Красавица Мэри на сельском балу
С подругами скромно стояла в углу —
Никто не встречал здесь её до сих пор,
И слышался в зале такой разговор:

«Не Ангел ли с неба спустился сюда?
Иль Века Златого вернулась звезда?
Сиянье очей — как алмазов поток,
А губы свежи, словно майский цветок!»

И в радостном танце, стройна и нежна,
Всех светлой улыбкой пленяет она,
И чувствует Мэри, смущеньем горя:
«Любовь с Красотой нам даются не зря».

Наутро деревня, глаза протерев,
Вновь вышла плясать на лугу меж дерев,
Хотелось и Мери кружить средь подруг,
Но только её не пускают на луг, —

Гордячкой её и блудницей зовут,
Здесь ставни закроют, там двери запрут,
Всё тело сковал ей смертельный мороз,
И нет на щеках уж ни лилий, ни роз.

«Зачем я на свет родилась не такой,
Как мир, преисполненный злобы людской,
Ужели Господь дал мне эти черты —
Приманкой для зависти и клеветы?

Как Агнец, как Голубь, будь кроток и тих,
Господь наш возлюбит безропотных сих,
Но если разжёг ты завистливый взор,
То это твой собственный грех и позор.

Я спрячу от мира свою красоту,
И праздничный бал обойду за версту,
А если кому-то меня предпочтут,
Уйду, и замолкнет завистливый суд».

И Мэри, надев самый скромный наряд,
По сельской дороге пошла наугад;
«Рехнулась!» — кричит ей мальчишка-сосед,
И грязные комья летят ей вослед;

Вернулась она и, присев на кровать,
Дрожала, и слёз не могла удержать,
Дрожа, позабыла, где ночь, где рассвет —
От злобных наветов забвения нет,

От злобных наветов, язвительных фраз
Жестоких насмешек, завистливых глаз…
Лик Божий утрачен под градом камней —
Божественный Образ остался лишь в ней.

Лишь в ней ожил вновь скорбный образ Любви,
Лишь ей Он доверил печали Свои —
Лишь ей, пережившей страданье и страх,
Ушедшей за ними до времени — в прах.

Пер. Д. Смирнова-Садовского