре нет, но по содержанию сутры они вполне могли бы там быть. Возможно, что Нагасену (или автора текста) подвела память. «Уготованность» означает, что будущие родители, главные ученики, служитель, будущий сын подготовили себя сами своими прошлыми деяниями к тому, чтобы стать наиболее подходящими людьми для своих будущих ролей. Главные ученики – Шарипутра и Маудгальяяна. Сын – Рахула. Служитель – тхера Ананда. Просветление уготовано бодхисаттве его деяниями на благо других в течение многих жиз­ней. Его можно считать уготованным с тех пор, как какой-либо просветлен­ный, встретив бодхисаттву, предрек ему в будущем просветление.

[554] Довольное небо (Tuṣita) – четвертый уровень небес сферы желаний, на котором пребывает всякий бодхисаттва перед последней своей земной жизнью, во время которой он станет буддой.

[555] Первые шесть из этих восьми проверок разъясняются в введении к ком­ментарию на джатаки. Проверяет время значит проверяет, каков обычный срок жизни людей, населяющих землю. Он должен быть не более 100 тысяч лет (иначе старость и смерть незаметны и проповедь не удастся) и не менее ста лет (тогда у людей слишком мощные аффекты и вразумить их невозможно). Проверяет материк – убеждается, что из четырех больших материков будущий будда может родиться лишь на материке Джамбу (на остальных материках люди недостаточно культурны). Проверяет страну – уже в пределах обшир­ного материка Джамбу выбирает «срединную страну», ограниченную с восто­ка Торжком Каджангалой, с юго-востока – рекою Салалаватией, с юга – Торжком Шветакарникой, а с севера – горою Уширадхваджей. Проверяет семью – проверяет, в каком из двух сословий, в которых могут родиться будущие просветленные, т. е. в кшатрийском или в брахманском, целесооб­разно родиться,– какое из них в большей чести. Проверяет родительницу – проверяет, присущи ли ей добродетели, необходимые матери бодхисаттвы. Осо­бо упомянуто, что она не должна быть пьяницей. (Очевидно, индийцы знали о пагубных последствиях пьянства для потомства.) Проверяет срок жизни – проверяет, сколько времени осталось жить его будущей матери, поскольку мать должна умереть на седьмой день после его рождения. Что означают про­верки месяца и отречения, неясно.

[556] Нагасена только отчасти ответил на вопрос. Можно предложить такое объяснение: «проверяет» означает здесь, что в сознание бодхисаттвы входит мысль о будущих родителях, учениках и пр., и само появление этой мысли означает, что срок близится или настал.

[557] Ср. Сут Вибх III.5.13: «Тогда же некий монах, мучимый половым воз­держанием, забрался на гору Гридхракуту и, бросившись с нее в пропасть, угодил в корзинщика и убил его. Он раскаялся… Будда сказал ему: «Про­ступка, влекущего исключение из общины, здесь нет. В пропасть, монахи, бросаться не следует. Если кто бросится – это проступок разряда «дурное дело» (dukkaṭam)».

[558] По-видимому, это не буквальная цитата.

[559] Четыре стремнины (caturoghā) – алчность, агрессивность, привержен­ность к нравам и обетам, упорство (в заблуждениях): «Вот правда (а про­чее – ложь)».

[560] Из сутры «Паясий» (Д XXIII.13).

[561] Перечень образован соединением ряда более мелких перечней, заим­ствованных из Канона. Например, опасности от воды, от водоворотов, от гавиалов и от крокодилов упомянуты в «Чатумской» сутре (приложение 10). Выделенные кавычками названия суть обозначения поистине чудовищных пы­ток и казней, которые, безусловно, не были общераспространенными, а явля­лись плодом досужей выдумки каких-то деспотов. Знание подробностей не­обходимо лишь для упражняющегося йога, который должен освежать в себе «понимание безотрадности». Мы воздержимся от описания этой поражающей воображение жестокости.

[562] Доброту, освобождающую мысль – mettāya cetovimuttiyā. Доброта ос­вобождает мысль, а не есть освобождающая мысль.

[563] Нéлюдь (amanussā) –якши, ракшасы, пишачи и пр.

[564] То есть если не добился «обретения слуха» и пр.

[565] А XI.16.

[566] Исполненного доброты – т. е. йогически развившего в себе доброту, находящегося в состоянии освоенности доброты.

[567] «Джатака о Шьяме» (№ 540).

[568] То есть в тот самый момент не был исполнен доброты.

[569] Можно понять и по-другому: «Следует на всех живых, наделенных сознанием, распространять доброту, приносящую блага».

[570] «Джатака об отрекшемся от учителя» (№ 474; см.: Повести).

[571] «Джатака о глупце» (№ 122; см.: Джатаки).

[572] «Джатака о великой обезьяне» (№ 516; см.: Повести).

[573] «Джатака о слоновьем царе» (№ 514; см.: Повести).

[574] «Джатака о куропатке» (№ 438).

[575] «Джатака о терпеливом великомученике» (№ 313; см.: Повести).

[576] «Джатака о меньшем Нандии» (№ 222).

[577] «Джатака о Пандаре» (№ 518).

[578] «Джатака о кабане Секаче» (№ 492; см.: Повести).

[579] «Джатака о царстве Чайтье» (№ 422; см.: Повести).

[580] «Джатака о Пеструне» (№ 482).

[581] «Джатака о добродетельном слоне» (№ 72; см.: Джатаки).

[582] «Джатака о воинственном шакале» (№ 241).

[583] «Джатака о перепелке» (№ 357; см.: Повести).

[584] Джатака «Спор Правды и Кривды» (№ 457; см.: Повести).

[585] «Джатака о плотниках-мореходах» (№ 466; см.: Повести).

[586] «Джатака о достоверности» (№ 1).

[587] «Джатака об олене по имени Ньягродха» (№ 12).

[588] «Джатака о неблагодарном военачальнике» (№ 445; см.: Повести).

[589] «Джатака о Кхандахале» (№ 542).

[590] «Джатака о царевиче Махападме» (№ 472; см.: Повести).

[591] «Джатака о младенце Дхармапале» (№ 358).

[592] Приводим эту притчу: (Блаженный говорит монахам:) «Представьте, монахи, что некто бросил в море ярмо с одним отверстием, восточный ветер тянет его на запад, западный ветер тянет его на восток, северный ветер тя­нет его на юг, южный ветер тянет его на север… И один раз в каждые сто лет выныривает из моря одноглазая черепаха. Скажите, просунет ли когда-нибудь эта одноглазая черепаха голову в отверстие ярма?» – «Разве что как-нибудь, когда-нибудь, почтенный, спустя очень долгое время».– «Скорее, о монахи, эта одноглазая черепаха просунет голову в отверстие ярма, чем вновь родится человеком глупец, попавший один раз в кромешную. Труднее ему это. Почему это так? Не бывает там житья по дхарме, гладкого житья, благих дел, достойных дел. Там все друг друга пожирают, а слабому – смерть» (М 129).

[593] Характерная для индийской мифологии «точность» в фантастике.

[594] Из «Джатаки о Кунале» (№ 536), строфа 19. Это не изречение Будды; ряд строф, куда входит и цитируемая строфа, вводятся в джатаке пометой: «На этот предмет (т. е. женскую порочность) есть такие высказывания».

[595] Из «Повести о большом подземном ходе» (джатака № 546; см.: По­вести).

[596] То есть греха прелюбодеяния.

[597] То есть от своей совести.

[598] То есть, вероятно, не смогла бы устранить греховность, присущую этому поступку независимо от ее отношения к нему.

[599] Точно такая формулировка не найдена, но бесстрашие святых – вещь для канонической литературы очевидная.

[600] Ссылка на описанный в Чулл VII эпизод – третье покушение Дева­датты на Будду. Зная, что в Раджагрихе есть буйный слон, топчущий людей насмерть, Девадатта подговорил корнаков пустить его по той улице, по кото­рой пойдет Блаженный. Святые сначала просили Учителя свернуть вбок и ук­лониться, но Будда успокоил их, сказав, что просветлённые насильственной смертью не умирают. После этого святые действительно отступили, и остался один Ананда, который тогда не был еще святым, но «просто» любил Блажен­ного. Он пытался заслонить собою Блаженного от разбушевавшегося слона, пока Будда не попросил его отойти и не мешать. Когда слон приблизился, Будда, как сказано в тексте, «пронзил его добротой», и животное успокои­лось, мирно подошло и дало себя погладить.

[601] Посмотрим-де, каков он на деле – paññāyissati sakena kammena. Не вполне ясное выражение. Можно перевести иначе: «Будет видно, каков он по своим деяниям». Непонятно, имеются ли в виду прошлые деяния Татха­гаты, плоды которых должны проявиться теперь, или же то, как сейчас поступит Будда. В предложенном переводе принимается второе толкование.

[602] Владыка мощи (Sahaṃpati) – старинный и уже полупонятный титул бога Брахмы.

[603] Сутра «Чатумская»; см. приложение 10.

Глава пятая

 

[604] Начало сутры «Мудрец» (Сн 1.12).

[605] Чулл VI.1. Это было сказано Буддой, когда купец Анатхапиндика со­брался подарить общине сад с монастырем.

[606] В таком виде не найдено. «Встань, не распускайся» – из Дхп 168.

[607] Из «Большой сутры об Удайине» (М 77).

[608] См. кн. II, гл. 1, примеч. 6–7.

[609] Неумеренность Девадатты в еде проявлялась двояко: во-первых, когда он вошел в доверие к царевичу Аджаташатру, ему и его окружению (бывшим с ним младшим монахам) подавали ежедневно по пятисот порций рисовой каши на молоке. Не в силах устоять перед такими почестями, Девадатта воз­гордился, что и стало началом его падения. Во-вторых, уже замыслив рас­кол общины, Девадатта предложил Блаженному ввести в общине более суровые правила, в том числе полностью отказаться от употребления мяса и ры­бы (что он затем и вменил в правило отколовшимся вместе с ним монахам). Он также еженедельно два дня голодал, полностью воздерживаясь от пищи (Чулл VII). Таким образом, Девадатта был неумерен в самом буквальном смысле слова: не знал меры и отклонялся от нее то в сторону чрезмерного едення, то чрезмерного поста.

[610] Восемь последовательных логических состояний-овладений – те же, что в кн. III, гл. 3, примеч. 46, кроме состояния «торможения ощущений и рас­познавания».

[611] Две «Джатаки о попугае» – «Большая» (№ 429) и «Малая» (№ 430).

[612] Я брахман – слово «брахман» не означает здесь принадлежности к брах­манскому сословию, можно считать его синонимом слова «святой» (arahā), как в последней главе Дхаммапады, См. вопрос 48.

[613] Точно в таком виде не найдено. Слова yācayogo sadā payatapāṇi, пере­веденные как «внемлю просителям, всегда протягиваю руку помощи», относят­ся обычно к мирянам, не к Будде. Прочие эпитеты обычны для Будды.

[614] А 1.14. Тхера Баккула принял монашество восьмидесяти лет от роду, а прожил сто двадцать.

[615] Стояние, передвижение, сидение и лежание составляют группу «четырех телесных положений». Неседальцы могут принадлежать лишь к тому психическому типу, для которого удобнее упражняться в сосредоточении стоя или прохаживаясь.

[616] Неседальцы, одноеды – соблюдающие соответствующие «чистые обеты»; см. кн. I, примеч. 93, 96, и кн. V.

[617] Перечислено пять аспектов буддизма как индивидуальной самокульту­ры. Объясняются в кн. IV.

[618] Десять сил, четыре уверенности, восемнадцать свойств просветленных, шесть необыденных (т. е. присущих только Будде) знаний – все это названия расшифровываемых отчасти в Каноне, отчасти в позднейших трактатах переч­ней, описывающих только Будду.

[619] Блаженный Возвышенно-зрящий – Anomadassī. Согласно тхеравадинской традиции, после него до исторического Будды Шакьямуни было сем­надцать будд.

[620] Расстройство жизненных ветров в животе – udaravātābādho.

[621] Блаженный Кругом-взирающий – Vipassī. После него до Просветленно­го Шакьямуни было, как считается, еще пять будд.

[622] «Цветочно-травяная» болезнь – tinapupphakarogo, не отождествляется.

[623] Чистые обеты – см. кн. V.

[624] С XLV.139.

[625] С XXII.58.

[626] С XII.65.

[627] Имеется в виду известный миф о царе-миродержце, подробно излагае­мый в сутре Д XXVI и др. Драгоценный самоцвет и прочие драгоценности царя-миродержца не наследуются, они появляются у царя лишь благодаря лич­ным его заслугам и достоинствам. Слово «делание» использовано в старом русском смысле, восходящем к передаче греч.πράξις.

[628] По-видимому, из введения к какой-то джатаке.

[629] Ваджапея (vājapeya) – одно из пышных и торжественных ведийских жертвоприношений. Совершается кшатрием, желающим верховной власти, со­провождается закланием баранов, овец, коров и коз.

[630] «Джатака о Кашьяпе-мохнатом» (№ 433; см.: Повести). Из стихо­творной, наиболее древней части джатаки остается неясным, успел ли совер­шить Кашьяпа заклание жертвенных животных. В прозаической же части рас­сказывается, что он опомнился, услышав их жалобный рев, и не обагрил своих рук кровью.

[631] Джатака № 433, строфа 2. Ответ Мохнатого Кашьяпы на просьбу со­вершить жертвоприношение.

[632] Царевна Луноликая была дочерью царя, стремившегося к верховному владычеству на материке Джамбу. Желая для этого совершить ваджапею, он хотел склонить подвижника Мохнатого Кашьяпу быть жрецом на готовя­щемся жертвоприношении, но тот наотрез отказался. Тогда царь пообещал ему в жены свою дочь. Увидев её подвижник влюбился до безумия и дал согласие.

Кровавый характер обряда ваджапея в джатаке преувеличен.

[633] Из «Джатаки о слоновьем царе» (№ 514; см.: Повести).

[634] Из сутры «Горшечник» (М 81).

[635] Ниргунда – Vitex negundo.

[636] Гончар-горшечник – ghaṭīkāro kumbhakāro. В палийских текстах грань между именами собственными и нарицательными нередко неуловима. Так и в этом случае: некоторые комментаторы и исследователи склонны понимать слово Ghaṭīkāro как имя собственное, хотя значит оно то же, и kumbhakāro – «гончар».

[637] Сутра «Горшечник» (М 81).

[638] Там же.

[639] Сдержанное отношение к чудотворству присуще раннему буддизму в це­лом. Ср. с этим некоторые мысли Великого Инквизитора у Достоевского.

[640] Цитировалось выше; см. примеч. 10.

[641] Из сутры «Шайла» (Сн III.7), также цитировалось выше.

[642] Небесное состояние – dibbavihāro. По-видимому, то же, что и brahmavihāro – четыре упражнения-освоения безграничных доброты, сострадания, сорадования и равного ко всем отношения.

[643] Нагасена дает уклончивую формулировку. Ее можно понять и как ино­сказание (успешные действия согласно методу, преподанному Татхагатой, приводят человека к избавлению от всех тягот), но можно и религиозно, буквально.

[644] Вопрос настолько очевиден, что иной цели, кроме прославления Будды, а попутно и упражнения в красноречии, изложение Нагасены и не преследует.

[645] Из сутры «Бхарадваджа-пахарь» (Сн 1.4).

[646] Это обычный порядок «подготовительной проповеди»: о достоинствах щедрости (даяния), затем о нравственности, о тщете вожделений (их в конце концов не удается полностью удовлетворить, а потому в общем итоге от них больше тягот, чем приятности) и о преимуществах отказа от них. Если по слушателям заметно, что они вняли сказанному и готовы слушать и воспри­нимать далее, то излагаются арийские истины.

[647] Палочки для игры – ghaṭikaṃ. Переведено согласно комментарию на Д I.

[648] Перечень заимствован из Д 1.1.14.

[649] Условия ариев (ariyasamayo) – условия жизни в буддийском мона­шестве.

[650] «Джатака об Аттхисене» (№ 403), но там это произносит Бодхисаттва.

[651] Предшествующее изложение перефразирует соответствующие главы Ви­ной (Чулл VIII и др.).

[652] См. кн. II, гл. 2, примеч. 1.

[653] Возможно, что имеется в виду пребывание Будды в Верандже во время засухи (эпизод Винаи), но ни о каких богах, смачивающих пищу, в канони­ческом тексте не говорится.

[654] Вызволить – samuddharaṇaya, букв, «вывести на берег покоя из болота мирского кружения».

[655] Это не буквальная цитата. Срок указан обычный для комментатор­ской литературы. Четыре несметности кальп и сто тысяч кальп составляют (4Х 10140+ 105) X 10140 лет.

[656] Об этом говорит сам Будда в сутре «Арийское искание» (М 26).

[657] Мнение о самости (sakkāyadiṭṭhi) – ориентация на (вредное, ненужное, бесполезное) понятие «я, я сам, моя самость» и в большей или меньшей степени сформированные представления о том, что такое эта «самость», т. е. бытийно-психические основания эгоцентризма. Ранняя буддийская систематика насчитывает 20 возможных типов «мнений» о «самости»: 1) образное есть самость; 2) самость образна; 3) в образном самость; 4) в самости образное и т. п. с остальными четырьмя грудами: 5) ощущение есть самость… 11) в распознавании самость… Мнения о самости отбрасываются при «обретении слуха».

[658] Замечательна чуткость Нагасены к смыслу мифа о просьбе Брахмы. Что же касается самой склонности к бездеятельности, то она достаточно по­нятна из сутры «Арийское искание» (М 26). Будда рассказывает, что к без­деятельности он склонился сначала, сразу после просветления, когда ему по­думалось: «Напрасно я все это понял, это слишком сложно, тонко, трудно усвоить, и никому из существ, склонных к удовольствиям, моей истины не понять». Бездеятельность, таким образом, была следствием общего сообра­жения: люди в общем не хотят истины. Потом же, после просьбы Брахмы, Будда оглядел мир своим оком просветленного и нашел, что все же есть кому проповедовать, мир не без умных людей, стремящихся к истине, т. е. здесь мысль стала конкретнее, опираясь на различия склонностей и способностей существ.

Глава шестая

 

[659] Из сутры «Арийское искание» (М 26). Достигнув просветления, Шакья­муни направился в Бенарес, чтобы произнести там свою первую проповедь. По дороге между древом просветления и городом Гаей ему встретился некий адживака Упака, который спросил Просветленного, кто его учитель и какому учению он привержен. Просветленный ответил ему несколькими стихами, в том числе процитированным.

[660] Из той же сутры. Бодхисаттва научился у Арады Каламы йогическому состоянию, называемому «вхождение в ничтойность», т. е. третьей ступени безобразного сосредоточения.

[661] Эти восемь брахманов упоминаются в введении к собранию джатак, однако имени Яджня там соответствует Каундинья (пали Koṇḍañño).

[662] С северной стороны – udīcya. Точнее это значит «родом из мест север­нее реки Сарасвати». Брахманы из этой местности пользовались наибольшим уважением.

[663] Из канонических текстов тхеравады неизвестен.

[664] Имеется в виду четвертая встреча бодхисаттвы Сиддхартхи, после кото­рой он окончательно решился уйти из дому в бездомность. Проезжая по парку на колеснице, Сиддхартха увидел опрятно одетого буддийского монаха. (По­нятно, что монахов тогда быть не могло. Это было знамение, посланное ему богами, чтобы побудить его к уходу из дому.) Он с удивлением спросил ко­лесничего, что означает необычный облик встреченного им человека. Так как учение просветленных прошлого давно было утрачено и монашества не су­ществовало, колесничий не мог знать, что повстречавшийся им человек – буд­дийский монах. Но, вдохновленный божеством, он ответил бодхисаттве на вопрос и одобрительно отозвался о монашестве. (По введению к комментарию на джатаки.)

[665] У Удраки, сына Рамы, бодхисаттва научился йогическому состоянию «ни-распознавания-ни-не-распознавания».

[666] А 1.15.

[667] Тридцать семь просветлительных дхарм – см. кн. II, гл. 1, примеч. 43.

[668] Три предмета – культура поведения, психики и понимания.

[669] Десятитысячная мировая сфера простирается на расстояние, в 10310 пре­восходящее то, на которое распространяется свет солнца.

[670] Из приведенных Нагасеной доводов первый не слишком убедителен, как признает он сам. Второй – социально-психологический довод, к природе будды касательства не имеющий. Третьим же доводом Нагасена, в сущности, утверждает, что будда единствен по определению понятия будды. Но это сом­нительно. На деле здесь смешиваются два понятия: будда как человек, достиг­ший окончательной духовной зрелости, «просветленный во всех дхармах», и будда как исторический деятель, основывающий учение и общину. Второй может быть только один, по понятию; первых же может быть одновременно и больше, чем признается в махаяне.

[671] Из сутры «Анализ даров» (М 142).

[672] Сама отбила, сама разорвала на куски, сама выкрасила…– Одежда мо­наха первоначально шилась из старой, ветхой ткани, потому отбила, чтобы ткань не была новой. Она делается из лоскутьев, потому разорвала на куски. Выкрасила в требуемый желтый цвет.

[673] В проповеди сравниваются два монаха: первый, чувствуя голодную сла­бость, решил тем не менее в неурочное время не есть, а другой поел (М 2).

[674] С II.3.10. В этой сутре собравшиеся вокруг Просветленного небожители произносят строфы, восхваляя каждый своего учителя.

[675] Об «одобрении» этих слов Блаженным в сутре упоминания нет. Одобре­ние обычно выражается словами: «Хорошо, хорошо! Я бы об этом тоже так сказал!»

[676] Строфа не найдена в канонической литературе.

[677] А 1.13.

[678] С XLV.24.

[679] Белый цвет одежды нередок, но, конечно, не единствен. Здесь проти­вопоставлен желтому цвету монашеского облачения.

[680] Четыре части нравственности – самоограничений согласно Пратимокше, сдерживание деятельности органов чувств, чистота в добывании средств к жиз­ни и нравственность, проявляющаяся в отношении к личным вещам.

[681] Претрудный труд – dukkharakārikā. Имеются в виду аскетические под­виги, свершавшиеся бодхисаттвой, когда он подвизался в тапасе вместе с пятью монахами (будущими слушателями первой проповеди в Бенаресе). Он упражнялся в длительных задержках дыхания и лишал себя пищи.

[682] С VI.2.5.

[683] То есть к обретению слуха.

[684] Благотворительная раздача пищи – широко распространенный обычай в древней Индии. В городах существовали для этой цели специальные на­весы.

[685] Подавленных жаждой. В переносном психологическом смысле – страст­ным влечением.

[686] Имеются в виду три сферы мирского существования.

[687] Неязвящего – nikkaṇṭako, букв, «не имеющего заноз, колючек».

[688] «Овсяная кашка» – пали karumbhakaṃ, ближе неизвестное растение.

[689] Уже цитировалось выше, см. кн. II, гл. 2.

[690] Вновь пример случайного субъективного мышления. Милинда воспри­нимает архата идеологически-ценностно, а не психологически-трезво. Он ско­рее стремится иметь почитаемый образ архата, чем знание об архате.

[691] Объяснение Нагасены впечатляюще-картинно, однако расплывчато и ос­тавляет неясным, какой же способ борьбы с болью как психологическим и фи­зиологическим явлением используется архатами. Попробуем разобраться в этом. Начнем с того, что в боли часто силен компонент страха перед тем, что она навредит, что это – предвестник еще худшего, большей боли и пр. Оче­видно, что этого компонента у архата нет. Далее, в отношении если не к боли, то к её объективному физиологическому корреляту (раздражению чувствитель­ных нервных окончаний, сигнализирующему о повреждении) можно выделить два крайних случая: 1. Способность терпеть ощущаемую боль, не подавая вида и подавляя естественные реакции – стоны, дрожь и пр. Это – проявле­ние мужества, т. е. нравственного качества, а не психической культуры, не йо­ги. Такой способ отношения к боли внушает уважение, но крайне неэффек­тивен и неудачен психологически, ибо не снимает стресса. Неправдоподобно, чтобы им пользовались архаты. 2. Боль вообще не ощущается людьми, нахо­дящимися в особом психическом состоянии, возникшем до появления боле­вого раздражителя: истериками, берсерками, раннехристианскими мучениками и исповедниками. Этот способ тоже не подходит архатам, так как опирается на использование аффекта и суженности сознания, чего у архата не может быть. На наш взгляд, правдоподобнее всего думать, что архат научается отделять в боли специфический сигнал от его оценки. Он, таким образом, знает, что есть боль, если она есть, но при этом ему не больно. Ведь оценка сиг­нала есть связывание его с образом Я, а коль скоро последнего у архата нет, то и оценка отсутствует. Остается голый факт сенсорной информации, о кото­ром архат, положим, знает, что он может свидетельствовать о нарушении це­лостности тканей, но это знание подобно знанию, например, погодных примет: красный закат предвещает ветер, а это специфическое ощущение, скажем, в су­ставе, предвещает, если не предпринимать ничего, ограничение его подвиж­ности. «Реакция на болевое раздражение как бы состоит из двух независимых компонентов – познавательного и эмоционального. Последний проявляется в форме отрицательной эмоции страдания. В некоторых случаях можно разделить эти компоненты, о чем свидетельствует, в частности, следующее наблю­дение. Существуют больные, которые испытывают очень сильные боли хронического характера, не снимаемые при помощи лекарств. В таких случаях для устранения боли иногда прибегают к хирургическому вмешательству, ко­торое заключается в перерезке нервных путей в передней части мозга (так называемая лейкотомия). В результате такой операции иногда можно наблю­дать удивительный эффект. Человек утверждает, что он по-прежнему знает, что ему больно, однако теперь это знание его не беспокоит и он не испытывает никаких страданий. Иными словами, сохраняется сенсорный (или познавательный) компонент боли, но исчезает его эмоциональный компонент» (Рейковский Я. Экспериментальная психология эмоций. М., 1979, с. 78). Та­ким образом, по нашему предположению, отношение к боли с достижением архатства меняется так же, как отношение к аффектам. Возьмем для примера аффект гордости. В абхидхарме она определяется как соответствующее дей­ствительности знание «я лучше него (в таком-то отношении)» +радостная ог­лядка на образ самого себя в связи с этим. Невозможно думать, что в архатстве исчезает первый компонент, т. е. знание, кто кого и в каком отношении лучше. Вся буддийская психическая тренировка направлена на постижение действительности, как она есть, и знание, согласно буддизму, всегда лучше незнания. Стало быть, архат продолжает знать, что он обладает лучшей па­мятью или большей физической силой, чем большинство остальных людей, но это знание его ничуть не трогает. Так же, надо думать, и с болью. Нагасена же, рисуя картину корчащегося от боли архата, который остается к этому равнодушным, взывает скорее к воображению собеседника, ибо выдержка куда в большей степени способна вызвать восхищение профана, нежели разделение двух компонентов боли, что и объяснить-то очень нелегко. Возможно, впрочем, что наше рассуждение не учитывает каких-то различий между архатами и что умение отделять боль от себя является специфическим умением, не непременно имеющимся у архата.

Под «душевной болью», как явствует из объяснений Нагасены, следует понимать именно страдания, порождаемые физической болью, но не душевные страдания сами по себе. То, что архат не может горевать, обижаться, тоско­вать и пр., разумеется само собою и не требует обсуждения. Проблема боли, подробно здесь рассмотренная, впервые появляется в Каноне: (говорит Буд­да:) «Не внявший проповеди человек-из-толпы, о монахи, и удовольствие ощущает, и боль ощущает, и не-удовольствие-и-не-боль ощущает. И внявший проповеди арийский слушатель, о монахи, тоже и удовольствие ощущает, и боль ощущает, и не-удовольствие-и-не-боль ощущает. В чем же здесь разли­чие, монахи, в чем разница, в чем несходство внявшего арийского слушателя и не внявшего проповеди человека-из-толпы? Не внявший проповеди чело­век-из-толпы, о монахи, ощущая боль, печалится, жалуется, сетует, в грудь себя бьет, в помрачение впадает. Он две боли испытывает – телесную и ду­шевную. А внявший арийский слушатель, о монахи, ощущая боль, не печалится, не жалуется, не сетует, не бьет себя в грудь, не впадает в помрачение. Он од­ну боль испытывает – телесную, но не душевную» (С XXXVI.1.6).

[692] Это не могут быть четыре проступка, за которые изгоняют из общины (т. е. соитие, кража, человекоубийство и заведомо ложная претензия на обла­дание сверхобычными способностями и на духовные достижения), поскольку в сутрах существуют примеры того, как бывшие злодеи принимали монашество и успешно достигали святости. Достаточно вспомнить о знаменитом разбойнике Пальцеломе, убившем не один десяток людей, прежде чем Просветленный укротил его. Естественно также, что до принятия монашества большинство жи­вет супружеской жизнью, и это тоже не является для мирянина никаким про­ступком. Поэтому прав, вероятно, первый сингальский переводчик «Вопро­сов Милинды» Хинатикумбуре, на которого ссылается Т. В. Рис-Дэвидс (The Questions of King Milinda. Vol. 2, c. 78): он считает, что речь идет о «пя­ти тотчас воздаваемых деяниях». Это подтверждается сутрами. Например, о царе-отцеубийце Будда однажды после проповеди замечает, что, не будь он отцеубийцей, он бы достиг постижения, выслушав только что произнесен­ную проповедь.

[693] Ср. в кн. II, гл. 7.

[694] Утверждается, что психические процессы объективны, независимы от сознания. Но можно добавить, что вся буддийская йога имеет целью распредметить их, ввести в сознание и сделать их от него зависимыми. Тем самым, конечно, снимается и сознание, становясь абсолютным знанием.

[695] Обряды постного дня (uposatho) – главные регулярные обряды буд­дийской общины, справляемые по 1, 8 15 и 23-м дням лунного месяца. В эти дни читается Пратимокша.

[696] М 142.

[697] Т. е. осязание.

[698] См. кн. II, гл. 7, примеч. 25.

Глава седьмая

 

[699] Слегка измененная цитата из A VIII.30: «Это Учение, о монахи, для того, кто непространности радуется не нарадуется» либо из М 11: «Это завершение, о монахи, для того, кто непространности радуется не нарадуется».

[700] Непространность – nippapañcaṃ. Слово papañcaṃ (в условном переводе «пространность») весьма ёмко и, в сущности, непереводимо. Оно может зна­чить «разворачивание, развитие», «проявление», «феномен», «разворачивание сущности во внешний мир», «повтор», «надувательство», «многословие, веле­речивость» и т. д. В буддийской философии его часто можно переводить как «экстенсивность», «момент экстенсивности». В цитируемом контексте также имеется в виду этот смысл: призыв к «непространности» – это призыв к ин­тенсивному личностному развитию. Царь же использует в своем вопросе (см. ниже в тексте) также и оттенок «многословие», из-за чего возникает кажу­щееся противоречие.

[701] Перечислены «девять частей» канонической литературы, согласно одной, из возможных классификаций, наряду с делением Канона на «корзины», на «связки дхарм» и на «своды». Под сутрами (suttaṃ) понимается в этой классификации вся Винаяпитака, а также все отдельные канонические произве­дения, в название которых входит слово «сутра». Песни (geyyaṃ) – смешение стихов и прозы, в особенности же первые разделы Самъюттаникаи. Разъясне­ния (veyyākaraṇaṃ) – вся абхидхарма, а также все тексты, не вошедшие в остальные рубрики. Строфы (gāthā) – Дхаммапада, Тхера- и тхеригатха, все отдельные произведения в Суттанипате, не содержащие слова «сутра» в загла­вии. Восклицания и высказывания (udānaṃ и itivuttakaṃ) совпадают с одно­именными разделами Кхуддаканикаи. Также и джатаки. Две последние «ча­сти» объясняются комментаторами путано и выделены не на очень ясных ос­нованиях. Чудесное (abbhutadhammā) – канонические произведения, связанные с чудесным и необычайным (но что это, комментаторы не поясняют). Рас­крытия (vedallaṃ) – несколько сутр, построенных в вопросно-ответной форме и входящих в Дигханикаю или Мадджхиманикаю.

[702] Один мыслительный миг составляет ничтожную долю секунды.

[703] В чьих очах много пыли – образ взят из сутры «Арийское искание» (М 26). Слово «пыль» (rajo) значит также «страсть», т. е. «пыл». Это люди с сильными аффектами.

[704] Господин – sāmiko. Вероятно, вершивший суд местный князь.

[705] Совет – parisā, санскр. pariṣad.

[706] Тхера Шарипутра традиционно считается первым буддийским филосо­фом, лучшим после самого Просветленного знатоком абхидхармы.

[707] Он достиг святости (истощения тяги) через две недели после встречи с Буддой.

[708] Несложённое (asaṃkhataṃ, санскр. asaṃskṛtam) – противоположное слагаемым (samskāra или saṃskṛta). Это дхармы невозникающие и неисчезающие, т. е. для всех буддийских школ нирвана, а для некоторых – еще про­странство и др.

[709] Проблема мирянина-архата обсуждается в KН IV. 1. Из Канона извест­но, что архатами становились не только члены общины, а и миряне или по­движники-небуддисты, услышавшие хоть краткую буддийскую проповедь. Естественно, что они как правило тотчас принимали монашество. Описано так­же несколько несчастных случаев с мирянами, только что достигшими архатства и не успевшими ещё вступить в общину. Возможно поэтому, что слишком жесткое утверждение о скорой и неотвратимой смерти мирянина-архата воз­никло из-за превратного толкования причинной связи, т. е. не «потому не при­няли монашества, что погибли», а наоборот. Кроме того, нелишне учесть, что достижение святости – чрезвычайное событие в духовной жизни человека, и он вполне может углубиться в себя, забыть об окружающем и не заметить опасности.

[710] Наставник и учитель обучают новоначалыюго монаха Уставу и сутрам. Миска и монашеское платье необходимы для церемонии пострижения (pravrajyā).

[711] Сверхобычные силы нужны, во-первых, для того, чтобы, находясь в от­далении, узнать, что такой-то человек стал святым, а кроме того, чтобы быст­ро прийти к нему (например, прилететь).

[712] Воровством (в широком смысле) можно считать нарушение некоторых монополий власти (например, на судопроизводство, некоторые виды торговли, чеканку монеты и пр.). Аналогично этому посвящение есть монополия чле­нов монашеской общины, и её нарушение есть воровство.

[713] Несообразно – visamaṃ, букв, «неровно», «неверно», «опасно».

[714] Желудочная железа – gahanī. В точности неизвестно, какой орган пи­щеварения имеется в виду. Возможно, двенадцатиперстная кишка или под­желудочная железа.

[715] Строя келью, святой может обмериться и превысить установленные размеры.

[716] Имеется в виду статья Винаи (Санг 5). Монахи не должны вольно или невольно заниматься сводничеством. Осознанно святой не станет этого делать; очевидно, подразумевается, что миряне могут обхитрить его и он невольно станет как бы сводником.

[717] Принимать пищу монахам разрешается только до полудня.

[718] Святой может не заметить, что его пригласили на трапезу, и прийти в другой дом, а это есть нарушение Устава (Пач 46).

[719] Обычно запрещается есть после главной и, как правило, единственной трапезы, но можно доедать остатки после больных монахов, которым есть не хочется (Пач 35).

[720] Аффекты – kilesā. Данное употребление этого слова необычно, ибо подразумеваются здесь не психологические свойства, а проступки.

[721] Десять неблагих путей деяния – убийство, воровство, прелюбодеяние, ложь, клевета, грубость, пустословие, жадность, злоумышление, дурные воз­зрения.

[722] Знает всё – ср. кн. III, гл. I, примеч. 32.

[723] Якши, ракшасы … сиддхи, видьядхары – перечислены классы мифоло­гических существ. Якши и ракшасы – злые духи, оборотни-людоеды, обычно лесные или водяные. Кумбханды – класс враждебных человеку демонов, под­властных Вирудхаке, богу-царю юга. Асуры и данавы – одно и то же. Это всегдашние соперники богов, подобные титанам греческой мифологии. В буд­дийской психологии асурами символизируются «демонические натуры», стре­мящиеся в борьбе к самовозвеличению. Гандхарвы – небесные музыканты богов. Глава их – Дхритараштра, «Твердо царствующий», бог-царь востока. Преты – один из шести классов живых существ (наряду с адскими обитате­лями, животными, асурами, людьми и небожителями). В психологии ими сим­волизируются натуры, непрестанно мучимые неисполнимыми желаниями. Пишачи – злые бесы, часто обитатели кладбищ и мест кремации. Киннары – полубожественные певцы и музыканты, изображаемые в виде людей с кон­скими головами; принадлежат к свите бога Куберы. Драконы (mahoragā) – слабо выделенный класс существ, близкий к нагам. Наги – змии-оборотни, об­ладающие подобным человеческому разумом. Могут принимать человеческий облик. Отличаются гневливостью, в гневе способны убить своим ядовитым дыханием. Приняв человеческое обличье, пытались иногда вступить в буддий­скую общину. В Уставе запрещено постригать и посвящать нагов. Глава их – бог-царь Вирупакша, «Лютоокий», властитель запада. Волшебные птицы (suparrṇa) – мифические птицы, подобные орлам. Часто враги драконов, которых неустанно преследуют. Сиддхи (siddha) – персонажи низшей мифологии, один из разрядов полубогов. Видьядхары. (vidyādhara)–обладатели магической силы, человекоподобные полубоги из свиты Индры (Шакры).

[724] Кудруса – малоценный злак – Paspalum framentaceum.

[725] Большие лесные деревья – vanaspati, большие деревья из верхнего яру­са тропического леса. Любопытно, что палийский язык отличает их от просто деревьев (rukkho).

[726] Нет в высшем смысле представления о существе – paramatthena sattūpaladdhi natthi = лат. personae conceptio idealiter non est.

[727] Разъясняется в вопросе 66.

[728] Нирвана. Выше слово переводилось как «покой», но здесь и далее оставлено без перевода. Мы имеем здесь начальную стадию разработки понятия нирваны.

[729] Признание «несложёнными» (asañkhataṃ) двух дхарм, а именно нирва­ны и пространства, не известно ни в одной из хинаянских школ буддизма, чью точку зрения на этот предмет мы знаем. Можно думать, что это положение школы кашьяпия.

[730] В кн. II, гл. 5, с ветром в сходном контексте сравнивалась мудрость.

[731] Срок – utu, санскр. ṛtu. Выделение огня из прочих «великих сутей» по другим школам буддизма неизвестно. Возможно, здесь мы вновь сталки­ваемся с положением школы кашьяпия.

[732] Нарада – в индуистской мифологии божественный мудрец, вестник бо­гов и покровитель музыки. Непонятно, почему текст связывает его с меди­циной. Дханвантари – врач богов. Ангираса – мудрец, которому приписывает­ся создание заговоров Атхарваведы. Капила – основатель философии санкхья, не связываемый обычно с медициной. Кандарагнишьяма (пали Kandaraggisāmo), Атула и восточный Катьяяна (пали pubba-Kaccāyano) неизвестны.

[733] Буддийский Устав основан на прецедентах.

[734] Полтораста с лишним (правил, составляющих Винаю) – фактически 175, если не считать раздела «Следует научиться», в котором изложены мелкие нарушения.

[735] Туча – в каноническом пассаже, откуда заимствованы эти слова (см. ниже, примеч. 39), стоит «пыль и сор».

[736] Раху – см. кн. I, примеч. 107.

[737] Это реминисценция из A IV.50; «У солнца и луны, о монахи, четыре за­грязнения. Загрязненные солнце и луна не светят, не сияют, не блещут. Ка­ковы они?

Облачность, о монахи, загрязнение солнца и луны; загрязненные ею, солн­це и луна не светят, не сияют, не блещут. Туман, о монахи… пыль и сор, о монахи… Раху, о монахи, загрязнение солнца и луны; загрязненные им, солнце и луна не светят, не сияют, не блещут. Таковы, о монахи, четыре за­грязнения… не сияют, не блещут. Вот так же, о монахи, у шраманов и брах­манов четыре загрязнения» (далее разъясняется, что это – пьянство, связь с женщинами, деньги и неправедный заработок).

[738] Вопросы 69 и 70 кажутся загадочными. По-видимому, им не хватает расшифровки упоминаемых метеорологических явлений как аллегории психи­ческих процессов и состояний. Для вопроса 69 возможную расшифровку дает канонический пассаж, использованный в нем. Вероятно, в вопросе 70 сиянием солнца символизируется свет мудрости, летним временем – состояние человека-из-толпы, полного аффектов, зимним временем (ср. эпитет покоя – «освежающий, прохладный») – состояние святости.

Глава восьмая

 

[739] Ссылка на сюжет «Джатаки о царе Вессантаре», последней и одной из самых известных в палийском собрании. Родившись сыном шибийского царя, бодхисаттва Вессантара с первых мгновений жизни проявлял беспримерную щедрость. По просьбе брахманов соседней страны, погибавшей от засухи, он отдал им своего приносящего счастье белого слона. Возмущенные этим, жите­ли шибийского царства потребовали от царя, отца Вессантары, чтобы он из­гнал сына за пределы царства. Царь вынужден был уступить. Вессантара с женою и двумя детьми поселился в лесу, где он однажды по просьбе брах­мана отдал ему в рабство своих детей.

[740] Дар устроением разнузданного празднества – samajjadānam. Имеются в виду оргиастические обряды (естественно, небуддийские). Дар означает здесь предоставление для таких празднеств еды и пр. Почему не следует да­вать в дар быка, неясно. Куры (точнее, петухи) и свиньи символизируют ос­новные аффекты страсти и заблуждения. Но могут иметься в виду и бойцо­вые петухи, используемые для развлечения. Не упомянуты змеи, символизи­рующие аффект враждебности,– вероятно, потому, что принесение в дар Змеи – вещь слишком необычная, чтобы нуждаться в запретах.

[741] В «Законах Ману» (XI.62) продажа детей и жены названа в числе меньших грехов, но, как известно, в чрезвычайных обстоятельствах допускают­ся некоторые нарушения обычных норм.

[742] Телом царя Вессантары, государь, многие могли воспользоваться.– Рассмотрение своего тела как открытого, доступного означает в тхераваде понимание того, что оно не застраховано от нападений, от насекомых, что после смерти его съедят черви и пр.; в махаяне же это есть готовность по­жертвовать своим телом ради чужого блага. Здесь имеется в виду последнее.

[743] Чарьяпитака 1.9.53.

[744] Дед оставался шивийским царем и, по джатаке, действительно выкупил потом детей.

[745] Пост – Uposatho; см. кн. III, гл. 6, примеч. 37. Такая кличка слона сим­волизирует благочестие его владельца, царя-миродержца.

[746] Железное дерево (nāgakesara) – Mesua roxburghii.

[747] Немалейшая – Akaniṣṭhaṃ. В буддийской космографии высочайшая из областей сферы образа.

[748] Нишка (пали nikkhaṃ) – надеваемое на шею или на грудь золотое украшение, а также название золотых монет различного достоинства.

[749] «Джатака о царе Вессантаре» (№ 547), строфа 671.

[750] Джатака о Вессантаре представляет собой один из немногих в древне­индийской литературе подлинно трагических сюжетов, ибо рисует столкновение двух великих жизненных ценностей. Эстетика трагического в дальнейшем в Индии не развилась, и Нагасена инстинктивно старается смягчить остроту конфликта, утверждая, что бодхисаттва знал заранее о благополучном исходе дела. Для европейского читателя это не может не выглядеть отсутствием худо­жественного вкуса. Из-за этого эстетически неверного хода несколько про­игрывает и нравственная сторона объяснения, хотя здесь Нагасена, несомнен­но, прав: следует в принципе считать нравственно возможным причинение дру­гому страдания ради достижения сверхличных целей. Противоположная точка зрения логически приводит к полному бездействию, которое, как легко ви­деть, оборачивается большими бедами и страданиями. Заметим, что мнение Нагасены вовсе не оказалось, как и выше (см. вопрос 20), на стороне пассив­ного «невреждения», которое нередко приписывается буддизму современным культурным сознанием европейца.

[751] Отличие в роде. Бодхисаттва в последней жизни может родиться в брахманском или в кшатрийском роду. Под временем имеется в виду, вероят­но, эпоха существования мира, в зависимости от которой меняются и обычная продолжительность жизни людей, и высота человеческого тела (мера).

[752] Имеется в виду человеческий облик, так как просветления достигают только люди.

[753] Ни нравственностью… ни восемнадцатью дхармами просветленных.– Нравственность, сосредоточение, мудрость, свобода, знание-вúдение свободы составляют так называемые «пять чистых скандх». В совокупности это органи­ческая система освоенного индивидом буддийского учения. Они соотносятся с пятью обычными скандхами (т. е. с образным, ощущением и т. д.), как бы замещая их в совершенном человеке. Прочие упомянутые в перечне дхармы относятся к теории Будды. Толкование их весьма сложно.

[754] Согласно легенде, когда бодхисаттва вернулся в свой дворец после про­гулки по парку, во время которой произошла последняя из «четырех встреч» (т. е. встреча с монахом-отшельником, окончательно побудившая царевича уйти из дому), его пытались развлечь пением, музыкой и танцами. Смотреть и слушать ему не хотелось, и он уснул. Уснули и танцовщицы и музыкантши. Внезапно проснувшись, бодхисаттва был неприятно поражен далеко не изящным видом, в каком предстали перед ним спящие женщины: у этой задралась одежда, та громко храпит, у другой изо рта тянется струйка слюны и т. Д. Царевич ощутил эфемерность красоты и удовольствий и еще больше укрепил­ся в своей решимости уйти (по введению к джатакам).

[755] Озеро Приснохладное – Anavatapta. Согласно традиционной космогра­фии буддизма, из этого озера берут начало Ганга и другие великие реки, те­кущие из него в четырех направлениях.

[756] Жерло Бездны – Pātālamukhaṃ. Бездна – населенная нагами область ниже земли людей и выше адов.

[757] Пять утех – утехи пяти чувств. См., например, ниже, в вопросе 79.

[758] Уже цитировалось выше. Из сутры «Арийское искание» (М 26).

[759] Перечисленные психологические понятия толкуются в текстах следующим образом. Злоба (возможно, злопамятство) (upanāho) – сделавшийся ус­тойчивым гнев. Пренебрежение к другим (mrakṣa) – сокрытие чужих досто­инств и нежелание их признавать. Ревнивое соперничество (pradāśa) – стремление ни в чем не допустить превосходства других над собой. Самоподача (māуā) – сокрытие своих недостатков. Плутовство (śāṭhya) – криводушие, связанное с желанием скрыть свои пороки. Заносчивость (sārambha) – грубо-высокомерное обхождение. Гордость (māna) – соответствующее действитель­ности понимание: «Я равен мне подобным и выше тех, кто мне уступает» – и связанная с этим радостная оглядка на себя. Самомнение (atimāna) – пре­увеличенное, не соответствующее действительности мнение о себе, сопровож­даемое радостной оглядкой на себя. Тщеславие (mada) – привязанность к богатству, успеху и пр. и кичение ими. Беспечность (pramāda) – беззаботное пренебрежение необходимостью развивать в себе хорошее и устранять дур­ное. Обольщение (nandī)–радостное стремление к удовольствиям.

[760] Упоминание о том, что отец бодхисаттвы сам пахал на поле, плохо согласуется с позднейшей легендой о царском происхождении бодхисаттвы и больше отвечает исторической реальности.

[761] Приведена стереотипная формула первой стадии созерцания, многократ­но встречающаяся в канонических текстах. Ответ Нагасены должен удовлет­ворить царя, поскольку именно стадии созерцания являются выражением «ис­тинного сосредоточения», т. е. составной частью арийской стези. Таким обра­зом, Нагасена утверждает, что арийская стезя, по меньшей мере отчасти, была известна бодхисаттве еще во младенчестве.

[762] См. кн; III, гл. 4, примеч. 22.

[763] Уже упоминались в вопросе 4.

[764] Восемь каршапан – ничтожная сумма.

[765] Это свидетельство крайней бедности. Обычно вчерашняя пища не ис­пользовалась.

[766] Собственно, это не имя, а данное по этому случаю прозвище: «Обла­датель одной лишь одежды».

[767] Число «восемь» считалось счастливым. Восемь в квадрате – еще более счастливое число. Дар восьмью предметами особенно почетен. Восьмикратно-восьмерной дар –принесение в дар восьми слонов, восьми коней, восьми ра­бов и пр.

[768] Речь идет о битве основателя династии Маурьев Чандрагупты Маурьи с полководцем предшествовавшей династии Нандов.

[769] Текст подлинника краток и непонятен: ekasmiṃ kira sīsakalande paripuṇṇe ekaṃ kavandharūpaṃ uṭṭhahati. Конъектуры сделаны, следуя цейлон­скому переводчику Хинатикумбуре. «Великое заклание голов» он объясняет как убийство десяти тысяч слонов, ста тысяч всадников, пяти тысяч колесни­чих воинов и миллиарда (!) пехотинцев (The Questions of King Milinda. Vol. 2, c. 147).

[770] «Белые метелки» – kumudabhaṇḍikā, неотождествляемый злак.

[771] Её уже через месяц жнут и складывают в амбар – māsalunā antogehagatā hoti. Слово māsalunā более нигде не встречается. Можно предположить здесь ошибку и читать māsalūna=māsa «месяц» + lūnā «сжатая», что и сдела­но в переводе.

[772] Блевотоеды, гладо-жаждущие и неутолимо-жаждущие (vantāsikā, khuppipāsino, nijjhāmatanhikā) – разновидности претов (терзаемых неутолимыми желаниями духов). У первых, когда они пытаются поесть, обычная пища пре­вращается в блевотину. Другие обладают громадным телом и крошечной глот­кой, через которую не может пройти еда.

[773] Живущие чужим доброхотством – paradattūpajīvino. Голод и жажду этих претов облегчают принесенные им жертвы, употребить же обычную пищу они не в состоянии.

[774] Убийца хочет ухудшить участь предков, передав им свой грех.

[775] Словом «раздавать» переведен палийский глагол āvajjati, для которо­го такое значение необычно и связано контекстом. Этот глагол, собственно, означает «направлять внимание на что-то, думать о чем-то», а в данной свя­зи – «мысленно отказываться от плодов свершенного блага в пользу других». Представление о возможности поделиться заслугами могло бы привести в ко­нечном счете к доктрине, напоминающей католическую, но этого не произошло.

[776] Знамение – nimittaṃ – букв, «примета». В значении «знамение» чаще используется сложное слово pubbanimittaṃ.

[777] Словом «сознание», переведен в этом вопросе термин cittaṃ, всюду переводимый как «мысль». Такой перевод сделал бы текст этого вопроса не­понятным.

[778] Перечислены главные причины телесных болезней.

[779] Названы известные еще из Канона «восемь мирских дхарм», которыми описывается обычная человеческая жизнь, помимо стремления к знанию и со­вершенству.

[780] Бессознательное – bhavañgaṃ. Состояние психики, не взаимодействую­щей с внешними и внутренними импульсами. Термин принадлежит только юж­ному буддизму.

[781] Логическое торможение – nirodho, называемое иначе «торможение ощущения и распознавания», психофизиологический предел сосредоточения.

[782] Уместная смерть – sāmāyikaṃ maraṇaṃ, что также значит и «обуслов­ленная». Для контекста равно важны оба оттенка. В отличие от неё «смерть в свой срок» (kāle maraṇaṃ) означает лишь смерть от старости.

[783] К числу шести сверхзнаний (сверхчеловеческих умений, но связанных с информацией, а потому знаний), обретаемых, как считалось, специальной йогической тренировкой, относились чтение чужих мыслей, хождение сквозь сте­ны, знание чужого и своего прошлого и будущего, своих прошлых жизней и т. п. Таким образом, в перечень шести сверхзнаний включаются в основном именно чудеса, и ожидать посмертных чудес от мавзолея святого, обладавшего ими, очень естественно.

[784] Как видно, миряне-буддисты придерживались в своей массе примерно таких же воззрений на святость, что и средневековые западноевропейские христиане (см.: Гуревич А. Я. Проблемы средневековой народной культуры. М., 1981, гл. 2): святой есть прежде всего чудотворец. Однако, поскольку по­нятие нирваны делает представление о посмертных чудесах слишком вздор­ным, то Нагасена вынужден лавировать: он изобретает оговорки и дистинкции, а в заключение еще и напоминает деликатно, что святость и чудотворство – вещи разные.

[785] Перечислены совершители «пяти тотчас воздаваемых деяний»; ср. кн. II, гл. 1, примеч.7.

[786] Имеется в виду не прошедший должным образом обрядов постижения и посвящения, но выдающий себя за монаха.

[787] Имеются в виду проступки раздела sanghadisesa, которые разбираются всею местной общиной монахов и влекут за собой временное исключение из общины.

[788] Гусеница – salakakimi. Точное значение слова неизвестно.

[789] Сутра «Магандия» (М 75). Сущеубийца – в сутре bhūnahū, этимологи­чески «убийца плода во чреве матери», т. е. тот, кто вызывает выкидыш, но в ВМ это редкое слово уже не понято и заменено на bhūtahacco = bhūta «су­щее, существо»+ hacco – «убийца». В сутре собеседник Будды Магандия имел в виду, что Будда в зародыше искореняет веру в самость, т. е. не порицал Будду и был прав.

[790] «Безóбразные» боги (arupakāyikā devā) – не имеющие «груды образно­го» (rūpakkhandho) имматериальные существа, состоящие из одной мысли и подобные высшим ангельским чинам в небесной иерархии псевдо-Дионисия Ареопагита.

[791] Жажда избыть – vibhavataṇhā. Филологически предпочтителен перевод «жажда мочь», но комментаторы толкуют это выражение как «жажду быть в мире безобразного», а также и как «жажду обрести нирвану». Слово «из­быть» объединяет в себе оттенки «мочь» и «перестать переживать», ср. «избыть горе» = «смочь перестать горевать».

[792] Эти трупы символизируют три основных аффекта: змеи – вражду, не­нависть; петухи – страсть; люди – заблуждение (здесь вместо более обычных свиней).

[793] Шаки – иранские племена на северо-западных границах Индии. Гре­ки – греческие колонисты, обосновавшиеся на территориях современных Сред­ней Азии и Афганистана после завоеваний Александра Македонского. Вилата (Vilāta) неизвестна, Т. В. Рис-Дэвидс переводит «Tartary». Александрия мо­жет быть одной из тех, что были основаны Александром в прилегающих к Ин­дии областях (современные города Газни, Кандахар, Ходжент и пр.). Возмож­но, однако, что это Александрия египетская, морские торговые связи с кото­рой в ту пору существовали. Никумба неизвестна. Каши – область вокруг Бенареса. Кошала – область в среднем течении Ганга со столицей в Вайшали. Гандхара – междуречье Кабула и Инда.

Книга четвертая

 

[794] О шаках, греках, Китае, Вилате, Александрии, Каши, Кошале и Ганд­харе см. кн. III, гл. 8, примеч. 55. У джайн – крупный город древней Индии, на территории современного штата Мадхья-Прадеш. Саураштра – область, прилегающая к Камбейскому заливу. Бхригукаччха – совр. Бхаруч (Бароч). Магадха – сильное древнеиндийское государство, на южной части территории современного штата Бихар. Сакета – столица государства, в средней части гангской равнины. Патхея – западные области Индии. Котумбара неизвестна. Матхура – древний город, на территории штата Уттар-Прадеш, существующий поныне.

[795] Аллегорическое сопоставление частей города с частями Учения и дхар­мами пролагает дорогу позднейшим тантрическим мандалам. Для того чтобы оно стало мандалой, необходимо было бы развить сопоставление абхидхармистски детальнее, значительно шире использовать зрительную образность, а также дать метод созерцания.

[796] Предметы (или опоры) для созерцания – ārammaṇāni.

[797] В тхеравадинской систематизации, согласно Висуддхимагге, насчитыва­ется 40 предметов созерцания, предназначенных для «культуры психики» (cittabhāvanā), а также ряд предметов для «культуры мудрости» (paññābhāvanā). Большая часть приведенного здесь перечня находит среди них свои соответст­вия. Некоторые из этих «предметов» обязательны для проработки всем за­нимающимся буддийской йогой; таковы созерцания бренности, бессамостности, бесстрастия, оставления и пр. Другие предназначены лишь для определенных психических типов людей. Так, созерцание стадий трупного разложения предписывается страстным людям, влекущимся к чувственному и к красоте; освоение доброты, сострадания, сорадования (радости от чужого счастья и успехов) полезно злобным и эгоистичным людям. Памятование с дыханием предназначено для рассеянных и путающихся людей и т. п.

[798] Перечислены пять из шести аффектов (кроме сомнения), согласно одной из существующих в абхидхарме классификаций. От сомнения, как правило, освобождаются раньше, чем приступают к психическим упражнениям, а имен­но при обретении «первого плода» – sotāpatti («прорезывание слуха к дхарме»).

[799] Тройная грязь – грязь трех главных аффектов: страсти, враждебности и заблуждения.

[800] Нравственность – sīlaṃ. Такой перевод здесь не вполне адекватен и оставлен ради единообразия. Слово sīlaṃ означает «нрав, поведение, правила и нормы поведения, обычай, нравственность». В данном контексте важнее всего оттенок «нормы поведения».

[801] Главные стороны – направления вперед, назад, направо, налево, вверх, вниз, а при ориентации по странам света – восток, юг, запад, север, зенит и надир. Промежуточные – северо-восток, северо-запад и пр.

[802] Нравственный приход к прибежищу – принятие буддизма. Пятизвенная нравственность – отказ от убийства, воровства, прелюбодеяния, лжи и пьян­ства. Восьмизвенная нравственность – соблюдение обрядов постного дня (uроsatho). Десятизвенная нравственность – первые четыре составляющие пятизвенной нравственности, отказ от злословия, грубости, пустой болтовни, алч­ности, желания другим зла и ложных воззрений. Пять разделов Пратимокши трактуют проступки различной тяжести – от самых серьезных, влекущих ис­ключение из общины, до незначительных, когда от нарушителя требуется по­просту не поступать так впредь.

[803] Дхп 54.

[804] Дхп 55.

[805] Дхп 56.

[806] Овладение (samāpatti) подчеркивает мастерство в удержании состояния. Пустота, бессвойственность и неприлагание (sunnato, animitto, appanihito) со­относятся с тем, какому из трех качеств, общих всем слагаемым дхармам (т. е. их бренности, бессамостности и тягости) уделяется преимущественное внима­ние во время йогической работы.

[807] Перечислены аффекты согласно Дхаммасангани, 1548.

[808] Из сутры «Памятование о теле» (М 119).

[809] Первые четыре вида «нравственности» (точнее, норм поведения) пред­ставляют собой принятое в комментаторской литературе аналитическое чле­нение нравственности в зависимости от объектов нравственного отношения, куда включаются, таким образом, отношения с другими людьми, со своими действиями, с впечатлениями и с вещами. Следующая далее тройка соотно­сится с большей или меньшей детализацией правил поведения. Последние два вида не являются, в сущности, видами нравственности. Они означают, что акты вступления на стезю и обретения ее плодов имеют также и нравственное зна­чение.

[810] Имеются в виду первая, вторая и третья с четвертой (они здесь не раз­личены) стадии созерцания.

[811] Термином неблагие помыслы (vitakko) обозначается вполне осознан­ное и часто оформленное внутренней речью проявление аффектов, которое поэтому легче всего устранимо. Враждебные помыслы суть ненависть и отвра­щение к другим, вредительские – прямое желание другим вреда. Страстные помыслы устраняются созерцанием стадий трупного разложения, враждеб­ные – освоением доброты, вредительские – освоением сострадания. Благие помыслы составляют второе звено восьмизвенной арийской стези.

[812] В кн. II, гл. 1, это было названо функцией памятования, а не мудрости.

[813] Железное дерево (nāgakesara) – Mesua roxburghii; пуннага – Rottleria tinctoria, или Calophollum inophyllum; салала не отождествляется; чампака – Michelia champaka (или aurantiaea, или rheede), дерево с желто-оранжевыми цветами; ютхика – Jasminum auriculatum; атимуктака – Gaertnera racemosa; патала – Bignonia suaveolens, дерево со светло-красными цветами; варшикa – Jasminum sambac; маллика – арабкий жасмин; акалу – благовонное алоэ; тагара – Tabernaemontana coronaria; талиша – Flacourta cataphracta.

[814] Знание-понимание paccavekkhanaṃ. Следующее в тексте объяснение обычно в абхидхарме.

[815] В разъяснении толкующего знания выражения дана матрица понятий, представляющая собою свернутую форму лингвистической теории.

[816] Равностность (upekkhā) – отношение, свободное от крайностей влечения и отвращения, но не впадающее и в безразличную тупость.

[817] Перечислены монахи, следующие «чистым обетам» (dhutañga). Лесовики (āraññakā) ночуют только в лесу, не в домах. Комлеседы (rukkhamūlikā) – только у комля дерева. Бездомники (abbhokāsikā) ночуют под открытым не­бом. Погостники (sosānikā) постоянно пребывают на кладбищах и местах кре­мации, занимаясь созерцанием трупов. Нележальцы (nesajjikā) спят сидя.

[818] Ничтойность – akiñcaññaṃ. В общем употреблении это «нищета», в спе­циально йогическом – название третьей стадии безобразного сосредоточения.

[819] Создание превращенных обликов – оборотничество. Умножение обли­ков – создание множества призрачных существ, копирующих своего создателя или же отличающихся от него видом. Обе способности считаются проявлением сверхобычных сил.

[820] Перечислены термины Винаи. Обязательство загладить обиду берется у монаха, оскорбившего мирянина.

[821] Искусные в обрядах – rūpadakkhā – букв, «искусники формы».

[822] Свойства – lakkhaṇaṃ. Как характеристика дхарм это слово уже встре­чалось в кн. II. Если учесть, что «свойство» дхармы поясняется нередко сло­вами, синонимичными обычному ее названию, то возможно, что слово «свой­ство» соотносится со смыслом толкуемого слова, а вся тройка «гласные, согланые и свойства» соотносима с парой «выражение и содержание».

Книга пятая

 

[823] Можно привести примеры, когда к постижению приходили десять ми­рян, двадцать, сто и тысяча. Что именно нужно тебе, чтобы я рассказал – Tiṭṭhatu mahārāja dasannam visatiyā satassa sahassassa abhisamayo. Katamena te pariyāyena anuyogaṃ dammi? Фраза довольно трудна для понимания. Пред­ложенный вариант не буквален, но возможен (tiṭṭhatu имеет всегда уступи­тельное значение) и согласуется с контекстом.

[824] См. кн. III, гл. 1, примеч. 29.

[825] Адживака – последователь древнего учения адживики, составлявшей несколько столетии определенную конкуренцию буддизму.

[826] Перечислены названия входящих в различные части Канона сутр и упо­мянуты по большей части поздние легенды, касающиеся обстоятельств их произнесения. Легенды приводятся более подробно в комментариях на четыре Никаи, на Суттанипату и джатаки.

[827] Три области – Восточная Индия, верхняя часть гангской равнины и Де­кан. Шестнадцать стран – Анга (на территории нынешней Бенгалии), Магадха, Каши (Бенарес), Кошала, Вриджи (область в средней части гангской рав­нины, населенная племенем вриджей), Малла, Чеди (в Бунделькханде), Ватса (на гангской равнине со столицей в Каушамби), Куру и Панчала (соседст­вующие одна с другой области в районе нынешнего Дели), Матсья, Шурасена, Ашмака (на берегах Годавари), Аванти (со столицей в Уджайне), Гандхара и Камбоджа (обе на северо-западных границах Индии).

[828] Восемь мирских ветров, чаще восемь мирских дхарм – прибыль и убы­ток, честь и бесчестье, хула и похвала, счастье и горе.

[829] Ванга – Бенгалия. Таккола неизвестна. Саувира – страна в низовьях Инда. Царство Чолов – Коромандельское побережье. Золотая Земля (Suvaṇṇabhūmi) – побережье Бирмы.

[830] Согласно данному колофону, выходит, что кн. V – это последняя глава кн. III, хотя между ними и вклинивается кн. IV («Вопрос о выводе»). Ср. ог­лавление в начале «Внешнего повествования».

Книга шестая

 

[831] Дошедший до нас текст шестой книги доведен до сравнения со стрелком.

[832] Нишад (nisādo) – дикий лесной охотник, неиндоарий.

[833] Столб Индры (пали indakhīlo. санскр. indrakīla) – невысокий, глубоко врытый в землю столб, к которому крепятся запираемые створки ворот. В сравнениях часто образец прочности, неподвижности.

Глава первая

 

[834] Цитата неизвестна. В подлиннике каламбур: upadhānaṃ «подушка» и padhānaṃ – «старание, усилие».

[835] ТГ 985.

[836] О повседневных утренних обязанностях монахов см.: Семена Е. С. Ис­тория буддизма на Цейлоне. М., 1969, с. 163–166.

[837] Взбодрить тело – sarīraṃ paṭijaggitvā. Возможно, что речь идет о своего рода физической зарядке.

[838] Пустая горница – suññāgāro, помещение для ногических упражнений, где нет предметов, рассеивающих внимание.

[839] Клише, не раз встречающееся в канонической литературе.

[840] Строфа неизвестна. Содержащиеся в ней сравнения расшифровывают­ся в Самъюттаникае:

С XII.63. Просветленный обращается к монахам: «Как же, монахи, следует смотреть на телесное пропитание? Представьте, монахи, что пара су­пругов пересекает пустыню, имея с собою небольшой запас еды, и с ними единственный их сыночек, любимый и милый. И вот, монахи, по пути через пустыню тот небольшой запас еды, что был у этой пары супругов, истощился и пришел к концу. И осталась у них еще часть пути через пустыню непреодоленной. И вот, монахи, этой паре супругов пришло на ум: «Тот небольшой за­пас еды, что был у нас, истощился и пришел к концу. И остается у нас еще часть пути через пустыню непреодоленной. Что, если мы единственного нашего сыночка, любимого и милого, зарежем, приготовим сушёного мяса и настой­ку из крови и будем питаться мясом нашего сына и так преодолеем остаток пути через пустыню? Не все хоть трое пропадем». И вот, монахи, эта пара супругов своего единственного сыночка, любимого и милого, зарезала, приго­товила сушеного мяса и настойку из крови и, питаясь мясом своего сына, преодолела остаток пути через пустыню. Ели они мясо своего сына и в грудь себя били: «Где ты, сыночек, где ты, сыночек наш единственный!» Как вы по­лагаете, монахи, для забавы ли они эту пищу ели? Для потехи ли они эту пищу ели? Для красоты ли они эту пищу ели? Для привлекательности ли они эту пищу ели?» – «Нет, почтенный».– «Должно быть, монахи, они ели такую пищу для того только, чтобы выбраться из пустыни?» – «Да, почтенный».– «Вот так же и вам, монахи, следует смотреть на телесное пропитание».

С XXXV. 198. 6–7. «Как же, о монахи, становится монах знающим в еде меру? Скажем, монахи, некто умащает мазью рану, чтобы срослись мышцы и чтобы она зарубцевалась. Или, скажем, монахи, некто смазывает тележную ось для того, чтобы вывезти груз. Вот так же, о монахи, и монах вдумчиво, осознанно принимает пищу».

[841] ТГ 501.

[842] С XLVII.6.

[843] Здесь и далее, где не дана отсылка, источник цитаты неизвестен.

[844] Сн 1.2.21.

[845] Клише, не раз встречающееся в канонической литературе.

[846] Список заимствован из Винаи.

[847] В канонических текстах эти строфы не встречаются. По объяснению цейлонского переводчика Хннатикумбуре, они были произнесены при следую­щих обстоятельствах: Шарипутра болел; Маудгальяяна спросил его, что ему нужно для лечения, и получил ответ. Добыв нужное с божественной помощью, он принес кушанье Шарипутре, но тот отказался его принять (The Questions of King Milinda. Vol. 2, с. 288).

[848] ТГ 577.

[849] С 1.2.8.

[850] «Джатака о мудром Видхуре» (№ 545).

[851] Памятка (uddānaṃ) – краткое оглавление, составлявшееся часто в мет­рической форме и служившее мнемоническим целям.

Глава вторая

 

[852] Д 11.42.

[853] Стремление «перевезти» всех, не только одного себя, иметь которое при­зывают здесь йога, следует считать махаянским мотивом.

[854] См. приложение 2.

[855] С LVI.7.

[856] Д XVI.2.12.

[857] Дхп 327.

[858] С LVI.7.

[859] «Большая джатака о Сутасоме» (№ 537; см.: Повести).

Глава третья

 

[860] «Джатака о Кришне» (№ 440).

[861] Слегка измененная цитата из М 62, где вместо «неблагих дхарм» гово­рится о «приятных и неприятных касаниях» (manāpāmanāpā phassā).

[862] СН 1.12.1.

[863] Дхп 31.

[864] Дхп 404 и Сн III.9.35.

[865] Тхера-ападана, 21.5–7.

[866] Дхп 28.

[867] М 62.

[868] С XVI.3.2.

[869] См. кн. I, примеч. 107.

[870] Вангиша (пали Vangīso) – монах, известный своим поэтическим даром. В ТГ приводится около ста приписываемых ему строф.

[871] Среди приписываемых Вангише в Каноне строф этой строфы нет, но его авторство вполне возможно, поскольку поэтические достоинства этих строк заметно выше среднего уровня.

[872] Четыре вызывающих расположение достоинства – щедрость, приветли­вость, служение общей пользе и беспристрастие.

[873] Дхп 350. Созерцание омерзительности – созерцание с опорой на стадии трупного разложения, см. выше, в кн. IV, в ответе на вопрос о цветочном ряде.

[874] А Х.48.

[875] Точно в таком виде не найдено. Ср. кн. II, гл. 1.

Глава четвёртая

 

[876] Цитата неизвестна. Макушка бытия (bhavagga) – см. кн. III, гл. 1, примеч. 87.

[877] Цитата неизвестна. Последние две строки часто встречаются и в дру­гих текстах.

[878] ТГ 1054–1056.

[879] ТГ 580.

[880] М 12. Цитата совершенно неуместна, поскольку в цитируемом пассаже говорится об аскетизме, которому бодхисаттва предавался до достижения просветления (о «претрудном труде»), и подражать этому отнюдь не следует.

[881] Слегка измененная строфа из ТГ 987.

[882] С III. 1.5–6. Первые четыре строки также в Дхп 361.

Глава пятая

 

[883] С XVI. 1.3.

[884] Тина и ряска – sevāla–panaka, водяные растения. Перевод условный.

[885] Из «Джатаки о казарке» (№451).

[886] Пенахика (peṇāhikā) – птица не отождествляется.

[887] С VI.2.3.4.

[888] «Малая джатака о Нараде» (№ 477).

[889] Многократно встречающееся в канонической литературе клише.

[890] Д XXX.

[891] Из «Джатаки о царе Бхаллатии и киннарах» (№ 504; см.: Повести).

[892] ТГ 982–983.

Глава шестая

 

[893] Д XVI.5.24.

[894] Дхп 32.

[895] С XIV.16.18.

[896] Один из сокращенных вариантов формулы освоения доброты. Заботят­ся о себе – естественно, что их забота о себе не должна доставлять другим несчастья.

[897] Сн II.6.10.

[898] Цитата неизвестна. Как видно, составленные в метрической форме из­речения тхер отнюдь не всегда имеют какое бы то ни было отношение к поэ­зии. Все, что есть в этой строфе, это перечень нескольких философско-йогических терминов.

[899] Уклоняться от бесполезных споров… и от тому подобного. О вечности – учение о том, что существует бессмертная душа. О гибели – учение о том, что со смертью человек без остатка погибает. Споры о тождестве или разли­чии души и тела входят в число «вопросов, оставляемых без ответа», см. кн. III, вопрос 12. Против судьбы не пойдешь – akaṭaṃ abhabbaṃ – букв, «нет везения – не получается». О том, что не человек свершает деяния (apurisakāraṃ) – вероятно, воззрения, подобные взглядам некоторых из «шести проповедников» в сутре «Плоды шраманства». Ср. кн. II, гл. 1, примеч. 8. Проблемы смерти и следующего рождения, последствий деяния и становления слагаемых были рассмотрены в кн.II.

[900] Понятие пустоты имеет важнейшее значение в махаянской философии, в тхераваде же важна прежде всего «пустота индивидуума», т. е. сводимость его к дхармам.

[901] Данная в тексте ссылка неверна, в Суттанипате цитируемых строф нет.

Глава седьмая

 

[902] Сн III.11.43.

[903] Железо – kālāyaso. Приводимые дальше сравнения настолько странны, что можно было бы предположить у слова kālāyaso иное значение или до­пустить, что текст испорчен.

[904] Переведено условно, текст частично испорчен: suthito va vahati.

[905] То есть окисляется, ржавеет (?).

[906] Сокращенные формулы памятований о Просветленном, Учении и Об­щине. Полный их текст см. в приложении 11.

[907] Последняя строка испорчена. В подлиннике: sabbato са mukhabhāvānameva so.

[908] В подлиннике натянутый каламбур, игра значениями слова mātikā – «канавка» и «перечень».

[909] Коленями не двигает, колчан ставит на бедро, чтобы он не мешал – jaṇṇū avakallaṃ karoti, sarakalāpaṃ kaṭisandhimhi ṭhapeti. Перевод предполо­жительный. Первое выражение необычно и не встречается более ни в каких текстах; точное значение его непонятно.

[910] Некоторые из перечисленных в данном перечне «упражнений» известны, но в целом такое отношение к телу в общебуддийском контексте чересчур пря­молинейно и воспринимается как крайность.

[911] Колофон ошибочен: вопрос о стрелке в данной главе идет седьмым.

Заключение

[912] Если судить по приведенному в начале книги перечню, то 38.

[913] Абзац, очевидно, добавлен редактором или переписчиком.